Колдовской круг

3.1 Болонья, 12 июня 1381 года от P. X.

Июльское солнце расплавленным свинцом залило каменный город, спрятавшийся за тройным кольцом зубчатых стен, раскалив его добела. Запахом пыльной полыни пропитан воздух, он ослабевает, лишь когда все покрывает пелена бархатной ночи. Тогда тишина изредка нарушается шумом, сопровождающим передвижение ночной стражи. Легкая прохлада и темнота убаюкали жителей, измученных не спадающей целую неделю невыносимой жарой; погасли огни в домах и палаццо, их обитатели ненадолго забылись тревожным сном. Но Морфею покорились не все, иначе и не могло быть в городе, где находится самый большой и древний университет, имеющий трехсотлетнюю историю. Сюда приезжают учиться из самых разных уголков Европы, желая получить образование в области права, медицины и теологии. Представители многих знаменитых фамилий обретают знания на многочисленных факультетах, разбросанных в разных кварталах города[25], а заодно и опыт в амурных делах. Коммуния университета резко отличается от других известных центров знания, Парижского и Пражского: здесь студенты сами выбирают профессоров, преподавателей и ректора.

Юный дух университетских студио, обильно сдобренный хмельными итальянскими винами, будоражит кровь, зовет на подвиги и любовные приключения. Студенты университета считаются лучшими любовниками в городе: они молоды, богаты, неутомимы и отважны. Ко всему этому наказывать их может только совет профессоров, возглавляемый ректором университета, достопочтенным Джиованни Букки, снисходительно относящимся к озорным проделкам своих подопечных, так как он и сам в молодости не отличался примерным поведением. И почтенные граждане Болоньи, узнав о позоре своих матрон и дочерей, не находят защиты ни у него, ни у подеста[26], лицом, а не пиратом, как старшие сыновья, из которых самым знаменитым был Гаспар, адмирал флотилии, ходивший под флагом герцога прованского. Ее надежды оправдались: Балтазаре учеба давалась легко, он был одним из лучших по успеваемости, чего нельзя было сказать о его поведении.

В «Голубой сирене» нередко происходили кровавые стычки между студенческим братством, руководимым Балтазаре, и матросами, ненавидевшими пиратов, осмеливавшихся грабить и христианские суда. Смельчаки, перебрав хмельных напитков, желали поквитаться с недавним пиратом и братом пирата, маскирующегося под студента подобно волку, пытающемуся напялить на себя овечью шкуру. Но Балтазаре постоянно выходил победителем в таких стычках, а река Рено и многочисленные судоходные городские каналы служили надежным укрытием для тел несчастных, коим было суждено испустить тут дух.

Балтазаре грохнул кулаком по столу, требуя внимания подвыпившей веселой компании. Он встал, окинул неожиданно трезвым взглядом сидящих за столом, несмотря на то, что пил наравне со всеми.

— Выпьем за упокой души профессора Джона из Легнано, за то, чтобы его мрачное пророчество в отношении меня не сбылось! — Его уста искривились в зловещей ухмылке, не предвещающей ничего хорошего.

— Балтазаре, в первый раз слышу, что профессор Джон, упокоившийся два года тому назад, был прорицателем и вещал тебе грядущее! — подхватил Ринери Гуинджи, самый близкий его друг. Ринери за глаза называли «тень Балтазаре», «дьявольская тень». — Разве его интересовало что-либо, помимо римского права? И разве у него был более успешный и любимый ученик, чем ты, Балтазаре?

— Профессор Джон, отмечая мои способности, сказал, что мне дано природой много, но так много мне не унести. Он сомневался, что я закончу курс обучения и получу диплом теолога.

— Выходит, он ошибся, ведь у тебя за плечами полных пять лет учебы в университете, и остались лишь выпускные экзамены. Разве мог кто-нибудь сравниться с тобой в красноречивости и знаниях на студенческих теологических диспутах? И не каждый профессор рискнет вступить с тобой в полемику из боязни оконфузиться!

— Но экзамены отодвигаются бесконечно, подобно тому, как невозможно дойти до горизонта. Ректор, уважаемый сеньор Букки, прячет глаза, называя новую дату. Не сомневаюсь, что это происки епископа, утверждающего списки выпускников.

— Похоже, он приревновал тебя к Яндре, своей новой пассии. И я бы так поступил, если бы увидел, как ты смотришь на нее в соборе, когда преподобный бискуп отправляет службу. Яндра — красотка что надо! — рассмеялся Джованни Фаэски из Генуи.

— Ее красота гибельна, это я заявляю как медик! — гримасничая, заявил Биордо Виттелески, не забывая при этом крепко обнимать Луанду Кавалькампо, еще три месяца назад бывшую любовницей Балтазаре.

— Зато она обворожительна и привлекательна… — начал Джованни Фаэски, а закончил за него Виттелески:

— …как сама смерть!

— Чтоб у тебя язык отсох, такое вслух говорить! — гневно выкрикнул Ринери Гуинджи.

— Не спорьте о красоте Яндры, я думаю, у Балтазаре хватит благоразумия не переходить дорогу бискупу, — вступил в разговор Ованто Умбальтини, перестав терзать оголенные перси Ренаты Фиорованти.

— Епископская шлюшка Яндра — близкая подруга Имы Давероне, нынешней любовницы Балтазаре, — подала голос гречанка Джильда Пополески, устроившаяся на коленях Ринери Гуинджи лицом к нему. — А он имеет особое пристрастие к таким дружеским связям. И к тому же наставить рога епископу — чем не достойная цель для нашего славного Балтазаре? Разве это не добавляет остроты чувствам? Или для графа Белланте эта красотка не по зубам?

— Закрой рот, Джильда, лучше выпей вина, чем давать столь глупые советы. — И Ринери насильно влил вино в рот Джильды, она поперхнулась и закашлялась до слез.

— Острые и смертельные, как стилет, — добавил Виттелески.

— Балтазаре, почему ты сегодня один? Где Има? — спохватился Фаэски.

— Постоянство — не мой удел. В моих планах на этот вечер нет Имы, но есть Сандра Джуни.

— Простушка Сандра из квартала портных? — воскликнула пораженная Луанда Кавалькампо. — В Болонье перевелись знатные девушки, раз ты позарился на простолюдинку?

— Женщины мало чем отличаются одна от другой, но в каждой есть нечто особенное, неповторимое, что хочется познать, ощутить. Эту ночь я хочу посвятить именно Сандре, — насмешливо произнес Балтазаре, вставая из-за стола.

— Балтазаре, глупо среди ночи одному идти на окраину города, ведь только сегодня на тебя покушались и ты лишь чудом остался жив, — предостерег друга Ринери.

— Чудо, что я не смог его схватить и он скрылся в толпе, — гневно произнес Балтазаре, направившись к двери.

— Браво[27], приняв деньги за убийство, не остановятся, пока не добьются своего! — Ринери вскочил и последовал за ним. — Я иду с тобой, Балтазаре. Увидев, что мы вдвоем, убийца не посмеет приблизиться к тебе!

— Мой верный Ринери! — Балтазаре обнял товарища и прошептал ему на ухо: — Вот этого я и боюсь — что наемный убийца не посмеет на меня напасть, пока со мной кто-то есть. Поэтому я и иду в квартал бедноты — чтобы он осмелился на меня напасть.

— Но ведь это смертельно опасно!

— Более опасно, если браво попытается сделать это днем, в толпе. Прощай и не вздумай за мной идти! — Жесткий, как клинок, взгляд скользнул по лицу Ринери.

Тот отступил, понимая, что при кажущейся безумности этой затеи Балтазаре все верно рассчитал. Днем браво может в толпе незаметно приблизиться к жертве со спины, одно быстрое точное движение — и тонкий стилет вопьется на мгновение в сердце, этого будет достаточно. Не раз бывало, что человек по непонятной причине неожиданно, задыхаясь, падал на землю, его ноги несколько раз дергались в конвульсиях, и он затихал навсегда. Лишь при внимательном осмотре на спине умершего можно было заметить небольшую, набухшую кровью ранку — место, где в тело вошло тонкое жало стилета.

— Удачи тебе, Балтазаре! Пусть Дева Мария и святой Петроний защитят тебя и не дадут свершиться злодейству.

— Это моя охота, Ринери. Я не жертва, а ловец! Я думаю, что наемный убийца где-то поблизости.

Ринери вернулся к столу, где разгорелся новый спор о Симоне-маге и апостоле Петре, об их соперничестве в Риме[28]. Некоторые утверждали, что апостол Петр в Риме никогда не был, а Симон-маг сумел обрести бессмертие, меняя телесную оболочку, когда она изнашивалась или надоедала ему. Эта ересь пришла из египетских земель.

Балтазаре вышел из таверны, над дверью которой красовался нелепый рисунок: жалкая синяя женщина с рыбьим хвостом. Он взял поданный ему прислужником горящий факел и бросил тому мелкую серебряную монету. Не слушая благодарственных причитаний слуги, Балтазаре смело шагнул в темноту.

Узкая Виа дель Порто, где даже всадник не сможет разминуться с каретой, была прямой, словно стрела. Балтазаре, дойдя до ближайшего перекрестка, свернул направо. Эта улочка была еще уже, но вскоре с одной стороны блеснула вода канала, темная, больше похожая на деготь в чане кожевников. В ней тускло отсвечивал свет луны и факела.

Балтазаре шел неторопливо, чутко прислушиваясь к тишине, не оглядываясь, полностью положившись на слух. Но спасла его, как и при утреннем нападении, звериная интуиция, приобретенная в абордажных боях. Тело само ушло в сторону, резко крутнувшись, когда умом он еще не понял, что ему угрожает опасность. Отброшенный в сторону факел продолжал гореть. Но стилет все же нашел свою жертву, и удар пришелся в область левого предплечья. Однако смертельное жало не смогло пробить венецианскую кольчугу, предусмотрительно надетую под колет. Балтазаре сумел перехватить руку неудавшегося убийцы и резким движением ее вывернул. Браво, вскрикнув от боли, выронил стилет и упал на колени. Но тут еще одна тень отделилась от стены, и в свете луны блеснуло лезвие кинжала. Видимо, убийца решил на этот раз подстраховаться и взял с собой товарища по ремеслу смерти.

Прежде чем очередной противник подступил к Балтазаре, он резким ударом ноги сломал вывернутую руку поверженного браво. Тот заорал от боли и потерял сознание. Тускло светила луна и горел лежащий на земле факел. Молниеносные выпады кинжалом следовали один за другим, Балтазаре едва успевал уворачиваться, не имея возможности достать свой кинжал, висевший на поясе. Этот браво весьма искусно владел кинжалом, и даже пиратское прошлое не спасало Балтазаре, ему приходилось все время отступать. Неожиданно спиной Балтазаре ощутил стену дома — он попал в ловушку. Вдруг в конце улочки показался бегущий человек. Балтазаре не сомневался, что это прибыла подмога наемному убийце. Тот обернулся на шум за спиной. Воспользовавшись этим, Балтазаре нанес убийце мощный удар правой рукой в голову, повергнув того на мостовую. В следующее мгновение он сумел выхватить кинжал и воткнул его в шею пытающемуся подняться браво. Обливаясь кровью, тот упал навзничь, его ноги задергались в агонии.

Разгоряченный схваткой и пролившейся кровью, Балтазаре кинулся навстречу новому врагу.

— Балтазаре, стой! Это я, Ринери!

Балтазаре резко остановился, его грудь вздымалась от переполнявшей его ярости, желания крушить, бить, убивать, как не раз бывало при абордаже. Даже после окончания боя он долго не мог прийти в себя, успокаивался, лишь когда в его руки попадала пленница с захваченного корабля. Хотя в большинстве случаев парализованные ужасом происходящего женщины не оказывали сопротивления, он раздирал на них одежду в клочья и затем грубо овладевал ими.

— Что ты делаешь здесь, Ринери? Я же велел тебе не идти за мной!

— Я подумал, что тебе может понадобиться помощь, и был прав: убийц оказалось двое. Этот, — он кивнул на неподвижное тело убийцы, — был в таверне и вышел вслед за тобой. Я шел позади, ничем не выдавая себя.

— Это моя охота, Ринери, и мне безразлично, сколько их, двое или дюжина, и кто они, люди или черти! Ты нарушил данное мне слово, Ринери. Ты пошел против меня!

Говорил Балтазаре все более жестко, в свете пламени факела было видно, что его глаза налились кровью и словно стали одним кровавым глазом, и Ринери испугался: он еще не видел своего товарища таким. Теперь он был уверен, что рассказы о кровавых морских битвах, в которых участвовал Балтазаре, правда.

— Балтазаре, смотри, браво уходит!

Несостоявшийся убийца, придя в себя, придерживая неестественно торчащую руку, пытался убежать, но ужасная боль заставляла его то и дело останавливаться. Балтазаре не составило труда настичь его и швырнуть на землю. Схватив браво за волосы, он приставил кинжал к его горлу.

— Не надо, сеньор! У меня есть деньги — возьмите их и пожалейте меня! — взмолился браво.

— Жалость? Она мне незнакома. Я не пролью твоей крови только в одном случае: если скажешь, кто тебя нанял. Клянусь!

— Я не знаю его! Возьмите деньги…

Балтазаре надавил на кинжал, и по шее браво потекла струйка крови.

— Я знаю его дом и могу показать!

— Где он находится?

— Недалеко от недавно построенной церкви Святого Доминика. На воротах палаццо нарисован серебряный олень. Идемте, я покажу, где он находится, сеньор.

— Ты сказал достаточно: я знаю, где этот дом и кому он принадлежит.

— Вы дали мне слово! Я могу идти? — дрожащим голосом спросил пленник.

— Да. Я привык держать слово, — кивнул Балтазаре. — Уходи! Как тебя звать?

— Гуго. Если вам, потребуется, сеньор…

— Не потребуется. Я привык сам решать проблемы.

Браво поднялся и, шатаясь, заковылял по улице.

— Гуго! — окликнул его Балтазаре.

— Что? — обернулся браво.

— Прощай! — Сильным ударом в голову Балтазаре поверг его на землю, а затем, подхватив тело, словно охапку соломы, швырнул в канал.

Гуго пытался удержаться на поверхности и выбраться на сушу, но отвесные каменные берега канала и единственная рука были плохим подспорьем, и через пару минут он пошел на дно.

— Я не нарушил данной клятвы, не пролил его крови, но и не оставил в живых врага. — Балтазаре подобрал валявшийся на земле стилет наемного убийцы и обернулся к Ринери: — Возвращайся в таверну и не вздумай вновь идти за мной.

— Ты знаешь, кто подослал к тебе убийц?

— В доме, на который указал Гуго, живут Ладзоро Бенвенутти и Оретта.

— Монна Оретта?! Твоя недавняя любовница?

— Она не простила мне того, что я променял ее на Иму Давероне. Три дня назад она прислала мне записку, просила о встрече, а когда я не пришел, стала слать угрозы. Теперь уходи, Ринери!

Ринери хотел было сказать, что глупо идти ночью к Бенвенутти, известному богачу, у которого в палаццо полно слуг, но, встретив тяжелый взгляд товарища, опустил голову и молча ушел, не оборачиваясь. Лишь удалившись на приличное расстояние, он дал выход своим чувствам:

— Он безумен! Вразуми его, Господи!

Балтазаре стоял перед высокой, не менее десяти футов[29], стеной, отгораживающей палаццо Бенвенутти от улицы. Нечего было и думать попасть внутрь через дверь в стене, которую стерег вооруженный привратник, но Балтазаре был известен другой путь. Однажды ночью, когда Ладзоро был в отъезде по торговым делам, он проник в спальню его жены. Вспомнилось, как Оретта вначале испугалась при его внезапном появлении, а затем жарко обняла, шепча на ухо:

— Ты безумец! Но безумна и я, принимая тебя здесь!

Опасность обострила чувства, и бессонная ночь страстной любви вознесла их на вершину блаженства. Под утро, прощаясь с Балтазаре, Оретта с чувством произнесла:

— Такого, как этой ночью, я никогда не испытывала. Ладзоро вернется через три дня, я жду тебя и на следующую ночь.

На что Балтазаре насмешливо улыбнулся и покачал головой:

— Я приду, когда посчитаю нужным. И муж твой мне не помеха.

— Но я люблю тебя, и ты мой, только мой! — воскликнула обиженная женщина.

В ней боролись противоречивые чувства: гордость и желание удержать возле себя искусного любовника. Она заглянула Балтазаре в глаза и не увидела там себя.

— Обещай мне! — жалобно попросила она, сдавшись. — Служанка Паола предана мне, через нее можешь передать мне записку. Каждое утро она ходит на рынок за продуктами.

— Я дам тебе знать, где и когда захочу тебя увидеть, — сказал на это любовник, покидая спальню через окно.

Их любовная связь продолжалась месяц, а потом он охладел к Оретте.

Балтазаре сунул руку под плющ и, как ожидал, нащупал искусно скрытую веревку, оставшуюся там со времени их тайных встреч и облегчающую доступ в опочивальню неверной жены. Перебраться через стену было значительно проще, чем карабкаться при морской качке по вантам, поднимая или опуская паруса. Осторожно пройдя через глухой каменный дворик, он воспользовался черным ходом, чтобы подняться незамеченным на второй этаж. Двигаясь по-кошачьи бесшумно, он подошел к двери спальни и через мгновение оказался внутри.

На широкой кровати под балдахином не видно тел, оттуда доносится лишь мерное дыхание спящих: одно легкое, едва слышное, другое хриплое и тяжелое, какое бывает после обильного ужина.

— Монна Оретта, ты хотела меня увидеть, вот я пришел! — громко и насмешливо произнес Балтазаре, приблизившись к ним.

— Ай! — испуганно вскрикнула женщина.

— Ты кто?! Что здесь д-делаешь?! — воскликнул проснувшийся толстяк, чуть заикаясь.

— Призрак того, за смерть которого ты заплатил золотом. Пришел поблагодарить тебя, Ладзоро!

— Я никому ничего не платил, сеньор! — дрожащим голосом произнес толстяк, поняв, кто перед ним. — Уверяю вас, сеньор! Могу поклясться чем пожелаете!

Балтазаре схватил толстяка за ворот ночной рубахи и одним движением сбросил с ложа, словно тот ничего не весил.

— Пощадите, сеньор Косса! — взмолился толстяк и указал рукой на Оретту: — Это она меня заставила. Сказала, что вы домогались ее!

— Это правда, Монна Оретта? — Балтазаре повернулся к испуганной женщине, молча сидевшей на кровати, по шею завернувшись в одеяло, словно оно могло защитить ее от грозной силы.

Вдруг толстяк довольно резво для своей комплекции вскочил и проворно бросился к двери, крича вовсю:

— Помогите! Убивают! — Тут он захрипел и, обливаясь кровью, рухнул на пол: стилет легко пронзил шею, и его кончик на мгновение показался снаружи.

Криво усмехаясь, Балтазаре с окровавленным стилетом подступил к застывшей в оцепенении женщине, но когда протянул к ней руку, она дико закричала и стала звать на помощь. Балтазаре сбросил ее с кровати, сорвал ночную рубашку и, прижав ногами ее руки к полу, не обращая внимания на плач и мольбы, нарисовал стилетом на обнаженном животе кровавую звезду. В коридоре раздался топот слуг, спешивших на помощь хозяевам. В запертую изнутри дверь стали ломиться. Балтазаре, оставив стонущую от боли женщину, вскочил на подоконник, ударом ноги разбил цветной витраж и спрыгнул на землю. Тем же путем, что и попал сюда, он выбрался на улицу.

Небо приобрело блекло-серый оттенок — приближался рассвет. В столь раннее время обычно бодрствовали лишь булочники, разжигавшие печи для приготовления свежего хлеба. Но крики из палаццо разбудили жителей близстоящих домов, из окон выглядывали любопытствующие. Балтазаре бросился бежать по улице, не сомневаясь, что за ним немедленно начнется погоня. Палаццо Бенвенутти находился недалеко от дворца подеста и казарм городской стражи, так что очень скоро он уподобится зайцу, по следу которого мчатся гончие. Балтазаре решил, что разумнее будет спрятаться и переждать до того времени, когда улицы заполнятся людьми и можно будет уйти, не привлекая внимания. Но где найти подходящее убежище? Никто из его друзей не жил поблизости, и тут он вспомнил о подруге Имы Яндре и насмешливых словах Джильды, усомнившейся в том, что он способен завести интрижку с любовницей всесильного кардинала. Кровь заиграла в жилах в предвкушении опасного любовного приключения. В самом деле, почему не наставить рога его святейшеству? Балтазаре было известно, какой дом тайно снимал для своей любовницы кардинал ди Санта Кьяра, местный бискуп. Отсюда до него было совсем недалеко, и он побежал еще быстрее.

Яндра жила в двухэтажном доме на три окна, с крутой серой крышей, который окружали точно такие же дома. Все они выходили фасадами на улицу, а с их тыльной стороны прятались крошечные дворики.

После беглого осмотра фасада дома Балтазаре убедился, что проникнуть внутрь незаметно невозможно, и, не раздумывая, взял дверной молоток и несколько раз громко постучал. Несмотря на то, что в любой момент на улице могла появиться городская стража, а он знал, что если его схватят, ему не миновать тюрьмы, и за убийство почтенного гражданина Болоньи его может ожидать позорная смерть на виселице, он все равно сохранял спокойствие и уверенность, что для него все закончится благополучно.

— Кого это принесло в такую рань, когда добрые христиане должны почивать дома? — послышался из-за двери недовольный голос привратника.

— Я пришел по поручению его святейшества и должен сию минуту увидеться с сеньорой Яндрой делла Скала.

— Если ты разбойник и задумал что-нибудь лихое, то тебе не поздоровится — я вооружен!

— Открывай, иначе не поздоровится тебе! Его святейшество будет недоволен, если из-за тебя я не выполню его поручение в срок.

Послышался шум отпираемого запора, и дверь начала осторожно приоткрываться, но Балтазаре нетерпеливо ее распахнул. Ему в грудь был направлен длинный кинжал, который держал тощий старик привратник в длинной коричневой симаре. Балтазаре молниеносно перехватил руку старика с оружием, а другой рукой крепко сжал ему горло. У того закатились глаза, и кинжал упал на пол. Балтазаре отпустил обмякшее тело и запер за собой дверь на засов. Оставив привратника лежать у двери, он подошел к деревянной резной лестнице, по которой как раз спускалась девушка с распущенными волосами, в длинной нижней рубашке, перехваченной под грудью лентой. Она держала в руке свечу, но это была не Яндра. Увидев незнакомого мужчину, она вскрикнула и дернулась, собираясь бежать.

— Не бойся. Мне надо срочно передать послание от его святейшества сеньоре Яндре.

Девушка застыла в нерешительности.

— Ожидайте здесь, сеньор. Госпожа не готова вас принять. Как вас представить?

— Граф Белланте. Дело не терпит отлагательств, поэтому я пойду с тобой.

— Но госпожа еще не одета!

— Я подожду у двери. Не испытывай мое терпение! — Последняя фраза была произнесена столь жестко, что девушка вздрогнула и поспешила наверх.

Балтазаре неотступно следовал за ней. Девушка остановилась перед одной из дверей и робко постучала.

— Я же велела тебе меня не тревожить, Лоренца! — донесся недовольный, но мелодичный девичий голос.

— Госпожа, к вам пришли со срочным поручением от кардинала.

— Пусть подождут. Я дам тебе знать, когда ты сможешь войти ко мне и поможешь одеться.

У Балтазаре не было времени ждать. Вскоре очнется старик привратник и, несомненно, поднимет шум, позовет городскую стражу. Проще было его удавить, но Яндре это явно не понравилось бы. Он отодвинул служанку в сторону и решительно вошел в комнату. Его взору открылось необычное зрелище: рыжеволосая красавица Яндра в наброшенной черной накидке с капюшоном стояла с закрытыми глазами на коленях посреди комнаты, в руках у нее была толстая черная свеча, источавшая зловоние. На полу была нарисована мелом пентаграмма, по линиям которой было установлено множество горящих свечей. Яндра открыла глаза и с гневом посмотрела на вошедших: опешившего при виде этого зрелища Балтазаре и испуганную, старавшуюся спрятаться за его спиной, Лоренцу.

— Как ты посмел войти сюда?! — разгневалась Яндра.

Ее прекрасное лицо исказила гримаса ярости.

— Меня зовут Балтазаре Косса, граф Белланте.

— Я знаю, кто ты: неверный друг доверчивой Имы, моей подруги! Что ты делаешь в моем доме?! Я не помню, чтобы приглашала тебя к себе!

— Мне требуется твоя помощь. Меня ищут, и если ты…

— Не знаю, что ты совершил, но я не намерена тебя укрывать!

— Но ведь ты не желаешь, чтобы городская стража арестовала меня здесь и увидела все это? — насмешливо спросил Балтазаре, указав на пентаграмму и свечи. — Ведь то, чем ты сейчас занимаешься, называется черной магией, не так ли? Не думаю, что даже твой покровитель-любовник кардинал может защитить тебя от инквизиции — она всесильна и подвластна лишь понтифику.

— Чего ты хочешь?

— Прикажи своим людям молчать о том, что я в твоем доме.

— Как ты вошел сюда? Не думаю, что Ипполито тебя впустил.

— Ты права, сеньора Яндра. — Балтазаре обернулся к испуганно сжавшейся Лоренце и достал из мешочка на поясе несколько золотых монет. — Передай привратнику от меня два флорина за беспокойство, а от хозяйки — распоряжение никого сюда не впускать, если же кто будет спрашивать, то отвечайте, что никого постороннего в доме нет. Третий флорин предназначен тебе.

Лоренца взяла монеты, но продолжала стоять на месте, глядя на хозяйку. Яндра медленно поднялась с колен, при этом черная накидка на мгновение приоткрыла нагое тело. От прекрасных линий совершенного тела Яндры и ее кожи чудесного цвета у Балтазаре закружилась голова.

— Иди, Лоренца, выполни в точности, что сказал этот сеньор, и скорее возвращайся: поможешь мне одеться.

— Слушаюсь, госпожа. — Девушка торопливо вышла из комнаты.

Яндра недовольно уставилась на незваного гостя:

— Сеньор Балтазаре, ваше присутствие в этой комнате нежелательно. Мне надо привести себя в порядок.

Балтазаре с восхищением рассматривал девушку и не торопился покинуть ее спальню.

— Има проговорилась, что ты хочешь с помощью магии покарать злодеев, убивших твоего отца[30], сеньора Яндра. На мой взгляд, клинок кинжала более надежен, чем магические заклинания. Пять месяцев прошло с тех пор, как ты покинула родной город, а дядя-злодей жив и здравствует, несмотря на твои магические заговоры.

— Я жду, когда ты покинешь эту комнату, а желательно и дом. Напрасно ты думаешь, что нашел здесь безопасное убежище. Уверена, что кардинал приказал Ипполито присматривать за мной, докладывать, кто ко мне приходит. Так что о тебе станет известно кардиналу, и он не поверит, что ты попал в мой дом случайно, и накажет тебя, глупец.

— Мое появление в твоем доме не случайно, сеньора Яндра. Я поражен твоей красотой в самое сердце, и это оно привело меня к тебе. Не понимаю, как само совершенство, идеал женской красоты, может лежать в одной постели с толстым старикашкой епископом и дарить ему ласки?

— Убирайся немедленно прочь! — разгневалась Яндра: слова Балтазаре попали в точку.

О своем горестном и безысходном положении она часто задумывалась. После бегства из Вероны, не имея ни средств, ни покровителей, чтобы наказать злодея-дядю, она стала учиться черной магии у ведьмы-цыганки, приходя вечерами к ней в табор, стоявший под стенами Пизы. Но однажды табор окружили воины подеста, и она вместе с цыганами попала в городскую тюрьму за колдовство и магию. Вместе с другими пленниками ее должны были отправить в город Пизу и передать инквизиции. Шансов избежать костра у нее было мало, так как в шатре цыганки-колдуньи, где ее схватили, было полно атрибутов черной магии. Епископ ди Санта Кьяра, находившийся в то время в Пизе, давно заприметил прекрасную Яндру и, узнав в каком ужасном положении она оказалась, выкупил ее у подеста, пока та не попала в руки инквизиции, — ведь тогда даже он был бы бессилен что-либо сделать. Епископ перевез Яндру в Болонью, снял ей дом, и за спасение ей пришлось расплачиваться своим телом, испытывая при этом отвращение к любовнику омерзительной наружности.

В комнату вошла служанка Лоренца, бросила восхищенный взгляд на красавца и богача Балтазаре и тут же потупила взгляд. Это не ускользнуло от внимания Яндры. «Что в нем такого, что женщины сходят с ума, только его увидев? Даже скромница Има не устояла перед его чарами!»

— Как было приказано, я все передала Ипполито.

— Сеньор, покиньте комнату, я должна одеться! — жестко и гневно приказала Яндра.

— Я пойду вниз. — Балтазаре обжег страстным взглядом Яндру и направился к двери. — Надеюсь, в этом доме найдется вино и что-нибудь поесть?

— Лоренца, накорми сеньора и налей ему вина.

— Госпожа, я еще не ходила на рынок, в доме есть только немного сыра и вчерашний хлеб.

— Этого будет достаточно. Иди и побыстрее возвращайся ко мне.

Служанка и Балтазаре вышли из комнаты. Яндра заменила черную накидку на длинную белую рубашку, собрала свечи, другие магические атрибуты и спрятала все это в сундук. Нарисованную пентаграмму прикрыла ковром, который до этого лежал у стены. Внутри нее зрела тревога и что-то еще непонятное, терзающее ее. До этого случая прислуга в доме не знала, что она занимается магией, но не это беспокоило Яндру — она была уверена в молчании Лоренцы. Невероятная наглость непрошеного гостя, его бесстыдные взгляды, которыми он, казалось, снимал то немногое, что было на ней надето, раздражали ее, и в то же время она ощущала, как волнуется кровь, а его страстные взгляды разжигают желание. Она считала большой несправедливостью, что ее первым и единственным мужчиной был отвратительный Санта Кьяра, ласки которого оставляли ее холодной, и ей всегда хотелось, чтобы это поскорее закончилось и он наконец заснул. А теперь от одного только взгляда она трепетала в ожидании любовных ласк. Теперь она понимала Иму, безоглядно полюбившую этого человека, известного дурным поведением. Яндра села за столик и написала несколько строк на листе бумаге, затем свернула его в трубочку.

Лоренца, постучав, вошла в комнату.

— Отнесешь это письмо Име Давероне.

— Госпожа, вам помочь одеться?

— После, когда выполнишь это поручение.

— Слушаюсь, сеньора.

Лоренца вышла из комнаты, а Яндра присела к столику и открыла манускрипт «Десятиднев»[31], произведение озорного флорентийца, вроде бы написанное по желанию королевы Джованны Неаполитанской. Чтение увлекло ее, но не настолько, чтобы она не услышала, как открылась дверь комнаты. Буквы заплясали перед глазами, слова лишились смысла, но она продолжала сидеть все в той же позе, пребывая в напряженном ожидании. Легкие шаги приблизились, и она ощутила дыхание на своей шее. Почувствовала нежное касание губ, вызвавшее сладостное томление внизу живота. Ее груди набухли, тело напряглось. Она была близка к обмороку, но сохраняла прежнее положение. Вдруг она словно взмыла в небеса, сознание покинуло ее, а когда оно вернулось, Яндра ощутила себя в крепких объятиях мужчины, в которых было удивительно тепло и уютно. Перед глазами все плясало, кружилось, чему-то она сопротивлялась, чего-то желала.

Страстные порывы мужчины захватили ее, и Яндра растаяла в его объятиях, сгорая от любви. Но она отогнала наваждение.

— Нет! Я не хочу! Уйди прочь! — в ярости закричала Яндра и, вырвавшись из цепких рук наглеца, отскочила от него, но остановилась на пороге комнаты: «Куда? Зачем?!»

Почувствовав на бедрах крепкие мужские руки, сковывающие движения, она им уже не противилась. Застыла в ожидании, боясь развеять негу желания, не зная, что будет дальше. И в этот миг вновь ощутила на шее теплое дыхание, щекочущее и распаляющее ее. Балтазаре, реальный, осязаемый, покрывал жаркими поцелуями ее лицо… шею… плечи…

Он крепко сжимал ее талию, свободную от корсета, и без него очень тонкую. Яндре передался безумный накал страсти мужчины, чьи руки бесстыдно ощупывали ее тело, прикрытое лишь тонкой рубашкой. Она уже не сопротивлялась и трепетала от желания, сама крепко обнимала мужчину, отвечала на поцелуи. Прочь полетела ее рубашка, и они оказались на кровати.

Стук в дверь. «Кто это?»

— Подите прочь!

— Это я, Има!

«Има? Зачем она здесь?» Сознание возвращалось вместе с памятью: «Ведь я сама вызвала Иму, отправив к ней Лоренцу! Зачем я это сделала?! Что она подумает обо мне? О Боже! Как это дико — меня, обнаженную, обнимает мужчина, которого я едва знаю. К тому же это любовник моей близкой подруги!» Яндра молила небеса, чтобы она провалилась под землю и не испытала этого позора.

— Има, что тебе здесь нужно? — раздался ровный, спокойный голос Балтазаре.

— Я пришла помочь тебе, Балтазаре, со мной Ринери Гуинджи. Яндра прислала мне записку. Я уже знаю, что произошло. Слава Богу, сеньор Ладзоро Бенвенутти только ранен, его жизнь вне опасности. Он сказал, что на него и жену напали грабители, твое имя не назвал. Он боится тебя и твоих друзей.

— Подите прочь, Има и Ринери! Я не нуждаюсь в вашей помощи, а если она потребуется, я пошлю за вами.

— Но, Балтазаре… — Голос Имы оборвался всхлипываниями.

— Има, сейчас он выйдет к тебе! — Яндра вырвалась из объятий Балтазаре, соскочила с кровати и быстро надела рубашку.

Встретив ее яростный взгляд, Балтазаре понял, что лучше сделать, как она сказала. Он быстро привел свою одежду в порядок и подошел к Яндре.

— Я приду к тебе ночью, — прошептал он.

— На этот раз Ипполито тебя не пустит.

— У меня достаточно золота, чтобы открыть любые двери.

— Но только не эти!

— У тебя будет возможность убедиться в обратном.

— Уходи и уведи с собой Иму — я не хочу с ней сейчас видеться. Балтазаре снисходительно улыбнулся и вышел за дверь. Вскоре в коридоре все стихло, и в комнату вошла Лоренца.

3.2 Болонья, 25 июня 1381 года от Р. X.

Чем больше за окном сгущалась темнота, тем сильнее Яндру одолевало нетерпение в ожидании встречи с Балтазаре Косса. Он, как и обещал, пришел той ночью, в дом его впустила Лоренца, а Ипполито в это время спал крепким сном после выпитой бутылки тосканского вина, подаренного ему Балтазаре. Он упредил гневные слова Яндры, признавшись, что влюбился в нее, о чем уже поведал Име, и та поняла его и зла на подругу не держит. Теперь для него существует одна только Яндра, и больше ему никто не нужен, и сам он не понимает, что с ним происходит, настолько сильны нахлынувшие на него чувства. При этом Балтазаре был так нежен и предупредителен, настолько был не похож на ночного наглеца, что Яндра не выдержала и сдалась.

Так они стали любовниками. Яндра под любым предлогом отменяла встречи с епископом, хотя понимала, что так не может продолжаться долго и ди Санта Кьяра может заподозрить неладное. Но она ничего не могла с собой поделать. Жирное, женоподобное тело епископа было ей противно, и она не понимала, как могла ложиться с ним в постель.

Днем Ипполито получил очередную бутылку вина с растворенным в нем снотворным, и Лоренца должна была, убедившись, что тот крепко заснул, подать любовнику знак свечой и впустить его в дом. Балтазаре смешило, что его выдумку продолжают использовать. Он предлагал девушке уйти от епископа и поселиться в другом доме, который он для нее снимет, но Яндра, зная подлую натуру епископа, не сомневалась, что тот не смирится с этим и будет мстить им обоим.

Она предложила иной план: как только Балтазаре получит диплом об окончании университета, она уедет вместе с ним из этого города башен[32]. Ее любовник рассмеялся и согласился, заметив, что в таком случае в ее жизни не произойдет особых изменений, так как мать спит и видит его священнослужителем, и он дал ей слово, что станет им. Таким образом, она сменит постель одного священника на постель другого. Но Яндра не обиделась на злую шутку, она купалась в потоках любви и была выше этого.

В коридоре послышались знакомые стремительные шаги, и она поспешила навстречу любовнику. Балтазаре вихрем ворвался в комнату, закружил ее, что-то рассказывая, но она не слушала его, только любовалась красивым разгоряченным лицом и его сияющими глазами. На столе уже были приготовлены вино, сладости, фрукты, и они сели ужинать. Теперь Яндра наконец вникла в сказанное Балтазаре: через неделю он получит диплом и будет свободен, они смогут вместе уехать из Болоньи. К сожалению, родовой замок на острове Искья исключается, так как матушка будет очень расстроена, если он приедет с Яндрой, ведь это будет означать крах ее мечты увидеть сына священником.

Вдруг на улице послышался шум, затем раздался громоподобный стук в дверь, как будто в нее били тараном. Яндра, предчувствуя недоброе, вскочила и бросилась к окну. Она не ошиблась: перед домом находились с десяток стражников во главе с офицером и монах в белой пелерине Доминиканского ордена.

— Это инквизиция, они пришли за мной! — запричитала она.

— Не бойся, я с тобой! Держись позади меня, и мы уйдем!

Балтазаре, понадеявшись на свою силу и навыки опытного бойца, храбро ринулся навстречу стражникам, поднимающимся по лестнице, но силы были слишком неравны. Он рухнул на пол под весом нескольких воинов, вцепившихся в него. Его разоружили и связали. Провели мимо плачущей Лоренцы и торжествующего, ехидно улыбающегося Ипполито.

— Сеньор Балтазаре, ваше вино мне не понравилось, оно слишком кислое и от него в сон клонит!

Балтазаре знал наверняка, почему здесь оказались стражники, и хотя руки у него были связаны за спиной, он, оттолкнув стражников, нанес тяжелейший удар головой Ипполито в лицо. Раздался хруст — это у привратника сломался нос, и, обливаясь кровью, он без чувств рухнул на пол. Балтазаре успел несколько раз ударить ногой бесчувственное тело, пока стражники его не оттащили.

Подъехала карета, пленникам надели на головы мешки и затолкали внутрь.

— Это карета епископа! — донесся до Балтазаре глухой голос Яндры, но его сразу перекрыл грубый мужской:

— Молчать! Не разговаривать!

Выходит, кардинал ди Санта Кьяра узнал об их любовной связи, а поскольку это был человек мстительный и злобный, следовало ждать крупных неприятностей. То, что их везли в карете в неизвестном направлении, для Балтазаре было плохим знаком. Если бы они оказались в городской тюрьме, друзья обязательно выкупили бы их.

Что городской судья может ему предъявить? Ладзоро Бенвенутти выжил и не станет обвинять его в нападении, ведь в таком случае все узнают о том, что жена наставила ему рога. В противном случае Балтазаре отделался бы лишь крупным денежным штрафом. Его беспокоило то, что вместе с ним везли Яндру. Что ей могут вменить в вину? Она не замужем, так что даже в прелюбодеянии ее нельзя обвинить. Епископ явно замыслил что-то недоброе в отношении их обоих.

Балтазаре напряг слух, надеясь, что какой-нибудь звук выдаст, в каком направлении их везут, но напрасно. Сопровождающие в течение всей поездки хранили молчание. Наконец карета остановилась.

— Выходи! — последовал краткий приказ.

— Куда нас привезли?

— В свое время узнаешь.

— В таком случае я не выйду!

— Братья, помогите мне! — крикнул сопровождающий.

«Братья! Выходит, это монахи, и мы прибыли в монастырь. Впрочем, чего можно ожидать от епископа?»

Балтазаре силой вытащили из кареты.

— Яндра! — позвал он и не услышал ответа. «Выходит, она осталась в карете?»

— Молчать! В скором времени ты сможешь говорить, сколько тебе заблагорассудится.

— За что меня арестовали?

— За преступления против веры! У тебя есть три дня, чтобы добровольно признаться в своих прегрешениях и тем самым примириться с церковью. Затем ты предстанешь перед трибуналом святой инквизиции, и все будет зависеть от твоего добровольного и полного раскаяния. Уведите его, братья! Пусть в тишине и одиночестве он поразмыслит о содеянном и покается в грехах.

Балтазаре ошибся, Яндра не осталась в карете. Пока он пытался бороться с монахами, ее подхватили под руки и куда-то увели. Они то поднимались по ступенькам, то спускались. Ей было страшно и непривычно идти вслепую, полностью полагаясь на сопровождающих. Только когда они остановились, с ее головы сняли мешок.

Она оказалась в большом арочном полуподвальном помещении, напоминавшем крепостной каземат. Единственное окошко, забранное решеткой, было очень маленьким, поэтому для освещения использовали масляные лампы. Прямо передо Яндрой находился длинный стол, за которым важно восседал монах-доминиканец. Он был маленького роста, с мелкими чертами лица и рыбьими, ничего не выражающими глазами. Рядом с ним сидели трое, один из них был в судейской мантии. За небольшим столиком, чуть поодаль, сидел еще один монах-доминиканец, приготовившийся записывать. Тут у Яндры ослабели ноги: в углу помещения она увидела пыточные станки и дыбу.

— Я инквизитор города Болонья отец Доменико Бранталино. Назови свое имя.

— Яндра делла Скала из города Верона.

— Ты находишься перед трибуналом святой инквизиции. Готова ли ты правдиво ответить на вопросы?

— Да, я готова, сеньор инквизитор.

— Признаешь ли ты, что являешься ведьмой?

— Нет, сеньор инквизитор, и я готова поклясться на Библии, что это не так.

— Ты готова клясться на Библии, тогда как в твоей комнате найдены колдовские предметы, подтверждающие, что ты занималась магией? — повысил голос инквизитор. — Ты нагло лжешь!

— Верьте мне, сеньор инквизитор! — Яндра в отчаянии упала на колени и обвела умоляющим взором присутствующих. — Я не ведьма!

— Цыганка Мирелла призналась, что ты училась у нее колдовству, чтобы извести насмерть властителя Вероны Бартоломео делла Скала, твоего родного дядю! — Священник перекрестился.

— Дядя Бартоломео вероломно убил моего отца и обрек меня на нищету, но я не желала ему смерти и не училась колдовству у цыганки Миреллы! Клянусь Пресвятой Марией! — Яндра заплакала. — Клянусь Господом Богом, и, если я говорю неправду, то гореть мне в геенне огненной!

— Не произноси всуе имя Господне и Пресвятой Девы, грешница! — с исказившимся от злобы лицом закричал инквизитор. — Если не будешь говорить правду, то гореть тебе во всеочищающем огне! «Пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и творящих беззаконие. И ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов!»[33]

— Сеньор инквизитор, я говорю чистую правду: я не умею колдовать и летать на метле.

Инквизитор достал лист бумаги и начал с него читать, не поднимая головы и не реагируя на попытки Яндры все отрицать. Ей стало ясно, что участь ее предрешена.

— А что насчет союза с нечистым?

— Отреклась ли ты от Бога и какими словами? В присутствии кого и с какими ритуалами, где именно, в какое время и подписывалась ты или нет?

— Получил ли от тебя нечистый письменное обязательство?

— Писано оно кровью, и чьей именно, или чернилами?

— Когда нечистый к тебе явился?

— Пожелал ли он заключения брака или просто распутства?

— Как он звался?

— Как он был одет и, особенно, какие у него были ноги?

— Вредила ли ты в силу своей клятвы людям и кому именно? Чем — ядом, прикосновением, заклятиями, мазями?

— Сколько ты извела до смерти мужчин, женщин, детей?

Были и вопросы о способах полета на шабаш, присутствии там известных особ из Болоньи и Пизы, методах превращения в животных, о поедании малых детей, рецептах приготовления волшебной мази, о добывании и подкидывании уродцев в колыбели. Изнемогая от усталости, Яндра только кратко отвечала:

— Нет.

— Это ты, ведьма, напустила на жителей Пизы и Болоньи «черную смерть»! — внезапно прокричал инквизитор, яростно сверкнув глазами. — Ты ведьма, вероотступница, еретичка! Признайся в грехе колдовства! Раскрой имена своих помощников, признайся во имя Господа! Проглоти освященную соль!

К Яндре подошли два монаха и потребовали, чтобы она стала на колени и открыла рот. Через подобие широкой воронки ей в рот всыпали большую порцию соли, отчего девушка скривилась и закашлялась — соль попала в дыхательное горло. Яндра кашляла, потому что сильно першило в горле, и не могла вдохнуть. Слезы выступили на глазах, согнувшись пополам, она выплюнула оставшуюся во рту соль на пол, чтобы не задохнуться.

— Посмотрите, как ведьму корчит от освященной соли! Грешница не смогла ее проглотить, это прямое доказательство ее связи с нечистой силой! — Инквизитор торжествовал, глядя на мучения Яндры.

— Выпей святой воды!

Те же монахи подошли к ней и попытались через ту же воронку влить ей в рот чуть ли не ведро воды. Яндра захлебнулась и снова стала кашлять и корчиться.

— Смотрите, уважаемый судья и заседатели, как мучается ведьма! Какие еще требуются доказательства ее ведьмовской сущности? Расскажи, кто научил тебя колдовству и кто вместе с тобой участвовал в ведьмовских шабашах и черных мессах! — не унимался инквизитор. — Тогда не будем тебя больше мучить и подарим вечную жизнь!

Инквизитор сделал знак палачу и тот, подойдя, схватил Яндру за руку и потащил к пыточным инструментам. У нее от страха отказали ноги, но палача это только позабавило.

— Посмотри, грешница, с чем тебе завтра предстоит познакомиться, если будешь упорствовать! — Инквизитор испепелял ее грозным взглядом.

— Под этой решеткой будут находиться раскаленные угли, и ты будешь лежать на ней нагишом, нестерпимый жар будет жечь твое тело. Сверху я буду прижигать тебя вот этим. — Палач показал что-то наподобие кочерги. — Горящая человеческая плоть пахнет иначе, чем свинья. — Он громко втянул носом воздух и закатил глаза под лоб, показывая, какое он при этом получает удовольствие. — В эти тиски я вставлю твою голову и буду закручивать винт до тех пор, пока череп не затрещит и глаза не начнут вылезать из орбит.

— В последний раз спрашиваю, грешница, признаешься ли ты в том, что ведьма и вступала в сношения с дьяволом и его прислужниками?

— Нет, не признаю, — едва слышно, но твердо вымолвила Яндра.

Судья стукнул деревянным молотком по столу и, поднявшись, прочитал заготовленный текст:

— Мы, судья и заседатели, принимая во внимание результаты предварительного рассмотрения дела девицы Яндры делла Скала, родом из Вероны, после тщательного разбирательства по всем пунктам обвинения в колдовстве, с учетом показаний свидетелей и найденных в ее комнате колдовских предметов, пришли к следующему выводу. Она давала сбивчивые ответы и не говорила правду. Испытание святой водой и освященной солью полностью изобличили ее как знающуюся с нечистой силой. Всего этого достаточно, чтобы допросить ее под пытками. Поэтому мы объявляем и постановляем: она должна быть подвергнута пыткам через три дня, если до того не раскается, не признает чистосердечно свою вину и не назовет имена пособников. Приговор произнесен!

Судья вновь стукнул молотком по столу.

В помещение вошли две монахини и смиренно остановились у двери.

— Разденьте ее, сестры, — приказал инквизитор.

Монахини засуетились вокруг Яндры, одна стала расшнуровывать сзади платье, другая сняла пояс. Унижения на этом не закончились. Из переговоров инквизитора и монахинь стало понятно, что они ищут на теле Яндры «знаки ведьмы» и спрятанные в одежде колдовские талисманы, с помощью которых она может безболезненно перенести допрос с применением пыток. Не обнаружив ничего подозрительного в одежде и на теле, ее заставили повернуться к судьям спиной, чтобы она не могла околдовать их взглядом. Им не понравились ее длинные пышные волосы, в которых вполне можно было прятать колдовские предметы, и монахиня остригла их громадными ножницами, так что получился короткий неровный ежик.

Из одежды Яндре оставили лишь одну длинную серую рубашку из грубой материи. На голову вновь набросили мешок, и монахини, взяв под руки, повели ее по коридору. Вскоре стали спускаться по лестнице со множеством ступеней. Яндра то и дело спотыкалась, и если бы ее не держали крепко, то упала бы. Ступени казались бесконечными, но вот Яндра ощутила сырость подвала, ее сердце сжалось от страха. Наконец лестница закончилась, но они продолжали идти.

— Стой!

С головы Яндры сдернули мешок, и она ослепла. Толчок в спину — и она, зацепившись, растянулась во весь рост, но не ушиблась, так как упала на охапку прелой, вонючей соломы.

Оглянувшись, Яндра заметила, как закрылась решетчатая дверь, за которой метался свет факела. Густой мрак поглотил все вокруг раньше, чем смолкли шаги монахинь. Она осталась в полной тишине и темноте, и тело начал сотрясать озноб: единственная сорочка была плохой защитой от холода и сырости в этом каменном мешке. Встав, Яндра вытянула руку вверх и достала до потолка, затем она наощупь обследовала помещение, ставшее ее камерой, — оно было крошечным, прямоугольной формы, приблизительно полтора на два метра.

Яндра раньше не боялась темноты и замкнутого пространства, но теперь она ощутила страх. Холод, сковывавший движения и вызывавший озноб, каменная каморка, стены которой, казалось, сжимались, непроглядная тьма, делающая Яндру слепой, вонючее сено, кишевшее вшами… Но оказалось, что это еще не все. Противный писк, раздавшийся из темноты, ужаснул, но разве здесь можно было спрятаться или убежать отсюда? Куда убежишь? Что-то мягкое и теплое коснулось ноги, девушка заорала от отвращения и страха, бросилась к двери и затарабанила в нее.

— Выпустите меня! Я признаюсь, в чем только захотите! Да, я ведьма! Только заберите меня отсюда!

В ответ — безмолвие, и она поняла, что в подземелье находится совсем одна. Нет, были еще вши, скачущие по телу, их укусы-уколы вызывали зуд. Яндра с трудом сдерживалась, чтобы не расчесывать эти места до крови, так как не знала, как отреагируют на это еще одни обитатели камеры — крысы. Юркие, противные, невидимые, они давали о себе знать тонким писком, постоянным шуршанием при передвижении и вели себя все наглее.

Яндра встала посреди камеры, не имея возможности ни присесть, ни прислониться к стене — та была ледяной. Она понимала, что не сможет оставаться в таком положении долго — силы были на исходе. Ей все же придется лечь на солому, кишащую насекомыми, и ощущать рядом с собой длиннохвостых тварей.

По подземелью пронесся жуткий вой, но было непонятно, кто его издает, человек или животное. Он стих, вокруг вновь воцарилась тишина. Яндра подошла к двери и дрожащим голосом громко спросила:

— Кто вы? Вы тоже заключенный? Балтазаре! Ты здесь?

Тишина пугающая, давящая. Яндра жадно прислушивалась, словно для нее было очень важно, есть ли рядом живое существо. Но оно больше не издало ни звука.

Усталость пересилила брезгливость и страх, девушка опустилась на корточки и прислонилась спиной к стене. Через несколько минут от леденящего холода закоченело тело, Яндра с трудом поднялась и присела на корточки посреди камеры. В темноте время словно остановилось. То и дело ей приходилось вставать, чтобы восстановить кровообращение в ногах.

«Сколько времени я здесь? Час? Три часа? Сутки?»

Тяжелый сон без сновидений, будто одеялом накрыл ее, и она бессильно откинулась на вонючую солому, отдав тело на растерзание множеству насекомых.

3.3 Болонья, 28 июня 1381 года от P. X.

Привыкшего к морским просторам и привольной студенческой жизни, деятельного Балтазаре бездействие и неизвестность угнетали даже больше, чем крохотных размеров каменный мешок, где нельзя было выпрямиться в полный рост, и укусы насекомых, которыми кишела охапка старой соломы. С тех пор как за его спиной закрылась решетчатая дверь, время остановилось. Лишь изредка появлялся монах в сливающейся с темнотой черной сутане, приносивший еду: черствую лепешку и небольшой кувшин с водой. Когда монах приносил плошку с горящим фитилем, заправленную животным жиром, издававшим при горении невыносимую вонь, это означало начало нового дня. Фитиль сгорал за несколько часов, потом снова все погружалось во тьму. Передвигался монах бесшумно, внезапно появляясь и исчезая в темноте, словно привидение. На все вопросы Балтазаре он лишь молча качал головой, будто был глухонемым. Да и лица монаха Балтазаре не мог толком рассмотреть, в слабом свете плошки оно было похоже на бледное пятно. Призрак, да и только! Появление монаха Балтазаре никак не мог предугадать, порой ему казалось, что монах находится где-то рядом, с усмешкой наблюдая за ним из темноты.

В этот раз благодаря обострившемуся слуху Балтазаре уловил приближающиеся шаги. В руках у одного из двух монахов, появившихся перед дверью, был факел. По всей видимости, это был молчаливый надзиратель Балтазаре, и сейчас, при свете факела, он рассмотрел его: сухонький старичок с лысым черепом, плотно обтянутым желтым пергаментом кожи, и крючковатым носом. Его маленькие глазки подслеповато щурились от огня, словно он мешал ему, привыкшему двигаться в темноте. Вторым был молодой монах в белой пелерине Ордена доминиканцев, толстый, здоровый, мордатый, с выбритой тонзурой на макушке. Монахи стояли перед решетчатой дверью, разглядывая Балтазаре, словно тот был диковинным животным. Наконец мордатый произнес:

— Слава Иисусу Христу!

— Во веки слава! Отче, я рад, что наконец услышал человеческую речь. Вы можете мне сказать, за что меня, доброго католика, держат здесь, словно я преступник?

— Corruptio optimi pessima.[34] Ты находишься в секретной тюрьме инквизиции, и сюда без вины не попадают.

— В чем же моя вина, отче?

— Не прикидывайся агнцом Божьим, волчьи клыки тебя выдают! У тебя было три дня, чтобы здесь, в тишине и покое осознать свои проступки. Завтра ты предстанешь перед судом инквизиции и если громогласно не заявишь о своей вине и не покаешься, то палачи с помощью пыток помогут тебе в этом.

— Скажите, отче, в чем же меня обвиняют?

— Ты сам должен рассказать о своих грехах и покаяться!

— Я прелюбодействовал с замужней женщиной. Назвать ее имя?

— Не вздумай лгать и увиливать. Инквизиция занимается преступлениями против веры и колдовством. У тебя в запасе есть ночь.

— Для меня тут постоянно ночь, отче.

— Падре Доменико Бранталино, инквизитор волею святейшего понтифика нашего, Урбана VI, разрешил допустить к тебе благочестивую жительницу города Болоньи, может, она вразумит тебя, грешник, убедит избрать путь чистосердечного раскаяния. Во веки веков аминь!

Монахи удалились, Балтазаре с замирающим сердцем стал ожидать посетительницу. Кто бы это мог быть? Кто решился навестить его в мрачных чертогах инквизиции? Чтобы попасть сюда, требовалось получить позволение от римской курии.

Ждать пришлось долго. Девушка приблизилась к решетке, Балтазаре узнал ее и воскликнул:

— Има!

— Бедный мой Балтазаре! — Девушка заплакала, увидев, в каком плачевном состоянии пребывает ее любовник.

— Я рад, что ты нашла меня, Има.

— Это было непросто, но я старалась. — Има обернулась, видимо, где-то в темноте находился сопровождавший ее монах. — Я буду свидетелем на процессе. Ты должен покаяться, Балтазаре.

— В чем меня обвиняют?

— В том, что ты связался с ведьмой Яндрой. Ты должен рассказать о ее колдовских приемах!

— Яндра не ведьма! Она ведь была твоей близкой подругой, Има!

— В ее комнате нашли колдовские предметы. Она тебя околдовала, и ты прислуживал ей.

— Это неправда!

— Если ты не признаешься, что помогал ведьме, и не покаешься, тебя ждет то же, что и ее, — костер!

— Я не могу солгать! Даже страх смерти не заставит меня сделать это!

Има вплотную подошла к решетчатой двери и зашептала:

— У тебя и Яндры есть три месяца, пока будет длиться процесс. За это время я попробую что-нибудь сделать. У меня есть знакомые из окружения Папы, я поеду к ним.

Балтазаре также прилип к решетчатой двери, его руки в темноте быстро скользнули по телу Имы, и у той дыхание сразу стало прерывистым. Но вот он нашел, что искал: маленький кинжальчик, который постоянно носила при себе девушка в целях самообороны. Она попыталась остановить его, но тут же убрала руку.

— Если ты покаешься, то пытать тебя не будут, — в отчаянии произнесла Има.

— Пожалуй, ты меня убедила, и завтра перед трибуналом святой инквизиции я буду говорить только правду, — громко произнес Балтазар.

— Достаточно! — пискнул монах, впервые за все время нахождения здесь подав голос. — Сеньора Има, прошу следовать за мной.

Губы Имы сквозь решетку неловко ткнулись в лицо Балтазаре, и вскоре ее легкие шаги стихли в гулкой тишине. И тогда пленник дал выход своей ярости, клокотавшей в нем. Ухватившись за решетчатую дверь, он изо всех сил стал трясти ее, пытаясь сорвать с петель.

«Яндру хотят сжечь как ведьму и еретичку!» — билась в его голове мысль; то, что подобная участь ожидает и его самого, если он не даст показания против нее, заявив, что она ведьма, его не волновало. За двадцать пять лет своей жизни, полной опасностей, Балтазаре не раз был близок к смерти, но не верил, что он, такой большой и сильный, мог умереть, тем более позорной смертью на костре. В жизни он привык полагаться только на себя, собственные силы, и заверения Имы, что она выпросит помилование для него у понтифика, его не успокоили.

Балтазаре загасил фитиль раньше, чем в плошке выгорел весь жир, и лег на спину прямо перед дверью. Потянулись томительные минуты ожидания, показавшиеся ему вечностью. Несмотря на то, что тело окоченело от каменных плит, он продолжал лежать, как хищный зверь, подстерегающий свою добычу у водопоя.

Как ни прислушивался Балтазаре, он не услышал приближающихся шагов монаха и чуть не подскочил, когда тот опустил кувшин с водой прямо ему на грудь. Он мгновенно перехватил руку монаха и сильно дернул его на себя, вскочив на ноги. Сдавленный стон, раздавшийся при соприкосновении лица монаха с решеткой, указал направление, и Балтазаре ударил кинжалом в нужное место. Клинок легко проник в плоть, и отвратительная слизистая масса вытекла на руку Балтазаре. Он понял, что попал прямо в глаз. Длины лезвия было недостаточно, чтобы достать до мозга монаха, тот был лишь тяжело ранен, и Балтазаре, поняв это, задушил его, просунув обе руки сквозь решетку. В темноте он обшарил одежду монаха и нашел связку ключей. Пара минут — и дверь была открыта.

Балтазаре затащил тело убитого в камеру, снял с него рясу и с трудом натянул на себя. Это оказалось непросто, так как он был значительно выше и мощнее хилого монаха. Теперь ему предстояло идти в сплошной темноте по незнакомым переходам. Возможно, где-то здесь находилась Яндра, но если заняться ее поисками, то можно упустить свой шанс сбежать. Если ему удастся вырваться отсюда, он обязательно вернется и освободит Яндру. Залог жизни их обоих — его свобода.

Балтазаре шел в темноте, крадучись, ощупывая стены, больше надеясь на слух и осязание, чем на зрение. Вдруг он увидел впереди свет факела: кто-то шел ему навстречу. Балтазаре опустился на колени и прислонился к стене, делая вид, что ему стало плохо, и надеясь, что идущий навстречу в темноте не заметит подмены.

— Брат Леон, что с тобой? — раздался встревоженный голос. Затем послышаося удивленный возглас — монах все же понял, что перед ним не Леон.

В следующее мгновение Балтазаре кинулся вперед, сшиб монаха наземь, его руки добрались до шеи, и он сжал ее что было сил. Он ощутил, как задрожало под ним тело поверженного, как налилась свинцом шея, затем тело обмякло и превратилось в неподвижный куль.

Этот монах по комплекции немногим уступал Балтазаре, и он снова переоделся, теперь его внешний вид не вызывал подозрений. Вскоре он выбрался из подземелья и оказался на пустынном монастырском дворе под покровом ночи. Он прижался к стене, пытаясь сообразить, как попасть в привратницкую и покинуть это враждебное место. Внезапно двор стал заполняться монахами, и Балтазаре понял, что наступило время молитвы. Облачение монахов, их белые пелерины, указывало на то, что он находился в монастыре Ордена доминиканцев, «божьих псов», которые ведают инквизицией. Монахи потянулись в сторону внутреннего храма, и Балтазаре, чтобы не вызвать подозрений, также пришлось последовать туда. Началась matutinum[35], и Балтазаре сообразил, что сейчас полночь. На службе в храме, кроме монахов, находилось и несколько мирян преклонного возраста, видимо решивших на склоне лет усердными молитвами подготовить себе местечко в райских кущах.

Настоятель монастыря доминиканцев, отдавая дань традиции, правил службу в полутьме, показывая тем, что «бродячим проповедникам» не требуется подглядывать в книги, они помнят все тексты наизусть. Это вполне устраивало Балтазаре, так как свет нескольких свечей в большом помещении не давал возможности рассмотреть лиц рядом стоящих на коленях. Бесконечное чтение и пение псалмов заканчивалось антифоном, и Балтазаре заволновался: не исключено, что сразу после службы станет известно о побеге, и у него будет совсем мало времени, чтобы убраться отсюда.

«Слава Отцу и Сыну и Духу Святому, как было в начале, ныне и всегда и во веки веков. Аминь!» — прозвучали слова псалма, завершающего службу. Недавние молящиеся потянулись к выходу из храма. Балтазаре заметил, что идущий впереди мирянин, тяжело опирающийся на палку, в темноте споткнулся и чуть не упал, и подхватил его.

— Я помогу вам, сеньор. Смело опирайтесь на мою руку, она более надежна, чем ваша палица. Вижу, что вы больны.

— Благодарю вас! Как вас звать?

— Брат Антонио.

— Вы правы, брат Антонио, ноги едва держат меня. Видимо, грехи мои настолько тяжкие, что даже усердие в молитвах не помогает мне исцелиться.

— Я провожу вас до дома, сеньор…

— Алоис ди Бондильони. Благодарю, брат Антонио, но этого не требуется. За воротами монастыря меня ожидают двое слуг и лошади.

— Тогда, сеньор Алоис, я буду вас сопровождать, пока не передам на попечение слуг.

— Вы очень любезны, брат Антонио.

Неспешно беседуя, Балтазаре и сеньор Алоис вышли за пределы монастыря. Здесь они расстались, и дальше Балтазаре уже пошел один. Пустынные улочки были темны, и ему пришлось довольствоваться лишь слабым светом луны, то и дело скрывающейся за наползающими тучами.

Ринери удивился и обрадовался, увидев Балтазаре, и с восхищением выслушал рассказ о побеге своего друга из секретной тюрьмы инквизиции. Это был героический поступок! В эту минуту Ринери даже позавидовал Балтазару, пережившему такое опасное приключение, но сразу мысленно одернул себя. Смог бы он сам совершить нечто подобное, почти голыми руками убить двух стражей-монахов и, переодевшись, совершить дерзкий побег?

— Как только станет известно о побеге, стража инквизиции все перевернет в городе, и в первую очередь пойдут в дома тех, кто с тобой учился. Но ты не переживай, мы тебя спрячем так, что никто не найдет. Наше братство тебя укроет и защитит!

— Не то ты говоришь, Ринери. Я не собираюсь скрываться в городе, а хочу покинуть его. Здоровье и даже жизнь Яндры под угрозой, и я поклялся ее освободить. Мне нужно как можно скорее добраться до брата Гаспара, думаю, с его помощью я вытащу Яндру из тюрьмы.

У Ринери от услышанного округлились глаза и перехватило дыхание.

— Ты хочешь с помощью пиратов освободить Яндру?

— Это единственный способ. Я уговорю брата помочь мне. Ты со мной?

— Конечно, Балтазаре! Что я должен делать?

— Пока помочь покинуть город, когда откроются ворота. И ты должен будешь выяснить, где именно держат Яндру. Я дам тебе знать, когда буду готов.

На рассвете Балтазаре в сопровождении «десятки дьяволов», готовых применить силу, если его попробуют остановить стражники, покинул город. Стражники у ворот флегматично проводили его взглядом. Известие о дерзком побеге из секретной тюрьмы инквизиции и убийстве монахов всколыхнуло город только через час. Поиски беглеца, как и предполагал Ринери, начались с жилищ студентов, и погоня отправилась вслед за ним с большим опозданием, когда Балтазаре был уже далеко от города.

3.4 Болонья, 12 июля 1381 года от Р. X.

Ночной сон жителей Болоньи внезапно был потревожен ужасным взрывом, прозвучавшим в центре города. Взрыв был такой силы, что в ближайших домах вылетели стекла и витражи. Затем стали слышны выстрелы из аркебуз, звон мечей. Рядом с Рыночной площадью разгорелось настоящее сражение. Для жителей это было большой неожиданностью и вселяло страх, так как Болонья уже несколько лет жила спокойной жизнью, не ощущая угрозы извне. Еще никогда город, спокойно почивавший за надежными крепостными стенами, не был так напуган.

Самым ужасным было то, что никто не знал ни о приближении врага, ни о том, кто он такой и каким образом ему удалось проникнуть в центр города и завязать бой. Было ясно лишь одно: это передовой отряд вражеского войска, хитростью проникший в город, чтобы обезглавить оборону и деморализовать защитников города.

Возник слух, что это вероломный Джан Галеаццо III Висконти[36], пользуясь ослаблением папской власти, решил силой присоединить Болонью к своим владениям.

Подест Якопо Скарлиони недоумевал: «Враг подступил к городу? Но кто он? Сколько вражеских воинов оказалось внутри городских стен? Почему бездействует кондотьер Альберинго Джуссиано, нанятый для охраны города?»

Поэтому, вместо того чтобы ринуться с подчинявшейся ему городской стражей к месту сражения, подест занял оборону в ближайшей башне. Он послал гонца к кондотьеру за помощью и заодно дал ему задание выяснить обстановку в городе. Но враг почему-то удовлетворился нападением на здание городского магистрата[37], захват которого не давал ему каких-либо преимуществ.

Подест не мог даже предположить, что дерзкое нападение на город совершено из-за любви к женщине. Балтазаре Косса удалось убедить брата, известного пирата Гаспара Косса, которому покровительствовал могущественный граф Прованса, дать ему людей и оружие для нападения на городской магистрат. В его подвалах находилась раскаявшаяся перед трибуналом инквизиции ведьма Яндра в ожидании приговора, который должен был обречь ее на пожизненное заточение или очистительный огонь. Три с половиной сотни пиратов под командой самого Гаспара Косса направились к Болонье, чтобы помочь Балтазаре освободить возлюбленную. Но этих сил было недостаточно, чтобы идти напролом, освобождая пленницу. Тогда Балтазаре с помощью своих университетских друзей разработал план, рассчитанный на неожиданность и быстроту действий, а также на человеческую алчность. Он стал вести тайные переговоры с кондотьером Альберинго Джуссиано и заплатил ему огромную сумму золотом, чтобы тот в момент нападения на тюрьму придержал своих солдат, дал нападавшим время захватить магистрат, вызволить пленницу и покинуть город.

Накануне операции Балтазаре с двумя десятками переодетых пиратов проник в город, и тут ему на помощь пришел Ринери Гуинджи, организовавший вооруженный отряд из студентов, который насчитывал несколько десятков человек. Этими силами и при пособничестве Альберинго Джуссиано им удалось ночью захватить одни из городских ворот, через которые вошли вооруженные пираты. Морским разбойникам пришлось стать всадниками, так как была важна быстрота передвижения, особенно когда придется уходить из Болоньи. У ворот оставили небольшой отряд, который должен был удерживать их и тем самым обеспечить безопасный отход пиратов из города.

Перед пиратами стояла сложная задача: проникнуть в магистрат — цитадель, расположенную в центре города. Хотя охраняли ее всего лишь несколько человек, они находились за крепкими стенами, сокрушить которые могли разве что пушки, но их у пиратов не было. Однако Балтазаре нашел выход — было решено подорвать ворота с помощью бочонка пороха. Силы взрыва хватило, чтобы сорвать мощные, окованные железом двери. Именно этот взрыв разбудил жителей города и посеял панику. Пираты лавиной ринулись в открытый проем, сметая всех и вся на своем пути.

В первых рядах нападавших шел Балтазаре в сопровождении Ринери Гуинджи и Берардо да Биордо. Он сразу направился в подземелье, служившее городской тюрьмой для осужденных на смерть. Тюрьма для других преступников располагалась в башне Азинелли. Пираты занялись грабежом, рассеявшись по многочисленным помещениям замка.

Путь Балтазаре преградили офицер и два стражника в нагрудных кирасах, вооруженные алебардами. Длинные алебарды, грозное оружие на открытой местности, оказались бесполезными в тесном помещении, и вскоре стражники были разоружены. Балтазаре приложил острие меча к шее офицера и скомандовал:

— Если не хочешь умереть, покажи, где находится Яндра делла Скала.

— Мы не знаем имен заключенных.

Балтазаре нажал на клинок, и тот слегка рассек кожу на шее офицера, который оказался мужественным и стойким человеком и молчал.

— Сейчас умрешь ты, а вслед за тобой и они! — в ярости крикнул Балтазаре, но офицер не издал ни звука.

Клинок легко вошел в тело офицера, тот вскрикнул от боли и забился в судорогах на каменном полу.

— Ты! — крикнул ужасным голосом Балтазаре и указал мечом на стражника, который стал мертвенно-бледным.

— Я покажу! Всех покажу! В подземелье находятся две ведьмы! Пусть сеньор выберет ту, которая ему нужна, или забирает обеих. — Стражник быстро наклонился и снял связку ключей с пояса офицера, который был еще жив — он дрожал мелкой дрожью и скреб ногами землю.

— Веди меня, если хочешь остаться жив! Бегом!

Оба трясущихся от страха стражника с факелами в руках бежали настолько быстро, насколько позволял узкий лабиринт подземелья, за ними следовал Балтазаре с товарищами.

— Здесь находится ведьма. — Трясущимися руками стражник отпер дверь и осветил факелом каменный мешок, откуда доносились странные звуки, и у Балтазаре от плохого предчувствия сжалось сердце.

Он увидел тонкую девичью фигуру. Руки девушки были прикованы короткой цепью к закрепленному в стене кольцу, так что пленница не могла ни сесть, ни повернуться лицом к двери. Ее длинные темные волосы, давно не мытые, спадали слипшимися космами на плечи. Услышав, что в камеру вошли, девушка издала нечленораздельные звуки, то ли стон, то ли мычание.

— Яндра, любовь моя! — воскликнул Балтазаре и кинулся к девушке.

Заглянув ей в лицо, он в ужасе отпрянул, сначала решив, что пытки так изменили внешность его любовницы, состарили ее. У нее под гортанью находилась двухзубая железная вилка, упирающаяся другим, также острым концом в грудину, не позволяя ей говорить.

— «Вилка еретика»! — с дрожью в голосе произнес Балтазаре. Он слышал об этом дьявольском изобретении, но только теперь увидел его воочию.

Он поднес факел к пленнице, которая, несмотря на свое плачевное состояние, ухитрилась лягнуть его, и удостоверился, что это не Яндра, а женщина лет тридцати, но с гибкой девичьей фигурой.

— Слава тебе, Господи! — воскликнул он и перекрестился, затем спросил трясущегося стражника: — За что ее так?

— Эта ведьма хулила сеньора инквизитора и чуть не сбежала, околдовав стражника, — пояснил немного успокоившийся стражник. — Как я понимаю, сеньор, она не та, кого вы ищете?

— Освободи ее!

— Эта ведьма очень опасна, она наслала чуму… — попытался было возразить стражник, но меч Балтазаре молнией метнулся к нему и больно уколол, разрезав одежду, так что тот подскочил, словно его обожгло огнем.

— Как прикажете, сеньор!

— Она достойна свободы хотя бы потому, что не побоялась инквизитора!

Стражник умело и быстро снял с пленницы ужасное приспособление и замешкался, освобождая ее от цепи. Балтазаре нетерпеливо взмахнул мечом и перерубил цепь.

— Веди к следующей пленнице! И горе тебе, если она окажется не той, кого я ищу!

— Слушаюсь, сеньор! — воскликнул стражник, а освобожденная пленница ловким движением выхватила кинжал из-за пояса Балтазаре и в одно мгновение перерезала стражнику горло.

Тот захлебнулся кровью, захрипел, свалился на пол, дергаясь, словно в танце.

— Что ты наделала, несчастная! Я сожалею, что спас тебя! — Балтазаре в ярости замахнулся на нее мечом.

— Второй знает не меньше, чем этот негодяй, пользовавшийся моим беспомощным состоянием, — довольно спокойно ответила женщина, указывая на другого стражника.

Несмотря на полумрак, Балтазаре ощутил на себе обжигающий взгляд недавней пленницы.

«Она точно ведьма! Как бы мне не пожалеть о своей доброте!»

— Пошевеливайся, если не хочешь разделить участь своего приятеля! — Ведьма уколола кинжалом стражника, и тот поспешно выскочил из камеры.

Снова лабиринт подземелья, и в следующем каменном застенке, который открыл стражник, Балтазаре увидел Яндру, похудевшую, с изможденным лицом, в длинной грязной рубашке, с остриженными волосами. Она кинулась в его объятия.

— Как ты здесь оказался, любимый?

— Я обещал тебя защитить и, как видишь, не бросаю слов на ветер!

— Это просто чудо, Балтазаре! Я не верю своим глазам, боюсь, что происходящее — лишь мои грезы.

— Прошу меня простить, сеньор спаситель, но здесь не место для разговоров! — вмешалась ведьма.

— Нам надо торопиться, Балтазаре, — поддержал ее Ринери.

Балтазаре недовольно посмотрел на товарища.

— Мирелла! Оказывается, ты тоже здесь! — воскликнула пораженная Яндра.

— Как видишь, хотя я предпочла бы находиться далеко отсюда, — хладнокровно произнесла цыганка.

Балтазаре с друзьями и освобожденными пленницами поспешил к выходу. Пираты успели покинуть разоренный замок, а потом и территорию города, пока подест не разобрался в обстановке и не созвал стражников.

— Что нам теперь делать, Балтазаре? Куда мы пойдем и что нас ждет впереди? Судьба беглецов, которым до конца жизни придется неприкаянно слоняться по чужим землям? — спросила Яндра.

— Нас ждет море. Там свобода, богатство, там мы будем хозяевами жизни, а не несчастными беглецами.

— Ты желаешь присоединиться к своему брату, стать пиратом?

— Я уже достаточно взрослый, чтобы не прятаться за его спиной, да и вдвоем нам будет тесно. Я не хочу быть изгоем, дрожать от страха, что меня или тебя найдет инквизиция и весь этот кошмар повторится. Я не хочу быть дичью, ибо по натуре я охотник. Если для нас нет места на земле Италии, то нас примет море. Обстоятельства вынуждают меня вернуться к морскому промыслу, пиратству. У меня достаточно денег, чтобы снарядить свой корабль и собрать команду, и мое имя будет наводить страх на торговые корабли. Ты со мной, Яндра?

— Я никогда не плавала по морю, и пиратство — это по-моему так ужасно!

— Моряки ходят по морю, а не плавают. Сама решай, как поступить, я не стану тебя принуждать.

— Мне страшно остаться одной, и я не хочу обратно в тюрьму инквизиции. Пусть уж лучше смерть! Но я не хочу умереть, не отомстив дяде за смерть отца и близких! При нашей первой встрече ты посмеялся над моими магическими занятиями, но обещал помочь отомстить. Я с тобой, Балтазаре, — на море, в ад, на небеса!

— Отлично, любовь моя! Иного ответа я не ожидал. Увидев тебя, я понял, что ты та единственная, которая пойдет рядом со мной по жизни, разделит радости и горести!

— Я тоже с тобой, Балтазаре, — отозвался Ринери. — Университетская жизнь не по мне, хочу вдохнуть вольный воздух морских просторов.

Но больше никто из друзей Балтазаре, «десятки дьяволов», не последовал за ним.

Решение Балтазаре начать самостоятельную жизнь морским разбойником озадачила Гаспара Косса. Он хотел подарить Балтазаре один из своих кораблей с укомплектованной командой, но тот отказался, приняв в дар лишь две парусные лодки. В качестве надежного помощника Гаспар посоветовал Балтазаре взять опытного одноглазого пирата, и тот не стал отказываться, он знал и помнил Гуиндаччо Буонакорсо по пиратской жизни, которую вел до поступления в болонский университет.

3.5 Западное побережье Италии, 1384 год от P. X.

Флотилия известного пиратского адмирала Балтазаре Косса, тяжело груженная добычей, шла вдоль западного побережья Италии. Она состояла из двух шебек и одной каракки. На море был полный штиль, на небе — ни облачка, и груженные корабли двигались лишь благодаря усилиям прикованных к сиденьям рабов-гребцов, поднимающих и опускающих огромные весла под ритмичные удары барабана: бом! бом! бом!

Нещадное солнце изгоняло из тел членов экипажа влагу, словно выжимало губку, но хуже всего приходилось чернокожим невольникам с захваченного марокканского судна работорговцев, чувствовавших себя в трюме, словно в раскаленной терме. Это был самый дорогостоящий и в то же время скоропортящийся товар. За сутки, прошедшие после абордажа судна работорговцев, уже полтора десятка тел невольников из двухсот имеющихся отправились за борт. Ринери, глядя на то, как абордажными крючьями вытягивают из трюма мертвые тела, а потом отправляют их за борт, сделал в уме расчеты и с сожалением констатировал:

— Мы не рабов выбрасываем, а груду золота: целых семьсот пятьдесят золотых цехинов! Кормим акул золотом!

В планах Балтазаре было посетить родной остров Искья, обнять мать, оставить там добычу и рабов, которых повезут на продажу в Неаполь уже торговые корабли. Балтазаре Косса не рисковал заходить в порты крупных городов Италии.

Обгоревшие полуголые гребцы выбились из сил после шестичасового перехода по морю, больше напоминавшему озерную гладь, и им разрешили полчаса отдохнуть. Раб арапчонок в одной набедренной повязке разносил им воду в ведре, отмеряя каждому не больше пинты.

Из каюты показалась Яндра. Три года жизни в море изменили ее внешне и внутренне. Ее фигура стала женственнее, формы сочнее, но черты лица огрубели, как происходит с любым, кто проводит на свежем воздухе значительное время. На корабле Яндра была единственным человеком, который мог и возражал Балтазаре, непредсказуемому пирату со взрывным характером. Скитания на корабле, жизнь, полная опасностей, осточертели Яндре, она хотела спокойствия и определенности. Но больше всего ей хотелось распрощаться с Балтазаре, смертельно обидевшим ее. Их отношения были уже не такими лучезарными, как вначале, когда он только стал предводителем пиратов, а было это три года тому назад. Уже через два года он без всякого стеснения брал с захваченных кораблей юных девиц себе в наложницы. Яндра устраивала скандалы, не разговаривала с ним, а он лишь усмехался и после очередного удачного абордажа торгового судна, когда на палубе еще не высохла кровь, снова волок обезумевшую от страха женщину к себе в каюту, где с неистовством овладевал ею. После того как он охладевал к жертве, дальнейшая ее судьба, как и остальных пленников, которым повезло или не повезло остаться в живых, была печальна: рабство или выкуп. На этот раз Яндра решила идти до конца. Увидев одноглазого великана Гуиндаччо, она сказала ему тоном, не терпящим возражений:

— Позови Балтазаре, мне надо с ним срочно поговорить.

Гуиндаччо хотел ответить шлюхе капитана резко, но сдержался. Капитан Косса, не отличающийся постоянством в отношении женщин, уже на протяжении ряда лет возил эту шлюху с собой, а до этого дерзко выкрал ее из тюрьмы инквизиции, поставив себя этим вне закона. Его брат, славный Гаспар Косса, плавал под флагом герцога Прованса, имел патент корсара, что давало ему право свободно заходить в порты для пополнения запасов провизии и воды, а вот Балтазаре Косса не имел патента, поэтому им то и дело приходилось спасаться от преследования военных кораблей, кому бы они ни принадлежали — итальянцам, французам, испанцам, маврам, османам, магрибам или марокканцам. А не так давно он настроил против себя и собратьев-пиратов, ограбив на острове Лампедуза святыни. По давней договоренности, этот остров являлся священной территорией, где пираты могли поклоняться каждый своим богам. Тут были святилища христиан и исламистов, мавров и буддистов. После удачных операций пираты подносили своим божествам щедрые дары, безбоязненно оставляя их на острове. Капитан Косса презрел эту договоренность и ограбил святилища, забрав оттуда наиболее ценные вещи. Теперь, даже если их божества стерпят такое святотатство, от оскорбленных пиратов пощады не жди. Длительный штиль — явный признак надвигающихся неприятностей. Пират невольно перекрестился.

— Сеньора, капитан Косса у себя в каюте. Кому, как не вам, знать, чем он там занимается и что беспокоить его в это время по пустякам опасно для здоровья и жизни.

Яндра вспыхнула: Балтазаре снова уединился с захваченной на прошлой неделе негритянкой, видимо, оказавшейся очень искусной в любви, раз он до сих пор не мог ею насытиться. Она решительно направилась к каюте капитана и, не стуча, распахнула дверь. Любовники, удовлетворив страсть, отдыхали на ложе, занимавшем половину каюты, и пили вино из золоченых кубков. Неожиданное появление Яндры не вызвало никаких эмоций на лице Балтазаре, он давно привык к сценам ревности любовницы и невозмутимо переносил их. Негритянка испуганно вскрикнула и прикрылась тонким льняным покрывалом до самой шеи.

— Сеньора Яндра, по-видимому, ты ошиблась каютой?

— Нет, Балтазаре, по-видимому, ты забыл, где место капитана на корабле! Предаваясь низменным удовольствиям, выставляешь себя на посмешище перед командой! — сказала она и чуть тише добавила: — И меня тоже.

— Уже который день штиль, идем под веслами, наши трюмы полны добра… Даже если сейчас перед нами появится «жирный» торговый корабль, мы проплывем мимо, не обратив на него внимания. Самое подходящее время капитану немного отдохнуть с красоткой!

Балтазаре обхватил негритянку за шею и повалил на кровать. Она упала на грудь, продемонстрировав со спины обнаженное гибкое тело с выделяющимися округлыми упругими ягодицами, и тут же получила по ним звонкий шлепок.

— Хороша!

Кровь бросилась в голову Яндре, она шагнула вперед и отвесила тяжелую пощечину кудрявой темнокожей женщине. Ярость исказила ее черты. Выхватив из-за пояса кинжал, она замахнулась им и приказала:

— Пошла вон, шлюха!

Вид оружия пояснил смысл сказанного лучше любого толмача. Обнаженная негритянка мигом вскочила и уже у порога вопросительно посмотрела на Балтазаре. Тот взмахом руки позволил ей уйти, и, подхватив одежду с пола, не одеваясь, она исчезла за дверью.

— Я твоя пленница, Балтазаре? Почему ты держишь меня возле себя, развлекаясь с другими женщинами? Высади меня в ближайшем порту, я не намерена больше оставаться в положении невольницы.

— Ты не пленница, я беспокоюсь о твоей безопасности. Неужели ты хочешь снова оказаться в руках инквизиции и взойти на костер?

— Я сумею позаботиться о себе!

— Вновь найдешь себе престарелого прелата, который будет чередовать твои ласки и игры с мальчиками? — Балтазаре издевательски рассмеялся.

— В ближайшем порту я покину корабль, хочешь ты этого или нет!

— Мы идем к берберийским берегам, тебе найдется там достойное место в гареме!

— Думаю, это лучше, чем смотреть, как ты развлекаешься с пленницами! Ведь это низко — брать ласки напуганных и беззащитных женщин!

Дверь каюты открылась, и внутрь просунулась голова Гуиндаччо.

— Капитан! Поднялся ветер, я приказал ставить паруса, — доложил он.

— Прекрасно! Дадим гребцам передышку!

— На горизонте небо заволокло тучами. Только что было солнце, и вот его уже нет. Это дурной знак! Эх, не надо было разорять святилища на острове!

— Пошел вон! Я решаю, что делать, а что нет! — Балтазаре схватил кубок, намереваясь запустить им в пирата, но Гуиндаччо мгновенно скрылся.

— Как только корабль причалит, я покину его. Пусть это будет даже необитаемый остров! — заявила Яндра.

— Как же твое гадание на внутренностях ягненка? Ты ведь напророчила, что счастье и удача будут сопутствовать нам, если мы будем вместе, что смерть одного вскоре приведет к гибели другого!

— Ты только по этой причине держишь меня рядом с собой?

— Я привык к тебе, и мне без тебя будет скучно.

— Все равно уйду, и силой ты не сможешь меня остановить!

В каюту вошел озабоченный Ринери.

— Балтазаре, ветер с каждой минутой крепчает. Команда неспокойна, все считают, что, разорив святилища на острове Лампедуза, ты вызвал гнев богов. Гуиндаччо с трудом утихомиривает команду, возможен бунт. Ортега во весь голос причитает, что приближается буря, которая всех погубит из-за твоего неразумного поступка.

Балтазаре быстро оделся и вышел на палубу. Он был поражен переменами в природе. Совсем недавно море было ленивым и спокойным, казалось, ничто не способно нарушить эту безмятежность; небо было чистым и голубым, не ощущалось ни малейшего движения воздуха, лишь жара давила расплавленным свинцом. Теперь все переменилось: море забурлило седоголовыми барашками волн, небо, затянутое черными тучами, казалось, стало ниже, поднятые паруса надулись под порывами изменчивого ветра, который никак не мог решить, в какую сторону лучше дуть. И еще был слышен гул голосов, в котором ощущалась угроза не менее зловещая, чем та, которую таила слепая, безжалостная стихия. Балтазаре направился на шум голосов, шагая по куршее[38] над головами гребцов-невольников.

Часть команды столпилась на шканцах, слушая огромного верзилу в шикарной батистовой рубахе, с красным платком на шее, то и дело прерывая его возгласами одобрения. Порывы ветра не давали разобрать слов, но по яростной жестикуляции верзилы Балтазаре догадался, что это выпады против него. Увидев приближающегося капитана, несколько человек поспешили выбраться из толпы и улизнуть, но большая часть осталась, недовольно гудя.

— Приближается шторм, а вы тут бездельничаете! Марш на реи! Убрать паруса с грота и бизани! — заорал Балтазаре.

— Мы решили иначе! — не испугался верзила. — Ты разгневал Бога своей алчностью! Мы пойдем под полными парусами, через три десятка миль будет место, где мы сможем подойти к берегу на расстояние в четверть мили и спустить шлюпки. Я хорошо знаю эти места. Мы покинем тебя и твой проклятый корабль!

— Мы все хорошо знаем эти места, Ортега! — Балтазаре неожиданно рассмеялся. — Ведь не прошло и полгода с тех пор, как мы неплохо поживились на этом побережье! Местные жители хорошо запомнили нас и будут вам рады, им ведь не терпится передать вас солдатам короля Карла[39]! Кто желает станцевать танец висельника?

— Мы вооружены и сумеем постоять за себя. Это наш шанс. Оставшись с тобой, мы обречем себя на верную гибель! Верно я говорю? — Верзила обернулся к команде, рассчитывая на поддержку, но в тот же миг Балтазаре быстро подскочил к нему и с легкостью перебросил его через борт, словно тот был не тяжелее пушинки. Все произошло так быстро, что все оцепенели, а несчастный Ортега опомнился, лишь когда оказался в воде. Он стал отчаянно кричать, взывая о милосердии и помощи. Один из пиратов схватил бухту тонкого каната, намереваясь бросить конец утопающему.

— Хочешь составить Ортеге компанию? — Балтазаре зловеще усмехнулся, и тот сразу отказался от этой затеи.

Корабль уходил все дальше от Ортеги, который уже скрылся среди волн, и только изредка доносился его голос.

Шквалистый ветер и волнение усиливались, и вскоре на море разыгрался настоящий шторм. Балтазаре пришлось приказать спустить парус и на фок-мачте. Теперь вся нагрузка легла на гребцов, прикованных попарно к скамейкам возле пушечных портов и работающих тридцатью парами тяжеленных весел. Вдоль рядов гребцов двигался надсмотрщик-комит с помощниками, плетью наказывая замешкавшихся и нерадивых.

Скорая расправа над Ортегой, пользовавшимся большим уважением среди пиратов, только на время сняла напряженность на корабле, а все усиливающийся шторм заставил их вспомнить о его предостережениях. Чем сильнее бушевало море, тем быстрее зрело недовольство пиратов, жалеющих, что не последовали совету Ортеги высадиться на сушу. Но теперь они уже ничего не могли сделать для своего спасения, так как оказались в полной власти разбушевавшейся стихии. По приказу Балтазаре Косса его корабли и во время бури находились в пределах видимости друг друга, но вскоре это стало невозможным.

В такую страшную бурю Балтазаре не попадал за всю свою жизнь. Огромные горы воды обрушивались на корпус судна, сотрясая его, смывая все с палубы. Они играли с ним, словно это была скорлупа ореха, а не тридцатиметровый корабль с многочисленным экипажем и двумя сотнями невольников, запертых в трюме. Чернокожие пленники выли от страха и пытались голыми скованными руками высадить дубовый люк, словно он закрывал путь к спасению. Кромешную тьму то и дело пронизывали яркие вспышки молнии, после чего незамедлительно следовали ужасающие громовые раскаты. Молнии разрывали небо одна за одной, как будто кто-то на небесах никак не мог точно прицелиться и покарать корабль нечестивца, похитившего дары богам. А может, этот кто-то решил перед последним смертельным ударом насытиться страхом людишек, посмевших посягнуть на святое? Гул ветра перекрывал бой барабана и пение свирели, призванных обеспечивать необходимый ритм для гребцов, и начался разнобой, отразившийся на ходе и устойчивости галеры. Удары волн то и дело чуть ли не клали корабль на борт, грозя его перевернуть.

— Руби мачты! — заорал Балтазаре, пытаясь перекричать вой ветра.

Остатки команды, те, кто сумел чудом удержаться на палубе, были парализованы страхом, и никто не стал выполнять приказ проклятого небесами капитана.

— Гуиндаччо, топоры!

Бывалый пират, несмотря на сумасшедшую качку, вскоре явился, держа в охапке огромные плотницкие топоры.

Балтазаре, Ринери и Гуиндаччо стали рубить мачты, чудом удерживаясь под мощными водопадами, то и дело обрушивающимися на них. Первой рухнула самая высокая грот-мачта, и сразу положение корабля улучшилось, он не стал так резко клониться на борт. Теперь несколько членов команды пришли им на помощь, понимая, что ничегонеделание лишь приблизит гибель.

Вдруг недалеко в море вспыхнул огромный факел, освещая все вокруг, и Балтазаре увидел, что это столкнулись два его корабля, смоляные бочки, закрепленные на носу, разбились, и вспыхнул пожар. Но еще хуже было то, что его корабль несло прямо на этот гигантский костер. Он бросился к рулевому колесу и с ужасом увидел, что возле него никого нет, рулевого то ли смыло за борт, то ли он от страха оставил свой пост и где-то спрятался. Балтазаре с трудом вращал рулевое колесо, но вскоре делать это стало легче — верный Ринери встал рядом.

— С помощью одного только руля мы не сможем избежать столкновения, поспеши на нижнюю палубу к гребцам, заставь их работать веслами. Объясни им, что только так мы сможем избежать гибели и что я даю им слово капитана, что в ближайшем порту освобожу их без выкупа.

Ринери кинулся выполнять приказ, а Балтазаре с помощью подоспевшего Гуиндаччо продолжал вращать рулевое колесо, ставшее таким непослушным. Корабль пронесло в одном кабельтове от гибнущих судов, наполовину погрузившихся в воду, но продолжавших полыхать. Балтазаре увидел среди волн плавающую килем вверх шлюпку и перекрестился, мысленно молясь о погибших моряках. К его удивлению, молитва принесла ему успокоение, и хотя по-прежнему бушевала буря, на душе у него стало легче.

В этот момент невольникам все же удалось вырваться из трюма, и они запрудили нижнюю палубу, освобождая гребцов и вступая в схватку с пиратами. В открытый люк сразу хлынула вода и стала быстро заполнять трюм, так что те, кто не успел выбраться, захлебнулись там. Гибель судна стала неизбежной, а стычка с безоружными, скованными попарно невольниками и присоединившимися к ним гребцами продолжалась недолго и закончилась победой пиратов.

Громко читая молитвы, Балтазаре стоял у рулевого колеса, но удерживать курс гибнущего судна было бесполезно. Гуиндаччо находился рядом и немало дивился неожиданно проснувшейся набожности капитана, которого, зная обо всех его поступках, в душе считал безбожником.

— Балтазаре, команда грузит шлюпку. Они решили оставить тебя на судне. Что нам делать?

— Пусть плывут, дальше ада им не уплыть. Кто останется со мной, тот будет жив.

— Но ведь другой шлюпки нет!

— Есть челнок.

— Втроем мы кое-как поместимся, но не сможем взять с собой запасы воды и пищи. А ведь неизвестно, сколько времени нам придется провести в море. Да и оружие взять с собой не помешало бы.

— Нас будет четверо. С нами поплывет Яндра.

— Мы перегрузим челнок, он ведь рассчитан на двоих и не в такую бурю! — попробовал возразить Ринери.

— В Яндре наше спасение. Пока она вместе со мной, смерть мне не угрожает. Где она?

Балтазаре бросил штурвал и побежал на корму, где в капитанской каюте оставил Яндру. Но он увидел ее раньше: Яндру, визжащую и отчаянно сопротивляющуюся, два пирата тащили к шлюпке. Балтазаре выхватил из-за пояса кинжал и вонзил его в сердце ближайшего к нему пирата, второй сразу оставил девушку и бросился к шлюпке, которую уже стали спускать на воду. Нагруженная припасами, она ходила из стороны в сторону, то и дело ударяясь о борт судна, пока тяжело не плюхнулась на воду. По веревкам туда стали спускаться пираты, некоторые неудачно — они оказывались в воде и пытались ухватиться за борт шлюпки, но получали удары по голове и рукам, пока, пуская пузыри, не отправлялись на дно.

Балтазаре схватил Яндру и поволок за собой в противоположный конец судна, где Ринери и Гуиндаччо спускали на воду небольшой челнок. Вдруг он почувствовал, что кто-то вцепился в его руку, и увидел испуганную негритянку, последние три дня дарившую ему райские утехи. Она умоляюще смотрела на него и лопотала что-то на своем языке.

Гуиндаччо и Ринери с изумлением уставились на Балтазаре, появившегося перед ними с двумя женщинами, затем одновременно перевели взгляд на утлый челнок, качавшийся на волнах, словно пробка.

— Безумие оставаться на судне, но еще большее безумие впятером пускаться в плавание по бушующему морю на этом челноке, — сказал Гуиндаччо.

— Нас будет четверо, как я и говорил, — жестко произнес Балтазаре, и под его ледяным взглядом приятели почувствовали себя неуютно.

Им вспомнилась судьба Ортеги, и они невольно попятились. Вдруг Балтазаре обнял негритянку, крепко поцеловал в губы и в следующее мгновение швырнул ее за борт.

— Перед тем как мы спустимся в челнок, каждый из вас должен поклясться, что с этого момента не будет пиратом и посвятит свою жизнь Богу, станет священником!

— Какой из меня священник?! Я толком и молиться не умею! — Гуиндаччо пожал могучими плечами, изобразив на лице недоумение: «Чудит капитан! Из пиратов да в священники?»

— Твоих знаний достаточно, чтобы стать монахом. Кто эту клятву не даст, тот не ступит в челнок. Первым буду я.

С трудом удерживаясь на ногах, Балтазаре тем не менее благолепно соединил ладони и торжественно произнес:

— Я, Балтазаре Косса, клянусь, что покончил с пиратским ремеслом, и обязуюсь, если мне будет суждено ступить на твердую землю, посвятить себя Богу, став монахом, и ежедневными молитвами и суровой епитимьей вымолить прощение за то зло, которое я причинил людям. Клянусь именем Господа Бога! И если я нарушу эту клятву, то гореть мне в геенне огненной до скончания веков! На том целую крест! — Балтазаре вытащил из-под кафтана золотой крест, украшенный драгоценными камнями, и поцеловал его.

Вслед за ним произнесли клятву Гуиндаччо и Ринери, также поцеловав этот крест. Теперь должна была поклясться Яндра.

— Я не буду монахиней, — твердо заявила девушка. — Балтазаре, тебе изначально было предназначено судьбой стать монахом, но не мне.

Балтазаре вспомнил, как Яндра, после того как у него появился первый корабль, совершила по его просьбе авгуровское[40] гадание на внутренностях ягненка, заглянув в будущее. Она предсказала, что их благополучие зависит от того, будут ли они вместе, и что он вскоре станет священником. Тогда это вызвало у него усмешку.

«Этого очень хочет моя матушка, но, видимо, небеса не вняли ее молитвам, поскольку я снова оказался на корабле», — сказал он.

После того как произошло несколько событий, которые в точности предсказала Яндра, он стал более серьезно относится к ее словам. Балтазаре продолжал удерживать возле себя Яндру, хотя она уже не пробуждала в нем прежней страсти, и женщины с захваченных кораблей доставляли ему больше удовольствия, чем она. Так было и с негритянкой Лейлой, но он, не задумываясь, пожертвовал ею в пользу Яндры. Гибель пиратских кораблей во время бури стала еще одним подтверждением правдивости ее слов, и непреклонный, не терпящий возражений Балтазаре лишь согласно кивнул:

— Да, я помню об этом. Давай я помогу тебе спуститься в шлюпку.

Гуиндаччо и Ринери недоуменно переглянулись. Они не сомневались, что если бы кто-то из них не дал клятву, то мгновенно последовал бы за негритянкой за борт, в то время как уже приевшаяся капитану шлюшка перечит ему, а он спокойно это сносит. Нередко поступки капитана Косса были для них непостижимы, но они продолжали слепо верить ему.

Три дня Балтазаре и его спутники плыли по морю, и, когда они совсем обессилели от голода, а еще больше от жажды, судьба смилостивилась над ними и море выбросило их на сушу. Истощенные, едва держась на ногах, они добрались до жилища пастуха.

— Пить, дайте нам пить и есть, сеньор! — прохрипел Балтазаре, сунул руку в кошель на поясе и, не глядя, швырнул пастуху монету.

Увидев, что это золотой эскудо, пастух оторопел, затем спрятал монету в поясе и принес воды, кислого вина, овечьего сыра и хлеба. Никогда столь простая пища не вызывала у недавних пиратов такого восторга. Но самой вкусной оказалась прохладная вода из родника, с которой сейчас не могли сравниться и тонкие вина Прованса, так нравившиеся Балтазаре. Утолив голод и жажду, Балтазаре и его спутники произнесли благодарственную молитву Господу за спасение, усердно отвешивая поклоны перед образом Спасителя, примитивно вырезанного на доске. После этого Балтазаре наградил пастуха еще двумя золотыми монетами, которым тот, как ни странно, не обрадовался, а подозрительно спросил:

— Кто вы и как сюда попали? Судя по золоту и одежде, вы благородные особы и с достатком, но как вы оказались в наших пустынных краях?

— Я флорентийский купец, а это моя жена и приятели. Мы плыли с товарами в Геную, но ужасная буря потопила наш корабль, и нам чудом удалось спастись. Как называется этот благословенный край?

— Вы находитесь недалеко от Равелло. Но эти места трудно назвать благословенными, так как на нас то и дело нападают пираты. Они грабят наши дома, угоняют людей в рабство. И не только проклятые берберы промышляют тут разбоем, но и те, кто называет себя христианами. Они облюбовали этот край для набегов. Но Господь все видит и воздает за неправедные деяния по заслугам. Два дня тому назад в трех милях отсюда высадилась шлюпка с пиратского корабля, потерпевшего крушение в ужасную бурю. Но не буря то была, а карающая рука Господа нашего! Восславим имя Господа нашего!

— Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! — вслед за пастухом повторили Балтазаре и его спутники.

Пастух трижды перекрестился.

— Неужели то были пираты? — Балтазаре изобразил на лице удивление.

— Именно они! Пираты нечестивого Балтазаре Косса. Много бед они принесли нашему краю и за все ответили — мы с ними поквитались!

— Как вы с ними поступили?

— Захватили спящими и повесили вверх ногами, чтобы старуха с косой не скоро к ним пришла. К сожалению, не всех — явилась папская стража и забрала оставшихся в живых пиратов. Но, думаю, теперь они завидуют тем, кто умер, так как их ожидают страшные муки.

— Презренный Балтазаре Косса тоже был среди них?

— Нет, с их слов, он остался на тонущем судне и погиб. Как жаль, что не удалось поквитаться с ним! Если бы он каплями своей крови расплачивался за каждого загубленного им христианина, ее не хватило бы.

— Как жаль, что он утонул! Но на все воля Божья, — согласился Балтазаре. — Вот я и мои спутники приняли обет: если останемся в живых, то откажемся от богатства и пострижемся в монахи. Прими, добрый человек, это золото от нас в дар, так как нам оно больше не нужно. — Балтазаре высыпал из кошеля все золотые монеты и отдал их пастуху.

Тот, пораженный, на время потерял дар речи.

— Открылась мне истина Божья, что не в мирской суете, не в накоплении богатств предназначение человека, а в преданном служении Господу нашему, исполнении его заветов. Помолимся, друзья! — Балтазаре опустился на колени и стал молиться, так усердно отвешивая поклоны, что даже разбил себе лоб. Пастух определил на ночлег Балтазаре и его спутников в пустой хлев.

— Три месяца тому назад пираты вырезали всех овечек, — горько вздохнул пастух, пожелал спокойной ночи и ушел.

Балтазаре снял кафтан и постелил его Яндре, а сам в одной рубахе лег на голую, твердую как камень землю.

— Сеньор капитан! — тихонько позвал его Гуиндаччо. — Кажется мне, что пастух что-то заподозрил и донесет на нас. Пожалуй, я пойду за ним и возьму еще один грех смертоубийства на душу. Одним больше, одним меньше!..

Великан вытащил кинжал и направился к выходу.

— Гуиндаччо, стой! Мы поклялись Господу, что больше не будем проливать кровь.

— Можно и не проливать: задавлю голыми руками!

— Остановись, неразумный! — Глаза Балтазаре злобно блеснули, и великан вернулся на свое место.

— Слушаюсь, сеньор капитан.

— Пути Господни неисповедимы. Возможно, он с помощью этого пастуха проверяет, насколько мы чисты в своих помыслах и готовы ли исполнить обет, посвятив себя служению ему.

Гуиндаччо устроился на земле, про себя кляня неразумность капитана, так как он за свою жизнь твердо усвоил: «На Бога надейся, а сам не плошай!»

На рассвете крестьяне из соседней деревни набросились на спящих мертвецким сном Балтазаре и его спутников и связали их. В селении пленников встретили насмешками, поставили у позорного столба, плевали в них и бросали тухлые яйца и камни, били палками. От таких унижений Гуиндаччо ревел, как раненый медведь, напрягал мышцы, но, несмотря на свою недюжинную силу, не смог разорвать путы. Такое поведение пленника только еще больше веселило и раззадоривало селян. В результате ему досталось больше, чем впавшему в ступор, безучастному Ринери и все время негромко читающему молитвы Балтазаре. Знание такого количества молитв невольно внушало уважение, и у местных жителей как-то не поднималась рука обижать человека, все время обращающегося к Богу. Одну Яндру миновала позорная участь, ее закрыли в сарае, пока не решив, как с ней поступить и какое она имеет отношение к пойманным пиратам. Наконец Гуиндаччо не выдержал и, выплевывая сгустки крови, прохрипел:

— Балтазаре, будь ты проклят, и я вместе с тобой — за то, что послушался тебя!

Слова пленника достигли ушей старосты селения.

— Балтазаре? — воскликнул он в недоумении, затем обратился непосредственно к пленнику: — Ты капитан Балтазаре Косса?

— Да, это я, в прошлом пират, презренный Балтазаре Косса. Мои теперешние унижения и муки ничто по сравнению с тем, что я совершил за свою жизнь.

Селяне сразу прекратили издевательства, ибо громкая слава пирата Балтазаре Косса приводила их в ужас даже теперь, когда он оказался в беспомощном состоянии, ведь у него был брат, еще более могущественный и не менее жестокий пират Гаспар Косса! Что могло ожидать жителей прибрежного селения, когда тот узнает, что они казнили его брата позорной казнью? Пленников отвязали от столба и заперли в том же сарае, что и Яндру, а у двери поставили охрану.

Староста и старейшины до поздней ночи совещались, как поступить с предводителем пиратов и его спутниками. Половина собравшихся склонялась к тому, что пиратов следует тайно казнить, так, чтобы известие об этом не вышло за пределы селения. Но не было уверенности в том, что Гаспар Косса не узнает о судьбе своего брата и не захочет отомстить. Ведь удержать болтливые языки никто не в силах. Другая половина склонялась к тому, чтобы отвезти пленников в ближайший город и передать властям, и пусть те несут ответственность за казнь пиратов. Но и в этом случае жители селения будут причастны к смерти Балтазаре и могут быть за это жестоко наказаны. В итоге было решено отвезти пиратов подальше от селения и тайно сжечь живьем, а пепел развеять по ветру. Причастные к казни должны дать клятву, что никогда и ни при каких обстоятельствах об этом не расскажут. В селении же объявят, что предводителю пиратов и его спутникам удалось бежать по пути в город.

Ранним утром пиратов и Яндру в сопровождении двух десятков вооруженных селян под предводительством старосты повезли вроде как в Неаполь, на королевский суд. На самом деле планировалось проехать пять-семь миль по дороге, ведущей в Неаполь, затем свернуть в лес, найти укромное местечко и провести экзекуцию. Пленников разместили на повозке, а сопровождавшие ехали верхом. Гуиндаччо сразу же начал ругаться, обзывая конвоиров разными обидными словами. Ринери с недоумением наблюдал за Балтазаре, безостановочно читавшим молитвы, продолжая верить, что тот все же найдет выход из этой, казалось бы, безвыходной ситуации, как было уже не раз. Так как Яндра вела себя тихо и спокойно, ее не связали, конвоиры все время бросали на нее похотливые, липкие взгляды, размышляя, не разрешит ли староста позабавиться с красоткой перед тем, как ее сжечь?

Отъехав на две мили, староста увидел быстро приближающуюся кавалькаду. Впереди ехал всадник с развевающимся знаменем Церкви. Как и положено в подобном случае, повозка съехала с дороги, верховые спешились, и все обнажили головы.

Три десятка конных воинов в кирасах и блестящих шлемах сопровождали богато украшенную карету с папскими отличиями. Когда карета проезжала мимо, вдруг произошло то, чего никто не ожидал: Яндра, которая до этого смирно сидела, опустив голову, вдруг соскочила с повозки и кинулась вперед, чуть ли не под копыта лошадей, и, ловко увернувшись, вскочила на подножку кареты. Охранники пленников рванулись было за ней, но тут же остановились, так как сопровождавшие карету воины направили на них острия пик и готовы были схватиться с ними, приняв их за разбойников, устроивших западню. Селянам не оставалось ничего другого, кроме как упасть на землю, показывая этим, что в мыслях у них нет ничего дурного. Воин в шлеме, украшенном плюмажем, подскочил к Яндре и грубо схватил ее за плечо, пытаясь сбросить с подножки, но та цепко держалась, отчаянно вопя:

— Святейший, прошу благословения и помощи! Во имя Иисуса Христа!

Воин размахнулся и отвесил девушке оплеуху, от которой та упала на землю. Карета остановилась. Воин замахнулся плетью, решив наказать дерзкую, уже поднимающуюся с земли, но тут его остановил мягкий вкрадчивый голос, донесшийся из кареты:

— Остановитесь, Роланд. Я хочу ее выслушать!

Яндра встала на колени и бросила умоляющий взгляд в сторону окошка, в котором показалось худощавое бледное бритое лицо мужчины лет сорока.

— Святейший, прошу помощи и защиты!

— Ошибаешься, дитя мое, я не святейший Папа Урбан, а только его личный секретарь, епископ Дитрих фон Ним.

— Прошу вас выслушать меня, ваше преосвященство!

— Кто ты и куда тебя везут эти люди?

— Я дочь правителя Вероны, несчастного Антонио делла Скала. Меня пленил пират Балтазаре Косса и удерживал у себя, пока его корабль не потерпел крушение. Ему, двум его пособникам и мне удалось спастись. Нас схватили эти люди, по-видимому, они хотят вскоре расправиться с нами.

Дитрих фон Ним залюбовался прекрасным лицом и фигурой стоявшей перед ним молодой женщины. Ее взор манил и обещал невиданные тайные наслаждения.

— Кто среди вас главный и куда вы везете этих пленников? — спросил он.

Бледный и дрожащий староста поднялся с земли, поклонился и произнес, заикаясь:

— Я староста селения, ваше преосвященство. Везем захваченных пиратов на королевский суд в Неаполь.

Дитрих фон Ним недовольно скривился.

— В чем виновата эта женщина, если она была пленницей пиратов?

— Она ничего не говорила нам об этом и не называла своего имени.

Папский секретарь обратился к Яндре:

— Почему ты не назвала своего имени и не сказала, что была пленницей пиратов?

— Меня никто об этом не спрашивал, и, как я поняла из разговоров, нас везут не на королевский суд, а на расправу. Кроме того, я слышала, что они договаривались надругаться надо мной. Зачем им в таком случае мое имя?! — с горечью вопросила девушка.

— Она правду говорит? — грозно воскликнул фон Ним, сверля взглядом старосту.

Тот совсем потерялся, съежился.

— У нас и в мыслях не было ничего подобного, — едва слышно пролепетал он.

— Пленников я забираю на папский суд, выше которого на земле нет, так как Папа — святейший представитель Бога! Дитя мое, садитесь в карету и поведайте мне о ваших злоключениях в плену.

— А нам как быть? — вновь пролелетал несчастный староста.

— Роланд, всыпьте каждому из этих негодяев по десять плетей и пусть убираются восвояси, — приказал папский секретарь воину в шлеме с плюмажем.

Тот проводил ненавидящим взглядом садящуюся в карету Яндру, затем указал на двух солдат:

— Вы оставайтесь здесь и выполняйте приказ: каждому по десять плетей, да так, чтобы неделю в седло не могли сесть. Затем догоните нас, мы едем в Ночеру. С этими, — офицер презрительно показал на пленников на повозке, — мы быстро двигаться не сможем.

Яндра, удобно устроившись в карете, рассказала свою историю секретарю Папы, искусно переплетая правду и вымысел. При этом она бросала на него томные взгляды, используя весь арсенал обольщения. Она была очень встревожена, ведь не исключено, что в Ночере, нынешней папской резиденции, известно о том, что она сбежала из тюрьмы инквизиции и что к этому был причастен Балтазаре Косса. Тогда всем станет ясно, что история о том, что она была пленницей у пиратов, — вымысел, и она снова окажется в застенках инквизиции. Единственное спасение было в сидящем напротив мужчине в мантии прелата. Он приближенный самого Папы, которому подчиняется всемогущая инквизиция. И она решила сделать все возможное, чтобы соблазнить секретаря Папы. Ведь для высшего духовенства понятие целибата было весьма условным, в этом она убедилась, став любовницей папского легата в Болонье. Когда Яндра в своем рассказе упомянула, что пират Косса поклялся уйти в монастырь, так развеселила этим папского секретаря, что тот долго смеялся визгливым, противным смехом.

— Пират-монах! Чего только не происходит в нашем мире! Сеньора, это меня так заинтересовало, что, пожалуй, я поговорю с этим пиратом.

В дверцу кареты постучали, и раздался почтительный голос офицера:

— Прибыл скороход от местного сеньора Пиетро Скваринчони, он нижайше просит посетить его замок, отведать блюд, приготовленных из утренних охотничьих трофеев, и остановиться у него на ночлег.

Папский секретарь ответил не раздумывая, хотя и раздосадованно:

— Передай, что это, к сожалению, невозможно, я должен как можно быстрее добраться до Ночеры, есть очень важные новости.

— Простите, ваше преосвященство, женское любопытство, но новости хорошие или плохие? Если это не секрет.

— Война никогда не была хорошей вестью. Боюсь, что эта новость станет известна Папе Урбану скорее, чем я доеду до Ночеры. Людская молва быстрее скорохода. Король Неаполя Карл III идет войной на Папу Урбана VI.

Мысль о войне заставила папского секретаря забыть на время о прекрасной спутнице, которая не иначе как сегодня ночью разделит его ложе. Папское войско было абсолютно не готово к предстоящим боям, уступая противнику численностью и вооружением. Не было и толкового кондотьера, который мог его возглавить. Исход предстоящей войны Дитриху фон Ниму был ясен: неаполитанское войско под началом короля Карла окружит Ночеру и после затяжной осады Папа вынужден будет пойти на уступки и освободить мятежных кардиналов[41], находящихся в пыточных подвалах крепости. И тут же себя одернул: это было единственно разумное решение, которое вряд ли примет Папа Урбан в силу своего ослиного упрямства. Да и душевное состояние Папы внушало беспокойство: разве будет нормальный человек в папской тиаре распевать псалмы под аккомпанемент криков несчастных пытаемых кардиналов, вина которых как участников заговора призрачна? Не закончится ли все это тем, что король Карл, подобно своей предшественнице, королеве Иоанне, найдет общий язык с лжепапой Климентом[42], засевшим в Авиньоне, ставленником французского короля? Само существование патримония Святого Петра было под угрозой. Папы римские покинули Рим и на восемьдесят лет обосновались в Авиньоне по указке французских королей. Только у Урбана хватило ума и силы вернуться на время в Рим, под защиту правителя Неаполитанского королевства, но затем он рассорился с королевой Иоанной и способствовал тому, чтобы на престол взошел ее племянник Карл Дураццо. И вот снова война, которая проиграна, еще не начавшись!

Через неделю после возвращения папского секретаря королевское войско начало осаду крепости Ночера, обстреливая ее из катапульт камнями весом в триста фунтов, что постепенно разрушало крепостную стену. Папа Урбан, несмотря на это, не желал слушать своих советников кардиналов, уговаривающих его вступить в переговоры с королем Карлом и пойти на уступки, отпустив кардиналов. Более того, он требовал от палача ежедневно мучить заключенных и наслаждался их стонами. Мятежным кардиналам не было выдвинуто ни одного обвинения, они сами должны были рассказать о том, каким образом намеревались извести Папу Урбана. Но даже когда те начинали говорить о своей реальной или мнимой вине, Урбан, читая протоколы допросов, в ярости разрывал их и требовал продолжать пытки, так как считал, что самое главное они утаили и своими признаниями хотят его одурачить.

Открылась дверь темницы, и Балтазаре, закованного в ручные и ножные кандалы, повели по узким коридорам подземелья, а потом вывели наверх. Дневной свет ослепил его, и какое-то время он ничего не видел, но, подчиняясь грубым толчкам в спину, продолжал двигаться вперед, нелепо семеня. За время пребывания здесь его неоднократно допрашивал следователь, на все вопросы которого Балтазаре отвечал, ничего не скрывая.

Был ли он пиратом и грабил ли торговые судна и прибрежные селения и города? Да, пиратствовал и пролил много крови. Проливал ли христианскую кровь? Бывало и это. Бежал ли он из тюрьмы инквизиции, убив при этом двух монахов ордена доминиканцев? Да, совершил это преступление, в чем глубоко раскаивается. Обо всем дотошно расспрашивал следователь, но только не о штурме тюрьмы в Болонье и освобождении обвиненной в колдовстве Яндры делла Скала. Балтазаре, поняв, что Яндра нашла себе нового покровителя, не упоминал ее имя. На допросах в последнее время присутствовал мужчина в прелатской мантии. Он ни разу не задал ни одного вопроса и вообще все время молчал.

Балтазаре ввели в большую светлую комнату. За столом сидел уже знакомый ему человек в одеянии епископа.

— Меня зовут Дитрих фон Ним, я секретарь его святейшества Папы Урбана VI. От того, чем закончится наш разговор, зависит ваша дальнейшая судьба. Если бы вас освободили от цепей, сняли бы все обвинения и отпустили, что бы вы стали делать?

Подобное предположение Балтазаре показалось настолько нелепым, что, несмотря на свое плачевное состояние, он невольно усмехнулся.

— В таком случае у меня один путь: в монастырь, замаливать грехи.

— Его святейшество обладает властью освободить человека от грехов, и чтобы это случилось, не надо проводить годы в монашеской келье в молитвах. Что вы на это скажете?

— Я не достоин подобной милости, ваше преосвященство.

— Так заслужите ее!

— Каким образом, ваше преосвященство?

Раздался глухой удар, от которого содрогнулось вся башня: камень, пущенный из катапульты, ударился в ее стену.

— Слышите?! Нечестивцы посмели поднять руку на самого помазанника Божьего, понтифика католической церкви! Бог не оставит милостью и помощью своего ставленника на земле. Своим посланцем он может выбрать кого угодно, даже закоренелого грешника, дав ему шанс очиститься от грехов. Вполне логично, что грешник, став на праведный путь, помогает помазаннику Божьему. Улавливаете мою мысль, сеньор Балтазаре?

— Но чем я могу помочь понтифику? У меня нет войска, а сам я могу лишить жизни немало врагов, но не целое неприятельское войско.

— Я много знаю о вас из протоколов допросов и еще больше мне рассказали о вас.

«Уж не это ли тайный покровитель Яндры? Больше, чем она и Ринери, никто обо мне не расскажет».

— Много крови, жестокости и смерти! Дерзкие нападения на прибрежные города Берберии, морские бои с превосходящим по силе противником, всегда заканчивающиеся вашей победой. А если вспомнить, что вы на несколько часов стали властителем Болоньи, при этом имея в своем распоряжении лишь несколько сотен человек? Большой, хорошо укрепленный город пал перед вами, не имеющим ни артиллерии, ни многочисленного войска. Вашей смелости и уму можно позавидовать. Я думаю, что церковь с охотой примет вас в свое лоно, и не простым монахом. Вам нужно только показать, на что вы способны. Вы готовы проявить себя?

— Мне надо знать расположение войск противника, прикинуть, каковы его силы, и иметь карту местности. Я хотел бы пообщаться с офицерами местного гарнизона. И мне нужны помощники — Ринери Гуинджи и Гуиндаччо Буонакорсо.

— Вы уже ставите условия? Хорошо, они будут рядом с вами, а вы — под моим неусыпным оком. Рональдо!

Из-за портьеры сразу вышел офицер с обнаженным кинжалом. Он с неохотой вложил его в ножны.

— Распорядитесь, чтобы с сеньора Балтазаре и его друзей сняли оковы, хорошо их накормили и дали им все, что потребуется. И ни на минуту не спускайте с них глаз! Если попытаются сбежать, немедленно убейте. Вам, сеньор Балтазаре, следует не позднее завтрашнего утра сообщить мне о ваших планах относительно окружившего нас врага.

Войска короля Карла ввиду пассивной обороны Ночеры чувствовали себя в безопасности и ждали, когда катапульты разобьют стену, чтобы начать штурм. Но самой большой удачей было то, что король покинул войско, — неотложные дела позвали его в Неаполь. На этом построил свой план Балтазаре Косса. Ему удалось скрытно вывести из крепости через подземный ход большой отряд, который он сам возглавил. Ночью он подал сигнал, по которому защитники крепости, открыв ворота, напали на спящего противника. Отряд Балтазаре нанес удар по королевским войскам с тыла, его бойцы нападали с криками «Висконти! Висконти!», что лишь усилило панику, охватившую врага. Командующий королевским войском был абсолютно уверен, что его атаковали воины могущественного миланского властителя Филиппо Мария Висконти, а не деморализованные, как он считал, защитники крепости. Нападение было настолько неожиданным и молниеносным, что воины короля почти не защищались, они спасались бегством, оставив на поле боя все катапульты и обоз с провиантом и фуражом. Потери были столь ощутимы, что войску короля Дураццо пришлось отступить до самого Неаполя, и потребовалось время на то, чтобы восстановить его боеспособность.

Балтазаре Косса ввели в кабинет Папы Урбана, пожелавшего встретиться с пиратом, одним ударом снявшим осаду с крепости и нанесшим поражение королю Дураццо, который считался очень опытным военачальником. Низкорослый Папа долго молча рассматривал коленопреклоненного крупного мужчину, красивого дерзкой, хищной красотой. Он относился к тому типу людей, которые ему не нравились уже тем, что природа их щедро одарила всем, за исключением одного — ума. По его мнению, сложившемуся за долгие годы, сила и красота мужчины указывает на его крайне ограниченные умственные способности. Это как яркая окраска у ядовитых насекомых, предостерегающая: не трогай меня, не имей со мной дела! Да разве может красивое и сильное животное, падкое на самок, годиться на что-то, кроме как на их покрытие? Архиепископ Бари Бартоломео Преньяно, став Папой Урбаном VI не только волею Провидения[43], но и благодаря стечению обстоятельств, мечтал искоренить сластолюбие и прелюбодейство. Заняв трон понтифика, он назначил двадцать девять новых кардиналов, лично отбирая каждую кандидатуру, но через какое-то время его ставленники уже ничем не отличались от своих предшественников, впав в грех блуда и симонии, словно кардинальские и епископские мантии были залогом заражения этим недугом. А если это болезнь, то ее надо лечить, и лекарство должно быть очень горьким. Папа Урбан нашел такое лекарство — страх и неотвратимость наказания! Только они могли излечить высших сановников Церкви от такого недуга.

Человек, стоящий перед ним, ломал его устоявшиеся представления. Он был красив, силен и, как ни странно, умен — считался одним из лучших студентов-теологов Болонского университета, а став пиратом, за короткое время обзавелся флотилией и, грабя торговые суда, легко уходил от преследования. Безумная идея секретаря Нима прибегнуть к его помощи дала результат: он помог в короткое время проучить наглеца Карла Дураццо, забывшего, кому обязан короной.

— Ты оказал Церкви большую услугу. Теперь ты не пленник, ворота крепости перед тобой и твоими спутниками открыты — я отдал распоряжение камерленго. Ко всему ты получишь сто золотых дукатов. Ты доволен?

— Ваше святейшество, мне не нужно золото или иные материальные ценности. Во время бури, уничтожившей мой флот, на меня снизошло озарение, и я больше никогда не вернусь к гнусному пиратскому ремеслу. Груз грехов прежней жизни давит на меня, не дает свободно дышать, жить. Вина моя велика: я погубил множество невинных людей, в чем глубоко раскаиваюсь и хочу хоть чем-то искупить свои прегрешения. Я хочу пожертвовать Церкви все, что имею, а это многие тысячи золотых, серебряных монет и иные ценности, хранящиеся на острове Искья, в родовом замке моей семьи. Могу ли я, великий грешник, надеяться на искупление грехов? Или нет мне прощения, святейший?

Понтифик, нахмурившись, задумался, а затем медленно и важно произнес:

— Возвращение заблудшей овцы приветствуется Церковью. Готов ли ты исповедаться в своих грехах?

— Горю желанием, святейший, надеюсь этим хоть немного облегчить свою душу.

— Я тебя слушаю, раб Божий Балтазаре Косса.

Коленопреклоненный пират покаялся в своих грехах: прелюбодействовал с замужними женщинами; соблазнял и развращал юных девиц; насиловал пленниц с захваченных кораблей, а их команды обращал в рабов или отправлял на корм акулам; с богатых пленников требовал выкуп, а если его не получал, то убивал их. Покаянная исповедь бывшего пирата длилась больше часа, и утомленному понтифику казалось, что ей не будет конца.

— Достаточно, вижу, что ты осознал свои грехи и у тебя больше нет греховных желаний. Во имя Отца, Сына и Небесного Духа освобождаю твою душу от грехов совершенных злодеяний!

Понтифик три раза перекрестил Балтазаре и дал ему поцеловать золотой крест, украшенный драгоценными камнями.

— Встань, Балтазаре Косса. Своей властью первосвященника католической Церкви освобождаю твою душу от грехов. Живи и больше не греши!

Балтазаре Косса продолжал стоять на коленях, просительно глядя на понтифика.

— Чего еще ты хочешь? — недовольно нахмурился Папа Урбан.

— Святейший, я хочу посвятить себя духовной жизни. Позвольте стать простым монахом, чтобы в молитве и трудах праведных найти успокоение. Меня считали одним из лучших студентов-теологов в Болонском университете.

— Я удовлетворю твое желание, но Церковь сейчас находится в тяжелом положении, поэтому спокойствия не жди. Я подумаю, где можно использовать твои знания и опыт. Скажи, чтобы позвали ко мне секретаря, через него я передам свою волю.

Через час Дитрих фон Ним сообщил Балтазаре решение понтифика:

— Поздравляю тебя, брат Балтазаре. Ты остаешься при его святейшестве в качестве субдиакона[44]. Будешь выполнять его особые поручения.

— Что будет с Ринери и Гуиндаччо Буонакорсо?

— Помнится, они, как и ты, дали клятву посвятить себя Богу. Они станут монахами, и их судьба будет неразрывно связана с твоей.

Секретарь Папы испытующе посмотрел на Балтазаре и с едва заметной иронией поинтересовался:

— Тебя не волнует судьба твоей спутницы, сеньоры Яндры делла Скала?

— Ничуть. Думаю, она сумеет позаботиться о себе, сеньор секретарь.

— Совершенно верно, брат Балтазаре. С этого момента ваши пути расходятся, ведь твой путь — служение Богу и Папе Урбану VI. Я бы даже сказал, в первую очередь понтифику, а потом Богу. А твою спутницу ожидает совсем другая жизнь.

Балтазаре смиренно склонил голову и про себя произнес: «Как знать! Пути Господни неисповедимы, а наши с Яндрой судьбы тесно переплетены, сеньор секретарь Папы. Пока все складывается весьма удачно, и это доказывает, что мною выбран верный путь».