Книга Песни Песней

Желание любви (1:1–3)

Главный голос, который мы слышим в Песни Песней — это голос девушки. Существует явное преобладание ее речи в Песни Песней. А. Бреннер определила, что женский голос составляет 53% текста, мужской голос — 34% и хора — 6%, а заголовки и сомнительные случаи — 7%[6]. Определенно девушка выражает свои эмоции чаще парня. В ее голосе звучит тоска, волнение, страх и восторг в гораздо более выразительной форме и чаще, чем у парня. Она часто более инициативна, в частности, обычно сама предлагает встретиться своему парню. В результате этого, множество комментаторов допускают, что автором этой поэмы была женщина. А. Бреннер, в частности, приписывает стихи девушке[7]: «В них столько женственности, которую мужчина вряд ли мог имитировать столь успешно». Нет ничего неправдоподобного в том, что автор библейской книги мог быть женщиной. Девора (см.: Суд. 5:1) и Мариам (см.: Исх. 15:21) представлены в Библии как исполнительницы песен победы, которые они сами вполне могли и сочинить. В тексте ярко выражено желание преданной любви и признания своей привлекательности. Что эти желания являются общими для обоих полов, трудно оспаривать. Но их артикуляция, возможно, более затруднительна для мужчин. Однако нужно учесть, что Песнь Песней опровергает имеющийся стереотип роли мужчины/женщины как доминирующий/подчиняющийся, активный/пассивный, лидер/последователь, защитник/нуждающийся в помощи и тому подобное. В поэме мы сталкиваемся с абсолютной взаимностью любовных желаний.

Мы ничего не знаем о возрасте любовников. Естественно предположить, что они были подростками. Если брак в те времена заключался в ранней юности, тогда наша пара (еще не женатая) была чуть старше возраста полового созревания. Но мы говорим это только для того, чтобы указать на неуместность конкретизации фона описываемых событий. На самом деле влюбленная пара представляет каждых Мужчину и Женщину. Они артикулируют наши очень личные стремления и по мере чтения мы погружаемся в их страсть. Они — выдуманные литературные образы гениального автора. Поэтому историко–социальный фон этой поэмы не должен быть точно определен. Некоторые предполагают, что поэма рассказывает о девушке, которую насильственно поместили в гарем царя Соломона и она тоскует по ее возлюбленному пастуху. Другие говорят, что книга описывает приезд невесты царя Соломона — египетской принцессы (см.: 3 Цар. 3:1). Кто–то видит в стихах идеалистический образ деревенской девушки Суламиты, тоскующей о своем возлюбленном пастухе. Нам следует смириться с отсутствием точности в отношении декораций сцены действий. Возможно, они отсутствуют, чтобы каждый из нас смог идентифицировать себя с ними.

Имеет значение только то, что девушка выражает свои интимные чувства. Она хочет, чтобы ее целовал возлюбленный и отнюдь не только формальным прикосновением бестрепетных губ к щеке. Она хочет ощутить его страстный поцелуй и познать его крепкое любовное объятие. «Да лобзает он меня лобзанием уст своих!» — свидетельствует о глубине ее желания, тоски по любви. Она очень чувственная. Она хочет полностью отдать себя тому, кого любит. Ее не интересует реализация себя вне любви. Ее самореализация достигается через самоотвержение.

В древнееврейском языке слова поцелуй и целоваться звукоподражательные: они описывают звук того, что происходит. Буквально первый стих можно было бы перевести таким образом: «О, если бы он дал мне один из его смачных поцелуев, от которых захватывает дыхание». Потом она описывает эффект, который был от любовных утех (или ласк). Слово для любовных утех передается в древнееврейском языке существительным во множительном числе. Оно присутствует также в Притчах: « зайди, будем упиваться нежностями до утра, насладимся любовью» (Прит. 7:18), и в Книге пророка Иезекииля: «И проходил Я мимо тебя, и увидел тебя, и вот, это было время твое, время любви; и простер Я воскрилия [риз] Моих на тебя, и покрыл наготу твою» (Иез. 16:8). Контекст этих стихов ясно свидетельствует, что имеется в виду эротическая активность, а не абстрактная любовь. «Ибо ласки твои лучше вина». Слово «ибо» соответствует слову «несомненно». Это — первое упоминание обычной для Песни Песней ассоциации вина и сексуальной активности. Эта ассоциация прослеживается также в ст. 1:3: «будем восхищаться и радоваться тобою, превозносить ласки твои больше, нежели вино»; в ст. 2:4: «Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною — любовь»; в ст. 4:10: «о, как много ласки твои лучше вина»; в ст. 5:1: «напился вина моего с молоком моим»; в ст. 7:10: «уста твои — как отличное вино»; в ст. 8:2: «Ты учил бы меня, а я поила бы тебя ароматным вином». На лингвистическом уровне в древнееврейском языке здесь присутствует игра слов целовать и пить. На метафорическом уровне, вино плавно втекает в губы как поцелуй. Также вино — это наслаждение, память о нем сохраняется надолго. Более того, винопитие ассоциируется (2:4) с пиром, а в ст. 5:1, где наиболее явно описывается половой акт, он метафорически передан поеданием сотового меда и выпиванием вина и молока. В сцене соблазнения в Книге Притчей еда и питье также являются метафорами сексуальной активности: «идите, ешьте хлеб мой и пейте вино, мною растворенное» (Прит. 9:5). Конечно, теперь хорошо известно, что вино не является стимулятором половой активности, а скорее депрессантом. Оно лишь снижает наш контроль, так что мы раскрепощаемся и ведем себя свободнее.

Нас не должно смущать изменение местоимения он на твои в стихе: «лобзает он меня… ибо ласки твои…», поскольку это обычный феномен древнееврейской поэзии. Нет необходимости изобретать разнообразные сценарии, чтобы осмыслить эту перемену, поскольку ее тоска переносит ее немедленно в общество ее возлюбленного. Но некоторые современные переводы «приводят в порядок» древнееврейские местоимения.

Девушка продолжает превозносить благоухание своего возлюбленного. Тот факт, что мужчины Древнего Израиля использовали духи, не должен заставить нас думать, что они были женоподобны. У них не было водопровода, их стандарты личной гигиены не были высокими, поскольку вода для умывания приносилась издалека. Таким образом «масло» или «духи» были необходимы, чтобы заглушить естественный запах тела.

Ст. 2 и 3 являются примерами хиазм — поэтического приема, который разбивает однообразие описания. Во второй строке присутствует инверсия порядка первой строки (АБВ/ВБА).

Прием хиазма просто разнообразит поэзию. Девушка начинает с описания реального аромата его духов, а завершает метафорическим ароматом его натуры. Его имя представляет полноту его любви, его репутацию в обществе. Даже упоминание его имени волнует ее. Его репутация важна не только для нее. Он общается с другими молодыми девушками. Они являются, возможно, ее потенциальными соперницами, но она так уверена в своих с ним взаимоотношениях, что может позволить ему потешиться их восторгами. Ей не чуждо чувство собственничества: «люта, как преисподняя, ревность»

(8:6), но, как ни парадоксально, любовь может щедро делиться, когда ее основание безопасно. Разлитое миро или масло Тураг— это небольшая проблема для интерпретации. Это могло быть просто подходящим названием; или могло быть духами, которые ощущаются издалека; или еще это могли быть духи, изготовленные из зеленовато–желтого сока некоторых редких сортов сосен. В любом случае, его запах вызывал головокружение, и ей это нравилось. В тексте опять наблюдается игра слов масло и имя, которые в древнееврейском языке имеют одинаковые согласные на конце. Девицы, которых он привлекает, — это любые красавицы подходящего для замужества возраста, которые ищут себе супруга (девственницы — в других местах текста).

Воспоминание о его поцелуях и ласках и его красоте приводит к страстному желанию. Она хочет, чтобы он срочно убежал с ней, чтобы они могли побыть наедине в его чертогах. Она величает своего возлюбленного царем. Если нам нравится думать, что речь идет о Соломоне, то, безусловно, речь идет о царском дворце. Но это больше напоминает литературный прием. Она хочет подчеркнуть достоинства, благородство, честь своего возлюбленного. Он — ее царь. Она горда им. Некоторые комментаторы упоминают факт, что в ближневосточных свадебных церемониях сегодня невеста и жених называются царицей и царем на период их свадьбы. Однако, наши влюбленные еще даже не женаты. Это состояние отражено только в третьем цикле (3:6 — 5:1). Во многих современных переводах говорится: «Пусть царь введет меня в чертоги свои», а в древнееврейском: «Царь ввел меня в чертоги свои». Но ее возлюбленный действительно уже привел ее в укромное место. Если бы они были царской четой, это была бы роскошно украшенная комната богатого дворца Соломона. Если они были бедной деревенской девушкой и молодым пастухом, тогда это был шатер пастушеский, упомянутый в 1:7. Но точное расположение этого убежища влюбленных не важно. Это просто полет фантазии. И у нее захватывает дыхание от того, куда уводит ее воображение. А Песнь Песней, как обычно, опускает в этом месте занавесь, оставляя возлюбленных наедине, а читателей — гадать, чем они там занимаются. Этот литературный артистизм присущ Песни Песней. Она держит нас в напряжении и будит наше воображение.

В этом стихе заметен контраст между публичным местом действий и частным. Влюбленные перемещаются туда и обратно из этих мест и вместе, и порознь. Они хотят продемонстрировать свою любовь, чтобы видело все общество. Но они также хотят наслаждаться обществом друг друга в уединенном месте. Однако секретное место для каждого влюбленного в отдельности может быть местом отчаянной тоски и одиночества. Публичное место может быть и местом радости и изоляции. Она не может поцеловать его публично, поскольку нормы поведения тех дней не допускали публичного проявления интимных чувств (см.: 8:1). Она могла видеть своего возлюбленного на отдаленном расстоянии, на склоне холмов, и испытывать одиночество. Она тревожилась из–за того, что он мог смириться с разлукой, и поэтому больше не нуждается в ней.

Сразу в самом начале первого цикла Песни Песней, ошеломленная любовью девушка выражает свое страстное желание любви. Невозможно сказать, или это результат ее склонности к фантазии, или ее желание основано на предыдущем опыте их интимных отношений (первая проба разожгла ее аппетит, и возникло желание повторить). Сама Песнь Песней не позволяет четко проследить прогресс их взаимоотношений. Она показывает только серию циклов интимных отношений. Единственное исключение — третий цикл, рассказывающий об их свадьбе. Мы уже утверждали, что Песнь Песней описывает обрученную пару, у которой определено их совместное будущее. Если между ними не было романа сначала, возможно, что эта пара начала с дружеских отношений и огонь страсти стал разжигаться по мере того, как они стали узнавать друг друга. Итак, наша девушка знает, к чему движутся их взаимоотношения, и с нетерпением ожидает радостей супружеских отношений. Это все еще в будущем, но она уже взволнована от ожидающих ее новых открытий.

В нашей культуре молодые люди обычно начинают с последнего, а уж потом задумываются о том, к чему эти отношения могут привести. Мы экспериментируем вне контекста взаимоотношений, целью развития которых является перманентный брачный союз. Хотя помолвка сейчас гораздо меньше определяет в отношениях молодых людей, в сравнении с древнееврейской, это не означает, что мы вправе отказаться от приоритета брака. Мы должны быть более осмотрительными в определении границ, до которых можно позволить развиваться чувственным отношениям, особенно если все еще есть неуверенность, взаимна ли любовь и приведет ли она к браку. Необходимо хранить честь и святость брака и ничего не должно быть сделано, что принесет стыд и сожаление, если по каким–то причинам помолвка будет разорвана.

Когда двое только начинают свое совместное любовное путешествие, когда они чувствуют первое взаимное притяжение, они хотят прикоснуться друг к другу. Этот первый физический контакт легкий и краткий, представляет собой необратимый шаг вперед. Теперь они могут сделать еще один шаг, а затем другой… Девушка, скорее всего, уже сделала свой первый шаг и очень хочет повторения. Ее разум, возможно, опережает реальную возможность и знание как возлюбленного, так и себя самой. Фантазии оставляют далеко позади то, что реальность готова дать в данный момент их отношений.

Многие комментаторы по причине использованного местоимения «мы» в 1:3 приписывают этот стих группе наблюдателей (дочерей Иерусалима). Но, как сказал Поуп, «фактически любая трудность, реальная или предполагаемая, может быть устранена привлечением дополнительных персонажей, которым неясные слова могут быть приписаны». Так гипотеза пастуха приписывает эти слова гарему, обращающемуся к парню. Мы не должны использовать такие сомнительные приемы. Девушка могла продолжать восхищаться своим возлюбленным, имея в виду себя и всех девушек, которые обожают его. Она хочет, чтобы ее возлюбленный услышал максимальное число похвал и не только от нее. Опять, если это кажется сомнительным, что страстно влюбленная девушка желает, чтобы весь мир восхвалял ее возлюбленного, мы должны помнить, что это лишь литературный прием автора.

Существует проблема со словом, переводимым как правильно (AV; в русской синодальной Библии — достойно. — Примеч. пер.). Соответствующее древнееврейское слово использовано еще в ст. 7:10 (прямо) и в Книге Притчей в ассоциации со словом вино, которое течет плавно (буквально: прямо, достойно).

Так что мы можем перевести это как «более, чем достойное вино, они восхваляют тебя». Менее вероятно сравнение с другим достойным мужчиной. В этом случае они восхищаются им больше, чем другим красивым мужчиной. Другие спекулируют даже больше, обращаясь к родственным языкам, где это слово имеет значение мужественности.

Местоимение во множественном числе они во фразе «правильно они любят тебя» (буквальный перевод ст. 1:3) не относится к конкретным людям. По сути своей это пассивный залог: правильно тебя любят. Таким образом, его любовными ласками наслаждались больше, чем вкусом хорошего вина. Память о его ласках длилась дольше. Ласки отравили ее и сделали опрометчивой, но в то же время счастливой и беззаботной. Нет сомнений, что она восхваляет того, кто может доставить ей такое счастье. Она также находит огромное удовольствие в ожидании любовных утех. В действительности удовольствие от фантазий может превосходить реальное удовольствие. Возможно, случайное разочарование от их любовных утех могло стимулировать ее эротическое воображение и поднять его на новый уровень. Ее воображение действует как механизм компенсации реальных занятий любовью, ощущения от которых меняются в зависимости от времени, настроения и условий. Сразу в самом начале Песни Песней возлюбленные погрузились во взаимоотношения, наполненные глубокими чувствами и ласками. Девушка испытывает тоску по своему возлюбленному, когда не видит его. Но может ли это быть действительно охарактеризовано как любовь? Не могло ли это быть просто влечением, требующим немедленного сексуального удовлетворения? Мы должны подождать с ответом, пока не дочитаем до конца эту книгу. Однако уже сейчас мы можем отметить, что в нашем обществе физические аспекты взаимоотношений мужчин и женщин являются приоритетными. Если что–то не заладилось в этой области, нет надежды на добрые отношения в других областях. Конечно, должна существовать некоторая искра физического влечения, чтобы инициировать развитие романтических отношений. Но физический аспект — это только одна сторона многостороннего партнерства. Степень физической близости должна соответствовать степени взаимного узнавания; совместимости по интеллекту, темпераменту, целям, настроениям, духовной зрелости, эмоциям и так далее. Совместимость в этих областях — намного важнее, чем способность физически удовлетворить друг друга.

Может показаться странным, что мы с самого начала рассматриваем страстную тоску девушки по своему возлюбленному, поскольку поцелуи, о которых она мечтает, больше соответствуют зрелой фазе развития взаимоотношений. Вначале можно было бы ожидать от нее поцелуя в щеку, который означает: «Да, я заинтересована, но давай не спешить и посмотрим, как все будет развиваться». Или после долгого периода осторожных хождений по кругу девушка может получить первый трепетный поцелуй в губы, после которого сразу поймет, что все отныне иначе, чем раньше. По мере усиления эмоций, возрастает и желание долгого страстного поцелуя (лобзания уст твоих), предвкушение не испытанных доселе физических ласк. Но это все предназначено для будущего.

В литературе за века существования человечества было высказано немало шуток о поцелуях. Начиная с Джонатана Свифта: «Господи! Интересно, что за дурак изобрел первый поцелуй?», до Энди Уорхола: «Двое целующихся всегда выглядят как рыбы».

Я полагаю, последний желал привлечь внимание к тому, что влюбленные как будто стремятся съесть друг друга, когда целуются. Но любая попытка рационально описать касание губ, несомненно, разрушит мистику поцелуя, поскольку поцелуй является не актом для анализа, а тем, в чем участвуют. Большинство из нас даже предпочтут не глазеть на пару, занятую долгими страстными поцелуями. Это было бы вторжением в частную жизнь людей. И только одинокий человек может получить от этого зрелища некоторое ущербное удовольствие.

Но в поцелуях, так же как и во многих других вещах, как только пробудился аппетит, требование становится все более настойчивым:

Итак, наша девушка из Песни Песней тоскует о «страстных поцелуях»[9]. И она напоминает девушку, описанную в строчках Уильяма Брауне:

Наши влюбленные в своем физическом контакте обнаружили то, о чем Альфред Теннеси сказал так:

Союз их любви был скреплен печатью поцелуя, они отныне взаимно принадлежали друг к другу и осознание такой уверенности позволяло им чувствовать себя богами: «Дорогая Елена, сделай меня бессмертным своим поцелуем»[12].

Смуглая и прекрасная (1:4,5)

Первый раз в Песни Песней девушка выражает свою неуверенность, страх и сомнения. Она неуверенна в реакции дочерей Иерусалима в отношении ее загорелой кожи. Она обеспокоена своими отношениями с братьями, которые гневаются на нее. Ее заботит ее внешность. Как может она принять себя, если ее не принимают друзья и родственники? Ее первые слова, возможно, сказаны строптивым тоном. Да, она смуглая, но при этом все равно прекрасная! Она осознает свою красоту, дикую, неухоженную, естественную, но она еще не уверена в отношении к ней дочерей Иерусалима. Ее смуглость, конечно, не связана с расовой пигментацией ее кожи. Она просто сильно загорелая и обветренная в результате своей работы на склонах холмов в виноградниках. Есть некоторая неопределенность во фразе «черна я, но красива». Означает ли эта фраза, что она отвечает на критические замечания городских девушек: «Да, я, возможно, смуглая, слишком загорелая, что не красиво в соответствии с вашими критериями красоты, но я уверена, что красива для самой себя и моего возлюбленного»? Или она говорит тем самым: «Моя красота именно и состоит в моей смуглости»? Другими словами, она прекрасна из–за своего загара, а не вопреки ему? Первому смыслу подходит перевод: «черна я и красива», второму: «черна я, но красива». Трудно решить, который из них лучше. Возможно, второй более подходящий. Она, возможно, осознает критическое отношение к себе городских девушек, которые смотрят свысока на тех, кто должен заниматься ручным трудом. Так что она, защищаясь, провозглашает свою красоту в пику тем, кто предпочитает более рафинированную красоту.

Идентичность дочерей Иерусалима неопределенна. Большинство комментаторов считают, что они — это гарем царя Соломона или представляют городскую элиту, придворных. В обоих случаях смуглость не рассматривалась бы как признак красоты. Смуглость и красота в этих кругах были несовместимы. Красота этих женщин была продуктом длительного воздействия косметики: «столько времени продолжались дни притиранья их: шесть месяцев мирровым маслом и шесть месяцев ароматами и другими притираньями женскими» (Есф. 2:12). Конечно, это вопрос личного предпочтения или традиции. Сегодня в Африке наиболее популярны косметические средства, осветляющие кожу. Европейцы склонны демонстрировать смуглую кожу как символ красоты и здоровья (неважно, является ли загар результатом отдыха на Ривьере или ультрафиолетовых ламп в парикмахерской за углом). Светлокожие люди предпочитают загореть, а темнокожие стать посветлее. Я думаю, что, возможно, это шутка нашего Создателя.

Но кем бы ни были дочери Иерусалима, они играют важную роль в этой истории. Они действуют как фон, как те, с кем девушка делилась своими чувствами и эмоциями. Они возникают на сцене, когда девушке необходимо выразить свою тоску по возлюбленному, но они не играют самостоятельной роли в любовной драме. Они вполне могут быть чисто литературными образами, как стена, через которую разговаривают герои шекспировской пьесы «Сон в летнюю ночь» и которая независимо комментирует их любовные взаимоотношения. Возможно, другая их роль заключается в подчеркивании контраста между городом и деревней, который упоминается в тексте. Город символизирует цивилизацию, культуру, образованность, архитектуру, богатство, власть, независимость. Деревня, в которой происходят многие события, представляет простой природный порядок, пассивность или, по крайней мере, соответствие природному порядку вещей, без попытки изменять этот порядок. Контраст город/деревня проиллюстрирован здесь шатрами Кидарскими/занавесями Соломоновыми. Она темна, как жесткий полог из козьей шерсти кочевых шатров Аравии; она темна, как гобелены царских дворцов в Иерусалиме.

Девушка озабочена своей внешностью из–за того, что ее разглядывают городские девушки. Каждый такой пристальный взгляд — внедрение в ее личную жизнь. Если это продолжается слишком долго, это вызывает смущение, враждебность и желание защитить себя. Если мы жертвы пристального разглядывания, мы напуганы возможностью критической оценки нашей внешности, чувствуем, что изучающий взгляд может проникнуть за нашу маску. Так что мы убегаем прочь или обращаемся к уставившемуся на нас с вопросами. Нам не нравится, когда нас «взвешивают» другие. Мы чувствуем себя в этом случае беззащитными и обнаженными. Возможно, девушка осознает факт, что женщины могут быть гораздо более жестокими в своих оценках, чем ее юноша. Еще она догадывается, что критицизм в отношении ее обусловлен угрозой ее красоты. Ее естественная, дикая и чувственная красота — это угроза для них. Они и завидуют, и презирают ее смуглость. Они завидуют ей, потому что не имеют ее естественной красоты. Они ненавидят ее, потому что знают, что никогда не смогут ее иметь.

Ее красота — явная угроза их заурядности. К этому можно добавить, что она в глубине сердца, возможно, хотела бы быть на их месте.

Она загорела до «черноты», потому что солнце опалило ее. (Это необычная фраза, найденная еще только в Книге Иова 20:9; 28:7.) Солнце сожгло ее своими лучами. Причина этого в том, что она работала в винограднике на открытом воздухе. Есть игра слов относительно слова разгневаться. Ее братья (сыновья матери моей) разгневались (воспылали гневом) на нее. И она была поэтому опалена и солнцем, и гневом братьев. Отчего ее братья так гневались на нее, мы можем только догадываться. Возможно, потому, что они не одобряли ее флирта или выбора возлюбленного и стремились удержать ее подальше от неприятностей, там, где они могли приглядывать за ней.

Альтернативная точка зрения заключается в том, что братья, поручив девушке исполнять семейные обязанности в винограднике, пришли в негодование из–за того, что очевидное пренебрежение девушкой своей внешностью уменьшило ее шансы на брак.

Если это так, она была в их власти. Одно это уже указывает на то, что она была не замужем. Она была еще под защитой своей семьи. Отец нигде не появляется в поэме. Предположительно он умер или по какой–то другой причине отсутствует на сцене. Мать лишь виртуально присутствует в истории (3:4: «дом матери моей» и «во внутренние комнаты родительницы моей»; 6:9: «единственная она у матери своей, отличенная у родительницы своей»; 8:5: «там родила тебя мать твоя, там родила тебя родительница твоя»). Таким образом, не только социальный статус нашей девушки низкий в связи с ее физическим трудом, но статус ее семьи также под вопросом.

Девушка говорит, что она не следит за своим собственным виноградником. Это не должно, конечно, восприниматься буквально. Ее виноградник, который принадлежит только ей, представляет полноту ее личности во всем ее женском очаровании. Ее заставили охранять виноградник своих сводных братьев. Но собственный виноградник она не охраняла. Ее физическая работа на открытом воздухе расположила ее не заботиться о своей внешности. Поэтому она так диковато выглядит, хотя и очень привлекательна. Интересно обратить внимание на то, как меняется мода. Неряшливый вид за немалые деньги искусственно культивируется в нынешние дни как нечто привлекательное. Хотя еще Овидий писал:

Под ее виноградником подразумевается все, что составляет ее женственность. Ее внешность, цвет лица, одежда, статус, сексуальность — все, что делает ее привлекательной для мужчины. То, что она не заботилась о своей внешности, стало причиной ее низкой самооценки. Она — пленница своих обстоятельств и жаждет быть свободной. Еще в ней есть гордость за свою природную красоту, силу которой, как мы увидим, она вполне знает как использовать для пленения парня.

Под обычным виноградником подразумевается нечто среднее между городом со всей его культурой и деревней, как олицетворением естественного порядка вещей. Возделывание виноградника — это приведение в порядок самой природы. Виноградник должен быть возделан. Он должен быть очищен от камней, боронован и вскопан. Виноградная лоза должна быть посажена, полита водой и подрезана. Он должен быть огражден стеной и охраняем (см.: Ис. 5:1–10). Также и девушка во всей ее женственности должна быть ухожена или она принесет дикие плоды. Ее естественная красота нуждается в уходе и охране. Некоторые современные комментаторы иначе воспринимают эти стихи. Они приписывают им довольно неправдоподобный, явно сексуальный аспект. Некоторые переводят это как: «Не позаботилась о своей девственности». Отсюда делается вывод, что она потеряла девственность, потому что пренебрегла моральными нормами. Другие говорят, что это означает: «Я не культивировала, не сажала и не обрезала мой виноградник». Вывод отсюда прямо противоположный: она — девственница без всякого сексуального опыта. Обе эти точки зрения слишком напрямую соединяют выражение свой виноградник с ее сексуальным опытом, поэтому предпочтительнее более сбалансированная интерпретация. Не соответствует характеру книги, являющейся гимном любви и преданности, то, что девушка демонстрирует свою историю потери целомудрия.

В этих стихах мы столкнулись лицом к лицу с проблемами нашего собственного представления о себе. Как мы воспринимаем самих себя? Когда мы смотрим на свое отражение в зеркале, нравится ли нам то, что мы видим? Можем ли мы принять самих себя такими, какие мы есть, со всеми нашими причудами, особенностями и предрассудками? Нравится ли нам то, как мы выглядим? Или нам всегда хочется походить на кого–нибудь другого? Можем мы жить в соответствии с нашим собственным темпераментом и свойствами характера или мы, например, чересчур сдержанны, что парализует нашу жизнь? Итак, как мы примиряемся с собой и как интегрируемся в общество?

Мы можем подойти к этому с разных сторон. На физическом уровне, мы не много можем сделать, чтобы улучшить наш вид. Но даже небольшие усилия могут повышать нашу самооценку и вызывать чувство уверенности в себе. Поскольку мы существа психопатические, старая поговорка (здравый ум в здоровом теле) звучит очень справедливо. Небольшое внимание к своему телу, проявляющееся в физических упражнениях, заботе об одежде, использовании хорошего одеколона помогает нам общаться с миром с большим удовольствием.

Однако наш темперамент и фундаментальные персональные свойства — это то, что мы должны принять как данность. Мы можем быть интровертами или экстравертами, флегматиками, мечтательными романтиками; мы можем быть движимы неустанными амбициями или быть согласны с тем, что дает жизнь. Все это является результатом наших генов, прежних условий жизни или так нас воспитывали родители. На какой–то стадии жизни мы должны признать, что такие мы есть и можем измениться только в очень малой степени. Это не должно вызывать негативную пассивность, но должно помочь нам понять, каким образом с максимальной пользой эксплуатировать свои качества. Например, интроверт может стать внимательным психоаналитиком, но никогда не будет душою вечеринок. Если мы не можем принять себя такими, какие мы есть, тогда мы или полностью уходим в себя или еще надеваем на себя маску, предназначенную для презентации нас окружающему миру, которая, как мы думаем, более подходящая, чем наша реальная личность. Но мы знаем, что ношение любой маски надоедает со временем; мы начинаем в ней задыхаться и уставать. Носить ее довольно больно, поскольку внешняя маска не соответствует внутренним контурам, что вызывает напряжение и трение. Лучше быть самим собой и позволить другим видеть наши слабости, чем постоянно носить чуждую своей личности маску.

На духовном уровне, мы все созданы по образу и подобию Божьему (см.: Быт. 1:26,27). Это великолепная тема для размышления и мы можем рассмотреть ее, но только очень коротко. Мы все несем отпечаток Создателя и, хотя в нас Его образ стал по нашей вине перекошен и искажен, всегда есть надежда на его обновление. Поскольку христианин — это тот, кто преображается: «в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа» (2 Кор. 3:18); «кто есть новое создание во Христе» (см.: 2 Кор. 5:17). Все это не просто теория; это действительно работает во всех тех, кто верует. Но работа будет завершена, только когда мы увидим Христа лицом к лицу, во всей Его славе. А пока грубые края постепенно сглаживаются, а исковерканное слегка выпрямляется. Здесь немного и там немного, и Господь нас меняет, делая способными принять себя такими, какие мы есть, и больше верить в нашего Создателя, в Чей образ мы меняемся.

Робкая просьба и неоднозначный ответ (1:6,7)

Признаки неуверенности, напряженности и стыда, с которыми мы сталкивались в 1:4,5, перешли сюда, в ст. 1:6,7. Но если в предыдущих стихах неуверенность девушки была выражена в отношении дочерей Иерусалима, ее братьев и себя самой, здесь уже ее страхи связаны с ее возлюбленным и его товарищами. В ст. 1:4,5 используемая метафора связана с культивацией виноградника, а здесь — выпасом скота. Девушка адресует свой тревожный вопрос возлюбленному в ст. 6 и получает загадочный, возможно, дразнящий ответ. Некоторые предполагают, что это друзья отвечают ей в ст. 7, хотя она ожидала получить ответ от своего возлюбленного. Но более естественно предположить, что девушка получает ответ непосредственно от него. Я придерживаюсь последнего мнения.

Влюбленные встретились утром, и она старается организовать встречу в середине дня. Ее тон настойчивый, возможно, жалобный или испуганный, сомневающийся. Почему он не сказал ей о своем местонахождении? Действительно ли он хочет встретиться днем без своих товарищей–пастухов?

Она адресует свою просьбу тому, «которого любит душа моя». Это свидетельствует о том, что она вся как бы растворилась в своем любимом. Для девушки ее любовь затрагивает каждый аспект ее существования. Она не влюблена в идею или мимолетную фантазию. Она не любит, потому что настало время любить, но она любит реального красивого юношу–пастуха, который недоступен ей в течение большей части дня и находится где–то на огромных открытых пространствах склонов холмов, а она хочет быть с ним. Она спрашивает его: «где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень?». Обычно глаголы пасти и отдыхать используются с существительными. Он пас свои стада и заставлял овец ложиться отдыхать в полдень. Но в словах девушки глаголы не переходные, с ними не связаны никакие существительные. Это намек на подтекст ее слов. У древнееврейского глагола пасти тот же корень, как и у слова, означающего дорогая или интимный партнер. Это слово также используется в качестве метафоры для описание сексуальной активности: «Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой — мне; он пасет между лилиями» (6:3). В другом месте в Ветхом Завете фраза «кто знается с блудницами» (в буквальном переводе: «кто пасет блудниц») (Прит. 29:3) имеет очевидный сексуальный оттенок. Так что в словах есть, возможно, завуалированный двойной смысл. Девушка спрашивает о секретном рандеву, на котором будет возможно заняться любовью.

Она твердо намерена разыскать его. Но как ей это сделать? Если она не знает места, то будет бродить вокруг да около, и ее могут принять за проститутку, соблазняющую пастухов. Скрытая женщина — предмет многих дискуссий. Буквально это означает: «как та, которая покрыта накидкой». Другие полагают, что здесь был использован схожий по корню глагол, и, в результате, это переводится: «как та, которая бродит». Не все проститутки были в покрывалах, как Фамарь (см.: Быт. 38:14,15), и не каждая скрытая женщина была проституткой. Но не похоже, что в словах девушки звучит нежелание быть принятой за проститутку. Возможно, в них есть завуалированная угроза для ее возлюбленного. «Если ты не говоришь мне, меня воспримут как свободную женщину. Ты бы этого не хотел, не так ли?» Или, возможно, это свидетельствует о ее нетерпении. Она бросает на ветер свое предупреждение, как сама бросается в опрометчивую авантюру, когда предстоит храбро выдержать насмешки пастухов.

Его же ответ довольно таинственен. Говорит ли он действительно, где она может его встретить? Находит ли она его? Все это очень неопределенно. Она отчаянно ищет его общества, почти любой ценой. Она хочет быть с ним все время. Она хочет знать, где он работает, кто рядом с ним. Наслаждается ли он обществом других, пока ее нет с ним? Стремление девушки «быть вместе» имеет и негативный смысл для парня, поскольку это может надоесть, привести к стагнации отношений и вызвать желание вырваться на свободу. Девушка желает его эксклюзивного общества, но это может стеснить его и лишить свободы. Он, возможно, хочет наслаждаться жизнью в своем мужском мире среди товарищей, который закрыт для женщин. Ее присутствие разрушило бы его мир, его товарищество. Так что в этом смысле ее присутствие стесняет его. Он должен быть свободен, чтобы развивать свои собственные интересы, по отношению к которым она всегда останется внешним наблюдателем. Так что она должна позволить ему сохранить эту свободу. Его любовь к ней — только часть его сущности. Его профессиональная жизнь существует параллельно, поэтому он дразнит ее в ответ, возможно, чтобы мягко обескуражить ее, возможно, наоборот, стимулировать. Если она пригонит свое небольшое стадо коз, тогда будет не так очевидно, из–за чего она бродит по склонам холмов. Он отсылает ее к временным хижинам или убежищам (обычно это древнееврейское слово переводится как «шатер» или «скиния»), где они могли бы встретиться наедине. Пастухов не будет там в середине дня, и они не вернутся туда раньше вечера. Влюбленные имели бы свободу наслаждаться обществом друг друга в хижине в уединенном месте.

Но, возможно, он хочет быть со своими товарищами, и ее присутствие было бы помехой в его мужском мире. Возможно, он хотел бы побыть наедине с потрясающей природой. Действительно, уединение на природе — великолепная вещь. Не видно ни одной живой души на мили вокруг: ни в горах, ни на море, ни в воздухе. Это могло бы быть почти мистическим опытом общения с самим собой и своим Создателем. Возможно, юноша осознает свою смертность и малость в этом великом порядке вещей. Он любит природу, которую воспринимает почти с трепетом. И он знаком с одиночеством, болезненной пустотой в сердце, которую никто другой не может заполнить, кроме Бога. Он знает цену эфемерным человеческим отношениям, поэтому хочет иногда побыть один.

Некоторые интерпретаторы видят в древнееврейском слове скиния культовый смысл. Но здесь вряд ли есть связь. В Песни Песней нет религиозной лексики; не упомянуты священники, храм, жертвоприношения, алтарь, ритуалы, очищение или что–либо подобное. В то же время эта гипотеза, первоначально выдвинутая Т. Мик, стала популярной. Она, прежде всего, утверждает, что Песнь Песней — это редакция того, что первоначально было этой книгой, — описание священного брака бога и богини плодородия. Были использованы различные обоснования из религиозных текстов Месопотамии, Сирии и Ханаана. Это верно, что даже в ранней истории Израиля храмовые богослужения были загрязнены этими культами плодородия (см.: Иез. 8:14; Зах. 12:11). Однако нет основания предполагать, что данная любовная лирика имеет языческое происхождение. Схожесть в лексике, в образах природы не является основанием, чтобы считать, что первоначально Песнь Песней была частью чужеродного культа, который был отвратительным для Божьих пророков Осии, Иеремии и Иезекииля.

Эти стихи заставляют нас задуматься над степенью одиночества, необходимого для развития нормальных взаимоотношений. Мы можем иногда думать, особенно на ранних стадиях ухаживания, что должны быть вместе с партнером каждый час дня и ночи. Но каждый из нас нуждается в «личном пространстве», которое необходимо, чтобы оценить растущие взаимоотношения и приспособиться к ним. Нахождение всегда в присутствие партнера может привести к раздражению. Мы должны свободно дышать без ощущения, что нас все время инспектируют. Нам нужно время, чтобы развивать взаимоотношения без постоянного давления на нас. Мы должны дать друг другу свободное пространство и время, чтобы каждый из нас мог заняться своими собственными делами и интересами. И партнер должен доверять нам и позволять это делать. Степень, с которой мы можем участвовать в жизни партнеров, должна быть оценена реалистично. Конфуз от неоправданных ожиданий в этой сфере может закончиться горьким разочарованием. Конечно, новые взаимные интересы могут возникнуть и расцвести в рамках любовных взаимоотношений.

Девушка в расцвете своей красоты (1:8–10)

Волнения, напряженность в отношениях и двусмысленность ответа, имевшие место в последних четырех стихах, сейчас забыты и началось восхваление ее возлюбленного. Хотя нет явной тематической связи между данным и предыдущим разделами, есть некоторая связь между древнееврейскими словами, означающими пасти и возлюбленная (лучше было бы перевести друг или компаньон), но это очевидно только в оригинале, а не в переводе.

Итак, девушка — это друг или компаньон. Она не просто еще одно завоевание, чем можно похвастаться перед другими и повысить свой статус; и не игрушка, чтобы удовлетворить свои эротические фантазии; и не чернокожий раб, который льстит и хвалит во всеуслышание. Нет, она — девушка со своей собственной судьбой, с независимым мировоззрением, а в ней нет раболепия типа «что изволите». Она знает своего мужчину, может флиртовать с ним, может подшутить над ним и может оставаться в своей компании. Она — его друг. Они — компаньоны. У них общие интересы. Но у них есть и разные интересы. Они способны предоставить друг другу возможность для развития собственных интересов. Они их даже стимулируют и испытывают гордость в связи с достижениями другого. Они независимые личности, имеющие разные нужды: эмоциональные, социальные, физические, интеллектуальные или психологические. Понимание этого делает их компаньонами. Они не просто выжимают сок друг из друга, а дают возможность расти. Понимая, что они разные, не стараются втиснуть друг друга в прокрустово ложе своих нереалистических ожиданий. Они поддерживают друг друга, когда это необходимо, но не являются «костылями» для партнера. Их дружба — это не взаимное поглощение, а гармоничное взаимодействие двух личностей. Их самостоятельность позволяет им и развиваться, и вместе познавать то новое, что недоступно одиночкам.

Девушка в ст. 8–10, очевидно, одета в ее лучшую «субботнюю одежду». Она скинула повседневное платье, которое носит, отправляясь в виноградники. Возлюбленный видит ее в праздничном наряде со всеми украшениями: подвесками, ожерельями, кольцами, тиарой, а также аккуратно причесанной (см.: Ис. 3:18–23). Даже если она была простой девушкой, все равно она имела нарядную одежду и украшения, предназначенные для праздников и религиозных церемоний. Она любит одеваться празднично. Праздничная одежда и драгоценности улучшают ее настроение. Они увеличивают чувство собственного достоинства. Не то, чтобы она пытается быть кем–то, кем она не является. Нет, она таким образом старается скрыть чувство неуверенности и неадекватности, когда они возникают. Она подчеркивает свою природную красоту для обретения большей уверенности в себе.

Ее возлюбленный сравнивает свою девушку с кобылицей в колеснице фараона. Этот перевод является парафразом, поскольку в древнееврейском оригинале колесница не упоминается вовсе. Сравнение девушки с кобылицей озадачивало многих комментаторов и читателей. Один исследователь даже предположил, что она имела очень широкие бедра (как лошадиный круп), что хорошо для рождения детей. Другие считают, что она была очень быстроногая. Но девушка, конечно же, не выглядела как лошадь. Она была украшена, как лошадь в колеснице фараона. Настенная живопись в гробницах египетских фараонов показывает лошадей фараонов с заплетенной гривой, орнаментированной уздечкой и красивой попоной с седлом.

Ее круглые щечки были украшены большими круглыми серьгами. Стройность ее шеи подчеркивали яркие ожерелья. Они, возможно, символизировали ее недоступность (см.: 4:4; 7:4). Хотя ст. 10 содержит речь от первого лица множественного числа: «мы сделаем тебе…» — это речь возлюбленного, Мы — это обращение к себе по–царски, или литературная выдумка, в которой влюбленный как бы подстрекал всех мужчин повсюду, кто только залюбовался красотой девушки, увеличить ее природную красоту дополнительными украшениями. Но, возможно, все это слишком надуманно и использование данного местоимения обусловлено тем, что эта пара только начала думать о себе как о целом (и другие, возможно, знали, что они были на пути к браку), и каждый из них был просто рад чаще использовать местоимение «мы»[14]. Как бы то ни было, он хочет сделать ее еще более красивой. Он хочет, чтобы она предстала перед людьми в самом лучшем виде. Ее красота будет усилена драгоценностями, которыми он одарит ее.

Есть еще один аспект сравнения девушки с кобылицей, который необходимо рассмотреть. Колесница фараона тянулась жеребцами, сцепленными парами, так что кобылицы могли вызывать среди них соперничество. В действительности известен исторический случай, когда, чтобы привести в беспорядок египетскую конницу, противная сторона выпустила на поле брани кобылицу. Но она была быстро убита египетским солдатом, что спасло египтян. Так что, если влюбленный говорит в этом стихе, что его возлюбленная оказывает на него то же воздействие, как та кобылица на жеребцов военных колесниц, бьющих в землю копытами от вожделения, тогда это меняет картину. Он говорит этим сравнением, что его возлюбленная вызывает у него безумное сексуальное желание. Некоторые переводят эти строчки таким образом:

Известно, что царь Соломон заключил военный и торговый союз с фараоном Египта через брак с его дочерью. Эти стихи из Песни Песней — еще одно непрямое указание на царя Соломона, которое может быть абсолютно случайным.

Лошадь — очень чувственное животное. Редко кто может наблюдать скачки лошадей или конный парад без ощущения некоторого волнения от мощи, скрытой в огромных лоснящихся лошадиных боках.

Наш влюбленный чувствовал схожую мощь в своей девушке, ее физическая близость явно выводит его из равновесия. Эффект усиливается тем, что девушка была прикрыта тонким покрывалом, позволяющим частично видеть ее тело. Частично одетая женщина всегда больше возбуждает, чем полностью одетая или полностью раздетая. Такова психология мужчин. Как сказала Софи Лорен: «Женщина на 50% привлекательна тем, что она имеет, и на 50% тем, что мужчины думают, что она имеет».

Стремление увеличить физическую привлекательность, которой природа нас одарила, не должно презираться. Как писал Р. Херрик:

Но это не всеобщее мнение. Послушайте слова Д. Томсона

Очень строгий североафриканский теолог Тертуллиан, сочинявший в III в. н. э., так считал по этому поводу:

Конечно, интерес к своей внешности может перерасти в своеобразный нарциссизм. Но надо помнить, что наша самооценка в некоторой степени связана с тем, как нас воспринимают другие. Неопрятный вид может достигаться целенаправленно для того, чтобы громко заявить об отрицании общественных норм или быть признаком низкой самооценки. С другой стороны, красивая одежда может быть лишь фасадом, за которым скрывается чувство глубокой неуверенности в себе. Но какие бы ни были внутренние мотивы, когда мы хорошо выглядим, наше чувство уверенности в себе укрепляется. Цель красивой одежды заключается в том, чтобы спрятать и подчеркнуть. Выпуклости и вогнутости в неподходящих местах могут быть скрыты удачным покроем платья или костюма. Особенно это касается женской одежды. Длинное лицо может быть уравновешено короткой стрижкой. Широкоплечий торс может быть частично скрыт длинным платьем свободного покроя. Небольшой рост может быть компенсирован высокой прической и высокими каблуками. Мы обычно инстинктивно знаем, что нам к лицу. А те из нас, кто неопытен в этих вопросах, могут получить небольшую помощь от своих близких друзей. Как и девушка из Песни Песней, мы можем усилить нашу привлекательность, просто немного потрудившись над своей внешностью. К этому нужно относиться нормально, потому что, благодаря посеву таких небольших семян, мы можем через некоторое время собрать огромный урожай восхищения.

Ароматы любви (1:11—13)

Восхваление девушки в предыдущих стихах и его намерение продолжать ее украшать возымело свое действие: она нашла его еще более привлекательным и размечталась. Царь — это ее возлюбленный, потому что в ее глазах он обладает царскими достоинствами, а вовсе не потому, что существует любовный треугольник: он, она и Соломон. В мечтах она представляет своего возлюбленного на диване, используемом для сна и еды, который устанавливался рядом с низким столом. Что бы ее любимый ни делал на этом диване около стола: ел, спал или возлежал с ней, эти диван и стол в данном контексте имеют определенный эротический оттенок. Она ассоциирует свою любовь и своего возлюбленного с ароматами. Нард — это очень дорогие духи или масла, получаемые из растения, произрастающего в Индии. Дефицит этих экзотических духов делал их чрезвычайно дорогими (см.: Мк. 14:3)[18]. Ориген, один из отцов ранней Церкви, заметил, что растение индийский нард испускает свой аромат, только когда трут его волосяной ствол, таким образом, в этом есть эротический намек. Второй упомянутый аромат — это мирр. Он принадлежит терновому кусту или дереву, из которого выделяется ароматный каучук. Приятный запах каучука контрастирует с его очень горьким вкусом. Он шесть раз упомянут в Песни Песней (1:12; 3:6; 4:6,14; 5:1,13). Весной куст лавзонии (AV; в русской синодальной Библии — кипер. — Примеч. пер.) покрыт кистями крошечных желто–белых цветов, издающих также очень приятный (третий из упомянутых здесь) аромат.

Могла ли девушка употреблять все упомянутые ею духи, неизвестно. Она, возможно, не имела их, но знала, насколько привлекателен их запах. И она видела себя в мечтах на «царском диване» рядом с возлюбленным, чтобы ее ароматный нард возбуждал его. Девушка, возможно, ложилась в постель с небольшим кожаным мешочком, наполненным мирром, подвешенным вокруг ее шеи и свисающим между девичьих грудей. Не исключено, что не только мешочек с мирром бывал ночью между ее грудей, но и ее возлюбленный. Упомянутый мирр использовали и неверные жены, чтобы надушить свои простыни и привлечь его запахом любовников, пока мужья отсутствовали (см.: Прит. 7:17,18).

Ен–гед (буквально: «колодец»/«козий источник») был оазисом на восточном берегу Мертвого моря, расположенным среди недоступных скал, в удушливо жаркой области Рифтовой долины. Оазис был ароматной плодородной землей среди жаркой пустыни. В разные времена это было место для производства различной экзотической косметики и духов. Давид скрывался там от царя Саула. Если в ст. 12, 13 возлюбленный отождествляется с пучком мирра или кистью кипера, то сама девушка представлена как виноградник Енгедский. Мы уже встречались с метафорой, в которой виноградник символизирует девушку. В этом случае метафора имеет более очевидный эротический оттенок. Источник, или фонтан, или колодец (источники воды) — ветхозаветные метафоры для женской сексуальности (см.: Прит. 5:15; 9:17). Далее в самой Песни Песней девственность возлюбленной описана фразой: «Запертый сад — сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник» (4:12). Древнееврейское слово, вошедшее в название оазиса Енгедский (Ен–Гедский), — геди — означает козленок, и это тоже привносит определенный эротический оттенок, если вспомнить отрывок из Книги Бытие 38:17, где рассказывается о том, что Иуда принял Фамарь за проститутку и обещал прислать ей за услугу козленка из своего стада. Если это так, то девушка отождествляла свою сексуальность с благодатным оазисом в пустыне, а своего возлюбленного — с источником или кистью кипера внутри ее оазиса.

Слово возлюбленный в ст. 13 имеет в древнееврейском языке те же согласные, как в имени Давид. Этимология имени Давид очень спорная, хотя многие считают, что оно означает любимый. Так что некоторые предположили на этом основании, что царь Давид и является возлюбленным из Песни Песней. Но такая логика может привести к другому выводу — что возлюбленным был царь Соломон, поскольку его имя означает возлюбленный Яхве. Все это носит характер спекуляций, и мы не должны придавать им большого значения.

Песнь Песней дает нам урок чувственного восприятия жизни. В каждодневной жизни мы порой «слухом слышим и не уразумеем, и очами смотрим, но не видим» (см.: Ис. 6:9). Рутина нашей жизни притупляет чувства. Нам трудно уразуметь, потому что мы многого не воспринимаем. У нас нет достаточно времени, чтобы замереть, послушать и понять. Даже рядовое событие в нашей жизни может стать источником удивления и радости, если только мы остановимся и потратим время, чтобы обдумать его. Мы должны ярче ощущать окружающий мир: свет и тени от зимнего солнца, пробивающегося через стекло, вкус и запах горячего свежего кофе, счастливый детский смех на улице, блестящую паутину, отяжеленную росой… Разве не сказал Спаситель: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут» (Мф. 6:28). Мы говорим сейчас не о духовных уроках, а скорее о полноте нашей жизни, об увеличении нашей осведомленности об окружающей среде, воспринимаемой органами чувств. Давайте глубоко вздохнем, проходя мимо пекарни, из которой пахнет свежим хлебом. Давайте задержим взгляд на лице мудрого пожилого мужчины, которого встретим на улице. Давайте полюбуемся красотой женщины. Давайте насладимся apoмaтом духов.

Тогда мы будем действительно богаты, не потому, что обладаем какими–то вещами, а потому что мы способны наслаждаться тем, чем обладают другие. Безусловно, эта способность радоваться — бесценный дар нашего Создателя.

Дуэт взаимного восхищения (1:14 — 2:3)

Здесь мы имеем серию коротких реплик, которыми обмениваются девушка и юноша. Симметрия этих высказываний до некоторой степени пропадает в переводе, но она свойственна оригиналу. Ст. 14 и 15 оба начинаются с ты прекрасна (прекрасен). Девушка в ст. 15 высказывается о зеленом ложе, и эта реплика подхвачена в следующих стихах юношей. В 2:1 девушка сравнивает себя с «нарциссом Саронским и лилией долин», что вызывает контрсравнение юноши: «что лилия между тернами, то возлюбленная моя между девицами». В окончательном своем ответе девушка пользуется тем же приемом и говорит о своем возлюбленном: «что яблоня между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами». Обращение к возлюбленному, в третьем лице, возможно, свидетельствует о том, что она фантазирует о том, как их любовь будет воплощаться. В ст. 1:14 — 2:3 взаимные комплименты, в которых использовались образы природы (голубки, кедры, кипарисы, нарциссы, лилии, яблоневые деревья), привели к мечтам о том, чтобы побыть вместе в какой–нибудь покрытой листвой хижине, где бы никто не беспокоил. Такое уединение неизбежно ведет к возрастанию желаний (2:4,5) и к интимным объятиям и ласкам (2:6), завершающимся мольбой к дочерям Иерусалима.

Юноша называет девушку прекрасной. Древнееврейское слово, которое переводится как прекрасная или очаровательная (женское имя Ноеминь имеет тот же корень), могло быть равноценно использовано для описания как мужчин, так и женщин. В современном обществе в отношении взрослого мужчины обычно не говорят прекрасный. О женщинах чаще говорят, что они симпатичные. При использовании прилагательного симпатичная имеют в виду женщину сексуально не агрессивную, общительную, улыбчивую, игривую и т. п. Прилагательное прекрасная имеет оттенок благоговения перед красотой. В нем есть намек на отстраненность, недоступность и величественность. Прекрасная женщина — почти нереальное совершенство, роковое для простого смертного. Мы столкнемся с этими угрожающими аспектами красоты девушки позднее в ст. 4:9; 6:4,5,10 и 7:5.

Юноша далее описывает ее глаза как голубок. Это первый раз, когда голубки упомянуты в Песни Песней. Такое сравнение также встречается в 5:12, где уже его глаза довольно загадочно описываются как: «голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве». Возможно, что ее глаза были буквально как глаза голубя, то есть были радужными, сверкающими перламутрово–серыми, с пятнами более яркого цвета, как в «Фелисе» Свинберга:

Но более вероятно, что он отметил их овальную форму, как тело голубя с его шеей, вытянутой вниз, чтобы подобрать пищу с земли. В египетских гробницах есть изображение людей, глаза которых имеют стилизованно миндалевидную форму. Форма глаза могла быть сделана выразительной искусственным образом с помощью краски и теней. В Библии сказано, что Иезавель, дочь сидонского царя Ефваала, «красила свои глаза» и румянилась для того, чтобы быть привлекательной для Ииуя (см.: 4 Цар. 9). В Книге Пророка Иеремии Иерусалим персонифицирован как проститутка, которую он вопрошает: «хотя ты и одеваешься в пурпур, хотя украшаешь себя золотыми нарядами, обрисовываешь глаза твои красками, но напрасно украшаешь себя: презрели тебя любовники» (Иер. 4:30); в Книге Пророка Иезекииля проститутка Оголива подрисовывает свои глаза. Ветхий Завет похоже ассоциирует подрисовывание глаз с легкомысленным поведением.

Другая идея по поводу этих стихов в том, что глаза девушки были робкими, они бросали взгляды по сторонам, как пара робких голубков. Подтверждает эту идею то, что голубки были образом чистоты. Вспомните, что говорил Иисус: «будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф. 10:16). Человеческие глаза и рот наиболее красноречиво выражают внутренние чувства. Есть яркие сверкающие глаза, указывающие на живость характера; есть увертливые глаза, прячущие вину и обман и никогда на задерживающие взгляд столько, сколько нужно для нормального контакта; есть насмешливые глаза, высокомерные глаза; есть жестокие, деспотические глаза; глаза, полные страха и предчувствия; глаза, которые мертвы от отчаяния или пустоты; мечтательные глаза, которые сосредоточены на другом, невидимом мире; похотливые, искоса смотрящие глаза, полные развратного желания. Наши глаза отражают наше внутреннее состояние. Разве не Иисус говорит: «Светильник для тела есть око» (Мф. 6:22)? То есть наш внутренний свет распространяется через наши глаза. Но, скорее всего, когда в Песни Песней говорится о глазах девушки, имеется в виду именно их вид: зрачки, радужная оболочка, веки, брови, очертания. Наши глаза являются фокусом внимания при любом общении. Они осуществляют первоначальный контакт. Юноша говорит: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные». Мы можем искусственно изменить впечатление от наших глаз фальшивыми ресницами, изменением формы бровей, затемнением век. Когда это делается чрезмерно, наш образ становится гротескным. Мы похожи на клоунов или «щеки разукрашенных девок»[19]. Я полагаю, что правильно использовать так мало косметики, чтобы мужчина гадал, естественная ли красота его избранницы или нет.

В ст. 1:15 девушка отвечает парню аналогичным образом: «О, ты прекрасен, возлюбленный мой». Мы бы сказали про юношу, что он симпатичный. Красота — субъективное определение. Красота существует только в глазах наблюдателя. Но красота не ограничивается поверхностью кожи. Истинная красота личности просияет через любую внешность, которой нас наградила природа. Наша внешность может быть очень ординарной или невзрачной в соответствии с распространенными стандартами, но красивая душа будет обязательно заметна. Но, конечно, наша самооценка в некоторой степени зависит от того, как мы видим самих себя. Поэтому давайте постараемся «позаботиться о своем винограднике».

Итак, наши влюбленные хвалят красоту друг друга. Безусловно, это не лесть. Они не собираются получить разовое преимущество, обманывая друг друга. Нет, они расхваливают друг друга от всего сердца. Психологическое воздействие восхваления и подтверждения любви очень благоприятно для нашего самочувствия. Мы хотим чувствовать себя нужными и ценными для своих партнеров. Определенно, это важный аспект любых взаимоотношений. Это масло, которое позволяет машине жизни работать без перебоев. Это стимул, в котором мы нуждаемся. Но формальные подтверждения любви являются искусственными и стерильными по своему воздействию. А наши способность и желание артикулировать эмоции или похвалы ограничены нашим воспитанием и темпераментом. Многие мужчины предпочтут умереть, чем восхищаться своей женой. Возможно, нам всем нужно покончить со сдержанностью в этом отношении.

В продолжающемся дуэте появляется мотив секретной хижины. Их ложе находится за городом. Древнееврейское слово, использованное здесь, подразумевает покрытую навесом кровать с причудливой резьбой по дереву. Кажется, что мы слышим здесь намек на роскошную царскую кровать. Но нет, их кровать зеленая. Они лежат вместе на траве в лесу и их покрывало — кроны вечнозеленых кипарисов и кедров, шумящие над ними.

На древнееврейском языке сказано: домов наших (множественное число), что указывает на то, что они имели огромный выбор тенистых рощ, в которых могли уединиться. Песнь Песней вся пропитана темой любви на природе. Мы уже знаем о попытке девушки встретиться с ее парнем в хижине пастухов (1:6,7). Возлюбленный также призывает ее уединиться с ней на природе (2:8–13). В ст. 4:8 мы встречаемся с его приглашением пойти с ним из (в?) Ливана. В ст. 7:12—14 мы слышим ее приглашение провести ночь среди кустов лавзонии, где они будут любить друг друга. В ст. 1:16,17 подразумевается контраст между городом, со всей его созданной человеком цивилизацией, и неизменной природой. Возможно, это литературный прием, чтобы показать, что возлюбленные делают только то, что естественно, что является частью Божьего сотворенного порядка. Конечно, мы должны быть здесь осторожны. Эти стихи не дают карт–бланш сексуальной свободе. В теме любви весной (2:8–13) чувства возлюбленных ассоциируются с цветением природы после ее долгой зимней спячки. В ст. 1:16,17 нет такой связи с жизнью природы, но фон стихов — это приглашение к участию в природном порядке вещей. Природа в Книге Песни Песней никогда не персонифицируется и не получает божественного статуса. На западе люди привыкли к такой персонификации благодаря романтической поэзии Теннисона, Вордворса и др. Мы можем спокойно говорить о призывах природы, о том, что она манит и обманывает и т. п. Но подобный язык очень близок языку хананитского культа плодородия, осужденного авторами Ветхого Завета. Идея о регулярном соитии богов и богинь как основе циклов природного плодородия была абсолютно неприемлема для израильтян. На самом деле в Книге Песни Песней природный фон — это лишь литературный прием. Развитие взаимоотношений наших влюбленных не связано жестко с состоянием природы или окружающим обществом.

Девушка продолжает дуэт, скромно называя себя нарциссом Саронским, лилией долин! Сарон (Шарон) — прибрежная низменность на юге от горы Кармел. Она — лилия долин. Имеется в виду не хорошо известный европейцам цветок, а растение, у которого присутствует одна или две грозди шестилепестковых, похожих на раструб цветков, на вершине высокого и тонкого стебля. Эти цветы были обычными для сельской местности, так что девушка заявляет таким сравнением, что в ней нет ничего особенного и многие девушки похожи на нее. Тем не менее даже обычный цветок может быть чрезвычайно красивым.

Иисус сказал: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них» (Мф. 6:28,29). Возможно, здесь девушка просто напрашивается на комплимент. Если это имело место, она определенно добилась желаемого результата. Юноша сказал в ответ, что среди других девушек его возлюбленная как лилия между тернами. Есть неправдоподобность в том, что прекрасный цветок рос в столь враждебном окружении. Для любовной литературы свойственны такие сюжеты: бедная девушка, одетая в дерюгу и живущая в лачуге, обладает удивительной красотой; прекрасный принц привлечен ее красотой больше, чем красотой богатых придворных дам, чья красота бледнеет в сравнении с красотой этой нищенки.

Есть много предположений в отношении слова яблоня. Большинство согласно с тем, что это не может быть современной яблоней, поскольку эти деревья не произрастали в Израиле в те времена. Это, возможно, было абрикосовое дерево. (Заметьте, ее плоды сладки для нее.) Но это как раз тот случай, когда литературные цели могут перевешивать важность ботанической точности. Яблоки с их доступностью и освежающим вкусом более подходящие, чем абрикосы, относительно менее знакомые. Итак, наша девушка находит других мужчин безвкусными и не освежающими в сравнении с ее возлюбленным. Находка яблони в диком лесу — дело счастливого случая, каким в большинстве случаев бывает наше удовольствие. «Яблоки» также упомянуты в ст. 2:5; 7:9 в явно эротическом контексте. Эротический контекст прослеживается во фразе: плоды ее сладки для гортани моей. Девушка наслаждается его интимной близостью и сладкими поцелуями.

Возможно, более важно, однако, что она наслаждается тем, что сидит в его тени. Здесь определенно дается указание на роль мужчины как защитника женщины. Он обеспечивает безопасность, при которой она может расцветать. Это ненормально, когда женщина защищает мужчину (см.: Иер. 31:22). Мужская роль не только в том, чтобы быть защитником и главой семьи, но и быть источником эмоциональной и психологической силы для женщины. Конечно, во времена Древнего Израиля женщины работали наравне с мужчинами или даже больше них. Но их статус в обществе полностью определялся их принадлежностью мужчинам, будь то их отцы, братья или мужья. Женщины, не имевшие мужчин–защитников, вызывали жалость. Конечно, в современном западном обществе многое изменилось с тех пор, и идентичность женщин уже более не зависит от мужчин. Но мужчины по–прежнему воспринимаются как защитники женщин. Как М. Хенри, комментируя Книгу Бытие 2:21–25, справедливо заметил:

Рассматриваемые стихи взаимного восхищения заставляют нас задуматься над тем, чем именно мы восхищаемся в наших партнерах или супругах. Первой яркая вспышка любовной страсти часто мешает нам видеть очевидное. Мы можем быть полностью ослепленными и не воспринимать слабые стороны наших возлюбленных, которые видят сторонние наблюдатели.

Анализ причин привлекательности наших партнеров — это не только утомительная работа, на которой настаивают занудные родственники. Это исследование, которое может привести нас к более глубокому знанию самих себя и может защитить нас от горьких последствий, о которых мы будем позже сожалеть. Лучше отойти сейчас, чем потом слепо натыкаться на препятствия в беспомощных попытках притереться друг к другу. Восхищаемся ли мы своими партнерами, потому что похожи на них, или они совершенно другие? Быть похожим — безопаснее, хотя и содержит зерно скучного конформизма. Наличие противоположного темперамента и интересов может привести к бурным отношениям, с потенциалом многих сюрпризов. Уважаем ли мы их за острый интеллект или за практическую сметку? Полны ли они здравого смысла или непрактичные мечтатели? Нравится ли им проводить время вместе, или они начинают скучать через несколько недель совместной жизни? Разве все мы когда–то не восклицали, глядя на пару, которая живет скучно, безрадостно: «Господи, помоги! Надеюсь, что мы никогда не станем такими!». Давайте же вначале убедимся, что в наших партнерах есть многое, что вдохновляет наше развитие, найдем в них богатую золоторудную жилу, разработки которой хватит на всю нашу жизнь.

Движение к кульминации (2:4—7)

Мы уже отметили, что эти стихи являются продолжением девичьего монолога, в котором выражается ее любовное желание, которое вскоре реализуется при интимной встрече. Хотя сексуальное поведение возлюбленных очевидно, мы не можем точно интерпретировать некоторые детали. Мы должны рассмотреть эти детали по очереди перед тем, как определим смысл отрывка в целом.

Ее возлюбленный на этот раз принял инициативу на себя (возможно, только в воображении девушки) и взял ее в «дом вина» (дословный перевод с древнееврейского). Многие считают, что речь идет о банкетном зале, где проходит отмечание свадьбы или культовый фестиваль. Но пока что в Книге Песни Песней не было никакого намека на формальную свадьбу.

Другие считают, что речь идет о таверне или другом питейном зале. Однако, скорее всего, влюбленные находятся все еще за городом. Зеленая трава и полог из крон деревьев — место их любовных утех. Поскольку, как мы уже знаем, вино ассоциируется в Песни Песней с поцелуями, можно интерпретировать дом пира (дом вина) как метафорический образ его рта. Таким образом, получается, что юноша страстно поцеловал свою девушку.

Вторая часть ст. 4 также проблематична. Фраза из традиционного перевода: «и знамя его надо мною — любовь», стала лейтмотивом многих популярных гимнов. Проблемой является слово знамя. Это слово в Ветхом Завете в основном появляется в Книге Числа (1:52; 2:2,3,10,17). В таком контексте некоторые исследователи понимают под этим словом штандарт, который представляет собой шест, на котором вешался флаг или знак, чтобы он объединял каждый клан Израиля при его переходе через пустыню. Некоторые считают, что это слово относится к военному союзу. Однако милитаристский оттенок слова неуместен в данном случае, пока мы не решим, что юноша осуществил «завоевание» и стал чрезмерно требовательным по отношению к девушке, чьим сердцем он овладел. Голдер подразумевает, что штандарт, или шест, является фаллистическим символом, означающим эрекцию у юноши и его готовность к любовным утехам.

Возможно, наилучшим способом интерпретировать это двусмысленное слово является поиск однокорневых слов в родственных языках. Есть аккадское слово с теми же согласными, которое может быть переведено как зрение, внешность или взгляды. Тогда мы имеем следующий перевод стиха: «Его взгляд в мою сторону выдавал его намерение заняться любовью». Такой же корень у другого двусмысленного слова, переводимого выражением «полки со знаменами» в 6:4 и 6:10 (об этом — позже).

В ст. 2:5 мы имеем проблемы с глаголами, их формами и значением. Эти глаголы мужского рода и множественного числа. Это вызывает законный вопрос: «К кому они адресованы?». Фокс называет это «риторическим императивом, сильным способом выражения желания». Хотя слова были, похоже, адресованы ее возлюбленному, Поуп также предполагает, что они не адресованы кому–то конкретно, а являются просто выражением чрезвычайно сильных эмоций. В традиционных переводах вместо буквальных значений древнееврейских слов разложите, положите используются подкрепите, освежите. Альтернативный вариант — постелите постель (как в Иов. 17:13). Итак, эти стихи могут быть переведены следующим образом:

Выражение кексы с изюмом пришло из язычества. В языческих ближневосточных культурах делались кексы в форме голых женщин с преувеличенными гениталиями. Так что с выражением кексы с изюмом связаны сильные эротические ассоциации.

Девушка изнемогла от любви и желания. Она не притворяется больной, как делал Амнон, чтобы заманить сестру Фамарь в свою спальню (см.: 2 Цар. 13:5). Она почти в обмороке от желания. У нее пропал аппетит и она может быть вылечена, только если её разложат с ее возлюбленным и она познает радость любовных утех. Это единственная терапия для ее болезни. Она видела себя в сильных объятиях ее возлюбленного, с которым они лежали вместе под кронами деревьев. Ее голова покоилась на его левой руке, в то время как его правая рука нежно ласкала ее. Она позволила ему исследовать ее тело.

Как далеко они зашли в любовных утехах, нам не известно. Автор опускает занавесь словами, адресованными к дщерям Иерусалима, которых девушка призывает «не пробуждать любовь, доколе ей угодно» (парафраз). Тема любовной болезни также имеется в египетских любовных песнях. На первый взгляд, следующая песнь напоминает об уловке Амнона, но последняя строка показывает, что это действительно любовная болезнь, которая не диагностируется врачами.

То, что девушка уже возбудилась, очевидно. В этом состоянии возбуждения она обращается с туманной просьбой к дочерям Иерусалима. Такое обращение появляется в Песни Песней во второй раз. Первый раз — в 1:4. Опять–таки, мы не можем толковать сцену буквально. Едва ли дочери Иерусалима подглядывали сквозь щели за интимными ласками влюбленных. Нет, они, вероятнее всего, являются литературной выдумкой и нужны для выражения чувств девушки. Она молит их торжественно, заклинает не пробуждать и не воскрешать любовь, доколе ей угодно. Она связывает их клятвой сернами и полевыми ланями; которые являются разновидностями оленей, застенчивыми дикими животными, обитающими на лесистых склонах холмов. Серны и лани символизируют в Ветхом Завете способность поднимать тревогу, но это, кажется, не подходит к конкретному контексту. При любой клятве человек клянется более высоким авторитетом. Поэтому эти стихи переводят иногда как духами и божествами полей. Но это маловероятное обращение к примитивному анимизму, который не имеет отношения к древней религии Израиля. В Септуагинте дается следующий перевод: «силами полей». Желание поклясться духовными властями является универсальным. Возможно, наилучшее объяснение этой мольбы в том, что древнееврейское слово, обозначающее серн, созвучно со словом, обозначающим Господа армии духов, а полевые лани созвучны с древним именем Бога Ель–Шаддаи. Возможно, в этом отрывке сказывается нежелание прямо упоминать имя Бога, поскольку поэма наполнена описанием интимных отношений.

Два слова пробуждать и воскрешать являются двумя разными формами одного и того же древнееврейского слова, означающего пробуждение от спячки или возбуждение. Таким образом, возможно несколько вариантов перевода. Если мы останавливаемся на слове прервать, тогда имеем такой перевод всего стиха: «Не прерывайте наших любовных утех, пока мы не закончим (или не насытимся)». Альтернативный перевод звучит таким образом: «Не спешите с любовными утехами, пусть любовь расцветет естественным образом в свое время, ее развитие не нужно ускорять искусственным способом». Возможен еще один перевод: «Не начинайте любовных утех до тех пор, пока не будет подходящего случая для их кульминации». Делитш предлагает такой перевод: «Не прерывайте ее сладкую мечту о любви, которой она себя утешает, тем, что зовете ее назад в реальность». Это подразумевает, что речь идет от лица автора или рассказчика, а не от самой девушки. Но автор едва ли когда–то появляется в Песни Песней. Единственное другое место его возможного появления — ст. 8:6,7, описывающие любовь крепкую, как смерть. Следует отметить, что подобная мольба встречается опять в 3:5 и в слегка отличной форме в 8:4. Она звучит так, как будто возлюбленных окунули в холодную воду, чтобы погасить пламя их страсти, которое было раздуто, возможно, несвоевременно. Однако, в ст. 5:1 дана наиболее прямая и ясная ссылка на их половой акт: их поощряют пить сполна и пьянеть от любви.

Возможно, нам необходимо немного приглушить эмоциональность этого отрывка и рассмотреть его с холодной объективностью и отрешенностью. Наши влюбленные находятся либо на пути к соитию, либо фантазируют о любовных ласках. (Я предпочитаю последнее предположениею.) Чему же может научить нас этот отрывок о наших любовных отношениях и наших фантазиях? Первое, что следует сказать, — наше воображение часто забегает далеко вперед наших физических реакций, а они, в свою очередь, забегают далеко вперед того, что наши реальные взаимоотношения могут предоставить в конкретный момент. Когда физическое влечение сильно опережает эмоциональную и психологическую интеграцию возлюбленных, должны быть зажжены сигналы опасности. Блудливые мысли легко приходят на ум, хотя они не соответствуют взаимоотношениям, развивающимся своим чередом. Похоже, что героиня осознает это. Она желает кульминации своей любви, но она знает также, что время еще не созрело. Обращаясь к дочерям Иерусалима, она обращается к самой себе. Она по существу уговаривает себя остыть и подождать подходящего времени. Для христиан подходящее время всегда наступает в браке, а не вне его. Мы все очень снисходительны в отношении отсутствия самодисциплины. Но нам следует быть строгими, как учил Сам Иисус Христос (см.: Мф. 5:29,30). Если то, что мы видим, чего касаемся, что чувствуем, о чем читаем или что слышим, вызывает у нас цепь похотливых мыслей, тогда нам следует быть строже с собой, закрыть глаза и отказаться от прикосновений, и чтения, и просмотра. Не то чтобы желания или инстинкты в любом случае неправильны сами по себе. Плохо, когда желания опережают ситуацию, не подвластны контролю и находят свое удовлетворение незаконными способами.

Один потрясающий библейский пример о том, как любовь приняла незаконную форму, — пример отношений Амнона с Фамарь (см.: 2 Цар. 13). Амнон был очень влюблен в свою прекрасную единокровную сестру, которая казалась ему совершенно недоступной. Он позволил своей страсти овладеть им и вскоре, после того как он потворствовал своей страсти, его любовь остыла. Во всем Ветхом Завете нет более убедительного доказательства того, что любовь может быть полностью испорчена похотью. Мы читаем, что «ненависть, какою он возненавидел ее, была сильнее любви, какую имел к ней» (2 Цар. 13:15). Апостол Иаков утверждает в своем письме:

Похотливость подчиняется закону убывания интенсивности (т. е. погоня за все увеличивающимся удовольствием приводит к постоянно увеличивающемуся разочарованию). То, что многое обещает, в действительности приносит так немного. Физическое истощение и отвращение — естественные последствия отделения желания немедленного удовлетворения от любви и уважения к партнеру. Только в стабильном браке супруги могут по–настоящему испытать осуществление всех самых сокровенных своих желаний.

Любовь весной (2:8–13)

После страстных стихов предыдущего цикла, новый цикл стихов начинается с описания приглашения встретиться за городом весной. Мольба, выраженная в ст. 2:7, создала более спокойную атмосферу этого раздела Песни Песней, в котором описывается продолжающееся развитие любовных отношений. В ст. 2:16,17 есть намек на интимную встречу. Ст. 3:1 передает тревогу разлуки, которая заканчивается великим облегчением, когда возлюбленные вновь встречаются в интимной обстановке (3:4). Как и предыдущий, данный цикл завершается мольбой к дочерям Иерусалима не будить любовь, доколе ей угодно. Похоже, что в пределах этого крупного цикла ст. 2:8–17 составляют субцикл, который начинается с гор, газелей и оленя (ст. 8, 9) и завершается горами, газелями и оленем (ст. 17).

Эти стихи такие яркие, что любой комментарий покажется ненужным. Красота поэтического языка может выпасть в осадок при сухом академическом анализе текста. Но для целей нашего исследования мы можем разделить поэму достаточно естественно на девичье ожидание (ст. 8, 9) и приглашение парня (ст. 10–14).

Перевод библейского оригинала хорошо передает девичье волнение, когда она слышит приближение своего возлюбленного. Ее нетерпение почти осязаемо, когда ее возлюбленный идет, скачет по горам, прыгает по холмам по направлению к ней. Возлюбленный, как молодой олень, имеет безграничную энергию, чуткое ухо, легко касается земли. Очень скоро он уже достиг стены ее дома и заглядывает в окно, страстно желая увидеть ее еще перед тем, как она выйдет к нему. Он приглашает ее уйти с ним и насладиться весенним расцветом природы. Девушка рассказывает о речи юноши как о том, что было в прошлом, свидетельствуя тем самым, что это ее воспоминание. И она говорит об ожидании в настоящем времени, чтобы более непосредственно передать свои чувства. Другой способ разделения поэмы — это деление текста по месту действия: провинция — город — провинция. Провинциальный мотив это мотив воли, простора и приключений. Городская сцена событий — это мотив защищенности и власти общественного мнения. В городе есть среда для скуки, стагнации и тусклого конформизма. Это мотив тюрьмы, в которой свободный дух находится в заточении. Девушка находится именно там, в ее доме, вместе с матерью и братьями. И ее возлюбленный воспринимает ее как плененную обществом. Поэтому он призывает ее срочно пойти с ним прочь из города, чтобы вместе насладиться цветением буйной природы, чтобы почувствовать, как раздувает ветер их волосы, когда они станут прыгать по холмам, держась за руки. Барьеры между этими двумя способами существования обозначены словами стены, окна и решетки. Она должна преодолеть эти барьеры для того, чтобы соединиться со своим возлюбленным не только физически, но эмоционально и психологически. Эта необходимость сформулирована в Книге Бытие: «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт. 2:24). Девушка в ее городском существовании принадлежит скорее ее братьям и матери, чем возлюбленному. Она должна рискнуть отказаться от своей прежней безопасной жизни под защитой материнского крова и отправиться в рискованное путешествие по жизни, чтобы познавать мир и себя с парнем, которого мало знает. Она должна покинуть родной дом и начать новую жизнь, имеющую иное основание, жизнь взаимного изучения и новых радостей. Жизнь, в которую приходится вступать с дрожью неуверенности.

Замечательный отрывок о цветении в природе ограничен почти идентичными словами в ст. 2:10 и 2:13 «встань, возлюбленная моя, выйди!». Есть сильное ощущение течения времени в поэме от прошлого через настоящее к будущему. Холодные зимние дожди и плохая погода полностью позади. И теперь нежные весенние цветы сверкают среди новой поросли, настало время пения птиц, и стал слышен голос горлицы в стране нашей. Некоторые исследователи полагают, что последнее выражение указывает на то, что девушка не соотечественница. Гоулдер даже сделал на основании этой фразы вывод, что главная задача Книги Песни Песней — сообщить, что брак с иностранцами допустим для евреев[22]. Но тогда Песнь Песней противоречит исключительному национализму книг пророков Ездры и Неемии (см.: Езд. 9,10; Неем. 13:23–31).

В данном отрывке есть намек на будущее благословение. Цветущая смоковница ранней весной — это предвестник съедобных смокв, которые поспеют поздним летом (дерево, не раскрывающее свои почки весной, не принесет урожая летом) (см.: Мф. 21:18,19). Цветущая виноградная лоза — это также предвестник урожая сочного винограда. Так что мы имеем в поэме некоторое движение от пустынности природы к ее пышному цветению, от унылых дней до расцвета новых надежд на будущее.

Наши возлюбленные являются частью этого процесса расцвета новой жизни и новой надежды. Здесь нет явного намека на сексуальный элемент плодородия. Поскольку плодородие и воспроизводство — это второстепенные темы для Песни Песней. Весеннее возрождение природы видится без сексуальной составляющей (как это было в случае культа плодородия Ваала, которому противодействовали все пророки Израиля), а в свете творческой силы великого Бога, трансцендентного и имманентного. Он — основа всего, что существует. Времена года — это иллюстрация Его работы в жизни людей: от скрытого роста в дни мрака до расцвета новой жизни. Все это ярко выражено словами пророка Исайи:

Любовь весной — этот хорошо известный литературный мотив и тема расцветающих любовных чувств на лоне природы — вдохновляет философию эскапизма (бегство от действительности. — Примеч. пер.). Но в реальной жизни яркое пламя любви может преобразить окружающую среду. Кабинет, институтская библиотека и конвейерная линия — все может предстать в новом свете в глазах тех, чьи сердца наполнены любовью. Аромат цветущей виноградной лозы может быть замещен ароматом кафе–бара; пение птиц — грохотом рок–музыки; холмы могут, возможно, быть районом города, который возлюбленные должны пересечь, чтобы встретиться. В любых декорациях возлюбленные улыбаются благосклонно тем, кто пересекает их путь, а во времена разлуки тоскуют и мечтают увидеть друг друга и опять услышать приглашение: «встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!».

Дразнящая недоступность (2:14,15)

Насколько тесно эти два стиха связаны со сценарием предыдущих стихов (2:8—13) — это предмет дебатов. Нетерпеливое приглашение парня пока не получило ответа. Мы, читатели, волнуемся, принято ли приглашение? Присоединится ли к нему девушка в его путешествии в горы? Это совсем не ясно. Некоторые считают, что слова парня в ст. 2:14 содержат элемент разочарования из–за недоступности своей девушки. Она не показывает свое лицо через решетку окна и не подает голос. Возможно, она слишком застенчива, а может быть, она дразнит его: «Я не покажусь, я не выйду к тебе. Попробуй, достань меня».

Что бы ни значили эти стихи, слова юноши в 2:14 нежны и деликатны. Он называет ее голубица моя. Голубка — это застенчивая, робкая птица, которая взлетает при легком намеке на опасность. Возможно, девушке приходилось отступать под натиском парня. Возможно, она считала его слишком опасным и улетала прочь, как голубка к недоступным ущельям под покровом утеса. Убегала ли она для того, чтобы подзадорить его, в то время как сама наслаждалась волнением погони, не ясно. Ясно только то, что ее настроение меняется. Иногда она в обморочном состоянии от желания (2:5), иногда ее беспокоит собственный вид (1:5). Здесь она робкая или просто кокетливая. Некоторые интерпретаторы увидели в ссылке на ущелья некоторую эротическую подоплеку. Мы не знаем точно. Неопределенность текста соответствует плану автора. Холмы, долины, горы ладана, гора «Безер» {разделение. — Примеч. пер.), повсеместно встречающиеся в Песни Песней, могут быть интерпретированы разным способом. Возможно, что девушка играет в игру «попробуй поймать». Она дразнит своего парня. Она знает, что в результате будет поймана, но хочет продлить свое волнение и откладывает акт. своей капитуляции. Или, возможно, она видит себя независимой и свободной, как голубка, способной определить свое будущее, способной выбирать и не быть пойманной в сети любви. Ее независимость может быть для нее очень ценной. Ее возлюбленный, может быть, даже завидует ее свободе и ценит ее. Как только он отнимает ее независимость, он парадоксально теряет то, что ценит. На физическом уровне встречается тот же парадокс. Он ценит ее девственность и ее чистоту. Но как только он берет ее, он теряет то, что ценит.

В соответствии с каноническим текстом, юноша хочет, чтобы девушка показала ему лицо свое, дала услышать голос свой (см.: 2:14). Но этот перевод вводит в заблуждение, поскольку древнееврейское слово, переведенное словом лицо, означает внешность. В 5:15 тело возлюбленного сравнивается с Ливаном. Здесь он также хочет увидеть формы ее тела. Он хочет увидеть не только ее лицо, а увидеть ее всю.

Образ голубки на недоступных скалах может восприниматься как его желание быть наедине с ней подальше от людей, наедине в горах, в секретном месте, где они смогли бы заняться любовью, где он мог бы видеть не только ее лицо, но также видеть и нежно ласкать ее прекрасное тело и слышать ее застенчивый и мелодичный голос. Возможно, они шептали друг другу «сладостное ничто», вели любовный разговор, в который нельзя вмешиваться, произносили сладкую словесную чепуху. В одном из мультфильмов двое влюбленных сидят на скамейке в парке, держась за руки и глядя друг другу в глаза. На другом конце скамьи сидит старик и наблюдает за ними исподтишка. Влюбленные говорят друг другу: «Дорогая! Да, дорогой? Ничего, дорогая. Просто дорогая». И тому подобное. Старику вскоре стало из–за этого плохо.

Существует язык влюбленных, который предназначен только для их ушей. Подобно этому есть интимные места, которые только возлюбленным дозволено увидеть. Юноша хочет увидеть ее прекрасную грудь, ее бедра, все ее тело. Он так легко возбуждается тем, что видит. Он бы хотел раздеть ее в уединенном месте и изучить ее волнующее тело. Частично скрытое — это частично обнаженное. Намек на то, что остается скрытым от глаз, будит его желание полного обладания девушкой. Как сказал М. Фрайян: «Нет женщины столь обнаженной, как та, чье тело пытаются угадать под одеждами». Р. Грейвс отметил в своих стихах различие в формах обнажения:

Обнаженность в Ветхом Завете почти всегда ассоциируется со стыдом, позором и моральной деградацией. Рабы и пленные демонстрировались голыми. В своих пророческих актах Исайя и Михей ходили: нагими и босыми (см.: Ис. 20:2–4; Мих. 1:8), чтобы проиллюстрировать сказанное Богом о скором пленении народа израильского. Осуждение проститутки заключалось в публичной демонстрации ее обнаженного тела, путем поднятия ей подола на голову: «За множество беззаконий твоих открыт подол у тебя» (Иер. 13:22). В саду Эдема после того, как Адам и Ева проявили непослушание, они были опозорены и стали осознавать свою наготу, которая ассоциируется с беззащитностью и уязвимостью (см.: Быт. 3:7). Почти нет сомнений в том, что Иисус Христос был распят нагим, чтобы опозорить Его публично.

Нудизм противоположен предыдущим формам обнажения. Нудист демонстрирует свое тело добровольно и без всякого стыда. Кто не чувствовал волнения от снятия одежды наедине? Но мы делаем это, когда уверены, что никто нам не помешает. Нудизм — это реализация философии «возвращения к природе». Но, как справедливо указал К. Льюис: «В нас меньше самих себя, когда мы полностью раздеты, чем когда мы одеты»[23]. Наша реальная идентичность маскируется нашей наготой. Наши личностные качества более полно проявляются в нашем внешнем виде, нашей одежде, которая выражает нас значительно больше, чем может сделать нагота. Апостол Павел, развивая учение о воскрешении тел, сказал: «От того мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; только бы нам и одетым не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью» (2 Кор. 5:2—4). Мы еще вернемся к этой теме наготы и позора при изучении ст. 5:1.

Рефрен ст. 2:15, представленный словом лисята, дразнит комментаторов тысячу лет и нельзя сделать однозначный вывод по этому поводу. Кто произносит эти слова? И кому предназначена эта команда? Некоторые переводы вкладывают эти слова в губы парня, но более вероятно, что их произносит девушка. Слова ловите нам, возможно, являются риторическим императивом, адресованным ни к кому конкретно. Слова эти, скорее всего, были заимствованы из древнего народного сказания или колыбельной. Лисицы часто являлись персонажами старинного фольклора. Молодые лисицы — это игривые создания, которые шумно играют в винограднике, уничтожая его цветы. В истории о Самсоне лисиц легко ловят и используют для поджога полей филистимлян: «И пошел Самсон, и поймал триста лисиц, и взял факелы, и связал хвост с хвостом, и привязал по факелу между двумя хвостами; и зажег факелы, и пустил их на жатву Филистимскую, и выжег и копны и нежатый хлеб, и виноградные сады [и] масличные» (Суд. 15:4,5). Они не опасны, как леопарды и львы в горах Ливана, скорее к ним относятся с некоторой снисходительностью и даже симпатией. Тогда о чем же идет речь?

Мёрфи[24] считает, что эта фраза могла быть просто ответом девушки на просьбу ее возлюбленного подать голос. Она пропела в ответ кусочек из народной песенки, чей смысл не имеет отношения к их ситуации. Таким образом, любые слова воспринимались как ее ответ на его просьбу.

Осознавая, что ее женский шарм действует на всех молодых людей, она напоминает своему возлюбленному, что могут быть и другие, кто испытает искушение предпринять лисий набег на ее виноградник, который в цвету, и что ему бы лучше продемонстрировать немного мужской галантности в отношении нее. В этом нет намека на возможную неверность. Возлюбленные преданы друг другу, у них близкие взаимоотношения, и никакой посторонний человек не может вбить между ними клин. Но этим игривым подтруниваем она мягко предупредила его, что ему не следует воспринимать ее как свою собственность.

Роль подшучивания в любых взаимоотношениях очень деликатная. Игривое или ироническое разоблачение слабостей может быть воспринято слишком болезненно. Мы все очень хрупкие создания и очень легко перебрать и разрушить самооценку других людей, вызвать их враждебную реакцию. Постоянное подшучивание может разрушить взаимоотношения в связи со снижением самоуважения партнера. Доза шуток зависит от того, насколько толстая у нас кожа, или от нашей способности смеяться над самим собой. Иногда мы способны стряхнуть иронические замечания, как утка стряхивает воду. В другой раз шутки могут пронять нас до костей и серьезно обидеть. Но у подшучивания есть и положительная роль. Оно помогает нам прекратить воспринимать себя слишком серьезно и сталкивает нас с пьедестала, на который мы часто взгромождаемся. Они также действуют как стимул для преодоления наших неожиданно выставленных на обозрение слабостей, и благодаря им мы можем обрести более объективное знание о себе. Мы часто живем иллюзорной жизнью, и подшучивание, возможно, — наиболее безболезненный способ стать зрелым человеком.

Уильям Шекспир так говорил о шутках влюбленных:

Подтверждение и приглашение (2:16,17)

После подтрунивания в ст. 2:14,15 мы возвращаемся к основной теме Песни Песней — к преданности возлюбленных друг другу. В любых взаимоотношениях есть место для подшучивания, игры, шалости. Так же как всегда остаются сомнения, желание более глубокой близости или страх потери. Но пока все волнения прекратились, и девушка вновь подтверждает в ст. 16 глубину их преданности друг другу. Он принадлежит ей так же, как она принадлежит ему. Они обладают друг другом в равной степени. Их взаимоотношения полностью симметричны. У них все так, как сказал апостол Павел о семейных отношениях: «Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена» (1 Кор. 7:4). Но здесь мы рассуждаем не только о телах. Их физическая близость — это прежде всего выражение их взаимной любви и преданности друг другу, намерения относиться друг к другу не только как к средству взаимного вознаграждения. Взаимность их отношений — это до некоторой степени протест против доминирования мужчин и грубой силы, которое грех принес в этот мир (см.: Быт. 3:16). В древние времена у женщин существовал обычай называть своего мужа «мой Ваал». Это слово имеет значение монопольного использования, авторитаризма, доминирования, а не взаимного дополнения друг друга. Но пророк Осия артикулировал слова Яхве к своему народу: «Ты не должен более называть меня Ваал, а называй меня своим мужем». Конечно, все это связано с контекстом еврейского отступничества от Бога, когда они приняли местный хананитский культ плодородия. Яхве рассматривался пророком Осией как отвергнутый муж, а Израиль — как неверная жена. Таким образом, идея завета между Яхве и Его народом была обрисована как брак, со всеми вытекающими последствиями, а именно: преданностью, милосердием, состраданием, взаимной помощью и т. п. Эта мысль прослеживается во всех пророчествах Осии[26]. Во взаимоотношениях возлюбленных из Песни Песней нет намека на отношения хозяин/слуга, основанные на авторитете, подчинении и страхе.

Именно потому, что обрученная пара является взаимно и необратимо преданной друг другу и уверенной в отношении их будущего брака, физическая сторона их взаимоотношений могла быть выражена более свободно. Конечно, для евангелических верующих кульминация любовных отношений возможна только в браке. Влюбленные думают, мечтают и фантазируют о кульминации своих отношений. Они уже встали на путь физического выражения их любви друг к другу. Возлюбленный девушки уже пасёт между лилиями. Мы видели в ст. 1:6 первое употребление глагола пасти. Он повторяется в ст. 2:16 и 6:3. Также в ст. 6:2 возлюбленный уходит, чтобы «… пасти в садах и собирать лилии». Как мы уже отметили, глагол пасти обычно требует объекта, такого как стадо, например. Но совершенно неправильно предполагать наличие таких объектов в данном контексте. Он не может пасти стадо среди лилий. Его овцы и козы не любят лилий. Мы уже знаем, что юноша описывает свою девушку как лилию между тернами (2:2). Она описывает его губы как лилии (5:13), которые источают текучую мирру. Так что, похоже, что фраза пасти между лилий — это метафора, чтобы передать некоторое очень интимное поведение, такое как поцелуи или ласки некоторых деликатных частей тела наших возлюбленных. Было бы явной спекуляцией пытаться более точно определить смысл стихов. Эта метафора, сконструирована из реалий садоводства и пастушества и сочетает эти реалии таким сюрреалистическим образом, чтобы создать атмосферу любовной фантазии.

Ст. 2:17 — это загадка. Это полностью двусмысленный стих, и мы не можем быть уверены в том, что именно он описывает. Определенно только то, что неоднозначность эта преднамеренная, и она заставляет нас кружить в разных направлениях, чтобы подразнить нас изучением мира фантазий, который уже был явлен в ст. 2:16. Фраза доколе день дышит [прохладою], и убегают тени повторяется в ст. 4:6. Предложения из второй части ст. 2:17 опять появляются в небольшой модификации в ст. 8:14. Основной вопрос о ст. 2:17 в том, является ли это приглашение влюбленного к интимным ласкам, или она говорит ему уйти и вернуться позже? Следующий, связанный с первым, вопрос касается времени, упомянутом во фразе доколе день дышит (прохладою), и убегают тени. Это происходит ранним утром или вечером? У нас нет ссылки на какую–нибудь схожую фразу из Ветхого Завета, чтобы разобраться. Убегают тени дня, когда садится солнце. В альтернативном случае, убегают тени ночи, когда солнце встает. Фраза день дышит (прохладою) может означать, что прохладный ветер дня (см.: Быт. 3:8) дует, когда встает солнце, разгоняя тьму ночи. Мы не можем быть уверенными, или тени в этом контексте означают тьму ночи, или конкретные геометрические тени, которые отбрасывают объекты, освещаемые солнцем. Я предпочитаю считать, что речь идет об утре. Но хочет ли девушка, чтобы он вначале ушел и затем возвратился, или пришел сразу? Та же двусмысленность существует в ст. 8:14. Поэтический раздел начался со ст. 2:8–9, где возлюбленный описан как молодой олень, скачущий по горам к девушке, и заканчивается аналогичным описанием. Так что можно предположить, что сейчас речь идет о движении от нее, как и в ст. 8:14. Таким образом, эта фраза может означать, что она просит его уйти вечером и вернуться к ней утром. Но в этом нет большого смысла.

Если мы не можем точно назвать время действия, будем считать, что девушка увидела его возле решетки своего окна утром и предложила вернуться вечером, который больше подходит для интимных встреч. Возможно, эта фраза означает завуалированное приглашение девушки вернуться ночью и заниматься любовью до утра. Такое восприятие стиха позволяет считать, что олень и газель — индикаторы молодой и горячей сексуальной потенции (вавилонский культ плодородия использует эти метафоры подобным образом), и горы Базера — образ упругих девичьих грудей, влекущих к себе. В пользу этого говорит то, что идентифицировать горы Базера с реальными горами не удалось. С другой стороны, эти горы могут восприниматься как образ разлуки возлюбленных, как горы, которые нужно преодолеть, чтобы встретиться с ней. Более вероятно, что горы с расселинами — это девичьи груди, к которым ее возлюбленный получил доступ.

Итак, двусмысленность языка указывает на неопределенность реакций. Она хочет его; она не хочет его. Это напряжение, которое испытывал каждый из нас. Мы не любим зависимости, но мы не можем обойтись без этого. Мы странные создания. Мы хотим быть свободными, но в то же время хотим обладать и принадлежать. Мы хотим развивать самостоятельность, но одиночество, сопровождающее независимость, заставляет нас желать общения. А тесное общение, в свою очередь, ведет нас к цепям любви. Любые реальные взаимоотношения должны быть компромиссными. Можно утомить наших партнеров страстным желанием близости, своим навязчивым обществом, которое препятствует развитию личных интересов, и мы начинаем вместе хромать, опираясь друг на друга как на костыли. В противном случае, мы идем своими жизненными путями, встречаясь только для интеллектуального общения. Но, к счастью, ухаживание усиливает нашу способность быть достаточно гибкими и приспособиться ко всему этому. Есть некоторая правда в поговорке, что только те, кто научился жить независимой одинокой жизнью, готовы примириться с зависимостью в браке.

Тревожное состояние (3:1–5)

Если мы связываем ст. 3:1–5 со ст. 2:8–17, тогда мы должны предположить, что предварительная договоренность девушки и рандеву с ее парнем не были реализованы. Он не объявился, и она в великом волнении тоскует по своему отсутствующему возлюбленному. Однако, поскольку невозможно быть уверенным в какой–нибудь последовательности событий, описанных в предшествовавших стихах, то лучше считать, что и ст. 3:1–5 составляют независимый отрывок. Ст. 2:17 метафорически описывает тоску по близости. Ст. 3:1 демонстрирует сходную тоску, которая не была удовлетворена. Неисполненные мечты и фантазии ведут к отчаянному страху одиночества и потери.

Итак, в 3:1 мы имеем неожиданное изменение в настроении. Оно развивается от тоски по парню, через страх потери его и быть брошенной до панического поступка, который привел к огромному облегчению напряжения, когда она нашла его и не позволила уйти до тех пор, пока они не осуществили свои мечты. Раздел заканчивается ст. 3:5, содержащими ту же мольбу, которую мы встретили в ст. 2:7 и которая, похоже, является обычным индикатором интимной встречи.

Большинство комментаторов воспринимают эти стихи как тревожный сон девушки. В Книге Песни Песней есть схожий, но не идентичный раздел, начинающийся ст. 5:2 и продолжающийся до ст. 6:3. Мы сравним их, когда станем рассматривать четвертый цикл поэм. Вряд ли сцены в ст. 3:1—5 описывают реальные события, поскольку это очень маловероятно, что молодая женщина пошла среди ночи одна искать своего возлюбленного на городских улицах и площадях. Также скорость происходящего слишком велика, чтобы события воспринимались как реальные. Мольба к дочерям Иерусалима в ст. 3:5 является, возможно, литературным приемом, как и в ст. 2:7. Таким образом, будет лучше, если мы станем относиться ко всему разделу как ко сну, отражающему неуверенность девушки.

Сам текст очень живой и нуждается в небольших объяснениях. Девушка лежит в постели, наполовину спит, наполовину бодрствует, тоскуя по своему возлюбленному. На древнееврейском языке сказано: нонами, что может означать ночь за ночью. Очевидно, возлюбленные еще не женаты, поскольку речь здесь идет о том, что он отсутствует, и именно это вызвало ее тоску. Ее сердце прилепилось к сердцу возлюбленного, и его отсутствие ей вынести невозможно. Ее мысли, воображение, полет фантазии приводят ее в отчаянное состояние. Ничто не может успокоить ее, кроме присутствия возлюбленного. Она ждет его до глубокой ночи. Но его нет, и она решила (3:2) встать и искать возлюбленного на улицах и площадях ночного города. Она ищет и ищет, но не находит. Паника возникает в ее душе. Вместо возлюбленного ее встречают сторожа, и они пристально глядят на нее с немым непониманием ее вопроса. Как только она отошла от них с тяжелым сердцем и разочарованная, она неожиданно столкнулась с возлюбленным и ухватила его, и не позволила уйти, пока не отвела его в «в дом матери моей и во внутренние комнаты родительницы моей» (3:4). За этим следует кульминация любовных отношений и мольба дочерей Иерусалима не будить любовь, доколе ей угодно.

Фраза «дом матери моей» могла быть переведена более точно как «мой материнский дом», то есть чрево, где реализуется материнство. Эта фраза встречается еще в ст. 8:2, где опять подразумевается некоторая сексуальная активность: «я поила бы тебя ароматным вином, соком гранатовых яблоков моих», за которой следуют ласки (8:3) и мольба (8:4). Итак, опять движение в материнский дом приводит нас к двум противоположным местам: к дому, который вряд ли является подходящим местом для секретных занятий любовью неженатой пары, или метафорически к телу девушки, ко входу в ее утробу, к «чертогам» (1:3), к святилищу интимности, в которое она пожелала ввести своего возлюбленного. То, что именно последнее имеется в виду, подтверждается просьбой девушки (или автора) о том, что любовь не надо пробуждать, пока нет подходящей возможности для ее удовлетворения. Мечты привели ее к ярким сексуальным фантазиям, которые возбудили ее в то время, когда не было возможности получить удовлетворение в связи с физические отсутствием того, которого любит душа ее. Она одна, и фантазии приводят ее к разочарованию, так что было бы лучше, если бы она и не возбуждалась.

В этом отрывке мы видим боль от разлуки; боль, вызванную продолжающимся отсутствием одного возлюбленного. Чем дольше отсутствие, тем тяжелее его переносить. Как писал автор Книги Притчей:

Длительное отсутствие может дестабилизировать нас эмоционально. Это только частичная правда, что разлука делает сердце нежнее. Куски угля, которые горят так ярко, когда они вместе, могут легко потухнуть, если их разделить. Чем дольше отсутствие, тем сильнее эротические фантазии, которые могут вызвать разочарование при долгожданной встрече. Аналогично, разлука вызывает страх потерять любимого, ревность, чувство неуверенности. Чем занимается мой любимый сейчас, кто привлекает его внимание, не соблазняет ли его кто–то? Возникают сомнения. Подходим ли мы друг для друга? Совместимы ли мы? Разлука приводит к размышлениям, которые нуждаются в диалоге. Жить слишком долго в неопределенности трудно, и девушка решается на авантюру. Ведь любовь — это разновидность сумасшествия души. Она так дезориентирует наши чувства, притупляет наше логическое мышление, так овладевает нашим сердцем и умом, что все, не связанное с любовью, становится для нас пустяком. Ее прилив нельзя остановить, ее пламя нельзя загасить (8:6,7). Влюбленность — это вход в совершенно новые координаты существования. Возлюбленные чувствуют себя так, как будто бы они не жили вовсе, пока не встретили друг друга.

Другая тема, встречающаяся в этих стихах, — это тема фантазий. Подсознательные страхи всплывают на поверхность в наших снах. Девушка страшно боится потерять любимого, быть отвергнутой, и этот тревожный сон является индикатором ее подсознательного страха. Ее страх настолько усиливается, что она выставляет себя на посмешище, пренебрегает общественными нормами поведения, убегая в ночной город. Ее сон отражает ее глубочайшее желание быть вместе со своим возлюбленным. В своем сне она делает то, к чему стремится в реальности, но, возможно, еще не испытывала. Как это часто бывает, фантазии являются формой компенсации неисполненных желаний. Они также указывают на неудовлетворенность текущего уровня взаимоотношений.

Простонародная благоуханная красота девушки (3:6)

Первый цикл поэмы закончился ст. 2:7, в котором звучит мольба к дочерям Иерусалима не пробуждать любовь преждевременно. Та же мольба опускает занавесь второго цикла, в сцене интимной встречи, которая заканчивается ст. 3:5. Новый цикл начинается ст. 3:6, который продолжается до кульминации интимных отношений в ст. 5:1. Будет не лишним дать вначале обзор всего цикла перед детальным разбором отдельных его частей.

Цикл начинается со ст. 3:6, который я рассматриваю как независимый стих, не связанный с тем, что ему предшествовало и что за ним следует. Это восхищение захватывающей дух красотой девушки. Ст. 3:7–11 описывают носилки царя Соломона, использованные в день его свадьбы. Ст. 4:1–7 восхваляют шарм возлюбленной и завершаются приглашением (4:8) придти в (или из?) Ливан. Ст. 4:9–11 описывают восторг парня по поводу красоты девушки. Ст. 4:12 — 5:1 описывают последовательное приближение влюбленных к кульминации их любовных отношений; в ст. 4:12 юноша восхваляет ее невинность; в 4:13–15 она представлена как ароматный пряный сад; в ст. 4:16 передано срочное приглашение девушке; ст. 5:1 описывает кульминацию их любовных отношений, завершающуюся поощрением их страсти, данным, возможно, автором книги. Итак, начиная со ст. 4:12 мы движемся от ожидания к приглашению, затем — к кульминации и поощрению. Ст. 5:1 является высочайшей точкой поэмы и центральным для всей Книги Песни Песней (111 строк от ст. 1:1 до 4:15 и 111 строк от ст. 5:2 до 8:14). Он как ось или центр тяжести, около которого балансируют другие сцены.

Итак, давайте вернемся к ст. 3:6. Первый вопрос, который следует задать: «Кто говорит эти слова?». Это могли быть дочери Иерусалима, или спутник девушки, или автор поэмы, любующийся собственным созданием. Кто бы это ни был, определенно, что речь идет о самой девушке, восходящей от пустыни. Вслед за М. Фоксом[27], я воспринимаю этот стих как выражение удивления и восхищения: «Посмотрите, кто это идет из пустыни?». Подобный риторический вопрос встречается в ст. 6:10: «Кто эта, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами?» и в ст. 8:5: «Кто это восходит от пустыни, опираясь на своего возлюбленного?». В обоих последних случаях ответ на этот вопрос очевиден. Это сама девушка. В последующих стихах отсутствует попытка ответить на него. Между ст. 3:6 и 3:7 есть смысловой разрыв. Ст. 3:7 совсем не является ответом на вопрос, прозвучавший в ст. 3:6. Ст. 3:6 — это объявление ее ослепительного появления на сцене событий. Смотрите, она идет! Это восторженная манифестация, ее царское явление. Однако технически связь между двумя стихами возможна. Но тогда вопросительное кто должно интерпретироваться как что, если мы хотим, чтобы ответом на вопрос ст. 3:6 был ст. 3:7 — т. е. одр Соломона (существительное женского рода в древнееврейском языке). Эта в ст. 3:6 может иметь отношение к девушке или к одру (носилкам) царя Соломона. Но я думаю, что, скорее всего, цикл начинается с провозглашения ее ослепительного появления на сцене событий.

Она восходит от пустыни. Пустыня — это открытая сельская местность, где пасут скот пастухи, а не голая песчаная безводная пустыня Аравии. Но мы не должны воспринимать эту фразу буквально. Она не возвращается из путешествия по далеким пастбищам. Фраза является идиомой, чтобы передать атмосферу восторга, царственности, нереальности. Значение всей этой идиомы более глубокое, чем ее составных частей. Она приходит как столб дыма, окутанная ароматом экзотических и дорогих духов. Нет пользы в том, чтобы стараться привязать столб дыма к лагерным кострам пастухов или пылевым смерчам. Описанная картина появления девушки сюрреалистична. Ее красота как будто не от этого мира (мы встретимся с этим предположением позже, в ст. 6:10). Возможно, современным эквивалентом такому появлению является появление на сцене поп–группы в клубах тумана и калейдоскопе огней. Знаменитое полотно итальянского художника Боттичелли «Рождение Венеры», где богиню доставляют на берег в морской раковине два небожителя, — это еще один пример того, как художники создают атмосферу фантазии. Явление прекрасной женщины описано в стихах Теннисона:

Роскошные носилки царя Соломона (3:7—11)

Как мы уже заметили предварительно, есть много проблем, связанных с этим отрывком. В некоторых переводах прослеживается связь ст. 3:6 и 3:7, которую поддерживают многие комментаторы. Это единственные стихи, являющиеся интегральной частью поэмы. Соломон упомянут в ст. 7, 9 и 11. Совершенно очевидно из ст. 3:11, что происходит свадьба, и, несомненно, свадьба самого Соломона. Но которая? Царь Соломон имел семьсот жен царского достоинства (см.: 3 Цар. 11:3). По–видимому, он не устраивал роскошных свадеб в каждом случае. Но определенно, что Соломон устроил грандиозную свадьбу, когда женился на египетской принцессе (см.: 3 Цар. 3:1), дочери фараона, поскольку это был важный политический акт. Кстати, браки Соломона с иностранками противоречили запрету Яхве, и в результате они увели его с истинного пути и склонили к идолопоклонству.

Этот отрывок делится на три части: описание шестидесяти воинов, конструкции самих носилок и призыв к дочерям Сиона пойти и поприветствовать царя в день его свадьбы. Очевидно, эта поэма имеет некоторую связь с одной из свадеб царя Соломона. Но ее описание появляется в Песни Песней довольно неожиданно. Мы уже предположили, что наши возлюбленные представляют каждого мужчину и каждую женщину, а роль царя Соломона в поэме минимальная. Более того, мы дистанцировались от идеи о том, что в Песни Песней есть сквозной сюжет. Это дает нам возможность избежать трудных вопросов, поставленных этим отрывком для тех, кто такой сюжет предполагает, — таких вопросов, как: движется ли одр? Каких он размеров? Находится ли он в свадебной процессии? Куда он направляется или откуда? Кто послал его и с какой целью? Кто сидит на нем? Сам Соломон? Девушка? Юноша? Царица? Или он пустой? Ответы на эти вопросы сильно зависят от понимания природы Книги Песни Песней.

Я лично считаю, что этот раздел определяет контекст всего третьего цикла (3:6 — 5:1). Здесь возлюбленные женятся и отмечают свою собственную свадьбу. Но намек на это довольно косвенный. Влюбленные, возможно, поют отрывок из свадебной песни, первоначально исполняемой на одном из бракосочетаний царя Соломона, которая постепенно стала частью популярных песнопений, исполняемых на деревенских свадьбах. На своем собственном пиру влюбленная пара и их гости отмечают «царскую» свадьбу. Это устанавливает законный контекст единственного явного описания интимной близости возлюбленных в конце цикла.

Можно сделать несколько технических замечаний. Носильный одр охраняется шестьюдесятью сильными (воинами), что в два раза превышало число охранников царя Давида (см.: 2 Цар. 23:8–39). Они — закаленные в боях ветераны, элитное подразделение царской гвардии. Что означает ужас ночной, неизвестно. Если речь идет о ночных духах, которые хотят атаковать невесту в ее брачную ночь, тогда мало пользы от солдатских мечей. Сам одр описан экстравагантно. Кстати, в отрывке ничего не указывает на то, что он находится в движении. В 3 Цар. 10:18–20 мы встречаемся с описанием прекрасного трона Соломона, который установлен в его дворце. Одр из Песни Песней, скорее всего, так же прекрасен, только меньше размером. Некоторые ссылки на его конструкцию кажутся неясными. Ссылка на то, что «внутренность его убрана с любовью», кажется совершенно не к месту. Большинство комментаторов предполагают, что исходное слово в тексте нужно переводить не как любовь, а как кожа. Другие считают, что лучший перевод этого слова — драгоценные камни. Венец — это, скорее всего, лавровый венок. Задача этого раздела состоит в том, чтобы продемонстрировать зрелищность царской свадьбы. Некоторые исследователи считают, что во всей описанной роскоши есть нечто ироническое; наши возлюбленные никогда не смогли бы позволить себе такую дорогую церемонию. Им не свойственна экстравагантность царя Соломона, который нарушил завет с Яхве. Хотя данное мнение и может быть справедливым, я не думаю, что мы обязательно должны видеть именно это в данном отрывке. Мы должны видеть просто счастливое празднование любви.

Свадьба — это всегда значительное событие. Весь мир любит молодоженов в этот день. Радость влюбленных открыто демонстрируется всем. Хотя в разных культурах существует разный подход к этому. В некоторых требуется торжественное великолепие и множество формальностей. В других странах невестам положено рыдать на свадьбах, потому что они утрачивают защиту отчего дома. Но, несмотря на различия, свадьба — это время празднования, пира. Любая экстравагантность на свадьбе прощается; скупость не приветствуется. На свадьбе вино не должно иссякать, даже если сама супружеская пара и их родственники влезут в долги. На свадьбах существует смешение различных слоев общества, люди радостно похлопывают друг друга по плечам. Все провозглашают тосты за счастье молодых. Прежняя враждебность забыта, давно прерванные дружеские отношения восстанавливаются, и возникает атмосфера всеобщего приветливого дружелюбия. Еще это возможность для новых знакомств и укрепления дружеских отношений. Это время для песней, для воспоминаний, время для встречи со старыми знакомыми, чтобы посмотреть, как они выдержали шторма жизни, время для задумчивого размышления о том, что могло бы быть; время для секретной ревности и критицизма. Общество собирается, чтобы поздравить счастливую пару. Для самой пары этот день долгожданный, день осуществления мечты, день публичного признания их любви, восторга их сердец, наполненных надеждами на будущее, формальное начало великого совместного путешествия. И это именно то, о чем наши герои мечтают.

Для нашей пары этот счастливый день означал долгожданное публичное признание их союза, и ликующий жених стал превозносить красоту своей возлюбленной невесты в песне, которая следует дальше (4:1–7). Его взволнованное ожидание кульминации их союза отражено в ст. 4:12–15 и в срочном приглашении его невесты (4:16); затем они наслаждаются любовью наедине (5:1).

Восхваление возлюбленной (4:1—7)

В этих стихах влюбленный метафорически описывает восхитительное тело девушки, начиная с головы. Подобные описания характерны для арабской любовной лирики, но в Ветхом Завете встречаются только в Книге Песни Песней. В этом случае юноша восхваляет по очереди глаза, волосы, зубы, губы, лоб, шею и груди. Возможно, что ограничение в описании сделано специально, чтобы подразнить нас. Нам предлагают самим представить, как выглядит все остальное.

Ст. 5:10–16 впервые в Песни Песней описывают парня от его волос — к глазам, щекам и губам, рукам, животу, ногам. Завершается описание определением его «вкуса». В ст. 6:4—10 возлюбленный опять описывает глаза, волосы, зубы и лоб любимой. Наиболее смелое описание тела девушки найдено в ст. 7:1–10, где говорится о ее ногах, бедрах, пупке (?), животе, грудях, шее, глазах, носе и голове в целом. Имел ли юноша доступ ко всем интимным местам тела девушки — это предмет для дебатов (смотрите дальше).

Метафоры, использованные для описания различных частей тела, часто кажутся нам причудливыми, комическими и даже гротескными. Это заставляет некоторых комментаторов предположить, что перед нами насмешливые карикатуры на влюбленных, пародии на их истинную красоту. Неверное мнение. Влюбленные находят друг друга прекрасными и привлекательными, и мы должны придерживаться этого же при нашем толковании метафор. Есть предположение, что некоторые описания больше походят на описание картины или скульптуры влюбленных. Мы уже упомянули ранее, что описание глаз девушки в форме голубей ассоциируется с настенной живописью в египетских гробницах, где женские глаза имеют такую же форму. Однако более правдоподобно, что метафоры относятся к самим влюбленным, а не к их изображениям. Некоторые исследователи считают, что такая форма последовательного описания тела делает изображение влюбленных статичным. Однако те же авторы настаивают, что ст. 7:1–10 дают описание одетой в платье из тонкой полупрозрачной ткани танцующей девушки.

Мне думается, что нам следует поговорить о природе этих описаний. Они не являются полицейскими фотороботами. Когда дочери Иерусалима спрашивают девушку в ст. 5:9, что особенного в ее возлюбленном, ее ответ в 5:10–16 не содержит того, что могло бы помочь им узнать парня в толпе людей. Ее описание своего возлюбленного является скорее указанием на то, что она чувствует в отношении него: его глаза «…как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве» (5:12). Нам не следует всегда искать точность в каждой метафоре. Возможно, в них есть только одна точка для корреляции с действительностью. Например, метафора «волосы твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской» понятна без упоминания названия горы, которое придает ей некий сюрреалистический оттенок. Фраза: «Округление бедр твоих как ожерелье, дело рук искусного художника» (7:2) не означает, что бедра девушки блестят, как ожерелье, но скорее, что они могут быть сравнимы с искусной работой мастера. Бедра твои плавно и изящно изогнуты, как будто в этом проявилось мастерство ваятеля. Ссылка на ожерелье важная, ведь оно тоже сделано мастером. Подобно этому, сравнение ее зубов со стадом выстриженных овец (4:20) вначале вызывает шок. Мы немедленно думаем об овечьей шерсти, которая не напоминает зубы. Чтобы понять метафору, нам нужно слегка перефразировать этот стих, например: «твои белые зубы такие чистые и такие гладкие, как кожа овец, коротко подстриженных и омытых, и отбеленных».

Но экстравагантность некоторых метафор не может быть смягчена в каждом случае путем подобной вербальной и умственной акробатики. Во многих случаях мы должны вначале дистанцироваться от незамедлительной реакции на них и оставить место для фантазии на тему метафоры. Мы еще поговорим об этом позже, изучая описания возлюбленных.

Сама поэма ограничена двумя схожими восхвалениями: о, ты прекрасна (4:1) и вся ты прекрасна (4:7). Так он воспринимает в целом свою прекрасную девушку, а потом переходит к специфическим аспектам ее красоты. Глаза твои голубиные под кудрями («покрывалом» — дословный перевод) твоими. Возможно, здесь имеется в виду ее робость, особенно если она под покрывалом. Использование слова покрывало может указывать на бракосочетание. Также покрывало служит барьером, подчеркивающим ее недоступность, оно защищает ее от слишком пристального внимания. Но покрывала могут иметь и совершенно противоположное значение. Они привносят аспект загадочности. Покрывало — это стимул для возлюбленного. Он должен снять с нее покрывало, причем не обязательно только физическое. Покрывала могут быть эмоциональные, психологические, интеллектуальные, духовные. Мы часто носим маски, чтобы защитить себя. Мы боимся показаться слабыми. Мы не хотим показаться ранимыми. Но постоянное раскрытие себя нашим супругам — это необходимое условие близких взаимоотношений. Образы, которые мы создаем, маски, которые мы носим, могут быть полностью противоположными нашей истинной сущности. В действительности они используются для компенсации ощущаемых нами недостатков. Но любую маску неудобно носить. Недостаток подпитки внешнего образа из невидимой внутренней реальности создает напряжение, депрессию. Конечно, мы очень сложные существа, и только когда мы развиваем отношения любви, доверия и взаимного партнерства, мы можем начать расслабляться и обнажать свою душу. Поскольку это естественно для любви — переносить все: неадекватность, неуверенность, страхи, неудачи, все, что мы бы иначе спрятали за своим покрывалом. Но в любых отношениях всегда будет оставаться какая–то тайна. И это часть нашего знания друг о друге.

Волосы твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской. Для современного человека эта метафора звучит очень необычно. Козы имеют сильный запах, грязную и спутанную шерсть. Но волосы девушки сравниваются не с шерстью коз, а со спуском стада вниз по травяному склону. С расстояния стадо видится как волнообразное движение, так же как ее локоны, когда она ходит и поворачивается. У Милтона есть строчки:

Ссылка на гору Галаадскую в Трансиордани и создает образ удаленности и недоступности. Женская честь в ее волосах (1 Кор. 11:15). Они покрывают ее голову как корона или венок. Ее прекрасное лицо обрамлено спадающими локонами. Несмотря на то что она выглядит немного неопрятно — «моего собственного виноградника я не стерегла» (1:5), — ее природная красота очевидна. Ее волосы завиты от природы, это дар Божий, чтобы люди могли глядеть и удивляться. Как сказал X. Лонгфелло, «у десяти быков нет такой силы тащить нас, как у женских волос». Эта природная сила пленила парня (смотрите позже в ст. 7:5). Он хочет гладить ее волосы.

Ее зубы белые и сверкающие, совершенной формы и симметричные. Улыбка являет совершенство ее рта. Образ овец, подстриженных до кожи, сияющих белизной, воспринимается сравнительно легко. Как сказал Р. Дэвидсон, «эта леди была бы, без всякого сомнения, прекрасной рекламой для любой популярной зубной пасты».

Губы девушки как лента алая. Помимо глаз, рот — это важный индикатор нашего внутреннего состояния. Рот может выразить ужас и счастье, иронию, презрение, удивление, жестокость и доброту. Из ее рта раздается сладкое воркование голубки. Ее речь соответствует ее красоте. Хотя в реальной жизни это не всегда так. Существует много красавиц, которые предают самих себя грубостью речи.

Ее ланиты под покрывалом, как половинки гранатового яблока. Сомнительно, чтобы мы могли определить точно значение древнееврейского слова, переведенного как ланиты. Сравнение с фанатом указывает, скорее всего, на розовый цвет ее щечек.

Ее шея сравнена со столпом Давида. Это сравнение вызывает причудливые комментарии. Для Ватермана сравнение шеи девушки с башней Давида — это «наиболее древнее описание зоба»[30]. Но предмет сравнения не размер и форма девичьей шеи, а тот факт, что она украшена ожерельями (как женщины племени масаи из Восточной Африки). Некоторые детали этого стиха туманны, но смысл сравнения ясен. Башня Давида, построенная слоями и украшенная щитами, дает впечатление неприступности и способности отразить завоевателей.

Ее груди как пара оленей (4:5). Их упругость и, одновременно, нежность приглашает к ласкам. Молодых оленей, как и девичьи груди, приятно трогать. Ее груди пасутся между лилиями. Здесь примечательная смесь метафор. Поскольку в ст. 5:13 девушка ссылается на его губы как лилии, тут, возможно, намек на его поцелуи в грудь. Груди девушки являются выражением ее расцветшей женственности, и она хочет поделиться этим со своим возлюбленным. В ст. 8:2 она хочет дать нектар ее гранатовых яблок возлюбленному. В ст. 8:10 она уподобляет свои груди башням. Эти ссылки имеют два различных аспекта. Во–первых, идею материнской помощи. Она видит себя как сохраняющую здоровье и дарующую покой своему возлюбленному (смотрите дальше). Но ее торчащие груди являются также выражением ее агрессивной сексуальности. В большинстве стран третьего мира женские груди являются символом плодородия и материнства. Культы плодородия всегда изображают женщину с гипертрофированной грудью. Но аспект плодородия девушки не самый важный здесь и в других местах Песни Песней. В этом стихе ее груди свидетельствуют о ее сексуальной привлекательности, ее очаровании для своего партнера. Возможно, все это так возбудило юношу, что он выражает свое срочное намерение (4:6) пойти «на гору мирровую и на холм фимиама». Мы уже встречали в ст. 2:17 ссылку на день, который дышит прохладою… Горы мирровые и холмы фимиама должны быть в некотором смысле эквивалентны горам Безера (2:17). Итак, юноша настроен крепко обнять свою девушку и еще до конца дня утолить свою страсть.

Сцена заканчивается подтверждением красоты девушки. Понятно и выражение пятна нет на ней. Она безупречна, прекрасна. Нет ничего, что бы могло оспорить ее совершенство. Она совершенство в его глазах, без пятна, морщинки или чего–либо подобного. Он поражен своей удачей, тем, что он был сражен любовью к такой удивительно красивой девушке, и она — эта богиня — отвечает ему взаимностью. Конечно, любовь слепа. В своем энтузиазме она может превознести даже заурядное. Она накидывает покрывало на недостатки партнеров. И влюбленные смотрят сверху вниз с сожалением на всех остальных смертных, кто не может разделить тот же восторг.

Красота — это очень неопределенная концепция. Это нечто за пределами слов, неописуемое. Хотя мы инстинктивно различаем ее, когда видим. Французская поговорка так определяет красоту: «Красота — это молчаливое красноречие». Она говорит, хотя и без слов. Мы созерцаем ее и теряем дар речи. Трансцендентальная природа красоты заставляет некоторых постулировать ее божественное происхождение. Это как улыбка Бога. Джованни Леоне написал однажды: «Самое сильное доказательство существования Бога — это красивая женщина». Мы инстинктивно чувствуем, что красота — это дар и случайное качество. Мы благодарно воспринимаем сияние улыбки красавицы и ею мы согреты.

Симона Вейл написала: «Красота — это плод, на который мы глядим, не пытаясь схватить его». Мы восхищаемся красотой на расстоянии, и она вызывает печаль в глазах дистанцированных от нее зрителей. Эдмунд Бёрке заметил: «Чувство, вдохновленное красотой, ближе к меланхолии, нежели к жизнерадостности»[31].

Метафоры, которые мы используем, чтобы описать красоту женщины, всегда являются результатом нашей субъективной реакции на нее. Но как нам определить критерии, с помощью которых мы могли бы сказать, какая девушка красивая, а какая нет? Что делает одну привлекательной, а другую заурядной? Отвечать на этот вопрос наукообразно — означает уничтожить загадку, которая столь привлекательна. Создать словесную характеристику красоты чрезвычайно трудно. Красота предназначена для любования, для услады наших глаз, а не для бесполезной классификации. Красота может быть описана только метафорами. Единственное, что мы можем сделать, это отметить некоторые не свойственные красивым женщинам особенности: глаза смотрят в стороны, или слишком глубоко посажены, или слишком на выкате; лоб слишком высокий, нос слишком горбатый, щеки слишком впалые, рот слишком широкий или губы слишком узкие, подбородок слишком острый… Но загадочная комбинация правильных пропорций, которая создает истинную красоту, не поддается описанию. Мы можем только остановиться и любоваться в изумлении, и просто знать, что это красота. Александер Поуп написал:

Плотинус, писавший в III в. н. э., также полагал, что красота — это тайна: «Красота — это скорее свет, которым светится симметрия вещей, чем сама симметрия»[33].

Загадка красоты хорошо подмечена американским журналистом Р. Рид, описавшим одну кинозвезду:

И так мы стоим в изумлении, поскольку она прекрасна:

Настойчивая просьба возлюбленного (4:8)

В ст. 8 произошло неожиданное изменение атмосферы ст. 4:5–7. Предыдущие стихи передавали спокойную идеалистическую пасторальную сцену выпаса среди условных лилий на аллегорических душистых горах. Здесь, в ст. 8, мы неожиданно сталкиваемся с элементами угрозы, опасности и враждебности. Горы высокие и далекие, они покрыты снегом и находятся за пределами границ родной земли. Львы и леопарды бродят по их лесистым склонам. Их зубчатые вершины одеты в туман. Они удивительно прекрасны. Удаленные пики гор создают ауру угрожающей тайны. Опасность и неопределенность ассоциируются с ними. Они заставляют нас почувствовать конечность нашего бытия. Мы не можем быть уверены в своей безопасности в их присутствии. Они имеют капризное настроение. Неожиданные шторма, молнии, наводнения, бродящие хищники — все это заставляет нас чувствовать нашу уязвимость перед силами природы.

Точное местонахождение гор не известно. Они являются литературным вымыслом. Автор поэмы не интересуется физической географией. Как М. Фокс иронически сказал: «Девушка уже не в Ливане, потому что она сидит в расщелине стиха 2:14»[35]. Поэтому вопрос, который мгновенно возникает в голове, теряет свою силу. Мы хотели бы спросить: «Почему она в Ливане? Что она там делает? Где находится ее возлюбленный во время своего приглашения? Где он поджидает ее, чтобы пойти вместе?» Это единственное место в Книге Песни Песней, где есть неопределенность в отношении направлений движения молодой пары. Приглашение очевидно из дословного перевода с древнееврейского: «Со мною с Ливана, невеста… со мною ты придешь». Но есть неясности в переводе. Древнееврейский предлог min обычно переводят как из. Но он может также переводиться как в, у, к. Приглашение идти вместе, спускаться, может означать, что девушка видится парню на вершинах недоступных гор. Богоподобная, удивительная и недоступная, она восседает там и взирает на жизнь внизу. Он хочет, чтобы она спустилась со своего трона и присоединилась к нему в его реальном мире. Леопарды и львы, похоже, защищают ее и препятствуют доступу к ней. Возможно, ее отчужденность заставляет его бояться брать на себя инициативу в дальнейшем сближении, поскольку он не уверен в ее реакции.

Похоже, он считал ее причудливой и капризной, имеющей неожиданные и немотивированные перемены в настроении, как погода в горах; иногда радостная, а иногда строгая и ничего не позволяющая, иногда загадочная и недоступная, а иногда нежная и страстная. Но мы одеваемся по погоде. Мы ведем себя в соответствии с настроением наших партнеров. Наше настроение может быть поднято ими или наоборот. Мы можем действовать как противовесы настроению наших партнеров. Когда мы понимаем их эмоции, мы начинаем учиться примиряться с ними. При этом не обязательно выяснять их происхождение. Это может быть что–то очень тривиальное для нас, но важное для нашего партнера. Не всегда необходимо узнать причину смены настроений. Просто побыть с партнером — значит уже подействовать как антидепрессант. Неожиданная смена настроения партнера может быть очень тревожной для слабых душ. Однако наш возлюбленный преодолевает свое волнение и сомнения и готов к последствиям отношений со своей богиней, которая поймала его в свои сети и, похоже, полностью овладела его сердцем. Итак, он может двигаться вперед, уверенный в брачном союзе со своей возлюбленной.

Названия мест и животных, хотя и реальные, выбраны из–за их лингвистических и мифологических ассоциаций. Например, Ливан — перевод древнееврейского слова, которое имеет те же согласные, как и слово, означающее полную луну и ладан. Таким образом, девушка ассоциируется с луной и ароматом. Тема духов опять возникает в ст. 4:11, где под благоуханием

Ливана, скорее всего, понимается запах знаменитых ливанских кедров. Подобно этому, древнееврейское слово, которое переводится как леопард, ассоциируется с мирром по созвучию этих слов.

Девушка здесь названа невестой первый раз в поэме. Мы рассмотрим это более подробно в следующем разделе (4:9–11), но здесь только заметим, что совершенно правомерно назвать ее таким образом в этом явно свадебном цикле стихов.

В любых взаимоотношениях элемент неожиданности может быть как стимулирующим, так и настораживающим. Отсутствие всяких неожиданностей может свидетельствовать, что мы начинаем вести пассивную, скучную, амебоподобную жизнь. Неожиданность должна приветствоваться как часть нераскрытой тайны личностей. Скучная рутина повседневной жизни всегда может быть оживлена спонтанной беседой или совместными развлечениями. Не то чтобы причудливость и эксцентрика должны специально насаждаться, но следует зарезервировать возможность умеренного сумасбродства, пока мы не задохнулись под одеялом торжественной респектабельности.

Пораженный возлюбленный (4:9—11)

В этом отрывке используются сочные метафоры для описания быстрого продвижения наших влюбленных к кульминации их любовных отношений в ст. 5:1. Стихи отрывка объединены общими темами и словами: Ливан (4:11,15), сестра невеста (4:9,10–12; 5:1), вино (4:10; 5:1); мед (4:11; 5:1); благовоние, пряности (4:11,14,16; 5:1). Здесь ярким языком описывается их страсть, почти выходящая из–под контроля и ведущая к неизбежному соитию.

Наш юноша поражен девушкой. Перевод пленила ты сердце мое восходит к одному–единственному слову древнееврейского источника, которое может означать или: «Ты захватила, отняла мое сердце» или «Ты зажгла, разбудила, взволновала мое сердце». Это редкая форма в древнееврейском, и вероятны оба значения. В то время как в преобладающем числе случаев слово сердце в Ветхом Завете означает место пребывания ума, воли и самосознания, или «эго» каждого человека, в этом конкретном случае сердце — место обитания эмоций. Наш возлюбленный полностью очарован. Одного взгляда достаточно, чтобы сразить его, одного луча от ее ожерелья достаточно, чтобы он капитулировал перед любовью. Он пленен. Он не может сам себе помочь. Он безжалостно притянут к ней. Его мозг не может объяснить это, его любовь иррациональна. При мысли о ней он возбуждается. Но не только мысли о девушке возбуждают его. Ее ласки и объятия опьяняют больше вина. Ее запах волнует парня. Внешность, прикосновения и запах — все это магнетически действует на ее возлюбленного. Ссылка на то, что с ее уст капает сотовый мед и мед и молоко под ее языком, может быть ссылкой на ее речь. Ее слова сладки, нежные, медоносные и соблазнительные (см.: Иез. 20:46; 21:2; Ам. 7:16; Мих. 2:67). Но, вернее всего, это ссылка на поцелуи возлюбленных. Молоко — распространенное слово в любовной поэзии Египта и Месопотамии. Мед и молоко являются стандартными символами литературы Палестины. Земля обетованная — это где текут реки меда и молока. Их жаждали увидеть евреи, бродившие по жаркой пустыне. Возможно, эта тема ожидания Земли обетованной иллюстрируется их поцелуями. Страстные поцелуи были предвкушением кульминации их интимных отношений. Благоуханные одежды девушки также добавляла ей очарования. Здесь использовано то же древнееврейское слово, которое обозначает покрывало супружеского ложа, на котором должны быть обнаружены «признаки девства» (Втор. 22:17). Так что в этих словах есть привкус эротики. Тонкое надушенное женское платье имеет, без сомнения, эротическое значение.

Только в этом цикле поэмы встречается слово невеста. В ст. 4:8, 11 она названа невестой, в ст. 4:9–10,12 и 5:1 она названа моя сестра, невеста. Древнееврейское слово, которое переводится словом невеста, может также переводиться как «завершенная, осуществленная». Однако совершенно необязательно, чтобы каждое производное слово несло в себе все оттенки значения корневого слова. Конечно, совершенно естественно использовать слово невеста в этом цикле, который начинается со свадебной песни на их свадьбе и завершается кульминацией их любовных отношений в супружеской постели.

Новое движение к кульминации (4:12 — 5:1)

Эти стихи являются продолжением темы, начатой в ст. 4:9–11 и развивающейся в направлении центральной кульминации всей книги, — полному сексуальному союзу, описанному в ст. 5:1. Как указано перед этим, ст. 5:1 является как центром текста Песни Песней, так и ее эмоциональным пиком. Этот отрывок может быть подразделен на четыре части: ожидание (4:12–15); приглашение (4:16); кульминация (5:1) и поощрение (5:1). Перед тем как понять общее значение этого отрывка, мы должны взглянуть на некоторые детали текста.

В ст. 4:12–15 возлюбленный описывает его девушку как сад, где произрастают сочные плоды. В ее запертом саду произрастают: кипера, нард, шафран, мирр, алое, аир и корица. Следует сразу сказать, что это сад фантастический. Ни один садовод никогда бы не попытался выращивать все эти экзотические растения в одном саду. Эта ароматная роща заполнена фруктами и растениями, напоминающими о любви. Это сад, который орошается из своего собственного источника — заключенного колодца, запечатанного источника (4:12). В ст. 4:15 описан колодезь живых вод и потоки с Ливана. Девушка описана так витиевато, что сила метафор, кажется, переполняет слушателей, а сама девушка как будто бы исчезает из вида.

Заключенный колодезь, запечатанный источник — это все метафоры, обозначающие сущность девушки, ее преданность своему возлюбленному. Эти стихи могут также означать ее сексуальную эксклюзивность, ее недоступность для кого–нибудь, помимо своего возлюбленного. Они могут указывать на ее девственность. Она сохранила невинность для своего единственного возлюбленного. Она не была расточительна в своих ласках.

Тон слов, произнесенных парнем, не жалобный, как предполагают некоторые. Он не жалуется на ее недоступность (для себя самого или других). Скорее он гордится, что к ней никто не прикасался, что она сберегла свою девственность для него одного. Подобная сексуальная эксклюзивность хорошо выражена в Книге Притчей 5:15–19:

Ст. 4:13 упоминает рассадники твои — это неясное выражение и обычно под ним понимаются побеги (см.: Ис. 16:8). Но это также может означать «ирригационные каналы». Есть связь с водой в древнееврейском слове от того же корня, использованным пророком Неемией в 3:15 (водоем Селах).

Девушка приглашает возлюбленного в свой сад. Древнееврейское слово для глагола пробудись во фразе пробудись ветер с севера то же, что использовано в рефрене к дочерям Иерусалима: не будите любовь, доколе ей угодно. Тогда это был призыв избежать преждевременного пробуждения любви. Но теперь время созрело. Больше не нужно сдерживаться. То, что так долго откладывалось, теперь полностью дозволено. Возлюбленные горят желанием. Девушка приглашает возлюбленного и делается такой очаровательной, что он сходит с ума от нетерпения. Она хочет, чтобы он почувствовал и ее желание. Она хочет, чтобы он вошел в ее сад и попробовал его сочных плодов. Глагол вошел — это стандартная древнееврейская метафора, обозначающая соитие (см.: Быт. 38:9; Руф. 4:13; Иез. 23:44). Он входит в его сад, который является одновременно и ее садом (то есть и девушки, и его). Сад этот — их взаимное владение.

В этом стихе события описываются как совершенные. Неясно, идет ли речь о том, что он комментирует свое текущее наслаждение, или говорит о прошлом наслаждении. Речь передается от первого лица: я вошел, набрал, поел, напился. Восемь раз встречает притяжательные местоимение в выражениях мой сад, моя сестра, мирры моей, ароматами моими, сотов моих, медом моим, вина моего, молоком моим. Казалось бы, это свидетельствует о мужском триумфализме: пришел, увидел, победил. Но весь тон Книги Песни Песней противоречит такой интерпретации. Она пригласила его охотно, их страсть взаимна. Большая часть Песни Песней посвящена чувствам девушки; только время от времени описывается страсть парня. Его желание метафорически описано лишь однажды (7:9): «Я сказал, я влезу на пальму и ухвачу ее ветви» (буквальный перевод).

«Вошел я в сад мой, сестра моя, невеста; набрал мирры моей с ароматами моими, поел сотов моих с медом моим, напился вина моего с молоком моим» (буквальный перевод) — это, безусловно, метафора, которую не следует воспринимать буквально. Метафорическое использование слова, производного от глагола пить, встречается, например, в Книге Притчей 7:18, где неверная жена приглашает своего любовника придти в ее супружескую постель такими словами: «Зайди, будем упиваться нежностями до утра, насладимся любовью». Пить молоко — это метафора, которая характерна для месопотамской любовной лирики. Интересно также использование слова мед. Есть три значения древнееврейского слова, переводимого как мед: сладость и пчелиные соты; мед, вытекающий из диких пчелиных ульев, и чаща. Древняя ближневосточная любовная поэзия часто использовала метафоры пчелиных сот или чащи для обозначения женских гениталий. Есть немало ссылок в Ветхом Завете на кражу меда. Самсон снял пчелиные соты с мертвого льва и таким образом нарушил свою клятву назорея. Ионафан опустил конец своей палки в пчелиные соты и ел — тем самым нарушил приказ его отца Саула (см.: 1 Цар. 14:26—28). Нет ли и здесь намека на дрожь восторга от нарушения запретного? «Воды краденые сладки, и утаенный хлеб приятен» (Прит. 9:17).

Однако вряд ли это — суть описанного в данных стихах. То, что они делают, — это приятно для обоих, и мы не видим даже следа чувства вины. Они отдают себя полностью и бесстыдно друг другу в опьяняющей оргии любви.

Последняя строка — это одобрение действий влюбленных. То, что они делают, — это хорошо, полезно и правильно. Это естественная физическая кульминация любви. Их самоотдача полностью оправдана и поддержана окружающими. Не может быть в их случае сдержанности, ограничений, но только полное наслаждение друг другом в экстазе любви. Они должны стать пьяными от любовных утех, они должны достичь физического и эмоционального апогея. Предпоследнее слово насыщайтесь может быть интерпретировано как «насыщайтесь интимными ласками». Слово возлюбленные — относится к самим влюбленным. Эти слова сказаны автором поэм. Он вступает на сцену, чтобы прокомментировать действия персонажей, которых он сам и создал. Это литературный прием для того, чтобы показать внешнее одобрение завершающейся интимной сцены. Мы не должны полагать, как делают некоторые, что зрители нарушили уединение влюбленных. Нелепо думать, что свадебные гости пришли внутрь свадебной палатки для того, чтобы убедиться, что брак завершился как должно. Это еще одна иллюстрация неуместности желания выявить сквозной сюжет в совокупности поэм.

Размышление над темами, затронутыми в 4:12 — 5:1

Настало время отвлечься от текущих комментариев текста и взглянуть на некоторые общие темы, поставленные великой библейской Книгой Песни Песней.

Прежде всего, нам необходимо рассмотреть определение девушки как запертый сад, заключенный колодезь, запечатанный источник. Это указывает на целомудрие девушки. Она не была доступна другим. Она не имеет сексуального опыта — в том смысле, что она не занималась сексом с каким–нибудь парнем раньше. В современном западном обществе целомудрие не рассматривается как достоинство. Наоборот, оно осмеивается. На тех, кто не имеет сексуального опыта, как на парней, так и на девушек, смотрят сверху вниз с презрением или считают их достойными сожаления. Презрение возникает из–за чувства собственной вины или даже враждебности по отношению к тем, кто не поступает также безнравственно. Существует негласное предположение, что отсутствие сексуального опыта делает человека аутсайдером современного мира; что целомудренные в какой–то степени неполноценны; что они эмоциональные инвалиды, связанные устаревшими религиозными догмами.

Метафора, изображающая девушку как сад, орошаемый собственным источником, указывает на то, что она живая, плодородная, цветущая во всех смыслах. Она имеет свой внутренний источник, который является источником жизни. Она гама охранник своего сада и сама решает дать им воспользоваться или отказать. Когда муж и его жена становятся одной плотью (см.: Быт. 2:24), это означает много больше, чем просто физическая близость. Апостол Павел говорил так: «Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело [с нею]? ибо сказано: два будут одна плоть» (1 Кор. 6:16). Поэтому интимный акт никогда не должен осуществляться вне контекста постоянных узаконенных Богом взаимоотношений между мужем и его женой, безусловно преданными друг другу. Автор Книги Екклесиаста говорит, что есть: «время обнимать, и время уклоняться от объятий» (Еккл. 3:5). Но как мы узнаем, что подходящее время наступило? У неженатых людей физическая сторона их отношений может доминировать. Сексуальные контакты начинают учащаться и выходят из–под контроля, появляется почти неотвратимое желание соития. Сексуальный инстинкт, присущий нам, так силен, что его необходимо твердо контролировать. Именно поэтому девушка умоляет дочерей Иерусалима не пробуждать любовь, доколе ей угодно (пока нет законной возможности для ее удовлетворения). Она боится, что не сможет контролировать себя. Поскольку, если огонь разжегся, его уже очень сложно погасить. Но, в рамках брака, пусть страсть горит без всяких ограничений.

Для вступившей в брак пары интимный акт становится радостной кульминацией их любовных отношений. До этого влюбленные разговаривали, гуляли и развлекались вместе. Они держались за руки, обнимались, целовались и ласкали друг друга. И теперь, наконец, настал тот прекрасный момент, к которому они так долго стремились — объединение в единую плоть. Это акт, который будет повторяться вновь и вновь, подтверждая и консолидируя их растущие отношения. Возобновление сексуального союза — это и причина, и результат их возрастающей близости и взаимного привыкания во всех областях их совместной жизни. Первоначальное волнение от обнажения перед партнером неизбежно уменьшится со временем, но интеграция личностей через повторяющиеся соития будет увеличиваться.

Молодожены, попробовав сладость соития и восторг оргазма, могут решить, что они будут испытывать то же самое всегда. Но Эрос — капризный и причудливый бог, и чем скорее мы поймем это, тем лучше будет для нашего физического и эмоционального самочувствия. Мы можем, образно говоря, подкладывать дрова, но костер отчего–то не разгорается. Мы можем испытывать срочное желание, когда оно не может быть по каким–то причинам удовлетворено. Но если мы сможем посмеяться про себя над всеми этими причудами нашей интимной жизни, напряжение исчезнет. Чрезмерно трепетное отношение к сексу навязывается нам обществом, но нам не следует относиться к нему с преувеличенным благоговением. Шутки на тему секса могут и должны быть присущи нашему браку. Поскольку, когда мы вместе шутим, мы становимся ближе друг к другу. Обоюдный смех по столь деликатному поводу — это свидетельство глубоких и крепких взаимоотношений.

Любовники романа Д. Орвелла «1984» и герои Д. Лоуренс «Возлюбленный леди Чаттерли» так озабочены сексом, что перестали относиться друг другу как к личностям. Секс стал для них исключительно физическим актом, предназначенным для того, чтобы доставлять максимальное взаимное удовлетворение, которое можно оценить в баллах. Популярные современные сексопатологи действительно призывают нас вести протоколы и ставить оценки нашим успехам в интимной жизни. Но мы не запрограммированные роботы для вызывания оргазма. Мы не механические игрушки, которые сопят, дрожат и пускают струю, когда нажимают их соответствующие кнопки. Мы можем стараться «заниматься любовью» в соответствии, например, со с. 47 очередного «Руководства по интимной жизни», но половой акт — это нечто большее, чем механика. Он включает еще и всю сложную химию личностей партнеров. Мы, конечно, можем позаимствовать пару идей у экспертов, но, потом, кто же отправляется в постель с книгой?

Было правильно сказано, что старейшая шутка в мире — это то, что мы все имеем тела[36]. Сесть и поразмышлять над нашей формой передвижения, общения, усвоения и воспроизводства — это означает пригласить улыбку на уста. Мы все склонны думать, что могли бы быть лучше, и спрашиваем нашего Создателя: «Почему Ты сделал нас такими?». Конечно, такая реакция определяется нашей гордыней. Нам не нравится напоминание о нашей приземленности и том, что мы относимся к тварному миру. Но мы одновременно сотворены по образу Божьему. В каком еще одобрении нуждаются наши тела? Воплощение Христа и Его телесное воскрешение — это божественное подтверждение высокого статуса наших тел. Но мы говорим это не для того, чтобы возвести в абсолют нашу плоть. Скорее, чтобы помочь тем, кто презирает свою плоть. Святой Франциск Ассизский назвал свое тело «братом ослом». Осел является симпатичным, но и вредным животным, заслуживающим иногда палки, а иногда моркови[37]. На двойственность нашей природы иронично указывал Т. Ховард:

Любовные утехи не должны быть атакованы мыслями, что все это ниже нашего достоинства и что нам следует молиться, когда мы занимаемся любовью. Это ложная дихотомия, которая должна быть навеки запрещена. Мы не должны освящать природный акт мыслями о Боге, находясь в объятиях возлюбленного. Упругие ягодицы, эрекция фаллоса, вздохи, стоны и хихиканье — все это и так данный Богом порядок вещей.

Существуют люди, которые по причине неправильно понятой духовности презирают тело и все его проявления и испытывают отвращение при одной мысли о сексуальных отношениях. Это отвращение происходит от ложного мировосприятия древних греков, которые ценили интеллект и духовность больше, чем все связанное с телом. Великий Мартин Лютер написал: «Воспроизводство человечества — это слишком великое чудо и таинство. Если бы Бог проконсультировался со мной по этому поводу, я бы посоветовал Ему продолжить создание людей из глины». Сэр Т. Броун записал схожую мысль: «Я бы был удовлетворен тем, что мы могли бы размножаться, как деревья, или чтобы был какой–нибудь другой путь продления рода человеческого без тривиального и вульгарного соития». Он характеризовал половой акт следующим образом: «Самое глупое, что умный человек совершает во всей своей жизни». Леди Хиллингтон, британская аристократка викторианской эпохи, выразила свое отвращение к сексуальным поползновениям своего законного супруга такими словами: «Я счастлива теперь, что сэр Чарлз приходит в мою спальню реже, чем прежде. Я теперь терплю не больше двух его посещений в неделю, и когда я слышу его шаги за дверью, то ложусь на кровать, закрываю глаза, раздвигаю ноги и думаю о Великобритании».

Как следует нам реагировать на эти достойные жалости замечания и как нам наставлять тех, кто согласен с ними? Следовало бы растолковать соответствующую библейскую доктрину о совершенстве творения, с акцентом на благодарность за все добрые дары от Создателя. Следовало бы прояснить многие популярные заблуждения в отношении учения апостола Павла относительно тела и его использования термина плоть. Все это можно сделать на теоретическом уровне. На персональном уровне — различные фобии, препятствующие наслаждению сексом, а именно: страх, который рождает память о плохом опыте в прошлом; страх недоверия; страх быть обиженным или использованным корыстно; страх перед манипуляциями собой; страх подпустить другого слишком близко как физически, так и психологически; страх быть осмеянным; страх провала — должны восприниматься очень осторожно. Когда с закомплексованными людьми обращаются мягко, тогда путь может быть открыт для интимной любви — того, что намного больше обычных супружеских обязанностей, и является неподражаемым праздником радостного единения, союзом, который воспела Книга Песни Песней. Истинная любовь — это приключение и, как каждое приключение, она включает риск, а это, в свою очередь, требует храбрости, чтобы преодолеть страхи и заторможенность. Когда все воспринимается реалистично, тогда огромная радость стучится в наши сердца.

Западная церковь долгое время считала сексуальные отношения постыдными. Это сложная тема, требующая осторожного подхода, и мы можем здесь только наметить пути ее рассмотрения. Во–первых, мы можем быть уверены, что сексуальность (как мужская, так и женская) присуща человеку как неотъемлемая часть всего Божьего плана творения, по поводу которого Создатель произнес: «Хорошо весьма». Это хорошо весьма относится и к способу воспроизводства человечества. Грехопадение человека, проявившееся в его неподчинении своему Создателю, в его желании быть как Бог и никому не подчиняться, повлияло на все сферы его жизни. Его духовные глаза ослепли, его воля стала извращенной, образ Бога в нем был исковеркан, окружающая среда стала враждебной, его сексуальный инстинкт обернулся похотью. Люди, которые были обнажены в раю и не испытывали из–за этого стыда, теперь осознали свою наготу и прикрылись фиговыми листьями. Грех непослушания привел к тому, что они стали стыдиться собственного тела. Нагота стала ассоциироваться в их сознании с уязвимостью, беззащитностью. Но почему именно гениталии стали позорными частями тела, а не глаза, которые смотрели на запретное дерево с огромным желанием? Или их сердца, которые решили презреть запрет Бога? Или их руки, которые сорвали запретный плод? Возможно, стыд сфокусирован на тех частях тел, которые фундаментально различают мужчину и женщину. Гениталии напоминают о том, что первоначально люди были счастливы вместе, а теперь грех разделил их. Преднамеренный грех забвения тварного статуса человека, зависимого от Создателя, проявился в разрушении отношений дополнения друг друга на сексуальном уровне. Стыд возник из осознания наготы, то есть именно того состояния, в котором они дополняли друг друга в раю.

Большинство церквей сегодня все еще придерживаются наследства средневековой Церкви, которая, в свою очередь, унаследовала платонический взгляд на тело. В соответствии с ним, к высшему уровню природы человека относятся его разум и интеллект. А его тело управляется низменными инстинктами. Даже великий богослов ранней Церкви, отец Августин, был до некоторой степени подвержен влиянию этого греческого дуалистического взгляда на человека. Он долго и тяжело разрешал богословские проблемы, связанные с сексуальностью и первородным грехом. Было бы глупо пытаться коротко суммировать его идеи, но, поскольку мы наследовали многое из того, что он сделал, некоторая попытка должна быть предпринята. В соответствии с мнением Августина, в сексе, конечно, нет ничего дурного. Он — часть порядка, созданного Богом. Адам и Ева были сотворены как существа сексуальные. Существование человечества зависело от секса, и Августин понимал, что зачатие не могло иметь места без предшествующей ему похоти и желания. Но Августин считал также, что сексуальное желание, как необходимая физиологическая предпосылка для соития, не контролируется разумом, интеллектом и волей и поэтому грешно. Таким образом, никакая интимная близость не обходится без греха. Соитию предшествует похоть (грех), но в результате достигается хороший результат, а именно зачатие детей и продление рода человеческого. По Августину, соитие просто для удовольствия — это потворство похоти и непростительный грех. Августин был мало осведомлен о физиологии человека, поэтому, размышляя о природе сексуальной жизни Адама и Евы перед грехопадением, он пришел к выводу, что каким–то образом они занимались любовью без похоти, когда разум полностью контролировал плоть. Однако, вместо того чтобы посетовать на незнание Августином современных достижений физиологии, лучше будет сказать о том, что он извратил библейскую доктрину Бога Творца.

Итак, Августин утверждал, что первородный грех распространяется через соитие. Хотя мы согласны с ним, что человечество инфицировано первородным грехом, мы никак не можем согласиться, что этот грех передается половым путем. Иначе сущность греха становится не духовной, а скорее физиологической. Кроме того, Августин поддерживал греческое деление человека на высшие и низшие разделы. Но это абсолютно противоречит антропологии Ветхого Завета, которая описывает человека целостно, а не анализирует его по частям. Человек — это скорее оживленное тело, чем инкапсулированная душа. Это означает, что его инстинкты, аппетиты, желания и эмоции — все это должно рассматриваться как неотъемлемая часть его телесного земного существования. Конечно, на его природу воздействовал первородный грех, но нет у человека высокого и низкого разделов, которые находятся в фундаментальном духовном противоречии друг с другом.

Некоторые люди трактуют половой акт как некоторое таинство. Трудно рассуждать об этом, поскольку неточное использование терминов может легко привести к конфузу. Разговор о соитии как о таинстве требует высокого профессионализма и ясности определений. Приверженцы такой точки зрения полагают, что половой акт является, или должен быть, чем–то большим, чем простым физическим совокуплением. Конечно, половой акт может дегенерировать в нечто совершенно механическое, и примером тому является очень распространенное в современном мире занятие проституцией. Но единая плоть должна означать больше, чем обычный физиологический акт, такой, как, например, поглощение пищи. Помимо физиологии в нем присутствует взаимодействие партнеров на психологическом и эмоциональном уровне. Оба участника полового акта, хотя и сохраняют свою идентичность, в то же время как бы стремятся быть вне себя и слиться с партнером. Это отвержение себя, чтобы раствориться в другом, это мистическое создание нового целого, которое находится вне совокупляющихся тел. Такое самоотвержение в любви видится некоторыми людьми как религиозный акт и мистический поиск души путей соединения с Самим Богом.

Однако не стоит думать, что половой акт в любом смысле священный. Это очень естественный акт, который не нуждается в духовных параллелях. Стремление найти более глубокое духовное значение в половом акте может возникнуть из чувства отвращения к нашей физической природе и естественному репродуктивному процессу.

Язык, используемый для описания всего, что связано с интимной жизнью человека, очень разнообразный: от грубого и вульгарного слова из трех букв до разнообразного сленга, медицинских терминов, поэтических метафор. Стимуляция таким языком желаний и мысленных образов зависит не только от степени его откровенности. Откровенный язык может вызвать шок или отвращение. С другой стороны, метафоры могут иметь более тонкую силу соблазна. Границу между эротическим чувственным языком и прекрасными поэтическими метафорами иногда провести довольно трудно, поскольку порнография может быть легко замаскирована под видом высоко–классной литературы. То, что воспринимается нормально одними, может быть недопустимым для других. Мы видели, что библейские метафоры достаточно сдержанные (входить, проникать в сад, есть сотовый мед, пить вино и молоко, собирать мирр и пряности), и мы были втянуты в их орбиту без возбуждения. Лоуренс в своей книге «Любовник леди Чаттерлей» намного более соблазнителен в своих описаниях эротических сцен. Еще более откровенно описание любовных утех у Чосера, распутный герой которого «колол поглубже и посильнее». Высокая литературная репутация автора не обязательно означает, что он не рискнет временами шокировать чувства людей пожилого возраста или что он сам не пренебрегает моральными нормами, которые являются универсальными для любого возраста.

Но наши мысли блуждают слишком далеко от Песни Песней. Мы оставили наших возлюбленных наслаждаться счастьем супружеской постели. Но они не могут оставаться в постели вечно, и новый сценарий появляется в следующем цикле стихов Песни Песней.

Опять тревожное состояние (5:2–8)

После кульминации любовных отношений, описанной в ст. 5:1, новый цикл начинается со ст. 5:2 с очень неожиданного изменения настроения, которое продолжается до ст. 6:3. Существует единство сюжета во всем этом разделе. Он начинается с мрачных строк, наполненных тревогой и страхом, и заканчивается ст. 5:8, когда девушка традиционно обращается к дочерям Иерусалима. В ст. 5:9 ей отвечают вопросом, который провоцирует восхваление девушкой своего возлюбленного. В ст. 6:1 ее друзья хотят помочь девушке найти ее парня, но она отвечает, что он в действительности не потерялся. Наконец они опять занимаются любовью (6:2,3).

Этот цикл имеет связь и параллельные темы с предыдущим циклом стихов: в ст. 4:12 девушка описана как закрытый сад; доступ к девушке ограничен замком (5:5). В ст. 4:16 она открывает свой сад и приглашает возлюбленного, а в ст. 5:5 она открывает дверь ему. В ст. 5:1 юноша наслаждается плодами любви в ее саду, а в ст. 6:2 он опять пасет между лилий.

Девушка в этом разделе стихов пересматривает опыт своего прошлого. Все освещено с ее точки зрения; реакция парня не рассматривается вообще. В действительности юноша во всем цикле сам не говорит, за исключением передачи девушкой его слов в 5:2. Время событий не указано. Невозможно поместить его в любой повествовательный контекст, поскольку здесь описаны чувства и эмоции при их минимальном сюжетном обрамлении. Было бы не правильно настаивать на том, что события, легшие в основу этого раздела, должны были произойти после свадьбы, описанной в предыдущем цикле.

Девушка, возможно, наполовину спит, наполовину бодрствует, лежа одна в постели. Она еще не уступила глубокому сну, в котором все ее тревоги и волнения моментально улетают прочь. Нет, она спит, а сердце ее бодрствует. И ее возлюбленный стучится в дверь поздно ночью. Голова его вся покрыта росою, кудри — ночною влагою. Но что он делает у ее двери?

Мы можем только предположить, что неожиданный романтический импульс заставил его искать свою возлюбленную в столь поздний час. Как долго он собирался оставаться там — это другой безответный вопрос. (Трудно настаивать на том, что эта пара жената.) Он обращается к ней нежно: моя сестра, моя возлюбленная, совершенство мое. Он стучится в дверь и хочет войти.

Но какова же реакция девушки? Как она отвечает на его просьбу? Она, похоже, демонстрирует свою независимость; мягко подшучивая над ним (или не очень мягко), она дала ему понять, что именно она контролирует ситуацию. Она не склонна ублажать каждую его прихоть. Она не собирается всегда бросаться на его зов. Возможно, это соблазнительная уловка; зная свое стремление к возлюбленному, она играет с ним, чтобы посмеяться и возбудить его. Или причины глубже и ее поведение маскирует скрытую неуверенность в их взаимоотношениях. Ее оправдания очень неубедительны: она сняла свою одежду и лежит в кровати. Возможно даже, что она специально сводит его с ума, говоря о своем голом теле под простыней. Она помыла свои ноги. Но было бы не так уж хлопотно встать и открыть дверь, а потом помыть их опять.

Ее возлюбленный теряет терпение, старается пробраться к ней. Девушка неожиданно меняет свое решение. Она вскакивает с кровати и подбегает к двери. Ее внутренность взволновалась. Здесь, скорее всего, ссылка на ее сексуальное возбуждение. Древнееврейское слово, которое переводится как внутренность, может также переводиться как чрево, недра, внутренние органы. Это может значить, что она очень возбуждена в присутствие своего возлюбленного. Она бросается открывать дверь, но, увы! Ее возлюбленный уже ушел. Она открывает дверь, но за ней никого нет, только полуночный ветер. И ее бедное сердечко почти остановилось. Она почти упала в обморок, когда осознала свою глупость. Она переиграла и теперь пожинала последствия этого. «Я почти умерла, когда обнаружила, что он ушел»[39].

Тогда она начала свои судорожные поиски. Искала, искала и не находила. Звала, звала, но не получила ответа. Она ходила в отчаянии по пустынным улицам и площадям и наткнулась на ночных стражников. Они, очевидно, посчитали ее за пропащую женщину и стали бить ее и срывать одежду. Публичное осуждение проституток заключалось в обнажении их тела (см.: Иез. 16:37; Ос. 2:3). Но вряд ли это был формальный акт осуждения. Просто, вырываясь, она порвала свою тонкую одежду и убежала избитой и полуголой. Это образ ее беззащитности в связи с утерей одежды и возлюбленного.

Потом она взмолилась к дочерям Иерусалима не говорить возлюбленному о том, что они ее встретили и что она больна любовью к нему. Она уже болезненно осознала собственную глупость. И поэтому умоляет дочерей Иерусалима не усиливать боль рассказом ее возлюбленному о ее безумном поступке. Различные переводы этого стиха (5:8) позволяют по–разному интерпретировать ее просьбу. Что именно девушка просит? Древнееврейские слова здесь слегка проблематичны. Нужно понять, просит ли девушка дочерей Иерусалима сказать ее возлюбленному что–то, или просит их не говорить ему что–то. Другие мольбы к дочерям Иерусалима встречаются в ст. 2:7; 3:5; 8:4. Они одинаково негативные. Поэтому, скорее всего, она просит не говорить ее возлюбленному о том, что она больна любовью. Идея недомогания от любви встречается и в ст. 2:5. Возможны две интерпретации этого выражения. Во–первых, оно может означать, что она уже пресыщена любовью. Эта интерпретация мало вероятна, поскольку внутренности ее взволновались от него (5:4). Более вероятно, что она так обезумела от любви, что поступает иррационально, например, выбегает ночью полуодетой в город. Пристыженная своим поведением, она не хочет, чтобы ее возлюбленный знал об этом.

Существует множество параллелей между этой сценой и ст. 3:1–5. В обеих сценах девушка одна проводит ночь в постели. В обеих есть мотив искать и находить; и в том и в другом случае она выходит на ночные улицы и площади, и там и там она натыкается на патруль ночных сторожей. Однако есть также и различия. В первой сцене она ищет парня в своей постели; во второй — он ищет ее, подойдя к ее дому. В первой — девушка выходит из дома и находит своего парня. Во второй — ее поиск окончился неудачей и ее тяжелое положение обусловлено ее собственной глупостью. В первой — сторожа молчаливы и пассивны, в то время как во второй сцене они враждебны и агрессивны. Первая сцена завершилась соитием, после того как она нашла своего возлюбленного. Во втором случае тема поиска возлюбленного продолжается до конца цикла. Очевидно, что второй отрывок более тревожен, чем первый. Драма усиливается негативными реакциями на ее поведение. Юноша исчезает, оставив ее в полуобморочном состоянии. Городские ночные сторожа избили ее. Ее сны (или ночные кошмары?) имеют повторяющиеся темы: тревога из–за разлуки, страх потерять и сильное желание срочно увидеться.

Следует упомянуть, что многие комментаторы увидели в этом отрывке эротический смысл. Проблема в том, что если однажды нам удается понять эротическую подоплеку поэтических метафор, то мы уже начинаем искать скрытое эротическое значение всех стихов. Со временем мы дезориентируемся и теряем след главной темы этой поэмы, попадаем в колею, которая ведет в никуда. Такой подход к изучению придает эротический смысл всей Песни Песней, чего нет на самом деле. Поскольку Песнь Песней — это, прежде всего, празднование любви, красоты и взаимной преданности. Мы не должны позволять, чтобы эротика стала доминирующей при интерпретации Песни Песней. Таким насильственным образом часто интерпретируются ст. 5:4,5 (буквальный перевод): «возлюбленный мой протянул руку свою через отверстие», «…я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему», «…и с рук моих мирра текла на задвижку». Ссылки на отверстие, открывание двери и задвижку имеют свое буквальное значение. Любое эротическое значение этих слов существует только в голове читателей. Слова и фразы здесь не были использованы метафорически, как, например, в случае с горами Безер. Если мы начнем искать ссылки на соитие и интимные места повсюду, мы просто утонем в болоте эротизма.

Этот раздел затрагивает несколько различных тем, которые нам следует коротко рассмотреть. Во–первых, здесь есть страх утери. Это хорошо отражено в ее тревожных снах. В первом случае она абсолютно замучена тоской по возлюбленному и боится его потерять. Во втором случае она хочет остаться одна, и ее ответ заставляет его уйти. Хотя это может показаться случайным капризом, на самом деле это реакция на скрытое глубинное напряжение в человеческой психике. Девушка хочет побыть одна. Она хочет создать вокруг себя некоторое пространство, где может быть сама собой и не заботиться о том, как другие будут реагировать на нее. Она хочет сохранить свое эго неприкасаемым. Это не просто временная сдержанность, а стремление сохранить независимость своей личности. У каждого из нас есть нечто, в чем мы хотим быть подотчетными только перед самим собой, и ни перед кем другим. Она хочет побыть одна со своими мыслями и не хочет, чтобы в ее мир кто–либо вторгался. Поскольку любое вторжение означает угрозу, встречу неизвестного. Это также означает нашу уязвимость, поскольку мы даже не знаем, как сами будем реагировать. И иногда в своих страхах мы отходим от людей, поскольку риск взаимодействия кажется великим. С другой стороны, наша девушка тоскует по своему возлюбленному. Она желает его присутствия и тревожится, когда его нет рядом. Ее сердце украдено им, и она хочет полностью отдаться ему. Это экзистенциальный парадокс, лежащий в основе любых отношений. Убежать от любви — означает увянуть и умереть. Сдаться и рискнуть — означает расти и ощущать жизнь сквозь боль и приспособление.

Во–вторых, девушка сознательно кокетничает — она играет на эмоциях своего возлюбленного. Она преднамеренно скрывает свою привязанность, возможно, чтобы наказать за некоторый небольшой недостаток внимания. В каждодневных взаимоотношениях это может быть красноречивым сигналом о том, что что–то не так. Мы можем быть не способны артикулировать наши жалобы или чувство обиды, поэтому отворачиваемся от партнера, надеясь спровоцировать его реакцию. Иногда это действует, иногда это может иметь неприятные последствия. Но это вряд ли твердое основание для строительства прочных отношений. Озвучивание своих претензий — болезненное занятие и требует определенной храбрости. Но в результате это более продуктивно, чем отказ от общения. Но здесь, в Песни Песней, девушка просто кокетничает и к ней это не относится.

В–третьих, мы можем видеть здесь иррациональность любви. Мы все знаем, что это такое. Наш юноша поступает импульсивно, отправившись к девушке ночью. Был ли он уверен, что не потревожит членов ее семьи? Аналогично этому девушка рискует, пренебрегая нормами общества. Она убегает в город, не задумываясь о том, что могут об этом подумать другие. Они оба движимы силой, которая сметает все барьеры, презирает все устои. Она окружена защитниками морали, осуждающими сторожами ночных городских стен и ее братьями, которые заставляют ее работать под их надзором в винограднике (1:5). Ее огорчает то, что она не может целоваться и демонстрировать свою любовь публично (8:1). Мораль общества заставляет возлюбленных искать уединенное место вдали от осуждающих глаз блюстителей нравственности; они ищут тенистые поляны (1:16,17) и шатры пастухов (1:7). Стремление к уединению не возникает из–за какого–нибудь незаконного или аморального намерения. Но они боятся неодобрения блюстителей общественных норм, которых воспринимают как убийц их радости. Но все же мы вынуждены настаивать на том, что полнота любви может и должна быть достигнута только в пределах религиозных и социальных устоев общества. Эти устои не должны восприниматься как тусклые и серые. Радость и полнота жизни могут быть найдены в пределах этих нерушимых границ.

Дочери Иерусалима отвечают (5:9)

Тон этого вопроса компаньонок девушки трудно определить точно. Возможно, это слегка насмешливое восклицание: «За кого ты принимаешь своего возлюбленного? Что в нем особенного?». Использование слов прекраснейшая из женщин может быть глумливым повторением слов (1:7) самого возлюбленного (или их собственных), которые они бросили ей в лицо с презрением, источником которого являлась ревность. Как еще они могли отомстить ей, помимо слов глумления? Буквально на языке оригинала вопрос компаньонок читается: «Что, твоя любовь больше, чем сама любовь?». Здесь есть небольшая двусмысленность. Древнееврейское слово, обозначающее любовь, использовано здесь в единственном числе, таким образом, возможно, относится к самому юноше. Но во множественном числе это слово используется для обозначения любовных утех. Таким образом, остается непонятным, спрашивают ли они, чем отличается юноша от других парней внешне или своими сексуальными способностями, то есть его способностью удовлетворить девушку, изнемогающую от любви. Следующие стихи (5:10–16) позволяют считать, что вопрос задан о приметах парня. Если он такой выдающийся и несравнимый, как она о нем думает, тогда они, пожалуй, согласятся с ее просьбой воздержаться от рассказа о ее глупости юноше. Но они хотят быть уверенными; поэтому девушка восхваляет парня в следующих стихах.

Восхваление возлюбленного (5:10–16)

Девушка отвечает на вопрос дочерей Иерусалима в ст. 5:9. Это восхваление ее возлюбленного, экстравагантное и яркое. Оно полно поэтических гипербол. Девушка не дает в нем фоторобот своего парня. Дочери Иерусалима не смогут узнать парня по этому описанию; оно не поможет им найти его в толпе. Это скорее выражение того, как девушка к нему относится. Если описание ее граничит с фантазией, ладно, такова любовь. После детального перечисления различных частей его тела она триумфально закончила: «Вот кто возлюбленный мой, и вот кто друг мой», и никто не имел смелость возразить ей.

Конечно, вся сцена — это литературная стилизация. Это поэтическое творение автора Песни Песней, вложенное в уста девушки. Как и любое произведение искусства, данная поэма стремится создать иллюзию, атмосферу, приглашает нас увидеть реальность глазами самого художника. Для этого мы должны приглушить наши психологические и философские установки, наше собственное восприятие реальности и погрузиться в творческий мир художника. Мы должны быть готовы приостановить свои негативные суждения, не игнорировать произведение искусств из–за того, что наша первоначальная реакция на него — шок или презрение. Нам важно здесь понять, как сама девушка воспринимает любимого, и сопереживать ей.

Юноша описывается с головы до ног. Он сияющий и румяный, то есть, иначе говоря, он пышет здоровьем. Его лицо румяное от природы или это — результат загара на ветру. Молодой Давид был описан схожим образом (см.: 1 Цар. 16:12). Древнееврейское слово, переводимое как румяное, может также означать мужественное. Его голова описана как чистое золото — возможно, девушка считала его бесценным или он имел загорелое до цвета бронзы лицо. Саул и Давид, двое великих израильских лидеров, описывались также восторженно: «Саул, молодой и красивый; и не было никого из Израильтян красивее его; он от плеч своих был выше всего народа» (1 Цар. 9:2); «был белокур, с красивыми глазами и приятным лицем» (1 Цар. 16:12). И наш возлюбленный определенно являлся героем для девушки, идеализированным суперменом.

Его кудри черные и сверкающие, как ворон, контрастировали с его золотистой кожей. Глаза его — как голуби. Эта метафора не вполне ясна. Вряд ли она имеет тот же смысл, что и метафора в 1:14, когда он описывал глаза своей возлюбленной. Множество попыток было сделано, чтобы раскрыть очень туманные слова, переведенные буквально как при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве. Трудно рассматривать все метафорическое описание только по отношению к глазам. Возможно, лучше отнести его к голубю, чем к глазам. Метафора как бы начинает жить самостоятельной жизнью, становится все более и более фантастичной, так что суть первоначального сравнения теряется. Некоторые интерпретаторы связывают древнееврейское слово, переводимое как довольство, со схожим словом, описывающим драгоценные камни, вставленные в наперсник судный (Исх. 28:17).

Щеки его являются цветником ароматным с башнями благовоний. Руки его — золотые цилиндры, его тело (возможно, торс или живот) — доска из слоновой кости. Сапфиры и хризолиты усиливают экстравагантность описания, хотя ничего не добавляют к описанному образу. Он имел стройные ноги как алебастровые столбы. В целом он выглядел внушительным и постоянным, как горы Ливана. Он выше кедров Ливанских. Уста его — как сладкое вино, что, безусловно, передает ее оценку поцелуев парня. Эта метафора напоминает метафору ст. 5:13, где его губы сравниваются с нежными лилиями. Лилии являются обычными метафорами Песни Песней, имеющими определенный эротический подтекст. В ст. 5:13 сказано, что губы его источают текущую мирру. Итак, его великолепие, его блеск почти не из этого бренного мира. Ее описание сразило скептически настроенных товарок. Если она и преувеличила немного в своих сравнениях, что ж, это простительно. В конце концов, она переполнена любовью к ее парню.

Предложение помощи (6:1)

Вероятно, теперь дочери Иерусалима убеждены, что он — образец мужской красоты, почти богоподобный юноша, и на него стоит взглянуть. Поэтому они предлагают свою помощь. Их тронуло ее красноречие.

Роль третьего участника любовных отношений часто очень двусмысленна. Есть те, кто под предлогом желания помочь просто мешают и суют нос не в свои дела. Но мы часто действительно нуждаемся в истинных друзьях, которые говорят нам правду и заставляют нас осознать истину, не всегда различимую для нас. Их мудрые советы нередко помогают нам найти выход из сложных положений и объективно оценить ситуацию. Нам нужны такие слушатели, как эти дочери Иерусалима, которые помогают выразить свою тревогу и глубоко спрятанные чувства.

Вовсе не потерявшийся (6:2,3)

Ответ девушки довольно загадочный. Он звучит так, как будто ее возлюбленный вовсе и не потерян. Как будто ее восхваление привело его к ней или ее властное воображение сделало реальным его присутствие, и она успокоилась, зная, что она действительно принадлежит ему, а он ей. Конечно, все это кажется немного странным, но любовь и мечты о любви часто находятся вне сферы анализа. В 6:3 девушка изменила предыдущий порядок выражения их принадлежности друг другу. В ст. 2:16 она говорит: «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему». Некоторые исследователи увидели в этом свидетельство дальнейшего развития их любовных отношений. Тревога девушки по поводу исчезновения возлюбленного теперь обернулась их счастливым воссоединением. Весь четвертый цикл был выражением ее тревоги, которая оказалась беспочвенной.

Здесь говорится не только об эмоциональной близости влюбленных, но и о физической. Ее мечты очень сексуальны. Ее возлюбленный пошел, чтобы пасти в садах и собирать лилии. Мы уже встречали в отрывке 4:12 — 5:1 тему сада как метафору женственности девушки. Она во многом перекликается с образом виноградника. Некоторые комментаторы споткнулись о множественное число слова «сад» в 6:2. Но множественное число здесь обусловлено разнообразием садовых растений. «Юноша отправился в сады» не означает, как некоторые полагают, что он не верен девушке. Речь здесь и не о царе Соломоне с его гаремом, поскольку 6:2 и 6:3 органично связаны между собой, а в 6:3, без всякого сомнения, говорится о юноше. Нет, под словом «сады» подразумевается именно девушка, она — обширный сад с великолепным разнообразием флоры и фауны.

Метафора сада может быть раскрыта разными путями. Сад — место, где произрастают приятные на вкус фрукты. В 4:13 девушка описана как «сад с гранатовыми яблоками», плоды которого существуют для того, чтобы их собирали и пробовали на вкус. В 5:1 возлюбленный вошел в свой сад и попробовал его плодов. Плоды в саду — это всегда источник удовольствия, они не ассоциируются с плодородием. Также и соитие — это, прежде всего, удовольствие для героев, поскольку тема воспроизводства упоминается в Песни Песней косвенно. Возлюбленный никогда не изображается «сеющим зерна» в своем саду. Эта концепция чужеродна для Песни Песней. Такая «агрокультурная» концепция сада является распространенной для культур третьего мира, но не для Песни Песней. Она придает женщинам статус имущества, которое может быть куплено или продано.

Ее цена определяется ее способностью приносить плоды. Если она не приносит плодов, может быть приобретен другой сад. Эта идея была, в частности, характерна для хананитов, среди которых поселились евреи. Конечно, эта концепция постепенно проникала в самосознание еврейского общества, но она никогда не была санкционирована пророками или священниками.

Нам известна притягательность сада. Застенчиво, с почтением, как будто мы на святой земле, входим мы в ухоженный сад с подстриженными газонами, безупречными клумбами, прекрасными цветущими кустами и беседками, обсаженными елями или ивами. Мы чувствуем себя нарушителями порядка, не имеющими права находиться там. Сад выглядит естественным, хотя и является делом садоводческого искусства. Влияние цивилизации здесь не навязчивое, оно проявляется в обрезке, прополке, прореживании, орошении, удобрении земли. Окончательный результат приводит нас в восторг. Было бы неправильно что–либо портить здесь. Саду свойственно некоторое таинственное очарование — запрещающее и, одновременно, приглашающее.

Замечания «частное владение», «вход запрещен» искушают нас проникнуть на частную территорию. В саду нас охватывает чувство покоя. Шумный мир снаружи остается только в памяти. Шум транспорта за высокой каменной стеной, уединенные прогулки по пустынным тенистым аллеям, кованые металлические решетки — все это создает особый мир, в который мы входим с изумлением и радостью. Для нас счастье — проникнуть в этот частный неизведанный мир.

Девушка — тот сад, в который приходит ее возлюбленный, и они соединяются в нем. Она обнимает его и творит для него новый мир, новое измерение, в котором он теперь живет и радуется. Она, как сад, приносит покой и радость мужчине. Она для него — тень в полуденный час, а он для нее (2:3). Они пробуют сладость плодов друг друга.

Некоторые авторы решили провести параллели между садом Песни Песней и садом Эдема перед грехопадением (см.: Быт. 2). Оба сада пышные и изобильные. Они прекрасны, и их плоды сочны и сладки. Сады орошаются собственными источниками. Там отсутствует чувство стыда или вины. Они — сады восторга, рай, который должен быть обследован и в котором познается наслаждение. В них осуществляется интимный союз между мужем и женой; нет затруднений и ограничений, только радость. Однако, как только такая параллель проведена, возникает важный вопрос: что дальше? Не пробуждает ли чтение Книги Песни Песней желания вернуть первоначальную невинность и свободу, свойственные первым людям в Эдеме? Однако в действительности назад пути нет ни в богословском отношении, ни в моральном. Мужчины и женщины были изгнаны за свое неповиновение, за нежелание принять свой статус зависимых от Творца созданий. Это восстание против Создателя не только разрушило их взаимоотношения с Ним, но пострадала и их связь друг с другом, и с природой. Боль и тяжелый труд стали их уделом; сотворенный порядок вещей был нарушен и стал враждебным для человечества. Грехопадение закончилось изгнанием людей из Эдема, который с тех пор охраняет херувим с огненным мечом. Их изгнание — улица с односторонним движением. Идеальные условия рая никогда не могут быть восстановлены. Любая попытка сделать это — иллюзорна. Раскованная сексуальность, нудизм и тому подобное никогда не смогут стать путем возвращения людей в Эдем. Это потому, что наша сексуальность, наша воля, наш ум — все пострадало от грехопадения. Притворяться, что это не так, — значит обманывать себя. Но для христиан, надеющихся на новые небеса и новую землю, восстановление всех вещей будет не повторением Эдема, а чем–то гораздо более прославленным. Человечество во Христе Иисусе не будет раздето догола, но одето в одежды славы. Наркотики и внебрачный секс во многом являются попыткой вернуться назад в Эдем. Те, кто пытается это сделать, должны винить только самих себя, когда их ранит огненный меч херувима. Единственный путь назад — это идти вперед, прочь от смерти Эдема к установлению в душе Царства Божьего.

Устрашающая красота девушки (6:4–7)

Пятый цикл Песни Песней начинается с восхваления юношей красоты своей возлюбленной. Ст. 6:4–10 составляют объединенный единой темой раздел, обрамленный словами: грозна, как полки со знаменами. За этим следует нечто похожее на мечту (6:11) и очень туманный ст. 6:12. Передвижение девушки в этом разделе очень неопределенно. Однако ее действительный (или предположительный) уход (6:12) оправдывает появление отрывка 7:2–6, где юноша восхваляет ее красоту. Обычно считается, что он представляет девушку танцующей перед ним. Потом следует дуэт, в котором влюбленные выражают обоюдное желание физической близости, и девушка приглашает своего возлюбленного отправиться с ней за город, чтобы предаться там любви (7:12—14). В 8:1 девушка выражает вспыхнувшую вновь жажду близости, которая рождает новый полет сексуальных фантазий, завершающихся ее мольбой к дочерям Иерусалима не будить любовь, доколе ей угодно.

В 6:4 возлюбленный появляется из ниоткуда. Он был объектом ее бесполезных поисков. Его слова являются ответом на утверждение девушки, что их преданность друг другу взаимна (6:3). Они напоминают восхваление в отрывке 4:1–3, за исключением того, что опущено сравнение ее глаз с голубками, а также не упомянуты губы. Кроме того, в первоначальном варианте текста ее красота сравнивается с Фирцой и Иерусалимом. И опять описание возлюбленной только частичное. Это позволяет читателям самим додумывать, что могло быть сказано об остальных частях ее тела. Наше любопытство удовлетворено в ст. 7:2–6, где девушка описана с ног до головы.

Сравнение прекрасной девушки со столичными достопримечательностями звучит несколько странно для современных людей. Но сходство здесь не во внешней красоте, а в царственном облике и города, и девушки. Фирца — древний хананейский город, упомянутый в Книге Иисуса Навина (см.: Нав. 12:24). Иеровоам I перенес туда свою столицу во время отделения Израиля от Иудеи. Город Фирца был полон естественной природной красоты. Иерусалим же был столицей Иудеи, где правила династия Давида. Этимология этих названий позволяет лучше понять смысл стихов. Название Фирца произошло от корня, означающего быть приятным. Слово Иерусалим означает что–то подобное фонтану благополучия. Позже в 8:10 девушка описывает себя как ту, кто приносит шалом, то есть благополучие, мир и уверенность. Мы говорим, что у каждого города свои характерные особенности. Так же и для девушки. Ее особенность — поразительная и устрашающая красота. Фирца — это архетип прекрасного города–сада, в то время как Иерусалим, построенный на холмах, олицетворяет царственную неприступность. В других местах Ветхого Завета Иерусалим описан как совершенство красоты (Пл. 2:15).

Красота девушки охарактеризована как устрашающая. Она вызывает восхищение, смешанное со страхом. Мы уже упоминали об этом в нашей дискуссии по поводу ст. 4:9. Сравнение девушки с полками со знаменами не находит подтверждения в древнееврейском тексте, где нет упоминаний о войсках или других военных подразделениях. Слово войска, возможно, происходит от древнееврейского, обозначающего израильские лагеря в пустыне. Более вероятно, что смысл стиха связан с корнем аккадского глагола, означающего «видеть». В таком случае это слово в переводе просто означает нечто вроде «зрелища» — вида, который нужно воспринимать со страхом и трепетом. То же выражение опять встречается в 6:10 (в некоторых переводах — «как звезды в их хороводе»). Итак, она слишком великолепна, чтобы спокойно смотреть на нее. Мы могли бы сказать о красавице, что она ужасно красива, хотя она отнюдь не ужасает, просто мы используем это слово вне связи со значением его корня. Итак, наш влюбленный пленен ее красотой; он просит ее «уклонить очи», настолько велика сила ее, которая может взволновать и вывести из строя. Парафраз этих стихов может звучать таким образом:

Этот аспект красоты передан французским поэтом XII в. Макабру:

Потрясающая красота девушки затем описана в деталях: ее кудрявые блестящие волосы, ее потрясающие зубы, обнажающиеся в ослепительной улыбке; ее щеки или лоб под тонким покрывалом. Мы уже встречались с такими описаниями в 4:12. Нам не следует удивляться повторениям. Это органично присуще природе Песни Песней, состоящей из повторяющихся циклов. Языку любви свойственны повторения[41]. Что касается самих восхвалений, то комплименты благоприятно воздействуют на развитие взаимоотношений. Это не корыстная лесть, а законное желание доставить партнеру удовольствие. И часто приходится удивляться, как небольшая похвала стимулирует взаимоотношения и творит чудеса.

Она абсолютно уникальна (6:8,9)

Юноша продолжает щедрое восхваление своей возлюбленной. Она уникальна, несравненна. Ею восхищается не только он, но также царицы, наложницы, девицы. Она заслужила особое расположение у своей матери. Как сказал Р. Дэвидсон, «с тщеславием, рожденным любовью, он перечислил всех других женщин, приходящих поздравить ее и восхвалить ее красоту»[42]. Царицы, наложницы и девицы упомянуты в порядке уменьшения их ранга, зато их число увеличивается: шесть, восемь, бессчетное количество. Числа не должны восприниматься буквально. Это всего лишь литературный прием, призванный показать неопределенно большое количество (см.: Ам. 1:3). Все эти великолепные женщины обычно считались членами гарема царя Соломона. Многие пытаются сопоставить эти числа с семьюстами женами и тремястами наложницами гарема Соломона, упомянутыми в 3 Цар. 11:3, предполагая, что Книга Песни Песней была составлена в начале правления царя Соломона, перед тем, как супруги царя склонили его к идолопоклонству.

Но нас не должно это заботить. Число женщин — не конкретная цифра. Важно, что красота многих царских красавиц, жен и наложниц померкла в сиянии ослепительной красоты героини. Дважды она упомянута как «единственная», то есть уникальная; она «отличена» своей матерью. Как и Исаак — единственный сын Авраама (см.: Быт. 22:2), она — самая любимая у матери. Она благословлена, потому что награждена природной красотой, так что куда бы она ни шла, люди оборачивались, чтобы насладиться ее красотой.

Счастлива та девушка, кем так восторженно восхищаются. Но способность восхищаться и восхвалять тех, чьи природные дары превосходят наши собственные, способность делать это без малейшего оттенка зависти или желания оклеветать, — это тоже, несомненно, дар милосердного Бога. Поскольку легче человеку увидеть сучок в глазу брата своего, чем бревно в своем собственном (см.: Мф. 7:3–5). Способность получать восхваления от других и не возгордиться от этого — это также дар, ибо «кто отличает тебя? Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?» (1 Кор. 4:7).

Как лучи солнца пробиваются через туман осеннего дня, так и красота согревает наши сердца и поднимает наш дух. Купаясь в лучах красоты, мы испытываем трепет и стремимся соответствовать ее чистоте через отказ от грубости. Поэтому красота — это дар, который делает наш мир лучше.

Но красота не должна оцениваться только эстетически. Девушка из Песни Песней не холодная статуя, обладающая отстраненной красотой. За сверканием ее красоты — живой теплокровный человек. Ее красота — дар, который может быть использован для добра или зла, для себя самой или для других. Осознавая свою власть, она могла привлекать обожателей и легко стать самовлюбленной, тщеславной и эгоистичной, манипулировать мужчинами.

Красота — это дар на время, и он требует ухода. Однако понимание того, что красота преходяща, не обесценивает этого дара. Это просто признание очевидного факта, что мы обладаем вещами, которые не можем удерживать слишком долго. Красота увядает, как цветок, и никакие ухищрения косметики не способны скрыть неизбежного опустошения, производимого временем. Мы все станем морщинистыми, наша кожа потеряет румянец, и формы наших тел начнут меняться, увеличиваясь или уменьшаясь в самых неподходящих местах. Хотим ли мы этого или нет, не имеет никакого значения. Поиск вечной молодости — это занятие для дураков, и чем скорее мы осознаем это, тем лучше для нашего здоровья. Жестокие реалии вселенских законов энтропии и дезинтеграции вызывают из глубин нашего сознания тоску по обновлению и трансформации, тоску по тому состоянию, в котором нет разрушения и в котором мы все будем отражать совершенство Христа: «Который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его, силою, [которою] Он действует и покоряет Себе все» (Флп. 3:20,21).

В этих стихах наш влюбленный описывает девушку как уникальную. Девушка вне всяких сравнений; не существует никого другого, кто может наполнить жизнь парня так, как она. Но в реальных взаимоотношениях, в противоположность литературной выдумке Песни Песней, мы, помимо партнеров, нуждаемся и в других людях, так как у нас много разнообразных потребностей. Близкие отношения, которые мы устанавливаем с партнерами, уникальны только в том смысле, что, имея их, мы не вступаем в сексуальный контакт с другими. Но это не означает, что наши партнеры или супруги способны удовлетворить нас во всем многообразии наших потребностей. Понимание этого позволит нам предоставить нашему избраннику право общаться с другими людьми и удовлетворять свои потребности в тех сферах, где мы сами не в состоянии это сделать. Предположим, я не способен полностью удовлетворить потребность моей жены разговаривать о садоводстве. Значит, мне следует без ревности позволить ей получить необходимое, общаясь с кем–нибудь еще. Нам следует помнить, что как бы тесен ни был наш союз, мы остаемся автономными личностями. Мы не всегда думаем одинаково; наши избранники всегда останутся для нас людьми, окутанными бессрочной тайной. Разница во мнениях может приводить временами даже к обострению отношений. Железо натачивается железом же, и мы высекаем друг из друга искры. Но случайно мысли могут и совпадать во всех деталях, и тогда мы искренне удивляемся: «Как, и ты видишь это так же!». И это успокаивает нас.

Мы можем сказать о молодой паре, начинающей жить вместе: «Я надеюсь, что они сделают друг друга счастливыми». Способность с избытком наполнить чашу счастья своего ближнего — это благословенная способность. Погреться в присутствии другого, найти полноту во взаимодополняющем союзе — это роскошный приз. Богатство взаимной самоотдачи ведет к глубокой удовлетворенности, которая и есть истинное счастье. Но даже в моменты глубокого счастья мы можем ощутить внутреннее одиночество, непереносимую тоску, которую ни один земной союз не может компенсировать. Мы осознаем эфемерность самых прекрасных наших союзов и устремляемся душой к другому миру, который является нашим родным домом. Мы чувствуем, что там должно быть истинное, незыблемое и все преодолевающее счастье, бледным отражением которого является наше земное счастье. Льюис сказал об этом стремлении к вечности так: «Если я нахожу в себе желание, удовлетворить которое ничто в этом мире не может, наиболее вероятным объяснением следует считать то, что я был создан для другого мира»¹. Величайший богослов Августин сказал: «Бог создал нас для Себя, и наши сердца не найдут покоя до тех пор, пока не успокоятся в Нем». Так что давайте никогда не обманываться на тот счет, что наше счастье обитает в другом человеческом существе. Мы созданы по образу и подобию нашего Создателя и только в Нем одном можем найти истинный покой.

Космическая красота девушки (6:10)

Это риторический вопрос, похожий на вопрос в 3:6 и 8:5. Безусловно, сама девушка является объектом этих похвал. Этот стих заканчивает раздел текста, начинающийся с 6:4, где упоминаются «полки со знаменами». Красота девушки конкурирует с любым природным феноменом. Ее сравнивают с зарей, луной, солнцем и «полками со знаменами». Последнее выражение мы уже встречали, и оно имело значение «зрелища», «явления». Сравнения с природными явлениями дали основание некоторым интерпретаторам подразумевать под «зрелищем» звездный купол ночного неба. Слова заря, луна, солнце, звезды выражают неземную природу красоты девушки. Она сама — природный феномен и почти не от мира сего. В действительности те комментаторы, которые полагают, что первоисточником текста Песни Песней был некий языческий источник, говорят, что первоначально в стихах рассказывалось о сильных, прекрасных и чувственных богах культа плодородия Анат и Иштар. Хотя мы не поддерживаем этой точки зрения, следует отметить, что здесь действительно речь идет как будто бы о божестве. Так в Книге Иова (37:21,22) солнце сравнивается с великолепным появлением Самого Бога:

Солнце и луна всегда являются источниками суеверий. Иов осознавал возможность идолопоклонства луне и солнцу:

Девушка выглядит как заря. Глагол «выглядит» в другом ветхозаветном контексте означает «смотреть вниз на что–то». Это подходит для луны, солнца и звезд; для зари же это значение не годится. Но общая идея ясна. Мы наблюдаем явление чудной девушки. Возникает чувство, будто мы видим начало зари. Человек терпеливо ожидает первых лучей поднимающегося солнца, которое освещает бледные очертания гор. Так и с девушкой; если даже ее появление в одежде вызывает такое сильное чувство, что же будет, когда она обнажит свое тело и предстанет во всей своей сияющей красоте?

Поэтическое древнееврейское слово, переводимое как луна, означает также «белизну». Полная луна, нереальная в своей белизне, кажется далекой и бесконечно соблазнительной. Так и наша девушка обладает этими соблазнительными качествами. Есть желание потянуться и коснуться. Так пленительно это видение. Но всегда остается страх, что, поступая так, мы можем запятнать ее чистоту. Это один из странных парадоксов красоты. Если наше желание обладать ею исполнено, она теряет свою соблазнительность, присущую красоте недоступной.

Ее появление также ассоциируется со сверкающим солнцем, поскольку она согревает сердца всех, кто любуется ею. Иногда просто вид сияющего лица может дать человеку энергию на весь день. Наша девушка появляется, как солнце. Ее присутствия никто не может игнорировать. Она производит впечатление на всех, чьи орбиты пересекаются с ее орбитой.

Она прекрасна, как звездный купол ночного неба. Это волнующее занятие — смотреть на звезды в безоблачную ночь. При этом многие испытывают чувство одиночества, ощущают свою незначительность в космическом порядке вещей, что вызывает тревогу.

Конечно, все эти метафоры до некоторой степени взаимоисключающие. Но все они отражают трепет перед величием и отстраненностью красоты. Расстояние до космических объектов вызывает в нас чувство почтения. По отношению к девушке появляется такое же чувство. Но чувство трепета исключает близость. Если мы поставим кого–то на пьедестал, то будем вынуждены смотреть на него издалека и не трогать. Он становится идолом, которому нужно служить и поклоняться на расстоянии. Причем, чем дальше мы находимся от идола, тем меньше способны видеть его недостатки. Мы начинаем поклоняться тому, что создано нашим воображением. Реальность же, как правило, опровергает наши фантазии.

Поэт лорд Байрон замечательно описал неземную природу красоты в стихах, которые эхом откликаются на чувства, выраженные в Песни Песней:

Мечты в ореховом саду (6:11,12)

Восхваление юношей своей возлюбленной заканчивается в 6:10, где он цитирует слова цариц и наложниц. Новый раздел начинается здесь, в 6:11, но значение и контекст его очень туманны. Не совсем понятно, кто произносит эти слова. Некоторые переводчики вкладывают их в уста юноши. Однако я считаю, что говорит девушка, поскольку слова в 6:13, безусловно, адресованы ей. В этом стихе ее просят вернуться оттуда, где она уединилась. Так что в 6:11, скорее всего, описывается уход девушки в ореховый сад, а 6:13 — это просьба к ней вернуться назад. Но в древнееврейском тексте нет никаких лингвистических указаний, которые позволили бы нам определить пол говорящего лица. Одни связывают эти стихи с 6:2, где возлюбленный пошел в свой сад, предполагая, что девушка отправилась вслед за ним. В 6:2 мы воспринимали сад в метафорическом значении; здесь, в 6:11, сад, похоже, нужно воспринимать буквально. В этом разделе вновь затронута тема любви весной (см.: 2:11—13), но здесь девушка проверяет, распустилась ли виноградная лоза, скорее всего, в культивированном саду, а не на открытом пространстве за городом. Виноградник мог орошаться в дождливый сезон благодаря вади, проходящему через него. Вади — это канал (арык в Средней Азии), по которому поступает речная вода. Ореховые деревья вызывают много эротических и мифологических ассоциаций, но мы не должны сосредоточиваться в этом случае на деталях. Девушка гуляет одна, задумчиво осматривает цветущие деревья и виноградные лозы и вдруг мысленно переносится в общество своего возлюбленного.

Ст. 6:12, вероятно, — наиболее туманный стих во всей Книге Песни Песней. Обращение к древнееврейскому оригиналу ничего не проясняет. Все слова хорошо известны, но синтаксис не ясен, и общее значение весьма загадочно. Было сделано множество попыток прояснить эту загадку с помощью небольших поправок древнееврейского оригинала, однако все это осталось всего лишь догадками. Буквально древнееврейский текст читается так:

Неясно, является ли «моя душа» объектом для глагола «знать» или субъектом для «заставляет меня». Пропущен ли предлог перед словом «колесницы»? Какая связь между словами «мои люди» и «принц»? Древнееврейское слово, переводимое как принц, некоторыми интерпретаторами заменяется именем Аминадав. Ниже приводятся различные варианты перевода этих стихов:

Общий смысл, кажется, таков: не успев осознать, что происходит, девушка обнаруживает, что впала в некоторое экстатическое состояние, как будто бы она находится вне своего тела. Она утратила нормальное чувство самообладания из–за великой радости и волнения, которые вызвал в ней ее возлюбленный. В состоянии экстаза она в мечтах перенеслась к своему любимому; она представляет себя с ним, как будто ее увезли на царской колеснице. (Некоторые интерпретаторы делают из этой сцены описание похищения девушки царем Соломоном.)

Сцена символизирует благородство, царское достоинство и великолепие. Девушку во всеуслышанье признают супругой ее царственного возлюбленного, к которому она устремилась душою.

Вероятнее всего, это фантазия. Древнееврейское слово, которое переводится как душа, может иногда переводиться как желание или тоска. Ее мечты могли не иметь ничего общего с реальностью, но это не важно. Она любит. Когда–нибудь она спустится на землю. Но теперь она далеко, затерянная в своих собственных мыслях.

Наши фантазии о любви и браке в основном не являются вредными. Мы можем мечтать о наших будущих супругах — замечательных актрисах или успешных менеджерах, талантливых врачах или известных политиках. Но когда огненная стрела Эроса пронзает наше сердце, программист может оказаться безработным садовником, а актриса — социальным работником. Поскольку Эрос не уважает людей, огонь любви часто возгорается между теми, кто мало подходит друг другу. Что же делать? Процесс привыкания — «притирки» — должен проходить спокойно; надо набраться терпения, запастись юмором. Это тот случай, когда фантазии нужно оставить. Следует принять партнера таким, каков он есть, а не таким, каким мы, возможно, хотели бы его видеть. Программа «переделки» нашего избранника — это рецепт несчастья. Нужно приспосабливаться друг к другу, идти на компромисс, быть толерантными. Все это вместе с любовью откроет путь к невиданным открытиям, которые никогда не перестанут удивлять во время длинной совместной дороги, полной приключений.

Утеха для глаз (7:1)

Девушка унеслась в своих мечтах далеко от всех, и друзья зовут ее вернуться в реальный мир, чтобы им любоваться ее красотой. Вторая часть стиха могла быть произнесена как юношей, так и девушкой. Я придерживаюсь того мнения, что девушка использует имя Суламита для обозначения самой себя. Тон ст. 7:1 кажется каким–то раздражительным или оборонительным. Девушка как будто понимает, что мотив обращения к ней неуважительный. Просьба вернись, вернись звучит как команда. Некоторые исследователи слегка корректируют исходный древнееврейский текст, чтобы он читался как «прыгай, прыгай», то есть превращают просьбу в требование танцевать. Но это обосновано только желанием самого интерпретатора превратить отрывок 7:2—6 в описание ее танца перед зрителями. Однако в оригинале нет никаких указаний на то, что девушка здесь или в другом месте танцует. Она укоряет зрителей за то, что они уставились на нее, как будто она танцовщица. У нас же нет оснований считать, что она действительно ею была.

Девушка здесь названа Суламитой. Отчего? Существует несколько объяснений. Во–первых, это имя могло относиться к женщинам, живущим в деревне Сунем. Факт, что среднее «н» в названии деревни замещено на «л» в имени, не является большой проблемой для древнееврейского языка. Сунем — это деревня, упомянутая в Книге Иисуса Навина 19:18 как часть удела Иссахара. Ависаг, прекрасная девушка, назначенная быть грелкой для престарелого царя Давида, названа Сунамитянкой (см.: 3 Цар. 1:3). Во–вторых, древнееврейское слово, переводимое как Суламита и созвучное с ним, представляет собой женскую форму имени Соломон, как если бы «Соломон» было наименование титула, данного жениху, а «Суламита» — титул, данный невесте. Женская форма от имени Соломон встречается в 1 Пар. 3:19 — Шеломиф. Мы не можем быть уверены в том, что нет еще вариаций этой женской формы. Греческая форма этого имени — Соломея. Те, кто придерживается точки зрения о языческом происхождении Песни Песней, рассматривают имя Суламита как сплав слов Сунамитянка (женщина из Сунема) с Сулманитой (Иштар) — богиней войны из культа плодородия. Однако более правдоподобно происхождение слова от древнееврейского корневого слова шалом, что означает мир или благополучие. Поскольку девушка описывает себя в 8:10 как ту, кто приносит покой (шалом), это кажется подходящей версией, даже если точная этимология слова неопределенна.

По крайней мере, древнееврейские слова Соломон и Суламита связаны очень сильным созвучием, и эта пара созвучных слов содержит в себе намек на взаимодополняемость двух влюбленных. Каждый из них находит шалом в другом. Эти имена ассоциируются с садом Эдема (Быт. 2), где в первой паре мужчина и женщина взаимно дополняли друг друга в интимных отношениях. На древнееврейском языке слова, мужчина и женщина созвучны (хотя, возможно, не имеют одинаковой этимологии). Женщина была создана из плоти мужчины, и они воссоединяются в плотском союзе в браке (см.: Быт. 2:22–25). Восторг мужчины по поводу того, что создание женщины принесло ему покой, проявился в его восклицании: «Вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей» (Быт. 2:23).

Хоровод Манаимский также является загадкой. Маханаим — название места в Трансиордании, упомянутого в Книге Бытие 32:2. На древнееврейском маханаим означает два военных лагеря. Но то, что лагерь двойной, вряд ли проливает свет на стих Песни. Некоторые исследователи говорят о типичном для ближневосточного региона танце, когда девушки танцуют между двумя длинными рядами мужчин, хлопающих в ладоши и поющих в ритм движений танцующих.

Это упоминание заставляет некоторых комментаторов видеть фоном Песни Песней семидневную свадьбу. Эту точку зрения развивал Д. Уэтзстейн, изучавший свадебные церемонии сирийцев в Дамаске в конце XIX в. н. э. Обычаи сирийских деревенских свадеб, с которыми он нашел параллели в Песни Песней, следующие: семидневный цикл, отдание царских почестей вступающей в брак паре, чрезмерное восхваление красоты невесты и жениха в песнях, исполнение невестой танца с мечом. Однако сирийские свадебные обычаи XIX в. н. э. являются довольно ненадежной основой для понимания событий, происходивших несколько столетий до н. э. и описанных в Песни Песней. Также спорно деление Песни Песней на 7 разделов по числу дней свадьбы и само предположение, что в 7:1 речь идет о реальном танце.

Однако, возможно, что девушка здесь протестует против того, чтобы на нее смотрели как на обычную танцовщицу, развлекающую солдат. Некоторые полагают, что девушка переживает конкуренцию, а именно, что она отодвинута на задний план Суламитой, которую позвали ее подружки. Однако это неверный подход — объяснять непонятный текст, вводя еще один персонаж и усложняя тем самым сюжет.

Вид прекрасной танцующей девушки может быть очень соблазнительным и абсолютно захватывающим. Грация ее круговых движений приводит в возбуждение. Публичная танцовщица неприкасаема. Она всегда — на расстоянии, оставляя свою аудиторию в состоянии возбуждения. Конечно, различные стили танцев могут быть более или менее провокационными. И в современных эстрадных шоу, и в традиционных ритмических плясках африканских племен есть элемент сексуального провоцирования. Танец всегда более соблазнителен, чем статические позы. Наблюдать такие танцы с элементами эротики — означает, возможно, удовлетворять похоть глаз и «будить любовь доколе ей угодно». Но некоторые люди находят удовольствие в грациозных движениях, например, танцовщиц на льду, без сексуальных искушений. Красота, фация движений могут доставлять наслаждение и без похоти.

Однако танцующая девушка не просто развлекает других. Она также сама наслаждается радостью свободного движения тела. Возможно, она так увлеклась собственными движениями, что они вызвали у нее состояние транса, как у кружащегося турка–дервиша. В этом состоянии она не чувствовала своего тела и перенеслась в иной мир. Эта форма опьянения может быть способом ухода из реального мира, бесполезной попыткой возвратить счастье Эдема.

Кстати сказать, не каждый будет искать удовольствия в подобных зрелищах и развлечениях. Есть люди, наслаждения которых относятся скорее к сфере интеллектуальной, музыкальной или гастрономической, где требуется минимум движений.

Но мы довольно далеко ушли от хоровода Манаимского. Какое бы толкование этим танцам или хороводу мы ни выбрали, суть останется одна — девушка является объектом большего внимания, чем ее возлюбленный, который опять начинает ее восхваление (7:2–6).

Ее грациозная фигура (7:2–6)

Юноша опять подтверждает красоту своей возлюбленной в славословиях, переходящих в дуэт (7:7–11).

Экстравагантный в своих восхвалениях, он называет ее дщерью именитой (царской), ее волосы сравнивает с пурпурным царским гобеленом. Другая точка зрения состоит в том, что эти стихи произнесены зрителями, которые наблюдают танец девушки. Тот факт, что описанные в них части тела обычно не видны (живот, бедра, грудь), заставляет некоторых читателей думать, что девушка танцует в тонком, полупрозрачном платье. Это необязательно так, поскольку силы воображения зрителей достаточно, чтобы описать не обнаженные, но угадываемые под платьем части тела. Я считаю, что здесь все же говорит юноша. Это скорее эмоциональный отклик влюбленного, чем чувственное описание ее тела зрителями. Он впервые видит ее ноги и затем позволяет своим глазам попутешествовать по ее телу вверх, вплоть до ее дивных кудрей. То, что он видит, рождает в его уме причудливые метафоры, отражающие его страстные чувства. Стоит сделать несколько замечаний по поводу увиденного им, пока мы не перейдем к разделу в целом.

У девушки изящные ноги. Древнееврейское слово, переведенное как ноги, может также означать шаг, темп, интервал. Это, кажется, подтверждает то, что она танцует. Ее движения быстрые, легкие и хорошо скоординированы. Она подобна женщинам Иерусалима, о которых сказано пророком Исайей: «Ходят, подняв шею и обольщая взорами, и выступают величавою поступью и гремят цепочками на ногах» (Ис. 3:16). У нее узкие, прекрасной формы лодыжки.

Она — дщерь именитая. Это создает атмосферу царственности и благородства. Нет необходимости воспринимать это буквально, как делают некоторые, полагая, что речь идет о дочери фараона.

Твои изящные ноги — это слишком общий перевод. Древнееврейский текст гораздо более конкретен: твои округлые бедра. Они так изящно округлены, как будто являются шедевром искусного мастера, они как драгоценности. Мы не должны полагать, что ее привлекательные ноги блестят и сверкают, как драгоценные камни. Скорее их гладкий изгиб кажется ручной работой искусного художника. Женские бедра могут производить очень обольстительное впечатление.

Ее пупок был причиной многих диспутов. Древнееврейское слово, переведенное как пупок, может также переводиться как пуповина (см.: Иез. 16:4). Еще один раз это слово встречается в Книге Притчей 3:8, где переводится как «тело». Здесь в Песни Песней обозначена более конкретная часть тела. Известно, что на некоторых египетских изображениях пупок женщин подчеркивался. Таким образом, в некоторых древних культурах он рассматривался как объект любования. Возможно, что древнееврейское слово этимологически ассоциируется с арабским словом, означающим «секрет». Таким образом, слово означает секретную часть тела женщины, ее «ложбину», в которой не истощается смешанное вино. И тогда перед нами метафора для обозначения сексуальной активности. Итак, юноша смотрит на ее тело, и им овладевают эротические мысли.

Ее живот (AV; в русской синодальной Библии — чрево. — Примеч. пер.) — это ворох пшеницы. Соответствующее древнееврейское слово обычно переводится как чрево, но здесь речь идет о том, что видно. Ее живот мягко очерчен и имеет желтовато–коричневый оттенок спелых колосьев. Юноше хочется коснуться его. Ворох пшеницы во время молотьбы должен быть защищен от домашнего скота забором. Таким образом, звучит мотив защищенного места, возможно, это нижняя часть живота девушки, ее секретный сад. Лилии — это метафорическое обозначение губ, используемое в разных отрывках Песни Песней (см.: 5:13; 6:3). Таким образом, нам, возможно, дан намек на интимные источники удовольствия.

Две груди ее, как два козленка. Очень осязательный образ, как приглашение коснуться. Возможно, данная метафора должна подчеркнуть застенчивость и нежность девушки.

Мы уже встречали описание ее шеи как башни с тысячей щитов в 4:4. Здесь же речь идет не об украшениях, а скорее о стройности шеи. Ее заколотые волосы открыли бы ее гладкую бледную шею, словно башню из слоновьей кости.

Озерки Есевонские не являются природными водоемами, скорее всего, это были глубокие резервуары, высеченные в твердых горных породах. Это метафорические образы покоя, неподвижности, глубины. Когда смотришь на глубокие чистые воды, испытываешь желание погрузиться в них. Влюбленный хочет окунуться в таинственные глубины личности своей возлюбленной. Ворота Батраббима — это, вероятно, название ворот в городе Есевоне, расположенном около уже упомянутых искусственных водоемов. Но это слово может быть связано со ст. 7:2, поскольку на древнееврейском оно означает дочь многих или дочь благородных людей.

Нос твой, как башня Ливанская. Это похоже на шутку. Действительно ли она имела такой огромный нос? Разве это не гротеск? Однако если провести сравнение этого образа с другими метафорическими описаниями тела, то окажется, что все вполне пропорционально. Ее шея подобна башне, голова как гора Кармил, ее глаза — огромные цистерны. Ее груди сравнивались с горами (2:17). Однако речь идет не о женщине–гиганте. Мы должны понимать, что связь с действительностью в метафорах лингвистическая, а не визуальная. В древнееврейском языке от одного корня происходят слова: белый, Ливан и ладан. Так что ее нос может быть прямым, как башня Ливанская, но также может быть бледным и ароматным.

И, наконец, она была увенчана прекрасной головой, величественной, как огромная гора Кармил, омываемая Средиземным морем. Также возможно, что гора Кармил ассоциируется с древнееврейским словом, означающим темно–красный цвет, что в свою очередь является поэтической параллелью описания локонов девушки (см. буквальный перевод 7:5. — Примеч. пер.).

Царь увлечен [твоими] кудрями — игривый образ могущественного властелина, впавшего в рабство и ослабевшего от замечательных женских волос! Я попытался пересказать эту идею своими словами:

Кстати, в древнееврейском оригинале упомянут какой–то царь, а не конкретный царь, как подразумевается во многих трактовках. В те времена могущественные лидеры евреев Самсон (см.: Суд. 16:13) и Авессалом (2 Цар. 14:27) были пойманы в ловушку своими собственными локонами. Здесь же сердце юноши, образно названного царем, пленено локонами красивой девушки.

Пленительное очарование женских волос — это обычная тема любовной поэзии. Послушайте Александера Поупа:

И Томаса Кареу:

Таким образом, в этих стихах приводится, вероятно, наиболее чувственное описание девушки. Привлекательность образа, возникающего в нашем воображении в связи с этими описаниями, зависит не только от нашей способности понять смысл метафор, но также от нашего понимания красоты, которое культурно детерминированно. В развитых странах красавицами считаются стройные и загорелые женщины. В некоторых странах третьего мира женщины должны быть полнотелыми и светлокожими. Настенная древнеегипетская живопись показывает нам женщин стройных и полураздетых. Это резко контрастирует с зашнурованными в корсеты женщинами средневековой Европы. Отсюда следует, что красота не объективна и ее критерии весьма различаются.

Наши представления о красоте — это почти всегда идеализация, нечто дистанцированное от грубых реалий. Например, обнаженная девушка, выставленная перед классом студентов художественного колледжа, будет, возможно, выглядеть довольно жалко. Но все недостатки ее тела сгладятся в портретах. Мы видим то, что хотим увидеть, а не то, что есть на самом деле. Мы отфильтровываем то, что нам навязывается, но не устраивает нас. То же случается с фотографиями и живописью. Всегда есть некоторая искусственность в фотографиях красоток из модных журналов. Искусство освещения и ретуширования создает фантазию. Но в сущности это цель любых форм искусства — смягчить жестокие реалии жизни и перенести нас в более безопасный и приятный мир иллюзий.

Однако холодная красота произведений искусств затмевается теплой пульсирующей жизнью реальной красоты. Наш влюбленный, видя свою полную жизни и очарования возлюбленную, впадает в экстаз и превозносит ее красоту в стихах, приведенных ниже.

Дуэт желаний (7:7–11)

Славословия юноши тотчас возбудили в нем желание слиться со своей любимой, и она также готова к этому. Все это заканчивается приглашением девушки, обращенным к любимому (7:12–14). Она зовет его уединиться на лоне природы. Возможно, в 8:3 она рисует картину долгожданной близости (8:3).

Ст. 7:7 может быть прочитан так: «О, любовь, дочь восторгов». Восторги могут быть как общими, так и очень специфическими. Ее внешность, ее статность он сравнивает с высокой пальмой, имеющей листву на вершине. Спорят о том, означает ли исходное древнееврейское слово ветви или гроздья фиников.

Ее груди дважды описаны как гроздья винограда, и эта метафора соединена с образом пальмы. За что хочет ухватиться юноша: за ветви или он хочет взять в руки финики? Едва ли это имеет большое значение. Самое главное, что здесь описано вспыхнувшее непреодолимое желание. Он говорит о страстном желании влезть на пальму. Это его «завоевание». Но девушка охотно сдается на милость победителя. Ее груди — это желанные налитые соком гроздья винограда, готовые к сбору. Запах от ноздрей ее, как от яблок (или апельсинов). Поцелуи в нос могли быть частью занятий любовью в Древнем Израиле. Некоторые комментаторы, чтобы покончить с этим непонятным образом, переводят исходное древнееврейское слово как сосок. Вкус ее уcm как лучшее вино. Они пробуют друг друга на вкус в затяжных поцелуях. Девушка подхватывает эту метафору и возвращает ее, произнося: «Пусть течет вино прямо к возлюбленному моему». Возможно, вместо «прямо» можно было бы перевести «плавно». Далее иногда приводится перевод не «уста утомленных» (спящих), а «алые уста», что является очень незначительным изменением древнееврейских слов оригинального текста. В любом случае здесь дается картина нежного, долгого и страстного поцелуя.

В ст. 7:11 девушка подтверждает, что она принадлежит своему возлюбленному. Она отдает себя ему охотно и с радостью. Он подтвердил ее привлекательность, она желанна для него. Слово, переводимое как «желание» (влечение), встречается в Ветхом Завете только в Книге Бытие 3:16: «к мужу твоему влечение твое» (см. также: 4:17). В данном контексте это слово определенно имеет сексуальный смысл. В стихе продемонстрировано сильное желание юноши. В контексте Книги Бытие смысл этого слова тоже понимают неоднозначно. Некоторые отрицают его эротическую составляющую и считают, что в Быт. 3:16 говорится о желании жены доминировать над своим мужем, а в Быт. 4:17 речь идет о власти греха над Каином. Ведь результатом грехопадения стало превращение партнерства в желание одного доминировать над другим. Но наши влюбленные не стараются доминировать друг над другом. Она отдается ему добровольно, как его «помощник, соответственный ему» (см.: Быт. 2:18). Если в языке юноши и слышится намек на агрессию, это только из–за сильного естественного желания удовлетворения своей сексуальной потребности. Желание соития охватило их обоих.

Любовь за городом (7:12–14)

Девушка хочет сделать что–то, что относится к их обоюдному страстному желанию. Похоже, что влюбленные здесь еще не женаты, иначе зачем бы им уединяться где–то на лоне природы. Если бы они были женаты, у них не было бы такой необходимости. Но, возможно, все это лишь полет фантазии девушки, выражение ее глубочайшего желания близости. Девушка берет инициативу, она приглашает любимого и обещает подарить ему там свою любовь. Опять затронута тема любви за городом (на древнееврейском — «в поле»). Она приглашает его провести вместе ночь в селах. Исходное древнееврейское слово может быть переведено как в кустах лавзонии. Скорее всего, последний перевод точнее. Они хотят быть вдали от людей, они стремятся к уединению. Они собираются посмотреть распустились ли виноградные лозы и раскрылись ли почки. Там ранним утром, в ароматной атмосфере загорода, среди цветущих кустов и деревьев она полностью отдастся своему возлюбленному. Мы уже сталкивались с темой любви в ст. 2:8–13. Кажется, что расцвела вся природа, и двое влюбленных хотят быть частью этого праздника жизни. Их любовь также расцвела, они созрели для кульминации своих отношений. Любовь весной — это обычный литературный мотив. Очевидно, что долго не проявлявшаяся сила любви выплеснулась наружу без всяких ограничений. Сказанное здесь свидетельствует о том, что настало время для всего. Времена, когда ограничения были необходимы, прошли, и настал час не «уклоняться от объятий» (см.: Еккл. 3:1,5). Любовь на природе — символ полной свободы и раскованности. Эти поэтические строки напоминают нам о нашей принадлежности к тварному миру и нашей радости от участия в природном порядке вещей. Конечно, сами любовные утехи не стоит расписывать в деталях, иначе вся романтика этой встречи развеется от упоминания полчищ муравьев, укусов пчел и холодной сырой земли. Появление мандрагоры в ст. 7:14 обусловлено ее свойствами сексуального стимулятора.

Ст. 12, вероятнее всего, описывает кульминацию любовных утех. Девушка едва ли нуждается в мандрагоре (исходное древнееврейское слово, переводимое как мандрагора, этимологически связано с другим словом, которое означает любовь, ласки) как в возбуждающем средстве. Похоже, что она уже и так достаточно возбуждена. Упоминание мандрагоры — это литературный прием, призванный придать сексуальный накал поэзии. Мандрагоры упоминались также в Книге Бытие 30:14—16, где Рахиль и Лия, конкурирующие жены, соревнуются в рождении детей для Иакова.

Многие пытались придумать объяснение для использования слова дверь, около которой сложены разнообразные превосходные плоды, старые и новые. Но, безусловно, нам не следует воспринимать все это слово. Девушка сохранила себя для любимого. Она часто мечтала о близости с ним и проигрывала ее в своем уме. Но то, что случилось, не было повторением этих виртуальных репетиций. Вместе они опробовали новые пути удовлетворения друг друга. Я попробовал выразить это в своем парафразе данных стихов:

Девушка опять берет на себя инициативу в интимной жизни. Она предлагает и соблазняет. Она не может более ждать, когда ее возлюбленный предпримет что–то. Она подготовила праздник для него. Нет, она не леди Хиллигдон, страдающая пассивностью и презирающая «низменную страсть». Уверенная в своей способности удовлетворить своего любимого, она обозначает все удовольствия, которые для него уготовлены, и описывает обстоятельства, в которых она отдастся ему. Такое планирование, должно быть, свело ее возлюбленного с ума. Этот прием — часть любовных игр. Она создает психологические и физиологические условия, в которых их союз может быть завершен с максимальным эффектом и минимумом ограничений. Она даже намекает ему, что способна научить его кое–чему.

Так чему же учит нас этот отрывок сегодня? Возможно, он послужит стимулом для оживления потерявших остроту интимных супружеских отношений. Возможно, мы станем более изобретательными, более романтичными в любовных забавах. Учебники по сексу могут научить только механике. Но все остальные естественные «ингредиенты» любовных игр в учебниках не прописаны. Как преодолеть скованность — это каждая пара должна определить сама. Как научиться говорить о своих желаниях — это еще одна сугубо личная проблема. Мы, конечно, не можем все быть гибкими нимфами и мускулистыми фавнами; не все наши фантазии могут быть реализованы. Если посыплются искры и земля улетит прочь, значит, все замечательно. Если на этот раз нет, напряженность можно разрядить шуткой. Что ж, даже тщательно продуманные планы легкомысленной ночи могут случайно разлететься в прах. Нужно попробовать снова и снова, попытаться преодолеть скованность, нарушить однообразие спонтанным протуберанцем нежности. Только таким образом мы сохраним способность удовлетворять наши причудливые страсти.

Желание близости (8:1—4)

Мы не знаем, было ли принято предложение девушки, высказанное в ст. 7:12–14, или нет. Возможно, все это в будущем. Эти ст. 8:1—4 также выражают тоску по близости, которая, похоже, еще не наступила. Девушка сгорает от желания и представляет, что она лежит в объятиях своего любимого (8:3). Фантазии и мечты опережают возможности их осуществления. Поэтому она обращается к дочерям Иерусалима, ее второму «я», ее совести, с просьбой не будить любовь, пока нет возможности ее удовлетворить. Вероятно, это виртуальная сцена будущей интимной жизни, на которой падает занавес в пятом цикле.

Влюбленные в этом разделе текста пока еще находятся на стадии тайных взаимоотношений. Ее красота была публично провозглашена царицами и наложницами, но ее отношения с юношей держатся в секрете. Они мечтают скрыться от посторонних любопытных глаз и заняться любовью где–нибудь на лоне природы. Похоже, что в этом цикле они еще даже не обручены. Их поведение в последнем разделе цикла 7:12–14 не похоже на поведение обрученной или недавно вступившей в брак пары. Хотя они скрывают свою любовь от всех, однако им хочется публичного признания ее. Они хотят, чтобы весь мир знал об их любви. Эта тема возобновляется в следующем цикле. Парадоксально, но девушка хочет, чтобы юноша был ей как брат, чтобы стать ему больше чем сестрой. Причина этого странного желания в том, что брат и сестра могли открыто проявлять свою взаимную любовь по отношению друг к другу. Это не вызывало осуждения. Будь они женаты, ей бы не пришлось об этом думать. Однако девушка не выказала никакой озабоченности тем, что будут говорить или думать о ней, хотя, на наш взгляд, ей стоило об этом побеспокоиться. (Вспомним, например, ее рейд по городу ночью без сопровождающего и проведение ночи вместе с парнем среди кустов лавзонии.) Дело в том, что мы не обладаем точными знаниями о нравах того времени. В Книге Бытие 26:8 сказано: «Авимелех, царь Филистимский, посмотрев в окно, увидел, что Исаак играет с Ревеккою, женою своею». Таким образом, вывод о том, что Ревекка — его жена, был сделан просто на основании сцены их игривого поведения друг с другом. Общественные правила в отношении того, что допустимо в публичном поведении полов, зависят от культурных предпочтений и соглашений. Например, во многих развитых странах поцелуи и ласки на публике становятся нормой, в то время как в более консервативных странах третьего мира даже держаться за руки на публике непозволительно. В исламских странах мужчины и женщины не участвуют совместно в общественной жизни. В Палестине во времена Христа в традиционном иудейском обществе публичное общение между незнакомыми особами противоположного пола было недопустимым (Иисус нарушил это табу, когда заговорил с незнакомой женщиной у колодца Иакова: см.: Ин. 4:27). В большинстве африканских стран молодые мужчины гуляют по улицам, держась за руки. Это абсолютно приемлемое там поведение настораживает людей из цивилизованных стран. Аналогично, степень публичного обнажения тела очень разнообразна: от почти полного обнажения до почти полной закрытости.

Желание девушки, чтобы их любовь была признана (8:1), очень скоро приводит ее к желанию интимных ласк наедине (8:2). Близость нарастает от ст. 8:2 к ст. 8:3. И опять инициатива принадлежит девушке: повела бы я… поила бы я… Мы уже прежде встречали выражение дом матери моей в ст. 3:4, который охарактеризован как место жительства ее родительницы (т. е. место ее родов и, возможно, зачатия). Материнский дом — вряд ли самое подходящее место для ухаживаний и занятий любовью, требующих уединения. В материнском доме юноша должен вести себя безупречно, чтобы ему позволили с ней встречаться. Но атмосфера таких смотрин может восприниматься юношей негативно и охладить его любовные намерения. Хотя на самом деле встреча с родственниками может позволить влюбленным увидеть друг друга в несколько ином свете. Они часто настолько поглощены друг другом, что теряют способность видеть себя со стороны. Я воспринимаю фразу: «привела бы тебя в дом матери моей» как указание на место, откуда начинается материнство, то есть на чрево. Именно в это интимное место она хочет привести своего возлюбленного. Следующая фраза (8:2) двусмысленна. Синтаксис и форма глагола неуклюжи. Некоторые переводы содержат слово «той», отсутствующее в древнееврейском. Исходная фраза может означать ты бы учил меня или она бы учила меня. Все это очень неясно. Кто бы учил девушку, чему и в каком контексте? Если это мать, тогда она бы учила дочь, как должны вести себя незамужние женщины. Если это юноша, тогда он бы проинструктировал девушку в деликатной технике любви. Но нуждалась ли она в таком инструктаже? Ведь она уже обещала ему, что принесет к его двери разнообразные плоды (деликатесы), как новые, так и старые (7:14). Так как оба эти толкования кажутся несколько надуманными, возможен вариант пропуска двух согласных в вызывающем проблемы исходном слове, тогда фраза будет означать: та, что родила меня.

Девушка желает не только привести своего возлюбленного в дом матери своей, но также хочет напоить его экзотическим ароматным вином и сладким соком из гранатов ее. Мы уже видели тесную ассоциативную связь вина и поцелуев в ст. 1:1. Ст. 8:1 (поцеловала бы тебя) и ст. 8:2 (поила бы тебя ароматным вином) звучат почти идентично на древнееврейском языке. Этот раздел содержит и другие примеры созвучий слов.

Таким образом, девушка помечтала о страстных объятиях со своим возлюбленным (8:3) и теперь традиционно обращается к дочерям Иерусалима (8:4). Но в данном случае есть небольшое отличие. Она не упоминает серн или полевых ланей, как в ст. 2:7 и 3:5. Дэвидсон полагает, что вместо слова не будите нужно использовать слово не тревожьте, и отсюда делает вывод, что поскольку девушка теперь открыто привела своего возлюбленного в дом и объявила всем о своих отношениях с ним, она определенно желает, чтобы все держались от них подальше и не вмешивались в их любовные отношения.

Весь раздел 8:1—4 туманный. На поверхностном уровне прослеживается движение от общественных реалий к частной интимной жизни. Мать, братья и дочери Иерусалима, кажется, действуют на влюбленных как холодный душ, поэтому они находятся в постоянном напряжении. Им хочется быть свободными от каких–либо ограничений общества, но в то же время получить общественное признание своей любви. Это напоминает попытку поехать на машине с нажатым тормозом: огромное количество энергии тратится впустую. В этом случае необходимо снять ногу с педали акселератора, чтобы все улеглось (не волнуй любовь), получить общественное признание, потом убрать ногу с педали тормоза и мчаться вперед. Причем, общественное признание является важнейшей составной успеха взаимоотношений. Свидетельство о браке не просто лист бумаги, который превращает аморальное сожительство в общепринятые взаимоотношения. Это, прежде всего, публичный обмен клятвами о том, что влюбленные будут верны друг другу и во времена испытаний, и в болезнях, пока смерть не разлучит их.

Счастливая пара (8:5)

Предыдущий цикл закончился знакомой мольбой к дочерям Иерусалима, обозначившей финал пятого цикла (8:4). Шестой, заключительный, цикл начинается так же, как и третий (3:6), — выражением восхищения. За этим следует тема возбуждения и стремления к публичному одобрению (8:6). Потом идет гимн любви, который заканчивается мыслью о том, что любовь не может быть куплена за деньги. Раздел 8:8—10 развивает тему младшей сестры, с которой девушка сравнивает себя в ст. 8:10. Разговор о том, что любовь нельзя купить, опять развивается в ст. 8:11,12, и цикл завершается двумя довольно туманными ст. 8:13,14.

Из всех шести циклов Песни Песней этот финальный наиболее труден для установления в нем последовательности тем. Это настолько трудно, что многие комментаторы рассматривают ст. 8:5–14 как серию не связанных между собой фрагментов. Р. Мерфи пишет: «Если слово „антология" можно использовать для какой–то из частей книги, то, прежде всего, это относится к 8:5–14»[45].

Все действующие лица Песни Песней участвуют в этом цикле: подружки девушки, ее братья, царь Соломон, мать, оба влюбленных. Дэвидсон пишет:

Риторический вопрос ст. 8:5 является в действительности восклицанием: «Смотрите–ка, кто это идет!» Мы прекрасно знаем, кто это. Девушка появляется со стороны открытых вольных просторов. Она идет, скорее всего, в Иерусалим и гордо опирается на руку своего возлюбленного. Ей хочется получить одобрение ее выбора. Она немного волнуется, поскольку это очень важно для нее. Она приводит его в свою семью для знакомства. Девушка опирается на своего возлюбленного. Это может свидетельствовать о том, что юноша — источник силы для нее. Возможно, эта фраза отражает ее чувство собственности. «Я хочу, чтобы вы все знали, что он — тот, кого я избрала, и он — только мой». Мы должны заметить, что центром внимания в этом стихе является девушка, а не ее возлюбленный. Он кажется ее тенью.

Конечно, мы не знаем точно, как девушка будет отвечать на комментарии ее братьев, друзей, соседей и матери. Мы уже видели, что она девушка с характером и уверена в собственном решении. Так что, вероятнее всего, на нее мало повлияет мнение окружающих. Если комментарии будут неблагоприятными, она, наверное, станет защищаться. Разве она не достаточно взрослая, чтобы жить свои умом и выбирать свои собственные пути в жизни? Мы будто уже слышим вопросы окружающих: «Чей это сын? Из какого он клана? Сколько коров и слуг в его семье? Какие у него перспективы в будущем?» Все вопросы задают члены общества, частью которого являются теперь и наши влюбленные и мнение которого они вынуждены признавать. Их чувства по отношению друг к другу всем понятны так же, как их личные качества и желания. Вопрос в том, сцементирует ли их союз взаимоотношения в семье, клане и племени? Или они внесут в них разлад? Их вопросы эквивалентны современным вопросам: «Какое образование он получил? Какую карьеру он делает? Какое состояние он наследует? Имеет ли он собственный дом и хорошую машину? Нет ли у него долгов?» Зрелая любовь в силах выдержать неодобрение окружающих, но зарождающаяся может быть этим отравлена.

Здесь затрагивается тема оценки обществом избранника девушки. Но есть и другое соображение, которое тоже следует иметь в виду. Получит ли сама девушка одобрение общества? Один портрет идеальной жены приведен в Книге Притчей 31:10–31. Понятно, что он дан в патриархальных терминах. Жену восхваляют, прежде всего, за ее положительный вклад в репутацию своего мужа. Ее муж полностью уверен в ней. Она приносит ему только добро и никакого вреда. Она неустанно трудится для своей семьи. Она наставляет детей в мудрости и щедра к нищим. Ее муж уважаем у городских ворот, где он занимает место среди старшин, благодаря ей. Она встает до зари, хорошо управляется с хозяйством и не ест даром свой хлеб. Ее муж хвалит ее: «Много было жен добродетельных, но ты превзошла всех их». Воистину сказано: «Миловидность обманчива и красота суетна; но жена, боящаяся Господа, достойна хвалы» (Прит. 30:31). Хотя многие из перечисленных достоинств не так важны в современном обществе, но и сегодня свекровь может задать вопросы: «Будет ли она хорошей матерью? Не слишком ли она склонна управлять своим мужем? Будет ли она хорошо заботиться о моем сыне? Практична ли она? Насколько она увлечена своей карьерой? Принесет ли добро этот союз?»

Мы же сами больше озабочены темпераментом своего партнера, общностью интересов, привычек. Конечно, общие интересы необходимы. Но во взаимоотношениях должно найтись место и для различающихся интересов. У нашего избранника может быть совершенно противоположный нашему темперамент, что, скорее всего, и привлекает нас. Например, тихий человек может испытывать потребность в общении с шумным экстравертом. Общительному, компанейскому человеку необходимо порой общение с рефлексивным человеком. Мы выбираем партнера, чтобы руководить им или быть им руководимыми. Иногда мы хотим быть своему избраннику матерью и утешительницей, а иногда нам надо, чтобы с нами нянчились, как с младенцами, и вовремя меняли памперсы. Было бы хорошо, если бы мы осознавали, чего ждем от своего избранника, еще до того, как начнем выбирать. Мы можем выбрать спутником жизни человека, похожего на наших родителей, или, наоборот, противоположного им, в зависимости от того, какие отношения у нас с ними сложились. Ролевые модели (или антимодели) наших родителей часто глубоко влияют на наш выбор.

Мы предполагаем, что наши герои опьянены любовью, которая может быть охарактеризована как романтическая, и что это замечательное и достойное уважения состояние. Но не каждое поколение и не каждая культура воспринимают это состояние таким образом. Послушайте пастора Вайтфилда, жившего в середине XVIII в. в Англии и написавшего письмо с предложением руки и сердца молодой даме: «Поскольку я свободен от этой глупой страсти, которую мир называет любовью…» (Тот факт, что предложение было отвергнуто, не связано с его отказом от романтического взгляда на брак.) Пастор относился к браку как к возвышенному призванию, где физическое и романтическое влечения неуместны. В современном цивилизованном обществе браки по расчету рассматриваются как посягательство на личные права, свободу выбора и стремление к самореализации. В других культурах права общества скреплять взаимоотношения внутри семьи, кланов или племен посредством браков по договоренности доминируют над всеми правами личности. В них существует сильное давление со стороны общества, стремящегося сохранить этот приоритет. Это давление значительно сильнее, чем в цивилизованном обществе давление в пользу браков по любви.

В древнееврейском обществе нам известно несколько браков по договоренности. Авраам послал своего престарелого слугу в Харран, чтобы тот нашел жену для его сына Исаака среди женщин, принадлежащих его собственному клану (см.: Быт. 24:1–67). Соломон заключил политический и торговый союз с Египтом, женившись на дочери фараона (3 Цар. 3:1). Ноеминь замыслила пристроить овдовевшую Руфь к Воозу. Самсон, соблазненный филистимлянкой, вынужден был настаивать, чтобы родители согласились на переговоры о свадьбе (см.: Суд. 14:1–3). Даже Яхве — Бог Израиля — был вовлечен в организацию договорных браков, поскольку Его приказ Осии взять в жены блудницу Гомерь вряд ли исходил из признания их взаимной любви (см.: Ос. 1:2—3). Однако мы знакомы с рядом библейских историй, в которых описана и романтическая любовь. Иаков любил Рахиль, но был вынужден служить Лавану семь лет за нее, которые «показались ему за несколько дней, потому что он любил ее» (Быт. 29:20). Дочь Саула Мелхола полюбила Давида, и царь решил использовать это для своей выгоды: «Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью» (1 Цар. 18:20,21). Когда Давид после смерти Авала послал слуг к красавице Авигее сказать, что он берет ее в жены, он испытывал к ней симпатию. Ответ Авигеи был скорее похож на соглашение, чем проявление ответных чувств: «Она встала и поклонилась лицем до земли и сказала: вот, раба твоя [готова] быть служанкою, чтобы омывать ноги слуг господина моего» (1 Цар. 25:39–41).

Так что даже в суровые патриархальные времена романтическая любовь все же существовала. Хотя необходимость выживать в жестоких экономических условиях способствовала прагматическому взгляду на брак. Это не было девальвацией чувств, но реалистическим отношением к жизни. Этот же прагматизм способствовал сохранению брака. Современное цивилизованное общество, возможно, преувеличивает важность романтической любви, которая стала обязательной для развития и сохранения взаимоотношений. Но, увы, как мы сами убеждаемся, романтические чувства приходят и уходят, а потом опять приходят. Брак — это деликатное растение, за которым нужен внимательный уход, это мерцающее пламя, которое нужно постоянно подпитывать. Мы должны раздувать пламя любви проявлениями доброты, неожиданными приятными сюрпризами, которые нарушают рутину каждодневных отношений.

Пробуждение любви (8:5)

Этот стих конкурирует со ст. 6:12 по своей неясности. Некоторые из используемых здесь слов и тем уже появлялись в Книге Песни Песней. Это слова яблоня (2:3); пробуждать (2:7; 3:5; 4:16; 8:4); мать (родительница) (3:4; 8:2). Эти темы объединяются в данном стихе, но его смысл раскрыть трудно. В нем нет четкого контекста. За исключением, возможно, желания влюбленных добиться публичного одобрения их союза. Здесь может подразумеваться, что публичное одобрение их взаимоотношений зависит от того, принимают ли они на себя значимые для общества обязательства, то есть обязательства по рождению и воспитанию детей. Это только предположение, поскольку в Книге Песни Песней темы воспроизводства и женской плодовитости прямо не рассматриваются. Хотя в ветхозаветные времена для супружеских пар было очень важно произвести потомство (особенно мальчиков), чтобы они продолжали род. В Древнем Израиле, как и во многих современных странах третьего мира, семья, клан и община были важнее отдельных личностей. В современном цивилизованном обществе, наоборот, акцент делается на индивидуальных правах, индивидуальной свободе, индивидуальном стиле сексуального самовыражения и индивидуальных способах сексуального удовлетворения. Но в большинстве культур личность подвластна обществу, и ценность личности зависит от ее положения в обществе. Когда Вооз спросил своего надсмотрщика о молодой женщине на своем поле, он задал вопрос таким образом: «Чья это молодая женщина?». Другими словами, он хотел узнать, есть ли у нее братья, отец или муж. Ее идентичность определялась по ее семье или клану. Она не рассматривалась как независимая от семьи личность, имеющая собственные права. Аналогичным образом Д. Мбити из современной Африки сказал: «Я есть, потому что мы есть». Возможно, что наша молодая пара (или автор Песни Песней) видит свой союз, в частности сексуальный союз, как свой вклад в воспроизводство населения. Они ощущают свое единство с прошедшими поколениями и поколениями грядущими через мысленное обращение к зачатию их своими собственными матерями. Они видят себя участниками непрерывного исторического процесса, отраженного в непрерывной генеалогии Ветхого Завета.

Этот стих произносится девушкой. Ее возлюбленный спит под яблоней, и она будит его. В ст. 2:3 показана девушка, сидящая в тени яблони, символизирующей ее любимого. Здесь дерево, вероятно, представляет собой символ плодородия. В языческой мифологии боги рожали именно под яблонями. Некоторые комментаторы увидели в этом стихе намек на уход возлюбленных от людей, чтобы заняться любовью за городом. Но более вероятно, что это литературный прием, демонстрирующий солидарность влюбленных с прошлым и будущим своего народа. Опять–таки мы не знаем, понимается ли под пробуждением сексуальное возбуждение или пробуждение ото сна. Наречие там, возможно, означает под яблоней, где мать юноши зачала его. Если его мать занималась любовью за городом, то же мог делать и ее сын со своей возлюбленной, воспроизводя тот самый акт, при котором он был зачат. Слово, переведенное как зачат, могло также быть переведено как изогнутая в родовых муках. Образ родов под деревом довольно гротескный. Скорее всего, метафоры этого стиха столь многозначительны, что было бы разумно не настаивать на какой–то конкретной реальности, спрятанной за символической картиной.

Другое толкование этого стиха может возникнуть при рассмотрении суеверия, распространенного в Древнем мире. Некоторые люди верят, что место, где происходит соитие, определяет характеристики зачинаемого ребенка. В Книге Бытие 30:31–43 Иаков для обмана Лавана не только отделил более сильных от более слабых животных, но также провел оплодотворение овец напротив дубовых шестов с частично ободранной корой, чтобы зачинаемые животные были пятнистыми. Чтобы мы ни думали об этих древних суевериях, очень возможно, что они имели некоторое отношение к данным стихам. Юноша сам был зачат под яблоней и, похоже, имел некоторые ее характеристики. Как яблоня, он давал «тенистую» защиту и являлся носителем «вкусных освежающих плодов».

Если мы и правы в своих предположениях о наличии здесь ассоциаций с продолжением рода, то это не основание думать, что наши влюбленные совокуплялись с этим намерением в голове. Здесь, как и прежде, литературный мотив расходится с реальностью. Только очень немногие влюбленные охарактеризовали бы свой половой акт прежде всего как способ воспроизведения потомства. Иначе их соитие превратилось бы в сознательный акт продолжения рода. Хотя сексуальный инстинкт лежит в основе продления рода, он не проявляется в целесообразном поведении во имя спасения человеческой расы. Эмерсон написал: «Сохранение рода является такой потребностью, что природа защитилась от всех опасностей перебором страстей, рискуя при этом бесконечными преступлениями и беспорядками».

Конечно, в Ветхом Завете дар деторождения рассматривается как особое благословение Божье (см.: Пс. 126:3–5; Прит. 17:6) и он был неотъемлемой частью исполнения обещаний патриархам (см.: Быт. 15:5; 22:17; 26:4). Способность женщин к воспроизводству была как личной, так и общественной заботой (см.: Быт. 16:2; 30:2; 1 Цар. 1:5). Ветхий Завет почти всегда описывает половой акт как приводящий к зачатию. Но этот аспект полового акта, безусловно, является второстепенным в сравнении с желанием удовлетворения сексуальных потребностей. Известно, что верующие в Коринфе воспринимали длительное воздержание от естественных сексуальных отношений в браке как достоинство. Но апостол Павел наставлял их: «Не уклоняйтесь друг от друга» (1 Кор. 7:5). Однако здесь мы не будем подробно рассматривать его аргументы, поскольку интерпретация этого послания апостола еще является предметом дебатов[47].

Любовь сильная, как смерть (8:6,7)

Мы предполагаем, что ст. 8:5 и 8:6 связаны темой публичного одобрения любовного союза. Род древнееврейского суффикса указывает на то, что это девушка (а не юноша) говорит в ст. 8:6 и последующих стихах раздела. Но с третьей строки ст. 8:6 до конца ст. 8:7 она как будто отходит на второй план. Похоже, что сам автор поэмы внедряется в свое собственное творение и рассуждает над природой любви, но любви в ее абстрактном виде.

В этом разделе появляются новые темы, которых раньше не было в Песни Песней. Это темы смерти, преисподней, ревности. Появляется упоминание об опасных силах, которые угрожают самому существованию любви. Если ст. 5:1 описывает кульминацию любовных отношений, то данный раздел представляет собой апогей восхваления непобедимости лк^бви перед лицом всех ее врагов.

Нам предстоит взглянуть на некоторые детали этого раздела перед тем, как говорить о его смысле. Девушка просит, чтобы ее поместили как печать на сердце возлюбленного и как перстень на его руку. Рука в данном случае может быть поэтическим синонимом для пальца. Древнееврейской поэзии не свойственно стремление к точности в использовании анатомических терминов (см.: 5:14). Например, можно ли сравнивать руки или пальцы с цилиндрами из золота, как мы читали? Так что вместо того, чтобы представлять браслет на его руке, лучше увидеть перстень на его пальце. Существует несколько видов печати. Она могла быть в виде перстня, как тот, который фараон носил на пальце и отдал Иосифу в знак его высоких полномочий (Быт. 41:42). Или в виде металлического цилиндра, подвешенного на шее (см.: Быт. 38:18). Печати имели высокую ценность, поскольку в древние времена изготавливались из драгоценных металлов или драгоценных камней с декоративно вырезанными надписями и украшениями.

В данном контексте нет места для перстня как символа власти (перстень фараона) или подтверждения подлинности документов (см.: Иер. 32:10,11; 3 Цар. 21:8). Здесь печать как бы публичное свидетельство эксклюзивности их отношений. Девушка хочет, чтобы весь мир видел его преданность только ей. Она стремится, чтобы их союз был чем–то большим, чем просто физическая близость, союзом, который надежен и крепок, даже когда они разлучаются. Она хочет, чтобы их союз был очень интимным (на сердце твоем) и, одновременно, публичным (на руку твою). В ст. 8:5 она опирается на его руку, но она хочет также надежно запечатлеться в его сердце. В совершенно другом контексте подобная связь между символом и близостью проиллюстрирована во Второзаконии 6:6,8, где сказано: «И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем, и внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая; и навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими». Возможно, горячее желание девушки, чтобы ее положили как печать на сердце возлюбленного, является намеком на ее неуверенность в прочности их отношений. Она не вполне уверена, не забудет ли он ее, когда ее не будет рядом. Именно поэтому она хочет быть украшением его сердца. Она хочет, возможно, и не без основания, стать центром его существования. Поскольку она знает без тени сомнения, что он — центр ее жизни. Но верно ли то, что она — центр его жизни? Возможно, у нее есть некоторое сомнение, поэтому она нуждается в постоянном уверении. Она знает, что уже полонила его (7:6), но не вырвется ли он на свободу? Не удерет ли к кому–то другому? Анна де Сталь сказала: «Любовь — это вся история женской жизни и только эпизод в мужской». Это обобщение слишком поляризует психологию мужчин и женщин. Но действительно, любовь к женщине — это только один аспект широкого спектра интересов мужчины, поскольку мужчина еще делает карьеру, имеет хобби, товарищей. Это означает, что мужчина может уделять полное внимание каждой из сфер своих интересов по очереди и редко позволяет одной сфере интересов перекрывать другую. У женщины же ее разнообразные интересы перекрываются и взаимно обогащаются, и тем самым ее жизнь делается более целостной. Любовные отношения воздействуют на каждую сферу жизни женщины, будь то работа или отдых.

Также печать — это знак публичного признания взаимоотношений, который приносит дополнительную уверенность. Обручальное кольцо — это нечто большее, чем свидетельство проведения некоторой формальной церемонии. Это публичное выражение личной радости. Но что более важно, — это публичное подтверждение взаимных клятв, желания трудиться над своими взаимоотношениями, упорно двигаться вперед вместе через все сложности отношений.

Эта тема связана с темой последующих строк, а именно темой все преодолевающей силы истинной любви. Для того чтобы осмыслить эту тему более глубоко, мы должны лучше познакомиться с древнееврейским словом, переводимым как любовь. В различных формах оно встречается в Песни Песней семнадцать раз и почти всегда используется для описания страсти молодых возлюбленных (у них всегда весна). Но в данных стихах мы встречаемся с более философским осмыслением природы любви. Это слово используется здесь в более общем и абстрактном смысле, вне связи с фактическим опытом влюбленных. В оригинале Ветхого Завета слово, переводимое как любовь, имеет множество значений. Оно используется для описания дружбы и преданности, которые существуют между представителями одного пола, как в случае Давида и Ионафана (см.: 1 Цар. 18:1–3), Исаака и Исава (см.: Быт. 25:28), Руфь и Ноеминь (см.: Руф. 4:15). Это общее слово для обозначения любви в рамках супружеских отношений, например, Исаака и Ревекки (см.: Быт. 24:67). Взаимоотношения Яхве и Его народа также описаны этим словом (см.: Втор. 10:15). Оно используется для описания отношений, в которых первоначальным мотивом является физическое желание. Царь Соломон любил многих иностранок (см.: 3 Цар. 11:1). Сын Давида Амнон полюбил Фамарь (см.: 2 Цар. 13:1) и Самсон любил Далилу (Суд. 16:4,15). Так что это слово имеет разные смыслы.

То, что одно слово может быть использоваться в разнообразных контекстах, не означает, что древнееврейский язык был не способен различать разные формы любви. На самом деле в древнееврейском языке помимо общего термина, означающего любовь в целом, существует ряд других слов. В Септуагинте (дохристианском переводе древнееврейских Священных Писаний на греческий язык) обычно используется слово агапе как перевод на греческий язык общего древнееврейского термина для обозначения любви. Однако в Новом Завете под агапе уже понимается божественная любовь, то есть свободный дар любви без ожидания какой–либо награды и оценки. Сексуальная любовь, эротический импульс, требующий физического удовлетворения, обычно обозначается в греческом языке словом эрос, хотя иногда это слово имеет оттенок мистического чувства. Льюис популярно описал различия разных видов любви в своей книге «Четыре вида любви». Такая дифференциация чувства любви является полезной, но может завести слишком далеко, поскольку это во многом теоретическая классификация, не принимающая во внимание очень сложную интегральную природу любви. Существует тенденция девальвировать эрос в сравнении с агапе. Поскольку эрос всегда видится обольстительным и эгоистичным, тогда как агапе — бескорыстная производная воли. В таком случае эти два вида любви являются непримиримыми антиподами. Эрос, в соответствии с этой классификацией, всегда будет иметь низкую моральную ценность, в то время как агапе — высокую. Эрос рассматривается как проявление инстинкта, чувство импульсивное, неконтролируемое, даже иррациональное. Он — производная нашей телесной природы: нервной, биологической и физиологической. Но сводить эрос к функции тела неправильно. Мы опять пойманы в ловушку абстрактного деления наших тел на высший и низший разделы, где воля, ум и душа признаются за высшую сущность человека, а тело, эмоции, желания и инстинкты — за низшую.

Важно осознать, что грехопадение исказило и загрязнило каждую сферу человеческого существования. Ум, воля и душа стали слепыми, зависимыми и мертвыми. Людям стали свойственны жадность и похоть. Во Христе человек спасен целиком, поэтому нам не стоит отвергать ни одной сферы наших спасенных жизней.

Таким образом, действие, которое доставляет удовольствие другому, не должно обесцениваться только по той причине, что оно доставляет удовольствие тому, кто является его инициатором. Взаимное удовлетворение — это часть радости любви, а не эгоизм, помноженный на два. В отношениях людей бывает время, когда доставлять удовольствие другому будет нелегко для партнера. Но, конечно, любовь — это нечто значительно большее, чем удовольствие. Наша способность получать и доставлять удовольствие может уменьшаться с увеличением возраста, но любовь–то остается. Желание видеть другого удовлетворенным, преданность друг другу являются сутью преодолевающей эгоизм любви, которая не увядает (см.: 1 Кор. 13:13).

Поэтому любовь в Песни Песней — всеохватывающая. Она страстная, но и пугливая. Она удерживает, но и позволяет уйти. Она освобождает, но и связывает. Она укрепляет и отнимает силы. Она приносит суматоху и покой. Она торжественна и игрива. Она возвышенна в теории и приземлена в своем выражении. Она эгоистична и самоотверженна. Она дает и получает. Она стремится подарить удовольствие и она надеется получить удовольствие. Она пуглива и робка, хотя экстравагантна и храбра. Этот союз противоположностей, эта конфликтующая совокупность несовместимостей присущи такому сложному феномену любви между мужчиной и женщиной. Она превосходит логику и рациональность. Это любовь, которую переживают с болью и экстазом и о которой гениально сказано в Песни Песней (8:6):

Строчки стиха характеризуются синонимичным параллелизмом. Смерть — преисподняя, любовь — ревность, стрелы огненные — пламень. Первая строка звучит более сильно, чем вторая. Смерть — это активная сила; она держит свои жертвы в непреодолимом плену, которого никто не может избежать. Смерть призывает их к себе и тащит в свои объятия. Сила любви такая же, как сила смерти. Это не значит, что между этими двумя силами идет постоянная война. Здесь просто сравнение. Крепка, как смерть, любовь. Речь не о том, что любовь преодолевает смерть или что любовь сильнее, чем смерть, но что любовь держит свои жертвы в объятиях так же крепко, как и смерть. Для сраженного ею нет отступления. Процесс односторонний и безвозвратный. Любовь связывает неразрушимыми путами. Любовь, как и смерть, здесь почти персонифицирована: это внешняя сила, которая охотится, пересиливает и управляет своими жертвами. Однажды пораженный ею человек никогда не будет прежним. Вторая строка в буквальном переводе с древнееврейского читается так: «ревность непреодолима, как преисподняя».

В Новой международной версии Библии древнееврейское слово, буквально переводимое как преисподняя (ад), всегда передается словом могила[48]. Понимание контекста переводчиками упомянутого издания, в котором встречается это слово, приводит их к восприятию преисподней не иначе, как могилы — места, куда помещают умерших. Однако большинство комментаторов воспринимают преисподнюю как сферу мертвых, подземный мир, прибежище теней. Из–за разнообразия контекстов, в которых используется это слово в Ветхом Завете, нелегко дать точное определение преисподней. Похоже, что все люди — как хорошие, так и плохие — жили в преисподней после своей смерти в виде теней (фантомов) в нижних разделах вселенского океана (см.: Иов. 26:5), ниже основания гор (см.: Ион. 2:6). Это было место, где люди задерживались навсегда, область полного забвения (см.: Пс. 87:11,12), место одиночества и изоляции, полного отрицания жизни, один шаг от абсолютного несуществования; где те, кто усердно трудился в своей жизни, нашли покой и облегчение (см.: Иов. 36:17–19). При этом суверенная власть Бога распространяется и на преисподнюю (см.: Пс. 138:8), и Он Своей властью спасет оттуда праведных, освободит их от несправедливости, которая заставляла их страдать всю жизнь (см.: Пс. 15:10; 85:13).

Преисподняя — это нечто, характеризующееся как монстр с ненасытным аппетитом, с широко раскрытым чревом. Его чрево — это канал, ведущий в одну сторону, его голод никогда не утоляется. Такова же ревность любви. Негативный оттенок ревности отсутствует здесь. Так что, возможно, лучше всего это перевести не как ревность, а как страсть к одному человеку. В Песни Песней нет намека на саморазрушающую ревность, которая возникает из разочарования любовью в связи с вмешательством соперника, на болезненную нетерпимость к счастью и удаче других, непрерывное желание причинять боль прежнему партнеру. Это, действительно, непреодолимо, как преисподняя. Скорее Песнь Песней воспевает всеохватывающую страсть любви, ее рвение и пыл, которые не вынесут конкурентов.

Смерть здесь — персонификация силы, отрицающей жизнь. В хананитских легендах смерть (Мое на хананитском и древнееврейском языках) пребывает в состоянии циклического конфликта с Ваалом, хананитским богом погоды и плодородия. Когда Ваал побеждает, тогда идет дождь, зерна прорастают, скот накормлен. Когда Мос одолевает, тогда наступает неплодородие, засуха и голод.

Смерть и ад часто вместе упоминаются в Ветхом Завете, как, например, у пророка Осии: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» и в Псалме 17:5: «Цепи ада облегли меня, и сети смерти опутали м^ня». Смерть и ад видятся как враждебные человеку, и они часто ассоциируются с бушующими потоками глубоких вод (см.: Песн. 8:7).

Но далее метафоры неожиданно меняются. Древнееврейский текст буквально читается: «Ее стрелы есть стрелы огня, пламя Ях». От холодных деструктивных сил смерти мы переносимся к пылающим стрелам или молниям любви. Удар молнии передается на древнееврейском языке как и имя Решеп — хананитского бога войны и эпидемий. Метафора подчеркивает неожиданное воспламенение, которое происходит, когда человека поражают стрелы любви. Стрелы Купидона поражают людей в наиболее неожиданных местах, в наиболее неудобное время; жертв никогда заранее не предупреждают, и с ними не советуются. Жертва получает, как инъекцию, божественную отравляющую жидкость, которая трансформирует ее жизнь, переполняет ее чувствами и радикально меняет ее планы. Таковы дела любви. Пораженные стрелами охвачены пожаром страсти и беспомощны. То, что происходит, совершенно неуправляемо. Любовь — это «пламя Ях». Это перевод одного довольно туманного древнееврейского слова, оканчивающегося на ях, что, возможно, является сокращением от имени Бога Израиля — Яхве. Все это, правда, только предположение. Слог ях входит в состав двух древнееврейских слов, означающих: «Яхве — это спасение» и «Яхве превознесен». Таким образом, возможно, значение стиха в том, что любовь — это пламя Яхве. Однако, может быть, это слово обозначает всего лишь превосходную степень, тогда перевод будет таким: «Это всесильное великое пламя». В Ветхом Завете (в древнееврейском тексте Священного Писания) есть и другие примеры использования божественного имени для выражения превосходной степени.

Каков бы ни был результат этих лингвистических изысканий, несомненно, что пламя страстной любви — это ценный дар Создателя.

Фолк перевела фразу пламя Ях как «жестокое и святое пламя»[49]. То, что любовь в браке дана Богом, подтверждается не только рассказом о сотворении, где Бог дает мужчине женщину, чтобы они составляли одну плоть, но также литературой мудрости, а именно Книгами Притчей и Екклесиаста. Увещевание наслаждаться «жизнью с женою, которую любишь» (Еккл. 9:9) и «…женою юности твоей, любезною ланью и прекрасною серною: груди ее да упоявают тебя во всякое время, любовью ее услаждайся постоянно» (Прит. 5:18,19) дано каждому из нас, поскольку брак — это достойное уважения состояние и дар любящего Бога. Причем, Библия указывает, что способность наслаждаться этим Божьим даром — сама по себе дар от Бога (см.: Прит. 5:19). Бог осудит всех тех, кто мог наслаждаться этим даром, но не делал этого. Вся человеческая любовь до некоторой степени является отражением любви Бога. Однако не стоит думать, что все страстные сердечные дела обязательно имеют божественное одобрение. Слова «Бог — есть любовь» можно легко истолковать как «любовь — есть Бог». И тогда все дозволено. И тогда мы теряем нашу моральную опору.

«Многие воды» (большие воды) ст. 7 встречаются несколько раз в Ветхом Завете, особенно в псалмах (28:3; 31:6; 76:19; 92:4; 106:23; 143:7). Скорее всего, это «эхо» хаотических вод первоначального потопа, который является доминирующей темой в мифологии о сотворении мира в древних ближневосточных странах. Эта угрожающая сила хаоса должна быть подчинена и упорядочена, чтобы могло произойти создание суши. Возможно, здесь намек на мифологическую линию, лежащую в основе рассказа о сотворении из первой главы Книги Бытие. Но бушующие потоки могут представлять силы смерти, как в Псалме 17:5: «Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня» и Книге Пророка Ионы 2:4: «Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои проходили надо мною». Совокупность образов огня и воды ярко иллюстрирует непреодолимость любви. Поскольку хоть вода и может загасить обычное пламя, не существует силы, которая может загасить пламя любви. Любовь всегда будет испытываться на прочность, всегда будет сталкиваться с силами, которые угрожают подорвать и разрушить ее. Это могут быть внешние обстоятельства, которые покушаются на власть любви; боль разлуки; неопределенность настоящего или будущего; потеря здоровья или средств существования. Но любовь, которая подпитывается энергией Бога, преодолеет все эти неблагоприятные обстоятельства и станет чище, сильнее и ценнее.

Это наиболее ценная составляющая человеческого опыта. Ею нельзя торговать; ее нельзя купить или продать, как будто это коммерческая сделка. Никто не может купить преданность за дары или лесть. «Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением» (8:7). Когда эта тема опять будет затронута в 8:12, мы рассмотрим ее в деталях.

Поразительно сходство слов в стихах Песни Песней 8:6,7 и в Книге Пророка Исайи 43:2. Оба отрывка содержат слова «вода», «река», «огонь», «пламя», хотя у пророка речь идет о спасительной любви Самого Бога во всей ее непреодолимой мощи.

Младшая сестра (8:8—10)

Этот отрывок напоминает ст. 1:5. В первой главе говорится о том, что братья сердятся на свою сестру и стараются держать ее подальше от неприятностей. В данном отрывке идет речь о том, что братья защищают свою младшую сестру, а она самоуверенно и с апломбом заявляет о своей самостоятельности и праве любить. Так, по крайней мере, думаю я, поскольку нет однозначного мнения о том, кто говорит в ст. 8:8,9. Я полагаю, девушка вспоминает о том, что говорили о ней братья, когда она была моложе, и сравнивает себя с той, какой она была тогда. Так что молодая сестра в ст. 8 — это та же самая персона, что и девушка в ст. 10. Теперь она зрелая (груди у меня как башни), тогда она была еще девочкой (сосцов нет у нее). Древнееврейский первоисточник ст. 8 ясно указывает на то, что речь идет о девочке в возрасте до 12 лет. Братья присматривают за своей младшей сестренкой. Как и в аллегории, приведенной в шестнадцатой главе Книги Пророка Иезекииля, они наблюдают, как она развивается и становится самой красивой израильтянкой: ее «груди сформировались и волосы отрасли».

Итак, братья говорят о своей ответственности в отношении младшей сестры, «когда будут свататься за нее». Это обычно относят ко времени, когда она должна быть обручена, поскольку то же выражение использовано, когда Давид взял в жены Авигею после смерти Навала (см.: 1 Цар. 25:39). Однако это может относиться и ко времени, когда ее просто начинают замечать, а членам семьи надо задумываться над тем, какая девушка из нее получится и кто ей может подойти в мужья. Она все еще принадлежит семье и находится под присмотром своих братьев до тех пор, пока не выйдет замуж. Как и любую молодую девушку, ее баловали, и украшали, и наряжали, как достояние семьи. Ее следовало сохранить во всей чистоте и целомудрии. Именно поэтому в ст. 9 говорится о том, что братья исполняют свои обязанности по защите своей сестры.

Имеют ли слова стена и дверь прямой смысл или метафорический? Дверь может быть либо открытой, либо закрытой, иными словами, передавать смысл проникновения или препятствия проникновению. Являются ли две половины стиха синонимическим или антитетическим параллелизмом? Невозможно ответить на этот вопрос однозначно, и лучше всего оставить его открытым. В любом случае, братья обеспокоены, хотя ничего еще не случилось такого, что могло бы вызвать с их стороны защитную акцию. (Но есть намеки на это в 1:5, где ее отправили работать в винограднике за то, что она разгневала своих братьев по какой–то не совсем обычной причине.) Девушка утверждает, что она — стена (8:10), но значение этой метафоры до конца не ясно. Стена (древнееврейское слово, обозначающее фортификационную городскую стену, а не стену дома) предполагает Защиту, неприступность и сохранность. Тогда получается, что братья украсили ее башнями или зубчатыми стенами из серебра, чтобы отметить ее целомудрие и чистоту, поскольку она еще не возделывала свой «виноградник» в сексуальном смысле. В другом смысле (что менее вероятно с учетом ст. 10) использование образа стены могло означать, что она была плоскогрудой и нуждалась в дополнительном украшении для привлечения к себе внимания.

В отношении двери давайте рассмотрим сначала случай синонимического параллелизма. Дверь закрывает вход, она предотвращает несанкционированный доступ. Итак, поскольку образ стены ассоциируется с ее украшением серебряными башнями, девушка будет украшена (это вероятное значение древнееврейского слова, которое переводится как «обложили») панелями из кедра. И серебро, и кедр являются дорогими материалами. Иеремия отметил использование Иоакимом в своем дворце панелей из кедра как возмутительную экстравагантность и расточительство (см.: Иер. 22:14,15). Итак, мы имеем образ двери, декорированной очень дорогими резными панелями из кедра.

Однако в случае антитетического параллелизма дверь должна восприниматься как вход, открытый проход для всех и каждого. Тогда эта метафора может свидетельствовать о потенциальном нецеломудрии девушки, о том, что она раскрепощена, и ее тело — это объект вожделений юности. Из этого понятно, что братья, защищая ее деревянными панелями, предотвращают доступ, создают для нее карантин, как пророк Осия для своей жены (см.: 3:3). Однако каким бы образом мы не интерпретировали данную метафору, девушка в ст. 10 гордо и уверенно говорит о своей зрелости, как моральной, так и сексуальной: она — стена, а груди ее — как башни. Упоминание грудей кажется несколько амбициозным. Они, как серебряные зубчатые стены, украшены и привлекательны; она вовсе не плоскогрудая, а вполне созревшая для любви. Груди являются символом ее самоуверенности. Она даст свою «утешающую грудь» только тому, кому она преданна. Все остальные будут отвергнуты. Она более не нуждается в защите братьев. Она сама может позаботиться о себе. Так она стала по оценке своего возлюбленного той, кто дает покой. Ее возлюбленный не упомянут в этом разделе, но он — единственный, кто может быть упомянут. Маловероятно, что она «принесет покой» своим братьям, как бы они ни были горды ею. Ее девственность, ее чистота, ее зрелость, ее сила — все это источники шалом для ее возлюбленного. Скорее всего, что здесь мы имеем преднамеренное обыгрывание слова шалом, Соломон, Суламита. Суламита принесла шалом своему царю, ее возлюбленному, ее Соломону. В каком смысле девушка приносит шалом своему возлюбленному? Он будет горд тем, что она сохранила себя только для него. Он почувствует себя счастливым человеком, любя ее. Он порадуется тому, что ее братья и мать, в конце концов, одобрят их взаимоотношения.

Возможно, следует отметить, что слово «приносить» является неоднозначным в древнееврейском языке. Оно могло переводиться как «искать» или «вести дальше». Те, кто придерживается гипотезы пастуха, верят, что здесь речь идет о том, как Соломон осознает неумолимый факт, что ему теперь не суждено завоевать Суламиту. Поэтому он ищет покоя, то есть отказывается от своих притязаний на нее и отдает ее в руки ее возлюбленного пастуха.

Виноградник не для аренды (8:11,12)

Этот очаровательный отрывок стал объектом бесконечных спекуляций. В обоих стихах упоминается виноградник, в обоих говорится о деньгах и плодах. Здесь сравниваются два различных виноградника, дающих разные плоды. С одной стороны, виноградник царя Соломона в Ваал–Гамоне, который сдан арендаторам. С другой стороны (8:12), метафорический виноградник самой девушки, который, в отличие от виноградника царя Соломона, не предназначен для аренды. Ее личность, ее тело, ее сексуальность не являются предметом коммерческой сделки. Ее нельзя купить за деньги. Она сама в ответе за свое будущее и отдаст себя по доброй воле только своему избраннику.

Перед тем, как говорить об общем значении этого отрывка, надо познакомиться с некоторыми деталями этих двух стихов. Появление Соломона здесь — литературный прием. Он не является действующим лицом поэмы, но был введен в поэму как негативный пример, как архетип развратника, считающего, что за деньги можно заполучить все, что он пожелает. Эта интерпретация основана на словах девушки в ст. 8:1: Тысяча пусть тебе, Соломон. Я придерживаюсь мнения, что девушка обращается с этими словами как к Соломону, так и ко всем, подобным ему, мужчинам, заявляя, что на деньги нельзя купить любовь и преданность. Она не имеет отношения к такого рода коммерции; она не может быть подкуплена, совращена или нанята. Ее послание идентично посланию ст. 8:7 «Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением». Конечно, если придерживаться гипотезы о пастухе, Соломон здесь представлен как участник любовного треугольника. С обеих точек зрения Соломон едва ли видится как автор Песни Песней. (Некоторые комментаторы придают огромный вес тому факту, что царь Соломон упоминается здесь в прошедшем времени, что, по их мнению, свидетельствует о более позднем времени написания Песни Песней. Однако, поскольку это второстепенная проблема, мы не будем рассматривать ее подробно.)

Любопытно, что первая строка ст. 8:11 несет в себе явное сходство со стихом из Книги Пророка Исайи: «У Возлюбленного Моего был виноградник на вершине утучненной горы» (Ис. 5:1). Эта песнь также является любовной, и мы могли бы подумать, что виноградник — это его девушка. Однако виноградник у пророка символизирует Израиль. В Песни Песней виноградники Соломона могут толковаться двояко. Его буквальные виноградники были широко известны (Еккл. 2:4). Один из них был посажен в Ваал–Гамоне. Место это не упоминается в других ветхозаветных текстах и, скорее всего, его название выдумано. Ваал–Гамон означает или «владелец добра» или «владелец толпы». Царь Соломон был и тем и другим: он был необычайно богат, даже утварь в его дворце была сделана из золота, поскольку серебро ценилось недорого во времена Соломона (3 Цар. 10:2). Он был хозяином огромного гарема: «И было у него семьсот жен и триста наложниц; и развратили жены его сердце его» (3 Цар. 11:3); «собрал себе серебра и золота и драгоценностей от царей и областей; завел у себя певцов и певиц и услаждения сынов человеческих» (Еккл. 2:8). Так что здесь речь о том, что виноградник Соломона может восприниматься не только как место произр!астания винограда, но и как источник чувственных наслаждений.

На каких условиях Соломон сдавал в аренду виноградники фермерам, неизвестно. Исайя упоминает, что участок с тысячей виноградных лоз стоил одну тысячу кусков серебра в дни царя Ахаза (см.: Ис. 7:23). Поскольку у Соломона было несколько участков, арендованных, предположительно, разными фермерами, его виноградник должен был приносить значительные суммы. Но действительно ли стихи означают, что каждый арендатор платил Соломону тысячу шекелей (кусков) за право возделывать участок, а потом оставлял себе деньги, которые он получал после продажи винограда? Или они зарабатывали тысячу шекелей от продажи продукции, оставляли пару сотен себе, а восемь сотен отдавали царю? Мы этого не знаем, да это и не так важно, поскольку эти стихи не являются справочником по экономике виноградарства тех дней. Когда–то девушка была поставлена присматривать за виноградником братьев, «но своего собственного виноградника не стерегла» (см.: 1:5). Теперь же в ст. 8:12 девушка подчеркивает свое права на управление и распоряжение своим собственным виноградником. Древнееврейский текст дословно читается так: «Мой виноградник, который принадлежит только мне, у меня при себе». Здесь акцент на персональном владении виноградником. Обычная интерпретация фразы «у меня при себе» состоит в том, что только у нее есть право на его использование, право, которое она ревностно соблюдает и от которого не собирается отказываться. Таким образом, она говорит всем, кто, вероятно, делает попытки поэксплуатировать ее виноградник, держаться от нее на расстоянии.

Мы предполагаем, что все стихи передают речь девушки. Очевидно, что речь в ст. 8:10 исходит из ее уст, и мы, естественно, предположили, что и в следующих стихах говорит она. Однако не существует лингвистических данных в древнееврейском тексте, позволяющих определить пол рассказчика в ст. 8:11,12. Некоторые интерпретаторы считают, что они принадлежат юноше. Тогда выходит, что он смотрит на виноградник Соломона, его гарем, и видит, как используются там женщины. Но его собственный виноградник, то есть его девушка, не может быть использована другими. Он один имеет право на ее плоды. Поуп писала: «Если говорит жених, декларируя свой контроль над телом невесты, это классический мужской шовинизм. Если женщина здесь утверждает свою автономию, эти стихи становятся золотым текстом для феминистического движения»[50]. Но это может быть и преувеличением, поскольку жених мог высказываться с удивлением и любовью.

Основное послание этих двух стихов в том, что любовь не является товаром, который можно купить или продать. Конечно, можно сделать попытку завоевать лояльность и преданность демонстрацией «великодушия». Но мужчина, постоянно одаривающий девушку, чтобы завоевать ее благосклонность, — довольно жалкая фигура. Он делает подарки, но не отдает себя. У него одна цель — получить немедленное вознаграждение. Когда же цель достигается, девушка может оказаться безжалостно забытой, как пустая коробка из–под сигарет, выполнившая свое предназначение и бесполезная. Может оказаться, что ему нечего дать взамен, ибо он — мелкая личность, не заинтересованная в формировании постоянных взаимоотношений. Девушка, которую такой мужчина обхаживает, должна определенно держать свои глаза открытыми, чтобы ясно видеть, как развиваются события. Он может украсить ее подарками, как рождественскую елку. Hо если это девушка с достоинством и самоуважением, она в конечном итоге с презрением отнесется к таким дарам и их дарителю (8:7), поскольку такие попытки эксплуатации не заслуживают быть названными любовью. Ведь истинный возлюбленный с уважением относится к достоинству партнера.

Любовь не может возникнуть по принуждению; любовь дается свободно. Пробуждение любви начинается с осознания достоинства другого, что впоследствии переходит в желание самоотречения и самоотдачи. Любовь — это не договорные отношения, а взаимное вознаграждение.

Хотя мужчина часто является виновным в коммерциализации сексуальных отношений, женщины часто также эксплуатируют их. Они «продают» свою благосклонность любовникам, чтобы получить от них материальные блага или добиться с ними брака. Женщина, преследующая незаинтересованного мужчину, так же гротескна, как и мужчина, преследующий не заинтересованную в нем женщину: «И ухватятся семь женщин за одного мужчину в тот день, и скажут: „свой хлеб будем есть и свою одежду будем носить, только пусть будем называться твоим именем, — сними с нас позор"» (Ис. 4:1).

Коммерциализация секса происходит от утери ощущения индивидуальности. Секс становится вещью, не связанной с преданностью людей друг другу. В таких случаях сердцевиной отношений становятся гениталии без вовлечения личностных качеств человека. Экстремальным случаем такого коммерческого отношения к взаимодействию полов является проституция. Проститутки совершают механический половой акт за деньги вне брачных уз. Это такое же унижение для мужчин, как и для женщин.

Другим примером такого примитивного, потребительского отношения к сексу является торговля порнографической литературой. Этот постыдный бизнес эксплуатирует трагическое одиночество современных мужчин и женщин и увлекает их в ловушку одностороннего сексуального удовлетворения; порнография вызывает желания, которые могут быть удовлетворены только незаконно, что осуждается Богом. Но ни у кого из нас нет иммунитета от подобных ловушек, и каждый из нас должен быть настороже. Уж лучше лишить себя глаза, чтобы не впасть в искушение (см.: Мф. 5:27–30). Дает надежду только то, что для всех падших доступна освобождающая и трансформирующая сила Иисуса Христа. Искренняя молитва Давида: «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня» (Пс. 50:12) — это та молитва, которая всегда будет услышана.

Но даже в рамках брака сексуальное желание может стать предметом эгоистичной торговли: «Я дам тебе это, если только ты купишь мне то». Отношения, основанные на таком бартере, не соответствуют фундаментальной сущности любви — самоотдаче без ожидания какой–либо награды. Только такой бескорыстный отказ от себя ради другого приносит истинную радость.

Беги, возлюбленный! (8:13,14)

Книга Песни Песней заканчивается этими двумя загадочными стихами. Они кажутся довольно специфическим завершением прекрасной любовной песни и рождают у нас несколько вопросов: что девушка делает в садах! Кто эти товарищи, внимающие ее голосу! В чем суть просьбы возлюбленного? В чем суть ее ответа? Является ли ее ответ приглашением на интимную встречу, или она предлагает ему бежать одному? Есть здесь много неопределенности, но, по крайней мере, ясно, кто говорит. В ст. 8:13 юноша обращается к девушке, поскольку древнееврейское слово, переводимое как жительница, имеет женский род и единственное число. Товарищи (мужской род, множественное число) — это ее товарищи, возможно, поклонники. Здесь используется то же слово, что и в ст. 1:6 (стад товарищей твоих). Товарищи внимают, то есть ловят каждое ее слово, каждый звук, слетающий с ее губ. Приглашение в ст. 8:14 (или это приказ?) сделано девушкой. Возможно, это ее прямой ответ на его просьбу, выраженную в ст. 8:13, или приглашение, которое юноша мечтает услышать из ее уст. Ясной картины здесь нет. Если верно последнее, ст. 13 и 14 передают речь юноши; тогда слова в ст. 14 должны быть в кавычках, а два стиха связаны словом «говорящий». Перевод будет такой: дай и мне услышать твой голос, говорящий «беги, возлюбленный мой». Однако я считаю, что 8:14 — это прямая речь девушки, а не воображаемый ответ.

Но в чем здесь дело? Что девушка приказывает своему возлюбленному? В ст. 8:13 опять появляется тема сада. Девушка, похоже, сидит или стоит там, окруженная мужчинами. Однако сад в данном случае городской, а не частный. Это сад за городом. Кто–то видит в стихах элемент соревнования («лисята» в ст. 2:15). Юноша в таком случае находится вне сада, который он перед этим объявлял своей собственностью, закрытым садом (4:12). Не оттеснен ли он другими, желающими протиснуться внутрь? Если в этом дело, тогда он представляет собой довольно жалкую фигуру. Он жалобно умоляет девушку уделить ему некоторое внимание (дай и мне послушать). Он хочет, чтобы она говорила с ним, и с ним одним. Похоже, что между ними произошел разрыв или, по крайней мере, какое–то непонимание с его стороны. Оставила ли его девушка? Нашла ли девушка его пыл недостаточным? Хочет ли она публичных аплодисментов и лести толпы поклонников? Или она старается спровоцировать его на ревность? Нет определенного ответа ни на один из этих вопросов. Стихи дразнят нас, как, возможно, девушка дразнила своего возлюбленного.

Ответ девушки также туманен. Куда возлюбленный должен бежать? В ароматные горы? Но где они и что из себя представляют? Мы уже встречали в тексте нечто подобное: горы Базера (2:17, буквальный перевод); гора мирровая и холм фимиама (4:6) и башни благовоний (5:13). Как мы убедились, есть сильный эротический оттенок в этих контекстах. Так что, возможно, здесь происходит нечто подобное. Она приглашает его быть как серна или молодой олень на ароматных горах. Это звучит очень похоже на приглашение к интимным ласкам. Но приглашение выражено на таком языке, что могло быть воспринято как прямо противоположное. Не в первый раз мы наблюдаем некоторую неопределенность в отношении вектора отношений влюбленных (см.: 6:2). Возможно, она говорит ему, чтобы он берег свою независимость и бежал прочь в горы, как сказано у пророка Аввакума: «Господь Бог — сила моя: Он сделает ноги мои как у оленя и на высоты мои возведет меня!» (Авв. 3:19). Но, возможно, девушка просто зовет своего возлюбленного отправиться в их тайное место, куда она последует за ним, когда ее товарищи перестанут обращать на нее внимание. Там они займутся любовью. Следовательно, книга заканчивается предвкушением любовного свидания.

В большинстве любовных историй молодые влюбленные преодолевают огромные препятствия для того, чтобы достичь своей цели — соединения в единую плоть, после чего жизнь, по их представлению, станет прекрасной. Но реальная жизнь предлагает иные варианты. И, возможно, суть этих заключительных стихов и состоит в отражении этой реальности: цикличности любви, бесконечных ее подъемов и спадов, меняющихся настроений. В любых развивающихся отношениях мы никогда «не прибываем на станцию назначения». Все время появляются новые уроки для изучения и старые уроки для пересмотра. Мы иногда можем «играть в прятки», как время от времени делают это наши двое влюбленных. Но всегда есть возможность возвращения назад и нового старта. Как глупо думать, что мы когда–либо станем всезнающими экспертами в области человеческих отношений. О подобном самомнении говорится в Первом послании к Коринфянам: «Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1 Кор. 10:12). Случайное слово здесь, обидный жест там, невинное молчание, полностью понятое неправильно — и весь карточный дом налаженных отношений разваливается. Нам приходится начинать строить их заново, медленно и болезненно, убирая завалы на пути друг к другу. На это нелегко решиться, ведь мы склонны лелеять наши обиды; мы в уме держим «списки» ошибок наших партнеров, реальные или воображаемые; мы склонны хранить молчаливую враждебность, не любим проявлять инициативу для примирения. Но мы втянуты в орбиты наших партнеров физически, эмоционально, психологически, интеллектуально и духовно. И даже когда мы удаляемся, позволяя друг другу двигаться по своим траекториям, мы остаемся уверенными в нашей преданности друг другу. Каждый цикл движений в направлении друг к другу и прочь друг от друга должен приносить ощущение этой взаимной преданности.

Лингвистическая двусмысленность (приглашает ли девушка заняться с ней любовью, или она говорит юноше, чтобы он бежал прочь?) может на глубоком уровне отражать парадокс любовных отношений. Как сказал Сервантес, «любовь — слишком сильна. От нее можно только убежать, одолеть ее невозможно». Мы стремимся к свободе и независимости. Но нам также хочется близости, хотя осуществление последнего желания сопровождается потерей независимости.

Дело в том, что мы находим свое истинное «я» только при самоотдаче; так же, как для того, чтобы жить, мы должны умереть. В этом заключается трагическое противоречие между жаждой свободы и близости, жаждой, которую мы все ощущаем и с которой должны смириться. Об этом–то и идет речь в последних стихах.