Когда мальчики становятся мужчинами

Оттепель

— С Днем рождения! — прокричали все хором, чокаясь бокалами по очереди с ЧанСобом. Вот ему и стукнуло двадцать два года.

Подобные праздники для него не способствовали радости или новым надеждам, скорее наоборот. Наступало время осмысления прожитого, хотелось анализировать и подводить итоги. Таков уж он был. И многое из достигнутого его устраивало. Цели, к которым он стремился — слава, карьера, успех, они приблизились, в какой-то мере даже уже были в кармане, и оставалось их лишь развивать и улучшать. Разве не этим он грезил почти с детства? Именно этим. Так что его певческая деятельность приносила свои плоды. Но почему же нет удовлетворения от происходящего? В какой момент его ориентиры сбились, и в лестнице приоритетов самореализация уступила глупой романтике и личному счастью?

На обсуждении сольных проектов он без сожаления уступил кому бы то ни было и вскоре все узнали, что организовывается дуэт ИльХуна и Джины. Наконец-то, рэпер добился того, к чему шел. Выделился и получил возможность показать себя. И для этого не понадобилась богатая и влиятельная любовница, хотя, не исключено, что их директор попрашивал у мадам Ю денег на какие-либо проекты. ЧанСобу стало нехорошо от мысли, что где-то что-то в его жизни может быть ей проплачено. И почему он опять вернулся к воспоминаниям о ней, в такой день, в такой час? Март на носу. Они провстречались-то едва дольше, чем прошло с тех пор, как они расстались. Гнусная женщина, пора бы забыть о ней.

— Пусть у тебя всегда всё получается! — подняла тост ЧоРом, лидер A-Pink, пришедших, хоть и не всем составом, в общежитие поздравить коллегу по ремеслу и агентству.

— И, главное, большой-большой тебе любви! — наивно добавила НаЫн, ничего не зная, естественно, о личных вещах мальчишек, с которыми они много лет работали бок о бок.

Парни переглянулись. СоХен, пришедшая тоже, поспешила скрасить возникшую паузу нейтральной шуткой, пока ЧанСоб тихо поблагодарил всех, пригубив шампанского.

— Главное здоровье, — добавил несколько минут спустя к очередному рядовому тосту ХенЩик. — а остальное приложится, правда же?

Он переглянулся с БоМи, стоявшей рядом с ним и они улыбнулись друг другу. ЧанСоб понял, что возникает новый роман. Что ж, замечательно, что друг смог забыть и пойти дальше. Жаль, что у него это никак не получалось. Хотя, в общем-то, лед тронулся в этом направлении. Ночи перестали быть мучительно длинными, с бессонницей. В днях появилась энергия, почти иссякший источник его вечной активной подвижности опять начал бить, хоть и слабо. Хотя в душе было что-то подобное протекающему крану воды. Как не закручивай, а капли просачиваются и шлепают по ране-раковине, отдаваясь гулким эхом. Кап-кап. Не то сожаления, не то горечь, не то что-то хорошее потихоньку источается, исчерпывая свои запасы. Лучше бы, всё же, это исчезала боль понемногу.

ЧанСоб заметил ИльХуна, стоявшего у окна, как когда-то он увидел ХенЩика, ещё обижавшегося на него за ДжеНу. Странное дело, все люди, которые затаили в голове нечто личное, предпочитают невольно вырваться взглядом куда-то наружу, из круга компании, в которой находятся. Что же сейчас томит ИльХуна? Друг подошел к нему, глазами извиняясь за вторжение.

— Ты чего тут грустишь? — за окном вьюжило, заметая двор.

— Да так, — рэпер широко улыбнулся, как умел только он: с хитринкой, беззлобным коварством и неисчерпаемым милашеством. — весна скоро. Слышал, скоро потепление. Наверное, последний снег выпадает.

— Я смотрю, НамДжу не пришла? — стал догадываться о причине меланхолии ЧанСоб и задал наводящий вопрос. — Поругались?

— Немного, — ИльХун не стал больше юлить. — не складывается у меня с ней что-то. Не моё это. Серьёзные отношения… не хочу пока больше. Не нагулялся я ещё. А обижать её постоянно не хочется. Лучше ведь расстаться, как считаешь?

— Да, я считаю, так лучше, — изменял ли ИльХун своей девушке с тех пор? Насколько ему было известно, нет. Но, видимо, это и изводило его, что он обманул её, и подстегивало повторить подвиг. Тем более, работая тесно сейчас с Джиной, юноша явно слегка увлекся певицей. Молодость! Хотелось нового, опять, ещё, попробовать там, того, этого. Тем более трудно удержаться такому непоседе, как их рэпер. Один ЧанСоб напробовался. До краев. И на краях был острый и горький вкус, хотя это совсем не была пресыщенность. Он зачерпнул того, чего не стоило, но ДжеНы он недобрал. Вот в чем была вся соль.

У кого-то зазвонил мобильный и парни механически обернулись. ХенЩик посмотрел на экран и, попросив прощения, вышел. ЧанСоб вернулся к разговору.

— А, может, ты устал просто? Наверное, отношениям иногда перерыв нужен.

— Нет, точно не перерыв, — ИльХун выдохнул, допив шампанское. — я подозреваю, что не люблю её больше. Это не тот случай, когда, знаешь, тянет к человеку, а что-то не складывается, и ты скандалишь, пытаешься найти точки соприкосновения, изводишься, устаёшь и бросаешь всё, чтобы обдумать в сторонке. Это именно тот случай, когда зашел в тупик. И скучно, и уныло и желания все пропадают, стоит подумать, какая рутина началась между вами. Ужас! У тебя такое было когда-нибудь?

ИльХун посмотрел воровато, украдкой. Он не знал, что любовь с ДжеНой была его первой и единственной, поэтому, конечно же, опыта утомившихся отношений у ЧанСоба не было, но понять он мог. Возможно, если бы они провстречались с ДжеНой дольше, то пришли бы к тому же самому. Он думал, как лучше ответить, когда вернулся ХенЩик и быстро пересек зал, вручив ему маленькую коробочку. Покосившись на ИльХуна, друг наклонился к его уху и сказал тихо, чтобы слышал только он:

— Мадам Ю заезжала. Просила передать поздравления.

ЧанСоб тут же почувствовал, как печет его ладонь. Подарок? От неё? Ещё не хватало! Развернувшись, он уверенной походкой вошел в кухню, поднес руку к мусорке и опустил туда очередной сюрприз от ДжеНы, не имея представления, что внутри и даже не желая знать, что там.

Недаром говорят, что темнота — друг молодежи. К ночи веселье усилилось, и вечеринка выправилась. ЧанСоб, выпив по максимуму, сколько считал позволительным, даже растанцевался, хотя все медленные танцы поначалу перехватывала СоХен, а потом он и сам стал приглашать только её. Если девушка так настойчиво и верно его добивается, то почему бы нет? Становилось жарко. Кто-то открыл форточку, и повеяло свежим воздухом. ЧанСоб приблизился к ней, завороженный вихрями снежинок. ХенЩик неподалеку снова подорвался с дивана с телефоном в руке, оставив оборванную на полуслове БоМи.

— Отойди, а то ещё простудишься, — СоХен потянула его в сторону, и он безвольно отошел за ней к двери в гардеробную. — ты же вокалист! Тебе надо беречься, а то ещё горло застудишь.

— Ты права, — сдержанно улыбнулся он ей.

— Я вернусь не скоро! — с громким возгласом ворвался в прихожую ХенЩик и, схватив с вешалки свою зимнюю куртку, умчался куда-то. ЧанСоб посмотрел на то место, где тот только что стоял. После нескольких бокалов всё двигалось замедленно. Куда его понесло? С башни Намсан маякнули, что в главном супермаркете обвальные скидки? Вот же дурище. В метель такую. Вот его, ЧанСоба, и пинками на улицу не выдворишь.

— Давай уйдем от этого шума, у меня голова начинает гудеть, да и не поговорить толком, — СоХен взяла его за руку и открыла дверь гардеробной. Молодой человек снова поддался и зашел за ней в темное помещение, где он не успел, а девушка специально не стала включать свет. — тут спокойнее.

— Да, наверное, — ЧанСоб откинул голову к стене. Всё-таки немного лишнего он выпил. Она начинала кружиться. Давно пора запомнить, что спиртное не для него.

— Ты на меня всё ещё обижаешься? — без экивоков, в лоб спросила СоХен. Парень даже растерялся, о чем она, но потом вспомнил свою последнюю фразу, сказанную ей пару недель назад.

— Нет, я уже забыл, — он почувствовал, что она совсем близко, буквально прислоняется к нему. А он был нетрезв, и он так давно не имел ни с кем близости… ЧанСоб взял её за локоть и придвинул к себе. Она тут же положила руки ему на грудь, прижавшись.

— Тогда докажи, что простил, — по неуловимому движению, юноша понял, что она тянется за поцелуем и не стал заставлять ждать. Наклонившись, он накрыл её губы своими губами и требовательно ворвался в рот, обняв её. СоХен с удовольствием включилась в игру и обвила шею ЧанСоба. Её тело задрожало в тисках его рук. В нем просыпалось возбуждение. Протянув одну руку вправо от себя, парень задвинул щеколду, чтобы никто не вошел и продолжил мять податливые девичьи формы, бедра, плечи, небольшую грудь. Девушка забралась под его пуловер и погладила талию, забралась за спину. Их губы, не разнимаясь, обследовали друг друга.

— Но, не прямо же тут? — на миг отстранился ЧанСоб, спрашивая у самого себя, когда уже расстегивал кофту СоХен. Ему-то было всё равно. Он мог и прямо здесь. Требовалось лишь разрешение девушки. Хотя он заранее знал ответ. Разве могла отказаться сейчас от занятия любовью она, которая всеми усилиями старалась обратить на себя внимание и у которой это, наконец, получилось? СоХен пылко закивала, выражая полное согласие, и несмело взялась за ремень ЧанСоба.

— Ты, прости, я… уже занималась сексом, поэтому… — он заткнул её словоизлияния поцелуем. Занималась и ладно! Тем проще. Он понятия не имел, как вести себя с девственницами и что бы надо было делать. Как только ДжеНа умудрилась затащить его в постель, лишить невинности и не обидеть, не заставила почувствовать его себя ущербным или недоделанным? Как она была нежна и осторожна! С ней всё было проще. Хоть он и нервничал тогда безумно, но он хотел этого всей душой. Душой, а не тем, чем хочется секса сейчас! А что, если представить, что с ним сейчас ДжеНа?

Они лежали на стопках одежды, которые рушились под ними, превращаясь в бесформенную груду. Ничего, парни не обидятся. Это же не нижнее бельё. Темнота скрадывала остатки неумелости и стыда. Кофта на девушке была уже расстегнута, грудь покрыта поцелуями, ЧанСоб взялся за ширинку, чтобы вжикнуть молнией. Если бы это была ДжеНа… Закрыв глаза, он постарался вообразить, что под его ладонями её кожа, её ключицы и её изгибы. Но нет. Не те ощущения, не тот запах, не те звуки! Всё не то! Несмотря на трепетавшую и требующую продолжения плоть, ЧанСоб остановился и резко отстранился.

— Извини, я не могу, — холодно сказал он, будто протрезвев. СоХен приподняла на локтях.

— Почему? — голос шмякнулся о потолок, отскочив, как резиновый шарик. Только бы не заплакала!

— Я не могу объяснить, — солгал ЧанСоб. «Потому что ты не ДжеНа! Не ДжеНа ты! Не ты ДжеНа!».

— ЧанСоб! — схватила она его за запястье. — Пожалуйста, если я виновата, то прости, я не хотела ничего плохого! Я считала, что ты должен знать…

— Я не из-за этого, — он мягко высвободился из её пальцев и вышел, поправляя одежду. В духоте общежития уже стало клонить в сон. И это лучшее, что можно было сделать. Пойти и лечь спать.

ЧанСоб прошаркал к своей кровати и, не раздеваясь, прилег на неё. Просто ещё слишком рано. Просто СоХен не в его вкусе. Он всё сможет, только позже. Он переборет эти видения из их ночей и будет счастлив!

Он проснулся от жары. Слава Богу, дурноты не было, но хотелось пить. Чего-нибудь холодного. Рядом слышался чей-то громкий храп, а ему подпевало чьё-то слабое сопение. ЧанСоб вспомнил, что не снял с себя ничего. Сейчас попьёт и оголится, а то так свариться можно. Он брел на кухню, удостоверившись, что форточка ещё открыта. Интересно, во сколько все разошлись? Надо же было так отключиться, что никакая музыка уже не побеспокоила. И, видно, без именинника обошлись. Никто его не хватился и не разбудил.

В прихожей разувался ХенЩик, который, похоже, только вернулся. ЧанСоб посмотрел за окно. Зимой вообще не понять, который час! Светло становится к обеду.

— Сколько времени?

— Начало шестого, — ответил друг, выпрямившись. — ты чего не спишь?

— Проснулся. Жажда мучает, — ЧанСоб потер веки и поежился со сна. — а ты куда лётал?

— Да так… — ХенЩик подошел к нему и потер шею. — слушай, я не хотел портить тебе вечеринку… сядь, ладно?

— Что случилось-то?

— Сядь, — ХенЩик усадил его на обувную тумбочку. Вернее, прислонил к ней. — даже говорить не хочется. Тебя это не должно волновать больше. Это касается ДжеНы…

— Ах, мадам Ю? — ЧанСоб усмехнулся. — Она среди ночи вызывала тебя к себе? И как, соблазнила?

— Она в аварию попала, — быстро произнес ХенЩик. В полутемках прихожей не было видно, как побелело лицо ЧанСоба. Он чуть не рухнул с ног, но тут же налетел на друга, схватив его за грудки.

— Как попала? Когда? Что с ней? Где она? Где она?! Что с ней?! — затряс он его, рыча всё громче.

— Да успокойся! Она почти не пострадала, — товарищ с силой отлепил его от себя и прижал к стене, у которой ЧанСоб продолжал рыпаться.

— Как это произошло? Я должен её видеть! Почему она позвонила тебе? — начинал кричать парень.

— Да не она мне позвонила! — ЧанСоб хотел ещё что-то завопить, то ХенЩик тряхнул его. — Да послушай ты! Она приехала передать тебе подарок и позвонила мне. Я сразу заметил, что, по-моему, она пьяная. А на улице вон снежище какой метет. Я и сказал ей, что б ехала осторожнее. В общем, не знаю, она виновата или что, но её в столб занесло. Прибывшая на место скорая полезла в её телефон и позвонили последнему, кому звонила она. Ясно тебе? Я тут ни при чем!

ЧанСоб дрожал и бился, как рыба, выброшенная на берег, пока слушал разъяснения. В глазах темнело, душа оледенела, пока он вникал в суть, что ДжеНа жива и почти цела.

— Где она? В какой больнице? — молодой человек схватил куртку и шарф и начал напяливать их на себя, как попало. В карман сунул шапку.

— Куда ты собрался? Нам через час уже на репетицию собираться!

— Плевать! Дай мне адрес, слышишь меня? — он опять грозно схватил ХенЩика за свитер. — Я никуда не поеду, пока не увижу её! Ни на какую репетицию! Отвези меня к ней!

— ЧанСоб…

— Вези! — гаркнул он. Друг сдался, сев обуваться. — Подожди тут!

Парень забежал на кухню и кинулся к мусорной корзине. Высыпав её содержимое на пол, он быстро разгреб пустые бутылки, обертки и бумажки, схватив маленькую коробочку, не удостоенную внимания. Он развязал её и откинул крышечку в сторону. Внутри, на белой атласной подкладке, лежал золотой кулон на цепочке. ЧанСоб вытащил его из углубления и поднес к глазам. На одной стороне было выгравировано «Самому красивому», он улыбнулся этому подхалимству. С той первой встречи, что она оскорбила его, она не уставала отрицать свои слова и делать ему комплименты. ЧанСоб перевернул кулон и увидел рисунок разбитого пополам сердца с подписью «Первому». Он стиснул зубы. Когда же глаза перестанут влажнеть от чувств? Первому… ему не хотелось пытаться сосчитать мужчин ДжеНы, которые были у неё до него, но она показала ему, что сердце её заняли впервые. И его же разбили. Он. Первый.

Натянув цепочку на шею и спрятав под пуловер, ЧанСоб выбежал к ХенЩику.

— Поехали!

Постучав по двери палаты, ЧанСоб не стал ждать разрешения и тут же открыл её. ДжеНа судорожно замахала одной рукой в воздухе, разгоняя дым, а другой принялась тушить сигарету в пепельнице, придерживаемую коленками.

— Всё-всё, эта последняя, честное слово! — она посмотрела на вход и замолчала. Застыв с рукой в воздухе, она спокойно произнесла. — а, это ты…

— А Вы, мадам Ю, днище, — ответил ЧанСоб, опершись о косяк. В больничной рубашке, с пластырем на лбу и перевязанным запястьем, она была цела, жива и здорова. И, судя по образовавшимся вредным привычкам, имела тягу к удовольствиям, как всегда. Он выдохнул, будто ему объявили о помиловании перед гильотинированием.

— Что есть, то есть, — пожала она плечами, отставив на столик пепельницу с окурком. — присаживайся.

— Я ненадолго, — однако парень всё-таки взял стул и сел где-то посередине между койкой и дверью.

— ХенЩик сказал? — ДжеНа вертела белую простынку, которой была накрыта, и больно уж не вписывалась своим энергичным и деятельным видом в эти блеклые стены, в эту обстановку бережного отношения ко всему. — Я просила его не говорить.

— Я должен был знать, — отрезал ЧанСоб.

— Зачем? — хороший вопрос. Если он не хотел больше знать о ней, то зачем ему было знать о её состоянии?

— Хочется сказать «но мы же всё-таки не чужие люди», — усмехнулся парень. — но по-моему звучит по-идиотски.

— Ты прав, — женщина взбила подушку за спиной и облокотилась на неё. — ведь ты решил стать мне чужим.

— Болит что-нибудь? — не стал он реагировать на её замечание. Пусть она и в полном порядке, всё же не хотелось начинать ругаться в таком месте.

— Да, вот тут, — ДжеНа приложила руку к сердцу. ЧанСоб снова сделал вид, что не замечает её намеков.

— Сильно разбились?

— Да я-то что! Я всё равно старуха, — она засмеялась. — скоро на кладбище. А не всё ли равно, в каком виде туда явиться? Вот девочку мою жалко… — она увидела испуганный взгляд бывшего любовника. — машину! Я про машину. Весь перед разворотило. Бампер всмятку, фары — осколки, лобовое треснуло. А я… руку вывихнула и головой тюкнулась. Но даже сотрясения нет. Наверное, нечему там сотрясаться уже.

— Ты зачем пьяная за руль полезла?! — не выдержал ЧанСоб и подскочил. Она воззрилась на него удивленно, забито и увлеченно. Легкая радость от перехода на «ты» тронула её губы. — Ты никогда раньше не садилась за руль, если выпьешь! А это что за показательное выступление?

— Я ничего никому не собиралась показывать, — опустила она глаза. И почему-то он ей поверил. Что-то в её осанке и цвете щек, пропитанных одиночеством, сказало, что она безотчетно где-то выпила, села за руль, не думая о последствиях, не думая о себе. А о чем же она думала? ЧанСоб зажмурился, боясь, что послужил причиной всего этого. А если бы случилось что-то более серьёзное? Боже, ДжеНа ребенок ещё больший, чем он! Ей нужен кто-то, кто будет за ней следить. Она вырвала его из страха подозрений. — мне теперь прав не видать некоторое время… придется побегать и заплатить, чтобы вернули.

— Да хоть бы тебе их вообще больше не давали, если ты ими пользоваться не умеешь! — наорал на неё ЧанСоб. В палату заглянул ХенЩик и, бросив «тише», глазами указал на бродящий медицинский персонал. Дверь опять закрылась. ЧанСоб постарался взять себя в руки. — Куришь ты какого черта?

— А я и в молодости курила, — ДжеНа подтянула к себе пачку «Lucky strike» и вытянула очередную сигарету. — ностальгия. Решила вспомнить забытый вкус. Подай зажигалку, пожалуйста.

Она указала на тумбочку. ЧанСоб встал и выхватил у неё сигарету и пачку с ними. Мадам Ю рассерженно ахнула, сделав автоматическое движение, чтобы вернуть свою забаву.

— Эй, отдай! Пока медсестры не видят, дай расслабиться! Мне хватает, что они меня гоняют!

— Я с ними полностью солидарен, — юноша сел на стул, как следователь на допросе. — с чего это ты молодость вспомнила и закурила?

— Ну, как. Когда лишаешься одного удовольствия, приходится заменять его другим, — ДжеНа усмехнулась непонимающему взгляду ЧанСоба. — я о сексе.

— Ой, только не надо тут баек, что у тебя любовника сейчас нет! — прыснул парень, а внутри стала трескаться и крошиться плотина, преграждавшая путь радости. Из-за неё пробивался солнечно-радужный свет. Хоть бы не было, хоть бы не было!

— О чем ты? Каждый день новый! А иногда даже утром и вечером разные смены, — мадам Ю посмотрела на него улыбающимися глазами. Он сдержался, чтобы не растаращиться, как дебил. Какие же у неё глаза были добрые, без туши, без макияжа. Именно такой он видел её последний раз. Но сейчас она была поживее, чем тогда.

— Тебе лишь бы какую-нибудь дыру занять, — злобно съязвил ЧанСоб. ДжеНа напрягла губы, сведя их бантиком, но не выдержала и рассмеялась.

— Ты отлично меня обрисовал, — успокаивалась она, поправляя выбившиеся пряди волос. — ХенЩик передал тебе подарок?

— Я его выбросил не глядя, — пожал плечами молодой человек. А что, он не соврал ни на грамм. Просто не поведал о том, что потом копошился в помоях. ДжеНа посерьёзнела, сплетя пальцы.

В палату снова вошли. На этот раз это была ХаЁль, подруга женщины, с которой ЧанСоб поздоровался, встав.

— Что ж, я смотрю, к Вам приехали и больше компания не нужна, — он направился к выходу.

— ЧанСоб! — парень остановился, оглянувшись. — Прости меня.

Её голос был уставшим, искренним и спокойным. Он ничего не сказал и вышел.

— Быстрее! — подхватил его под руку ХенЩик. — С нас десять шкур сдерут за опоздание! Не забывай, что больше за тебя замолвить словечко некому. Если конечно вы не…

— Нет! — оборвал его ЧанСоб, грозно зыркнув. — Нет…

Вымотанный и не выспавшийся, юноша ехал на репетицию и крутил в голове до бесконечности происходящее и произошедшее. Вот почему он не хотел видеть её, не хотел разговаривать с ней! Потому что одна встреча и всё — крушение возведенной им стены. Её яркое очарование, её женственный шарм и он готов простить. Готов забыть предательство. Но нельзя так! Нельзя. Каким бы она не обладала очарованием, ДжеНа изменила ему, обманула. Она была ветреной, непредсказуемой и ненадежной, а он… он даже переспать не смог с другой! Она сделала его слабым, и ему нужно было стать сильным, тем, каким он сделал себя сам.

Этот порыв из-за того, что она попала в аварию — он спустит его себе с рук и продолжит быть непробиваемым и жестоким. Больше он не даст воли чувствам. Сердце опять хотело отдаться в плен. Несчастное! Прирожденный дезертир. Ему помощь нужна, а не вражеский лазутчик в родном стане.

Всё-таки, тогда, когда он поддался чарам ДжеНы было не Ватерлоо[4]. Это была битва под Лейпцигом[5], и теперь он жадно и, не желая признать поражения, наскребал свои «Сто дней»[6], чтобы, в конце концов, сразиться ещё раз. Но уже не с мадам Ю, а с самим собой.