Когда мир изменился

Глава 2

– Голодна, Этиа? – Фесс перегнулся, достал затянутую чистой холстиной корзинку, но девушка только покачала головой.

– Господин Фесс, а господин Фесс? А как же мне домой вернуться? Одежду всю отобрали, да и денег у меня с собой не было… прямо ж из Саттара украли!..

– Давай до города доберёмся, там и решим. А ты запахнись, запахнись поплотнее. – Некромант смотрел только на дорогу. Этиа слегка нахмурила бровки – «господин Фесс» совершенно игнорировал её прелести. Недовольно фыркнула – но тихонечко – и повиновалась.

– Господин Фесс, а господин Фесс? А кто это на меня напал?

– Не надо б тебе этого знать, досточтимая.

– Ну господи-ин Фесс… ну пожалуйста… – и она умоляюще сложила губки бантиком.

– Если настаиваешь – то сперва, скорее всего, летавец. Потом тварь посерьёзнее, драуг.

– Но вы ж их всех убили? Да, господин Фесс?

– Да. – Он вздохнул. Свежезатянувшиеся раны на ноге уже давали о себе знать. Побочное действие заживляющих чар – назавтра это всё будет болеть так, словно туда насыпали пригоршню тлеющих углей.

Мертвяки шагали бодро, минуя заросшее лещиной поле менгиров – иначе называемое катакомбами Эшер Тафф, хотя сами катакомбы тянулись, само собой, под ним, в старых выработках: когда-то здесь добывали особо чистый песок для стекольных мануфактур и белый строительный камень. Заброшенная и расплывшаяся дорога вливалась затем в широкий тракт – однако на развилке наставлены были рогатки, а на колах насажено было трое изрядно протухших мертвяков. Мертвяки до сих пор слабо трепыхались – насаживали их явно рыцари Чёрной Розы, они надолго умели сохранять в распяленных и нанизанных на заговорённые колья зомби некое подобие жизни.

Фесс направил двуколку в объезд, а Этиа вновь тихонько взвизгнула да покрепче прижалась плечом к своему спасителю. Тот не отодвинулся, но и ничем не показал, что заметил.

Ночное небо над дорогой очищалось, свежий ветер дул с севера; звёздные россыпи разлеглись широко и привольно на чёрной бесконечности.

Некромант поднял голову.

– Вон, смотри, Этиа, созвездия. Гребёнка. Кифара. Косой Крест. Могила. Ты помнишь хоть одно из них? Видела в… Эгесте?

– Нет, господин Фесс, – замотала она головой. – Кто ж у нас созвездия-то знает! Я девушка простая, господин маг…

– Но ты жила при дворе у дюка, – заметил он.

– Ж-жила, – она отчего-то испугалась. – Н-но… я никогда… я и читать-то не умею, господин Фесс!

– Ничего страшного. Захочешь – научишься.

– Не-ет, зачем это мне, честной девушке? Кто ж меня грамотную замуж-то возьмёт?

Замолчали. Ночной тракт пустынен, один ветер гулял-прохаживался, словно подвыпивши студиозус, норовил сорвать с плеч плотные плащи. Этиа поёжилась, пониже натянула капюшон и ещё теснее прижалась к некроманту.

Тот опять не шевельнулся. И полу своего плаща не предложил.

– А что творилось в Империи Эбин? Ничего не слыхала?

– Империя Эбин, господин маг? Ой, не знаю, не знаю – мы больше сказки слушали. Про принцессу, которая из сераля сбежала, а эмир так был в неё влюблён, что столицу свою бросил, в простую одежду переоделся – и за ней, искать, потому что сердце его разры…

– Эмир – это хорошо. – Некромант смотрел только на дорогу, и голос у него был очень терпеливым. – Но, если не Империя Эбин… а как дела в святом городе, в Аркине?

Но, увы, девушка не знала никаких подробностей и об Аркине. На предложение рассказать что-нибудь самой с охотой затараторила о делах Саттара и окрестных деревенек. Замелькали Ясные Холмы, Берёзовые Пади, Светлые Рощи и тому подобные названия, что могли быть везде, где угодно, в любом мире.

…И говорила девушка на языке тех мест, где они сейчас были, отнюдь не на общем для западно-эвиальского Старого Света.

– А что Арвест? Слыхала что-нибудь?

– О! А! – аж подскочила Этиа. – Слыхала! Был там ужасный ужас, кошмарный кошмар – разгневались небеса на тамошних, за грехи ихние, небось, да и свели с туч чёрные вихри!

Так. Это она знает. Об этом она слышала.

– Да, было дело, – кивнул некромант. – Об этом даже до меня вести дошли.

– Вот! Вот! – обрадовалась девушка. И тотчас, без перехода, выпалила: – Господин маг – а вы мне домой поможете добраться, да? Ведь правда поможете? – И что было сил захлопала ресницами, и впрямь очень длинными, и пушистыми.

Некромант вздохнул:

– Я помогу тебе, досточтимая. Мы… найдём тебе караван, отправляющийся в твои места. Только…

– Что «только», господин маг?

– Только не слыхал я, чтобы караваны из Хеймхольма ходили бы в Аркин или в иные грады Эгеста, – сказал он осторожно.

Однако досточтимая Этиа Аурикома ничуть не смутилась.

– Так что это за Хеймхольм такой? Деревня деревней небось! От нас, из Саттара, тоже мало куда купцы ездили. Разве что в Арвест тот же. Ну, в Аркин ещё. А так больше на торг местный… Поспрошать надо как следует – что-нибудь да найдётся!

– Да, – вздохнул некромант. – Найдётся. Непременно.

Они вновь замолчали. Этиа ёрзала на скамье, поглубже зарываясь в плащ. Луна опускалась, на востоке всходили две её мелких сестры, ночь клонилась к упадку, скор был уже и рассвет.

– Господин Фесс, а рыцарь этот, Блейз…

– Он от нас не уйдёт. Коня его мертвяки сожрали, значит, у Тар Андреда мы его точно опередим. А ему надо вернуться, я законы Чёрной Розы знаю.

– Он ведь небось не одну меня так умыкнул, – вдруг тихо и очень серьёзно сказала Этиа. – Сколько он так охотился – «с живцом»?

– Немало, думаю, – отозвался некромант. – Он рыцарь Чёрной Розы и явился сюда охотиться за неупокоенными. Пришёл один, это кое-чего стоит. Хотя, когда я его встретил, сидел он на заднице в луже, а некий костец собирался его выковыривать из брони, словно варёного рака из панциря.

Девушка вскинулась с жаром:

– Вот бы и выковырял бы! – Чёрные волосы возмущённо взлетели.

– Не желай никому такого конца. – Некромант оставался спокоен, но в голосе добавилось льду. – Если кто-то виновен, его должно судить судом живых, никак не мёртвых.

– Так я и есть живая! – вскинулась Этиа.

– Живая, живая. А знаешь ли ты, что случается с теми, кого казнили позорной смертью? Кого четвертовали, или выпотрошили, или казнили прижиганием, гм, вирильных частей?

– Каких-каких частей? Простите, господин, я всего лишь простая деревенская девушка, и я…

– Не будем вдаваться в подробности. Так вот, казнённые таким образом обращаются в самых злобных, самых страшных мертвяков. Которых очень, очень трудно убить, почти невозможно. Стриксы или морои – слыхала, дева?

– Н-нет…

Тёплое плечико вновь прижалось к жёсткому мускулистому предплечью некроманта.

– Есть просто анимированные трупы, – негромко продолжал Фесс, глядя на залитую луной дорогу. – А есть те, кто помнит об утраченном, о потерянной душе. И нет такого ужаса, такого зла, который они б не сотворили, пытаясь вновь обрести потерянное. Так что не торопись судить, дамзель.

– Хорошо, – покорно согласилась она. – Но этот Блейз всё равно негодяй! Связал меня, бросил и ушёл!..

– Ушёл… – эхом откликнулся некромант. – Да, это интересно, досточтимая Этиа.

– «Интересно»?! Всего лишь «интересно», господин маг?! – Она аж задохнулась. – Он меня бросил!.. Рыцарь!.. Меня!..

Но чародей лишь молча глядел на серебрившуюся дорогу.

Этиа громко вздохнула, закатила глаза, поджала губки и тоже уставилась на мерно шаркавших зомби.

Могильники остались позади, по обе стороны дороги поднялся молодой лес; потом мелькнул огонёк, другой, и запряжка мертвяков вскоре упёрлась в пару внушительных рогаток, перегородивших тракт. Справа высился угрюмый сруб под тесовой крышей, окружённый частоколом. На пике торчало нечто круглое, очень напоминавшее отрубленную женскую голову с остатками когда-то явно длинных и красивых волос. Ощутимо несло тлением – чуть поодаль на косом столбе тележное колесо, с него свисает сразу четвёрка повешенных. Один из них – совершенно точно ребёнок.

Этиа Аурикома тихонько пискнула, попытавшись спрятаться у некроманта за спиной.

На заставе, как ни странно, в этот глухой час не спали, или, во всяком случае, спали не все. Стукнула дверь; лязгнуло железо; вспыхнули факелы.

– Кто таков? – крикнули с порога. Фигуры в тёмных доспехах наставили копья, поднялись заряжённые арбалеты.

– А ты приглядись, – проговорил некромант.

И слегка шевельнул вожжами.

Упряжные неупокоенные завозились в хомутах, затопали, заперхали.

Копейщики и стрелки попятились, однако вперёд шагнул высокий воин в чёрном плаще и воронёной броне – на груди серебром выложены контуры герба – вставший на дыбы титурус [3].

– Повежливее. – Голос у рыцаря был совсем ещё молодой. – Здесь стоит благородная стража маркграфа и я, Конрад вер Семманус, не допущу…

– Хорошо, благородный вер Семманус, – перебил некромант. – Что вам угодно, сэр рыцарь?

– Ваше имя, странник, имя вашей спутницы и подорожная.

– Подорожная? – спокойно осведомился Фесс.

– Скреплённая сигнатурой кастеляна службы его светлости маркграфа в одном из коронных замков, – как по писаному продолжал рыцарь. Рука его в боевой кольчужной печатке лежала на эфесе меча.

– Вы не узнали меня, сэр Конрад?

Пикинёры стояли мрачно и молча, наконечники копий смотрели прямо на запряжённых мертвяков. Солдаты не выказывали страха.

– Узнаю ли я вас, странник, или нет – значения не имеет. – Любой другой, наверное, произнёс бы это напыжившись и раздуваясь от важности, но вер Семманус не пытался скрыть отвращения, и поэтому не казался смешным. – Подорожную. И имя вашей спутницы.

– Вы отменно вежливы, сэр рыцарь. – Некромант поднялся. Этиа растерянно хлопала ресницами, глядя то на него, то на молодого вер Семмануса.

– Подорожную. И не думайте, что вид этих ходячих мертвяков, лишённых посмертного покоя вашим тёмным искусством, испугает меня или моих людей. Народ тёртый. Насмотрелись.

– Отрадно слышать, – сухо сказал Фесс, спускаясь с двуколки. Глефу он держал в опущенной левой руке.

Даром что «народ тёртый», копейщики вер Семмануса подались назад.

Рыцарь, однако, не пошевелился. И даже не подумал убрать руку с длинного меча-бастарда.

– Подорожую отдайте Артеуру.

Немолодой пикинёр, в видавших виды кирасе и бацинете, со значком сержанта [4] на левом оплечье – серебряная восьмиконечная звезда над гербом вер Семманусов – взял копьё к ноге, протянул руку в боевой перчатке грубой кожи.

– Подорожную, – повторил вслед за своим рыцарем.

Некромант поднял глаза. Поверх крыш караульни, поверх тёмных вершин леса в лунном свете над чащей плясали смутные крылатые тени, что-то навроде летучих мышей, но с неправдоподобно широкими крыльями.

Бесплотными, само собой.

Мир болен, мир гниёт изнутри. И он, некромант Фесс, некромаг Неясыть, не знает, как его излечить.

Вот и сейчас – летучие тени над лесом предвещали…

– Имя моей спутницы – Этиа Аурикома, из… из Саттара, что в Эгесте.

Сержант набычился.

– Не слыхал. А ты, маг, зубы не заговаривай!..

– Как это «не слыхал»?! – Голосок Этии дрожал, но возмущения от этого в нём меньше не становилось. – Саттар известен вельми, и в наших землях, и в окрестных! Нас и в Эгесте знают, и в Мекампе, да и в самом святом граде Аркине!..

– Сержант! Мастер Артеур! – Другой пикинёр, тоже немолодой, с выбивавшейся седой бородой.

– Чего тебе, Тамас?

– Слыхал я про Эгест! Когда молодой был, на востоке служил!.. Только… думал, что сказки всё это, байки…

– Довольно! – Рыцарь поднял руку. – Маг, имеете подорожную?

– Нет, – Фесс упёр глефу в землю. – Не имею, сэр Конрад.

– Тогда, – злорадно объявил молодой лорд, – по слову и указу его светлости маркграфа, я должен тебя задержать. Заковать в колодки и отправить коронному дознавателю его светлости.

– Колодок не хватит – заковывать всякого без подорожной, – невозмутимо заметил некромант. – Если хватать всех бродяг и нищих, или мелких купчиков, снующих меж городами. К тому же, когда покидал я достойный град Стилкрест, ни о каких подорожных никто и слыхом не слыхивал. А прошла всего неделя!..

Рыцарь не дрогнул. Слегка кивнул своим, и Фесс в один миг оказался в кольце. Острия копий тускло блеснули рыжим в свете факелов.

Этиа Аурикома взвизгнула.

– Бросай оружие, некрос, и без глупостей. – Клинок сэра Конрада почти упирался Фессу в горло. – У меня ладанка с мощами самого святого Каброна Санданского!..

– Бросать хорошие и дорогие вещи никогда не следует, – холодно заметил некромант. – Сержант, прими. – И он сунул глефу опешившему Артеуру. – Смотри за ней как следует. И я бы посоветовал всем – вас, сэр Конрад, не исключая – постараться укрыться внутри. Надеюсь, запоры у вас достаточно прочные, а мощи и обереги – и впрямь действенные.

Сэр Конрад откинул забрало и ухмыльнулся. На верхней губе едва-едва пробивались усики, и усмешка вышла по-мальчишески жестокой – словно он собирался замучить сейчас щенка или котёнка.

Меч он не опустил.

– Железы! – скомандовал рыцарь, не отводя взгляда.

– Над лесом, – Фесс глядел поверх воронёного бургиньота сэра Конрада, – вьются, если мне не изменяет взор, крылатые гиббеты, духи виселиц и тому подобных мест. И, хотя утро уже близко, храбрым воинам его светлости маркграфа не стоит рисковать.

Копейщик, державший заржавленную цепь, замешкался, выворачивая шею; его примеру последовали остальные.

Обычному человеку гиббетов увидеть нелегко, только когда они совсем близко или когда сыты, насосавшись крови.

– Он лжёт, люди! – возвысил голос сэр Конрад. – Лжёт!..

– А ежели нет, сэр? – Сержант Атреур был, видать, неробкого десятка. – Святой-то отец, фра Бенедикт, ушёл!..

Рыцарь недовольно скривился. Обвёл своих людей взглядом – однако у него хватило ума понять, что сейчас лучше с ними не спорить и не настаивать.

– Хорошо. Тем более что святого отца и впрямь нет. Внутрь их!..

На запястьях некроманта сомкнулись железные браслеты. Цепь была старой и ржавой, кожа, обернутая вокруг кандалов, протёрта до дыр.

Этиа сама опрометью бросилась к нему.

– Не бойтесь, дамзель, – покровительственно взглянул сэр Конрад, хотя щёки его несколько разрумянились. – Вы в полной безопасности. Я дал обет защищать слабых, оборонять беззащитных, вступаться за девичью честь – разумеется, если оные не осуждены судом его светлости за богохульство.

Этиа ничего не ответила. Она крупно дрожала, почти тряслась и, несмотря ни на что, цеплялась за некроманта.

Внутри оказалось тепло и сухо; правда, дух стоял казарменный, и Этиа наморщила носик, словно и не была, по её уверениям, «простой девушкой» из Саттара.

Сэр Конрад занимал отдельную выгородку с печкой; остальные довольствовались общей караулкой с лавками, нарами и длинным столом. Под ногами хрустела солома.

– Тебе сю… – начал было рыцарь и осёкся.

Закрытые по ночному времени ставни затрещали; в щели просовывались бледные сероватые когти, рвавшие дюймовые доски, словно гнилую дерюгу. Рамы вылетали одна за другой, в узкие окна лезли длиннющие руки-лапы, тощие, синевато-бледная кожа обтягивает худые мослы, пальцы вдвое длиннее обычных человеческих; поверх круглых безволосых голов пытались протиснуться крылатые гиббеты, рвались изо всех сил, ломая и выворачивая крылья – чёрные блестящие глаза навыкате, вытянувшиеся челюсти щёлкают и щёлкают, словно торопясь дорваться до лакомой человечьей плоти.

Кто-то завопил, кто-то споткнулся, покатился по соломе; кто-то уже тыкал пикой в грудь первой из серых тварей; рыцарь Конрад отмахивался мечом от бьющегося под потолком гиббета, запустил за пазуху левую руку и что-то там лихорадочно искал.

Этиа истошно визжала, пытаясь спрятаться за некроманта.

– Некрос! – сержант Артеур швырнул тому глефу. – Ах ты ж тварь какая!..

И сделал выпад пикой.

Остриё пробило насквозь грудину одного из серых чудищ – гротескных подобий человека, головы – почти идеальные шары, руки до земли, ноги изгибаются в двух местах, словно у фавнов или сатиров. Страшно худы, измождены, сероватая кожа обтягивает рёбра и чресла. Пасти распахиваются – словно открывается крышка у горшка.

– Конрад! – крикнул некромант, ловя на лету отполированное древко, несмотря на кандалы. – Это dauðbarn verur, смерть-дети!.. Ключ! Ключ от!.. – и потряс цепью.

Но рыцарю было явно не до того.

Нанизанный на сержантскую пику мертвяк хрипел, дёргался, тянул длиннющие руки-лапы и упрямо не подыхал. Другой, тоже получив копьём в живот, насаживал сам себя на древко, пока не дотянулся бледными пальцами до запястья пикинёра, стиснул – серые когти прошли сквозь кожу и стальные накладки, погрузились внутрь; копейщик дёрнулся, выпуская оружие, глаза его полезли из орбит, он взвыл дико, животно – и кисть его отделилась от руки, плоть стремительно чернела, над ней поднялся обжигающе-кислый дым.

Серая тварь подтянула себя ещё ближе, но тут коротко свистнула глефа.

Сияющий лепесток клинка прошёл сквозь шею мертвяка, перерубая позвоночный столб, мышцы, сухожилия и жилы; брызнула густая чёрная кровь.

Круглая голова запрокинулась на спину, болтаясь на единственном лоскуте серой кожи.

– Rithugsun! Halshogging! [Опустошение! Обезглавливание!] – мысль некроманта следовала за словом, наполняла форму силой, вливала в неё, словно собственную кровь. Руки скованы, руну не сотворить, но ничего!..

…Караульня словно разламывалась от истошных криков умирающих. Сверху на пикинёров Конрада вер Семмануса обрушились гиббеты, били крыльями, цепляли когтями, пытались впиться зубами, и каждое касание оборачивалось чёрным вонючим дымом.

Доспехи не спасали. Холодное железо, наговорное серебро – ничего не помогало. Твари ночи не убивали, они лишали людей кистей рук, или ступней ног, или вообще отнимали начисто всё от локтя или ниже колена.

Сержант Артеур выдернул пику, ударил вновь, разбивая сталью челюсти и зубы мертвяка. Круглая голова бестии дёрнулась, покрытое чёрной слизью остриё вышло из затылка. Фесс, поневоле неловко, ткнул твари лезвием под подбородок, и правильный шар серой башки покатился по истоптанной соломе.

Dauðbarn забился, задёргался, хлеща, словно кнутом, во все стороны длинными тонкими ногами и руками.

– Осторожнее! – Фесс успел оттолкнуть сержанта. В тот же миг хлестнула серая плеть руки неупокоенного, глубоко ушла в утоптанный земляной пол. Сержант, хакнув, рубанул коротким мечом-кордом, отсёк лапу мертвяка у самого плеча.

– Нет! Девчонку прикрой!.. – Он не мог себе позволить сейчас думать о ней. Совсем не мог.

На ногах остались лишь трое солдат сэра Конрада и сам рыцарь. Он таки выудил из-за пазухи то, что искал, – небольшую ладанку – и сейчас тыкал ею во все стороны, громко читая молитвы; надо сказать, читая правильно, не запинаясь от страха и не путая слова.

Его зажимали в угол, медленно, но верно.

Этиа Аурикома пряталась за спиной сержанта, зажав рот ладошкой.

Серые твари сообразили, что к чему. Их было шестеро, да четвёрка гиббетов билась крыльями о доски потолка.

Короткая цепь по-прежнему стягивала запястья некроманта, и не простая, хоть и покрытая ржой – магия стекала с неё, словно дождевые капли.

Ну что ж, будем по-плохому…

У ног некроманта бился в корчах солдат, лишившийся обеих ног – одной не было аж до самого бедра – и кистей на обеих руках. Глаза закатились от боли, он выл и орал, и должен был бы умереть от потери крови, но раны запеклись, покрылись чёрной коркой, и он жил, жил себе на горе и на…

И на горе другим, вдруг понял Фесс.

А ещё понял, что надо делать.

Остриё глефы чиркнуло, рассекая артерии несчастного.

…Жертва была не подготовлена. Отсутствовала магическая фигура и даже руну толком было не накинуть из-за скованных рук; но грубая, горячая сила, пронизанная и перевитая ужасом и агонией, пылала словно пламя.

Оно вырывалось из поневоле грубых и неверных форм; растрачивалось зря, било не туда – но всё-таки вокруг древка глефы закружилась спираль тонкого, почти невидимого огня, языки его заплясали на чёрных от слизи клинках, пожирая нечистоту и грязь; головы мертвяков лопались одна за другой, заливая всё вокруг чёрной жижей, ломая крылья гиббетам и вбивая их в брёвна стен.

Хруст, мокрое чавканье, зловоние – и нарастающий рёв дикого, вырвавшегося на волю пламени.

Что-то истошно вопил сэр Конрад, но Фесс уже не слушал.

Он уже почти догадался, что тут происходит и что предстоит сделать. Пусть со скованными руками, но сделать.

– Конрад! Спасай людей, вытаскивайте наружу!..

Пинком распахнул дверь.

Ночь встретила серым предрассветным маревом, она жадно ловила и пила, словно кровь, алые отсветы пожара.

– Покажись!..

Гиббеты кружили над полыхающей караульней, словно стервятники. Кружили, но спускаться пока не спешили.

Зато спешили другие. Ломая рогатки, раздирая их кольями собственные брюха и лапы, ползла ещё дюжина мертвяков, уже другого вида – раздутые, распухшие трупы, «свежачки», пролежавшие в могилах совсем недолго. Судя по лохмотьям и обезображенным лицам – отверженные маркграфства, бродяги и нищие, мелкие воришки из самых неудачливых, отдавшие концы то ли в подземельях, то ли в каторжных работах; наспех зарытые без гробов и даже самой простой молитвы в неглубоких рвах – откуда и были извлечены.

Они пёрли без строя и порядка, толпой, толкаясь и пихаясь, и некроманту не потребовалось бы много времени упокоить их всех, но чуть поодаль, у самого края леса, застыла высокая и тощая словно жердь фигура в широченном плаще, висевшем на ней как на вешалке. Скалился нагой череп с остатками чёрной бороды на подбородке, и два огня – как и положено, красные – горели в глазницах.

Лич. Это был лич.

Маг, возжелавший бессмертия и нарушивший ради этого всего законы, писаные и неписаные. Маг, которого тащило по неумолимой спирали, а он сопротивлялся, дёргался, трепыхался, тщась отдалить неминуемое; и каждая его попытка орошалась кровью, кровью и ещё раз кровью.

Разумеется, чужой.