Когда она ушла

Пролог

Реба очнулась от нового приступа боли. Она рванулась, но верёвки, которые привязывали её в области живота к вертикальной трубе, торчащей прямо из центра пола небольшой комнаты и уходящей в потолок, не дали ей пошевелиться. Её запястья были связаны спереди, как и лодыжки.

Она поняла, что задремала, и её тут же обуял страх. Теперь она точно знала, что он собирается её убить. Постепенно, нанося одну рану за другой. Ему не нужна её смерть, как и секс. Боль – вот чего он хочет.

«Я должна оставаться в сознании, – думала она. – Я должна отсюда выбраться. Если засну – я умру».

Несмотря на то, что в комнате было жарко, по её обнажённому телу пробежал холодок. Изогнувшись, ей удалось увидеть собственные ноги, босиком стоящие на деревянном полу. Вокруг всё было заляпано застывшей кровью – верный признак того, что она не первая, кого здесь привязывали. Её паника усилилась.

Он куда-то ушёл. Единственная дверь в комнате была наглухо заперта. Но он вернётся. Он всегда возвращался. А потом он будет делать всё, чтобы заставить её кричать от боли. Окна были заколочены, так что она не понимала, день сейчас или ночь, единственным источником освещения была слепящая голая лампочка, свисающая с потолка. Где бы ни находилось это место, её криков, видимо, никто не услышит.

Комната в прошлом, очевидно, была спальней девочки – она была окрашена в нелепый розовый цвет, всюду были завитушки и сказочные мотивы. Кто-то – судя по всему, похититель – уже давно обитал здесь: стулья, кресла и журнальные столики были сломаны, а их обломки валялись по всей комнате. Пол был усыпан туловищами и конечностями расчленённых кукол. Маленькие парики – кукольные, предположила Реба – были прибиты к стене наподобие скальпов, многие из них затейливо заплетены, и все ненатуральных, игрушечных цветов. Расколоченный розовый туалетный столик стоял рядом со стеной, висящее на нём зеркало в форме сердца разбито на маленькие кусочки. Единственной целой вещью во всей комнате была узкая, односпальная кровать с рваным розовым балдахином – здесь, очевидно, отдыхал преступник.

Он смотрел на неё своими маленькими блестящими тёмными глазами сквозь чёрную лыжную маску. Сначала то, что он всегда в маске, приободряло её: если он не хочет, чтобы она видела его лицо, разве это не значит, что он не планирует её убивать, что он может её отпустить?

Но вскоре до неё дошло, что маска служила другой цели. Девушка поняла, что ткань скрывает полные щёки и покатый лоб – неприятные и некрасивые черты лица. Несмотря на всю его силу, мужчина был ниже её, и поэтому, похоже, чувствовал себя некомфортно. Она решила, что он носит маску, чтобы казаться более устрашающим.

Она уже оставила попытки отговорить его мучать её. Поначалу ей казалось, что у неё получится, ведь она, в конце концов, привлекательна. «Или, по крайней мере, была», – подумала она с грустью.

На её покрытом синяками лице смешались слёзы и пот, а на своих длинных светлых волосах она чувствовала запёкшуюся кровь. Глаза болели – он заставил её надеть контактные линзы, и они затрудняли ей зрение.

“Бог знает, как я сейчас выгляжу”.

Она опустила голову.

“Умри сейчас”, – попросила она саму себя.

Это должно быть просто. Она была уверена, что многие здесь умирали и раньше.

Но она не могла. От одной только мысли об этом у неё бешено заколотилось сердце, участилось дыхание, и верёвка впилась в кожу. Постепенно, с осознанием того, что она стоит перед лицом неминуемой гибели, в ней возникло новое чувство. На этот раз это была не паника, не страх. Не отчаяние. Это было что-то другое.

Что это за чувство?

Тут она поняла. Это ярость. Не против её похитителя – она уже давно исчерпала свой запас ярости к нему.

«Я злюсь на себя, – подумала она. – Я делаю так, как он хочет. Когда я кричу, рыдаю, умоляю его, я выполняю его волю».

Каждый раз, глотая холодный, пресный бульон, которым он кормил её через трубочку, она делала так, как он хочет. Каждый раз, пытаясь вызвать у него жалость слёзными рассказами о том, что она мать двоих детей, которые в ней нуждаются, она доставляла ему бесконечное удовольствие.

Теперь в голове прояснилось, и она наконец перестала извиваться, пытаясь высвободиться. Может быть, стоит попробовать по-другому? Она уже несколько дней пыталась справиться с верёвкой, но, возможно, она всё делала не так. Это как с теми бамбуковыми игрушками – китайскими ловушками для пальцев: когда ты суёшь пальцы в трубку с двух концов, и чем усердней пытаешься их вытащить, тем больше они застревают. Надо полностью расслабиться, может быть, так у неё что-то получится.

Мускул за мускулом она расслабила всё тело, ощущая каждую рану, каждый синяк в тех местах, где верёвка касалась её плоти. Постепенно она обнаружила места, где верёвка натягивалась сильней.

Теперь она знала, что делать. В её правую щиколотку верёвка впивалась чуть меньше, чем в других местах. Но дёргать она не будет. Нет, она должна действовать аккуратно. Она зашевелила ногой, сначала легонько, потом чуть сильней, по мере того, как ослабевала верёвка.

Наконец, к собственной радости и удивлению, у неё получилось ослабить верёвку настолько, что она смогла вытащить из неё всю правую ногу.

Она тут же ощупала ею пол. Меньше, чем в полуметре от неё, среди груды кукольных частей валялся его охотничий нож. Он всегда смеялся, оставляя его там, так мучительно близко. Его лезвие, покрытое кровью, дразняще поблёскивало.

Она махнула свободной ногой по направлению к ножу. Нога пролетела слишком высоко над ним, мимо цели.

Она снова расслабилась. Соскользнув ниже по столбу на несколько сантиметров, она снова вытянула ногу до тех пор, пока не дотянулась ею до ножа. Она зажала грязное лезвие между пальцев ног, подтянула его по полу и осторожно подняла, пока его рукоятка не оказалась в её ладони. Она крепко сжала её онемевшими пальцами, развернула нож и стала медленно пилить верёвку, стягивающую её запястья. Казалось, что время остановилось, она не могла дышать и лишь молилась, что не уронит нож, что он не войдёт.

Наконец, верёвка с треском порвалась. Невероятно, теперь её руки свободны! С громко бьющимся сердцем она разрезала верёвку на талии.

Свободна. Она с трудом могла в это поверить.

Поначалу она могла лишь, скрючившись, сидеть на полу, ощущая покалывание в конечностях, пока восстанавливалось кровообращение. Она коснулась линз на глазах, с трудом сопротивляясь желанию тут же сорвать их. Вместо этого она осторожно подвинула их к краям глаз, схватила двумя пальцами и вытащила. Глаза ужасно болели, и без линз она почувствовала огромное облегчение. От цвета двух лежащих у неё на ладони пластиковых дисков ей стало плохо – они были неестественного голубого цвета. Она их выбросила.

Задыхаясь от волнения, Реба поднялась на ноги и заковыляла к двери. Она взялась за ручку, но не повернула её.

Что, если он там?

У неё нет выбора.

Реба повернула ручку двери, и та бесшумно распахнулась. Ей открылся длинный пустой коридор. Свет шёл лишь из арочного прохода справа. Она стала красться по коридору в его направлении, абсолютно голая, с босыми ногами, стараясь не издавать ни звука, и обнаружила, что арка ведёт в слабо освещённую комнату. Она остановилась и заглянула туда. Это была обычная столовая со столом и стульями, которая выглядела совершенно нормально, как будто скоро в неё должна была вернуться на ужин семья. На окнах висели старые кружевные занавески.

В горле у неё снова поднялась волна страха. Кажущаяся обычность этого места пугала больше, чем её подземная тюрьма. Сквозь занавески она увидела, что на улице темно. Это её приободрило: в темноте ей будет легче ускользнуть.

Она вернулась в коридор. Он упирался в дверь – дверь, которая просто не могла вести куда-то в иное место, кроме улицы. Хромая, она подошла к ней и сжала медную щеколду. Дверь тяжело повернулась в её сторону, открывая перед ней ночь.

Перед ней во двор вело маленькое крыльцо. Ночное небо было безлунным, на нём мерцали звёзды. Никакого иного источника света вокруг не было видно, как и ни намёка на другие дома. Она с опаской вышла на крыльцо и спустилась во двор, ступив на сухую землю без травы. Её лёгкие наполнились свежим, холодным, доставляющим наслаждение воздухом

Смесь тревоги и ликования, радость свободы вскружили ей голову.

Реба сделала первый шаг, собираясь бежать, когда вдруг почувствовала на своей талии чью-то сильную руку.

За этим последовал знакомый мерзкий смех.

Последнее, что она почувствовала, это тяжёлый предмет, – возможно, металлический – который опустился на её голову, после чего мир вокруг закружился и погрузился в черноту.