Гришка уже с утра проживал у дяди Феди в красивой новгородской деревне Коржи.
Дядя Федя ему сразу понравился. Он был не толстый, не тощий. Рыжая борода с проседью летела впереди него обрывком уже отшумевшей бури.
Дядя Федя направо шёл – левое из внимания не упускал. Налево шёл – правое имел в виду. Когда шагал вперёд, глаза его смотрели во все стороны сразу, а иногда так косили и выпирали, словно им приспичило повидаться друг с другом.
Гришка отметил между папой и дядей Федей некое сходство, хоть дядя Федя и не прямой родственник, а папа – без бороды.
Папа уехал, сказав на прощание:
– Позабудь свои печали. Голову не задирай. По сторонам гляди. Под ноги вперяйся. В этой местности всякого чуда много. – И легонько щёлкнул Гришку по затылку, такие у него были ласки.
Теперь, пообедав, дядя Федя и Гришка сидели на лавке возле окна, читали газеты. Гришка наткнулся на длинное слово – «пе-ре-ре-кон-струк-ци-я». И удивился.
– Красивое слово, – сказал он. – Только длинное очень и ничего для моих мыслей не значит. А вот, например, буква «щи» – одна, а уже можно кушать.
Мимо Гришкиного уха прозвенела оса. И смолкла. И кто-то сказал:
– К вашему сведению, в щах две буквы.
Гришка уловил в неизвестном голосе грустное превосходство слабого существа, глянул в окно и увидел – на ветке калины сидит воробей, осу в лапе держит, словно конфету в полосатом фантике.
– Привет, Мухолов, – сказал дядя Федя. – Читал новости? В Индии проливные ливни. В Тамбове заморозки. В Ленинграде переименовали ещё одну улицу. Ко мне внук приехал, Григорий.
Воробей проглотил осу, покрутил головой, словно у него давил воротник.
– Григорий, – сказал он, – зовите меня Аполлоном.
Гришка кивнул согласно. Дядя Федя газету смял.
– Аполлон! Это же безумно красивый бог. А ты? Где твоя красота? Где твои золотые перья? Ты ведь стреляный воробей?
– Неоднократно стрелянный.
– Ты стреляный. Я стреляный. – Дядя Федя разделся до трусов, как на медицинском осмотре, показал шрамы, украшавшие его тело. Круглые, продольные, серповидные. – Вот сколько ран! Ещё сколько ушибов, вывихов и ожогов. Но ведь я не говорю: называйте меня товарищ Гуляев, хотя мы с ним и похожи. Ты же, Мухолов, образованный, мог бы вести себя поскромнее.
– Товарищ Гуляев – лицо историческое, – ответил воробей со сдержанной вежливостью, но торопливо. – Аполлон – лицо мифологическое, покровитель всех, тяготеющих к славе. Такие выражения, как «безумная красота», не в вашем, простите, характере. И вообще – была бы душа хорошая.
– Не части, – сказал дядя Федя, – собьёшься… А ты, Гришка, ступай прогуляйся… Дыши глубже.