Когда приходит любовь

Глава 12 Клэр

Клэр сидела за столиком в кафе «Дора» и смотрела, как двое мужчин играют в шахматы. Один из них был высоким, с носом с горбинкой и голубыми глазами, и на нем была красная рубашка с белой оторочкой и перламутровыми застежками на груди и карманах. Мальчик из класса Клэр два года назад оделся ковбоем и появился на вечеринке в похожей рубашке. Клэр удивлялась, что шьют такие рубашки и для взрослых. Другой мужчина отличался копной густых черных блестящих кудрей и глазами, как у бассета. У него была удивительная улыбка — широкая, как у кинодивы, когда уголки рта поднимаются и с двух сторон появляются ямочки. Один раз ковбой испугал Клэр, хлопнув в ладоши и заорав:

— Ого, Джоси, ты заставил меня зевнуть! — На что второй мужчина, по-видимому, Джоси, энергично кивнул, и его кудри прямо затанцевали, как будто живые, и широко улыбнулся.

Когда это произошло, Клэр взглянула в сторону стойки, чтобы встретиться глазами с Корнелией. Глаза у Корнелии были большими и слегка приподнятыми в уголках, как у кошки, но они не были желтыми, зелеными или голубыми, как чаще бывает у кошек, они были светло-карими, с капелькой орехового цвета.

У Корнелии были миленький, слегка вздернутый носик, открытая улыбка и слегка заостренный подбородок. Вообще-то лицо ее по форме очень напоминало портреты Анны, Сары и Мэри, которые Клэр рисовала в своем блокноте. Лицо сироты, хотя Клэр не знала, сирота Корнелия или нет. Когда Клэр взглянула на Корнелию, та подняла свои миндалевидные глаза к потолку, осуждая шум, поднятый ковбоем, и хотя она не улыбнулась, Клэр тоже подняла глаза к потолку.

В тот вечер, когда в квартире Корнелии Клэр ела куриный суп — густой, вкусный, с маленькими клецками — и тост с маслом, Клэр поняла, что если она будет внимательнее к тому, что ее окружает, если сумеет сосредоточиться и различит каждую деталь, ее страхи уйдут.

Клэр разглядывала поверхность супа в желтую крапинку, волнистый край тарелки, на которой лежал ее тост, сине-золотую вышитую шаль, брошенную на спинку бархатного дивана Корнелии, а на стене — несколько маленьких старых картин — портреты женщин. Присмотревшись, Клэр обнаружила на каждой картинке что-то странное: безобразную старую болонку с почти человеческим лицом, разбитое, лопнувшее яйцо на подставке, стайку цыплят и свинью за окном. У одной женщины лицо обрамляли кудряшки, напоминающие виноградную гроздь, а вокруг нее извивались лозы. Клэр сначала подумала, что эти женщины — прабабки Корнелии, но, заметив смешные детали, она решила, что Корнелия приобрела картины в разные годы, они ей просто понравились.

После ужина Корнелия спросила Клэр, не хочет ли она принять ванну. Клэр уже давно не принимала ванну, мылась под душем, но она все еще чувствовала себя усталой, поэтому согласилась. Несколько секунд она крепко сжимала мех шубы, ей не хотелось ее снимать, пока Корнелия не сказала:

— Давай я тебе кое-что покажу.

Она прошла за Корнелией в спальню. Рядом с кроватью стояла вешалка со шляпами, шарфами, шалями, меховым жакетиком и парой курток. Корнелия показала Клэр свободное место.

— Мы повесим шубу здесь, чтобы ты могла взять ее, если вдруг ночью тебе этого захочется. Тебе не нужно будет даже вылезать из постели.

Тогда Клэр сняла шубу и тут же об этом пожалела. Ей нравилось, что в шубе она была похожа на медведя, в ней она казалась себе старше и занимала больше места, особенно ей нравилось, что шуба укутывала, защищала, как будто ее кто-то обнимал. И разумеется, она принадлежала ее матери, хотя в данный момент Клэр об этом думать не хотелось. Клэр взглянула на Корнелию, та ободряюще кивнула и повесила шубу.

После ванны Клэр надела пижаму, которую оставила для нее Корнелия — такую красивую, что она казалась нарядом. «Все в квартире Корнелии выглядит особенным, симпатичным, все гармонично подобрано», — подумала Клэр, глядя на себя в зеркало. Корнелия наверняка стояла в магазине, держа в руках белую скользящую ткань, которая струилась в ее руках. «Это я не возьму, — говорила она, — но я возьму вот это». «Элегантно, — сказала Клэр своему отражению. — Я выгляжу элегантно». Она заметила резные края зеркала, пуговицы на пижаме в форме цветков и то, как сама пижама отражает свет.

Таким образом Клэр привязала себя к настоящему, отодвинув будущую неизвестность. Поэтому на следующее утро, когда Корнелия сообщила ей, что возьмет выходной, Клэр подумала и спросила:

— А вы не можете взять меня с собой на работу? Я не буду никому мешать, обещаю. Вы даже забудете, что я там. — Потому что Клэр хотелось быть в обычном, деловом мире, в месте, где все для нее в новинку, где есть люди, на которых можно посмотреть. Когда Клэр предложила это, Корнелии захотелось обнять ее. Клэр поняла это по тому, как Корнелия взглянула на нее. Она не обняла ее, но сказала:

— Знаешь, мы пойдем в кафе, но только если ты пообещаешь мешать столько, сколько тебе захочется.

Заехал отец Клэр, чтобы взять составленный ею список — очень подробный. Другим Клэр просто написала бы «одежда» и подумала, что они найдут все, что нужно. Но с отцом сложнее. Отец поцеловал Корнелию, назвал Клэр ласточкой и спросил, ужинала ли она, хорошо ли выспалась и не надо ли ей чего-нибудь еще из дома, хотя держан ее список в руке, задавая этот вопрос.

Когда он ушел, Клэр и Корнелия не стали о нем говорить. Вместо этого Корнелия повернулась к Клэр, улыбнулась и спросила:

— Хочешь, я одолжу тебе что-нибудь из одежды?

Клэр выбрала толстый мягкий серо-голубой свитер, брюки шоколадного цвета и коричневые сапоги. Все пришлось Клэр впору и дало ей ощущение изысканности и взрослости. Она даже оставила норковую шубу на деревянном крючке и вместо нее надела на удивление легкую коричневую дубленку.

— Ты выглядишь изумительно, — сказала Корнелия.

— У меня такое чувство, что на мне маскарадный костюм, — призналась Клэр и быстро добавила: — Но мне нравится.

Когда Клэр оглядела кафе, ей показалось, что все надели маскарадные костюмы или хотя бы часть костюма. Там был ковбой. И бородатый человек в рубашке работника заправочной колонки с надписью «Баб». Были еще мужчина с козлиной бородкой в черном берете, хрупкая блондинка в огромных квадратных черных очках и прелестная женщина с каштановыми волосами в синем шелковом китайском наряде поверх джинсов. Она совала печенье в рот своей крошечной рыженькой дочке, которая сидела у нее на коленях в шерстяной матроске, шапке и красных туфлях, и то и дело размахивала рукой и посылала кому-то воздушные поцелуи.

Корнелия села за столик рядом с Клэр. Когда мужчина в черном берете вытащил сигарету и приготовился закурить, Корнелия легонько постучала по его плечу.

— Нет, Эгон, — сказала она, грозя ему пальцем. — Дети на борту. Ты знаешь правила.

Эгон зарычал, как злая собака, затем повернулся к Клэр:

— Ты ее опасайся. Настоящий диктатор. Правит железным кулаком.

Клэр очень серьезно посмотрела на него и очень серьезно сказала:

— Обязательно. Большое вам спасибо. — Эгон откинул голову и оглушительно расхохотался, затем надел пальто и пошел курить на улицу.

— Разве я сказала что-то смешное? — спросила Клэр.

— Не обижайся. Забавно, но не до такой степени. Вряд ли что-нибудь в истории всего мира было достаточно смешно для такой реакции. Но если бы Эгон рассмеялся, как нормальный человек, все бы в кафе повернулись, чтобы посмотреть на него и задуматься, какую шутку они упустили.

— Так нет? — спросила Клэр.

— Нет, — подтвердила Корнелия. — Ты умираешь со скуки?

— Мне здесь нравится, — сказала Клэр. — А что, все всегда так выглядят?

— Как будто они зашли в перерыв с двадцати съемочных площадок? Похоже на то. Вот почему моя подруга Линни никогда сюда не заходит. Еще она говорит, что ей следует похудеть на десять фунтов, вставить в скулы имплантаты и сменить имя на Луна, прежде чем мы ее сюда пустим. Но знаешь что?

— Она пришла, — догадалась Клэр.

— В самом деле, — подтвердила Корнелия. — И вот что я предсказываю: она до ушей влюбится в… — Корнелия показала на ковбоя.

— Она влюбится в ковбоя? — изумилась Клэр.

— Нет, не в Хейса. Его зовут Хейс, и он очень даже ничего, надо сказать. Нет, в его рубашку. В эту ужасную, отвратительную, кошмарную рубашку. Линни восхитится и обзавидуется. Ей сразу захочется такую же.

— Господь сказал: «Не завидуй», — заметила Клэр.

— Вот и скажешь это Линни, — предложила Корнелия.

— Я могу задать вам личный вопрос? — спросила Клэр.

Корнелия печально улыбнулась.

— Это будет справедливо, — сказала она. Клэр не очень поняла, что она имеет в виду, но все же решила спросить.

— Вам не обязательно отвечать, но мне интересно — вы учились в колледже?

— Угу, — сказала Корнелия. — В колледже и два месяца в аспирантуре.

— Вы ведь кажетесь очень умной, — заметила Клэр.

— Я действительно довольно умная. Но не сногсшибательно умная.

— Это хорошо. Потому что кто захочет, чтобы его сшибали с ног? Я не захочу, — сказала Клэр. Ей было приятно и легко разговаривать в таком тоне с Корнелией. Может быть, дело было во взрослой одежде. Или в том, что она изо всех сил старалась поддержать разговор и говорила о вещах, о которых когда-то думала.

Корнелия от души рассмеялась.

— Есть еще одна часть у этого вопроса, но вам совершенно не обязательно на нее отвечать, — сказала Клэр.

— Если я такая умная, то почему работаю здесь и подаю кофе компании претенциозных, самовлюбленных типов?

— Я не собиралась говорить про типов, — призналась Клэр.

— Потому что ты слишком хорошо воспитана, — рассмеялась Корнелия, затем снова стала серьезной. — Когда мне было на несколько лет больше, чем тебе сейчас, я влюбилась в один фильм. Видела «Филадельфийскую историю»? — Клэр отрицательно покачала головой.

— Ну, теперь мы знаем, что идет первым номером в списке того, что Клэр следует посмотреть. Именно поэтому я и приехала в Филадельфию. Разве не смешно? — спросила Корнелия. Она говорила легким тоном, но Клэр чувствовала, что ответ на него ее действительно интересовал.

— Нет. Возможно, у вас не было причины поехать куда-нибудь еще, а сюда была, вот вы и приехали, — сказала Клэр.

— Совершенно верно. Действие фильма на самом деле происходит вовсе не в Филадельфии, но я все же решила рискнуть. После того как я бросила аспирантуру, я не знала, что делать. Мне хотелось общаться с интересными людьми, в интересной обстановке. Но я струсила и поехать в Нью-Йорк или Париж не рискнула, вот и устроилась на работу в кафе, куда приходят оригинальные люди из разных занимательных мест, — объяснила Корнелия.

— Разумно, — согласилась Клэр.

— Ты очень славная девочка, Клэр. Я приехала сюда и вскоре стала менеджером и уже не представляла себе, что можно куда-то переехать.

— Вы думаете, что останетесь здесь? — спросила Клэр.

— Нет, я так не думаю. Но я не знаю, что буду делать дальше. Я люблю работать, мне нравится делать то, что у меня хорошо получается. Дело в том, что у меня нет никакого призвания. Пока, во всяком случае. — Корнелия надула щеки, затем с шумом выпустила воздух. — Если что-нибудь придумаешь, не забудь сказать мне.

— Обязательно, — торжественно пообещала Клэр. Корнелия улыбнулась и вскочила, чтобы поприветствовать женщину, которая только что вошла в кафе.

Клэр обернулась и увидела женщину в длинном коконе-пальто винного цвета, шляпе, как у Шерлока Холмса, шарфе всех цветов радуги и высоких резиновых сапогах, в каких мужчины ловят форель. Сапоги были ядовито-желтого цвета. Она выглядела так, будто явилась с четырех съемочных площадок, а не с одной.

— Линни, — сказала Корнелия девочке. — Кстати, насчет сногсшибательного.

Линни, замерев у дверей, осмотрелась и остановила взгляд на Корнелии.

— Нет, ты, наверное, шутить изволишь! — крикнула она.

Корнелия жестом пригласила ее пройти. Линни вошла и протопала через комнату, на секунду приостановившись, чтобы оглядеть красно-белую рубаху Хейса. Корнелия взглянула на Клэр, и брови ее взлетели.

Когда Линни плюхнулась на стул рядом с ней, Корнелия сказала:

— И не начинай. Насчет рубашки.

— Вот еще! — воскликнула Линни. — А ты, должно быть, Клэр. — Клэр кивнула.

— Ничего себе сапожки. Мне надо возвращаться за стойку, — сказала Корнелия. — Но не смей обо мне ничего рассказывать, пока меня нет. И, Клэр, подсаливай все.

Линни пододвинула к Клэр большую солонку с белым порошком.

— Милости просим, — сказала Линни, мило улыбаясь.

— Это сахар, — поправила ее Корнелия и повернулась, чтобы уйти. Клэр положила ладонь на ее руку, Корнелия посмотрела на нее и тут же присела, чтобы ее лицо оказалось на одном уровне с лицом Клэр.

— Барселона, — тихо сказала Клэр. — Мы были в машине, и она плакала, потом остановилась, чтобы высадить меня. Я долго шла, пока совсем не стемнело. И какие-то подростки подвезли меня до дома. Но у нее были два билета. До Барселоны. Она хотела полететь туда на Рождество. Может быть, туда она и отправилась. — Корнелия выслушала Клэр, не шевелясь. Потом погладила ее по лицу и кивнула.

— Хорошо. Спасибо. Это определенно поможет. Ты смелая девочка. — Она поцеловала ее в лоб, что удивило Клэр и, похоже, удивило саму Корнелию. Но Клэр решила, что это нормально, и улыбнулась — не беспечно и весело, но так, как она улыбалась раньше и не улыбалась уже очень давно. Во всяком случае, улыбка показалась ей настоящей.

Оставшись с Линни, с ее шляпой и сапогами и почти обычными серым свитером и джинсами, обнаружившимися под чудовищным пальто, Клэр смутилась.

— Теперь, когда она ушла, это зловредное насекомое, скажи мне, что ты думаешь о красной рубашке ковбоя? Честно, просто блеск, верно? — Линни наклонилась к ней поближе с таинственным видом.

Клэр еще раз взглянула на рубашку и сказала:

— Ну, если она вам так нравится, стоит спросить у него, где он ее взял.

— Очень дипломатично, мисс, — сказала Линни, — я, пожалуй, так и поступлю.

— Его зовут Хейс, — подсказала Клэр.

— Ну разумеется, его зовут Хейс, — простонала Линни. — В этом заведении нормальных имен не встретишь.

На столе перед Клэр и Линни появились сливочный рожок, фруктовый торт с невообразимо идеальными вишнями сверху и пушистый шоколадный круассан, чашка какао для Клэр и кофе с пышной пенкой для Линни. Клэр оглянулась и заметила хрупкую фигурку Корнелии, скрывшуюся за стойкой.

— Кормилица наша, — сказала Линни. — От матери своей унаследовала. Обе они придерживаются философии, что все беды мира можно вылечить сытной и вкусной едой, хотя Корнелия скорее всего в этом не признается.

— Значит, у нее все же есть мама, — задумчиво произнесла Клэр.

— Ты о Платоне слышала? — спросила Линни после паузы, во время которой она отломила кусок сливочного рожка и откусила от него.

— Вроде как, — призналась Клэр. — Мы в этом году проходили мифы, философия будет в следующем году.

— Мифы интереснее. Люди превращаются в деревья, коров, лебедей. Я бы хотела стать павлином, наверное. Правда ведь здорово — хоть на время стать одновременно потрясающе красивой и тупой. Короче, мама Корнелии — Элли. А Корнелия — платонический вариант матери. И если хочешь знать мое мнение, они могли бы больше ее за это ценить. Ее отец тоже прелесть.

— Корнелия — подружка моего отца? — спросила Клэр.

— Да, я думаю, именно так все оно и есть. По крайней мере пока, — сказала Линни с набитым ртом.

— Вы думаете, они поженятся? — Едва задав этот вопрос, Клэр вдруг поняла, что ей очень важно это знать. Она потом сообразит почему.

Похоже, Линни колебалась между двумя ответами или пыталась решить, какого ответа ждет Клэр. Наконец она вздохнула.

— Мы конкретно об этом не говорили. Но если хочешь знать мое личное мнение, то думаю, что нет. Я не думаю, что Корнелия выйдет замуж за твоего папу. Но случается, я ошибаюсь. Я часто бываю права, но не всегда. Она смотрит на него сияющими глазами. Это так.

Клэр не знала, о чем говорить дальше, но выяснилось, что в этом нет нужды, потому что в этот момент она случайно взглянула в сторону входной двери. Там стоял самый красивый мужчина, каких ей только приходилось видеть. Высокий и стройный, в простом темно-синем костюме и сапогах, лицо слегка загорелое, волосы небрежно спадают и такие ярко-зеленые глаза, что Клэр смогла разглядеть их цвет с другого конца зала.

— Ох, — выдохнула Клэр. Линни повернулась, чтобы посмотреть.

— Ну только взгляните, кто к нам пришел, — сказала она. — Мои глаза вдруг тоже засияли.

Мужчина смотрел в сторону стойки. И улыбался.

И тут над шумом в кафе зазвучал голос, напевающий мелодию, которую Клэр сразу узнала. Это был голос Корнелии.

Несколько человек, Линни и Клэр в том числе, присоединились к ней. «Рассвело, и мне пора домой».

Мужчина, стоящий в дверях, слегка наклонил голову и снова смущенно улыбнулся. И снова у Клэр перехватило дыхание. Затем, когда остальные посетители кафе вернулись к своим разговорам, мужчина прошел через зал к стойке, а Корнелия вышла ему навстречу, и они обнялись так крепко, что ноги Корнелии оторвались от пола и она словно закружилась в воздухе.