О человеке мы судим прежде всего по его речи: кричит, грубит — злой; говорит вежливо, ласково — хочется думать, что добрый; косноязычен, «мычит», запинается — Бог обделил талантами; владеет литературным языком свободно — наверно, способный, далеко пойдет… Красноречивые, общительные люди обаятельны, а те, кто не может связать и двух слов, нам не интересны. Представьте руководителя, который вынул шпаргалку и читает по бумажке «свое выступление». Его не хотят слушать, шумят… Ему не завоевать симпатии подчиненных. А если на трибуне вдохновенный оратор, его речь не оставляет слушателей равнодушными. Они могут с ним не соглашаться, но участвовать в дискуссии хотят. А многие готовы ему не только поверить, но и пойти за ним! «Слово — дело великое, — писал Лев Толстой. — Великое потому, что словом можно соединить людей, словом можно и разъединить их, словом служить любви, словом же можно служить вражде и ненависти». Но только в том случае, — добавим мы, — если мы владеем словом. К сожалению, в наше время это удается немногим…
Почему в наши дни правильная речь стала редкостью? Почему уровень речевой культуры сейчас постоянно снижается, как, впрочем, и уровень общей культуры? Неужели русский язык — такой великий и могучий — оскудеет, и мы будем довольствоваться жалким набором слов из лексикона Эллочки-«Людоедки», высмеянной Ильфом и Петровым?
Все эти вопросы не могут не волновать каждого, кто думает о будущем России и хочет жить в богатой, процветающей стране. И самое время, говоря о возрождении духовности нашего общества, подумать о русском языке, постараться защитить его. «Язык колеблется от величественного шествия писателей», — утверждал Гете. Но если бы только писатели определяли в нашу эпоху развитие русского литературного языка! Когда происходит ломка общественных структур, правосознания, культуры, интеллектуальной и духовной жизни общества, язык оказывается в эпицентре всех этих потрясений. Как же ему не «колебаться», как сохранить первозданную чистоту литературных норм? Да еще при нынешней вседозволенности средств массовой информации, когда газеты, радио, телевидение обрушивают на нас все новации, ставшие модными в устах удачливых дельцов и политиков? Трудно устоять против речевых штампов! Кому удается не повторять слова, «зашлепанные многими губами»?
И все же подумаем о хорошей речи. Она всегда, во все эпохи, была и будет отражением духовной жизни народа. Родной язык открывает нам мудрость наших далеких предков и дает возможность обращаться к будущим поколениям. Наши правнуки будут судить о современной нам жизни по ее описаниям. Как же донести до них дух и реалии нашего времени? Каким должен быть язык, чтобы наши мысли, наши чувства были восприняты правильно и затронули сердца тех, кто придет в грядущую жизнь через столетия?
В русском языке достаточно красок, чтобы изобразить любую картину; его огромный словарный запас позволяет передать сложную мысль. Нам остается только сохранить это богатство, научиться пользоваться им. И, пожалуй, каждый, кто взял в руки эту книгу, может признать, что его речь была бы богаче и ярче, если бы он больше внимания обращал на стиль, выбор слов, построение фразы. Н.М. Карамзин, много сделавший для развития и обогащения русского языка, писал: «Вольтер сказал, что в шесть лет можно выучиться всем главным языкам, но всю жизнь надобно учиться своему природному. Нам, русским, еще более труда, нежели другим».
Книга адресована всем, кто стремится повысить свою речевую культуру, овладеть искусством публичного выступления, развить стилистическое чутье. Учиться правильной литературной речи, бережному отношению к языку нужно у наших любимых писателей. Их работа со словом заслуживает пристального внимания. Литературное произношение и ударение точный выбор слова и его формы, построение словосочетаний, объединение их в предложения — все это анализируется в книге и иллюстрируется классическими примерами. При этом большое внимание уделяется предупреждению распространенных речевых ошибок.
Предлагаемая книга была последней из работ по культуре речи профессора Дитмара Эльяшевича Розенталя, написанных в соавторстве с профессором Ириной Борисовной Голуб. Это своеобразное завещание ушедшего от нас замечательного ученого-лингвиста, обращенное к грядущим поколениям, которым достается в наследие великий русский язык.
… Эта книжка небольшая томов премногих тяжелей.
Всякая речь имеет определенное содержание, так как нет слов, лишенных значения. Однако информативная насыщенность нашей речи может быть разной: одни высказывания значительны, другие никакого интереса не представляют. Например, если вы спешите в магазин, чтобы купить молоко, вас не оставит равнодушным сообщение: Молоко еще не привезли. Но вряд ли кого в этой ситуации заинтересует такое высказывание: Потребление молока является хорошей традицией, молоком питаются не только дети, потребность в молоке, привычка к молоку сохраняется до глубокой старости. Плохая ли это привычка? Надо ли от нее отказываться? — Нет! Подобная тирада, естественно, может вызвать лишь раздражение, так как никакой информации не несет. Навязчивое объяснение всем известных истин лишает речь ее главного назначения — быть средством общения, передавать нужную информацию.
Содержательность речи зависит от многих условий, которые влекут за собой многообразие форм подачи материала. Так, в газете представлены жанры с минимальной информативностью. Например, хроникальная заметка содержит ответы на три вопроса: что, где, когда. Приведем такой текст:
20 миллиардов рублей финансовой помощи получат до конца октября от столичного правительства высшие учебные заведения Москвы. Как сообщили Интерфаксу в мэрии, средства будут предоставлены из резервного фонда, предусмотренного в городском бюджете на 1996 год. Эти деньги частично будут использованы для выплаты надбавок к зарплате, оказания материальной помощи работникам вузов.
(Интерфакс)
В более распространенной заметке читатель находит ответы на большее число вопросов: Кто? Что? Где? Когда? Почему? Зачем? Например:
Джанни Версаче: мой кумир — Женщина
В мире моды, искусства, бизнеса феномен Джанни Версаче считается неразгаданной тайной двух последних десятилетий XX века.
— Почему «тайна»? — улыбается Джанни Версаче. — У меня нет никаких секретов. В декабре отмечу 50-летие, только что в Нью-Йорке отпраздновал двадцатилетие карьеры кутюрье.
Годовой оборот фирмы Джанни Версаче (работает вместе с братом Санто и сестрой Донателлой) сегодня Составляет около 3 триллионов лир.
— Какие качества вы считаете главными для кутюрье?
— Трудолюбие, фантазия, терпение, широта души.
Я родился в Калабрии, — рассказывает Версаче, — в самой бедной части Италии, неподалеку от Мессинского пролива. Всем, что сегодня имеет наша семья, мы обязаны маме. Она была портной, и я с двенадцати лет работал у нее подмастерьем. Ее первая заповедь: научись трудиться от зари до зари, не принимай никаких подарков, только справедливую плату за труд.
— Кто ваш кумир? Есть ли у вас свой образ женщины, для которой бы всегда шили платье?
— Это — Ее Величество Женщина в целом.
— Каково отношение Версаче к российскому рынку?
— Очень перспективное, — отмечает Джанни. — Я уже на этом рынке. Знаю, сколько платят новые русские за мои костюмы, сумки, очки. Интересно, сколько будут платить за те же товары китайцы?
(«Известия»)
Приведенные выше примеры лаконичного стиля характерны для определенных жанров, и не следует думать, что лаконичность — неотъемлемая черта любого текста. Но можно смело утверждать, что многословие — недостаток речи независимо от стиля и жанра.
Многословие, или речевая избыточность, может проявиться в употреблении лишних слов даже в короткой фразе. Например: Налицо незаконное растаскивание государственного имущества (может ли растаскивание быть законным?). Перед своей смертью он долго болел (с чужой смертью его болезнь никак не связана). Обмен имеющимся опытом (если опыта нет, то нечем и обмениваться). Было установлено, что существующие налоги занижены (несуществующие налоги не могут быть ни завышены, ни занижены).
Лишние слова в устной и письменной речи свидетельствуют не только о стилистической небрежности, они указывают также на нечеткость, неопределенность представлений автора о предмете речи, нередко снижают информированность, затемняя главную мысль высказывания.
Французский ученый философ и писатель Б. Паскаль заметил: «Я пишу длинно, потому что у меня нет времени написать коротко». В этом парадоксальном заявлении глубокий смысл, потому что небрежность и беспомощность автора обычно приводят к многословию, а краткость и ясность формулировок достигаются в результате напряженной работы со словом. Лаконизм, как и точность словоупотребления, дается нелегко: трудно найти самые точные слова и расставить их так, чтобы сказано было много. Но необходимо добиваться, чтобы «словам было тесно, а мыслям — просторно». «Краткость — сестра таланта», — утверждал А. П. Чехов. Все это следует помнить тому, кто хочет совершенствовать свой слог.
Многословие часто граничит с пустословием. Например: Наш командир еще за 25 минут до своей смерти был жив. Это фраза из песни, сочиненной солдатами французского маршала маркиза Ля Палиса, погибшего в 1525 г. От его имени образован и термин «ляпалиссиада», который определяет подобные высказывания. Они характеризуются не только комической нелепостью и выражением самоочевидной истины, но и присущим им многословием. Ср.: Он скончался в среду, проживи он еще один день, то умер бы в четверг. О творцах подобных истин Пушкин писал: «Наши критики говорят обыкновенно: это хорошо, потому что прекрасно; а это дурно, потому что скверно».
Ляпалиссиады обыгрывают писатели. Так, персонаж А. Чехова заявляет: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!»
Однако порой и мы невольно произносим подобные сакраментальные фразы. На заседании редколлегии вдруг прозвучит: Поскольку ответственный редактор сборника умер, необходимо ввести в состав редколлегии нового редактора и з ныне живущих. Или в протоколе сотрудник милиции запишет: Мертвый труп лежал без движения и не проявлял признаков жизни. А иногда и спортивный комментатор сообщит: Спортсмены прибыли на международные соревнования для того, чтобы принять участие в соревнованиях, в которых будут участвовать не только наши, но и зарубежные спортсмены.
Многословие может принимать форму плеоназма. Плеоназмом (от греч. плеоназмос — излишество) называется употребление в речи близких по смыслу и потому лишних слов (главная суть, повседневная обыденность, бесполезно пропадает, предчувствовать заранее, ценные сокровища, темный мрак и т. п.). Часто плеоназмы появляются при соединении синонимов: расцеловал и облобызал, мужественный и смелый; только лишь.
Еще А. Пушкин, считая краткость одним из достоинств произведения, упрекал П. Вяземского в письме к нему за то, что в его сказке «Черта местности» речь одного из героев «растянута», а фраза «Еще мучительней вдвойне» — едва ли не плеоназм.
Плеоназмы обычно возникают вследствие стилистической небрежности автора. Например: Местные работники леса не ограничиваются только охраной тайги, но и не допускают также, чтобы напрасно пропадали богатейшие дары природы. Выделенные разрядкой слова без ущерба можно исключить.
Однако следует отличать такое проявление речевой избыточности от мнимого плеоназма, к которому писатели обращаются сознательно как к средству усиления выразительности речи. Например, у Ф. Тютчева:
Небесный свод, горящий славой звездной.
Таинственно глядит из глубины,
И мы плывем пылающею бездной
Со всех сторон окружены!
В этом случае плеоназм — стилистический прием художественной речи. В устном народном творчестве традиционно использовались плеонастические сочетания: грусть-тоска, море-окиян, путь-дороженька и подобные, которые здесь вполне уместны.
Разновидностью плеоназма является тавтология (от греч. тауто — то же самое и логос — слово) — повторное обозначение другими словами уже названного понятия (умножить во много раз, спросить вопрос, возобновить вновь, необычный феномен, движущий лейтмотив). Тавтология может возникать при повторении однокоренных слов (рассказывать рассказ), а также при соединении иноязычного и русского слов, дублирующих друг друга (памятные сувениры, впервые дебютировал), так называемая скрытая тавтология.
Столкновение однокоренных слов, создающее тавтологию, крайне нежелательно, особенно, в таких предложениях: Он рассказал журналистам о достижениях, которых достигла его страна; Граждане пешеходы! Переходите улицу только по пешеходным переходам!
Однако употребление однокоренных слов в одном словосочетании, предложении стилистически оправдано в том случае, если они являются единственными носителями соответствующих значений и их не удается заменить синонимами. Как избежать повторения однокоренных слов, когда надо сказать: На кустах расцвели белые цветы; Книга отредактирована главным редактором; Мать варит варенье; Накрой ведро крышкой.
В языке немало тавтологических сочетаний, употребление которых неизбежно: словарь иностранных слов, постелить постель, закрыть крышкой, следственные органы расследовали и т. п.
Тавтология, возникающая при сочетании слов, которые совпадают по значению, обычно свидетельствует о том, что говорящий не понимает точного смысла заимствованного слова. Так появляются сочетания: юный вундеркинд, мизерные мелочи, внутренний интерьер, ведущий лидер, интервал перерыва и т. п.
Тавтологические сочетания иногда переходят в разряд допустимых и закрепляются в речи, что связано с изменением значений слов. Примером утраты тавтологичности может быть сочетание период времени. В прошлом лингвисты считали это выражение тавтологическим, так как греческое по происхождению слово период значит время. Однако слово период постепенно приобрело значение промежуток времени, и поэтому выражение период времени стало возможным. Закрепились в речи также сочетания монументальный памятник, реальная действительность, экспонаты выставки, букинистическая книга и некоторые другие, потому что в них определения перестали быть простым повторением основного признака, уже заключенного в определяемом слове.
Тавтология, как и плеоназм, может быть стилистическим приемом, усиливающим действенность речи. В разговорной речи используются такие выразительные тавтологические сочетания, как сослужить службу, всякая всячина, горе горькое, есть поедом, видать виды, ходить ходуном, сиднем сидеть, набит битком, пропадать пропадом.
В художественной речи, преимущественно в поэтической, встречаются тавтологические сочетания нескольких типов: сочетания с тавтологическим эпитетом (Я новь не старою была, а новой новью и победной. — Б.Слуцкий), с тавтологическим творительным падежом (Я вдруг белым-бела березка- в угрюмом ельнике одна. — Вл. Солоухин) и др. Такие сочетания выделяются на фоне остальных слов, это дает возможность, прибегая к тавтологии, обратить внимание на особо важные понятия: Зеленый щит просит защиты; Итак, беззаконие было узаконено; Все меньше и меньше остается у природы неразгаданных загадок. Важную смысловую функцию несет тавтология в заголовках газетных статей: «Крайности Крайнего Севера», «Случаен ли несчастный случай?», «Устарел ли старина велосипед?».
Тавтологический повтор может придавать высказыванию особую значительность, афористичность: Победителю ученику от побежденного учителя. (В. Жуковский); По счастью, модный круг теперь совсем не в моде. (А. Пушкин); И устарела старина, и старым бредит новизна. (Он же).
Как источник выразительности речи тавтология особенно действенна, если однокоренные слова сопоставляются как с н о нимы (Точно они не виделись два года, поцелуй их был долгий, длительный. — А. Чехов), антонимы (Когда мы научились быть чужими? Когда мы разучились говорить? — Е. Евтушенко), паронимы (в заглавиях газетных статей: «Союзники и соузники», «Не должность, а долг», «О гордости и гордыне» и подобных).
Как и всякие повторы, тавтологические сочетания повышают эмоциональность речи: Седьмая симфония [Шостаковича] посвящена торжеству человеческого в человеке… На угрозу фашизма — обесчеловечить человека — композитор ответил симфонией о победном торжестве всего высокого и прекрасного (А. Н. Толстой).
Возможность каламбурного столкновения однокоренных слов позволяет использовать тавтологию как средство создания комизма. Этим приемом блестяще владели Гоголь, Салтыков-Щедрин (Позвольте вам этого не позволить; Писатель пописывает, а читатель почитывает). Как средство комизма используют тавтологию и современные авторы юмористических рассказов, фельетонов, шуток (Деловитость: делай не делай, а всех дел не переделаешь).
Ущерб информативной насыщенности речи наносит и повторение слов. Лексические повторы нередко сочетаются с тавтологией, плеоназмами и обычно свидетельствуют о неумении автора четко и лаконично сформулировать мысль. Например: Общежитие — дом, в котором студенты живут пять долгих лет своей студенческой жизни. Какой будет эта жизнь — зависит от самих жителей общежития. Но может стать и стилистическим приемом, усиливающим выразительность речи. Лексические повторы помогают выделить важное в тексте понятие (Век живи, век учись; За добро добром платят. — Поговорки). Этот стилистический прием мастерски использовал Л. Толстой:
Она [Анна] была прелестна в своем простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жесткое в ее прелести.
К повторению слов как средству логического выделения понятий обращаются публицисты. Интересны, например, заголовки газетных статей: «Опера об опере» (о спектакле музыкального театра), «Будь человеком, человек!».
Повторение слов обычно свойственно эмоционально окрашенной речи. Поэтому лексические повторы часто встречаются в поэзии. Вспомним пушкинские строки: Роман классический, старинный, отменно длинный, длинный, длинный… В поэтической речи повторение слов обычно оправдано. Например: Вы слышите: грохочет барабан. Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней, уходит взвод в туман, туман, туман, а прошлое ясней, ясней, ясней… (Б. Окуджава).
Ю.М. Лотман в «Лекциях по структуральной поэтике» остроумно заметил, что повторение здесь вовсе не означает приглашения попрощаться дважды; оно может означать: «солдат, торопись прощаться, взвод уже уходит», или «солдат, прощайся с ней, прощайся навсегда, ты ее больше никогда не увидишь», или «солдат, прощайся с ней, со своей единственной» и т. д. Таким образом, «удвоение» слова не означает простого повторения понятия, а становится средством создания поэтического подтекста, углубляющего содержание высказывания.
Нанизыванием одинаковых слов можно отразить характер зрительных впечатлений (Но идет, идет пехота мимо сосен, сосен, сосен без конца. — Вл. Луговской).
Лексические повторы могут использоваться и как средство юмора. В пародийном тексте нагромождение одинаковых слов и выражений отражает комизм описываемой ситуации: Очень важно уметь вести себя в обществе. Если, приглашая даму на танец, вы наступили ей на ногу, и она сделала вид, чщо не заметила этого, то вы должны сделать вид, что не заметили, как она заметила, но сделала вид, что не заметила. (Литературная газета).
Таким образом, словесные повторы в речи могут выполнять разнообразные стилистические функции. Это необходимо учитывать, давая стилистическую оценку словоупотреблению.
Важным условием информативной насыщенности является сжатость речи. Разговор о сжатой и пространной речи неизменно сводится к сопоставлению различных синтаксических конструкций. Ведь одну и ту же мысль можно уложить и в короткое, простое предложение, и в развернутое, сложное. Что предпочесть — простые конструкции или сложные, с множеством придаточных предложений?
Ответ на этот вопрос не может быть однозначным. Если бы во всех случаях лучшим способом выражения мысли были короткие простые предложения, язык бы уже давно освободился от больших, громоздких фраз. Их избегали бы художники слова. У Чехова мы не нашли бы ни одного сложноподчиненного предложения. Но это не так! В чем же дело?
Предпочтение той или иной синтаксической конструкции зависит прежде всего от формы речи (устной или письменной), от конкретных стилистических задач, которые ставит перед собой говорящий или пишущий, наконец, от его индивидуального слога.
Употребление сложных предложений — отличительная черта книжных стилей. В разговорной речи, в особенности в ее устной форме, мы используем в основном простые предложения, причем очень часто — неполные (отсутствие тех или иных слов восполняется мимикой, жестами); реже — сложные (преимущественно бессоюзные). Это объясняется тем, что содержание высказываний обычно не требует сложных синтаксических построений, которые отражали бы логико-грамматические связи между частями предложения; отсутствие союзов компенсируется интонацией, приобретающей в устной речи решающее значение для выражения различных оттенков смысловых и синтаксических отношений.
Не останавливаясь подробно на синтаксисе устной формы разговорной речи, отметим, что при письменном ее отражении в художественных текстах, и прежде всего в пьесах, наиболее широко используются бессоюзные сложные предложения. Например, в пьесе Чехова «Вишневый сад», Варя: Я так думаю, ничего у нас не выйдет. У него дела много, ему не до меня… и внимания не обращает. Бог с ним совсем, тяжело мне его видеть… Все говорят о нашей свадьбе, все поздравляют, а на самом деле ничего нет, все как сон.
В сценической речи богатство интонаций восполняет отсутствие союзов. Проведем простой эксперимент. Попробуем части сложных бессоюзных предложений соединить союзами: Думаю, что ничего у нас не выйдет. У него дела много, так что ему не до меня, поэтому и внимания не обращает… Все говорят о нашей свадьбе, поэтому все поздравляют, хотя на самом деле ничего нет.
Вы замечаете, что речь утратила живые интонации?
Такие конструкции кажутся неестественными в обстановке непринужденной беседы, ее характер живее передают бессоюзные предложения. К ним близки и сложносочиненные (в цитированном отрывке употреблено лишь одно — с противительным союзом а).
Давая оценку языку одной пьесы, Чехов писал: «Есть лишние слова, не идущие к пьесе, например: «Ведь ты знаешь, что курить здесь нельзя». В пьесах надо осторожнее с этим «что».
Из этого, конечно, не следует, что в художественной речи, отражающей разговорную, не встречаются сложноподчиненные предложения. Они употребляются, но не часто, к тому же это, как правило, двучленные предложения «облегченного» состава: Главное действие, Харлампий Стридоныч, чтоб дело свое не забывать; Ах, какой вы… Я уже вам сказала, что я сегодня не в голосе (А. Чехов).
В книжной речи широко используются сложные синтаксические конструкции с различными видами сочинительной и подчинительной связи. «Чистые» сложносочиненные предложения в книжных стилях сравнительно редки, так как не выражают всего многообразия причинно-следственных, условных, временных и других связей в тексте. В то же время многочленное предложение может оказаться тяжеловесным, и это затруднит восприятие текста, сделает его стилистически громоздким. Однако было бы глубоким заблуждением считать, что всегда предпочтительнее короткие, «легкие» фразы.
Горький писал одному из начинающих авторов: «Надо отучиться от короткой фразы, она уместна только в моменты наиболее напряженного действия, быстрой смены жестов, настроения». Речь распространенная, «плавная» дает «читателю ясное представление о происходящем, о постепенности и неизбежности изображаемого процесса». В прозе самого Горького можно найти немало примеров искусного построения сложных синтаксических конструкций, в которых дается исчерпывающее описание картин окружающей жизни и состояния героев:
Он кипел и вздрагивал от оскорбления, нанесенного ему этим молоденьким теленком, которого он во время разговора с ним презирал, а теперь сразу возненавидел за то, что у него такие чистые голубые глаза, здоровое загорелое лицо, короткие крепкие руки, за то, что он имеет где-то там деревню, дом в ней, за то, что его приглашает в зятья зажиточный мужик, — за всю его жизнь прошлую и будущую, а больше всего за то, что он, этот ребенок по сравнению с ним, Челкашом, смеет любить свободу, которой не знает цены и которая ему не нужна.
В то же время интересно отметить, что писатель сознательно упростил синтаксис романа «Мать», предполагая, что его будут читать вслух в рабочих кружках, а для устного восприятия длинные предложения и многочленные сложные конструкции неудобны.
Мастером короткой фразы был Чехов, стиль которого отличает блистательная краткость. Давая указания и советы писателям-современникам, Чехов любил акцентировать внимание на одном из своих основополагающих принципов «Краткость — сестра таланта» и рекомендовал по возможности упрощать сложные синтаксические конструкции. Так, редактируя рассказ Короленко «Лес шумит», Чехов исключил при сокращении текста ряд придаточных[1]:
Усы у деда болтаются чуть не до пояса, глаза глядят тускло [точно дед все вспоминает что-то и не может припомнить]; Дед наклонил голову и с минуту сидел в молчании [потом, когда он посмотрел на меня, в его глазах сквозь застилавшую их тусклую оболочку блеснула как будто искорка проснувшейся памяти]. Вот придут скоро из лесу Максим и Захар, посмотри ты на них обоих: я ничего им не говорю, а только кто знал Романа и Опанаса, тому сразу видно, который на кого похож [хотя они уже тем людям не сыны, а внуки…]. Вот же какие дела.
В то же время нелепо было бы утверждать, что сам Чехов избегал сложных конструкций. В его рассказах можно почерпнуть немало примеров умелого их применения. Писатель проявлял большое мастерство, объединяя в одно сложное предложение несколько предикативных частей и не жертвуя при этом ни ясностью, ни легкостью стиля:
А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчет того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах, — ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, — и что если б из второго класса исключить Петрова, а из четвертого — Егорова, то было бы очень хорошо.
Мастером стилистического использования больших сложных предложений был Л. Толстой. Простые и а особенности короткие предложения в его творчестве редкость. Сложносочиненные предложения встречаются у него обычно при изображении конкретных картин, например в описаниях природы:
Наутро поднявшееся яркое солнце быстро съело тонкий ледок, подернувший воды, и весь теплый воздух задрожал от наполнивших его испарений ожившей земли. Зазеленела старая и вылезающая иглами молодая трава, надулись почки калины, смородины и липкой спиртовой березы…
Рассуждения философского характера, как правило, требуют усложненного синтаксиса. Вспомним начало романа «Воскресение»:
Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, — весна была весною даже и в городе. Солнце грело, трава, оживая, росла и зеленела везде, где только не соскребли ее, не только на газонах бульваров, но и между плитами камней, и березы, тополи, черемуха распускали свои клейкие и пахучие листья, липы надували лопавшиеся почки; галки, воробьи и голуби по-весеннему радостно готовили уже гнезда, и мухи жужжали у стен, пригретые солнцем. Веселы были и растения, и птицы, и насекомые, и дети. Но люди — большие, взрослые люди не переставали обманывать и мучить себя и друг друга. Люди считали, что священно и важно не это весеннее утро, не эта красота мира Божия, данная для блага всех существ, — красота, располагающая к миру, согласию и любви, а священно и важно то, что они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом.
С одной стороны, усложненные конструкции, с другой — простые, «прозрачные», подчеркивают контрастное сопоставление трагизма человеческих отношений и гармонии в природе.
Интересно вспомнить о стилистической оценке Чеховым синтаксиса Толстого. Чехов нашел эстетическое обоснование приверженности великого писателя к усложненному синтаксису.
И.С. Щукин вспоминал о замечании Чехова: «Вы обращали внимание на язык Толстого? Громадные периоды, предложения нагромождены одно на другое. Не думайте, что это случайно, что это недостаток. Это искусство, и оно дается после труда. Эти периоды производят впечатление силы». В неоконченном произведении Чехова «Письмо» высказывается такая же положительная оценка периодов Толстого: «… какой фонтан бьет из-под этих «которых», какая прячется под ним гибкая, стройная, глубокая мысль, какая кричащая правда!»
Художественная речь Толстого отражает сложный, глубинный анализ изображаемой жизни. Писатель стремится показать читателю не результат своих наблюдений (что легко было бы представить в виде простых, кратких предложений), а сам поиск истины.
Вот как описывается течение мыслей и смена чувств Пьера Безухова:
Хорошо бы было поехать к Курагину, — подумал он. Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина.
Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова — такие условные веши, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет, или случится с ним что-нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного… Он поехал к Курагину.
Анализируя этот отрывок, мы могли бы трансформировать его в одно короткое предложение: Несмотря на данное князю Андрею слово, Пьер поехал к Курагину. Но писателю важно показать путь героя к этому решению, борьбу в его душе, отсюда — предложения усложненного типа. Н.Г. Чернышевский подчеркнул это умение Толстого отразить «диалектику души» своих героев: в их духовном мире «одни чувства и мысли развиваются из других; ему интересно наблюдать, как чувство, непосредственно возникающее из данного положения или впечатления, подчиняясь влиянию воспоминаний и силе сочетаний, представляемых воображением, переходит в другие чувства, снова возвращается к прежней исходной точке и опять и опять странствует, изменяясь по всей цепи воспоминаний; как мысль, рожденная первым ощущением, ведет к другим мыслям, увлекается дальше и дальше…».
В то же время показательно, что в поздний период творчества Лев Толстой выдвигает требование краткости. Уже с 90-х годов он настойчиво советует внимательно изучать прозу А. С. Пушкина, особенно «Повести Белкина». «От сокращения изложение всегда выигрывает», — говорит он своему личному секретарю Н. Н. Гусеву. «Короткие мысли тем. хороши, что они заставляют думать. Мне этим некоторые мои длинные не нравятся, слишком в них все разжевано», — так записывает слова Толстого его секретарь.
Таким образом, в художественной речи стилистическое использование сложных синтаксических конструкций в значительной мере обусловлено особенностями индивидуальноавторской манеры письма, хотя «идеальный» стиль представляется немногословным, «легким» и не должен быть перегружен тяжеловесными сложными конструкциями.
Речь должна отвечать законам логики.
Дважды два — стеариновая свеча.
Важнейшее условие хорошей речи — логичность. Мы должны заботиться о том, чтобы наша речь не нарушала логических законов. Напомним основные из них.
1. Закон тождества. Предмет мысли в пределах одного рассуждения должен оставаться неизменным. Закон тождества требует, чтобы в процессе рассуждения одно знание о предмете не подменялось другим. Этот закон направлен против такого недостатка в речи, как неопределенность, неконкретность рассуждений. Нередко эти недочеты становятся причиной такой логической ошибки, как «подмена тезиса»: начав рассуждать об одном, говорящий в процессе рассуждения незаметно для себя начинает говорить уже о чем-то другом, о чем-то новом. Приведем пример подобной подмены предмета мысли:
В горах Памира продолжаются подземные толчки. Сегодня в 2 часа 25 минут по московскому времени жителей Горно-Бадахшанской автономной области разбудило новое землетрясение. Памир — горная страна в Средней Азии. Высшая точка Памира 7495 м (Из газет).
Первые фразы этого сообщения говорят о факте землетрясения, естественно было продолжить указанием на эпицентр землетрясения, на разрушения и жертвы (если они были), но автор рассказывает о Памире, предмет разговора стал иным, тем самым нарушен закон тождества.
2. Закон противоречия. Не могут быть одновременно истинными два высказывания, одно из которых что-либо утверждает о предмете, а другое отрицает то же самое в то же самое время. Приведем пример:
По результатам соревнования в прыжках с шестом в высоту самых высоких показателей добился С. Бубка. Не менее высокие результаты оказались у легкоатлетов из другого спортивного общества.
Утверждения, содержащиеся в этом сообщении, противоречивы: в первом из них говорится, что самых высоких результатов добился один конкретно названный спортсмен, во втором отмечается, что таких же результатов добились и другие спортсмены. В этом и состоит противоречие: наилучших результатов может добиться только один из участников соревнований. Из двух приведенных утверждений лишь одно истинное.
3. Закон исключенного третьего. Основной смысл его заключается в следующем: если имеются два противоречащих одно другому суждения о предмете, то одно из них истинно, а другое ложно, между ними не может быть ничего среднего, то есть такого суждения, которое было бы истинным в том же отношении. Не могут быть, например, одновременно истинными два таких суждения:
Вся студенческая группа занимается хорошо и Один из студентов этой группы отстает по ряду предметов.
4. Закон достаточного основания. Чтобы признать суждение истинным, нужно обосновывать свою точку зрения, нужно доказывать истинность выдвигаемых положений, последовательность и аргументированность высказываний. Это положение существует и в логике, и в юриспруденции: бремя доказательства ложится на того, кто утверждает. Так, человек не может доказать, что он в течение жизни не был убийцей или грабителем; тот, кто выдвинул такое обвинение, должен доказать его. В доказательстве можно выделить тезис, то есть положение, которое доказывается, и аргументы, то есть суждения, которые обосновывают выдвигаемое положение.
В логически построенном высказывании нередко встречаются определения — точное раскрытие содержания понятия, указание его существенных признаков. Определение не должно быть ни слишком узким, ни слишком широким: в нем должны указываться только существенные признаки предмета, явления, причем перечень должен быть исчерпывающим. Определение Лошадь — домашнее животное не противоречит истине, но ведь к домашним относятся и другие животные. Определение Книга — произведение печати в виде сброшюрованных, переплетенных вместе листов с каким-либо текстом не отграничивает ее от брошюры. Точнее: Книга — непериодическое издание в виде сброшюрованных листов печатного материала объемом более 48 страниц.
В логическом определении выделяются: а) указание на ближайший род, к которому относятся предметы данного вида; б) указание на отличительные признаки, которыми данный вид выделяется среди других видов предметов, относящихся к данному роду. Например: Синтаксис (определяемое понятие) — это раздел грамматики (родовой признак), изучающий словосочетание, и предложение (видовое различие).
Сказанное выше относится к так называемой формальной логике. Не всегда мы пользуемся ее положениями, иногда их приходится нарушать в интересах общения. Покажем это на примере одного из законов логики — закона исключенного третьего. Согласно этому закону, из двух противоречащих одно другому суждений одно является истинным, а другое ложным, поэтому в отношении каждого ответ может быть либо «да», либо «нет». Представим себе такую ситуацию. Один человек спрашивает у другого: Не знаете, который теперь час? Формальный ответ на этот вопрос: «знаю» или «не знаю». Другой пример. Спрашивающий: Не можете сказать, как пройти на Мясницкую? Ответ: «могу» или «не могу». Формально все правильно, но в повседневном общении подобные ответы звучат издевательски по отношению к спрашивающему: ведь его интересует не степень осведомленности или возможности собеседника, а ответ по существу. И мы в ответ на такие вопросы уточняем время или объясняем маршрут.
Однако это не значит, что в речи можно пренебрегать законами логики всегда. Порой это приводит к серьезным речевым ошибкам.
Неправильное словоупотребление может стать причиной алогизма[2] — сопоставления несопоставимых понятий, например: Синтаксис энциклопедических статей отличен от других научных статей. Получается, что синтаксис сравнивается с научными статьями. Устранить алогизм можно так: Синтаксис энциклопедических статей отличается от синтаксиса других научных статей или Синтаксис энциклопедических статей имеет ряд особенностей, не свойственных синтаксису других научных статей.
Приведем еще примеры таких логических ошибок. В статье по сельскому хозяйству находим фразу: Если правильно вырастить и посадить рассаду картофеля, можно получить не уступающий нормальному способу посева урожай картофеля, что доказали наши опытные станции. Получается, что урожай «не уступает способу посева», то есть сопоставляются несопоставимые понятия. Очевидно, автор хотел сказать, что из рассады картофеля можно вырастить урожай, не уступающий урожаю при обычном способе посадки клубнями.
В статье, посвященной творчеству драматурга А. Н. Островского, есть такие фразы: Сложный и оригинальный внутренний облик Катерины нашел свое отражение в ее языке, самом ярком среди всех действующих лиц «Грозы» (язык оказался действующим лицом); Самым бедным из этой группы действующих лиц является язык Варвары (та же ошибка).
Несопоставимые понятия находим также в предложениях: Подобно многим другим его произведениям идея этой картины вынашивалась художником в течение ряда лет; Композиция туркменских сказок имеет много общего со сказками европейскими (надо:… с композицией европейских сказок). Поломку в машине можно сравнить с нездоровым человеком (… можно сравнить с заболеванием человека).
Чтобы устранить алогизмы в речи, иногда приходится значительно переделывать предложения. Например: Наши знания о богатствах недр земли являются лишь незначительной частью скрытых, еще больших богатств. Можно предложить такие варианты стилистической правки этой фразы: Мы еще так мало знаем о богатейших залежах полезных ископаемых, тайну которых хранят недра земли; В недрах земли скрыты огромные богатства, о которых мы еще так мало знаем; Наши знания о полезных ископаемых еще так неполны; Мы знаем лишь о незначительной части богатств, скрытых в недрах земли.
Причиной нелогичности высказывания может стать подмена понятия, которая часто возникает в результате неправильного словоупотребления: Плохо, когда во всех кинотеатрах города демонстрируется одно и то же название фильма. Конечно, демонстрируется фильм, а не его название. Можно было написать: Плохо, когда во всех кинотеатрах города демонстрируется один и тот же фильм. Подобные ошибки в речи возникают и вследствие недостаточно четкой дифференциации понятий, например: Приближения премьеры коллектив театра ждет с особым волнением (ждут не приближения премьеры, а когда состоится премьера).
Нелогичной нашу речь делает и неоправданное расширение или сужение понятия. Нам рассказали о великом писателе и прочитали отрывки из его творчества (надо было написать: из его . произведений). Дети любят больше смотреть телевизор, чем читать книги (не только книги, но и журналы, поэтому следовало бы написать короче: чем читать). Еще пример сужения понятия: Край богат памятниками архитектуры, интересными для иностранных туристов (почему только иностранных!).
Особенно часто используют родовое наименование вместо видового, и это не только лишает речь точности, приводит к утрате тех конкретных сведений, которые составляют живую ткань повествования, но и придает стилю официальную, подчас канцелярскую окраску. Родовые наименования нередко представляются говорящим более значительными, создают впечатление «важности» высказывания. Поэтому, как заметил писатель П. Нилин, «человек, желающий высказаться «покультурнее», не решается порой назвать шапку шапкой, а пиджак пиджаком. И произносит вместо этого строгие слова: головной убор или верхняя одежда». К. И. Чуковский в книге «Живой как жизнь» вспоминал, как при подготовке радиопередачи «отредактировали» выступление молодого литератора, который собирался сказать: «Прошли сильные дожди»:
— Так не годится. Надо бы политературнее. Напишите-ка лучше вот этак: „Выпали обильные осадки"».
К сожалению, это необоснованное пристрастие к родовым наименованиям становится своеобразным трафаретом: некоторые авторы не задумываясь отдают предпочтение атмосферным осадкам, а не дождям, ливням, изморози, снегу, метели, зеленым насаждениям, а не сирени, жасмину, рябине, черемухе, водоемам, а не озерам, прудам, рекам, ручьям… Замена видовых категорий родовыми делает нашу речь бесцветной, казенной. Не случайно большой художник слова С. Я. Маршак обращался к своим современникам с горьким упреком: «… обеды, ужины мы называли пищей, а комната для нас жилплощадью была».
Причина нелогичности высказывания, искажения его смысла иногда кроется и в нечетком разграничении конкретных и отвлеченных понятий, например: Нужно подумать о кормах на зиму для животноводства (имеются в виду, конечно, корма для животных, скота).
Нередко требования логичности речи нарушаются в предложениях с однородными членами и обобщающим словом (сочетание родового понятия с видовыми), например: В комнате стояли столы, стулья, мебель красного дерева (очевидно, автор имел в виду, что первые предметы не были сделаны из красного дерева, но все равно такое сочетание недопустимо); Вскоре после окончания военных действий здесь уже действовали транспорт и связь, были приведены в порядок многие школы, учебные заведения, больницы и другие культурные учреждения (понятие «школы» входит в понятие «учебные заведения»; кроме того, сочетание «другие культурные учреждения» не подходит к последнему слову в перечне).
Сравним также предложения, в которых однородные члены могут быть объединены по-разному: Жильцы требовали ликвидации неполадок и ремонта (ясно, что речь идет о проведении ремонта, а не его «ликвидации», но сохраняется некоторая неловкость при чтении фразы, так как возможно объединение слов «неполадок и ремонта» как однородных членов); Он добивался отпуска без сохранения содержания и путевки (добивался отпуска и путевки, а не отпуска без путевки); Подготовка охотников для истребления волков и лиц, ответственных за проведение этого мероприятия (речь, конечно, идет о подготовке охотников и подготовке других лиц, но неудачно Соседство слов «для истребления волков и лиц»).
В перечисление не должны входить скрещивающиеся понятия. Пародийный пример такого перечисления однородных членов предложения находим у Ильфа и Петрова: Его [Остапа Бендера] любили домашние хозяйки, домашние работницы, вдовы и даже одна женщина — зубной техник.
Писатели нередко пародируют нелогичную речь и тогда подобные нарушения логики высказывания используются как стилистический прием создания комического эффекта.
Например, у Гоголя читаем: Агафия Федосеевна носила на голове чепец, три бородавки на носу и кофейный капот с желтенькими цветами; Не только кто имеет двадцать шесть лет от роду, прекрасные усы и удивительно сшитый сюртук, но даже тот, у кого на подбородке вскакивают белые волосы и голова гладка, как серебряное блюдо, и тот в восторге от Невского проспекта, у Чехова: Лев Саввич Турманов, дюжинный обыватель, имеющий капиталец, молодую жену и солидную плешь, как-то играл на именинах у приятеля в винт; Как только я выдержала экзамены, то сейчас же поехала с мамой, мебелью и братом… на дачу; Рекомендую дамам не выходить без мужа или без дубины (это не всегда одно и то же); Человек… существо, знакомое с употреблением брюк и дара слова…; у А.Н. Толстого: Хозяйственно прочищенные, полные керосина и скрытой ярости, шипели примусы.
На этом же приеме строятся каламбуры типа пить чай с лимоном и удовольствием. Иногда при этом используется многозначность слова: Шел дождь и два студента, один в университет, другой в калошах.
Выше в качестве иллюстративного материала приводились отдельные предложения и внутри их рассматривалась связь между словами. Но отдельно взятое предложение обычно обладает только относительной смысловой законченностью, группа же предложений передает содержание высказывания значительно полнее. Такая группа тесно взаимосвязанных самостоятельных предложений образует особую синтаксическую единицу более высокого порядка, чем отдельное предложение, и называется сложным синтаксическим целым.
Смысловые отношения, объединяющие отдельные предложения в сложное синтаксическое целое, подкрепляются различными средствами: повторением слов из предшествующего предложения, употреблением личных и указательных местоимений, наречий (затем, потом, тогда, там, так и др.), союзов (зато, однако, так что и др.), вводных слов, указывающих на связь мыслей (итак, следовательно, во-первых, во-вторых, напротив, наконец и др.), порядком слов в предложениях, интонацией частей и целого и т. д.
Примером сложного синтаксического целого, в котором использованы разные средства объединения самостоятельных предложений, может служить следующий отрывок из «Хаджи-Мурата» Льва Толстого:
Когда на следующий день Хаджи-Мурат явился к Воронцову, приемная князя была полна народу. Тут был и вчерашний генерал с щетинистыми усами, в полной форме и в орденах, приехавший откланяться; тут был и полковой командир, которому угрожали судом за злоупотребления по продовольствию полка. Тут был армянин-богач, покровительствуемый доктором Андреевским, который держал на откупе водку и теперь хлопотал о возобновлении контракта. Тут была, вся в черном, вдова убитого офицера, приехавшая хлопотать о пенсии или о помещении детей на казенный счет. Тут был и разорившийся грузинский князь в великолепном грузинском костюме, выхлопатывавший себе упраздненное церковное поместье. Тут был пристав с большим свертком, в котором был проект о новом способе покорения Кавказа. Тут был один хан, явившийся только затем, чтобы рассказать дома, что он был у князя. Все дожидались очереди и один за другим были вводимы красивым белокурым юношей-адъютантом в кабинет князя.
В этом отрывке первое предложение образует так называемый зачин, последнее — концовку. Оба они скрепляют заключенные между ними предложения в сложное синтаксическое целое. Сами предложения связаны параллелизмом структуры и повторяющимися в начале каждого из них словами тут был. Такая связь внутри сложного синтаксического целого оказывается параллельной.
По-другому построено следующее сложное синтаксическое целое:
Неведомая сила толкнула его [Григория] в грудь, и он попятился, упал навзничь, но тотчас же испуганно вскочил на ноги. И еще раз упал, больно ударившись обнаженной головой о камень. И потом, не поднимаясь с колен, вынул из ножен шашку, начал рыть могилу. (М. Шолохов).
Связь между отдельными предложениями этого отрывка достигается общим для них субъектом: все происходит с одним человеком, Григорием, причем каждое последующее предложение развивает, «подхватывает» содержание предыдущего. Такая связь между ними называется цепной.
Соединение отдельных предложений в сложное синтаксическое целое должно правильно отражать ход мысли. Связь ряда предложений и сложных синтаксических целых, их последовательность должны быть логически обоснованы, только в этом случае наша речь будет логичной и правильной.
Говори так, чтобы тебя нельзя было не понять.
Точность и ясность речи взаимосвязаны: точность речи придает ей ясность, ясность речи вытекает из ее точности. Однако о точности высказывания должен заботиться говорящий (пишущий), а то, насколько ясно изложена мысль, оценивает слушатель (читатель). Мы облекаем свои мысли в слова. Как заметил В. Г. Белинский, «слово отражает мысль: непонятна мысль — непонятно и слово». И в то же время «кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Это следует помнить всем, кто любит напускать туману и уводить слушателей от истины.
Критерий точности высказывания определяется также и его достоверностью: насколько объективно, верно мы отражаем в речи факты, события. Ведь за красивыми словами может скрываться ложная информация. Однако это проблема нравственная, а не стилистическая, мы не будем в нее углубляться и поговорим лишь о точности словоупотребления.
Чтобы речь была точной, слова следует употреблять в полном соответствии с теми значениями, которые за ними закреплены в языке: слово должно быть адекватно выражаемому им понятию. При четком выражении мысли слова полностью соответствуют своему предметно-логическому значению, а неправильный выбор слова искажает смысл высказывания. Мастера художественного спора настойчиво добиваются точности словоупотребления, отбирая из огромного количества близких по значению слов такие, которые точнее всего выражали бы мысль. Однако не всегда нам удается избежать лексических ошибок, которые лишают нашу речь точности. От этого не застрахованы даже опытные писатели. Так, в первых изданиях романа А. Фадеева «Разгром» была фраза: Мечик навзничь упал на землю и уткнулся лицом в ладони». В этом предложении неточно употреблено слово навзничь: нельзя «уткнуться лицом в ладони», если упасть навзничь, то есть на спину. В издание 1949 г. автор внес исправление: Мечик ничком упал на землю и уткнулся лицом в ладони.
Приведем другие примеры неточного словоупотребления. Удельный вес грамотных по переписи 1897 г. определялся в 37, 6 процента (удельный вес не определяется в процентах, следовало сказать: Грамотных по переписи 1897 года было 37, 6 процента). Вопрос о напечатании этих очерков усугубляется тем, что многие из них уже были опубликованы (усугублять — значит «увеличивать, усиливать, делать сугубым, то есть очень большим, особенным, предпочтительным по сравнению с чем-нибудь другим»; вместо усугубляется нужно было сказать осложняется).
А. Н. Толстой писал: «… отбирать точные, меткие, отвечающие смыслу определяемого ими понятия слова — вот задача писателя». А еще раньше полушутя Л.Н. Толстой заметил: «Если бы я был царь, я бы издал закон, что писатель, который употребит слово, значения которого он не может объяснить, лишается права писать и получает 100 ударов розог».
Большие русские писатели всегда находили простые и ясные слова, которые доходят до сбрдца и ума читателя. Вспомним строки из романа Б. Пастернака «Доктор Живаго»:
Партизанская цепь, в которой застигнутый огнем доктор залег рядом с телеграфистом отряда, занимала лесную опушку. За спиною партизан была тайга, впереди — открытая поляна, оголенное незащищенное пространство, по которому шли белые, наступая. <…> Доктор не знал никого из них, но лица половины казались ему привычными, виденными, знакомыми. Одни напоминали ему былых школьных товарищей. Может статься, это были их младшие братья? Других он словно встречал в театральной или уличной толпе в былые годы. Их выразительные, привлекательные физиономии казались близкими, своими. <…>
Доктор лежал без оружия в траве и наблюдал за ходом боя. Все его сочувствие было на стороне героически гибнувших детей. Он от души желал им удачи. <…>
Однако созерцать и пребывать в бездействии среди кипевшей кругом борьбы не на живот, а на смерть было немыслимо и выше человеческих сил… Шел бой. В него и товарищей стреляли. Надо было отстреливаться.
И когда телефонист рядом с ним в цепи забился в судорогах и потом замер и вытянулся, застыв в неподвижности, Юрий Андреевич ползком подтянулся к нему, снял с него сумку, взял его винтовку и, вернувшись на прежнее место, стал разряжать ее выстрел за выстрелом.
Но жалость не позволяла ему целиться в молодых людей, которыми он любовался и которым сочувствовал… Он стал стрелять в цель по обгорелому дереву. <…>
Но о ужас! Как ни остерегался доктор, как бы не попасть в кого-нибудь, то один, то другой наступающий вдвигались в решающий миг между ним и деревом и пересекали прицельную линию в момент ружейного разряда. Двух он задел и ранил, а третьему несчастливцу, свалившемуся недалеко от дерева, это стоило жизни.
Самые обычные слова, а как волнуют! Потому что рассказывает человек правдивую и страшную историю.
Не всегда нам удается просто и ясно выразить свои мысли. Вспомните наши выступления на собраниях, даже беседы в кругу друзей, когда вместо простых и ясных слов на ум приходят книжные, мудреные, делающие нашу речь запутанной и сумбурной. Например, учитель рассуждает о недостатках нашей системы образования, но попробуйте разобраться в его высказывании: Одним из элементов социального механизма торможения процесса преодоления отставания являются серьезные недостатки в сфере нашего народного образования.
В статье о развитии животноводства рассказывается о работе на ферме: Для получения высоких надоев молока первостепенное значение имеет состав поголовья скота. Надо было написать: Чтобы обеспечить высокие надои молока, надо выводить ценные породы скота.
Дурная привычка пересыпать речь канцелярскими словами, «щеголять» мудреной книжной лексикой нередко мешает и журналистам писать просто и понятно. Трудно, например, вникнуть в смысл такого предложения в газетной статье: В браке заключается отрицательная сторона в деле деятельности предприятия. Об этом же можно было написать проще и эмоциональнее: Плохо, когда предприятие выпускает брак; Брак недопустим в работе; Брак — это большое зло, с которым надо бороться! Надо не допускать брака в производстве! Надо, наконец, прекратить выпуск бракованных изделий! Нельзя мириться с браком! н. т. д.
Обычно можно найти немало стилистических вариантов для выражения мысли, но многие почему-то предпочитают не самый простой и ясный…
Почему нас коробит, когда мы слышим: В одном доме со мной проживает известный поэт; В данный момент я готовлюсь к экзаменам; Моя подруга купила жилплощадь? Потому что выделенные слова не подходят для разговорного стиля речи, они придают ей канцелярский оттенок, лишают ее естественности и простоты.
Стилистически не оправдано употребление книжных слов в бытовых, житейских разговорах: Игорь мне сообщил, что за ним в садик сегодня придет бабушка! Я приобрела для сына настольную игру! Заводная обезьянка вышла из строя.
Пристрастие к канцеляризмам и книжной лексике ведет к многословию, к путаной и сложной передаче самых простых мыслей. Например, пишут: Обязательным элементом зимнего содержания дороги является очистка ее от снега. Разве нельзя эту мысль выразить проще? — Необходимо очищать дорогу от снега. Ведь летом снега не бывает, значит, незачем говорить об элементах зимнего содержания дороги.
А как понять такое предложение: Значительная часть сезона знаменуется ликвидацией снежного покрова? Оказывается, в той местности, о которой идет речь, большую часть зимы снег тает.
Н. Чернышевский писал: «Что неясно представляешь, то неясно и выскажешь; неточность и запутанность выражений свидетельствует только о запутанности мыслей». Эта слабость отличает начинающих авторов, которые стремятся «говорить красиво», изобретая «умные» словечки. Например: Мы все еще относимся к свинопоголовью не по-хозяйски; На карточках больных в регистрации не проставлен годаж; В обстановке бесконтрольности даже хорошие сотрудники самоуспокаиваются; Сооруженцы трудятся с полной отдачей; Вместе с прибористами свою продукцию демонстрируют машиностроители!
Увлечение книжными словами, употребление надуманных заумных терминов становятся причиной псевдонаучности речи. Например, пишут: Чтобы было больше поголовья животных, надо добиваться того, чтобы каждая голова крупного рогатого скота женского рода, как правило, прежде чем пойти под нож на мясо, дала себе замену для последующего воспроизведения потомства — кроме надуманного термина голова крупного рогатого скота женского, рода в предложении много и других стилистических ошибок: нарушение лексической сочетаемости (поголовье животных), тавтология (поголовье — голова), плеоназм (под нож — на мясо), речевая избыточность (последующего воспроизведения). Следовало просто написать: Для увеличения поголовья скота необходимо от каждой коровы получить приплод, а затем уже отправлять ее на бойню.
Псевдонаучный стиль изложения часто становится причиной неуместного комизма, поэтому не следует осложнять текст, если можно выразить мысль просто. Например, в журналах, предназначенных для массового читателя, нелепо писать: Лестница — специфическое помещение межэтажных связей дошкольного учреждения — не имеет аналогов ни в одном из его интерьеров; Наши женщины, наряду с работой на производстве, выполняют и семейнобытовую функцию, включающую в себя три составляющих: детородную, воспитательную и хозяйственную.
Не лучше ли было отказаться от неоправданного употребления книжных слов? Можно было написать: Лестница в дошкольных учреждениях, соединяющая этажи, отличается особым интерьером; Наши женщины работают на производстве и много внимания уделяют семье, воспитанию детей, домашнему хозяйству.
Если редактор встречает подобные «перлы» в рукописи, он, конечно, стремится упростить выражение мысли, добиться ясности. Можно привести примеры такой литературной правки текстов.
Неотредактированный вариант
1. Опережение движения по маршруту с повышенной, относительно заданной, средней скоростью пенальтизируется.
2. Производимая продукция должна быть непременно качественной и конкурентоспособной.
Отредактированный вариант
1. Опережение движения по маршруту с повышенной, относительно заданной, средней скоростью наказывается штрафными очками.
2. Мы должны производить продукцию только отличного качества, чтобы она смогла выдержать высокую конкуренцию.
Точность и ясность речи обусловлены не только целенаправленным выбором слов и выражений, не менее важен выбор грамматических конструкций, «единственно нужное размещение» слов в предложении, точное следование нормам связи слов во фразе.
Возможность по-разному объединить слова в словосочетания порождает двусмысленность: Ассистенту приходилось многое объяснять (объяснял ассистент или ему самому кто-то объяснял?); Приказали им доставить топливо вовремя (они получили приказ или в результате приказа им доставят?); В других работах подобного рода цифровые данные отсутствуют (работы подобного рода или подобного рода цифровые данные отсутствуют?); После возвращения рукописи в редакцию поступили новые материалы (рукопись вернули в редакцию или в редакцию поступили новые материалы?).
Причиной неясности высказывания может стать неправильный порядок слов в предложении: 1. Город с 200-тысячным населением полностью обеспечит молочными продуктами новый завод в Житомире. 2. Просторные лоджии обрамляют экраны из армированного стекла. 3. Семь действующих платформ обслуживает несколько сот человек. В подобных предложениях подлежащее не отличается по форме от прямого дополнения и поэтому неясно, кто (или что) является субъектом действия: город или завод, лоджии или экраны, платформы или люди, которые их обслуживают. Экспериментальный пример подобной путаницы лингвисты цитировали не раз: Солнце закрыло облако.
Конечно, такие предложения можно выправить, если они употреблены в письменной речи; достаточно изменить порядок слов: 1. Новый завод в Житомире полностью обеспечит молочными продуктами 200-тысячное население города. 2. Экраны из армированного стекла обрамляют просторные лоджии. 3. Несколько сот человек обслуживают семь действующих платформ. И конечно же: Облако закрыло солнце. Но если вы услышите фразу с неверным порядком слов, то, возможно, и неправильно ее истолкуете. На этом и построена шутка А. П. Чехова: Желаю вам всевозможных бед, печалей и напастей избежать.
К сожалению, небрежность в расстановке слов в предложении встречается довольно часто. Велосипед разбил трамвай, Они кормили его мясом своих собак и т. п. Смысл этих предложений в конце концов выясняется, но с некоторым усилием, что не отвечает требованию ясности высказывания.
Смысловая неясность возникает иногда и в беспредложных сочетаниях типа письмо матери (написанное ею или адресованное ей), обман жрецов, критика Белинского, портреты Репина и т. п.
Двусмысленность может возникнуть и в сложноподчиненных предложениях с придаточными определительными типа: Иллюстрации к рассказам, которые были присланы на конкурс, исполнены мастерски (на конкурс были присланы иллюстрации или рассказы?). В этих случаях придаточные предложения рекомендуется заменять причастными оборотами: Присланные к рассказам иллюстрации. Или: Иллюстрации к присланным рассказам.
Да будет же честь и слава нашему языку, который в самородном богатстве своем… течет, как гордая, величественная река.
В отзывах о стиле хороших писателей можно услышать: «Какой богатый язык!» А о плохом писателе или ораторе говорят: «У него язык такой бедный…» Что же это значит? Чем отличается богатая речь от бедной?
Самый первый критерий богатства и бедности речи — это количество слов, которые мы используем. У Пушкина, например, в обращении было более двадцати тысяч слов, а словарный запас известной героини Ильфа и Петрова насчитывал всего тридцать. Бедность ее речи сатирики прокомментировали так: «Словарь Вильяма Шекспира, по подсчету исследователей, составляет 12 тысяч слов. Словарь негра из людоедского племени «Мумбо-Юмбо» составляет 300 слов. Эллочка Щукина легко и свободно обходилась тридцатью». И писатели перечисляют «слова, фразы и междометия, придирчиво выбранные ею из всего великого, многословного и могучего русского языка». Так что, как видим, активный словарный запас человека может оказываться в полном несоответствии с возможностями языка.
С. Я. Маршак писал: «Человек нашел слова для всего, что обнаружено им во вселенной. Но этого мало. Он назвал всякое действие и состояние. Он определил словами свойства и качества всего, что его окружает. Словарь отражает все изменения, происходящие в мире. Он запечатлел опыт и мудрость веков и, не отставая, сопутствует жизни, развитию техники, науки, искусства. Он может назвать любую вещь и располагает средствами для выражения самых отвлеченных и обобщающих идей и понятий». Эта работа человеческой мысли получила отражение в нашем родном языке.
Русский язык насчитывает огромное количество слов. В одном из самых интересных русских словарей — «Толковом словаре живого великорусского языка», составленном еще в середине прошлого века В. И. Далем, собрано 250 тысяч слов. А сколько еще слов пришло в наш язык с того времени!
Но о богатстве языка судят не только по количеству слов. Важно еще и то, что многие из них имеют не одно, а несколько значений, т. е. многозначны. Например слово дом. В каких значениях оно употребляется Пушкиным? — Господский дом уединенный, горой от ветров огражденный, стоял над речкою (дом — здание, строение); Страшно выйти мне из дому (дом-жилище, где кто-нибудь живет); Всем домом правила одна Параша (дом — домашнее хозяйство); Три дома на вечер зовут (дом — семья); Дом был в движении (дом — люди, живущие вместе). Как видим, разные значения слова расширяют границы его использования в речи. Таким образом, мы сами можем приумножать богатства родного языка, если овладеем его секретами, если научимся открывать в словах их новые и новые значения. Однако о разных значениях слов следует говорить особо. Этому мы и посвятим следующую главу нашей книги.
Молодая была уже не молода, — заметили Ильф и Петров о невесте Остапа Бендера, и, соглашаясь с ними, мы все же удивляемся противоречивости этого утверждения. Если же проанализировать его с лингвистических позиций, то легко определить, что слово молодая употреблено здесь в разных значениях:
1. «Только что вступившая в брак» и 2. «Юная, не достигшая зрелого возраста». Столкновение разных значений слова в этом высказывании порождает комизм: возникает игра слов, в основе которой их многозначность. Остановимся вкратце на явлении многозначности.
Многозначность, или полисемия (от греч. поли — много и семат — знак), означает способность слова употребляться в разных значениях. У некоторых слов таких значений может быть два-три, а у иных — до пяти-десяти. И для того чтобы эти значения проявились, нужно слово употребить в речи. Обычно даже самый узкий контекст (словосочетание) уже проясняет смысловые оттенки многозначных слов: тихий голос, тихий нрав, тихая езда, тихая погода, тихое дыхание и т. д.
Разные значения слов приводятся в толковых словарях: первым указывается основное (его еще называют прямым, первичным, главным), а потом — производные от него (неосновные, переносные, вторичные).
Слово, взятое изолированно, всегда воспринимается в своем основном значении, в котором обычно и употребляется в речи. Производные же значения выявляются только в сочетании с другими словами. Например, глагол идти может получать в речи более сорока различных значений, но главное — это то, которое первым приходит на ум, — «передвигаться, ступая ногами»: Татьяна долго шла одна (Пушкин). В иных, самых различных значениях это слово тоже легко найти в произведениях Пушкина. Приведем лишь несколько иллюстраций.
1. Следовать, двигаться в каком-нибудь направлении для достижения чего-нибудь. Иди, куда влечет тебя свободный ум.
2. Направляться куда-нибудь (о предметах). Там ступа с Бабою Ягой идет, бредет сама собой. 3. Выступать против кого-нибудь. Что движет гордою душою?… На Русь ли вновь идет войною? 4. Находиться в пути, будучи посланным. Письмо ваше получил… Оно шло ровно 25 дней. 5. Протекать, проходить (о времени, возрасте). Часы идут, за ними дни проходят. 6. Иметь направление, пролетать, простираться. Сделал я несколько шагов там, где, казалось, шла тропинка, и вдруг увяз по пояс в снегу. 7. Распространяться (о слухах, вестях). И про тебя… идут кой-какие толки. 8. Исходить, вытекать откуда-нибудь. Пар идет из камина. 9. Об атмосферных осадках: Казалось, снег идти хотел… 10. Совершаться, происходить. Что, как торг идет у вас? 11. Проявлять готовность к чему-нибудь. С надеждой, верою веселой иди на все. 12. Быть к лицу. Красный цвет идет более к твоим черным волосам и т. д.
Многозначность свидетельствует и о широких возможностях лексики.
Развитие в слове переносных значений, как правило, связано с уподоблением одного явления другому; названия переносятся на основе внешнего сходства предметов (их формы, цвета и т. д.), на основе производимого ими впечатления или по характеру их движения. Закрепившиеся в языке переносные значения слов нередко утрачивают образность (усики винограда, бой часов), но могут и сохранить метафорический характер, экспрессивную окраску (вихрь событий, лететь навстречу, светлый ум, железная воля).
Изучение многозначности лексики имеет важное значение для стилистики. Наличие различных значений у одного и того же слова объясняет особенности употребления его в речи, влияет на его стилистическую окраску. Так, различные значения слова могут иметь разную стилистическую окраску. Например, слово дать, стилистически нейтральное в сочетаниях: дать книгу, дать работу, дать совет, дать концерт и т. п., — приобретает разговорную окраску в восклицаниях, призывающих к осуществлению чего-нибудь или, содержащих угрозу: Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем… — Тетенька, я полегоньку, — сказал мальчик. — Я те дам полегоньку. Постреленок! — крикнула Мавра Кузьминишна, замахиваясь на него рукой. (Л. Толстой). Со значением ударить этот глагол используется в просторечии: Смотрю, — рассказывает егерь, — этот самый Мишка [олень] стоит возле меня, голову нагнул, глаза кровью налились, и собирается дать мне (М. Пришвин). Глагол дать употребляется и в выражениях, имеющих профессиональную окраску: Дав лошадям шпоры, полковник с есаулом понеслись галопом к площади. (Н. Островский).
Многозначное слово может иметь разную лексическую сочетаемость. Например, слово низкий в своем основном значении малый по высоте, находящийся на небольшой высоте от земли, от какого-нибудь уровня, имеет широкие границы лексической сочетаемости: низкий человек, рост, гора, берег, дерево, лес, дом, забор, столб, стол, стул, шкаф, каблук, но, выступая в значениях «плохой» или «подлый, бесчеловечный», сочетается далеко не со всеми словами, к которым подходит по смыслу (нельзя сказать: низкое здоровье, низкие знания, низкий ответ или низкий студент).
В составе многозначных слов выделяются такие, у которых развиваются противоположные, взаимоисключающие значения. Например, отходить может означать «приходить в обычное состояние, чувствовать себя лучше», но это же слово может означать «умирать» (отойти в вечность).
Наблюдения над употреблением в речи многозначной лексики убеждают нас в том, что появление новых значений слов — их естественное свойство, оно обусловлено развитием самой языковой системы. А это значит, что этот «резерв» надо умело использовать, ведь новые оттенки значений в словах придают языку гибкость, живость, выразительность.
Многозначность лексики — неисчерпаемый источник ее обновления, необычного, неожиданного переосмысления слова.
Под пером художника в каждом слове, как писал Гоголь, характеризуя язык Пушкина, обнаруживается «бездна пространства, каждое слово необъятно, как поэт». А если принять во внимание, что многозначные слова составляют около 80 % словарного состава русского языка, то без преувеличения можно, сказать, что способность слов к многозначности порождает всю созидательную энергию языка. Писатели, обращаясь к многозначной лексике, показывают ее яркие выразительные возможности.
Проанализируем, например, как Пушкин находит новые и новые смысловые оттенки в слове, используя его многозначность. Так, глагол взять вне связи с другими словами воспринимается лишь с одним, основным значением — «схватить»; употребление его поэтом раскрывает все богатство значений слова: 1) захватить рукой, принять в руку —… И каждый взял свой пистолет; 2) получить что-нибудь в свое пользование — В награду любого возьмешь ты коня; 3) отправляясь куда-нибудь, захватить с собой — С собой возьмите дочь мою; 4) заимствовать, извлечь из чего-нибудь —… надписи, взятые из Корана 5) овладеть чем-нибудь, захватить что-нибудь — «Все возьму», — сказал булат; 6) арестовать — Швабрин! Очень рад! Гусары! возьмите его!; 7) принимать на службу, на работу — Хоть умного себе возьми секретаря и т. д. Как видим, если слово имеет несколько значений, выразительные возможности его увеличиваются.
Поэты находят в многозначности источник яркой эмоциональности, живости речи. Например, в тексте может быть повторено многозначное слово, которое, однако, выступает в различных значениях: Поэт издалека заводит речь, поэта далеко заводит речь. (М. Цветаева). Писатели любят обыгрывать разные значения многозначных слов… Но об этом мы еще скажем. А сейчас нужно остановиться еще на одном интересном явлении нашего словаря, очень похожем на многозначность.
С многозначностью слов не следует смешивать омонимию (от греч. омос — одинаковость и онима — имя), то есть совпадение в звучании и написании совершенно различных по значению слов. Например: брак в значении супружество и брак — испорченная продукция. Первое слово образовало от древнерусского глагола брати с помощью суффикса — к (ср.: брать замуж); омонимичное ему существительное брак заимствовано в конце XVII века из немецкого языка (нем. Brack — недостаток восходит к глаголу brechen — ломать).
У многозначных слов различные значения не изолированы одно от другого, а связаны, системны, тогда как омонимия находится за пределами системных связей слов в языке. Правда, бывают случаи, когда омонимия развивается из многозначности, но и тогда расхождение в значениях достигает такого предела, что возникшие в результате этого слова утрачивают какое бы то ни было смысловое сходство и выступают уже как самостоятельные лексические единицы. Например, у А. Грибоедова свет в значении “восход солнца, рассвет”: Чуть свет — уж на ногах, и я у ваших ног. и свет в значении “земля, мир, вселенная Хотел объехать целый свет и не объехал сотой доли.
Разграничение омонимии и многозначности отражено в толковых словарях: различные значения многозначных слов приводятся в одной словарной статье, а омонимы — в разных.
Чтобы представить нагляднее явление омонимии, воспользуемся забавными примерами из книжки стихов поэта Якова Козловского «О словах разнообразных, одинаковых, но разных».
Нес медведь, шагая к рынку.
На продажу меду крынку.
Вдруг на мишку — вот напасть —
Осы вздумали напасть! —
Мишка с армией осиной
Дрался вырванной осиной
Мог ли в ярость он не впасть
Если осы лезли в пасть?
Жалили куда попало,
Им за это и попало.
Интересные рифмы, не правда ли? Они составлены из слов, одинаковых по звучанию, но различных по значению. Такие рифмы называются омонимическими, а слова, совпавшие в произношении и написании, но имеющие разные значения, — омонимами.
В русском языке немало омонимов, например: коса — сельскохозяйственное орудие, коса — сплетенные в одну прядь волосы, коса — идущая от берега узкая полоса земли, отмель; ключ — бьющий из земли источник и ключ — металлический стержень, которым запирают и отпирают замок.
Слова, не связанные по значению, но совпавшие в звучащей или письменной речи, довольно разнообразны. Среди них выделяются слова, относящиеся к разным частям речи и совпадающие только в одной форме:
Снег сказал
— Когда я стаю,
Станет речка голубей,
Потечет, качая стаю
Отраженных голубей.
Такие пары образуют омоформы.
А помните у Пушкина веселую рифму?
— Вы, щенки! За мной ступайте!
Будет вам по калачу.
Да смотрите ж, не болтайте,
А не то поколочу!
Здесь совпали в звучании два слова (по калачу) и одно (поколочу), хотя в написании их нет совпадения. Это омофоны (от греч. омос — одинаковый и фоне — звук). Омофония возникает при совпадении в речи не только отдельных слов, частей слов, но и нескольких слов. Например: Не вы, но Сима страдала невыносимо, водой Невы носима. Омофония очень привлекает поэтов. Как не вспомнить строки Маяковского: Лет до ста расти нам без старости!
Омофоны надо правильно писать, не путая безударных гласных: Он у нас часок посидел, Он совсем поседел от горя; Мать свела ребенка в школу; Ласточка свила гнездо под окном.
Представление о графическом образе слова устраняет омофонию. Однако в письменной речи может появиться неясность при омографии. Омографы (от греч. омос — одинаковый и графо — пишу) — это слова, звучащие по-разному, но совпадающие на письме. Омографы обычно имеют ударения на разных слогах, и это меняет звучание слов, которые пишутся одинаково: здмок — замок, кружки — кружки, сорок — сорок, стрелки — стрелки, засыпали — засытли, попадали — попадали и др. Обычно ударение на письме не обозначают, поэтому омографы могут стать причиной неверного понимания текста. Например, как прочитать предложение: Стрелки остановились? Ведь первое слово может означать и стрелков, и часовые стрелки. Иногда значение речи зависит от правильного графического изображения буквы ё. Если в печатном тексте е и ё не различаются, появляется двусмысленность при чтении таких, например, фраз: Все это знали давно; Они все стояли и глядели в окна вагона. Однако в контексте обычно смысл слов, имеющих омографы, ясен.
Омографы привлекают писателей-юмористов. Вот как, например, использует омографы Яков Козловский в стихотворении «Кумушки»:
Серая ворона
Черного ворона
Утром ругала,
Присев на сучок.
Новость о том разнесли
Во все стороны
Сплетницы-кумушки —
Сорок сорок.
Использование омонимов разных типов может усиливать действенность речи, так как столкновение «одинаковых, но разных слов» притягивает к ним особое внимание.
Многозначность и омонимия наиболее интересны в веселых, юмористических произведениях. Писатели очень часто играют многозначными словами и омонимами, добиваясь неожиданного юмористического эффекта. Но об этом — следующая глава нашей книги.
В непринужденной беседе остроумные люди любят прибегать к словесной игре, она очень оживляет речь. Помните диалог Чацкого и Софии в «Горе от ума» Грибоедова? Чацкий:… Но Скалозуб? Вот загляденье: за армию стоит горой и прямизною стана, лицом и голосом герой… София: Не моего романа.
Подразумеваемое в реплике Софии слово герой может быть осмыслено сразу в двух значениях: 1) выдающийся своей храбростью, доблестью, самоотверженностью человек, совершающий подвиг; 2) главное действующее лицо литературного произведения. В игру слов вовлекается и слово роман, означающее «большое повествовательное художественное произведение со сложным сюжетом». У этого слова есть омоним, означающий «любовные отношения между мужчиной и женщиной». Оба значения совмещаются в слове роман в ответе Софии.
Такое обыгрывание значения слова называется каламбуром.
Каламбуры ценили во все времена. Известны каламбуры Пушкина: Взять жену без состояния, я в состоян и и, но входить в долги из-за ее тряпок я не в состоянии! Или: Спрашивали однажды у старой крестьянки, по страсти ли она вышла замуж. — По страсти, — отвечала старуха, — я было заупрямилась, да староста грозился меня высечь. У Лермонтова находим такие каламбурные строки: Увы! каламбур лучше стихов! Ну да все равно! Если он вышел из пустой головы, то, по крайней мере, стихи из полного сердца. Тот, кто играет словами, не всегда играет чувствами.
Классическим стал каламбур Дмитрия Минаева: Даже к финским скалам бурым обращаюсь с каламбуром.
Очень часто и современные писатели-юмористы в своих шутках употребляют многозначные слова сразу и в прямом, и в переносном значениях: Радио будит мысль даже в те часы, когда очень хочется спать; Дети — цветы жизни, не давайте им, однако, распускаться; Она сошла со сцены, когда уже не могла ходить; Весна хоть кого с ума сведет. Лед — и тот тронулся; Женщины подобны диссертациям: они нуждаются в защите. (Эмиль Кроткий).
На каламбуре построены иронические ответы на письма читателей в «Литературной газете»: У вас такой странный юмор, что без подсказки я не пойму, в каких местах надо смеяться. — Только в специально отведенных. Мысль, преподнесенная в каламбурной форме, выглядит ярче, острее, афористичнее. Остроумная речь привлекает своей новизной, занимательностью: Он совершал такое, что перед ним бледнели его коллеги; Нет такой избитой темы, которую нельзя было бы ударить еще раз; Как жаль, что способность делиться осталась лишь преимуществом простейших; Пчелы сперва садятся, а потом берут взятки в отличие от некоторых людей, которые взятки берут, но не садятся.
Но иногда говорящий не замечает игры слов, которая возникла в речи при употреблении многозначной лексики. В таких случаях многозначность слова становится причиной искажения смысла высказывания. Это может привести ко всяким недоразумениям, если собеседники понимают одно и то же слово по-разному. Учитель спрашивает мальчика: «Кем работает твоя мама?» И слышит в ответ: «Старшим научным сотрудником». Но учителю захотелось уточнить:
— В какой области?
— В Московской, — поясняет мальчик. Он не понял, что следовало назвать область научных исследований.
Многозначность слов дает повод к неправильному истолкованию и таких фраз: На костре — лучшие люди села (можно подумать, что их собираются сжечь, а их пригласили на праздник); На каждого члена кружка «Юный техник» падает по пять-шесть моделей (кто-то улыбнется: если они увесистые, то возможны и травмы!); На площадке перед школой вы увидите разбитые цветники. Это дело рук наших ребят (что же они уничтожили клумбы или сделали их?).
Бывают комические ситуации и на уроках в школе. Рассказывая о сражениях древних, ученик заявил: «Греки своими острыми носами пробивали корабли персов».
Немало смешных ошибок встречается в сочинениях из-за неумелого использования многозначных слов: «Значение образа Татьяны велико. Пушкин самый первый оценил всю полноту русской женщины», «У Гоголя каждое действующее лицо имеет свое лицо»; «Старуха Изергиль состоит из трех частей». А в сочинении на свободную тему один ученик написал: «Наши ребята привыкли все хорошее брать друг у друга…» Кто-то поделился своими планами: «Мы наметили посетить городской музей и вынести из него все самое ценное, самое интересное». Двусмысленность подобных предложений очевидна.
Один старичок рассказывал о том, что ему пришлось услышать в собаководческом клубе: «Мы питаемся в основном за счет клубного собаководства»… Ошибки при употреблении многозначных слов можно встретить и в речи спортсменов: «У нас хромают защитники», — говорит тренер, и медиков: «Долг врача — не отмахиваться от больного, а довести его до конца!».
Словесная игра, основанная на столкновении в тексте различных значений многозначных слов, может придать речи форму парадокса, то есть высказывания, смысл которого расходится с общепринятым, противоречит логике (иногда только внешне). Например: Единица — вздор, единица — ноль (Вл. Маяковский).
Наряду с многозначными словами в словесную игру часто вовлекаются и омонимы. При омонимии между словами устанавливается лишь звуковое тождество, а смысловые ассоциации отсутствуют, поэтому столкновение омонимов всегда неожиданно, что создает большие стилистические возможности для их обыгрывания. Кроме того, употребление омонимов в одной фразе, подчеркивая значения созвучных слов, придает речи особую занимательность, яркость: Каков ни есть, а хочет есть (поговорка); «Фунт сахара и фунт стерлингов» (заголовок статьи в газете).
Как средство своеобразной звуковой игры используются омонимические рифмы. Их мастерски применял В. Я. Брюсов:
Ты белых лебедей кормила,
Откинув тяжесть черных кос…
Я рядом плыл; сошлись кормила;
Закатный луч был странно кос…
Вдруг лебедей метнулась пара…
Не знаю, чья была вина…
Закат замлел за дымкой пара,
Алея, как поток вина…
Блестяще владел омонимическими рифмами Иосиф Бродский:
Мерцала на склоне банка
Возле кустов кирпича.
Над розовым шпилем банка
Ворона вилась, крича.
(Холмы. 1962)
В основе каламбуров могут быть различные звуковые совпадения: собственно омонимы — Трамвай представлял собой поле брани. (Эмиль Кроткий); омоформы — Может быть — старая — и не нуждалась в няньке, может быть, и мысль ей моя казалась пошлά, только лошадь рванулась, встала на ноги, ржанула и пошлά. (Вл. Маяковский); омофоны — «Искра» играет с искрой (заголовок спортивного обозрения), наконец, совпадение в звучании слова и двух-трех слов — Над ним одним все нимбы, нимбы, нимбы… Побольше терниев над ним бы. (К. Симонов).
Особого внимания заслуживает так называемая индивидуально-авторская омонимия.
Писатели иногда по-новому толкуют известные в языке слова, создавая индивидуально-авторские омонимы. Академик В. В. Виноградов отмечал: «Каламбур может состоять… в новой этимологизации слова по созвучию или в образовании нового индивидуально-речевого омонима от созвучного корня». Характеризуя это явление, он привел в качестве примера слова П. А. Вяземского: «… я всю зиму провел в здешнем краю. Я говорю, что я остепенился, потому что зарылся в степь». Слово остепенился, шутливо переосмысленное Вяземским, омонимично известному в языке глаголу, обозначающему «стать степенным, сдержанным, рассудительным в поведении». При подобном переосмыслении «родственными» представляются слова, вовсе не связанные общностью происхождения: «По какому принципу вы зачеркиваете виды спорта? — По принципу о т противного. Какой вид спорта мне противен, такой и вычеркиваю». Индивидуально-авторские омонимы часто очень выразительны и забавны. Они лежат в основе многих шуток, в частности, публикуемых на юмористической странице «Литературной газеты» (гусар — птичник, работник гусиной фермы; дерюга — зубной врач; доходяга — победитель в спортивной ходьбе; весельчак — гребец; пригубить — поцеловать; предынфарктное состояние — состояние, нажитое до инфаркта).
К такой игре словами близки и неожиданные восприятия известных поэтических строк, отрывков из художественных произведений, например: Души прекрасные порывы — от глагола душить! С огнем Прометея — от глагола согнуть! Но с пламенной, пленительной, живой — нос пламенный? С свинцом в груди лежал недвижим я — с винцом? Можно ли быть равнодушным ко злу? — козлу!..
В иных случаях поэт сам сталкивает созвучные, похожие слова, заставляя нас обратить на них особое внимание:
Теперь меня там нет. Об этом думать странно.
Но было бы чудней изображать барана,
Дрожать, но раздражать на склоне дней тирана…
Это писал Иосиф Бродский в «Пятой годовщине». А вот еще его строки:
Пороки спят. Добро со злом обнялось.
Пророки спят. Белесый снегопад…
О богатстве речи можно судить также по тому, как мы используем синонимы родного языка. Синонимами (греч. синонимус — одноименный) называются слова, имеющие одинаковое значение и часто различающиеся дополнительными смысловыми оттенками или стилистической окраской. Совершенно однозначных слов в русском языке немного: лингвистика — языкознание, тут — здесь, в течение — в продолжение и т. п. Более распространены синонимы, имеющие различные семантические, стилистические и семантико-стилистические оттенки. Например, сравним значения и стилистическую окраску синонимов в таких отрывках из художественных произведений: И я пойду, пойду опять, пойду бродить в густых лесах, степной дорогою блуждать (Я. Полонский); А я пойду шататься, — я ни за что теперь не засну (М. Лермонтов); И страна березового ситца не заманит шляться босиком! (С. Есенин).
Все эти синонимы имеют общее значение «ходить без определенной цели», но они отличаются семантическими оттенками: слово блуждать имеет дополнительное значение «плутать, терять дорогу», в слове шататься есть оттенок «ходить без всякого дела», глагол шляться подчеркивает неповиновение, непослушание. Кроме того, приведенные синонимы отличаются и стилистической окраской: бродить — стилистически нейтральное слово, блуждать имеет более книжную окраску, шататься и шляться — просторечные, причем последнее — грубое.
Синонимы образуют гнезда, или ряды: кружиться, крутиться, вертеться, вращаться, виться; равнодушный, безразличный, безучастный, бесчувственный, бесстрастный, холодный и т. д. На первом месте в словарях обычно ставят главный синоним, который выражает общее значение, объединяющее все слова этого ряда с их дополнительными смысловыми и стилистическими оттенками.
Одни и те же слова могут входить в разные синонимические ряды, что объясняется многозначностью. Например: холодный взгляд — бесстрастный, безучастный, равнодушный; холодный воздух — морозный, студеный, леденящий; холодная зима — суровая, морозная.
Многозначные слова редко совпадают во всех значениях, чаще синонимические отношения связывают отдельные значения полисемических слов. Например, опустить в значении «переместить что-либо в более низкое положение» синонимично слову спустить (ср.: В кабинете обе шторы были опущены. — Я их не спускала сегодня. — А. Н. Толстой). Но в значении «поместить во что-либо, внутрь, в глубь чего-либо» опустить синонимизируется со словом погрузить (ср.: Я приготовился опустить ложку в дымящуюся кашу. — А. Чаковский; Я придвигаюсь к столику, беру ложку ипогружаю ее в борщ. — Н. Ляшко), а в значении «сильно наклонить (голову) вперед» опустить имеет синонимы потупить, понурить, повесить: Нахлобучив шапку, мы шли, опустив головы так, чтобы видеть только то, что было в непосредственной близости под ногами (В. К. Арсеньев); Литвинов расхаживал по комнате у себя в гостинице, задумчиво потупив голову (И. С. Тургенев); Дыма мрачно понурил голову и шагал, согнувшись под своим узлом (В. Г. Короленко); Ходил он степенно, мерным шагом, п о в е с я голову и нахмурив брови (Н. А. Островский). В значении же «перевести, устремить вниз (глаза, взгляд)» этот глагол синонимичен только глаголу потупить: Юноша смущенно о п у с к а е т свои глаза (М. Горький); Рудин остановился и п о т у п и л глаза с улыбкой невольного смущения (И. С. Тургенев).
На наш взгляд, важнейшее условие синонимичности слов — их семантическая близость, ав особых случаях — тождество. В зависимости от степени семантической близости синонимичность слов может проявляться в большей или меньшей мере. Например, синонимичность слов спешить — торопиться выражена яснее, чем, слов смеяться — хохотать — заливаться — закатываться — покатываться — хихикать — фыркать — прыскать, имеющих значительные смысловые и стилистические отличия.
Русский язык богат синонимами. В любом синонимическом словаре вы увидите два-три, а то и десять синонимичных слов.
Состав синонимов русского языка изучается уже более 200 лет. Первый синонимический словарь вышел в 1783 г., его автором был известный русский писатель Д. И. Фонвизин. Современная наука достигла больших успехов в изучении и описании лексической синонимии.
Особую ценность представляют созданные советскими учеными словари синонимов. В их числе следует назвать популярный у писателей и переводчиков «Словарь синонимов русского языка» составленный З. Е. Александровой (1-е изд.1968). Он интересен широким охватом лексического материала: даются синонимы, принадлежащие к различным стилям литературного языка, в том числе устаревшие слова, народно-поэтическая, а также просторечная, сниженная лексика, в конце синонимического ряда приводятся в виде приложения фразеологизмы, синонимичные названным словам.
В результате многолетней коллективной работы по изучению русской синонимии в Институте русского языка АН СССР был создан и издан двухтомный Словарь синонимов русского языка под редакцией А. П. Евгеньевой (1-е изд. 1970). Этот словарь, содержащий характеристику синонимов с примерами их употребления в литературной речи, стилистическим комментарием, который порой дается более обстоятельно, чем в толковых словарях. На основе этого словаря был составлен, также под редакцией А. П. Евгеньевой однотомный «Словарь синонимов. Справочное пособие» (1975). В нем, по сравнению с двухтомным словарем, больше синонимических рядов, шире система стилистических помет, хотя сокращен иллюстративный материал.
Словари, представившие и описавшие русскую синонимию, содержат неоценимый материал для изучения выразительных возможностей языка, его лексических богатств, стилистического многообразия.
Как художник берет не просто семь цветов радуги, но и бесчисленные их оттенки, как музыкант пользуется не только основными звуками гаммы, но и их тонкими переливами, полутонами, так и писатель «играет» на оттенках и нюансах синонимов. Причем синонимические богатства русского языка не облегчают, а усложняют писательский труд, потому что чем больше близких по значению слов, тем труднее в каждом конкретном случае выбрать то единственное, самое точное, которое в контексте будет наилучшим. Целенаправленный, внимательный отбор синонимов делает речь яркой, художественной.
Для писателей использование лексических синонимов — одна из самых сложных проблем: «муки слова» поэтов заключаются обычно в поисках неуловимого, ускользающего синонима. Об упорном труде художников слова при отборе синонимических средств можно судить по черновым вариантам их рукописей. В них много лексических замен, авторы по многу раз зачеркивают написанное, подбирая более точное слово. Например, А. С. Пушкин, описывая впечатление Дубровского от встречи с враждебно настроенным Троекуровым, вначале употребил такие слова: Заметил злобную улыбку своего противника, но потом два из них заменил синонимами: ядовитую улыбку своего неприятеля. Это исправление сделало высказывание более точным.
Интересны синонимические замены Лермонтова в романе «Герой нашего времени». В повести «Княжна Мери» читаем: Я стоял сзади одной толстой [пышной[3]] дамы, осененной розовыми перьями. Употребив определение толстая вместо пышная, писатель подчеркнул свое презрительно-ироническое отношение к представительнице «водяного общества». В другом случае: Я никогда не делался рабом любимой женщины, напротив: я всегда приобретал над их волей и сердцем непобедимую власть… Или мне просто не удавалось встретить женщину с упорным [упрямым] характером? Семантические оттенки, различающие синонимы упорный — упрямый, указывают на предпочтительность первого, подчеркивающего волевое, деятельное начало, в то время как второй осложняется оттеночными значениями «вздорный», «несговорчивый», «сварливый», неуместными в контексте.
При описании портрета Печорина в «Герое нашего времени» сделана такая синонимическая замена:… Его запачканные [грязные] перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев. Лермонтов зачеркнул слово грязные, посчитав его неуместным при описании одежды своего героя.
Слово производит эстетическое впечатление, если оно соответствует идейной направленности произведения, способствует благозвучию фразы, красоте словесной структуры речи. Но прежде всего, работая над стилем художественного произведения, автор стремится к наиболее точному выражению мысли. Из многих слов, близких по значению, он выбирает единственно нужное ему, которое в данном контексте будет лучшим. Белинский писал: «Каждое слово в поэтическом произведении должно до того исчерпывать все значение требуемого мыслью целого произведения, чтобы видно было, что нет в языке другого слова, которое тут могло бы заменить его».
Синонимия создает широкие возможности стилистического отбора лексических средств, но поиски точного слова требуют большого труда. Иногда нелегко определить, чем именно различаются синонимы, какие они выражают смысловые или эмоциональноэкспрессивные оттенки. И совсем не просто из множества слов выбрать единственно верное, необходимое. Не владея синонимическими богатствами родного языка, нельзя сделать свою речь выразительной, яркой. Бедность словаря приводит к частому повторению слов, тавтологии, употреблению слов без учета оттенков их значения. С. И. Ожегов писал: «… Сплошь и рядом вместо конкретных и точных для определенного случая слов, подходящих именно для данного случая синонимов употребляются одни и те же излюбленные слова, создающие речевой стандарт». К. И, Чуковский, призывая шире использовать синонимию русского языка, задавал вопрос: «… Почему всегда пишут о человеке — худой, а не сухопарый, не худощавый, не тщедушный, не тощий? Почему не стужа, а холод? Не лачуга, не хибарка, а хижина? Не каверза, не подвох, а интрига? Многие… думают, что девушки бывают только красивые. Между тем они бывают миловидные, хорошенькие, пригожие, недурные собой, — и мало ли какие еще».
Чтобы научиться использовать синонимические богатства русского языка, необходимо помнить, что для говорящего (пишущего) важно не столько то, что объединяет синонимы, сколько то, что их разъединяет, что позволяет отличать друг от друга соотносительные речевые средства, потому что из многих близких по значению слов необходимо выбрать для данного контекста лучшее.
Синонимы становятся источником эмоциональности и выразительности речи, если употреблять их с особым стилистическим заданием. Этому тоже можно поучиться у мастеров слова.
Нередко в художественном тексте используется одновременно несколько синонимов. В этом случае они получают определенную стилистическую нагрузку. Так, Чернышевский отмечал, что в языке развилась богатая синонимика для обозначения всех нелепостей русской действительности: «Чепуха, вздор, дичь, галиматья, дребедень, ахинея, безалаберщина, ерунда, нескладица, бессмыслица, нелепица…» Нанизывая синонимы, писатели достигают усиления, акцентирования основного значения слова. Например: Да, что-то есть во мне противное, отталкивающее, — думал Левин, вышедши от Щербатских (Л. Толстой). Или: Не приняла его смерть, отошла, отодвинулась, отступила, и надолго (М. Алексеев). Часто в таком синонимическом ряду слова взаимно дополняют значение друг друга, что позволяет более полно охарактеризовать предмет. Например, Белинский с помощью синонимов характеризует стих Пушкина:
Все акустическое богатство, вся сила русского языка явились в нем в удивительной полноте; он нежен, сладостен, мягок, как ропот волны, тягуч и густ, как смола, ярок, как молния, прозрачен и чист, как кристалл, душист и благовонен, как весна, крепок и могуч, как удар меча в руке богатыря.
Например, в «Евгении Онегине» Пушкин так описывал великосветских дам.
К тому ж они так непорочны,
Так величавы, так умны,
Так благочестия полны,
Так осмотрительны, так точны,
Так неприступны для мужчин,
Что вид их уж рождает сплин.
Здесь синонимичны слова и словосочетания: непорочны — благочестия полны, умны — осмотрительны, величавы — неприступны. Этот подбор эпитетов отражает последовательное движение мысли поэта при создании образа чопорной светской дамы.
Однако порою новые слова в нашей речи ничего не добавляют к сказанному. Например: Во время сессии трудно приходится тем студентам, у которых много пропусков и прогулов, пробелов и недоработок; Нарушение правил пользования газом приводит к беде, несчастью, к драматическим последствиям и трагическим случаям. Такое употребление синонимов свидетельствует о беспомощности в обращении со словом, о неумении точно выразить мысль, за многословными предложениями кроются вовсе не сложные истины: Во время сессии трудно приходится студентам, которые пропускают занятия и не освоили тех или иных разделов программы; Нарушение правил пользования газом приводит к несчастным случаям.
Использование нескольких синонимов подряд лишь тогда эстетически оправдано, когда каждый новый синоним уточняет, обогащает значение предыдущего или вносит иные оттенки экспрессивной окраски. Такое нагнетание синонимов писателями обычно используется в художественных текстах.
В эмоциональной речи нанизыванием синонимов достигается усиление признака, действия, например: Галстян был из тех людей, к которым привязываешься сердцем. Он был добрый и отзывчивый человек, бесстрашный и решительный… Как он любил храбрых, стойких людей (Н. С. Тихонов).
Нанизывание синонимов часто порождает градацию, когда каждый следующий синоним усиливает (реже — ослабляет) значение предыдущего. У Чехова, например, читаем: Через двести — триста лет жизнь на Земле будет невообразимо прекрасной, изумительной; Среди журнальных работников он был бы очень нелишним… У него есть определенные взгляды, убеждения, мировоззрение; Ему [Коровину] хотелось чего-то гигантского, необъятного, поражающего.
Однако в построении градации не исключены и речевые ошибки, что нередко наблюдается в торопливой, сумбурной речи. А. Ф. Кони, описывая выступление плохого оратора, приводит такую фразу словоохотливого адвоката:
Господа присяжные! Положение подсудимого перед совершением им преступления было поистине адское. Его нельзя не назвать трагическим в высшей степени. Драматизм состояния подсудимого был ужасен: оно было невыносимо, оно было чрезвычайно тяжело и, во всяком случае, по меньшей мере неудобно.
Нагромождение синонимов и близких по значению слов, которые в ином случае могли бы усилить экспрессивную окраску речи, при неумелом, беспорядочном их расположении порождает речевую избыточность, «уточняющие» определения, разрушая градацию, создают нелогичность и комизм высказывания.
Имея в основе общность значения, синонимы часто подчеркивают различные особенности сходных предметов, явлений, действий, признаков. Поэтому синонимы могут в тексте сопоставляться и противопоставляться, если автор хочет обратить внимание именно на те оттенки значений, которыми отличаются эти близкие по смыслу слова. Так, в «Записных книжках» Чехова: Он не ел, а вкушал; Врача пригласить, а фельдшера позвать. Или у Бунина: Письма не было и не было, он теперь не ж и л, а только изо дня на день существовал в непрестанном ожидании. Еще пример — к сопоставлению синонимов прибегает Лев Толстой: Левин был почти одних лет с Облонским и с ним на «ты» не по одному шампанскому. Левин был его товарищем и другом первой молодости. Они любили друг друга, несмотря на различие характеров и вкусов, как любят друг друга приятели, сошедшиеся в первой молодости.
Если для автора особенно важно различие значений синонимов, они могут противопоставляться:
Уста и губы — суть их не одна.
Ночи — вовсе не гляделки!
Одним доступна глубина,
Другим — глубокие тарелки.
В некоторых случаях автор, используя синонимы, стремится объяснить непонятное слово. Например: Началась анархия, то есть безначалие (М. Салтыков-Щедрин).
Синонимы позволяют разнообразить речь, избежать употребления одних и тех же слов. Но писатели не механически замещают повторяющееся слово его синонимом, а учитывают при этом смысловые и экспрессивные оттенки используемых слов. Например, у Ильфа и Петрова: Только что на этом месте стояла моя ладья! — закричал одноглазый; Это возмутительно! — заорал одноглазый; Товарищи! — заверещал одноглазый.
Потребность в синонимах очевидна при обозначения факта речи. При этом некоторые глаголы, в иных условиях не составляющие синонимического ряда, выступают со сходным значением (ср.: сказал, заметил, подчеркнул, добавил, произнес, процедил, промямлил и т. д.). Таким образом, разнообразить речь помогают не только синонимы, но и близкие по значению слова. Например: Лорд Байрон был того же мнения, Жуковский то же говорил (А. Пушкин).
Особенно часто приходится избегать повторения слов при передаче диалога. Так, у Тургенева:… — Душевно рад, — начал он… — Надеюсь, любезнейший Евгений Васильевич, что вы не соскучитесь у нас, — продолжал Николай Петрович… — Так как же, Аркадий, — заговорил опять Николай Петрович… — Сейчас, сейчас, — подхватил отец.
В поэтической речи подбор синонимов, помимо всех прочих эстетических мотивов, бывает обусловлен еще и стремлением поэта к благозвучию и особой звуковой выразительности стиха. Так, Пушкин в черновой рукописи «Евгения Онегина» определение в строке напевы Тассовых октав заменяет: Торкватовых октав. С этим эпитетом строка прошла через все стадии дальнейшей обработки текста и была напечатана. Очевидно, поэта удовлетворила звуковая выразительность определения, сходного фонетически с окружающими словами.
Есенин предпочитает слово далече его общеупотребительному синониму далеко, и это создает красивые звуковые повторы в стихотворении:
Вечером синим, вечером лунным
Был я когда-то красивым и юным.
Неудержимо, неповторимо
Все пролетело… далече… мимо…
Выбор синонимов в художественной речи зависит и от особенностей стиля писателя. Известный лингвист А. М. Пешковский писал, что оценить употребление автором того или другого синонима можно, только анализируя языковые особенности всего произведения или даже всех произведений писателя: «Например, замена гоголевского чуден словом прекрасен не так явно ослабляет текст, как замена словом красив, так как стиль Гоголя отличает гиперболичность».
Достоевский также отдавал предпочтение словам «предельного значения», выбирая из ряда синонимов наиболее сильные. Например: Сомнений оставалась целая бездна; Он [Разумихин] знал бездну источников; Пить он [Разумихин] мог до бесконечности; И он [Раскольников] вдруг ощутил, что мнительность его… разрослась в одно мгновение в чудовищные размеры; В ужасе смотрел Раскольников на прыгавший в петле крюк запора; Вдруг в бешенстве она [Катерина Ивановна] схватила его [Мармеладова] за волосы и потащила в комнату;… плюнул и убежал в остервенении на самого себя.
У Пушкина (в прозе), у Л. Толстого нет такого пристрастия к «сильным» синонимам, поскольку стиль повествования у них иной, он более спокоен, что также художественно обосновано. Однако многокрасочная палитра индивидуальных авторских стилей так или иначе отражает синонимические богатства русского языка.
Выразительные возможности языка позволяют и нам по достоинству оценить мастерство писателя, ведь мы всегда можем задуматься: а почему он предпочел именно это слово, а не его синоним? Выразительность, или, как говорят лингвисты, экспрессивность речи зависит не только от синонимов, которые использовал автор, но еще и от тех слов-конкурентов, которые автор отверг по каким-то эстетическим мотивам. Синонимы в речи воспринимаются как бы «на фоне» своих слов-братьев, что объясняется устойчивыми связями близких по значению слов, входящих в сложную лексическую систему.
Особое место в русском языке занимают антонимы (от греч. анти — против и онима — имя) — слова, противоположные по значению, например: хороший — плохой, быстро — медленно, смеяться — плакать, правда — ложь, добрый — злой, говорить — молчать. Антонимия отражает существенную сторону системных связей в русской лексике.
Современная наука о языке рассматривает синонимию и антонимию как крайние, предельные случаи взаимозаменяемости и противопоставленности слов по их содержанию. При этом если для синонимических отношений характерно семантическое сходство, то для антонимических — семантическое различие.
Большинство антонимов характеризуют качества (новый — старый), пространственные и временные отношения (близко — далеко, утро — вечер). Есть противоположные наименования действий, состояний (радоваться — горевать), антонимы со значением количества (много — мало).
Существование антонимов в языке обусловлено характером нашего восприятия действительности во всей ее противоречивой сложности, в единстве и борьбе противоположностей. Поэтому контрастные слова, как и обозначаемые ими понятия, не только противопоставлены, но и тесно связаны между собой: слово добрый вызывает в нашем сознании слово злой. Далеко напоминает о слове близко, ускорить — о замедлить. Антонимические пары образуют названия таких явлений и предметов, которые соотносительны, принадлежат одной и той же категории объективной действительности как взаимоисключающие.
Антонимы объединяют парами, однако это не значит, что то или иное слово может иметь лишь один антоним. Синонимические отношения слов позволяют выражать противопоставление понятий и в «незакрытом», многочленном ряду (ср.: конкретный — абстрактный — отвлеченный, веселый — грустный — печальный — унылый — скучный — кручинный).
При изучении антонимических отношений между словами необходимо учитывать, что у многозначных слов в антонимические отношения иногда могут вступать отдельные их значения. Например, слово день в значении «часть суток» имеет антоним ночь, а в значении «сутки, дата» вовсе не имеет антонимов. У разных значений одного и того же слова могут быть разные антонимы. Например, слово близкий в значениях «находящийся на небольшом расстоянии» и «отделенный небольшим промежутком времени» имеет антоним далекий (близкое — далекое расстояние, близкие — далекие годы). В значении «кровно связанный» это прилагательное антонимично слову чужой (близкие — чужие люди). А выступая в значении «сходный, похожий» близкий образует антонимическую пару со словом различный (произведения, близкие по содержанию, но различные по форме).
Однако многозначное слово может иметь и один антоним, который тоже выступает в нескольких значениях. Например: верхний в значении «находящийся наверху, выше прочих» имеет антоним нижний в значении «расположенный внизу» (верхняя — нижняя ступенька), второму значению слова «близкий к верховью реки» противопоставлено соответствующее значение его антонима — «расположенный ближе к устью» (верхнее течение, нижнее течение), аналогичны и такие значения слов: «надеваемый поверх платья» (верхняя одежда) — «носимый под платьем или непосредственно на теле» (об одежде) — нижнее белье, наконец, атонимизируются и специальные значения этих слов: «относящийся к верхам» (верхний регистр) и «образующий низший предел диапазона какого-нибудь голоса или инструмента» (нижний регистр).
Слова-антонимы имеют большие выразительные возможности, так как благодаря своим устойчивым связям они воспринимаются в речи как бы на фоне их противочленов. Так, читая описание внешности Пугачева в «Капитанской дочке» Пушкина, мы отмечаем особую выразительность определений, имеющих антонимические пары: «Лицо он имеет смуглое, но чистое, глаза острые и взор страховитый; борода и волосы на голове черные; рост его средний или меньше; в плечах хотя и широк, но в пояснице очень тонок». Каждое из выделенных слов читатель мысленно отличает от возможного антонима. Таким образом, выразительные возможности антонимии реализуются и в том случае, когда в тексте какой-либо член антонимической пары отсутствует.
Однако более ярким источником речевой экспрессии является открытое противопоставление антонимов, которое лежит в основе разнообразных стилистических приемов усиления эмоциональности речи.
Сопоставление антонимов придает особую значительность предметам и понятиям: «Война и мир», «Дни и ночи», «Живые и мертвые». Эти заглавия произведений стали хрестоматийными примерами умелого использования антонимов художниками слова.
Антонимы, используемые в речи, становятся своеобразным курсивом, выделяющим слова, на которые падает логическое ударение: Вкус жизни постигается не во многом, а в малом (А. Солженицын); Характер спортсменов воспитывается не триумфом побед, а горечью поражений; Жизнь достаточно продолжительна, чтобы успеть исправить старые заблуждения, но недостаточно коротка, чтобы не успеть впасть в новые (Л. Лиходеев).
Антонимы придают особую остроту и афористичность крылатым словам: Дома новы, а предрассудки стары (А. Грибоедов);
Чем ночь темней, тем ярче звезды (А. Майков); Мне грустно потому, что весело тебе (М. Лермонтов); То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть (Н. Некрасов); Как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок (С. Есенин).
Антонимы способствуют раскрытию противоречивой сущности предметов, явлений: Он [Блок]… хотел быть один. И никак не мог оторваться от ненавистной — и любимой России; не хотел согласиться на отъезд (Евг. Замятин). Не удивительно поэтому, что антонимы постоянно используются в антитезе — стилистическом приеме, состоящем в резком противопоставлении понятий, положений, образов, состояний. Пример классической антитезы находим у Некрасова: Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка-Русь.
Пожалуй, нет такого писателя, который бы не обращался к антитезе; вспомним некоторые хрестоматийные примеры: Я — царь, я — раб, я — червь, я — бог (Г. Державин); Ты богат, я очень беден, ты прозаик, я поэт. Ты румян, как маков цвет, я, как смерть, и тощ, и бледен (А. Пушкин); У сильного всегда бессильный виноват (И. Крылов); Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ. И вы, мундиры голубые, и ты, послушный им народ (М. Лермонтов).
Если при этом противопоставляются разные образы, события, впечатления, то антитеза становится сложной, в нее обычно вовлекается несколько антонимических пар. Например: И ненавидим мы, и любим мы случайно, ничем не жертвуя ни злобе, ни любви. И царствует в душе какой-то холод тайный, когда огонь кипит в крови (М. Лермонтов).
Обращение Лермонтова к антонимам отражало важные черты его мировоззрения и стиля: склонность к самоанализу, сомнения, колебания, контрастность мироощущения. Антонимия была одним из самых ярких лексических средств, используя которые поэт смог приспособить русский литературный язык к выражению раздумий сильной рефлектирующей личности. Писатель настолько ценил стилистическое значение антонимов, что подчас заменял нейтральные слова контрастными. Например, в «Герое нашего времени»: Что до меня касается, то я убежден только в одном… — сказал доктор Вернер, — … что рано или поздно, в одно прекрасное утро я умру. — Я богаче вас, — сказал Печорин, — у меня, кроме этого, есть еще убеждение — именно то, что я в один прегадкий вечер имел несчастье родиться. В автографе Лермонтова это противопоставление вначале еще не имело такой остроты: там выпадал один из элементов антитезы — Печорин повторял определение Вернера: в один прекрасный вечер.
Противоположен антитезе стилистический прием, состоящий в отрицании контрастных признаков у предмета: В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, не слишком толст, не слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод (Н. Гоголь).
Нанизывание антонимов с отрицаниями подчеркивает заурядность личности, отсутствие у нее ярких качеств, четко выраженных признаков. Подобное использование антонимов дает возможность передать такие понятия, которые в языке не имеют точного названия: Если друг оказался вдруг и н е друг и н е враг, а так, если сразу не разберешь, плох он или хорош… (Вл. Высоцкий).
Возможно и употребление одного из членов антонимической пары с отрицанием: Тащи корягу кверху, добрый человек… Кверху, а не книзу! (А. П. Чехов). Такое сочетание антонимов создает речевую избыточность, что может в иных случаях придать речи комическое звучание: Ежели не фальшивый документ, то, значит, настоящий (Арк. Гайдар).
Явление антонимии используется и в оксюмороне (греч., буквально остроумно-глупое). Этот стилистический прием состоит в создании нового понятия соединением контрастных по значению слов: «Начало конца»; «Плохой хороший человек» (название кинофильма). В основе этих оксюморонов — столкновение обычных антонимов, но чаще в подобных случаях употребляются слова, контрастные по значению, объединенные как определяемое и определяющее: «Живой труп», «Оптимистическая трагедия». Как разные части речи, эти слова не могут быть названы антонимами в точном значении термина, но они тоже имеют полярные значения.
К оксюморону часто обращаются поэты: О, как мучительно тобою счастлив я (А. Пушкин); Мама, ваш сын прекрасно болен (Вл. Маяковский); Но красоты их безобразной я скоро таинство постиг (М.Лермонтов); Убогая роскошь наряда (Н. Некрасов); С наглой скромностью смотрит в глаза (А. Блок); Смотри, ей весело грустить, такой нарядно обнаженной (А. Ахматова).
Этот прием ценят юмористы: Маловысокохудожественная проза (М. Зощенко); При наличии отсутствия пропитанных шпал это будет не трамвай, а одно горе (Ильф и Петров). Оксюморон остается излюбленным приемом журналистов при создании заглавий статей, очерков, репортажей: «Разбуженная тишина», «Дорогая дешевизна», «Сложная простота», «Холода — сезон жаркий», «Большие беды малого флота» («Литературная газета»).
Особый стилистический прием — употребления слова в противоположном значении с целью иронии. Например: Откуда, умная, бредешь ты голова? (И. Крылов). Слово умная сказано в насмешку по отношению к ослу, и мы понимаем, что за этим определением стоит его антоним — глупая. Употребление слова в противоположном значении называется антифразисом. Для сатириков это верный способ фальшивого, парадного изображения событий. Помните, как Гоголь описал оперативность судопроизводства при разборе жалобы Ивана Ивановича на его соседа? Тогда процесс пошел с необыкновенною быстротою, которою обыкновенно так славятся судилища… Двух склочников, годами ведущих эту тяжбу, писатель называет не иначе, как прекрасные люди, прибегая к антифразису.
Этот же прием использовал Пушкин в шутливом контексте «Руслана и Людмилы»: А голова ему вослед, как сумасшедшая, хохочет, гремит: «Ай витязь! Ай герой! Куда ты? Тише, тише, стой).»
Стилистические функции антонимов не исчерпываются выражением контраста. Антонимы помогают нам показать полноту охвата явлений: Спят богатые и бедные, мудрые и глупые, добрые и лютые (А. Чехов); Снова будут грозы, будет снег. Снова будут слезы, будет смех (А. Межиров); широту пространственных и временных границ: Я поля влюбленным постелю, пусть поют во сне и наяву (Вл. Высоцкий); Я сердце по свету рассеять готов. Везде хочу поспеть. Нужны мне сразу юг и север, восток и запад, лес и степь (А. Твардовский).
Антонимия может отражать чередование действий, смену явлений, наблюдаемых в жизни: Вот вдали блеснула ясная зарница, вспыхнула и погасла… (А. Блок); Друзей моих прекрасные черты появятся и растворятся снова (Б. Ахмадулина).
Столкновение антонимов порождает каламбур: Например, у Козьмы Пруткова: Где начало того конца, которым оканчивается начало!; Самый отдаленный пункт земного шара к чему-нибудь да близок, а самый близкий от чего-нибудь да отдален.
Обычно игра слов возникает в тех случаях, когда антонимическую пару образуют многозначные слова, обладающие и такими значениями, которые не противопоставлены: Жил на свете частник бедный. Это был довольно богатый человек; владелец галантерейного магазина, расположенного наискось от кино «Капитолий» (Ильф и Петров).
Нередко антонимы выступают как особое лексическое единство, что отразилось и в устойчивых словосочетаниях (и стар и млад, рано или поздно, более или менее), и в использовании контрастных слов в речи вне противопоставления: Мы живем в прошлом и будущем (из газет); Шумит Москва — родная, но другая — и старше, и моложе, чем была (С. Маршак).
Богатство и разнообразие антонимов в русском языке создают неограниченные выразительные возможности и в то же время обязывают нас серьезно и вдумчиво относиться к использованию этих контрастных слов в речи. Столкновение антонимов, не замеченное говорящим, делает фразу нелогичной. Помните, Фамусов говорит Скалозубу: Давно полковники, а служите недавно! А один из героев Достоевского предлагает: Надень мои старые сапоги. Они еще новые.
Часто встречаются речевые ошибки в сочинениях школьников: Дубровский родился в бедной, но довольно-таки зажиточной семье; Борис (в «Грозе» Островского) в с илу своей слабости не может защитить любимую женщину; Наташа к р и — чала, онемев от страха (в сцене охоты в «Войне и мире» Толстого). В слабых ученических работах по литературе нередко попытка построить антитезу приводит к комическим результатам: Чичиков отличался приятной внешностью, но неприятной внутренностью; Плюшкин — это живой образ представителя мертвых душ».
Небрежное отношение к антонимам может сделать речь абсурдной и смешной: 300молодых старокраматорце в приняли участие в эксперименте, Внимательное изучение вопроса широко вскрыло узкие места в работе горняков; В феврале снижение надоев возрастает с каждым днем; Дела на селе улучшаются все хуже и хуже.
Случается и так, что в речи «стихийно» появляются неуместные оксюмороны: Трудно наладить работу при наличии отсутствия необходимых материалов». Бывают и немотивированные антифразисы: Не разговорчивый, но и не болтливый (следовало: не молчаливый), он притягивал к себе какой-то внутренней силой. Школьники радостно сообщили: «Мы собрали 60 кг макулатуры, это все равно что срубить стройную сосну или могучую лиственницу». Здесь та же лексическая ошибка: вместо слова срубить следовало употребить его антоним — сохранить (то есть спасти от вырубки!).
Поистине «бедность при богатстве»: имея возможность использовать в речи такие выразительные средства русской лексики, как синонимия, антонимия, мы уродуем родной язык.
Еще больше трудностей ожидает нас при освоении однокоренных слов, близких по звучанию, но не совпадающих в значениях, то есть паронимов (от греч. пара — рядом и онима — имя), например: узнать — признать, одеть — надеть, подпись — роспись.
Иногда к паронимам относят любые близкие по звучанию слова независимо от того, однокоренные они или нет, например: дрель — трель, ланцет — пинцет, фарш — фарс. Однако большинство лингвистов называют паронимами лишь родственные слова, имеющие звуковое подобие. Их звуковая близость и сходство в значениях объясняются тем, что у них один и тот же морфологический корень.
Можно выделить:
1) паронимы, имеющие разные приставки (опечатки — отпечатки);
2) паронимы, отличающиеся суффиксами (безответный — безответственный, существо — сущность);
3) паронимы, один из которых имеет непроизводную основу, а другой — производную с приставкой (рост — возраст), с суффиксом (тормоз — торможение), с приставкой и суффиксом (груз — нагрузка). Большинство паронимов близки по значению, но различаются тонкими смысловыми оттенками (длинный — длительный, желанный — желательный, гривастый — гривистый, жизненный — житейский, дипломатичный — дипломатический).
Меньше паронимов, которые значительно расходятся в семантическом отношении: гнездо — гнездовье, дефектный — дефективный. Паронимы могут отличаться также стилистической окраской, сферой употребления. Например: работать — общеупотребительное, сработать — просторечное и специальное.
Паронимы отчасти напоминают синонимы: и те и другие близки по значению. Однако паронимы отличаются от синонимов: расхождение в значениях созвучных слов обычно настолько значительно, что замена одного слова другим невозможна. Синонимы же, хотя и могут отличаться оттенками в значениях, предоставляя автору право широкого выбора наиболее подходящего по смыслу слова, обычно допускают взаимозаменяемость. В то же время известны случаи перехода паронимов в синонимы. Так, раньше слово смириться имело значение «стать смирным, покорным, смиренным» и употребление его в значении «примириться» считалось недопустимым. В разговорной речи этот глагол все чаще обозначал «привыкнуть, примириться с чем-либо» (смириться с бедностью, смириться с недостатками). Теперь в словарях русского языка это значение указывается как основное. Таким образом, бывшие паронимы могут со временем становиться синонимами. Взаимозаменяемость прежних паронимов допустима лишь тогда, когда новое их значение закрепляется в словарях.
Смысловое различие паронимов обычно не простирается до антонимии, но некоторые паронимы могут противопоставляться в контексте: «Не должность, а долг»; «Служение, а не служба» (заглавия статей); Служить бы рад, прислуживаться тошно (А. Грибоедов).
Кто не испытывал сомнений, сталкиваясь с паронимами? Как сказать: одеть или надеть очки; поставить свою роспись или подпись; у кассы стоят командировочные или командированные; встать на цыпочки или стать и т. д.? Стилисты рекомендуют в этих случаях использовать слова, выделенные курсивом, но в повседневной речи мы чаще наблюдаем ошибочное словоупотребление.
Некоторые читатели могут заметить: а не все ли равно, какое слово употребить? Ведь все понятно, не так ли?
Не все равно: в хорошей речи все слова должны быть на месте, и смешение паронимов считается грубой лексической ошибкой. Так что паронимы заслуживают внимания не. меньше, чем синонимы.
Умелое использование паронимов помогает нам правильно и точно выразить мысль. Именно паронимы раскрывают большие возможности русского языка в передаче тонких смысловых оттенков. Вот, например, как Пушкин вводил паронимы в речь царя в драме «Борис Годунов»: Я думал свой народ в довольствии, во славе успокоить. Щедротами любовь его снискать, — я злато рассыпал им, я им сыскал работы, — они ж меня, беснуясь, проклинали (снискать — заслужить, приобрести что-либо, сыскать — найти).
Весьма искусное, правильное использование паронимов, иллюстрирующих к тому же современное нормативное употребление «больных» слов, можно найти у Пушкина: Надев широкий боливар, Онегин едет на бульвар; Лазурный, пышный сарафан одел Людмилы стройный стан.
Однако возможно и сознательное отклонение писателя от нормы, если он хочет показать речевые ошибки своих героев. Так, характерное для просторечия смешение паронимов отразила в реплике одного из своих персонажей Г. Николаева: В доме колхозника быстрый, по-городскому одетый человек посмотрел на ее удостоверение и сказал миловидной девушке: «Надя, проводите командировочную». В авторской же речи на следующей странице мы находим правильное словоупотребление: Командированные курсанты обеспечиваются общежитием.
В иных случаях паронимы ставят рядом: Поклон братьям и братье (из письма Пушкина к Н.И. Тургеневу). При этом часто автор обращает внимание на смысловое отличие паронимов при кажущемся их подобии. Так, А. Югов писал в книге «Думы о русском слове»: «Знающий язык своего народа писатель не спутает пустошь и пустырь: пустошь распахивают, а пустыри застраивают». Еще пример: Вспомнил ли он [Сабуров] об Ане в эти дни? Нет, не вспомнил — он помнил о ней, и боль не проходила (К. Симонов). Следовательно, употребление паронимов может быть средством уточнения мысли.
Возможно сопоставление паронимов, если автор хочет показать тонкие смысловые различия между ними: Я не люблю пластику кистей у танцовщиц. Она манерна, условна и сентиментальна, в ней больше красивости, чем красоты (К. С. Станиславский).
Яркий стилистический эффект создает противопоставление паронимов: Меня тревожит встреч напрасность, что и не сердцу, ни уму, и та не праздничность, а праздность, в моем гостящая дому (Евг. Евтушенко). Обычно в этом случае паронимы соединены противительным союзом и одно из созвучных слов дается с отрицанием: Я жить хотел быстрее всех. Я жаждал дел, а не деяний. Но где он, подлинный успех, успех, а не преуспеянье?! (Евг. Евтушенко).
Противопоставляются и неродственные созвучные слова: Не фирма, а форма; флаг, а не флюгер; Теперь он увлекся не спортом, а спиртом. Кажущаяся нелогичность сближения похожих слов придает особую экспрессию фразе: Она вся в белом, белом, белом, а я — в былом (песня).
Паронимы и еще чаще созвучные неродственные слова используются в каламбурах: Памятник первоопечатнику (Ильф и Петров); Розыск сбежавшего жениха не обвенчался успехом («Литературная газета»); К столу скликает «Вдова К л и к о» (Б. Окуджава). При этом одному из созвучных слов часто присваивается необычное значение, одно из обыгрываемых слов может в тексте отсутствовать, но мы его обязательно вспоминаем под влиянием звуковых ассоциаций: содрание сочинений, притворные актеры, червь самомнения, освежеватель старинных романсов, тела давно минувших дней…
Самые невероятные утверждения можно встретить и в ученических школьных сочинениях: Ларина сама била придворных, если они не могли ей угодить (вместо дворовых), Пушкин связан крепкими узлами с декабристами (следовало: узами), В эти дни в гостинице Анны Павловны Шерер чувствовалось волнение (в гостиной); Писатель показывает «дно», которое приготовлено капиталистическим миром неудачникам (уготовано); Заветы борцов за свободу перевоплощаются в жизнь» (воплощаются).
Многих речевых ошибок можно было бы избежать, правильно употребляя паронимы. Не утруждая себя анализом похожих слов, ученица пишет: Это была спокойная, чувственная девушка (о пушкинской Татьяне) (следовало: чувствительная); Татьяна любила вставать сзарницей (с зарей); Она охотно отдала бы эту праздничную жизнь за то место, где она встретила Онегина (следовало: праздную) — и не подозревает, что смешение паронимов исказило смысл фраз.
К такому же печальному результату приводит и непонимание значений созвучных слов, имеющих разные корни: День начинался ясный, чуть дребезжал рассвет (следовало: брезжил); В ночлежке Костылева на нартах (нарах) ютятся ее обитатели». Особенно не везет почему-то словам косный — косвенный — закосневший и созвучным с ними: Драматург изображает закостенелое (почему не закосневшее?) мещанство; Горько страдает Тихон, ставший косным (а не косвенным?) виновником гибели Катерины; и даже: Кульминация борьбы Чацкого с костной средой наступает на балу у Фамусова. Но где тут разобраться в словах, которые уже совпали в произношении (косный — костный, если путают даже такие, как недюжинный — недужий (то есть «больной»), знамение — знамя: Пьер тратил свои недужие силы на разгул; Обломов был знаменем (вместо знамением) своего времени.
В русском переводе одного из сочинений Ф. Энгельса подобную ошибку подметил писатель Венедикт Ерофеев, принадлежавший к числу самых остроумных людей 70-80- х гг. Среди множества поразительных цитат «классиков марксизма» в его записной книжке была и такая: Будем бороться и проливать свою кровь, будем бесстрашно смотреть врагу в его гневные глаза и сражаться до последнего издыхания! (вместо дыхания) («Шеллинг и откровение»).
Следует упомянуть о неправильном употреблении в речи однокорневых слов, которые нельзя назвать паронимами в строгом значении термина. Например, иногда не различают слова улыбающийся — улыбчивый, рекомендованный — рекомендательный (первые слова в подобных парах — причастия, вторые — прилагательные) и т. п. Арфа употреблялась для сопровождения голоса или для аккомпанемента различным сольным инструментам (надо: солирующим). Близорукость может продолжать увеличиваться в течение всей жизни — это прогрессивная близорукость (надо: прогрессирующая).
К смешению паронимов близка лексическая ошибка, состоящая в замене нужного слова его искаженным словообразовательным вариантом. В разговорной речи вместо прилагательного внеочередной употребляют неочередной, вместо выдающийся — выдающий, вместо заимообразно — взаимообразно. Такие слова образованы вопреки литературно-языковой норме, употребление их свидетельствует о крайне низкой речевой культуре.
Во многом красота и сила русского языка зависят от умелого использования суффиксов и других средств словообразования.
Русский язык выделяется среди других языков удивительным богатством словообразовательных суффиксов. Сравните: дом — домик — домишко — домище — домина; брат — браток — братец — братишка; рука — ручища — ручка — ручонка — рученька. Одни звучат ласково, другие — пренебрежительно, иронически; в одних словах отражена положительная оценка предметов (девчурка, старичок, старушка), в других — отрицательная (деваха, старикан, старикашка).
Есть суффиксы, указывающие на размеры предметов и одновременно отражающие отношение к ним говорящего. Среди таких размерно-оценочных суффиксов выделяются увеличительные (домище, домина, ножища, детина, большущий, здоровенный) и уменьшительные (домик, комнатка, комнатушка, деточка, крохотный, малюсенький). Слова, к которым присоединяются уменьшительные суффиксы, очень часто получают и ласкательный оттенок: маленький домик, седенький старичок, крошечная девчушка.
С помощью суффикса можно придать слову шутливую окраску: бумаженция, книженция, старушенция; собирательные существительные с характерными суффиксами получают оттенок пренебрежения: солдатня, матросня, пацаны. Суффиксы позволяют придать слову отрицательное оценочное значение: (спанье, суетня, кислятина, пошлятина, галдеж, скулеж, скукота, смехота) или разнообразные экспрессивные оттенки негативной оценки: воображала, подпевала, гуляка, кривляка, слабак, чужак, вертун, ловкач, рвач. У некоторых слов с такими суффиксами только разговорная окраска: бородач, силач, грамотей.
В русском языке исключительным богатством экспрессивных оттенков отличаются существительные с суффиксами, обозначающие лицо: девочка — девчурка — девчушка — девчонка — девчоночка — девонька — девулька — девка — деваха; старик — старичок — старикан — старикашка — старичишка. Русское словообразование позволяет нанизывать суффиксы субъективной оценки, так что происходит удвоение, утроение суффиксов: дочурочка, бабуленция, крохотулечка, духотища, срамотища.
Суффиксы создают богатейшие возможности для варьирования при употреблении не только существительных и прилагательных, но и всех частей речи. Например: тысчонка, миллиардище, многовато, маленечко, столечко, рядком, давненько, вприсядочку, никогошеньки, ничегошеньки и т. д.
Но все-же для русского глагола еще большие возможности представляет образований новых слов с помощью приставок, например: бегать — добегаться, забегаться, отбегаться, уездиться, уходиться, обхохотаться, подзаработать, прихватить, попридержать и др. Именно приставки создают особую выразительность таких глаголов, указывая на высокую степень интенсивности действия или на разнообразные оттенки его проявления (исчерпанность, ограниченность и т. д.) и придавая словам сниженную, разговорную окраску.
Кроме знаменательных частей речи стилистическую активность при словообразовании проявляют междометия и частицы.
Многие из них получают яркую экспрессию благодаря суффиксам: баюшки, баюнюшки, охохонюшки, агушки, агунюшки, аиньки (частица а), нетушки, спасибочко и др. К эмоционально окрашенным словам примыкают некоторые формы глагольного происхождения: спать-спатеньки; потягушт-потягушеньки, потягунюшки. Эти слова тоже звучат ласково, употребляются только в устной речи, причем обычно при обращении к детям.
Писатели-классики мастерски использовали стилистические возможности русского словообразования.
С детства в нашей памяти запечатлелись слова из «Сказки о царе Салтане»: Три девицы под окном пряли поздно вечерком… А вы не задумывались над тем, почему поэт назвал своих красавиц именно так — девицы? Ведь мы бы, наверное, сказали иначе — три девушки, потому что в наше время незамужнюю молодую женщину называют девушкой, а несколько устаревшее слово девица теперь звучит насмешливо… Однако в сказке оно, безусловно, уместно: его употребление создает особый народнопоэтический стиль.
В произведениях Пушкина можно встретить несколько слов с этим корнем: Послушайте ж меня без гнева: сменит не раз младая дева мечтами легкие мечты. Или: Но мой Онегин вечер целый Татьяной занят был одной, не этой девочкой несмелой, влюбленной, бедной и простой, но равнодушною княгиней; Какая радость: будет бал! Девчонки прыгают заране. Последняя фраза дала повод современникам Пушкина спорить: можно ли светских барышень назвать девчонками? Критик, осудивший поэта за такую «вольность», возмущался и тем, что автор романа простую крестьянку назвал девой. В избушке, распевая, дева прядет, и, зимних друг ночей, трещит лучина перед ней. Но великий поэт сознательно употреблял в поэтической речи разговорные и книжные слова как равноправные, выступая против всяких условностей, не боясь оскорбить томных дев и уравнивая с ними в правах простых крестьянок.
В русской художественной литературе множество интересных примеров искусного применения словообразования для выражения разнообразных оттенков значений и эмоциональной окраски слов. Фамусов, например, использует их, чтобы выразить расположение к собеседнику (Скалозубу): Прозябли вы, согреем вас, о тдушничек отвёрнем поскорее. В иных репликах эти же суффиксы придают речи ироническую окраску: Будь плохонький, да если наберется душ тысячки две родовых, — тот и жених, создают фамильярно-непринужденный тон его моналогов: Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, ну как не порадеть родному человечку!
А вот пристрастие Молчалина к уменьшительно-ласкательным словам придает его речи заискивающий оттенок, подчеркивая его зависимое положение: Ваш шпиц — прелестный шпиц! не более наперстка, я гладил все его: как шелковая шерстка. В монологах Чацкого слова с оценочными суффиксами звучат сатирически: Французик из Бордо; посмотришь, вечерком он чувствует себя здесь маленьким царьком.
Гоголь с иронией описал увлечение уменьшительноласкательными словами дам города N, пересыпавших свою пустую речь сентиментальными восклицаниями:
— Какой веселенький ситец! — воскликнула во всех отношениях приятная дама, глядя на платье просто приятной дамы.
— Да, очень веселенький, Прасковья Федоровна, однако же, находит, что лучше, если бы клеточки были помельче и чтобы не коричневые были крапинки, а голубые. Сестре ее прислали материйку. это такое очарованье, которого просто нельзя выразить словами; вообразите себе: полосочки узенькие-узенькие, какие только может представить воображение человеческое, фон голубой и через полоску все глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки… Фестончики, все фестончики: пелеринка из фестончиков, на рукавах фестончики, эполетцы из фестончиков, внизу фестончики, везде фестончики.
Использование выразительных возможностей русского словообразования в творчестве наших лучших писателей было обусловлено и особенностями их стиля, и конкретными художественными задачами. Например, Тургенев часто обращался к уменьшительно-ласкательным суффиксом для выражения симпатии, расположения к своим героям. Так, в романе «Отцы и дети»: Она [Феничка] сидела в своей комнатке, как мышонок в норке; с красными детски пухлявыми губками и нежными ручками; высматривала, как зверек (из колосьев). У него суффиксы подчеркивают малый размер предметов, их незначительность: Голубь отправился пить в лужицу; Мостик загремел под копытами; Барин присел на скамеечку; Низенькое крылечко постоялого дворика и т. д. В иных случаях обращение Тургенева к суффиксам субъективной оценки объясняется иронией по отношению к описываемому: небрежно повязанный галстучек, лаковые сапожки (о Павле Кирсанове), а порой — стремлением придать речи сатирическую окраску: Каждая пчелочка с каждого цветочка берет взяточку (о губернаторе); В одной темной статейке, тиснутой в одном темном журнальце (о Ситникове).
Иные стилистические функции выполняет оценочная лексика в романе Μ. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы»: она служит основой для создания психологического портрета Иудушки-Кровопивушки, в самом прозвище которого суффиксы субъективной оценки выполняют сатирическую роль. Его речам «ласковые» слова придают слащавость и елейность, которыми он старается прикрыть свое лицемерие и ханжество: А знаете ли вы, маменька, отчего мы в дворянском звании родились? А все оттого, что милость Божья к нам была. Кабы не она, и мы сидели бы теперь в избушке, да горела бы у нас не свечечка, а лучинушка, а уж чайку да кофейку — об этом и думать бы не смели! Сидели бы, я бы лаптишечки ковырял, вы бы щец там каких-нибудь пустеньких поужинать собирали…
Ф. М. Достоевский обращался к ласкательным суффиксам как к сильному средству речевой характеристики героев. В одних случаях эти языковые средства свидетельствуют о нежности, любви героя: Мамочка, мама, раз-то в жизни была ты у меня… Мамочка, где ты теперь, гостья ты моя далекая?.. Только обнять мне тебя и поцеловать твои синенькие глазки; в других — уменьшительно-ласкательные слова передают издевку, насмешливо-иронический тон говорящего, например следователя Порфирия Петровича в «Преступлении и наказании»: «Я знаю, он моя жертвочка; Говорит, а у самого зубки во рту один о другой колотятся; Губка-то, как и тогда, вздрагивает; Он у меня психологически не убежит, хе-хе, каково выраженьице-то…
При изображении «маленького человека» в романе «Бедные люди» Достоевский обращается к уменьшительно-ласкательным суффиксам, чтобы показать приниженность своего героя, его жалкую привычку угождать сильным мира сего, поступаясь своим человеческим достоинством. Макар Девушкин обильно пересыпает свою речь уменьшительно-ласкательными словечками: Было мне всего семнадцать годочков, когда я на службу явился; Так знаете ли, Варинька, что сделал мне злой человек?.. А оттого что я смирненький, а оттого что я тихонький, а оттого что я добренький!…; Стыдненько мне было, Варинька!..
Можно было бы вспомнить еще множество примеров стилистического использования словообразования в отечественной классической литературе, свидетельствующего о больших выразительных возможностях русских суффиксов. Н. А. Некрасов, искусно использовал эти языковые средства, чтобы придать речи народно-поэтическую окраску. Вспомните поэму «Кому на Руси жить хорошо?: Молчком идут прямехонько, вернехонько по лесу по дремучему: увидели поляночку, широкая дороженька березками обставлена, поэма «Орина, мать солдатская»: Ты прости, прости, полянушка! Я косил тебя без времени; белый плат в крови мокрехонек!; Мало слов, а горя реченька, горя реченька бездонная.
Как вы, наверное, уже заметили круг используемой лексики в художественной речи постоянно расширяется: Так, у Некрасова суффиксы субъективной оценки гораздо разнообразнее и богаче, чем у Грибоедова. Язык литературы питает сама жизнь, а в живой разговорной речи ресурсы словообразования поистине неисчерпаемы.
Современные писатели широко используют разговорные и просторечные словообразовательные модели, чтобы отразить речь рабочих, крестьян, людей умственного труда, которые ценят острое, порой грубоватое, порой шутливое нелитературное слово. Вот примеры из современной художественной прозы: Скоро нас, шоферяг, автошофером заменят (А. Коробов); Вот это да! Везуха! (Ф. Абрамов). Яркой экспрессией выделяются многие глаголы, получающие сниженную окраску благодаря словообразованию: Рая пуганула их (И. Зверев); Мальчик изо всей силы крутанул колесо (Н. Евдокимов); Пооткормили меня, поотлежался да и вдругорядь на фронт (В. Белов); Кормежка подналадилась (В. Белов); Сгуляли свадьбу (В. Лихоносов); Худяков и вовсе запоглядывал весело (Ф. Абрамов).
Иные словообразовательные модели настолько распространены в жаргонах, диалектах, что часто писатели используют их для характеристики своих персонажей: Дай себе передых, парнишша, посиди со мной рядом (В. Липатов); Представляешь, этот парень мне шепнул: «Оставьте братца, и вечер при мне. Будет интер». — Что такое «интер»? — Интернациональный клуб моряков (А. Адамов); Он в баскет играть любил, а сам невысокий (Ю. Студенкин).
Вам не напоминают выделенные слова те жаргонные «усечения», которыми щеголяют некоторые молодые люди, пренебрегающие литературным языком? Ведь «телик», «велик», «мотик» (т. е. телевизор, велосипед, мотоцикл), «нормалёк» — вместо нормально, «туник» — вместо тунеядец — все это подобные же просторечные словообразовательные варианты обычных литературных слов. Думается, не нужно доказывать, что их употребление засоряет нашу речь.
Нашу речь портит, как это ни странно, и немотивированное использование «ласковых» словечек. Представьте себе юношу атлетического сложения, который жалуется: Головка болит; ножку подвернул, гоняя мячик на футбольном поле; немножечко хромаю. Не покажется ли он при этом смешным?
У некоторых людей есть дурная привычка — делать свою речь слишком вежливой:
Два билетика, прошу вас!
Будьте любезны, подайте два салатика и двое сосисочек!
Мне справочку заверьте, пожалуйста!
Дежурненькая, номерочек не подскажете?
Журналист вправе употребить в фельетоне оценочные суффиксы, чтобы придать речи насмешливо-ироническое звучание. Посмотрите, как это делает один из современных авторов: Ну до чего же мы все хорошие! До чего красивые и приятные! И вон тот, который старушку локотком отодвинул, а сам вместо нее в автобус сел.
Не злоупотребляйте уменьшительно-ласкательными словами!
Системы русского склонения, спряжения отличаются редким многообразием и удивительной гибкостью.
Они дают в современном русском языке многозначность, поэтому — широкий простор и для стилистического выбора разнообразных оттенков грамматических значений русских падежей. Однако представление о выразительных возможностях падежей было бы неполным, если бы мы не учитывали стилистических оттенков вариантов падежных окончаний.
В отличие от основных вариантные окончания встречаются лишь в небольших разрядах слов или в отдельных словах.
1. Вариантные окончания могут иметь особые оттенки в значении падежной формы: В лесу раздавался топор дровосека (Н. Некрасов) — окончание у указывает на место действия; Актер прославился исполнением главной роли в «Лесе» Островского — окончание е указывает на объект; могут отличаться стилистической окраской: клапаны (общеупотребительное) — клапана (специальное), в отпуске (литературное) — в отпуску (разговорное).
Бывает и так, что вариантное окончание отличается и оттенком в значении, и стилистической окраской. Например, у Пушкина в «Евгении Онегине» вариантное окончание, имеющее значение объекта, в то же время воспринимается как устаревшее: Взлелеяны в восточной неге [ножки], на северном, печальном снеге вы не оставили следов.
2. Наибольший интерес вызывают те вариантные формы, у которых развились разнообразные стилистические оттенки. В этом отношении ведущая роль в русском языке принадлежит именительному падежу множественного числа существительных. В этой форме наряду с традиционным окончанием — и (-ы) широко используется новое: а (-я), и для большого количества слов оно стало уже ведущим: векселя, вензеля, кителя, тополя, флигеля, штабеля и др.
Сферой распространения форм с флексией — а (-я) стала профессиональная речь и просторечие, откуда они проникают в художественные и публицистические произведения. Это дает интересный материал для стилистических наблюдений. Вспомним слова из песни Владимира Высоцкого: Мы говорим не «штормы», а «шторма»… «Ветра» — не «ветры» — сводят нас с ума.
Составители словарей обычно указывают на закрепление таких форм в профессиональной речи: Высыпайте запчастя, фюзеляж и плоскостя (Граудина Л. К., Ицкович В. А., Катлинская Л. П. Грамматическая правильность русской речи: Опыт частотно-стилистического словаря вариантов. — М., 1976. — С. 118).
3. Стилистически неравноценными могут быть и варианты предложного падежа единственного числа существительных мужского рода. Одни имеют разговорную окраску: в цеху, другие — просторечную: в хору. Однако в большинстве случаев такие варианты отличаются не стилистически, а оттенками в значении: в аду — об аде — значения места и объекта.
4. Без стилистических помет обычно даются в словарях варианты родительного падежа единственного числа существительных мужского рода: Из темного леса навстречу ему идет вдохновенный кудесник (А. Пушкин); Я из лесу вышел, был сильный мороз (Н. Некрасов), выбор которых зависит от различных факторов. В устной речи можно наблюдать стилистическое использование вариантных окончаний с профессиональным оттенком, что находит отражение и в художественной литературе: Сколько тебе алебастру потребуется? — спросила Муля (А. Семин), но: Камня в горе много: и алебастра белого и желтоватого, и селенита (А. Ферсман).
Сохраняют окончание — у в этой форме вещественные существительные со значением уменьшительности, употребление которых возможно лишь в разговорной речи: Ну тогда я вам положу медку (Н. Рыленков); Нам бы бензинчику, Николай Илларионович (И. Дворецкий).
В отдельных случаях вариантные флексии в родительном падеже единственного числа имеют архаический оттенок; обращение к ним может быть обусловлено созданием народно-поэтического колорита. Так, Лермонтов в «Песне про купца Калашникова» заменил в рукописи литературное окончание «простонародным», уже тогда имевшим оттенок устарелости: Не таился он свету (первоначально света) небесного.
5. Варианты окончаний творительного падежа единственного числа у существительных женского рода на — а (-я) (водой — водою) часто не имеют стилистического значения, они удобны в поэтической речи лишь для соблюдения стихотворного ритма. Ср.: То было раннею весной (А. К. Толстой); Весною здесь пеночка робко поет, проворная, пестрая птичка (С. Маршак). Однако некоторые варианты архаизировались, и в прозе уже невозможно употребление многих существительных с окончанием — ою, хотя в 20-е годы они еще встречались на страницах газет в обеих формах: демократиею, организациею, выгрузкою, нагрузкою, Россиею, командою, просьбою, цифрою. Вариантные окончания этого типа следует признать грамматическими архаизмами, несмотря на то что составители словарей ре снабжают их стилистическими пометами.
Современные писатели не отказываются от употребления устаревших вариантных окончаний, если они могут придать речи желаемую стилистическую окраску. Например, народно-поэтическое звучание придает речи старая форма именительного падежа множественного числа существительного снег в стихотворении Евг. Евтушенко: Идут белые снеги…
А в XIX веке у поэтов еще были возможности подобного варьирования; ср.: Сюда жемчуг привез индеец, поддельны вины европеец; Вот ива. Были здесь вороты (А. Пушкин); Бывало, отрок, звонким кликом лесное эхо я будил, и верный отклик в лесе диком меня смятенно веселил (Евг. Баратынский). Кроме того, стилистическое значение имели и такие падежные окончания, которые сейчас представляются нам весьма устаревшими: Перед ним изба со светелкой… с дубовыми тесовыми вороты (А. Пушкин) — архаизовавшаяся форма творительного падежа; Чего тебе надобно, cmарче? (А. Пушкин) — утраченный звательный падеж. Современные авторы уже не используют подобные формы даже как средство стилизации. У писателей-классиков могут встретиться и такие формы, которые нам кажутся архаическими, но в прошлом веке были вполне допустимы, так что обращение к ним никакой стилистической цели не преследовало, например: Цыганы шумною толпой по Бессарабии кочуют. Пушкин и теоретически старался обосновать свое предпочтение этой формы: «Я пишу цыганы, а не цыгане… Потому что все имена существительные, кончающиеся на — ан и — ян, — ар и — яр, имеют во множественном именительный на — аны, — яны, — ары, — яры…» Такова была литературная норма в пушкинскую эпоху.
У писателей прошлого можно встретить устаревшие теперь падежные окончания: Я должен у вдове, у докторше, крестить (А. Грибоедов), а также такие, по которым можно судить об отсутствии строгой регламентации в употреблении тех или иных существительных (чаще заимствованных): На бюре, выложенном перламутною мозаикой, лежало множество всякой всячины (Н. Гоголь). От подобных случаев непреднамеренного отклонения от нормы следует отличать сознательное употребление писателями нелитературных падежных форм с определенной стилистической целью.
Писатели стремятся воспроизвести неправильности в речи героев, предпочитающих просторечие: [Фамусов]… Да не в мадаме сила (А. Грибоедов); отразить ее профессиональные особенности: Малайцы… предлагали свои услуги как лоцмана (И. Гончаров); Если в лекаря противно, шли бы в министры (А. Чехов). Чем грубее нарушение нормы в таких случаях, тем ярче экспрессивная окраска просторечных окончаний: Кондуктора кричали свежими голосами:. «Местов нет!» (Ильф и Петров); В деревне без рукомесла нельзя, рукам махать и речи говорить — трибунов на всех не наберешься! (В. Астафьев); Никого в деревне не стало, там, в городу, и женюсь (Вас. Белов).
Склонение неизменяемых заимствованных слов придает речи комическое звучание: Поевши, душу веселя, они одной ногой разделывали вензеля, увлечены тангой;… С «фиаской» востро держи ухо; даже Пуанкаре приходится его терпеть (Вл. Маяковский). В сатирических произведениях Маяковского склонение иноязычных имен собственных было испытанным приемом: король Луй XIV, Пуанкарей и др.
Таким образом, отклонения от литературно-языковой нормы могут быть вполне оправданы в художественных произведениях.
Неограниченными возможностями варьирования обладают глагольные формы. Их секрет в том, что в речи очень часто одна глагольная форма может употребляться вместо другой, в переносном значении.
1. Например, при описании прошлых событий глаголы настоящего времени заменяют формы прошедшего времени: Вот и мы трое идем на рассвете по зелено-серебряному полю; слева от нас, за Окою…, встает, не торопясь, русское ленивенькое солнце. Тихий ветер сонно веет с тихой мутной Оки (М. Горький). Благодаря использованию такого настоящего времени события, о которых повествует автор, словно приближаются к читателю, предстают крупным планом: картина разворачивается как бы у нас на глазах. Стилисты называют такие глагольные формы настоящим историческим временем (или настоящим повествовательным).
Обращение к настоящему историческому придает живость и газетным репортажам: Атаки наших троек становятся все острее. На 12-й минуте нападающий неожиданным ударом открывает счет.
Писатели находят различные средства, помогающие усилить экспрессию глагольных форм в настоящем историческом. Такое употребление глаголов особенно оправдано при описании неожиданного действия, нарушающего закономерное течение событий: Пришли они, расположились поудобнее, разговорились, познакомились. Вдруг является этот… и говорит…
2. Экспрессивное использование глагольного времени позволяет употреблять настоящее и в значении будущего для указания намеченного действия: У меня уже все готово, я после обеда отправляю вещи. Мы с бароном завтра венчаемся, завтра же уезжаем… начинается новая жизнь (А. Чехов), а также для описания воображаемых картин: Об чем бишь я думал? Ну, знакомлюсь, разумеется, с молодой, хвалю ее, ободряю гостей (Ф. Достоевский).
3. Употребление форм прошедшего времени в таких стилях открывает еще большие возможности для усиления действенности речи. Очень оживляет повествование включение прошедшего времени совершенного вида в контекст будущего, что позволяет представить ожидаемые события как уже совершившиеся: Ну, в головы ты вылезешь, — кричит отец, — мундир на тебя, дубину, наденут. Надел ты, дурак, мундир, нацепил медали… А потом что? (Г. Успенский) или в контекст настоящего, когда действие оценивается как фрагмент повторяющейся ситуации: Хорошо, Никеша, в солдатах! Встал утром… Щи, каша… ходи! вытягивайся! Лошадь вычистил… ранец (М. Салтыков-Щедрин).
Возможно и разговорное употребление прошедшего времени совершенного и несовершенного вида в значении будущего или настоящего с яркой экспрессией презрительного отрицания или отказа: Так я и пошла за него замуж! (т. е. ни за что не пойду за него!); Да ну, боялся я ее! (т. е. не боюсь я ее!). В подобных случаях ироническая констатация действия означает, что на самом деле оно никогда не осуществится. Неадекватность формы и содержания таких конструкций и создает их яркую экспрессию.
Особая изобразительность прошедшего времени объясняется и тем, что в его арсенале, на периферии основной системы глагольных временных форм, есть такие, которые образно рисуют действия в прошлом, передавая их разнообразные оттенки. И хотя эти особые формы прошедшего времени носят нерегулярный характер, стилистическое их применение заслуживает внимания.
Выделяется ряд экспрессивных форм прошедшего времени. Им присуща преимущественно разговорная окраска, но основная их сфера — язык художественной литературы. Формы давнопрошедшего времени с суффиксами — а-, -ва-, -ива (-ыва-) указывают на повторяемость и длительность действий в далеком прошлом; Бывало, писывала кровью она в альбомы нежных дев (А. Пушкин). Писатели прошлого легко могли образовать подобные формы от самых различных глаголов; Ср.: бранивал, дирывались (Н. Тургенев); лакомливались, кармливал (М. Салтыков-Щедрин); мывала, севал, танцовывал, угащивали, смеивались (Л. Толстой). В современном русском языке сохранились немногие из этих форм: знавал, хаживал, едал, говаривал; к ним писатели обращаются прежде всего как к средству речевой характеристики, придающему народно-разговорный оттенок высказыванию: Это от простуды. Ишо с малюшки дюже от простуды хварывал (М. Шолохов).
Грамматическое значение форм давнопрошедшего времени может усиливаться сочетанием их с частицей бывало: Заснул тяжелым сном, как, бывало, сыпал в Гороховой улице (И. Гончаров). Правда, употребление этой частицы выходит за рамки лишь этой конструкции; частица бывало придает глаголу значение действия, повторявшегося в давнем прошлом, и в сочетании с формами настоящего времени и будущего совершенного вида: Бывало, сидит и смотрит на Ирину; Настало лето. Он возьмет, бывало, ружье, наденет ягдташ и отправится будто на охоту (И. Тургенев).
Формы прошедшего времени мгновенно-произвольного действия: Поехал Симеон Петрович с пряжей в Москву, дорогой и заболей (А. Мельников-Печерский) — указывают на быстрое действие, совершившееся в прошлом, подчеркивая его внезапность и стремительность. В отличие от форм повелительного наклонения, которым совершенно чуждо значение времени, эти глагольные формы всегда указывают на время. Они могут употребляться в одном временном плане с формами настоящего-будущего времени в рассказе о событиях прошлого: Идет он с уздечкой на свое гумно… а ребята ему шутейно и скажи… (М. Шолохов); Привели Татьяну, барыня и спрашивает: — Ты о чем? — А та с простоты и ляпни… (П. Бажов). Впечатление неожиданности, мгновенности действия усиливают присоединяемые к глаголу элементы возьми и, возьми да и, которые придают действию оттенок неподготовленности, а порой и неуместности: Приехала экскурсия, мы с Костей — это наш штурвальный — стали комбайн показывать, а кто-то возьми да и запусти мотор (Вн. Каверин).
К экспрессивным формам прошедшего времени относятся и глагольно-междометные формы внезапно-мгновенного действия со значением стремительного движения или звучания: прыг, бух, толк, стук, бац, бах, толк. Многие из них синонимичны глаголам с суффиксом — ну-, обозначающим однократное действие в прошедшем времени: прыг — прыгнул, бац — бацнул, но в сравнении с ними стилистически более ярки и носят разговорно-просторечную окраску. Писатели широко используют эти глагольные слова, чтобы показать сверхмгновенное действие: Окунь сорвался с крючка, запрыгал по траве к родной стихии и… бултых в воду! (А. Чехов).
Глаголы будущего времени обычно получают заряд экспрессии при переносном употреблении в иных временных планах. Будущее совершенного вида может указывать на действия, обращенные к настоящему времени: Словечка в простоте не скажут — все с ужимкой (А Грибоедов).
Глаголы будущего времени совершенного вида часто рисуют быстро сменяющиеся и повторяющиеся действия безотносительно к моменту речи: И бубен свой берет невеста молодая. И вот она, одной рукой кружа его над головой, то вдруг помчится легче птицы, то остановится — глядит… (М. Лермонтов).
В сочетании с частицей как глагол в форме будущего времени совершенного вида, использованный в значении настоящего исторического, указывает на внезапное наступление действия, отличающегося особой интенсивностью: Достает Прохор Палыч «послание» и кладет на стол. Иван Иванович берется читать и… как захохочет! (Г. Троепольский).
Будущее несовершенного вида уступает в выразительности формам, которые мы рассмотрели. Переносное его употребление может привести к возникновению абстрактного настоящего, имеющего обобщающий смысл: В литературе, как в жизни, нужно помнить одно правило, что человек будет тысячу раз раскаиваться в том, что говорил много, но никогда, что мало (Дм. Писарев). В иных случаях его образность обусловлена модальными оттенками, которые будущее время может получать в речи. Выступая в собственном значении будущего времени, глаголы несовершенного вида способны выражать о т т е н о к готовности совершить действие: Целый день марабу будет дежурить у бойни, чтобы получить кусок мяса (В. Песков). Если заменить форму будущего времени формой настоящего (целый день дежурит), признак готовности у глагола исчезнет.
Другой возможный модальный оттенок будущего несовершенного — уверенность в совершении действия: Вернувшись из далекого путешествия, будешь хвастаться, рассказывать диковинные вещи (В. Солоухин).
В переносном значении нередко употребляются и глагольные видовые формы. Так, глаголы, имеющие форму несовершенного вида, в тексте как бы замещают глаголы совершенного вида, обретая характерные для них значения. Ср.: Прихожу я вчера и узнаю, — Пришел я вчера и узнал; Завтра же уезжаем и расстаемся навсегда. — Уедем и расстанемся… В этих случаях глаголы несовершенного вида обозначают конкретный единичный факт.
Нейтрализация видового противопоставления значительно расширяет диапазон выразительных возможностей глаголов несовершенного вида. Они могут обозначать, например, конкретное единичное действие, наступившее после предшествовавшего длительного: Саперы работают без передышки. Вдруг Шамов падает (П. Павленко). Ср.: работали, упал. В подобных контекстах глаголы несовершенного вида даже изменяют свою грамматическую сочетаемость: они могут сочетаться с наречиями, обозначающими быстрое действие, смену событий: вдруг, неожиданно.
А бывает и так, что глаголы несовершенного вида, означающие многоактный способ действия, получают значение одноактного действия: С полатей выбирается мальчуган, напяливает полушубок, схватывает шапчонку и хлопает дверью (П. Бажов). «Наложение», сочетание контрастных видов живо рисует действие, создавая зримую картину.
Глаголы в русском языке характеризуются разнообразием форм, передающих различные видовые оттенки действия. Особенно выразительны глаголы совершенного вида, обозначающие одноактный способ действия, с суффиксом — ану-, имеющие просторечную окраску и выделяющиеся оттенком резкости, неожиданности и интенсивности действия: резануть, рубануть. Близкие к ним по значению, но лишенные просторечного оттенка глаголы совершенного вида с суффиксом — ну-: кольнуть, свистнуть, крикнуть, стукнуть — привлекают, писателей своим динамизмом и изобразительными возможностями.
Разговорный характер носят глаголы несовершенного вида прерывисто-смягчительного способа действия, образованные с помощью приставки по- и суффиксов — ва-, -ива- (-ыва-): повизгивать, позевывать, покрикивать. Глаголы многократного действия несовершенного вида, образованные от бесприставочных глаголов несовершенного же вида с помощью суффиксов — а-, -ва-, -ива- (-ыва-), имеющие только формы прошедшего времени, также используются в разговорной и художественной речи: хаживать, говаривать, знавать, певать. Их стилистическая окраска привлекает писателей. Интересно отметить, что Пушкин, работая над повестью «Станционный смотритель», заменил стилистически нейтральную форму глагола народно-разговорной в предложении: Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не [бранился] бранивался?
Ряд способов действия выделяет особенно сильная экспрессивная окраска. Это прежде всего усилительный способ: разахаться, развоеваться, разоткровенничаться. Ему не уступает в экспрессии интенсивный способ действия, представленный несколькими группами глаголов, выражающих различные оттенки значения: загнать, заласкать, заездить, закормить (эти глаголы указывают на результативность, которая иногда бывает осложнена оттенком такой полноты и интенсивности действия, что доводит объект до какого-то крайнего, выходящего из обычных границ состояния); убегаться, упрыгаться, уходиться, уездиться (глаголы этой группы обозначают действие, которое вызывает усталость, бессилие субъекта); избегаться, изголодаться, исстрадаться (эти глаголы подчеркивают длительность, интенсивность и исчерпанность действия).
Экспрессивны и глаголы, обозначающие длительно-смягчительный способ действия: наигрывать, напевать, насвистывать. Они называют длительное и в то же время ослабленное, приглушенное действие и употребляются преимущественно в разговорном стиле.
Обладают выразительностью и некоторые другие глаголы, характеризуемые разными способами действия: разгуливать, выделывать, выплясывать, переловить, пересажать.
Особый интерес вызывает использование видовых форм глагола в повелительном и сослагательном наклонении. В повелительном наклонении также возможна нейтрализация видового противопоставления глаголов: Сядь. — Садись! Зайдите! — Заходите! В таких случаях формы несовершенного вида имеют оттенок приглашения, а формы совершенного вида представляются более категоричным выражением побуждения, они означают скорее приказание, чем просьбу, ср.: Рассказывайте, рассказывайте, мы внимательно слуишем! — А ну, расскажи, как ты там жил в эти два года (М. Горький). В иных случаях (например, при повторении глагола и сопоставлении видовых форм) несовершенный вид может придать оттенок более резкого и решительного требования: Выверните карманы! Ну, живо! Что я вам говорю? Выворачивайте! (Н. Островский).
Для выражения совета с помощью сослагательного наклонения используется обычно несовершенный вид: Шла бы ты домой, Пенелопа), (шуточная песня); Молчали бы вы лучше. И только некоторые глаголы, означая желание, просьбу, употребляются в сослагательном наклонении преимущественно или исключительно в форме совершенного вида: вы попросили бы; ты сказал бы.
При отрицании глаголы сослагательного наклонения в форме совершенного вида передают беспокойство, опасение: не опрокинул бы, не ударилась бы, не забыли бы.
Особой гибкостью обладают и глагольные формы наклонения, которые также могут употребляться в переносных значениях. Так, форма повелительного наклонения в конструкциях, направленных к обобщенному лицу, означает невозможность действия: А — попробуй скажи ему об этом. Куда там). (Г. Троепольский); Жди от такого помощи, как же (С. Залыгин). Эти конструкции выражают невозможность побуждения и действия.
Повелительное наклонение может означать вынужденную необходимость действия: У нее нет ни дома, ни родных. Хочешь не хочешь, а иди и слушай разговоры (А. Чехов). В подобных конструкциях отсутствует всякое побуждение.
Различные стилистические оттенки глаголам придают частицы, которые мы добавляем к формам повелительного наклонения. Так, известно, что добавление к форме повелительного наклонения постфикса — ка смягчает приказание: посмотри-ка сюда! Однако этим не ограничивается стилистическая роль постфикса, он может придавать высказыванию оттенок интимности. Например, у Горького: Лексейка, боязно чего-то, поговори-ка ты со мной (М. Горький); иронии, насмешки: Нет, голубчик, иди — к а, иди! Я говорю — иди (М. Горький). В сочетании с формой повелительного наклонения, не имеющего значения времени, постфикс — ка обычно указывает на действие, близкое к моменту речи: Дай — к а мне книгу! Подожди-к а! Вернись-ка! (Ср. в старинной песне: Тебя я умоляю, о, дай мне снова жить! Вернись ко мне, вернись! — действия не близкие, а скорее весьма отдаленные: вернись когда-нибудь, в необозримом будущем).
Частица пускай, вовлекаемая в образование форм 3-го лица повелительного наклонения, придает им разговорную окраску: пускай говорит; пускай все узнают. От нее стилистически отличается частица пусть, которая, наряду с частицей да, используется в пожеланиях, придавая речи торжественную окраску: Да здравствует солнце, да скроется тьма! (А. Пушкин).
Разговорные частицы да, же, присоединяемые к формам повелительного наклонения совершенного вида, придают им оттенок настойчивости, нетерпения: Да подожди! Да не спеши ты! Отвечай же!
Стилистически разнятся повелительные конструкции с личным местоимением и без него: Заходите. — Вы заходите; Не говори. — Не говори ты; добавление местоимения смягчает требование, придает высказыванию оттенок просьбы, создает атмосферу интимности.
Интересно отметить особенность употребления вида в повелительных формах глаголов при утверждении и отрицании: совершенный вид глагола в побудительной конструкции закономерно сменяется несовершенным в отрицательной: Расскажите! — Не рассказывайте!; Принеси! — Не приноси!; Останьтесь! — Не оставайтесь!; Вызовите! — Не вызывайте! Если же употребить повелительное наклонение совершенного вида (не расскажите!), то оно выразит предостережение.
Можно много говорить о богатстве русского формообразования, ведь мы затронули только две части речи — имя существительное и глагол, — а сколько их еще в нашем языке! Но не будем долго задерживать внимание на морфологии, перейдем к другому разделу грамматики.
О богатстве русского синтаксиса можно судить по тому, что наша грамматическая система предоставляет множество вариантов для выражения одной и той же мысли. К примеру такое эмоциональное высказывание: Учитель должен учить. Оно стилистически окрашено, потому что тавтологическое сочетание и интонация (в устной речи) придают этому предложению известную выразительность. Однако ее можно усилить, выбрав более эмоциональные синтаксические конструкции:
1. Обязанность учителя — учить…
2. Учитель должен быть у-чи-те-лем.
3. Учителю надо учить.
4. Учитель — и будь учителем.
5. Ты учитель — ты и учи!
6. Что же учителю и делать, как не учить!
7. Кому и учить, как не учителю?!
Все они выражают отношение говорящего к тому, о чем он сообщает: степень их интенсивности от первого предложения к последующим нарастает, что влияет на их использование в речи. Примеры 1–3 могут быть употреблены в книжных стилях (1-й тяготеет к официально-деловому), во 2-м и 3-м — книжная окраска последовательно убывает. В 4—7-м предложениях выделяется яркая экспрессия, придающая им подчеркнуто разговорный и просторечный характер. Рассмотрим еще несколько конкретных примеров.
Для русского языка характерна синонимия односоставных и двусоставных предложений.
Нередко синонимичны и разные типы односоставных предложений, например определенно-личные — безличные: Дыши последней свободой (А. Ахматова). — Надо дышать последней свободой; Не мучь меня больше (А. Ахматова). — Не надо мучить меня больше; неопределенно-личные — безличные: Близким говорят правду. — Близким принято говорить правду, обобщенно-личные — безличные: Говори, да не заговаривайся (пословица). — Говорить можно, да не надо заговариваться; Озвереешь в такой жизни (М. Горький). — Можно озвереть в такой жизни…. Нарочно лезет под колеса, а ты за него отвечай (Ф. Достоевский). — … А тебе за него приходится отвечать!; номинативные — безличные: Тишина. — Тихо; Озноб, лихорадка. — Знобит, лихорадит; инфинитивные — безличные: Не нагнать тебе бешеной тройки (Н. Некрасов). — Невозможно нагнать тебе бешеную тройку.
Богатство вариантов создает широкие возможности для стилистического отбора синтаксических конструкций. Причем синтаксические синонимы далеко не равноценны в стилистическом отношении.
Рассмотрим односоставные предложения.
Определенно-личные предложения (в сравнении с двусоставными) придают речи лаконизм, динамичность; не случайно этот тип односоставных предложений ценят поэты: Люблю тебя, Петра творенье! (А. Пушкин); Как он [Байрон], ищу спокойствия напрасно, гоним повсюду мыслию одной. Гляжу назад — прошедшее ужасно, гляжу вперед — там нет души родной! (М. Лермонтов); Всюду родимую Русь узнаю (Н. Некрасов); Стою один среди равнины голой (С. Есенин).
Определенно-личные предложения придают экспрессию газетным заголовкам: «Не верь глазам своим»; «Здравствуй, добрый человек» (о старожилах); «Ожидаем большой эффект» (о развитии деловых контактов).
Определенно-личные предложения со сказуемым, выраженным формой 1-го лица множественного числа, используются и в научном стиле: Проведем прямую и обозначим на ней точку; Опишем дугу; Обозначим точки пересечения прямых; Вычислим среднюю квадратичную ошибку; Умножим это уравнение на х. В таких предложениях внимание сосредоточено на действии безотносительно к его производителю, это сближает их с неопределенно-личными предложениями. Личная форма сказуемого активизирует читательское восприятие: автор как бы вовлекает читателя в решение поставленной проблемы, приобщает его к рассуждениям при доказательстве теоремы, ср. безличную конструкцию: если провести прямую…
Лингвисты неоднократно отмечали преимущество определенно-личных односоставных предложений перед синонимичными двусоставными: указание лица в последних придает речи лишь более спокойный тон, делает ее «более вялой, разжиженной», по выражению А.М. Пешковского. Однако в подобных случаях все же употребляются не односоставные предложения этого типа, а двусоставные с подлежащим, выраженным местоимением. Обращение к ним диктуется стилистическими соображениями. 1. Мы используем двусоставные предложения, если необходимо подчеркнуть значение 1-го или 2-го лица как носителя действия: Ты живешь в огромном доме; я ж средь горя и хлопот провожу дни на соломе (А. Пушкин); И это говорите вы!; Мы послушаем, а вы постарайтесь нас убедить. В подобных случаях местоимения-подлежащие выделяются в устной речи ударением. 2. Двусоставные предложения используются при выражении побуждения с оттенком увещевания: Вы не торопитесь, я подожду; Да вы не тревожьтесь! При этом стилистическое значение имеет порядок слов: в таких конструкциях подлежащее-местоимение предшествует сказуемому. При иной их последовательности и соответствующей интонации двусоставные побудительные предложения с подлежащим-местоимением 2-го лица (чаще единственного числа) выражают пренебрежение, звучат резко, грубо: Да замолчи ты! Отстань ты от меня! Подождите вы!
Неопределенно-личные предложения не имеют особых экспрессивных качеств, которые бы выделили их на фоне других односоставных предложений. Основная сфера употребления неопределенно-личных конструкций — разговорная речь: Стучат! Продают клубнику, — Говорят, говорят…
— Ну и пусть говорят! Из разговорной речи они легко переходят в художественную речь, придавая ей живые интонации:… А в доме стук, ходьба, метут и убирают… (А. Грибоедов); Идет. Ему коня подводят (А. Пушкин); Вот тащат за ноги людей и кличут громко лекарей (М. Лермонтов).
Неопределенно-личные предложения интересны в стилистическом плане, в них подчеркивается действие: Подсудимых куда-то выводили и только что ввели назад (Л. Толстой); Сейчас за вами придут (К. Симонов). Употребление таких предложений позволяет акцентировать внимание на глаголе-сказуемом, в то время как субъект действия отодвигается на задний план независимо от того, известен он говорящим или нет. Особенно выразительны такие неопределенно-личные предложения, в которых носитель действия представлен как лицо неопределенное:
— А завтра меня в кино приглашают. — Кто же это? — спросила мать. — Да Виктор, — ответила Луша (Вл. Лидин).
Подчеркнутая глагольность неопределенно-личных предложений придает им динамизм, благоприятствующий для использования в публицистике: Сообщают из Кабула…, Из Дамаска передают…, Как приобретают жилье; А „темную лошадку" исключили; Обидели, На улице ее не узнают.
Нельзя подобрать какие-либо замены для безличных предложений такого, например, типа: И стало страшно вдруг Татьяне (А. Пушкин); Ах, в самом деле рассвело (А. Грибоедов); Ему стало приятно от этой мысли (М. Горький); На небе ни облака (А. Чехов); Ногу ломит; Везет же людям! Писем нет. Иные же безличные предложения легко трансформируются в двусоставные или односоставные неопределенно- или определенноличные. Ср.: Сегодня тает. — Снег тает; Следы засыпало снегом. — Следы засыпал снег; Метет. — Метет пурга; Хочется есть. — Я хочу есть; Где тебя носило? — Где ты был?; Следует уступать места старшим. — Уступайте места старшим; Полагается принимать лекарство. — Принимайте лекарство; Решено начать атаку на рассвете. — Атаку решили начать на рассвете; Меня там не было. — Я там не был.
При возможности двоякого выражения мысли следует учитывать, что личные конструкции содержат элемент активности, проявления воли действующего лица, уверенности в совершении действия, тогда как безличным оборотам присущ оттенок пассивности, инертности. Кроме того, в отдельных типах безличных предложений заметна функционально-стилевая окраска, хотя порой и слабая. Так, подчеркнуто разговорные следующие предложения: Где тебя носило? Везет же людям! В доме ни души. Книжную окраску имеют такие: Следует уступать…; Полагается принимать…; Решено начать…
Инфинитивные предложения предоставляют значительные возможности для эмоционального и афористического выражения мысли: Чему быть, того не миновать (пословица); Кого любить, кому же верить? (М. Лермонтов); Так держать! От судьбы не уйти; Быть бычку на веревочке! Поэтому они используются в пословицах, в художественной речи, эта конструкция приемлема даже для лозунгов: Работать без брака! Однако основная сфера их функционирования — разговорная речь: Сказать бы об этом сразу. А не вернуться ли нам? Берега не видать. Последняя конструкция (распространенная дополнением со значением объекта) имеет просторечную окраску.
Писатели слова обращаются к инфинитивным предложениям как к средству создания непринужденно-разговорного стиля: Ну, куда тебе возиться с женой да нянчиться с ребятишками! (А. Пушкин).
Экспрессивность препятствует использованию инфинитивных конструкций в книжных стилях. В художественной и публицистической речи эти предложения вводятся в диалоги и монологи, насыщенные эмоциями: Подать свежих шпицрутенов! (Л. Толстой); Унять старую ведьму! — сказал Пугачев (А. Пушкин). Эти конструкции ценят поэты: Февраль. Достать чернил и плакать! Писать о феврале навзрыд… (Б. Пастернак,); Светить всегда, светить везде, до дней последних донца, светить — и никаких гвоздей (Вл. Маяковский). При соответствующем интонационном оформлении инфинитивные предложения несут огромный экспрессивный заряд и выделяются особой напряженностью.
Номинативные предложения по сути своей как бы созданы для описания: в них заложены большие изобразительные возможности. Называя предметы, расцвечивая их определениями, литераторы рисуют картины природы, обстановку, описывают состояние героя, дают оценку окружающему миру: Золото холодное луны, запах олеандра и левкоя… (С. Есенин); Черный вечер, белый снег (А. Блок); Вот оно, глупое счастье с белыми окнами в сад (С. Есенин). Однако подобные описания указывают лишь на бытие и не способны нарисовать развитие действия. Даже если номинативы — отглагольные существительные, и с помощью их рисуется живая картина, то и в этом случае они позволяют запечатлеть одно мгновение, один кадр: Бой барабанный, клики, скрежет, гром пушек, топот, ржанье, стон… (А. Пушкин). Смятенье! обморок! поспешность! гнев! испуг! (А. Грибоедов). Линейное описание событий номинативными предложениями невозможно: они фиксируют только настоящее время. В контексте оно может получать значение настоящего исторического, но грамматическое выражение форм прошедшего или будущего времени переводит предложение в двусоставное. Ср.: Бой. — Был бой. — Будет бой.
Использование в речи номинативных предложений разнообразно. Они выполняют и чисто «техническую» функцию, обозначая место и время действия в пьесах, называя декорацию постановки: Декорация первого акта. Восемь часов вечера. Звонок (А. Чехов). Но и в драматургии художественное значение номинативных предложений может увеличиваться, если ремарки указывают на поведение героев, их душевное состояние: Пауза. Смех. Ропот и шиканье (А. Чехов). В таком жанре драматургии, как киносценарии, номинативные предложения стали сильным средством художественных описаний:
Открытое пространство большого аэродрома, залитого солнцем. Грандиозная перспектива самолетов, выстроенных к параду. Оживленные группы военных летчиков. Чкалов неторопливым шагом идет вдоль линии самолетов.
Номинативные предложения могут звучать и с большим напряжением, выполняя экспрессивную функцию при соответствующем интонационном оформлении. Это относится прежде всего к оценочно-бытийным и желательно-бытийным предложениям, которые выделяются в составе номинативных: Какая ночь! Я не могу… (С. Есенин); Только бы силы! Если бы уверенность!.
Наглядно-изобразительную функцию номинативных предложений использовали русские поэты еще в прошлом веке. Современников поразили строчки Афанасия Фета: Шепот, робкое дыханье, трели соловья, серебро и колыханье сонного ручья… Все стихотворение состоит из одних номинативов.
Номинативные предложения очень часто встречаются в стихах Ахматовой. Так, многие её стихи начинаются номинативными предложениями: Пустых небес прозрачное стекло; Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле; Чугунная ограда, сосновая кровать. Как сладко, что не надо мне больше ревновать; Вот и берег северного моря, вот граница наших бед и слав…
У Б. Пастернака целые строфы состоят из подобных конструкций:
Осень. Сказочный чертог,
Всем открытый для обзора.
Просеки лесных дорог,
Заглядевшихся в озера.
Как на выставке картин:
Залы, залы, залы, залы
Вязов, ясеней, осин
В позолоте небывалой.
Липы обруч золотой,
Как венец на новобрачной.
Лик березы под фатой
Подвенечной и прозрачной.
Для многих поэтов стилистическое использование номинативных предложений стало важным художественным приемом.
Интересно сравнить разные редакции произведений, свидетельствующие о том, что в процессе творчества поэт порой отказывается от двусоставных предложений, отдавая предпочтение номинативным, например у А. Твардовского:
Как видим, номинативные предложения создают динамизм, выхватывая из развернувшейся панорамы главные штрихи, детали обстановки, способные отразить трагизм событий. Более распространенное описание, построенное из двусоставных предложений, при сопоставлении проигрывает, кажется растянутым, обремененным несущественными подробностями. В подобных случаях номинативные предложения явно предпочтительнее.
В наши дни номинативные предложения привлекают и журналистов, которые видят в них средство лаконичных и образных описаний обобщающего характера: Тайга, рассеченная бетонными трассами. Мох и лишайник, содранные гусеницами. Гнилые черные лужи с пленкой нежнейшего спектра. Сырые цветы кипрея на гарях. Легчайшие, как аэростаты, серебряные цистерны. Раскрытый дерн под ногой и короткий изгиб трубы с дрожащим манометром, будто глянуло око земли.
Такие протяженные описания, насыщенные номинативами, характерны в основном для очерков. Но этим не ограничиваются стилистические рамки использования данной конструкции. Обращаются к ним авторы научно-популярных книг.
Стилистические возможности русского синтаксиса расширяются и благодаря тому, что с полными предложениями могут успешно конкурировать предложения неполные, имеющие яркую экспрессивную окраску. Их стилистическое использование в речи определяет грамматическая природа этих предложений.
Неполные предложения, образующие диалогические единства, создаются непосредственно в процессе живого общения: — Когда ты придешь? — Завтра. — Одна или с Виктором? — Конечно, с Виктором. Из разговорной речи они проникают в художественную и публицистическую как характерная особенность диалога: — Какие новости? — спросил офицер… — Хорошие! (Л. Толстой); — Прекрасный вечер, — начал он, — так тепло! Вы давно гуляете? — Нет, недавно (И. Тургенев). Журналисты используют неполные предложения чаще всего в интервью: — Но, как и в любой другой стране, у вас, очевидно, тоже есть проблемы. В чем они? — Наиболее актуальная из них — переломный период в нашей экономике.
Неполные предложения, представляющие собой части сложносочиненных и сложноподчиненных предложений, употребляются в книжных стилях, и прежде всего в научном: Считалось, что геометрия изучает величины сложные (непрерывные), а арифметика — дискретные числа. Обращаются к ним, чтобы избежать повторения однотипных структур.
Иными мотивами обусловлено предпочтение эллиптических предложений (от греч. эллипсис — выпадение, опущение), то есть таких, в которых опущен какой-либо член предложения, легко восстанавливаемый из контекста. Они выступают как сильное средство эмоциональности речи. Хотя сфера их применения — разговорная речь, но они неизменно привлекают и писателей. Эллиптические конструкции придают описаниям особый динамизм: Григорий Александрович взвизгнул не хуже любого чеченца, ружье из чехла — и туда; я за ним… А бывало, мы его вздумаем дразнить, так глаза кровью и нальются, и сейчас за кинжал (М. Лермонтов); Я к ней, а он в меня раз из пистолета (Н. Островский); К барьеру! (А. Чехов); Назад, домой, на родину… (А.Н. Толстой). Соотносительные с такими эллиптическими предложениями полные, имеющие сказуемые со значением движения, побуждения, желания, бытия, восприятия, речи и др., значительно уступают им в экспрессии.
Для поэтов синонимия эллиптических конструкций и полных предложений открывает возможности выбора варианта, удобного для стихосложения:
Зима прошла. Я болен.
Я вновь в углу, средь книг.
Он, кажется, доволен.
Досужий мой двойник.
Да мне-то нет досуга
Болтать про всякий вздор.
Мы поняли друг друга?
Ну, двери на запор.
Употребление сказуемого в выделенных предложениях удлинило бы строку, что в стихотворной речи недопустимо.
Предложения с пропуском слов, не представляющих ценности в информативном отношении, получили большое распространение и в газетном языке: «Вся власть — правительству!» («Известия», 15 окт. 1996 г.); «Мир — Земле»; «Мирные договоренности — в жизнь» — вот типичные заглавия газетных статей. В таких неполных предложениях обозначены лишь целевые слова данного высказывания, все остальное восполняется текстом, речевой ситуацией.
Так не будем же бояться говорить кратко! Русский синтаксис предоставляет в наше распоряжение самые различные конструкции. Их нужно умело и уместно использовать в речи. И тогда она будет яркой, богатой.
… Мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово.
Тургенев назвал русский язык «великим, могучим, правдивым и свободным». Но язык — это стройная система средств общения; приведенная в динамику, она становится речью. А речь подвержена разнообразным влияниям, в частности оскудению, засорению.
Засоряют нашу речь различные «сорняки». Это могут быть и заимствования, и диалектные слова, и профессионализмы, и просторечные слова, и вульгаризмы, и речевые штампы, и лишние, ненужные слова.
Многие писатели предостерегали от употребления без надобности заимствованных слов. Явно неудачен выбор слов в таких предложениях: Среди собравшихся превалировали представители молодежи, Девушка конфиденциально признавалась подругам, что переменила имя Катя на Кармен, потому что последнее импонирует ее внешности; Общее внимание привлекал новый анонс, вывешенный на входной двери учреждения; На последних состязаниях заводская футбольная команда потерпела полное фиаско; Нельзя неглижировать своими обязанностями; Идентичное решение было принято учащимися параллельного класса; Новый сезон открывает большие возможности для дальнейшей эволюции отдельных видов спорта; Строительство средней школы, начатое весной, форсируется ускоренными темпами; Оратор говорил весьма напыщенно, что произвело на аудиторию негативный эффект.
В. Белинский писал:
«В русский язык по необходимости вошло множество иностранных слов, потому что в русскую жизнь вошло множество иностранных понятий и идей. Подобное явление не ново… Изобретать свои термины для выражения чужих понятий очень трудно, и вообще этот труд редко удается. Поэтому с новым понятием, которое один берет у другого, он берет и самое слово, выражающее это понятие».
Он заметил также, что «неудачно придуманное русское слово для выражения чуждого понятия не только не лучше, но решительно хуже иностранного слова». С другой стороны, Белинский указывал, что «употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово, значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус. Так, например, ничего не может быть нелепее, как употребление слова утрировать вместо преувеличивать".
Показательны в этом отношении исправления, которые вносят писатели в свои произведения при их переиздании. Примером авторской правки, связанной с заменой иноязычных слов русскими, могут служить отдельные предложения из рассказа Горького «Челкаш».
Издание 1895 г.
1. Лодка помчалась снова, бесшумно и легко лавируя среди судов. Вдруг она выбралась из их лабиринта.
2. Гаврила от этого шепота потерял всякую способность соображать что-либо и превратился в автомат.
3. Сначала он говорил, скептически посмеиваясь себе в усы.
Издание 1935 г.
1. Лодка помчалась снова, бесшумно и легко вертясь среди судов. Вдруг она вырвалась из их толпы.
2. Гаврила от этого шепота потерял всякую способность соображать что-либо и помертвел.
3. Сначала он говорил, посмеиваясь себе в усы.
Аналогичную работу по очищению текста от иноязычных слов проводил А. П. Чехов. Например, в ранних его рассказах находим такие замены: что-то специфическое — что-то особенное, ничего экстраординарного — ничего особенного, ординарный — обыкновенный, эксперимент — опыт, конвенция — условие, индифферентно — равнодушно, для баланса — для равновесия, симулировать — разыгрывать, игнорировать — не замечать и т. д. Ср. также две редакции рассказа «Толстый и тонкий»:
Редакция 1886 г.
1. Нафанаил вытянулся во фронт и инстинктивно, по рефлексу, застегнул все пуговки своего мундира…
2. — Друг, можно сказать, детства и в такие магнаты-с…
Редакция 1899 г.
1. Нафанаил вытянулся во фронт и застегнул все пуговки своего мундира…
2. — Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с!
Вопрос об использовании диалектизмов в художественной литературе не простой. Нельзя забывать, что с их помощью создается тот местный колорит, без которого произведение может оказаться вне времени и пространства. Отнимите у Шолохова его многочисленные стилистически оправданные слова донского говора — и Шолохов перестанет быть Шолоховым.
Еще в XIX веке писатели проявляли большой интерес к диалектным словам и, стремясь создать «простонародный колорит», описывая жизнь народа, охотно использовали местные словечки и обороты речи. К диалектным источникам обращались И.А. Крылов, А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Н.А. Некрасов, Л.Н. Толстой. Например, у И. С. Тургенева часто встречаются слова из орловского и тульского говоров (большак, гуторить, панева, зелье, лекарка и др.). Конечно, писатель употреблял лишь те диалектные слова, которые отвечали его эстетическим установкам, причем только в тех случаях, когда обращение к сниженной лексике было оправданно.
Традиции стилистического использования диалектизмов были восприняты и писателями нового времени. Как искусно эти речевые краски обыгрывал Федор Абрамов! Причем он неизменно заботился о том, чтобы читателю были понятны эти необычные слова. Разве нам трудным покажется такое предложение? — Все вечера, а то и ночи сидят ребята у огончиков, говоря по-местному, да пекут опалихи, то есть картошку. Попробуйте у Шукшина в его описаниях заменить диалектные слова литературными, что из этого получится?
Вот одно из таких описаний:
Егор встал на припечек, подсунул руки под старика.
— Держись мне за шею-тο… Вот так! Легкий-то какой стал!..
— Выхворался…
— Вечерком ишшо зайду попроведаю.
— Не ешь, вот и слабость, — заметила старуха. — Может, зарубим курку — сварю бульону? Он ить скусный свеженькой-то… А?
— Не надо. И поисть не поем, а курку решим…
— Хоть счас-то не ерепенься!.. Одной уж ногой там стоит, а ишшо шебаршит ково-то… Да ты уж помираешь, что ли? Может, ишшо оклимаисся…
— Агнюша, — с трудом сказал он, — прости меня… Я маленько заполошный был…
Любая профессия имеет свою терминологию, использование которой вполне естественно. Но слишком узкие профессионализмы неуместны за пределами специальной литературы. Например: Когда освободился док, баржа ушла доковаться; Редис осеннего сбора закладываем на хранение способом пескования и реализуем зимой; Заметка была посвящена вопросу о задачах путейцев по подготовке к водоборьбе и т. п. Разумеется, сказанное не относится к тем случаям, когда профессиональные слова и обороты используются в художественных произведениях, где их употребление связано со стилистическим заданием, например: Я встретился с молодой женщиной… Подкатываю к ней с правого траверза и барабаню по-матросски: «Позвольте покрейсировать вместе с вами» (А. Новиков-Прибой).
Источником засорения литературного языка нередко становится неоправданное индивидуальное с л о в о — творчество, появление «плохо выдуманных словечек», или окказионализмов (от греч. казус — случай) — слов, созданных «по случаю» и употребленных автором лишь в индивидуальном контексте. Лет шестьдесят назад стилистам претили такие, например, слова: взбрыкнул, трушились, встопорщил, грякнул, буруздил. Во времена жестокой бюрократизации всей нашей жизни неологизмы нередко рождались как плод «канцелярского красноречия»: книгоединица, недоотдых, переполив, недоперевыполнение, законвертовать (письмо), одноидейник, умельцедатель, головодень, скотопомещение, обилечивание пассажиров, охотоустройство, перереорганизация и т. п.
Засорение языка нередко связано с неуместным использованием так называемых канцеляризмов и речевых штампов, которые лишают речь простоты, живости, эмоциональности. Это явление К.И. Чуковский удачно назвал «канцеляритом» — заболеванием «канцелярским вирусом».
К канцеляризмам относятся слова и словосочатания, имеющие типичную для официально-делового стиля окраску: наличие, за неимением, во избежание, проживать, изымать, вышеперечисленный, имеет место и т. п. Употребление их делает речь невыразительной. При наличии желания можно многое сделать по улучшению условий труда рабочих; В настоящее время ощущается недокомплект учителей английского языка.
Канцелярскую окраску речи часто придают отглагольные существительные, образованные с помощью суффиксов — ени-, -ани- и др. (выявление, нахождение, взятие, раздутие, сомкнутие) и бессуффиксальные (пошив, угон, отгул). Канцелярский оттенок их усугубляют приставки не-, недо- (необнаружение, недовыполнение). Русские писатели нередко пародировали слог, «украшенный» такими канцеляризмами: Дело об изгрыз ени и плана оного мышами (А. Герцен); Дело о влетении и разбитии стекол вороною (Дм. Писарев); Объявив вдове Вониной, что в неприлеплении ею шестидесятикопеечной марки… (А. Чехов)
Отглагольные существительные не имеют глагольных категорий времени, вида, наклонения, залога, лица. Это сужает их выразительные возможности в сравнении с глаголами. Например, невозможность выразить отглагольным существительным залога может привести к двусмысленности: утверждение профессора (профессор утверждает или его утверждают?), люблю пение (люблю петь или слушать, когда поют!).
В предложениях с отглагольными существительными сказуемое часто выражается страдательной формой причастия или возвратным глаголом, это лишает действие активности и усиливает канцелярскую окраску речи: По окончании ознакомления с достопримечательностями туристам было разрешено их фотографирование. Лучше написать: Туристам показали достопримечательности и разрешили их сфотографировать.
Употребление канцеляризмов связано с так называемым «расщеплением сказуемого», т. е. заменой простого глагольного сказуемого сочетанием отглагольного существительного со вспомогательным глаголом: вместо растет — происходит рост, вместо усложняет — приводит к усложнению. Так, пишут: Это приводит к усложнению, запутыванию учета и увеличению издержек, а лучше написать: Это усложняет и запутывает учет, увеличивает издержки.
Однако при стилистической оценке этого явления нельзя впадать в крайность, отвергая любые случаи употребления глагольноименных сочетаний вместо глаголов. В книжных стилях часто употребляются такие сочетания: приняли участие вместо участвовали, дал указание вместо указал и т. д. В официально-деловом стиле закрепились глагольно-именные сочетания: объявить благодарность, принять к исполнению, наложить взыскание (в этих случаях глаголы поблагодарить, исполнить, взыскать неуместны) и т. п. В научном стиле используются такие терминологические сочетания, как наступает зрительное утомление, происходит саморегуляция, производится трансплантация и т. п. Для публицистического стиля привычны выражения: рабочие объявили забастовку, произошли стычки с полицией, на министра было совершено покушение и т. п. В таких случаях без отглагольных существительных не обойтись.
Употребление глагольно-именных сочетаний иногда усиливает выразительность речи. Например, сочетание принять горячее участие лучше, чем глагол участвовать. Определение при существительном позволяет придать глагольно-именному сочетанию точное терминологическое значение: помочь — оказать неотложную медицинскую помощь.
Влиянием канцелярской речи часто объясняется и неоправданное употребление отыменных предлогов: по линии, в разрезе, в части, в деле, в силу, в целях, в адрес, в области, в плане, на уровне, за счет и др. Они получили большое распространение в книжных текстах, однако нередко увлечение ими наносит ущерб изложению, отяжеляя слог и придавая ему канцелярскую окраску.
Такую же отрицательную роль, как канцеляризмы, играют всякого рода речевые штампы, избитые выражения, например: нацелить внимание на…, работа по разъяснению, работа по ознакомлению, работа по использованию, мы имеем на сегодняшний день, тесно увязывать беседы, рассмотреть под углом зрения, поставить во главу угла, в результате проведенных мероприятий, направленных на осуществление…, поставить вопрос, увязать вопрос, заострить вопрос, утрясти вопрос, осветить вопрос, подчеркнуть вопрос, обсудить вопрос, продвинуть вопрос и т. п.
Некоторые лингвисты разграничивают термины «речевой штамп» (шаблон, трафарет) и «речевой стереотип» (клише, стандарт). Если первые — «стертые пятаки», то есть слова и выражения с выветрившимся значением, потускневшей эмоционально-экспрессивной окраской, что делает их стилистически ущербными, то без вторых в определенных стилях (официальноделовом, отчасти научно-техническом) и жанрах (газетных) мы практически не обходимся. И это вполне естественно: подобные клише удобны и для пишущего, и для читающего. «Язык газеты кишит штампами — готовыми оборотами, нередко целыми небольшими предложениями», — писал известный французский стилист Шарль Балли, отмечая неизбежность такого явления. Другое дело — язык художественной литературы, которому принципиально противопоказаны как штампы, так и речевые стереотипы. Предъявляя законные требования к выразительности этого языка (добавим — и публицистического), мы помним об огромной силе его воздействия на воспитание вкуса к слову, повышение речевой культуры читателей.
Близки к речевым штампам так называемые слова-спутники, «парные слова»: если критика, то резкая, если поддержка, то горячая, если размах, то широкий; если мероприятия, то практические, если задачи, то конкретные, если вопрос, то острый и т. п..
Писатель Г. Рыклин в фельетоне «Совещание имен существительных» остроумно высмеял это тяготение к «словам-спутникам» и привел такие примеры: впечатление неизгладимое, пуля — меткая, борьба — упорная, волна — мощная, отрезок времени — сравнительно небольшой, речь — взволнованная, утро — прекрасное, факт — яркий, ряд — целый и т. д. В результате, как указывает автор, можно создать такой текст:
«В одно прекрасное утро на лужайке недалеко от окраины, которая за сравнительно короткий отрезок времени до неузнаваемости преобразилась, широко развернулись прения, и целый ряд ораторов выступил со взволнованными речами, где были приведены яркие факты упорной борьбы имен существительных против шаблона. Получилась любопытная картина, которая не могла не оставить неизгладимого впечатления. Собравшиеся разошлись только тогда, когда наступил ясный полдень. Будем надеяться, что эта мощная волна протеста против однообразия прилагательных дойдет до литераторов, и они твердой поступью пойдут по пути улучшения своего языка».
Подобные выражения не вызывают в сознании нужных ассоциаций, теряют оценочные значения, превращаются в «стертые пятаки». А.Н. Толстой справедливо указывал: «Язык готовых выражений, штампов, каким пользуются нетворческие писатели, тем плох, что в нем утрачено ощущение движения, жеста, образа. Фразы такого языка скользят по воображению, не затрагивая сложнейшей клавиатуры нашего мозга».
Нередко в недостаточно отработанной речи встречаются «слова-паразиты»: значит, так сказать, ну, вообще и др. Ими могут быть вводные слова, то есть слова, указывающие на отношение говорящего к высказываемой мысли. Но, не к месту употребленные, они превращаются в слова-паразиты, не несущие смысловой нагрузки. Эту особенность нелитературной речи прекрасно подметил Н.В. Гоголь и дал блестящий образец ее в «Повести о капитане Копейкине» (первый том «Мертвых душ»). В рассказе малокультурного почтмейстера находим такой отрывок:
«Ну, можете представить себе, эдакой какой-нибудь, то есть капитан Копейкин, и очутился вдруг в столице, которой подобной, так сказать, нет в мире. Вдруг перед ним свет, так сказать, некоторое поле жизни, сказочная Шехерезада. Вдруг какой-нибудь эдакой, можете представить себе, Невский проспект, или там, знаете, какая-нибудь Гороховая, черт возьми! или там эдакая какая-нибудь Литейная; там шпиц эдакой какой-нибудь в воздухе; мосты там висят эдаким чертом, можете представить себе, без всякого, то есть, прикосновения, словом, Семирамида, судырь, да и полно!»
Нанизывание в речи слов-паразитов, речевых штампов, канцеляризмов свидетельствует о бедности словарного запаса, о беспомощности говорящего.
В заключение остается сделать одно существенное замечание. Нельзя ратовать за «стерильный язык», напоминающий дистиллированную воду, лишенную всякого вкуса. В жанрах литературно-художественных и публицистических иногда нарушение нормы составляет их прелесть. Важно лишь, чтобы отступление от нормы было стилистически обоснованно.
В речи, так же как и в жизни, надо всегда иметь в виду, что уместно.
Вы задумывались когда-нибудь над тем, какие из слов, близких или одинаковых по значению, более уместны в той или иной ситуации? Ведь мы по-разному строим свою речь, если нам приходится говорить, например, с директором предприятия, дома, на официальном собрании и во время отдыха.
Чтобы показать, насколько выбор слова зависит от обстановки и собеседника, один лингвист привел такой смешной пример.
Представим себе, что муж за обедом спрашивает жену, чем она сегодня занималась. В ответ он слышит:
В первую половину дня я ускоренными темпами обеспечила восстановление надлежащего порядка на жилой площади, а также в предназначенном для приготовления пищи подсобном помещении общего пользования. В последующий период мною было организовано посещение торговой точки с целью приобретения необходимых продовольственных товаров.
Ненормальность такого ответа, если только за ним не скрывается нарочитая шутка, совершенно очевидна. Но он правилен как по существу, так и с точки зрения норм литературного языка. Однако эти слова уместны в официальном отчете, в постановлении, в деловом письме, но не в беседе между мужем и женой. Здесь ситуация речи требует простого, обыденного ответа:
Утром я быстро убрала комнату и кухню, а потом сходила в магазин за продуктами.
Как видим, обращение к языковым средствам, имеющим определенную стилевую прикрепленность, должно быть обоснованным, использование их может быть и неуместно.
Уместность речи — это такая организация языковых средств, которая более всего подходит для ситуации высказывания, отвечает задачам и целям общения, содействует установлению контакта между говорящим (пишущим) и слушающим (читающим).
Речь — это связное целое, и каждое слово в ней, любая конструкция должны быть целенаправленны, стилистически уместны. «Каждый из ораторов, — отмечал В.Г. Белинский, — говорит, сообразуясь с предметом своей речи, с характером слушающей его толпы, с обстоятельствами настоящей минуты».
Уместность речи теснейшим образом связана с ее стилем: недаром нередко употребляется выражение «слово выпадает из стиля». Широкое понятие стиля речи позволяет в каждом отдельном случае применять принцип дихотомии: уместно — неуместно. Приведем примеры уместного использования отобранных речевых средств в текстах на одну и ту же тему, обладающих признаками различных стилей.
Гроза — атмосферное явление, заключающееся в электрических разрядах между так называемыми кучево-дождевыми (грозовыми) облаками или между облаками и земной поверхностью, а также находящимися над ней предметами. Эти разряды — молнии — сопровождаются осадками в виде ливня, иногда с градом и сильным ветром (иногда до шквала). Гроза наблюдается в жаркую погоду при бурной конденсации водяного пара над перегретой сушей, а также в холодных воздушных массах, движущихся на более теплую подстилающую поверхность.
В тексте уместно использованы слова и словосочетания терминологического характера (атмосферное явление, электрические разряды, кучево-дождевые облака, осадки, шквал, конденсация, водяной пар, воздушные массы). Остальные слова употреблены в прямом, номинативном значении, отсутствуют образные средства языка, эмоциональность речи. В синтаксическом отношении текст представляет собой сочетание простых предложений, характерных для жанра энциклопедической статьи.
Гроза
Между далью и правым горизонтом мигнула молния, и так ярко, что осветила часть степи и место, где ясное небо граничило с чернотой. Страшная туча надвигалась не спеша, сплошной массой; на ее краю висели большие, черные лохмотья; точно такие же лохмотья, давя друг друга, громоздились на правом и на левом горизонте. Этот оборванный, разлохмаченный вид тучи придавал ей какое-то пьяное, озорническое выражение. Явственно и не глухо проворчал гром. Егорушка перекрестился и стал быстро надевать пальто. (…) Вдруг рванул ветер и со свистом понесся по степи, беспорядочно закружился и поднял с травою такой шум, что из-за него не было слышно ни грома, ни скрипа колес. Он дул с черной тучи, неся с собой облака пыли и запах дождя и мокрой земли. Лунный свет затуманился, стал как будто грязнее, звезды еще больше нахмурились, и видно было, как по краю дороги спешили куда-то назад облака пыли и их тени. (…)
Чернота на небе раскрыла рот и дыхнула белым огнем; тотчас же опять загремел гром. (…)
Дождь почему-то долго не начинался… Было страшно темно. А молнии в потемках казались белее и ослепительнее, так что глазам было больно. (…)
Вдруг над самой головой его (Егорушки) со страшным, оглушительным треском разломалось небо; он нагнулся и притаил дыхание, ожидая, когда на его затылок и спину посыпятся обломки… Раздался новый удар, такой же сильный и ужасный. Небо уже не гремело, не грохотало, а издавало сухие, трескучие, похожие на треск сухого дерева звуки.
«Тррах! тах, тах! тах!» — явственно отчеканивал гром, катился по небу, спотыкался и где-нибудь у передних возов или далеко сзади сваливался со злобным, отрывистым — «трра!..».
Раньше молнии были только страшны, при таком же громе они представлялись зловещими. Их колдовской свет проникал сквозь закрытые веки и холодом разливался по всему телу. Что сделать, чтобы не видеть их? Егорушка решил обернуться лицом назад… «Трах! тах! тах!» — понеслось над его головой, упало под воз и разорвалось — «Ррра!». (…)
… Молния сверкнула в двух местах и осветила дорогу до самой дали… По дороге текли ручейки. и прыгали пузыри.
В отличие от научного текста, раскрывающего понятие «гроза», второй текст предназначен для иной цели — создать яркую, живописную картину, образно воспроизводящую наступление грозы. Если картина, нарисованная на полотне, статична и воспринимается только в пространстве, то описание грозы в отрывке из повести Чехова «Степь» дано в динамике, развивается во времени.
Для создания картины нужны краски, цвета, и они представлены в тексте: ясное небо, чернота, черные лохмотья, черная туча, лунный свет стал грязнее, белый огонь, колдовской свет.
Живопись словом позволяет показать не только богатство красок, но и целую гамму звуков: явственно проворчал гром, ветер со свистом понесся, поднял такой шум, загремел гром, оглушительный треск, раздался удар, трескучие звуки, «тррах!».
Добавим, что при анализе языка художественного текста, в частности при описании своеобразия речевой структуры произведений такого мастера художественного слова, как Чехов, вряд ли можно руководствоваться положением «уместно — неуместно»: перед нами законченное, во всех деталях отшлифованное произведение речевого искусства, по отношению к которому применим тезис Л.Н. Толстого: «единственно нужное размещение единственно нужных слов».
Как передает наш корреспондент, вчера над центральными районами Пензенской области прошла небывалой силы гроза. В ряде мест были повалены телеграфные столбы, порваны провода, с корнем вырваны столетние деревья. В двух деревнях возникли пожары в результате удара молнии. К этому прибавилось еще одно стихийное бедствие: ливневый дождь вызвал сильное наводнение. Нанесен некоторый ущерб сельскому хозяйству. Временно было прервано железнодорожное и автомобильное сообщение между соседними районами.
Текст типичен для газетных материалов. Характерные его черты — экономия языковых средств, лаконичность изложения при информативной насыщенности; отбор слов и конструкций с установкой на их доходчивость (использование слов в прямом значении, преобладание простых синтаксических структур); использование оборотов-клише (как передает наш корреспондент), отсутствие элементов индивидуального стиля.
Доводим до Вашего сведения, что вчера после полуночи над районным центром — городом Нижний Ломов и прилегающей к нему сельской местностью пронеслась сильная гроза, продолжавшаяся около получаса. Скорость ветра достигала 30–35 метров в секунду. Причинен значительный материальный ущерб собственности колхозов и деревень Ивановка, Щепилово и Вязники, исчисляемый, по предварительным данным, в десятки тысяч рублей. Имели место пожары, возникшие вследствие удара молнии. Сильно пострадало здание восьмилетней школы в деревне Курково, для его восстановления понадобится капитальный ремонт. Вышедшая из берегов в результате проливного дождя река Вад затопила значительную площадь. Человеческих жертв не было. Образована специальная комиссия из представителей райисполкома, райздрава, госстраха и других учреждений для выяснения размеров причиненного стихийным бедствием ущерба и оказания помощи пострадавшему местному населению. О принятых мерах будет незамедлительно доложено.
В этом тексте, как и в предыдущем, ощущается «сухость» изложения: сообщается только фактическая сторона события, нигде не выражаются чувства автора, не реализуется его индивидуальный стиль. Характерны также сжатость, компактность изложения, употребление слов в прямом значении, простой синтаксический строй. Но второй текст отличается большей точностью сообщения — приведены конкретные названия, цифровые данные. В нем использованы слова и выражения, свойственные официально-деловому стилю (причинен значительный материальный ущерб; собственность колхозов; исчисляемый по предварительным данным; имели место; капитальный ремонт; значительная площадь; специальная комиссия; принятые меры; доводим до Вашего сведения; будет незамедлительно доложено), отглагольные существительные (восстановление, выяснение, оказание), сложносокращенные слова (райисполком, райздрав, госстрах).
Ты не поверишь, какая гроза прошла вчера над нами! Я человек не робкого десятка, и то испугался насмерть.
Сначала все было тихо, нормально, я уже собирался было лечь, да вдруг как сверкнет молния, бабахнет гром! И с такой силищей, что весь наш домишко задрожал. Я уже подумал, не разломалось ли небо над нами на куски, которые вот-вот обрушатся на мою несчастную голову. А потом разверзлись хляби небесные… В придачу ко всему наша безобидная речушка вздулась, распухла и ну заливать своей мутной водицей все вокруг. А совсем рядом, что называется — рукой подать, загорелась школа. И стар и млад — все повысыпали из изб, толкутся, орут, скотина ревет — вот страсти какие! Здорово я перепугался в тот час, да, слава богу, все скоро кончилось.
В тексте использована разговорная лексика и фразеология (человек не робкого десятка; бабахнуть; вот-вот; разверзлись хляби небесные; рукой подать; и стар и млад; толкутся; орут; вот страсти какие; здорово испугался; слава богу); слова с оценочными суффиксами (силища, домишко, речушка, водица). Для синтаксиса текста характерны присоединительные конструкции (и то испугался, да с такой силищей; собрался было… как вдруг); инфинитивы в функции сказуемого (и ну заливать); эмоционально окрашенные восклицательные предложения.
Все приведенные выше тексты разнородны по стилю, каждый из них характеризуется целенаправленным отбором речевых средств, имеющих определенную стилистическую окраску. Она зависит от закрепленности слов, грамматических форм, синтаксических конструкций за теми или иными функциональными стилями русского языка.
Функциональным стилем называется исторически сложившаяся система языковых средств, используемых в определенной сфере общения. На примере приведенных нами текстов можно убедиться, что научный стиль изложения отличается от официально-делового, публицистический — от разговорного и т. д. Стилисты четко разграничивают книжные функциональные стили (научный, официально-деловой, газетно-публицистический) и разговорный. Книжные стили обычно реализуются в письменной форме, разговорный — преимущественно в устной речи.
Особое место, на наш взгляд, в системе стилей занимает язык художественной литературы (или художественно-беллитрический стиль). Язык художественной литературы, точнее художественная речь, не представляет собой системы однородных языковых явлений; напротив, он лишен какой бы то ни было стилистической замкнутости, его отличает разнообразие индивидуально-авторских средств; он использует элементы всех стилей, но «в функционально преобразованном виде», как указывал еще академик В.В. Виноградов. Художники слова могут находить живые, яркие краски в любом слове и выражении, если употребление его необходимо для изображения какого-либо жизненного явления.
Неправильность употребления слов ведет за собой ошибки в области мысли и потом в практике жизни.
Требование правильности речи относится не только к лексике — оно распространяется и на грамматику, словообразование, произношение, ударение, а в письменной речи — на орфографию и пунктуацию. Соблюдение нормы— главное условие культуры речи.
Нормой называются языковые варианты, наиболее распространенные из числа сосуществующих, закрепившихся в практике образцового использования и наилучшим образом выполняющие свою функцию. Норма — категория историческая. Будучи в известной мере устойчивой, стабильной, что является основой ее функционирования, норма вместе с тем подвержена изменениям, что вытекает из природы языка как явления социального, находящегося в постоянном развитии вместе с творцом и носителем языка — обществом.
Известная подвижность языковой нормы иногда приводит к тому, что для одного и того же языкового явления имеется в определенные временные отрезки не один-единственный регламентированный способ выражения, а больше: прежняя норма еще не утрачена, но наряду с ней возникает новая (ср. одинаково допустимое произношение прилагательных нагий, — кий, — хий типа строгий, краткий, тихий или глаголов нагивать, — кивать, — хивать типа протягивать, отталкивать, замахиваться как с твердыми, так и с мягкими звуками г, к, х; двоякое ударение в словах иначе, творог и др.; дублетные формы типа много народу — много народа, чашка чаю — чашка чая и т. п.). Существование двойных норм литературного языка, возникших в ходе его исторического развития, не исключает параллельного существования языковых вариантов, связанных с наличием в сложной системе языка отдельных его разновидностей — функциональных стилей, в которых по-разному используются и вариантные формы. (Ср. книжные и разговорные окончания: в отпуске — в отпуску, цехи — цеха, обусловливать — обуславливать и др.). Возникающее в связи с этим многообразие в единстве не разрушает самой нормы, а делает ее более тонким инструментом отбора языковых средств в стилистическом плане.
Правильность нашей речи зависит от того, употребляем ли мы слова в соответствии с их точным значением и стилистической окраской. К сожалению, мы нередко над этим не задумываемся и допускаем стилистические ошибки в словоупотреблении.
Например, пишут: Линяют лисицы, у куниц скоро появится наследство (имеется в виду, конечно, потомство); И стоят наши дальневосточные березки в подвенечном саване (автор спутал саван с фатой).
Если не учитывается стилистическая окраска слова, в речи может возникнуть неуместный комизм: Дирекция уцепилась за это ценное предложение (можно было написать: воспользовалась этим ценным предложением…. оценила это предложение и т. д.). Если вы не стремитесь придать речи юмористический оттенок, то не следует просторечные слова соединять с книжными или нейтральными.
Неуместно и употребление высоких, торжественных слов в сочетании с обычными, нейтральными, например: Иванов — поборник экономии горючего (можно было сказать просто:… выступил с предложением экономить горючее или Иванов — инициатор экономии горючего); К концу смены все устали, но движения владычицы электрокрана несуетливы, точны (почему не написать просто — крановщицы). В таких случаях прямого нарушения лексических норм нет, но незнание их, пренебрежение стилистическими пометами, которые даются в толковых словарях к выделенным нами словам, очевидно.
Для правильного употребления слов в речи недостаточно знать их точное значение и стилистические особенности, необходимо еще учитывать их лексическую сочетаемость, то есть способность слов соединяться друг с другом. Требования лексической сочетаемости нарушены, например, в таком высказывании: Большинство времени уходило на составление ненужных отчетов. Слово большинство сочетается со словами, обозначающими предметы, которые поддаются счету: большинство книг, большинство студентов и т. п.; этому условию не удовлетворяет слово время. Поэтому следовало написать: большая часть времени.
Нередко в одинаковых, казалось бы, условиях на лексическую сочетаемость налагаются определенные ограничения. Так, прилагательное глубокий сочетается со словами осень, зима, ночь но нельзя сказать глубокое лето, глубокая весна, глубокое утро. Очень похожие слова длинный, длительный, долгий, долговременный, продолжительный по-разному «притягиваются» к существительным: длительный период и продолжительный период (но не длинный, не долгий, не долговременный период); долгий путь, длинный путь, но продолжительные сборы, долговременный кредит. Слова с одинаковым значением могут иметь различную лексическую сочетаемость: истинный друг — подлинный документ.
Не следует также забывать, что иногда слова как будто и подходят для выражения того или иного значения, но «не хотят» соединяться в словосочетания. Так, мы говорим: склонить голову и преклонить колени, но не наоборот — «преклонить голову» и «склонить колени»; можно одержать победу и потерпеть поражение. Но если вы услышите от комментатора по радио: В этих соревнованиях спортсмен одержал поражение, вы невольно задумаетесь: здесь какая-то ошибка, может, комментатор оговорился, и спортсмен все же победил?
Можно вспомнить немало сочетаний слов, в которых недопустимы лексические замены. Говорят: причинить горе (неприятность), но нельзя «причинить радость» (удовольствие). Возможно сочетание закадычный друг, но не бывает «закадычная подруга». Курьезно звучит сочетание «поздравить с постигшим юбилеем» и т. п.
Все слова, имеющие то или иное лексическое значение, условно можно разделить на две группы. Словам одной группы свойственна сочетаемость, практически не ограниченная в пределах их предметно-логических связей (большой, маленький, красный, черный, легкий, тяжелый, горячий, холодный и т. п., то есть прилагательные, характеризующие физические свойства предметов; человек, дерево, стол, дом — существительные с конкретным значением; работать, жить, видеть, знать — многие глаголы и т. д.). Другую группу образуют слова, имеющие ограниченную сочетаемость (закадычный, одержать, причинить и др.). Эти слова и требуют особого внимания с точки зрения лексической нормы.
Нарушение лексической сочетаемости может стать стилистическим приемом, если писатель старается придать речи юмористическую окраску (Жанр, обреченный на успех — о пародии) или удивить читателя (Воспоминания о будущем, Наедине со всеми). Немало забавных примеров подобных «нарушений» находим у писателей-сатириков: Наконец правительство добилось значительного ухудшения жизни народа; В этом году нас постигло еще одно событие — гуманитарная помощь Запада; Яблоко с родинкой; Кипучий лентяй (Ильф и Петров); Холостой фокстерьер (Л. Ленч). Ср. в поэзии у Владимира Высоцкого: Поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души; К утру расстреляли притихшее горное эхо… И брызнули камни, как слезы, из раненых скал.
Категория рода, категория падежа и категория числа являются основными у существительных. Это значит, что, как правило, каждое существительное относится к одному из трех родов, изменяется по падежам и числам. Для нас в настоящей книге представляют интерес вариантные формы, среди которых есть более предпочтительные в условиях контекста.
Категория рода весьма стабильна: если когда-то установилось, что слово дом — мужского рода, комната — женского рода, окно — среднего рода, так это сохраняется в течение многих столетий. Правда, в ряде случаев род существительного изменился, например: старые формы погона, рельса, санатория заменились современными погон, рельс, санаторий. Чаще формы женского рода, уступали место формам мужского рода, что объясняется влиянием закона лингвистической экономии (более длинные формы и конструкции вытеснялись более короткими).
Вместе с тем отмечаем сосуществование параллельных форм, например: банкнота — банкнот, вольера — вольер, георгина — георгин, глист — глиста, желатин — желатина (спец.), жираф — жирафа, клавиша — клавиш (чаще в технике) манжета — манжет (чаще в технике), скирд — скирда, спазма — спазм (проф.), ставень — ставня.
В некоторых случаях формы разного рода имеют различное значение, например: гарнитур (мебели, белья)
— гарнитура (шрифтов), жар (в теле, в печке) — жара (зной), зала (парадная комната в частном доме) — зал (помещение для собраний, для занятий), занавес (театральный) — занавесь (занавеска), карьер (место открытой разработки полезных ископаемых; ускоренный галоп, быстрый аллюр) — карьера (продвижение по службе, достижение известности), кегль (размер типографской литеры) — кегля (деревянный столбик для игры), манер (в выражениях таким манером, на новый манер) — манера (способ действия, внешние формы поведения), округ (подразделение государственной территории) — округа (окрестность).
В паре метод — метода (система приемов в какой-либо деятельности) второе слово имеет устарелый или специальный оттенок.
Слово табель в форме женского рода сохраняется только в сочетании табель о рангах.
Колебания в роде встречаются у существительных с с у ф — фиксами субъективной оценки (со значением увеличительности). Среди слов с суффиксом — ина- выделяются три группы: а) слова мужского рода: голос — голосина, дождь — дождина, дом — домина (но в винительном падеже определение при этих словах имеет форму женского рода: громоподобную голосину, тропическую дождику, громадную домину; б) слова женского рода: паспорт — паспортина, ствол — стволина, сугроб — сугробина; в) слова общего рода: молодец — молодчина, скот — скотина, урод — уродина.
Колебания в роде наблюдаются у несклоняемых существительных. Так, слово кофе относится к мужскому роду, а в разговорной речи к среднему.
Как правило, несклоняемые существительные, обозначающие неодушевленные предметы, принадлежат к среднему роду, но имеется ряд исключений для слов иноязычного происхождения. Чаще всего это слова, входящие в более общее, родовое понятие, имеющее другой грамматический род. Так, несклоняемые существительные, входящие в понятие «язык», относятся к мужскому роду: бенгали, пушту, хинди и др. Слово эсперанто употребляется и в мужском, и в среднем роде. Слово сирокко — мужского рода (под влиянием слова ветер). Слова бери-бери (болезнь), кольраби (капуста), салями (колбаса) — женского рода. Слово галифе не только среднего рода, но и множественного числа (брюки).
Несклоняемые иноязычные слова, обозначающие одушевленные предметы (животных, птиц и т. д.), относятся к мужскому роду: серый кенгуру, маленький шимпанзе, азиатский зебу, забавный пони, розовый какаду. Но: колибри, киви-киви — женского рода (под влиянием слова птица). То же иваси (рыба, сельдь), цеце (муха).
Но если контекст указывает на самку, то названия животных относятся к женскому роду: Кенгуру несла в сумке кенгуренка; Шимпанзе кормила детеныша.
Несклоняемые существительные иноязычного происхождения, обозначающие лиц, относятся к мужскому или к женскому роду по соотнесенности с реальным полом обозначаемого лица: богатый рантье, усталый кули, старая леди, простодушная инженю. То же в отношении собственных имен: великий Верди, бедная Мими. Двуродовыми являются слова визави (.мой визави — моя визави), протеже, инкогнито.
Род несклоняемых существительных, обозначающих географические названия (городов, рек, озер и т. д.), определяется по грамматическому роду нарицательного существительного, обозначающего родовое понятие (т. е. по роду слов город, река, озеро и т. д.): солнечный Батуми, широкая Миссисипи, полноводное Онтарио, живописный Капри (остров), труднодоступная Юнгфрау (гора).
По такому же признаку определяется грамматический род несклоняемых названий органов печати: «Таймс» (газета) опубликовала…; «Фигаро литерер» (журнал) опубликовал…
Легко образуются параллельные формы мужского и женского рода при обозначении лиц, если данная специальность (профессия, род занятий) в равной мере связана и с мужским, и с женским трудом: лаборант — лаборантка, продавец — продавщица, спортсмен — спортсменка, ткач — ткачиха и т. д. Но парные формы женского рода с суффиксами — их-a, — ш-а используются ограничено. Их распространению препятствует, с одной стороны, возможность возникновения неясности из-за присущей некоторым словам этого типа двузначности: такие слова, как дворничиха, сторожиха, докторша, инженерша, могут быть поняты как названия лица по роду деятельности или как названия жены по мужу. Подобным образованиям присущ сниженный, иногда пренебрежительный оттенок значения: врачиха, швейцариха, бухгалтерша, кондукторша. Возможно, что сказываются и нежелательные ассоциации с названиями животных: слон — слониха, заяц — зайчиха. В единичных случаях появляются формы, связанные с профессиональной речью: пловчиха, спринтерша.
Грамматический род сложносоставных слов типа диван-кровать, кафе-столовая определяется смысловыми отношениями между частями сложного слова: ведущим компонентом является слово с более широким или более конкретным значением. Так, мы говорим: кафе-столовая отремонтирована (ж.р., так как слово столовая — более широкое понятие); автомат-закусочная открыта (ж.р., так как носителем конкретного значения выступает слово закусочная); кресло-кровать стояло в углу (мыслится один из видов кресел, вторая часть выступает в роли уточняющей); лежала свернутая плащ-палатка (палатка в виде плаща, а не плащ в виде палатки). Играет роль также порядок частей сложного слова, склоняемость или несклоняемость одного из компонентов.
Обычно на первом месте стоит ведущее слово, род которого определяет род целого, например: библиотека-музей приобрела новые рукописи (ср.: музей-библиотека приобрел новые рукописи); витрина-стенд помещена в коридоре; завод-лаборатория выполнил срочный заказ; клуб-читальня закрыт на ремонт; книга-справочник распродана; песня-романс стала популярной; письмооткрытка доставлено адресату; платье-халат висело на вешалке; полка-прилавок завалена книгами; ракета-носитель вышла на орбиту; рассказ-сценка оригинален; станок-качалка сконструирован удачно; счет-фактура выписан своевременно; таблица-плакат привлекала внимание экскурсантов; театр-студия воспитал немало талантливых актеров; урок-лекция продолжался целый час; часы-браслет куплены для подарка; ящик-тумбочка наполнен безделушками. Но: «Роман-газета» вышла большим тиражом (первая часть не склоняется, ср.: в «Роман-газете», а не в «Романе-газете»).
Грамматический род сложносокращенного слова (аббревиатуры) определяется следующим образом:
1) если аббревиатура склоняется, то ее род определяется по грамматическому принципу: Наш вуз (м.р.) объявил новый набор студентов. Нэп (м.р.) был переходным периодом;
2) если аббревиатура не склоняется, то ее род определяется родом ведущего слова расшифрованного составного наименования: МГУ — м. р. (Московский государственный университет), сельпо — ср. р. (сельское потребительское общество).
Род иноязычных аббревиатур определяется по смыслу, например: ЮНЕСКО (Организация Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры) прислала своего представителя, ФИДЕ (Международная шахматная организация) утвердила состав участников турнира.
Остается добавить, что можно пользоваться только общепонятными, широко распространенными аббревиатурами. И вряд ли украшает речь такой лозунг: Привет делегатам МАДИ, КАДИ, ХАДИ (Московского, Киевского и Харьковского автодорожных институтов).
Некоторые слова и словосочетания имеют особенности в склонении — вариантные падежные формы, связанные с принадлежностью к разным стилям речи или с наличием устарелого и современного вариантов.
Слова домишко, заборишко и т. п. (мужского рода) склоняются по типу существительных мужского — среднего рода: домишко, домишка, домишку, домишко, домишком, о домишке. Но в разговорной речи часто встречаются формы косвенных падежей домишки, домишке, домишкой, например: У крестьянина-бобыля не было даже плохонького домишки.
Вариантные падежные формы встречаются у имен существительных, в состав которых входит числительное пол- (половина): полчаса, полдюжины, пол-арбуза. С формой пол- подобные слова употребляются в именительно-винительном падеже, в остальных косвенных падежах пол- в книжной речи меняется на полу-. Ср.: от получаса не осталось ни одной минуты; к полудюжине карандашей добавлено еще три; в полуарбузе было три килограмма веса. Отсюда две формы: на полуслове — на полслове, полугодом — полгодом раньше, в полудюжине — в полдюжине.
Вариантные формы наблюдаются у некоторых сложносоставных слов: в вагон-ресторане — в вагоне-ресторане, на матч-турнире — на матче-турнире, в разгаре бал-маскарада — в разгаре бала-маскарада. Первые формы, более экономные, присущи разговорной речи, вторые — книжной. Аналогичное явление отмечаем для сочетания Москва-река: в книжной речи склоняются обе части (на Москве-реке, за Москвой-рекой), в разговорной — первая часть сохраняет начальную форму в косвенных падежах (на Москва-реке, за Москва-рекой).
При склонении таких сочетаний, как первое мая (образовано от сочетания «первое число месяца май»), изменяется только первая часть: к первому мая.
Славянские имена на — о типа Данило, Левко, Марко, Петро склоняются, как и нарицательные существительные: у Левка, у Марка. У Горького имя Данко не склоняется.
Фамилии славянского происхождения на — о, — е (часто в звуковом составе они совпадают с нарицательными существительными) не склоняются: Горло, Калено, Ремесло, Сало, Шило и т. п.
Иностранные имена и фамилии на согласный звук склоняются: романы Жюля Верна, Марка Твена (не: романы Жюль Верна, Марк Твена). Русские и иноязычные фамилии на согласный звук склоняются, если относятся к мужчинам, и не склоняются, если относятся к женщинам: студенту Ремчука — студентке Ремчук, у Адама Мицкевича — у Марии Мицкевич.
Однако если фамилия созвучна с названием животного или предмета неодушевленного (Гусь, Ремень, Кочан), то часто она не склоняется во избежание непривычных сочетаний: у товарища Гуся, с гражданином Ремнем. При этом стараются ввести имя-отчество, название должности и т. д.: работы Сергея Яковлевича Кочан.
Слово товарищ склоняется и при женской фамилии: у товарища Ивановой (не: у товарищ Ивановой).
Не склоняются фамилии на — аго, — яго, — ых, -их, — ово: Шамбинаго, Дубяго, Седых, Долгих, Дурново, Живаго.
Нерусские фамилии на безударные — а, — я склоняютс я: сонеты Петрарки, творчество Пабло Неруды. Ср. грузинские и японские фамилии: песни Окуджавы, юбилей Сен-Катаямы.
Не склоняются финские фамилии на — а: встреча с Куусела. Украинские фамилии на — ко (-енко) обычно не склоняются: театр имени Франко, рассказы Короленко, юбилей Шевченко.
В русских двойных фамилиях первая часть склоняется, если она сама по себе обозначает фамилию: постановка Немировича-Данченко, музыка Ипполитова-Иванова. Если же первая не образует фамилию, то она не склоняется: роль Сквозник-Дмухановского, скульптура Демут-Малиновского.
Колебания в числе наблюдаются в употреблении нерусских фамилий в тех случаях, когда фамилия относится к двум лицам. Сложилась такая практика:
1) если при фамилии имеются два мужских имени, то она ставится обычно во множественном числе: Генрих и Томас Манны, Эдмон и Жюль де Гонкуры; отец и сын Ойстрахи;
2) при двух женских именах фамилия ставится в единственном числе: Тамара и Ирина Пресс;
3) если фамилия сопровождается мужским и женским именами, то она сохраняет форму единственного числа: Франклин и Элеонора Рузвельт; то же при сочетаниях господин и госпожа, лорд и леди и т. п.: господин и госпожа Райнер, лорд и леди Гамильтон.
Однако при сочетаниях муж и жена, брат и сестра фамилия чаще употребляется в форме множественного числа: муж и жена Эстремы, брат и сестра Ниринги;
4) при слове супруги фамилия ставится в форме единственного числа: супруги Кент;
5) при слове братья или сестры фамилия чаще ставится в единственном числе: братья Адельгейм, сестры Кох; но братья Вайнеры.
Женские имена на мягкий согласный библейского происхождения типа Рахиль, Руфь, Юдифь склоняются: у Рахили, с Юдифью. Не склоняются женские имена Николь, Нинель, Рашель и др.
Несколько замечаний о вариантных падежных окончаниях. Сосуществуют вариантные формы родительного падежа единственного числа существительных мужского рода типа много народа — много народу, чашка чая — чашка чаю.
Формана — у (- ю) встречается в следующих случаях:
1) у имен существительных с вещественным значением при указании на количество, то есть для обозначения части целого: килограмм сахару (ср.: вкус сахара), достать керосину (ср.: запах керосина); наблюдается в настоящее время такая тенденция: при конкретном обозначении количества (тонна сахара, килограмм клея) используется чаще форма на — а (-я), а в глагольных сочетаниях, обозначающих вес (массу), вообще употребляется форма на — у (-ю), например: достать тесу, мелу, скипидару, прикупить луку, рису, сыру; при наличии определения употребляется форма на — а (-я): стакан горячего чая, существительные с уменьшительным суффиксом употребляются, как правило, с ударяемым окончанием — у: выпить чайку, кваску, поесть медку, сырку;
2) у существительных отвлеченных, если выражается указанный оттенок количественного значения: наделать шуму, наговорить вздору;
3) у некоторых существительных с собирательным значением: много народу (ср.: история народа);
4) в устойчивых выражениях: без году неделя, не до смеху, с глазу на глаз, с миру по нитке, конца-краю нет, дать маху, поддать пару, сбить с толку, нашего полку прибыло, без роду и племени, спору нет, прибавить шагу и др.;
5) после предлогов из, от, с при обозначении удаления откуда-либо или причины действия; после предлога до (в достигательном значении); после предлога без при указании на отсутствие чего-либо; после частицы ни: двадцать лет от роду, умереть с голоду, крикнуть с испугу, танцевать до упаду, говорить без умолку, нужно до зарезу (в ряде примеров — наречное значение), ни шагу дальше, ни слуху ни духу, не был ни разу и т. д.;
6) в отрицательных предложениях: не показывать виду, не хватает духу, покою нет, износу нет, отбою нет, отказу не было и т. д.
В некоторых случаях возможна дифференциация значений форм на — у (-ю) и на — а (-я). Так, выйти из дому значит «выйти из своего дома», а выйти из дома может обозначать «выйти из строения определенного типа» или «выйти из обозначенного дома»; уйти из дому (на некоторое время) — уйти из дома (покинуть семью); леса нет (отсутствует лес) — лесу нет (отсутствует строительный материал).
Следует отметить, что формы на — у (-ю) убывают: происходит подравнивание под общую модель родительного падежа с окончанием на — а (-я). Так, в словаре В.И. Даля приводится известная поговорка в такой редакции: Ложка дегтю в бочке меду, а в современных словарях: Ложка дегтя в бочке меда.
Варианты окончаний — у (- е) находим также в форме предложного падежа единственного числа существительных мужского рода типа в отпуске — в отпуску, в цехе — в цеху. Они связаны с различными условиями их возникновения и развития, такими, как синтаксическая роль предложного сочетания и выражаемое ими значение (ср.: работа на дому — крыша на доме), закрепление одной из форм в устойчивых оборотах (ср.: вариться в собственном соку — сахар в вишневом соке), наличие или отсутствие определения при существительном (ср.: на ветру — на сквозном ветре), стилистический оттенок (книжный или разговорный) и др.
Чаще всего различие между обеими формами предложного падежа выражается в том, что форме на — е присуще объектное значение, а форме на — у — обстоятельственное, если при существительных имеются предлоги в и на. Ср.: растет в лесу — знает толк в лесе, держаться на весу — выгадывать на весе; находиться в строю — в строе простого предложения; это произошло в прошлом году — ученые многих стран приняли участие в Международном физическом годе. Ср. также: грибы в лесу — играть одну из главных ролей в «Лесе» А.Н. Островского; был на Дону — был на «Тихом Доне»; родился в 1918 году — события в «Восемнадцатом годе» А. И. Толстого.
При выборе одной из дублетных форм играет роль фразеологический характер сочетания, употребление слова в прямом или переносном значении, различие в смысловых оттенках и т. д. Ср.: у нас в быту — перемены в быте деревни; брань на вороту не виснет — шов на вороте; задыхаться в дыму — в дыме пожарищ; в кругу друзей — в круге представлений; весь в поту — трудиться в поте лица; у него в роду — в роде Толстых; в третьем ряду — в ряде случаев; на хорошем счету — на расчетном счете; стоять в углу — в угле треугольника; машина на ходу — отразиться на ходе дела; сад в цвету — во цвете лет и т. д.
При наличии определения вместо формы на — у (-ю) возможна форма на — е: в снегу — в пушистом снеге, на краю — на переднем крае.
Сопоставляя существующие в наше время параллельные формы на грунте — на грунту, на дубе — на дубу, в отпуске — в отпуску, в спирте — в спирту, на холоде — на холоду, в цехе — в цеху, в чае — в чаю и т. п., мы отмечаем книжный или нейтральный характер форм на — е и разговорный (профессиональный, иногда с оттенком просторечия) — форм на — у (-ю).
Существуют варианты форм именительного падежа множественного числа существительных мужского рода типа инспекторы — инспектора, слесари — слесаря. Отчетливо вырисовывается тенденция в их развитии: все чаще закрепляются формы на ударяемые — а (-я) за счет форм с неударяемыми — ы (-и).
Так, Ломоносов приводит „только три слова, употреблявшиеся XVIII в. в именительном падеже множественного числа с окончанием — а (бока, глаза, рога — формы двойственного числа при названиях парных предметов) и небольшой перечень имен существительных, допускавших двоякое употребление форм на — ы (-и) и на — а (береги — берега, колоколы — колокола, лесы — леса, луги — луга, островы — острова, снеги — снега и др.). В исследованиях наших дней приводится около 650 существительных на — а (-я), закрепившихся в литературном языке, имеющих нередко нейтральные варианты — ы (-и), частично ограниченных в своем использовании (формы устарелые, просторечные, профессиональные и Т.Д.).
Из форм на — а (-я) наиболее употребительными являются следующие: борта, буфера, веера, века (но: в кои веки, во веки веков), векселя, вензеля, вороха, доктора, дупеля, егеря, желоба, жемчуга, жернова, закрома, катера, кивера, кителя, колокола, купола, кучера, лемеха, невода, обшлага, окорока, округа, ордера, отруба, паруса, паспорта, перепела, погреба, потроха, профессора, стога, сторожа, тенора, терема, тетерева, фельдшера, флюгера, хутора, шелка, штемпеля.
Колебания наблюдаются при употреблении следующих слов: бункеры-бункера, годы-года, инспекторы — инспектора, клеверы — клевера, кормы — корма, коробы — короба, кузовы — кузова, лекари — лекаря, отпуски — отпуска, пекари — пекаря, прожекторы — прожектора, промыслы — промысла, секторы — сектора, слесари — слесаря, токари — токаря, томы — тома, тополи — тополя, трактора — тракторы, флигели — флигеля, хлевы — хлева, шомполы — шомпола, штабели — штабеля, якори — якоря, ястребы — ястреба.
При выборе одной из дублетных форм нужно учитывать структуру слова, его происхождение, место в нем ударения, стилистическую дифференциацию, условия контекста.
Так, помимо односложных слов (бег — бега, бок — бока, лес — леей, снег — снега, шелк — шелка и др.), формы на — а (-я) образуют чаще всего слова, имеющие в единственном числе ударение на первом слоге (вечер — вечера, голос — голоса, жернов — жернова, округ — округа, окорок — окорока, перепел — перепела, череп — черепа и др.).
Трехсложные (и многосложные) слова с ударением на среднем слоге основы обычно образуют формы на — ы (-и): аптекари, библиотекари, бухгалтеры, композиторы, ораторы и др. (о формах директора, профессора и др. (см. ниже).
Слова с ударением на конечном слоге основы тоже образуют формы на — ы: пароходы, ревизоры и др. (единичные исключения: обшлаг — обшлага, рукав — рукава).
Некоторые добавочные указания дает происхождение слов. Слова французского происхождения с ударяемыми суффиксами — ер (-ёр) сохраняют устойчивое ударение на конечном слоге основы, поэтому не принимают окончания — а: актёры, гастролёры, грийёры, инженеры, режиссёры, шофёры.
Слова латинского происхождения (на — тор) также не принимают окончания — а, если обозначают неодушевленные предметы (обычно это термины): детекторы, индукторы, конденсаторы, рефлекторы, рефрижераторы.
Слова латинского происхождения (на — ор, — тор), обозначающие одушевленные предметы, имеют в одних случаях окончание — а, в других — ы; слова, получившие широкое распространение и утратившие книжный характер, обычно имеют окончание — а: директора, доктора, профессора и др.; слова же, сохраняющие книжный характер, употребляются с окончанием — ы: авторы, конструкторы, лекторы, новаторы, ректоры и др. Разграничение одушевленности и неодушевленности позволяет дифференцировать такие формы, как кондуктора (работники транспорта) и кондукторы (приспособления в технике).
Важную роль играет стилистическое разграничение рассматриваемых дублетных форм, отграничение нормативных для современного общелитературного языка форм на — ы (-и) от устарелых, разговорных, просторечных или профессиональных форм на — а (-я-) таких, как автора, аптекаря, бухгалтера, выбора, инженера, клапана, конуса, конюха, лацкана, лектора, офицера, порта, почерка, приговора, раза, слога, служителя, супа, торта, циркуля, шофера, штурмана и т. п.
В последние годы стали особенно часто употребляться с разговорными окончаниями такие слова: договоры — договора, корректоры — корректора, крейсеры — крейсера, прииски — прииска, редакторы — редактора, тракторы — трактора, цехи — цеха и др.
Некоторые лингвисты считают, что вариантные формы в этих случаях уже можно признать допустимыми в устной речи.
В некоторых случаях формы на — а (-я) различаются своими значениями: боровы (кабаны) — борова (дымоходы); корпусы (туловища) — корпуса (здания; войсковые соединения); мехи (кузнечные, бурдюки) — меха (выделанные шкуры); образы (литературно-художественные) — образа (иконы); ордены (рыцарские и монашеские общества) — ордена (знаки отличия); поясы (географические) — пояса (части одежды); пропуски (недосмотры) — пропуска (документы); соболи (животные) — соболя (меха); токи (электрические) — тока (место молотьбы); тоны (звуковые) — тона (переливы цвета); тормозы (препятствия) — тормоза (приборы); учители (идейные руководители) — учителя (преподаватели); хлебы (печеные) — хлеба (на корню); цветы (растения) — цвета (окраска); юнкеры (до 1945 г. в Германии так называли крупных землевладельцев) — юнкера (курсанты в военных училищах царской России). Разграничиваются также лагери (общественно-политические группировки) — лагеря (военные, пионерские, туристские и т. д.). Ср. также: проводы (при отъезде) — провода (электрические); счеты (прибор, взаимные отношения) — счета (документы).
Вариантные формы типа пять килограммов — пять килограмм, пара рогов — бодливой корове бог рог не дает, несколько свечей — игра не стоит свеч, двое грабель — двое граблей и т. д. связаны в своем возникновении и развитии с рядом причин: историей отдельных типов склонения имен существительных (начиная с древнерусского языка), взаимодействием отдельных стилей, влиянием диалектов, степенью освоения заимствованных слов, логических сочетаний, закреплением некоторых форм в устойчивых фразеологических сочетаниях и т. д.
Параллельные формы родительного падежа множественного числа отмечаются у существительных всех родов, а также у существительных, употребляющихся только во множественном числе.
Многие существительные мужского рода с непроизводной основой на твердый согласный (кроме шипящих) имеют в родительном падеже множественного числа нулевое окончание: пара сапог, отряд солдат, много волос, несколько раз. Сюда же относятся следующие группы существительных:
1) названия парных предметов: (пара) ботинок, валенок, чулок (но: носков), (без) погон, эполет; (цвет) глаз;
2) названия некоторых национальностей, главным образом на — н и — р: англичан, армян, башкир, болгар, грузин, лезгин, осетин, румын, турок, цыган; «Последний из могикан», но: бедуинов, берберов, бушменов, калмыков, киргизов, монголов, таджиков, тунгусов, узбеков, якутов; колебания: туркменов — туркмен, сарматов — сармат и некоторые другие;
3) названия воинских групп, прежних родов войск: отряд (группа) рейтар, (группа) гренадер, гусар, драгун, кадет, кирасир, улан (при указании количества: 5 гренадеров, 20 гусаров и т. д.); но: минеров, саперов;
4) Название некоторых единиц измерения, обычно употребляющихся с именами числительными: (несколько) ампер, ватт, вольт, грамм, эрстед; колебания: микронов — микрон, омов — ом, рентгенов — рентген; граммов — грамм, килограммов — килограмм; каратов — карат, кулонов — кулон, ньютонов — ньютон, эргов — эрг и некоторые другие (в устной речи используются более короткие формы).
Вариантные формы родительного падежа множественного числа некоторых существительных женского рода связаны с различными по звуковому составу или по ударению начальными формами: барж (от баржа) — баржей (от баржа); басен (от басня)
— басней (от баснь); песен (от песня) — песней (от песнь); саженей (от сажень) — сажен и саженей (от сажень). Современному литературному языку присущи первые в каждой из приведенных пар формы.
Нормативными являются формы: вафель, домен, кочерег, кровель, оглобель (реже оглоблей), розог, свадеб, сплетен, усадеб, (реже усадьб); долей, кеглей, пеней, пригоршней, саклей, свечей (реже свеч), цапель (реже цаплей), нянь, простынь (реже простыней).
Колебания наблюдаются у имен собственных: у наших Валь — Валей, Галь — Галей, Оль — Олей и т. п. Чаще встречаются более короткие формы (если вообще можно говорить о частотности в данном случае), в противоположность мужским именам однотипного склонения: у наших Ваней, Васей, Петей.
Встречаются колебания в форме родительного падежа множественного числа существительных среднего рода: дупел — дупл, ремесел — ремесл, русел — русл, но чаще употребляются формы со вставкой гласного.
Стилистическими вариантами являются литературные формы: захолустий, побережий, снадобий и разговорно-просторечные: захолустьев, побережьев, снадобьев.
Нормативные формы: верховьев, низовьев, устьев; колен — коленей — коленьев (в зависимости от значения слова колено); яблок (устар. и простор, яблоков от диалектной формы м. р. яблок); блюдец, зеркалец, корытец (реже корытцев), одеялец, поленец, полотенец, щупалец; болотцев, копытцев и копытец, кружевцев и кружевец.
Вариантные формы: выжимков и выжимок, высевков и высевок, выческов и вычесок, опивков и опивок.
Из вариантов граблей — грабель, ходулей — ходулъ более употребительны первые в каждой паре. Чаще рейтуз, а не рейтузов; выкрутасов, а не выкрутас.
Нормативны: заморозков, лохмотьев, отрепьев, подонков; нападок, потемок, сумерек, шаровар; будней, дровней, яслей.
Из форм дверьми — дверями, дочерьми — дочерями, лошадьми — лошадями в нейтральной речи чаще используются первые в каждой паре.
При обычных формах костями и плетями во фразеологических оборотах сохраняется форма с ударяемым окончанием: лечь костьми, наказание плетьми.
Нередко форма единственного числа имени существительного употребляется в значении множественного. Например, если указывается, что одинаковые предметы принадлежат каждому лицу или предмету из целой группы или находятся в одинаковом отношении к ним (так называемое дистрибутивное значение): Повелено брить им бороду (А. Пушкин). Ср.: У обоих часов сломалась пружина; Изучается форма уха, носа и глаз; Все повернули голову в сторону двери; Девушки закрыли лицо передником.
Некоторые существительные, обычно используемые в форме единственного числа, при употреблении во множественном числе, приобретают особые смысловые или стилистические оттенки:
1) существительные отвлеченные: шумы в сердце, различные температуры, морские глубины, южные широты; в индивидуальном употреблении у писателей: лжи, смехи, риски, дружбы, влюбления;
2) существительные с вещественным значением: смазочные масла, крепкие т а б а к и, высококачественные стали, красные и белые глины, культурные луки, бензины, граниты, каучуки, цементы, эфиры; бронзы, фарфоры, хрустали (изделия); овсы, ячмени;
3) существительные собственные: Гоголи и Салтыковы-Щедрины, «Дело Артамоновых», «Дни Турбиных».
Часто полная форма прилагательных указывает на постоянный признак предмета, а краткая — на временный. Ср.: он больной — он болен, она такая добрая — будьте добры, движения его спокойные — лицо его спокойно.
В других случаях полная форма прилагательных обозначает абсолютный признак, не связанный с конкретной обстановкой, а краткая — относительный признак применительно к определенной ситуации: потолок низкий (признак вообще) — потолок низок (для высокой мебели). Ср. также: ботинки малы, сапоги велики, проход узок — выражение излишка или недостаточности размера.
Краткая форма выражает признак более категорично, чем полная. Ср.: ты глупый — ты глуп, он смелый — он смел.
Наблюдаются колебания в образовании краткой формы от прилагательных на — енный типа родственный: допустимы формы на — енен и на — ен (родственен и родствен). Таких слов десятки, и чаще используются более экономные формы на — ен бессмыслен, бесчувствен, естествен, мужествен, свойствен, тождествен и т. п.
Формы степеней сравнения имен прилагательных (простые и сложные) стилистически разграничиваются следующим образом: в книжном стиле преобладает сложная форма сравнительной степени, в разговорном — простая, например: показатели успеваемости в этом семестре более высокие, чем в предыдущем; этот дом выше соседнего. Для превосходной степени стилистическая окраска обратная: в книжном стиле — простая форма, в разговорном — сложная, например: глубочайшие мысли — самые глубокие колодцы в нашей местности, строжайшая диета — самая строгая учительница в школе.
Не отвечают литературной норме формы более лучший, более худший, в которых сравнительная степень выражена дважды.
В составных количественных числительных склоняются все образующие их слова: с двумя тысячами пятьюстами семьюдесятью тремя рублями. Такая форма как «триста шагами дальше» носит просторечный характер.
Сочетания типа 22 суток грамматически не оправданы: нельзя сказать ни «двадцать два суток», ни «двадцать две суток»; ни даже — в отчаянии — «двадцать двое суток». Последнее сочетание построено вопреки правилам русской грамматики: составные числительные образуются только из количественных числительных, и в них не может входить числительное собирательное (двое и т. п.). В разговорной речи (некодифицированной) подобные сочетания встречаются, а в речи нормативной следует пользоваться синонимическими выражениями с лексической заменой существительного (22 дня) или употреблять составные числительные не в именительно-винительном падеже, а в других падежах: в течение двадцати двух суток, закончились двадцать вторые сутки и т. п.
Допустимы варианты дать по пять тетрадей — по пяти тетрадей, связанные с использованием предлога по в так называемом дистрибутивном значении. Первая форма (по пять тетрадей) разговорная, вторая (по пяти тетрадей) — книжная. Первая форма (с винительным падежом числительного) в настоящее время используется чаще второй (с дательным падежом).
Такое же различие имеется в парах: по несколько человек — по нескольку человек, по много дней — по многу дней (с неопределенно-количественными числительными).
Правильно сочетание сорок пять и пять десятых процента (не процентов): при смешанном числе существительным управляет дробная часть, а не целое число. Возможен вариант: сорок пять с половиной процентов.
Как правильно ? беседа с полутора десятком слушателей — беседа с полутора десятками слушателей. Нормативен второй вариант: при числительном полтора (полторы) существительное ставится в форме единственного числа только в именительно-винительном падеже (полтора стакана, полторы ложки), а в остальных падежах — в форме множественного числа (более полутора стаканов, с полутора ложками).
При слове сутки употребляется форма полтора суток (с ударением на первом о).
Собирательные числительные употребляются в следующих случаях:
1) с существительными мужского и общего рода, называющими лиц мужского пола: двое друзей (наряду с два друга), трое сирот;
2) с существительными, имеющими только формы множественного числа: двое суток, четверо ножниц (начиная с пятеро обычно используются числительные количественные: пять суток, шесть ножниц);
3) с существительными дети, ребята, люди, лицо — в значении «человек»: двое детей, трое ребят (в разговорной речи по аналогии также: трое девчат), двое людей, четверо незнакомых лиц;
4) с личными местоимениями: нас двое, их было пятеро;
5) с субстантивированными числительными: вошли двое; трое в серых шинелях.
В разговорной речи круг сочетаемости собирательных числительных шире. Они сочетаются:
1) с названиями лиц женского пола: Семья Зиненков состояла из отца, матери и пятерых дочерей (А. Куприн); Трое женщин в доме (Г. Николаева);
2) с названиями молодых животных: двое медвежат, трое щенят;
3) с названиями парных предметов: двое рукавиц, трое чулок.
В некоторых случаях собирательные числительные вносят сниженный стилистический оттенок, поэтому: два профессора (не двое профессоров), три генерала (не трое генералов).
Собирательные числительные в сочетании с одушевленными существительными употребляются во всех падежах (трое детей, мать троих детей), а в сочетании с неодушевленными существительными в косвенных падежах (кроме винительного) не употребляются: с тремя ножницами (не с троими ножницами).
В сочетаниях количественных числительных с именами существительными в разговорной речи наблюдается ослабление категории одушевленности: купить две коровы, поймать четыре рыбы.
То же в сочетаниях с составными числительными, оканчивающимися на два, три, четыре: вызвать двадцать два студента (не вызвать двадцать двух студентов), выдвинуть сто четыре кандидата (не выдвинуть сто четырех кандидатов).
Иногда личное местоимение 3-го лица используется для усиления, подчеркивания предшествующего существительного-подлежащего, например: Твой милый образ, незабвенный, он предо мной везде, всегда… (Ф. Тютчев); Слезы унижения, они были едки (К. Федин); Весь облик Грузии любимой, о н стал другим в сознанье жить (Н. Тихонов). При отсутствии специального стилистического задания придать речи возвышенный тон такое повторение подлежащего придает ей разговорно-просторечный оттенок: Дьявол — он самый хвастун (Л. Толстой); А отец — он Якова больше любит (М. Горький).
В паре у нее — у ней второй форме присущ, разговорный оттенок, например: У ней лились слезы (К. Федин).
Варианты внутри их — внутри них отличаются отсутствием или прибавлением начального н к личным местоимениям 3-го лица после предлогов: прибавляется н после всех простых предлогов, (без, в для, до, за и т. д.) и ряда наречных предлогов, управляющих родительным падежом (возле, вокруг, впереди, мимо и т. д.); но (с дательным падежом) вопреки ему, согласно ей, наперекор им и т. д.
Не прибавляется н после отыменных предлогов и употребляемого в функции предлога сочетания существительных с первообразными (простыми) предлогами: при помощи ее, не в пример им и т. п.
Употребляются вариантные формы: в отношении его — в отношении него, насчет их — насчет них; у всех их — у всех них, для всех их — для всех них, над всеми ими — над всеми ними; между вами и ши — между вами и ними, между мной и им — между мной и ним. Ср.: Видишь разницу между нами и ими… (М. Горький). — … Нет между нами и ними никакой средней линии (А. Гайдар).
После сравнительной степени прилагательного или наречия н не прибавляется: моложе ее, выше его, старше их.
При употреблении возвратного местоимения себя и возвратно-притяжательного местоимения свой может возникнуть неясность или двузначность, связанная с тем, к какому предшествующему существительному или личному местоимению они относятся.
Например, в предложении: Он не разрешает мне производить опыты над собой — двусмысленность вызвана тем, что над собой может быть отнесено и к он, и ко мне. Согласно правилу, возвратное местоимение следует относить к слову, называющему производителя действия (в данном случае к местоимению он).
В подобных случаях, во избежание двузначности рекомендуется перестроить предложение, например:
Он не разрешает, чтобы я производил опыты над собой. — Он не разрешает, чтобы я производил опыты над ним.
Аналогичное положение может возникнуть при употреблении местоимения свой, которое также соотносится со всеми тремя грамматическими лицами. Так, в предложении: Мать попросила дочь принести свое платье — слово свой следует отнести к дочери как производителю действия. При замене местоимения свой личным местоимением ее в притяжательном значении (принести ее платье) принадлежность должна быть отнесена к матери. Но в обоих случаях сохраняется оттенок неясности, двузначности, поэтому подобные предложения рекомендуется перестраивать: Мать попросила, чтобы дочь принесла свое платье. — Мать попросила, чтобы дочь принесла е е платье.
Винительный падеж определительного местоимения сама имеет две формы: самое (книжная форма) и саму (разговорная форма): Поддерживают саму (самую) идею переноса срока выборов; Саму хозяйку я не видел; Ее самое это не волнует.
Местоимения, образованные с помощью частиц — то, — либо, — нибудь, кое-, не-, близки по значению, выражая неопределенность, но различаются смысловыми или стилистическими оттенками — степенью неизвестности или неопределенности, принадлежностью к разным стилям речи.
Местоимение что-то указывает на неизвестное как для говорящего, так и для слушающего: Что-то я тебе хотела сказать (А.Н. Островский); У меня есть что-то радостное, что я разберу, когда останусь одна (Л. Толстой).
В отличие от что-то местоимение кое-что указывает на известное в какой-то степени говорящему, но неизвестное слушающему: Из философии и риторики кое-что еще помню… (А. Чехов). Ср.: Я кое-что знаю об этом. — Он ч то — т о знает об этом.
Местоимение что-нибудь имеет значение «безразлично что» («что угодно»): Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь… (А. Пушкин). Ср.: Он рассказывал чmo-то интересное.
— Расскажите что-нибудь интересное.
Местоимение что-либо близко по значению к что-нибудь, но имеет более общее значение (не один какой-то неопределенный предмет или не один из немногих неопределенных предметов, а один из любых этих предметов). Ср.: Спросить кого-нибудь (одного из немногих неизвестных людей) — спросить кого-либо (любого из неизвестных людей). Местоимение что-либо имеет книжный характер: Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что-либо сказать (Л. Толстой).
Книжный характер присущ также местоимению нечто: Считаю нужным сообщить вам нечто о самом себе; я немного поэт, поэт в душе (А. Писемский).
Указанные смысловые и стилистические оттенки различия присущи и местоимениям то-то, кое-кто, кто-нибудь, кто-либо, некто; какой-то, кое-какой, какой-нибудь, какой-либо, некоторый и т. д.
Среди глаголов имеется группа так называемых недостаточных глаголов, ограниченных в образовании или употреблении личных форм. Сюда, в частности, относятся глаголы, не образующие формы 1-го лица настоящего или будущего простого времени: победить, убедить, чудить, очутиться, ощутить и др. В 1-м лице единственного числа они образовали бы формы с необычными для нашего слуха и непривычными сочетаниями звуков: «побежу», «убежу», «ощущу» и т. д. Вместо подобных форм в случае необходимости используются описательные формы: сумею победить, хочу (стремлюсь) убедить, могу (надеюсь) очутиться, хочу (попытаюсь) ощутить и т. п.
Встречаются параллельные формы: выздоровеют — выздоровят, опостылеют — опостылят, опротивеют — опротивят. Первые в каждой паре формы — книжно-нормативные, вторые — разговорные. Например: Как только он выздоровеет совсем, надо будет, не теряя ни минуты, найти средства к отъезду (И. Тургенев); Кому неволя опротивеет, кто захочет из нее вырваться, тот себе дорогу найдет (А.Н. Островский).
Глагол чтить имеет в 3-м лице множественного числа параллельные формы: чтят — чтут. Ср. у Горького: Оба они с любовью чтят память о ней. — Их чтут, имповину-ю тс я тысячи таких, как он.
Существуют параллельные формы: полощет — полоскает, плещет — плескает, каплет — капает, кудахчет — кудахтает, колышет — колыхает, мурлычет — мурлыкает, машет — махает, рыщет — рыскает и др. Первые в каждой паре формы книжные, вторые — разговорные. Ср.: В яркой синеве полощутся знамена (П. Павленко). — На речке… бабы сидят, полоскают (Л. Толстой; Романтические призраки прошлого обступают меня кругом, овладевают душой, колышут, баюкают, нежат… (Вл. Короленко). — Стая морских птиц колыхается на волнах (И. Гончаров); О Дунай, и пароходы нынче рыщут по тебе (Ф. Тютчев). — Вот рыскают по свету, бьют баклуши… (А. Грибоедов).
Различаются по смыслу такие формы: брызгает — брызжет, двигает — движет, капает — каплет, метает — мечет.
1) Брызгать — брызгает имеет значение «спрыскивать, окроплять» (брызгает водой), а брызгать — брызжет значит «разлетаться каплями, разбрасывать капли, сыпать брызгами» (грязь брызжет, искры брызжут). Ср.: Даже когда я обедаю дома один-одинешенек, то и тут не плескаюсь, не брызгаюсь (М. Салтыков-Щедрин). — Слюни изо рта брызжут (Л. Толстой).
2) Двигать — двигает значит «перемещать, толкая или таща что-нибудь» (двигает стул к окну), а двигать — движет (книжн.) — значит также «побуждать, руководить» (им движет чувство сострадания). Ср.: Вл. Короленко: С трудом двигаются усталые лошади — Движутся знакомые фигуры, обыденные эпизоды, будничные сцены. Но: Им движет посторонняя ужасная сила (Ф. Достоевский). Поезд двигается — значит «приходит в движение», а поезд движется — «находится в движении».
3) Капать — капает — значит «падать каплями, лить по капле» (пот капает со лба, сестра капает лекарство в рюмку), а капать — каплет имеет значение «протекать» (крыша каплет). Ср.: Из дедовых глаз, испуганно моргавших, капают на его, Леньки, лоб маленькие мутные слезы… (М. Горький). — Яд каплет сквозь его кору (А. Пушкин).
4) Метает — мечет имеет значение «разбрасывать, направлять» (мечет грозные взоры, мечет гром и молнии, также: мечет икру); метать — метает значит «бросать, кидать»: метает копье), «прошивать стежками» (метает шов).
В парах видеть — видать, лазить — лазать, мерить — мерять, мучить — мучать, свистеть — свистать, слышать — слыхать вторые формы присущи разговорной речи.
В парах обусловливать — обуславливать, подытоживать — подытоживать, сосредоточивать — сосредотачивать, уполномочивать — уполномочивать и некоторых других вторые формы (с корневым а) носят разговорный характер.
В парах колонизовать — колонизировать, популяризовать — популяризировать, рационализовать — рационализировать, сигнализовать — сигнализировать и т. п. (с суффиксами -изов — — -изирова-) более употребительны вторые формы.
Из форм гас — гаснул, мок — мокнул, сох — сохнул и т. п. (с суффиксом — ну- или без него в прошедшем времени) чаще употребляется первая форма.
Формы что-то белеет — что-то белеется различаются тем, что первая (без аффикса — ся) имеет только одно значение — «становиться белым», а вторая (возвратная) имеет также значение «выделяться своим белым цветом». Ср.: Серебро от времени чернеет. — Вдали чернеется лес. Возвратные формы встречаются в разговорной речи.
Различаются также формы грозить — грозиться, звонить — звониться, стучать — стучаться. Возвратным формам присуще значение большей интенсивности действия. Ср.: По всему было — видно, что звонил человек, не стесняясь нарушить квартирный покой… (Ф. Панферов). — Уже заходил, звонился три раза (А.Н. Толстой). Формы на -ся характерны для разговорной речи. Ср. также: Долго к р у ж и л и по городу Райский и Полина Карповна (И. Гончаров). — Он долго кружился по улицам города и не мог выбраться на простор поля (М. Горький).
Из форм причастий забредший — забрёвший, приобретший — приобрёвший, приплетший — приплёвишй в нормативной речи используются первые в каждой паре.
Из форм деепричастий взяв — взявши, встретив — встретивши и т. д. (на — в и на — вши) рекомендуются первые в каждой паре.
Важнейший раздел грамматики — синтаксис, который учит соединять слова в словосочетания и строить из них предложения. Разве могли бы мы четко формулировать свои мысли, если бы не умели правильно расставлять слова в соответствии с законами грамматики русского языка в том или ином высказывании? Ведь слова, не связанные между собой по законам языка, еще не означают самой речи. Речь состоит из предложений.
Как же соединить слова в предложения таким образом, чтобы мысль получала четкое и ясное выражение? Рассмотрим некоторые особенности построения простых предложений. Ведь даже в самых коротких из них слова располагаются в соответствии с определенными законами. Мы не говорим: Солнце закрыло облако, и предложение Весло задело пальто отличается от составленного из тех же слов, но расположенных в ином порядке: Пальто задело весло. Из этого следует, что расстановка слов в предложении заслуживает особого внимания.
Для правильного построения предложения существенное значение имеет порядок слов, последовательность в расстановке различных членов предложения. Любая перестановка слов в предложении влечет за собой или изменение смысла, или выделение, подчеркивание одного из его членов. Например, сравните:
Даже эта работа трудна для него (имеется в виду не трудная работа, а слабый исполнитель).
Эрга работа даже трудна для него (подчеркивается неожиданость трудности).
Эта работа трудна даже для него (речь идет о сильном исполнителе).
Различаются прямой и обратный порядок слов. Прямой порядок более распространен, примером его может служить предложение: Новый бригадир быстро наладил работу бригады. В этом предложении подлежащее предшествует сказуемому (бригадир наладил), согласованное определение стоит перед определяемым словом (новый бригадир); несогласованное определение стоит после определяемого слова (работу бригады), дополнение стоит после управляющего слова — сказуемого (наладил работу), обстоятельство образа действия стоит перед глаголом-сказуемым (быстро наладил).
Обратный порядок (так называемая инверсия) — сильное выразительное средство. Например: А хорошая сторона — Сибирь! (М. Горький) — подлежащее стоит после сказуемого; Да, мы дружны были очень (Л. Толстой) — обстоятельство меры стоит после сказуемого.
Неудачный порядок слов искажает смысл предложения, приводит к двусмысленности. Так, предложение: Что порождает текучесть рабочей силы? допускает двоякое толкование: Каковы причины текучести рабочей силы; Каковы следствия текучести рабочей силы. Курьезно звучит предложение: Сделать указание снабжать продуктами питания лиц, выезжающих на тушение пожара, согласно утвержденным нормам (вряд ли автор имел в виду нормы пожаров).
Приведенные выше замечания о порядке слов относятся к отдельно взятому (т. е. вне контекста) предложению. Но ведь в речи отдельное предложение является только минимальной единицей и, как правило, связано с другими такими же единицами, поэтому под влиянием контекста порядок слов может отступать от той или иной модели.
Другой пример. Москва — крупнейший город России. В нем сейчас проживает более десяти миллионов человек. Если в первом предложении мы находим прямой порядок слов, то при построении второго предложения учитывается его тесная связь по смыслу с предыдущим предложением: на первом месте в нем оказалось обстоятельство места в нем (ведь речь идет о городе), дальше следует обстоятельство времени сейчас, затем сказуемое проживает и, наконец, группа подлежащего более десяти миллионов человек.
В предложении обычно выделяются две части: первая (— то, что нам известно из предшествующего текста или из речевой ситуации, и вторая — то, что сообщается нового, то, ради чего строится само предложение. Первая часть называется основой высказывания, а вторая — ядром, само деление предложения на эти две части называется актуальным членением (смысловым).
Покажем на примере значение актуального членения для порядка слов в предложении.
12 апреля 1961 года состоялся полет Ю.А. Гагарина в космос, первый в истории человечества: основой высказывания является указание на дату, то есть сочетание 12 апреля 1961 года, а ядром высказывания — остальная часть предложения (важно было сообщить, что же именно произошло в этот день).
Полет Ю.А. Гагарина в космос, первый в истории человечества, состоялся 12 апреля 1961 года: основой высказывания является сообщение о полете Ю. А. Гагарина (этот факт широко известей во всем мире), а ядром высказывания — указание на дату этого события.
Значительный интерес в разделе синтаксиса простого предложения представляет связь его членов — согласование и управление.
Какая из форм правильна: Большинство делегатов уже прибыло — Большинство делегатов уже прибыли?
Вопрос о выборе формы числа сказуемого возникает прежде всего в предложениях с подлежащим — собирательным существительным с количественным значением (большинство, меньшинство, ряд, часть и т. п.). Если при них имеется пояснительное слово в форме родительного падежа множественного числа, то возможны две формы согласования: сказуемое ставится и в форме единственного числа (грамматическое согласование), и в форме множественного числа (согласование по смыслу). Таким образом, ответ на поставленный выше вопрос таков: обе формы правильны. Чем же руководствоваться при выборе (ведь одновременно обе формы не используешь)?
Форма множественного числа предпочтительна при наличии ряда условий:
1) если между главными членами предложения находятся другие члены предложения: Большинство делегатов по всем пунктам повестки дня совещания единодушно поддержали докладчика. В особенности это положение применимо к тем случаям, когда при подлежащем имеется причастный оборот или определенное придаточное предложение со словом который: Большинство делегатов, прибывших (которые прибыли) со всех концов страны, одобрили проект резолюции,
2) если при подлежащем имеется несколько управляемых слов в форме родительного падежа множественного числа: Большинство рабочих, инженеров, служащих нашего завода высказались за приватизацию предприятия;
3) если перечисляются однородные сказуемые: Большинство учителей школ района предъявляют высокие требования к учащимся и добиваются глубоких, прочных знаний у своих воспитанников,
4) если подчеркивается активность действия, приписываемого каждому лицу в отдельности: Большинство ораторов в своих выступлениях заявили о своей поддержке кандидатуры президента (но: Большинство этих книг издано недавно — подлежащее обозначает неодушевленный предмет);
5) если используется так называемое обратное согласование (сказуемое согласуется не с подлежащим, а с именной частью): Большинство студентов группы были приезжие.
Положение о согласовании сказуемого с подлежащим, в состав которого входит собирательное существительное с количественным значением, распространяется и на случаи, когда подлежащее выражено так называемым счетным оборотом, то есть сочетанием количественного числительного с родительным падежом существительного. Здесь также возможны двоякие формы согласования — как единственное, так и множественное число. Ср.: Дошло семь человек погони… (Н. Лесков). — Четырнадцать человек тянули бечевой тяжелую баржу с хлебом (А.Н. Толстой).
Но если мы ставим сказуемое в единственном числе, то подлежащие рассматриваются как единое целое, а если во множественном, — то как отдельные предметы. Ср.: В крендельной работало двадцать шесть человек, а в булочной — пятеро (М. Горький). — Восемь самолетов полка взлетели попарно, соблюдая очередь (Н. Чуковский). В связи с этим можно отметить, что при подлежащем, обозначающем большое число предметов, сказуемое чаще ставится в единственном числе, так как большая группа воспринимается как одно целое, тогда как при подлежащем, обозначающем немного предметов (лиц), роль. каждого больше выделяется; Ср.: На конюшне у Мардария Аполлоныча стоит тридцать разнокалиберных лошадей (И. Тургенев), — В Боярку… прибыло и шестьсот студентов-путейцев (Н. Островский).
Единственное число, создающее представление о едином целом, употребляется при обозначении меры веса, пространства, времени: На покраску крыши потребуется 25 килограммов олифы; До конца пути оставалось 25 километров.
В форме единственного числа обычно ставится сказуемое, выраженное глаголом со значением бытия, наличия, существования, положения в пространстве и т. д.: Три царства перед ней стояло (Н. Некрасов); В комнате было два окна с широкими подоконниками (Вн. Каверин).
При существительных лет, дней, часов и т. п. сказуемое ставится в единственном числе: Прошло сто лет (А. Пушкин); Вот два года моей жизни вычеркнуто (М. Горький). Если сказуемое не обозначает протекание времени, то оно может стоять в форме множественного числа: Десять секунд показались мне за целый час (Л. Толстой); Пятнадцать лет революции изменили население города (И. Эренбург).
При числительных два, три, четыре сказуемое обычно ставится во множественном числе: Три дома на вечер зовут (А. Пушкин); В душе его боролись два чувства — добра и зла (Л. Толстой). Единственное число сказуемого в этом случае может определяться лексическим значением глагола (бытия, наличия): Кроме него, при больнице состояло два человека… (И. Тургенев); У него было два сына (А. Чехов). Также и при наличии в подлежащем собирательных числительных: Двое рабочих в белых фартуках копались около дома (А. Чехов); Вскоре из ворот вышло трое (Эм. Казакевич).
При составных числительных, оканчивающихся на один, сказуемое обычно ставится в единственном числе: В совещании участвовал 21 представитель разных стран мира (но: Все двадцать один студент явились на экзамен хорошо подготовленными — под влиянием слова все).
При наличии слов всего, только, лишь (со значением ограничения) сказуемое обычно ставится в единственном числе: В соревновании участвовало всего десять команд, В кружке занималось только пять студентов.
При обозначении приблизительного количества (путем перестановки числительного и существительного или путем включения слов около, свыше, больше, меньше и т. п.) преобладает постановка сказуемого во множественном числе: С полсотни людей, главным образом офицеров, толпились невдалеке (П. Павленко); Человек двадцать гурьбой провожали Акима и Федора до автодрезины (Н. Островский).
При подлежащем, выраженном сложным существительным, первой частью которого является элемент пол-, сказуемое обычно ставится в единственном числе, а в прошедшем времени глагола — в среднем роде: полчаса пройдет, полгода пролетело. Однако если при этих словах имеется определение во множественном числе, то и сказуемое ставится во множественном числе: Остальные полдома уцелели от пожара; Полчаса, проведенные в его обществе, доставили нам большое удовольствие.
Возможна двоякая форма согласования:
1) при наличии слова несколько: Заговорили сначала несколько человек туманно и нетвердо… (А. Фадеев). — Несколько человек умерло от ран (С.Сергеев-Ценский);
2) при словах много, мало, немного, немало, сколько, столько в составе подлежащего: Уже много карет проехало по этой дороге (М. Лермонтов). — Много огней и раньше и позже манили не одного меня своею близостью (Вл. Короленко); Сколько людей поверили ей свои домашние задушевные тайны, плакали у ней на руках (И. Тургенев). — Сколько еще сказок и воспоминаний осталось в ее памяти? (М. Горький).
Наличие при подлежащем приложения не влияет на согласование: Девушка-агроном приехала сюда недавно; Цветок лилия распустился; Река Днепр разлилась.
При сочетании в подлежащем нарицательного существительного с собственным именем лица сказуемое согласуется с последним: Редактор Павлова исправила рукопись.
Наметилась тенденция к согласованию по смыслу в тех случаях, когда подлежащим является имя существительное мужского рода, обозначающее должность, профессию, звание и т. д. в применении к лицу женского пола: Военфельдшер добросовестна, не больше (В. Панова); По-видимому, приисковый счетовод серьезно заболела (А. Коптяева); Завуч школы родила дочку.
Брат с сестрой уехал в деревню. — Брат с сестрой уехали в деревню: что правильно? Обе конструкции правильны.
При сочетании существительного в именительном падеже с существительным в творительном падеже (с предлогом с) форма множественного числа сказуемого свидетельствует о том, что подлежащим мыслится не одно лицо, а два равноправных субъекта: Комендантша с дочерью удалились (А. Пушкин); К Миките отец с матерью пришли (Л. Толстой). Форма единственного числа сказуемого показывает, что подлежащим является только существительное в именительном падеже, а существительное в творительном падеже обозначает лицо, сопутствующее производителю действия: …Пришел Разметнов с Демкой Ушаковым (М. Шолохов).
Иногда этот вопрос решается лексическим значением слов, входящих в сочетание: Брат с сестренкой уехал в деревню, Мать с ребенком пошла в поликлинику.
В других случаях выяснению вопроса помогает лексическое значение сказуемого: Мать с дочерью долго не могли успокоиться и вспоминали случившееся (оба действия могут производиться при равном участии субъектов действия); Брат с сестрой возвращались порознь.
Может играть роль порядок слов в словосочетании, ср.: Муж с женой пошли в театр. — Жена с мужем пошла в театр. Обычно в рассматриваемых конструкциях при различной родовой принадлежности существительных на первом месте фигурирует более сильный в грамматическом отношении мужской род: отец с матерью, дед с бабкой, мальчик с девочкой и т. п., поэтому выдвижение на первое место существительного женского рода подчеркивает его роль, и поэтому согласуется со сказуемым.
Кто из лыжников пришел первым? А как закончить предложение: Кто из лыжниц?.. По общему правилу при вопросительном местоимении кто в роли подлежащего глагол-сказуемое ставится в форме единственного числа, а в прошедшем времени — в мужском роде, даже когда речь идет о лице женского пола: Кто из сестер вам об этом сказал? Но в нашем случае неудобно сказать ни «пришел первой», ни «пришла первым», поэтому прибегаем к обратному согласованию: Кто из лыжниц пришла первой?
Если кто употребляется в функции союзного слова, то есть является относительным местоимением, то возможны двоякие формы согласования — сказуемое и в форме единственного, и в форме множественного числа: Все, кто не потерял еще головы, были против (С. Сергеев-Ценский). — … Все, кто знали мадам Штоль, знали и любили Вареньку… (Л. Толстой).
При относительном местоимении что сказуемое ставится во множественном числе, если заменяемое местоимением существительное или местоимение стоит в форме множественного числа: Те, что ушли вперед и забрались на гору, все еще не теряли надежды захватить неприятельские обозы (Дм. Фурманов).
Сопоставим два предложения: Детство и юность ее и двух братьев прошли на Пятницкой улице, в родной купеческой семье (А. Чехов). — В деревне послышался топот и крики (Л. Толстой). Как показывают примеры, согласование сказуемого с однородными подлежащими имеет два варианта: обычно при прямом порядке слов (сказуемое следует за подлежащим) сказуемое ставится в форме множественного числа, а при обратном порядке (сказуемое предшествует подлежащему) — в форме единственного числа. Но возможны варианты согласования и при одинаковом порядке слов. Ср.: В комнату вошла молодая женщина и маленький мальчик. — В комнату вошли молодая женщина и маленький мальчик. Такое положение наблюдается при связи однородных подлежащих соединительными союзами (и, да) или бессоюзной связью.
При выражении связи разделительными (или, либо) или противительными (но, однако, зато) союзами сказуемое обычно ставится в форме единственного числа: Пережитый страх или мгновенный испуг уже через минуту кажется и смешным, и странным, и непонятным (Дм. Фурманов); Не ты, но судьба виновата (М. Лермонтов).
При смысловой близости подлежащих сказуемое ставится в единственном числе. Главной заботой была кухня и обед (И. Гончаров); Неточность и запутанность выражений свидетельствует только о запутанности мыслей (Н. Чернышевский).
При смысловой градации (расположение слов с нарастанием их значения) сказуемое согласуется с ближайшим из подлежащих; как правило, если подлежащим предшествуют слова каждый, всякий, любой, никакой, ни один, весь и т. п.: Все разнообразие, вся прелесть, вся красота жизни слагается из тени и света (Л. Толстой).
Если сказуемое обозначает действие, совершаемое несколькими лицами порознь, то в любом положении оно ставится во множественном числе: А вечером ко мне нагрянули и Черемницкий, и новый городничий Порохонцев (Н. Лесков).
Если среди однородных подлежащих имеются личные местоимения, то при согласовании в лице первому лицу отдается предпочтение перед вторым и третьим, а второму лицу — перед третьим: Ия и ты сумеем это сделать; И ты и он сделаете это быстрее.
При существительных общего рода определение ставится в форме мужского или женского рода в зависимости от того, какого пола лицо обозначается этим существительным: Этот мальчик — ужасный непоседа; эта девочка — ужасная непоседа. Ср.: Добрый, кроткий с теми, кого он любил, Иванов был круглый сирота… (И. Гарин-Михайловский). — И над ней умирает луна — эта круглая сирота (М. Исаковский).
Но в живой речи при словах общего рода, благодаря наличию окончания — а, встречается постановка определения в форме женского рода и в тех случаях, когда речь идет о лице мужского пола: Он такая растяпа; Он большая лакомка.
Определение, относящееся к имени существительному, при котором имеется приложение в другом грамматическом роде, в основном согласуется по тем же правилам, что и сказуемое (см. стр.): Маленькая птичка колибри, тропический цветок «виктория-регия», полноводная река Енисей, центральная газета «Известия»; диетическое кафе-столовая, одна вольт-секунда, опытный врач Петрова, уважаемая товарищ Сергеева.
С существительными, зависящими от числительных два, три, четыре, определение согласуется следующим образом: при словах мужского и женского рода оно ставится в форме родительного падежа множественного числа (два больших дома, два больших окна), а при словах женского рода — в форме именительного падежа множественного числа (две большие комнаты). Можно ли сказать две больших комнаты? Можно, но такая форма согласования встречается реже. А вот если формы именительного падежа множественного числа существительных женского рода отличаются по ударению от формы родительного падежа единственного числа (ср.: горы — горы, сестры — сёстры и т. п.), то определение обычно ставится в родительном падеже множественного числа: две высоких горы, две старших сестры.
Если определение стоит перед числительным, то оно ставится в именительном падеже независимо от грамматического рода существительного: за последние три месяц» (ср. за три последних месяца) — за последние три недели.
Однако прилагательные целый, добрый, полный употребляются и в этом случае в форме родительного падежа: целых два месяца, целых две недели, полных два стакана, добрых двое суток. В сочетаниях с пол- и полтора возможны обе формы согласования; целых (целые) полчаса, целых (целые) полторы недели.
Если определение стоит при двух и более существительных — однородных членах, то оно может стоять как в единственном, так и во множественном числе:
1) единственное число употребляется в тех случаях, когда по контексту ясно, что оно относится не только к ближайшему существительному, но и к последующему: морской прилив и отлив; летний жар и зной; создание новой оперы, балета, музыкальной комедии; российская печать, радио, телевидение; написать свой адрес, имя, отчество; я давно не видал моего брата и сестру.
Известную роль играет форма падежа определяемых существительных. Ср.: Можно себе представить, каким громовым ударом разразилось это письмо над моим отцом и матерью (С. Аксаков).
— Здесь жили мои отец и мать (А. Чехов);
2) множественное число употребляется в тех случаях, когда может возникнуть неясность, относится ли определение только к ближайшему существительному или ко всему ряду однородных членов: способные ученик и ученица; десятилетние мальчик и девочка; каменные дом и гараж.
При соединении однородных подлежащих разделительным союзом определение ставится в единственном числе: интересный роман или повесть.
Если два определения относятся к одному существительному, то оно может стоять как в единственном, так и во множественном числе. Ср.: в правой и левой руке — в кузнечно-прессовом и сборочном цехах.
Естественно, что только единственное число употребляется тогда, когда существительное не имеет множественного числа или когда во множественном числе оно имеет другое значение: черная и цветная металлургия; научный и технический прогресс; железнодорожный и водный транспорт (ср.: транспорты с хлебом), консервативная и либеральная печать (ср.: резчик печатей), молодежное и студенческое движение (ср.: движения рук).
В форме единственного числа ставится существительное, если определения соединены разделительными, противительными и сопоставительными союзами: песчаная или глинистая почва; не каменный, а деревянный мост; то на северной, то на западной трибуне стадиона; как в этом, так и в соседнем доме; не только большая, но и маленькая комната.
Единственное число, подчеркивая внутреннюю связь перечисляемых предметов или явлений, обычно используется в сочетаниях терминологического характера: головной и спинной мозг; брюшной и сыпной тиф; глаголы совершенного и несовершенного вида; местоимения первого и второго лица; слова мужского и женского рода; в книжном и разговорном языке; в первой и второй смене; в том и другом случае.
Множественное число определяемого существительного подчеркивает наличие нескольких предметов: биологический и химический методы; золотая и серебряная медали; марганцевая и хромовая руды; соляная и серная кислоты; токарный и фрезерный станки; овечья и телячья шкуры; герои гражданской и Великой Отечественной войн; первая и вторая редакции романа. Ср.: Он прошелся на гумно, скотный и конный дворы (Л. Толстой).
Согласуются приложения: ведь приложение и есть согласованное в падеже определение-существительное (у студента-историка, с героиней-летчицей).
Не согласуются приложения, выраженные:
1) прозвищами: с Ричардом Львиное Сердце, у Всеволода Большое Гнездо;
2) условными названиями (они заключаются в кавычки): в газете «Известия», в журнале «Огонек», в гостинице «Москва», на ледоколе «Ермак».
Географические названия, выступающие в роли приложения при нарицательном существительном — родовом названии, в большинстве случаев не согласуются в косвенных падежах с определяемым словом, но возможны случаи согласования:
1) согласуются названия городов, деревень, сел: в городе Москве (Варшаве, Берлине, Лондоне, Париже, Риме), в селе Горюхине, в деревне Полтавке, в специальной литературе они могут не согласовываться: На станции у города Голицына произошел несчастный случай; Эдуард Багрицкий жил тогда в городе Кунцево, то же при составных названиях: в городе Минеральные Воды, названия городов на — о допускают варианты: в городе Кемерове — Кемерово (разг. форма), в городе Кирове (от Киров) — в городе Кирове (от Кирове),
2) согласуются названия рек: на реке Днепре (Висле, Сене, Темзе), однако составные и малоизвестные названия обычно не согласуются: на реке Северский Донец, у реки Птичь (Рось, Аргунь),
3) названия озер, каналов, заливов, проливов, островов, гор, пустынь и другие, как правило, не согласуются: на озере Байкал, на канале Волга-Дон, у залива Аляска, в проливе Босфор, на горе Казбек, в пустыне Каракумы, на острове Мадагаскар, у полуострова Таймыр, близ мыса Челюскин, над хребтом Куэнь-Лунь, в бухте Золотой Рог, вблизи кратера Архимед и т. п.;
4) названия станций и портов не согласуются: на станции Орел, в порту Одесса,
5) названия зарубежных стран, имеющие в своем составе слово республика согласуются, если имеют форму женского рода на — ия, и не согласуются, если выражены формой мужского рода. Ср.: в Республике Индии, с Республикой Колумбией, но с Республикой Судан;
6) названия зарубежных административно-территориальных единиц не согласуются с родовыми наименованиями: в штате Техас, в провинции Лигурия, в департаменте Сена и Уаза, в земле Шлезвиг-Гольштейн, в графстве Суссекс, на курорте Давос и т. д.;
7) не согласуются астрономические названия: на планете Венера, в созвездии Большая Медведица,
8) названия улиц в форме женского рода согласуются, в форме мужского рода не согласуются: на улице Петровке, на углу улицы Сретенки — на улице Арбат, около улицы Серпуховский вал.
Важное значение для построения предложений имеет правильный выбор падежа и предлога. Иногда вместо беспредложных конструкций неправильно употребляют предложные сочетания, например: оперировать с этими данными (вместо: оперировать этими данными), разъяснение о проводимой политике (вместо: разъяснение проводимой политики), показатели по использованию (вместо: показатели использования).
В других случаях, наоборот, вместо предложной конструкции употребляют беспредложную, например: При строительстве нового водопровода учитывалась также потребность воды для хозяйственных нужд (вместо: потребность в воде).
Нередко встречается неправильный выбор предлога или неуместное его использование, например: указал о том, что… (надо: указал на то, что…); настаивал о том, чтобы… (надо: настаивал на том, чтобы…); постановили о том, что… (лишнее о том).
Приведем примеры неудачно построенных предложений, в которых нарушены нормы управления (употребление предлога, выбор падежа).
Когда развернулась полемика между реформаторами и консерваторами о возможности скорейшего выхода из создавшегося кризиса… правы оказались реформаторы. Нельзя сказать: полемика о возможности (приемлем был вариант: полемика по вопросу о возможности…).
Особенно часто используется без должных оснований предлог по. Например: Соревнование по лучшей книге года… (вместо: на лучшую книгу года), Статья была написана по той же теме (вместо: на ту же тему); По этому произведению был получен единственный отклик специалиста (вместо: на это произведение); Составлен график по проведению соревнований по зимним видам спорта (вместо: график проведения).
При выборе предлога следует учитывать присущие ему оттенки значения. Так, для выражения причинно-следственных отношений употребляются синонимические предлоги ввиду, вследствие, по причине, благодаря и др. Однако следует говорить: ввиду предстоящего отъезда, а не вследствие предстоящего отъезда (отъезд еще не состоялся и последствий пока не имеет); с другой стороны, правильной является конструкция: вследствие прошедших дождей, а не ввиду прошедших дождей (явление относится к прошлому и не прогнозируется).
Не потерял своего лексического значения и предлог благое даря. Обычно он употребляется, когда речь идет о причинах, вызывающих желательный результат, например: благодаря принятым мерам, благодаря уходу за посевами и т. п. Поэтому неудачными следует считать обороты с этим предлогом, когда благодарность неуместна, например: Благодаря снежным заносам движение было прервано; Понесены большие убытки благодаря пожару и т. п.
Предлоги благодаря, вопреки, согласно употребляются с дательным падежом. Правильно: Оживление работы достигнуто благодаря повышению заработной платы сотрудникам отдела; Все сделано согласно указаниям мастера.
После переходных глаголов с отрицанием дополнение может употребляться как в родительном, так и в винительном падеже, например: не читал этой книги — не читал эту книгу.
Родительный падеж обычно употребляется в следующих случаях:
1) в предложениях с усиленным отрицанием, которое создается наличием частицы ни или отрицательного местоимения и наречием: Ни подкупы, ни запугивания, ни насилие, к которым прибегали судовладельцы, не сломили итальянских моряков (из газет); Никогда никому не доверил своей тайны (А. Чехов);
2) при разделительно-количественном значении дополнения (т. е. когда действием охватывается какая-то часть предметов), например: не принимает мер, не приводил примеров;
3) при словах с отвлеченным значением, например: не теряет времени, не осуществляет контроля.
Винительный падеж обычно употребляется в следующих случаях:
1) для подчеркивания конкретности объекта, например: не прочитал ту книгу, которую ему рекомендовали;
2) при одушевленных существительных, при собственных именах, например: не наказывала свою дочь, не расспрашивала Олю о случившемся:
3) при постановке дополнения перед глаголом (хотя это не обязательно), например: эту книгу я не возьму,
4) при двойном отрицании, например: нельзя не признать силу его доводов (основной смысл высказывания — усиленное утверждение, а не отрицание);
5) при наличии наречий со значением ограничения, например: едва не потерял терпение, чуть не пропустил свою очередь.
При допустимости обеих форм управления конструкция с родительным падежом носит книжный характер (не читал этой книги), а конструкция с винительным падежом — разговорный характер (не читал эту книгу).
I Если прямое дополнение относится не непосредственно к глаголу с отрицанием, а к инфинитиву, зависящему от глагола с отрицанием, то чаще такое дополнение ставится в винительном падеже, например: не хотел читать эту с т а т ь ю, не могу признать его правоту.
После глаголов с приставкой недо-, не имеющей значения отрицания, а указывающей на выполнение действия ниже нормы, дополнение обычно ставится в винительном падеже, например: недовыполнить план, недоделать работу.
Не следует смешивать конструкции со словами, близкими по значению или однокоренными, но требующими разного управления, например:
обидеться на что-нибудь — обижен чем-нибудь (обиделся на резкие слова — обижен оказанным ему холодным приемом);
обрадоваться чему-нибудь — обрадован чем-нибудь (обрадовался приезду брата — обрадован полученными результатами);
обращать внимание на что-нибудь — уделять внимание чему-нибудь (обращать внимание на каждую мелочь — уделять внимание любому пустяку);
основываться на чем-нибудь — обосновывать чем-нибудь (основываться на последних достижениях науки — обосновывать фактическими данными);
отчитаться в чем-нибудь — сделать отчет о чем-нибудь (отчитаться в израсходовании полученного аванса — сделать отчет о работе экспедиции);
полный, исполненный, преисполненный чего-нибудь — наполненный чем-нибудь (полный воды кувшин — исполненный ужаса крик — преисполненный гнева учитель — наполненный ароматом цветов воздух);
превосходство над чем-нибудь — преимущество перед чем-нибудь (превосходство новой техники над старой — преимущество коллективного труда перед индивидуальным);
уверенность в чем-нибудь — вера во что-нибудь (уверенность в нашей окончательной победе — вера в нашу победу);
удивляться чему-нибудь — удивлен чем-нибудь (удивляюсь вашему трудолюбию — удивлен вашей смелостью).
Некоторые глаголы могут иметь зависимые слова в разных падежах или с разными предлогами, что определяется различными смысловыми или стилистическими оттенками, например:
жертвовать что (конкретные предметы: жертвовать деньги в Фонд помощи беженцам) — жертвовать чем (отказываться в чьих-либо интересах, идти на потерю чего-либо ради высокой цели: жертвовать свободой, жизнью);
знать что, говорить что, напомнить что, сообщить что (в полном объеме, по существу) — знать о чем, говорить о чем, напомнить о чем, сообщить о чем (в общем виде, поверхностно);
наблюдать что (проводить наблюдения: наблюдать солнечное затмение) — наблюдать за чем (осуществлять надзор: наблюдать за порядком);
соревноваться за что (за право участия в конкурсе) — соревноваться на что (на первенство института) — соревноваться в чем (в беге, в плавании);
удовлетворять что (исполнять чьи-либо задания, требования: удовлетворять потребность, просьбу, ходатайство) — удовлетворять чему (быть в соответствии с чем-нибудь, вполне отвечать чему-нибудь: работа удовлетворяет всем требованиям);
удостоить чего (признав достойным, наградить чем-нибудь: удостоить награды, ученой степени, первой премии) — удостоить чем (сделать что-нибудь в знак внимания: удостоить ответом, беглым взглядом).
Некоторые глаголы имеют при себе одновременно два зависимых слова, и выбор нужного падежа определяется смыслом. Так, сочетание обеспечить кого — что чем значит: снабдить в достаточных размерах (обеспечить бригаду нужным инвентарем, обеспечить промышленность рабочей силой) — обеспечить кому — нему что значит: сделать что-нибудь несомненным, верным, гарантировать что-либо (обеспечить больным хороший уход, обеспечить предприятию возможность дальнейшего подъема).
В предложении: Чему я обязан вашим посещением? — слово обязан в значении «должен испытывать признательность за что-нибудь» употреблено в конструкции, включающей два падежа: дательный, указывающий на адресата, и творительный, указывающий на объект признательности. Сравните: Своим спасением он обязан случайности.
Разница между конструкциями просить деньги — просить денег, искать место — искать места и т. п. заключается в том, что первые варианты указывают на определенный, конкретный объект (обусловленную сумму денег, известное наперед место), а вторые имеют общее значение (какую-то сумму денег, место вообще). Аналогичны сочетания с конкретными или отвлеченными существительными: требовать свою зарплату — требовать внимания, ждать свою сестру — ждать решения вопроса и т. п.
Разница между конструкциями выпить воду — выпить воды, купить книги — купить книг, принести хлеб — принести хлеба и т. п. заключается в том, что родительный падеж обозначает распространение действия не на весь объект, а лишь на некоторую часть или количество его, а винительный падеж указывает, что действие полностью переходит на предмет.
Следует избегать конструкций с одинаковыми падежными формами, зависящими одна от другой. Чаще всего наблюдается подобное нанизывание родительных падежей, например: дом племянника жены кучера брата доктора (пример грамматиста А.М. Пешковского). Или: В целях дальнейшего улучшения дела организации выплаты пенсии…-, Для решения задачи ускорения подъема уровня сельского хозяйства… и т. п. Такие предложения воспринимаются с трудом, особенно в устной речи. При их правке обычно отглагольные существительные заменяют неопределенной формой глагола, лишние слова отбрасывают:… чтобы вовремя выплачивать пенсию…;…чтобы ускорить подъем сельского хозяйства…
Неясность вносят конструкции типа: Проверка завкома показала… (завком проверял или его проверяли?); Была приложена характеристика заведующего (выданная им или выданная ему?). В этих случаях необходимо уточнить смысл предложения, введя в него поясняющие слова, например: 1. Проверка, проведенная завкомом, показала… 2. Проверка работы завкома показала… Точно так же: 1. Была приложена характеристика, выданная заведующим; 2. Была приложена характеристика, выданная заведующему.
При двух или нескольких управляющих словах может стоять общее зависимое слово только при условии, если управляющие слова требуют одинакового падежа и предлога, например: читать и конспектировать книгу, выписать и проверить цитаты. Неправильно построены предложения, в которых общее зависимое слою имеется при словах, требующих разного управления, например: организовать и руководить бригадой (организовать что, руководить чем); Дело чести каждого директора предприятия проявить заботу и внимание к культурно-бытовому обслуживанию рабочих и служащих (забота о чем, внимание к чему). Обычно исправление таких предложений достигается тем, что при одном управляющем слове сохраняется зависимое имя существительное, а при другом вводится местоимение. Например: организовать бригаду и руководить ею.
Ниже приводится выборочный перечень слов и конструкций с грамматическим управлением.
Адрес: в адрес, по адресу и (разг.) на адрес. 1. Все три варианта р значении «кому-либо, на имя кого-либо». В адрес нашей делегации поступали сотни поздравительных телеграмм; Пишите мне по новому адресу. Ты мне напиши на ленинградский адрес (В. Панова). 2. По адресу и (разг.) в адрес (в отношении кого-либо) — замечания (намеки, упреки) по адресу кого-либо: Варвара Ивановна расселилась и произнесла по моему адресу несколько слов (М. Горький). Выходит «Крокодил» с очередной критикой в адрес министерства.
акт чего, на что, о чем, против чего. 1. чего (единичное проявление какой-либо деятельности; действие, событие). К браку Толстой всегда относился очень серьезно и видел в нем очень важный акт жизни (Вик. Вересаев). 2. на что (указ, постановление государственного значения). Акт на пользование землей. 3. о чем и против чего (документ, протокол, запись о каком-либо юридическом факте). Акт о передаче имущества. Обвинительный акт против расовой дискриминации.
благо: на благо кому и чего. I. кому (при обозначении лица). Все делается на благо человеку. 2. чего (при обозначении не лица). Трудиться на благо родины.
близкий кому — чему и к кому — чему. 1. кому — чему (дорогой кому-либо; отвечающий чьим-либо взглядам; непосредственно касающийся). Близкие нам люди. Близкое нашему пониманию объяснение. 2. к кому — чему (имеющий свободный доступ, вхожий куда-л.; похожий, подобный). Близкие к правительственным кругам журналисты. Близкий к подлиннику перевод. Излагаю я стилем старым, близким к стилю великого Ломоносова (А.Н. Островский).
бороться с кем — чем и (с оттенком подчеркнутого действия) против кого — чего (об активном столкновении противоположных общественных групп, направлений, мнений). Бороться с коррупцией (против интервентов). I. с чем (стараться уничтожить, подчинить, преодолеть что-либо). Бороться со стихией. Бороться с мрачными мыслями. 2. против чего (стараться предотвратить что-либо). Бороться против агрессии.
взаимодействие между кем — чем и кого — чего с кем — чем. Мне хотелось понаблюдать, как в малкинском бою будет осуществлено взаимодействие четырех родов войск — пехоты, артиллерии, авиации и танков (В. Закруткин). Взаимодействие между людьми. Взаимодействие целого с частью.
внедрить куда и где. 1. куда (во что) — заставить прочно войти во что-либо. Внедрить новый метод в практику. Хотелось бы эту идею внедрить в сознание людей. 2. где (в чем) — заставить утвердиться в чем-либо. Внедрить хозрасчет на предприятиях.
воевать (в прямом и переносном смысле) с кем — чем и против кого — чего. Воевать с косностью. Воевать против возрождения колониализма.
возможность [возможности] чего и для чего 1. чего (осуществимость чего-либо). Сомнительна возможность быстрой перемены погоды, о был прав, говоря, что надо верить в возможность счастья Толстой). 2. для чего (наличие условий, благоприятных для чего-либо, способствующих чему-либо). Имеются все возможности для улучшения материального положения.
война (в прямом и переносном смысле) с кем — чем и против кого — чего. Война со шведами при Петре I. Война против иноземных захватчиков.
выборы куда и где. 1. куда (направление действия). Выборы в Государственную Думу РФ. 2. где (место действия). Выборы руководящих органов в Организации Объединенных Наций.
высота: высотой и высотой в (чаще употребляется беспредложная конструкция). Дом высотой 18 метров (высотой в 18 метров). При отсутствии числительного употребляется предложная конструкция: Муравейник высотой в метр.
гарантия чего, от чего и в чем. Четкая организация работы — гарантия успеха. Экспедиция предстоит интересная, гарантией тому является участие в ней крупных специалистов. Прививка оспы — гарантия от заболевания ею. Дать твердую гарантию в том, что поручение будет выполнено.
глубина: глубиной и глубиной в (чаще употребляется беспредложная конструкция). Колодец глубиной 12 метров (глубиной в 12 метров). При отсутствии числительного употребляется предложная конструкция: Яма глубиной в метр,
готовить (в разных значениях) кого — что, к чему и для чего. 1. кого — что (объект действия). Готовить специалистов по сельскому хозяйству, готовить уроки. 2. к чему и для чего (цель действия). Готовить рукопись к набору. Готовить материал для доклада.
готовиться к чему и на что. Готовиться к бою (на бой).
готовый к чему и на что. 1. к чему (сделавший все необходимые приготовления, подготовившийся к чему-либо). Когда мы вернулись в фанзу, отряд наш был уже готов к выступлению. (Вл. Арсеньев). 2. на что (выражающий согласие, склонный, расположенный что-либо сделать). Готовый на подвиг.
дать что и чего. 1. что (полный охват предмета действием). Дать книгу, дать ключ от двери. 2. чего (частичный охват предмета действием). Дать денег на дорогу, дать хлеба.
длина: длиной и длиной в (чаще употребляется беспредложная конструкция). Дорога длиной 20 километров (длиной в 20 километров). При отсутствии числительного употребляется предложная конструкция: Улица длиной в километр.
договор о чем и на что. Договор о дружбе и взаимной помощи. Договор на поставку строительных материалов.
задуматься над чем и о чем. 1. над чем (с целью выяснить, в поисках решения). Задуматься над сложной проблемой, задуматься над решением задачи. 2. над чем и о чем (предаться думам, размышлений). Впервые за сорок семь лет задумался я всерьез над своей жизнью (Б. Горбатов). Раз задумавшись о том, о чем до сих пор я старался не думать, я уж не мог остановиться (Гл. Успенский).
закон чего и о чем. 1. чего (общепринятое правило, обычай). Закон Дружбы. Закон вежливости. 2. чего (объективно существующая необходимая связь между явлениями, связь между причиной и следствием). Закон всемирного тяготения. 3. чего (основные положения в какой-либо области, обусловленные ее сущностью). Закон шахматной игры. 4. о чем (установленное высшим органом государственной власти общеобязательное правило, постановление). Закон об охране общественной собственности. Кодекс законов о труде.
заслуживать чего (не что). Сообщение заслуживает доверия. Проект заслуживает одобрения. Никогда еще в мире не было читателя, который так заслуживал бы права на любовь и уважение к нему, как этого заслуживает наш читатель (М. Горький),
заслужить что (не чего). Заслужить награду. Заслужить любовь коллектива.
идея чего и о чем. 1. чего (замысел, основной принцип чего-либо). Идея поэтического произведения — это основной замысел поэта, это то главное, что хочет сказать поэт своим произведением… (М. Исаковский). 2. о чем (главная мысль чего-либо, основополагающее утверждение). Идея о взаимосвязи всего существующего.
избегать (избежать) чего (не что). Избегать опасности (не опасность). Избежать встречи (не встречу).
избрать кем и в кого. Избрать членом (в члены) месткома. Алешу избрали старостой.
изменение (изменения) чего и в чем. 1. чего (замена прежнего новым). Изменение скорости, изменение направления. 2. в чем (перемены, переделка). Изменения в жизни общества.
импульс к чему и для чего. Не нужно бояться, что ребенок чего-то не поймет… непонимание всегда есть импульс к творчеству (А.Н. Толстой). Открытие может послужить импульсом для дальнейших исканий (из научной статьи).
интервью кому и с кем. Интервью нашему корреспонденту. Парижский журнал… поместил интервью с двумя корифеями французской литературы (А. Луначарский).
искать что и чего. 1. что (стараться найти, обнаружить спрятанное, потерянное, скрытое; обычно в сочетании с существительными конкретными). Искать свое место в заде. Искать закатившийся мячик. Здесь наш проводник немного заблудился и долго искал тропу (В. Арсеньев). 2. чего (стараться получить что-либо, добиваться чего-либо; обычно в сочетании с существительными отвлеченными). Искать места (работы). Искать поддержки. Искать вчерашнего дня (фразеологизм). Ищи ветра в поле (фразеологизм).
исследование чего и о чем. 1. чего (научное изучение). Исследование морских глубин. Исследование космоса при помощи искусственных спутников. 2. о чем (научное сочинение). Исследование о феодализме.
командование чего и чем. 1. чего (лица, стоящие во главе войск, воинских подразделений и т. п.). Командование полка. Перед командованием соединения встала неотложная задача… научить новичков в совершенстве владеть оружием (М. Лыньков). 2. чем (осуществление действий, деятельности командира). Принять командование полком.
консультироваться с кем и у кого. Я понял, что мой доклад будет иметь строгих критиков, но не смутился, потому что накануне консультировался с Соколовым (В. Чернышев). Консультировались мы и у академиков, и у различных специалистов, и у домохозяек (Дм. Ушаков).
контроль за чем, над кем — чем и чего. 1. за чем и над чем (при отглагольных существительных). Контроль за (над) расходованием средств. 2. за чем (при существительных, обозначающих действие или признак). Контроль за работой станции. Контроль за порядком в помещении. 3. над кем — чем (при существительных отвлеченных и при одушевленных существительных). Контроль над финансами. Контроль над производством. Контроль над молодыми специалистами. 4. чего (в официальной и профессионально-технической речи). Контроль деятельности выборных органов. Контроль температуры в доменной печи. Контроль готовой продукции.
купить что и чего, за что и на что, кому и для кого. 1. что (полный охват предмета действием). Купить билеты в театр. Купить марку для отправки письма. 2. чего (частичный охват предмета действием). Купить в булочной хлеба. Купить чаю и сахару. 3. за что (указание на определенный предмет или на определенную сумму). Купил часы за 600 тысяч рублей. За 2миллиона рублей можно купить велосипед. 4. на что (указание на количество приобретенных предметов). Купил книг на 300тысяч рублей. На эти деньги можно купить швейную машину. 5. кому и для кого. Купить себе (для себя) пальто.
курировать кого — что (не кем — чем). Курировать больного. Курировать работу практиканта.
лекция о чем и по чему (на тему). Лекция о культуре речи. Цикл лекций о Пушкине. Цикл лекций по русской литературе. Лекция на тему «Освоение космоса».
лечь куда (на что) и где. 1. куда (направление действия). Лечь на пол. Лечь на кровать. От кустов на землю легли уродливые тени (М. Горький). 2. где (место действия). Лечь на террасе. Лечь на пороге. Мы легли на кроватях на подостланном сене (А.Н. Толстой).
между кем — чем — между кого — чего. 1. между кем — чем. Между горами. Между деревьями. На лбу, между бровями, появились две морщины (И. Тургенев). 2. между кого — чего (с оттенком устарелости; встречается во фразеологических оборотах). Между гор. Между колен. Шумный и возбужденный говор поднялся между донских казаков (С. Злобин). Между двух огней (в переносном смысле; в положении, когда опасность грозит с двух сторон). Читать между строк (догадываться о скрытом смысле написанного). Сидеть между двух стульев (разделять два различных мнения).
меры (совокупность действий для осуществления чего-либо) чего и по чему, к чему и против чего. 1. чего и по чему. Меры наказания, меры по улучшению ухода за посевами. 2. к чему и против чего. Принять меры к ликвидации прорыва. Принять меры против распространения гриппа.
мобилизовать на что и для чего. Мобилизовать людей на борьбу с наводнением (для борьбы с наводнением).
мораторий на что. Мораторий на взнос платежей по ссудам. Мораторий на проведение ядерных испытаний.
наблюдения за кем — чем и над кем — чем. 1. за кем — чем (рассматривание, изучение). Наблюдения за звездами. 2. над кем — чем (при возможности вмешательства в наблюдаемое явление, его регулирование). Наблюдения над подопытными животными.
направление: в направлении чего (устар. к чему) и по направлению к чему (устар. чего). Цербер, издав громкий, торопливый лай в направлении конского топота, последовал за мною (Вл. Короленко)…. Они обыкновенно под вечер исчезали именно в направлении к часовне (Вл. Короленко). Свернули в сторону, по направлению к заброшенным кирпичным сараям (Евг. Чириков). Ольга слушала голоса весенней ночи и смотрела по направлению города (Евг. Чириков).
недоступный кому — чему и для кого — чего. Недоступные человеческому уху ультразвуки. Недоступные для начинающих альпинистов горные вершины.
оперировать (пользоваться чем-либо, производить какие-либо действия над чем-либо) чем и (устар. и разг.) с чем. Оперировать проверенными фактами.
опора (поддержка, помощь в чем-либо) кому и для кого. Где-то в маленьком местечке осталась его семья, для которой он был некогда надеждой и опорой (Вл. Короленко).
ориентировать кого — что, на что и в чем. 1. кого — что (дать возможность определить свое положение на местности или направление движения). Ориентировать космический корабль в полете. 2. на что (направить на достижение определенной цели, указать направление дальнейшей деятельности). Ориентировать на использование местных ресурсов. 3. в чем (помочь разобраться в чем-либо). Ориентировать в вопросах политики.
отзыв (рецензия) о чем и на что. Отзыв о диссертации. Отзыв на автореферат диссертации.
отличаться чем и в чем. Эти модели платьев отличаются от прежних покроем и цветом (в покрое и цвете).
отнести что и чего, кому и к кому. 1. что (полный охват предмета действием). Отнести письма на почту. 2. чего (частичный охват предмета действием). Отнести ему хлеба и молока. 3. кому (указывается только адресат действия). Я снова переделал рассказ и отнес его редактору… (К. Паустовский). 4. кому (добавочное обстоятельственное значение направления действия). Отнести рукопись к редактору на дом.
отношение: в отношении кого — чего (устар. к кому — чему) и по отношению к кому — чему (устар. кого — чего). Он… косвенно помог раскрыть это дело в отношении других (И. Андреевский). В отношении к подданным он удивительно снисходителен (Н. Карамзин). Я… боялся, не разделяет ли моих чувств по отношению к железной дороге и мой новый знакомый (Евг. Чириков). Наталью Ивановну интересовали теперь, по отношению брата, два вопроса… (Л. Толстой),
отправить кому и к кому. 1. кому (указывается только адресат действия). Отправить письмо родителям. 2. к кому (добавочное обстоятельственное значение направления действия). Отправить рукопись к редактору.
отстоять (защитить) что. Отстоять свое право на участие в прениях.
отстоять (быть расположенным на некотором расстоянии) от чего. Лес отстоит от реки на километр (из путеводителя),
охотиться за кем и на кого. 1. за кем (добывать путем ловли; выслеживая, стремиться напасть на чей-либо след, поймать кого-либо). Охотиться за певчими птицами. 2. на кого (добывать путем умерщвления). Охотиться на валков, охотиться на пушного зверя.
памятка кому и для кого. Памятка полеводу (для полевода).
памятник кому — чему (в честь кого — чего) и кого — чего. 1. кому, в честь кого — чего (скульптурное сооружение в честь какого-либо лица, события). Памятник Пушкину в Москве. Площадь широко раскинулась вокруг памятника славному мореплавателю. 2. чему (архитектурное сооружение в память какого-либо события). Вот за оградой против памятника победе Донского расположилось… много народу (Гл. Успенский). 3. чего (то, что является ярким напоминанием о делах, трудах и т. п. кого-либо, служит свидетельством чего-либо). Он [словарь Российской Академии] останется вечным памятником… просвещенного труда наследников Ломоносова (А. Пушкин).
перебежать что и через что. Перебежать улицу (через улицу). [Заяц] высокими, редкими прыжками перебежал через дорогу и скрылся в молодняке (А. Куприн).
переехать что и через что. Пришлось мне подняться версты три за Хомяковку, и там переехали речку вброд (А. Толстой)…. И в такую метель через горы не переедешь (М. Лермонтов).
перейти что и через что. Перейти площадь (через площадь). Перейти ручей (через ручей). Перейти дорогу. Челкаш перешел через дорогу и сел на тумбочку против дверей кабака(М. Горький).
перелететь что и через что. Перелететь океан (через океан). Перелететь Карпаты (через Карпаты). Куры бросились врассыпную, некоторые перелетели через забор.
переплыть что и через что. Переплыть реку (через реку).
перемежаться чем и с чем. 1. чем (сменяться чем-либо, идти вперемежку). Пласты глины перемежались Песком. Рассказы перемежались песнями, которых никто из нас не знал. 2. с чем (чередоваться, возникать вслед за чем-либо,). Снег перемежался с градом. Оклики часовых перемежались с шумом горячих ключей (М. Лермонтов).
переползти что и через что. Переползти дорогу через дорогу). Переползти овраг (через овраг).
перепрыгнуть что и через что. Перепрыгнуть забор (через забор). Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге (Л. Толстой). Илья Ильич перепрыгнул через канаву на шоссе, остановился и закурил (А.Н. Толстой).
перескочить что и через что. Перескочить ограду (через ограду). [Алеша] вскочил на ноги и побежал догонять демонстрантов. Перескочил ров (Б. Горбатов). У ворот крепости часовой загородил ему [Казбичу] путь ружьем; он перескочил через ружье и кинулся бежать по дороге (М. Лермонтов).
перестройка чего и в чем. 1. чего (объект действия). Перестройка высшего и среднего специального образования в России. 2. в чем (область Действия). Перестройка в отрасли легкой промышленности.
переступить что и через что. Переступить порог. Через минуту подъехала коляска, все вышли и, переступив через перелаз в плетне, вошли в леваду (Вл. Короленко).
перешагнуть что и через что. Перешагнуть порог (через порог). Перешагнув вслед за Омелюстым порог нашей спальни, незнакомец… поздоровался (А. Беляев). Перешагнув через поваленный, опутанный повиликой плетень, Наталья вошла в свой сад (М. Шолохов).
письмо кому и к кому, кого и от кого. 1. Письмо отцу. Письмо В. Г. Белинского В.Д. Боткину. 2. Письмо к матери (во избежание двузначности сочетания «письмо матери»: а) письмо, написанное матерью; б) письмо, адресованное матери. 3. Письмо отца. 4. Письмо от матери (во избежание двузначности при совпадении форм род. и дат. падежей).
повесить что-либо на что и на чем. 1. на что (объектов значение; направление действия). Катя повесила на протянутую веревочку полотенце… (А.Н. Толстой). Не договорив, он резким рывком повесил на аппарат трубку… (К. Федин). 2. на чем (объектное и пространственное значение — на вопрос где? место действия). Повесить портрет на колечках. Повесить географические карты в классе. Повесить картины в галерее. Повесить белье на дворе.
подготовка чего и к чему. 1. чего (приготовление чего-либо; предварительная работа для выполнения чего-либо). Подготовка доклада. Подготовка почвы для сева. 2. к чему (предварительное действие, мероприятие). Подготовка к экзаменам. Подготовка к севу.
подтверждение чего и чему. Подтверждение фактов. Подтверждение показаний на суде. Вся литературная деятельность Добролюбова служит подтверждением этих слов (Н. Некрасов). В подтверждение чего-либо — для подтверждения чего-либо (первое сочетание свойственно книжно-деловому стилю, второе — нейтральному).
полезный кому — чему и для кого — чего. Эти лекарства полезны многим больным. Долг требовал, чтобы я явился туда, где служба моя могла еще быть полезна отечеству (А. Пушкин). Его советы полезны для всех нас.
полет куда а где. I. куда (направление действия). Успешно завершен самый длительный в истории пилотируемый полет в космос (из сообщений газет). 2. где (место действия). Орбитальная станция «Салют-6" продолжает полет в космическом пространстве в автоматическом режиме (из сообщений газет).
полный кого — чего и кем — чем. 1. кого — чего (содержащий что-либо, вместивший много кого-, чего-либо). Полный воды кувшин. Полный денег карман. Двор был полон всякой домашней птицы, разношерстных собак. (И. Гончаров). 2. кем — чем (наполненный чем-либо доверху, до краев; всецело увлеченный, захваченный кем-, чем-либо). Борозды пашен и канавы с боков дороги были полны водой (А.Н. Толстой). Душа полна любовью. Сердце полно тобою. 3. чего и чем (целиком проникнутый чем-либо, исполненный чего-либо). Родина! Особенно звучит для меня это слово, полное глубокого смысла (И. Соколов-Микитов).
положить кого-, что-либо куда и где. 1. куда (направление действия). Положить платок в карман. Положить раненого на носилки. Положить масло в кашу. Он вынул тяжелый, со множеством красочных иллюстраций том и положил его на письменный стол…. (А. Чаковский).
Винительный падеж с предлогом в (положить во что) употребляется при названии емкостей, предназначенных для вмещения чего-либо. Положить продукты в сумку. Положить деньги в кошелек. Положить очки в футляр. Положить пойманную рыбу в яедро. Вин. падеж с предлогом на употребляется при названиях частей тела: Положить повязку на бедро. Положить компресс на лоб. Положить руку на грудь. 2. где (место действия). Положить книги на видном месте. Положить (о пище) что и чего. Положить сахар в чай. Положить перчу в суп.
поместить что-либо куда и где. 1. куда (определить, устроить куда-либо; отдать для хранения, использования). Поместить ребенка в детский сад. Поместить деньги в сберегательную кассу. 2. где (напечатать, опубликовать где-либо). Поместить статью в журнале. После окончания курса в университете Владимир Семеныч поместил в одной газете театральную заметку (А. Чехов). 3. куда и где (положить, поставить, расположить, найти место для чего-либо; предоставить помещение кому-либо). Поместить вазу на полку. Поместить книги в шкафу. Поместить приезжающих в гостинице. На обоих окнах тоже помещены были горки выбитой из трубки золы, расставленные не без старания очень красивыми рядками (Н. Гоголь).
помнить что и о чем. 1. что (сохранять в памяти в полном объеме). Помнить стихи. Помнить сказанное, прочитанное. 2. о чем (в общем виде, без подробностей). Помнить о случившемся. Помнить об обещанном.
помощь: с помощью (обычно при указании орудия, средства совершения действия) и при помощи (чаще при указании лица). Вырвать гвоздь с помощью клещей. Решить проблему при помощи специалиста. На фотографии — круговая панорама Луны, полученная с помощью телевизионной системы автоматической станции «Луна-9» (из газет).
поражаться (поразиться) чем и чему. 1. чем (восхищаться). Поражаться величием и красотой этих гор. 2. чему и чем (сильно удивляться, изумляться). Поражаться отваге альпинистов. Иногда невольно поразишься мыслью, что теперь январь, что вы кутаетесь там в меха, а мы напрасно ищем в воде отрады (И. Гончаров).
последовать за кем — чем и чему. 1. за кем — чем (пойти, поехать вслед). Последуйте за мной. Еще ребенком он последовал за отцом, которого сослали в Сибирь (Вл. Короленко). 2. чему (поступить, следуя чему-либо, руководствуясь чем-либо). Последовать чьему-либо примеру.
поставить что-либо куда и где. 1. куда (направление действия; расположить, заставить, занять место). Поставить книги на полку. Поставить цветы в вазу. Поставить часового на пост…. Он распорядился поставить себе кресло на террасу (Ю. Герман). 2. где (место действия). Поставить памятник на площади. Поставить телефон в кабинете. Он [Беликов] поставил у себя на столе портрет Вареньки… (А. Чехов).
превосходить (превзойти) кого — что чем, в чем и по чему. Превосходить других своими способностями. Он превзошел брата в общем развитии. Новой Европа превзошла своим развитием цивилизацию классического мира (Н. Чернышевский).
превосходство над кем — чем и в чем. 1. над кем — чем (обладание высшими достоинствами по сравнению с кем-, чем-либо). Превосходство машинного способа производства над ручным. 2. в чем (преимущество в каком-либо отношении). Превосходство в технике.
предпосылка чего и для чего. Предпосылки творческих удач (для творческих удач) — это талант и работоспособность.
предпочесть кого — что кому — чему. Предпочесть музыканта певцу. Предпочесть театр цирку. Она меня поняла, оценила и предпочла всем (А. Островский).
представлять собой и (разг.) представать из себя. Это открытие представляет собой большой шаг вперед в науке. Что он из себя представляет?
преимущество перед кем — чем и в чем. 1. перед кем — чем (качество, свойство, выгодно отличающее кого-, что-либо от другого). Преимущества нового способа производства перед старым. 2. в чем (выгода в каком-либо отношении). Преимущество в боевой технике, преимущество в спортивной подготовке.
преисполненный чего. Преисполненный решимости. Аристарх Федорович написал ответ, преисполненный любезности (Дм. Григорович).
пренебрежение чем и к чему. 1. чем (отсутствие должного внимания к чему-либо). Пренебрежение правилами приличия. Студенческая форма на нем была в меру поношенной, что могло означать некоторое пренебрежение внешностью и, разумеется, что он не был богат (К. Федин). 2. к чему (отсутствие заботы, уважения к чему-либо). Пренебрежение к нуждам детей. Со свойственным ему пренебрежением к невзгодам и лишениям он [Пржевальский] мужественно перемогал болезнь (И. Соколов-Микитов).
прибавить (дать, положить, насыпать, налить и т. д. в дополнение к чему-либо; увеличить количество, размер, скорость и т. п.) что и чего. 1. что (полный охват предмета действием; конкретное указание размера, величины и т. п.). Прибавить зарплату. Прибавить 100 рублей. Прибавить ложку сахара. 2. чего (частичный охват предмета действием; неопределенное указание размера, величины и т. п.). Прибавить сахару в чай. Прибавить огня в лампе. Прибавить денег. Прибавить варенья. Сытный и вкусный ужин прибавил силы.
пригодный для чего и к чему. Пригодная для обработки земля. Жду, к какой работе найдут меня пригодным журналисты (Н. Чернышевский).
призвать (призывать) к чему, на что, что на кого — что. 1. к чему и на что (привлечь к исполнению какой-либо важной задачи, к какому-либо важному делу). Призвать к защите родины. Призвать на борьбу с эпидемией. Вы призывали меня к труду, указывали мне иные пути, указывали высокие цели (А. Островский). 2. к чему (потребовать действовать, вести себя каким-либо образом). Призвать к спокойствию. Призвать к бдительности. 3. что (чего) на кого — что (пожелать что-либо кому-либо). Я уйду и не призову на твою голову отцовского проклятия (А. Куприн).
принадлежатъ кому-чему и к кому — чему. 1. кому — чему (составлять чью-либо собственность, быть чьим-либо достоянием). Приусадебный участок принадлежит одной семье. Другая хорошая вещь выставки принадлежит кисти одного из талантливейших наших художников… (Вс. Гаршин). 2. к кому — чему (входить в состав кого-, чего-либо, быть участником, членом чего-либо). Мадам Шталь принадлежала к высшему обществу (Л. Толстой).
приспособитъ что-либо к чему, для чего и подо что. [Батарея] была приспособлена почти к круговому обстрелу и в сторону моря, и в сторону суши (А. Степанов). Приспособить эти памятные пособия для занятий в большой аудитории. Бондарный цех закрыл, а дом себе под квартиру приспособил (Вал. Овечкин).
причина (причиной) чего и чему. 1. чего (при выражении зависимого слова именем существительным). Причина пожара. Причина заболевания. Причиной отставания в выполнении плана была несвоевременная доставка сырья. 2. чему (при выражении зависимого слова указательным местоимением). Причиной тому были неожиданно возникшие трудности.
приятный кому и для кого. Приятные друзьям (для друзей) подарки. Приятная глазу картина. Приятное для многих времяпрепровождение. проехать (перемещаясь при помощи каких-либо средств передвижения, миновать что-либо) что и через (сквозь) что. Проехать улицу. Проехать мост (через мост). В этом вагоне… они проехали через весь город, от одного загородного кольца до другого (И. Атаров). На вершине Безобдала я проехал сквозь малое ущелье (А. Пушкин).
пройти (пережить, испытать, претерпеть какое-либо состояние; подвергнуться какой-либо обработке) что и через что. Всякое дело строится не сразу, а должно пройти многие фазы развития (Н. Помяловский). Это был старый нечаевец… прошедший через нигилизм в какой-то странной религии (Вл. Короленко). Изделие проходит многие операции (через многие операции).
просить (попроситъ) чего, что, о ком — чем и за кого. 1. чего (при сочетании с существительными отвлеченными или конкретными, но употребленными с оттенком неопределенности). Просить помощи. Просить прощения. Просить слова на собрании. Просить денег (неопределенное количество). 2. чего (при указании на объект временного пользования). Чичиков попросил списочка крестьян (Н. Гоголь) 3. что (при сочетании с существительными конкретными). Просить свою книгу. Просить деньги (определенную сумму, заранее обусловленную). Просить милостыню ему не хотелось (М. Горький). 4. о чем (при назывании объекта в общем виде). Просить о помощи (ср.: Просить помощи). Просить о назначении встречи. 5. за кого (в значении ходатайствовать, хлопотать). Просить за сына. Я стал просить за Швабрина, и добрый комендант… решился его освободить (А. Пушкин).
проследить кого, что и за чем. 1. кого (следуя неотступно за кем-либо, выследить). Проследить преступника. 2. что (исследовать, изучить последовательно процесс развития). Проследим слегка ход пьесы и постараемся выделить из нее драматический интерес комедии (И. Гончаров). 3. за чем (проверить, следя за ходом дела). Проследить за исполнением принятого решения.
противник чего и (реже) чему. Противник всяких условностей. Я только хочу сказать, что никогда я не был противником механизации. Всяким новшествам противник.
процент чего и от чего. 1. чего (при выражении зависимого слова существительным, не имеющим количественного значения). Двадцать процентов населения. 2. от чего (при выражении зависимого слова именем числительным). Пять процентов от шестидесяти. Десять процентов от ста тридцати. 3. чего и от чего (при выражении зависимого слова существительным, семантически связанным с понятием количества). Три процента этой суммы (от этой суммы). Семь процентов этого количества (от этого количества). Один процент его заработной платы (от его заработной платы).
прятать что-либо куда и где. 1. куда (помещать на должное место, класть для сохранности; указывается направление действия). Прятать молоко в погреб. Прятать документы в портфель. (Директор) поминутно вытаскивал часы и, не успев взглянуть на циферблат, тотчас же машинально прятал, их в карман (А. Куприн). 2. где (скрывать, держать в тайне; указывается место действия). Прятать клад в земле. Прятать военнопленных в горах. Через минуту я покажу вам, где она прячет ключ… (Л. Леонов).
равный кому — чему, с кем — чем, для кого — чего. 1. кому — чему (такой же в каком-либо отношении). Как человек замечательно умный, он [Базаров] не встречал себе равного (Дм. Писарев). 2. чему (соответствующий по величине). Расстояние, равное десяти метрам. 3. с кем — чем (совершенно сходный). Условия, равные с прежними. 4. для кого — чего (одинаковый). Требования, для всех равные.
расправа с кем и над кем. Мне мерещилась все та же Дворцовая площадь, где произошла царская расправа с рабочими (А. Новиков-Прибой). После расправы над мужиками за самовольный захват барской земли он стал совсем безумным (Ф. Гладков).
рекомендовать для чего, на что, к чему, в кого. Рекомендовать для поступления на работу. Рекомендовать на административную должность. Рекомендовать лекарство к наружному употреблению. Рекомендовать в члены спортивной организации.
рекорд чего, по чему и в чем. 1. чем и (реже) по чему (высший показатель в какой-либо области труда, хозяйства; высшая степень чего-либо). Рекорд выплавки стали. Рекорд по надою молока. Рекорд выносливости. 2. по чему и в чем (высший показатель по какому-либо виду спорта). Рекорд по прыжкам в высоту. Рекорд в беге на 100 метров.
руководство чем и чего. 1. чем (направляющая деятельность, управление кем-, чем-либо). Руководство революционной борьбой пролетариата. Руководство действиями забастовщиков. 2. чего (руководители). Руководство Ассоциации участников вексельного рынка. Руководство театра.
садиться куда и где. 1. куда (направление действия). С криком… галки взлетели над городом и садились на башни, на купола (А.Н. Толстой). 2. где (место действия). [Калиныч] ходил с барином на охоту, носил его сумку… замечал, где садится птица (И. Тургенев). Проснувшись утром, он (комиссар) садился на койке, разводил руки вверх, вбок… делал гимнастику (Б. Полевой). 3. где и куда (пространственное и объективное понятия). Приятели садятся в кабинете на диван и некоторое время молча курят (А. Чехов).
свести (сокращая, упрощая, ограничивая, довести до чего-либо небольшого, несложного) к чему, до чего и на что. Свести расходы к минимуму. Свести затраты на покупку до ста рублей. Курение свел до одной сигары в сутки (А. Чехов). Наше «Горе от ума» в конце концов все-таки сведено к красивому зрелищу, лишенному самого главного — протеста (Вл. Немирович-Данченко). Голод и жажда заставили офицеров все разговоры свести на ресторанные темы — чем там кормят (А. Новиков-Прибой). Свести на нет.
свойственный кому (не для кого). Со свойственным ему талантом. Не суди слишком быстро и пылко, как это и свойственно тебе (Ф. Достоевский).
сесть куда (на что) и где. 1. куда (направление действия)…. Я поглубже сел на диван и протянул ноги на кресло (А. Чехов). Мы сели на поваленный бук (К. Паустовский). 2. где (место действия). Вернувшись домой поздно вечером, она, не переодеваясь, села в гостиной сочинять письмо (А. Чехов). Уйди к Дьяволу! — вдруг крикнул Челкаш и сел на песке (М. Горький). 3. куда и где (пространственное и объектное понятие). Он [Егорушка] заглянул в этот хлевок, вошел в него и сел в темном углу на кизяк (А. Чехов). Сесть на кровать (подойдя к ней). Сесть на кровати (уже лежа на ней).
сигнал чего, к чему и о чем. Сигнал воздушной тревоги. Сигнал к отправлению поезда. Сигнал о выступлении в поход.
смириться с чем и перед чем. 1. с чем (привыкнув, примириться с чем-либо). Он стал покладистей и смирился со спокойной жизнью…. Не могу смириться с грубостью, невоспитанностью. 2. перед чем (покориться силе обстоятельств). Он стыдился именно того, что он, Раскольников, должен смириться и покориться перед «бессмыслицей» какого-то приговора (Ф. Достоевский).
согласно чему (устар. чего) и с чем. 1. чему (на основании чего-либо). Согласно предписанию. Согласно уставу.
сообразно чему и с чем. 1. чему (согласно чему-либо, на основании чего-либо). Действовать сообразно своему убеждению. 2. с чем (в соответствии с чем-либо). Поступать сообразно с заведенным порядком.
соответствие чему, между чем и с чем. Соответствие производственных отношений характеру производительных сил. Соответствие между спросом и предложением. В соответствии с новым постановлением.
соразмерно чему и с чем. Производить затраты соразмерно доходам (с доходами). Получить зарплату соразмерно с количеством и качеством труда (количеству и качеству труда).
состязание в чем и по чему. Состязание в выдержке. Состязание в остроумии. Состязание в беге (по бегу). Состязание по боксу.
способный к чему и на что. 1. к чему (имеющий способность, склонность к чему-либо). Способный к музыке. Способный к труду. 2. на что (готовый, расположенный Сделать что-либо). Способный на жертвы. Способный на большие дела. Ее пустота не мешала ей бывать способной на порывы чувств по отношению к тому, кто ей нравился (К. Симонов).
ставить (в разных значениях) что-либо куда и где. 1. куда (направление действия). Ставить книги в шкаф. Ставить посуду на стол. Ставить резолюцию на голосование. Я все чаще думаю о матери, ставя ее в центр всех сказок и былей, рассказанных бабушкой (М. Горький). 2. где (место действия). Он со стуком и со злобой ставил во флигеле ружье… (А. Чехов). Гвардейский корпус Литовченки всегда ставили на главном направлении армейского удара (Л. Леонов).
стандарт (стандарты) чего и на что. Стандарт мебели. Стандарт на металлическое литье.
стартовать (начать полет, взлететь) куда, где, откуда. Стартовать в космос. Стартовать на космодроме. Стартовали на колесах с того же аэродрома, на который недавно садились на лыжах (М. Водопьянов).
стать (в разных значениях) куда (на что) и где (на чем). 1. куда (направление действия). Стать за прилавок. Стать на пост. Стать на ноги…. Хаджи-Мурат стал босыми ногами на бурку (Л. Толстой). 2. где (место действия). Стать в дверях. Взошел месяц, над болотом стал туман, заквакали лягушки (Гл. Успенский),
стимул чего, для чего и к чему. Истинным стимулом человеческой жизни является завтрашняя радость (А. Макаренко). Стимул для работы. Стимулы к повышению производительности труда.
тенденция чего и к чему. Тенденция развития народного хозяйства. Тенденции к росту инфляции.
толщиной и толщиной в (чаще употребляется беспредложная конструкция). Стена толщиной полметра (толщиной в полметра). 1. толщиной в (при выражении в единицах измерения). Доска толщиной в 40 миллиметров. 2. толщиной с (при указании на предмет, к которому приравнивается по величине, размерам другой предмет). Валик толщиной с руку. Серебряная нить толщиной с конский волос.
требовать (в разных значениях) чего и (реже) что. 1. чего. Требовать внимания. Требовать объяснений. Требовать правдивого отражения жизни в литературе. Здоровье требовало теплого климата (И. Тургенев). Старый сарай давно уже валился и требовал починки (Дм. Мамин-Сибиряк). 2. что (при конкретизации объекта). Требовать свою зарплату. Требовать пропуск. Требовать одолженные деньги. 3. от кого и у кого, с кого. Требовать от абонента (у абонента) взятую в библиотеке книгу. Требовать квартплату с жильцов.
тревожиться за кого — что и о ком — чем. Мать тревожилась за сына. Я тревожусь за здоровье Саши (Н. Чернышевский). Ира вдруг подумала, как теперь о ней тревожится муж.
уверенность в чем (не во что). Уверенность в победе правого дела. Уверенность в своих силах.
угроза кому — чему и для кого — чего. Лисица представляет собой угрозу охотничьему хозяйству. Сильные морозы при отсутствии снега — угроза для озимых.
удобный для кого — чего и кому. Удобное для всех время, удобное для занятий помещение. Характер у него самый удобный для компании: светлый, ровный, бесхитростный и ласковый (А. Куприн).
уложить (в разных значениях что-либо куда (во что) и где (в чем). I. куда (направление действия). Григория внесли в горницу… раздели и уложили на кровать (М. Шолохов). 2. где (место действия). Калиныч уложил нас на свежем сене (И. Тургенев). Эту мысль можно в трех строках уложить (Вл. Гиляровский).
ускорение чего и в чем. 1. чего (объект действия). Ускорение движения. 2. в чем (область действия). Ускорение во всех отраслях экономики Китая.
усмотрение: на усмотрение и по усмотрению. Решение вопроса оставляем на ваше усмотрение. Он привык действовать по своему усмотрению.
утверждения: на утверждение и для утверждения (первый вариант имеет более книжный характер). Проект закона внести на утверждение Госдумы РФ (официальный текст). Текст контрольной работы был послан в роно для утверждения.
по утверждении — по утверждению. 1. По утверждении (после утверждения, надлежащим образом оформленного). Работа над осуществлением технического проекта будет начата по утверждении его всеми инстанциями (из деловых бумаг). 2. по утверждению (на основании утверждения — обоснованного суждения). По утверждению специалистов, возможны существенные изменения климата на земном шаре.
факт чего. В прошлом очерке мы приводили факты бурсацкого невежества (Н. Помяловский).
фрагмент чего и из чего. 1. чего (отрывок). Фрагмент древней рукописи, фрагмент романа, фрагмент записи концерта. 2. Из чего и (реже) чего (часть какого-либо произведения искусства). Фрагмент из оперы (фрагмент оперы).
характеристика (официальный документ, содержащий отзыв о чьей-либо служебной и общественной деятельности) кого и (во избежание двузначности) на кого. Характеристика аспиранта. Характеристика претендента на занятие должности. Запросить характеристику на Иванова.
цель: с целью чего и в целях чего. С инфинитивом употребляется первое сочетание: С целью осуществить… В целях осуществления…
цена чего, кому — чему, за что и на что. Цена одной пары туфель 400 тысяч рублей. Цена всему этому грош. Цена за билет в кинотеатр…. Мужик сам знает цену хлебу (А.Н. Толстой). По мере спроса на ее [белки] мех цена на него возрастала… (Вл. Арсеньев).
ценой и ценой в (чаще употребляется беспредложная конструкция). Ваза ценой 25 тысяч рублей (цент в 25 тысяч рублей).
часть чего и от чего. Часть этого дохода (от этого дохода) предприятие выделило на культурно-просветительные мероприятия (из статьи в газете).
ширина: шириной и шириной в (чаще употребляется беспредложная конструкция). Коридор шириной три метра (шириной в три метра). При отсутствии числительного употребляется предложная конструкция. Ткань шириной в метр.
шум чего и от чего. Доносился шум мотора (от мотора). эпилог чего и к чему. Эпилог романа Н.Г. Чернышевского «Что делать?». Эпилог к опере М.И. Глинки «Иван Сусанин».
ясный (хорошо понимаемый, очевидный, не оставляющий сомнений в чем-либо) кому и для кого. Мне стало ясно. Недостатки прежней системы работы сделались ясны как день даже для непосвященных (из периодической печати).
Сопоставляя сочетания книга, которая лежит на столе и книга, лежащая на столе, мы отмечаем нейтральный характер конструкции с придаточным предложением (употребляется в разных речевых стилях) и книжный характер конструкции с причастным оборотом. Точно такое же различие находим между сочетаниями когда читаю книгу, делаю выписки и читая книгу, делаю выписки.
При пользовании причастными оборотами следует учитывать присущие им грамматические особенности, чтобы предупредить возможные нарушения литературной нормы. Часто встречаются следующие ошибки:
1) причастие неправильно согласуется в падеже с определяемым существительным, например: Базарову и вообще людям этого типа, прошедшего тяжелую школу жизни, присущи указанные выше черты (вместо: прошедшим),
2) смешивается временное значение причастий, например: Выступающий с заключительным словом докладчик ответил на все вопросы (вместо: выступивший),
3) неудачно используются возвратные формы (на — ся), которые могут иметь различные значения (страдательное, возвратное и др.), например: коровы, отправляющиеся на убой (вместо: отправляемые);
4) ошибочны формы причастий на — щий от глаголов совершенного вида (со значением будущего времени), например: Люди, попытающиеся это сделать (вместо:… которые попытаются это сделать);
5) неправильны причастные формы от глаголов в сослагательном наклонении (с частицей бы), например:
Слово получит каждый, пожелавший бы выступить (вместо:… кто пожелает выступить);
6) нарушается порядок слов в предложении с причастным оборотом: весь оборот должен стоять или после определяемого слова (лекция, прочитанная для студентов), или перед ним (прочитанная для студентов лекция), но не должен включать в себя определяемое существительное (прочитанная лекция для студентов),
7) употребляется причастие без зависимых от него слов, нужных для полноты высказывания, например: Направляемые молодые специалисты быстро осваиваются с обстановкой на местах (направляемые кем? направляемые куда? направляемые зачем?), в этих случаях следует добавлять зависимые от причастия слова; направляемые министерством… направляемые для работы на периферию… направляемые в распоряжение… и т. д.
Деепричастие, как правило, указывает на действие подлежащего, поэтому не должно употребляться в следующих случаях:
1) если действие, выраженное сказуемым, и действие, выраженное деепричастием, относятся к разным лицам, например: Возвращаясь домой, меня застиг дождь (вместо: Когда я возвращался домой…),
2) если в безличном предложении имеется логическое подлежащее (предмет мысли), например: Подходя к лесу, мне стало холодно (вместо: Когда я подходил к лесу…);
3) если предложение выражено страдательной конструкцией, например: Получив тяжелую контузию, летчик был спасен партизанами (разные субъекты двух действий: действия, выраженного сказуемым, — партизаны, и действия, выраженного деепричастием, — летчик).
Неумелое использование отглагольных существительных приводит к нарушению литературной нормы. Наиболее часто встречаются следующие недостатки в конструкциях с отглагольными существительными:
1) неясность смысла фразы, например: Обсуждался вопрос о выполнении плана (неизвестно, идет ли речь о том, что план выполнен, выполняется или будет выполнен);
2) канцелярский характер высказывания, например: Для выполнения требования устранения отставания производства деталей намечены конкретные мероприятия;
3) искусственный характер словообразования, например: не — вхождение в созданную организацию, непредоставлен и е помещения, разбитие стекла и т. п.;
4) усложнение конструкции, например: произвести повертывание рычага (вместо: повернуть рычаг), было проведено обследование деятельности комбината (вместо: была обследована деятельность комбината).
Разные типы сложных предложений (сложносочиненные, сложноподчиненные, бессоюзные) широко используются во всех речевых стилях. Не всегда при этом соблюдаются нормы их построения. К нарушениям норм относятся:
1) постановка рядом двух однозначных союзов (но однако, что будто бы и т. п.);
2) неправильный выбор союза, например: Опыт новаторов получит широкое распространение лишь тогда, если пропаганда его будет поставлена на должную высоту (вместо если нужен союз когда, соотносительный со словом тогда в главном предложении);
3) неуместное повторение частицы бы в придаточном предложении, в котором сказуемое выражено условно-сослагательным наклонением, например: Если бы эти мероприятия были бы проведены, завод вышел бы на первое место (получилось сочетание если бы… бы; второе бы лишнее);
4) повторение одних и тех же союзов или союзных слов при последовательном подчинении придаточных предложений: Дискуссия приняла такой оборот, что можно смело утверждать, что ее участники не смогут прийти к компромиссу (повторение слова что); Растет число культурных работников, которые считают своим долгом работать среди народных масс, которые стремятся к знаниям (повторение союзного слова который);
5) неправильный порядок слов, создающий неясность или двусмысленность, например: Беседа с руководителем драмкружка, который недавно поставил новую пьесу (неясно, к какому из двух предшествующих существительных относится слово который; в зависимости от нужного смысла следовало сказать или недавно поставившим… или недавно поставившего…);
6) соединение в качестве однородных синтаксических элементов придаточного предложения и причастного оборота, например: Хорошее впечатление производит фильм, созданный как документальный и который вместе с тем воспроизводит приемы художественной ленты;
7) смешение прямой речи с косвенной, например: Заведующий клубом сослался на плохое помещение и сказал, что в связи с этим условий для работы у меня нет (вместо:… у него нет).
Как отмечалось выше, нормативность речи является важнейшим условием ее действенности. Всякое отклонение от литературной нормы, будь то в отборе лексико-фразеологических средств или в выборе грамматических форм и конструкций, препятствует непосредственному и точному восприятию содержания письменной и устной речи.
Для успеха выступления существенное значение имеет выразительность речи, которая достигается четким, ясным произношением, правильной интонацией, умело расставленными паузами. Особое внимание следует уделять темпу речи, силе голоса, убедительности тона, а также требованиям ораторского искусства: позе, жестам, мимике.
Важная роль отводится нормативному произношению и ударению. Отклонения от орфоэпических норм становятся помехой в общении с аудиторией: отвлекают внимание от содержательной стороны выступления, направляют мысль на второстепенные детали.
Русская орфоэпия (от греч.: ортос — правильно, эпос — речь) включает в себя правила произношения безударных гласных, звонких и глухих согласных, правила произношения отдельных грамматических форм, особенности произношения слов иноязычного происхождения.
Важнейшие черты русского литературного произношения сложились в первой половине XVIII века на основе разговорного языка города Москвы. К этому времени московское произношение лишилось узкодиалектных черт, соединило в себе особенности произношения северных и южных говоров русского языка. Московские произносительные нормы передавались в другие экономические и культурные центры в качестве образца и там усваивались на почве местных диалектных особенностей. Так складывались произносительные черты, не свойственные московской орфоэпической норме (наиболее четко были выражены особенности произношения в Петербурге — культурном центре и столице России ХVIII-ХIХ вв.).
Произносительная система современного русского литературного языка в своих основных и определяющих чертах не отличается от произносительной системы дооктябрьской эпохи. Различия между ними имеют частный характер (отпали отдельные черты произносительного просторечия, в ряде случаев произошло сближение произношения с написанием, появились новые произносительные варианты). Хотя полной унификации литературного произношения нет, в целом современные орфоэпические нормы представляют собой последовательную систему, развивающуюся и совершенствующуюся. В формировании литературного произношения огромную роль играют театр, радиовещание, телевидение, звуковое кино, которые служат мощным средством распространения орфоэпических норм и поддержания их единства.
В зависимости от темпа речи различаются стили полный и неполный. Полный стиль (при медленном темпе речи) отличается отчетливым произношением звуков, тщательностью артикуляции, а в неполном стиле (при быстром темпе речи) отмечается менее отчетливое произношение звуков, сильное редуцирование (сокращение).
Более существенное значение имеет классификация стилей произношения, связанная со стилистической дифференциацией языка в целом (особенно со стилистическими разграничениями в лексике) и с наличием или отсутствием экспрессивной окрашенности и характером последней. Стилистически не окрашен нейтральный стиль произношения, которому противопоставляются, с одной стороны, высокий (книжный, академический) стиль, а с другой — разговорный стиль (оба стилистически окрашенные).
Различие между названными стилями проявляется, во-первых, в соотносительности их норм с соответствующими лексическими пластами: слова нейтрального стиля в своем звучании оформляются по нормам нейтрального стиля произношения, слова высокого стиля — по нормам высокого стиля произношения, слова разговорные — по нормам разговорного стиля произношения. Так, относящиеся к высокой лексике слова дерзание, свершение произносятся со звуком [эи] в первом предударном слоге (ср. преобладающее сейчас произношение [иэ] не в высоком стиле). Наоборот, слова разговорного стиля при наличии произносительных вариантов оформляются по нормам разговорного стиля произношения. Так, в словах втемяшиться, зятек в первом предударном слоге обычно произносится гласный [и]. Во-вторых, различие между стилями произношения может сказаться в том, что некоторые нормы нейтрального стиля имеют свои соответствия в высоком или разговорном стиле. Ср. произношение слов [со]нет, [фо]нетика в высоком стиле и [са]нет, [фа]нетика — в нейтральном. Или произношение слов [кагда], [шъз'д'иэса'т] (шестьдесят) в нейтральном стиле и [када], [шыис'ат] — в разговорном.
В безударных слогах гласные подвергаются редукции — качественным и количественным изменениям в результате ослабления артикуляции. Качественная редукция — это изменение звучания гласного с потерей некоторых признаков его тембра, а количественная — это уменьшение его долготы и силы. В меньшей степени редуцируются гласные, находящиеся в первом предударном слоге, в большей степени — гласные остальных безударных слогов.
В первом предударном слоге на месте букв о и о произносится звук [а]. От ударяемого [а] он отличается меньшей продолжительностью и более задним образованием. Например: тр[а]ва, с[а]сна.
В остальных безударных слогах на месте букв а и о произносится краткий звук, средний между [ы] и [а], обозначаемый в транскрипции знаком [ъ]. Например: тр[ъ]вяной, з[ъ]лотой, школ[ъ], выз[ъ]в.
В начале слова безударные [а] и [о] произносятся как [а], например: [а]зот, [а]бладать.
После твердых шипящих [ж] и [ш] гласный [а] в первом предударном слоге произносится как [а], например: ж[а]ргон, ш[а] гать. Но перед мягкими согласными произносится звук, средний между [ы] и [э], например: ж[ыэ]леть, лош[ыэ]дей.
После мягких согласных в первом предударном слоге на месте букв ей я произносится звук, средний между [и] и [э], например: виэ сна, чиэсы.
В остальных безударных слогах на месте букв ей я произносится очень краткий [и], в транскрипции обозначаемый знаком [ь], например: в[ь]ликан, вын[ь]сти, п[ь]тачок, выт[ь]нуть.
На месте сочетаний букв аа, ао, оа, оо в предударных слогах произносятся гласные [аа] например: з[аа]сфальтировать, з[аа]дно, п[аа]нглийски, в[аа]бразить.
В конце слов и в их середине перед глухими согласными звонкие согласные оглушаются, например: ястре[п], разбе[к], запа[т], бага[ш], ко[ш]сырье, тра[ф]ка.
На месте глухих согласных перед звонкими, кроме в, произносятся соответствующие звонкие, например: [з]бежать, о[д]бросить, во[г]зал.
В ряде случаев наблюдается так называемое ассимилятивное смягчение, то есть согласные, стоящие перед мягкими согласными, произносятся мягко. Это относится в первую очередь к сочетаниям зубных согласных, например: [з’д’]есь, гво[з’д']и, е[с'л']и, ка[з'н’], ку[з'н']ец, пе[н’с’]ия. Встречаются два варианта произношения, например: [з'л’]ить и [зл’]ить, по[с'л']е и по[сл']е.
Двоякое произношение наблюдается в сочетаниях с губными согласными, например: [д’в']ерь и [дв’]ерь, [з’в’]ерь и [зв’]ерь. В целом регрессивная ассимиляция по мягкости в настоящее время идет на убыль.
Двойные согласные являются долгим согласным звуком обычно тогда, когда ударение падает на предшествующий слог, например: гру[п]а, ма[с]а, програ[м]а. Если же ударение падает на последующий слог, то двойные согласные произносятся без долготы, например: а[к]орд, ба[с]ейн, гра[м]атика.
В словах иноязычного происхождения, не окончательно усвоенных русским языком, на месте буквы о, в отличие от русской орфоэпической нормы, в безударном положении произносится [о], то есть без редукции: б[о]а, [о]тель, кака[о], ради[о]. Допускается двоякое произношение: п[о]эт — п[а]эт, с[о]нет — с[а]нет и др.
Перед гласным, обозначаемым буквой е, во многих иноязычных словах согласные произносятся твердо: ат[э]лье, код[э]кс, каф[э], Шоп[э]н.
В публичных выступлениях, как и в бытовой речи, нередко возникают затруднения с употреблением мужских и женских имен и отчеств. В их произношении имеются особенности, которые следует учитывать в нормативной речи. Достаточно вспомнить, как обычно в беглой речи произносятся имена и отчества типа Павел Павлович (Пал Палыч) или Марья Ивановна (Марь Иванна).
Многие из этих произносительных особенностей, по своему происхождению примыкающих к разговорному просторечию, с течением времени перешли в общий литературный язык и в настоящее время употребляются в разных стилях устной речи, в том числе и в речи публичной.
Вместе с тем необходимо учитывать обстановку, уместность или неуместность стяженного (сокращенного) произношения имен и отчеств. Так, в личной беседе, непосредственно обращаясь к человеку, мы говорим: Михал Иваныч, садитесь, пожалуйста. Но в официальной речи скажем: Вечер, посвященный памяти Федора Ивановича Шаляпина. Полное, максимально приближенное к написанию произношение находим также в чтении официальных документов: указах о награждении граждан нашей страны орденами и медалями, о присвоении им почетных званий и т. п.
Полное произношение распространяется на иноязычные имена-отчества, например: Фридрих Карлович (не: Карлыч), Гуго Брунович (не Бруныч) и т. п.
Имя, произносимое без отчества, читается полностью: Михаил.
Своеобразная экономия времени и усилий выражается и в том, что мужские имена с ударением на основе при их употреблении вместе с отчествами в устной речи обычно не изменяются по падежам, хотя на письме передается и склонение имен, например: был у Сергей Иваныча, обратитесь к Степан Петровичу> беседовал с Максим Семенычем, речь шла о Федор Палыче.
В мужских отчествах от имен на твердый согласный на месте безударного суффикса — ович произносится — ыч, например: Антоныч, Богданыч, Демьяныч, Платоныч, Семеныч, Степаныч, Тихоныч, Федорыч, Федотыч и т. п.
Вместо Александрович обычно звучит Алексаныч (реже Александр ыч). Само имя Александр при сочетании с отчеством, начинающимся с согласного звука, обычно произносится без конечных согласных: Алексан Петрович, Алексан Матвеич. В беглом просторечии на месте сочетания Александр Александрович встречаем Сан Саныч.
В мужских отчествах от имен на ударяемые — ей и — ай на месте суффикса — евич произносится — ич, например: Алексеич, Андреич, Евсеич, Ермолаич, Николаич.
В мужских отчествах от имен на безударное — ий на месте суффикса — евич обычно произносится — ич, например: Анатолии, Арсенич, Василии, Евгении, Григории, Аркадии, Игнатии, Афанасии, Феодосии.
Иногда неправильно произносят некоторые имена, например неверно ставят ударение в имени Алексий — его древнее звучание отличается ударением на последнем слоге.
Женские отчества от имен на — ей произносятся со стяжением — одним гласным е на месте сочетания ее, например: Андревна, Алексевна, Матвевна, Сергевна. Однако отчества от более редких имен могут произноситься без стяжения: Дорофеевна, Евсеевна, Евстигнеевна, Корнеевна, Патрикеевна.
Женское, отчество Николаевна произносится со стяжением — Николавна.
Сочетание — ов- во многих отчествах не произносится: Владиславна, Вячеславна, Святославна, Ярославна.
В женских отчествах от имен на и и л безударный слог ов, следующий непосредственно за ударяемым слогом, не произносится: Антонна, Богданна, Демьянна, Иоанна, Акимна, Ефимна, Максимна, Трофимна.
Женское отчество Александровна произносится как Алексанна, Михайловна — как Михална, Павловна — как Полна.
Более употребительные женские отчества от имен на — ий обычно произносятся без ев: Василька, Анатольна, Савельна, Арсеньна, Евгеньна, Аркадьна, Афанасьна, Григорьна, Юрьна.
Менее распространенные женские отчества от имен на — ий могут сохранять сочетание — ев: Валерьевна, Корнельевна, Меркурьевна, Геннадьевна.
Многие односложные имена существительные мужского рода имеют в косвенных падежах единственного числа ударение на окончании, например: бинт — бинта, блин — блина, боб — боба, винт — винта, горб — горба, жгут — жгута, зонт — зонта, кит — кита, клок — клока, клык — клыка, ковш — ковша, крюк — крюка, куль — куля, линь — линя, плод — плода, серп — серпа, скирд — скирда, хорь — хоря, цеп — цепа, шест — шеста, штрих — штриха.
В винительном падеже единственного числа существительные женского рода имеют ударение то на окончании, то на корне; ср.:
1) ботва — ботву, весна — весну, десна — десну, зола — золу, кирка — кирку, нора — нору, овца — овцу, роса — росу, соха — соху, стопа — стопу;
2) гора — гору, доска — доску, зима — зиму, стена — стену, сторона — сторону, цена — цену, щека — щёку.
С ударением на окончании произносятся некоторые имена существительные женского рода при употреблении с предлогами в и на в обстоятельственном значении: в горсти, на груди, на двери, в кости, в крови, в ночи, на печй, в связи, в сети, в степи, в тени, на цепи, в чести.
В родительном падеже множественного числа произносятся:
1) с ударением на основе: местностей, почестей, прибылей;
2) с ударением на окончании: ведомостей, крепостей, новосткй, повестей, скатерткй, стерлядкй, четвертей.
Различается произношение ступеней (в лестнице) и ступеней (ступень развития чего-либо).
Иногда предлоги принимают на себя ударение, и тогда следующее за ним существительное (или числительное) оказывается безударным. Чаще всего ударение перетягивают на себя предлоги на, за, под, по, из, без, например:
на: на воду, на ногу, на руку, на спину, на зиму, на душу, на стену, на голову, на сторону, на берег, на год, на дом, на нос, на угол, на ухо, на день, на ночь, на два, на три, на шесть, на десять, на сто;
за: за воду, за ногу, за волосы, за голову, за руку, за спину, за зиму, за душу, за нос, за год, за город, за ухо, за уши, за ночь, за два, за три, за шесть, за десять, за сорок, за сто;
под: под ноги, под руки, под гору, под нос, под вечер;
по: по морю, по полю, по лесу, по полу, по носу, по уху, по два, по три, по сто, по двое, по трое;
из: из лесу, из дому, из носу, из виду;
без: без вести, без толку, без четверти, без году неделя.
Ср. также: час от часу, год от году, до ночи, до полу и др.
Во многих глаголах в прошедшем времени в форме женского рода ударение стоит на окончании, реже на основе; ср.:
1) брала, была, взяла, вила, вняла, врала, гнала, дала, доняла, драла, жила, задала, заняла, звала, лила, нажила, наняла, начала, пила, плыла, поняла, прибыла, приняла, рвала, раздала, слыла, сняла, спала и др.;
2) била, брила, дула, жала, клала, крала, крыла, мыла, мяла, пала, рожала, шила.
У многих страдательных причастий прошедшего времени ударение стоит на основе, кроме формы единственного числа женского рода, в которой оно переносится на окончание, например: взят — взята — взято — взяты; начат — начата — начато — начаты; придан — придана — придано — приданы; принят — принята — принято — приняты; продан — продана — продано — проданы; прожит — прожита — прожито — прожиты и т. д.
Но от причастий на — бранный, — дранный, — званный форма женского рода имеет ударение на основе; ср.:
забрана, ндбрана, требрана, Избрана, прибрана, вобрана, подобрана, разобрана, собрана, отобрана, убрана и т. д.;
задрана, надрана, ободрана, разодрана, изодрана, продрана, содрана, отодрана и т. д.;
зйзвана, обозвана, подозвана, отозвана и т. д.
Ниже приводится перечень слов, в произношении или ударении которых наблюдаются колебания или трудности.
А
абрек (не рэ)
авАры, авар и аваров
Августовский (но имя собственное — АвгустОвский; АвгустОвские леса и т. п.)
авиазавОдский и авиазаводскОй
автОбус
автОграф
автозавОдский и автозаводскОй
агЕёнт
агЕнтство
агОния
агрЕссия
агронОмия
адеквАтный (дэ)
акадЕмия (не дэ)
акварЕль (не рэ)
аккордеОн (не дэ)
акушЕр (не ше)
алкоголь (не Алкоголь)
алфавИт
альтернатИва (тэ)
анАтом
анестезИия (нэ; тэ)
анонИм
антЕнна (тэ)
антитЕза (тэ)
апартАменты и апартамЕнты
апартеИд (тэ)
апострОф (не апОстроф)
арбУуз, арбУза, мн. арбУзы
аргумЕнт
арЕст
аристокрАтия
асбЕст
асимметрИя
астерОид (тэ)
атеИзм (тэ)
ательЕ (тэ)
Атлас (собрание географических карт)
атлАс (ткань)
атлЕт (не атлёт)
Атомный
афЕра (не афЁра)
Б
бАгрить (вытаскивать багром) багрить (окрашивать в багровый цвет)
балОванный (не бАлованный)
баловАть (не бАловать)
банкнбО и банкнОта
бАржа и баржА
бАрхатка и бархОтка
бассЕйн (не сэ)
батальОн (льё)
бЕдный, мн. бЕдны и беднЫ
безвлАстный (сн)
безжалостный (сн)
безнадЁжный
безУдержный
без Умолку
бензопровОд
бесхребЕтный (не бё) библиотЕка
бижутЕрия и бижутерИя (тэ)
бизнесмЕн
бинт, бинтА
блЕдный, мн. блЕдны и бледныЫ
блЕф (не лё)
блИзкий, мн. блИзки и близкИ
блин, блинА
блокИрованный блокИровать
бОдрый, мн. бОдры и бодрЫ
бомбардировАть
боЯзнь
братАние
братАться
брать, прош. брал, бралА
бредовОй и бредОвый
брОня (закрепление чего-н. за кем-н.)
бронЯ (защитная облицовка из стали)
брошЮра (шу)
бульОн (льё)
буржуазИя
бытиЕ (не бытиЁ)
бюрокрАтия
В
вАжный, мн. важнЫ (существенны) и вАжны (напыщенны)
валЕжник (не лё)
валовОй (не вАловый)
варИть, варЮ, вАришь
ватерлИния (тэ)
ватерпОло (тэ)
вАхтёр (содержатель судового имущества)
вахтЁр (дежурный сторож)
ваЯние (не вАяние)
ваЯтель
введЁнный (не ввЕденный)
вЕдомость, род. мн. ведомостЕй
великовОзрастный (ст)
вЕрба
вербОвщик
вероисповЕдание
верстА
вертЕть, верчУ, вЕртишь
вертЯщий
ветеринАрия
взрывнОй
вИдение (способность видеть)
видЕние (призрак)
визИрь (не вИзирь)
вклИнить и вклинИть
вкУсный, мн. вкуснЫ и вкУсны
влАстный (сн)
внесЁнный (не внЕсенный)
волшебствО
вОльный, мн. вОльны и вольнЫ
во-пЕрвых
вор, вОра, мн. вОры
воспроизведЁнный (не воспроизвЕденный)
врЕдный, мн, врЕдны и вреднЫ
временщИк
всплЕск (не лё)
втОргнуться
втрИдешева
втрИдорога
высОкий, мн. высОки и высокИ
Г
газирОванный
газировАть и газИровать
газопровОд
гантЕль (тэ)
гастронОмия
гегемОния
гектАр
генезис (нэ)
герб, гербА, мн. гербЫ
гЕрбовый
гладИльный (не глАдильный)
глИссер
глубОкий, мн. глубОки и глубокИ
гОдный, мн. гОдны и годнЫ
голОдный, мн. гОлодны и голоднЫ
гОрдиев узел
гОрестный (сн)
горнозавОдский и горнозаводскОй
горчичник (шн)
госпитАльный
гофрирОванный
гофрировАть (не гофрИровать)
гравирОванный
гренадЕр (не гренадЁр)
грешный, мн. грЕшны и грешнЫ
гриб, грибА
грОзный, мн. грОзны и грознЫ
гротеск (тэ)
грузИть, гружУ, грУзишь
грУзный, мн. грУзны и грузнЫ
грУстный, мн. грустнЫ и грУстны (сн)
гУсеница
гУсь, гУся
Д
давнИшний
дать, прош. дАло и далО
двоЮродный
дЕльта (дэ)
демАрш (дэ)
демокрАтия
денационализАция (дэ)
департАмент
дЕспот
деспотИя
детектив (дэ; тэ)
де-фАкто (дэ)
дефИс (не дЕфис)
децимЕтр
де-юре (дэ; рэ)
дЕятельность
диАгноз
диалОг (не диАлог)
диОптрия
дипломИрованный
диспансЕр (сэ)
дисплЕй
дистиллирОванный
длИнный, мн. длИнны (стихи длИнны) и длиннЫ (рукава длиннЫ)
добросОвестный (сн)
добрый, мн. добрЫ и дОбры
добЫча
доведЁнный (не довЕденный)
довезЁнный (не довЕзенный)
договОр, мн. договОры договорЁнность
дозвонИться, дозвонЮсь, дозвонИшься
докумЕнт
дОллар
донЕльзя
допечЁнный (не допЕченный)
доскА, вин. дОску, мн. дОски, досОк, доскАм
драматургИя
древкО
дремОта
дружИть, дружУ, дрУжишь дрУжный, мн. дрУжны и дружны дурнёй, мн. дурны и дурны духовник дымопровёд
Е
египтЯнин
едИнство (не единствО)
еретИк
Ж
жАлостный (сн)
железА, мн. жЕлезы, желЁз, железАм
желЕзка (кусок железа)
желЁзка (маленькая железА)
жестОко
жестянОй
житиЕ
З
забелЁнный (не забЕленный)
забронИровать (закрепить что-н. за кем-н.)
забронировАть (покрьпъ броней)
заведЁнный (не завЕденный)
завезЁнный (не завЕзенный)
завИдно (не зАвидно)
завсегдАтай
зАговор
заговОрщик
заголОвок
задОлго
заЁм (не займ)
зазвонИть, зазвонЮ, зазвонИшь
заИндеветь
заискрИться и заИскриться
закАзник
заклИнить и заклинИть
закУпорить (не закупОрить)
залоснИться
замаскирОванный
замаскировАть
замЕдленный
заморЁнный
занесЕнный (не занЕсенный)
занятОй (человек)
зАнятый (дом)
заострЁнный
запаснОй и запАсный (выход, полк, путь)
заржАветь и заржавЕть
заселЁнный (не засЕленный)
заслУженный
засОленный (об овощах)
засолЁнный (о почве)
засорЁнный (не засОренный)
зАсуха
затОченный (карандаш)
заточЁнный (узник)
звонИть, звонЮ, звонИшь
здрАвница
зимОвщик
злОба
злОстный (сн)
знАмение
знАчимость
золА, вин. золУ
зонт, зонтА
зубчАтый
И
идентИчный (дэ)
иерОглиф
избА, вин. избУ и Избу
избалОванный избаловАть
Избранный
изваЯние (не извАяние)
извЕстный (сн)
изгнАнник
Издавна
изнемождЁнный
изобретЕние
Изредка
иллюстрИрованный
Импорт
Импульс
Иначе и инАче
Индекс (да)
индустрИя (реже индУстрия)
иноплемЕнный (не иноплемЁнный)
инструмЕнт
интервИдение (тэ)
интервьЮ (тэ)
интернАт (тэ)
интерьЕр (тэ)
Искра
искрИстый и Искристый
искрИться и Искриться
исповедАние
Исподволь
иссУшенный
истЕкший (не истЁкший)
истерИя
исчЕрпать
К
кабарЕ (рэ)
кАмбала
камфарА и кАмфара
камфАрный и кАмфарный
карЕ (рэ)
каталОг (не катАлог)
катастрОфа
каучУк
кафЕ (фэ)
кафетЕрий (тэ)
квартАл (четверть года, часть города)
квАшение
кетА и кЕта
кетОвый и кЕтовый
кий, кИя и киЯ
киломЕтр
кинематогрАфия
кИрза и кирзА
кИрзовый и кирзОвый
КИТОВЫЙ (ус)
кичИться
клАдбище
кладовАя (не кладОвая)
класть, прош. клАл, клАла
клЕить, клЕю, клЕишь
клык, клыкА
кожУх
коклЮш (не кОклюш)
коллЕдж (англ.) и кОлледж
коллЕж (фр.)
колОсс
комбАйнер
комбинезОн (не нэ)
кОмпас (проф. компАс)
кОмплекс
компьЮтер (тэ)
конЕчно (шн)
контрАстный (сн)
корОткий, мн. кОротки и короткИ
кортЕж (тэ)
кОстный (сн)
кость: в костИ
костюмирОванный
коттЕдж (тэ)
крапИва
красИвее
кремЕнь
крепостнОй (сн)
крЕпость, род. мн. крепостЕй
кружАщий
кружИть, кружУ, крУжишь
крУпный, мн. крУпны и крупнЫ
крутОй, мн. крУты и крутЫ
кулинАрия и кулинарИя
купЕ (пэ)
кУхонный
кюрЕ (рэ)
Л
лАзер (зэ)
лассО
легкоатлЕт (не легкоатлЁт)
лексикОграф
ленИться
лЕстный (сн)
летаргИя
лИнь, линЯ
ломОта
ломОть
лубОчный
М
магазИн (не магАзин)
мальчикОвый
манЁвры
манИть, манЮ, мАнишь
манЯщий
мАрктинг
маркировАть мартЕн (тэ)
мастерскИ (не мАстерски)
мастерствО
медальОн (льё)
медикамЕнт (не медикАмент)
мЕльком
мЕнеджмент
мЕстность, род. мн. мЕстносгей
мЕстный (сн)
металлургИя (реже металлУргия)
метеорОлог
мизЕрный
мИлый, мн. мИлы и милЫ
модЕль (дэ)
мокрОта (слизистые выделения)
мокротА (сырость)
молодЁжь (не мОлодежь)
монолОг
монумЕнт
моркОвь
мотЕль (тэ)
мУтный, мн. мутнЫ и мУтны
муштрА
мЫкаться
мытАрство
мЫтарь
Н
навЕное
навЕрх (не нАверх)
нАголо (остричь)
наголО (держать шашки)
надОлго (не нАдолго)
надоУмить
нАискось
наковАльня
налОговый
налОженный: налОженный платёж
намЕрение (не намерЕние)
наОтмашь (не наотмАшь)
нарОчно (шн)
недоИмка (не недОимка)
неизвЕстный (сн)
некролОг (не некрОлог)
немотА
нЕнависть (не ненАвисть)
ненАстный (сн)
неподалЁку,
непревзойдЁнный
несессЕр (нэ; сэ; сэ)
несчАстный (сн)
нефтепрОвод (не нефтепровОд)
нефтЯник, (не нефтянИк)
новорождЁнный (не новорОжденный)
нОвость, род. мн. новостЕй
нОвый, мн. нОвы и новЫ
норА, вин, норУ
нормировАтъ
нОчь: в ночИ
О
обезУметь (не обезумЕть)
обеспЕчение (не обеспечЕние)
обесцЕнить
обетовАнный
областнОй (сн)
облегчИть (не облЕгчить)
обменЁнный (не обмЕненный)
ободрИть (не обОдрить)
обострИть (не обОстрить)
обрОненный и обронЁнный
обходнОй (лист, мост, путь) и обхОдный (маневр)
обЫденный
огУлом
одеколОн (не дэ)
одОлжить, одолжУ, одОлжишь
озлОбленный (не озлоблЁнный)
окнО, род. мн. Окон
окрЕстность (сн)
олигАрхия
омоложЁнный (не омолОженный)
опЕка (не опЁка)
оперИться
опломбировАть (не опломбИровать)
ополОснутый
оптОвый (не Оптовый)
ортопЕдия
осведомлЁнный
осЕдлый (не осЁдлый)
острогА
откУпорить (не откупОрить)
отчАсти
очЕчник (шн)
очистнОй (сн)
П
пантеОн (тэ)
паралИч (не парАлич)
партЕр (тэ)
пАсквиль
пАхота
пенснЕ (нэ)
пепелИще
перевезЁнный (не перевЕзённый)
переводнАя картинка
переводнОй балл; роман
переводнЫе экзамены
перевОдный бланк
переноснОй радиоприёмник
перенОсный: перенОсное значЕние
переходнОй мост, тоннёль; балл
перехОдный вОзраст; глагОл
пЕристые (облакА)
пЕтля и петлЯ
пиццерИя
планЁр
плЕсневеть
плОд, плода
пломбирОванный (не пломбИрованный)
пломбировАть (не пломбИровать)
побасЁнка (не побАсенка)
побелЁнный (не побЕленный)
повАренная (соль)
повЕрхностный (сн)
повторИть, повторЮ, повторИшь
погрУженный (на платформу)
погруженный (в воду, в мысли)
подарить, подарю, подаришь
подбодрить (не подббдрить)
подзаголОвок (не подзАголовок)
подметЁнный (не подмЕтенный)
подОгнутый (не подогнутый)
подросткОвый подсадный,
подсадная утка подсвёчник (шн) поедбм
поИмка (не пОимка) пОристый портфёль пОручни
посоленный (не посОленный)
постамёнт
пОстный (сн)
поутрУ
пОхороны: на похоронах
пОчесть, род. мн. пОчестей
почтальОн (льё)
прАв, мн. прАвы прачечная (шн)
предвосхИтить (не предвосхитить)
предмЕт
прелЕстный (сн)
премировАние
премирОванный
премировАть (не премИровать)
претендЕнт
приблИженный (к чему-н.)
приближЁнный (близкий)
прибыль, род. мн. прибылей
приведЁнный (не привЕденный)
привезЁнный (не привЕЗенный)
приговОр (не прИговор)
придАное (не приданое)
призЫв (не прИзыв)
призывнОй (возраст, пункт)
призЫвный (зовущий)
принесЁнный (не принЕсенный)
принорОвленный и приноровлЁнный
принУдить
прИнцип
приободрИть (не приобОдритъ)
приобретЕние (не приобрЕтение)
приобретЁнный (не приобретЕнный)
прирОст
приручЁнный (не прирУченный)
пристрАстный (сн)
проведЁнный (не провЕденный)
проЕкт (эк)
произведЕнный (не произвЕденный)
прОклятый (подвергшийся проклятию)
проклЯтый (ненавистный)
прОсека
простынЯ, род. мн. прОстынь и простынЕй
процЕнт
прояснИться (очиститься от туч)
проЯсниться (стать ясным)
псевдонИм
психОлог
пустЯчный (шн)
путепровОд (не путепрОвод)
пьЯный, мн. пьянЫ и пьЯны
Р
рАджа (не раджА)
рАдостный (сн)
разведЁнный (не развЕденный) развитОй (ребенок; развитАя промышленность; сеть железных дорог)
рАзвитый (в умственном отношении)
развИтый (раскрученный: развитые волосы; развитый конец веревки)
разминУться
разОгнутый (не разогнУтый)
разОмкнутый (не разомкнУтый)
рАкурс
ракУшка
раскУпорить
рассердИться
расщеплЁнный (не расщЕпленный)
револьвЕр (не ревОльвер)
рЕдкостный (сн)
рекА, вин. реку и рёку рёкрут
ремёнь (не рЕмень)
реномЕ (рэ; мэ)
ретировАться
ржАветь и ржавЕть
рОвен, не рОвен час (или: не ровён час) ромАн
руднИк (не рУдник)
руководИть, руковожУ, руководУшь
рУсло (не руслО)
рэкетИр
рысИстый
С
сАжень, род. мн. саженёй и сАжен
салютовать, салютую, салютуешь (не салютовать)
санитарАя
сантимЕтр
сведЁнный (не свЕзенный)
свЁкла (не свеклА)
свИтер (тэ)
сЕчь, прош. сЁк, секлИ, секлО
сИг, сигА
силЁн
сИлос (не силОс)
сиротА, ми. сирОты
скворЕчник (шн)
склОнен (к чему-н.)
склонЁн (перед кем-н.)
скоростнОй (сн)
скреплЁнный (не скрЕпленный)
скУчно (шн)
слАдостный (сн)
слОженный (из деталей)
сложЁнный (обладающий тем или иным телосложением)
слУчай
сметлИвый
снАдобье
соболЕзнование
совершЕнный (достигший совершенства)
совершЁнный (сделанный)
сОвестно (сн)
совмЕстный (сн)
совремЕнный
согбЕнный (не согбЁнный)
сОгнутый (не согнУтый)
созвонИться, созвонИмся
созЫв (не сОзыв)
солИть, солЮ, сОлишь
сосредотОчение (не сосредоточЕние)
срЕдство, мн. срЕдства
стабИльный
станкОвый (не станковый)
стАтус
статУт
стАтуя
стеногрАфия
столЯр (не стОляр) стрАстный (сн)
стрАшный, мн. стрАшны и страшнЫ
ступЕнь, род. мн. ступЕней (у лестницы) и ступНней (степень развития, этап)
сУдно
сцЕпленный (не сцеплённый)
счастлИвый, счАстлив
Т
тамОжник
тамОжня (не тАможня)
тАнкер
танцОвшица (не танцовщИца)
телеграфИя
тЕмп (тэ)
тендЕнция (тэ; дэ)
тЕндер (тэ; дэ)
тЕннис (тэ)
тЕнт (тэ)
тЕплиться
теплопровОд (не теплопрОвод)
тЕрмин (не тэ)
тЕрмос (тэ)
террОр
тЕсный, мн. тЕсны и теснЫ
тЕфтели и тефтЕли
тигрОвый (не тИгровый)
тиранИя
толика (не тОлика)
тОлстый, мн. тОлсты и толстЫ
тОпливный (не топлИвный)
тошнотА
трЕнер
тренировАть
трИер
трУдный, мн. трУдны и труднЫ
тЯгостный (сн)
тЯжба
У
уведЁнный (не увЕденный)
увезЁнный (не увЕзенный)
углубИть (не углУбить)
Уголь, род. Угля и углЯ
Угольный (от уголь)
угОльный (от угол)
украИнский
умЕрший (не умерший)
умЕстный (сн)
унесЁнный (не унЕсенный)
Унт, унтА, мн. унтЫ, унтОв и Унта, Унты, мн. Унты, Унт
упрощЁнный (не упрОщенный)
Устный (сн)
усугубИть
утИль, утИля
Ф
факсИмиле
фарвАтер (тэ)
фарфОр
феЕрия (эр; не феерИя)
фейервЕрк (не фЕйерверк)
фенОмен
фетИш
филантрОпия
филИстер (не филистЁр)
фольгА
формировАть
фОрум
фрезА
фундАмент
Х
хАнжество
хАос (в древнегреческой мифологии)
хАос и хаОс (беспорядок)
харАктерный (человек)
характЕрный (танец, поступок)
хирургИя
хлОпок, хлОпковый (растение)
хлопОк (удар)
ходАтайствовать
хозЯева
хОленый
холОдный, мн. хОлодны и холоднЫ
хОрь, хОря
хребЕт (не хребЁт)
христианИн
хронОграф
хронОметр
Ц
цемЕнт
цЕнностный (сн)
цитадЕль (дэ)
цИтрусовые
цыгАн
Ч
чабАн, чабанЕ
чАрдаш и чардАш
чАстный (сн)
чЕрпате
чЕстный (сн)
честь: в чЕсти
чИстый, мн. чИсты и чистЫ
Ш
шампиньОн (ньё)
шассИ
швеЯ
шевелИть, шевелЮ, шевелИшь
шимпанзЕ (зэ)
ширОкий, мн. ширОки и широкИ
шофЁр
шрИфт, шрифтА
штаб, мн. штАбы и штабЫ
штЕмпель (тэ)
штЕпсель (тэ)
щавЕль
щеголИха
щегольскИ
щелочнОй
щепОтка
Э
экзальтИрованный
Экскурс
экспЕрт
Экспорт
эмалировАть
эпИграф
эпилОг
Ю
юдОль
юрОдивый
Юрта
Я
языковОй (относящийся к словесному выражению мыслей)
языкОвый (относящийся к органу в полости рта)
яИчница (шн)
ярЕм
Яростный (сн)
Ясный, мн. Ясны и яснЫ
ячмЕнный
При оформлении письменной речи большую роль играет правильная, синтаксически и стилистически мотивированная расстановка знаков препинания — пунктуация.
В русской пунктуации употребляются десять знаков: точка, вопросительный знак, восклицательный знак, многоточие, запятая, точка с запятой, двоеточие, тире, скобки, кавычки.
Точка ставится:
1) в конце повествовательного предложения, например: Поздно. Ветер стая холодный. Темно в домине. Роща спит над отуманенной рекою. Луна сокрылась за горою (А. Пушкин);
2) в конце побудительного предложения (без восклицательной интонации), например: Позвольте мне прочесть в другой раз (А. Блок);
3) в конце рубрик перечисления.
Вопросительный знак ставится в конце вопросительного предложения, например: Ты откуда же взялся, Андрей?
(Б. Горбатов).
Восклицательный знак ставится:
1) в конце восклицательного предложения, например: Что за чудесный человек мой друг! (И. Тургенев);
2) в конце побудительного предложения (с восклицательной интонацией), например: Встань! Ступай отсюда! (А. Чехов);
3) после обращения, например: Старик! О прежнем позабудь… (М. Лермонтов).
Многоточие ставится:
1) при незаконченных высказываниях, при перерывах в речи, например: — А, так ты… — Я без души лето целое все пела (И. Крылов);
2) при цитатах для указания на то, что цитата приводится не полностью, например: Л.Н. Толстой писал «… В искусстве простота, краткость и ясность есть высшее совершенство формы искусства, которая достигается только при большом даровании и большом труде».
Запятая ставится:
1) между однородными членами предложения, например: Вопросы, восклицания, рассказы посыпались наперерыв (И. Тургенев);
2) при обособлении второстепенных членов предложения, например: Нас окружал со всех сторон сплошной вековой бор, равный по величине доброму княжеству (А. Куприн); Макар сидел на дровнях, слегка покачиваясь, и продолжал свою песню (Вл. Короленко);
3) в предложениях с уточняющими, пояснительными и присоединительными членами предложения, например: Внизу, в тени, шумел Дунай (Ф. Тютчев); Я проснулся поздно, часу в пятом пополудни (С. Аксаков); На другой день я с пятью якутами переправился через Лену, то есть через узенькие протоки, разделявшие бесчисленные острова (И. Гончаров); Люди часто посмеиваются над ним, и справедливо (В. Панова);
4) при обращении, например: Позвольте мне, читатель мой, заняться старшею сестрой (А. Пушкин);
5) при вводных словах, например: Тут, к неописуемому восхищению Пети, на старом кухонном столе устроена целая слесарная мастерская (Вал. Катаев); По словам капитана, до ближайшего порта остается два дня пути (И. Гончаров);
6) в сложносочиненных предложениях, например: Песок блестит на солнце теплым, желтым блеском, и на его бархате прозрачные здания подобны тонким вышивкам из белого шелка (М. Горький);
7) в сложноподчиненных предложениях, например: Старик приказал сварить мясо по-настоящему, чтобы оно имело хороший вид (Т. Семушкин);
8) при сравнительных оборотах, например: К Москве, как и ко всей стране, я чувствую свою сыновность, как к старой няньке (К. Паустовский);
9) в бессоюзных сложных предложениях, например: День был серый, небо висело низко, сырой ветерок шевелил верхушки трав и качал листья деревьев (И. Тургенев).
Точка с запятой ставится:
1) при однородных членах предложения, например: Во мраке смутно представлялись те же неясные предметы: в некотором отдалении черная стена, такие же движущиеся пятна; подле самого меня круп лошади, которая, помахивая хвостом, широко раздвигала задними ногами; спина в белой черкеске, на которой покачивалась винтовка в черном чехле и виднелась белая головка пистолета в шитой кобуре; огонек папиросы, освещающий русые усы, бобровый воротник и руку в замшевой перчатке (Л. Толстой);
2) в сложносочиненных предложениях, например: Мне стало как-то ужасно грустно в это мгновение; однако что-то похожее на смех зашевелилось в душе моей (Ф. Достоевский);
3) в сложноподчиненных предложениях, например: Давыдову становилось чуточку грустно оттого, что там теперь многое изменилось; что он теперь уже не сможет ночи напролет просиживать за чертежами; что теперь о нем, видимо, забыли (М. Шолохов);
4) в бессоюзных сложных предложениях, например: Березы, тополя, черемуха распускали свои клейкие и пахучие листья; липы надували лопавшиеся почки (Л. Толстой).
Двоеточие ставится:
1) при однородных членах предложения после обобщающего слова, например: Приметы осени связаны со всем: с цветом неба, с росой и туманами, с криком птиц и яркостью звездного неба (К. Паустовский);
2) в бессоюзных сложных предложениях, например: Погода была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями (А. Пушкин); Одно было несомненно: назад он не вернется (И. Тургенев); Вдруг я чувствую: кто-то берет меня за плечо и толкает (И. Тургенев); Птиц не было слышно: они не поют в часы зноя (Л. Толстой);
3) при прямой речи, например: В маленький городок вихрем ворвалась ошеломляющая весть: «Царя скинули!» (Н. Островский).
Тире ставится:
1) между подлежащим и сказуемым при отсутствии связки, например: Одиночество в творчестве — тяжелая штука (А. Чехов); О решенном говорить — только путать (М. Горький);
2) в неполном предложении, например: За ночным окном — туман (А. Блок);
3) при однородных членах предложения перед обобщающим словом, например: И старичок, и я — мы оба веселились (К. Паустовский);
4) при обособленных приложениях, например: Я не слишком люблю это дерево — осину (И. Тургенев);
5) при вводных и вставных предложениях, например: Сидят здесь под страхом смерти и — что еще хуже — под проливным дождем (Эм. Казакевич); Тут — делать нечего — друзья поцеловались (И. Крылов);
6) в бессоюзных сложных предложениях, например: Сыр выпал — с ним была плутовка такова (И. Крылов); Я умираю — мне не к чему лгать (И. Тургенев); Победим — каменный дом построишь (А.Н. Толстой); Биться в одиночку — жизни не перевернуть (Н. Островский); Молвит слово — соловей поет (М. Лермонтов);
7) при прямой речи, например: — Спи, внучек, спи… — вздохнула старуха (А. Чехов); — Я командовать приехал, — заявил Чапаев, — а не с бумажками возиться (Дм. Фурманов).
Скобки ставятся при вводных и вставных предложениях, например: В жаркое летнее утро (это было в исходе июля) разбудили нас ранее обыкновенного (С. Аксаков); Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера (Л. Толстой).
Кавычки ставятся:
1) при прямой речи, например: Смотрю вслед ему и думаю: «Зачем живут такие люди?» (М. Горький);
2) при цитатах, например: Говоря о поэзии Пушкина, Н.Л. Добролюбов писал, что «в его стихах впервые сказалась нам живая русская речь; впервые открылся нам действительный русский мир»;
3) при названиях литературных произведений, произведений искусства, органов печати, предприятий, марок изделий, знаков отличия и т. д., например: роман «Отцы и дети», картина «Утро в сосновом лесу», балет «Раймонда», журнал «Огонек», завод «Красный путиловец», автомобиль «Чайка», трактор «Беларусь», духи «Красный мак», конфеты «Ромашка», медаль «За отвагу», орден «За заслуги перед Отечеством».
Дивной вязью он [народ] плел невидимую сеть русского языка: яркого, как радуга, вслед весеннему ливню, меткого, как стрелы, задушевного, как песня над колыбелью, певучего и богатого.
Николай Васильевич Гоголь писал: «Нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово». Вдумайтесь в эту мысль: писателя восхищает метко сказанное слово, то есть слово образное, живое, эмоциональное. Именно оно не оставляет равнодушным ни слушателя, ни читателя.
Искусству образной речи нас учат писатели и поэты. В чем же особенность использования языковых средств художниками слова? Как им удается достичь красочности описаний?
Образность речи создается благодаря употреблению слов в переносном значении. Например:
Стало тепло, необычно для такого времени. Моросил бисерный дождь, такой воздушный, что, казалось, он не достигал земли и дымкой водяной пыли расплывался в воздухе. Но это была видимость. Его теплых ручьями растекавшихся вод было достаточно, чтобы смыть дочиста снег с земли, которая теперь вся чернела, лоснясь, как от пота.
Малорослые яблони, все в почках, чудесным образом перекидывали из садов ветки через заборы на улицу. С них, недружно перестукиваясь, падали капли на деревянные тротуары. Барабанный разнобой их раздавался по всему городу. <…> В час ночи от самого грузного, чуть шевельнувшегося колокола у Воздвиженья отделилась и поплыла, смешиваясь с темной влагой дождя, волна тихого, темного и сладкого гудения. Она оттолкнулась от колокола, как отрывается от берега и тонет, и растворяется в реке отмытая половодьем земляная глыба (Б. Пастернак).
Описание теплого дождя и колокольного звона в предутренний час легко переносит наше воображение в ту далекую пасхальную ночь, о которой повествует автор. В чем же секрет этой наглядности, картинности описания? Несомненно, в использовании лексических образных средств. Писатель называет дождь бисерным, воздушным, сравнивает его с дымкой водяной пыли; земля под пером мастера становится живой: ее поверхность лоснится, как от пота яблони тоже оживают и перекидывают свои ветки через заборы… Колокольный звон обретает зримые очертания: он отделяется и плывет волной, отталкиваясь от колокола, и автор сравнивает его тяжелый звук с земляной глыбой, что в половодье отделяется от берега и тонет, растворяясь в реке!
Эту картинность описаний создают тропы (от греч. тропос — образ) — слова, употребленные в переносном, образном значении. Тропы нужны художнику слова для наглядности изображения предметов, явлений, картин природы, тех или иных событий.
Иногда неправильно считают, что к тропам обращаются лишь при изображении необычных, исключительных картин. Тропы могут быть и ярким средством реалистических описаний, лишенных романтического ореола. В таких случаях самые обыкновенные слова обретают большую выразительную силу. Например:
Я был жалок. Исхудалое лицо мое несло на себе пережитое — морщины лагерной вынужденной угрюмости, пепельную мертвизну задубенелой кожи, недавнее отравление ядами болезни и ядами лекарств, от чего к цвету щек добавлялась еще и зелень. От охранительной привычки подчиняться и прятаться спина моя была пригорблена. Полосатая шутовская курточка едва доходила мне до живота, полосатые брюки кончались выше щиколоток, из тупоносых лагерных кирзовых ботинок вывешивались уголки портянок, коричневых от времени. Последняя из этих женщин не решилась бы пройтись со мною рядом!.. Но я не видел сам себя (А. Солженицын).
Разве может оставить нас равнодушными такое описание? В нем образность речи создают художественные определения, которые с беспощадной откровенностью рисуют трагизм вынужденного падения человека, ставшего жертвой произвола.
Можно привести немало примеров, как с помощью тропов изображаются явления, лишенные возвышенного, романтического ореола; предметы неэстетические, вызывающие у нас отрицательную оценку. Сошлемся на известные строки О. Мандельштама: «Я вернулся в мой город, знакомый до слез… Петербург, у меня еще есть адреса, по которым найду мертвецов голоса. Я на лестнице черной живу, и в висок ударяет мне вырванный с мясом звонок. И всю ночь напролет жду гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных».
Такие примеры убеждают нас в том, что тропы могут живописать и явления неэстетические, которые все же нас глубоко волнуют. Так что не правы те, кто утверждает, что образная речь призвана украшать описания, придавать стилю изящество и легкость. Для стилистической оценки тропов важна не их условная красивость, а их органичность в тексте, обусловленность их содержанием произведения.
В то же время важно заметить, что в художественной речи используется своеобразный стилистический прием, когда писатель намеренно отказывается от тропов и употребляет все слова только в их точных значениях. Например:
Мы с тобой на кухне посидим,
Сладко пахнет белый керосин.
Острый нож да хлеба каравай…
Хочешь, примус туго накачай,
— А не то веревок собери,
Завязать корзину до зари,
Чтобы нам уехать на вокзал,
Где бы нас никто не отыскал.
Такая художественная речь, в которой все слова используются лишь в прямом значении, называется автологической, в отличие от металогической, оснащенной тропами. Как видно из примера, отсутствие тропов в речи еще не свидетельствует о ее бедности, невыразительности. Все зависит от мастерства писателя, поэта. Однако если он не использует тропов, условием художественности речи является наблюдательность автора, его умение подчеркнуть характерные детали, точность словоупотребления и т. д. В речи же, насыщенной тропами, мастерство писателя проявляется в искусной метафоризации, в привлечении разнообразных стилистических приемов для создания ярких художественных образов.
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
Кровь — строительница хлещет
Горлом из земных вещей,
Захребетник лишь трепещет
На пороге новых дней. <… >
Совершенства в стилистике образной речи достигают большие художники; наиболее интересные примеры находим в поэзии, так как здесь каждое слово особенно выпукло, заметно, и каждый художественный образ получает особый заряд выразительности благодаря законам воздействия стихотворных строк на наше восприятие. Как эмоциональна, например, образная речь цитированного уже поэта! Какой силой веет от таких его строк!
И еще набухнут почки,
Брызнет зелени побег,
Но разбит твой позвоночник,
Мой прекрасный жалкий век!
И бессмысленной улыбкой
Вспять глядишь, жесток и слаб,
Словно зверь, когда-то гибкий,
На следы своих же лап.
Стилистика образной речи сложна и многопланова, ее изучение требует детальной характеристики всех тропов, которыми так богат наш язык, и творческого освоения их мастерами художественного слова. Ведь одни и те же предметы и явления писатели изображают по-разному, у них художественные образы всегда самобытны, неповторимы. Например, поэт И. Никитин о небе сказал: Под большим шатром голубых небес вижу даль степей зеленеется… — небо предстало поэту как шатер. У Фета оно рождает совсем иные ассоциации: За мглой ветвей синеют неба своды, как дымкою подернуты слегка, и, как мечты почиющей природы, волнистые проходят облака. Другие художественные образы положены в основу изображения неба у Н. Некрасова:
Весной, что внуки малые,
С румяным солнцем-дедушкой
Играют облака…
Из небольших разорванных,
Веселых облачков
Смеется солнце красное.
Как девка из снопов.
У раннего Есенина есть образ: Алый мрак в небесной черни начертил пожаром грань, а в расцвете своего мастерства поэт писал: Небо как колокол, месяц — язык…
Не только у разных авторов при описании близких явлений мы находим самобытные образы, но и в творчестве каждого художника один и тот же предмет может получать воплощение в совершенно различных тропах. Так, Есенин, сравнивший небо с колоколом, в другом случае пишет: На небесном синем блюде желтых туч медовый дым или: Ситец неба такой голубой, подметив, как Ягненочек кудрявый месяц гуляет в голубой траве, поэт в другом стихотворении скажет: Рыжий месяц жеребенком запрягался в наши сани или: Золотою лягушкой луна распласталась на тихой воде и т. д. Краски для образной речи неистощимы, как и творческая фантазия поэтов.
Если же образное словоупотребление начинает повторяться и те или иные тропы становятся привычными, они могут закрепиться в языке как новые значения слова (время летит, вихрь событий, военная гроза) или стать фразеологизмами (совесть заговорила, свернуться калачиком, как две капли воды). Такие тропы называются общеязыковыми в отличие от авторских. Причем любой троп может стать общеязыковым. При этом прямое значение слова стирается, а иногда и утрачивается совсем. Поэтому употребление общеязыковых тропов не рождает в нашем представлении художественных образов, отчего они малоинтересны в стилистическом отношении.
А бывают и такие тропы, употребление которых нежелательно, потому что они не только не создают образа, но и обесцвечивают слог, делают язык невыразительным. И тогда говорят уже не о тропах, а о речевых штампах. Так, журналист придумал свежий, оригинальный заголовок газетной статьи об уборке хлопка — «Белая страда». Когда-то собратья по перу порадовались такому удачному выражению. Но вскоре газетные полосы запестрели белыми спартакиадами, белыми рейсами, голубым патрулем, зеленым патрулем, зеленой жатвой и т. п. Возник штамп, а сейчас подобные «находки» воспринимаются уже как проявление дурного вкуса.
Не будем подражать дурным примерам. Попробуем проникнуть в секреты образной речи наших любимых писателей, у которых есть чему поучиться.
Среди разнообразных средств образной речи наиболее часто используются эпитеты (от греч. эпитетон — приложение).
Так называются слова, которые, художественно определяют предмет или действие. Например: Сквозь волнистые туманы пробирается луна, на печальные поляны льет печально свет она (А. Пушкин). Здесь эпитеты волнистые, печальные определяют предметы, эпитет печально определяет действие.
Чаще всего эпитеты — это красочные определения, выраженные прилагательными. Например: Статные осины высоко лепечут над вами; длинные, висячие ветки берез едва шевелятся; могучий дуб стоит, как боец, подле к р а сЬ в о и липы (И. Тургенев).
В роли эпитета может выступать также определение, выраженное причастием или причастным оборотом. Например: Вы идете по зеленой, испещренной тенями дорожке (И. Тургенев). Прилагательные и причастия-эпитеты могут выступать и в функции подлежащего, дополнения, обращения, подвергаясь при этом субстантивации: Милая, добрая, старая, нежная, с думами грустными ты не дружись, слушай — под эту гармонику снежную я расскажу про свою тебе жизнь (С. Есенин). Эти эпитеты, рисующие образ матери, служат обращением. А вот эпитеты-дополнения: От ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови, уведи меня в стан погибающих за великое дело любви! (Н. Некрасов). Нередко эпитеты, выраженные прилагательными, особенно в краткой форме, выполняют роль сказуемых. Например: Воздух чист и с в еж, как поцелуй ребенка (М. Лермонтов).
По составу эпитеты делятся на простые и сложные. Первые выражены одним словом, вторые словосочетанием. Например: И навестим поля пустые, леса, недавно столь густые, и берег, милый для меня (А. Пушкин) — один простой эпитет и два сложных.
Известны и другие классификации эпитетов. Так, можно противопоставить эпитеты постоянные и индивидуальноавторские. Первые характерны для народного поэтического творчества. Скажем, как рисуется в былинах конь? — Всегда добрый. А трава? — Зеленая. Солнце — красное, ветер — буйный, слово — верное. Чудесный мир, созданный фантазией народа, расцвечен яркими и веселыми красками, потому что неотъемлемой чертой стиля этих произведений стало употребление постоянных эпитетов.
Интересно, что в сказках, песнях, как и в произведениях, написанных в духе устного народного творчества, солнце называется красным, даже если упоминается осенний пасмурный день: Померкло солнце красное, море всегда синее, даже если изображается буря. Так, в «Сказке о рыбаке и рыбке» А. Пушкина: Почернело синее море; Вот идет он к синему морю, видит, на море черная буря. В этом особенность употребления постоянных эпитетов как средства стилизации.
Поэты нашего времени находят яркие речевые краски в индивидуально-авторских эпитетах. В отличие от постоянных, они живо и наглядно рисуют предметы и действия и дают нам возможность увидеть их такими, какими их видел писатель, создавая произведение. Например: Погубленных березок вялый лист, еще сырой, еще живой и клейкий, как сено из-под дождика душист (А. Твардовский). У С. Есенина береза зеленокудрая, в юбчонке белой, у нее золотистые косы и холщовый сарафан. Вл. Луговскому представлялась береза, вся сквозная, она тусклым золотом звенит… Поэтическое видение не бывает стереотипным, и каждый художник находит свои, особые краски для описания одних и тех же предметов.
Найти эпитет, который бы точно передавал авторскую мысль, нелегко, и писатели по многу раз правят текст, подбирая самое нужное определение. Например, в приведенном выше отрывке из стихотворения А. Твардовского «Береза» вначале к слову «лист» было определение блеклый, поэт заменил его эпитетом вялый, когда стихотворение было уже набрано для журнала «Новый мир».
Мучительные поиски самых точных и ярких эпитетов отражаются в авторских исправлениях рукописей в черновых вариантах: мы часто видим определения, зачеркнутые в процессе работы над текстом. Так, интересны примеры работы со словом М. Лермонтова. Приведем несколько предложений из «Героя нашего времени» (зачеркнутые слова даны в скобках): Дамы, ожидая действия воды, ходили на площадке у источника (большими) скорыми шагами; (Жаркая рука) Маленькая ручка схватила мою руку; Кругом, таясь в (золотом) синем тумане утра, теснились вершины гор; В ущелье не проникал еще (золотой) радостный луч молодого дня.
Поиск нужного эпитета иногда отражается и в самом художественном произведении: писатель ставит рядом несколько близких по значению определений, дополняющих, обогащающих друг друга. Например, К. Паустовский так описал белую ночь на Онежском озере:
Сторож пробил на колокольне часы — двенадцать ударов. И хотя до берега было далеко, этот звон долетел до нас, миновал пароход и ушел по водной глади в прозрачный сумрак, где висела луна.
Я не знаю, как назвать томительный свет белой ночи? Загадочным? Или магическим?
Эти ночи всегда кажутся мне чрезмерной щедростью природы — столько в них бледного воздуха и призрачного блеска фольги и серебра.
В зависимости от стилистического назначения художественные определения делят на изобразительные и эмоциональные эпитеты. Первые значительно преобладают в художественных описаниях, доказательство тому — приведенные нами примеры. Эмоциональные эпитеты встречаются реже, они передают чувства, настроение поэта. Например:
Вечером синим, вечером лунным
Был я когда-то красивым и юным.
Неудержимо, неповторимо
Все пролетело… далече… мимо.
Назначение в тексте их не изобразительное, а лирическое, поэтому слова, выступающие в роли эмоциональных эпитетов, часто получают условное, символическое значение. Например, цветовые эпитеты розовый, голубой, синий, золотой и другие обозначают радостные, светлые чувства. У С. Есенина: Заметался пожар голубой; Словно я весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне. Эпитеты черный, серый и подобные передают мрачные, тягостные переживания: Вечер черные брови насопил. (С. Есенин).
Стоит задуматься над таким вопросом: считать ли эпитетами точные определения, в которых слова употреблены не в переносном значении, а в прямом? Мнения специалистов разошлись. Но можно ли отказать в образности определениям, которые, например, у А. Пушкина рисуют картину ранней весны?
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно тает
На улицах разрытый снег.
Или поздней осени? — На красных лапках гусь тяжелый, задумав плыть по лону вод, ступает медленно на лед, скользит и падает… Их образность не вызывает сомнений. Подобные эпитеты можно назвать точными, в отличие от метафорических, и в составе тропов выделить в особую группу. Ведь само понятие тропа связано с переносным словоупотреблением, а здесь слова употреблены в их прямом лексическом значении. Однако изобразительность таких определений очевидна, и они в иных случаях не только не уступают метафорическим эпитетам, а и превосходят их своей образностью.
Не менее популярный источник образности речи — сравнение. Так называется художественное сопоставление одного предмета с другим, придающее описанию особую наглядность, изобразительность. Приведем примеры сравнений из стихотворений талантливого поэта Н. Рубцова:
Мелкий, дремотный, без меры,
Словно из множества сит,
Дождик знобящий и серый
Все моросит, моросит…
(Осень летит по дорогам)
Березы, избы по буграм
И, отраженный глубиной,
Как сон столетии, божий храм.
(Душа хранит)
С моста идет дорога в гору.
А на горе — какая грусть! —
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь.
(По вечерам)
Нахмуренное, с прозеленью, небо,
Во мгле, как декорации, дома,
Асфальт и воздух
Пахнут мокрым снегом,
И веет мокрым холодом зима.
(Оттепель)
В любом сравнении можно выделить предмет сравнения, образ сравнения и признак сходства. Например, в последнем описании оттепели предмет сравнения — дома на темной улице; образ сравнения — декорации; признак сходства — неясность очертаний, необычное освещение, создающие иллюзорность картины. На этих трех элементах построен троп: во мгле, как декорации, дома.
Сравнение может помогать образному описанию самых различных признаков предметов, качеств, действий. Очень часто сравнение дает точное описание цвета, например у К. Паустовского: Густое, как синька, море; запаха: Запах рассола, острый, как нашатырь; формы: Есть у него [художника Ромадина] одна картина — над озером или речным затоном с тихой темной водой цветет одинокая ветла. Она отражается в воде, усыпанная серебряными барашками — мягкими на ощупь и теплыми, похожими на птенцов крошечной птицы. Сопоставляемые предметы могут сближаться также на основании сходства их функций, назначения. Например, План необходим, но он не должен тяготеть над произведением, как чертеж, не подлежащий изменению. Сравнения могут уточнять характер действия: Ярким солнцем в саду пламенеет костер, и, сжимаясь, трещит можжевельник; точно пьяных гигантов столпившихся хор, раскрасневшись, шатается ельник (Аф. Фет).
Сравнение представляет собой простейшую форму образной речи. Почти всякое образное выражение можно свести к сравнению, например: золото листьев — листья желтые, как золото; дремлет камыш — камыш недвижим, как будто он дремлет, и т. д. Однако в отличие от других тропов сравнение всегда двучленно: в нем называются оба сопоставляемых предмета или явления, качества, действия.
Сравнения могут быть различны по структуре. Чаще всего они выступают в форме сравнительного оборота, присоединяемого с помощью союзов как, точно, словно, будто, как будто и др. Например: Хорошо и тепло, как зимой у печки, и березы стоят, как большие свечки (С. Есенин); Небеса опускаются наземь, точно занавеса бахрома (Б. Пастернак); Ночью, как встарь, не слыхать говорливой гармошки, — словно как в космосе, глухо в раскрытом окошке (Н. Рубцов). Эти же подчинительные союзы могут присоединять и придаточные сравнительные предложения. Например: Закружилась листва золотая в розоватой воде на пруду, словно бабочек легкая стая с замираньем летит на звезду (С. Есенин); Многие русские слова сами по себе излучают поэзию, подобно тому как драгоценные камни излучают таинственный блеск (Б. Пастернак).
Часто встречается форма сравнения, выраженного существительным в творительном падеже: Буквы муравьями тлеют на листах (Э. Багрицкий); Все Рижское взморье в снегу. Он все время слетает с высоких сосен прядями и рассыпается в пыль (К. Паустовский). К этим сравнениям близки и такие, которые у выражены формой сравнительной степени наречия: Из мрака куст ползет, мохнатей медвежонка (Вл. Луговской); Земля пушистее ковра под ним [под деревом] лежала (Н. Тихонов).
Есть сравнения, которые вводятся словами похож, подобен, напоминает, выступающими в роли сказуемого: Там океан горит огнем, как ад, а медузы похожи на кружевные юбочки балерины (К. Паустовский). Сравнение может быть оформлено и как отдельное предложение, по смыслу связанное с предыдущими и начинающееся словом так: Тускнеют угли. В полумраке прозрачный вьется огонек. Так плещет на багряном маке крылом лазурным мотылек (Аф. Фет).
Известны также отрицательные сравнения, в которых один предмет противопоставляется другому: То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит, то мое сердечко стонет, как осенний лист дрожит (из народной песни). Отрицательные сравнения — излюбленный стилистический прием в устном народном творчестве. Из фольклора они перешли в русскую поэзию: Не кукушки загрустили, — плачет Танина родня. На виске у Тани рана от лихого кистеня (С. Есенин).
Сравнение может быть выражено в форме вопроса, например: Сквозь ресницы шелковые проступили две слезы… Иль то капли дождевые зачинающей грозы? (Ф. Тютчев).
Употребляются и неопределенные сравнения, в которых дается высшая оценка описываемого, не получающая, однако, конкретного образного выражения. Например: Не расскажешь, не опишешь, что за жизнь, когда в бою за чужим огнем услышишь артиллерию свою (А. Твардовский). В фольклоре неопределенные сравнения употребляются в сказках в виде устойчивого оборота: ни в сказке сказать, ни пером описать.
Иногда для сравнения используют сразу два образа, автор как бы предоставляет право читателю выбрать наиболее точное сравнение: Как в пулю сажают вторую пулю или бьют на пари по свечке, так этот раскат берегов и улиц Петром разряжен без осечки (Б. Пастернак). В иных случаях второе сравнение усиливает первое: Богаты мы, едва из колыбели, ошибками отцов и поздним их умом, и жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели, как пир на празднике чужом (М. Лермонтов). Нередко сравнения замыкают пространные рассуждения, описания. Например, в «Думе» Лермонтова: Так тощий плод, до времени созрелый, ни вкуса нашего не радуя, ни глаз, висит между цветов, пришлец осиротелый, и час их красоты — его паденья час!
Интересны развернутые сравнения, они указывают на несколько общих признаков в сопоставляемых предметах. В эти сравнения вовлекается ряд художественных образов. Например, у К. Паустовского:
Да, вдохновение — это строгое рабочее состояние, но у него есть своя поэтическая окраска, свой, я бы сказал, поэтический подтекст. Вдохновение входит в нас, как сияющее летнее утро, только что сбросившее туманы тихой ночи, забрызганное росой, с зарослями влажной листвы. Оно осторожно дышит нам в лицо своей целебной прохладой.
Вдохновение — как первая любовь, когда сердце громко стучит в предчувствии удивительных встреч, невообразимо прекрасных глаз, улыбок и недомолвок.
Писатели могут выделять сравнения в самостоятельные художественные картины и давать их перед описанием предметов, которые с помощью этого тропа поясняются. Например, так использует сравнение К. Паустовский, показывая специфику художественной литературы:
Этот запах [запах липы] слышен только на отдалении. Вблизи дерева он почти не заметен. Липа стоит как бы окруженная на большом расстоянии замкнутым кольцом этого запаха.
В этом есть целесообразность, но она нами еще целиком не разгадана Настоящая литература — как липовый цвет. Часто нужно расстояние во времени, чтобы проверить и оценить ее силу и степень ее совершенства, чтобы почувствовать ее дыхание и неумирающую красоту («Золотая роза»).
Сравнения нередко выполняют в речи разъяснительную функцию, что значительно расширяет рамки их применения. Этот троп может быть использован в различных стилях речи. К сравнениям обращаются не только художники слова, но и ученые. Вот, например, как с помощью сравнения описывается устройство кристалла в одной из научно-популярных книг: Как же устроен кристалл? Идеально упорядоченно, как забор, как пчелиные соты, как кирпичная кладка… Кристалл — символ идеального порядка, так же как газ — символ хаоса. Сравнение вносит иногда удивительную ясность в самые сложные вещи:
Астронома Дж. X. Джинса спросили однажды, каков возраст нашей Земли. Ученый ответил на этот вопрос сравнением: «Представьте себе исполинскую гору, хотя бы Эльбрус на Кавказе. И вообразите единственного маленького воробья, который беспечно скачет и клюет эту гору. Так вот, этому воробью, чтобы склевать до основания Эльбрус, понадобится примерно столько же времени, сколько существует Земля».
Как и всякие тропы, сравнения могут быть общеязыковыми у и индивидуально-авторскими. Общеязыковые сравнения носят устойчивый характер. К ним относятся, например, такие: голубой как небо, быстрый как ветер, легкий как пух, голова лысая как колено, соловьем поет, как гром с ясного неба, крутится как белка в колесе. В основе некоторых общеязыковых сравнений — шутка: умный как утка, мокрый как мышь, глуп как пробка.
Хотя образное значение общеязыковых сравнений для нас и не ново, они тоже оживляют речь, и лишь немногие из них «стираются» как образы (летел стрелой, прибежал как угорелый). Трафаретные сравнения, ставшие речевыми штампами, не следует употреблять, потому что они не создают образа, а лишь загромождают речь. Например: В этих успехах, как в фокусе, сконцентрирована большая работа всего нашего коллектива, лучше было бы написать: Этих успехов мы смогли добиться, потому что хорошо работали.
Художественные сравнения у больших писателей всегда новы, необычны, даже если они рисуют и похожие явления, предметы. Например, разные поэты описывают облачное небо по-разному. У А. Пушкина есть такое сравнение:
Ненастный день потух; ненастной ночи мгла
По небу стелется одеждою свинцовой.
Н. Некрасов создал такой художественный образ:
Не греет землю солнышко,
И облака дождливые,
Как дойные коровушки.
Идут по небесам.
Н. Асеев писал:
И сбежались с уральской кручи
горностаевым мехом тучи.
У Вл. Луговского находим самобытное сравнение:
Туч вечерних червонный ковер
Самоцветными несся шелками.
Н. Рубцову небо представилось таким:
… Надо мной
Между березой и сосной
В своей печали бесконечной
Плывут, как мысли, облака…
Художественная сила сравнений находится в прямой зависимости от их неожиданности, новизны. Так, наше воображение не поразит сравнение румянца с розой, глаз — с голубым небом, седых волос — со снегом. Но яркий образ создают, например, такие сравнения: На глаза осторожной кошки похожи твои глаза (А. Ахматова); Стали волосы смертельной белизны (Р. Рождественский). В таких сравнениях особенно ярко отражается присущее только автору индивидуальное восприятие действительности. Поэтому сравнения в значительной мере определяют особенности слога того или иного писателя.
Сравнение должно быть основано на реальном сходстве предметов, явлений. Если автор отступает от жизненной правды, сравнение теряет всякий смысл. Например: «Что ты согнулся, как гвоздь?» — спрашивает юноша у приятеля, который от ветра прячет лицо в воротник. Или: «Дорога петляла, как трусливый заяц», — пишет очеркист в районной газете.
Еще В. Белинский протестовал против сближения в сравнении несопоставимых понятий. Он находил «дикое сближение несближаемых предметов» у современных ему поэтов, которые, по словам великого критика, сочиняли, например, такие сравнения: «Что в море купаться, то-де читать Данта: его стихи упруги и полны, как моря упругие волны» или «что макароны есть с пармезаном — то Петрарку читать: стихи его сладко скользят в душу, как эти обмасленные, круглые и длинные белые нити скользят в горло». Такие сравнения антихудожественны, потому что в них нарушен закон эстетического соответствия сопоставляемых предметов. Несоответствие эмоциональной окраски описываемого понятия и поясняющего его образа делает стилистически неприемлемыми сравнения и у современных авторов. Например: Живописные сопки лежат припухлостями на земле. Припухлость вызывает у читателя отрицательную оценку, а красивые сопки должны ему понравиться.
Сравнение не должно нарушать логический ход мысли. Этим пренебрег автор, написавший: Балканы, как солнечный позвоночник, пересекают страну из конца в конец. Позвоночник ничего не пересекает, к тому же: что такое солнечный позвоночник? Редактор, готовивший к печати статью, в которой была эта фраза, предложил такую ее стилистическую правку: Балканы, как солнечный луч, пересекают страну из конца в конец. Однако и такое сравнение художественно не оправданно, лучше было совсем от него отказаться, изменив предложение примерно так: Страну пересекают солнечные Балканы.
Сравнение должно разъяснять те или иные особенности описываемых предметов, явлений, указывая на их сходство с другими предметами, явлениями, в которых эти черты выражены более ярко. Но иной раз встречаются сравнения, которые не проясняют мысль, а лишь свидетельствуют о стремлении автора «говорить красиво». Засорение речи «красивыми» сравнениями в свое время осмеял еще Н. Гоголь: Чичиков в беседе с Маниловым использует такой риторический образ: Да, действительно, чего не потерпел я? Как барка какая-нибудь среди волн, каких гонений!
Сравнение, как и другие образные средства, придает речи эмоциональность, поэтому обращение к нему неуместно в официальноделовом стиле, в текстах чисто информационного назначения. Этого не учли авторы таких, например, строк: Торговые предприятия в населенных пунктах растут как грибы; При департаменте создан отдел культуры, но работа его слабее дуновения ветерка в тихую погоду.
Не будем множить примеры неудачных сравнений, да и пора от этого тропа переходить к другим, не менее важным.
Возьмем для наблюдений отрывок из воспоминаний Анны Ахматовой о художнике Амедео Модильяни.
Как я теперь понимаю, его больше всего поразило во мне свойство угадывать мысли, видеть чужие сны и прочие мелочи, к которым знающие меня давно привыкли. <… > Вероятно, мы оба не понимали одну существенную вещь: все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его — очень короткой, моей — очень длинной. Дыхание искусства еще не обуглило, не преобразило эти два существования, это должен был быть светлый легкий предрассветный час. Но будущее, которое, как известно, бросает свою тень задолго перед тем, как войти, стучало в окно, пряталось за фонарями, пересекало сны и пугало страшным бодлеровским Парижем, который притаился где-то рядом. И все божественное в Модильяни только искрилось сквозь какой-то мрак. <… > Он казался мне окруженным плотным кольцом одиночества.
Язык Анны Ахматовой не может не волновать читателя, и секрет его выразительности, эмоциональности, несомненно, в его образности, в искусном применении тропов. Но что это за тропы? Чем достигается образность речи в этом отрывке?
Обратимся опять к тексту. Мы выделили в нем образные выражения. Уже в самом первом мы наблюдаем употребление слова в переносном значении: ведь о чужих снах можно догадываться, их можно представить себе, нарисовать в своем воображении. Но видеть?.. Это, конечно, образное выражение, а точнее, метафора.
Метафорой (от греч. метафора — перенесение) называется перенос названия одного предмета (действия, качества) на другой на основании их сходства. В нашем примере основой для метафоризации стало сходство состояний: видеть сон — представлять себе чужой сон — догадываться о чужих сновидениях. Вторая метафора, выделенная в отрывке, построена на сходстве действий сжечь (обуглить) — погубить и сближении понятий влияние — дыхание: дыхание искусства еще не обуглило — значит влияние искусства еще не погубило. Третья метафора — светлый легкий предрассветный час — выступает как символическое обозначение начала творческой жизни двух больших художников, и, следовательно, основанием для переноса названия послужило сходство понятий предрассветный час — начало.
В основу метафоризации может быть положено сходство самых различных признаков предметов: их цвета, формы, объема, назначения, положения в пространстве и времени и т. д. Так, на оснований сходства цвета предметов созданы метафоры: В дымных тучках пурпур розы, отблеск янтаря (Аф. Фет); горностай снегов (Б. Пастернак), крапива обрядилась ярким перламутром (С. Есенин); в багрец и золото одетые леса (А. Пушкин) и т. д. Подобные метафоры особенно часто используются в описаниях природы. Сходство формы предметов послужило основой для таких метафор: В каждый гвоздик душистой сирени, распевая, вползает пчела; И роняют тихо слезы ароматные цветы (Аф. Фет). Перенос названия на основании сходства формы тоже часто встречается в пейзажных зарисовках: С. Есенин назвал ветви березы шелковыми косами, а Аф. Фет, описывая липу, заметил: И тысячи висящих надо мною качаются душистых опахал.
Нередко в метафоре совмещается сходство в цвете и форме сопоставляемых предметов. Так, А. Пушкин воспел поэтические слезы и серебряную пыль фонтана Бахчисарайского дворца, Ф. Тютчев — перлы дождевые и т. д. Сходство объема положено в основу такой метафоры: Я, сынам твоим в забаву, разорил родной Дарьял и валунов им, на славу, стадо целое пригнал (М. Лермонтов). Сходство в назначении сравниваемых предметов дало повод для такой метафоризации: Природой здесь нам суждено в Европу прорубить окно (А. Пушкин). Сходство в расположении предметов в пространстве дало основание М. Лермонтову написать: Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана. Прибегая к такой же метафоризации в стихотворении «Спор», поэт назвал гору седовласый Шат, а о Казбеке сказал: шапку на брови надвинул.
Сходство во временной последовательности явлений открывает путь к такой Метафоризации: И в осень дней твоих не погасает пламень, текущий с жизнию в крови (К. Батюшков); Тогда роман на старый лад займет веселый мой закат (А. Пушкин). На подобных метафорах построено стихотворение Пушкина «Телега жизни».
Сходство в характере действия, состояния создает большие возможности для метафоризации глаголов. Например: Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя, то как зверь она завоет, то заплачет, как дитя (А. Пушкин); Где бодрый серп гулял и падал колос, теперь уж пусто все… (Ф. Тютчев); И золотеющая осень… листвою плачет на песок (С. Есенин). Этому типу метафор обязана выразительность описания грозы К. Паустовского: Ночь металась за окнами, то распахиваясь стремительным белым огнем, то сжимаясь в непроглядную тьму.
Не всегда удается четко определить, в чем заключается сходство, положенное в основу метафоры. Это объясняется тем, что предметы, явления, действия могут сближаться в тропах не только на основании внешнего подобия, но и по общности производимого ими впечатления. Например, общность впечатления от действий дала толчок к созданию глагольных метафор: Мне нравится, что вы б о льны не мной, мне нравится, что я больна не вами, что никогда тяжелый шар земной не уплывет под нашими ногами (М. Цветаева). Или: Писатель часто бывает удивлен, когда какой-нибудь давно и начисто позабытый случай или какая-нибудь подробность вдруг расцветают в его памяти именно тогда, когда они бывают необходимы для работы (К. Паустовский).
Метафоризация существительных на основе общности впечатления от названных ими предметов может приводить к созданию сложных поэтических образов. Например:
А на седых ресницах — да! —
на ресницах морозных сосулек
слезы из глаз —
из опущенных глаз водосточных труб
Еще Аристотель заметил, что «слагать хорошие метафоры — значит подмечать сходство». Наблюдательный глаз художника находит общие черты в самых различных предметах. Неожиданность таких сопоставлений придает метафоре особую выразительность.
В основе всякой метафоры лежит неназванное сравнение одних предметов с другими, связанными в нашем представлении с совершенно иным кругом явлений. Но в отличие от обычного двучленного сравнения метафора одночленна, в ней не называется тот предмет, который образно характеризуется с помощью этого тропа.
Метафоры, как и всякие тропы, могут быть общеязыковыми и индивидуально-авторскими.
Общеязыковые метафоры по их стилистическому употреблению в речи распадаются на две группы. В одну группу выделяются метафоры, в которых образное значение совершенно утрачено (так называемые мертвые, сухие метафоры): серп луны, течение времени, нос чайника, ручка двери и т. д. Эти лексические метафоры не представляют интереса при анализе изобразительных средств, а рассматриваются в разделе лексики в связи с изучением ее многозначности. Другую группу образуют общеязыковые метафоры, в которых образное значение в той или иной степени еще сохраняется, но которые утратили первоначальную свежесть, получив широкое распространение в речи. Такие метафоры иногда называют бытовыми, языковыми, чтобы противопоставить их поэтическим, которые создаются художниками слова. К общеязыковым метафорам этого типа относятся, например, такие: ночь опускается на землю, горячее сердце, железная воля, голос совести, вихрь событий, буря страстей, искра чувства. Эти тропы находят постоянное применение в речи, однако стилистическая ценность их невелика, так как они утратили новизну.
Эти метафоры могут быть использованы и художниками слова наряду с другими средствами образности. Например, А. Пушкин, приводя стихи Ленского — восторженного юного поэта, усвоившего сентиментально-романтический стиль выражения, вводит в них метафоры, закрепившиеся в русском языке под влиянием легкой поэзии начала XIX в.: Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?
Особую выразительную силу получают в речи индивидуально-авторские метафоры. Источники создания их неисчерпаемы, как неограниченны возможности выявления сходства различных признаков сопоставляемых в литературе предметов, действий, состояний. Еще античные авторы признавали, что «нет тропа более блистательного, сообщающего речи большее количество ярких образов, чем метафора». Стилистическое значение метафоры сохраняется и в наше время, ее по праву можно назвать королевой тропов. Образность хорошей речи определяется искусной метафоризацией.
Употребление одной метафоры очень часто влечет за собой нанизывание новых метафор, связанных по смыслу с первой. В результате этого возникает развернутая метафора, например: Отговорила роща золотая березовым веселым языком (С. Есенин). Метафора отговорила тянет за собой метафоры золотая и березовый язык: листья вначале желтеют, становятся золотыми, а потом — опадают, погибают; а раз «отговорила роща», то язык ее березовый, веселый.
Развернутые метафоры привлекают художников слова как особенно яркий стилистический прием образной речи. Этот тип метафор любили Есенин, Маяковский, Блок, Цветаева, Пастернак и другие поэты. Приведем некоторые примеры из их творчества:
В саду горит костер рябины красный,
Но никого не может он согреть.
Не обгорят рябиновые кисти,
От желтизны не пропадет трава.
Как дерево роняет тихо листья,
Так я роняю грустные слова
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд…
За окнами давка, толпится листва,
И палое небо с дорог не подобрано.
Вскрыла жилы — неостановимо,
Невосстановимо хлещет жизнь.
Подставляйте миски и тарелки!
Всякая тарелка будет — мелкой,
Миска — плоской.
Через край — и мимо —
В землю черную, питать тростник.
Невозвратно, неостановимо,
Невосстановимо хлещет стих.
Широко развернута метафора может быть и в прозаическом тексте. Например:
Я начал писать книгу по плану, но сколько я ни бился, книга просто рассыпалась у меня под руками. Мне никак не удавалось спаять материал, сцементировать его, дать ему естественное течение.
Материал расползался. Интересные куски провисали, не поддержанные соседними интересными кусками. Они одиноко торчали, не связанные с тем единственным, что могло бы вдохнуть жизнь в эти архивные факты, — с живописной подробностью, воздухом времени, близкой мне человеческой судьбой.
… Как только появился Лонсевиль, я тотчас засел за книгу — и весь материал по истории завода, что еще недавно так безнадежно рассыпался, вдруг лег в нее. Лег плотно и закономерно вокруг этого артиллериста, участника Французской революции… Он, как магнит, притянул к себе не только исторические факты, но и многое из того, что я видел на севере (К. Паустовский).
Высшей формой метафорического выражения является с и м ф о р а (от греч. симфора — соотнесение, совмещение), то есть образное выражение, в котором соединяется несколько метафор, но связующие их звенья отсутствуют. Например: В воде опрокинулся лес (Аф. Фет). Чтобы представить себе эту картину, мы должны мысленно восстановить пропущенный в тексте образ: зеркало воды. Озеро настолько спокойно, что его поверхность зеркально отражает заросшие лесом берега. Восстановление пропущенного в симфоре звена образует развернутую метафору, и первоначальное образное выражение становится для нас мотивированным.
Симфора как выразительный прием художественной речи известна давно. Вот некоторые примеры этого тропа из русской поэзии:
Зефир последний свеял сон
С ресниц, окованных мечтами.
Вчера зарей впервые у крыльца
Вечерний дождь звездами начал стынуть.
Дай хоть последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
Из кружки на землю я вылил
Мутного неба остатки.
Этой ночи след кровавый
В море вынесла волна.
Реже к симфоре обращаются прозаики, например: Пришвин думал о себе как о поэте, распятом на кресте прозы (К. Паустовский).
Обращение к метафорам должно быть стилистически мотивировано. Метафора оправдана, если она помогает точно и убедительно передать мысль автора. В этом случае метафоризация может быть использована не только в художественной речи. Так, в работах научного характера метафоры могут способствовать выразительности и доступности изложения глубоких и важных мыслей. Например, И.М. Сеченов, объясняя устройство органа слуха, использует развернутую метафору:
В части уха, называемой улиткой, слуховой нерв рассыпается на отдельные нервные волокна, и каждое из последних находится в связи… с эластическим телом, клавишей. Принимают, что клавиши эти, подобно струнам в музыкальных инструментах, настроены в правильном музыкальном порядке и что колебанию каждой клавиши соответствует определенный музыкальный тон.
Однако неверно было бы считать, что метафоризация уже сама по себе является признаком хорошей речи. Иногда стиль, перегруженный художественными образами, производит плохое впечатление: кажется напыщенным, фальшивым, метафоризация выступает как внешнее средство «украшения» слога. Такую образность в речи осудил еще В.Г. Белинский, разбирая риторический слог повестей А. Марлинского. Критик рещительно протестовал против употребления в прозе таких метафор, как время залечивает даже ядовитые раны ненависти: мудрено ли ж ему выдымить фосфорное пламя любви?; Надо было покориться судьбе и питаться искрами взглядов и дымом надежд и т. п.
Злоупотребляют метафоризацией нередко начинающие писатели, и тогда нагромождение тропов становится причиной стилистического несовершенства речи. Редактируя рукописи молодых авторов, М. Горький очень часто обращал внимание на их неудачные художественные образы: Сгусток звезд, ослепительный и жгучий, как сотни солнц; После дневного пекла земля была горяча, как горшок, только что обожженный в печи искусным гончаром. Но вот в небесной печи догорели последние поленья. Небо стыло, и звенел обожженный глиняный горшок — земля. Горький замечает: «Это плохое щегольство словами». Среди редакторских замечаний М. Горького, сделанных на полях рукописей начинающих писателей, интересны такие: против фразы: Наш командир часто выскакивает вперед, стреляет глазами по сторонам и долго всматривается в помятую карту — он написал: «Это барышни делают, а не командиры»; подчеркнув образ: Глазами слезистыми дрожит небо, он спрашивает: «Можно ли это представить? Не лучше ли просто сказать что-нибудь о звездах?»
Использование метафор как украшающего, орнаментального средства обычно свидетельствует о неопытности и беспомощности писателя. Вступая в период творческой зрелости, писатели очень часто критически относятся к своим былым увлечениям вычурными образами. Так было, например, с К. Паустовским, который писал о своих первых стихах, сочиненных еще в гимназии:
Стихи были плохие — пышные, нарядные и, как мне тогда казалось, довольно красивые. Сейчас я забыл эти стихи. Помню только отдельные строфы. Например, такие:
О, не срывайте цветы на поникших стеблях!
Тихо падает дождь на полях.
И в края, где горит дымно-алый осенний закат,
Пожелтевшие листья летят…
Но это еще малость. Чем дальше, тем больше я нагромождал в стихах всяческие бессмысленные красивости:
И опалами блещет печаль о любимом Саади
На страницах медлительных дней…
Почему печаль «блещет опалами» — этого ни тогда, ни сейчас я объяснить не могу. Просто меня увлекало самое звучание слов. Я не думал о смысле.
Лучшие русские писатели видели высшее достоинство художественной речи в благородной простоте, искренности и правдивости описаний. АС. Пушкин, В.Г. Белинский, НА Некрасов, В.Г. Короленко, АП. Чехов и другие избегали ложного пафоса, манерности. «Простота, — писал В.Г. Белинский, — есть необходимое условие художественного произведения, по своей сути отрицающее всякое внешнее украшение, всякую изысканность».
Порочное стремление «говорить красиво» порой и в наше время мешает некоторым авторам просто и ясно выражать свои мысли. Достаточно проанализировать стиль некоторых сочинений на экзаменах по литературе в вузы, чтобы убедиться в справедливости такого упрека. Юноша пишет: Нет такого уголка земли, где бы не знали имя Пушкина, которое будет разноситься из поколения в поколение. В другом сочинении читаем: Его произведения веют действительностью, которая раскрыта так полно, что, читая, сам окунаешься в тот период. Стараясь выражаться образно, один автор утверждает: Жизнь продолжает течь своим руслом, а другой еще «выразительнее» замечает: Сел в поезд и поехал по тяжелой дороге жизни.
Неумелое использование метафор делает высказывание двусмысленным, придает речи нелепый комизм. Так, пишут: Хотя Кабаниха и не переваривала Катерину, этот хрупкий цветок, возросший в «темном царстве» зла, но ела ее поедом днем и ночью; На пути вступления Майданникова в колхоз стояли быки. Подобное «метафорическое» словоупотребление наносит невосполнимый ущерб стилю, потому что развенчивается романтический образ, серьезное, а порой и трагическое звучание речи подменяется комическим.
Авторы, злоупотребляющие метафоризацией, нередко впадают в риторический тон речи, отталкивающий читателя своим ложным пафосом. В. Г. Белинский осмеял это, выделив неудачные метафоры:
У меня доброе сердце — и может ли быть злобно сердце, полное любовью, любовью к тебе!! Зато у меня буйная кровь… у меня кровь — жидкий пламень: она бичует змеями мое воображение, она палит молниями ум!.. Я ли виноват в этом? Я ли создал себя? За каждую каплю твоих слез я бы готов отдать последние песчинки моего бытия, последнюю перлу моего счастия! Да, нет мне отныне счастия! На одной ветке распустились сердца наши — вместе должны б они цвесть; но судьба разрывает, рознит нас!
Русская реалистическая проза вытравила ложноромантические краски из подлинно художественной литературы. Однако авторы, не искушенные в эстетике слова, и до сих пор прельщаются «красивыми» метафорами в самых неподходящих случаях. Например, пишут: Мы не стесняемся выносить свои язвы на суд человечества. Метафоризация в таких случаях неуместна, мысль требовала простого и точного выражения: Мы не боимся открыто критиковать недостатки в нашей жизни.
Высокопарное звучание образной речи, создающее ложный пафос и неуместный комизм, иногда приходится наблюдать в различных жанрах публицистики. Так, в небольших заметках, имеющих строго информативное назначение, читаем: Доярки увлеченно готовят коров к технической революции на ферме; Наши питомцы (о крупном рогатом скоте) стали отцами и матерями новых молочных стад. Стремление журналистов придать речи особую действенность с помощью тропов в подобных случаях дает отрицательный результат.
Образная речь всегда эмоциональна, поэтому тропы обычно применяются вместе с другими средствами речевой экспрессии. Обращение же к тропам в жанрах, исключающих использование экспрессивных элементов (например, в протоколе, объяснительной записке, отчетном докладе и т. п.), приводит к смешению стилей, создает неуместный комизм: Следствием установлено, что самовольно отчужденный автомобиль вследствие нарушения угонщиком правил дорожного движения унес две молодые жизни; Городские власти проявляют заботу о благоустройстве жилых кварталов: три четверти города занято зелеными друзьями; Совхоз отгрузил стране сто сорок центнеров королевы полей.
Серьезный недочет образной речи — противоречивость тропов, соединенных автором. Используя несколько метафор, пишущий должен соблюдать единство образной системы, чтобы тропы, развивая авторскую мысль, дополняли друг друга. Несогласованность их делает речь нелогичной: Молодая, поросль советских фигуристов вышла на лед (поросль не ходит,); Дворец спорта сегодня надел будничную одежду: он окружен строительными площадками… здесь вырастет крытый каток, плавательный бассейн, комплекс спортивных площадок (не сочетаются метафоры одежды — площадки, не могут вырасти каток, бассейн); Человек — чистая доска, на которой внешнее окружение вышивает самые неожиданные узоры (на доске можно рисовать, но не вышивать, да и сравнение человека с доской не может не вызвать возражения).
Пародийные примеры соединения противоречивых образов находим у Михаила Булгакова в пьесе «Бег». Журналист, лишенный способности трезво оценить обстановку, восклицает: Червяк сомнений должен рассеяться, — на что один из офицеров скептически возражает: Червь не туча и не батальон. Реплика о командующем белой армии: Он, подобно Александру Македонскому, ходит по платформе — вызывает иронический вопрос: «Разве при Александре Македонском были платформы?»
Метафорическое значение слова не должно вступать в противоречие с его предметным значением. Например: Следом за тягачами и колесными тракторами по дороге скачет серая проселочная пыль — метафорическое употребление глагола не рождает образа (пыль может подниматься, клубиться).
Слова, используемые в тропах, должны сочетаться друг с другом и в своем прямом значении. Неправильно, например, построена метафора: Вернувшись домой, Логачева вместе с односельчанами начала залечивать шрамы войны: зарывала траншеи, блиндажи, воронки от бомб. Шрамы не лечат, они остаются навсегда как следы прежних ран. Поэтому при стилистической правке этого предложения лучше отказаться от метафоризации: Вернувшись домой, Логачева вместе с односельчанами старалась уничтожить следы войны: они засыпали траншеи, блиндажи, воронки от бомб.
Образная речь может быть и высокой, и сниженной, но, употребляя тропы, нельзя нарушать закон эстетического соответствия сближаемых понятий. Так, отрицательную оценку вызывает у читателя сравнение в стихотворных строчках: Ты рта раскрыть мне не даешь, а я не богородица, и седина — она не вошь, не с грязи, чай, заводится. О седине мы привыкли думать с уважением, и снижение этого понятия представляется немотивированным.
Г.Р. Державина его современники порицали за то, что он сравнил поэзию с лимонадом в оде «Фелица»: Поэзия тебе любезна, приятна, сладостна, полезна, как летом вкусный лимонад. Еще М. Ломоносов в «Риторике» замечал: «К вещам высоким непристойно слова переносить от низких, например: вместо дождь идет непристойно сказать небо плюет». С этим требованием нельзя не считаться и в наши дни. Недопустима эстетизация явлений, лишенных в нашем представлении романтического ореола: На вывозке органических удобрений занято все живое тягло, работа кипит, но в эту мажорную симфонию вплетаются минорные нотки…
Метафорические выражения не должны «подрывать» логическую сторону речи. В известных строчках из песни: Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор — летчику Валерию Чкалову не понравилась метафора, и он заметил автору: если мотор охватывает пламя, самолет терпит аварию, пилот гибнет, так что поэтический образ в этом случае неудачный… Тем не менее подобные «промахи» в металогической речи не единичны. Не задумываясь над смыслом сравнения, журналист пишет: Почему-то всегда домой корабль идет быстрее, словно хочет поскорее прижаться к родной земле. Однако мореплаватель знает: если корабль прижмется к берегу, не миновать аварии, а то и гибели судна.
Писатели, хорошо знающие секреты образной речи, иногда позволяют себе шутки: прибегают к игре слов, употребляя метафоры не в их образном, переносном, значении, а в прямом. Например, в эпиграмме «На Н.И. Гнедича» А.С. Пушкин намеренно восстанавливает первоначальное значение слова жесткий, употребленного Гнедичем для характеристики своих произведений: С тобою в спор я не вступаю, что жесткое в стихах твоих встречаю; и руку наложил, погладил — занозил.
В одном из стихотворений Н.А. Некрасова шутливо обыгрывается метафора не удержать и зубами:
Как выражала ты живо
Милые чувства свои!
Помнишь, тебе особливо
Нравились зубы мои,
Как любовалась ты ими,
Как целовала, любя!
Но и зубами моими
Не удержал я тебя…
Стилистический прием, состоящий в использовании метафорического выражения в прямом смысле, называется реализацией метафоры. Реализация метафоры обычно находит применение в юмористических, сатирических, гротескных описаниях. Так, гротескная картина, построенная на реализации метафоры, нарисована В.В. Маяковским в стихотворении «Прозаседавшиеся». Здесь обыгрывается метафора «поневоле приходится разорваться»: Сидят людей половины; Они на двух заседаниях сразу; До пояса здесь, а остальное там…
Однако случается и так, что необразное значение метафоры проступает в речи случайно, и тогда возникает двусмысленность высказывания. Например: Подземные богатыри в четвертом квартале вышли на более высокие рубежи (читатель может подумать, что теперь шахтеры будут добывать уголь в новых, более «высоких» пластах); Ни Карин Энке, ни Али Борсма не смогли организовать погоню за Татьяной Тарасовой (о состязаниях в конькобежном спорте).
Проявление необразного значения слов в металогической речи — самая непростительная оплошность автора, результатом которой оказывается неуместный комизм высказывания: Лиза с матушкой жили бедно, и, чтобы прокормить старушку мать, бедная Лиза собирала в поле цветы…
У метафоры есть «очень близкие родственники» среди тропов, также заслуживающие нашего внимания. Но прежде чем называть их, посмотрим, как они используются в хорошей речи. Обратимся к «Воспоминаниям о Блоке» Евг. Замятина.
1918 год. Маленькая редакционная комната — какая-то пустая, торопливая, временная — два-три стула, в углу связки — только что из типографии — книг. Еще непривычно, что в комнате — в шляпах и пальто. <… > Стук в дверь — и в комнате Блок. Нынешнее его, рыцарское лицо — и смешная, плоская американская кепка. И от кепки — мысль: два Блока — один настоящий, а другой — напяленный на этого настоящего, как плоская американская кепка. Лицо — усталое, потемневшее от какого-то сурового ветра, запертое на замок. <… > Это было мое знакомство с Блоком. Только этот короткий разговор, улыбка, кепка.
В этом отрывке обращает на себя внимание не только точность и образность речи, но и ее удивительная сжатость: автор как бы экономит слова, вспоминает лишь те, которые необходимы для образного описания незаурядной фигуры Блока и окружающей его обстановки времен гражданской войны. Рыцарское лицо Блока, его странная кепка, короткий разговор, улыбка… Вот контуры, воссоздающие портрет поэта. Можно было бы написать: он казался усталым, цвет лица у него был нездоровый, точно оно потемнело от какого-то сурового ветра; он производил впечатление замкнутого человека — был точно «заперт на замок»… Но Замятин избегает банальных выражений и формулирует мысль предельно кратко, прибегая к метонимическим заменам.
Из всех тропов в цитированном отрывке преобладает метонимия (от греч. метонимия — переименование) — перенос названия с одного предмета на другой на основании их смежности. Вот классические примеры метонимии в этой статье Замятина: В озябшем, голодном, тифозном Петербурге была культурно-просветительная эпидемия; Блок — весь из Невы, из тумана белых ночей, Медного всадника; в ту белую апрельскую ночь Петербург видел Блока последний раз; На улице у ворот — толпа. <… > Все, что осталось от литера туры в Петербурге.
Как стилистический прием метонимию следует отличать от метафоры. Для переноса названия в метафоре сопоставляемые предметы должны быть обязательно похожи, а при метонимии такого сходства нет, художник слова опирается только на смежность предметов. Другое отличие: метафору легко переделать в сравнение с помощью слов как, вроде, подобно. Например, бахрома инея — иней, как бахрома, сосны шепчут — сосны шумят, будто шепчут. Метонимия такой трансформации не допускает.
При метонимии предметы, явления, получающие одинаковое название, связаны самыми различными ассоциациями по смежности. Название места употребляется для обозначения людей, которые там находятся: Ликует буйный Рим (М. Лермонтов). Название сосуда используется в значении содержимого: Я три тарелки съел (И. Крылов). Имя автора заменяет название его произведений: Траурный Шопен громыхал у заката (М. Светлов). Названия отличительных признаков людей или предметов используются вместо их обычных наименований: Черные фраки носились врозь и кучами там и там (Н. Гоголь).
Особый интерес представляет метонимия прилагательных. Например, А. Пушкин назвал одного из светских щеголей перекрахмаленный нахал. Безусловно, по смыслу определение может быть отнесено лишь к существительным, называющим какие-то детали туалета модного франта, но в образной речи такой перенос названия возможен. В художественной литературе немало примеров подобной метонимии прилагательных: Белый запах нарциссов, счастливый, белый, весенний запах (Л. Толстой); Потом приходил коротковатый старичок в изумленных очках (И. Бунин); Стал и я выходить погулять неуверенными ногами… Там, где несколько аллей стекались в одну, белел большой алебастровый Сталин с каменной усмешкой в усах (А. Солженицын).
Метонимия служит источником образности. Вспомним пушкинские строки: Все флаги в гости будут к нам. Устами Петра Первого поэт предсказал, что город-порт, построенный на берегу Финского залива, будет принимать корабли с флагами всех стран мира. А вот другой широко известный пример метонимии у А.С. Пушкина: Янтарь на трубках Цареграда, фарфор и бронза на столе и, чувств изнеженных отрада, духи в граненом хрустале. Здесь поэт использовал название материалов для обозначения сделанных из них предметов при описании роскоши, окружавшей Онегина.
Конечно, этими хрестоматийными строчками далеко не исчерпываются случаи метонимии у Пушкина. Этот троп лежит в основе многих его замечательных образов. Например, к метонимии прибегал Пушкин, рисуя «волшебный край» театральной жизни: Театр уж полон; ложи блещут; партер и кресла — все кипит, создавая картины русского быта:… И жаль зимы старухи, и, проводив ее блинами и вином, поминки ей творим мороженым и льдом. Подобных примеров подлинно художественного применения тропа у Пушкина множество.
Метонимию ценят и поэты, и прозаики, потому что метонимические замены дают возможность более кратко сформулировать мысль. Например, опуская глагол болеть, часто спрашивают: Что, прошло у вас горло? (А. Чехов); Прошла головка? (М. Горький). Или говорят так: Сердце у Раисы прошло (А.Н. Толстой) и т. д.
При обозначении времени также часто используются метонимические замены: Они не виделись с Москвы (И. Тургенев); Мама после чая продолжала вязать (И. Бунин). Если бы в таких случаях автор не использовал метонимии, ему пришлось бы писать: после встречи в Москве; после того как выпили чай.
Метонимию можно встретить не только в художественных произведениях, но и в нашей повседневной речи. Мы говорим: класс слушает, нет меди, люблю Есенина, слушал «Онегина». Разве вам не приходится иногда отвечать на «усеченные» вопросы: Вы были у Ермоловой? (имеется в виду Театр имени Ермоловой,); Он во Фрунзе учится? (то есть в училище имени Фрунзе); Касса работает? А. вот такие же «усеченные» сообщения: Мы познакомились на картошке; Весь пароход сбежался; Вальс-фантазию исполняет Дом культуры. Подобные метонимические переносы возможны лишь в устной речи. Однако в сочинениях неудачные метонимические переносы названий порождают досадные речевые ошибки: В это время писатель и создал свою «Мать»; Герой решил летать на костылях. Подобный лаконизм в выражении мысли приводит к неуместной игре слов, и читатель не может сдержать улыбку там, где текст требует совсем иной реакции.
К метонимии очень близки и некоторые другие тропы. Своеобразную ее разновидность представляет синекдоха, которая состоит в замене множественного числа единственным, в употреблении названия части вместо целого, частного вместо общего и наоборот.
В цитированной выше статье Евг. Замятина синекдоха представлена такими примерами:
«Полная церковь Смоленского кладбища. Косой луч наверху в куполе, медленно спускающийся все ниже. Какая-то неизвестная девушка пробирается через толпу — к гробу, — целует желтую руку, уходит. Все ниже луч. И наконец — под солнцем, по узким аллеям — несем то чужое, тяжелое, что осталось от Блока. И молча — так же, как молчал Блок эти годы, — молча Блока глотает земля».
За единственным числом стоит множественное (луч — лучи), за отвлеченными словами — конкретные (то чужое, тяжелое — мертвое тело), за обобщенным названием — частное (земля — могила).
Как видно из этих примеров, можно выделить несколько разновидностей синекдохи. Чаще всего используется синекдоха, состоящая в употреблении формы единственного числа вместо множественного, что придает существительным собирательное значение (Соху сменил трактор). Название части предмета может заменять слово, обозначающее весь предмет. Чужие руки разнесли твое тепло и трепет тела… (С. Есенин). Наименование отвлеченного понятия нередко употребляется вместо названия конкретного (Свободная мысль и научная дерзость ломали свои крылья о невежество и косность).
Синекдоха используется и в разговорной речи. Здесь распространены тропы, получившие общеязыковой характер: умного человека называют голова, талантливого мастера — золотые руки и т. д. В публицистике часто встречаются синекдохи типа: Заводу необходима фреза новой модели; В этом году зерно налилось рано.
Однако нельзя забывать о том, что в иных случаях неуместная синекдоха искажает смысл высказывания: Стюардесса посмотрела на меня нежным глазом и пропустила вперед (употребление единственного числа вместо множественного наводит на мысль, что у стюардессы был только один глаз). Еще пример: Мы испытываем острый дефицит рабочих рук: их у нас двадцать пять, а требуется еще столько же (у специалистов получилось нечетное число рук).
Особый вид метонимии — антономазия (от греч. антономазия — переименование) — троп, состоящий в употреблении собственного имени в значении нарицательного. Например, фамилия гоголевского персонажа Хлестаков получила нарицательное значение — лгун, хвастун; Геркулесом иногда образно называют сильного мужчину. В языке закрепилось использование в переносном значении слов донкихот, донжуан, ловелас и др. Часто образное значение придается именам других литературных героев (Молчалин, Скалозуб, Манилов, Плюшкин, Отелло, Квазимодо). Подобные имена персонажей могут использоваться как выразительное средство образной речи:… и на Западе много сочиняется пустых книжек и статеек… Пишутся они отчасти французскими Маниловыми, отчасти французскими Чичиковыми (Н. Чернышевский). Нарицательное значение получают также имена известных общественных и политических деятелей, ученых, писателей: Мы все глядим в Наполеоны… (А. Пушкин).
Неиссякаемым источником антономазии является античная мифология и литература. Античные образы особенно широко использовались в русской поэзии периода классицизма и первой половины XIX в.: Дианы грудь, ланиты Флоры прелестны, милые друзья! Однако ножка Терпсихоры прелестней чем-то для меня (А. Пушкин). Но во второй половине XIX в. антономазия, восходящая к античной мифологии и поэзии, используется значительно реже и воспринимается уже как дань уходящей поэтической традиции. В современном литературном языке образное употребление имен героев античной мифологии возможно лишь в юмористических, сатирических произведениях: «Жрец Мельпомены на казенных харчах» (заглавие фельетона).
Однако до сих пор сохраняет свою выразительную силу антономазия, основанная на переосмыслении имен литературных героев. Так, у Евг. Замятина в рукописи цитированных уже воспоминаний:
До этой встречи, недавно — я не любил его: он [Блок] изменил, казалось, Прекрасной Даме, Дульцинее, он нашел ее в земной Альдонсе, поставил точку. И после этой встречи я понял: изменил на минуту — только этот — в кепке; другой — настоящий — верен, и его нельзя не любить.
Читателю, знающему литературу, эти женские имена сказали многое, больше, чем могло бы сказать перечисление достоинств и пороков героинь.
Разговор о следующем тропе обращает нас к отрывку из рассказа Андрея Платонова «Железная старуха»:
Шумели листья на дереве; в них пел ветер, идущий по свету. Малолетний Егор сидел под деревом и слушал голос листьев, их крепкие бормочущие слова.
Егор хотел узнать, что означают эти слова ветра, о чем они говорят ему, и он спрашивал, обратив лицо к ветру:
— Ты кто? Что ты мне говоришь?
Ветер умолкал, будто сам слушал в это время мальчика, а потом снова медленно бормотал, шевеля листья и повторяя прежние слова.
В этом рассказе ветер нам кажется живым: он поет, идет по свету, о чем-то говорит, у него свои слова. Листья тоже оживают: мальчик вслушивается в их голос и кроткие бормочущие слова. Такое наделение неодушевленных предметов признаками и свойствами человека называется олицетворением.
Под пером писателей очень часто окружающие нас предметы оживают: море дышит полной грудью; волны бегут, ласкаются к берегу; лес настороженно молчит; травы шепчутся с ветром; озера смотрят в бесконечные дали… А в одной песне даже поется про остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озер! В этом волшебном мире поэтических образов, по словам Ф. Тютчева, «на всем улыбка, жизнь во всем»! И мы готовы поверить М. Лермонтову, что в тот час, когда спит земля в сиянье голубом, звезда с звездою говорит…
При олицетворении описываемый предмет может внешне уподобляться человеку: Зеленая прическа, девическая грудь, о тонкая березка, что загляделась в пруд? (С. Есенин). Еще чаще неодушевленным предметам приписываются действия, которые доступны лишь людям: Изрыдалась осенняя ночь ледяными слезами (Аф. Фет); На родину тянется туча, чтоб только поплакать над ней (Аф. Фет); И цветущие кисти черемух мыли листьями рамы фрамуг (Б. Пастернак).
Особенно часто писатели обращаются к олицетворению, описывая картины природы. Мастерски использовал этот троп С. Есенин. К клену поэт обращался как к старому доброму знакомому: Клен ты мой опавший, клен заледенелый, что стоишь, нагнувшись, под метелью белой? Или что увидел? Или что услышал? Словно за деревню погулять ты вышел. В его поэзии Заря окликает другую; Плачут вербы, шепчут тополя; Спит черемуха в белой накидке; Стонет ветер, протяжен и глух; Цветы мне говорят прощай, головками склоняясь ниже; Липы тщетно манят нас, в сугробы ноги погружая… Влюбленный в родную русскую природу, поэт с особой нежностью писал о березах: Я навек за туманы и росы полюбил у березки стан, и ее золотистые косы, и холщовый ее сарафан. Именно олицетворение создает прелесть многих поэтических образов Есенина, по которым мы безошибочно узнаем его стиль.
Очень самобытны олицетворения у Вл. Маяковского. Как не вспомнить его «встречу» и «разговор» с солнцем: Что я наделал! Я погиб! Ко мне по доброй воле само, раскинув луч-шаги, шагает солнце в поле.
Как сильное изобразительное средство выступает олицетворение и в художественной прозе. Например: Непуганая ташкентская весна прошла за окнами, вступила в лето… Фруктовый ларек торговал и для больных тоже — но мои ссыльные копеечки поеживались от цен (А. Солженицын).
Олицетворение широко используется не только в художественных текстах. Стоит раскрыть любой номер газеты, и вы увидите забавные заголовки, построенные на олицетворении: «Солнце зажигает маяки», «Ледовая дорожка ждет», «Матч принес рекорды», «Железобетон опустился в шахты»…
Особым видом олицетворения является персонификация (от лат. персона — лицо, фацере — делать) — полное уподобление неодушевленного предмета человеку. В этом случае предметы наделяются не частными признаками человека (как при олицетворении), а обретают реальный человеческий облик. Для иллюстрации этого вида олицетворения обратимся опять к прозе Андрея Платонова, приведем (в сокращении) начало его сказки-были «Неизвестный цветок».
Жил на свете маленький цветок. Он рос один на пустыре. Нечем было ему питаться в камне и глине; капли дождя, упавшие с неба, сходили по верху земли и не проникали до его корня, а цветок все жил и жил и рос помаленьку выше. Он поднимал листья против ветра; из ветра упадали на глину пылинки; и в тех пылинках находилась пища цветку. Чтобы смочить их, цветок всю ночь сторожил росу и собирал ее по каплям…
Днем цветок сторожил ветер, а ночью росу. Он трудился день и ночь, чтобы жить и не умереть… Он нуждался в жизни и превозмогал терпеньем свою боль от голода и усталости. Лишь один раз в сутки цветок радовался: когда первый луч утреннего солнца касался его утомленных листьев.
Если прочитать только выделенные слова, на которых строится персонификация, то может показаться, что речь идет не о цветке, а о человеке — он живет, превозмогая голод, боль, усталость, «нуждается в жизни» и радуется солнцу. Это придает речи яркие краски, помогает нарисовать живой образ.
Прием персонификации особенно ценят поэты. Блистательное его применение находим в описании М. Лермонтовым Терека и Каспия в стихотворении «Дары Терека»:
Терек воет, дик и злобен.
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.
Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид
И, приветливо ласкаясь,
Морю Каспию журчит…
Особой экспрессии персонификация достигает в конце стихотворения, где этот троп усиливают эпитеты, сравнения, метафоры:
И старик во блеске власти
Встал, могучий, как гроза,
И оделись влагой страсти
Темно-синие глаза.
Он взыграл, веселья полный, —
И в объятия свои
Набегающие волны
Принял с ропотом любви.
Этим примерам искусного применения тропа надо противопоставить случаи неудачных олицетворений, которые возникают иногда в речи по недосмотру авторов. Так, пишут: Деталь бросается в ванну; Ко встрече большой воды готовятся откачивающие средства и другие механизмы; Четыре тысячи пальто отсюда ежедневно отправляются в магазины столицы; В помощь охотнику в сани впрягается собака; Поросята сразу после рождения обмываются и вытираются полотенцем; Телки в количестве 37 голов по решению правления продались другому колхозу.
Причина подобных каламбуров в неудачном использовании возвратных глаголов, которые могут указывать на действие и субъекта, и объекта, порождая двусмысленность.
Образное выражение, состоящее в преувеличении размеров, силы, красоты, значения описываемого, называется гиперболой (от греч. гипербола — преувеличение, излишек). Мою любовь, широкую, как море, вместить не могут жизни берега (А.К. Толстой).
Образное выражение, преуменьшающее размеры, силу, значение описываемого, называется литотой (от греч. литотес — простота). Ваш щпиц — прелестный шпиц, не более наперстка (А. Грибоедов). Литоту называют еще обратной гиперболой.
Гипербола и литота имеют общую основу — отклонение от объективной количественной оценки предмета, явления, качества, поэтому могут в речи совмещаться: Андерсен знал, что можно до боли в сердце любить каждое слово женщины, каждую ее потерянную ресницу, каждую пылинку на ее платье. Он понимал это. Он думал, что такую любовь, если он даст ей разгореться, не вместит сердце (К. Паустовский).
Особенность гиперболы и литоты заключается в том, что они могут и не принимать форму тропа, а просто выступать как преувеличение или преуменьшение: Раздирает рот зевота шире Мексиканского залива (Вл. Маяковский). Однако чаще гипербола и литота принимают форму различных тропов, причем и автор, и читатель понимают, что эти образные средства неточно отражают действительность.
Гипербола может наслаиваться, налагаться на эпитеты, сравнения, метафоры, придающие образу черты грандиозности. В соответствии с этим выделяются гиперболические эпитеты: Одни дома длиною до звезд, другие — длиной до луны; до небес баобабы (Вл. Маяковский); Пароход в стоярусных огнях (Вл. Луговской); гиперболические сравнения:… мужик с брюхом, похожим на тот исполинский самовар, в котором варится сбитень для всего прозябнувшего рынка (Н. Гоголь); гиперболические метафоры: Свежий ветер избранных пьянил, с ног сбивал, из мертвых воскрешал, потому что, если не любил, — значит, и н е жил, и не дышал! (Вл. Высоцкий). Литота чаще всего принимает форму сравнения: Как былинку, ветер молодца шатает… (А. Кольцов), эпитета: Лошадку ведет под уздцы мужичок в больших сапогах, в полушубке овчинном, в больших рукавицах… а сам с ноготок:! (Н. Некрасов).
«Королем гиперболы» в русской прозе был Гоголь. Помните его описание Днепра?
Редкая птица долетит до середины Днепра; Чудный воздух… движет океан благоуханий. А сколько комизма в гоголевских бытовых гиперболах! У Ивана Никифоровича… шаровары в таких широких складках, что если бы раздуть их, то в них можно бы поместить весь двор с амбарами и строением…
Русские писатели любили прибегать к гиперболизации как к средству насмешки. Например, Ф. Достоевский, пародируя взволнованную речь, выстраивает в ряд гиперболы: При одном предположении подобного случая вы бы должны были вырвать с корнем волосы из головы своей и испустить ручьи… что я говорю!реки, озера, моря, океаны слез! Как и другие тропы, гипербола и литота могут быть общеязыковыми и индивидуально-авторскими. Есть немало общеязыковых гипербол, которые мы используем в повседневной речи: ожидать целую вечность, на краю земли, всю жизнь мечтать, высокий до неба, испугаться до смерти, задушить в объятиях, любить до безумия. Известны и общеязыковые литоты: ни капли, море по колено, капля в море, рукой подать, глоток воды, кот наплакал и т. п.
Наш рассказ о тропах был бы неполным, если бы мы не коснулись понятия аллегории.
Аллегорией (от греч. аллегория — иносказание) называется выражение отвлеченных понятий в конкретных художественных образах. Например, в баснях, сказках глупость, упрямство воплощаются в образе осла, трусость — в образе зайца, хитрость — в образе лисы.
Есть много общеязыковых аллегорий, известных не только в русском языке, но и в других современных и древних языках.
Так, коварство предстает в образе змеи, власть — в образе льва, медлительность — в образе черепахи и т. д.
Аллегорией может быть названо любое иносказательное выражение. Например, пришла осень может означать: наступила старостъ, увяли цветы — кончились счастливые дни, поезд ушел — к прошлому нет возврата и т. д. Такие аллегории тоже носят общеязыковой характер, так как смысл их обусловлен традицией употребления в речи.
Однако есть и индивидуально-авторские аллегории. Например, в поэзии А. Пушкина аллегория лежит в основе образной системы стихотворений «Арион», «Анчар», «Пророк», «Соловей и роза» и др. У Лермонтова аллегорический смысл заключен в стихотворениях «Парус», «Утес», «Сосна», «Три пальмы».
Аллегорические стихи не чужды и современной литературе. Подтвердим это малоизвестным стихотворением Юлия Даниэля, привлекающим самобытностью художественных образов:
ГДЕ ОН, МОЙ КОНЬ?
Уже на небе гремит посуда,
И скоро грянет жестокий пир,
А наши кони еще пасутся,
А наши кони еще в степи.
Они бессмертны — вовек (хвала им!)
И мы ведь помним дорогу к ним,
Мы зануздаем и заседлаем
И эх как двинем под проливным.
Тебя облепит намокшим платьем,
О, амазонка, гони за мной!
А кони мчатся, и наплевать им
На тьму и ругань, на дождь и зной.
Ведь наши кони — веселой масти,
Зеленой, рыжей и голубой,
И подковал их веселый мастер
Для бурь, для бега, для нас с тобой.
И мы дождемся большого солнца,
Большого мира во всей красе;
Табун гривастый еще пасется,
Плывут копыта в ночной росе.
К числу тропов относится также ирония.
Иронией (от греч. ирония — притворство, насмешка) называется тонкая насмешка, выраженная в форме похвалы или положительной характеристики предмета.
Блестящий пример иронических стихов есть в литературном наследии Юлия Даниэля:
ЛИБЕРАЛАМ
Отменно мыты, гладко бриты,
И не заношено белье,
О, либералы-сибариты,
Оплот мой, логово мое!
О, как мы были прямодушны,
Когда кипели, как боржом,
Когда, уткнувши рты в подушки,
Крамолой восхищали жен.
И, в меру биты, вдоволь сыты,
Мы так рвались в бескровный бой!
О, либералы — фавориты
Эпохи каждой и любой.
Вся жизнь — подножье громким фразам,
За них — на ринг, за них — на риск…
Но нам твердил советчик-разум,
Что есть Игарка и Норильск.
И мы, шипя, ползли под лавки,
Плюясь, гнусавили псалмы,
Дерьмо на розовой подкладке —
Герои, либералы, мы!
И вновь тоскуем по России
Пастеризованной тоской,
О, либералы — паразиты
На гноище беды людской.
Своеобразной формой иронии является внешне беспристрастная характеристика предмета, за которой скрывается усмешка автора. Например, А. Пушкин пишет о светском щеголе: Весь спрятан в галстук, фрак до пят, дискант, усы и мутный взгляд. И автор, и читатель понимают, что модный франт вызывает смех, но поэт при этом сохраняет серьезный тон, в котором, однако, заключена ирония.
Добиваясь иронического осмысления речи, автор может писать от лица то наивно-простодушного простака, то восторженного болтливого обывателя, то педантичного поклонника моды, то провинциального ретрограда и т. д., то есть говорить в несвойственном ему тоне. Например, А. Пушкин в поэме «Руслан и Людмила» в одном из лирических отступлений представляет себя наивным простаком, верящим в волшебства, о которых пишут в сказках:
Я каждый день, восстав от сна,
Благодарю сердечно Бога
За то, что в наши времена
Волшебников не так уж много.
Н.Гоголь в «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» как бы уподобляется своим героям, говоря: Славная бекеша у Ивана Ивановича!… Описать нельзя, бархат! серебро! огонь! Господи Боже мой! Николай Чудотворец, угодник Божий отчего же у меня нет такой бекеши!
В таких случаях читатель понимает, что слова автора не следует воспринимать в прямом смысле, что это насмешка.
Ирония часто усиливается употреблением других тропов. Например, А. Твардовский, изображая падение фашистского самолета, подбитого русским солдатом, соединяет иронию с гиперболой:
Скоростной, военный, черный,
Современный, двухмоторный
Самолет — стальная снасть —
Ухнул в землю, завывая,
Шар земной пробить желая
И в Америку попасть.
— Не пробил, старался слабо…
— Видно, место прогадал.
Термин «ирония» может употребляться и безотносительно к тропам, иронией часто называют тонкую насмешку, шутку, выраженную в скрытой форме.
В заключение нашей беседы о средствах образной речи остановимся на самом противоречивом и сложном явлении — перифразе. Начнем с простого примера.
Кого называют солнцем русской поэзии? Конечно Пушкина. Но для него можно придумать и другие образные определения — гордость нашей литературы, гениальный ученик Державина, блестящий преемник Жуковского… В стихотворении «Смерть поэта» Лермонтов о нем писал: невольник чести, дивный гений, наша слава. Все это перифразы.
Перифразой (от греч. пери — «вокруг», фразо — «говорю») называется описательное выражение, употребленное вместо того или иного слова.
Как и всякие тропы, перифразы могут быть общеязыковыми и индивидуально-авторскими. Общеязыковые перифразы обычно получают устойчивый характер. Например: город на Неве, страна голубых озер, зеленый друг, наши меньшие братья и т. д. Многие из них постоянно используются в языке газет, где о врачах пишут люди в белых халатах, о шахтерах — добытчики черного золота, об альпинистах — покорители горных вершин, о продавцах — работники прилавка и пр.
В перифразе, как отмечал еще Л.В. Щерба, выделяется один какой-то признак, а все другие как бы затушевываются, поэтому перифразы дают возможность писателю обратить внимание на те черты изображаемых предметов и явлений, которые для него особенно важны:
Последнее, о чем следует не говорить, а просто кричать, — это о безобразном обращении с Окой — чудесной, второй после Волги нашей русской рекой, колыбелью нашей культуры, родиной многих великих людей, именами которых гордится с полным правом весь наш народ (К. Паустовский).
В стилистическом отношении важно разграничить образные перифразы, то есть такие, в основе которых лежит употребление слов в переносном значении, и необразные, представляющие собой переименования предметов, качеств, действий. Сравните: Солнце русской поэзии и автор «Евгения Онегина»; город желтого дьявола и центр деловой жизни Америки. Первые словосочетания носят метафорический характер, вторые представляют собой наименования, состоящие из слов, употребленных в их точных лексических значениях.
Образные перифразы выполняют в речи эстетическую функцию, их отличает яркая эмоционально-экспрессивная окраска.
Например: Унылая nopa! Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса — люблю я пышное природы увяданье… (А. Пушкин). Здесь перифразы, заменяющие слово осень, образно характеризуют это время года. Поэт любил использовать перифразы при описании картин русской природы: Приветствую тебя, пустынный уголок. Приют спокойствия, трудов и вдохновенья, где льется дней моих невидимый поток на лоне счастья и забвенья…
С помощью перифраз Пушкин описывает и своих героев. Вот как, например, он характеризует Евгения Онегина: Театра злой законодатель, непостоянный обожатель очаровательных актрис, почетный гражданин кулис…
Образные перифразы могут придавать речи самые различные стилистические оттенки, выступая то как средство высокой патетики, например в оде «Вольность» Пушкина: Беги, сокройся от очей, Питеры слабая царица! Где ты, где ты, гроза царей, свободы гордая певица? — то как средство непринужденного звучания речи, имеющей нередко ироническую окраску, как в одном из лирических отступлений в «Евгении Онегине»: Меж тем как сельские циклопы перед медлительным огнем российским лечат молотком изделье легкое Европы, благословляя колеи и рвы отеческой земли… Замените здесь перифразы обычными словами (сельские циклопы — кузнецы, изделье легкое Европы — карета и т. д.), и вы увидите, сколько юмора вложил поэт в эти блестящие тропы.
Индивидуально-авторские перифразы всегда изобразительны, они дают возможность писателю обратить внимание на те черты описываемых предметов и явлений, которые особенно важны в художественном отношении. Эстетическая ценность таких перифраз, как и всяких тропов, зависит от их самобытности, свежести.
В отличие от образных, перифразы необразные выполняют в речи не эстетическую функцию, а смысловую, помогая автору точнее выразить мысль, подчеркнуть те или иные особенности описываемого предмета. Например, рисуя литературный портрет Н.В. Гоголя, можно назвать его великим реалистом; автором «Мертвых душ»; одним из талантливейших писателей «натуральной школы» в русской литературе; певцом украинского казачества, создавшим образ Тараса Бульбы, наконец, современником и другом А. С. Пушкина и т. д. Обращение к необразным перифразам может быть продиктовано и стилистическими соображениями: перифразы помогают избежать повторения (например, фамилии писателя, о котором идет речь).
Перифразы этого типа употребляются для пояснения малоизвестных читателю слов, имен: Персидский поэт Саади — лукавый и мудрый шейх из города Шираза — считал, что человек должен жить не меньше девяноста лет (К. Паустовский). Перифразы, служащие для разъяснения тех или иных понятий, широко используются в нехудожественной речи: Все наружные части корня, его кожица и волоски, состоят из клеток, то есть глухих пузырьков или трубочек, в стенках которых никогда нет отверстий (Кл. Тимирязев).
Бывают перифразы эвфемистического характера: они обменялись любезностями вместо: они обругали друг друга. Подобные общеязыковые перифразы используются чаще всего в разговорной речи: ждать прибавления семейства, наставить рога и т. п. В художественных произведениях такие эвфемизмы являются источником юмора: Здесь Бульба пригнал в строку такое слово, которое даже не употребляется в печати (Н. Гоголь); Доктор, доктор, а нельзя ли изнутри погреться мне! (А. Твардовский). Обращение к таким перифразам обусловлено стремлением автора придать речи непринужденно-разговорный оттенок.
Однако, раскрывая секреты хорошей речи, нельзя не предостеречь против непомерного увлечения перифразами тех, кто стремится «говорить красиво». Описательными выражениями щедро пересыпают свою речь журналисты, спортивные комментаторы: Сегодня выясняют отношения столичные бойцы клинка, Захватывающая дуэль шахматных амазонок продлится завтра; Двое, имя которым — команды, вышли на ледяную сцену.
Увлечение перифразами таит в себе опасность многословия. Еще Пушкин в статье «О русской прозе» осудил авторов, которые использовали перифразы ради красивости слога: «Эти люди никогда не скажут дружба, не прибавя: сие священное чувство, коего благородный пламень…» По наблюдениям поэта, в заметках любителей театра обязательно встречается перифраза: «сия юная питомица Талии и Мельпомены…» «Боже мой, — восклицает Пушкин, — да поставь эта молодая хорошая актриса…»
Неумелое употребление перифраз может стать причиной неясности высказывания или исказить мысль автора. Об этом следовало бы помнить тем, кто пишет: На слете перед ребятами выступят опытные укротители огня (можно подумать, что это будут факиры, на самом же деле речь идет о пожарных); В гости к жителям микрорайона придут народные мстители (готовится встреча с бывшими партизанами); Завод кует ключи к подземным кладовым (имеются в виду буровые установки для добычи нефти).
Необходимо соблюдать чувство меры при употреблении перифраз, да и других тропов, умело их использовать в речи.
Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и, право, иное названье еще драгоценней самой вещи.
В чем секрет слов, которые создают атмосферу непринужденности, воздействуют на чувства собеседников, придают особую выразительность их речи? И, с другой стороны, какие слова лишают речь живых, эмоциональных красок? Чтобы ответить на эти вопросы, оттолкнемся от примера. Вот пародия на «семейный разговор» уставших от дневной суеты супругов.
Муж. Напряженный ритм труда на нашем предприятии обязывает меня мобилизовывать весь свой творческий потенциал для выполнения поставленных задач. Я трудился с полной отдачей и в настоящее время чувствую чрезмерную усталость, что вынуждает меня уклониться от выполнения возложенных на меня обязанностей. Поэтому при наличии жены я не намерен мыть посуду.
Жена. А я в течение дня решала назревшие хозяйственные проблемы: уборка жилплощади, приготовление пищи и главное — посещение торговых предприятий с целью приобретения необходимых товаров. Посещение новых коммерческих магазинов при отсутствии денег на приобретение товаров оказало отрицательное влияние на мое настроение…
Можно ли услышать подобный диалог в жизни? Конечно, нет. Так не говорят, потому что слова и выражения, часто встречающиеся в газетах и деловых бумагах, не подходят для разговора мужа с женой. — А какие же слова в этом случае подойдут? — спросите вы. — Да самые простые, те, что мы всегда слышим в непринужденной обстановке. Помните замечание одного из песенных персонажей Вл. Высоцкого?
— Тут за день так накувыркаешься! Придешь домой — тут ты сидишь… Это реплика живого человека, он эмоционально и выразительно отреагировал на упрек жены.
Первое условие живости речи — употребление слов, которые стилистически оправданы в определенной ситуации. На трибуне оратор обращается к публицистической, книжной лексике, а в беседе с другом отдает предпочтение разговорным словам.
Оживляет речь использование слов с яркой эмоциональноэкспрессивной окраской. Такие слова не только называют понятия, но и отражают отношение к ним говорящего. Например, восхищаясь красотой белого цветка, можно назвать его белоснежным, белехоньким, лилейным. Эти прилагательные эмоционально окрашены: заключенная в них положительная оценка отличает их от стилистически нейтрального слова белый. Эмоциональная окраска слова может выразить и отрицательную оценку называемого понятия (белобрысый говорят о некрасивом человеке со светлыми волосами, облик которого нам неприятен). Поэтому эмоциональную лексику называют оценочной.
В составе эмоциональной лексики можно выделить несколько разновидностей.
1. Слова, как правило, однозначные, с ярким оценочным значением. Это преимущественно слова-«характеристики» (предтеча, первопроходец, провозвестник; брюзга, пустомеля, подхалим, разгильдяй и др.), а также слова, содержащие оценку факта, явления, признака, действия (предназначение, предначертание, делячество, очковтирательство, дивный, нерукотворный, безответственный, допотопный, дерзать, вдохновить, опорочить, напакостить).
2. Многозначные слова, обычно нейтральные в основном значении, но получающие яркую эмоциональную окраску при метафорическом употреблении. Так, о человеке говорят: шляпа, тряпка, тюфяк, дуб, слон, медведь, змея, орел, ворона; в переносном значении используют глаголы петь, шипеть, пилить, грызть, копать, зевать, моргать и т. п.
3. Слова с суффиксами субъективной оценки, передающие различные оттенки чувства: заключающие положительные эмоции — сыночек, солнышко, бабуля, аккуратненько, близехонько, и отрицательные — бородища, детина, казенщина и т. п.
Изображение чувства в речи требует также особых экспрессивных красок. Экспрессивность (от лат. экспрессио — выражение) — значит выразительность, экспрессивный — выразительный. В этом случае к номинативному значению слова добавляются особые стилистические оттенки, усиливающие его выразительность. Так, вместо слова хороший мы употребляем более выразительные — прекрасный, замечательный, восхитительный, чудесный, великолепный, изумительный; можно сказать не люблю, но мы порой находим и более сильные слова: ненавижу, презираю, питаю отвращение. В таких случаях лексическое значение слова осложняется экспрессией. Часто одно нейтральное слово имеет несколько экспрессивных синонимов, различающихся по степени экспрессивного напряжения (сравните: несчастье — горе — бедствие — катастрофа; буйный — безудержный — неукротимый — неистовый — яростный).
Яркая экспрессия выделяет слова торжественные (глашатай, незабвенный, свершения), риторические (соратник, священный, чаяния, возвестить), поэтические (лазурный, немолчный, незримый, воспеть). Особая экспрессия отличает слова шутливые (благоверный, новоиспеченный), иронические (соблаговолить, хваленый, донжуан), фамильярные (недурственный, смазливый, мыкаться, шушукаться). Экспрессивные оттенки разграничивают слова неодобрительные (претенциозный, манерный, честолюбивый, педант), пренебрежительные (крохоборство, малевать), презрительные (наушничать, подхалим), уничижительные (юбчонка, хлюпик), вульгарные (хапуга, фартовый), бранные (хам, дурак). Экспрессивная окраска р слове наслаивается на его эмоционально-оценочное значение, причем у одних слов преобладает экспрессия, у других — эмоциональная окраска. Это нетрудно определить, доверившись своему лингвистическому чутью. Если же вы в нем не уверены, обратитесь к любому толковому словарю русского языка, там всегда есть стилистические пометы к подобным словам.
Экспрессивную лексику можно классифицировать, выделяя: 1) слова, выражающие положительную оценку называемых понятий, и,2) слова, выражающие их отрицательную оценку. В первую группу войдут слова высокие, ласкательные, отчасти — шутливые; во вторую — иронические, неодобрительные, бранные и др. Эмоционально-экспрессивная окраска слов ярко проявляется при сопоставлении синонимов:
Стилистически Высокие Сниженные нейтральные
лицо лик морда
препятствие преграда помеха
плакать рыдать реветь
бояться опасаться трусить
прогнать изгнать выставить
На эмоционально-экспрессивную окраску слова влияет и его значение. Резко отрицательную оценку получили у нас такие, например, слова, как фашизм, сталинизм, сексот, донос, мафиозная структура; положительная окраска, отличает слова: прогресс, милосердие, благотворительность, мирное разрешение конфликта и подобные. Даже различные значения одного и того же слова могут заметно расходиться в стилистической окраске: в одном случае употребление слова может быть торжественным: Постой, царевич. Наконец я слышу речь не мальчика, но мужа (А. Пушкин), в другом — это же слово получает ироническую окраску: Г, Полевой доказал, что почтенный редактор пользуется славою ученого мужа, так сказать, на честное слово (А. Пушкин).
Развитию эмоционально-экспрессивных оттенков в слове способствует его метафоризация. Так, стилистически нейтральные слова гореть, падать, задыхаться, пылать, голубой, лететь, употребленные в образном значении, получают яркую экспрессию: гореть на работе, падать от усталости, задыхаться в условиях бюрократического произвола, пылать любовью, пылающий взор, голубая мечта, летящая походка, лететь навстречу на крыльях любви… Окончательно определяет экспрессивную окраску слова контекст: нейтральные слова в определенном контексте могут восприниматься как высокие, эмоциональные, высокая же лексика приобретает насмешливо-ироническую интонацию. Порой даже бранное слово может звучать ласково (подлец, негодник), а ласковое — презрительно (умница).
Мы отбираем в речи слова, сознательно или несознательно подчиняясь условиям общения и стараясь воздействовать на собеседника, учитывая его общественное положение, характер наших с ним отношений, содержание беседы и т. д. Приятелю, например, вы можете сказать: Устал как собака, ноги протяну, если не дадут отпуска). А своему начальнику на работе вы объясните ситуацию иначе: Я очень нуждаюсь в отдыхе, разрешите мне взять отпуск. В заявлении же на имя директора предприятия ваша мысль получит стандартную формулировку: Прошу предоставить мне очередной отпуск.
На выбор слов влияют и другие факторы. Если вы хотите рассмешить или растрогать слушателей, вызвать их сочувствие или отрицательное отношение к предмету речи, вы будете по-разному отбирать слова, создающие ту или иную экспрессивную окраску речи. В соответствии с этим ваша речь будет шутливой, интимно-ласковой или официально-холодной, иронической, но только не нейтральной, в которой используются языковые средства, лишенные какой бы то ни было стилистической окраски. При этом способы отбора речевых средств не могут быть универсальными, они отражают ваши вкусы и оценки. Например, А. Ахматова в «Слове о Пушкине» с помощью экспрессивной лексики выражает свое восхищение поэтом и презрение к его окружению:
Мой предшественник П.Е. Щеголев кончает свой труд о дуэли и смерти Пушкина рядом соображений, почему высший свет, его представители ненавидели поэта и извергали его, как инородное тело, из своей среды. Теперь настало время вывернуть эту проблему наизнанку и громко сказать не о том, что они сделали с ним, а о том, что он сделал с ними.
После этого океана грязи, измен, лжи, равнодушия друзей и просто глупости полетик и не-полетик, родственничков Строгановых, идиотов-кавалергардов (…) ханжеских салонов Нессельроде и пр., высочайшего двора, заглядывавшего во все замочные скважины, величавых тайных советников — членов Государственного совета, не постеснявшихся установить тайный полицейский надзор над гениальным поэтом, — после всего этого как торжественно и прекрасно увидеть, как этот чопорный, бессердечный («свинский», как говаривал сам Александр Сергеевич) и уж, конечно, безграмотный Петербург стал свидетелем того, что, услышав роковую весть, тысячи людей бросились к дому поэта и навсегда вместе со всей Россией там остались.
<…> Через два дня его дом стал святыней для его Родины, и более полной, более лучезарной победы свет не видел.
Вся эпоха (не без скрипа, конечно) мало-помалу стала называться пушкинской. Все красавицы, фрейлины, хозяйки салонов, кавалерственные дамы, члены высочайшего двора, министры, аншефы и не-аншефы постепенно начали именоваться пушкинскими современниками, а затем просто опочили в картотеках и именных указателях (с перевранными датами рождения и смерти) пушкинских изданий. Он победил и время и пространство.
Говорят: пушкинская эпоха, пушкинский Петербург. И это уже к литературе прямого отношения не имеет, это что-то совсем другое. В дворцовых залах, где они танцевали и сплетничали о поэте, висят его портреты и хранятся его книги, а их бедные тени изгнаны оттуда навсегда. Про их великолепные дворцы и особняки говорят: здесь брвал Пушкин, или: здесь не бывал Пушкин. Все остальное никому не интересно. Государь император Николай Павлович в белых лосинах очень величественно красуется на стене Пушкинского музея; рукописи, дневники и письма начинают цениться, если там появляется магическое слово „Пушкин":
И в этом контексте обретают экспрессивную окраску слова, которые обычно нейтральны: извергнуть, как инородное тело (о поэте), океан (грязи), здесь бывал Пушкин; резко отрицательно звучат наименования враждебных поэту предметов, понятий: высший свет, высочайший двор, полицейский надзор, безграмотный Петербург, насмешливо-иронически — характеристики особ, окруженных в светском обществе ореолом величия: бедные тени, государь император очень величественно красуется, опочили (в картотеках) и т. д.
Эмоциональность речи усиливают разнообразные стилистические приемы, используемые автором цитированных строк: графически выделяются противопоставленные местоимения ОН — ОНИ: многократно повторяется имя поэта, как и произведенное от него определение — пушкинский, длинные рады однородных членов сообщают речи взволнованную интонацию; короткое предложение, представляющее резкий контраст большим синтаксическим конструкциям с перечислением, становится экспрессивным фокусом высказывания: Он победил и время и пространство.
Источники выразительности, живости речи многообразны. У одного и того же автора в разных текстах можно наблюдать использование различных групп экспрессивной лексики, отражающей авторскую оценку описываемого. Например, если о Пушкине А. Ахматова пишет восторженно, обращаясь преимущественно к высокой книжной лексике, то об Осипе Мандельштаме она отзывается как о современнике, подбирая выразительные определения и даже яркие разговорные слова, придающие речи теплую, интимную интонацию:
На днях, перечитывая «Шум времени», я сделала неожиданное открытие. Кроме всего высокого и первозданного, что сделал ее автор в поэзии, он еще умудрился быть последним бытописателем Петербурга. У него эти полузабытые и многократно оболганные улицы возникают во всей свежести девяностых — девятисотых годов.
И в контексте такие слова, как умудрился (а не «смог»), оболганные (а не бесстрастное «неправильно описанные»), не снижают стиля, но создают особую авторскую интонацию.
На таких примерах эмоциональной речи можно учиться хорошему стилю. И если у вас есть стилистическое чутье, если вы внимательны к своей речи, вы не станете употреблять экспрессивные слова без надобности, но всегда найдете для них правильное применение. Вы обратитесь к ним, когда появится необходимость в выражении сильных чувств — радости, восторга, ликования или гнева, отчаяния, возмущения…
Содержание разговора, условия, в которых происходит беседа, обычно подсказывают нам, какие слова нужно употребить — высокие или сниженные, торжественные или шутливые. И речь наша соответственно получает ту или иную стилистическую окраску.
В определенных случаях может быть оправдано и соединение в речи стилистически неоднородных, даже контрастных по своей эмоционально-экспрессивной окраске языковых средств. Смешение стилей, как говорят лингвисты, обычно создает комический эффект, что знают и ценят юмористы и сатирики. Поэтому не случайно в произведениях Ильфа и Петрова, в рассказах Зощенко так часто используется этот прием — соединение разностильной лексики.
Что же лишает нашу речь живости? Что делает ее бесцветной, неэмоциональной? Прежде всего — неумение находить слова, которые точно передавали бы наши чувства, слова, которые задевали бы за живое. Это неумение, а точнее, беспомощность в обращении с богатейшими ресурсами родного языка сформировалась у нас, к сожалению, еще в школе, где учат по скверным рецептам писать сочинения, повторять заученные фразы, отвечать по учебнику…
Возьмите для примера несколько «средних» сочинений недавних школьников, сдающих экзамен по русскому языку и литературе в вуз. Почти в каждой работе вы найдете одни и те же фразы: Радищев отрицательно относился к царскому самодержавию; Грибоедов отрицательно относился к фамусовскому обществу; Чацкий отрицательно относился к галломании; Обличение крепостничества является основной идеей стихотворения Пушкина «Деревня»; Эти слова [здесь барство дикое…] явились протестом против русской действительности; Татьяна является моим любимым литературным героем; Катерина является лучом света в темном царстве и т. д. Употребление одних и тех же слов при описании самых различных литературных героев, повторение штампованных выражений лишает речь живости и нередко придает ей канцелярскую окраску.
Казалось бы, откуда в речи школьников канцеляризмы? И все-таки мы постоянно находим их в сочинениях: Пушкин дал положительную характеристику Татьяне; Онегин предпринял попытку заняться общественно полезным трудом и т. п.
Канцелярскую окраску речи придают прежде всего отглагольные существительные, которые в сочинениях на любую тему, как правило, вытесняют стилистически нейтральные глагольные формы: Манилов все свое время проводит в строительстве воздушных замков; Когда жандарм сообщает о приезде настоящего ревизора, все чиновники приходят в окаменение. Даже пушкинскую Татьяну учащиеся описывают таким же бесцветным языком, «украшая» фразы отглагольными существительными: Татьяна проводила время в чтении французских романов; Татьяне была характерна вера в преданья простонародной старины; Объяснение Татьяны с Онегиным происходит в саду, Разговор Татьяны с няней происходит ночью; Для раскрытия образа Татьяны большое значение имеет эпизод ее беседы с няней… Неужели нельзя написать просто: Чтобы понять Татьяну, вспомним, как она говорит с няней.,
Язык любого сочинения может стать выразительным и эмоциональным лишь при условии, что пишущий не будет повторять заученных фраз, общеизвестных книжных формулировок, а постарается найти свои слова для выражения мыслей и чувств. Стиль сочинения не будет бесцветным, если автор обратится к эмоциональной, экспрессивной лексике, которая придаст языку живость.
А наша устная речь! Можно ли ее назвать живой, эмоциональной? К сожалению, мы часто говорим скучным, книжным языком. Даже в детском садике можно услышать от воспитательницы: Наденем головные уборы и верхнюю о д е ж д у! Прогулка будет в зеленом массиве…
Вы спросите, почему названия верхняя одежда, головные уборы, зеленый массив не подходят в обращении к малышам, ведь это литературные слова, употребленные в полном соответствии с их значением? Однако они годятся для официальной речи. Например, на вывесках можно прочитать: «Головные уборы», «Верхняя одежда»; сочетание зеленый массив можно встретить в специальной литературе, предназначенной для ученых Употребление же этих слов в детском саду вызывает улыбку.
В русском языке немало таких слов, которые непосредственно не связаны с официально-деловым стилем, но остаются книжными и поэтому неуместны в беседе с малышами. Книжная окраска этой лексики ощутима при сопоставлении со стилистически нейтральной. Сравните, например, синонимы: сообщить — сказать, приобрести — купить, питаться — есть, безнадзорный — заброшенный, равноценный — одинаковый, выйти из строя — сломаться, испортиться, зеленые насаждения — деревья и кусты.
Плохо, если нашу сухую, казенную речь воспринимают и дети. Успокаивая мать, встревоженную тем, что ребенок один пришел домой из сада, сын говорит:
— Ты не волнуйся, я этот вопрос отрегулировал.
Рассматривая картинки в книжке, мальчик объясняет:
— Это заведующий всей страной Карабас, а это его подчиненные.
Увидев в деревне впервые живых кур, девочка с восторгом воскликнула:
— Смотрите: натуральная курица бежит!
Вот вам результаты нашего влияния…
Правда, дети обычно чувствуют стилистическую окраску слова и не употребляют лексику, не соответствующую стилю речи (если, конечно, мы их этому не научим).
Строгая мама делает замечание сыну в автобусе:
— Ты не умеешь вести себя в общественном транспорте.
Чувствительный дядя, как вспоминал К.И. Чуковский, пожалев обиженную девочку, ласково наклонился к ней и спросил:
— По какому вопросу плачешь?
Конечно, нельзя мириться с тем, что бюрократический, суконный язык вытесняет живое слово из нашей речи. Не случайно распространение «канцелярита» (как его когда-то назвал Чуковский) тревожит писателей и стилистов.
Одно умение находить «свои», выразительные и эмоциональные слова еще не сделает вашу речь живой, если вы не владеете секретами экспрессивного синтаксиса. Ведь слова надо уметь расставить, выстроить из них такие предложения, которые позволяли бы использовать разнообразные интонации, выделить какие-то части высказывания восклицаниями, подчеркнуть логическими ударениями, наконец, умело расставить паузы… На письме для этого служат знаки препинания, а в устной речи — эмфатическая интонация (от греч. эмфазис — указание, выразительность). Однако и то и другое определяется синтаксическими особенностями высказывания. Ведь синтаксис обладает огромными выразительными возможностями. Коснемся некоторых приемов «поэтического синтаксиса», как часто называют эмоциональные построения ораторской и лирической речи, отличающиеся взволнованной интонацией.
Напряженность и выразительность речи усиливают риторические фигуры. Это прежде всего риторические восклицания: Пышный! Ему нет равной реки в мире! (о Днепре) (Н. Гоголь); Тройка! Птица-тройка! (Н. Гоголь). К ним близки и риторические вопросы, которые представляют собой вопросительные предложения, не требующие ответа:
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
Риторические вопросы ставятся не для того, чтобы получить на них ответ, а чтобы привлечь внимание к тому или иному предмету, явлению. Вспомним цепочку таких вопросов в стихотворении М. Лермонтова «Смерть поэта»:
Зачем вступил он в этот свет, завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?
В этих строчках использован и другой стилистический прием — параллелизм, то есть одинаковое синтаксическое построение соседних предложений, что придает речи особую гармоничность. Не случайно и повторение слова зачем в начале каждого простого предложения в этой конструкции: е д и н ο н а ч а т и е (или анафора) также подчеркивает упорядоченность построения высказывания. В параллельных синтаксических конструкциях используется и концовка (или эпифора) — повторение последних слов предложения, каких-то его частей: Милый друг, в этом тихом доме лихорадка бьет меня. Не найти мне места в тихом доме возле мирного огня (А. Блок).
Известен эллипсис — пропуск в предложении слова, которое легко подразумевается из контекста: Я за свечку — свечка в пенку. Я за книжку — та бежать… (К. Чуковский). Сознательный пропуск сказуемого в таких предложениях создает особый динамизм речи, так что «восстановление» пропущенных глаголов было бы неоправданно (ср.: Я взялся за свечку, свечка умчалась в печку).
Особая фигура поэтического синтаксиса — умолчание, т. е. сознательная незавершенность предложения, недоговоренность:
Нет, вам красного детства не знать,
Не прожить вам спокойно и честно.
Жребий ваш… но к чему повторять
То, что даже ребенку известно.
Говорящий как бы дает возможность слушателю задуматься и самому продолжить мысль. Умолчание раскрывает широкий простор для подтекста: на месте паузы можно предположить различный комментарий.
В эмфатической речи используются приемы, нарушающие замкнутость предложения; речь становится прерывистой, незавершенной:
Нет, я хотел… быть может, вы… я думал,
Что уж барону время умереть.
Происходит смещение конструкции, то есть конец предложения дается в ином синтаксическом плане, чем начало:
А мне, Онегин, пышность эта,
Постылой жизни мишура,
Мои успехи в вихре света,
Мой модный дом и вечера.
Что в них? Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг, за дикий сад,
За наше бедное жилище,
За те места, где в первый раз,
Онегин, видела я вас,
Да за смиренное кладбище…
Читая выделенные строки, мы замечаем, что после слов модный дом и вечера могло бы оказаться сказуемое (наскучили, надоели и т. п.), но предложение завершается в ином плане — риторическим вопросом. Кстати, в этом отрывке интересны и другие синтаксические особенности взволнованной речи — большой ряд однородных членов, выстроенных по принципу градации, так, что каждый последующий усиливает силу и значение предыдущего. Дважды повторяется обращение — Онегин. Использование обращений также усиливает эмоциональность речи.
Назовем еще ряд стилистических средств экспрессивного синтаксиса. Часто используются вставные конструкции, которые представляют собой попутные замечания, уточнения, добавочные сведения к высказыванию. Например: Поверьте (совесть в том пор у к о и), супружество нам будет мукой (А. Пушкин); И каждый вечер в час назначенный (иль это только снится мне!) девичий стан, шелками схваченный, в туманном движется окне (А. Блок).
При употреблении однородных членов предложения, занимающих достойное место в эмоциональной речи, возможно многосоюзие — риторическая фигура, состоящая в намеренном повторении сочинительных союзов для логического и интонационного выделения перечисляемых понятий: Ох! Лето красное! Любил бы я тебя, когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи… (А. Пушкин). На фоне этого приема обретает выразительность и бессоюзие — сознательный отказ от соединения союзами перечисляемых понятий. Например:
Был тиф, и лед, и голод, и блокада,
Все кончилось: патроны, уголь, хлеб,
Безумный город превратился в склеп.
Где гулко отдавалась канонада.
В таких случаях за каждой запятой чувствуется выразительная (нередко трагическая) пауза, подчеркивающая перечисляемые слова.
Сильным средством эмоциональной речи является период — гармоническая по форме синтаксическая конструкция, характеризующаяся особой ритмичностью и упорядоченным расположением частей, а также исключительной полнотой и завершенностью содержания. Вспомним строки из онегинского монолога: Когда бы жизнь домашним кругом я ограничить захотел; когда б мне быть отцом, супругом приятный жребий повелел, когда б семейственной картиной пленился я хоть миг единый, — то, верно б, кроме вас одной невесты не искал иной. Период распадается на две части: в первой интонация повышается, во второй — резко падает. Этим создаются интонационная целостность и гармоничность периодической речи. Период строится из соразмерных, одинаковых в синтаксическом отношении элементов (чаще всего придаточных предложений).
Широко используются так называемые присоединительные конструкции, воспроизводящие устную речь в ее живой непосредственности. Под присоединением понимается добавление к основному высказыванию дополнительных сообщений, пояснений, уточнений, возникающих в сознании не одновременно с основной мыслью, а лишь после того, как она сформировалась. Например: Вопрос о реорганизации производства решать надо, и побыстрее, Дисциплина должна быть одинакова — и для начальниковъ для подчиненных, Познакомиться с проектом всем будет интересно и даже необходимо.
Особая выразительность присуща так называемой парцелляции, понимаемой как членение предложения, при котором содержание высказывания реализуется не в одной, а в двух или нескольких интонационно-смысловых речевых единицах, следующих одна за другой после разделительной паузы (после точки, вопросительного или восклицательного знака). Например: Разные они, наши специалисты. И по образованию. И по опыту. И по характеру, Нужно искать источники прибыли. Искать настойчиво, упорно, терпеливо.
Одним из компонентов, участвующих в экспрессивном насыщении парцеллированных конструкций, является специфическая интонация, то есть такое ритмомелодическое оформление высказывания, которое способствует не только смысловой, но и экспрессивной актуализации отдельных компонентов. В такой конструкции пауза обозначает переход от менее значимой части высказывания к более значимой, при этом наиболее важный компонент оказывается выделенным не только позиционно, но и интонационно.
Ритмомелодическое оформление парцеллированных конструкций (паузы, логическое ударение) подчеркивает естественность речевого членения текста, создает динамичность повествования, повышает его убедительность.
Широко используются в выступлениях так называемые сегментированные конструкции, или конструкции с двойным обозначением, состоящие из двух частей: первая часть (сегмент, то есть отрезок), находящаяся в начале предложения или текста и выраженная, как правило, именительным падежом существительного или словосочетанием во главе с этой формой, называет лицо или предмет, которые во второй части (в последующем тексте) получают второе обозначение в форме местоимения. Например: Чувство времени… оно дает возможность определить, что сейчас нужно делать; Перестройка. Что она показала? Ин ициатива — вот чего нам нередко не хватает.
Как показывают приведенные примеры, сегмент может образовать самостоятельное предложение, может входить в состав последующего предложения, но и в этом случае высказывание членится на две части, которые разделяются паузой, что создает выразительность в устной речи.
Чтобы показать экспрессивность приема сегментации, проведем небольшой эксперимент, сопоставив три варианта одного и того же по содержанию предложения: Кто такие диссиденты?; Кто они, диссиденты?; Диссиденты. Кто они?
Нетрудно увидеть, что наибольшей выразительностью обладает последний вариант: высказывание, расчлененное на две части, с разделительной паузой между ними, легче и доходчивее воспринимается по этим частям, чем целиком.
В роли сегмента может выступать также инфинитив, например: Помочь каждому лучше определить свое место, свою роль в реорганизации производства — вот к чему призывает автор статьи.
Кроме функции логико-семантического подчеркивания сегментированные конструкции выполняют функций) создания экспрессии. Большое значение при этом имеет своеобразное интонационное и ритмомелодическое оформление сегментированных конструкций. Самостоятельное логическое ударение, возникающее в сегменте, выполняя свою основную — выделительную — функцию, в зависимости от контекста и ситуации приобретает и эмоциональное, психологическое значение.
Поэты наши сделали добро уже тем, что разнесли благозвучие, дотоле небывалое. У каждого свой стих… Все они, точно разнозвонные колокола или бесчисленные клавиши одного великолепного органа, разнесли благозвучие по русской земле.
Забота о культуре речи обращает наше внимание и на ее звуковую сторону. Хороший писатель, а тем более поэт, в своей работе над языком произведения отбирает не только слова, но и звуки, добиваясь соответствия фонетической стороны речи ее эмоциональной окраске, образной системе. Чем более совершенна звуковая организация речи, тем более естественным и внутренне необходимым кажется словесное выражение мысли.
Художественное произведение — это всегда гармония образной и звуковой природы слова, и мы часто не отдаем себе отчета в том, что сильное воздействие текста обусловлено выразительностью его фоники. Напротив, если звуковая ткань речи воспринимается как нечто внешнее, постороннее, тогда уже нельзя говорить о мастерстве автора, тогда нет основного условия художественности произведения — слияния формы с содержанием. Нарочитость в подборе языковых средств, в том числе и фонетических, губит поэзию. Чувство слова и профессиональный слух подсказывают поэту наилучшее звуковое выражение мысли, соответствующее эстетическим нормам художественной речи.
А как же быть тем, кто лишен поэтического дара? Не стремиться проникнуть в тайны музыкальных созвучий? Или все же попробовать это сделать? Ведь благозвучие — это одно из требований хорошей речи, так что о нем должны заботиться не только поэты… Очень часто мы не придаем значения звучанию фразы, не вслушиваемся в наши слова. Вам не режет слух, например, употребление слов с одинаковыми окончаниями: Комиссия признала объект завершенным, отвечающим всем требованиям, предъявляемым к подобным объектам? Нанизывание одинаковых окончаний затрудняет восприятие речи, не так ли? Но подобные речевые ошибки мы не замечаем. Поэтому так часто приходится слышать: Значение продолжения изучения употребления соли несомненно; Нужно интересоваться овладением школьниками прочными знаниями. Такое созвучие окончаний особенно часто возникает при нанизывании форм родительного падежа, что связано с влиянием официально-делового стиля: Успех выполнения задания качественного проведения переписи населения зависит от соблюдения ряда требований; Необходимо усилить творческий поиск в целях совершенствования процесса обучения и воспитания учащихся; Немаловажную роль для снятия утомления и улучшения усвоения программного материала детьми играет организация их труда и активного отдыха.
Чтобы избавиться от этих «блоков» отглагольных существительных с одинаковыми суффиксами и окончаниями, достаточно заменить глаголами неблагозвучные имена существительные. Например: Чтобы дети не уставали и лучше усваивали программный материал, нужно правильно организовать их труд и активный отдых.
Нежелательное повторение окончаний слов возникает также при нанизывании инфинитивов: Нельзя допускать оставлять играть детей дошкольного возраста одних; при сочетании инфинитива и существительного, имеющих на конце одинаковые звуки: И мать начинает понимать, почему так изменилось поведение сына. Случайная рифма в прозаическом тексте может очень навредить, сделав смешным то, что, по замыслу автора, должно казаться важным: Чили вручили верительные грамоты; Последние дни делегаты провели в Мали.
Неумение использовать рифму наносит ущерб и стилю стихотворной речи, если поэт беспомощен в подборе созвучных слов: Рука дрожит: к карандашу! Пока в стихах все распишу. Все-все-все-все изображу. — или выделяет с помощью рифмы несовместимые понятия, бездарные «поэтические образы»: Дуб и береза с осиной нежно прижались к сосне. Какой только нет древесины в нашей прекрасной стране. В подобных случаях говорят уже не о речевых ошибках, а об отсутствии дарования.
Но не всем дано быть поэтами. Однако можно научиться правильно строить фразу, находить такие сочетания слов, которые приятно было бы произносить и слышать. Для этого и стоит заняться фоникой. Так называется раздел практической стилистики, изучающий звуковую сторону речи.
Значение звуковой организации речи у стилистов не вызывает сомнения. Ведь звучащая речь является основной формой существования языка. По наблюдениям психологов, в повседневной жизни человека звучащая речь значительно преобладает над письменной: в среднем в день мы отводим на чтение 16 % времени суточного бодрствования, на восприятие звучащей речи — 45 %, на говорение — 30 %. Даже когда мы, читая, не произносим текст вслух, каждое слово воспринимается в его звуковой оболочке. Особенно ярко мы представляем звучание поэтической речи. Поэтому форма звукового выражения мысли имеет значение не только для устной речи, но и для письменной.
Попробуем же сосредоточить внимание на звучащей речи, разобраться, что в ней хорошо, а что плохо, какие требования следует соблюдать, чтобы сказанное нами слово не резало слух, чтобы из нескольких фонетических вариантов мы могли выбрать самый лучший.
Наиболее общее стилистическое требование, предъявляемое к звучащей речи, — требование благозвучия — сформулировано еще в античных риториках. Аристотель утверждал: написанное должно легко произноситься. Античные риторики содержали многочисленные практические советы ораторам, рекомендуя им облекать мысль в такую форму, которая, во-первых, не будет мешать ее пониманию и, во-вторых, усилит ее действенность.
Благозвучие предполагает наиболее совершенное, с точки зрения говорящих на данном языке, сочетание звуков, удобное для произношения и приятное для слуха. Требования благозвучия должны быть согласованы с фонетическими особенностями конкретного языка. Все, что несвойственно ему, что выходит за рамки привычных артикуляций, производит впечатление какофонии (греч. какофония — дурное звучание).
Каждый национальный язык имеет свою неповторимо индивидуальную фонетическую систему, которая говорящим на этом языке представляется самой удобной. Для русского человека, например, образцом благозвучия, музыкальности речи может быть лермонтовская фраза: Русалка паша по реке голубой, озаряема полной луной; и старалась она доплеснуть до луны серебристую пену волны. Здесь нет труднопроизносимых сочетаний звуков, короткие слова чередуются с длинными, интонация гармоническая, плавная. А неблагозвучна, например, такая: Вдруг взгрустнулось другу, вскоре снова встретит он врага. Нанизывание слов с несколькими согласными подряд (вдр, взгр, век, встр) затрудняет их произнесение; неоправданное повторение одних и тех же звуков (у, в, р), а также подобных (д — т, з — с) навязчиво и неприятно; вызванная переносом пауза после первой строки лишает речь плавности.
Наиболее естественное звучание русской речи достигается чередованием согласных и гласных звуков и незначительным употреблением сочетаний нескольких согласных. В русском языке они чаще двучленны (друг, брат), иногда трехчленны (взрыв, строи); сочетание четырех и более согласных, которое может появиться на стыке двух слов, нарушает благозвучие речи. Например: После всех мучительств мстить стало ее страстным стремлением. А ведь можно было сказать по-другому, ну хотя бы так: После всех мучений ей захотелось жестоко отомстить. Еще М.В. Ломоносов, говоря о звуковой организации речи, рекомендовал «обегать непристойного и слуху противного, стечения согласных, например: всех чувств взор есть благороднее, ибо шесть согласных, рядом положенные, — встввз, — язык весьма запинают».
В русских словах сочетание согласных чаще всего подчиняется законам благозвучия. Но есть отдельные неблагозвучные слова, в которых согласных больше средней нормы или нарушена их обычная последовательность: взвизгнуть, взбрыкнуть, вспугнуть, встрепенуться, споткнуться, вдрызг, взрыв, встряска.
Обычны в русском языке сочетания из двух согласных в начале и середине слова (снег, степъ, весло, добрый), но перемещение их в конец слова затрудняет артикуляцию (добр, кругл, тускл). Появление между такими согласными беглых гласных возвращает речи благозвучие (ср.: весна — весен, интересный — интересен). Такие сочетания звуков, как тл, зл, чаще встречаются в начале и середине слов и очень редко — в конце (злой, злато, тлен, узлы, дятла, жезл, метл, бегств, лакомств, черств). Некоторые комплексы согласных звуков (типа тлз, джр, врж, мкртч) представляются русскому человеку непроизносимыми, хотя в других языках они встречаются довольно часто (ср.: битлз, хиджра; нерусские фамилии Вржец, Стржельчик, Мкртчян, Црка, Влк, Гржимек и др.).
Русскому языку свойственна тенденция к сокращению в речи труднопроизносимых сочетаний согласных звуков. Так, при стечении близких по качеству согласных один из них в устной речи выпадает: поз(д)но, извес(т)но, гиган(т)ский, безмолвствовать. Избежать скопления согласных звуков, если слово начинается консонантным сочетанием, помогает использование вариантов предлогов: к — ко, с — со, в — во, о — об — обо, под — подо, над — надо и т. д. (ср.: об этом — обо всем, к нему — ко всякому). При стечении согласных в устной речи появляется слоговой гласный: Александ(э)р, воп(э)ль, болез(э)нь.
Существует мнение, что чем больше в речи гласных, тем она благозвучнее. Это неверно. Попробуйте выговорить нерусские слова Нискоуори, Папаиоанну. Странно звучит сочетание нескольких гласных, не правда ли?
Гласные порождают благозвучие в русском языке только в сочетании с согласными. Стечение же нескольких гласных, или зияние, искажает звуковой строй нашей речи, затрудняет артикуляцию.
Зияние может быть внутренним — когда несколько гласных стоят рядом в одном слове (радиоузел, пунктуационный, аудиоанестезия) — и внешним — когда стечение, гласных появляется при соединении слов (у Тани и у Оли). Неблагозвучие возникает обычно при внешнем зиянии. Ломоносов в качестве примера плохой звуковой организации речи приводил фразу: «Плакать жалостно о отшествии искреннего своего друга». В наше время встречаются примеры иные. Лектор говорит: «В этом пособии дается понятие о орфоэпии и изучаются особенности литературного произношения» — не замечая, что он строит фразу не лучшим образом.
Действующие в языке законы благозвучия вызывают фонетические изменения в заимствованных словах. Так, греческие имена Иоанн, Феодор в русском языке стали звучать как Иван, Федор, французское бивуак превратилось в бивак.
Неблагозвучные сочетания согласных и гласных звуков возникают в речи обычно при соединении слов, поэтому можно избежать этого, если умело строить фразу.
Неблагозвучие — серьезный стилистический недостаток поэтической речи. К.И. Чуковский писал:
Дети в своих стихах никогда не допускают того скопления согласных, которое так часто уродует наши «взрослые» стихи для детей.
Ни в одном стишке, сочиненном детьми, я никогда не встречал таких жестких, шершавых звукосочетаний, какие встречаются в некоторых книжных стихах. Вот характерная строка из одной поэмы для детей: Пупс взбешен… Попробуйте произнести это вслух! Певзб — пять согласных подряд! И взрослому не выговорить подобной строки, не то что пятилетнему ребенку.
— … Больно читать ту свирепую строку, которую сочинила одна поэтесса в Москве: Ах, почаще б с шоколадом… Щебсш! Нужно ненавидеть ребят, чтобы предлагать им такие языколомные „щебеши".
Понятие благозвучия связано также с эстетической оценкой звуков речи. Еще в эпоху античной древности считали неприятным, неблагозвучным звуком «сигму», повторение этого согласного в речи не поощрялось, поэтому древние поэты старались не употреблять слов с «сигмой». Эмоциональное отношение к звукам речи свойственно и русским поэтам, стремившимся к «сладкогласию», красоте звучания речи. «… Что за ы? Что за ща, ший, щий, щи, при, тры? О, варвары!» — восклицал К.Н. Батюшков. В новую, советскую, эпоху Вл. Маяковский, напротив, выступая против «гладкосочинительства», защищал резкие, грубые звуки: «Есть еще хорошие буквы: эр, ша, ща» В этой «полемике» получила отражение различная эстетическая оценка звуков.
О художественной неравноценности различных звуков речи говорят и прозаики, отмечая неблагозвучие шипящих и свистящих звуков. М. Горький советовал молодым писателям избегать шипящих звукосочетаний — вши, — вша, — вшу, — ща, -щей, не допускать повторения свистящих и шипящих звуков, если они не звукоподражательны. Изучение рукописей самого Горького и разных редакций его произведений убеждает в том, что он старался избегать употребления причастий и деепричастий с этими созвучиями. Вот примеры стилистической правки писателя:
Первоначальный вариант
1. Сонный шум волн, плескавшихся о суда, грозил чем-то, предупреждал о чем-то.
2. И можно было, глядя на небо, думать, что оно — тоже море, только море взволнованное и застывшее в своем волнении.
3. Впереди ему улыбался солидный заработок, требовавший немного труда и много ловкости.
Окончательный вариант
1. Сонный шум волн гудел угрюмо и был страшен.
2… что оно — тоже море, только море взволнованное и опрокинутое над другим.
3. Впереди ему улыбался солидный заработок, требуя немного труда и много ловкости.
Причастия на — вши, как видим, автор исключил.
Подобные примеры стилистической правки следует изучать тем авторам, которые предлагают для передач по радио репортажи, обильно расцвеченные причастиями с суффиксами — вш-, — щ-, -ащ-, -ящ-. Например: Так волновавшая всех полоса неудач наших шашистов, потерпевших в прошедших встречах поражение, миновала. А почему бы не сказать об этом иначе: Наши спортсмены, несмотря на неудачи в начале шашечного турнира, вышли вперед.
Свойственные русскому языку сочетаемость звуков и соотношение гласных и согласных могут нарушаться при создании сложносокращенных слов. Например, неблагозвучны аббревиатуры, в которых преобладают гласные или согласные звуки (МОАУ, ЕОУС, УАИ, ФИА, УНИИО; МПШП, ВЗТПП, МППТ, ВЗТМ, ГВЫТМ). Иногда в одной аббревиатуре можно встретить и зияние, и стечение согласных (ЭОАССПТР — экспедиционный отряд аварийно-спасательных, судоподъемных и подводно-технических работ). В устной речи невоспроизводимы чрезмерно длинные аббревиатуры. О засорении языка неудачными аббревиатурами говорят ученые, литераторы. Однако в наш век космических скоростей сокращение слов и создание аббревиатур — явление очень характерное, и язык будет неизбежно пополняться неологизмами этого типа. Аббревиатуры распространяются и в других языках мира.
В русском языке первые аббревиатуры возникли еще до революции. Вначале они вводились осторожно и не отличались особенно неблагозвучными сочетаниями гласных и согласных: Лензолото, Продуголь, Рускабель, Вочето, Осфорум (Общество содействия физическому развитию учащейся молодежи), Ропит (русское общество пароходства и торговли) и др. Любопытно, что сложносокращенные слова, получившие распространение в обиходе привилегированной верхушки общества, были даже приспособлены для удобства произношения: в них был изменен порядок следования сокращенных частей слов: Главковерх (Верховный главнокомандующий при царе). Однако по мере распространения аббревиации заметнее становились ее «издержки»: неблагозвучные аббревиатуры появлялись в русском языке все чаще.
Русский язык выработал свои «средства защиты» против засорения его неблагозвучными аббревиатурами: их произношение регулируют законы фоники, свойственные языку в целом.
Есть несколько способов устранения неблагозвучия в аббревиатурах. Так, громоздкость некоторых из них требует смешанного чтения: часть аббревиатуры читается как слово (буквам соответствуют звуки), а другая часть требует побуквенного произношения каждого элемента; например, ВЗИТЛП читается как «взитэлпэ», ГУПКОиБГ — «гупкоибэгэ».
Иногда в аббревиатурах используются соединительные гласные. Например, соединительный гласный о облегчает произнесение слов типа технорук, техноткань, технокопир, Главцентрострой. В иных случаях затрудняющие произношение согласные исключаются из аббревиатуры (лесхоз, а не «леснхоз», техмонтаж, а не «технмонтаж»),
В интересах благозвучия в аббревиатурах рекомендуется заменять труднопроизносимые сочетания звуков целыми слогами или частично раскрывать аббревиатуру (ответработник вместо отврук, Управление Главсевморпути вместо Упрглавсевморпуть). Наконец, неудачные сокращения заменяются синонимическими наименованиями.
Требование благозвучия, соответствия фонетическим особенностям русского языка обязательно должно учитываться при создании новых слов. Наблюдения показывают, что в последние десятилетия наметилась тенденция создавать аббревиатуры, совпадающие по звучанию с несокращенными словами (типа АИСТ, АМУР, СИРЕНА). Закон благозвучия получил наиболее полное выражение в этом способе образования аббревиатур.
На благозвучие оказывает влияние частота употребления звуков одинаковых или близких по артикуляции. Фоника страдает от увеличения частотности того или иного звука (Часто часть посещают члены семей солдат, В предисловии к «К критике политической экономии» говорится…). Скопление в предложении одинаковых или подобных согласных затрудняет произношение и снижает благозвучие речи, к тому же повторение созвучий в словах делает их похожими, вопреки смыслу, что отрицательно сказывается на логической стороне речи (Публика принимает это зачастую за чистую монету, Положи, куда положено положить; нога была нагая). Особенно нежелательно повторение «некрасивых» звуков — шипящих, свистящих (снижение опасности поражения насаждений пожарами; восшествие шестого имама). Неблагозвучие речи становится стилистическим недочетом в любом тексте. Когда-то Чехов писал по поводу заглавия статьи «Очерки санитарной статистики»: «Оно немножко длинно и немножко неблагозвучно, так как содержит много с и много т», — предлагая автору назвать это сочинение «как-нибудь попроще».
Повторение гласных бывает менее заметно, однако нанизывание в тексте слов с такими сравнительно редкими звуками, как у, ы, также воспринимается как отступление от фоностилистической нормы: Убийства и ужасы в угрюмой усадьбе — универсальная формула упомянутой художественной литературы.
С неблагозвучными сочетаниями звуков нельзя смешивать случаи повторения одинаковых гласных к согласных с целью усиления звуковой выразительности художественной речи. Такие звуковые повторы обусловлены иными принципами фонетической организации текста и не должны анализироваться с позиций благозвучия.
Речь становится неблагозвучной и в тех случаях, когда рядом оказываются одинаковые или похожие слоги: взгляд из-за занавески; в бреду думала; эй, братишка, дай добраться; свыше полутораста стычек. Эти примеры выписаны из произведений, которые редактировал М. Горький. Он подчеркивал неблагозвучные строки: Очень жаль!.. — жестоко ответил Жан, — актрис с страстными взглядами; повторяющиеся окончания, суффиксы: За старыми грязными ширмами, закрывавшими вход в погребок, говорили два человека. Один из них был в сюртучке, в накрахмаленном воротничке; Писал стихи, хитроумно подбирая рифмы, ловко жонглируя пустыми словами; плохо сочетающиеся звуки: как капли, упадают… удары колокола. В последнем примере взыскательный слух писателя выделил именно эти созвучия, потому что за ними угадывается совсем «неподходящее» слово. Подобная же «немузыкальная история» получается и при чтении рассказа одного из современных писателей: Какая река так широка, как Ока!..
Повторение одинаковых слогов, тем более столь рискованное, как в приведенных примерах, конечно, не украшает речь и нередко затрудняет произношение. Прибегнем к эксперименту. Попробуйте быстро сказать: Цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла наконец! Язык заплетается, не правда ли? Столкновение одинаковых и похожих слогов, повторение звуков и сочетаний их создают искусственные трудности для произношения.
Порой нам даже нравятся такие «языколомные» шутки. Кто в детстве не старался овладеть искусством проговаривать «волшебные» фразы: Карл у Клары украл кораллы, а Клара у Карла украла кларнет; или: На дворе трава, на траве дрова, не руби дрова посреди двора?!. Повторение скороговорок полезно, оно вырабатывает четкую дикцию. Проверьте себя: сможете ли вы одним духом выпалить такие, например, скороговорки:
Шел Саша по шоссе и сосал сушку.
Мышка сушек насушила, мышка мышек пригласила,
мышки сушки кушать стали, зубы сразу все сломали.
— Расскажите про покупки. — Про какие про покупки? — Про покупки, про покупки, про покупочки мои!
Подобные «языколомные» сочетания звуков, конечно, оправданы лишь в словесной игре, шутке, но не в обычной речи.
На благозвучие речи оказывает влияние также чередование ударных и безударных слогов и связанное с этим преобладание коротких или длинных слов. Речь благозвучна, если короткие слова чередуются с длинными, в этом случае ударные слоги располагаются не подряд и не слишком далеко друг от друга. Стечение в речи коротких слов делает фразу «рубленой» (Сад был пуст, стар, гол, он был забыт), когда же слова непомерно длинны, то речь становится монотонной, вялой, растянутой (Свидетельства поименованных авансодержателей запротоколированы).
Для русского языка средняя длина слова — три слога. Это не значит, конечно, что следует отбирать только трехсложные слова, но чувство меры должно нам подсказать такое сочетание слов, при котором сохраняется нормальное чередование ударных и безударных слогов.
Для поэтов особенно важно познать законы благозвучия родного языка. Об этом хорошо сказал С.Я. Маршак:
Дыхание свободно в каждой гласной,
В согласных — прерывается на миг.
И только тот гармонии достиг,
Кому чередованье их подвластно.
Звучат в согласных серебро и медь.
А гласные даны тебе для пенья.
И счастлив будь, коль можешь ты пропеть
Иль даже продышать стихотворенье.
В художественных произведениях, и главным образом в поэзии, используются различные приемы усиления фонетической выразительности речи. Особым образом организованная поэтическая речь получает яркую эмоционально-экспрессивную окраску. В этом — одна из причин того, почему содержание стихов не допускает «пересказа в прозе».
Основной принцип усиления фонетической выразительности речи состоит в подборе слов определенной звуковой окраски, в своеобразной перекличке звуков. Звуковое сближение слов усиливает их образную значимость, что возможно только в художественном тексте, где каждое слово выполняет важную эстетическую роль. Главным способом усиления фонетической выразительности художественной речи является звуковая инструментовка — стилистический прием, состоящий в подборе слов близкого звучания, например:
Пирует Петр. И горд, и ясен,
И славы полон взор его.
И царский пир его прекрасен.
Здесь повторяются гласные (о, а) и согласные (л, р, т). Это делает стих музыкальным и ярким; в богатстве звуковых повторов словно отражается широта размаха воспеваемого победного торжества. Звучание речи подчеркивает основные, доминирующие в тексте слова пирует Петр.
Обычно стих бывает инструментован (как в нашем примере) повторением сразу нескольких звуков. И чем больше их вовлекается в такую «перекличку», чем яснее слышится их повторение, тем большее эстетическое наслаждение приносит звучание текста. Такова звуковая инструментовка пушкинских строк: Взгляни: под отдаленным сводом гуляет вольная луна; Взлелеяны в восточной неге, на северном, печальном снеге вы не оставили следов (о ножках); Ей рано нравились романы; Чья благородная рука потреплет лавры старик!; И дам обдуманный наряд; Кровать, покрытая ковром; Наследников сердитый хор заводит непристойный спор и т. д.
Вместо термина «звуковая инструментовка» иногда употребляют другие: «инструментовка согласных» и «гармония гласных». Теоретики стиха описывают разнообразные типы звуковой инструментовки. Назовем лишь самые главные из них.
В зависимости от качества повторяющихся звуков различают аллитерацию и ассонанс.
Аллитерацией называется повторение согласных. Например:
Настанет ночь; луна обходит Дозором дальний свод небес, И соловей во мгле древес Напевы звучные заводит.
В этих пушкинских строчках заметны аллитерации на н, д, с, в.
С наибольшей определенностью наш слух улавливает повторение согласных, стоящих в предударном положении и в начале слова. Учитывается повторение не только одинаковых, но и сходных по какому-то признаку согласных. Так, возможна аллитерация на д — т или з — с и т. д. Например:
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось.
К старым дням
Чтоб ветром
относило
Только
путаницу волос.
Аллитерации на р в первой части этого отрывка, чеканный ритм, отрывистое звучание этих строк не оставляют сомнения в назначении звукописи, которой поэт стремится передать музыку марша, динамику борьбы, преодоления трудностей…
В иных случаях образная символика звукописи более отвлеченна. Так, только воображение поможет нам почувствовать в аллитерациях на ж — з леденящий холодок металла в отрывке из стихотворения Н. Заболоцкого «Журавли»:
А вожак в рубашке из металла
Погружался медленно на дно,
И заря над ним образовала
Золотого зарева пятно.
Звуковой символизм до сих пор оценивается исследователями неоднозначно. Однако современная наука не отрицает того, что звуки речи, произносимые даже отдельно, вне слов, способны вызывать у нас незвуковые представления. В то же время значения звуков речи воспринимаются носителями языка интуитивно и поэтому носят довольно общий, расплывчатый характер. Как утверждают специалисты, фонетическая значимость создает вокруг слов некий «расплывчатый ореол» ассоциаций. Этот неопределенный аспект знания нами почти не осознается и лишь в некоторых словах проясняется, например сравните: репей, хрыч, мямля, балалайка — арфа, лилия. Звучание таких слов заметно влияет на их восприятие.
В художественной речи, и прежде всего в поэтической, сложилась традиция деления звуков на красивые и некрасивые, грубые и нежные, громкие и тихие. Употребление слов, в которых преобладают те или иные звуки, может стать в поэтической речи средством достижения определенного стилистического эффекта.
Органическая связь звукописи с содержанием, единство слова и образа придают звуковой инструментовке яркую изобразительность, однако восприятие ее не исключает субъективности. Вот пример из стихотворения Асеева «Заплыв»:
Легши на бок,
напрягши плечо,
Я вперед уплываю
еще, —
постепенно
волной овладев,
по веселой
и светлой воде.
И за мной,
не оставив следа,
Завивает
воронки вода.
Нам представляется, что аллитерации на ш — п передают скольжение по волнам; настойчивое повторение звука в в последних строчках вызывает представление о замкнутой линии, круге, что ассоциируется с воронками на воде. Вы можете с этим не согласиться…
Установление такого «звукосмыслового подобия» может опираться на довольно сложные ассоциации. Например, в строчках Пастернака:
Свой сон записывал Шопен
На черной выпилке пюпитра —
можно увидеть фантастические очертания сна в прихотливом рисунке звуковых повторов и в необычном для русской фоники сочетании звуков в слове «пюпитр».
В стихотворении С. Маршака «Словарь» изобразительна таская строка: В его столбцах мерцают искры чувства. Здесь дважды повторенное сочетание ца как бы изображает «мерцание».
Независимо от образного осмысления звукописи ее использование в поэтической речи всегда усиливает эмоциональность и яркость стиха, создавая красоту его звучания.
Аллитерация — самый распространенный тип звукового повтора. Это объясняется доминирующим положением согласных в системе звуков русского языка. Согласные звуки играют в языке основную смыслоразличительную роль. Действительно, каждый звук несет определенную информацию. Однако шесть гласных в этом отношении значительно уступают тридцати семи согласным. Сравним «запись» одних и тех же слов, сделанную при помощи только гласных и только согласных. Вряд ли можно угадать за сочетаниями еаи, аюо, уи, еао какие-либо слова, но стоит передать те же слова согласными, и мы без труда «прочитаем» фамилии русских поэтов: Држвн, Бтшкв, Пшкн, Нкрсв. Такая «весомость» согласных способствует установлению разнообразных предметно-смысловых ассоциаций, поэтому выразительно-изобразительные возможности аллитераций очень значительны.
Другим, также распространенным, видом звукового полтора является ассонанс.
Ассонансом называется повторение гласных (Пора, пора, рога трубят… — А. Пушкин). В основе ассонанса обычно оказываются только ударные звуки, так как в безударном положении гласные часто изменяются. Поэтому иногда ассонанс определяют как повторение ударных или слабо редуцированных безударных гласных. Так, в строках из «Полтавы» Пушкина ассонансы на а и на о создают лишь выделенные гласные: Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут. Своей дремоты превозмочь не хочет воздух. И хотя во многих безударных слогах повторяются варианты этих фонем, переданные буквами о, а, их звучание не влияет на ассонанс.
В тех случаях, когда безударные гласные не подвергаются изменениям, они могут усиливать ассонанс. Например, в другой строфе из «Полтавы» звучание речи определяет ассонанс на у; поскольку качество этого звука не меняется, и в безударном положении у подчеркивает фонетическое сходство выделяемых слов: Но в искушеньях долгой кары, перетерпев судеб удары, окрепла Русь. Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат (в последних двух строках ассонанс на у соединяется с ассонансом на а), В одном и том же тексте различные звуковые повторы часто используются параллельно. Например: Мело, мело по всей земле во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела (Б. Пастернак). Здесь и ассонанс на е, и аллитерации на м, л, с, в; повторяются сочетания согласных: мл, вс — св. Все это создает особую музыкальность поэтических строк.
В художественной речи часто подчеркиваются средствами звукописи те или иные образы произведения. Говоря о слове-образе поэтического текста, Е.Г. Эткинд привел стихотворение Пушкина «Обвал»: «Читая всю строку, мы словно слышим «тяжкий грохот», гул медленно падающей «огромной глыбы»; грохот этот звучит в повторяющихся слогах: вал — вал — пал — скал — вал». Слово-образ отражается в аллитерациях и ассонансах строфы:
Оттоль сорвался раз обвал,
И с тяжким грохотом упал,
И всю теснину между скал
Загородил,
И Терека могучий вал
Остановил.
Звуковую организацию речи в этом стихотворении подчеркивает и его заголовок — «Обвал», который настраивает нас на восприятие звукописи. Все это приводит к тому, что фоника стихотворения воспринимается как своеобразная музыкальная пьеса, которая отражает звуковую тему центрального художественного образа.
Звуковая инструментовка может усиливать не только те художественные образы, которые реально связаны со звуковыми впечатлениями (как обвал), но и вообще любые образы, которые становятся объектом художественного описания. Например, в стихотворении Пушкина «Демон» аллитерации на д — н, пронизывая все произведение, неизменно напоминают звуковое выражение центрального образа — Демона, раскрывая внутреннюю связь слов, взятых для его характеристики:
В те дни, когда мне были новы
все впечатленья бытия —
И взоры дев, и шум дубровы,
И ночью пенье соловья, —
Когда возвышенные чувства,
Свобода, слава и любовь
И вдохновенные искусства
Так сильно волновали кровь, —
Часы надежд и наслаждений
Тоской внезапно осеня,
Тогда какой-то злобный гений
Стал тайно навещать меня.
Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд…
Слова: гений, чудный взгляд, хладный яд, свобода, вдохновенье, надежда, наслажденье и т. п., — объединенные общим звучанием и повторяющие доминирующие во всем тексте аллитерации, получают в этом случае особый художественный смысл. Это свидетельствует о том, что последовательное использование одних и тех же аллитераций и ассонансов становится основой целого звукообраза. Звукообразом называется усиление идейно важного образа произведения средствами звукописи.
Исследователи объясняли возникновение звукообразов психологически. Во время творчества сознание поэта заполняют те или иные созвучия, связанные с главными образами. Это побуждает автора подбирать слова близкого звучания, по-своему закрепляющие и усиливающие главные звуковые повторы.
В небольших произведениях можно часто наблюдать подчинение звуковой инструментовки определенному фонетическому рисунку, заданному звуковым обликом главного слова. Очень часто к тому же это слово выступает и в качестве заголовка. Вспомним мадригал А.С. Пушкина «Адели»: Играй, Адель, не знай печали; Хариты, Лель тебя венчали и колыбель твою качали… В звуковых повторах слышится имя — Адель, Адель, Адель…
В больших произведениях поэты могут создавать сразу несколько звукообразов, которые к тому же бывают иногда созвучны друг с другом. Такова, например, звуковая организация «Бахчисарайского фонтана» с его общей музыкальной основой имен трех главных героев: Гирей, Мария и Зарема. В поэмах Пушкина это почти закономерное явление.
Звукообразы придают художественную завершенность и особую цельность поэтической форме произведения и нередко являются отличительной чертой стиля того или иного автора. Вспомним, например, любимые есенинские звукообразы липы, березы, клена. Стихотворения, пронизанные их тонкой инструментовкой, сохраняют свой неповторимый, есенинский тембр:
Клен ты мой опавший, клен заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел.
Сохранение избранного звукообраза на протяжении всего произведения или его значительной части создает особую музыкальную атмосферу, благоприятную для возникновения эмоциональной окраски речи.
Среди разнообразных приемов звукописи выделяется звукоподражание — употребление слов, которые своим звучанием напоминают слуховые впечатления от изображаемого явления. Например: Партер и кресла — все кипит; в райке нетерпеливо плещут, и, взвившись, занавес шумит (А. Пушкин). В этом отрывке из «Евгения Онегина» звуковые повторы в первых двух строках передают нарастающий шум в театре перед началом представления, в последней строке аллитерации на длительные согласные, среди которых особенно выразительны свистящие и шипящие, создают звуковое подобие шума поднимающегося занавеса.
Поэты стремятся передать средствами фоники самые различные слуховые впечатления. И хотя звуки человеческой речи не могут быть совершенно тождественны реальным «голосам» природы, язык выработал свои приемы для отражения этих слуховых впечатлений.
Есть немало слов, которые своим звучанием напоминают называемые ими действия (шуршать, шипеть, охать, чирикать, цокать, тикать, бренчать). Такие слова, возникающие на основе звукоподражания, называются ономатопеями, (греч. ономатопея — словотворчество). Одни ономатопеи передают звучание человеческого голоса (ахать, хихикать); другие — звуки, издаваемые животными (каркать, мяукать); иные же имитируют «голоса» неживой природы (дребезжать, скрипеть). По своей грамматической природе ономатопеи представляют собой существительные и глаголы, образованные от междометий типа бац, бух. Ономатопеи довольно точно передают разнообразные слуховые впечатления (тихострунное треньканье балалайки — Н. Гоголь; Зенькал звоночек, тарабарил с деревьями гром — А. Белый).
Звучание ономатопей в художественной речи усиливается их фонетическим окружением: обычно звуковую выразительность слова подчеркивают соседние аллитерации, например: Вот дождик вкрадчиво прокрапал (А. Твардовский). Повторение созвучия кр напоминает постукивание дождевых капель по железной крыше. В подобных случаях звукопись строится на сочетании ономатопоэтического слова с фонетически подобными ему словами. Так, в скороговорке От топота копыт пыль по полю летит главное звукоподражательное слово топот, его фонетическая выразительность усиливается аллитерациями на т — п.
Наибольший стилистический эффект звукоподражание дает в том случае, если звуковое сближение слов подчеркивает их образность, подкрепляет содержание фразы. Когда звукоподражание рождается из самой темы, оно воспринимается как естественное и необходимое выражение мысли: А Петербург неугомонный уж барабаном пробужден (А. Пушкин); Бренчат кавалергарда шпоры; летают ножки милых дам (А. Пушкин).
Стремясь средствами фоники передать характер звучания, писатели подбирают очень яркие ономатопеи, которые способны вызвать различные предметно-смысловые ассоциации: И хруст песка, и храп коня (А. Блок); Ему отвечает лишь хруст хвороста да бульканье по болоту (А. Белый); Морозом выпитые лужи хрустят и хрупки, как хрусталь (И. Северянин); Не задушена вашими тушами душа (М. Цветаева). Однако, несмотря на выразительность многих ономатопей, их эстетическую функцию не следует переоценивать: по фонетической организации они нередко примитивны.
С целью звукоподражания используются не только ономатопеи, но и звукообразные слова. Различие звукоподражательных и звукообразных слов состоит в том, что первые имитируют звуки, характерные для называемых ими явлений и действий, а вторые сами выразительны по звучанию и благодаря этому способствуют образной передаче движений, эмоциональных состояний, физических и психических явлений и т. п. (шушукаться — звукоподражательное слово, а шашни, шушера, шиш — звукообразные).
В русской фонике сложились свои традиции образного осмысления различных звучаний. Например, для воспроизведения шума, шороха обычно используются слова с шипящими и свистящими звуками. В балладе В. Жуковского «Людмила» описание страшной ночи изобилует шипящими и свистящими звуками, передающими ночные шумы, которые создают впечатление таинственности:
Чу!., полночный час звучит. <… >
«Ночь давно ли наступила?
Полночь только что пробила.
Слышишь? Колокол гудит». —
«Ветер стихнул; бор молчит…»
В подобных случаях скопление шипящих звуков эстетически — оправдано.
Таким образом, оценка звучания слов в поэзии и в повседневной речи неоднозначна: то, что противопоказано с точки зрения удобства произношения (повторение звуков, скопление шипящих), может быть использовано поэтом как «звуковой курсив», усиливающий выразительность поэтических строк.
Чтобы убедиться в справедливости нашего утверждения, сравните с музыкальными стихотворными примерами корявые «щебсши», иллюстрирующие банальное неблагозвучие речи. Подобные «щебсши» незаметно проникают в печать и заставляют нас «спотыкаться» при чтении тех или иных предложений. Это и настойчивое повторение начальных звуков в словах (Подолгу простаивает поток посетителей в павильоне), и неуместные созвучия и подобие слов в предложении (Состояние деталей определяется замером размеров после разборки коробки…; Опыт первых перевозок показал, что перепростой вагонов очень велик). Такие звуковые повторы мешают восприятию речи. Еще примеры: В случае ожога… пораженное место надо немедленно обильно облить водой; Не следует накладывать на место ожога мази: вазелин, который некоторые считают полезным… Фонетическая близость выделенных слов делает предложения похожими на скороговорки, затрудняет чтение, так как скопление одинаковых звуков препятствует артикуляции. К тому же «перекличка» слов вызывает ненужные ассоциации.
Как видим, требование благозвучия речи — это не только требование поэтического вкуса, но и одно из требований культуры речи как науки о наиболее удачном и целесообразном языковом выражении мысли. Неудачная фонетическая организация речи, затрудненная артикуляция, непривычное звучание фразы мешают восприятию текста на слух и несовместимы с нашим представлением о хорошей речи.
Учитесь бережно относиться к звуковой стороне речи у наших лучших писателей! В приведенном ниже отрывке из рассказа А. П. Чехова «Невеста» найдите выразительные звуковые повторы. Подумайте, зачем и в каких случаях автор усиливает благозвучие речи; какова роль ассонансов и аллитераций в этом отрывке.
Было уже часов десять вечера, и над садом светила полная луна…И теперь Наде — она вышла в сад на минутку — видно было, как в зале накрывали на стол для закуски, как в своем пышном шелковом платье суетилась бабушка; отец Андрей… говорил о чем-то с матерью Нади, Ниной Ивановной, и теперь мать при вечернем освещении сквозь окно почему-то казалась очень молодой…
В саду было тихо, прохладно, и темные покойные тени лежали на земле. Слышно было, как где-то далеко, очень далеко, должно быть, за городом, кричали лягушки. Чувствовался май, милый май! Дышалось глубоко и хотелось думать, что не здесь, а где-то под небом, над деревьями, далеко за городом, в полях и лесах развернулась теперь своя весенняя жизнь, таинственная, прекрасная, богатая и святая, недоступная пониманию слабого, грешного человека.