Книга Трех

Глава пятая Сломанный меч

Гурги убежал, визжа от страха. Гвидион стоял рядом с Тареном, когда первый всадник устремился к ним. Неуловимым движением Гвидион выхватил из куртки травяную сеть. Неожиданно усохший пучок травы сделался шире, длиннее, засверкал и затрещал, испуская узкие полосы пламени. Всадник занес меч. С воинственным кликом Гвидион швырнул полыхающую сеть в лицо врагу. Вскрикнув, всадник уронил меч и замахал руками. Он вылетел из седла, а испепеляющая сеть окутала его, облепила всего, как гигантская паутина.

Гвидион поволок ошеломленного Тарена к вязу и вынул из-за пояса охотничий нож. Он сунул его Тарену в руку и быстро сказал:

– Это единственное оружие, которое я могу дать тебе. Воспользуйся им.

Прижавшись спиной к стволу дерева, Гвидион повернулся лицом к оставшимся четырем воинам. Огромный меч описал сверкающую дугу, острый клинок, рассекая воздух, запел над головой Гвидиона. Дальше Тарен ничего не видел. Громадная лошадь встала на дыбы, и прямо перед его лицом взвились тяжелые копыта. Всадник злобно ударил Тарена по голове, размахнулся и ударил еще раз. Ослепленный, Тарен наугад ткнул ножом. Закричав от ярости и боли, всадник откинулся назад в седле, увлекая лошадь в сторону.

Гурги нигде не было видно, но по полю к ним стремительно неслось что-то белое.

Мелингар вступила в драку. Ее золотистая грива вздымалась, бока белой кобылы раздувались, а сама она ржала и, выкидывая вперед копыта, бросалась на всадников. Ее могучие бока теснили их, опрокидывали коней, и те в панике, выворачивая синеватые белки глаз, становились на дыбы. Один всадник, желая повернуть, неистово дернул поводья своей лошади. Она присела на задние ноги. Мелингар поднялась во весь рост, ее передние копыта колотили по воздуху, хлестали и топтали всадника, упавшего на землю. Мелингар закружилась над ним, вминая скрюченную фигурку в глину.

Остальные три воина шарахнулись от взбешенной лошади. Около вяза звенел и лязгал стремительный клинок Гвидиона. Его ноги будто вросли в землю. Теснившие его всадники не могли сдвинуть с места доблестного принца. Глаза его сверкали страшным светом ярости.

– Продержись еще немного! – прокричал он Тарену.

Меч его вспыхивал молнией. Нападавшие воины заколебались. Невдалеке послышался цокот копыт. И когда последние двое нападавших готовы были пуститься наутек, на краю поля показались двое других. Они круто остановили коней, спешились и кинулись в самую гущу битвы. Их лица были мертвенно-бледными, а неподвижные глаза тускло светились одновременно равнодушием и злобой. Тяжелые бронзовые обручи охватывали их талии, и с этих подобий поясов свисали черные плети. Бронзовые нагрудные пластины были усеяны острыми шипами. Ни шлемов, ни щитов они не носили. Рты их растянулись в застывшем отвратительном оскале, напоминавшем мертвую улыбку черепа.

Меч Гвидиона блеснул в последний раз.

– Убегай! – крикнул он Тарену. – Это Дети Котла! Бери Мелингар и скачи отсюда!

Тарен еще плотнее прижался к теплому стволу вяза и поднял свой нож. В следующее мгновение перед ним выросли Дети Котла.

Страх черными крыльями окутал Тарена. И не мертвенно-бледные лица ужасных воинов, не застывшие безжизненные глаза их, а призрачное молчание, беззвучный оскал ледяных губ наполнили ужасом его душу. Немые люди выхватили мечи. Металл заскрежетал о металл. Безжалостные воины наносили удар за ударом. Клинок Гвидиона вдруг вонзился прямо в сердце одного из нападавших. Бледный воин не издал ни звука. Ни капли крови не выкатилось из раны. Он лишь передернулся и с таким же застывшим лицом вновь бросился в бой.

Гвидион стоял, как одинокий загнанный волк. Глаза его сверкали зеленым огнем, сжатые зубы влажно поблескивали. Мечи Детей Котла молотили по его мелькающему клинку. Тарен кинулся на одного из бледных воинов. Но неуловимый взмах меча, и охотничий нож выпал из его окровавленной руки.

По шее Гвидиона струилась кровь. Бледные воины усилили натиск.

Принц набычился и, издав громкий клич, ринулся вперед; в отчаянном прыжке Гвидион ударился грудь в грудь с нападавшим и упал на одно колено. Он еще продолжал наносить удары, но быстро слабел. Меч выпал из его рук. Дети Котла отбросили свое оружие и схватили его. Они швырнули принца на землю лицом, заломили руки назад и крепко связали.

Тут появились еще два воина. Один схватил Тарена за шиворот. Юношу кинули на спину Мелингар и накрепко привязали к седлу. Он теперь лежал поперек лошадиной спины бок о бок со связанным Гвидионом.

– Ты сильно ранен? – спросил Гвидион, пытаясь поднять голову.

– Нет, – сказал Тарен, – твоя рана серьезнее.

– Не рана меня беспокоит, – горько вздохнул Гвидион. – Были и похуже, но я выжил. Почему ты не убежал, как я приказывал? Я знал, что не одолеть нам Детей Котла, но я мог их задержать, пока ты не скроешься. Впрочем, ты бился неплохо, Тарен из Каер Даллбен.

– Ты больше чем великий воин, – прошептал Тарен. – Я помню, как ты плел сеть из травы до того, как мы переплыли Аврен. Но в твоих руках это, как я видел, стало не просто травой. Почему ты не открылся мне?

– Я тот, кто я есть. А пучки травы – да, ты прав, – это немного больше, чем просто умение. Этому меня научил Даллбен.

– Значит, ты тоже чародей?

– Я же сказал, я тот, кто я есть. Но обладаю и еще кое-чем. Но как видишь, сегодня этого было мало, чтобы защитить моего смелого товарища.

Один из Детей Котла пришпорил своего коня, вплотную подъехал к Мелингар и, выхватив кнут, со всего маху хлестнул одного и другого пленника.

– Молчи, – шепнул Гвидион. – Они убьют тебя. Если мы никогда больше не увидимся, прощай.

Отряд долго ехал без остановки. Перейдя вброд мелководную реку Истрад, кони Детей Котла сжали Мелингар с обоих боков. Тарен раз попытался заговорить с Гвидионом, но жгучие удары хлыста заставляли его замолчать. В горле у Тарена пересохло, голова кружилась, накатывали волны тошноты. Он уже не понимал, сколько времени они едут, потому что ежеминутно впадал в беспамятство, в лихорадочный сон. Солнце стояло все еще высоко. Ему померещился силуэт высокой серой крепости, стоящей на холме. Или это было наяву?

Копыта Мелингар застучали по камням. Тарен увидел мостовую. Он поднял голову и догадался, что они въехали во двор крепости. Грубые руки стащили его со спины Мелингар и поволокли, обессиленного и спотыкающегося, в сводчатый коридор. Гвидион, поддерживаемый под руки, еле передвигал ноги. Тарен попытался присоединиться к своему другу, но хлыст Детей Котла свалил его на колени. Стражники заставили его подняться и толкнули вперед.

Наконец пленников ввели в просторный зал. Вдоль ярко-алых стен полыхали факелы. День был еще в разгаре, но здесь, в огромном зале без окон, стоял мрак, веял холод и ночная сырость сквозила по каменным плитам пола. В дальнем конце зала на троне, вырезанном из черного дерева, сидела женщина. Ее длинные волосы отливали серебром в сочном свете факелов. Лицо ее было молодым и красивым. Но мертвенно-бледная кожа казалась еще бледнее из-за темно-красного платья. Шею ее окружало тяжелое ожерелье из драгоценных камней, запястья обеих рук охватывали украшенные камнями браслеты, а крупные кольца тускло мерцали в свете факелов. Меч Гвидиона лежал у ее ног.

Женщина резко поднялась.

– Позор моему дому! – вскричала она. – Раны этих людей свежи и не перевязаны! Кто-то мне ответит за это! – Она подошла к Тарену. – А этот юноша еле стоит на ногах. Принесите еды, вина и бальзам для ран! – Она громко хлопнула в ладоши и обратилась уже напрямую к Тарену, глядя на него с жалостью. – Бедный мальчик, тебя мучат твои раны.

Женщина протянула легкую бледную руку и нежно коснулась его окровавленного плеча. Под ее пальцами боль утихла, и приятное мягкое тепло разлилось по всему телу. Все его существо охватило согревающее чувство покоя, словно нахлынувшее из давно забытых дней, когда в Каер Даллбен его укладывали в теплую кроватку и сонный летний полдень смыкал глаза.

– Как вы попали в наши места? – донесся до него мелодичный голос.

– Мы переплыли Великую Аврен, – начал Тарен. – Понимаете, произошло…

– Молчи! – Голос Гвидиона зазвенел в его ушах. – Это Акрен! Она коварна и готовит нам ловушку.

Тарен осекся. Несколько мгновений он ошарашенно смотрел на ласковую женщину и никак не мог поверить, что за этой красотой и нежностью прячется зло, о котором его не раз предупреждали. Может, Гвидион заблуждается? Тем не менее он плотно сжал губы и умолк.