«Три книги о тайной философии», увидевшие свет в 1533 г., не прошли бесследно. Одни отнеслись к ним с презрением. Например, Кардано, человек, занимавшийся магией с истовостью подлинного ученого. Вероятно, в большей степени потому, что труд Агриппы позволил питать какие-то надежды всевозможным гримуарам, содержавшим различные рецепты конкретных магических операций, и откровенно черным магическим сочинениям, приписываемым Моисею, Соломону, тому же Агриппе и другим известным ученым.
Однако нашлись и талантливые преемники, одним из которых явился Джордано Бруно (1548–1600). У Бруно, все сочинения которого буквально пронизаны магией, есть несколько трактатов, прямо посвященных этому искусству. Главные из них – это «О магии» и «О принципах связываний», написанные предположительно в 1590–1591 гг. Книга «О магии» основана на «Тайной философии» Агриппы и во многом повторяет ее. Однако есть в ней и существенные отличия. Магия Бруно демонична со всей откровенностью; он напрочь отказывается от всякой нерешительности и прямо стремится к контакту с демонами. Для его магии это принципиально; в ней духов никакие ангелы не контролируют.
Язык Бруно становится лихорадочным и темным, когда он излагает центральную для него тему: как воздействовать на воображение, чтобы низвести в личность демонические силы, которые раскроют все ее внутренние возможности. Именно к этому он всегда стремился, разрабатывая различные магические мнемотехники. Из заключительных страниц его трактата «О магии» становится совершенно ясно: он хотел обрести силу великого мага или религиозного вождя. Вознося таким образом человека, он, возможно, не совсем отдавал себе отчет в том, что тем самым отрицает божественную природу Христа. Ведь если человек с помощью герметических упражнений способен обрести такие силы, то почему бы не счесть, что таким же способом обрел свою силу и Христос? Как пишет Ф. А. Йейтс: «Кажется, даже Агриппа пришел бы от магии Бруно в ужас».[199]
Марсилио Фичино, возродив герметическую магию, доказывал ее совместимость с христианством и ссылался на авторитет Августина, Лактанция и даже Фомы Аквинского. Пико делла Мирандола полагал, что магия и каббала подтверждают божественность Христа. Сочинения двух этих замечательных ученых Возрождения оказались настолько убедительными, что Папа Александр VI в знак своего расположения к магии поместил в Ватикане фреску, насыщенную египетскими мотивами. Но Джордано Бруно, также постоянно добивавшийся свидания с Папой, настолько шокировал своей откровенной демоничностью церковные власти, что его решили остановить.
В 1593 г. Джордано Бруно был арестован, а в 1600 г., после долгого следствия в застенках инквизиции, сожжен на костре.
А в 1614 году вышел труд Исаака Казобона «Шестнадцать опытов о вещах священных и церковных», в котором доказывалось, что трактаты, приписываемые Гермесу Трисмегисту, появились после Рождества Христова. Датировка герметических текстов, обнародованная Казобоном и показавшая, что они были написаны никаким не древнеегипетским жрецом, а автором христианской эпохи и тем самым вовсе не являются ни предвестием христианства, ни священным древним знанием, одним ударом обрушила стройное здание ренессансного отношения к герметической философии. Это открытие лишило какой бы то ни было основы позицию ренессансного мага и ренессансной магии, укорененную в древней египетской философии. Оно не оставило камня на камне даже в немагическом направлении христианской герметики XVI в.
В результате этого открытия распался, так и не успев как следует укрепиться, не только альянс христианства и магии, но и альянс магии и науки. И в результате Наука Магов, к поименованию которой Агриппа, словно пророк, впервые употребил термин «оккультная философия», так и осталась – тайной.
Но божественный свет, пронизывающий все сущее, и во тьме светит. И тьма не объяла его.