Князь мертвецов 2

Глава 26. После погрома

«Дом модъ» стоял изувеченный и распотрошенный. Секреты губернских модниц были бесстыдно выброшены наружу: двор покрывали отрезы ткани, изорванные платья на изломанных манекенах, недошитые кружевные панталоны. Скрытая даже от клиенток повседневная жизнь хозяев дома зияла во все окна — изрубленные топорами этажерки и кресла, вышвырнутые в окна стулья. Под ногами жалко похрустывали обломки фарфоровых слоников.

И тишина. Только что отчаянно сражавшиеся люди никак не могли принять, что больше не надо драться. Они приготовились дорого продать свои жизни, а их больше не убивают. И в это невозможно поверить, всё кажется, что враги вовсе не ушли, а затаились.

В окнах показались сперва настороженные дула паро-беллумов, а потом такие же настороженные и словно бы «прицельные» лица. С нижнего этажа выглянул старый Яков Альшванг, а с верхнего — прижимающий к себе сестру Захар Гирш. Огляделись, готовые в любой момент нырнуть за подоконник и снова стрелять, стрелятъ, стрелять. И оказалось, что не в кого. Двор был пуст, разве что Йоську Альшванг двое мальчишек — один постарше, в форме реального училища, а второй мелкий совсем, и в сущих лохмотьях — вели к стоящему под парами автоматону. И остановились, потому что дорогу им преградила тварь. Тощая, желтая, с черными крыльями, она в упор пялилась на Йоэля мрачными провалами глаз и вдруг расплылась в жутковатой клыкастой улыбке:

— Какие ушкиииии!

Тот шарахнулся, едва не опрокинув поддерживающих его Ингвара и Даринку.

— И глазки! Надо же, настоящий эльф! — почти умиленно выдохнула мара.

— Я не эльф! — возмутился альв. — Я даже не альв!

— А кто?

— Еврей, — как всегда с достоинством объявил Йоэль.

— С такими ушами?

— С таким носом! — отрезал Йоэль и вдруг подозрительно на нее прищурился. — А вы ангел смерти?

— Мара я! Смертевестница! — возмутилась мара и снова расплылась в восторженной улыбке. — Слышь, альво-еврей, дай ушки пожамкаю! Это ж не ушки, а просто любовь!

Йоэль начал аккуратно пятиться от тянущихся к нему когтей мары, бормоча:

— А старый Гирш-то, похоже, и впрямь пророк. Казаками ругнулся — казаки, любви ангела смерти пожелал — и вот!

— Лезьте уже в автоматон, Йоэль, Митя сказал его догонять, — решительно скомандовал Ингвар.

— А мы обязательно должны делать, что сказал Митя? — Йоэль не то, чтобы спорил, просто в его голосе были некоторые сомнения.

— Он все-таки теперь Истинный князь. Всякое такое… по его части! — Ингвар широко махнул рукой, так что непонятно было, что именно «такое», но явно имелось ввиду нечто большое. Может даже — величественное.

— Истинный Князь? — хором повторили Йоэль с Даринкой, и глаза у обоих стали одинаково круглые. — Но… это же сказка! Древняя! — добавил Йоэль.

— Это альв с носом, он же еврей с ушами — сказка, а Митька — мой Истинный Князь. Я его только что… доделала. — с глубочайшим самодовольством объявила мара.

— Это когда ты… вы в него перуновыми молниями из трости стрельнули? — полюбопытствовала Даринка.

Выражение лица у мары стало странным. То есть, еще более странным чем обычно.

— Электри… перуновым ударом Истинных Князей не делают. Им остановившееся сердце запускают, — подумал и уточнила. — Только если сразу после остановки. И если повезет.

— Перуновым ударом можно запустить сердце! — повторила восторженно слушающая эти откровения Даринка. И деловито уточнила. — И про блины кричать, да?

— Про какие бли… — начала мара и тут же выпалила. — Блин! В смысле, про блины — не обязательно! «Блин» — это… там, где я жила раньше, вроде ругательства. Приличного. Для девочек.

— У Мораны Темной ругаются блинами? — озадачилась Даринка. — Это потому, что на поминки блины пекут? Или блины пекут, потому что ими ругаются?

— Блин, — прилично выругалась мара и с места взмыла в воздух.

Йоэль больше не спорил и молча полез в автоматон. Только выражение лица у него было ошеломленное: то ли все еще пытался понять, что происходит, то ли попросту удар головой об булыжники сказывался.

— Йоська! — негромко и неуверенно окликнули вслед, — ты куда поехал? А пауков загонять кто будет?

— Вот вы и будете, — мрачно буркнул Йоэль, пытаясь вместе с Даринкой умоститься на заднем сидении — тощий и острый локоть младшей барышни Шабельской упирался ему в живот.

— И лучше им это сделать. Если по возвращении наш Истинный Князь Мораныч не получит свой вожделенный паучий шелк… — передергивая рычагами, пробормотал Ингвар.

— Убьет? — затаила дыхание Даринка — появление совсем близко — считай, по соседству! — легендарного Истинного Князя повергало ее в состояние восторженного ужаса.

— Скорее заставит самих шелк ткать. Вместо пауков, — глубокомысленно заметил Ингвар, выказывая тем самым изрядное знакомство с характером и привычками первого за полтысячи лет Истинного Князя.

Автоматон широкой рысцой шел по улицам. Следы погромов видны были везде: разбитые окна, выломанные двери, выброшенные из окон вещи и пятна крови на мостовой. От них Даринка старательно отворачивалась, хотя понимала, что себя не обманет, и перинный пух, вертящийся белым смерчем посреди улицы, еще не раз придет к ней в снах. В остальном же улица была совершенно, оглушающе пуста. Брошенные на улице узлы с награбленным добром указывали на поспешное бегство погромщиков. Издалека доносился уже знакомый клич: «Воооон!»

Автоматон перешел на размашистую рысь. Макушка Даринки въехала альву под челюсть, оба взвыли сквозь стиснутые зубы и промолчали. Паро-конь вылетел на незнакомую улицу, но Ингвар сразу понял, что это граница еврейского квартала: теперь ее легко было отличить по новеньким фонарям. Рядом, баюкая на руках топор, стоял Митя. Он запрокинул голову и не отрывал от фонаря глаз.

Фонарь… горел. Прозрачный огонь за стеклом почти таял в свете дня, но вокруг фейерверками разлетались искры, так что фонарь окружал неистово пылающий ореол, а из-под него короткими, судорожными рывками вырастала тень. Вот она была совсем коротенькой, вот дернулась и подросла немного, вот дернулась опять. Пара не успевших сбежать от Истинного Князя с топором погромщиков замерла, будто завороженные, и глядели в эту тень неподвижными, остановившимися глазами.

Ингвар сам не понял, как выскочил из седла:

— Это что такое?

— Полагаю, реальность, — не оборачиваясь, обронил Митя.

Голос его сперва прозвучал странно гулко, а потом увяз будто в тумане. Шею пощекотало что-то холодное, омерзительно влажное. С трудом оторвав глаза от корчащейся, как в припадке, тени, Ингвар обернулся.

Туман полз. Фонарь словно курился, вместо дыма распуская вокруг себя его вязкие клубы. Туман ручейками тёк в переулки, его гибкие щупальца шевелились на фасадах домов, точно огромное морское чудовище цеплялось за них, пытаясь вползти в город.

— Реальность? — повторил Ингвар, пятясь от потянувшегося к нему туманного отростка. Больше всего он надеялся, что вот это — вовсе не реально. Он закроет глаза — и оно исчезнет, потому что для одного дня и так — довольно!

— От фонарей до провокаторов — не слишком ли много суеты для еврейского погрома? — отозвался Митя.

— Мы не навязывались, — пробормотал альв.

— Я говорю о расходах. По всему выходит, что погром — всего лишь инструмент. — Митя не отрывал взгляд от полыхающего, как маленькое солнце, фонаря и корчащейся под ним тени. — А на самом деле господа Лаппо-Данилевские задумали нечто масштабное… Или не только они…

Тень еще раз, рывком, дернулась, почти упершись Мите в подошвы ботинок, зашевелилась, и начала подниматься, чавкая, как стекающая смола. Только текла она не вниз, а вверх, складываясь в невысокую кряжистую фигуру. Нет! В половину кряжистой фигуры, причем непонятно какую!

Выросшее словно из-под земли… существо, человеком, вне сомнения, не было. Ростом оно доставало человеку едва по пояс. И тут же вымахало втрое, нависая, как гора! У него была одна рука и одна нога, а от тела — только половина, левая! Нет, правая! Нет, все же левая…

Ингвар судорожно моргнул: видимой становилась то одна часть, то другая, мелькали рука-нога-голова, тут же пропадая, менялся рост, ширина плеч, будто существо это то выглядывало сквозь туманную завесу, то пропадало за ней снова…

— Кажется, я знаю, что это такое! — подрагивающим голосом выдохнул альв.

Существо гулко расхохоталось, сверкнув сквозь туманное марево хищными клыками:

— Надо же, альв! А говорили — нету! — голос создания звучал так, будто не один, а десяток голосов говорили в унисон, произнося одну и тут же фразу. — Умри, Ивовый лист!

Сверкнула сталь — изменчивое тело этого создания вдруг обросло десятком рук, и в каждом ослепительно и страшно сверкал меч. Существо ринулось — на альва. И врезалось в красное пожарное ведро.

— Он не альв. А смерть тут — в моем веденьи! — прошипел Митя и оскалился навстречу врагу улыбкой черепа.