Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в.

Введение

В средние века собственность господствующего класса на средства производства выражалась в первую очередь в собственности на землю. Без частной земельной собственности были бы невозможны осуществление феодального способа производства и эксплуатация трудящихся масс посредством изъятия у них феодальной ренты. По меткому выражению К. Маркса, «присвоение ренты есть экономическая форма, в которой реализуется земельная собственность…»^{1}.

Классики марксизма-ленинизма показали, что частная собственность на землю существовала не всегда. Она пришла на смену коллективной родо-племенной собственности при переходе общества от первобытнообщинного строя к классовому. Немалую роль в процессе возникновения частной собственности сыграло насилие.

К. Маркс писал: «Основное условие собственности, покоящейся на племенном строе (к которому первоначально сводится община) — быть членом племени. Это значит, что племя, завоеванное, покоренное другим племенем, лишается собственности и становится одним из тех неорганических условий воспроизводства племени-завоевателя, к которым община относится как к своим собственным. Рабство и крепостная зависимость являются поэтому лишь дальнейшими ступенями развития собственности, покоящейся на племенном строе. Они неизбежно изменяют все его формы»^{2}.

Эволюция земельной собственности в период перехода общества от первобытнообщинного к классовому строю была вскрыта Ф. Энгельсом в его работах: «Марка», «Франкский период», «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Ф. Энгельс показал, что родо-племенная собственность на землю была уничтожена на определенном этапе развития общества в результате присвоения права собственности на родо-племенные территории военными вождями. Он отмечал: «В качестве представителей народа франкские короли завладели огромными земельными пространствами, принадлежавшими всему народу, в особенности лесами, чтобы затем расточать их в виде подарков своей придворной челяди, своим военачальникам, епископам и — аббатам»^{3}.

Данное положение применимо и к истории России, так как процессы общественного развития, протекавшие у германцев и славян, были сходными, хотя и не всегда одновременными.

Появление частной земельной собственности у славян привело к выделению двух главных антагонистических классов: класса феодалов-землевладельцев и класса феодально-зависимых крестьян и ремесленников, что послужило толчком для возникновения государства, которое должно было обеспечить феодалам изъятие прибавочного продукта у непосредственных производителей.

К. Маркс и Ф. Энгельс писали: «Так как государство возникло из потребности держать в узде противоположность классов; так как оно в то же время возникло в самих столкновениях этих классов, то оно по общему правилу является государством самого могущественного, экономически господствующего класса, который при помощи государства становится также политически господствующим классом и приобретает таким образом новые средства для подавления и эксплуатации угнетенного класса»^{4}.

Феодальная земельная собственность коренным образом отличается от рабовладельческой и капиталистической форм собственности на землю. Если в рабовладельческом и капиталистическом обществах земельная собственность представляет собой монополию частных лиц, могущих распоряжаться принадлежащими им участками земли но своему усмотрению, то при феодализме, в силу специфичности феодального способа производства, собственность на землю, как правило, является условной, неполной и носит иерархический характер.

К. Маркс писал: «Могущество феодальных господ, как и всяких вообще суверенов, определялось не размерами их ренты, а числом их подданных, а это последнее зависит от числа крестьян, ведущих самостоятельное хозяйство»^{5}.

Военные вожди, захватив племенные территории, тут же раздробляли их на части, отдавая в условное держание своим подданным — родственникам, дружинникам, священнослужителям и т. д. Те, в свою очередь, тоже дробили полученные земли, раздавая их собственным вассалам. Таким образом, в эпоху феодализма земельная собственность оказывается поделенной между отдельными представителями феодального класса.

Чтобы получать от земель доходы, феодалы вынуждены наделять непосредственных производителей — крестьян и ремесленников — земельными наделами. Однако часто случалось так, что князья и их дружинники не наделяли непосредственных производителей земельными участками, а просто присваивали себе права на принадлежавшие крестьянам и ремесленникам участки земли.

В эпоху феодализма непосредственный производитель владел собственным земельным наделом и вел на нем самостоятельное хозяйство. Он имел все необходимые условия для осуществления производства. Между тем каждый феодал также стремился обзавестись своим домениальным хозяйством. Поэтому при феодализме наряду с хозяйствами мелких производителей существовали крупные хозяйства собственников земли. При этом мелкие производители осуществляли производство как в своих хозяйствах, так и в хозяйствах собственников земли. Так они расплачивались с феодалами за использование их земель.

Отработочная система могла действовать только в тех случаях, когда феодалы имели домениальные хозяйства. Если же феодалы отказывались от ведения собственного хозяйства, они собирали с непосредственных производителей натуральные и денежные оброки, тоже представлявшие собой плату за использование господской земли.

Огромную роль в древней Руси играли князья. Они осуществляли государственное управление, являлись организаторами класса феодалов, в их ведении находилась внешняя и внутренняя политика Руси. Такое исключительное положение князей на Руси объясняется тем, что они были крупнейшими землевладельцами. Территории, которыми они владели, приносили им большие доходы и давали возможность содержать собственные войска. Поэтому исследование характера и тенденций развития княжеского землевладения — необходимое условие для углубленного изучения важнейших экономических и политических сдвигов, происходивших на Руси в эпоху средневековья.

Вопрос о существовании в древней Руси крупного землевладения (и княжеского в частности) неоднократно обсуждался в исторической литературе. Практически не существует ни одной работы, посвященной не только социально-экономической, по и политической истории древней Руси, в которой бы эта проблема не была затронута в той или иной форме. Причем обычно вопрос о землевладении теснейшим образом переплетается с другим вопросом: а как квалифицировать крупную земельную собственность, считать ли ее родовой, общинной, государственной, рабовладельческой или феодальной?

Уже в XVIII — первой трети XIX в. некоторые ученые отмечали сходство общественного строя древней Руси с феодальным строем стран Западной Европы. С. Е. Десницкий, И. Н. Болтин, Н. А. Полевой сумели разглядеть в древней Руси и крупную княжескую собственность на землю, и вотчинное хозяйство, и некоторые другие феодальные институты^{6}.

Однако их работы признания не получили. Против них выступили и западники, и славянофилы, и приверженцы государственной школы, и историки других направлений. К. Д. Кавелин заявил о несопоставимости удельной системы, существовавшей на Руси, с феодальной системой Запада^{7}. И. В. Киреевский и К. С. Аксаков вообще отрицали наличие на Руси какой-либо частной собственности на землю, объявив общину «основой русского общественного устройства»^{8}. М. П. Погодин в категорической форме утверждал, что русские князья в отличие от западноевропейских «не прикоснулись к земле» и она «осталась как прежде в общем владении народа, под верховною (отвлеченною) властью князя, который о ней не думал, потому что не имел никакой нужды»^{9}. Б. Н. Чичерин доказывал, что в древней Руси господствовал родовой быт и все земли принадлежали родовым общинам^{10}. С. М. Соловьев говорил о том, что на Руси земли всегда было «слишком много» и ценности она потому не имела. По его мнению, все русское население находилось в непрерывном движении, переселяясь с места на место, а отсутствие на Руси камня не давало возможности князьям «вить себе каменных гнезд», чтобы оттуда «завладеть мужиками», как это было на Западе^{11}. Историк права М. Ф. Владимирокий-Буданов утверждал, что земля на Руси представляла собой государственную территорию, а не собственность частных лиц^{12}.

Отдельные историки XIX — начала XX в. признавали существование на Руси княжеского и боярского землевладения, однако не считали, что оно имело феодальный характер. Так, И. Д. Беляев утверждал, что на Руси уже в XI в. вотчинами владели князья, бояре и даже крестьяне. Вотчинники были полными собственниками земель, поскольку имели право их отчуждать и селить на них всех желающих, никого не спрашиваясь^{13}.

Примерно те же взгляды на землевладение можно отметить и у Г. Ф. Блюменфельда^{14}.

Н. И. Хлебников писал, что русские князья вплоть до монгольского нашествия «имели слишком мало власти и слишком мало средств, чтобы раздавать свои земли дружинникам, у них у самих было едва по нескольку сел, населенных рабами или смердами»^{15}.

В. И. Сергеевич говорил, что Русь в раннее средневековье была разделена на волости, состоявшие из городов и пригородов. Волостям для управления были необходимы князья, которых и сажали у себя горожане. Поэтому князья и горожане выступали совладельцами земельных богатств^{16}.

В. О. Ключевский рассматривал древнюю Русь как «торговую» и «городовую». Главным занятием ее господствующего класса — «торгово-промышленной аристократии» — были военные грабежи на водных путях и торговля рабами. После того как этот класс наполнил челядью свои подворья, он стал применять «рабовладение к землевладению». Частное землевладение появилось на Руси в X в. Земельными собственниками выступали «князья и члены их семейств». «Сама идея о праве собственности на землю, о возможности владеть землею, как всякою другою вещью, вытекала из рабовладения, была развитием мысли о праве на холопа», — заключил он^{17}.

Такого же мнения относительно характера княжеской собственности в древней Руси придерживался и П. Огановский^{18}.

По П. Н. Милюкову, Русь находилась на стадии «крайней первобытности экономического развития», население ее было бродячим. «При полном господстве натурального хозяйства и невозможности сбыта земледельческих продуктов, — писал он, — владение землей, естественно, не давало значительного дохода землевладельцу»^{19}. Отсюда следовал вывод: древнерусские князья не ценили своих владений и не являлись хозяевами в своих вотчинах, подобно западно-европейским феодалам^{20}.

А. Е. Пресняков стремился доказать, что русские князья владели волостями, слагавшимися в отдельные земельные системы. В отличие от В. И. Сергеевича он не считал князей совладельцами с горожанами. В основе княжеского владения землей лежали, по его мнению, предсмертный ряд отца и семейный раздел. Он указал на тесную связь княжеского и боярского землевладения с церковным, выражавшимся в княжеских и боярских пожалованиях земель церквам и монастырям^{21}.

Вторично вопрос о схожести «русского земельного устройства» с «феодальным устройством» Запада был поднят Н. И. Костомаровым и Н. П. Павловым-Сильванским. Н. И. Костомаров заявил, что «феодальный порядок» на Руси был создан в середине XIII в. золотоордынскими ханами. Под феодализмом он понимал такой общественный строй, когда «весь край находится в руках властителей, образующих из себя высшие и низшие ступени с известного рода подчиненностью низших высшим и верховным главой выше всех»^{22}.

Н. П. Павлов-Сильванский разделил историю России на три периода. Первый период, начавшийся в доисторические времена, продолжался до конца XII в. Основным учреждением данного этапа была община-мир. Второй период начался в XIII в. и закончился в середине XVI в. В этот отрезок времени «центр тяжести отношений переходит от мира к боярщине, к крупному землевладению, и на основе его развивается феодальный порядок»^{23}. Для третьего периода (вторая половина XVI–XIX в.) главным учреждением становится сословное государство^{24}.

Н. П. Павлов-Сильванский заявил, что в основе феодального строя лежит крупная земельная собственность. Он вывел три основных признака феодализма: раздробление верховной власти и тесное соприкосновение верховной власти с землевладением, иерархическая организация общества, условность землевладения. По его представлениям, на грани XII и XIII вв. свободный крестьянский мир вступил в ожесточенную борьбу с боярщиной, которая вышла из этого сражения победительницей. После этого крупное землевладение стало развиваться бурными темпами в результате накопления капитала и приложения его к земле. Крупные землевладельцы — князья, бояре и дружинники стали захватывать пустоши, для обработки которых землевладельцы стали привлекать крестьян и холопов «денежными ссудами и льготами в уплате налогов». Крупные собственники земель наращивали земельные богатства за счет покупки возделанных площадей у свободных общин, а также за счет захватов общинных территорий. Русские князья, упрочившие свою власть на местах, начали раздавать земли общин-миров своим слугам, боярам и монастырям. Многие общины и отдельные крестьяне добровольно признали себя собственностью крупных землевладельцев, чтобы получить от них покровительство и защиту на время междоусобиц^{25}.

Изображая процесс феодализации Руси, Н. П. Павлов-Сильванский исходил больше из умозрительных заключений, чем из фактов. Под термином «феодализм» исследователь понимал, как и его предшественники, не определенный способ производства, а совокупность различных институтов и явлений, существовавших как на Западе, так и на Руси.

Концепция Н. П. Павлова-Сильванского подверглась резкой критике Н. И. Кареева^{26}. Она не была признана русской буржуазной исторической наукой, но в то же время оказала очень сильное влияние на труды П. И. Беляева^{27}, М. Н. Покровского^{28}, П. А. Рожкова^{29}, на ранние работы С. В. Юшкова^{30}. М. П. Покровский и С. В. Юшков пытались даже усилить и усовершенствовать учение Н. П. Павлова-Сильванского, соединив его с «торговой теорией» В. О. Ключевского и «экономическим материализмом» А. А. Богданова.

В свою очередь, историки, отрицавшие наличие крупной феодальной собственности в древней Руси, оказали влияние на труды некоторых русских марксистов. Так, например, Г. В. Плеханов был глубоко убежден в том, что Россия вплоть до Петровских времен по знала частной собственности на землю, а ее аграрная история больше сходна с историей восточных деспотий, нежели с историей Западной Европы^{31}.

В конце XIX в. В. И. Ленин указал на существование феодального способа производства в древней Руси^{32}. В работе «Развитие капитализма в России» он дал глубокий анализ сущности феодально-крепостной системы хозяйства, отметив, что такая система существовала в России уже в древнейшие времена. «…Отработки держатся едва ли не с начала Руси (землевладельцы кабалили смердов еще во времена „Русской Правды“)…», — записал он^{33}.

В. И. Ленин не занимался специально историей древней Руси. Он не оставил исследования о социально-экономическом строе Киевского государства. Однако он указал принципиально новый способ решения вопроса, над которым «ломали головы» крупнейшие историки XVIII и XIX столетий. Этот способ заключался в применении марксистского учения о социально-экономических формациях к истории России. И в этом огромная заслуга В. И. Ленина.

Историки использовали предложенный В. И. Лениным способ только спустя 30 с лишним после выхода в свет его книги «Развитие капитализма в России». «Пальма первенства» в этом отношении принадлежит Б. Д. Грекову.

В 1933 г. Б. Д. Греков сделал доклад в Государственной Академии истории материальной культуры «Рабство и феодализм в древней Руси», в котором доказал, что Русь была страной земледельческой, а князья и бояре, упоминаемые в источниках, уже в X в. являлись крупными собственниками земли. Он привел летописные известия о княжеских, боярских и монастырских селах, показал, что земля в Киевском государстве представляла большую ценность: ее покупали, дарили, меняли. Основными производителями на Руси были не рабы и холопы, а смерды, рядовичи и закупы^{34}.

Доказывая феодальный характер древней Руси, Б. Д. Греков исходил не из совокупности различных институтов, как это делали допето, а из способа производства сельскохозяйственной продукции и способа эксплуатации землевладельцами зависимого от них населения.

В 1934 г. вышла книга Б. Д. Грекова «Очерки по истории феодализма в России. Система господства и подчинения в феодальной деревне», где имелся раздел, посвященный организации княжеского хозяйства в древней Руси^{35}. Автор показал княжеский домен с его живым и мертвым инвентарем, а также основных производителей — смердов, закупов и рядовичей, обслуживавших хозяйства князей и бояр.

Б. Д. Греков работал над проблемой русского феодализма и княжеского землевладения до самой смерти. Итогом его работы над данными проблемами была книга «Киевская Русь» (впервые выпущенная в 1939 г.), которую автор многократно переиздавал, усиливая ее отдельные положения. В 1952 г. вышла его статья о генезисе русского феодализма, где Б. Д. Греков высказал предположение о возникновении княжеско-боярской собственности на землю у восточных славян в VI–VII вв.^{36}.

Работы Б. Д. Грекова способствовали новому изучению вопросов, связанных с генезисом и этапами развития крупной феодальной собственности на Руси. Многие ученые внесли весьма ощутимый вклад в разработку этой проблемы. Ею занимались историки, археологи, этнографы, экономисты. Особо следует выделить труды С. В. Юшкова, В. В. Мавродина, М. Н. Тихомирова, Б. А. Рыбакова, Л. В. Черепнина, В. Т. Пашуто, в которых многие вопросы, связанные с данной проблематикой, подверглись уточнению и доработке, некоторые из них были окончательно решены. Критический анализ ученых, занимавшихся данной проблемой, достаточно полно рассматривается во многих рецензиях и историографических обзорах^{37}, что избавляет нас от необходимости производить его еще раз.

Концепция Б. Д. Грекова о феодальном характере княжеского землевладения Киевской Руси была принята за основу в советской исторической науке. Однако она и в целом и частично (неоднократно подвергалась критике. Так, С. В. Вознесенский в противовес Б. Д. Грекову выдвинул тезис, согласно которому Русь IX–XI вв. была дикой страной, где преобладало кочевюе скотоводство, а пришлый «дружинно-городской класс» грабил округу^{38}. Другие историки пытались представить Русь рабовладельческим государством^{39}. Третьи ставили под сомнение высокий уровень социально-экономического развития Руси в IX–X вв. и объявляли это время «дофеодальным периодом»^{40}. Ни одно из выдвинутых критикой положений не было принято исторической наукой, так как все они оказались беспочвенными.

В 70-е годы особенно интенсивное наступление на концепцию Б. Д. Грекова развил И. Я. Фроянов. В статье, посвященной княжескому землевладению и княжескому хозяйству на Руси в X–XII вв., он писал: «Обращаясь к источникам, замечаем, что ранее X в. известия о частных владениях не идут»^{41}. Автор считает, что в X в. великие киевские князья владели всего только двумя селами — Ольжичами и Будутином, возникшими в результате хозяйственной предприимчивости княгини Ольги, а остальные, о которых упоминают летописцы, он отводит под различными предлогами. Например: «Берестова скорее напоминает загородную резиденцию киевского князя. Святой Владимир часто сиживал там, разгоняя скуку с наложницами, здесь и преставился»^{42}. Княжеский домен в X в., как считает исследователь, еще не сложился на Руси^{43}.

По мнению И. Я. Фроянова, С. В. Вознесенский был прав, когда утверждал, что в княжеском хозяйстве главным следует считать не земледелие, а промыслы, бортничество и в особенности коневодство. В XI в., по И. Я. Фроянову, в княжеском хозяйстве «быстрыми темпами развивается скотоводство, с уклоном в коневодство и появляется незначительная по размерам пашня с подсобной целью»^{44}. Он считает, что княжеское хозяйство работало на оборону страны, поставляя дружинникам коней для походов. Хотя в то же время «занимал князей» «ловчий наряд». Сильное воздействие на княжеское хозяйство оказывали также «внешняя торговля и военные события»^{45}.

«Какое место занимало частное землевладение вообще и княжеское в частности в экономике Киевской Руси?» — спрашивает автор. И отвечает: «Как видим, земельные владения, находящиеся в частных руках, не столь уж велики, чтобы положить их в основание общественного строя»^{46}.

По И. Я. Фроянову, этими земельными владениями были: село отца Феодосия Печерского; 5 сел вдовы князя Глеба, завещанные Киевскому Печерскому монастырю; село, принадлежавшее Антонию Римлянину; 4 села знатного новгородца Климента, город Кобрыиь, села Березовичи, Городел, Садовое, Сомино, упомянутые в «Рукописании» князя Владимира Васильковича, относящемся ко второй половине XIII в.^{47}.

Отсюда следует его вывод: «Мобилизация общинных земель на Руси XI–XII вв. шла очень медленно, а частное землевладение, достигнув незначительных размеров, напоминало островки, затерянные в море свободного крестьянского хозяйства, господствовавшего в экономике времен Киевской Руси»^{48}.

И. Я. Фроянов почему-то упорно не хочет видеть ни княжеских дворов, ни княжеских волостей, областей и городов, за которые ведутся кровопролитные войны между отдельными владетелями, начиная со второй половины X в.

В книге «Киевская Русь», вышедшей в 1974 г., И. Я. Фроянов полностью повторил положения, выдвинутые в данной статье^{49}.

Современная буржуазная историография по проблеме феодального землевладения в Домонгольской Руси подробно изложена в работе В. П. Шушарина. Он показал, что многие из современных буржуазных ученых игнорируют труды советских историков и отрицают существование в Киевском государстве крупной княжеско-боярской феодальной собственности на землю. Они противопоставляют выводам советской марксистской науки старые положения «торговой теории», восходящей к В. О. Ключевскому. По мнению В. П. Шушарина, такое негативное отношение буржуазных историков к древнерусской феодальной собственности порождено антимарксистской концепцией о коренной противоположности древней Руси средневековому Западу^{50}.

Трудами советских историков со всей очевидностью доказано существование на Руси в X–XIII вв. крупной княжеской собственности на землю, которая имела феодальный характер. Они выяснили, что в древней Руси были домениальные хозяйства, специализировавшиеся в основном на сельскохозяйственном производстве. Вскрыта тесная связь княжеского землевладения с боярско-дружинным и церковно-монастырским землевладением. Также доказано, что Киевская Русь представляла собой феодальное государство, в котором князья-землевладельцы играли первостепенную роль. Междоусобная, почти непрерывная борьба, которую вели князья на протяжении многих столетий, была борьбой феодалов за землю.

К сожалению, до сих пор не существует исследования, в котором проблема княжеских владений в древней Руси была бы освещена с достаточной полнотой. Между тем необходимость в таком исследовании давно назрела. Основная задача нашей работы заключается в том, чтобы свести воедино имеющийся по данной проблеме источниковедческий материал и подвергнуть его критическому анализу.

Наибольшее число сведений о княжеском землевладении в домонгольской Руси содержится в русских летописях. Причем летописи довольно подробно рассказывают о получении в держание отдельных городов, волостей и областей Рюриковичами, об их территориальных потерях. Во много раз меньше записей в летописях о княжеском домениальном хозяйстве. Нами были использованы все опубликованные древнейшие русские летописи. Кроме того, по мере надобности мы привлекали и более поздние летописные источники, в которых имелись данные о княжеском землевладении, отсутствующие в древних списках. В ходе работы мы стремились, когда это было возможно, сопоставлять параллельные сведения, почерпнутые из различных источников, подвергать их исторической критике.

Нами были использованы также отдельные памятники русского права («Русская Правда», различные уставные и дарственные грамоты древнерусских князей). Все эти документы — важнейшие источники по вопросам, связанным с княжеским и боярским землевладением.

Отрывочные сведения о княжеской земельной собственности на Руси встречаются и в некоторых источниках иностранного происхождения, например в скандинавских сагах, польских хрониках и других произведениях средневековых историков. Эти данные трудно проверить, и поэтому мы подходим к ним с чрезвычайной осторожностью.

Сведения о славянах VI–IX вв. почерпнуты нами в основном из трудов византийских, — арабских и западноевропейских историков, географов, политических деятелей и путешественников. Эти авторы были неплохо осведомлены о вторжениях славян в пределы Византийской империи, Хазарского каганата и иных стран. Они видели славянские военные отряды, кочевавшие в пограничных районах, встречались с русскими купцами, приезжавшими торговать на Волгу.

Однако быт славянских селений они представляли себе плохо. Чтобы выяснить степень объективности сведений этих авторов, мы старались по возможности проверять их данные по другим источникам, как письменным, так и археологическим.

Мы довольно широко привлекали в качестве источника «Историю Российскую» В. Н. Татищева. Вот уже 200 лет вокруг этого труда ведутся ожесточенные споры. Не располагая некоторыми известными В. Н. Татищеву летописными источниками, отдельные историки пытались обвинить автора в вымыслах и научной недобросовестности^{51}.

Однако многие ученые выступили в печати в защиту В. Н. Татищева. Среди них особо следует выделить С. М. Соловьева^{52}, И. П. Сенигова^{53}, А. В. Арциховского^{54}, Б. А. Рыбакова^{55}, М. Н. Тихомирова^{56}, А. Г. Кузьмина^{57}.

Нам представляется, что историки, обвиняющие В. Н. Татищева в вымыслах и приписках, не правы. Довод о том, что исследователь сознательно фальсифицировал исторические документы «в угоду своим общественно-политическим взглядам», кажется крайне сомнительным и слабо аргументированным, ибо многие из «приписок» В. Н. Татищева с этих позиций объяснить просто невозможно.

Используя известия «Истории Российской», мы учитывали то обстоятельство, что у В. Н. Татищева, точно так же, как и в любой другой работе, могли оказаться ошибки и описки. Поэтому мы старались в сомнительных случаях подвергнуть приводимые им факты логическому и историческому анализу.

Сведения источников о княжеском землевладении не дают возможности восстановить картину княжеской земельной собственности в домонгольской Руси во всем ее многообразии, так как русские летописцы стремились описать главным образом политические события, происходившие на Руси. О княжеских земельных владениях они говорят в отрывочной форме, только в тесной связи с политической историей.

Следует сказать несколько слов относительно терминологии, применяемой летописцами, означающей различные формы, характер и способы вступления князей во владение областями, волостями и городами.

Довольно часто летописцы употребляют такую формулировку: «держать землю» (княжение, область, волость, какой-либо город). Термину «держать» в данном случае соответствуют синонимы «владеть», «иметь»^{58}. Когда летописец пишет, что князь Яропюлк Изяславич «держал» Владимиро-Волынскую область, это означает, что он являлся верховным собственником земли этой области и одновременно верховным сюзереном по отношению к более мелким держателям, которые имели земельные владения на Волыни.

Часто летописцы употребляли также формулировки: «сел на стол», «сел на княжение», «пришел княжить» и т. д. Все они означают получение или захват князем верховной власти, а вместе с ней и верховной собственности на землю в той или иной области или волости.

Княжеские владения летописцы обозначали терминами «дедина», «отчина», «дом», «жизнь».

Под «дединой» и «отчиной» они подразумевали родовые наследственные владения князей. Фактически «отчина» (вотчина) — это территория, на которую распространялась политическая власть определенного князя.

Употребляя термины «дом» и «жизнь», летописцы имели в виду домениальные владения, находившиеся в личном пользовании феодала.

Обычно княжеская отчина состояла из дома (домена) — земельных владений, на которых князь вел свое собственное хозяйство, соседних с доменом территорий, занимаемых непосредственными производителями, обрабатывавшими как свои наделы, так и господские поля, а также земель, отданных князем в держание своим вассалам.

Большинство христианских имен князей приводится по книге В. Л. Янина^{59}.

В данной работе имеется большое количество дат. Мы старались выверять хронологию по книге Н. Г. Бережкова^{60}. К сожалению, далеко не все даты можпо проверить по этому труду. Поэтому возможны ошибки в датах в пределах 1–3 лет.

Наше исследование ограничивается концом 30-х — началом 40-х годов XIII в. — временем, когда Русь подверглась нашествию монголов. Данный рубеж нами выбран потому, что монгольское нашествие привело ко многим качественным изменениям внутри страны.