— Счастливой поездки, — пожелал папа и шлепнул Лейн по портфелю, когда она выходила из дверей.
Лейн состроила ему рожицу.
— Передай привет Рою и Дейлу, — прибавил он.
— Ты — сама любезность, — сказала Лейн и, отвернувшись, заспешила к машине. Ее красный «мустанг» сиял в утреннем свете. Она обошла машину и остановилась у водительского места, чувствуя себя свеженькой и неотразимой в новой одежде — футболке в розовый и голубой горошек и в голубом хлопчатобумажном костюме, — джемпер с воротником — галстуком, отделанный белой тесьмой, с узором из голубых цветов на груди, по талии и по подолу юбки; и в белых сапожках с бахромой.
Папа всегда подшучивал над ее манерой одеваться. Но она считала, что в этом наряде смахивает на ковбоя.
На горячую, крутую девочку — ковбоя, так она думала о себе, садясь в машину.
По крайней мере, отец не сделал ей замечания по поводу длины ее юбки. Опускаясь на сиденье, она ощутила обивку почти всей длиной ноги. Разогревая мотор, она склонилась к рулю и посмотрела вниз. Юбка была достаточно короткой.
Сексуально, но в пределах.
Особенно ей нравился отделанный тесьмой подол, то, как ее зубчатый край ложился оборками на бедра.
«Джим с ума сойдет, увидев меня в таком наряде».
Как будто в этом ему надо было помогать.
Тихонько посмеиваясь, немножко подрагивая от предчувствия фурора, который произведет ее появление в школе в такой чудесный день в таком потрясном виде, Лейн выехала на дорогу. Она включила радио на волне «86,9, все лучшее по стране 24 часа в сутки». В эфире был Энди Трэвис. Она сделала звук погромче и выставила локоть в окно, на теплый ветерок.
Боже, как хорошо.
Даже страшно, до чего хорошо.
Лейн прислонилась к дверце, тряхнула головой и почувствовала, как ветер обдувает ее лицо и треплет волосы.
Подумать только, как она переживала, уезжая из Лос-Анджелеса. Наверное, она рехнулась, не желая покидать ту паршивую квартирку, тот город с душным воздухом и землетрясениями. Правда, она там выросла. Она привыкла к тому городу. Она знала, что будет скучать по друзьям, по пляжу, по Диснейленду. Хотя тут было гораздо лучше. Она завела новые знакомства, полюбила реку, а чистые открытые пространства дарили ей постоянное ощущение свободы, сулили каждый день новые радости.
Но самым лучшим, как ей казалось, было избавление от этого проклятого страха. В Лос-Анджелесе опасаться приходилось всего. Город кишел насильниками и убийцами. Ни дня не проходило, чтобы в теленовостях не передавали эти ужасные, кровожадные истории, так что из дому было страшно выйти. Детей похищали. Их тела находили через несколько дней обнаженными и изувеченными, со следами насилия. И не только дети исчезали. Тоже самое случалось и с подростками, даже со взрослыми людьми. Если вас не похитили и не изувечили, то вас запросто могли подстрелить в ресторане, кино, магазине. Да и стены дома не гарантировали безопасности. Было достаточно подонков, разъезжающих по городу и паливших просто так по окнам домов и коттеджей.
Нигде нельзя было уберечься.
Лейн погрустнела, припомнив резкие щелчки выстрелов той страшной ночью. Они сидели тогда дома, на первом этаже, сидели рядышком на диване и смотрели очередную серию «Далласа». У Лейн в руке был пакетик с воздушной кукурузой. По одну сторону от нее сидела мама, а по другую — папа. От первого же выстрела Лейн подскочила так, что пакетик выпал из ее руки, и кукуруза рассыпалась по всей комнате. Потом в ночи раздался такой грохот, будто строчили из пулемета. Мама завизжала. Папа закричал:
— Ложись! — и, не дав Лейн ни секунды опомниться, тут же схватил ее за шею и согнул почти пополам, валя на пол.
Лейн ударилась при этом головой о край кофейного столика. Она всхлипнула, схватилась руками за голову и сжалась в комок, чтобы не оглохнуть от грохота. Потом у нее долго звенело в ушах. Перестрелка прекратилась. А папа все еще держал ее руками за шею.
— Джина! — позвал он высоким срывающимся голосом. — Джина!
Это была ужасная минута. Наконец-то мама отозвалась.
— Все уже кончено?
Они поднялись.
Потом послышался вой сирены и громкий шум пропеллеров полицейского вертолета над головой. Шторы осветились красно — голубыми всполохами. Папа подкрался к окну и выглянул наружу.
— Боже правый, — удивленно произнес он, — да тут целая дюжина полицейских машин.
Выяснилось, что стреляли в семью негров, живших в двухквартирном доме напротив. Родители и трое из их детей были расстреляны. Уцелел лишь грудной младенец.
Лейн была не знакома с этой семьей. Это тоже было характерно для Лос-Анджелеса, то, что соседи не знали друг друга. Но сам факт, что расстреляли кого-то из соседей, был чудовищным.
Слишком уж это близко.
Папа припомнил, как несколько лет назад одну семью расстреляли по ошибке. Это было ужасно. Убийцы, перепутав двери, ворвались не в ту квартиру.
Не успели разъехаться полицейские, как папа сказал: — Мы уезжаем отсюда.
Через две недели после этого они уже были на пути в Мюлехед-Бенд.
Они отдыхали в этом городке за месяц до кровавых событий. Сутки они прожили в отеле, а потом перебрались в плавучий дом на реке. Место им понравилось, воспоминания об этом еще были свежи, и оно казалось подходящим убежищем от сумасшедшей, переполненной бандитами, жизни в Лос-Анджелесе.
Случалось, правда, что в этих местах с ума сводили ветры и жара. Следовало опасаться скорпионов, ядовитых пауков черная вдова и некоторых змей. Но зато почти не было шансов заполучить пулю в голову или быть похищенной бандитами.
Лос-Анджелес казался Лейн тюрьмой, из которой они благополучно выбрались. Свобода была восхитительна.
Лейн свернула на гравийную стоянку у дома Бетти, посигналила. Бетти жила в передвижном доме, как большинство в Мюлехед-Бенд. Дом был крепко посажен на фундамент. К нему были пристроены веранда и еще одна спальня. Снаружи дом выглядел как обычный дом, хотя внутри был тесноват и узковат.
Бетти тяжело спустилась с веранды, будто была не в силах нести свой вес, — весьма значительный. Она с трудом подняла голову и кивнула в знак приветствия.
Перегнувшись через пассажирское место, Лейн открыла ей дверцу. Бетти кинула портфель на заднее сиденье. Ткань ее коричневой блузки уже потемнела под мышками от пота. Бетти села, слегка накренив машину. Она так хлопнула дверцей, что Лейн вздрогнула.
— Ты только посмотри на себя, — сказала Бетти, как всегда уныло растягивая слова. — Ты же похожа на Долли Партон.
— А ты на кого похожа, на Индиану Джонса?
— Сама такая, — пробормотала Бетти.
Лейн внимательно смотрела на дорогу.
— Мы захватим Генри?
— Ну, если тебе так хочется.
— А он ждет нас?
— Наверное.
— А вы снова не подеретесь?
— Он вечно недоволен моими кулинарными наклонностями. Я сказала ему, что он тоже не подарок, и, если он считает, что сможет найти лучше, пусть попробует. Скатертью дорога.
— Вот это любовь, — заметила Лейн.
Она повернула и двинулась к дому Генри. Тот уже ждал их на улице, сидя на маленькой, крашеной белой краской скамейке у дороги, и читал книгу. Увидев девочек, он убрал книгу в кожаный дипломат. Генри встал, пригладил рукой волосы и поднял вверх большой палец, будто голосовал чужой машине.
— Ну и петух, — проворчала Бетти.
— Он довольно мил, — заметила Лейн.
— Зануда.
Лейн тоже так считала. В кроссовках, старых голубых джинсах, клетчатой рубахе и темных очках он вполне мог сойти за нормального парня. Но этот дипломат выдавал его с головой. Так же, как и странное жизнерадостное выражение на худощавом лице. А его голова сидела на туловище, так, что делала его похожим, по мнению Лейн, на ученую черепаху.
Без сомнения, Генри был занудой, но Лейн он чем-то нравился.
— Привет болельщикам!
— Ой! — приветствовала его Лейн.
Бетти вылезла, пригнула спинку переднего сиденья и села назад. Генри залез за ней. Перегнувшись через переднее сиденье, он ухитрился захлопнуть дверцу. После этого его голова повернулась к Лейн.
— Классный прикид, леди.
— Спасибо.
— «Тело ее было подобно горной тропе, — произнес он, — со множеством пещер и заманчивых уголков для пикника».
— Майк Хаммер? — спросила Лейн.
— Мак Донован. «Этот смертельный низкий прилив». — Он упал назад, или, возможно, его дернула Бетти.
— Мне ты никогда такого не говорил, — проворчала она.
Генри в ответ что-то прошептал, но Лейн не поняла из — за Ронни Милсана. Она сделала радио потише и услышала только, как Бетти захихикала. Сделав крутой разворот, Лейн направила машину вниз.
— Итак, у тебя был грандиозный уик — энд? — спросил Генри немного погодя.
— Нормальный, — ответила Лейн. — Ничего особенного. Вчера прошлась по магазинам.
— Без сказочных часов с Джимом Денди, королем школы?
— Ему пришлось поехать за город с родителями.
— Очень плохо. И, думаю, ему даже не хватило любезности оставить тебе свои бицепсы.
— Нет, мне пришлось обходиться своими.
— Паршиво. Тебе бы следовало прокатиться с нами. Посмотрела бы парочку потрясных фильмов: «Отбросы» и «Наступление королев зомби на Воскресную Школу».
— Жаль, что не посмотрела их.
— А мне жаль, что я их посмотрела.
— Ну, ты немного от них видела, это уж точно. Между набегами на буфет и тем франтом…
— Заткнись.
— Мы решили, что ей попалась недоброкачественная сосиска, — пояснил он.
— Генри! — взвизгнула Бетти.
— С другой стороны, это мог быть плохой буррито или чизбургер.
— Лейн совсем не интересны эти твои отвратительные подробности.
— А как там твой отец? — спросил Генри, опираясь обеими руками о спинку водительского кресла. — Он начал уже снимать «Зверя»?
— Нет еще. Хотя они уже заявили свои права.
— Ужасно. Люди, я не могу дождаться, пока посмотрю его. Мне уже приходится перевязывать книгу резинкой. Я читал ее раз пять — шесть. Это — классика.
— Ну, если бы ее написал не мой отец, а кто-то другой, она мне понравилась бы гораздо больше.
— Ах, он такой невозмутимый.
— И, явно, уже чуть — чуть тронулся, — добавила Лейн.
Генри расхохотался.
Выехав на холм, Лейн свернула на Прибрежное шоссе. Многие магазины вдоль шоссе были еще закрыты, и движение было еще небольшим. В фургончике, ехавшем перед ними, сидели дети, направляющиеся в начальную школу, которая была через дорогу от Бафордской средней школы на юге города. Несколько старших детей шагали в том же направлении по обочине.
Генри, раскинувшись на заднем сидении, указал рукой в окно.
— Это случайно не Джессика?
Лейн разглядела идущую впереди девушку. Это и вправду была Джессика. Даже со спины ее нельзя было с кем — либо спутать, у нее были жесткие волосы цвета спелого апельсина, которые всегда выдавали девушку.
Левая рука Джессики была приподнята.
— Смотрите — ка, что творится, — пробормотала Лейн. — Никто не возражает, если мы ее подбросим?
— Нет, нисколько, — ответил Генри.
— Кошмар, — проворчала Бетти.
Лейн свернула на обочину и, не доезжая до вышагивающей девушки, открыла дверцу у пассажирского сиденья.
— Тебя подвезти? — окликнула она Джессику.
Та обернулась.
Лейн вздрогнула, посмотрев на нее.
— Боже, — пробормотал Генри.
Все считали Джессику самой рыжей девочкой в старших классах, а, возможно, и во всей школе.
«Теперь она даже не кажется такой рыжей», — подумала Лейн.
Теперь, глядя на нее, можно было подумать, что за уик — энд она провела десять раундов с чемпионом по боксу в тяжелом весе.
Левая часть лица распухла и была фиолетовой. Разбитые губы вздулись, как сосиски, подбородок был залеплен пластырем, другой пластырь украшал левую бровь. Лейн догадалась, что солнечные очки в розовой оправе скрывали фонари под глазами. В ушах девушка обычно носила огромные серьги — кольца, теперь же мочки ушей украшал пластырь. Глубокий вырез футболки не мог скрыть кровоподтек на подбородке. Другие синяки виднелись на плечах. Даже икры ног, мелькавшие сквозь бахрому обрезанных джинсов, были в синяках.
— Где это ты так? — спросила ее Лейн.
В ответ Джессика пожала плечами, и Лейн услышала, как охнул Генри — скорее всего от того, как дернулась ее грудь, обтянутая тонкой тканью. Она смогла пожать лишь одним плечом. Другое же было прикрыто матерчатой перевязью, на которой покоилась рука в гипсе. Девушка покачивала другой рукой, подходя к машине.
«Может, ее дружно отлупили. Это странно, Лейн. Просто странно. Может, она сама во всем виновата. Не смей так думать!»
Лейн открыла дверцу и распахнула ее настежь.
— Спасибо, — сказала Джессика.
Генри со всего маха плюхнулся на заднее сиденье — наверняка, не без помощи Бетти, — и не мог разглядеть, как садится девушка. «Это очень плохо», — подумала Лейн. Ему бы понравилась нога Джессики, показавшаяся в задранной штанине. Эти синяки на немного охладили бы его пыл.
Лейн захлопнула дверцу. Она осмотрела дорогу в зеркало, пропустила «Фольксваген» и выехала на проезжую часть.
— Ты уверена, что хочешь ехать в школу? — спросила она у Джессики.
— Черта с два. А ты бы хотела в таком виде?
— Ну, думаю, я бы лучше сказалась больной.
— Да. Но это все же лучше, чем торчать на виду у старухи целый день. Она достанет меня.
Лейн сжала губы, облизнула их. Даже по голосу Джессики было понятно, как ей больно.
Бетти подала голос с заднего сиденья:
— Так ты не хочешь нам все рассказать, или предоставишь нам самим догадываться?
Джессика оглянулась со стоном.
— Это нас не касается, — сказала Лейн.
— Действительно. Ну, обчистили меня.
— Кто это сделал? — спросил Генри.
— А пес его знает? Двое типов. Настоящие подонки. Наподдавали мне и стащили все мои деньги.
— Где это случилось?
— За углом бистро.
— За бистро? — удивилась Бетти. — А что ты там делала?
— Они меня туда заволокли. В субботу вечером. Я за сигаретами забежала, а когда выходила, меня схватили.
— Плохие новости, — проворчал Генри.
— Мне тоже так кажется, — согласилась Джессика. Одной рукой она открыла свою сумку и достала пачку «Кэмел». Вытряхнула одну сигарету, зажала ее распухшими губами. Прикурив от автозажигалки, глубоко затянулась и вздохнула.
— А тех, кто это сделал, поймали? — спросила Лейн.
Джессика в ответ покачала головой.
— Уж никак не предполагала, что такое может тут произойти.
— Произошло, можешь мне поверить.
Лейн свернула на школьную стоянку, припарковалась на свободном месте.
— Спасибо большое, что подвезли, — сказала Джессика.
— Рада была помочь. Жаль, что с тобой такое приключилось.
— Мне-тоже. Пока. — Она выбралась из машины и направилась к зданию школы.
— Разве тебе не любопытно до смерти узнать, что же произошло на самом деле? — спросила Бетти.
— Думаешь, она соврала?
— Пусть будет так, как она сказала.
Генри выбирался с заднего сиденья:
— Зачем ей врать на эту тему?
— А почему бы и нет?
Целый час после того, как Лейн ушла в школу, Ларри пил на кухне кофе и читал новую книгу Шона Хатсона. Затем он отложил книгу и сказал:
— Пойду — ка я поработаю, — и поднялся со своего кресла.
— Удачи тебе, — проговорила Джина, выглянув из — за газеты, когда он проходил мимо.
Ларри закрыл за собой дверь кабинета и сел перед принтером.
Он уже решил сегодня не работать над «Ночным путником». Книга шла хорошо. Недели через две он покончит с ней.
Чем же тогда заняться?
«Ох, — подумал он, — в этом-то вся и загвоздка».
Обычно, когда он подходил к концу одного романа, другой уже созревал в голове. У него должна быть уже наготове куча листков с набросками сюжета и характеров героев, несколько разработанных сцен.
В этот раз дело обстояло иначе.
«Придется тебе все — таки это состряпать», — сказал он сам себе.
Когда придет время вывести слово «конец» в «Ночном путнике», он хотел бы вставить в компьютер новый диск и начать сразу «Главу первую» нового романа.
На размышления дается две недели.
Это — масса времени.
Что — нибудь да придет в голову.
Лучше бы пришло.
Ему осталось дописать страниц восемьдесят — девяносто. И после этого он окажется лицом к лицу с чистым диском, с пустотой, насмешливым вакуумом, от которого он придет в отчаяние.
Подобное с ним уже случалось. Его в дрожь бросало при одной только мысли, что такое может повториться.
«Это не повторится», — уверял он сам себя.
Он отформатировал новый диск, создал новый директорий: 321, т. е. в его распоряжении было 536 пустых байтов.
«Используем — ка сегодня пару сотен», — решил он.
Это заполнит страницу или две. Может быть.
Он нажал на клавишу «Ввод», и экран засветился. Через несколько секунд он устранил ограничитель строки с правого края, который подгонял строку, оставляя неравные промежутки между словами, что так раздражало его при чтении распечаток. Он нажал еще несколько клавиш. Получилось: «Записки к роману — понедельник, 3 октября». Надпись высветилась в верхнем левом углу экрана.
На этом он застрял.
Он тупо уставился на клавишную панель. Некоторые из клавиш были запачканы. Эти, грязные, он использовал реже всего: цифры, пропуск, кроме мест, где этих клавиш касался большой палец правой руки, а также несколько клавиш по краю панели, которые, очевидно, служили для подачи команд какого-то неизвестного назначения. Он понятия не имел о доброй половине из них. Иногда он нажимал их по ошибке. Последствия могли быть самим непредсказуемыми.
Какое-то время он чистил клавишную панель, оттирая грязь ногтем.
«Кончай резину тянуть», — сказал он себе.
Он выбил из трубки пепел, оставшийся с воскресенья, набил ее свежим табаком, раскурил. Спички были из отеля «Фрэнсис Дрейк» с Союзной площади. Они как-то завтракали там перед путешествием вдоль калифорнийского побережья пару лет назад. Он вспоминал этот отдых как «турне по причалам».
Он положил коробок, немного пыхнул трубкой и снова уставился на экран.
«Записки к роману — понедельник, 3 октября».
Хорошо.
Его пальцы легли на панель.
«Выдай что — нибудь горяченькое. Значительное и оригинальное. Попытайся написать не меньше пятисот страниц или даже больше».
Хорошо. Это немного помогло.
Он напечатал: «Как насчет книги про вампиров?» Ха — ха — ха. Забудь об этом. Вампиры надоели до смерти.
«Надо что-то необычное. Что-то вроде нового ужастика».
«Счастливо придумать такое», — сказал он себе.
А что, если продолжить старый роман?
«Можно и продолжение. „Зверь — 2“ или что-то в этом роде. Его стоит продолжить, если ничего лучше не придумать».
Давай же. Что — нибудь новенькое.
Или новую вариацию на старую тему.
«Никто, кроме Брэнды, не писал ничего стоящего про оборотней. Может быть, состряпать какую — нибудь свеженькую муру про оборотней? Брось это дело. Все телешоу давно прикрыли эту тему. Но не книги». Ларри сердито посмотрел на экран. «Забудь об оборотнях». «Что там еще осталось?»
Трубка зачадила. Он отвернул черенок, продул его в мусорную корзину под стулом, снова свинтил трубку, закурил.
Через несколько минут был готов список:
оборотни;
призраки (надоело);
зомби;
пришельцы;
кровожадные звери;
демоническая власть (дерьмо);
маньяк — убийца (осточертело);
проклятия;
исполнение желаний («Обезьянья лапка»);
рехнувшаяся техника (царство Кинга);
рехнувшиеся животные (также и птицы);
притон (возможности).
«Как насчет книги о притоне?» — напечатал он. Он давно уже хотел написать об этом, но всегда натыкался на что — нибудь иное. В общем, он не считал призраки достаточно жуткими для него. В доме должно обитать что-то еще. Но что?
Этот вопрос снова вернул его к списку. Он долго изучал его.
«Что — нибудь ужасное в доме, — написал он. — Но что?»
А как насчет вампира под лестницей? Верно. При одном воспоминании об этом он похолодел.
Он снова был на коленях перед гробом, глядя на высохший труп. Снова ощутил страх и отвращение.
Он хотел бы позабыть, что вообще видел его, а не работать над этой темой следующие месяцы.
Хотя такой роман должен наверняка получиться хорошим.
«Труп блондинки под лестницей отеля, — написал он. — В груди у нее торчит кол. Нашли ее несколько человек, исследовавшие город — призрак. Просто рассказать, как все было. Весело и забавно».
Он поморщился.
«Но они не сбежали, наложив полные штаны, как мы. Может, кто-то и перетрусил. Но один мучается загадкой, — вампир это или нет? Кто-то вроде Пита, но поглупее. Ему непременно надо это выяснить. Так что он решается вытащить кол. Прямо на его глазах труп начинает оживать. Превращение отвратительного коричневого трупа (использовать сравнение Барбары с салями?) в прелестную молодую женщину. Прелестную голую девушку. Герой очарован. Он покорен. Он жаждет обладать ею. Но у нее другие намерения, и она впивается зубами ему в шею.»
«Он все не выходит и не выходит. Остальные начинают беспокоиться, возвращаются в отель, посмотреть, что так могло его задержать. Под лестницей никого нет. Гроб пуст.»
«Один пустяк, крошка, — вампиры не ходят днем. Пусть наша теплая компания обследует город призраков после захода солнца, а?»
«Запросто. Они возвращаются через город домой, заблудившись в пустыне, и машина ломается. Колесо спустило или вроде того».
«Ах, — подумал он, — старый трюк со старой машиной — ломающейся — в — самом — неподходящем — месте».
Хотя это может сработать.
Тут было одно большое преимущество: все было совсем не так, как вчера.
«Сделай это совсем не похожим на то, что случилось с нами, — напечатал он, — и, может, тогда ты сможешь что — нибудь состряпать».
«Что, если взять Одну Большую Ступень и положить что — нибудь другое под нее? Не мертвую девушку с колом в груди, а… а что? (Корзину с монстром? Уже было). Да что угодно. Тело инопланетянина? Тролль? Под лестницей — пропасть, он вылезает оттуда и хватает людей за ноги. Утаскивает и пожирает их. Он, он, он».
«Ребячество».
«А что плохого в том, как это случилось на самом деле?»
«Чушь. Ужасы должны быть забавными».
«Но здесь целый сюжет. Кто она? Кто вбил кол ей в грудь? Был ли замок (совсем новый) повешен на двери отеля тем же, кто спрятал ее под лестницу? И, самое интересное, что случится, если вытащить кол?»
«Останется там. Покойником».
«А что, если жизнь вернется в нее? Ее высохшая кожа станет гладкой и молодой. Ее плоские груди превратятся в роскошный бюст. Впалые щеки округлятся. Она станет красивее всех, кого только можно представить. Она заставляет кровь закипать в жилах. (И заставляет кровь вытекать из жил)».
«После всего этого она не впивается тебе в шею».
«Это потому, что она благодарна тебе за возвращение к жизни. Для тебя она готова на все. Ты — ее повелитель, и она исполняет твою волю. В итоге — это восхитительное существо — твоя рабыня».
«Большие возможности».
Лейн сложила книги на полку шкафчика, достала пакет с завтраком и захлопнула железную дверцу. Пока она набирала шифр, чья-то рука обвилась вокруг ее талии, и чей-то рот приник к ее шее. Она съежилась, по телу побежали мурашки.
— Прекрати, — сказала она, вывернувшись.
— Не мог удержаться, — оправдался Джим.
Лейн осмотрелась из — за его спины. В коридоре было полно народу. Подростки слонялись вокруг, переговариваясь и смеясь. Те же, кто был один, похоже, страшно спешили по своим делам. Учителя стояли у дверей классов и следили за порядком. Казалось, на Лейн и Джима никто не обратил внимания.
— Ты скучала без меня? — спросил Джим.
— Обошлась.
— Ох — ох. Мы обиделись?
— Не люблю я, когда меня лапают на публике. Сколько можно повторять?
— Ох, до чего ж мы очаровательны. Мы посетили барахолку?
Лейн вспыхнула: — Прекрасно, — проворчала она. — Кто-то умер и ты стал королем недорослей?
Он улыбнулся, но глаза его были серьезны.
— Я просто пошутил. Шуток не понимаешь?
— Очевидно, таких — нет.
Улыбка исчезла.
— Ну и не надо.
— Прекрасно. Прощай.
Чертыхнувшись, он проворчал что-то, что Лейн не расслышала, повернулся и смешался с толпой в коридоре. Пройдя шагов двадцать, он оглянулся, будто ожидая, что Лейн поспешит за ним.
Она ответила сердитым взглядом.
Он самодовольно ухмыльнулся, как бы говоря:
— Тебе же хуже, дура, — и последовал дальше по коридору.
«Ничтожество, — подумала она. — На барахолке. Надо же такое ляпнуть».
Она прислонилась спиной к шкафу и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Она раскраснелась от досады и гнева. Сердце ее сильно билось. Колени дрожали.
«Да кому он нужен», — твердила она себе.
«Все — таки, я здорово нагрубила ему, — думала она, шагая по коридору. — И ничего такого ужасного он не сделал. Просто поцеловал меня в шею. Не такое уж преступление. Но ему не стоило делать это на глазах у всех. Он же знает, как я к этому отношусь.
Даже если ему и досталось от меня, не было причин делать такое грубое замечание».
Она же действительно скучала без него. Она ждала весь уик — энд, чтобы снова с ним увидеться.
Она вдруг почувствовала себя обманутой и несчастной. И новый наряд только усугублял все дело. Как если бы ты нарядилась на вечеринку, а тебя оставили дома.
И зачем ему это надо было?
Иногда он ведет себя, как мальчишка.
Каждый раз, когда он такое выкидывал, Лейн понимала, что он еще ребенок. Хотя потом он быстро извинялся и мог быть таким ласковым, что ей трудно было сердиться на него.
Она надеялась, что так будет и на этот раз.
«Когда — нибудь, — думала она, — он зайдет слишком далеко, и это будет конец.
А, может быть, это уже конец?»
При одной мысли о разрыве с Джимом она почувствовала опустошение и одиночество. Это был ее единственный настоящий друг с тех самых пор, как она перешла учиться в Бафордскую среднюю школу. У них было столько общего. Правда, он иногда дурачился, но никто не делал это лучше него.
«Какая же ты дура, что оттолкнула его».
В один миг вся школа узнает, что они порвали. Когда это случится, ее начнут травить. Ей придется или стать отшельником, или рискнуть сойтись с другими деятельными новичками, а некоторые из них наверняка окажутся ничтожествами.
«По крайней мере, ты знала, что с Джимом можно договориться».
«Настоящая любовь, — думала она. — Я должна вылезти из этого порочного круга. Нельзя же вечно общаться с парнем лишь потому, что считаешь его нормальным и боишься, что другие будут еще хуже.
Если и в этот раз он подойдет мириться, мне следует сказать, чтобы он отвалил.
На барахолке. Во — первых, не была. Во — вторых, обойдусь как-нибудь и без него».
В столовой она увидела Джима за одним из длинных столов в окружении своих дружков. Бетти с Генри сидели за другим столом, сидели не рядом, а через несколько стульев. По другую сторону стола разместилась шумная стайка девочек.
Купив в окошке «Напитки» бутылку пепси, Лейн присоединилась к Бетти и Генри.
— Не возражаете? — спросила она.
— Я — нет. Только не пей через соломинку носом.
— Да что ты. А как же мне тогда это пить?
— Успокойся, — сказала Бетти.
Лейн отодвинула металлический складной стул и села рядом с Генри.
— И как же это получается, что ты обедаешь не вместе с Джимом Денди? — спросил он. — Твой вкус, наконец-то, восстает против его присутствия?
— Что-то вроде того. У нас возникла маленькая проблема.
Бетти, поднесшая было бутерброд ко рту, охнула и опустила его. — Ты в своем уме?
Лейн вдруг ощутила комок в горле. Она не смогла произнести ни звука и лишь покачала головой.
— Мешок с дерьмом, — проворчала Бетти.
— Набить ему морду? — предложил Генри.
— Тебе придется звать на помощь бейсбольную команду, — сказала Бетти.
— Очень смешно.
— Не знаю, почему ты с ним порвала, — сказала Бетти. Она покачала головой так, что щеки ее затряслись. — Боже правый, девочка моя, ты же прекрасно знаешь, что можешь окрутить любого парня в школе. Разве что кроме Генри, конечно. Я просто убью его, если он станет за тобой волочиться.
— Вы, леди, могли бы прекрасно поделить меня, — предложил Генри.
— Однако, это так и есть. Серьезно. Вы с Джимом все время ссоритесь то по одному, то по другому поводу. Зачем терпеть это?
— Понятия не имею.
— Потому что он — такой находчивый, — сказал Генри.
— Не пори чушь. Это дело серьезное.
— Может, я порву с ним, — сказала Лейн. — У нас все, чем дальше, тем хуже.
С улыбкой Генри потянулся и обнял Лейн за талию.
— Субботний вечер. Ты и я. У нас получится прекрасный дуэт.
Лейн заметила тревогу, промелькнувшую в глазах Бетти. Потом девушка прищурилась и произнесла:
— Готовься предстать перед создателем, Генриетта.
— Извини, — сказала Лейн Генри, — но я отвечаю за твою сохранность. Я не могу взять на совесть этот грех.
— Я умру счастливым.
Бетти покраснела. Она сжала губы.
— Довольно, Генри, — осадила парня Лейн.
Генри попытался сохранить на лице глупую ухмылку, но она растаяла. Он убрал руку.
— Я пошутил, — извинился он.
Просто пошутил. Эти же слова сказал утром Джим. Что это было? Типичное извинение, если парень понял, что свалял дурака?
Лейн достала из пакета бутерброд, завернутый в целлофан. Она увидела, что между ломтями хлеба положен салат с яйцом.
— Просто я пытался заставить тебя поревновать, малышка, — объяснил Генри Бетти.
— У тебя рядом с Лейн столько же шансов не растаять, сколько у кубика льда в кастрюле на огне.
На глаза Лейн вдруг навернулись слезы. Она бросила бутерброд на стол.
— Простите! — всхлипнула она. — Черт с этим! Не говорите так! Вы же — мои друзья.
Оба уставились на нее.
— Не сердись. Ладно?
— Ну же, — сказал Генри.
— Все хорошо, — пробормотала Бетти. — Полный порядок.
Лейн покачала головой.
— Я знаю одну вещь, которая поднимет тебе настроение.
— Какую? — спросила Лейн.
— Позволь мне съесть этот бутерброд за твое здоровье.
Лейн прыснула от смеха.
— Ни за что.
— Отбери его, Генри, и я все прощу тебе.
Генри потянулся было за бутербродом. Лейн прижала его ладонь к столу.
— Только попробуй, — предупредила она, — я тебе нос на сторону сверну.
— Этот дурачок и глаза не пожалеет.
Лейн отпустила Джима. Развернув бутерброд, она разломила его и протянула половину Бетти. Девушка покосилась на него, но покачала головой.
— Бери, давай, — сказала ей Лейн. — Что-то у меня сегодня нет аппетита.
— Ну, если ты так настаиваешь, — Бетти взяла бутерброд.
Они ели и болтали, и все, казалось, пришло в норму. Но Лейн почувствовала, что дружба дала трещину. Бетти прекрасно поняла из дурачества Генри, что тот бросит ее в мгновение ока, если появится шанс быть с Лейн.
«Порви только с Джимом, и раньше или позже, но Генри обязательно станет ухаживать за тобой. И ты лишишься двух самых лучших друзей».
Привычное место Джессики на шестом уроке английского мистера Крамера было впереди, как раз слева от места Лейн. Сегодня же Райли Бенсон с развязным видом профланировал по проходу и плюхнулся на это место, откинувшись на спинку стула и вытянув скрещенные ноги в мотоциклетных бутсах. Он посмотрел на Лейн. Его физиономия с полузакрытыми злобными глазками всегда напоминала Лейн фотографии, демонстрирующиеся в теленовостях, где были изображены те, кто всаживал пули в людей просто ради забавы.
Обернувшись назад, Лейн увидела Джессику за партой Рейли в углу.
— Мы махнулись, — пояснил он. — Ты имеешь что — нибудь против?
— Я — нет. Ну что ты.
Лейн отвернулась и стала смотреть вперед. Последний звонок еще не прозвонил, а мистер Крамер редко входил в класс до звонка. Она ждала, что он вот — вот войдет. Рейли был известный забияка, а Лейн чувствовала, что она на сегодня выбрана объектом для насмешек.
«Большое спасибо, Джессика».
Наверняка, идея обмена принадлежала ей. Это Лейн могла понять. Учитывая, что ее так отделали, девушка, естественно, старалась забиться в уголок.
Лейн вдруг пришло в голову, что это Рейли мог так избить Джессику. Она знала, что они встречались, а Рейли был и не на такое способен. Может быть, Джессика нахамила ему. Историю о нападении хулиганов Джессика могла и выдумать.
Лейн посмотрела на Рейли. Его пальцы выбивали дробь по столу. Пальцы были грязные, но без ссадин и синяков. Хотя он мог быть и в перчатках. Или бить ее каким — либо тупым орудием.
— Так ты против? — спросил он.
— Нет. О — хо — хо. — Она смотрела только вперед.
— Сука.
«Да, сегодня мой день».
Она глаз не сводила с пустого стола мистера Крамера. По спине прошла волна жара. Сердце учащенно забилось, и ее бросило в краску.
«Приходи же, учитель. Ну где же ты?»
— Грязная тварь.
Она повернула к Рейли голову.
— Засохни, кретин Бенсон.
Прозвенел звонок, и Лейн вздрогнула.
Рейли ухмыльнулся:
— Увидимся после урока. Имей это в виду.
— О, я вся в ужасе. Вся дрожу.
— Лучше бы дрожала.
Ее действительно била дрожь.
«Ну вот я и влипла, — подумала она. — И чего я не смолчала?»
Появление мистера Крамера теперь ей мало чем могло помочь.
Если бы только он пришел минуты на две пораньше…
С журналом в руке он присел на край стола и пристально посмотрел на Рейли.
— Мне кажется, ты не на своем месте, Бенсон.
— А вам это мешает?
— Я полагаю, что да, мешает.
Лейн почувствовала, как на ее лице расползается улыбка.
«Задай ему, Крамер».
— Пожалуйста, вернись на свое место. Сейчас.
Сзади раздался голос Джессики.
— Это я попросила Рейли поменяться со мной местами.
— Это не име… — на мгновение он удивленно смолк. Потом сдвинул брови.
— Боже милостивый, что с тобой случилось?
— Я упала и разбилась. Можно мне остаться на этом месте?
— Тебя что, кто-нибудь толкнул?
— Нет. Я упала с лестницы.
Должно быть, она всем говорила разное.
— Мне очень жаль, Джессика, что так вышло. Но боюсь, мне придется настоять, чтобы вы вернулись на обычные места.
Рейли пробормотал что-то, собрал свои книги и поплелся назад.
«Есть Бог на небе!» Так подумала Лейн.
Без сомнения, Крамер был самым любимым учителем в Бафордской школе. Он был не только молод, красив и умен, но и имел достаточно сильный характер, чтобы поддерживать дисциплину. Большинство других учителей отступились и позволили бы Рейли остаться.
Неожиданно Лейн вспомнила угрозу Рейли, и ее снова бросило в жар.
Джессика скользнула на свое место. Она сидела прямо и в упор смотрела на Крамера.
— Огромное спасибо, учитель, — проворчала она.
— Ты сейчас не на улице, Джессика. Сними темные очки.
«Ну, это уж чересчур», — подумала Лейн.
Джессика бросила темные очки на парту. Лейн могла видеть лишь ее правый глаз. Он почти заплыл. Верхнее веко горело фиолетовым пламенем и было таким вздутым, будто туда засунули половинку теннисного мяча.
Крамер сжал губы. Он покачал головой.
— Можешь надеть очки.
— Большое спасибо.
— Ладно. Мы и так уже потеряли достаточно времени. Возьмите учебники и откройте их на странице 58.
Лейн посмотрела на часы. Это был последний урок. До конца его осталось 45 минут.
«Он ничего не сделает, — говорила она себе. — Он не посмеет.
Все будет в порядке, если я доберусь до машины».
Осталось тридцать минут.
Десять.
Несмотря на кондиционер, Лейн обливалась потом. Ее тенниска под мышками совсем намокла. Между грудей текли холодные ручейки. Трусики прилипли к телу.
За одну минуту до конца урока она сложила книги в стопку, готовая рвануться к двери.
Прозвенел звонок.
Она схватила книги в охапку и выскочила из — за парты.
Крамер посмотрел на нее.
— Мисс Данбер. Я хотел бы поговорить с вами.
Нет!
— Да, сэр, — сказала она.
Она упала на место и плюхнула книги на стол.
Зачем он так ее подводит? Неужели его задело то, что она так спешит?
«Я обречена», — подумала она.
Мистер Крамер встал из — за стола и сложил вещи в дипломат. Ребята выходили из класса. В классной комнате было две двери. Через переднюю Рейли не выходил. Наверное, вышел через другую, но Лейн заставила себя не смотреть.
«Может, он забыл про меня. Дохлый номер».
Мистер Крамер обошел вокруг стола и присел на край, глядя на Лейн. В руке он держал несколько отпечатанных листков.
«Он хочет обсудить со мной одно из моих сочинений?»
Но Лейн видела, что это не ее текст. Похоже, это была меловая бумага. Листы всегда остаются твердыми, а чернила расплываются, если потереть их. Она писала на такой бумаге, пока отец не велел ей «выбросить это барахло и пользоваться чем — нибудь более стоящим». Он продолжал твердить, что лишь дилетанты развлекаются с меловой бумагой, редакторы же ее терпеть не могут.
— Это не мое, — сказала она.
Мистер Крамер улыбнулся.
— В этом я не сомневаюсь. У меня в руках доклад по книге, который я нахожу очень интересным. Он написан Генри Пьедмонтом. Он что, твой приятель?
— Да.
Она знала, что Генри учится у Крамера во второй группе.
— Он — хороший ученик, но у него странные литературные пристрастия. Он, кажется, любит смаковать ужасы.
— Да, я это заметила.
Крамер расправил страницы.
— Кажется, этот доклад написан по книге «Ночной наблюдатель» Лоуренса Данбера. — Он покачал головой и улыбнулся.
«Так вот в чем дело, — подумала она. — По крайней мере — это не моя проблема. Моя проблема — Рейли».
— Это — мой отец, — призналась она, чувствуя одновременно гордость и смущение.
— Генри упоминает об этом в докладе.
«Спасибо, Генри».
— В нашем Мюлехед-Бенде живет не слишком много настоящих писателей. Практически, я знаком лишь с твоим отцом. Как ты полагаешь, он мог бы прийти сюда как-нибудь и поговорить с классом?
— Мог бы. Вроде, он занят, но…
— Я знаю, он очень занят, конечно. Мы не хотели бы давить на него, но я думаю, классу было бы очень полезно послушать его рассказ. Правда, я не читал ни одной из его книг. Они не совсем в моем вкусе.
— Так многие считают, — сказала Лейн.
— Тем не менее, я встречал его книги в продаже. И я видел их также у многих учеников.
— Родители плохо следят за ними.
Крамер мягко рассмеялся.
«Он, может быть, и учитель, — подумала Лейн, — но он, безусловно, славный парень».
— Я понимаю, что эти романы жутковатые.
— Вас неверно информировали. Они — страшно жуткие. Мне строжайше запретили читать их до тридцати пяти лет.
— И тем не менее, ручаюсь, ты не послушалась, не так ли?
Лейн улыбнулась.
— Я прочитала их все.
— Полагаю, под одеялом.
— Случалось и такое.
— Ну, я был бы тебе очень признателен, если бы ты поговорила с ним. Я думаю, ребятам будет полезно послушать его. Может, он захочет рассказать им, как стал писателем, почему начал писать «страшно ужасные» вещи, и тому подобное.
— Я поговорю с ним.
— Прекрасно. Ну, не буду тебя больше задерживать. Обязательно сообщи мне о результатах, ладно?
— Конечно. — Она собрала книги. Вылезая из — за парты, она заметила, как он посмотрел на ее ноги и сразу отвернулся.
«Ну хоть кто-то оценил мой наряд, — подумала она. — Как плохо, что он учитель».
Направляясь к двери, она вновь с тревогой вспомнила, что Рейли может поджидать ее.
А что, если попросить мистера Крамера проводить ее до стоянки?
«Не пойдет, — сказала она себе. — Он может неправильно понять. Придется все объяснить насчет Рейли. А это может Рейли дорого обойтись. И тогда я действительно влипну».
— До завтра, — сказала она на ходу.
— Счастливого вечера, Лейн.
Она вышла в коридор. Прислонившись к шкафу напротив стоял Джим. Он помахал ей рукой.
— Я не буду осуждать тебя, если ты велишь мне проваливать, — сказал он, подходя к ней. — Не знаю, что это на меня утром нашло. Мне, правда, очень жаль.
— Так и должно быть.
— Можешь намылить мне шею, если хочешь.
— Это идея. — Она взяла его за руку. — В другой раз я так и сделаю.
— Так я прощен?
— Думаю, что да. На этот раз.
Они вместе пошли по коридору.
«Не стоит рвать с ним, — думала она. — Похоже, я к этому еще не готова, во всяком случае, не сейчас».
И хотя она была немного разочарована в себе, ей стало гораздо легче.
— Я боялся, что на этот раз перестарался, — сказал Джим. — Весь день я думал об этом, я так скучал по тебе. Я действительно люблю тебя, Лейн. Я не знаю, что бы я сделал, если бы ты… ну, не знаю. Мы ведь помирились, так?
— Да, помирились.
Он сжал ее руку.
На стоянке Лейн увидела Рейли Бенсона, сидящего на крыле ее «мустанга». Они были еще далеко, и Джим не видел его.
Зато Рейли заметил Джима, пригнулся и ускользнул прочь.
Она ночью ехала на водных лыжах по реке. Ей не хотелось этого, она боялась.
Она хотела остановиться, но не могла. То существо в воде может схватить ее до того, как катер развернется и подберет ее.
Она не знала, кто прячется в воде. Просто кто-то. Кто-то ужасный.
Катер летел все быстрее и быстрее, будто хотел помочь ей убежать. Она вглядывалась в гладкую черную поверхность, судорожно сжимала тонкий трос, трясясь от страха.
Она почему-то знала, что скорость катера была слишком мала. Та тварь из воды догоняла ее.
Если бы они были только ближе к берегу! Если бы катер подвез ее поближе к причалу, она могла бы отпустить трос, и ее по инерции выбросило бы на берег.
Но берега не было видно.
Ни одного из берегов, только темнота.
«Так не бывает, — думала она. — Эта река шириной не больше четверти мили. Где же мы?»
Не помня себя от ужаса, она подумала: «Это не река Колорадо».
Схватив перекладину троса правой рукой, она левой помахала катеру, чтобы правил к берегу.
Где бы берег ни был.
Но катер продолжал идти по прямой.
— Посмотри на меня! — мысленно кричала она. — Черт возьми, обрати же на меня внимание!
Вдруг она поняла, что не знает, кто ведет катер.
Потом она увидела, что катер уплывает.
Как будто трос перерезан.
Медленно уходили вдаль огни, пока не исчезли совсем. Вскоре не стало слышно даже шума мотора.
Кругом стояла тишина, только лыжи поскрипывали.
Буксирный трос тащил ее в темноту.
Рядом никого не было.
Кроме той твари под водой.
«О, Боже, что я собираюсь…»
Холодные руки схватили ее за локти, потянули прямо вниз. Она была все еще на лыжах, все еще ехала, держась за трос, но уже под водой. Вода обволакивала ее. Она затекала в открытый рот, заглушая крик, а руки шарили по ее ногам.
Она чувствовала спиной его ледяное тело. Существо стояло на лыжах позади нее, ехало на них, обнимало ее, держало за руки, пытаясь оторвать их от деревянной перекладины. Но она цеплялась из последних сил.
«Если я отцеплюсь, он прикончит меня!»
Он схватил ее за левую руку и ломал в локте. Какое-то мгновение рука еще продолжала держать перекладину, провиснув в сломанном месте. Потом сильное течение унесло их.
Чужая рука зажала ей рот, сдавила ноздри.
Она пыталась вздохнуть.
Почему-то она могла каким-то образом дышать под водой, которая заливалась ей в рот. Но рука — другое дело. Она была жесткой. Легкие ее горели.
Она схватилась за эту руку и проснулась, но рука была все еще здесь, сдавливая разбитый рот, зажимая ноздри.
— Ни звука, Джессика.
Обезумев из — за отсутствия воздуха, она кивнула. Рука отпустила рот. Она жадно хватала ртом воздух.
— Видела небольшой кошмар, — прошептал он.
Он был на кровати. Сидел верхом на девушке и, наклонившись, держал ее за плечи. Простыня с Джессики была сброшена. В лунном свете, падавшем в окна, она видела, что Крамер был без рубашки. А ощущая телом тепло его кожи, она поняла, что прежде, чем залезть на нее, он разделся до гола. Он и ей задрал рубашку. Его левая рука лежала у нее на груди, прикосновение ладони было тяжелым и холодным.
— Ты, ублюдок.
— Ш-ш — ш. Если ты разбудишь родителей, мне придется убить их. И тебя тоже. Мне всех придется убить. Ты же этого не хочешь, верно?
— Нет, — прошептала она.
— Я так и думал.
— Чего тебе надо? — спросила она. Глупейший вопрос. Что ему надо, было ясно и без слов. Но она надеялась, что это конец.
В субботу вечером она сказала ему, что все кончено, что он может искать себе другую, угрожала пристрелить его, если он не перестанет. Это тоже было глупейшей угрозой. Но закончив «учить» ее, он сказал:
— Я тобой сыт по горло, гадкая замарашка.
— Я думал о тебе, — прошептал он. — Я беспокоился.
— Я не собираюсь рассказывать никому.
— Откуда я знаю, что не расскажешь?
— Не бей меня, пожалуйста.
— Я пришел сюда не бить тебя, Джессика. Я тут лишь по одной причине. Ну, может быть, по двум. — Он тихо рассмеялся. Она скорчилась, когда рука соскользнула с плеча и схватила ее грудь. — Я здесь, чтобы дать тебе урок. Урок безопасности. Понимаешь?
Она кивнула.
— Если ты хоть слово скажешь обо мне, я приду в твой дом, как это сделал сейчас. С одною лишь разницей. В руке у меня будет опасная бритва. Начну я с того, что перережу глотки твоим родителям во сне. А потом я приду к тебе.
Он ногтем обвел ее сосок.
— Я всю тебя изрежу. Везде. Буду заниматься этим всю ночь. А перед рассветом перережу тебе горло от уха до уха. Ты поняла?
— Да.
— Очень хорошо. — Бледное пятно его лица наклонилось. Он поцеловал ее распухшие губы. — Очень хорошо, — снова прошептал он.
Кроме понедельника, отданного мучительным попыткам создать новый сюжет, Ларри всю неделю посвятил работе над «Ночным путником». Эта работа шла прекрасно.
А что дальше?
Он не чувствовал, что его переполняют новые идеи. Так что гораздо проще продолжать разрабатывать знакомую жилу «Ночного путника». Он знал, чем окончит эту книгу, и ему доставляло наслаждение подводить сюжет к этой развязке.
Сегодня была пятница.
Он не мог больше тянуть с этой проблемой.
«Подумай, тебе же сразу станет легче, — говорил он себе. — Как только ты напишешь развернутый план новой книги.
Подробный план, но без той отвратительной твари под лестницей с колом в сердце».
Он нашел диск с записью, сделанной в понедельник, вывел ее на экран: «Записки к роману — понедельник, 3 октября». Пока Ларри чистил трубку и набивал ее свежим табаком, он читал бегущие вверх строчки. На три страницы стоящего материала. И ничего больше.
Много всякой чепухи по поводу этого вампира.
«В итоге, — прочитал он, — это восхитительное создание становится твоей рабыней».
«Большие возможности».
Как же.
Может, сегодня пойдет лучше.
Ларри раскурил трубку. Ниже слов «Большие возможности» он напечатал: «Записки — пятница, 7 октября».
«Как насчет племени пустынных мусорщиков? — написал он, припоминая идею, вертевшуюся у него в голове, когда они подъезжали к Полынной Степи. — Они подстраивают аварии на дорогах и нападают на несчастных путников».
«Слишком уж похоже на „У холмов есть глаза“. Кроме того, я уже писал нечто подобное в „Деревянном дикаре“.»
Ларри уставился на экран. Лучше бы он не вспоминал «Деревянного дикаря». Этот проклятый роман, второй по счету, едва не стоил ему карьеры. Главной причиной того, что почти все издание осталось на полках, была эта несчастная ядовито — зеленая размалеванная обложка.
«Не думай об этом, — велел он себе. — Давай, выдавай новые идеи».
«Как насчет парня, который находит остатки старого разбитого патефона — автомата? Он реставрирует его и…»
И что?
«Там нет пластинок. Он ставит свою собственную. Но патефон не хочет играть новые песни. Он будет играть лишь добрые старые вещи, к которым привык. Мысленно возвратиться назад, в те времена, когда он еще не был разбит… Эй, может, он хочет отомстить вандалам, которые сделали из него мишень».
«Здорово. Свихнувшийся музыкальный ящик. А что он делает, слоняется по округе и бьет людей током?»
«Может оказаться чем-то вроде машины времени. Парень приводит ее в действие, и машина переносит его в прошлое. Так что он оказывается выброшенным где-то у лавочки Холмана — или как-то переносится назад — в середину шестидесятых».
«Может быть».
«Может, патефон хочет, чтобы он расправился с подонками, которые изрешетили его. Банда мотоциклистов или вроде того. Настоящее стадо скотов».
«Бедолага не знает, что там его ждет. И он очень расстроен. Это пояс Временных Сумерек. Одну минутку, у него есть жена и дети, есть прекрасный дом, хорошая работа. И вдруг, на тебе, он оказывается в столовой умирающего города на двадцать пять лет в прошлом. Черт с ним, с городом. Все, что он хочет, — это попасть к себе назад, домой».
«Пока не влюбляется в красивую молоденькую официантку. Вот тут-то все это начинает ему нравиться».
«Неприятности возникают, когда банда головорезов на мотоциклах врывается в городок».
«А, может, патефон перенес парня в прошлое, чтобы тот спас официантку? Тонко. Патефон ЛЮБИТ ее. Иногда, по вечерам, после закрытия столовой, она ставит свои любимые пластинки и танцует в темноте».
«По ходу дела, в первый раз, мотоциклисты насилуют и убивают ее. Патефон перенес туда нашего героя, чтобы изменить ход событий — спасти ее».
«Что он, конечно, и делает».
«Его миссия окончена, патефон возвращает парня назад, домой. Но тот скучает по красивой официантке. (Хорошо, у него нет красавицы — жены и детей. Он разведен или что-то вроде того). Он ищет девушку и находит ее».
«Это — его мать. А он — свой собственный отец. Она забеременела во время их недолгого знакомства в 1965 году, и он оказался тем малышом, который родился».
«Ему должно быть около тридцати лет. А ей — двадцать пять, когда они встретились в столовой».
«Ей пришлось по какой-то причине оставить малыша (нашего героя). Его усыновили, но он всегда пытался выяснить, кто его родители».
«Если это его мать, то можно оставить ему жену и детей».
«Еще лучше, если он находит свою официантку в настоящем, и они становятся в итоге любовниками. А как же быть с их возрастом? Пусть ему сейчас тридцать. Как же может девушка быть примерно одного с ним возраста, когда он находит ее?»
«Если ей сейчас тридцать, значит, ей должно было быть всего лишь пять лет, когда он спас ее от бандитов».
«А что, если официантка, в которую он влюбляется, была ее мать? И поэтому ее дочь сейчас ровесница парня в настоящем. И она-точная копия своей матери, девушки, которую он любил».
«Недурно. Может сработать».
Трубка Ларри погасла. Он мог с чистой совестью сказать, что в ней не осталось ничего, кроме пепла. Он положил трубку в футляр и вернулся к экрану.
«Наш главный герой воскресил патефон — автомат. Сначала патефон кажется злодеем, но все оборачивается к лучшему. Патефон становится свахой. Парень влюбляется в официантку, у которой к тому времени уже была маленькая девочка. Множество слез и волнений и всякой чепухи вроде бандитов (сделать их полными дегенератами, монстрами). Столкнувшись с ними (он пугается, но преодолевает страх и доказывает самому себе, что он — мужчина), он кончает тем, что спасает малышку, которая потом становится его настоящей любовью».
«Почему бы и нет?»
Ларри с улыбкой подмигнул экрану.
«Порядок! Вот и сюжет. Еще пара дней на разработку сюжета…»
Следующие два дня.
Он чертыхнулся.
Уик — энд был коротким. Как только Лейн вернется из школы, они поедут в Лос-Анджелес, повидать родителей Джины.
Всю жизнь мечтал это сделать.
Особенно сейчас, когда у него в голове созрела новая идея.
Однако отвертеться не удастся. Придется отложить эту идею до понедельника.
Это даст ему пищу для размышлений во время езды. Он, вероятно, сможет разработать несколько ключевых сцен, сможет продумать некоторые остроумные повороты сюжета. Но он слишком хорошо знал, что дневные грезы на тему романа, когда ты сидишь за рулем, дают слишком мало, по сравнению с работой за компьютером. Процесс воспроизведения мыслей на экране позволял сконцентрироваться на них, что было невозможно при отвлеченном рассуждении. Дневные грезы текли медленно и извилисто. А предложения были конкретными, следующими друг за другом.
А в этот уик — энд такого не произойдет.
Этот уик — энд пойдет псу под хвост.
«Хорошо, — пытался он себя утешить, — родители Джины — хорошие люди. И у них действительно юбилей. Скорее всего, я прекрасно проведу время, даже если бы я лучше…»
Он услышал звонок в дверь.
Джина откроет сама.
Интересно, вернуться ли ему опять к «Ночному путнику», или же весь день работать над сюжетом о музыкальном ящике.
Назовем роман «Ящик», вдруг осенило его.
И тут он улыбнулся.
Он напечатал: «Ящик. Потрясающее название. Тут есть ореол таинственности. И это слово относится не только к музыкальному ящику, который посылает героя в прошлое, но и к ловушке, к „ящику“, в котором он оказывается. Он заперт в ловушку обстоятельствами. Явного пути назад нет. Это слово относится и к сексу. Пусть один из бандитов обратится к главной героине, как к ящику. „Рыжий ящик“. И, может быть, главный герой — бывший боксер (убил на ринге противника и завязал с драками „в ящике“?) Нет, это не годится. Слишком избито. Но, может, есть еще какие — нибудь „ящики“. Бог с ними».
Он услышал приближающиеся шаги Джины. Она может через плечо прочитать запись, так что он нажал кнопку «вверх» и подождал, пока весь текст не передвинется за верхнюю границу экрана.
Джина постучала и открыла дверь. В руках она держала пакет, прибывший с вечерней почтой, который выглядел уж слишком увесисто для пакета с рукописью.
— Это принесли тебе. Из издательства Чендлер.
Издательство Ларри.
Джина следила, как он распечатывает пакет. Внутри была толстая рукопись, перевязанная резинкой. И записка от редактора:
«Ларри.
Это — копия с редакторскими правками рукописи „Сумасшедшего дома“. Изменения незначительные, так что, я надеюсь, ты будешь доволен.
Мы бы хотели, чтобы ты внес любые поправки, какие сочтешь нужным, и вернул рукопись не позднее 13 октября, если это возможно.
Всего наилучшего.
Сюзанна.»
Ларри скривился.
— Что там? — спросила Джина.
— Это «Сумасшедший дом». Отредактированная копия. Мне надо отослать ее до 13 октября. — Он посмотрел на календарь. — Боже, да это же в следующую среду.
— Немного же тебе дали времени.
— Уж это точно, — проворчал Ларри. — Они держали его почти полтора года, а мне предоставили… шесть дней.
— Что ж, развлекайся, — сказала Джина. Она вышла из комнаты, плотно прикрыв дверь, чтобы табачный дым не шел по всему дому.
Ларри отодвинул стул от стола, сел нога на ногу, водрузил рукопись на колено и развязал ее. Он бросил записку Сюзанны и титульный лист на заваленный бумагами поднос около стула.
И тут у него вырвался стон.
Для «незначительных» изменений на первом листе было что-то слишком много.
Посредине страницы у него был такой абзац:
«Она толкнула дверь. Заперто. Боже, нет! Она обернулась и с трудом подавила стон. Он уже слез со стола для вскрытий, направляясь к ней, его голова качалась и поворачивалась на сломанной шее. В руке у него был скальпель».
Ларри стал расшифровывать исправления. Одни слова были зачеркнуты, другие — добавлены. Абзац был исчиркан вдоль и поперек. Наконец, он разобрал следующее:
«Толкнув дверь, она увидела, что та заперта. Нет! Оглянувшись, она в отчаянии взвизгнула, так как увидела, что труп направляется к ней со скальпелем в руке. Его голова болталась на сломанной шее из стороны в сторону».
— Иисус Христос с клюкой, — простонал Ларри.
Он нашел Джину в спальне, она вынимала одежду из комода и раскладывала ее по чемоданам. Оба чемодана лежали открытыми на кровати.
Он присел на край постели.
— У нас проблема.
— Рукопись?
— Я только что просмотрел ее всю. Роман совершенно испорчен.
— Только не это.
— Да.
«Сумасшедший дом» был его двенадцатым романом, и третьим, который разгромил редактор.
— Он что, так плох?
— Нет, вещь стоящая.
— Тогда почему они так сделали?
— Господи, не знаю. Думаю, мне просто повезло. На этот раз они ухитрились послать мою книгу на редакцию идиотке, возомнившей себя писательницей.
— Или идиоту, — возразила Джина, встав на защиту своего пола.
— Или это вообще «оно».
— А ты не можешь просто написать Сюзанне или позвонить и объяснить ситуацию? Может, они смогут послать чистую копию кому — нибудь еще.
Ларри покачал головой.
— Не думаю, что Сюзанне это понравится. Она просто устроит всем разгон за то, что послали мой роман неграмотной скотине. Кроме того, они уже оплатили эту работу. А сейчас они, наверное, в большой запарке, иначе не дали бы мне всего шесть дней.
— Может, тебе следует позвонить Сюзанне.
— Меньше всего мне хотелось бы заиметь репутацию скандалиста.
— Ты что, собираешься все так оставить?
— Я собираюсь сидеть на заднице с резинкой в одной руке и копией британского издания в другой. Если в Лондоне не стали исправлять мой роман, значит, и исправлять нечего. — Он опустил голову и вздохнул.
Джина подошла к нему. Она погладила его плечи. — Мне очень жаль, дорогой.
— Повезло, как утопленнику. Эта вещь… ее надо отослать в среду, чтобы она ушла на другой день. Если я поеду к твоим предкам, то мне останется всего три дня, чтобы пройтись по всей этой проклятой книге и попытаться… спасти ее.
— Можно взять ее с собой.
— Во всех отношениях это будет неудобно. Может быть, вы с Лейн поедете без меня, — как только он произнес эти слова, то понял, что не хочет оставаться дома. Но и ехать он никак не мог.
— Если я проведу весь уик — энд над рукописью, то к вашему возвращению, возможно, почувствую себя человеком.
— Я полагаю, мы можем договориться по телефону, — сказала Джина, гладя его по голове. — Поедем на той неделе, а не сейчас.
— Нет, не надо. Это их юбилей. Кроме того, вы собрались поехать. Не стоит всем вам страдать из — за одного кретина.
— Ну, если ты в этом уверен, — пробормотала Джина.
— Не вижу ничего другого.
Ларри прошел назад в кабинет. В горле у него стоял комок.
«Ты же не хотел ехать вначале», — напомнил он самому себе.
Но это было до того, как он узнал, что ему придется корпеть над «Сумасшедшим домом».
Он посмотрел на экран.
«Может, есть какие — нибудь еще „ящики“. Бог с ними».
Правильно. Конечно. Может, на той неделе и отыщутся.
Больше ему не работать над деталями «Ящика». Не корпеть над окончанием «Ночного путника».
Следующие дни принадлежат «Сумасшедшему дому», книге, которую он окончил восемнадцать месяцев назад. Книге, уже изданной в Англии, — и все, что там заменили, так это слово «лобовое стекло» на «ветровое стекло» и уточнили название цветов.
— Так кто же это сказал, что жизнь прекрасна? — произнес он и выключил компьютер.
— Я хочу сделать следующее объявление, — сказал мистер Крамер за две минуты до звонка. — Как я уже говорил, отделение драмы городского колледжа на той неделе ставит «Гамлета». Я думаю, постановка будет достойна внимания каждого из вас, и я настаиваю, чтобы вы все, по возможности, посмотрели ее. Дело вот в чем: у меня есть четыре бесплатных билета на субботнее представление. Смогут пойти только четверо из вас, но этих счастливчиков я смогу еще и подвезти туда. — Он улыбнулся. — Так что вам не придется просить машину у родителей. — Некоторые ученики рассмеялись. — Те из вас, кто хочет попытать счастья, пусть останутся после звонка.
Лейн прикусила губу. Остаться или нет? Джим может пригласить ее куда — нибудь вечером.
«Мы всегда сможем пойти куда — нибудь вместе в пятницу», — сказала она себе. «Будет просто здорово посмотреть пьесу, особенно с мистером Крамером. Неважно, что это младшее отделение».
Звонок прозвенел. Лейн осталась.
Встав с места, Джессика глянула на Лейн и покачала головой.
«Наверное, считает меня дурой, способной убить вечер на Шекспира.
Может, так оно и есть. Если выяснится, что Джим в пятницу занят, я забью гол в свои ворота. В те выходные уезжал он, я уеду в эти. Итого — три недели подряд, если он будет занят в пятницу».
Она именно эту субботу хотела провести с ним. Всю неделю он был особенно мил с ней. Очевидно, как считала Лейн, пытаясь загладить свое дурацкое поведение в понедельник утром.
Она обернулась назад. В классе осталось еще пятеро подростков.
«Нас тут уже шестеро, а учитель сможет взять всего четверых. Так что, если меня не возьмут, все решится само собой».
— Вижу, что у меня больше поклонников Шекспира, чем билетов, — сказал мистер Крамер. — Это, конечно, радует, но и создает некоторые трудности. Придется их разрешить. — Он запустил руку в карман слаксов и достал оттуда монетку. — Я кину эту монетку. Первые двое, кто не угадает, орел или решка, покинут комнату. Все согласны?
Никто не протестовал.
— Хорошо, Лейн — первая. Говори, пока она не упала. — Он положил монетку на ноготь большого пальца и подбросил высоко вверх.
— Орел, — сказала Лейн.
Монетка упала на правую ладонь учителя. Он шлепнул ею по тыльной стороне левой руки, подержал немного и улыбнулся.
— Хочешь переменить решение?
— Нет. Орел.
Он посмотрел.
— Действительно, орел, — сказал Крамер, убирая руку и стряхивая монетку.
Лейн обратила внимание, что он никому не показал результата.
Что, черт возьми, такого особенного в этих билетах?
— Хорошо, теперь ты, Джорж.
Джорж тоже выиграл. Как и Аллан с Сандрой.
Джерри с Хайди проиграли, снова кинули монетку, чтобы определить кандидата, если вдруг кто-нибудь из выигравших поехать не сможет. Выиграла Хайди.
— Хорошо, — сказал мистер Крамер, — в подробности я посвящу вас позже. В любом случае, приятного уик — энда. Не делайте ничего такого, чего не сделал бы я.
Это замечание вызвало смех.
Лейн собрала книги и встала.
— Я рад, что тебе повезло, — сказал Крамер. — Возможно, я смогу переговорить с твоим отцом, когда заеду за тобой перед спектаклем.
— Я уверена, он будет рад встретиться с вами.
— Мне придется прихватить с Собой одну из его книг и взять у него автограф.
— Для него это будет большая радость.
— И, может, мы договоримся с ним о дате посещения школы.
— Да. Он сказал, что после первого сможет в любой день.
— Ну, при встрече мы с ним и уточним этот день.
Лейн кивнула.
— Приятного вам отдыха, мистер Крамер.
— Тебе тоже. Постарайся все уладить. — Он подмигнул девушке.
— А как же иначе? — сказала она, краснея.
Он рассмеялся в ответ, и она, попрощавшись, вышла.
В коридоре было полно ребят, хлопали двери, стоял шум и гам. Лейн прислонилась к стенке и стала ждать Джима. Через пару минут он подошел к ней.
— Мне надо закинуть кое — что в мой шкафчик, — сказала Лейн. Они вместе пошли по коридору.
— Когда ты уезжаешь в Лос-Анджелес? — спросил Джим.
— Как только вернусь домой.
— Паршиво.
— Но ведь у нас будут еще уик — энды. Следующая пятница, во всяком случае. В субботу я еду смотреть пьесу с мистером Крамером.
— Да? — он посмотрел на Лейн, подняв брови. — А не староват ли он для тебя?
— Не глупи. Это классное мероприятие. Он берет четверых из нашего класса.
— Здорово.
— Ох, только не надо дуться. Я. совершенно свободна в пятницу вечером.
— Свободна, да? Хотел бы я посмотреть на это.
— Уверяю тебя, что это именно так. Сам убедишься, — Она почувствовала, как его рука съехала с талии ниже. — Прекрати.
— Прости. Просто стараюсь освежить воспоминания. Мы не виделись толком уже две недели, а это будет третья.
— Ну, меня это тоже мало радует. Но ведь я ничего не могу тут поделать. — Она подошла к шкафчику и стала набирать код.
— Может, тебе притвориться больной, — предложил Джим. — Может, тебе разрешат остаться дома? Я мог бы зайти к тебе завтра вечером и…
— Размечтался.
Лейн открыла шкаф, положила одни учебники и достала другие, нужные для домашней работы. Потом захлопнула дверцу.
— Даже если я и останусь дома, мне нельзя принимать мальчиков, когда нет родителей.
— А кто узнает?
— Я узнаю. Во всяком случае, забудь про это. Такого никогда не будет. — Они пошли обратно по коридору. — Если пообещаешь себя хорошо вести, я смогу подбросить тебя домой.
— А как же твои придурковатые друзья, Толстушка и Страшила?
Лейн сердито вскинулась на Джима.
— Я не понимаю, о ком ты говоришь.
— Прекрасно понимаешь. О Бетти и Генри.
— Тогда не называй их так в моем присутствии, хорошо? Они — мои друзья.
— Бог его знает, почему.
— Ты что, хочешь поссориться?
— Нет, нет. Просто дурачусь. Они — славные ребята, соль земли.
— Хорошо, если бы ты больше походил на Генри.
— Ну уж нет. — Джим состроил сонно — улыбающуюся рожу и стал покачивать головой.
— Очень смешно, — сказала Лейн сердито, но не смогла не рассмеяться. — Прекрати, это нехорошо.
— Ну, ладно.
— Просто после школы их встречает мама Бетти и отвозит на урок скрипки.
— То есть в машине мы будем вдвоем?
— Если в машине поместится твоя большая голова.
— Она постарается.
В конце коридора Джим распахнул перед Лейн двери. Она вышла и посмотрела на стоянку для машин. Высмотрела свой «мустанг».
Рейли Бенсона рядом видно не было.
После того понедельника она каждый день ожидала увидеть его сидящим на крыле ее машины. Но он больше там не появлялся. Хотя они встречались сорок раз на дню, он ни чего не делал, только кидал злобные взгляды.
Лейн надеялась, что он отказался от своих планов круто отомстить ей.
Может быть, это Джессика отговорила его.
За добрые дела всегда воздается, решила она. Особенно, если их делать тому, кто в близких отношениях с твоими недоброжелателями, готовыми с тебя шкуру спустить.
Открыв дверцу, Лейн почувствовала, как ей в лицо ударил поток горячего воздуха. Ребята открыли окна нараспашку. Лейн достала из шкафчика пляжное полотенце и расстелила его на сидении, чтобы ворсистая ткань не раздражала ноги.
— А у тебя нет еще одного, для меня? — спросил Джим.
— Зачем тебе? Ты же не носишь юбку.
— Зато ты — носишь, — сказал он и наклонился вперед, будто желая рассмотреть ее трусики, когда она усаживалась в кресло. — Розовые, — объявил он.
— Нет, не розовые.
Лейн завела мотор. Выезжая со стоянки, она смотрела в заднее окно и чувствовала, как футболка натянулась на ее груди. Джимми, конечно же, уставился туда.
— Если твои трусики соответствуют бюстгальтеру, то они — белые, — сказал Джим.
— Интересно, а ты о чем — нибудь, кроме секса, думаешь? — спросила Лейн с улыбкой.
— Конечно. Просто иногда думаю и о сексе.
Лейн покачала головой, посмотрела вперед и выехала со стоянки.
— Наверное, все время в бюстгальтере очень жарко.
— С чего ты взял, что я ношу его все время?
— По крайней мере я тебя все время в нем вижу.
— Ты уверен?
— Шутишь? Да за милю определю, в нем моя малышка или нет.
— Впечатляет.
Желая переменить тему разговора, Лейн спросила.
— Слушай, а долго твоя машина будет еще на профилактике?
— Завтра забираю ее. Я хотел, чтобы она была готова, и мы смогли бы поехать куда — нибудь.
— Жаль, что так не получится.
— Слушай, а может мне заехать в гости к моей Кэнди?
— Знаю, что ты просто шутишь.
Джим ничего не сказал. И у Лейн на душе кошки заскребли. Она ехала, не отрывая глаз от дороги.
— Ты же не будешь против, правда?
— Бога ради.
Она понимала, что Джим разыгрывает ее. Он не собирался встречаться с Кэнди. Он ведь бросил ее ради Лейн. И Джим просто мстил Лейн, говоря о встрече с Кэнди.
— Знаешь, что говорят про синицу в руках, — сказал Джим.
— Что это лучший способ запачкать руки.
— А еще она более общительна, чем некоторые мои знакомые.
— И у нее огромное желание доказать это.
— О — о — о. Несомненно.
— Да не стесняйся, сходи к ней. Это — твое дело.
Джим дотянулся рукой до колена Лейн. — Ты же сама знаешь, что я не пойду к ней.
— Мне известно лишь то, что ты говоришь мне.
— Я скучать буду без тебя, и это все.
— Я тоже соскучилась по тебе. Но с этим уик — эндом я ничего поделать не могу.
— Да, я знаю, — он сжал ее колено, и его рука поползла к краю юбки. Он погладил ее бедро. Это было приятно.
— Только не говори каждый раз, когда сердишься, что ты вернешься к Кэнди.
— Ревнуете?
— Представь, что я каждый раз грозилась бы променять тебя на Клиффа Рикера?
— Этого сопляка?
— Думаешь, тебе бы это понравилось?
— Это бы тебе самой не понравилось. Если ты и попробовала бы.
— Он — забавный.
— Но не такой, как я. — Рука Джима забралась под юбку. Лейн оттолкнула ее. — Он совсем не джентльмен.
— А ты?
— Я — не Клифф. Он не из тех парней, кто признает отказы. Как только заупрямишься, — сразу же получишь в глаз. Ну, если это то, что тебе нужно, я с радостью для тебя расстараюсь.
— Ты расстарался с Кэнди, и у тебя ничего не вышло.
— Х-мм. Мне это нравится. Думаешь, что если не вышло, то и не выйдет?
— Надежда умирает последней.
Лейн притормозила на обочине у дома Джима. Посмотрев в окна и боковое зеркало, она увидела, что вокруг никого нет и повернулась к Джиму. Обняла его рукой за шею. — Не дурачься. Быстренько целуй.
— Может, зайдешь, выпьешь пепси или еще чего — нибудь?
Лейн покачала головой.
— Я должна ехать. Предки ждут.
— На десять минут. Это совсем недолго. Скажи, что пришлось задержаться в школе.
— Я ведь и в самом деле задержалась, это же правда. А твоя мама дома?
Вместо ответа Джим показал большим пальцем через плечо туда, где на дорожке стояла красная «Мазда».
— Ладно, — сказала Лейн. — Десять минут, но не больше.
Она отпустила его шею и вылезла из машины. Пока они шли по плиткам к крыльцу, Джим держался впереди. Он отпер дверь и распахнул ее перед Лейн.
В доме было прохладно.
Кроме работающего мотора кондиционера, в доме не было слышно ни звука.
Джим не подал голоса, чтобы сообщить о своем приходе.
— Ты уверен, что она дома? — спросила Лейн.
— Может, она спит? Или в ванной. Кто знает?
Ребята вошли в кухню. Лейн прислонилась к обеденному столу, пока Джим доставал из холодильника бутылки. Воздух на кухне был свежий. Было даже чуть прохладно. Влажная футболка приятно холодила спину.
Джим нашел стаканы, бросил в них кубики льда и наполнил лимонадом.
Держа в каждой руке по стакану, он шагнул к Лейн. Девушка потянулась за одним из них. Вместо того чтобы отдать ей стакан, он обхватил ее обеими руками и поставил стаканы на стол за ее спиной. Его руки крепко обняли ее.
— А что, если мама войдет? — прошептала Лейн.
— Думаю, что не войдет. — Он вытащил ее футболку из юбки и обнял Лейн за голую спину.
Лейн позволила себе прижаться к Джиму. Она поцеловала его.
«Нельзя этого делать», — подумала она.
Во всяком случае, должна же она поцеловать его на прощание. К тому же его руки так нежно поглаживали ее спину. И ей нравилось так тесно прижаться к нему грудью. Она чувствовала, как он дышит, как бьется его сердце.
Джим начал возиться с застежкой ее бюстгальтера.
Она быстро отстранилась.
— Ой, не надо.
— Все хорошо.
— Нет, не все.
Все — таки он ухитрился расстегнуть бюстгальтер. Лейн почувствовала, как он соскользнул вверх. Она схватила Джима за руки и с силой опустила их.
— Я сказала «нет», — значит «нет».
— Ну что же в этом плохого?
— Только одно. Твоя мама.
— Она сейчас, наверное, сидит в городе в салоне красоты, — сказал он, улыбаясь с таким видом, будто совершил подвиг.
— А машина…
— Обычно она ездит с Мери, нашей соседкой, по пятницам, около трех.
— Так ты был уверен, что ее нет дома?
Все еще улыбаясь, Джим пожал плечами.
— Так ты солгал мне?
— Просто не все сказал.
— Ужасно, — проворчала Лейн, пытаясь руками застегнуть за спиной бюстгальтер.
— Не надо, не делай этого. — Джим потянулся к ее груди.
— Убери руки.
— Ну что ты, тебе же приятно.
— Говорю тебе… — Она застегнула один из крючков. Он же продолжал ласкать ее грудь. Ей это и в самом деле было приятно. — Черт возьми, Джим… — Не заботясь о других крючках, она обеими руками оттолкнула его. — Мне же пора ехать.
— Ты не поедешь. Ну же, давай.
— Это что, расплата за мое доверие к тебе, а?
— Слушай, извини, что наврал про маму, ладно? — Он посмотрел ей прямо в глаза и ласково обнял за плечи. — Я просто знал, что иначе ты не войдешь сюда… а мы не были вместе целую вечность. Я с ума от этого схожу. Иногда я мечтаю лишь о том, чтобы поцеловать тебя, и вспоминаю, как приятно было обнимать тебя. Особенно после того раза.
— Это было здорово, — сказала Лейн, припоминая.
Ей тогда велели быть дома не позже одиннадцати, так что они удрали со второго фильма и поехали в пустыню за городом. Она отказалась пересесть на заднее сиденье. И они старательно изворачивались на передних сиденьях, чтобы удобнее было обниматься и целоваться. Залитая лунным светом, Лейн ощущала себя манящей, романтичной и сексуальной. Ей быстро пришлось расстаться с футболкой. Хотя удалось сохранить бюстгальтер. Несмотря на все попытки Джима отнять его. Несмотря на собственное желание избавиться от этого одеяния и ощущать его ласки не через ткань. Наконец, Лейн сказала: — Кажется, пора ехать. — Он не протестовал. Просто кивнул и проворчал: — Догадываюсь об этом. — И тут Лейн расстегнула бюстгальтер. Сняла его. У Джима отпала челюсть. И он долго сидел, уставившись на нее, прежде чем обнял. Когда он гладил ее грудь, пальцы его дрожали.
Смягчившись от воспоминаний, Лейн шагнула вперед и обняла Джима. Ласково поцеловала его в губы.
— Извинения приняты, — прошептала она. — Но мне и в самом деле уже пора.
Руки Джима погладили ее спину и опустились ниже.
— А как же пепси?
— Некогда. Хотя есть время проводить меня до машины.
Он порывисто обнял ее и крепко поцеловал. Потом отступил назад.
— Догадываюсь, что мне придется ждать до следующей пятницы, так?
— Думаю, что да.
— Так долго.
— Я буду скучать по тебе.
— А я — еще больше.
— Нет, не больше.
— Больше.
— Может, подеремся из — за этого?
— Да, — сказал Джим. — Давай поборемся.
— Тебе бы этого хотелось.
— И тебе-тоже.
— Может быть.
Держась за руки, они пошли к двери.
Ларри стоял на обочине дороги и махал уезжавшим Джине и Лейн, пока машина не отъехала далеко от дома. Оставшись дома один, он чувствовал себя неуютно.
Он знал, что будет скучать без них. Черт возьми, да он уже скучал.
С другой стороны, ему была по душе перспектива остаться одному на уик — энд. Он мог делать все, что заблагорассудится, и ни перед кем не отчитываться.
Свобода.
Он чувствовал себя мальчишкой, оставшимся дома без родителей и без няни.
Машина скрылась за углом. Ларри повернул к дому и помахал рукой Барбаре, спускавшейся с крыльца соседнего дома. В руках у нее была хозяйственная сумка.
«Наверно, — подумал Ларри, — она пошла по хозяйству».
— Выходит, они уехали без тебя.
— Выходит.
— Джина говорила мне об этой рукописи. — Барбара остановилась около своей машины. — Это слово звучит для меня, как что-то древнее.
— По крайней мере, — это подходящий повод остаться дома, — с улыбкой сказал Ларри.
— Если ты не слишком занят, приходи к нам обедать, хорошо? Мы зажарим несколько отличных бифштексов.
— Звучит заманчиво.
— Прекрасно. Тогда подлетай к пяти, ладно?
— Подлечу.
Барбара села в машину, а Ларри отправился домой.
«Кажется, все складывается не так уж плохо», — подумал он.
В кабинете Ларри посмотрел на изуродованную рукопись, и понял, что не в силах бороться с ней. Он уже провозился с сотней страниц, стирая уродливые исправления резинкой, так чтобы первоначальный текст стал виден снова. Для одного дня достаточно.
Он пристроился в гостиной с пивом и романом Шона Хатсона, который начал читать сегодня утром. Хотя глаза его и бегали по строчкам, суть написанного ускользала от него. Он все время думал, что скажут родные Джины по поводу его отсутствия, гадал, что надеть в гости к Питу и Барбаре, предвкушал заранее удовольствие от работы над сюжетом «Ящика».
Затем он поразмышлял о патефоне в канаве. «Интересно, а сколько он весит? Смогут ли двое мужчин поднять его? В будущем романе его до фургона тащат двое. Возможно ли это?
Справится ли с этим женщина? Мой герой не женат. Хотя он может поехать покататься с подружкой».
Все еще размышляя на эту тему, Ларри отложил книгу в сторону. Он допил пиво, прошел в спальню и разделся.
Одна из девушек может упасть, карабкаясь по склону оврага с патефоном — автоматом. Хорошо. Это будет предвещать, что музыкальный ящик принесет беду.
В ванной он отвернул кран и встал под душ.
Она падает под откос, размышлял Ларри, намыливаясь. При этом она вся обдирается, почти как Барбара в отеле.
Ларри припомнил, на что была похожа Барбара, стоя в дверях отеля после падения. Как были исцарапаны ее ноги и живот. Как развевалась по ветру ее блузка.
От таких воспоминаний в животе приятно потеплело.
Потом его вдруг бросило в дрожь при одном воспоминании о том, как он стоял на коленях под лестницей, рассматривая сморщенный труп.
Господи, лучше бы его никогда не видеть!
Казалось, это воспоминание преследовало его. Затаившись. Вроде какого-то привидения, спрятавшегося в укромном уголке его памяти. И иногда вылезающего из укрытия, чтобы напомнить о себе.
Это так чертовски неприятно, так отвратительно.
Но в этом есть что-то притягательное.
Пока Ларри мыл голову, в ней бродили все те же вопросы. Кто она? Кто вогнал ей кол в сердце? Была ли она действительно вампиром? И что случится, если кол вытащить?
Ответов у него не было.
Как всегда в таких случаях, он сказал себе, что и не хочет этого знать. Единственное, что он хочет, так это забыть об этом вовсе.
А это похоже, никогда не случится.
«Может, нам стоит рассказать об этом», — подумал Ларри. Он сам все время был против этого. Однако он понял, что это было бы гораздо лучше. Обращение в полицию избавило бы их от ответственности. Они передали бы эту эстафетную палочку в другие руки.
«Мы свое дело сделали. Теперь ваша очередь».
Ларри понимал, что отчасти проблема заключалась в том, что лишь они одни знали об этом.
«О том, что она там лежит, знаем только мы.
Но мы ничего не предприняли.
Так что проклятый труп стал больше, чем просто жуткое воспоминание. Это — незавершенное дело.
Справедливо говорят, ничто так не беспокоит, как незавершенные дела.
Может быть, — думал Ларри, — нам стоит заняться этим делом. Что-то предпринять, чтобы потом, успокоившись, выбросить все из головы».
— Давай поедем туда и вытащим его, — предложил Пит.
Эта мысль обескуражила Ларри.
— Шутишь, — пробормотал он.
— У тебя совсем крыша поехала, — отозвалась Барбара.
— Да ведь, если он собирается писать книгу об этом патефоне — автомате, то просто необходимо вытащить его. Или еще лучше, я обязан привезти его сюда. Ларри сможет следить, как я его восстанавливаю, и потом в деталях все описать. Понимаешь? Ничто лучше личного опыта не придает книге столько…
— Достоверности, — подсказал Ларри.
— Вот именно.
— Не уверен, — возразил Ларри.
Он отхлебнул виски с тоником и покачал головой. Лучше бы он не упоминал про «Ящик». Обычно он ни с кем не обсуждал свои планы. Но Пит с Барбарой принимали в этом участие. Это они откопали патефон — автомат. Идею подал Пит, так хотевший забрать ящик и восстановить его. С этого все и началось.
Все равно, лучше бы помолчать об этом.
«Меньше всего на свете мне хочется ехать назад в Полынную Степь».
Пит поднялся из шезлонга и проверил жаровню. Пламя почти погасло, но Ларри со своего места видел, что брикеты торфа еще горели. От гриля поднимались горячие воздушные волны.
— Будет готово минут через десять — пятнадцать, — объявил Пит. Он повернулся к Барбаре и выгнул черную бровь. — Тебе не надо ли сходить в дом?
— Стараешься отделаться от меня?
— Просто напоминаю. Неплохо бы к бифштексам подать соленых грибочков.
— Их готовить — одна минута, — сказала Барбара. — Принесу, когда вы дожарите мясо.
«Хорошо», — подумал Ларри. Ему не хотелось, чтобы Барбара уходила. Не только потому, что она являлась главным заслоном против безумной идеи Пита притащить сюда патефон, просто на нее приятно было смотреть.
Барбара сидела на диване, вытянув голые ноги. Ее длинные стройные ноги были прекрасны, несмотря на царапины. На ней были очень короткие красные шорты и простая белая футболка. Футболка свободно висела на плоском животе и плотно облегала грудь. Ткань была настолько тонкой, что просвечивала розоватая кожа, темные корки царапин на животе и белый бюстгальтер.
Ларри любовался тем, как двигались ее мышцы, когда Барбара выпрямлялась, чтобы отпить коктейль и снова откидывалась назад, ставя стакан на влажный круг, отпечатавшийся у нее на ноге.
— Ты ведь не собираешься ехать туда назад, не так ли? — спросила она у Ларри.
— Ни за что.
— Боюсь, он слишком тяжел, нам двоим его не вытащить, — пояснил Ларри Питу.
— Барбара поедет с нами и поможет нам, не правда ли, дорогая?
— Ни за что на свете.
— Она просто боится вампира.
— Ты и сам это знаешь. Кроме того, этому куску утиля совсем не место в нашем гараже.
— Это же надо для книги Ларри. Он сможет прийти, когда захочет, и рассмотреть все в деталях. — И, глядя на Ларри, Пит добавил: — И мы сможем все заснять. Знаешь? Фото настоящего музыкального ящика, такого, какой он сейчас. На обложке он будет смотреться — что надо.
— Это будет очень здорово, — прибавил он.
— Боже, только не поощряй его.
Ларри улыбнулся Барбаре.
— Я вовсе не собираюсь возвращаться туда.
— Ты что, тоже боишься вампира, да? — спросил Пит. — Эй, да она не тронет тебя. По крайней мере, пока у нее из сердца торчит кол.
— Я не беспокоюсь ни о каких вампирах, — ответил ему Ларри. — Я не думаю, что она — вампир. Меня просто тошнит при виде трупа.
— Ну, из тебя-то уж получится нетошнотворный трупик.
— Парень, да я боюсь собственной тени. Потому у меня и получаются такие славные ужастики. И, уверяю тебя, что Полынная Степь приводит меня в ужас куда сильнее, чем тень. Моя тень по сравнению с ней — ничто.
Барбара рассмеялась над этими сентенциями.
— Даже если бы под лестницей отеля и не было бы никакого трупа, я бы все равно постарался держаться подальше от этого города. Сам факт, что он брошен, уже пугает меня. Есть что-то невообразимо жуткое в тех местах, где должны быть люди, а их там нет. Заброшенный город, здание офиса ночью…
— Ты знаешь, это правда, — согласилась с ним Барбара. — Это как в отеле ночью, когда все спят.
— Или в школе, — добавил Ларри. — Или в церкви.
— Да. — У Барбары расширились глаза. — В церкви действительно жутко, когда там никого нет. В школе я пела в хоре. Мы собирались по средам, к восьми вечера. — Она подалась вперед и стала смотреть прямо на Ларри. — Однажды вечером… Боже, у меня мурашки по коже при одном лишь воспоминании. — Она крепко обхватила себя руками. — Однажды вечером репетицию отменили, а я об этом не знала. По — моему, мы ездили за город. Во всяком случае, руководитель хора заболел, и все об этом знали, кроме меня. Так что папа высадил меня около церкви, и я вошла туда.
— Ларри, ты записываешь? Может, потом пригодится.
— Пока звучит интригующе. — Ларри и сам испытывал легкую дрожь, будто все страхи Барбары передавались ему.
— У алтаря горела свеча, но на лестнице было темно. Как бы то ни было, но я пошла туда. Думала, что просто приехала раньше всех. На хорах было тоже темно.
— Почему же ты свет не зажгла? — спросил Пит.
— Не знаю. Наверное, я подумала, что мне не следует этого делать. Я ведь боялась, что кто-то может… зажечь свет, понимаете, это могло бы выдать мое присутствие. — Ее рот скривился в улыбке.
— Это точно, — заметил Ларри. — Если кажется, что здесь никого нет, то начинаешь бояться, а вдруг кто-нибудь есть.
— Это так. Действительно. Потому что не знаешь наверняка. Боже, мне стало казаться, что там кто-то бродит, ищет меня. Мне даже чудилось, что кто-то поднимается по лестнице. — Правая рука Барбары продолжала придерживать стакан, стоящий на ноге. Другой рукой она продолжала водить по телу, будто пыталась стереть мурашки. Ларри заметил, что и бедра Барбары покрыты ими. Хотя на ней и был бюстгальтер, но из такой тонкой материи, что ее соски выделялись сквозь него.
«Надо это запомнить, — подумал Ларри. — Когда по телу женщины пробегают мурашки, соски начинают выделяться.
От страха они становятся твердыми.
Или она возбуждена?
Возбуждена от страха?»
Барбара продолжала ежиться, поглаживая себя рукой. Казалось, она с головой ушла в воспоминания о той ночи.
— Так что же было дальше? — спросил Пит.
Она тряхнула головой.
— Ничего.
— О, потрясающий рассказ.
— Я прождала там минут пятнадцать. Я от ужаса не могла с места сдвинуться. Все смотрела вниз, на кафедру, и мне казалось, что там в темноте кто-то притаился. Понимаете, подкарауливает меня. Следит за мной.
— Пришел за тобой, — добавил Пит.
— Да, черт возьми.
— Они явились за тобой, — сказал он, подражая голосу нетерпеливого братца в сцене на деревенском кладбище из пьесы «Ночь оживших мертвецов». — Они уже явились за тобой…
— Прекрати, слышишь?
— И никто так и не пришел? — спросил Ларри.
Она покачала головой.
— Я все же преодолела страх.
Я никогда так не радовалась, как выйдя оттуда.
— Даже, когда выбралась из пролома лестницы в Отеле Полынной Степи? — спросил Пит.
— Это другое дело. Тут мне было очень больно. Это не то, что умирать со страха.
— В конце концов, ты просто вылетела из церкви? — спросил Ларри.
— Конечно. И даже не задержалась там, чтобы позвонить домой. Я просидела на стоянке весь вечер, и, наконец, за мной приехали, как обычно.
— И это все?
— С меня хватило. После этого я бросила петь в хоре. Ничто не могло заставить меня войти в церковь вечером.
— Крутое решение, особенно, если учесть, что ничего не случилось.
— Ну, не совсем, чтобы ничего, — уточнил Ларри.
— Правильно. Прошло столько лет, а у меня до сих пор — мурашки по коже, как вспомню.
— Ну, это не настоящий рассказ, — заметил Пит.
— Но хорошая предпосылка для создания рассказа, — возразил ему Ларри.
— Думаешь, тебе это как-нибудь пригодится? — спросил Пит.
— Могу себе представить, — улыбнулась Барбара. — Ты посадишь туда маньяка — убийцу, который будет следить за мной из — за спинки церковной скамьи.
— Нечто вроде того. А, может, сам Иисус сойдет с креста и проводит девочку до выхода.
— О, устарело.
Пит рассмеялся.
— Эй, он что идет по церкви, а из рук у него торчат гвозди.
— Ну, шутники.
— Хорошо, — сказал Ларри. — На другое утро причетник открывает церковь, а на кресте распята наша девочка.
— Тебя Бог накажет за такие мысли, — предупредила Барбара.
— Скорее всего.
— А я бы предложил ему лучше пару бифштексов, — сказал Пит. — И быстренько накормил бы его, прежде чем он нашлет гром небесный на нашего Ларри.
После обеда Пит продемонстрировал свой сюрприз — пластиковый мешок с тремя видеокассетами.
— Думал, что у нас будет киномарафон, но ты так спешишь.
Ларри прекрасно понимал, что учитывая выпитые три порции водки с тоником и две кружки пива в конце обеда, писать он уже не в силах, равно как и править отредактированную рукопись. Даже роман читать не в силах.
Ему хотелось побыть одному в пустом доме.
— Похоже, это — дело, — сказал он. — Посмотрим, что у тебя там. — Он прочитал вслух названия фильмов: «Чулан Камерона», «Кровавое безумие» и «Сезонный рабочий».
— Барби позвонила мне в магазин, — пояснил Пит. — Так что я на обратном пути заскочил за ними. — Пит был доволен собой.
— Это будет здорово, — сказал Ларри.
— Это должно поднять тебе настроение, — подтвердила Барбара. — Когда придет пора уходить.
— Если тебе станет от них не по себе, оставайся у нас ночевать.
— Думаю, со мной будет все в порядке.
Они начали просмотр с «Кровавого безумия». Пит сидел на скамеечке у дивана. Ларри сидел на диване рядом с Барбарой. Немного погодя, она пристроила ноги на кофейный столик, подложив под них подушку.
После окончания фильма Пит сделал воздушную кукурузу. Барбара ненадолго исчезла. Вернулась она в просторном голубом халатике до колен. Налила всем пепси. Пит рассыпал кукурузу по трем пакетикам.
Барбара выключила свет.
Они жевали кукурузу, запивали ее пепси и смотрели «Чулан Камерона», сидя лишь при свете экрана.
Ларри поглядывал на Барбару. Она сидела, откинувшись на спинку дивана, держа кулек с кукурузой на коленях, ноги ее лежали на подушке на кофейном столике. Когда Барбара наклонилась, чтобы положить пустой кулек на стол, халатик слегка распахнулся, обнажив левую ногу. На Барбаре была тонкая розовая ночная рубашка. Короче халатика. До бедер. Вздохнув с сожалением, она запахнула халатик.
«Лучше сидеть здесь, чем дома», — подумал Ларри.
Спустя минуту, Барбара вытащила подушку из — под ног. Пристроила ее под голову и забралась с ногами на диван.
— Скажи, если я буду пинать тебя, — попросила она Ларри.
— Может, лучше я подвинусь.
— Нет, мне удобно.
Пит посмотрел вверх на диван.
— Мы уже далеко зашли. Ради Бога, Барбара, сядь прямо. Ты ведь через пять минут заснешь.
— Я совсем не хочу спать.
— Тебе, да не заснуть. Предупреждаю, обратно вертеть кино не буду. Если проспишь, — твое несчастье.
— Я и не собираюсь спать.
— Замечательные слова, особенно последнее. Лар, если увидишь, что она спит, щипни ее за зад.
— Только попробуй. — Барбара поплотнее натянула халатик на бедра, словно для того, чтобы Ларри не добрался до нее.
То же самое могла сделать и Джина.
Этот инстинктивный жест и такая мера предосторожности предполагала интимность, которая и успокаивала и возбуждала.
Питу пришлось перемотать назад несколько минут фильма, которые он пропустил, беседуя с женой.
Барбара продержалась минут пять, даже больше, но не более десяти. Ларри понял, что она спит, когда она вытянула ноги, и одна из них уперлась босой стопой в его колено. От этого прикосновения по телу разлилось тепло.
Ларри немного подождал, смакуя это ощущение. Но вскоре у него возникло чувство вины перед Питом.
— Пит, — сказал он. — Она отключилась.
— Барбара.
Барбара вздрогнула и приподняла голову от подушки.
— Да я же не сплю.
— Ты задремала.
— Да нет же. Все в порядке. — Ее голова вновь упала на подушку. Глаза снова закрылись.
— Забудь о ней, — сказал Пит. — Она посмотрит фильм утром, если захочет.
— Я смотрю, — пробормотала Барбара.
Ларри тоже пытался смотреть фильм. Но правая нога Барбары не давала ему покоя, как и халатик, распахнувшийся спереди и позволяющий видеть ее грудь, обтянутую розовой тонкой рубашкой. Фильм на экране было хорошим, но это украдкой подсмотренное зрелище было еще лучше. Иногда нога Барбары толкала его.
Почти под конец фильма Барбара вытянула и левую ногу. Нога уперлась в бедро Ларри и легла сверху. Тяжесть этой ноги смутила его. Он тихонько приподнял ногу и положил рядом.
— Что? — пробормотала Барбара. — Прости, я лягнула тебя?
— Ничего.
Пит обернулся зевая.
— Боже, Барби, ты же прозевала весь фильм. Почему бы тебе просто не пойти спать.
— Да, я, пожалуй, и пойду.
«Вот черт», — подумал Ларри.
Барбара села и спустила ноги с дивана.
— Спокойной ночи, мальчики. Извини, Ларри, что ударила тебя ногой.
— Ерунда. Спасибо тебе за обед и вообще.
— Хорошо, что ты смог прийти. Пока. — Она обошла вокруг кофейного столика. Ларри смог заглянуть ей под халатик. Ее груди слегка качнулись, когда она наклонилась поцеловать Пита на ночь.
Потом она ушла.
Казалось, комната без нее опустела.
Во время заключительных кадров «Чулана Камерона» Ларри услышал звук спускающейся в туалете воды.
Пит вытащил кассету из видика. Улыбнулся через плечо.
— Наконец-то, свобода. Свобода, — сказал он. — Благодарение Всемогущему, наконец-то, мы свободны.
— Если хочешь пойти спать…
— Шутишь? — он вставил кассету с «Сезонным рабочим» и включил ее. — Сейчас вернусь, — сказал он и заторопился из комнаты.
Вернулся он, когда на экране все еще горело предупреждение, запрещающее незаконное использование видеоленты. В руках он держал бутылку ирландского виски и пару стаканов. Он сел рядом с Ларри на диван. Наполнил стаканы.
— Начнем вечер, — сказал он.
— Завтра я буду не в форме.
— Кошечек твоих нет дома. Живи на всю катушку.
Они смотрели фильм, пока стаканы не опустели. Пит снова наполнил их, потом нажал на кнопку «Стоп». Фильм ужасов сменился черно — белым фильмом Джона Уейна. Ларри тотчас же узнал «Пески Иво Джима».
— Почему ты переключил фильм?
В уголках рта у Пита появились насмешливые складки.
— А что, если нам немного прокатиться, — предложил Пит.
— Куда ты хочешь ехать?
— В Полынную Степь.
— Шутишь, — не поверил Ларри.
— А кто нам помешает?
— Я вовсе не хочу ехать туда.
Пит опустил руку на колено Ларри. Глаза его озорно поблескивали, но он не улыбался. Он был сейчас похож на мальчишку, мальчишку с усами и сединой в волосах, но всегда готового напроказить.
— Мы берем машину. Едем туда, вытаскиваем патефон — автомат и возвращаемся часа через два — три. Барбара отрубилась. Она ничего не узнает.
— Она узнает, когда увидит этот хлам в твоем гараже.
— Ладно. Давай поставим его в твой гараж. Что скажешь?
— Скажу, что это глупо.
— Брось. Это же приключение. Все получится здорово. Ты сможешь написать об этом в своей книге. Понимаешь? Расскажи, как двое парней убежали среди ночи, чтобы принести эту штуковину домой. Ты сможешь описать все, как было на самом деле, понимаешь? И воображение напрягать не придется.
— Глупо.
— Тебе что, не нужен ящик?
— Нужен, но не такой.
— А как насчет фотографии на обложку?
— Ну, это было бы неплохо, но…
— Так что берем мой «фотик». Может, нам и не придется тащить патефон сюда. Может, нам его и приподнять-то сил не хватит. Так хотя бы сфотографируем его.
— Лучше сделать это днем.
— Ты же помнишь, какой разнос мне Барбара устроила. Она ведь на меня всех собак навешала. Так ведь?
— Ты что, и в самом деле хочешь поехать именно сейчас? — Электронные часы в телевизоре показывали 12:05.
— Другого раза не будет. Ночной поход.
Идея эта напугала Ларри. Но и привела его в возбуждение. Его нервы пронзила какая-то странная судорога.
«Когда же в последний раз ты действительно предпринимал что — нибудь стоящее? Настоящее приключение».
— Прямо, как Том и Гек, — сказал он.
— Кто?
— Том Сойер вылез из окна ночью, и они с Геком пошли на кладбище сводить бородавки. Мне всегда хотелось отмочить что — нибудь подобное.
— У тебя, что, парень, бородавки есть?
— Давай поедем за этим.
С улыбкой Пит снова наполнил стаканы.
— За игры и развлечения, — провозгласил он тост. Они чокнулись и выпили.
Пит не выпускал стакан из рук. Он включил лампу около дивана. Потом перемотал видеопленку, выключил телевизор и вышел из комнаты. Ларри пил потихоньку виски и ждал. От виски стало тепло, но дрожь не унималась.
Когда Пит вернулся, у его правого бедра висела кобура с револьвером, а на шее — фотоаппарат со вспышкой.
— Я проверил в спальне, — тихо сказал он. — Барби спит без задних ног.
Пит поставил на стол пустой стакан. Бутылку с виски он заткнул пробкой и вручил Ларри.
— Ты будешь хранителем спиртного.
— Нам не следовало бы брать это с собой.
— Наплюй. Кто узнает?
— Если нас остановят…
— Не остановят. Успокойся, переживем.
Пит выключил свет, и они вышли на улицу. При свете уличного фонаря Пит запер дверь.
Ларри обхватил себя за плечи, чтобы не дрожать, и поспешил к машине, стоящей у обочины. Холодный ветерок дул ему в лицо. Захотелось заскочить домой за курткой. Но Питу холодно не было. Он все еще был в тенниске с короткими рукавами и голубых джинсах.
«Если ему не холодно, то и мне не должно быть, — подумал Ларри. — Кроме того, в машине будет тепло».
И верно, машина была теплой. Она должна была раскалиться на солнце, как печка, и все еще не остыла. Ларри взобрался на пассажирское место и вздохнул.
— Держи.
Он вручил Питу бутылку, из которой тот отпил большой глоток и отдал назад. Отпил и Ларри.
— Ты в состоянии вести машину? — поинтересовался он у Пита.
— Шутишь? Я даже слегка не захмелел.
«А я захмелел, — подумал Ларри. — Я-то здорово захмелел. Но виски тут не причем. Это просто старое доброе возбуждение. А, может быть, это от страха».
Пит завел машину. Света он не зажигал. Но, заехав за угол, включил фары. Они двинулись в ночь.
— Думаешь, мы сможем найти город?
— Не сомневаюсь.
— Мы отъехали от отеля, кажется, направо?
— Ну, если ты так считаешь.
Пит вел машину в темноте в течение нескольких минут. Лишь когда они выехали на Прибрежное шоссе, Пит посмотрел на Ларри и сказал:
— Знаешь, чего я понять не могу? С чего это ты решил писать про музыкальный ящик, а не про вампира?
— Про вампиров уже написано до черта.
— Но не про настоящих. Не перебивай меня, я считаю, что твоя история с музыкальным ящиком выглядит весьма бледно. Я думаю, что правдивый рассказ про то, как мы нашли вампира в городе призраков был бы… совсем другое дело, понимаешь?
— Согласен, другое дело.
— Помнишь этот фильм, «Ужас в Амитивилле»? Полагают, что этот рассказ достоверный.
— Да, полагают, — сказал Ларри. — Но я слышал, что все это сфабриковано.
— Может быть, — да, а, может быть, — нет. Дело в том, что они всем объявили, что это было на самом деле.
И это определило все. Кроме этого, других фильмов про дома с привидениями не было. Предполагается, что это было в действительности, верно?
— Верно.
— Фильм сняли по книге, так?
— Да. И книгу не сочли фантастикой.
— А эта книга хорошо продавалась?
— Шутишь? Ее расхватали в момент.
— А что мешает тебе написать такую же правдивую книгу про вампиров? Сделай настоящий бестселлер, а они быстренько снимут по нему фильм! Ты — богат и знаменит.
— Глупо.
— Что ты имеешь против? Ты имеешь что — нибудь против денег?
— Я и так неплохо зарабатываю.
— Не спорю, живешь ты неплохо. А сколько у тебя бестселлеров?
— Можно прекрасно обходиться и без того, чтобы твои книги вносили в списки бестселлеров. Те парни, что в списке, делают миллионы.
Пит присвистнул.
— Так много?
— Конечно. Некоторые — по два миллиона. Даже больше. И это без права переиздания, продажи за рубеж и права экранизации.
— Господи, и тебя это все не интересует?
— Я не говорил, что не интересует. Я просто не хочу связываться с вампирами.
— Эй, давай не будем водить друг друга за нос. Дело тут не в вампире. Дело в том, что у нее в груди торчит осиновый кол. Но нам же точно ничего неизвестно. А твоим читателям и подавно. Это именно то, что придаст рассказу силу. Подожди до конца и вытащи кол у нее из груди. Причем, в самой последней главе, понимаешь? Ты вытаскиваешь кол и смотришь, что произойдет.
— Ну, я не знаю.
Огни Мюлехед-Бенда остались позади. Пит свернул с главной дороги и направился в пустыню. Уличных фонарей больше не было, и дорога впереди освещалась теперь лишь огнями фар. Луна бледным светом покрывала суровый ландшафт из валунов, колючих кустарников и кактусов и высвечивала зубцы гор на горизонте. Все выглядело холодным и заброшенным. Ларри вдруг захотелось домой.
Ехать по неровной террасе к патефону — автомату было очень противно.
Но в мыслях у Пита было совсем другое.
— Что ты собираешься сделать? — спросил Ларри.
— То, что и хотел. Привезти домой патефон. Или просто сфотографировать его, если нам будет его не вытащить.
— Тогда зачем все эти разговоры про вампиров?
— Просто мысли вслух. Не нравится эта идея, не надо. Я не собираюсь тебя ни на что подбивать. Но скажи, ради Бога, почему ты не хочешь воспользоваться шансом заработать миллион баксов?
— Уж больно объект пугающий.
— Вот именно. — Пит потянулся, взял из рук Ларри бутылку, отхлебнул и положил ее обратно. — Вот именно, ты ведь и занимаешься тем, что пугаешь людей, верно?
— Пугаю сказками. Не реальностью. Кому нужны настоящие ужасы, пусть смотрят теленовости.
— Ну, твои романы не слишком отличаются. Слушай, мы же говорим о вампирах, а не об убийцах и ядерной войне. Разница лишь в том, что это будет правдивый рассказ. И он будет соответствовать твоему имиджу, понимаешь? Да от таких вещей рекламные агенты просто тащатся. Попробуй так, «Знаменитый писатель романов ужасов обнаруживает вампира во время отдыха». Это так и было. Ты почишь на лаврах, парень. И самое удачное то, что этого вампира можно прихватить с собой.
— Просто прелесть.
— Пусть только попробуют сказать, что ты все это выдумал.
— Здорово. Ты хочешь, чтобы я разъезжал с трупом в тележке по округе?
— Речь идет о миллионе баксов, Лар. Я бы решился.
— В добрый час.
— Черт возьми, я же не умею писать. А у тебя… — Он внезапно оглянулся. — Идея! Главным героем буду я. А ты будешь его другом, который описывает события.
— Твоим Ватсоном.
— Да, точно. Господи, был бы у нас магнитофон. Мы бы записали все это для книги.
— Ты это серьезно?
— Точно, черт возьми. Ты сможешь все это запомнить? Дьявол, не надо нам было так напиваться.
— Верно. — Ларри отхлебнул еще глоток.
— Я чувствую, что это будет лучшая книга и потрясающий фильм. Они будут правдивыми.
— В этом что-то есть, — согласился Ларри.
— Что-то? Да это станет бомбой.
— Хотя сам рассказ надо еще придумать.
— Эй, парень, да мы уже живем в рассказе. Ты живешь в нем с прошлого воскресенья, когда мы нашли эту тварь. Просто пиши все, как есть. Несколько глав, считай, уже готово. Потом опиши сегодняшний вечер. И то, как мы поехали за музыкальным ящиком, а я уговорил тебя поехать за вампиром.
— Ну, это займет страниц пятьдесят, — сказал Ларри. — А дальше что?
— Расскажешь о том, что произойдет, как мы идем в отель, вытаскиваем труп, грузим в машину и везем домой.
— К кому домой?
— У тебя есть, где его спрятать?
— Таких, чтобы Джина не обнаружила труп, — нет. Кроме того, я не хочу иметь от нее секретов.
— Как ты думаешь, какая у нее будет реакция?
— На покойника в доме?
— Ну, скажем, в гараже.
— Ну, в восторг она не придет, уверен.
— Барбара бы на нет изошла.
— Слишком уж дорого нам обойдется эта книга.
Пит промолчал.
«Слава Богу, — думал Ларри. — Хорошо, что мы оба женаты. Можно считать, что эта затея провалилась, не начавшись».
Ларри чувствовал громадное облегчение. Он глотнул виски и вздохнул.
— Идея! — воскликнул Пит. — Это же часть нашего рассказа! Нам надо, чтобы вся эта ерунда происходила после того, как мы получим вещь, так? Можно написать всю эту чушь про то, как Джина и Барбара доставляют нам неприятности из — за этой штуковины. Но нам удается уломать их.
— Вот это уже чистая фантастика.
— Мы можем просто объяснить им суть дела, понимаешь? Мы же не собираемся хранить это у себя вечно. Пару месяцев, быть может, ну, пока ты пишешь книгу. А в конце мы отхватим приличный куш. Думаю, девочки пойдут на это.
— А где куш для Барбары?
— Меня зарежут, хорошо?
— Ну, я смогу, пожалуй, перерезать тебе горло. А потом, сидя в тюрьме, напишу об этом роман.
— Мне показалось, ты сказал, двадцать процентов? Это все — таки моя идея. Если бы не я, ты вообще не написал бы об этом.
— Довольно верно. Не считая того, конечно, что я вовсе не собираюсь писать об этом. Все это — чушь собачья.
— Так это и делает все таким грандиозным. Это — чушь. Это — дикость! Думаешь, Стефан Кинг упустил бы такой случай? Черта — с — два, он сделал бы это смеха ради.
— Вот пусть он и пишет! У меня есть его адрес.
— Но мой товарищ — ты. Я не хочу отнимать у тебя эту возможность. Это — твой шанс.
— Спасибо.
— Так что ты скажешь? Берешься?
«Если ты откажешься, — думал Ларри, — он тебе этого никогда не простит. Он уже подсчитал, сколько будет 20 % от миллиона баксов. Получится, что я ограбил его.
Не будет больше ни прогулок с ним и Барбарой, ни вечеринок, ни обедов. Конец всему».
Он вспомнил, как весело они проводили время за последний год. Вспомнил Барбару, вытянувшуюся на диване, укутывающуюся поплотнее в халатик.
«Может, это и не прервет дружбу, — говорил он себе. — Но это будет уже не то.
Да и Пит был прав насчет книги. Это действительно могло бы оказаться стоящей вещью. Это мог бы быть второй „Ужас в Амитивилле“.
Работа над книгой означала более тесное общение с Питом и Барбарой.
Но это означало бы также и вторжение в твою жизнь трупа.
Возможно, все и не так и страшно, если попривыкнуть».
— Я думаю, что у нас возникнут большие проблемы с нашими женами, — сказал он.
— Ничего такого, с чем бы мы не справились. Как ты считаешь?
— Я полагаю, мы смогли бы снять комнату или вроде того, если они не разрешат держать труп у себя.
— Конечно. Что — нибудь придумаем. Так ты начинаешь писать?
— Может быть.
— Ага!
— Давай пока просто проговорим это, хорошо? Посмотрим на труп. Но я все — таки сначала хотел бы написать книгу про музыкальный ящик, так что давай сперва займемся им, а потом посмотрим.
— О, парень, да это уже начало больших свершений.
— Надо хорошенько пораскинуть мозгами.
Когда фары машины осветили приближающийся гараж Бейба на восточной окраине Полынной Степи, Пит выключил дальний свет и сбавил скорость.
В город они въезжали медленно.
Ларри изучал залитую лунным светом улицу. Он загнал себя в ловушку с этой безумной идеей, но продолжал лелеять надежду, что что — нибудь стрясется и положит конец этой затее. Им необходима уединенность. Если там стоит машина… если в окне или в дверях будет гореть свет…
Но улица, казалось, вымерла. В домах было темно.
Машина выехала на стоянку перед Отелем Полынной Степи. Наклонившись вперед, Пит рассматривал здание.
Они оба смотрели на двери. Но фасад здания был под покровом густой тени. Темнота казалась осязаемой.
Не в состоянии разглядеть двери, Ларри представил, что они распахнуты настежь. Представил, что он видит вестибюль, нарисовал мысленно картину, — труп, стоящий на высохших ногах под лестницей и глазеющий на них.
По телу Ларри поползли мурашки. Живот свело, будто по нему полз паук.
— Поехали дальше, — прошептал он.
— Верно. Ящик.
Машина тронулась.
Ларри поднял руку и пощупал под тканью свой сосок. Он был твердый, как камешек.
«Значит, у мужчин такая же реакция, — подумал он. — Когда по телу бегут мурашки, соски твердеют».
Он вспомнил, как Барбара рассказывала историю про темную церковь. Сконцентрировав на этом свое внимание, он забыл про труп. Но ему было неловко вспоминать соски Барбары. И он стал думать о Джине. Вспоминать, какая была Джина ночью, после увиденного во сне кошмара. Когда она легла на него сверху, скинув рубашку. А потом он склонился над ней, и ее худощавое тело в сумерках напомнило мумию, и он увидел себя под лестницей отеля, на коленях перед трупом. Высохшая коричневая кожа, ужасная усмешка, плоские груди, волосы под животом, отливающие золотом в свете фонарика.
Ларри потряс головой, отгоняя видение, глубоко вздохнул.
— Не знаю, выдержу ли я это, — пробормотал он.
— Не бойся, Пит с тобой.
Пит проехал мимо лавочки Холмана, развернулся и припарковался у бензоколонки. Выключил мотор.
Каждый сделал по глотку виски.
— Давай возьмем бутылку с собой, — предложил Пит.
— Давай не будем. Пусть руки будут свободными. — Ларри закупорил бутылку и поставил ее на пол машины.
Он вышел. Ежась на холодном ветру, Ларри попытался укрыться за машиной. Подошел Пит. У него был фонарик, но еще не включенный. Плечом к плечу они зашагали к лавке Холмана. Пустыня впереди казалась серой, каменистой поверхностью, где валуны и кустарники выделялись грязной светло — серой массой. Они совсем было подошли к заднему крыльцу здания, когда перед ними выросла неясная тень. Ларри вздрогнул. Пит согнулся и выхватил пистолет. А перекати — поле понесся дальше, подгоняемый ветром.
— Дерьмо, — пробормотал Пит, пряча оружие.
— Хорошо сделано, Быстрая Рука.
«Ну, тут не один я такой нервный», — подумал Ларри. Его порадовало, что и Пит струхнул.
— Может, лучше включить фонарик, — посоветовал он.
— Это может нас выдать.
— Кому?
— Кто знает, друг, кто знает.
Они зашли за дом и углубились в пустыню, держа курс на дальнюю смоковницу, растущую на берегу ручья. Навстречу им выкатился еще один перекати — поле, но Пит вовремя заметил его и не прореагировал.
Ларри всматривался вперед. Хотелось бы ему, чтобы там было поменьше камней и кустарников, где можно спрятаться. Каждый раз, приближаясь к подобному месту, он замирал от страха. Каждый раз, проходя мимо такого места, он оглядывался назад, ожидая увидеть там нечто притаившееся, готовое наброситься на них.
«Тут нет никого, кроме нас», — не переставая, твердил он себе.
Но Ларри никак не мог совладать с собой.
Наконец, они добрались до берега ручья. Ларри оглянулся и внимательно осмотрел то место, по которому они только что прошли.
Пит сделал то же самое.
Потом они стали вглядываться вперед. Склон был темный. Пит включил фонарик.
Луч прошелся по склону, и они двинулись вниз. Ларри шагал рядом с Питом. Несколько раз они останавливались, чтобы осветить дно ручья и лишний раз убедиться, что там их ничего страшного не ожидает. Дно казалось Ларри незнакомым. Он понимал, что ручей с воскресенья не изменился, просто в темноте все выглядело совсем по — другому. Ларри даже не смог определить, на каком валуне сидела Барбара.
«Мы не бродили бы сейчас здесь, если бы Барбаре не приспичило уединиться подальше от дома Холмана. Не нашли бы и патефона — автомата. Может быть, мы и обнаружили бы труп, но я сюда за ним ни за что бы не поехал».
Ларри почувствовал, что ему тоже приспичило облегчиться.
Когда они спустились на дно, он сказал:
— Подожди минуточку. У меня тут срочное дельце.
— Ради Бога, пожалуйста, — отозвался Пит. — Тебе посветить?
— Да, спасибо. — Он взял у Пита фонарь. Пит подождал, пока Ларри не зашел за ближайший валун. Фонарь он зажал под мышкой, чтобы освободить руки. Стоя спиной к Питу, он расстегнул брюки. Тело обдало холодным ветерком. Чтобы его не забрызгало, струю он направил по ветру.
Приведя себя в порядок, Ларри оглянулся. Бледный луч фонарика прошелся по темному кругу на земле.
— Эй, Пит, где ты?
— Я не хочу замочить ноги.
— Иди сюда. — Он вытащил фонарик из — под мышки, пока подходил Пит. Ларри указал ему на круг. — Посмотри на это.
— Кострище.
— А раньше он тут был?
— Не знаю. Может и был, да я не заметил.
Они подошли к пятну. Центр кострища был черен от пепла и обгоревших головешек.
И костей. Ларри разглядел с десяток костей, уцелевших среди пепла, — серых, с шарообразными утолщениями на концах.
— Боже правый, — пробормотал Пит.
— Думаешь, кролик?
Пит пожал плечами. Он поднял кость длиной почти с фут.
— Это кость не от кролика, — сказал он. — Скорее всего — койот.
— Кто же, черт побери, ест койотов?
— Да Псих-Долбаный-из-Пустыни, вот кто. — Пит бросил кость в кострище. — Это тоже подойдет для нашей книги.
— Замечательно, — проворчал Ларри.
Пит потрогал рукой один из закопченных камней.
— Все еще теплый.
— Не говори так.
— Так и есть.
Согнувшись, Ларри сам потрогал камень. Тот был холодный.
— Черта с два.
Пит рассмеялся.
— Ты ведь поверил, так?
— Дрянь какая.
— Отойди — ка в сторонку. Я сниму это.
Ларри отступил и продолжал освещать кострище, пока Пит налаживал аппарат и подключал вспышку.
— А что, если тот, кто был тут, еще бродит где-то рядом?
— Не бойся, его уже съели.
— Ну, я бы не хотел встретиться с тем, кто ест койотов.
— Скорее всего, он давно уже ушел. — Пит поднял аппарат, склонился над остатками костра и щелкнул. Вспышка осветила все кругом белым светом.
Пит отступил назад. Шаг. Другой. Еще одна вспышка разрезала тьму.
В ярком свете Ларри увидел ниже по ручью что-то непонятное. Направил на это фонарик.
— Боже мой, — пробормотал он.
Три камня были положены друг на друга. На вершине лежала голова койота, серый мех был перемазан в крови, в зубах была зажата кость. Вместо глаз зияли кровавые дыры.
Пит опустил фотоаппарат и разинул рот.
— Ух ты, — выдохнул он. — Кажется, нам лучше сматываться отсюда.
Пит похлопал Ларри по спине и шагнул к сооружению. Поднял фотоаппарат. Снял. При свете вспышки Ларри заглянул в пустые глазницы. Его начал бить озноб, когда Пит шагнул правее, стал прямо перед мордой и щелкнул ее в упор.
Ларри отвернулся, его рвало. Успокоившись, он попятился от этого места. Вытащил носовой платок, вытер им рот. Смахнул выступившие на глазах слезы.
— Ты в порядке? — спросил Пит, подходя сзади.
— Боже правый, — в ответ пробормотал Ларри.
— Меня тоже подташнивает. Мерзкое зрелище. Тот, кто делает такие вещи, — лунатик долбаный, вот кто. Видишь, как он вырвал глаза? Интересно, он сделал это до того, как поел, или после.
Ларри потряс головой.
— Пойдем снимать патефон и пошли отсюда.
— Дай мне фонарь. Я посмотрю, нет ли здесь еще чего — нибудь.
— Ты с ума сошел? — Ларри отдернул руку с фонариком и пошел к тому месту, где лежал патефон — автомат.
— Ах ты, — произнес Пит. — Вот дьявол. Мне бы не хотелось расставаться со своим ужином. На обратном пути это будет совсем уж ни к чему. — Он осматривался по сторонам.
У Ларри по спине забегали мурашки.
— Что это?
— Похоже — ничего.
— Ты слышишь что — нибудь?
— Только ветер. Или это наш знакомый кретин — долбаный — пожиратель — койотов крадется за нами.
— Прекрати.
— Интересно, разговаривал ли он с головой койота, пока пожирал туловище? Ты как думаешь? Может, он поставил ее для компании. Чтобы было с кем поболтать. Беседовал с головой, пожирая тело.
Ларри вспомнил, что когда его рвало, он тоже подумал об этом.
— Интересно, съел ли он и глаза тоже?
Это в голову Ларри не приходило.
— Может, ему просто не понравилось их выражение.
— Может быть. Наверное, мы этого никогда не узнаем. По крайней мере, пока нам не предоставится возможность поговорить с ним, — хихикнул Пит.
— Давай передохнем.
Ларри обошел вокруг большого валуна. Осветил его.
— Барбара здесь сидела?
— Наверное.
Ларри вел лучом фонарика по склону, пока не осветил заросли кустов справа от них. Через ветки просвечивали хромированные и грязно — розовые пластмассовые части патефона.
— Вот он.
Они поспешили к нему.
Ларри смотрел на патефон, лежащий в кустах, весь смятый и продырявленный. Перед глазами возникла фотография на обложке книги. «Ящик» Лоуренса Данбера.
«Вот это то, что я собираюсь написать, — сказал себе Ларри. — А не какую-то там чертовщину про вампиров».
— Давай посмотрим, сможем ли мы поднять его? — предложил Пит, наклоняясь.
Ларри представил, как они тащат ящик по крутому склону. Увидел, как он оступается, падает и катится вниз. А ящик летит следом и придавливает его. Пит поднимает ящик. «Лучше тебя не трогать, Лар. Я еду за помощью». Пит оставляет ему револьвер и спешит прочь. Он остается лежать один, полупарализованный. Вскоре он слышит, как к нему кто-то ползет. Это оборванный отшельник, перемазанный кровью койота, с ножом в руке. «Интересно, а с чего это я взял, что отшельник всего один?»
— О чем задумался? — спросил Пит.
— Давай лучше не будем трогать его.
— Кажется, ты прав. Бог знает, что там под ним. Или внутри его. Не хотелось бы потревожить гремучую змею или разворошить скорпионье гнездо или еще чего — нибудь похлеще.
— Вот это как раз то, что мне в тебе нравится, — сказал Ларри. — Ты — рисковый парень, но не дурак.
— Моя матушка слабоумных не рожала. — Пит поднялся на ноги. Отступил от патефона и поднял фотоаппарат.
Ларри шагнул в сторону. Он смотрел вдоль ручья и освещал его высохшее русло фонариком. Ларри водил фонариком из стороны в сторону. Кусты и камни вокруг были слишком малы, за ними не спрячешься.
— Если увидишь Рэга-Пустынную Крысу, — крикни.
— Я не крикну, я заору благим матом.
Пит расхохотался.
Ларри продолжал стоять к другу спиной. Боковым зрением он уловил четыре вспышки света.
— А почему бы и тебе не сфотографироваться? — предложил Пит. — Мы бы напечатали пару снимков тебя на фоне ящика.
С неохотой оставив свои обязанности часового, Ларри шагнул назад и встал рядом с патефоном. Нагнулся над ним. Красное пламя вспышки ударило ему в лицо.
— Скажи «Чииз».
— Давай быстрее.
— Скажи «Главный чииз».
— Черт бы тебя побрал.
Белый свет ослепил Ларри. Пит сделал еще снимок, затем подошел поближе и щелкнул его еще пару раз.
— Ну, вот теперь все.
— Похоже, с моим зрением тоже — все. — Ларри выпрямился, протирая глаза и моргая. Перед ним все плыло, перед глазами кружились темные точки.
— Тут мы все закончили? — спросил Пит.
— Конечно, все.
— Хочешь вернуться за сувениром? Заберем голову с собой и положим в холодильник.
— Да. Почему бы тебе не прихватить ее?
— Ха! Я что, с дуба рухнул?
— Труп же ты хочешь притащить домой, — сказал Ларри, заходя за кусты и выбираясь из оврага. — Не пойму, в чем же разница?
— Но труп же ведь не в крови и грязи.
— На мой взгляд, достаточно грязный.
— Ну, голова койота на миллион баксов не потянет. На миллион зелененьких. Да за такие деньги я бы его голыми руками домой пешком принес.
— И съел бы его? — спросил Ларри, почти развеселясь, как только вылез из оврага.
— А мне кто-нибудь миллион за это даст?
— Ну, предположим.
— А мне его сначала можно будет прожарить?
— Ни за что. Сырым ешь.
— Ты в своем уме, парень?
— Я?
Они поднялись на пригорок, и в лицо Ларри ударил порыв ветра. Тут он дул гораздо сильнее, чем в овраге. Но Ларри все равно был рад, что выбрался оттуда. Он чувствовал себя незваным гостем в логове пожирателя койотов, Рэга-Пустынной Крысы. И заспешил вперед, пытаясь поскорее уйти от обители этого сумасшедшего.
Ларри все время посматривал назад. Пит тоже оглядывался, но не так часто.
Наконец, они дошли до машины. Ларри одним махом вскочил на сиденье, захлопнул дверцу и запер ее. В кабине было тепло. Хорошо было укрыться от ветра. Лицо и руки слегка пощипывало. Ларри откупорил бутылку с виски и приложился пару раз, пока Пит садился за руль.
Ларри протянул бутылку Питу.
Пит покачал головой. Он щелкнул выключателем, и кабину машины залил свет. Нервно поглядывая на Ларри, Пит нырнул под сиденье.
Ларри наблюдал, как он шарил по полу машины, — голова его вертелась во все стороны, а пальцы нащупывали ручку оплетенной двухлитровой бутыли.
«Боже, да он боится, что кто-нибудь мог забраться в машину!»
Пит смерил длину своего пикапа и поднял голову. — Здесь прохладно, — сказал он, вылезая.
Сев на место, он выключил свет в салоне. Завел мотор. Пит протянул руку Ларри, и тот вложил в нее бутылку. Выпив, он отдал ее обратно.
— Ну что, мы готовы повеселиться по — настоящему?
— Я лично уже достаточно повеселился на сегодня.
— Ну ты же не бросишь меня, так ведь?
— Да что ты станешь делать с трупом, даже если мы и привезем его домой?
— Ты напишешь о нем роман.
— О чем? О том, как у нас в доме гостил какой-то псевдовампир?
— Точно.
— Пусть себе лежит здесь. Пока женщины не заставили нас избавиться от него.
— Верно. Нам надо что-то с ним сделать. Может, мы выясним, кто она такая.
— Это каким же образом?
— Начнем с начала, Лар. Давай притащим ее домой, а потом решим, что делать дальше.
— А почему бы нам сперва все не выяснить, а уж потом перевозить ее?
— Да мы уже приехали. Когда еще будет такая возможность? Давай, друг, мы же договорились. Не подводи меня сейчас.
— Я не подвожу. Я просто не понимаю, чего мы этим добьемся. Наш роман должен быть не просто историей о паре идиотов, притаскивающих домой всякую дрянь и доводящих своих жен до кондрашки. Даже правдивая история нуждается в постоянном развитии сюжета, в драматических событиях, кульминации. Особенно в кульминации. А у нас же ничего нет.
— Ну, мы случайно выдергиваем кол.
— А эта проклятая тварь лежит себе, как ни в чем не бывало.
— Может, — да, а, может, — нет.
— Ну, продолжай. Ты же сам сказал, что это — не вампир.
— Ну, мы же точно ничего не знаем. Очевидно, кому-то показалось, что она — вампир.
— Хорошо. Предположим, мы выдергиваем кол, и она оказывается вампиром?
— Ну, это будет нечто, а? Тогда у нас точно будет бестселлер.
— Если она нам не перекусит раньше глотки.
— Ну, мы примем все меры предосторожности, когда надо будет. Понимаешь, всякие там распятия, связки чеснока. Купим пару наручников или свяжем ее покрепче.
— А что будет, если мы вытащим кол, а ничего не случится? Похоже, что так и будет. Тогда что?
Пит тронул машину с места.
— Большая неудача, — вот, что будет, — объяснил ему Ларри.
Пит вывел машину на дорогу и медленно двинулся по направлению к Отелю Полынной Степи.
— Давай просто поедем домой и выбросим все это из головы.
— Ты же сам сказал, что мы все должны проговорить заранее, на слух.
— Мой слух велит забыть об этом.
— Я придумал кое — что получше. — Пит повернулся к Ларри. В неясном лунном свете его зубы сверкнули в улыбке. — Ты говоришь, что мы потерпим неудачу, если выдернем кол, а труп останется как есть. Давай сразу сейчас выясним, вампир она или нет. — Он повернул машину к отелю и остановился около дверей. — Давай пойдем и вытащим кол.
Ларри дрожа стоял перед машиной и направлял луч от фонарика на двери отеля. Они были закрыты. Засов болтался на одной петле, и никто не исправил то, что раньше сломал Пит. Дужка так и висела вырванной из косяка.
Пит подошел к двери, держа в руках монтировку.
— Она тебе не понадобится, чтобы войти сюда, — прошептал Ларри.
Кивнув, Пит приладил инструмент за пояс. Он оглядел улицу. Потом поднял аппарат и сфотографировал двери.
Когда Пит шагнул в двери, Ларри остановил его, схватив за плечо.
— Минуточку.
— Я собираюсь войти. Если ты боишься…
— А ты — нет?
— Ну, конечно, боюсь. Но это меня не остановит. Можешь подождать здесь, если хочешь.
Рука Ларри опустилась. Он пошел следом за Питом. Ноги у него подгибались, словно ватные, и дрожали. Под ложечкой сосало. Сердце сильно билось, а рот судорожно хватал воздух.
«Кто же напишет книгу про Пита, — думал он, — если я сейчас сыграю в ящик от сердечного приступа?»
Пит открыл дверь. Ларри осветил фонариком вестибюль. Луч заплясал по ступенькам лестницы, скользнул по балюстраде и спустился вниз, по пустой поверхности направо.
Они зашли внутрь. Пит прикрыл за ними дверь.
«Я внутри, — подумал Ларри. — Боже правый!»
В отеле ветра не было. Ларри слышал его вой, но его больше не обдувало. Здесь было тепло. Но холоднее, чем в машине. Дрожь не унималась. По телу бегали мурашки. Он чувствовал, что покрыт гусиной кожей с головы до пят. Казалось, даже внутренности сжало ледяной рукой.
Ларри водил фонариком взад и вперед. По деревянному, засыпанному песком полу. По регистрационной стойке. Вдоль стен. Чуть повернувшись, он осветил забитые досками окна. Закрытые двери.
Щелчок и вспышка заставили его вздрогнуть. Зажужжала автоматическая настройка.
— Хочу снять общий вид, — прошептал Пит. Он щелкнул несколько раз, поворачиваясь по кругу, чтобы не упустить ни одной детали вестибюля.
Пока он вертелся, Ларри присел на корточки, чтобы унять судорогу.
— Ты в порядке? — прошептал Пит.
— Едва ли.
— Спусти штаны, тебе еще домой в них ехать.
— Ха — ха.
— Я поднимусь наверх и щелкну оттуда.
Ларри встал, но следом за ним не пошел. Он освещал лестницу. Пит поднимался по ступенькам, держа фотоаппарат в обеих руках. Вдруг он замер на месте.
— Очень интересно. Посмотри.
Поморщившись, Ларри заставил свои ватные ноги шагать к лестнице. Он добрался до Пита.
Четыре грязных обшарпанных доски были перекинуты через пролом. Они закрывали дыру, куда провалилась Барбара.
— Ты понимаешь, что это означает? — спросил Пит.
— Давай уйдем отсюда.
— Боже, надеюсь, он не забрал нашего вампира?
«Боже, хоть бы забрал», — подумал Ларри.
Он надеялся, что не выдал своих мыслей.
«А что, если это тот пожиратель койотов?»
Ларри осветил верхние ступени. Свет проник в коридор второго этажа, бросил светлый блик на стену. Он посмотрел туда, почти ожидая увидеть сумасшедшего, притаившегося за перилами.
Пит вытащил револьвер, он не паниковал.
«Этот страх прикончит меня».
Ларри пытался отвести взгляд от коридора верхнего этажа. Но не осмеливался сделать этого.
Пит протянул ему револьвер.
— Подержи — ка минутку.
Ларри переложил фонарик в правую руку, а в левую взял револьвер. Направил его дулом в коридор.
Тяжесть девятого калибра действовала успокаивающе.
Очень успокаивающе.
«Это все равно, что надеть пальто, это унимало дрожь и успокаивало. Нет, это даже еще лучше.
Понятно, почему Пит был так спокоен. У него на бедре висела эта пушка».
Пит заснял лестничную площадку. Потом, повесив аппарат на ремне, нагнулся и поднял одну из досок. Поставил ее к стене. Когда туда последовали все четыре доски, он сфотографировал дыру.
Не думая больше о том, кто мог здесь прятаться, Ларри заглянул в пролом на площадке. Он увидел острые края досок, так исцарапавшие Барбару. Вспомнил, как обнял ее, пытаясь вытащить. Вспомнил мягкое тепло ее груди под руками. Вспомнил, как она стояла в дверях, распахнув блузку.
Опомнился Ларри, когда Пит начал укладывать доски на место. Он почувствовал, что не дрожит больше. Интересно, отчего это так: потому, что у него был пистолет, или потому, что вспомнил Барбару.
«Наверное, — решил он, — от того и от другого вместе».
— Ладно, — сказал Пит, поднимаясь на ноги. Он протянул руку за оружием.
— Пусть пока остается у меня, — попросил Ларри.
С минуту Пит молчал. Потом пожал плечами:
— Конечно, почему бы и нет?
Они повернулись и стали спускаться.
— У нас уже много хороших снимков этого места. А в книге про Амитивилле есть фотографии?
— Нет.
— Здорово. Наша будет лучше.
Они спустились с лестницы и обошли регистрационную стойку, песок поскрипывал под ногами.
Панель под лестницей была на месте, в том же положении, что и раньше. Распятое тело Христа поблескивало золотом.
Пит отошел на несколько шагов и сфотографировал панель, закрывающую пространство под лестницей.
Подойдя вплотную, Пит ощупал доски панели. Он пытался отыскать щель, куда бы просунуть пальцы, но не мог отыскать ни одной и взял в руки монтировку. Вставил острый конец в щелку. Медленно, пытаясь не шуметь, надавил на инструмент.
— Сезам, откройся, — прошептал он.
С тихим скрипом, скрежеща гвоздями, часть панели отошла на полдюйма.
Пит просунул в щель пальцы левой руки. Монтировку он вернул за пояс. Обеими руками он стал отрывать панель. Гвозди скрежетали. Щель увеличивалась.
Наконец, панель полностью отошла от стены. Образовался проем в четыре фута шириной. Пит вытянул руки и взялся за края панели… Он стал похож на живое воплощение распятого тела, когда поднимал панель и относил ее в сторону, — распятие почти касалось его щеки. Он прислонил панель к лестнице, вытер руки о штаны, вернулся и сфотографировал проем.
Ларри подождал, пока Пит подойдет к нему вплотную. В проем они шагнули вместе.
«Пусть этой твари тут не будет», — молился Ларри, ведя лучом фонарика влево.
Луч света выхватил из тьмы ноги трупа. Чуть приподняв луч, Ларри осветил старое коричневое одеяло, закрывающее тело. Одеяло чуть оттопыривалось там, где был кол, напоминая маленькую палатку. Выше одеяла виднелось коричневое лицо трупа.
Пит толкнул Ларри локтем.
— Что такое? — прошептал тот.
— Никто с трупом не сбежал.
— Это очень плохо.
— Я сниму ее отсюда, — сказал Пит.
Маленькое пятно красноватого блика от видоискателя появилось на одеяле. Оно поднялось вверх до ступенек, как раз над головой трупа. Ларри казалось, что стук его сердца заглушал свистящий звук автоматической настройки аппарата. Красное пятно замерло на буром лбу, коснулось глазницы, поползло по впалой щеке и остановилось на зубах.
Ларри зажмурился, чтобы не ослепнуть от яркой вспышки. Он почувствовал ее даже сквозь закрытые иски. Потом еще одну.
— Пошли, — прошептал Пит.
Ларри открыл глаза и двинулся следом за Питом. Хотя он и продолжал освещать гроб, но старался даже не смотреть в ту сторону.
Согнувшись, Пит добрался до края гроба и ухватился на него. Крякнул. Гроб продвинулся, проскрежетав по полу. Ларри отошел в сторону, и Пит протолкнул гроб мимо него.
Пит вытащил гроб в вестибюль.
Ларри шел следом.
— Что же ты делаешь? — громко прошептал он.
— По — моему, он там не смотрится, — сказал Пит.
— Господи.
Ларри и сам был рад выбраться из — под лестницы. Но это было уже слишком. Во всех отношениях. Этой твари было здесь не место. Место ей было под лестницей, но никак не в вестибюле, Бог тому свидетель.
— Мы должны затолкать ее на место.
Вместо ответа Пит щелкнул аппаратом.
Белая вспышка осветила песчаный пол, гроб, ноги и лицо трупа, ее светлые волосы, одеяло.
Одеяло.
У Ларри сжалось сердце.
— Пит.
— Перестань скулить, а?
— Одеяло.
— Что с ним такое?
— Сейчас оно лежит по — другому.
— Смотри — ка, действительно, ты прав.
В воскресенье Пит оставил одеяло небрежно наброшенным, лежащим комком на груди и животе. Барбара натянула уголок, чтобы прикрыть бедра. Теперь же оно было расправлено, аккуратно закрывая все тело от плеч до колен.
— Может, это сделал тот парень, что закрыл пролом на площадке, — сказал Пит. Его голос звучал просто потрясающе спокойно. Даже без пистолета в руках.
— Это значит, он понял, что мы нашли тело.
— Он не знает, что нашли его именно мы. Просто кто-то.
— Мне это не нравится.
— Его же здесь нет, так ведь?
— Но он может здесь быть. — Ларри осветил лестницу. Там было пусто.
— Как только он появится, мы расспросим его.
— Верно. Конечно. А что, если ему не понравится, что двое каких-то парней якшаются с его вампиром?
— А ты в курсе, что может сделать с человеком 9 калибр? Просто сдует его, а тому покажется, что на него налетел тяжелый грузовик. Так что без крайней нужды не стреляй.
— Боже, — пробормотал Ларри.
— Прикрой меня, пока я буду ее фотографировать. — Пит нагнулся и сдернул одеяло с трупа.
Глаза Ларри при свете вспышки замерли на коле, торчащем из груди.
Пит ходил вокруг гроба, делая все новые снимки. Потом подошел к Ларри и опустил камеру.
— Хорошо, парень. Пришло время убедиться, настоящая ли она.
По спине Ларри пошел холодок.
— Не надо.
Пит улыбнулся и поднял брови.
— Ты же сам говорил, что если она не вампир, то и не нужна нам.
— Ради всего святого, сейчас же ночь.
Пит шагнул к нему. Поднял фотоаппарат над головой.
— Может, ты снимешь все это для потомков. — Он повесил аппарат на шею Ларри. Ларри ощутил его тяжесть.
Пит подошел к изголовью гроба и встал на колени. Его рука ухватилась за кол.
— Не смей.
— Не трусь, парень.
Ларри поднял револьвер.
Улыбка слетела с лица Пита.
— Иисус Христос.
— Убери руки.
Рука отлетела от кола, как ошпаренная.
— Я убрал ее, убрал. Боже!
Ларри опустил пистолет.
Он потряс головой. Ему до сих пор не верилось, что он мог угрожать другу пушкой. Ему стало не по себе.
— Прости. Ради Бога, прости меня, Пит.
— Господь с тобой, парень.
— Прости. Послушай. Мы возьмем это с собой. Отвезем домой. Напишем книгу. Хорошо? И ты сможешь вытащить кол, но когда придет время. Мы сделаем это днем. Сперва мы свяжем ее или — как ты там говорил. Мы сделаем, как надо, так, чтобы никто не пострадал. Хорошо?
Пит кивнул и встал с колен. Обошел вокруг гроба.
Ларри подошел к нему.
— Слушай, забери у меня эту штуку.
Пит взял у него револьвер.
— Мне бы следовало сунуть тебе его под нос и посмотреть, как бы тебе это понравилось, — сказал он. — Черт тебя побери, понял?
— Давай, валяй. Так мне и надо.
— Ха, — он убрал револьвер в кобуру. Взял Ларри за локоть и посмотрел ему в глаза. — Мы — партнеры, парень. Мы хотим стать богатыми партнерами.
— Я не должен был целиться в тебя, Пит. Я не знаю, что такое… Прости меня. Я и в самом деле не хотел.
— Да ладно.
Они пожали руки. У Ларри комок застрял в горле. Он чуть не плакал.
— Хорошо, друг, — сказал Пит. — Давай вытащим эту суку отсюда и рванем домой.