Через два дня все выглядело так, будто мир вывернули наизнанку. Неожиданность происходящего, спешные приготовления к отъезду так подействовали на Майкла, что сейчас, неся к столику бара для пассажиров, за которым ждал его Конор, две бутылки пива, Майкл Пул не мог точно определить, что же происходит с ними всеми.
Андерхилл собирался лететь с друзьями в Америку. Во взгляде Конора ясно читалось сомнение в том, что Тим действительно придет к самолету. Конор молча смотрел, как Майкл пробирается через толпу пассажиров, наполнивших бар, ставит на столик пиво и садится рядом. Конор молча разглядывал пол у себя под ногами. Он был по-прежнему потрясен тем, что случилось в Нью-Йорке, пока они с Майклом поврозь разгуливали по Бангкоку. Он и выглядел до сих пор так, будто его только что разбудил громкий шум.
Майкл сделал большой глоток горького темного тайского пива. Что-то выбило Конора из колеи пару дней назад, но он не хотел это обсуждать. Он выглядел так, будто, вроде Андерхилла, играл сам с собой в вопросы и ответы. Пулу казалось, что эти диалоги с самим собой были для Тима чем-то вроде способа вновь запустить давно заглохший двигатель: Андерхилл снова учился работать. Он пытался описать некое чувство, которое сам называл Пан-ика. По словам Андерхилла, чувство это имело отношение к близости вечных вещей, бессмертии и бесконечности.
– О чем ты думаешь, Мики? – спросил Конор. Пул только покачал головой.
– Разомнусь немного, – Конор встал и подошел к воротцам, через которые проходили пассажиры международных рейсов. Их рейс, как объявили по радио, откладывался на час, так что до вылета оставалось еще пятьдесят минут. Конор, покачиваясь на каблуках, изучал людей, проходящих через воротца, но потом так разнервничался по поводу Андерхилла, что отошел от загородки и начал бесцельно блуждать глазами по витрине магазинчика сувениров. У дверей магазинчика беспошлинной продажи спиртного Конор взглянул на часы, на вновь прибывших пассажиров и зашел внутрь. Через несколько минут он вышел оттуда с желтым пластиковым пакетом и вновь опустился на свое место за столиком.
– Я загадал, что если зайду в этот магазин, то он появится, – сказал Конор.
Он с безнадежным видом рассматривал американцев, таиландцев японцев и европейцев, проходивших через регистрацию на международные рейсы.
– Надеюсь, хотя бы Биверс не опоздает на свой рейс. Гарри Биверс должен был лететь в Сан-Франциско, где собирался присоединиться к друзьям, чтобы всем вместе лететь в Нью-Йорк. Первой реакцией Биверса на сообщение о смерти Пумо было замечание, что если бы старый осел не остался в Нью-Йорке играть в прятки со своей подружкой, а поехал бы с ними, то был бы сейчас жив. Затем он лишь расспрашивал, почему они не могут дождаться его в Бангкоке и когда планируют оказаться в Сан-Франциско. Биверс был вне себя: ему казалось величайшей несправедливостью, что Андерхилла нашли Майкл и Конор. Ведь это была его идея, и успех должен был выпасть на его долю.
– Убедитесь, что он сел на самолет, – распорядился Гарри по поводу Андерхилла. – И не позволяйте ему врать вам.
Пул заметил на это, что Тим явно не мог быть убийцей Тино Пумо.
– Тино жил в Сохо, – сказал Биверс. – Открой глаза, хорошо? Он содержал ресторан. А тебе известно, сколько торговцев кокаином живут в этом районе? Не все на свете так, как кажется на первый взгляд.
Конор допил пиво, вновь отправился изучать прибывающих пассажиров, затем опять вернулся. Все сидячие места в зале ожидания были уже заняты и новые пассажиры либо устраивались на полу, либо начинали бесцельно бродить между витринами беспошлинных киосков и магазинов. Наполнившись, зал ожидания начал напоминать сам Бангкок. Люди сидели на стульях, на полу, воздух был жарким и прокуренным, отовсюду слышались выкрики: “Крэп крэп кроп кроп”.
После длинной тирады по-тайски, которую выдал микрофон и в которой Пулу удалось разобрать только слова “Сан-Франциско”, Конор снова вскочил и кинулся проверять пассажиров. Рейс снова перенесли, и до отправления оставалось теперь пятьдесят пять минут. Если только его не отложат еще раз, друзья приземлятся в Сан-Франциско в то же время, что и Биверс, который никогда не простит им того, что остался в стороне, а они дали себя надуть. Он будет настаивать на том, чтобы снова отправится в Бангкок. У него наверняка стоит перед глазами сцена сумасшедшей погони по улицам Бангкока, воя полицейских сирен, схватка с злодеем и триумфальная встреча с прессой, рассказ о том, как Андерхилл убил журналистов и хитро организовал убийство Тино Пумо.
Пул очень устал. Он почти не спал прошлой ночью, после того как позвонил Джуди, и та пересказала ему подробности гибели Тино Пумо. “Кто бы ни был убийца, – сказала она, – это наверняка тот же, кто убил библиотекаря. Ах да, ты ведь не знаешь...”. Не в силах скрыть торжества в голосе, Джуди пересказала обстоятельства смерти доктора Майер-Холла.
–Почему они думают, что это один и тот же человек?
– Там были две китаянки, которые видели Пумо среди стеллажей перед тем, как нашли труп. Они узнали его, когда увидели фотографию в газетах сегодня утром. Вот и все новости. Тино был главным подозреваемым – девушки видели, как он выходил из хранилища. По-моему, ясно как Божий день, что произошло.
– И что же произошло?
– Тино потерялся среди стеллажей – одному Богу известно, что он вообще делал в библиотеке, – и видел, как этот сумасшедший убивал библиотекаря. Пумо удалось убежать, но маньяк выследил его и убил. Это же ясно. – После паузы Джуди добавила: – Как жаль, что пришлось прервать вашу увеселительную поездку.
Майкл спросил, раздаются ли по-прежнему анонимные звонки.
– В последний раз он пробормотал, что ничто не заменит масла или что-то вроде этого. Я сразу стираю с пленки ту чушь, которую он несет. Когда этот парень был ребенком, кто-то вбивал в его голову с утра до ночи всякую ерунду. Я уверена, что его обижали в детстве.
Разговор их вскоре закончился.
На несколько секунд Майкл увидел перед собой Виктора Спитални – маленького, узкоплечего, черноволосого, с вечно бегающими под узким лбом темными глазами, мокрыми губами и дрожащим подбородком. Когда им было по восемнадцать, вокруг Виктора Спитални как бы возвышалась воздвигнутая им самим стена. Парень явно был психопатом. Если кто-то шел в его сторону, он останавливался и ждал, пока человек пройдет мимо и отойдет достаточно далеко, чтобы Виктор мог чувствовать себя в безопасности. Наверное, он решил убить кого-нибудь и дезертировать, как только впервые услышал историю Андерхилла про негодяя Ната Бизли.
Из-за чего-то такого, что сказала жена Майкла, ему подумалось вдруг, что было бы интересно отправиться в Милуоки и посмотреть на места, тае вырос Виктор Спитални.
Ведь именно Милуоки был прообразом Монро, штат Иллинойс, где боролся с судьбой Хол Эстергаз. Если Андерхилл все-таки появится сегодня в аэропорту, он, наверное, не откажется поучаствовать в этой поездке по местам детства одного из своих героев.
Он услышал хриплый вздох Конора и через несколько секунд забыл о своих мыслях. Он смотрел на Андерхилла, пробирающегося к ним через толпу. Под мышкой он нес сверток, перевязанный шпагатом, в одной руке – кожаный саквояж, в другой – чемоданчик с допотопной портативной пишущей машинкой и огромный пластиковый пакет. На нем болтался просторный полосатый пиджак. Выглядел он как-то по-новому – в следующую секунду Майкл понял, что Андерхилл постригся.
– Ты это сделал, – произнес Майкл.
– Пока не выйдет моя новая книга, – сказал Андерхилл, – я буду несколько стеснен в средствах. Не купит ли кто-нибудь из вас, джентльмены, порцию кока-колы для старого приятеля?
Конор вскочил и почти что побежал к бару.
Полет был как бы пародией на их путешествие на Восток: у окна вместо Гарри Биверса сидел Тим Андерхилл, Конор посредине Майкл у прохода. Майклу явно недоставало блестящих черных волос и ямочек Пан Йин – сейчас они летели рейсом американской компании, и все стюардессы здесь были высоченными блондинками с профессионально равнодушными лицами. Остальные пассажиры на сей раз не были педиатрами. Это были по большей части молодые люди, относящиеся к двум категориям: служащие крупных международных корпораций, которые читали “Мегатрендз” и “Уан Минит Мэнеджер”, и молодые парочки с детьми или без, одетые в джинсы и ковбойки. Когда Майкл был в их возрасте, они читали в подобных случаях Карлоса Кастанеду или Германа Гессе. На мягких обложках книг, которые доставали одну за другой его попутчики, стояли имена Джудит Кранц и Сидни Шелдона или же это были произведения неких леди с тремя именами, на обложках которых красовались средневековые замки и позевывающие единороги. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году богема – или к кому там относили себя эти люди – не была особенно начитанной.
“Ничего”, – подумал Майкл. В конце концов, он тоже читал в самолетах книги не самого высокого пошиба. Конор вообще ничего не читал. Андерхилл водрузил перед собой толстенный том в мягкой обложке, который выглядел так, словно до Тима его прочли человека три.
Майкл вынул из сумки “Послов” Генри Джеймса, которых навязала ему Джуди. В Уэстерхолме книга показалась ему вполне интересной, но сейчас, держа ее в руках, Майкл почувствовал, что ему вовсе не хочется читать. Теперь, когда они были наконец в воздухе, Майкл не вполне мог представить себе, к чему он, собственно, возвращается.
Небо за иллюминаторами было черным, на нем вспыхивали время от времени багрово-красные точки и полосы. Это небо как раз подходило им: оно как бы приближало друзей к миру Коко, где ничто не происходило просто так, где пели ангелы, и демоны разгуливали по длинным коридорам.
Конор спросил стюардессу, будет ли фильм.
– Как только закончится обед. “Никогда не говори никогда” – последний фильм с Джеймсом Бондом.
Когда Конор ухмыльнулся, лицо стюардессы приобрело обиженное выражение.
– Это по поводу одного нашего знакомого, – пояснил Пул. Ему не хотелось называть Биверса другом. Даже стюардессе, с которой он больше не встретится.
– Хей, – насмешливо произнес Конор. – Я детектив из Нью-Йорка, из отдела расследования убийств. Я – большая шишка. Я – агент 007 номер два.
– Ваш друг – детектив из Нью-Йорка? – переспросила стюардесса. – Тогда ему, должно быть, хватает сейчас работы. Пару недель назад прямо в аэропорту убили одного парня. – Увидев, что пассажиров явно заинтересовали ее слова, стюардесса продолжала: – Какой-то там преуспевающий делец, который летел одним из наших рейсов. Моя подружка работает на рейсе Нью-Йорк – Сан-Франциско, так вот она сказала мне, что этот парень был их постоянным клиентом. Темная лошадка. В газете написали, что он – молодой преуспевающий финансист, но, думаю, его назвали так потому, что он просто был довольно молод и доверху набит деньгами. Из тех, кого называют “юппи”.
– Что такое юппи? – спросил Андерхилл.
– Молодой человек, доверху набитый деньгами.
– Или девица в сером фланелевом костюме и паре “Рибокс” на ногах, – добавил Конор.
– А что такое “Рибокс”? – опять поинтересовался Андерхилл.
– Так значит он был убит после того, как прилетел из Сан-Франциско? – поинтересовался Пул.
Стюардесса кивнула. Это была очередная высокая блондинка, чья именная табличка сообщала, что девушку звали Марни. Выражение глаз было игривым и одновременно каким-то напряженным.
– Моя подруга Лиза говорила, что видела его по крайней мере раза два в месяц. Мы раньше работали с Лизой вместе, но потом она перебралась в Нью-Йорк, и теперь мы общаемся только по телефону. Но она все рассказала мне об этом парне. – Стюардесса бросала на Конора довольно любопытные взгляды.
– Можно я вам кое-что скажу? – спросила она.
Конор кивнул. Марни наклонилась и зашептала ему на ухо.
Майкл слышал, как Конор чуть не задохнулся от изумления, затем рассмеялся так громко, что люди, сидящие в соседних креслах, прервали свои разговоры.
– Еще увидимся, ребята, – сказала Марни и пошла дальше вдоль рядов кресел.
– Что это было? – спросил Майкл.
В ответ Конор покраснел. Тим Андерхилл лукаво улыбнулся.
– Ничего, – ответил Конор.
– Она приставала к тебе?
– Не совсем. Отстань.
– Старая добрая Марни, – ухмыльнулся Андерхилл.
– Сменим тему. Отстаньте, – занервничал Конор.
– Хорошо, тогда послушайте вот что, – сказал Майкл Пул. – Некто, летевший из Сан-Франциско, был убит в нью-йоркском аэропорту. Спитални мог прилететь из Сан-Франциско, как это собираемся сделать мы, а затем пересесть на самолет до Нью-Йорка, опять же как планируем мы.
– Притянуто за уши, – сказал Андерхилл, – но довольно интересно. Как зовут подругу стюардессы? Ну ту, которая знала убитого?
– Лиза, – ответил Конор, лицо которого все еще пылало.
– Интересно, не заметила ли Лиза, кто разговаривал с ее постоянным клиентом?
В начале фильма “Никогда не говори никогда” Джеймса Бонда отправляли на курорт. Каждые десять минут кто-то пытался его убить. Симпатичные медсестры отправлялись с ним в постель. Красивая женщина снимала с себя змею, обмотанную вокруг шеи, и кидала ее в окно машины Бонда.
Когда Марни вернулась, Майкл спросил ее, как фамилия Лизы.
– Майо. Как в Ирландии. Как у Хиллмана.
Все казалось притянутым за уши, но таков уж Бангкок. И таков Уэстерхолм. Да и вся жизнь в каком-то смысле была притянута за уши.
– Знаете, – сказал Андерхилл, – в Бангкоке можно заплатить около шестидесяти баксов и посмотреть, как в каком-нибудь подвале мужчина убивает девушку. Сначала избивает, а потом приканчивает. Ты смотришь, как она умирает, и отправляешься домой.
Конор снял наушники и в упор смотрел на Андерхилла.
– Ты кажется знал об этом, – сказал Тим. – Ходил туда?
– А ты? – выдавал из себя Конор.
Андерхилл покачал головой.
– А если честно?
– Нет. Только слышал об этом.
– Не ври мне, парень.
– Я не вру. Конор нахмурился.
– Ты, кажется, интересно провел время, встретил интересных людей, – сказал Андерхилл. – Я хочу кое-что рассказать тебе.
Как умер Денглер (2)
Надо было вам видеть капитана Батчитарьяна. Надо было видеть его стол, его офис, его лицо.
Все было грязным, поломанным и каким-то подозрительным – пахло Ливолом и смертью. Единственная лампа под металлическим абажуром сначала светила на его руки, лежавшие на металлической поверхности пустого стола, затем как будто поднялась сама собой и стала слепить мне глаза.
Да, это его ребята выезжали на инцидент в Пэтпонге в тот день, о котором спрашивает Андерхилл. Это он, в то время сержант Батчитарьян, сопровождал изуродованный труп в городской морг, он извлекал из кровавой мешанины, в которую превратили грудь того парня, его именные таблички. Это было отвратительно. Отвратительным было не только само зрелище, но и сознание того, что он сопровождает тело белого американского солдата. И все время казалось, что этот парень, лежащий рядом в машине, был к чему-то причастен, хранил какой-то секрет.
Были в его практике и другие случаи, когда американцы сходили с ума и кидались на местных жителей. За два года до смерти Денглера сержант Уолтер Ноффи, изрубив на куски нескольких завсегдатаев бара “Секс-секс”, выбежал на улицу, где убил зазывалу из массажного салона. Спокойнейший парень из Оклахомы по имени Марвин Спрингуотер, любивший цитировать Библию, зарезал прямо на улице трех маленьких мальчиков.
Поэтому отвращение к тому, чье тело он вез, имело под собой основания.
Интересно, откуда Андерхиллу стало известно о ребенке? Ребенок действительно был, но его никто никогда не опознавал, и нигде не упоминалось о нем, точнее, о ней. Ей повезло, что она закричала, эта неизвестная девочка. Два мужчины и девочка находились в довольно узкой аллее, а крики привлекли к ним внимание прохожих. Не прекращая кричать, девочка выбежала из аллеи.
Никто не знал девочку. Она была здесь чужой. Ничего удивительного – Пэтпонг был не тем местом, где знали в лицо детей. Ясно было – девочка не была из бара или массажного салона. На этот счет сошлись во мнениях все, кто видел, как она выбежала, истошно вопя, из темной аллеи. Она не была таиландкой. Может, камбоджийкой, китаянкой или вьетнамкой.
Солдаты, скорее всего, не знали этого. Для них все азиатские женщины были на одно лицо.
И тогда толпа, собравшаяся в тот день на Фэт Понг-роуд, накинулась на американского солдата, вернее, накинулась на обоих американских солдат. Один убежал, другой остался лежать посреди улицы, изрезанный на куски.
“Знаете, кто из них не был виноват ни в чем?” – спросил капитан.
Девочка, конечно, да и толпа тоже.
Итак, один из солдат, а может, и оба упали перед разгневанной толпой. Свидетели никак не могли сойтись в этом пункте. Все свидетели твердили в один голос лишь про бегущую девочку, и, конечно же, ни один из них в схватке не участвовал.
“Тысячу лет назад, – сказал капитан, – из этой истории сделали бы эпическую поэму. Невинная девочка и ее мучители, растерзанные толпой, охваченной праведным гневом. Четыреста лет назад это стало бы легендой, по которой сложили бы песню, и эту песню знал бы любой ребенок на юге Таиланда. Исчезнувшая девочка. Она, должно быть, исчезла туда.Сейчас же о ней не напишут даже романа, даже песенки в стиле рок-н-ролл. Даже комикса не нарисуют”.
За месяц до разговора с капитаном Тимоти Андерхилл стоял посреди Фэт Понг-роуд и смотрел на девочку, бегущую ему навстречу. Он не пил и не кололся уже девять недель. Тим пытался писать. На этот раз роман. В мозгу его созревало что-то такое о парне, которого вырастили в сарае на задах его дома, как животное. Да, он не пил вот уже три месяца. Он услышал крики, которые звучали так, будто в горло девочки был вставлен микрофон. Он увидел ее кровавые ладони и слипшиеся от крови волосы. Она неслась прямо на Тима с открытым ртом и вытянутыми вперед руками. Никто, кроме него, не видел девочку.
Андерхилл опустился на тротуар, незамеченный людьми, идущими мимо. Он снова был здесь. Он снова был жив.
– Я пошел домой, – сказал он Пулу, – и написал “Голубую розу”. На это ушло шесть недель. Потом я написал “Можжевеловое дерево”. Это заняло месяц. И с тех пор я все время пишу. Вы действительно решили, что я опоздаю на самолет? После того, как я увидел ее, мне пришлось увидеть и все остальное. Дальше оставалось только следовать сюжету. Такого больше не будет. Ко мне должны были прийти либо вы, либо он, но не это. Я и не знал, что жду вас или Коко, но именно это я делал.
Начался еще один фильм, но глаза Майкла закрылись еще прежде, чем по экрану поплыли титры.
Он вел машину по длинной темной дороге куда-то в пустоту напоминавшую пустыню. Он путешествовал уже много дней. Непонятно каким образом, но Майкл знал, что находится в романе Тима Андерхилла “В темноту”. Дорога вела в ночь, Майкл ехал по ней. Он был Холом Эстергазом, детективом, расследующим убийства, и ехал с места одного из преступлений к месту другого, которое было далеко. Он ехал уже много недель, двигаясь от трупа к трупу по следам убийцы, но не приближаясь к нему. Трупов было много, и все они были трупами людей, которых он знал когда-то в той далекой призрачной жизни, до того, как над ним сгустилась тьма.
Далеко впереди он увидел два желтых огонька, сверкающих у обочины дороги.
В романе герой едет в течение всего действия в темноте среди постепенно пустеющего мира. Он так и не найдет убийцу, потому что роман “В темноту” был подобен теме, которая повторялась бесконечное множество раз в разных вариациях, все время развиваясь по кругу и возвращаясь на круг. Настоящего конца у книги не было. Просто в один прекрасный день убийца удалялся на покой выращивать орхидеи или просто превращается в струйку дыма, и на этом пропадал весь смысл, мелодия распадалась, превращаясь в какофонию случайных звуков. Его работой было собирать убийства, и самым лучшим концом этой истории мог бы быть эпизод, когда он входит в один из множества попадавшихся на его пути темных подвалов и встречает там убийцу, держащего в руках нож.
Теперь он видел, что два светящихся желтых пятнышка у обочины дороги были двумя фонарями, отбрасывающими рассеянный желтый свет. Только подъехав совсем близко, он увидел, кто держит эти фонари. Его сын Робби, которого звали теперь Варвар, стоял неподвижно, подняв над головой один из них. Рядом, одного роста с мальчиком, стоял кролик Эрни на задних лапах, держа передними второй фонарь. “
Мальчик по имени Варвар и кролик проводили машину добрыми мягкими взглядами. Фонари сияли в их руках.
Он почувствовал покой и умиротворение.
Машина миновала милого мальчика и кролика на задних лапах, и он еще долго видел в зеркале заднего вида свет их фонарей. Чувство умиротворения не покидало его, пока дорога не оборвалась у темной бурлящей реки. Он вышел из машины и стал смотреть, как движется мимо мускулистая река, выставляя то сильное плечо, то упругое бедро.
Затем он понял, что, как и убийца, является одной из частей могучего тела реки, и внутри его, глубоко-глубоко, родилось смешанное чувство боли и радости, которые звучали на разные голоса. Он закричал и проснулся, по-прежнему видя перед глазами реку.
– Хей, Мики, – произнес Конор, улыбаясь другу.
Майкл понимал только, что познал сущность Коко. Затем и это чувство ушло, и он помнил только, что смотрел на реку и ехал в машине мимо Робби, которого звали Варвар и который держал над головой фонарь.
В темноту.
– С тобой все в порядке, Мики? – спросил Конор.
Пул кивнул.
– Ты наделал тут шума.
– Шум – не то слово, – вмешался Андерхилл. – Ты все равно что пропел “Звездно-полосатый флаг”.
Пул смущенно потирал висок. Экран успели уже убрать, и большая часть салона была погружена в темноту.
– Мне показалось, что я что-то понял о Коко, но это ушло, как только я проснулся.
Конор издал какой-то нечленораздельный, но полный понимания звук.
– С тобой случалось такое? – спросил Андерхилл Конора.
– Не могу говорить об этом, но мне как-то показалось, что я тоже что-то понял, – пробормотал Конор. – Это было очень странно. – Он поднял голову и взглянул на Андерхилла. – Ты ведь бывал в этих местах? Где убивают девчонок?
– Иногда мне кажется, что у меня есть двойник-злодей, – сказал Андерхилл. – Как человек в железной маске.
Они замолчали, и забытое было понимание опять вернулось к Майклу. Будто фонарь его сына пролил свет на события пятнадцатилетней давности. Майкл увидел пологий склон, ведущий к стоящим в кружок сараям, женщину, несущую вниз воду, пасущихся быков. Дым серой струйкой поднимался вверх. В темноту, вот куда.
Рука Денглера была обернута бинтами и заклеена пластырем, лицо его было белым, в глазах стоял туман. Он сказал, что ему не больно и наотрез отказался спрятаться и подождать, пока остальные вернутся за ним. Считалось, что именно из Я-Тук был родом снайпер Элвис, что именно в этой деревне было его убежище, именно здесь он пополнял запасы еды, и Денглеру хотелось быть со всем отрядом, когда они войдут в деревню. Со дня событий в Долине Дракона лейтенант Биверс следовал установленной тактике, и отряд по-прежнему отыскивал противника, но старался избегать схватки. Я-Тук был для него шансом отличиться. Разведка доложила, что в деревне находится склад продовольствия и оружия, и Жестянщик надеялся добыть трофеев, а также предъявить солидное количество убитых вьетконговцев, чтобы продвинуться хотя бы на ступеньку ближе к званию полковника. Жестянщик всегда требовал отчетов о количестве убитых и доказательств, потому что только половине подполковников во Вьетнаме удавалось добиться повышения, поэтому Жестянщик использовал любую возможность отличиться, и этой тоже не собирался упускать. Он уже видел себя командиром дивизии с двумя звездами на погонах. Он очень боялся, что так и не выдвинется дальше офицера среднего корпуса, что война может доконать его раньше. Знал ли об этом лейтенант Биверс. Можно держать пари, что этот негодяй знал все.
Когда они вышли из-за деревьев, женщина бежала по склону холма. Вода выплескивалась из ведер, качавшихся на коромысле каждый раз, когда женщина отталкивалась ногой от земли, но она, видимо, рассчитала, что в каждом ведре все еще будет больше половины, когда она доберется до деревни. Пул не знал, почему она бежала. Это было серьезной ошибкой.
– Подстрелите ее, прежде чем она доберется до деревни, – приказал Биверс.
– Лейтенант, – начал было Пул.
– Пристрелите ее, – повторил Биверс.
Спитални уже успел прицелиться, и Майкл видел за затвором винтовки его злорадную ухмылку. За ними выходили из-за деревьев еще несколько человек, и глазам их открывалась та же картина: бегущая по склону холма женщина, и Виктор Спитални, приникший к прицелу.
– Смотри не промахнись, Спит, – сказал кто-то из ребят. Это была шутка. Сам Спитални был чьей-то дурной шуткой на этом свете.
Он выстрелил, девушка подпрыгнула и пролетела несколько футов, прежде чем рухнуть на землю и покатиться вниз по склону.
Проходя мимо тела девушки, Майкл вспомнил открытку с надписью “Девять правил”, которую вместе с еще одной, на которой было написано “Враг в твоих руках”, вручили ему вместе с назначением в отряд. В “Девяти правилах” говорилось о вьетконговцах, что их можно победить сочетанием силы, смекалки и великодушия по отношению к мирному населению.
Третьим правилом было: “Относитесь к женщинам вежливо и с уважением”. А четвертое: “Старайтесь завести друзей среди солдат и мирных жителей”. Вспоминать становилось все забавнее и забавнее. Пятое правило гласило: “Всегда давайте вьетнамцам беспрепятственно пройти туда, куда им нужно”.
“Там, в деревне, – думал Майкл, – они наверняка заведут себе просто кучу друзей”. Денглер плелся рядом, явно прилагая усилия, чтобы не показать, как ему тяжело и больно. Питерс вкатил ему изрядную дозу чего-то тонизирующего, что должно было помочь Денглеру дойти до конца операции, раз уж он отказался остаться и переждать. Снайпер все еще был где-то сзади, в джунглях. Отряд растянулся – приходилось думать об опасности, которая могла прийти не только спереди, но и с тыла, быть в постоянной готовности отреагировать на любое движение в чаще джунглей.
– Питерс, ты уверен, что Денглер способен выдержать все до конца? – спросил Майкл.
– М.О.Денглер мог бы дойти отсюда до Ханоя, – ответил Питерс.
– Но смог бы он вернуться обратно?
– Я в порядке, – вмешался в разговор Денглер. – Давайте прочешем деревню. Давайте сюда карты. Надо прочесать рисовое поле. Давайте вычислим, где оружие. Давайте превратим это место в мясорубку.
Неделю назад отряд Биверса успешно поучаствовал в подобной мясорубке, когда сообщения Жестянщика о передвижениях вражеских войск подтвердились, что бывало далеко не всегда. В сообщении говорилось, что небольшой отряд должен проходить по Тигровой тропе. Жестянщик выслал отряды “Альфа” и “Браво”, которые должны были упредить отряд и уничтожить его. Солдаты засели над Тигровой тропой, которая была фактически просекой шириной около ярда. Тропа была видна на протяжении примерно тридцати футов. Они взяли под прицел открытое пространство и стали ждать.
И “мясорубка” сработала. Сначала в нее попался один солдат, тощий и усталый мужчина лет тридцати. Пул чуть не свалился с дерева. Солдат, ничего не замечая, продолжал идти, а за его спиной появился отряд человек, наверное, из пятидесяти или шестидесяти. Они тоже были далеко не мальчиками. Шума от них было примерно столько же, сколько от ломящегося через джунгли стада оленей. Пулу очень хотелось перебить их всех. Несколько секунд в пределах видимости Майкла находился весь отряд. Над головой Майкла вдруг запела птичка, и несколько вьетнамцев одновременно подняли голову. Тогда все, кто засели среди деревьев, одновременно открыли огонь. Колонна рассыпалась, люди падали, как подкошенные, один за одним. Затем внезапно наступила полная тишина. Тропа под деревьями блестела всеми оттенками красного цвета.
Когда сосчитали тела, вышло, что убито тридцать два человека. Сосчитали валявшиеся отдельно руки, ноги, головы, оружие, и получилось сто пять убитых.
Лейтенанту Гарри Биверсу понравилась тактика мясорубки.
– Что сказал этот парень? – переспросил Спэнки Барредж.
Биверс настороженно поглядел на Денглера, ожидая подвоха. Он был напряжен до предела, и Пулу было хорошо видно, что лейтенант на грани срыва. Новый Биверс, кроме беды, не мог принести ничего. После триумфа на Тигровой тропе Биверс ослабил хватку – несколько дней назад он попытался рассказать ему про Гарвард. Майкл был абсолютно уверен, что он никогда не видел колледжа, о котором рассказывал, и уж тем более не посещал.
Пул поглядел через поле на другую сторону деревни. Двое быков, которых вспугнул было выстрел Спитални, теперь опять спокойно паслись на лугу, погрузив морды в яркую зелень травы. Все казалось неподвижным, застывшим, как на фотографии. Пул от души надеялся, что, услышав выстрелы, жители деревни убежали, оставив им в качестве трофея несколько мешков риса и, может быть какую-нибудь подземную дыру, полную гранат и других боеприпасов.
“Элвис не может жить в деревне, – думал Пул. – Элвис живет в джунглях, как обезьяна, питается крысами и насекомыми. Элвис вообще давно уже утратил человеческую сущность. Он видит в темноте и летает во сне”.
Андерхилл с половиной отряда стал огибать деревню справа, Пул – слева. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был шелест солдатских подошв о траву. Мэнли, шедший рядом с Пулом, тяжело дышал. Майклу казалось, что ему слышно даже, как выступает пот на лбу Мэнли. Отряд начал рассредоточиваться. Спитални тенью скользнул за Денглером и Конором к казавшимся пустыми сараям, в одном из них запищал цыпленок и захрюкала свинья. В огонь подкинули дров, Майкл услышал, как полетели искры и осыпался пепел. “Хоть бы они ушли, – думал он. – Хоть бы они все были уже в ан Лат, соседнем местечке”. Справа от Майкла кто-то передернул затвор винтовки, и свинья захрюкала как-то испуганно и вопросительно. Пул неслышно скользнул вдоль одного из сараев и обменялся взглядами с Тимом Андерхиллом, который появился с другой стороны. Слева от Пула по периметру деревни тянулся редкий лесок, и на секунду Пулу показалось, что за каждым деревом притаился вьетнамец, который целится именно в него. Пул испуганно взглянул в сторону деревьев. Солдат он не увидел, но заметил довольно высокий холм, который на секунду показался ему сделанным человеческими руками из гипса и бетона, окрашенных разными красками, как холмики в Диснейленде. Но для Диснейленда это было слишком уродливо – не декоративно-уродливо, как замок чудовищ, а по-настоящему уродливо, как проказа или бородавки. На другой стороне лужайки Андерхилл прислонился спиной к сараю и опять посмотрел на Пула. Между ними на костре красовался огромный черный котел. К небу поднималась струйка дыма. Чуть дальше от Андерхилла лейтенант Биверс открыл рот и беззвучно что-то спросил или отдал команду. Пул кивнул Андерхиллу, который тут же закричал по-вьетнамски:
– Выходите!
Никто не появился, но Пул услышал в сарае позади себя перешептывание и хлопанье босых ног по деревянному полу. Андерхилл выстрелил в воздух.
– Немедленно!
Пул двинулся к выходу из ближайшего сарая и чуть не сбил с ног женщину с редкими седыми волосами и беззубой улыбкой. За ней семенил старик с загорелым костлявым лицом. Пул молча махнул ружьем в сторону центра деревни. Изо всех остальных сараев вылезали люди с поднятыми руками, в основном женщины лет пятидесяти-шестидесяти.
– Здравствуйте, мистер солдат, – сказал старик и поклонился, все еще держа руки высоко в воздухе.
Спитални выкрикнул какое-то ругательство и ткнул старика ружьем в бедро.
– Стоять! – кричал Андерхилл. – На колени!
И старики опустились на колени вокруг костра.
Биверс заглянул в котел, который все еще дымился, затем ногой сбил его с костра.
Завизжала свинья. Биверс обернулся и пристрелил ее. Одна из старух что-то закричала ему по-вьетнамски.
– Пул, пусть твои люди проверят сараи. Оттуда должны выйти все.
– Они говорят, что здесь есть дети, лейтенант, – сказал Андерхилл.
Биверс что-то заметил в золе под тем местом, где стоял котел. Он нагнулся над костром и засунул руку почти что в огонь. То, что привлекло внимание лейтенанта, оказалось обугленным по краям листочком бумаги, судя по всему, вырванного из блокнота.
– Спросите их, что это, – приказал Гарри Биверс и, не дожидаясь выполнения приказа, сам сунул листок под нос к старику, стоявшему к нему ближе всех и сказал:
– Что это? Что здесь написано?
– Но бик, – пробормотал старик.
– Это список? – заорал Биверс. – Это похоже на список.
– Но бик.
Пулу тоже показалось, что листочек напоминает список. Он знаком отдал приказ Денглеру, Блевинсу, Барреджу и Пумо обследовать ближайшие сараи.
Старики, все еще стоявшие на коленях возле угасающего костра и опрокинутого котла, протестующе загудели.
Пул услышал, как в одном из соседних сараев заплакал ребенок. Сам он вошел в сарай, из которого вышли старик с беззубой старухой. Внутри было темно. Майкл весь напрягся.
– Он говорит, что это список имен, – слышны были через стену объяснения Андерхилла.
Пул прошел в середину сарая. Он обследовал пол, надеясь обнаружить люк в подвал, потыкал ружьем циновки, затем вышел на улицу, чтобы обследовать следующий.
– Спроси их о снайпере, – вопил Биверс. – Вытащи из них все. – В этот момент он заметил Пула. – Мы должны все узнать.
– Да, сэр, – сказал Пул.
Пумо вынес на середину деревни плачущего мальчонку лет пяти-шести, которого тут же взяла из его рук одна из старух. Денглер щурился в лучах солнца, взгляд его блуждал.
Майкла пронзило вдруг чувство страшной потери, какой-то зияющей пустоты. Он повернулся, чтобы войти в сарай слева от себя. Тут он услышал плач со стороны полей и увидел краем глаза, как лейтенант Биверс нетерпеливым жестом послал туда Спитални и Спэнки Барреджа. Он вошел в сарай и увидел, как что-то зашевелилось в темноте в дальнем углу. Какая-то расплывчатая фигура двинулась в сторону Майкла.
В этот момент с дальнего конца деревни послышались пулеметные очереди. Пул инстинктивно нажал на курок, понимая, что уже поздно. Он был уже мертв.
Громкие душераздирающие стоны раздавались откуда-то из-за входа в сарай. Каким-то чудом оставшись в живых и постепенно начиная отдавать себе отчет, что соседний сарай взорвался от брошенной врагом гранаты, Майкл, не чувствуя под собой ног, вышел наружу. И увидел прямо у порога Томаса Роули, половина внутренностей второго волочилась за ним по траве, окрашивая ее кровью и какой-то серой слизью. Лицо Роули было белым как мел. Рот его беззвучно открывался и закрывался. Пул пополз. Повсюду стреляли. Сначала Пулу показалось, что убили всех стариков-вьетнамцев, но потом увидел, что они стараются вжаться в землю вокруг костра.
Сарай позади Майкла не взорвался.
Биверс приказал Денглеру проверить лес слева от деревни. Как только тот двинулся к лесу, оттуда раздались очереди. Денглер упал успев показать жестом, что он цел и невредим, и начал стрелять в сторону леса.
– Элвис! – завопил Биверс, но Майкл понимал, что это была полная чушь: Элвис никогда не стрелял из пулемета. Биверс увидел Майкла и прокричал ему:
– Тяжелую артиллерию! Авиацию!
Затем он повернулся к другим солдатам и прокричал:
– Выволакивайте их всех из сараев! Это оно, это оно! Через какое-то время огонь утих. Роули лежал мертвый перед сараем, в котором Пул убил вьетконговца. Пул никак не мог понять, что хотел сказать Биверс словами “это оно”. Он встал и увидел, что происходит. Майкл поймал взгляд Пумо, выходящего из соседнего сарая. У того было лицо человека, не знающего, что делать, и Майкл ничего не мог сказать ему по этому поводу, поскольку не знал сам.
Вьетнамцы орали, визжали, плакали.
– Тяжелая артиллерия! – продолжал вопить Биверс. – Подожгите деревню.
Андерхилл, которому был адресован последний приказ, пожал плечами. Спитални дал очередь по яме и радостно рассмеялся, когда оттуда послышались крики.
Биверс прокричал еще что-то и побежал к яме. Вокруг Пула все бежали, стреляли, поджигали один за другим сараи. “Вот так, наверное, выглядит преисподняя”, – подумал Майкл. Биверс наклонился над канавой и вытянул на свет божий розовенькую голую девочку. “Они прятали детей, – подумал Майкл. – Вот почему было так тихо. Они услышали, что мы подходим, и послали детей в укрытие”. В воздух поднимались протестующие крики стариков-вьетнамцев, смешавшиеся для Майкла с запахом горящего дерева сараев, удушливым чадом горящей травы и запахом смерти, исходившим от горящей земли. Пулу слышно было, как трещит огонь, пожирающий сараи. Биверс держал извивающуюся девочку над головой, как рыбак, хвастающийся хорошим уловом. Он что-то кричал, но Майкл не мог расслышать слов. Он понес девочку перед собой на вытянутых руках. Дойдя до дерева с огромной кроной и массивным стволом, состоящим из нескольких, сросшихся вместе, он взял девчушку за ноги и ударил головой о дерево.
– Это оно! – кричал Биверс. – Это оно, поняли?
Спитални дал очередь по курятнику, подстрелив двух кур и петуха.
Биверс раскрутил извивающееся тельце девочки, и от следующего удара о дерево голова ее раскололась, как орех. Лейтенант откинул прочь свою жертву и вышел на середину деревни.
– А теперь спросите этих людей об Элвисе, – потребовал он. – Вытяните правду из этих чертовых засранцев.
Андерхилл заговорил с одним из стариков, который дрожал от страха и от гнева одновременно, и получил в ответ длинную тираду по-вьетнамски, заставившую его покачать головой.
– Вы хотите посмотреть, как это делается? Что ж, смотрите.
Биверс кинулся на середину круга и рывком поднял на ноги маленького мальчика, которого Пумо вынес из сарая. Мальчик был слишком напуган, чтобы что-то сказать, но старуха, прижимавшая его к себе, начала громко скулить. Биверс ударил ее по лбу прикладом, и старуха опрокинулась навзничь. Биверс схватил мальчика за горло и приставил дуло 0.45 к его виску.
– Элвис? Элвис?
Мальчик что-то пролопотал.
– Ты знаешь его. Где он?
Над деревней поднимались клубы дыма, в воздухе висел запах жженой соломы и горелого мяса. Спитални направил огнемет на то, что еще осталось в яме. За спиной лейтенанта, мальчика, стариков рушились один за другим сгоревшие сараи. Андерхилл опустился на колени рядом с ребенком и мягко заговорил с ним по-вьетнамски. Мальчик, похоже, не понимал ни слова из того, что говорит ему Тим.
Пул увидел, что Тротман приближается к сараю, в котором он только что убил вьетконговца, и махнул ему рукой, чтобы тот не заходил туда. Тротман зашел в соседний сарай. Через минуту над крышей вспыхнуло желтое пламя.
– Мне нужна его голова! – вопил Биверс.
Пул начал пробираться сквозь дым к сараю, где лежал оставленный им труп. Он хотел вытащить его до того, как подожгут сарай. Все уже пошло кувырком. Ни один сарай не обыскали толком, прежде чем поджечь. Биверс просто сошел с ума, после того как в них кинули гранату. И где, интересно, список? Майкл считал, что после того, как все постройки сгорят до основания, все-таки имеет смысл обыскать то, что осталось от деревни на предмет тайников. Может, вся операция обернется не такой уж безуспешной. Майкл увидел Денглера, по-прежнему полусонного и всего покрытого пылью, который направлялся к яме, чтобы посмотреть, что делает Спитални.
Проблема состояла в том, чтобы не дать Биверсу перебить всех детей и стариков. Если Майкл обнаружит в сарае мертвого снайпера, что представлялось вполне вероятным, лейтенанту наверняка придет в голову покарать всю деревню за укрывательство вьетконговцев. Тогда можно будет увеличить количество трупов при подсчете вдвое-втрое и преподнести это в качестве сюрприза Жестянщику, для которого это станет очередной ступенькой на пути к продвижению.
Первый и последний раз за время своей службы в армии Пул спросил себя, чего требует от него в данный момент долг, что ждет от него Америка. Рация Пула запищала, но он не обратил внимания. Перешагнув через труп Роули, он вошел в сарай.
Внутри было дымно и пахло порохом.
Пул сделал еще несколько шагов и увидел тело, скорчившееся на коленях у дальней стены. Черноволосая голова и коричневая рубашка были мокрыми от крови. Нигде не было видно гранаты. Пул обратил наконец внимание на размер трупа и понял, что убил не Элвиса – он убил карлика. Майкл еще раз оглядел помещение в поисках гранаты. Неизвестно почему ему вдруг стало тяжело дышать. Он глядел на маленькие вымазанные в грязи руки убитого. Это не были руки карлика, это вообще не были руки взрослого человека, они были сплошь заляпаны грязью, но несмотря на это было видно, какие они маленькие, с тонкими пальцами. Пул покачал головой. Пот тек по нему ручьями. Он взял труп вьетконговца за плечо и повернул, чтобы заглянуть ему в лицо.
Для этого практически не понадобилось усилия. Перед Майклом было лицо мальчика лет девяти-десяти. Пул позволил трупу опуститься обратно на пол.
– Но где же все-таки граната? – спросил он сам себя совершенно спокойным, нормальным голосом. Он перевернул одним ударом некое подобие туалетного столика, с которого посыпались булавки, гребенки и пара солнечных очков. Он перевернул все, что было в сарае, – циновки, жестяные кружки, соломенные корзины, несколько старых фотографий. Майкл понимал, что просто пытается отвлечь себя чем-то, чтобы как можно дальше отодвинуть момент, когда неизбежно придется признаться себе в том, что он натворил. Гранаты нигде не было. Секунду Майкл стоял неподвижно. Рация снова запищала, и голос Биверс выкрикнул его имя.
Пул наклонился и поднял тело мальчика. Весил труп немногим больше собачьего. Майкл повернулся и побрел сквозь дым к выходу из сарая. Когда он вышел, вопли стариков-вьетнамцев вновь ударили в уши.
Андерхилл удивленно поднял глаза, когда увидел Пула, идущего ему навстречу с мертвым мальчишкой на руках, но ничего не сказал. Женщина с перекошенным от горя лицом вскочила на ноги и протянула руки к Пулу. Он передал ей мертвого ребенка. Прижимая к себе труп, женщина вернулась обратно в круг.
Затем над деревней появились внезапно несколько “фантомов”, заглушив своим ревом треск пожара и человеческие крики. Старики вновь вжались в землю, огромные самолеты пролетели над деревней и развернулись в воздухе. Лес слева от пещеры превратился в один огромный огненный шар. Звук при этом был такой, как будто заработали разом тысячи ветряных мельниц.
– Я убил мальчика, – сказал сам себе Пул.
В следующее мгновение Майкл осознал, что ему абсолютно ничего не будет за то, что он сделал. Лейтенант Биверс размозжил о дерево голову маленькой девочки. Спитални сжег детей, которые прятались в канаве. Если только весь их отряд не отдадут под трибунал, Майклу ничего не грозит. Все это было слишком ужасно. Никаких последствий. То, что произошло, происходило вечно, на любой войне. Все, что окружало Пула, – горящие сараи, клубящийся дым, земля под сапогами, сбившиеся в кучу старики и старухи, – на какую-то секунду показалось ему абсолютно нереальным. Он чувствовал себя так, будто мог оторваться от земли и взлететь, если бы захотел.
Но он решил не взлетать. Это было серьезно. После того, как ты сделал такое, становишься как Элвис. Взлетев, не можешь быть уверен, что сможешь опуститься обратно.
Майкл поглядел налево и с удивлением обнаружил, что большинство его товарищей стоят на краю деревни и смотрят, как горит лес. Когда же они успели отойти от сараев? Майклу вдруг показалось, что они попали в какую-то дыру во времени, иррациональное пространство, зону блокировки, где все внезапно меняет свои места, а он не видит и не знает об этом. Теперь ему отчетливее представлялось нереальность происходящего – горящий лес был всего лишь картинкой на огромном экране, а горящие сараи – местом действия фильма, местом, где жили люди, задействованные в сюжете. Это был плохой, страшный сюжет, но если пересказать его весь, картинка растает и зло испарится. Совсем. Как будто ничего никогда не было. Так будет гораздо лучше – будто всю эту историю засунули миру в задницу и все пропало. И надо, конечно, полетать, пока есть такая возможность, потому что, в сущности, абсолютно неважно, вернется он на землю или нет, потому что это ведь не было реальным миром – это просто кино. И то, что они видят сейчас, это только способ избавиться от навязчивого сюжета, прокрутив его обратно. Вот сейчас исчезнет деревня.
Теперь Пулу хорошо виден был уродливый багрово-серый холм. В основании холма, как складка на камне, виднелся вход в пещеру.
– Все вон там, – услышал Майкл голос лейтенанта Биверса.
Пул чуть не закричал, когда увидел, как М.О.Денглер вслед за лейтенантом побежал к пещере. Лейтенанта Биверса больше, чем кого бы то ни было, требовалось прокрутить в обратную сторону. Никто не должен был следовать за ним – и уж во всяком случае не М.О.Денглер.
Майклу хотелось закричать, предупредить Денглера, чтобы тот не следовал за Гарри Биверсом, не становился его прикрытием. Затем он увидел, что Виктор Спитални бежит вслед за лейтенантом и Денглером. Сегодня Спитални был солдатом. Он был раскален докрасна и непременно хотел попасть в пещеру вместе с Денглером и лейтенантом.
Пумо выкрикнул имя Спитални, но тот только повернул голову в его сторону, продолжая бежать. Майкл подумал, что Спитални, бегущий с повернутой головой, напоминает ему изображение на гравюре. Наконец все трое исчезли в пещере.
Пул повернулся в сторону деревни и увидел, что к нему пробирается сквозь дым Тим Андерхилл. Оба они слышали звуки выстрелов, раздававшиеся из пещеры. Потом они оборвались так неожиданно, будто их и не было вовсе. Сзади раздался треск и грохот рушащегося сарая. Жители Я-Тук продолжали пронзительно выть. Из пещеры вновь послышались выстрелы. Стреляли очередями из М-16. Майкл вышел наконец из своего оцепенения и побежал сквозь дым в сторону пещеры. Краем глаза он видел, что один из стариков, должно быть главный в этой деревне, встал посреди круга. Он держал в руках обгорелый кусочек бумаги и что-то кричал высоким пронзительным голосом. Кусты слева от деревни все еще горели, время от времени ветер вздымал снопы искр. В некоторых местах горела даже сама земля. Деревья догорали и рассыпались, как сигаретный пепел. Облако дыма заслонило от Майкла вход в пещеру, и, когда Пул подбежал наконец к отверстию, из-за висящего неподвижно дыма он услышал нечеловеческие крики.
Через секунду из пещеры пулей вылетел Виктор Спитални. Лицо его было ярко-красным, а кричал Спитални так, будто его только что пытали. Он скорее не бежал, а выделывал какие-то безумные прыжки, будто человек, через которого пропустили несколько разрядов электрического тока. Наверное, он был ранен, но крови видно не было. Он бормотал что-то непонятное, что постепенно сложилось в фразу:
– Убейте их...
Затем он свалился прямо в пепел недалеко от пещеры. Он начал кататься по земле, явно не владея своим телом настолько, чтобы подняться на ноги. Пул быстро вынул из рюкзака плащ-палатку и наклонился над Спитални, чтобы закатать его в брезент. Все лицо и шея Спитални были в красных пятнах, припухшие глаза крепко зажмурены.
– Осы, – кричал Спитални. – Меня всего облепили. Майклу видно было, как у сараев все жители деревни пристально смотрят в их сторону, пытаясь понять, что происходит.
Пул спросил Спитални о Денглере и лейтенанте, но тот продолжал вздрагивать и твердить свое. Спэнки Барредж присел рядом с ними на корточки, перевернул запеленатого в плащ-палатку Спитални на живот и начал лупить его по спине. Затем он рассмеялся.
– Да здесь нет никого кроме тебя, дурака!
– Загляни внутрь и сосчитай, сколько там убитых ос, – настаивал на своем Спитални.
Пул встал, как только увидел Денглера, выбирающегося из пещеры. Тот выглядел еще бледнее, чем до этого, лицо его, покрытое грязью, было почти серым. Ружье болталось в безвольно висящей правой руке, а глаза были затуманены то ли шоком, то ли зверской усталостью.
– Коко, – произнес Денглер, и все переглянулись.
– Что? – переспросил Пул. – Что случилось?
– Ничего.
– Ты убил Элвиса? – спросил Спэнки Барредж.
– Ничего не случилось, – сказал Денглер. Он сделал несколько шагов вперед, поднимая сапогами пепел и искры, затем посмотрел через выжженное пространство на стариков-вьетнамцев, которые стояли среди того, что было когда-то их деревней, и смотрели прямо на него.
Пул слышал, что вьетнамцы что-то кричат, но ему понадобилось несколько секунд, чтобы разбить гомон на голоса, а голоса на слова. Они кричали:
– Номер десят, номер десят...
– Кто стрелял?
– Хорошие ребята, – Денглер вымученно улыбнулся куда-то в пространство.
– С лейтенантом все в порядке?
Интересно, какой ответ на этот вопрос ему на самом деле хотелось бы услышать?
Денглер пожал плечами.
– Ты – номер десят, – доносились писклявые голоса со стороны деревни.
Майкл понял вдруг, что ему вот-вот придется войти в пролом между камнями. Сколько можно откладывать? Он войдет в пещеру и увидит перед собой ребенка, протягивающего руки в темноте.
– Знаешь что? – как-то монотонно произнес Денглер. – Я был прав...
– Был прав по поводу чего?
– По поводу Господа Бога.
Спитални стоял теперь в лучах солнечного света. Он снял рубашку и тяжело дышал. Плечи его покрывали какие-то странные укусы, пуки, спина, лицо – все было в кровоточащих красных пятнах. Он напоминал тарелку мяса. Норм Питерс начал смазывать плечи Спитални какой-то белой маслянистой жидкостью.
Пул отвернулся от Барреджа и пошел по дымящейся земле в сторону Норма и Спитални. Через секунду Спэнки присоединился к нему. Чувствовалось, что ему тоже не очень хочется заходить в пещеру.
Сделав несколько шагов, Пул услышал в небе гул вертолета. Он нашел глазами на небе маленькую черную точку и подумал: “Это плохо. Улетай. Возвращайся обратно”.
– Ничего не могу понять, – сказал Питерс. – Посмотрите сюда. Это лишено всякого смысла, по крайней мере, для меня.
– Денглер вышел оттуда? – спросил Спитални. Пул кивнул.
– Что лишено смысла? – спросил он, но едва задав вопрос, тут же понял, о чем речь. Узкое лицо Спитални с мелкими чертами лица постепенно начинало проступать по мере того, как спадала опухоль. Теперь хорошо были видны его глаза, да и лоб больше не напоминал изрытую взрывами землю, а казался вполне гладким, только покрытым красной сыпью.
– Здесь нет пчелиных жал! – сказал Питерс. – Должно быть, они оставили их в улье.
– Черта с два у них нет жал, – вопил Спитални. – Вот лейтенант так все еще и не вышел оттуда. Лучше вам завернуться во что-нибудь и пойти вытащить его.
– Даже если бы это были осиные жала, то, чем я тебя намазал, не сняло бы опухоли, а только уняло бы боль.
– На, пососи, – огрызнулся Спитални, изучая свои костлявые руки. Укусы постепенно уменьшались и были теперь уже просто красными точками.
Майкл смотрел, как приближается вертолет, который был уже размером с муху.
– Это осы, – настаивал Спитални. – Готов спорить, что наш Пропащий Босс там, внутри, они его закусали до смерти. Придется, ребята, поискать себе другого лейтенанта.
Он поглядел на Пула с таким выражением лица, которое бывает у собаки, когда она заставляет вас понять, что тоже умеет думать.
– Это имеет свою хорошую сторону, правда? Мертвого нельзя отдать под трибунал.
Пул смотрел, как исчезают постепенно с кожи Спитални красные точки.
– Есть ведь единственный способ замять все это, ты знаешь не хуже меня. Надо все свалить на лейтенанта. Так и надо сделать.
Теперь вертолет, приближавшийся к ним на фоне палящего солнца, казался почти что огромным. Он снижался, и вот уже задрожала трава под его колесами. Ниже, за разрушенной деревней, за злополучной ямой, лежал луг, на котором паслись быки. Далеко слева, среди деревьев, беспорядочно росших на холме, с которого спустился отряд, казалось, отдавался гул садящегося вертолета.
И тут Майкл вдруг услышал голос Гарри Биверса, громкий и ликующий:
– Пул! Андерхилл! Мне нужны два человека. Джекпот!!!
Биверс показался у входа в пещеру. Пул увидел человека, находящегося наверху блаженства. Вся нервная энергия, заключенная в лейтенанте, вырвалась теперь наружу. Он похож был на человека, который не понимает, что ему так хорошо сейчас только лишь потому, что он пьян. Пот градом катился по лицу лейтенанта, глаза его были влажными.
– Где мои два человека!
Пул сделал знак Барреджу и Пумо, которые двинулись к пещере.
– Я хочу, чтобы из этой пещеры вынесли все, что там есть. Воины, мы попадем сегодня в шестичасовые новости!
Воины? Никогда еще Гарри Биверс не был так похож на злобного инопланетянина, который усвоил земные привычки из телевизионных программ.
– Вы – номер десять, – кричала им одна из старух.
– Номер десять в ваших программах, номер один в ваших сердцах, – заявил Биверс Пулу и обернулся к журналистам, которые уже бежали к ним по дымящейся траве.
И все, что случилось потом, прямо проистекало из того, что вырвалось в тот день изо рта Гарри Биверса. “Ньюсуик”, “Таймс”, передовицы многих крупных газет, телевизионные обзоры новостей. А затем – постепенно остывающая память, воскрешающая, как на старых фотографиях, гору риса и высокую стопку русского оружия, которое вынесли из пещеры Барредж и Пумо. Я-Тук была вьеткон-говской деревней, и все ее жители мечтали только о том, чтобы убивать американских солдат. Но на этой фотографии не было трупов тридцати детей, потому что единственные трупы, найденные в Я-Тук, были те, что оставались в яме – два мальчика и девочка лет тринадцати. И еще тело мальчика помладше – лет семи. Чуть позже был найден на холме труп молодой женщины.
После того, как улетели репортеры, стариков и старух отправили в лагерь для перемещенных лиц в Ан-Ло. Жестянщик и те, кто был над ним, описали этот случай в донесениях, как “наказание пособников я лишение вьетконговцев одной из баз для вербовки новых сил и хранения оружия и продовольствия”. Урожай Я-Тук был отравлен, а старики-буддисты уведены от склепов, где покоилась их родня. Они знали, что так будет, с того момента, как запылали их дома, а может быть, еще с того, когда Биверс убил свинью. Они исчезли, растворились среди обитателей Ан-Ло, пятнадцать ничем не примечательных стариков и старух.
Когда Пул и Андерхилл углубились в пещеру, на них налетело облако назойливых москитов, которые бились в лицо, попадали в рот и глаза. Майкл размахивал руками перед лицом и двигался так быстро, как только мог. Андерхилл следовал за ним в ту часть пещеры, куда насекомые почему-то не залетали. Это было как раз то место, откуда раздавались выстрелы. Теперь кровь, казалось, впитывалась стенами, исчезала на глазах, как исчезали опухоли и волдыри, а затем и красные пятна на лице покусанного Спитални. Пещера сужалась и расширялась, распадалась на части. Чуть дальше они нашли еще одну гору риса, еще дальше – деревянную парту и стул, причем парта выглядела так, будто ее принесли сюда из родной школы Майкла Пула в Гринвиче, штат Коннектикут. Предприятие начинало казаться безнадежным – они никогда не дойдут до конца этой пещеры, потому что она не имеет конца, она вращается вокруг себя самой. Они вошли в грот, полный пустых металлических ящиков. Андерхилл глубоко вздохнул и покачал головой. Пул тоже почувствовал этот запах – запах страха, крови, пороха смешивался с жутким зловонием, который Пул мог описать только в очень неприличных выражениях. Здесь пахло не мочой, не калом, не потом, не гнилью, это также не был тот характерный острый запах, который исходит от напуганного до смерти животного. Это было нечто куда более ужасное. Майкл наконец определил это кошмарное зловоние, как запах боли. Так должно было пахнуть в месте, где индеец Джо заставил Тома Сойера смотреть, как он насилует Бекки Тэтчер, прежде чем убить их обоих.
Пул и Андерхилл вернулись наконец в центральную часть пещеры. М.О.Денглер выносил наружу один из ящиков с оружием, говоря что-то Виктору Спитални.
– Человек горя, познавший грусть, – отвечал, а скорее всего, повторял, Виктор Спитални. – Человек горя, познавший грусть, человек горя, познавший грусть. Человек горя, познавший... мать твою. Господи Боже!
– Успокойся, Вик, – сказал ему Денглер. – Что бы это ни было, это уже прошло. – Но тут он вдруг покачнулся, будто чья-то сильная рука опустилась сверху ему на голову. Колени Денглера подогнулись, он уронил ящик с оружием, который опустился на землю с громким грохотом, в то время как Денглер упал почти бесшумно. Спитални услышал звук, обернулся, посмотрел на упавшего Денглера, но продолжал нести свой ящик к выходу.
– Здесь нет детей, – вопил снаружи Денглер. – На войне не бывает детей.
Что ж, он был прав – детей действительно не было. “Интересно, – подумал Майкл, – может быть, это жители Ан-Лак вывели остальных детей через противоположный вход в пещеру”.
Когда Питерс снимал последний слой бинта, Денглер застонал. Все обернулись и увидели коричневую от запекшейся крови рану, от которой исходил неприятный запах.
– Тебе придется покинуть нас на несколько дней, – сказал Питерс.
– Куда пошел лейтенант? – Денглер почти со страхом озирался по сторонам, пока Питерс перебинтовывал его руку. – Вы видели как изо рта у него вылетали летучие мыши?
– Я дал ему кое-что, – пояснил Питерс. – Это поможет Денглеру выкарабкаться.
В темноту, которая поможет нам выкарабкаться.
Когда друзья приземлились в Сан-Франциско, у всех троих так гудела голова от недосыпания и выпитого накануне коньяка, что им казалось, будто бы сейчас часа четыре утра, хотя на самом деле уже наступил полдень. В огромном зале сотни людей следили за тем, как соскальзывают из окошка на транспортер их чемоданы. С приведенной в порядок бородой и коротко подстриженными волосами Тим Андерхилл выглядел каким-то тощим и очень усталым. Плечи его были сгорблены, он напоминал великовозрастного студента с застывшим на лице вопросительным выражением.
Когда друзья направились со своими чемоданами к помещению таможни, в толпе пассажиров появился человек в форме, который выбрал несколько человек и разрешил им выйти из здания аэропорта без таможенного досмотра. Люди, которых он выбрал, все были мужчинами среднего возраста, напоминавшими по виду служащих крупных корпораций. “Коко тоже был здесь, – думал Пул. Глаза таможенника на секунду задержались на нем и побежали дальше. – Коко стоял на этом самом месте и видел все, что вижу сейчас я. Он полетел из Бангкока в Сингапур, затем пересел на нью-йоркский рейс, где встретил стюардессу по имени Лиза Майо и неприятного молодого миллионера. Он беседовал с ним во время перелета, а вскоре после того, как лайнер приземлился, Коко убил его. Я готов спорить, что он это сделал, я готов спорить, спорить...”
Пул еще раз представил себе Коко, который стоял на том же самом месте, где стоит сейчас он. По спине Майкла побежали мурашки.
Гарри Биверс поднялся со своего места, как только увидел, что его друзья выходят из-за загородки для прибывающих пассажиров. Он перешагнул через собственные чемоданы и ручную кладь и начал пробираться к Майклу Пулу.
Они встретились перед конторкой, Биверс протянул руки и молча заключил Майкла в объятия, обдав его запахом алкоголя, одеколона и мыла, которое выдают в самолетах. Пул чувствовал себя так, будто его благодарят за отвагу, проявленную на поле брани.
С драматическим выражением лица Биверс снял руки с плеч Майкла и обернулся к Конору Линклейтеру. Но прежде чем он успел вручить тому Орден Почетного Легиона, тот протянул ему руку. Биверс сдался и пожал ее. Наконец лейтенант обернулся к Тиму Андерхиллу.
– Итак, это ты, – сказал он.
Андерхилл чуть не рассмеялся в голос.
– Разочарован?
Во все время перелета Пул думал, что выкинет Гарри Биверс, увидев Андерхилла, который прибыл с остальными и был явно невиновен. Существовала небольшая возможность, что тот поведет себя действительно плохо, например немедленно оденет на руки Тима наручники, изображая арест опасного преступника гражданскими лицами. Фантазии Гарри Биверса умирали очень тяжело, и Пул понимал, что он не откажется так просто и от этой, которая, вероятно, лежала в основании многих других.
Но хорошее воспитание и, как ни странно, чувство ответственности одержали верх, что очень удивило Пула.
– Нет, если ты собираешься помогать нам, – ответил Биверс на вопрос Андерхилла.
– Я тоже хочу остановить его, Гарри, – сказал Тим. – Конечно, я буду помогать вам, чем только смогу.
– Ты сейчас не колешься? – спросил Биверс.
– У меня вообще все не так плохо, – ответил Тим.
– Хорошо. Но вот еще что. Мне нужно твое подтверждение, что ты не станешь использовать полученную информацию об этом деле в нелитературных произведениях. Можешь писать об этом книгу – мне все равно. Но права на саму информацию должны принадлежать мне.
– Конечно, – сказал Андерхилл. – Я не смог бы написать нелитературное произведение, даже если бы попытался. Я не буду мешать тебе, если ты не станешь мешать мне.
– Мы можем работать вместе, – объявил Биверс. Он заключил Андерхилла в объятия и сказал, что теперь они в одной команде. – Только дай мне сделать на этом деньги, хорошо?
Когда друзья летели в Нью-Йорк, Майкл сидел рядом с Биверсом. Конор сидел у окна, а Андерхилл впереди Пула. Биверс довольно долго рассказывал совершенно невероятные истории о своих похождениях в Тайпее: о том, как он пил кровь змеи и испытывал потрясающие сексуальные переживания в обществе проституток, актрис, фотомоделей. Затем Гарри наклонился к Майклу и прошептал:
– Нам надо быть осторожными с этим парнем, Майкл. Мы не можем ему доверять, и это главное. Почему, ты думаешь, я пригласил его поселиться у меня? Так будет удобнее следить за ним.
Пул устало кивал.
Затем Биверс сказал довольно громко, так чтобы его могли услышать остальные:
– Я хочу, чтобы вы, ребята, задумались кое о чем. Через некоторое время после возвращения нам придется встретиться с полицией. И это создает кое-какие проблемы. Сколько из того, что мы знаем следует рассказать им?
Андерхилл обернулся и вопросительно оглядел друзей.
– Думаю, мы должны договориться о том, чтобы соблюдать в этом деле определенную конфиденциальность. Мы начали с того, что решили сами разыскать Коко, и этим же должны закончить. Мы должны все время идти на шаг впереди полиции.
– Спасибо, я догадался, – пробормотал Конор.
– Надеюсь, все остальные присоединятся к нашему соглашению.
– Мы посмотрим, – сказал Майкл.
– Надеюсь, речь не идет о том, чтобы нарушать закон? – поинтересовался Андерхилл.
– Мне все равно, как вы это назовете, – сказал Биверс. – Я только хочу сказать, что мы не должны сообщать полиции кое-какие детали, должны оставить их при себе. Кстати, полицейские время от времени поступают точно так же. Не распускать язык и глубже вникать в курс дела.
– А что мы можем сделать? – поинтересовался Конор. Биверс тут же изложил несколько возможностей.
– Например, у нас есть два-три факта, неизвестных полиции. Мы знаем, что Коко – Виктор Спитални, и мы знаем, что человек по имени Тим Андерхилл посетил наконец Нью-Йорк, а не киснет до сих пор у себя в Бангкоке.
– Ты не хочешь говорить копам, что мы ищем Спитални? – переспросил Конор Линклейтер.
– Мы немножечко поиграем в немых. Они сами разберутся, кого не хватает, а кто на месте. – Биверс наградил Конора довольно снисходительной улыбкой. – А вот вам еще один факт, который, на мой взгляд, очень важен для нас. Спитални упоминал имя этого человека, – кивок в сторону Андерхилла. – Разве нет? Чтобы заставлять репортеров приезжать к нему. Думаю, так было, судя по тому, что нашли в Гудвуд-парке. Вот я и говорю, что пора приниматься за дело всерьез.
– А как это сделать, Гарри? – спросил Андерхилл.
– В каком-то смысле эту идею подсказал мне Пумо, когда мы встречались перед отъездом в ноябре. Он говорил о своей девчонке, помните?
– Да, я помню, – обрадовался Конор. – Он говорил мне. Маленькая китаяночка морочила Тино, как хотела. Она публиковала для него объявления в какой-то там газетке. И подписывала их “Молодая Луна”.
– Тре бон, тре, тре бон, – пробормотал Гарри.
– Ты хочешь поместить объявление в “Виллидж Войс”? – спросил Майкл.
– Ведь это же Америка. Давайте проведем рекламную кампанию. Растрезвоним о Тиме Андерхилле по всему городу. Если кто-нибудь поинтересуется, всегда можем сказать, что хотим найти однополчан. Таким образом, нам не придется упоминать настоящего имени Коко. Думаю, нам удастся сорвать с этого дерева несколько персиков.
Они ехали в фургоне с тремя рядами сидений и багажным отделением на крыше. Даже внутри воздух был холодным, так что Майклу пришлось покрепче запахнуть пальто и пожалеть, что он не захватил с собой свитер, когда собирался в дорогу. Он чувствовал себя здесь чужим и одиноким. Пейзаж за окнами фургона казался одновременно знакомым и незнакомым. Казалось, прошло очень много времени с тех пор, как он видел все это в последний раз.
По обе стороны шоссе жались друг к другу, будто бы тоже спасаясь от холода, уродливые домишки. Темнело. Никто из пассажиров фургона не разговаривал. Даже семейные парочки.
Майкл вспомнил, как увидел во сне Робби, державшего фонарь.
Возвращение домой всегда проходит одинаково. И возвращаться всегда немного страшно. Кровь и Мрамор – они всегда дома. Ты должен проложить дорогу в пустыне и тогда сможешь потрясти небеса и землю, море и сушу. Иди в пустыню, потому что никому не удастся пережить его пришествие.
Ты возвращаешься к тому, что было недоделано, и теперь это тянет тебя сюда – недоделанное, сделанное плохо или просто не очень хорошо. Ты возвращаешься к тому, что разжевало тебя и выплюнуло, к тому, что сделал, хотя этого не следовало делать, к тому, что приближалось к тебе с доской, с веревкой, с кирпичом.
Все это было в книге, даже Кровь и Мрамор были в книге.
В книге пещера была рекой, по берегу которой бродил маленький голый мальчик, покрытый замерзшей грязью (но на самом деле это была кровь женщины). Он прочитал эту книгу с начала до конца и обратно. Так они говорили дома – с начала до конца и обратно. Коко помнил, что купил эту книгу, потому что когда-то, в другой жизни, он знал ее автора, но очень скоро книга выросла у него в руках до необъятных размеров и сделалась книгой о нем самом. Коко чувствовал себя так, будто он находится в свободном падении. Словно кто-то скинул его с вертолета. Тело его покинуло само себя, движимое таким привычным, таким знакомым страхом, оно встало и пошло в книгу, которую Коко держал в руках.
Такой знакомый всепоглощающий страх.
Он помнил самую ужасную вещь на свете. Это действительно было страшнее всего. Коко помнил, как его тело научилось покидать его. Это Кровь отпер вечером дверь спальни и скользнул в крошечную комнатку. От тела его исходил сырой и горячий запах мира вечности. Светлые волосы казались в темноте серебристыми.
Ты не спишь?
Всякий, кто не спал, мог видеть две полицейские машины и мог понять, что происходит. Машины стояли около дома, где он нашел пристанище, как бы предлагая войти в них.
Тот чернокожий сказал мистеру Партриджу, который сидел внизу за конторкой, о том, что Коко поселился в этой комнате. Тот поднялся в комнату Коко, и тогда его тело очередной раз вышло из него.
– Что это значит? – спросил мистер Партридж. – Вы, психи очень любите под конец приползать сюда. Что, нет другого места?
– Это мое место, а не ваше, – сказал ему Коко.
– А вот мы посмотрим, – сказал мистер Партридж и вышел, не забыв перед этим внимательно оглядеть стены комнаты.
Дети оборачивались и кричали ему вслед.
“Ты не агент по туризму, – сказал ему тот чернокожий. – У тебя у самого есть билет только в один конец”.
Коко повернулся и пошел вниз по улице, в сторону метро. Все необходимое лежало у него в рюкзаке, а какое-нибудь пустующее место всегда можно отыскать.
Затем Коко вспомнил, что потерял карты со слоном, остановился и обнял себя обеими руками. Перед ним возвышался Кровь, волосы его были серебряными, а голос холодным и злым.
Ты потерял их?
Вся жизнь Коко показалась ему вдруг такой же тяжелой, как наковальня, которую он нес в руках. Ему хотелось бросить наковальню. Теперь кто-нибудь другой может продолжить его работу – после всего, что сделано, закончить будет легко. Он может отойти от дел, Он может вернуться в себя. Или убежать.
Коко знал одно – он может прямо сейчас сесть в самолет и улететь куда угодно. В Гондурас летают самолеты компании “Нью-Орлеанз”. Он смотрел. Вы приходите в “Нью-Орлеанз” – и вот он ваш самолет. Птица-свобода.
Образ из книги, который так поразил Коко, проник в его мозг, и он видел себя потерявшимся ребенком, вымазанным засохшей грязью, который бродит вдоль грязной холодной реки посреди города. Собаки и волки скалят на него острые зубы, скрипит открывающаяся дверь, сквозь замерзшую грязь пролезают кончики пальцев, зеленые от начавшегося разложения. Страх и чувство потери охватывают Коко, и он бросается в поисках убежища к открытой двери.
Мертвые дети закрывают лица руками.
У него нет дома и он мог бы отойти от дел.
Стараясь не рыдать или, по крайней мере, не показывать, что рыдает, он уселся на пороге. По другую сторону стеклянной двери пустой мраморный холл вел к целому ряду лифтов. Он увидел смешных, словно нарисованных полицейских, толпящихся возле его комнаты. Он видел пиджаки и рубашки на вешалках (и карты на столе). Слезы покатились по щекам Коко. Его бритва, его зубная щетка. Отобранные вещи, потерянные вещи, украденные вещи, умирающие, мертвые вещи...
Коко увидел в глубине пещеры Гарри Биверса. Отец шептал ему в ухо свои вопросы. Гарри наклонился к Коко, глаза его сверкали, лицо блестело от пота. “Уходите отсюда, воины, – сказал лейтенант, и изо рта его вылетела летучая мышь. – Или разделите со мной славу”. В кровавой мешанине на земле подле лейтенанта он увидел маленькую руку со скрюченными пальцами. Тело Коко вышло из самого себя. Под ароматом вечности можно было различить запахи пороха, мочи, кала. Биверс повернулся, и Коко увидел, что его возбужденный член еле помещается в брюках. Все части его истории слились воедино – он встретил самого себя, он путешествовал с начала до конца и обратно.
Коко снова выглянул из своего укрытия за дверью и увидел, как мимо проехали одна за другой две полицейские машины. Они оставили наконец его комнату. Наверное, оставили там всего одного человека. Может, Коко сможет войти туда и поговорить о лейтенанте.
Коко встал и расправил плечи. В его комнате будет один человек, с которым он сможет поговорить, – эта мысль действовала успокаивающе. Если он заговорит, все сразу изменится, он будет свободен, потому что как только он заговорит, этот человек поймет, что такое с начала до конца и обратно.
Несколько секунд Коко смотрел на себя как бы со стороны: человек, стоящий у входа в дом, обхватив себя руками за плечи и ссутулившись, потому что он был охвачен огромным горем. Простой я спокойный дневной свет, свет обыденной реальности, лежал на всем, что было перед ним. За эти секунды Коко увидел свой собственный страх, и это зрелище одновременно испугало и ошеломило его. Он мог вернуться и сказать: “Я совершил ошибку”. Вокруг не было ни демонов, ни ангелов. Драма возмездия сверхъестественных сил, в которой он так долго принимал участие, улетала прочь по длинной улице, полной такси и других машин, и Коко был просто обычным человеком, одиноким на холодном ветру.
Он дрожал, но уже не плакал. Коко вспомнил вдруг лицо той девчонки в гостиной Тино Пумо, и это воспоминание подсказало ему, в каком районе города он сможет почувствовать себя лучше всего.
Он понесет наковальню дальше и посмотрит, что произойдет.
Когда Коко вышел из метро, он ощутил каждой клеточкой своего тела, что сделал правильный выбор. Метро привезло его за пределы Америки. Он снова очутился на Востоке. Даже запахи здесь казались одновременно более нежными и более резкими. Коко приходилось делать над собой усилие, чтобы идти медленнее и дышать ровнее. С сильно бьющимся сердцем он шел мимо вывесок с иероглифами. Коко был так голоден, будто не ел целую неделю. Последняя трапеза, которую он помнил, была в самолете.
Неожиданно голод напомнил о себе столь настойчиво, что Коко показалось, будто он способен, открыв рот, проглотить все эти магазины до последнего кирпича, все эти вывески, все кастрюли и чайники, находившиеся внутри, всех уток и угрей, которых подавали в ресторанах, мужчин и женщин, идущих по улице, дорожные знаки, светофоры, почтовые ящики и телефонные будки.
Он остановился лишь для того, чтобы купить “Таймс”, “Пост” и “Виллидж Войс”, прежде чем свернуть в первый попавшийся Ресторан.
Когда Коко подали еду, весь мир поплыл перед ним, время растаяло, и пока он ел, он возвращался в те счастливые времена, когда жил внутри слона и каждый вздох делал вместе со всем его огромным телом.
В газетах писали, что водитель троллейбуса выиграл около двух миллионов долларов с помощью какой-то штуки под названием “Лотто”. В районе города под названием Инвуд был скинут с крыши десятилетний Элтон Седарквист. В Бронксе выгорел целый квартал. В Анголе человек по имени Йонас Савимби завладел шведским станковым пулеметом и пообещал расстрелять каждого, кто приблизится. В маленькой деревушке в Никарагуа были убиты и изуродованы монах и двое монашек. С начала до конца и обратно. Вот уж действительно. В Гондурасе правительство Соединенных Штатов потребовало около двухсот акров земли под очередной полигон – это был их кусок земли, а теперь он наш. Мы, как всегда, пообещали от всей души, что когда-нибудь эта земля опять будет их. А пока что мы широко открыли рот, и двадцать акров оказались у нас в желудке. Коко чувствовал запах смазки, в которой хранится оружие, он слышал звук шагов одетых в сапоги солдат, слышал, как руки передергивают затворы винтовок.
Все боги земли повернулись к нему, и на лицах их можно было прочесть вопрос.
Но страницы, где помешали информацию о недвижимости, где он рассчитывал найти сообщение о дешевой и уютной комнатке, которая сдается внаем, во-первых, были написаны каким-то странным языком, скорее напоминавшим шифр, который Коко не вполне понимал, а во-вторых, там практически не было объявлений о жилье в Чайна-таун. Единственное, что предлагалось в этом районе города, была квартира с двумя спальнями на Конфуциус-роуд, да еще за такую бешеную цену, что сначала Коко решил, что это опечатка.
– Что-нибудь еще? – спросил официант на кантонском диалекте, так как Коко заказывал именно на этом языке.
– Я закончил, спасибо, – сказал Коко. Официант что-то нацарапал у себя в блокноте, вырвал листочек и положил его рядом с тарелкой. Посреди зеленоватого листочка отчетливо видно было пятно жира.
Коко смотрел, как оно увеличивается в диаметре. Он отсчитал деньги и положил их на стол. Затем посмотрел вслед официанту, направлявшемуся в другой конец зала.
– Они отняли у меня дом, – сказал он.
Официант обернулся и удивлено заморгал.
– Теперь у меня нет дома.
Официант кивнул.
– А где твой дом?
– Мой дом в Гонконге, – ответил официант.
– Ты не знаешь никакого места, где я мог бы поселиться?
Официант покачал головой, затем сказал:
– Вы должны жить с такими же, как вы сами.
Он повернулся к Коко спиной и прошел в переднюю часть ресторана, где перегнулся через конторку и стал заунывно-визгливым голосом объяснять что-то человеку, сидящему за кассой.
Коко порыскал глазами по последней странице “Виллидж Войс”. Объявления казались ему еще более бессмысленными, чем шифровки на странице недвижимости. Но вот глаза его наткнулись на одно сообщение, показавшееся ему необычным. Оно было адресовано вселенной и, возможно, кому-нибудь вроде Коко, кто потерялся в ее огромном пространстве: “ДУШАЩЕЕ, ПРИВОДЯЩЕЕ ВСЕ ЧУВСТВА В ОЦЕПЕНЕНИЕ ГОРЕ. ТЫ ДОЛЖЕН НАЙТИ ТО, ЧТО ПОТЕРЯНО”. Коко почувствовал напряжение, будто бы это объявление действительно могло быть помещено сюда тем, кто знал и понимал его.
В это время Коко заметил, что еще один человек в передней части ресторана смотрит на него с блеском в глазах, который мог быть вызван только обещанием денег. Коко сложил газету и поднялся, чтобы подойти к нему. Он уже знал, что нашел для себя комнату.
Последовало обычное формальное знакомство, неизменно включавшее в себя выражение удивления по поводу того, что Коко владеет кантонским диалектом.
– Я питаю пристрастие ко всему китайскому, – сказал Коко. – Очень жаль, что мой кошелек не так велик, как мое сердце.
Блеск глаз владельца ресторана сделался после этих слов не столь ярким.
– Но я с удовольствием заплачу подобающую цену за все, что вы будете так добры мне предложить, и вы также приобретете мою безграничную благодарность.
– А как вы остались без жилья?
– Моя комната понадобилась хозяину для других нужд.
– А ваши вещи?
– Со мной все, что у меня есть.
– У вас нет работы?
– Я писатель. Правда, не очень известный. Владелец ресторана протянул ему руку.
– Я – Чин Ву-фу.
– Тимоти Андерхилл, – произнес Коко, отвечая на рукопожатие.
Чин знаком показал Коко, чтобы тот следовал за ним. Они вышли на улицу. Коко, морщась от холода, надел рюкзак и последовал за Чином на Вайард-стрит. Тот довольно быстро шел вперед, также ежась от холода. Они прошли пару кварталов и свернули на узкую пустую Элизабет-стрит. Пройдя еще с полквартала, Чин нырнул в какую-то арку и исчез. Затем вновь появился и показал Коко, чтобы тот шел за ним. Коко очутился в небольшом выложенным кирпичом заднем дворике какого-то дома, где едва уловимо пахло растительным маслом. Коко отметил про себя, что в этот дворик явно никогда не заглядывает солнце. Сюда выходили задние стены и пожарные выходы соседних домов. Все было замечательно. Китаец в темном костюме показал Коко на дверь, ведущую в полуподвальное помещение.
– Спустимся вниз, – сказал владелец ресторана, ныряя в темный колодец с крутой лестницей.
Коко последовал за ним.
Спустившись вниз, Чин зажег свисающую со шнура голую лампочку и долго перебирал множество ключей, висящих на огромном кольце, прежде чем открыть одну из дверей. Не говоря ни слова, он распахнул ее перед Коко и жестом предложил войти внутрь.
Коко ступил в абсолютную темноту. Он сразу понял, что здесь именно то, что ему надо. Еще до того, как Чин Ву-фу потянул руку к шнуру и зажег свет, Коко понял, что находится в четырехугольной комнате без окон. Стены были темно-зеленого цвета, на полу валялся матрац, по которому бегало тараканье семейство. Еще здесь был складной стул, ржавая раковина и самой примитивной конструкции туалет за ширмой в углу. Он не может говорить с полицией, но он может отыскать Майкла Пула, а Майкл Пул был человеком, способным понять, что такое с начала до конца и обратно. Гарри Биверс был дорогой назад, а Майкл Пул был узкой, едва заметной тропкой ведущей вперед из этой убогой комнатушки. Наконец зажглась еще одна голая лампочка, тускло осветившая комнату. И вдруг здесь, на нескольких метрах глубины под Элизабет-стрит, Коко всей кожей почувствовал ветер, дующий вдоль замерзшей реки. Боль была иллюзией.