При других обстоятельствах Сашка, наверное, закатила бы тихую, ограниченную стенами комнаты истерику. Но свежая закалка тут же дала о себе знать. Она просто села на пол там, где стояла, позабыв про пылесос и осколки кружки. К сожалению, осколки о ней не забыли. Парочка впилась в ладонь, и спасибо, что не в то место, куда она феям хвосты приделала. Тут бы и проснуться – от боли-то. Но куда там! Боль была, а пробуждения не было, потому что она не спала.
– Вы живые? – спросила Саша в пространство. Прозвучало как-то тупо. Как будто она «му-у» произнесла. Дружная трехголосая трель, переходящая в смех, вновь была ей ответом. – Хорошо, я сейчас это переварю… Фейки, значит. Фейки-кофейки.
Когда в твою хорошую, спокойную, размеренную и почти совсем счастливую жизнь вдруг врываются боль и опасность, а уж тем более когда в нее вваливаются, нагло открывая дверь с ноги, чудеса, то есть один хороший способ сохранить здравый рассудок. Заключается он в том, чтобы заняться чем-то очень обыденным и милым: комнату прибрать, кактус пересадить или в коробках с кукольными платьями навести порядок. То что надо. Терапия как она есть.
В куклы Саша никогда толком не играла, но наряжать их и устраивать им «кофейню» обожала с детства. Сейчас кофейня не помешала бы ей самой. Причем как-нибудь так, чтобы из комнаты не выходить и с Серым не сталкиваться.
Саша осмотрелась. Почти все свои кофейные прибамбасы она держала на кухне (эту привычку теперь придется подправить!). Но кое-что оставалось в комнате – на случай, если за школьной домашкой потребуется живительная порция кофеина. На полке прямо над письменным столом пристроилась небольшая, самая небольшая из возможных, кофемашина.
Несколько кофейных капсул обнаружилось на другой полке среди ручек-маркеров, бумажных цветов и прочей ерунды. Из всех видов Сашкиной любви к кофе любовь к «машинному» была наименее сильной – не с океан, а всего лишь с море. Но Средиземное, никак не меньше. А сейчас, когда любопытство и остатки злости подталкивали под руку, благородный напиток в самом деле можно было «сдобрить-задобрить» стихоболтанием.
– Что там я этой тетке говорила? – спросила Сашка не феек-кофеек (ах, какое получилось название, самой приятно!), не себя даже, а окружающее пространство. Оно оказалось памятливым и незлым. Строки выскочили в памяти сами собой:
Раствори свою тоску
И отдай ее песку.
Черный, словно ведьмы кровь,
Кофе будет вмиг готов.
Страх свой лютый раствори,
Кинь в жаровню – пусть горит.
В светлом пламени зари
Кровь ведьмачью завари.
Как во сне или в бреду,
Я на свет бреду-бреду.
Кофе черен, перец ал
Мир людей для ведьмы мал…
Неизвестно, чего бы еще наболтала, да только феи вдруг сорвались с кромки стола, вспорхнули и выстроились в линеечку так, что каждая чуть ли не на голову следующей встала ногами. Эта фарфоровая линия превратилась в круг, круг начал вращение. Сашка машинально глотнула кофе из чашки.
И все изменилось.
Шалея от коктейля из невозможности и неоспоримой реальности происходящего, Сашка осознала, что она… нырнула в чашку, из которой только что пригубила. Такая вот прокофеиненная насквозь Алиса в Стране чудес. Только она не уменьшалась, а чашка не увеличивалась. Налицо явно был какой-то другой фокус пространства. И, увы, ни знаний, ни опыта, чтобы понять, что же произошло, Саше не хватало.
Глаза же, и прочие органы чувств со всей ответственностью заявляли, что воздух вокруг нее сгустился и покоричневел. Эдакие кофейные сумерки случились. Запах кофе тоже сгустился, прямо-таки сконцентрировался. Еще миг и – Сашкина комната исчезла, как бы скрылась по другую сторону… чего? Коридора.
Сомнений не было: Саша стояла в просторном коридоре в форме трубы, как будто попала в фантастический кофейный аквапарк для великанов. Этот трубовидный коридор был полностью выложен белыми и коричневыми плитками. Не ровными, как в ванных комнатах, а вогнутыми. Как же иначе сохранить скругленность пола, стен и потолка? Впрочем, такие обыденные понятия, как стены, пол и прочее тут не работали. Труба она и есть труба. И по ней совершенно определенно тек мощный поток кофе. Причем не ручей по щиколотку, даже не по колено. И не по грудь. Все в этом коридоре было суть – кофе, до последней молекулы атмосферы. И кофе двигался сильно, неотвратимо. Но при этом не сбивал с ног, даже не подталкивал. Как будто… как будто Сашка стала частью этого потока, но сохранила волю выбирать: двигаться вместе с ним, стоять на месте или вовсе против течения развернуться.
– Мамочки… – выдохнула она. Страшно не было. Почему-то от звенящего смеха феек-кофеек она в первый миг обомлела, а попав в неведомое пространство, ощутила только взбудораженность. Ха-ха… «только»! Каждая клеточка тела, даже в волосах и ногтях, взвинтилась в волнении, любопытстве и… радости. Сашка подняла руки, как в воображаемом полете, – специально чтобы ощутить одновременное легкое сопротивление кофейного потока и его податливость, готовность подчиниться ей. А потом сделала воображаемый гребок – словно не летела, а плыла. И в очередной раз остолбенела.
Ее руки белели фарфором – в точности как у феечек-кофеечек. Рисунок вен исчез, не говоря об отпечатках пальцев, волосках и всяких там порах-родинках-царапинках. Саша на всякий случай ущипнула себя за новую руку. Больно. И тепло на ощупь.
– С ума сойти… а хвост? – Она завертела головой, ища утвердительный или отрицательный ответ на этот шутливый, в общем-то, вопрос. Ответ был – да. Хвост колыхался воздушным плюмажем, вздымаясь немного выше Сашкиной головы. Наверное, тоже белой и бесчертной… или как правильно? Обесчерченной? В общем, без черт. Вот крыльев не оказалось. Ну и ладно. В кофейном потоке надобности в них не было. А хвостик красивый.
Феи, ставшие теперь не крупнее крошек ванилина, насыпанного в джезве, заметались над Сашиным плечом, взбалтывая кофейный поток.
– Это намек, что ли? Нечего на одном месте топтаться? Я и не собиралась. Просто огляделась немного. – И Саша решительно направилась туда, куда глаза глядели. То ли позволила кофейному потоку нести себя, то ли, наоборот, сама понесла весь поток с той скоростью, какую мимолетно захотела, – прямо как скорость ходьбы отрегулировала. Поток кофе шел вместе с Сашей, сквозь нее и вокруг нее. А там, где ветвился ее путь, окружающая среда немного менялась. Словно в однородный поток вплетались тонкие струи иных веществ – корицы, шоколада, сахара. Куда-то в сторону уносилось карамельное течение, еще откуда-то явно струилось молоко.
Сашка потрогала свою юбку, теперь тоже фарфорово-белую, но вполне обычную на ощупь. Не намокла, мелькнула запоздалая мысль.
Феи снова заметались над ее плечом. Саша почувствовала, как всколыхнулась кофейная атмосфера. Как будто крошки подталкивали ее, убеждая повнимательнее присмотреться к чудно́му месту, по которому теперь пролегал ее путь.
Ничего, в общем-то, не получилось. Ничего нового Саша не увидела. Присмотрелась еще раз. И, чтобы уж наверняка уловить хоть что-нибудь, – прислушалась. Зрение, слух, обоняние, осязание. Мало этих чувств, ох мало. Надо причувствоваться как-то еще. Как? Хотя оживила же она феек-кофеек, совершенно не зная, как это делается. Значит, и увидеть тоже получится.
Почему-то она решила, что лучше всего это делать с закрытыми глазами. Если надо узреть что-то большее, нежели человеческому глазу доступно, то поднятые веки – только помеха.
Саша зажмурилась и… ощутила себя настоящим слепцом. Как будто ее ресницы не просто опустились на щеки, но намертво в них вросли. На секунду ее охватил дикий, прямо-таки животный ужас – а что, если слепота останется навсегда? Но тут же накатил такой шквал чувств, что слепота показалась ерундовым неудобством. Нечто иное с лихвой ее восполнило. В потоке кофе неслись сгустки, струи, кляксы, мини-смерчики и черт знает что еще. И от каждого такого непонятного объекта в прямом смысле тянуло то тревогой, то радостью, то отчаянием.
– Ничего не понимаю, – выдохнула Сашка и рискнула коснуться многолучевой звезды, дразняще зависшей прямо перед ее лицом, и тут же с визгом отдернула руку. Потому что эффект был, как если бы сунула пальцы в розетку. Только не обычную, типа «Там ток, Сашенька», а скорее «Там печаль и ревность, Сашенька, да в такой концентрации, что несчастным электрончикам в проводочках и не снилась».
– Ну и почему не предупредили? – Собственный голос ворвался в верещащее от боли и страха Сашкино сознание, как свежий ветерок. Ну, или как таблетка «от головы». – Хоть бы за волосы дернули, или еще что-то в этом роде. Или это… как в фэнтези говорят: «Опыт, который всякая ведьма должна получить сама»?
В каком именно из – будем честны! Не то чтобы очень уж многих – прочитанных фэнтези-романов говорилось это, Сашка не помнила. Феи явно тоже начитанностью не блистали. Чуть увеличились в размерах, до видимости без прищура, и бестолково мельтешили перед девочкой, грозя залететь ей в глаз. Или засветить. Перец имбиря не слаще.
– Да ну вас!.. – рассердилась Сашка. Вновь закрыв глаза, она решительно свернула в первый попавшийся коридор.
И тут же врезалась в живого человека. Не пятно, не комету, не карамельный поток.
– Ой! – пискнула она.
– Ой, – согласилась с ней девочка примерно ее лет, натягивая на голову капюшон толстовки. – Ты кто?
Она была вся рыжая. Наверное, подобно Сашке, войдя в кофейный коридор, приняла вид… кого? Или чего? Чашечки, что ли? А что, похоже. Только, в отличие от Саши, не белой фарфоровой, а глиняной, шершаво-пористой. И такой пыльно-рыжей, что Сашку передернуло – очень уж цвет походил на волосы Серого. Но она отогнала наваждение и всмотрелась в девочку. Бесполезно. Черты лица смазывались, как у феечек и, наверное, самой Сашки.
– Так кто ты?
Как ответить на такой простой вопрос, учитывая непростоту ситуации?
– Саша. А ты?
– Лиза, – засмеялась девчонка, – вот и разобрались. Надо понимать, ты Кофейная ведьма? Я тоже. Но я тебя не знаю. Ты давно ведьмачишь?
– Нет. – На всякий случай не стала уточнять, что «ведьмачит» впервые. – И тебя я тоже не знаю.
Лиза снова засмеялась.
– Это как раз потому, что ты новенькая. А ты по своим делам по сети бродишь или уже вступила в игру? А на чьей стороне?
Говорить «не знаю» не хотелось. Нести первое, что в голову взбредет, – тоже. Особенно после сегодняшней стычки с Серым. Саша раскрыла было рот, чтобы выдать нейтральное «по своим делам», но не пришлось. Лиза и сама рот распахнула. От удивления – из-за Сашиного плеча выпорхнула одна из фей. Остальные, обретя размеры чуть больше своих изначальных, порхали чуть позади.
– Это твои фамильяры?! – завопила новая знакомая, аж подпрыгивая на месте. Капюшон снова свалился. – Ну, так ты очень крута, если сама новичок, а таких штуковин наколдовала!
– Это не штуковины, – почему-то обиделась за феек-кофеек Саша. – Это фейки-кофейки. Они раньше были ручками чашек, а сейчас – сама видишь. Но они все равно не штуки, а существа.
– Ну, прости. – Лиза наморщила свой, наверное, курносый нос. – У меня банально кот. С фантазией туго. Только кошак мой – лентяй страшный и по сети со мной не бродит.
– А ты сама тут по делам или… в игру вступила? – осторожно осведомилась Саша.
– Не, никакой игры, я просто… ну… в общем, есть один человек…
Приехали, подумала Саша. Неужели все, везде и всегда, по сути, сводится к тому, что «есть один парень…»? Перед тобой, можно сказать, истинная вселенная раскрывается, а ты о любовях-морковях думаешь. Но Лиза продолжила:
– …это пожилая женщина. Ну, как пожилая… Моя бабушка вроде бы постарше, но мама гораздо моложе. Она, кажется, совсем одинокая. И без всяких там «кажется» очень-очень несчастная. Понимаешь? Не так, как некоторые люди, кому все не так, – ей по-настоящему плохо. Она кофе варит, а он такой грустный получается, что самой плакать хочется.
Саше стало стыдно. Вот ведь, уже успела счесть Лизу поверхностной свистулькой, думающей только о парнях. А оно вон как оказалось.
– Ты хочешь ей помочь? – спросила она. – Но как?
Лиза нахмурилась и всмотрелась в Сашу. Наверное, пожалела о минутке откровенности.
– Ты совсем новенькая, или мозги мне пудришь? Не знаешь как? Пришла же ты сюда как-то.
Да, похоже, минутка откровенности затянется.
– Честно говоря, я в эту, как ты говоришь, сеть, попала в первый раз. И не уверена, что сама. По-моему, меня вот они затащили. – Саша указала на феек-кофеек, прикинувшихся троицей нежужжащих мух.
Лиза залилась беззаботным смехом человека с чистой совестью. Или хотя бы с красивыми зубами. Правда, сейчас Сашка не могла нормально оценить ни то, ни другое.
– Кто, фамильяры? – сквозь смех проговорила новая знакомая. – Я тебя немножко обломаю. Они ничего не умеют сами. Они вроде гаджета. Если не умеешь пользоваться, ноль тебе пользы от всех их возможностей. Я больше года ведьмачу, а толку? Мой фамильяр-кот как был жирной ленивой тушей, так и остался. Даже поболтать с ним невозможно по душам. Ну, если рявкнешь хорошенько, то что-нибудь принесет-подаст. Если расположен будет, угу. А не расположен, так «у меня лапки, возьми сама». Начитался этих наших Интернетов. Не-етушки, эти твои… куклы ничегошеньки не сделали. Все ты сама. Ой, да не смотри ты так. Я тоже не сразу разобралась. А потом меня в обучение взяли. И тебя возьмут, не бойся, мы своих не бросаем. Ой, а пошли со мной? Только скорее, а то я же в самом деле за ту тетку волнуюсь…
– Лиза, – окликнула Саша новую знакомую через несколько шагов. Ну, то есть как «окликнула»… просто позвала по имени, чтобы молчание нарушить, – а мы вообще где находимся? Ты назвала это «сеть», но на вид это как коридор. Или лабиринт коридоров. Я уже вообще не помню, откуда пришла. Но… что это? Параллельное пространство? Четвертое измерение? Кофейное зазеркалье?
Лиза даже притормозила на полуходу-полубегу.
– Неудивительно, что ты обзавелась такими необычными фамильярами, – сказала она. – Я не задумывалась о Сети с такой… ну… философской точки зрения.
– Скорее уж географической, – Сашке стало смешно, – или физической.
Лиза тоже засмеялась.
– Честно, толком не знаю, – призналась она. – Я вообще не отличница ни разу, ни в школе, ни в ведьмовском обучении. Могу рассказать, что слышала от наставников. Хочешь?
– Да, расскажи, пожалуйста.
– Мир людей оплетен незримыми сетями, – нараспев начала Лиза, будто сказку или пресловутую «песнь» завела, причем явно не своими словами, а заученный текст, – то есть они незримы для обычных людей, но для ведьм – наоборот. Очень даже видимы. Кофейные сети охватывают, опутывают, затягивают всех, кто пьет кофе, готовит его, гадает на нем. Всех ведьм и всех людей, для которых кофе жизненно значим.
– Да много ли таких? – удивилась Саша. – Я кроме себя никого повернутого на кофе не знаю.
– Меня теперь знаешь, мало, что ли? Вообще-то нас гораздо больше, чем можно просто взять и представить, – ответила «глиняная девочка», которую уже хотелось называть подругой, только страшновато было. – Миллионы людей и тысячи ведьм. Нет, люди, конечно же, не думают о кофе и вполовину так часто, как о других людях. Но… они включают его в свое бытие. Пьют по утрам, не просто чтобы проснуться, но чтобы наполнить день смыслом. Греют руки о чашки, разделяют напиток с любимыми… а иногда… – голос ее дрогнул и зазвучал как-то иначе, – иногда чашка кофе может подтолкнуть человека к решению… например, жить или умереть.
– Могу понять… стоп-стоп… умереть?! – Сашу передернуло, озноб пробежался по коже. Девочка обхватила себя руками, будто так можно было отменить то, что только что прозвучало.
Ведьмочка кивнула.
– Страшно подумать, какие мелочи порой подталкивают к жизненно важным решениям. Лишняя перчинка в чашке кофе может отогреть гибнущую душу и не дать ей низринуться в небытие. – Голос Лизы вдруг стал чужим и безжизненным, Саше больше не казалось, что та шпарит наизусть по накатанному. – Я не умею пока говорить о смерти, прости, Кофейная ведьма. Научусь. И ты научишься тоже.
Саша не нашла слов для ответа. Да и ни одной идеи, которую можно было бы облечь в слова, ей в голову не пришло. Она просто постаралась побороть озноб и отправилась дальше, туда, где далеко впереди коридор разветвлялся. Лиза бесшумно ступала рядом, больше не рассказывая ничего. Фейки-кофейки тоже притихли.
Сашка поняла, что еще чуть-чуть, и молчание станет тягостным. Лучше его разогнать до этой точки невозврата.
– Как ты находишь дорогу? – спросила она новую знакомую.
– По веяниям, – лаконично ответила та. И уточнила: – Когда человек делает глоток кофе, его чувства сливаются с потоком напитка. – И продолжила, снова входя во вкус бытия просветителем: – и любая ведьма, шагнувшая в сеть, может уловить их веяния. Ты тоже можешь и улавливаешь, только пока не понимаешь, что происходит.
– Когда я закрыла глаза, то как бы… увидела всякие пятна, кометы. И когда одну потрогала, то было плохо.
– Додумалась тоже, за веяния хвататься! – Лиза вдруг стала строгой, как учительница в начальной школе. – Ты знаешь, как выглядит радость? А грусть? А отчаяние? Можешь чужую депрессию схватить запросто! Или невыносимую боль. Кстати, когда немного опыта наберешься, сможешь видеть веяния, не закрывая глаз.
Саша опять не знала, что сказать. А Лиза, увидев ее растерянность, сжалилась.
– Слышала, говорят «повеяло печалью»? Это ведьмы обогатили человеческий язык красивыми э-э-э… идиомами, или как их там? Метафорами? Ой, я не филолог ни разу.
– Выражениями, – резюмировала Саша, которая филологом тоже не была и становиться не собиралась.
– Ага, выражениями, – согласилась Лиза. – В сети они просто стаями гуляют. А мы, ведьмы, можем их ослабить или усилить. Или вовсе стереть.
– Или создать с нуля чувство, которого человек вовсе не испытывал, – предположила Саша.
Лиза замерла.
– Д-да, только это дурное дело, – сказала она. – Так делают те, кто играет на стороне… бррр… неважно. Мы пришли. Кстати, опытные ведьмы носятся по коридорам сети с такой скоростью, что с ума сойти можно!
С точки зрения Саши, они оказались в округлом тупике, выложенном такой же белой и коричневой плиткой как все коридоры.
Лиза покрутила головой.
– Закрой глаза, если хочешь видеть, как я работаю, – посоветовала она.
На этот раз ощущение слепоты было не таким сильным и не таким пугающим. Наверное, потому что Саша уже точно знала, что ничего страшного на самом деле не происходит. Вокруг нее зазмеились странные потоки – они сияли нехорошим светом, каким-то синеватым, неживым.
Она не успела позабыть предупреждение Лизы не трогать веяния. Но также ей казалось, что прикосновение к веянию не должно быть таким уж опасным. Противным, болезненным, но едва ли по-настоящему угрожающим. И она осторожно дотронулась пальцем до змеящейся струи синеватого света.
Ох, и накатило на нее!
Это была тоска. Такая, что хотелось умереть здесь и сейчас. Женщина, пившая этот кофе, маялась от чувства вины, помноженного на беспомощность и возведенного в степень усталости. Сработало нечто вроде профессионального рефлекса гадалки. Сашка кинулась подбирать нужные слова. И ведь удалось!
– Считается, что из такой ямы путь только один – наверх. К сожалению, это не так. Есть еще один. Не делать ничего. Сложить лапки и увязнуть. Но я не позволю.
На этом месте следовало ка-ак треснуть по столу. Чтобы и чашечки, и джезвы жалобно звякнули. А потом Сашка бы чуть склонилась вперед, поймала взгляд клиентки и продолжила немного сердитее, чем полагалось постороннему человеку: – Ваш путь только наверх. В гущу посмотрите! Наверх и только наверх.
Нечто подобное она сегодня говорила женщине, у которой, по словам Серого, не было судьбы. А у этой была. И, если верить ее же собственным чувствам – никуда не годная. Эх, жаль, Саша не могла прочитать мысли несчастной, чьей тоской веяло в кофейном коридоре. Понять бы причину всего этого. Хотя… Может, Лиза в курсе?
Саму Лизу она, разумеется, не видела через сомкнутые веки. Но присутствие ее было неоспоримо. Тонкая сахарная струя – видимо, женщина пила кофе с неполной ложечкой или половинкой куска рафинада – колыхнулась, изогнулась, словно ее руками перенаправили, и сплелась с веяниями тоски. И, кажется, сладость начала поглощать тоску.
– Эй, спасибо! – Лиза ткнула Сашу в плечо, и та открыла глаза. – Руками за веяние схватилась – это ты, конечно, дурында. Но вот слова… какая ты молодец!
– И что это было? – спросила Саша, хотя в целом, кажется, и сама начала понимать.
– Кофейная магия, – бодро ответила глиняная ведьмочка. – Если совсем грубо говоря, то я привела в действие некоторые магические силы банального сахара, растворенного в кофе. И ее тоска немного отступила. А твое выступление, м-ммм! Просто песня. Она как будто услышала эти слова глубоко внутри себя. И поверила в них. Не знаю, надолго ли. Но в ближайшее время под машину не бросится, это точно. Даже думать о таком не будет.
И оборвала свой восхищенный монолог.
Сашка завертела головой, выискивая причину.
– Это что? – удивилась она. В кофейный поток вливался еще один. Как будто сквозняком потянуло из одного бокового коридора в другой. И сквозняк этот пах радостью и теплом. – Шоколад! – узнала она, но усомнилась: – Или это какао?
– А какая разница? – удивилась Лиза. И покачала головой: – Не знаю. Ты, по-моему, опять все усложняешь. Но шоколадный поток это хороший знак. Эй, Амарго, привет! – последнюю фразу она радостно проорала, как будто приятеля на стадионе встретила.
Сначала Сашке показалось, что тьма этого потока (шоколад оказался куда чернее кофе!) сгустилась до невозможности. И приняла очертания человеческой фигуры. А потом она поняла, что перед нею стоит… шоколадный заяц. То есть мальчишка. И если по Лизе как-то сразу стало понятно – ровесница, то этот… ну, может, ровесник. А может, старше. Или младше. Ненамного, но все-таки. А вот ростом выше. Что в общем-то неудивительно. Сашка до метра семидесяти немного не дотягивала, и большинство ровесников-парней к старшим классам ее переросли.
– Привет, Лизон. – А вот по голосу ровесник, а то и постарше. Черно-коричневое, чуть бликующее в неровном, идущем невесть откуда освещении коридора, лицо обернулось к Саше: – А это еще кто?
И посмотрел прямо в глаза Сашке. А она – в его. На шоколадном лице расположение глаз можно было определить только благодаря логике – ну, где обычно у людей глаза? Но при этом у него был взгляд. А во взгляде было что-то такое, от чего Сашке захотелось сквозь землю провалиться. Только очень красиво и изящно, чтобы он непременно заценил, какая она беленькая и стройная и какой у нее красивый пушистый хвостик.
– Ух ты, – выдохнул шоколадный парень. – Новенькая? А познакомь нас, Лиз.
– Ха-ха, смешно пошутил, – фыркнула Лиза и обратилась к Сашке, остолбеневшей в черт-те какой раз за день, со счета уже сбилась: – Это, Саш, наш местный дон Жуан по прозвищу Амарго. А настоящее имя назвать отказывается, потому что боится, что в реальной жизни его, беднягу, загнобят за большую и чистую любовь к шоколаду.
– Ну Ли-из, – с притворным смущением протянул дон Жуан и подмигнул Сашке: – А ты, значит, Саша…
– Фербер, – зачем-то уточнила та. И спохватилась: – А имя ты откуда узнал?
Новые знакомые заржали бодрым хором. То есть когда двое хором, то это вроде как дуэтом. Вот. Дуэтом и заржали. Правда, засмеялись они не злобно и очень даже заразительно. Сашка и сама не заметила, как присоединилась. Тем более что до нее дошло: Лиза же только что обратилась к ней по имени.
– А почему ты Амарго? – спросила Саша.
– А это по-испански «горький», – пояснил парень. – Самый лучший шоколад именно горький.
– А ты куда идешь, горький шоколад? – спросила Лиза.
– Да одной любительнице какао на душе нехорошо. – Парень взмахнул рукой. И пояснил для Саши: – Иногда она пьет кофе с какао, тогда мы с Лизон ходим вместе и направляем помыслы девушки в сторону жизни. А вообще я к ней как в спортзал мотаюсь – раза четыре в неделю.
Саша не удержалась и фыркнула.
– Это ты так ненавязчиво сообщил, что практически живешь в спортзале? Качок-сладкоежка, – хихикнула она. Общаться вот так, в образе белой фарфоровой, рыжей глиняной и шоколадной фигур было легко. Как будто в Интернете под никнеймом и аватаркой. Красота, одним словом.
– Ой, – шоколадный… ведьмак (ну, не ведьма же?) – смутился, причем совершенно неподдельно. – Я, кажется, распустил хвост.
– И гребень надул, – Лиза снова захохотала, – петушиный. Или этот… Индюшачий. Ой, я готова спорить, что ты краснеешь, только в шоколаде не видно!
– Лежишь сейчас в своей комнате с чашкой какао в обнимку, а сам кра-асный, – подхватила Саша.
Оба ведьмака разом перестали смеяться.
– Я не лежу в своей комнате, – сказал шоколадник, – я здесь. И ты тоже здесь. Дома тебя нет.
– Откуда ты знаешь? – спросила Саша. – Когда ты здесь, ты же не видишь свою комнату.
– А телефон с камерой мне зачем? – задал риторический вопрос парень.
– Ой, ты серьезно? – Лиза захлопала глазами. Вернее, Саше так показалось. А хлопала ли она ими на самом деле, с этой ее неровной, ноздреватой глинистой поверхностью и не разберешь. – Вот делать нечего, так заморачиваться. Я все время как-то так… ну, ведьмачу и ведьмачу себе. Здесь безопасно, я это чувствую.
– Просто, Лизон, ты ведьмачишь в своей комнате, куда ни родители, ни бабушка без разрешения не заходят. А у меня дома народ не такой интеллигентный, – развел руками Амарго. – Как представлю, что мама зайдет, а я там бездыханный валяюсь, так и прокисаю. Вот и проверил. Пока смотрел, простите, девочки, аж вспотел, как в том же спортзале. Жутко так. Сижу, пью шоколад и вдруг – хоба-на! – исчезаю.
Сашка задумалась.
Если дед поймет, что она не выходила из дома, но при этом она не ответит на стук в дверь, то он, конечно же, зайдет в комнату. А ее нет. Вот номер… а потом она ка-ак появится. И вот это уже всем номерам номер, исполнитель номера помер.
– А я могу не в комнату свою вернуться, а хотя бы… ну, на лестничную площадку? – спросила Саша. Тогда, по крайней мере, можно будет наплести деду, что успела смыться из квартиры и прогуляться.
– Не-е, так нельзя, – покачала головой Лиза.
А шоколадник явно задумался.
– Ну, почему нельзя? Можно. Если выйдешь через свою дверь, окажешься там, откуда заходила. А если через Лизину? К ней попадешь.
Опять двери. Ну, ладно… или не очень ладно.
– Лиз, а ты где живешь? Я в Питере, а ты?
– О, – Амарго хлопнул себя шоколадной ладонью по шоколадному лбу, – об этом я не подумал. Но Лизон тоже питерская. Причем из центра. До Гостинки меньше пятнадцати минут пешком.
– Это тебе меньше, – возразила Лиза, – а мы девочки, мы ходим медленнее. Зато метро «Невский проспект» ближе.
– Все в порядке, – сказала Саша, – мне «Гостиный двор» удобнее. Я сама на Беговой, да еще по Приморскому шоссе в сторону Лахта-центра, ну, знаете, «Зажигалки», топать и топать…
– Ничего себе, далеко забрались. – Лиза всплеснула руками. – Зато у залива, да?
Сашка кивнула. Она, некоренная петербурженка, да и вообще, если разобраться, вечная приезжая в этом городе, все время называла залив «морем». Ну, это же часть моря, верно? Значит, сойдет.
– Тогда пойдем, – сказала ей Лиза. – Я сегодня еще пошопиться хотела и уроки кое-какие сделать. Так что пора нам в скучную реальность. Амарго, пока, что ли?
– Пока, Лизон. – Тот махнул шоколадной рукой… так и хотелось окрестить ее «дланью». – Саша Фербер, как приятно познакомиться! Еще увидимся?
Сашка кивнула. И, уже уходя вслед за новой знакомой, сообразила, что надо было пообещать добавлять шоколад в кофе. Умная, и даже остроумная. Но что толку, если все это – задним умом?