Княжья служба. Дальний рубеж

Глава II

День шел за днем, под руководством Георгия мы занимались с оружием, в кулачном бою, накачивали мышцы тяжестями. За месяц я сбросил лишний жирок, сносно стал метать сулицу, попадая метров с тридцати в цель. Побратимы признали меня за своего, хотя и приняли сначала холодновато – не могли поперва простить свой проигрыш в учебном бою. Вот и сегодня мы тренировались деревянными мечами, разбившись попарно.

Во двор влетел на коне дружинник, бросил поводья одному из холопов, взбежал на крыльцо. Ему навстречу уже выходил боярин. Все бросили занятия – видно, случилось чего, гонец от князя прибыл.

Георгий поспешил к боярину, все трое о чем-то заговорили, потом гонец вскочил на коня и был таков.

Георгий подошел к нам.

– На сегодня схватки отменяются; идите, готовьте оружие, проверяйте седла, осмотрите подковы у лошадей, завтра с утра выступаем в поход. За недосмотр взыщу строго!

Георгий показал кулак. Все побрели в воинскую избу, кто-то свернул к конюшне.

Конь мой был недавно подкован, оружие в полном порядке – за ним я следил. Вещей личных практически не было – пожалуй, только ложка; так что собирать было нечего.

Утром, едва пропели петухи, со двора боярина Охлопкова выехали подводы с провизией, походным шатром для боярина, походной кузницей. Нас же плотно покормили, и только тогда, оседлав лошадей, мы строем попарно выехали. Каждый вел за собой запасного коня, это называлось о-двуконь. Часа через два догнали обоз, обогнали и поехали впереди.

Днем останавливались только единожды – попоить лошадей да переседлаться на запасных коней. Сами перекусили всухомятку – вяленым мясом со свежим хлебушком, что полночи пекли кухарки на все наше воинство.

В вечеру разбили бивак на опушке леса, рядом с ручьем. Пока обозные кашеварили, боярин вкратце пересказал, что идем мы на соединение с другими боярскими дружинами, поскольку князь по государеву указу большое воинство собирает у Переяславля, крымские татары набеги на земли русские учиняют. Много народа в полон взяли, сел разорили. Пора им укорот дать.

Поужинав горячей кашей с убоиной, улеглись спать, бросив седла под голову, подстелив на землю попоны.

С утра двинулись в путь, обоз потянулся за нами. К обеду соединились с малой дружиной еще одного боярина, числом около десятка. Обоза при них не было, все припасы в переметных сумах на заводных конях. Бояре спрыгнули с лошадей, обнялись и облобызались по русскому обычаю. Я подъехал к десятнику.

– Георгий, далече ли нам еще?

– Два дневных перехода.

– Может, дозорного вперед выслать, не ровен час – крымчаки налетят.

– Да не, они еще далече, не переживай.

Ну, вам виднее, ребята, вы на своих землях, все дорожки знакомы.

Ночевали вместе, объединенным воинством. Но каждый со своими.

После сытного ужина завалились спать, не выставив даже караульных. Черт, сержанта бы вам армейского, показал бы вам кузькину мать. Мне-то чего расстраиваться, надо мной десятник, над ним – боярин, должны знать, что делают.

Утром снова двинулись в дорогу.

Обоз уже отстал, лишь вдали виднелась пыль, обозначая местоположение обоза. Я подставил яркому солнышку лицо; чего конем управлять, не машина, сам идет.

Вдруг впереди раздались крики. Я сбросил сонное оцепенение и похолодел от кошмара. С широкой лесной прогалины, из густого березняка на нас выхлестывали татарские сотни, вмиг растекаясь вширь на лугу и охватывая нас широким полукольцом. Ешкин кот с вашей боярской самонадеянностью! Дозорных нет, предупредить было некому, щиты на телегах в обозе, кольчуги у многих в переметных сумах на заводных лошадях. К встречному бою наш отряд фактически не готов.

Охлопков, правда, быстро отошел от шока, вырвал меч из ножен:

– Рассыпайся в лаву!

Это мы уже проходили.

Едущие по правой стороне дороги стали разворачиваться цепью вправо, едущие слева – по другую сторону. Не густо! Татар сотни четыре, а нас вдесятеро меньше, не устоять! Я повернул голову, оглядел нашу жиденькую цепь, бросил взгляд вперед – татары накатывались плотной массой, пригнувшись к спинам небольших лошадок и выставив вперед короткие копья с бунчуками. От топота копыт их лошадей гудела земля. Мне уже были видны их лица, и когда до смертельной для нас сшибки оставались секунды, из груди моей вдруг вырвался крик – от ужаса ли предстоящей смерти, от ярости и гнева – сказать уже не берусь. Крик этот был даже не криком, а воем, стоном, рыком, но с каждым мгновением он крепчал, заглушая топот копыт, становился мощней.

Ну не может так кричать человек. У меня самого по спине побежали мурашки. Крик был такой чудовищной силы и мощи, что татарская лава, которую уже никто вроде бы и остановить был не в силах, замедлила ход и встала. Кони от страха приседали, прядали ушами, сбрасывали всадников. Татары в испуге бросали оружие и закрывали ладонями уши, только чтобы не слышать этот крик. Наши лошади тоже встали и испуганно дрожали, покрываясь обильной испариной. Татары вдруг повернули и бросились вспять. Никто из наших и не думал их преследовать, все застыли в ступоре.

Крик мой внезапно оборвался, сердце бешено стучало в груди, я еле переводил дыхание – воздуха не хватало, и я ловил его широко открытым ртом, в висках бешено стучало. Неужели это сделал я? Как я смог? Кто и что дало мне такие нечеловеческие силы? Вмиг припомнилось, что в такие же минуты смертельной для меня опасности и ужаса мне открывались новые, неведомые доселе возможности. Когда татарин целился в меня из лука, и я внезапно прошел сквозь стену, теперь выходит вот такое… как назвать новое приобретение, даже затрудняюсь сказать. Возможно, это близко к парализующему все живое направленному инфразвуку?

Я нашел в себе силы посмотреть по сторонам. В глубине души я боялся, что товарищи от меня шарахнутся, как от чумного. К своему удивлению, я обнаружил – никто и не понял, что виновником был я. Все изумленно крутили головами, переспрашивая:

– Что это было?

Некоторые до сих пор сидели в седлах с выпученными от изумления глазами и открытыми ртами.

Первым взял в себя в руки боярин. Он спрыгнул с лошади, широко осенил себя крестным знамением, встал на колени и поцеловал землю.

– Господь помог да земля русская! Спасли от супостата и гибели неминучей.

Все дружно соскочили с коней и последовали его примеру. Напряжение схлынуло, и бурно принялись обсуждать происшедшее. Ни о каком преследовании речи не шло, тем более и сил осталось мало. Не случись этого сверхъестественного рева, все сейчас были бы уже убиты. Я подошел к десятнику:

– Ну что, Георгий, прав я был насчет дозорных?

Десятник поперва нахмурился, но затем хлопнул меня по плечу:

– Обошлось же!

Тьфу ты, какой же урок вам с боярином еще нужен, чтобы понять такую простую истину?

Через какое-то время, когда лошади уже успокоились, а люди выговорились, мы снова тронулись в путь, но все без указаний надели кольчуги, а из подоспевшего обоза разобрали щиты. Неуютно себя чувствуешь без защиты перед татарскими копьями, будто голый перед одетыми.

Я ехал и думал – а почему это татары стрелами нас не закидали? Сначала они по своей степной привычке крутят перед противником своеобразную карусель, забрасывая тучей стрел, выводя из строя людей и лошадей, и лишь потом идут в атаку. Не потому ли, что колчаны пусты были? На кого же они их израсходовали и не успели пополнить запас? Боюсь, за лесом нас ждет нерадостная картина побоища.

Через лес ехали осторожно, поглядывая по сторонам. Сразу на опушке нашим взорам открылась страшная картина – татары перебили русскую дружину. Случилось это утром, еще не были убраны шатры, почти все убитые русские воины были без кольчуг, без щитов, многие – босые. Стало быть – лагерь застали врасплох, кто-то успел схватиться за меч, но некоторые и погибли во сне. Русское авось!

По своей земле едем, чего бояться? Довыеживались!

Я медленно проехал по лагерю. Человек пятьдесят убитыми, раненых не видно, добили. Боярин с помрачневшим лицом вышел из шатра, махнул горестно рукой:

– Старого друга моего, боярина Епифанова зарубили, да и дружина его – вона, вся лежит. Все, хлопцы, расседлывайте коней, похоронить православных по-людски, по-христиански надо.

Ну что же, для воина хоронить боевых побратимов – дело знакомое. В телегах боярина Епифанова лопаты нашлись; сменяя друг друга, выкопали братскую могилу и, завернув в холстины, похоронили всех. Боярин Охлопков за неимением священника прочел молитву. Собрали оружие убитых, сложили в телегу. Плохо – лошадей нет, всех татары увели. Ладно, подойдет наш обоз – там есть запасные лошади. Грех оружие бросать – дорог металл, да и в бою пригодиться может.

Поужинав, в молчании улеглись на ночлег. Я полежал, покрутился на лошадином потнике, сон не шел. Вырубили татары дружину епифановскую, на нас напали, стало быть – недалеко где-то. Может, и ушли, да сомнительно, что далеко. Пока им сопатку до крови не набьешь, будут грабить, убивать, брать в плен.

Пленные – это живые деньги, их с немалой выгодой они продают на рынках Кафы или Стамбула. Стоп! Нападали одни конные, обоза за ними точно не было. Тогда вопрос – где пленные? С ними татары точно далеко не уйдут. Значит – недалеко где-то. Вот только где? От этого может зависеть наша жизнь, ведь басурмане вполне в силах напасть на наш небольшой лагерь.

Я поднялся, прошелся вдоль опушки. У самого леса меня окликнул дозорный из наших, но, узнав, успокоился. Стало быть, выставил все ж таки десятник дозор, может быть, и не один.

Я прошел по грунтовой дороге за лес и буквально через полчаса хода наткнулся на бивак, а охраны – никакой.

По лагерю ходят воины в русских шлемах – шишаках, опоясаны русскими прямыми мечами, слышны отрывки русских слов. Наши наверняка тоже идут к месту сбора. Я обошел лагерь – много людей, больше двух сотен. Наверняка ополчение нескольких бояр, соединившихся в дороге. Вдали, километрах в пяти-семи, тоже видны костры. Надо посмотреть.

Я направился туда. Глаза уже привыкли к темноте, и я мог видеть спящих людей вокруг костров, несколько шатров, дозорных вокруг лагеря. Вдруг я сразу насторожился – вот они, татары! На головах шлемы-мисюрки, рядом со спящими воинами воткнуты в землю копья с бунчуками, слышна татарская речь. Надо убираться отсюда.

Я по периметру обошел лагерь, прикидывая, сколько же здесь воинов. Выходило – не менее четырех сотен. Никак это те, что напали на нас и позорно оставили место боя.

Увидев дозорного, стоящего спиной ко мне, я не удержался и, выхватив саблю, рубанул по шее. Он даже пикнуть не успел, лишь голова глухо стукнулась о землю. Черт! Не увидел в темноте второго дозорного, а тот, успев заметить мелькнувшую тень и блеск моего клинка, завопил как резаный, показывая рукой:

– Шайтан!

Лагерь моментально всполошился – все-таки не дома спят, в походе, на вражеской земле, – повскакивали уже с оружием в руках.

Началась бестолковая беготня, я рванул в лес и увидел, как к дозорному подбежали несколько человек. Он, размахивая руками, объяснял про шайтана, показывая то на лес, то на своего убитого товарища. Наблюдать дальше не стоило. Направился к своим.

Когда с трудом нашел в темноте свой лагерь, была глубокая ночь. Что делать? Идти сразу к боярину? Спросит – откуда узнал? Промолчать – для наших воинов в другом лагере это может кончиться плохо. Из двух зол выбирают меньшее, поэтому подошел к шатру боярина, вошел. Из угла шатра раздавался зычный храп. В темноте споткнулся о лежащее на земле тело. Лежащий вскочил, лязгнул выхваченный из ножен меч.

– Тихо! Свой я! Юрий.

– А-а-а. А что в шатер забрел? – По голосу я узнал Георгия.

– Дело к боярину есть.

– Смотри, ежели ерунда какая, быть тебе биту батогами.

– Буди!

Но храп прервался, и из угла поднялся разбуженный нашими голосами боярин.

– Кто тут?

– Да вот тут Юрий пришел, тебя требует.

– Лучину зажги, темно.

Георгий чиркнул кремнем, запалил лучину. Боярин разгладил руками бороду, усы.

– Какое-такое у тебя важное дело, что до утра не терпит?

– Верстах в трех на полночь русский лагерь стоит, а от него верстах в пяти на восход – татары, по числу – похоже, что те, которые на нас напали, да наутек бросились.

Боярин переглянулся с Георгием.

– Сам видел?

– Сам, Богом клянусь.

Боярин уселся на небольшой походный сундучок, потер ладонями лицо, отгоняя остатки сна.

– Что делать будем, Георгий?

– Думаю, наших упредить о татарах надо, с ними объединиться да по татарам ударить.

– Успеем ли?

– От нас зависит.

– Поднимай людей, надо поспеть.

Георгий выбежал из шатра.

– Тревога, всем подниматься!

Через несколько минут лагерь уже гудел, как растревоженный улей. Люди быстро собрались, седлали лошадей из пригнанного табуна.

Георгий доложил боярину:

– Все готовы!

– С Богом!

И мы поскакали через ночной лес, пригибаясь к шеям лошадей, опасаясь низко опущенных веток. Ночью не только глаз лишиться можно, но и быть сброшенным с седла и попасть под копыта несущихся следом лошадей. В лучшем случае – покалечат, в худшем – и думать не хотелось…

Через полчаса скачки вырвались из леса и почти сразу наткнулись на дозорных. Те уже подняли тревогу, заслышав шум множества копыт и бряцание оружия. Лагерь проснулся, люди уже были на ногах, в нашу сторону грозно глядели копья.

– Свои, свои, боярин Охлопков я. Чьи будете?

– Бояр Замойского и Трошина.

– Ха, да это же мои старые знакомые и побратимы. Ведите меня к ним.

Боярин спрыгнул с лошади и, сопровождаемый воином, направился к шатру.

Бояр долго не было, наконец все трое вышли, Охлопков поманил меня пальцем.

– Иди сюда.

Я подошел.

– Где татары, сколько человек, где табун? – Видимо, решили не упускать момент и напасть.

Я нашел прутик и на земле стал чертить – где лагерь татар, шатер, где их табун, дозорные. Бояре вглядывались в схему, кликнули еще воинов с факелами. Расспрашивали дотошно – как идет лес, где река, какие и где шатры, видел ли пленных. Я уже устал отвечать на вопросы, тем более – чего увидишь ночью?

Бояре задумались.

– Вот что, первым делом надо угнать табун. Пеший татарин – плохой воин. Даю тебе лучший свой десяток самых опытных вояк, покажи, где табун, снимите тихо дозорных, уведите лошадей. Остальное – наша забота, – проговорил незнакомый мне седой боярин, – коли ты их видел, тебе и карты в руки.

Впереди скакал проводник, родом из этих мест. Где-то за версту мы остановились, привязали к деревьям лошадей и дальше шли пешком, стараясь двигаться тихо. Вот проводник встал, все замерли как вкопанные.

– Рядом они, чуешь – лошадиным потом пахнет.

Я потянул носом:

– Нет, ничего не чувствую.

Ко мне подошел десятник.

– Рассыпаемся цепью, по пять десятков саженей друг от друга, тихо подбираемся, надо бесшумно снять дозорных. Сможешь?

– Ну, всех-то не смогу!

– За всех и не прошу, своего сними, что супротив тебя окажется. Своих ребят я знаю, ни одна травинка не шелохнется, никто и пискнуть не успеет.

– Тогда и за меня не переживай.

Вся десятка растворилась в темном лесу. Я постоял и медленно пополз – бесшумно, в сторону табуна. Вот пара дозорных, у опушки, вот еще одна – у костерка, этими пусть займутся воины десятника. А вот этими – поодаль, на открытом месте – надо мне. Подобраться к ним неожиданно почти невозможно, так что эта задача для меня. Я прикинул – как я это сделаю, осторожно вытащил саблю из ножен. Ползком, замирая при каждом шорохе, подобрался к дозору. Стоящему срубил голову, сидящему всадил саблю в спину по самую гарду. Оба беззвучно упали на землю.

Надо посмотреть, как у других, может – помочь необходимо. Нет, все кончено, оба дозора – вчетвером – уже лежали убитыми на земле. Я подошел.

– Ты что идешь? – зашипел десятник. – Впереди еще дозор есть.

– Нету уже, убрал обоих.

Десятник посмотрел недоверчиво, покачал головой.

– Я думал, мои ребята самые шустрые, да только, видно, ты шустрей. Молодец, боярину доложу. Теперь все дружно заходим между табуном и лагерем, гоним лошадей в лес. Даже если часть их по лесу разбежится – не беда, лишь бы татарам не достались.

Обошли табун, вскочили на неоседланных лошадей и погнали их к лесной дороге. Мне досталась лошадка злая, так и норовила укусить за колено, но я саблей в ножнах пару раз ударил ее по морде, и она присмирела. Табун гнали по лесу уже не церемонясь. Попробуйте без шума отогнать несколько сот лошадей – не получится.

А вот и наши кони. Я с удовольствием пересел на свою оседланную лошадь, воины последовали моему примеру, и мы продолжили гнать табун дальше и дальше. Навстречу надвигалась темная, бряцающая оружием масса – наши подоспели.

Мы остановились. Впереди трое бояр.

– Так, удачно, стало быть, вижу! Становитесь в колонну, бог с ними, с татарскими лошадьми, потом соберем; сейчас на рысях через лес, сразу на опушке рассыпаемся в цепь и с ходу бьем. Даже если татары и подготовятся, мы их должны с ходу смять. Пеший против конного не устоит, хотя их и вдвое больше. Ну, с Богом!

Отряд тронулся, мы пристроились сзади, проводник скакал впереди. Дорога неожиданно быстро кончилась, и отряд рассыпался в цепь. Начинало светать, в сумерках впереди стали видны татары – они стояли в две шеренги, выставив вперед копья и уперев древки в землю. Из-за круглых щитов с медными умбонами выглядывали раскосые лица.

Кони наши начали набирать ход, земля задрожала под копытами. Из-за задних рядов татар защелкали тетивами луков лучники, несколько наших упали. Быстрее, быстрее!

Плотной массой мы ворвались в строй татар. Передние конники были убиты, но напор был столь силен, что в татарских шеренгах сразу образовалась широкая брешь. Ворвался туда и я, сразу свернул направо – так рубить сподручней – и с остервенением стал рубить, колоть, успевая уклониться от копий и сабель.

Великая резня шла. Вчера они наших вот так же резали и рубили пеших, сегодня мы. Ситуация поменялась с точностью до наоборот. Через несколько минут все было кончено. Отдельных убегающих татар догоняли, с ходу рубили. Раненых добивали – возиться с ними некогда, а обозленных увиденным вчера воинов и остановить-то было просто невозможно.

Все! Воины спрыгивали с лошадей, вытирали лезвия мечей и сабель, вкладывали в ножны. Встающее солнце освещало приятную русскому сердцу картину – все четыре сотни убитых татар. К сожалению, полегли и несколько десятков наших.

Часть воинов начала собирать трофеи, другая часть – подбирать наших павших и раненых. Вспомнив о своей профессии, подбежал туда и я. Воины умело накладывали повязки – сказывался опыт. Скоро подъедет обоз, убитых и раненых погрузят и отправят домой. Меня нашел чужой десятник, с кем мы отбивали табун.

– Иди, тебя бояре ждут.

Я прошел к шатру – раньше здесь обитал татарский начальник: земля в шатре устлана коврами, лежала куча подушек, обшитых шелком и золоченой вышивкой. В шатре пахло бараниной и кумысом.

Все трое бояр стояли и смотрели на меня. Первым начал говорить седой, как я впоследствии узнал – боярин Замойский. По возрасту, опыту и численности своей дружины он был старшим.

– Ты пленных нигде не видел?

– Нет, боярин.

– Должны они где-то быть. Татары в набеги без обоза ходят, что добудут в бою, тем и кормятся, но пленные быть должны. А мы в лагере и близ него никого не обнаружили.

– Думаю, надо искать.

– Ишь, думает он, прямо думный дьяк. Хотя мой десятник о тебе хорошо отзывался, а это редко бывает – скуп Игнат на похвалу, знать, воин ты умелый, сноровистый. Кабы не ты – ушли бы татары. Вот что, побратимы: надо от каждой дружины по несколько человек в разные стороны выслать – поискать, может, чего и сыщут.

На том бояре и порешили. Я же направился к своему десятку, нашел их сидящими у костра. В котле уже булькала вода, и Михаил засыпал в котел толокно, помешивая большой ложкой. Затем щедро сыпанул из поясного мешочка соль пополам с перцем. Чистую соль здесь почти не использовали.

– Садись, скоро готово будет, горяченького поедим, а то брюхо подвело.

Я уселся на землю, поджав по-татарски ноги. Десятник толкнул меня локтем в бок.

– Молодец, паря, не подвел. Ко мне уже их десятник подходил, интересовался, где это ты дозоры так научился снимать. Говорит, зело удивительно – споро и зло, пока он примеривался – а эвон, дозорные татарские уже у Аллаха ихнего. А ведь я десятника боярина Замойского давно знаю – добрый воин, не одну сечу прошел, редко ему кто по нраву, сам в бою десятерых стоит и десяток свой такой же подобрал. Не скрою, хоть и невелика тут моя заслуга, а слышать сие приятно.

Мы поели толокнянки с салом, заедая подчерствевшим хлебом и запивая сытом, и я решил поспать, после бессонной ночи в самый раз. Только закрыл глаза – и отрубился.

Выспаться полноценно не получилось – часа через два в лагере поднялась тревога, забегали люди. Оказалось – вернулись лазутчики боярина Трошина, поведали, что сюда идет конница татарская, числом около двух сотен, скоро будут здесь. Все кинулись к табуну, ловить своих лошадей, седлать. Близко к стоянке держать лошадей было нельзя – им и травку пощипать надо и надобности естественные справить. Пока нашел своего коня да оседлал, наши уже и построиться успели. Георгий глянул неодобрительно, но промолчал.

Боярин Трошин поднял руку, все замолчали.

– Навстречу сюда, в бывший татарский лагерь идет две сотни татар, видимо, присоединиться хотят. Как только покажутся на том конце поля – всем по моему сигналу в атаку. Надо всех разбить, нечего им по земле родимой ходить, у них своя есть. Проверьте копья, у кого нет – возьмите татарские – вона их сколько. Первый удар – копейный, уж опосля за мечи возьметесь. Это не пешие, да и по числу – нам вровень, потому, чтобы победить, каждый должен по нескольку татар убить.

Над строем нависла тишина. Встречный конный бой – очень серьезно, татары – конники умелые, сызмальства на коне, стреляют на скаку метко, в походе едят на конях, даже нужду малую справляют с седла.

Издалека послышался топот копыт, конское ржание, стала видна пыль.

– Приготовились! В атаку, с нами Господь!

Конница тронулась и стала разгоняться, c каждой минутой быстрее и быстрее, навстречу – такая же конная лава. Татары издалека постреляли из луков, но потом прекратили. Когда до сшибки мгновения – лук бесполезен, за спину его, в колчан. Надо крепче держать копье да цель свою выискать.

Навстречу мне, сузив глаза и зло щеря желтые зубы, летел на кауром коньке здоровый татарин в лисьем малахае. Копье опущено так, что кончиком бунчука чуть не цепляет низкорослую траву.

Я перехватил копье, вынул руку из кожаной петли. Коли войдет копье в татарина или лошадь его, руку за петлю и выбить может, а то и самого из седла вышибить.

Между нами остается тридцать, двадцать, десять метров. Татарин приподнял копье и, задев шею моего коня, острием копья лишь царапнул край моего щита. Однако я не оплошал. Мое копье пробило его щит и почти оторвало ему левую руку. Мы промчались мимо друг друга, коснувшись слегка коленями. Копье так и осталось в теле и щите татарина, и я выхватил из ножен саблю. Бамс! От сильного удара в щит чуть не онемела рука. За первым татарином скакал второй, он и обрушил на мой щит удар боевой булавы. Придись такой удар в голову – полный абзац сразу.

Нанести ему ответный удар я просто не успел – татарин буквально пролетел мимо. Зато третьему я ухитрился саблей рубануть по руке, отрубив ее ниже локтя. Оп-па. Передо мной пустое место – земля, истоптанная сотнями копыт, да висящая в воздухе пыль.

Разворачиваю коня, рядом со мной то же делают другие воины. Татары также разворачиваются, готовясь к новой атаке. На глаз видно, как поредели их шеренги. Кони начали новый разгон, да места уже было маловато, копий в руках ни у кого не оказалось, бились на саблях.

На меня налетел желтолицый татарин неопределенного возраста в ватном тягиляе с нашитыми поверх металлическими пластинами. Удар – отбив, удар – отбив – только искры летели. Татарин вертляв и ловок, очень подвижен, но у меня было небольшое преимущество – руки длиннее и сабля, и я ухитрился его достать. Совсем чуть-чуть, самым кончиком сабли по бедру, но кровь потекла обильно. Татарин стал поосторожнее, теперь лишь отбивал мои удары. Я решил не лезть на рожон.

Рана кровоточит сильно, в крови уже и бок лошади – так он долго не протянет; моя задача – вымотать его, и когда он ослабнет, мне нужно будет только подгадать момент и нанести добивающий удар. Татарин все это понял тоже и, дико заверещав, так что я вздрогнул, кинулся в атаку. На меня обрушился град ударов – слева, справа, сверху. Я едва успевал закрываться то щитом, то отбивая удары саблей. После одного из ударов сабля у татарина переломилась недалеко от рукоятки, и я тут же всадил ему свой клинок под мышку правой руки. Татарин обмяк и упал на шею лошади.

Хорошая у меня все-таки сабля, не зря выбирал, не выдержало татарское железо.

Я огляделся. Татар добивали – в разных местах еще кипели поединки, но в целом картина уже была ясна. Я подскакал к русичу, на которого насели двое татар; парень лишь успевал отбиваться, и я с ходу сильным уколом вогнал саблю в спину одному. Тот выронил свое оружие и сполз на землю. Второй татарин крутанулся на коне, увидел, что остался один, и, хлестанув коня, бросился наутек. Кто-то из наших подхватил с земли торчащее копье и метнул вдогон. Копье попало в круп лошади, она упала. Татарин покатился по земле, замер. К нему устремились сразу двое наших бойцов, подняли на ноги, поволокли к нам.

– Пленного взяли!

– На кой он нам, руби ему башку!

– Стой! – не выдержал я. – Пусть сначала расскажет, что знает, – где основные силы татар, где пленные?

– А и правда, что-то мы погорячились, ну коли тебе первому в голову пришла такая мысль – сам и спрашивай.

Низкорослый татарин стоял, дерзко ухмыляясь. Вокруг собрались наши воины.

– Русский язык разумеешь ли?

Татарин сплюнул, выказав свое презрение к урусам. Ну ничего, сейчас ты все расскажешь, запоешь даже.

Ни слова не говоря – это всегда действует сильнее, чем угрозы, я подошел, вытащил нож из ножен и одним взмахом отрезал ухо. Рана не страшная, но кровит сильно, болит и оказывает мощное моральное воздействие. Я сделал вид, что собираюсь отрезать второе ухо. Татарин заверещал что-то на татарском. Ага, не хочет общаться.

Я собрал сухую траву, веточки, сломанные древки копий, развел костерок. Воины наблюдали за мной с любопытством, татарин – со страхом. Когда костер разгорелся, я сунул туда лезвие ножа.

Клинок покраснел, я вытащил нож, подошел к татарину.

– Сейчас я выколю тебе глаза! – спокойным голосом проговорил я. Делать я этого не собирался – не палач же, но испугать надо было. Побледневший татарин упал на колени, бросил затравленный взгляд на воинов, куда только девались бравада и дерзость.

– Бачка, все скажу, глаза оставь!

Я помахал раскаленным лезвием перед его лицом.

– Ты будешь цел, пока говоришь.

Сунул лезвие в костерок.

– Где основные силы и сколько вас?

– Две тысячи воинов, старший – темник Мустафа.

– Это вместе с вами, – я показал на поле, усеянное трупами, – две тысячи?

– Да, да! – Татарин часто закивал.

– Лагерь ваш где?

Глаза татарина забегали. Ох, не хотелось ему сдавать своих, ох не хотелось. Я вытащил из костерка нож. Вид раскаленного лезвия развязал язык пленнику.

– У Данкова. – Татарин горестно покачал головой.

– Обоз там?

– Нет обоза, пленные только.

– Сколько пленных?

Татарин ощерился:

– А кто их считал?

Я не выдержал и всадил ему нож в сердце. Раскаленное лезвие зашипело от человеческой плоти. Выдернув нож, я обтер клинок об упавшего татарина, всунул в ножны. Ну хоть какая-то ясность уже была. Надо докладывать боярам.

Всех трех нашел недалеко от опушки леса, они бурно обсуждали, как делить трофеи, которые и в самом деле были велики – лошади, оружие, награбленные ценности в переметных сумах. Когда я доложил о сведениях, добытых у пленного, все замолчали и задумались, переваривая услышанное.

– Нет, самим нам не одолеть татар, надо князя с дружиной искать, соединяться. Сейчас трофеи поделим – и на коней.

– Так проще послать посыльного к князю. Данков-то в другой стороне.

Бояре глянули на меня осуждающе.

– Ты почто нам советы осмеливаешься давать? Разумом нас Бог не обидел. Выше нас себя ставишь? Гордыня одолела?

Я склонился в поклоне:

– Прошу простить меня великодушно, сказал не подумавши.

– То-то! Изыди с глаз долой.

Ну и черт с вами, не хотите слушать – не надо. Как говорится – имеющий уши да услышит. Я поклонился триумвирату и пошел к своим. Мой десяток сидел у костра, доедая кулеш, мне оставили на дне котла. После боя – в самый раз восстановить силы. Не успел я допить сыто, как примчался гонец от бояр.

– Иди, да поспешай – бояре ждать не любят.

Вот нечистая сила – то изыди с глаз долой, то обратно зовут, спокойно поесть не дадут. Воистину «минуй нас боле всех печалей и барский гнев, и барская любовь!».

Бояре сидели там же, попивая из кубков вино: видимо, трофеи уже поделили, а может – победу обмывали.

– Даем тебе проводника, поскачешь к князю с письмом, да на словах все обскажешь, что от пленного узнал, потом – сразу сюда. Мы здесь стоять будем, пока обозы подтянутся. Понял ли?

– Чего ж тут непонятного.

Мне дали рулончик пергамента с сургучной печатью, осенили крестом. Проводник уже стоял рядом. Мы оседлали коней, рванули с места галопом.

Проводник выбирал малохоженые тропы, известные лишь ему одному броды, местами скакали по дорогам. Изредка попадались разоренные деревеньки, убитые крестьяне во дворах, избы стояли с распахнутыми дверьми, и – полная тишина: ни мычания коров, ни кудахтанья кур, ни хрюканья свиней. Все сожрали проклятущие татары.

К вечеру добрались до княжеского лагеря. Еще на подступах нас остановили дозорные, сопроводили в лагерь. Причем сопровождали вдвоем, руки на рукоятках мечей, – не поймешь – то ли провожают, то ли конвоируют.

У большого шатра остановились. Один из сопровождающих прошел внутрь, и нас тут же пригласили. Но впустили меня одного, проводник остался снаружи. У самого входа ко мне подошел боярин.

– Чей холоп?

– Боярина Охлопкова. Имею письмо к князю от бояр Замойского и Трошина.

– Давай письмо.

– Мне еще на словах поручили сказать.

Боярин помялся.

– Ну, пошли, только коротко, занят князь.

Боярин откинул внутреннюю занавеску, мы прошли вглубь. На устланной коврами земле восседал на складных походных стульях князь с ближними боярами. Все уставились на меня.

Я, поклонившись, протянул письмо. Пока один из бояр разворачивал пергамент, я пересказал князю все, что удалось узнать от пленного. Меня выслушали со вниманием. Когда я закончил говорить, князь одобрительно крякнул:

– Ценные сведения, а то в разных местах появляются небольшие отряды, а где главное гнездо, куда бить надо, было неведомо. Молодцы бояре! С утра выступаем, ты с проводником дорогу до своего лагеря покажешь; сейчас иди, отдыхай. Вас покормят.

Нас с проводником сытно накормили, и мы улеглись спать. Надо было набираться сил – завтра снова скачка, да еще с большим войском, узкими тропами не пройдешь, только по большакам – стало быть, путь длиннее окажется, дай бог к завтрашнему вечеру добраться.

Так и получилось. Мы с проводником скакали во главе большого дозора, за нами в отдалении – князь с боярами и дружина.

К своему лагерю добрались, когда начало садиться солнце. Князь уединился в шатре с боярами на совет, а я нашел свой десяток и с удовольствием улегся. Лошадь – не мотоцикл, весь день деревянным седлом по седалищу било, наверняка завтра попа синяя будет.

На следующий день после завтрака оседлали коней и выехали из лагеря. Обозы остались здесь, чтобы не мешать в дороге. Наша десятка была в средине колонны, сразу за княжеской дружиной. По моим прикидам, в колонне было около трех тысяч воинов, и войско наше растянулось на две версты. Все бы хорошо, если бы пыль не поднималась столбом и была видна издалека, здорово демаскируя колонну. Скрыть передвижение такого войска было затруднительно, и я опасался, что татары или уйдут с пленниками, или устроят засаду.

Действительность оказалась лучше – татары осаждали Данков, высланные князем лазутчики сняли татарских дозорных, и, немного передохнув после перехода, мы затаились в лесу. По княжескому сигналу выдвинулись из леса и ринулись в атаку. Широкой лавой, разгоняясь по небольшому склону, мы мчались на татар. Бросив осаду, татары заметались. Впереди – городские стены, за спиной – грозно надвигающаяся княжеская конница.

Однако темник ихний, Мустафа, оказался воином бывалым, быстро выстроил своих конников и рванул навстречу. Сшиблись на середине поля: звон сабель, крики ярости и боли, ржание лошадей, пыль, неразбериха – где свой, где противник. На меня нападали – я защищался и нападал сам.

За спинами татар протрубил рог, и татары кинулись врассыпную. Князь преследовать не стал, подъехал к городским воротам.

Разглядев князя и бояр, стражники отворили ворота. Князя встречали как освободителя. Оказалось, татары уже неделю осаждают Данков. Наместник посылал гонцов, но их, видимо, перехватили.

Ночевали все в городе, расположившись в избах жителей, а кому не хватило места – на городской площади, чай не зима.

Посланные с утра во все стороны лазутчики татар поблизости не обнаружили.

В обед заявился Георгий, сказал, что княжеская дружина уходит, а завтра возвращаемся по своим вотчинам и мы. Воины обрадовались известию, а я задумался. Татары ушли, это правда, только – почти все. Мы так, пощипали их немного, но настоящей сечи, когда поле брани усеяно мертвыми телами, не было. Куда они ушли – неясно. Где пленные? Не могли их татары угнать. Сами-то они на лошадях, но пленники пешие, а обоза не было видно. Что-то здесь не так, и мне это сильно не нравилось. Только кому нужно мое мнение?

Воины пошли на площадь, проводить княжескую дружину, повидаться со знакомыми.

В городе осталось воинство бояр Охлопкова да Замойского. Ополчение Тишина ушло еще раньше княжеской дружины. Местные, городские ополченцы закрыли за дружинниками ворота, забрались на деревянные стены, размахивали шлемами уходящим. Ополченцы на радостях от победы и счастливого избавления от ворога изрядно выпили перевара да бражки и безмятежно уснули.

Похмелье утром было тяжким – болели головы, и хуже всего – хозяйка избы принесла весть, что вокруг города снова полно татар. Поторопился князь, поторопился.

Десятник побежал к боярину, а я взобрался на городскую стену. Ешкин кот! Да здесь их поболее, чем вчера, раза в два. Видимо, не только под Данковом стояли, где-то недалеко еще силы были, коли они так быстро объединились. Вот и верь после этого лазутчикам.

Я начал приблизительно прикидывать – сколько их, но все время сбивался со счета – татары постоянно перемещались. Увлекшись, неосторожно высунулся и чуть не получил стрелу в грудь. Случайность, что она впилась в бревно рядом со мной. Я укорял себя – совсем осторожность утратил, эдак можно ни за понюшку табака пропасть.

Спустившись со стены, пошел к своим. Всех городских ополченцев и боярских холопов собрали на площади. Оба боярина и городской голова что-то горячо обсуждали в стороне. Я пересчитал бойцов – маловато выходит, чуть больше трех сотен, татар больше в десять-двенадцать раз. Конечно, мы укрыты городскими стенами, рвом вокруг стены, но стены деревянные, их поджечь или разрушить можно. Ситуация складывалась не в нашу пользу.

Наконец бояре и наместник о чем-то договорились. К нам подошел наш боярин.

– Вот что, ребята, нам досталась дальняя от ворот стена. Хорошо то, что ворот в ней нет. Известное дело: ворота – завсегда самое слабое место. Плохо, что бревна там самые старые, давно не меняли, при серьезном штурме стена может не устоять. Пойдемте, осмотреться надо.

Стена возвышалась метров на пять, перед ней – неширокий, около трех метров, ров с водой. Узкий настил для воинов, навес от стрел из тонких жердей. Да, не для серьезной осады. Плоховато, что лучников у нас нет, хороший лук – дорогое оружие, не всякому боярину по карману вооружить нескольких лучников.

Кони и копья при защите стен не нужны. Вырисовывается такая картина – только ближний бой, когда татары уже полезут на стены.

Этим днем татары нас не беспокоили, суетились в своем лагере, но многочисленные их дозоры постоянно кружили вокруг городка. Ускользнуть ни конному, ни пешему было невозможно.

Спать улеглись под стенами, благо городские ополченцы притащили тюфяки с сеном. На стене остались лишь караульные.

Рано утром за городской стеной в татарском лагере раздался шум, визг. Все вскочили и бросились на стену. Татары шли на приступ, пешие, разбившись по десяткам, тащили лестницы, вязанки хвороста – для того чтобы завалить ров с водой.

Ревели трубы, били барабаны, на пригорке стоял шатер, возле него на воткнутых в землю копьях развевались разноцветные бунчуки.

Первые десятки подбежали, сноровисто побросали в ров вязанки хвороста, почти завалив его. Вторые приставили лестницы и с криками стали взбираться на них. Кое-где на лестницах уже шла рукопашная. Но татар было слишком много, местами схватка шла уже на стенах.

Я бросался на сложные участки, где нашим ратникам приходилось туго – по два-три татарина наседали на одного нашего; подбегая, с ходу рубил одного, если удавалось, двух и перебегал в другое место.

Через полчаса я уже был в поту, мышцы правой руки начали деревенеть – так нам долго не продержаться.

Я бросился по лестнице со стены вниз, где-то я видел оставленное ополченцами копье. Ага, вот оно стоит, никто не позарился, для рукопашного боя слишком неудобно. Я схватил копье и поднялся на стену. Уперся копьем в лестницу с лезущими на стену татарами, поднатужился… Лестница медленно накренилась, затем сильнее и рухнула вбок. Подбежал к другой лестнице, снова сбросил, к третьей… Конечно, я понимал, что это не выход, но оттянуть время поможет.

У татарского шатра завыла труба, и татары стали отходить. Фу, пронесло.

Из наших двух десятков бойцов в строю осталось семнадцать. Если так пойдет и дальше, к вечеру оборонять стену будет некому.

Спустились со стены; женщины-горожанки принесли котел с похлебкой, и мы позавтракали. Я подошел к десятнику.

– Георгий, мы долго не продержимся. Надо гонца за князем посылать.

– Пробовал боярин с наместником уже, ничего не получилось. Всех на наших глазах поймали, головы поотрубали, теперь они на колья насажены; вон, перед городскими воротами стоят – можешь сходить, убедиться.

– Все-таки поговори с боярином.

– Ну, коли жизнь не дорога, пойдем вместе, пока тихо.

Мы прошли на городскую площадь, нашли боярина.

– Вот, добровольно вызвался гонцом к князю добраться.

Боярин окинул меня оценивающим взглядом.

– Пожалуй, этот сможет. Понимаешь, что жизнью рискуешь?

– Так я и здесь ею рискую.

– Верно, выбор небольшой. Зато ежели получится, город спасешь. Сейчас письмо напишу, жди.

Боярин прошел к избе и через несколько минут вышел с рулоном пергамента в руке.

– Собственно, на словах все перескажешь, обстановку сам видишь. Думаю, князь с дружиною не успел далеко уйти – не более двух дневных переходов. Как выбираться будешь?

– Придумаю что-нибудь.

– А догонять князя на чем? На коне тебе не уйти, ворота заперты, с той стороны напротив дозор татарский не отходит, видно, вылазки нашей опасаются.

– Бог даст, прорвусь и догоню.

– Тогда удачи.

Боярин перекрестил меня и отправился по своим делам. Мы с Георгием пошли к дальней стене.

– На самом деле, как выбираться будешь? Ежели тебя на веревке спустить, не успеешь до земли добраться, татары стрелами утыкают – ровно ежик будешь.

– Есть задумка.

– Ну-ну, Бог тебе в помощь.

Подошли, я попрыгал на месте – не бренчит ли чего, в таком опасном деле любая мелочь может подвести. Уходить решил от угловой башни. С той стороны луг сырой, вода стоит между кочками; штурмовать оттуда неудобно, да и тайные разъезды держатся поодаль.

Залез на стену, наметил путь. Вдали, метрах в двухстах, не спеша проезжал татарский разъезд человек из десяти. Ну, надо решаться.

Спустился вниз. Оглянулся – вроде никого рядом нет, прижался к бревенчатой стене и прошел сквозь нее. Тихонько, чтобы не плескануть, перебрался через ров с водой – бр-р-р. Ползком выбрался на луг, осмотрелся. Дозоры татарские недалеко, но меня не заметили, стараются за заболоченную луговину не заходить. Изо рва я выбрался не только мокрый, но и грязный, что было мне только на руку – меньше шансов, что заметят.

Я по-пластунски пополз по лугу к лесу. Под локтями и коленями неприятно чавкало. В эти века никто не передвигался ползком, не маскировался, и поэтому, когда я, уже близко подобравшись к дозору, вскочил на ноги, для татар это стало неожиданностью. Вдруг, как из-под земли, возникает заляпанный грязью человек, не человек даже – ну не может человек возникнуть внезапно из земли – шайтан!

Кони встали на дыбы, татары от неожиданности и испуга закричали и завизжали, развернулись и галопом кинулись от меня прочь. Мне даже не пришлось обнажать саблю. Так оно даже лучше. Я кинулся в близкий уже лес, и когда ветки стали хлестать по лицу, остановился и перевел дух, осмотрел себя, попробовал очиститься – куда там. Такую одежду даже хорошая стирка не сделает приличной. На коленях, локтях, животе зеленые полосы и пятна от сочной луговой травы – все покрыто подсыхающей грязью. Ладно, не на бал спешу, с фраком придется погодить.

Я, огляделся, определился с направлением – вроде как князь с дружиною уходил вот по этой дороге. Побежал в выбранную мной сторону.

Деревни обходил, оставляя дорогу на виду как ориентир. Уже преодолел достаточно большое расстояние, как впереди показалось облако пыли. Я забрал в сторону, нашел пруд и немного обмылся, чтобы уж совсем не выглядеть как чучело огородное, и вышел на дорогу.

Приближалась огромная конская масса; вот уже видны люди, стали различимы лица. Фу, по одежде, щитам, вооружению – наши, русские. Я поднял руки, встал на средине дороги. Ко мне подскакал передовой дозор.

– Прочь с дороги, оборванец!

– Я гонец, имею поручение к князю.

Воины скептически меня оглядели, поухмылялись.

– Коли гонец – проводим к князю, но смотри – коли пошутковать вздумал, лично высеку.

Один из воинов повернул обратно, я рысцой побежал за ним. Вот и князь, в богатом облачении в окружении бояр.

Завидев его, я склонился в поклоне, выхватил из-за пазухи свиток пергамента, протянул. Один из бояр брезгливо взял из моих рук мокрый и грязный свиток, протянул князю.

– Сам читай!

Боярин долго вглядывался, шевелил губами.

– Чего медлишь?

– Понять не могу, княже, буквицы от воды расплылись.

– Тогда сам рассказывай.

Как мог я пересказал князю, что Данков вновь осажден татарами, положение города бедственное, если не критическое. Князь выслушал, нахмурил брови.

– А что же лазутчики мои ничего не углядели? Правду ли ты молвишь? Кто таков?

– Юрий, холоп боярина Охлопкова, я уже был гонцом, приходил с письмом в шатер.

Князь вгляделся в мое лицо.

– Да, теперь узнаю. А что в таком непотребном виде?

– Прости, княже, прорываться через осаду пришлось, да чтобы путь сократить, вас догоняя, речки переплывал, оттого мокрый и грязный.

Князь на мгновение задумался.

– Так! Ты, боярин Твердила, берешь сотню и обходишь город с заката, я ударю с полночной стороны. Запомни, Твердила, атакуешь только тогда, когда я уже ввяжусь в драку. Татары обратят все внимание на меня, а ты нанесешь внезапный удар в спину. Хорошо бы, если и горожане в этот момент помогли ударить из города.

Князь обратил внимание на меня:

– Сможешь ли снова проникнуть в город, мои слова передать? Разумею, что сложно, шкурой рисковать придется, но очень надо.

– Положись на меня, княже, выполню.

По команде князя дружина развернулась и поскакала обратно. На перекрестке от нее в сторону отвернула сотня Твердилы.

Я помчался не жалея сил обратно.

Было уже темно, татары сидели возле своих костров в лагере. В Средние века по ночам бои не велись – темно. Здраво рассудив, что рано появляться не обязательно, я и так сэкономил время, удачно встретив княжескую дружину на дороге, решил переночевать на тюфяке с соломой, что лежал недалеко от башни. Устал я за день, хорошо бы и помыться, одежду сменить, но это уже завтра, а сейчас спать. Веки смыкались от усталости, почти весь день ничего не ел, но спать хотелось сильней, чем есть, и я уснул.

Проснулся от крепкого пинка в бок. Рядом со мной стоял городской ополченец, с ним вместе мой десятник Георгий. Воин держал в руке фонарь со свечой.

– Ты что это творишь, бездельник? Наместник и боярин тебя дожидают с известием от князя о помощи, а ты бока отлеживаешь? Поднимайся, трус!

И я получил еще один пинок, на этот раз по бедру, довольно болезненный. Когда я встал, меня поволокли к боярину.

– Вот он, ирод! – Десятник толкнул меня в спину, и я чуть не упал. Боярин удивленно уставился на меня:

– Ты что, не смог уйти из города? Через разъезды не пробился?

– Да он и не уходил! Сколько мои бойцы ни смотрели со стены, не видели, чтобы из города кто-то выбирался. А он завалился спать на тюфяк, пока его не нашли городские ополченцы.

Боярин покрутил головой, крякнул с досады, покрутил ус.

– Вроде раньше неплохо себя проявил. Мы на него надеемся, а он спит. Не бывало такого среди моих воинов. Рассветет – на площади повесить, как труса, в назидание другим.

– Дай слово молвить, боярин. Напраслина и лжа все. Видел я князя, грамоту ему передал. На выручку он поспешает. Сотню боярина Твердилы в обход послал. Просил на словах передать – как он с татарами в бой ввяжется, в тыл им Твердила ударит, а городских просил выйти в это время из города и тоже по татарам ударить. С трех сторон сподручнее с ворогом справиться.

Боярин помолчал, переваривая услышанное.

– План хорош, да не лжешь ли?

– Сегодняшний день покажет. Прошу наместнику городскому княжьи слова передать.

– О том не беспокойся. Георгий, вешать пока погоди, пусть на стене городской удаль свою да отвагу покажет. Коли соврал да князя не будет, мы его и повесим прилюдно. А то и правда – когда успел обернуться? Обычному человеку не в мочь.

Боярин махнул рукой, и я с Георгием направился к городской стене. За день, когда меня не было, погибло еще двое наших ратников.

Встретили меня отчужденно – мы, мол, воевали, кровь проливали, а ты отлеживался на тюфяке. Обидно было, но не мог я всем рассказать, как именно добрался до князя. На смех подняли бы или сочли вралем или того хуже – блаженным, из тех, что милостыню на паперти церковной собирают, ума лишившись.

Ни один вариант меня не устраивал, и, стиснув зубы, я решил дождаться утра, когда по моим расчетам должен был прибыть князь с дружиной. Он был бы не только спасителем города от басурман, но и моим личным.

После завтрака все заняли боевые позиции по крепостным стенам. Татары с утра не рвались в бой, ходили по лагерю, кричали обидные слова и грозили кулаками. Не иначе какую-то злопакость задумали.

Через пару часов из леса показалось странное сооружение. Сначала я даже не понял, что это. Затем разглядел – на колесах медленно двигалась в сторону города штурмовая башня, метров восьми в высоту, с поднятым перекидным мостом. Толкали ее множество татар, забросив за спину щиты для защиты от стрел. Какие стрелы, с нашей стороны и луков ни у кого не было.

Покачиваясь на кочках и неровностях, башня приближалась. Ее и через ров перетаскивать не надо, остановят перед ним, опустят мостик – и на стены хлынет неудержимый поток алчущих крови и добычи захватчиков.

В голове мелькнула мысль, я подбежал к Георгию.

– Десятник, есть способ. Надо срочно собрать копья, привязать веревки и дружно, по команде, со всей силы бросить такой гарпун в одну из стен штурмовой башни; за веревки потянем – башня и опрокинется.

– Говоришь ты складно, только получится ли?

– А что ты предлагаешь? Надо торопиться, времени почти нет.

Георгий убежал искать веревки, ратники бросились собирать копья. Десятник вернулся с двумя бухтами пеньковых веревок и с несколькими мужиками-горожанами.

– Этих-то зачем привел?

– Тянуть за веревки помогут.

Мы обвязали древки копий веревками, свободные концы закрепили на бревнах стены, стали ждать.

Башню подкатили ко рву; загромыхали цепи, и мостки стали медленно опускаться, открывая проем, в котором уже виднелись торжествующие лица татар.

– Все готовы? – спросил десятник.

– Все!

– Кидай в правую часть!

Почти полтора десятка копий вонзились в правую часть передней стены башни.

– Теперь тяните.

Мы начали тянуть за веревки; у всех от натуги покраснели лица, на лбу выступил пот. Господи, только бы копья выдержали, древки не сломались! Сначала ничего не происходило; потом, заскрипев бревнами, башня начала медленно клониться вправо, все быстрее и быстрее, и рухнула вдоль стены, подняв тучу пыли. Раненые и покалеченные татары закричали, остальные бросились бежать. Со стены им вдогон неслись ликующие крики наших ратников. Прибежал боярин.

– Что случилось? Почему башня упала?

Георгий рассказал. Боярин похлопал меня по плечу:

– Молодец, даже если про князя соврал, вешать не буду, на стене кровью свою вину смоешь.

Татары на какое-то время притихли. Видимо, обдумывали, что еще предпринять. Один из наших вдруг закричал:

– Глядите, пыль над дорогой, не подмога ли татарам идет?

– Князь это должен быть, – промолвил я.

Из леса вырвалась конная лава и начала растекаться по лугу. Кони татарские паслись далеко, привести и оседлать их уже было невозможно. Русские дружинники ударили слитным строем прямо в средину, рубили направо и налево. Об организованном сопротивлении уже не шло речи. Каждый татарин мечтал только об одном – уйти живым из этой мясорубки. От шатра отделились несколько конников и, настегивая лошадей, попытались уйти, но, к их ужасу, навстречу с гиканьем и криками «Ура!» вырвалась сотня Твердилы. В довершение всего отворились ворота, и из города высыпало городское ополчение. Через полчаса горячий бой был завершен. А я стоял на стене и наблюдал бой со стороны – что мне там, пешему, делать? Да и свой весомый вклад в оборону я внес.

Князь собрал дружину, подъехал к воротам. Быстро успевший надеть нарядные одежды, навстречу вышел наместник с боярами и низко поклонился. О чем шел разговор, не было слышно – наверное, благодарил князя за снятие осады и избавление от татар.

Князь с дружиной въехал в город, а городские ополченцы высыпали на луг собирать трофеи. По праву победителя все они принадлежали князю. Раненых татар походя добивали. Вот недоумки, хоть бы пленных взяли, поговорить – не осталось ли поблизости еще крупных сил, узнать – где наши пленные, что-то никто о них и не вспоминал. Как же – вино в честь победы пить надо, заедать лучшим, что осталось у горожан после осады, да девок местных тискать.

Вскоре прибежал гонец, направился к десятнику. Уже вдвоем подошли ко мне.

– Иди, князь тебя требует.

Вот незадача – опять меня, ладно хоть обвинение в лживости и трусости с меня снято уже самим княжеским появлением. Но сейчас-то зачем?

Князь расположился в доме наместника – самом лучшем жилище Данкова, – в два этажа; здоровенная хоромина с обширным двором. Меня провели внутрь. Князь с боярами уже сидел за накрытым столом. Увидев меня, кивнул, показал на меня пальцем:

– Чей ратник?

Все дружно уставились на меня.

Боярин Охлопков поднялся из-за стола.

– Мой, княже! Извини за вид его непотребный, из боя он только. По его задумке башню штурмовую завалили, многих татар прибив.

– Воина слава боевая красит, а не одежда. Хотя по правде, и переодеть героя мог бы. Одно только узнать хочу – как ты ухитрился так ловко в город пробраться, везде же дозоры татарские были.

– Прости, княже, – сказал я, согнувшись в поклоне. Пожалуй, стоит изображать из себя недалекого дурня, эдакого парня-рубаху, которому только дай саблей помахать.

Князь захохотал, за ним бояре. Князь собственноручно наполнил кубок:

– Пей, герой. – В те времена это могло расцениваться как медаль, а может, и орден. Я припал к кубку, выпил до дна, перевернул, показывая, что он пуст.

– Ай, молодец! И пить горазд. Вот что, боярин, не отдашь ли его мне? Уж больно он мне понравился – быстр, сообразителен, отважен. Такие в княжеской дружине нужны. По его заслугам он в десятниках ходить должен, а у тебя, Федор Авдеевич, – в простых ратниках. Ко мне в дружину пойдешь ли? – Князь глянул на меня.

– Ежели боярин отпустит, почему не послужить?

– Да он у тебя еще и хитроват. И меня отказом не обидел, и у боярина соизволения спросил. Как, Федор Авдеевич, отдаешь его мне?

Охлопков зыркнул на меня из-под густых бровей: да, очень ему не хотелось князю перечить. Видно было – не по нраву, но улыбнулся, кивнул согласно головой. Бояре засмеялись, потянулись к кубкам.

– Иди к моим дружинникам, там тебя переоденут, скажешь – я приказал, а то грязен и страшен, только татар со стен пугать.

Бояре дружно засмеялись.

Выйдя во двор, я подошел к дружинникам князя.

– Это что еще за чучело? – Дружинники заржали.

– Старшего бы мне вашего.

– Ну я старший, – вышел вперед кряжистый дородный дружинник в кольчуге, шлеме-шишаке и добротных сапогах, в которые были заправлены фряжеского сукна штаны. М-да, неплохо одеты княжьи дружинники.

– Князь повелел меня переодеть, дружинником берет.

Все вокруг изумились, снова заржали. Старший цыкнул на ратников, покачал головой, прошел в избу. Вышел уже улыбающийся, по-дружески похлопал по плечу.

– Пойдем.

Из переметных сум достали не новую, но добротную одежду; я сбросил свое пропахшее болотом тряпье и переоделся.

– Ну вот, на княжьего человека похож. Кольчуги да шлема только нет. Коня любого выбирай – их теперь у нас много. Саблю свою оставишь?

– Оставлю, хорошая сабля, дамасской работы.

– За кольчугу не переживай, домой вернемся – чин-чинарем оденем, за князем не пропадет. Чем ты ему так понравился, он ведь только лучших берет.

– Не знаю, у него спросить надо.

– Ладно, пока свободен, вещи пойди забери свои, с товарищами попрощайся.

Я нашел десятника, он толкался тут же, во дворе.

– Юрий, слышал уже про тебя, в княжескую дружину попал. Герой ты у нас, а тебя без малого чуть не повесили.

– Вот попрощаться пришел. Вещей у меня нет, собирать нечего.

– Желаю удачи. Когда помоложе был, сам хотел к князю в дружину попасть, да не довелось. Не посрами Охлопкова. Ратник ты неплохой, мне тебя учить-то ничему и не пришлось. Жалко, только опытный воин появился, как уже уходит. Бывай здоров, не поминай лихом.

Мы обнялись на прощание.

Утром с княжеской дружиной я выезжал из города. Лошадь мне подобрали не татарскую – низкорослую да мохноногую, а нашу. И был я теперь ратником второго десятка четвертой сотни княжеской дружины.