Колдовская метка

6 Стейнер

Стейнер не собирался опаздывать. Кажется, весь Циндерфел набился на пристань, чтобы поглазеть, как его увозят. Молодой кузнец спустился наезженной дорогой к побережью, даже не заглянув домой. Он не испытывал ни малейшего желания разговаривать с людьми, которые бросили его в лапы судьбе, поджидающей на острове. Алый фрегат ещё не снялся с якоря, и шлюпки везли с берега единственный его груз – отмеченных колдовской меткой детей, которых собирали по всей Империи и везли со всех Обожжённых республик. Небо напоминало перевёрнутый карьер, затянутый грубо-серыми облаками, колючими и опасными.

– Вот он! – раздалось из глубины толпы.

Люди обернулись и подались в стороны. В голове у Стейнера пульсировала тупая боль, и внутренности ей вторили. К одежде прилипли соломинки, выдавая, что ночь он провёл в стойле, и лучше никому не знать, в каком именно.

– Да ты не торопись, – прокаркал кто-то.

– Уже почти всех перевезли, – добавил другой.

– Думали, ты сбежал, – сказал третий.

– Не обращайте внимания, – отозвался Стейнер. Все чувства будто онемели, поэтому и ответ вышел недостаточно язвительным.

– Что, язык проглотил? – осклабился мясник Хокон.

Люди шарахались от юноши, будто боялись заразиться колдовством. Мужчины, женщины, кучка ребятни – все наблюдали за ним, а некоторые вслед целовали пригоршню пальцев – древний знак, чтобы отпугнуть зло. Стейнеру хотелось грязно ругаться. Хорошо, что Кристофин не пришла. Больше в Циндерфеле он не доверял никому, и лучше бы ей не видеть, как его забирают.

На пирс местных жителей не пускали – шестеро солдат стояли заслоном против отчаянных родителей, только до сих пор ни один человек со всех Обожжённых республик не последовал за своим ребёнком. Иерархи Хигир и Ширинов, скрестив руки и сгорбившись, поджидали Стейнера.

– У мальчишки сильный дух, как я и говорил, – проговорил Хигир глубоким голосом. Нахмуренные брови на бесчувственной маске по-прежнему пугали.

– А я уже собирался уничтожить дом кузнеца, – раздалось из-за серебряной маски.

– Жаль, что вам пришлось ждать на холоде, – отозвался Стейнер. – Мороз плохо действует на старые кости.

Ширинов подался вперёд и поднял руку.

– Стейнер! – раздалось из толпы.

Иерарх замер и обернулся на крик, но юноша не повернул головы. Он и без того узнал голос.

– Стейнер, я тебе кое-что принёс. – Слова Марека звучали мольбой, но отвечать не хотелось. – Прошу, сынок.

Он сердито глянул назад и увидел кузнеца и рыбака, которые плечом к плечу стояли по ту сторону заслона. Хьелльрунн видно не было, что было и к лучшему, когда рядом Зоркие. Марек протянул сыну суконный мешок.

– И что мне с ним делать?

– Пригодится в пути, – отозвался Марек с болью в лице.

– Оставь себе, – рявкнул Стейнер. – Мне от тебя ничего не нужно.

– Стейнер, мне жаль. – Голос отца дрогнул.

– Всё это я делаю не ради тебя, а ради Хьелль.

– Стейнер… – Марек выглядел подавленным, но в душе Стейнера уже не осталось места для жалости. Он круто развернулся и зашагал в конец пирса, подальше от солдат и полных отчаяния глаз отца. В ушах плескался шум Призрачного моря, тишину разрывали насмешливые крики чаек.

– Повернулся спиной к семье? – Рядом возникла выщербленная бронзовая маска, пугая хмурым выражением.

– Вам-то какое дело?

– Часто те, кого мы увозим, до последнего цепляются за прошлую жизнь. – Хигир оглянулся на толпу. – Ты не из таких.

Стейнер пожал плечами, глядя, как с корабля на воду спускают шлюпку.

– А ты – противоречивая натура, не правда ли? – добавил иерарх.

– Я бы скорее назвал себя простым парнем, если узнать поближе.

– В чём же это выражается?

Стейнер вплотную подошёл к Зоркому.

– Улыбаюсь, когда счастлив, и хмурюсь, когда зол. Я не прячусь за масками.

– Вскоре и ты изменишься. Думаю, тоже наденешь маску. – В словах иерарха почудилась насмешка.

– Она мне не нужна.

– Идём, дитя, – позвал Хигир. – Время отплывать.

– Я вам не дитя, – сквозь зубы прорычал Стейнер. – У меня есть имя.

В заливе гулял ветер, и казалось, что он подгоняет людей, по трое и четверо бредущих вдоль побережья, как хрупкие осенние листья. Стейнер в последний раз оглянулся в сторону пирса и увидел, что Вернер уводит Марека, и толпа расступается перед ними. В каменной пустоте, заполнившей душу, вдруг ярко вспыхнул гнев. Закапал мелкий дождь, и море вокруг зашелестело.

Ширинов куда-то исчез, и Стейнер, плечами растолкав угрюмых детей, сошёл с пирса и устроился в лодке под их сердитыми взглядами. Он отчаянно старался не потерять самообладания и, склонив голову, до боли стиснул кулаки.

В ушах эхом отдавались слова: Всё это я делаю не ради тебя, а ради Хьелль. Он готов на всё, чтобы сестра не попала в лапы Империи с её Зоркими.

Вода капала с носа и струилась по вискам.

Зато никто не увидит, если он заплачет.

Четверо сильных молодых солдат помогли иерархам сесть в лодку и забрались следом. Ширинов сперва разразился кашлем, а когда качка закончилась, тут же задремал.

На полпути к фрегату, покачиваясь на тёмно-зелёной воде, они разминулись с другой шлюпкой, которая шла к каменному пирсу, а на её носу бесстрашно стояла Ромола. Гребцы кисло посмотрели на иерархов и мрачно оглядели Стейнера.

– Ромола? – изумился тот.

– Виделись прежде? – распевно спросил Хигир.

Стейнер кивнул.

– Она работает на Империю? – спросил он, злясь, что ввязался в разговор с Зорким.

– В некотором роде.

– В том же роде, как и убийство детей? – с вызовом спросил Стейнер.

– Твоя смелость вскоре иссякнет. – Хигир подался вперёд. – Владибогдан меняет всех.

Все романтические представления о плавании на корабле, которыми Стейнер себя тешил, быстро растворились. Не успел он оглядеться, как уже оказался в заточении. Сидений здесь не было, только старые ящики, а ещё запах морской воды и темнота. От едкого холода спасались вытертыми покрывалами, которые кишели вшами, и дети с визгом их стряхивали. Трудно было сосчитать всех заключённых в этой мрачной темнице. Корабль стонал и скрипел, и непривычный к этому Стейнер старался согнать с лица тревогу. Качка никак не отразилась на похмелье, и юноша, устроившись между ящиков, закрыл глаза.

Первое Испытание проходило в десять лет, последнее – в шестнадцать, когда заканчивалась школа. Многие бросали занятия гораздо раньше, но всё равно проходили Испытание. Стейнер слышал истории, как хитрые родители отправляли детей в отдалённые деревни, где не было школ, подальше от хищных глаз Империи. Но все их усилия так или иначе шли прахом. Синод широко раскинул свои сети, и его служители рыскали по континенту, отправляясь на север и запад, пока наконец всех детей не собирали в Циндерфеле под охраной солдат.

Стейнеру вспомнилось, что вчера вечером сказал отец:

Правда в том, что детей на острове не казнят. Во всяком случае, мы так полагаем.

– Я ещё жив, – произнёс Стейнер вслух, ни к кому не обращаясь.

В ответ он услышал плач и, открыв глаза, увидел мальчика лет десяти, который, съёжившись, сидел на корточках. Светлые волосы выдавали уроженца Шанисронда, а испуганные глаза выделялись на фоне пухлых смуглых щек.

– Привет, – сказал Стейнер. – Возьми покрывало.

Мальчик покачал головой.

– Как тебя зовут?

– М-максим.

– Почему не хочешь принять покрывало?

Максим махнул рукой на груду ящиков, где на самодельном троне восседал белобрысый паренёк.

– Он не разрешает.

Стейнер поднялся и размял плечи. Он чувствовал на себе взгляды и вдруг осознал, что старше остальных минимум на пару лет и уж точно крупнее всех.

– Жди здесь, – велел он Максиму.

Мальчик кивнул, и его нижняя губа задрожала.

Стейнер пересёк темницу, переступая через жмущихся друг к другу детей, и остановился перед грудой ящиков. На самой вершине, подстелив дюжину покрывал, устроился парнишка с крайне заносчивым видом.

– И кто же у нас здесь? – Стейнер вопросительно вскинул бровь.

– Аурелиан Бревик… Мой отец – самый богатый человек в Хельвике, и скоро меня отпустят. – Мальчишка улыбнулся. – Отец договорится с имперцами, и я вернусь домой.

– Неужели, сын хельвикского толстосума?

– Разумеется. – Аурелиан брезгливо выпятил губу. – Это ошибка. У меня нет колдовской метки, как у этих оборванцев. Или как у тебя.

Сыну богача было около шестнадцати. У него был взгляд холоднее северного ветра, и одежда из выкрашенной в алый цвет овечьей кожи, красивая и дорогая. А тяжёлые ботинки казались новыми и крепкими.

– Не хочешь поделиться покрывалами? – предложил Стейнер.

– Пожалуй, нет, – ответил Аурелиан.

– Послушай-ка. – Молодой кузнец понизил голос. – Я мучаюсь от похмелья и только что потерял всех, кем дорожил. Мой запас терпения уже на исходе.

– У меня уже коленки трясутся, – фыркнул самопровозглашённый тиран.

Мальчишка встал, и улыбка сползла с его лица. Сидя на троне, он казался выше Стейнера. Теперь же они стояли лицом к лицу, но Аурелиан явно не собирался отступать. Деньги никогда не отступают.

– Ползи прочь, как и положено бедняку, и я прощу…

Договорить он не успел – Стейнер выбросил кулак, разбив ему нос и подбив глаз. Всхлипнув, Аурелиан рухнул навзничь с трона и прижал руку к лицу.

– Как ты посмел?

– Легко, – ответил Стейнер. – И посмею ещё, если не замолкнешь.

Он забрал с деревянного трона покрывала и стал раздавать тем, кто остался без них.

– Потряси. Стряхни вшей, – велел он одному. – Успокойся, утри слёзы, – сказал другому. – Возьми, – и протянул одеяло Максиму.

И вот уже пятнадцать лиц с мольбой обращаются к нему, почувствовав защитника и стараясь быть ближе.

– Фу, – плюнул Аурелиан, сидя в другом конце темницы, но на большее не отважился.

Стейнер устроился среди новых подопечных, потёр сбитые костяшки и прокашлялся.

– Ладно, хорош реветь. Знаю, весёлого мало, когда забирают от семьи. И понимаю, что вам страшно. Хель, я и сам боюсь.

Подошли ещё дети.

– Как нас убьют? – спросила до боли худая девочка не старше одиннадцати.

– Не знаю, – ответил Стейнер. Ему хотелось пообещать, что их вовсе не убьют, но грош цена таким обещаниям. – Знаю лишь, что нас везут на остров под названием Владибогдан. Нужно держаться вместе, действовать вместе, друг без друга пережить это не выйдет.

Непривычно, когда каждое твоё слово ловят на лету. Всю жизнь он был сыном кузнеца и братом чудной девчонки. Учителя в школе редко его замечали. Только Кристофин по-настоящему обратила на него внимание. Вспомнив о ней, юноша болезненно сморщился – больше они не увидятся. Он потряс головой и откашлялся.

– И чтобы такой глупости я больше не видел. – Он кивнул на Аурелиана. – Мы – всё, что у нас осталось.

Младшие дети устроились рядом со Стейнером, а старшие разбрелись по темнице, примкнув к остальным группам. Максим свернулся калачиком и, положив голову кузнецу на колени, уснул.

Когда Хьелль было пять-шесть лет, она вела себя так же. От воспоминаний у Стейнера навернулись слёзы – слёзы горечи и утраты.

– Почему же ты скрывала, Хьелль? – прошептал он.

Парень долго сидел, понурив голову, и терзался. Затем вдруг остро ощутил чужое присутствие и, вскинувшись, увидел Ромолу, которая выглядывала из-за угла. Сейчас она не улыбалась, как в Циндерфеле, и ничем не показывала, что узнала его.

Открытая вода Призрачного моря оказалась вовсе не такой безмятежной, как ожидал Стейнер. Волны бились о корпус, и корабль кренило и качало. Кое-кого из детей затошнило, и темницу наполнил явный запах рвоты.

– Спаси меня, Фрёйа. – Стейнер заткнул нос. – Надо же было вчера напиться.

Максим сонно приоткрыл глаза.

– А?

– Ничего. Но если стошнишь на меня, я выброшу тебя за борт.

Максим серьёзно кивнул, как бы говоря, что на месте Стейнера поступил бы так же. Затем мальчик теснее свернулся и вновь уснул.

– За сколько вообще фрегат проходит двадцать миль? – пробормотал юноша, и тут с верхней палубы спустился один из членов экипажа.

Это была суровая с виду женщина в чёрном платке и почти совсем выцветшей рубашке. Но больше всего Стейнеру приглянулись её штаны в широкую чёрно-белую полоску.

– Отличные штаны.

– Спасибо. Ты – Стейнер?

– У меня неприятности?

– Тебе виднее. – Морячка пожала плечами. – Капитан хочет тебя видеть. Иди за мной, и чтобы без фокусов. Мы уже в пяти милях от Циндерфела, вряд ли ты столько проплывёшь.

Стейнер склонил голову к плечу и задумался.

– Я не шучу, – сказала она. – Течение сильное и вернее всего тебя вынесет в Шанисронд. Но сперва рыба пару месяцев будет объедать твой труп.

Молодой кузнец бережно переложил спящего Максима.

– Я быстро, – пообещал он, когда мальчик захныкал.

– Не знала, что у тебя младший брат, – заметила морячка.

– Как и я.

Вслед за женщиной Стейнер взобрался на палубу. Ромола наверняка подслушивала, когда он говорил с детьми, и непременно доложила об этом иерархам. Только новой беседы с Хигиром и Шириновым ему не хватало – если вдруг они поймут, что колдовская метка чудесным образом испарилась, то вышвырнут его за борт. Страхи тяжело оплетали его, словно канат, намокший от тумана и морских брызг.

– Пришли, – сказала морячка. Она большим пальцем ткнула в сторону двери, но корабль вдруг накренился, и она была вынуждена схватиться за стену.

– Сколько ещё плыть? – спросил Стейнер.

– Ветер против нас, ворон и то летит быстрее.

– Какой он? – спросил Стейнер.

– Кто?

– Капитан. Какой он?

Морячка улыбнулась.

– Сам увидишь.

С этими словами она открыла дверь и втолкнула его в тёмный кабинет.