Старый и могучий некромант, но, тем не менее, старый морской капитан вполне мог погибнуть в бурную ночь на своём корабле. Это выглядело бы как-то уместнее. Вырвавшийся из-под отцовской власти демон или свирепая нечисть со Слепых гор тоже казались вполне логичными убийцами. Но никак не банальный выстрел в затылок на задворках ипподрома. Нелепейшая ситуация! Но не более нелепая, чем нынешняя, когда он, капитан Алекс Ромишев, двадцати шести лет, достойный сын своего отца, болтается в прибрежном течении по горло в воде.
Тёмный силуэт таинственного корабля смутно вырисовывался не более чем в четверти мили, за полчаса он немного повернулся и сейчас был обращен боковой стороной. Алекс видел сигнальные огни и несколько освещенных окон, то есть, иллюминаторов. На палубах было тихо. Еще более странно, что не слышно было звука двигателей, это в открытом-то море?
Пот заливал Алексу лицо, и какой-то ещё не полностью отчаявшейся частью сознания он видел себя со стороны и беззвучно смеялся: человек по шею в воде, а выше — вспотел, как в бане. Но в остальном было не до смеха: в боку он чувствовал боль, при каждом вдохе она становилась резче. Рот пересох, появился какой-то металлический привкус. Руки пока ещё лежали на краю импровизированного плотика из нескольких дощатых ящиков и толкали его перед собой, но силы были на исходе.
Сначала он не боялся акул, но сейчас понимал, что в этих прибрежных водах им так привлекательно откусить от него кусочек. А если они отгрызут ему ногу, то ему больше не придется мучиться от жажды: он быстро погибнет от потери крови.
И подумать только, вчера ещё он был за сотню километров от моря!
Алекс усилием воли распахнул чёрные занавеси ночи и вновь увидел себя вчерашним утром на дороге в Сентэрид. Он ехал всю ночь, чтобы разобраться в причинах смерти отца. Как говорилось в полученном им официальном письме, тот был найден недалеко от городского ипподрома с простреленным затылком. Кому помешал старый шкипер? Или напали грабители? Во всяком случае, следовало позаботиться о его могиле.
Когда утро только началось, долгий ночной путь был позади, и капитан Алекс Ромишев (капитан всецело сухопутный, в отличие от отца он никогда не служил во флоте) на одноконной бричке, которой правил сам, въехал в Сентэрид, главный город дистрикта. Бричку он нанял полчаса назад на конечной станции дилижансов, чтобы иметь свободу передвижения.
Конечно, и дилижанс, в котором он трясся всю ночь, и бричка-одноколка, запряжённая серой кобылой Ленточкой, были чистым анахронизмом и зряшной тратой времени. На машине, поездом и, тем более, самолётом, он добрался бы до Сентэрида с большими удобствами — не говоря уже о времени. Но в дистрикте Сентэрид продолжался мораторий на использование двигателей внутреннего сгорания, реактивных и любой тяги, сходной с паровой.
Так что пришлось познакомиться с Ленточкой и за полчаса пути кое-как освоить способы управления лошадью. Ну, Сентэрид — это не столица, возможно в ДТП попасть не удастся. Людской (и не только людской) муравейник в полную силу зашевелится еще только через два магистрата.
А магистрат — это бой часов на Багряной башне, отмечающий очередной час. Колокольные звонари всей столицы дистрикта и пригородов чутко прислушивались. Как только мелодично запевали колокола Багряной башни, они сразу же начинали раскачивать свои или бить в них — у кого какой резон. И попробуй, зазевайся или, того хуже, прими за главный звон какой другой!.. Живо окажешься в подвале Багряной башни, а оттуда ни в разуме, ни целыми не выходят. Так объяснил ему, невежественному провинциалу, парень из придорожной лавки.
Пока Ленточка, пегая кобыла, жевала овёс, парень смахнул с брички грязь и объяснил, как проехать к кладбищу, находившемуся южнее городской стены. Может, он и удивился, зачем приезжему с чужим выговором вздумалось посетить местный погост, да еще в столь ранний час. Но своего удивления благоразумно не выразил, не дело умничать перед благородными, в зубы получить можно вместо чаевых. Тем более что этот высокий и плечистый мужчина так мрачен.
— Шесть монет, — сказал парень.
Алекс протянул ему банкноту. Парень поклонился, вертя её в руках и озадаченно рассматривая, открыл рот, но Алекс, опомнившись, выхватил у него бумажку и взамен отсыпал меди. Парень закрыл рот, опять открыл, присмотрелся к гербам на упряжи, неожиданно запнулся, словно имя владельца внезапно спутало выполнение привычной процедуры благодарствования. Хотел всё-таки что-то сказать, но передумал и безмолвно поклонился. Алекс взобрался в бричку, принял из его рук вожжи и снова двинулся в путь.
Парень удивился его поездке на кладбище в такую рань? Алекс и сам не мог объяснить — зачем едет туда. Он не купил букет, чтобы возложить на могилу. Папаша разразился бы ехидным смехом над таким "последним прости". Сын хотел увидеть место его последнего успокоения, чтобы полностью примириться со смертью отца.
То, что сообщил унтер Дирк, выглядело неправдоподобно. Как сценарий дешевого телесериала, если бы в этом городе можно было смотреть телесериалы. Казалось, что энергии старого жеребца хватит на пятерых. Папаша уцелел в потасовках в доках и пикетах бунтовщиков, прожил горячую и распутную жизнь, вызывал для клиентов разношёрстную и разночешуйную нечисть, не подорвался на минах "квакеров", не утонул в раскалённом море, двадцать месяцев ходил в Золотом Конвое до Скамура во время Третьей Смуты.
Как же его могли вот так вот взять и убить маленьким бронзовым диском в этой городской суете, в главном городе дистрикта? И, как выразился в письме Дирк, не просто убить, а казнить.
Поворот на кладбище оказался всего лишь в шести или восьми кварталах от Зюйдэндской заставы. На перекрестках перемигивались глашатаи и стражники. Алекс проехал мимо нескольких гостиниц с яркими вывесками и зазывалами, сообщавшими о наличии свободных мест в каждой из них. Потом миновал скромные жилые домишки с зелеными крышами, стоящий настежь склад с баррьими тушами и резервуары с горючей морской водой. Потом по обе стороны дороги потянулись фермы. Но, преодолев небольшой подъем, Алекс увидел впереди кладбище.
Оно находилось справа от дороги, на склоне покрытого яркими цветами холма. Вдоль ограды выстроилась шеренга чахлых кипарисов. Алекс подъехал, придержал лошадь и остановился возле ворот со столбами из дикого камня. Хотел закинуть вожжи на спину лошади, потом передумал и решил привязать ее к столбу.
Как только спрыгнул на землю, его сразу же окутала густая кладбищенская тишина и горький запах полыни.
В такое утро думать о смерти не хочется. Утро уже наступило окончательно. Над безлюдными зелеными холмами, поросшими колючим, но цветущим кустарником, небо стало золотисто-розовым, а на западе в прозрачном воздухе отчетливо вырисовывались незыблемые громады Слепых гор. Лошадь прядала ушами и нервно переступала копытами, он сказал ей: "Тихо, тихо! Что с тобой?", но тут в вышине небесную синь перечеркнуло белой полосой. Невидимый и неслышимый реактивный лайнер?
— Ты сдурел? А мораторий? — спросил себя Алекс, вздохнул и, покачав головой, пошел к кладбищенским воротам.
Железные кованые ворота отворились без скрипа. За ними оказался небольшой белый домик под рыжей камышовой крышей.
Через несколько минут, наведя справки у сторожа, Алекс медленно шел по аллее между рядами могил. Оказывается, отец заранее позаботился о месте на этом кладбище и оплатил всю процедуру похорон. Старое кладбище, никого здесь сейчас не хоронят, но отец когда-то купил на нем участок "под семью", как он едко выразился. Странная предусмотрительность, хотя отец всегда был обстоятельным человеком.
Апексу вдруг пришло в голову, что он не сможет узнать могилу. Даже если увидит ее. Ведь на ней еще нет надгробия. Откуда ему взяться, если он — единственный, кто мог бы заказать его, — позавчера еще не знал о случившемся? Но, к его удивлению, надгробие было. Слева от сырого холма свежей могилы — единственной новой могилы, насколько можно было видеть вокруг. Подойдя, Алекс разглядел надпись из простых, без вычурности, букв, высеченную на каменной плите цвета застывшей крови:
"Антоний Ромишев
5712–5776"
Он обошел вокруг могилы, глядя на последний приют того, кто был самым невероятным отцом в мире, и испытывая при этом странное смятение чувств. У него не было ощущения утраты или глубокой скорби по человеку, которого видел разве что раз двадцать в жизни.
Полузабытое воспоминание кольнуло сердце. Что это было? И где? Он вспомнил и печально улыбнулся.
Это произошло в Эльситос. Алекс Ромишев, еще курсант Бергбургской военной академии, получил увольнение, чтобы повидаться с отцом. Корабль Антония Ромишева находился в эльситском порту в дне пути от Бергбурга.
Они с папашей где-то пообедали, а потом тот стал звать экипаж, чтобы повезти сына на стадион "Березняк", на матч по кулачному бою. Кучер уже свернул к ним, когда папаша захотел купить у разносчика кувшин пива. Но того-то как раз рядом и не оказалось. Зато приветливо мигал стеклянными глазами топорно сделанный автомат, размалёванный пивными кружками с шапкой пены на каждой. Папаша опустил в прорезь монету, но пива ни в кружке, ни в кувшине тот так и не выдал. А проглоченную монету не вернул.
— О, — хихикнул кто-то у них за спиной. — Этот чурбан опять кого-то обжулил.
Кто-нибудь другой на месте Антония Ромишева стукнул бы по деревянному брюху автомата кулаком и с проклятиями пошел бы прочь. Но папаша Алекса был не таков. Он примерился, как опытный игрок в мяч, спокойно врезал пудовым кулаком прямо в сверкающий глаз автомата, засунул в дыру руку, выудил бутылку пива, опустил ее в свой большой карман и зашагал к повозке. А он, Алекс, обалдев, таращил глаза то на него, то на разбитый глаз автомата.
Уже по пути на стадион Алекс попытался выразить робкое сомнение в законности подобного поведения, но папаша удивленно посмотрел на него.
— В этом мире, — сказал тогда Антоний Ромишев, — никогда ничего не жди задаром. За все, что получаешь, надо платить. Но убедись, что за свои деньги тебе выдали все до самой последней мелочи.
Как странно судьба играет человеческими жизнями. Дерзкая энергия Ромишева-старшего обрела, наконец, покой на столичном кладбище, вдали от суеты, тогда как в качестве последних почестей ему нужно было бы устроить погребальный пир викингов или что-то не менее шумное.
Однажды Ириса спросила об их отношениях с отцом. Вопрос удивил Алекса — никогда не задумывался над этим — и он ответил, что, кроме взаимного уважения ученика и учителя, между ними вряд ли существовало что-либо другое. Как было принято в их семье, выйдя из детского возраста, он рос в исключительно мужском окружении, где умение принимать решения и отвечать за свои поступки являлось необходимой основой выживания. Так когда-то было и с его отцом, только отец носился по миру, сын же замкнул себя в мирке нескольких военных заведений. Никому из двух в голову не приходило, что молодому человеку нужно что-то ещё. Со своей женской точки зрения Ириса, конечно, не могла этого понять. "Как такое возможно?" — спросила она, и Алекс напрасно пытался ей что-то объяснить.
Да, отец… Несколько минут Алекс стоял неподвижно, чувствуя пустоту в груди, а может быть, в душе и сердце. Хотел как-то почтить память, но так и не нашел что сказать или сделать. Наконец приподнял руку, что могло сойти за приветственный и сразу же прощальный жест, и направился к назад воротам.
Солнце поднялось уже высоко, и ему на память неожиданно пришел стих из старинного манускрипта: "Когда ты молод, посмотри на солнце: оно всегда заходит".
— А вот и не всегда! — прошептал он упрямо.
"Тоже мне — экс-спортсмен, недоучка-некромант, горе-офицер, цитирующий древних, — мысленно одернул он себя. — Старик сказал бы, что я стал снобом.
Перейдём к насущному.
Казнен? Что, демоны его унеси, унтер Дирк имел в виду?!"
В письме говорилось, что отец был найден в Саду принцессы Арабеллы. Лодыжки его и заломленные за спину руки были стянуты веревкой. Никаких видимых следов насилия, кроме торчащего в затылке маленького бронзового диска. А грудь густо запорошена каким-то сверкающим чёрным порошком. Не углём, нет.
Связали и убили могучего некроманта. Как? Невероятно! Непостижимо!
Алекс хмуро тряхнул головой. Нечего зря тратить время, пытаясь разгадать этот ребус. Надо поскорее поговорить с кем-нибудь, кто сможет ответить на вопросы.
Он сел в бричку и направился обратно в город. Нужно где-то остановиться. Придется провести здесь целый день, перед обратной дорогой стоит попытаться хоть немного поспать.
Он опять въехал в узкие улочки и теперь уже оглядывался с целью. Как раз справа показалась гостиница "Свиной окорок" — по виду ничем не хуже других. Он повернул лошадь к ней. Перед входом располагался ряд уродливых игральных автоматов, подкарауливавших азартных гостей и местных жителей.
Алекс дождался, пока к нему подбежал подросток в длинном фартуке, и кинул ему медяк. Тот схватил деньги, взял лошадь под уздцы, подождал, пока седок спустится на землю, и повёл Ленточку вглубь двора, к конюшне.
Внутри гостиницы за столом в углу полная блондинка с растрёпанными волосами, но в чепце перелистывала местную газету и прихлебывала пиво. Она с улыбкой подняла на него глаза и оторвалась от своих приятных занятий.
— Да, есть свободные номера. На час, на несколько часов, на день.
— До вечера, — сказал он.
— И большая кровать, если она вам нужна, — сказала она, загадочно улыбаясь и протягивая ему потрёпанную регистрационную книгу.
— Хорошо. — Он записался, пока блондинка доставала ключ.
— Вы к нам надолго, мастер…
— Ромишев, — подсказал он. — Всего на день.
— Так? — Как и парень из лавки, блондинка странно взглянула на него, словно собираясь что-то сказать. Но не сказала, а только пожала пухлыми плечами. — Так. — Улыбка не исчезла с ее накрашенного лица, но что-то изменилось: теперь она казалась нарисованной на вывеске.
Удивляясь столь неожиданной реакции на свою фамилию, Алекс опять чуть не достал банкноты. Впрочем, отец никогда не стыдился быть на виду. Если что и смущало или волновало его в этой жизни, так не забота об общественном мнении и сиянии собственной репутации.
Тут появился давешний подросток в фартуке, он нес чемодан. Забрав у блондинки ключ, Алекс поднялся наверх. Комната оказалась недалеко от лестницы, окна выходили на небольшой фонтан и террасу с плетеной мебелью позади гостиницы. Видны были несколько соседних домов, похожих на постоялые дворы. Там царило оживление, в экипажи садились путешественники, готовясь снова двинуться в путь.
А он уже приехал. Наступил день, становилось все жарче, но в комнате за тяжелыми занавесями было прохладно и полутемно. Слегка пахло какими-то старинными пряностями или, может быть, духами. Свежий воздух, так сказать. В общем, то же самое, что и в миллионе других подобных мест, в которых он уже побывал и ещё побывает когда-то.
Подросток положил чемодан на кресло и вышел. Усевшись на край кровати, Алекс взял со столика справочник "Кто есть кто в Сентэрид". Справочник охватывал, оказывается, не только главный город, но и сельских обитателей, прочие мелкие городки, приютившиеся под крылом у "столицы" дистрикта. Но никакого Антония Ромишева в нем не нашлось. "Незарегистрированный адрес?" — удивился Алекс.
Тот же справочник поведал, что в городе двадцать два похоронных бюро, но ни одной мастерской по изготовлению надгробий и ни одного камнереза. Это в "столице-то"? Зато в прилегающих к столице городках таких заведений было сколько угодно. Гм… Значит, камень привезли оттуда? Ладно, он не будет гадать на кофейной гуще, он попытается узнать обо всем в конторе унтера Дирка. И к тому же выяснит, не осталось ли у отца неоплаченных счетов.
Алекс побрился, принял ванну и вышел в комнату, энергично растираясь полотенцем — вот бы увидела его блондинка! — мощный светлоглазый мужчина весь покрытый шерстью и загаром. Он улыбнулся своему отражению в зеркале, подмигнул, надел брюки и спортивную рубашку, хлопнул себя по лбу: "Недосыпание сказывается!", снял одежду, натянул кремового цвета рубашку с кружевами, форменные синие бархатные штаны и камзол с серебряными галунами, помявшиеся от хранения в чемодане, пёстрые дурацкие чулки с подвязками. На голову надел бархатный же и синий берет с золотой пряжкой в виде скорпиона. Хорошо ещё, что на нижнее бельё мораторий не распространялся.
Экс-некромант, капитан Ромишев желает знать, почему и как погиб его отец, каперанг, хотя и некромант, Антоний Ромишев!
А пока обратный адрес на письме унтера Дирка привёл Алекса к новому зданию прокуратуры дистрикта. Дистрикта, не городской? Разве отец погиб не в "столице"?
Задумавшись, Алекс открыл тяжелую входную дверь, почти ничего не видя, шагнул в полумрак… и столкнулся с кем-то, более того, выбил у этого кого-то что-то из рук. На пол со стуком и шелестом посыпались картонные папки и бумаги. Бормоча извинения, Алекс присел на корточки и стал собирать упавшее, потом поднял голову и встретился взглядом с синеглазой и темноволосой девушкой в зеленом с серебром платье, которое только чуть-чуть приоткрывало щиколотки ног, обутых в изящные изумрудного цвета башмачки. Она тоже присела, подбирая бумаги и складывая их в папку.
— Я не хотел, — сказал он. — Вошел с яркого солнца и — вот.
Сроду бы не стал так оправдываться, но уж слишком она была молода и симпатична, а с его стороны все выглядело, как дешевый трюк для знакомства. Они собрали с пола упавшие бумаги и папки, девушка дружелюбно кивнула ему, обогнула массивный дубовый барьер, разделявший вестибюль, и стала подниматься по лестнице. Алекс не смог не проводить взглядом ее ладную фигурку.
Потом огляделся в вестибюле. Коренастый охранник у барьера смотрел на него во все глаза. Два бледных до синевы, скорее похожих на призраки, чем людей, парня из бюро пропусков высунулись из своих окошечек почти наполовину. Под его усталым и строгим взглядом оба опомнились и торопливо заняли свои места. Зато выражение лица охранника вдруг резко изменилось, изумление сменилось широкой зубастой улыбкой.
Он очень напоминал хищную рыбу пиранью, этот охранник.
После получаса хождения туда-сюда курьеров внутренней связи и переговоров через дубовый барьер с разного уровня чиновной братией, Алексу удалось выяснить, что попал он, мягко говоря, не туда. Унтер Дирк оказался шерифом Овкадубра — городка, расположенного в нескольких часах пути от Сентэрида. Будучи по делам в столице дистрикта он отправил сыну Антония Ромишева письмо, вложив его в конверт, взятый у кого-то в этом здании и имеющий типографским способом отпечатанный адрес прокуратуры. Расследование шло в округе Дирка, сам он "базировался" в Овкадубре, там, оказывается, тоже имелся свой собственный Сад принцессы Арабеллы, а "столичные" имели о смерти Антония Ромишева такое же представление, как и о любом из уголовных дел, ведущихся в чужих округах.
В общем, у Алекса сложилось впечатление, что его просто-напросто отфутболили, но крыть чиновничьи уловки ему было нечем. Мысленно обругав унтера Дирка и чувствуя спиной хищный взгляд зубастого охранника, Алекс вышел из прокуратуры на яркое солнце и к своей бричке.
— Ну, что ж, — тихо сказал он Ленточке, — придётся тащиться в этот Овкадубр… ну, и названьице!
Он в последний раз окинул недовольным взглядом фасад прокуратуры и в одном из открытых окон увидел темноволосую девушку в зеленом платье, бумаги которой он недавно рассыпал. Алекс невольно улыбнулся и уже хотел приветливо кивнуть ей или даже помахать рукой, но выражение её лица, странная напряженность её изящной фигурки остановили его. Действительно, двор прокуратуры — не самое уместное место даже для намёка на флирт. Поэтому Алекс погасил улыбку, забрался в бричку и отправился восвояси.
Ночная дорога его утомила, и не будь причина его приезда такой печальной, он обязательно задержался бы здесь, отдохнул, а вечером пошёл бы куда-то развлечься. Но настроение было, конечно, не то. Кроме того, ещё только утро. Алекс решил немного поспать, а потом отправиться в Овкадубр. Он доберется туда до захода солнца, и если унтера Дирка не будет на месте, то переночует в какой-нибудь тамошней гостинице
Алекс вернулся в "Свиной окорок", попросил полную блондинку разбудить себя через три часа и с облегчением растянулся на кровати в своей комнате. Но только он закрыл глаза, как вдруг ощутил легкую тревогу. Что-то было не так, но это "что-то" ускользало из его усталой головы, не давалось рассмотреть и обдумать. А ему так хотелось спать…
Через три часа с достойной удивления пунктуальностью его разбудил давешний подросток в фартуке и принес незатейливый, но сытный обед. Алекс отказался от пива и вина, потому что еще чувствовал себя сонным, зато выпил две чашки крепкого кофе. Уложив бархатный костюм и берет в чемодан, он опять облачился в дорожные блузу и штаны из легкой серой ткани и спустился вниз, там расплатился с пышной блондинкой, а подросток в фартуке тем временем привязал чемодан сзади к бричке. Можно было отправляться, но по пути к городским воротам он остановился возле одной из лавок и купил белую булку особой выпечки, которыми славилась столица дистрикта, и большой кусок хорошей ветчины.
Наконец Алекс выехал из Сентэрида — Зюйдэндская застава уже была, как родная — и стал выспрашивать точную дорогу.
— Нет проблем, — ответил ему первый же встреченный возчик с телегой-цистерной для горючей воды. — Только не Овкадубр, а Оркодубр.
"Всё ясно, — подумал Алекс. — Местные всегда гнусавили. Но в новом варианте название нравится мне ещё меньше".
— Вот по этой дороге всё прямо и прямо до таблички, — объяснял между тем возчик.
— Какой таблички?
— Перед въездом в город.
— Понятно. Значит, прямо?
— Да-да. Только там район странный. Безлюдные места, один городок и всё. Вы это… — возчик замялся, потом добавил неуверенно. — С дороги не сворачивайте, вот как.
Оптимизма Алексу совет не прибавил, но он давно подготовился к опасным встречам и равнодушно косился на всех встречных-поперечных. Два часа дорога монотонно убегала вдаль, становясь все пустыннее, но не хуже. Ленточка сначала бежала рысью, потом перешла на мерный шаг, Алекс совсем расслабился, уселся поудобнее и…
Когда проснулся оттого, что лошадь громко заржала, то, еще не открывая глаз, спросил себя: "Ну, и где я?" Открыл глаза и подскочил на сидении: было совершенно темно, только справа от дороги светился указатель. Ничего, кроме "Добро пожаловать", на нем не было, но, скорее всего это и была табличка, о которой говорил возчик. А впереди, за указателем, тоже ничего: ни огней, ни дымов, ни светящихся окон. Что-то — или густой лес, или холм, или какая-то еще тёмная масса закрывала город, ведь вряд ли табличку поместили от него на большом расстоянии.
Лошадь, судя по шумному дыханию, устала, и если впереди холм, то им еще плестись и плестись. Недолго думая, Алекс съехал на обочину дороги, достал флягу, пакет с едой, которой предусмотрительно запасся, и хорошо поужинал, пока Ленточка, опустив голову и, пофыркивая, отдыхала. Сначала он не обращал внимания на поведение лошади, но потом при свете указателя заметил, что Ленточка испуганно прядает ушами.
Только теперь Алекс сообразил, что разбудило его тревожное ржание лошади, и вспомнил совет возчика не сворачивать с дороги. Вряд ли тот шутил: уж слишком опасливо прошептал это. За пределами дороги подстерегала опасность! Какая опасность, Алекс не собирался выяснять: не за тем ехал в Оркодубр.
Он схватил Ленточку под уздцы и быстро вывел на дорогу. Бричка пошла юзом, правое колесо зацепилось за какой-то корень или попало в выбоину. Он еле высвободил его, но при этом бричка толкнула его и отбросила так, что кубарем покатился по колючей лесной подстилке до первых стволов вдоль дороги. Результатом было ушибленное плечо и грубое упоминание возможных родителей той ёлки, которая остановила его кульбиты.
Алекс еще не кончил ругать безвинное дерево, когда непонятные шум и движение привлекли его внимание.
Кабан!
Зверь с сопением выскочил из высокой травы возле таблички и показался Алексу тёмной массой, которая отпочковалась от бесконечного мрака впереди. До сих пор он видел диких кабанов только на картинках и узнал этого только из-за сверкающих глаз и угрожающе поднятых вверх клыков. При свете указателя зверь был черный и удивительно высокий, с головой, которая по размеру равнялась, наверное, половине тела. И увидев человека, он не кинулся пугливо назад в укрытие, а очень решительно, хотя пока шагом, направился к Алексу.
В один миг Алекс понял бессмыслицу своего поведения в пути: мало того, что он не придал особого значения предостережению возчика, так еще и не подумал о возможных неприятностях на пустынной лесной дороге. Что теперь делать, бежать к ёлке и лезть на неё? Но он не видел ни злосчастной ёлки, ни других деревьев, только слышал позади испуганное притопывание и фырканье Ленточки.
Шум, поднятый лошадью, вывел его из умственного и физического столбняка: Ленточка — лошадь отважная, но не глупая, и, когда кабан приблизится, умчится во весь опор. Алекс стремглав кинулся к бричке, заскочил в нее прыжком, который мог повторить, но не превзойти олимпийский чемпион, и заорал: "Пошла, пошла" — голосом, которого сам испугался.
Ленточка помчалась назад по дороге.
Странный мрак остался позади, как будто выпустил их из своих объятий, в небе сквозь жиденькие облака светил ущербный месяц. Это хорошо, зверь будет хорошо виден.
Цепляясь одной рукой, Алекс схватил с пола брички суковатую палку, которая при умелом нажатии на один из сучков удлинялась до небольшой пики. И очень вовремя: кабан уже почти настиг их, он нёсся удивительно быстро… а, может быть, скорость его была вполне обычна для кабанов.
Алекс не имел времени задуматься над этим. Не знал он и обычную тактику нападения дикого кабана. Поэтому, когда туша зверя пронеслась в нескольких сантиметрах слева от брички, Алекс низко наклонился с сидения и вонзил в кабана пику. Удар был очень удачным, наконечник глубоко засел в хребте зверя. Кабан споткнулся, упал куда-то назад, раздался треск, это сломалось древко пики. Но зверь тут же снова вскочил на ноги и немедленно нагнал бричку.
Однако Алекс был начеку. Когда большущая голова уже показалась над бортиком, он немного отпрянул, кулак его описал в воздухе замысловатую сверкающую петлю, подбросил вверх жуткие клыки зверя, потом дёрнулся чуть вверх и прямо — под горло кабану. Нож сделал своё дело, на руку хлестнуло горячее и липкое, зверь пробежал ещё несколько шагов и упал.
Алекс тут же схватил вожжи и постепенно остановил лошадь. Ему пришло в голову, что, во-первых, повернуть назад перед самым Оркодубром было бы глупо, а во-вторых, где гарантия, что в лесу не бродят и другие сородичи напавшего зверя? В городе он, по крайней мере, будет в безопасности от кабанов.
Вытерев нож и руки о жесткую траву и хвою, он забрался в бричку, повернул Ленточку и поехал опять к указателю, старательно огибая место, где еще бился в агонии зверь. Кабан хрипел, копыта его отчаянно били по дороге, но Алекс понимал, что с ним все кончено. Ему стало жалко пику, однако она была сломана, и не было никаких шансов вытащить её за тот жалкий обломок, который торчал из раны. Вздохнув, Алекс слегка подхлестнул лошадь вожжами.
Но не успел он опять подъехать к светящемуся указателю, как раздался топот и треск сучьев.
— У вас тут что, линия обороны, — пробормотал Алекс, мысленно представляя нового кабана с горящими глазами и торчащими вверх клыками и соображая, что лошадь ни за что не успеет повернуть, а если этот зверь тоже быстроногий, то бегство совершенно бесполезно.
Но прежде чем он что-либо сообразил, какая-то тень сбоку взяла лошадь под уздцы, двое схватили его за руки, выдернули из брички и зажали в замок. Третий упер ребро ступни ему под колено, одной рукой схватил за волосы и резко запрокинул ему голову назад, а косточками пальцев с силой давил на шею, повыше позвоночника.
Был только один шанс: для видимости поддаться, они скрутят ему руки, и тогда он проведет прием. С любителями этот номер прошел бы, но ведь тут могут быть не любители, а профессионалы.
Алекс издал мощный вскрик, напряг все мускулы тела. Когда-то во время тренировок приятели гнули железные прутья о его шею, а он в это время поднимал руками гири. Сейчас такой аттракцион пришелся очень кстати. Сжимающие его тиски ослабли… только на мгновение, и вся троица тотчас же снова навалилась на него. Но Алексу оказалось достаточно даже этого короткого мгновения. Ударом ноги вбок он отбил руки одного из бандитов, хотел было повернуться. Тот, что стоял сзади, коленом нанес ему удар в позвоночник и со страшной силой рванул его голову назад. Затем вновь упер ногу в коленный сгиб, куда жестче, чем прежде, и Алекс распластался на дороге, корчась от боли. Но зато теперь он знал, кого надо первым выводить из игры, если представится шанс.
Однако все выглядело так, что шанса на борьбу у него нет. Напавшие ногами встали ему на руки и на ноги, а третий надавил на горло ребром ступни.
Ах, вот как? Он понял, что настал последний момент действовать. Если не сейчас, то не стоило и убивать кабана, лучше было помереть от его клыков!
Алекс молча, чтобы не предупреждать противников, опять напряг мускулы шеи и рук. Левая ладонь его отбросила ногу противника, ребром ладони он рубанул по ноге, придавившей его горло. Он должен был попасть в болевую точку с тыльной стороны под икрой, и внимание этого из нападавших вмиг будет отвлечено, иначе тот со всей силой надавит ребром стопы ему на горло, и тогда уж, как ни напрягай мускулы…
Ему повезло. Давившая на горло нога отлетела прочь, а сам Алекс в тот же миг перевернулся, стараясь откатиться подальше. В руках противников что-то засверкало, они двинулись было к нему, и в этот момент из-за высокой травы возле указателя, наконец, появился кабан.
Шум его Алекс слышал до нападения теней, и зверь всё это время пробивался сквозь заросли. По сравнению с ним первый встреченный показался бы жалким недоростком! Громадный зверь зычно завизжал и, конечно же, кинулся на троицу теней, которые маячили прямо перед его горящими глазами и разъярённым рылом.
Безо всякого стыда Алекс на четвереньках и широкой дугой обогнул место начинавшегося нового поединка, сиганул в бричку и стал нахлёстывать Ленточку так беспощадно, что бедная лошадь, не привыкшая к такому поведению временного хозяина, чуть не разбила бричку о деревья на повороте, но как-то удержалась на дороге, и скоро хриплый визг зверя и дикие вопли теней остались далеко позади.
Только тогда озноб пробрал Алекса до самых костей. Он понял, от чего его спас лесной зверь. Но что, демоны и духи ночи и мрака, происходит? Кому нужно было нападать на него в этом странном лесу?
Он вспомнил легкую тревогу — что-то не так! — охватившую его перед сном в гостинице.
С потрясающей чёткостью увидел парня из лавки и пухлую блондинку из гостиницы, вспомнил их странные, даже тревожные взгляды, когда они понимали, кто он.
Кто он? Но Алекса они знать не могли. Не знали здесь капитана Алекса Ромишева, если и бывал он в Сентэриде, то проездом и всего раза три-четыре за всю свою жизнь. Может быть, что-то слышали или знали о его отце? Или об убийстве его отца? Но почему во взглядах их не было того особого вежливого любопытства, смешанного с толикой сочувствия, которое испытывают к чужому человеку, в семье которого кто-то погиб?
Как бы не так, они смотрели на Алекса тревожно, напряженно и настороженно, даже если и прикрывали это улыбками.
В прокуратуре же никто ничего о деле отца сказать не мог, его буквально отпинали в Оркодубр к унтеру Дирку. Никто и ничего? Алекс вспомнил темноволосую девушку из прокуратуры, ее равнодушную улыбку вначале и взгляд из окна, когда… Когда что? Когда она узнала от кого-то, кто такой этот неуклюжий тип из вестибюля? Как же он не сообразил всё раньше, когда ещё был в Сентэриде?!
Впервые за три года, прошедших с тех пор, как ради военной карьеры он должен был отказаться от практикования магии, Алекс начал жалеть об этом.
Что у него, в сущности, осталось в наличии от прежних времен? Только то, что было позволено, несколько рун на теле. Алекс мысленно подбил им итог: семь рун физической силы, три руны жизнестойкости, одна (всего одна — невольно улыбнулся) личной привлекательности, две ума, одна слуха и две зрения. Негусто, хотя это спасло его от кабана и в схватке с тенями.
Дорога немного поплутала у подножия холма, потом свернула в маленькое ущелье, поросшее по обеим сторонам колючим кустарником. Кругом было темно и мрачно. Над самой землей стелился белый туман. Фонарь брички, который он зажег, едва освещал дорогу. Иногда из темноты и мрака до Алекса доносилось лягушачье кваканье, наверное, недалеко была река или болото, или пруд. Неважно что. Луна казалась лицом мертвеца, а звезды — разноцветными бусинками.
Вдруг Алекс понял, что вокруг него уже Оркодубр, по крайней мере, за кустами вдоль дороги просматривались дома. Вокруг было безлюдно, а окна домов не светились. Он сказал себе, что люди уже спят. Вряд ли в таком глухом углу у них другие развлечения ночью.
И ошибся. То был пригород. Сначала вдоль дороги появились фонари, потом одно- и двухэтажные дома, магазины и всякие заведения. Несколько раз встретились телеги, брички и кареты.
Когда Алекс очутился на освещенных улицах, то почувствовал, что город, по которому ехал, охвачен волнением. Перед каждым перекрестком или витриной стояли группки мужчин. Они провожали его внимательными взглядами. У некоторых были ружья, а все остальные были вооружены палками и железными прутами.
"Что происходит? — мысленно воскликнул он. — Хм, впереди светофор, да еще они перекрыли все движение".
Громадный фургон дилижанса был поставлен поперек улицы, так что оставалась щель, в которую едва могла втиснуться машина… пардон, карета. Алекс замедлил скорость, как сказал бы, если бы ехал на автомобиле.
Группа мужчин, вооруженных револьверами, стояла возле дилижанса, в то время как полицейские и солдаты направились к нему.
"И солдаты, и фараоны? — опять удивился Алекс. — Началась война? "
Один из полицейских осветил его фонарем.
— Куда едете? — спросил грубо.
— Уже приехал в ваш город.
К ним подошел солдат. Вид у него был такой же нежный и дружелюбный, как у булыжной мостовой.
— Документы и номер проверил?
— Да это не он. Раскрой глаза и не усердствуй. Посмотри, какой большой и светловолосый, — сказал полицейский.
— И все же проверь. Это не пьянка, а розыск убийцы.
Пожав плечами, полицейский осветил документы Алекса, странно посмотрел на него и махнул рукой:
— Порядок, можете ехать.
— Я ищу унтера Дирка. Не могли бы вы…
— Прямо и второй поворот налево, — полицейского ничуть не удивил вопрос, как будто узнав его имя, он другого и не ожидал.
Алекс с трудом объехал дилижанс, чувствуя на себе десяток взглядов. Все выглядели очень неприветливо.
Минут через двадцать он уже поднимался на второй этаж нелепого здания из бетона и стекла, похожего на барак. В очередной раз после въезда в дистрикт Алекс с иронией подумал, что мораторий не может сровнять с землей старые дома и возвести на их месте новые, из кирпича и дерева.
Он вошел в дверь с надписью "Шериф".
Позади письменного стола стояли в одном углу голландская печь, в другом — шкаф-картотека. На стене висели большая карта округа и вешалка. С крючков свешивались изношенная и заштопанная шинель и непромокаемая куртка. На столе стояли бронзовый чернильный прибор с перьевыми ручками, пресс-папье с ободранной промокашкой и большой серебристый колокольчик. Чернильница была вся измазана чернилами, кляксы покрывали крышку стола. Стена рядом со столом была сплошь усеяна бумажными листочками и клочками с телефонными номерами, которые более или менее аккуратно пришпилили кнопками.
Да, компьютерами тут и не пахнет.
За столом в кресле с очень прямой спинкой сидел длинный, крепкого сложения мужчина лет сорока со стриженными под ежик, тёмными, седеющими волосами и смуглым цветом лица. Он печатал на поскрипывающей и хрипящей машинке. У его правой ноги стояла урна такой величины, что в ней можно было бы свободно хранить годовой запас амуниции.
— Вы — шериф Дирк?
— Мировой судья и исполняющий обязанности шерифа унтер Дирк, — поправил Алекса мужчина. — Впрочем, скоро перевыборы. Да, вероятнее всего я доживаю на этом посту последние дни.
Алекс назвал себя и протянул удостоверение личности. Шериф внимательно изучил удостоверение, встал и протянул Алексу руку. Рукопожатие было уверенным, и вообще унтер Дирк выглядел весьма энергичным человеком. Вернув удостоверение и указав на стул перед своим столом, он сел и улыбнулся. Сидел немного боком, больше на левой стороне, потому что ему мешала кобура, из которой выглядывала рукоять револьвера 45-го калибра. На синей рубашке приколота шерифская корона из фальшивого изумруда или фионита.
— Однако с вами не так-то просто связаться, — сказал он. — Мы целых две недели пытались до вас дозвониться.
— Я вернулся домой только вчера вечером, — и хотя Алекс твердо решил ни во что, кроме смерти отца не вмешиваться, он неожиданно для себя спросил:
— А что происходит? Кто убит?
Унтер Дирк приподнял густые брови:
— Простите?
— В городе проверяют документы, люди вооружены.
ИО шерифа небрежно махнул рукой:
— Темный и Светлый Дома опять ступили на тропу войны. Людей это не касается.
— Простите? — в свою очередь переспросил Алекс. — Как же не касается, если люди вооружены? Я военный, но и мне как-то не по себе.
Брови унтера Дирка взлетели почти до волос:
— Вы видели людей? Вооруженных людей? Серьезно?
— Да, целые группы. С ружьями, с прутьями.
— Ах, эти! Это не люди, капитан, это эльфы Темного и Светлого Домов. А люди давно спят, уже два часа ночи. Только я ждал вас, мне сообщили, что вы едете сюда. Поэтому не будем отвлекаться, а обсудим вопрос о доме. Я, кстати, приношу вам соболезнования, но дела есть дела. Вопрос о доме нужно решить в ближайшие дни.
— О чем? — переспросил ошеломленный Алекс.
— О доме вашего отца. Ведь вы приехали, чтобы осмотреть его? Конечно, по законам страны вы вступаете в права наследства через полгода. Но в связи с обычаями в Оркодубре через две недели дом дематериализуется, поэтому для вас сделано исключение. Вы можете продать его…
— Простите, шериф, — перебил Алекс, — вы меня с кем-то путаете. Я приехал из-за смерти отца. Он жил в Сентэриде, вернее, там находился его дом. Его убили у вас, понимаете, убили. Антоний Ромишев, его убили, помните?
ИО шерифа постучал пальцами по каретке пишущей машинки и кивнул:
— Помню. У него дом в Оркодубре, большой дом в три этажа на окраине. А убили его в столице. То есть, в столице дистрикта, я хочу сказать. Я был в Сентэриде, чтобы уточнить исключительность ваших прав ввода в наследство.
Алекс почувствовал, что его охватывает ярость.
— В прокуратуре мне сказали, что он убит здесь, и вы расследуете это дело! — почти крикнул он. — Я не знал ни о каком наследстве, я приехал узнать, как его убили!
Унтер Дирк покачал головой:
— Мне очень жаль, но они что-то напутали.
— Что значит — напутали? Его убили в Саду принцессы Арабеллы, за ипподромом! Вот ваше письмо…
Унтер Дирк нахмурился и взял протянутый конверт.
— Это писал не я, — сообщил он. — Я вообще ничего не писал вам, а пытался дозвониться из-за срочности дела с домом. И в нашем городе нет ипподрома. Сад принцессы Арабеллы есть, но такие сады есть во многих городах.
— Значит, письмо — фальшивка?
— Несомненно! Не знаю, с кем вы говорили в прокуратуре, но это дело ведет Сентэрид, городская прокуратура.
— Городская, — повторил Алекс. — Да, конечно. Меня сбил адрес на конверте. Но кому было нужно меня мистифицировать?
— Трудно сказать. Во всяком случае, благодаря этому вы здесь. Сейчас я дам вам ключи от дома, и вы сможете туда поехать.
— А волнения на улицах? — на всякий случай уточнил Алекс.
— Разборки эльфов вас не касаются. Вот ключи, разберетесь сами, — сказал унтер Дирк, вручая Алексу увесистый холщовый мешок. — Я дам вам провожатого, он покажет, как проехать к дому. Там, кажется, остался кто-то из прислуги.
Он позвонил в колокольчик, и из-за двери выглянул невысокий парнишка лет восемнадцати.
— Ты вот что, — сказал ему ИО шерифа, — покажи капитану дом Ромишева.
— Морского колдуна? — возбужденно переспросил паренек.
— Не болтай зря, — оборвал его унтер Дирк. — Покажи и все.
Вслед за пареньком Алекс вышел к своей бричке и хотел уже предложить тому забраться в нее, как тот открыл небольшую дверцу в стене дома, вытащил оттуда вполне современный велосипед и, вскочив на него, помчался вперед. Алексу оставалось только прыгнуть в бричку и догонять мальчишку.
Усадьба отца оказалась скрытой стеной живой изгороди и магнолий. А за живой изгородью возвышался еще и причудливо кованый забор. Тяжелые ворота усиливали впечатление надежности и солидности. На этой улице Алекс насчитал штук восемь таких домов, некоторые вполне тянули на виллу. Резко пахло морем. Ба-а! Их тылы явно выходили на пустынные дюны морского берега. Он совсем забыл о море, а оно оказывается совсем недалеко от Сентэрида. Каждый дом отделяло друг от друга примерно с пол-акра земли, покрытой кустами или песчаными проплешинами, насколько он мог видеть при свете фонаря брички.
Паренек-проводник укатил на своем велосипеде, признаков жизни за оградой не было. Алекс выбрался из брички и подергал шнур звонка. Где-то вдали гулко брякнуло. Никто не спешил открывать ворота.
Алекс уже приготовился исследовать содержимое холщового мешка с ключами, полученного от ИО шерифа, как сонную тишину нарушило слабое дребезжание замка. Алекс спокойно ждал, надеясь, что кто-то реагирует на его появление. В воротах открылась калитка, и долговязый, костлявый тип лет шестидесяти с банджо в руках, судя по одежде, привратник или дворецкий, уставилось на него. Он был недоволен и заспан. Его явно оторвали от интересного сна или разучивания новой мелодии. Серые брюки его были помяты, рукава когда-то белой рубашки закатаны выше локтей, концы галстука-бабочки свисали из кармана рубашки, бакенбарды неопрятно торчали, а на нос съезжали очки в золотой оправе.
Но не это было самым странным. Не успел Алекс заглянуть в калитку, как невольно попятился: тут светило солнце, уже высоко поднявшееся в голубом с нежными облачками небе. Но сонный тип смотрел на него, и пришлось сделать усилие и сказать себе: "Разберусь потом".
— Хозяина нет, — произнес сонный тип внушительно.
— А где он? — спросил Алекс, впервые за трое суток еле сдерживая смех.
— Преставился, — еще внушительней ответил тип с банджо, меряя взглядом нежданного надоеду в простенькой серенькой одежде. Только мощное телосложение нарушителя спокойствия удерживала долговязого в рамках вежливости.
— А вот и нет, хозяин теперь я, — безжалостно сказал Алекс.
— Э? О! — отреагировал долговязый. — Очень рад… Вы сын кэптэна?
— А вы дворецкий или привратник?
— Да, то есть… да. Дворецкий, — долговязый смутился. Он был слишком вышколен, и, похоже, с ним не приключалось ничего подобного.
— Так вы впустите меня?
— О… да, — дворецкий налег на ворота и с удивлением заметил, что они не поддались.
Как видно музицирование плохо влияло на мускулатуру. А может быть, петли ворот давно не смазывали. Только общими усилиями они отворили одну створку, чтобы провести в ворота лошадь и бричку.
Несмотря на ясный день, внутри ограды царило уныние, как на заброшенном кладбище. Трава не подстригалась уже пару месяцев, а кустики по краям аллеи пожелтели без поливки. Ромашки, гортензии и пионы склонили свои засохшие головки. Все казалось пыльным и выгоревшим, как в дюнах, которые начиналась сразу позади участка.
Тем поразительнее выглядел большой фонтан, выложенный нарядной голубоватой плиткой, в котором цвели какие-то водяные растения и бойко плавали золотые и разноцветные рыбки. Да и розарий радовал глаз ухоженными кустами роз и светлыми скамейками. Алекс почему-то подумал, что там хорошо пить чай, если день не очень жаркий.
В дальнем конце заросшей сорняками лужайки виднелся дом. Это был трехэтажный особняк из дикого камня, крытый темной черепицей, с белыми облезлыми ставнями и большой покосившейся верандой. Солнечные блики терялись в грязных стеклах.
Полное запустение!
Они поднялись на крыльцо, и дворецкий с забавной смесью важности и почтительности отворил перед Алексом дверь.
Внутри царила жара. Воздух был плотный и влажный, насыщенный запахом цветущих орхидей. Орхидеи заполняли все пространство — настоящий лес из уродливых мясистых листьев и стеблей, украшенных неожиданно нарядными цветками. Их тут были сотни, а того гляди и тысячи: изысканных и вульгарных, странных и очаровательных, розовых, белоснежных, желтых и поразительного телесного цвета, словно за листвой вьющихся растений прятались юные девушки. Со стеклянной крыши падал непрерывный дождь больших капель воды и разбрызгивался на растениях. Свет был изумрудного оттенка, как будто пробивался на дно наполненного водой пруда. Цветы пахли одуряюще, слишком сильно, чтобы это было приятно.
Уклоняясь от намокших побегов и листьев, они приблизились к чему-то вроде поляны, откуда дверь вела в другое помещение.
Эта комната тоже была необъятных размеров, но приятно прохладная. Ярко-зеленый ковер, покрывавший пол от стены до стены, наверное, стригли газонокосилкой. На стенах висели большие портреты, потемневшие от времени, многочисленные зеркала в резных деревянных рамах и цветные фотографии кораблей и морских пейзажей. Мебель красного дерева была богато украшена темной инкрустацией, а огромные, цвета сырой печенки шторы неплотно закрывали окна. Окна выходили на живописный холм, которого в окрестностях дома он не припоминал, в воздухе висела пелена дождя, а дальше все скрывал туман. Одна рама была приоткрыта, и пахло мокрой листвой.
— Послушайте, — сказал Алекс, — простите, не знаю вашего имени, но куда мы идем?
— Кит, меня зовут Кит, — пробормотал дворецкий, вертя банджо в руках, как будто видел инструмент впервые в жизни. — Я хотел отвести вас в кабинет кэптэна, но этот дом… — Он замолчал, оглядываясь по сторонам.
— Да?
— Пока кэптэн был здесь, то все было в порядке. Но когда он уезжает… — Опять молчание.
— Я слушаю вас.
— Тогда в доме становится трудно ориентироваться. Появляются новые помещения или старые меняются местами.
— А день среди ночи — это тоже кэптэн? — стал догадываться Алекс.
— Да, в последний раз он спешил и забыл выключить день.
Отдернув занавеску, Алекс выглянул из окна:
— А тут почему такой пейзаж? Тоже кэптэн?
— Да, — кивнул Кит.
— Очень интересно, но я с дороги и хотел бы отдохнуть. Есть тут какие-нибудь нормальные помещения?
— Флигель.
— Где?
— За домом.
— Но там никаких трансформаций? — уточнил Алекс.
— Это обычный деревянный домик.
— Лучше я пойду туда. Проведите меня к выходу.
— Как скажете. Но…
— Что?
— Если выберетесь из окна и пойдете влево вдоль стены, то как раз попадете к флигелю. Только зонта нет.
— Не растаю. Послушайте, — вспомнил Алекс, — может кто-то поставить мою лошадь в конюшню и позаботиться о ней.
— Поставить? — неуверенно повторил Кит. — В конюшню? Позаботиться?
— Ладно, вопрос снят. Только, Кит…
— Я слушаю.
— Найдется у вас пара бутербродов и бутылка пива или минеральной воды?
И в этот раз проблема, которая возникла перед Китом, была неразрешимой. Даже покрутив банджо так и эдак, он не смог выговорить ничего, кроме:
— Насчет продуктов мне ничего не известно.
— Ладно, не напрягайтесь, — махнул рукой Алекс, подумав о фляге с водой и нескольких плитках шоколада, которые купил еще на станции проката экипажей в качестве неприкосновенного запаса. — А этот флигель открыт? Да? Ну и отлично! Спокойной ночи, Кит.
— …ночи, — донеслось из окна ему вслед.
Но не успел он пройти и двух шагов, как…
— Влево! — взвизгнул Кит так, что Алекс даже подпрыгнул и резко обернулся:
— Что такое?
— Влево, — бормотал Кит, высунувшись из окна по пояс. — Влево, влево… — струйки дождевой воды стекали по его лицу.
— Я сначала вернусь к лошади, — объяснил Алекс, с трудом сдерживая раздражение, — а потом уже…
— Тогда возвращайтесь, — сказал Кит. — Лезьте назад.
— Зачем назад? Если к тылу дома влево, то к фасаду — вправо, так?
— Нет, возвращайтесь, лезьте назад, — настойчиво повторил Кит, размахивая банджо.
Дворецкий так волновался, что Алекс решил подчиниться и забрался назад в комнату с зеленым ковром. Кит немедленно подошел к другому окну, открыл его и сказал:
— Идите прямо и выйдете к лошади.
— Спокойной ночи, Кит, — с сочувствием сказал Алекс, подчиняясь его совету, и опять из окна ему вслед донеслось:
— …ночи.
Он не прошел и трех десятков шагов, как дождь прекратился, туман расступился, появились лужайка и розарий, а за ними и Ленточка. Только Ленточка без брички.
— "Выйдете к лошади", — передразнил Кита Алекс. — Не обманул, лошадь на месте. Но где бричка и где мои вещи? И элементарно хочется жрать!
Он распряг Ленточку, привязал ее к какому-то железному столбику на лужайке возле фонтана и оставил пастись. А сам вернулся назад, твердо решив по пути опять забраться в окно и потребовать у Кита ужин. Чем-то же дворецкий питается?
Но стена дома тянулась, тянулась, тянулась, а никаких окон на первом этаже так и не оказалось. Алекс уже начал вполголоса ругаться, как вдруг стена кончилась, и впереди, метрах в двадцати увидел дощатый павильон с террасой.
По деревянным ступеням он поднялся на террасу, открыл дверь и вошел в небольшой холл. В лицо пахнуло застоявшимся воздухом, полоски света падали сквозь закрытые жалюзи на пол. Холл был нарядный, с экзотическими ковриками на простом деревянном полу, светлой мебелью и маленьким баром с круглыми табуретками в углу. В баре было несколько бутылок: пиво, тоник, более крепкие напитки, две бутылочки воды. Ну, от жажды он не умрет, и то хорошо.
Из холла выходили три двери.
Первая вела во что-то вроде спальни. Большая двуспальная кровать, покрытая атласным стеганым одеялом. На туалетном столике — хрустальные туалетные принадлежности и множество косметики. На баночках с кремом разноцветные этикетки, духи в причудливых флаконах Алекс отворил стенной шкаф, тот оказался набит женской одеждой. В нижних ящиках пар пять новой обуви. Он закрыл ящик и выпрямился.
Во флигеле жила женщина. Что ж, зная отца, он не удивлялся.
Заглянул в другую дверь. Комната оказалась интересна тем, что сильно отличалась от соседней. Это была строго обставленная мужская спальня с натертым до блеска полом, на котором лежало несколько светлых циновок. Их мебели стояли два простых стула, комод из темного дерева, шкаф для одежды, кровать. Узкая, прикрытая бежевым покрывалом кровать казалась довольно жесткой, а комната выглядела холодно и сурово. В отличие от женской казалась нежилой, ни одной личной вещи, наволочка и простыня не смяты.
— Тут и устроюсь, — сказал себе Алекс. — Если бы еще перекусить…
Тут он вспомнил о третьей двери. За ней оказались коридор, туалет, душевая кабинка и маленькая комнатка с буфетом. Алекс кинулся к буфету, открыл его и остолбенел. Ладно, многочисленные банки с консервами. Но там лежал свежий белый хлеб! Большой кусок ветчины! Полголовки сыра! Свежее масло! Овощи, как будто только что с грядки!
— Ну и кэптэн, — с уважением сказал Алекс.
И ему подумалось, что, выбрав военную карьеру, несовместимую с профессией мага, он лишился чего-то очень важного.
Потом он стал размышлять, перекусить ли здесь, в кухоньке, или устроить в холле пир горой. Победил второй вариант. Но когда он в очередной раз вернулся в кухоньку, чтобы нарезать сыр, кто-то осторожно кашлянул у него за спиной. Алекс не считал себя нервным человеком, но после ночной поездки в Оркодубр начал то и дело вздрагивать при неожиданных звуках. Обернулся — на пороге стоял унтер Дирк.
— Решил напроситься к вам на ужин, — сказал ИО шерифа многозначительно.
— Очень рад, — машинально ответил Алекс. — Я сейчас.
Унтер Дирк сумрачно кивнул головой, взял тарелку с нарезанным хлебом, судок с горчицей и вернулся в холл.
Через несколько минут они уже были за столом.
— Однако с вами не так-то просто связаться. — Усевшись напротив, гость Алекса взял кусок хлеба и стал намазывать его маслом. — Мы целых две недели пытались до вас дозвониться, что в наших условиях подобно подвигу.
— Меня не было дома, — ответил Алекс. — Я вернулся только вчера вечером.
— Понятно. Мы узнали адрес у адвоката вашего отца, но ваш телефон не отвечал. Тогда мы попросили полицию проверить вашу квартиру. Соседи сказали, что понятия не имеют, где вы пропадаете, тем более что вы военный. Вы были в месте службы?
— Нет, — покачал головой Алекс. — Я брал недельный отпуск, и мы с другом перегоняли его машину. Я вернулся домой вчера вечером, и ваше письмо… то есть, не ваше, но письмо дожидалось меня вместе с остальной почтой.
— Значит, в то время, когда произошло убийство, вы находились в дороге?
— Если это случилось неделю назад, то мы были на автостраде М-12, недалеко от перевала Тир.
— А когда вы в последний раз видели отца?
— Около двух лет назад. Я приезжал в столицу королевства по делам, а он был там. Он зашел ко мне в гостиницу, и мы немного выпили.
На самом деле отец развлекался в столице с очередной дамой сердца, а проще говоря, совсем молодой девушкой, но Алекс не собирался откровенничать перед шерифом, даже если он и ИО.
— Похоже, вы оба жили совершенно независимо друг от друга? Вы ведь не знали, что у него в Оркодубре есть дом.
Алекс невольно улыбнулся:
— До письма из Сентэрида я даже не знал, что он вышел в отставку. Мы изредка перезванивались, я звонил ему при любых важных событиях в своей жизни. Сам он почти не звонил, зато три-четыре раза в год я получал от него открытки и короткие письма. Ну, а теперь, шериф, расскажите мне, как все произошло?
— Я пришел не рассказывать, а немного расспросить вас.
— Но вы же не ведете дело, вас волнует только проблема дома! — иронически сказал Алекс.
— Если бы меня волновал только дом… Кстати, как вам дом?
— Мечтаю его продать, — искренне признался Алекс. — Только вряд ли я найду покупателя.
— Как только узнают, что вы здесь, набежит толпа.
— Вы думаете?
— Уверен. И мой вам совет: дом пока не продавайте. Он в хорошем состоянии, есть не просит… Всё равно через две недели его у вас оторвут с руками.
— Но вы сказали, что он дематериализуется.
— Вот и продадите его до полуночи, в стиле Золушки.
— Но мне придется платить дворецкому.
— Кому?
— Дворецкому Киту.
— А с каких таких делов Кит сделался дворецким? Он вам это сказал?
Алекс замялся:
— Честно говоря, это я его спросил, привратник он или дворецкий. И он ответил, что да. А кто он?
— Не знаю. Известно, что не слуга. А точно знал только ваш отец, — развел руками унтер Дирк.
— Ладно, вы пришли не столько из-за дома, сколько… Из-за чего вы пришли?
Дирк покрутил двумя пальцами ножку рюмки.
— Капитан Антоний Ромишев был в нашем городе известный человек. Человек. Понимаете, у нас тут людей раз-два — и обчелся. И вот через неделю после его гибели я начал волноваться. Убит не абы кто, не рядовая личность. Убит при очень странных обстоятельствах и не в глуши какой, а в крупном центре королевства. И что же мы наблюдаем? Следствие не ведется, полная тишина и незамутненное спокойствие в деле убитого капитана. А вокруг его дома, тем временем, идет совсем не мышиная возня.
— У вас есть хоть какие-нибудь предположения, кто это мог сделать?
— Нет. Я надеялся, что вы мне поможете. Но раз вы так редко с ним общались… Да! А как с опознанием тела? Вы не возражаете?
— Нет, но разве его не похоронили? Или проблемы?
— Никаких проблем, — сказал Дирк раздраженно. — Откуда им, быть — в этом городе раз-два и обчелся мужчин ста восьмидесяти пяти сантиметров ростом с рыжими как апельсин волосами. Все документы находились при нем, — Алексу показалось, что в раздражении Дирка было немало сарказма. — На всякий случай я хотел бы удостовериться. — Он положил на стол три большие фотографии.
Мысленно стиснув кулаки, Алекс опустил глаза на снимки. На них в разных ракурсах был снят человек, лежащий боком на куче веток и сухой травы, под рыжей гривой волос, на виске убитого темнела черточка — след диска, причины смерти. Отец был бежевой рубашке и более темных брюках, щиколотки и заломленные за спину руки связаны. Лицо искажено, измазано чем-то бурым, только закрытые глаза выделяются светлыми кругами.
— Это… — Алекс пристально всматривался в снимок, взял его в руки, повертел, опять положил на стол. — Это он. Хотя я не понимаю… — он машинально коснулся глаз на фотографии. — Это он, да. Но что за гадость у него на лице?
— Смесь ила с небольшими алмазами, — ответил Дирк. — Этот анализ они сделали, пока дело замерло.
— С алмазами? Ил? Это сделал какой-то психопат?
— Нет, тут все очень понятно. Странно только, почему этот намек, сделанный специально для нас, поняли и в Сентэриде?
— Не понимаю. Объясните, что означает этот намек?
— Не хочу и не буду. Но вы должны были это увидеть… на всякий случай. Именно поэтому я пробрался сюда. Это, во-первых. А во-вторых, хотите или не хотите вы продавать дом отца, но я советую вам сейчас же уехать из Оркодубра. И как можно быстрее покинуть пределы дистрикта Сентэрид.
— Сейчас же? — не поверил своим ушам Алекс. — Но я уже убедился, что ночью дорога небезопасна.
— А что с вами случилось?
Услышав его рассказ, Дирк только пожал плечами:
— Чепуха! В первом случае вы съехали с дороги, во втором вас спутали с другим.
— А если опять спутают?
— Нет, я дам вам пропуск. Пока я здесь шериф, никто не посмеет тронуть человека под моей защитой.
Он огляделся, вскочил из-за стола, принес из угла подсвечник, зажег свечу, отколол от воротника булавку и, прокалив над свечой, уколол безымянный палец. Алекс в изумлении следил, как Дирк стряхивает капельку крови в рюмку с алкоголем.
— Дайте руку.
— Но…
— Дайте руку!
— Хорошо, хорошо… Ой! Я все-таки не понимаю…
Выдавив кровь в ту же рюмку, Дирк отпил глоток и протянул ее Алексу:
— Пейте!
— Вы серьезно?
— Очень серьезно. После этого никто вас не тронет… по пути в Сентэрид. А там уж выкручивайтесь сами, но уезжайте, как можно скорее. Оставьте все на столе, запрягайте вашу лошадь и уезжайте.
— Куда-то подевалась бричка.
— Бросьте на спину лошади одеяло, садитесь верхом и…
— Я не умею ездить верхом, — признался Алекс.
Дирк сердито фыркнул:
— Ладно, я пришлю парня со своей одноколкой. Но только из флигеля ни ногой. Договорились? Даже если он начнет гореть. Договорились?
— Хорошо.
Дирк встал из-за стола, быстро поклонился и исчез за входными дверями со всей возможной быстротой.
— Ненормальный дом и безумный флигель, — прошептал Алекс, но все-таки слова Дирк, его озабоченный тон убедили его.
Он кое-как прибрал остатки ужина и как раз ставил початую бутылку в бар, когда услышал, что открывается входная дверь. Но это не был возвращавшийся Дирк или, например, Кит. Это была девушка.
Она была в вечернем платье, на которое пошло не больше сотни граммов золотистой тафты. Декольте платья было таким глубоким, что Алексу показалось, он видит ее пупок. Светлые, почти белые волосы распущены по плечам. Удлиненное, ясное личико, глубокие темные глаза, небольшой ровный нос, пухлые губы. Она приблизилась к нему легкими шагами, осматривая с ног до головы своими ничего не выражавшими глазами. Подошла совсем близко и улыбнулась одними губами, показав ровные мелкие зубы, белые и поблескивавшие, как сахар.
— Ну и высокий же вы! — сказала она.
— Да ну? — пробормотал Алекс, соображая, не ей ли принадлежит спальня во флигеле.
Ее глаза прищурились. Можно было заметить, даже при этом кратком разговоре, с каким скрипом крутятся шарики у нее в голове. Красивая и глупая, мечта многих.
— И красивый, — добавила она. — Вы знаете, что вы красивый!
Алекс пожал плечами.
Она прикусила губу, откинула голову и посмотрела на него из-под прищуренных век. Потом опустила ресницы так, что они почти коснулись щек, и медленно подняла их, как заводная кукла. Это должно было положить его на обе лопатки и положило бы, если бы он не был так взволнован.
— Вы грабитель? — спросила она, видя, что он не падает к ее ногам.
— Честно говоря — нет, — ответил Алекс. — Я тут пока живу.
— Кто вы? — она откинула голову назад, ее волосы заблестели в тусклом свете, пробивающемся сквозь жалюзи. — Вы подшучиваете надо мной?
— И не думаю.
— Что, что?
— Вы же слышали, что я сказал.
— Вы ничего не сказали. Вы смеетесь надо мной. — Она поднесла ко рту указательный палец и прикусила его. Это был узкий и тонкий палец, нежный, изящной формы. Она держала его во рту, тихонько причмокивая, поворачивая, как ребенок соску и хихикая без видимой причины. Потом шагнула к Алексу томным движением, плечи ее бессильно опустились, и она упала прямо в его объятия. Он должен был подхватить ее, не желая, чтобы она упала на пол. Он схватил ее за плечи. А она тотчас согнула ноги в коленях, и ему пришлось прижать ее к себе, чтобы поставить прямо. Когда ее голова оказалась на его груди, она посмотрела на него и снова захихикала.
— Ты высокий, но дурак, — сказала она. — Но и я тоже дура!
Алекс ничего не ответил, переваривая её заявление, но кто-то выбрал как раз этот подходящий момент, чтобы стукнуть его по голове. Он слышал свист резиновой дубинки, понимал, что заслон поставить уже не сможет, и очутился на четвереньках. Чей-то ботинок приложился к его шее, он упал на бок, сквозь мутную пелену ничего не увидел, и что-то ударило его по лбу, потом по ребрам.
— Что же ты? — проскрипел над его ухом гнусный голос. — Убей его!
— Не могу, — ответил голос такой же неприятный. — Это побратим Дирка, чтоб его.
— Тогда отойди, я сам.
— Нет, это побратим Дирка,
— Да мне-то что до этого?
— Тебе ничего, а нам чего. Не тронь. Мы не можем его убить!
— Вечные ваши суеверия, опять мне ломать голову… Хоть стукните его хорошо еще раз!
Не успеет Алекс поставить заслон на сейчас, но сможет на будущее. Нет времени воспользоваться рунами, чтобы уйти из-под ударов, но есть мгновение, чтобы их активизировать, хотя потом это будет ему дорого стоить…
…Вот так все и было.
Так он из флигеля во дворе дома отца попал в море.
Кто напал на него?
Те, о ком невнятно предупреждал Дирк?
Но мгновение, пожертвованное удару и боли, сработало сейчас и здесь. Поэтому он смог очнуться, когда уже шел ко дну. Смог продержаться на воде и найти нескольких дощатых ящиков, которые соединил в плотик. Руки пока ещё лежали на его краю и толкали перед собой, но силы были на исходе.
Нужно было призывать помощь, пока корабль дрейфовал перед ним, почему-то заглушив двигатели. И на палубах тихо. Его смогут услышать, если он закричит достаточно громко. Алекс попытался что-то крикнуть, но не смог этого сделать. Он выбился из сил.
Но у него есть руны жизнестойкости и физической силы, разве можно забыть об этом? Ну же, ну… И он закричал. Закричал, как кричат перед смертью. Это был не крик, а вой, а рев бешенства — все, на что только было способно его тело, взорвавшееся на несколько секунд энергией. Алекс и не подозревал, что эти звуки разнеслись над волнами и, достигнув корабля, буквально пригвоздили людей к палубе.
— Что там за чудовище ревет? — испуганно пробормотал кто-то.
— Тюлень, — сказал кто-то равнодушно.
Что поделаешь, руны жизнестойкости и физической силы не могли объяснить Алексу его ошибку. Но в полном отчаянии, что никто не реагирует на убивающие его крики, он вспомнил о том, о чем не должен забывать никто в самые страшные мгновения жизни: об уме. И ему хватило ума из последних капель утекающей из тела силы жизни сложить свои дикие вопли в артикулированный призыв:
— Помогите! Ко мне! Помогите! Тону!
Осталось менее ста метров, когда вдруг раздались звуки, чуть не остановившие ему сердце — звонок, похожий на телефонный. Волосы зашевелились у него на голове. Машинное отделение вызывало капитанский мостик!
Собрав последние силы (оказывается, они еще были?), Алекс ринулся вперед.
Заработали машины корабля. За кормой забурлила вода, но он не удалялся, а стал разворачиваться, чтобы идти в обратном направлении. Вскоре машины остановились опять, но судно продолжало двигаться по инерции, скользить к нему. Алекс уже видел на освещенной палубе людей, те собирались спустить на воду шлюпку — собирались спасать его!
Когда его втащили на палубу, Алекс понял, что он еще слабее, чем думал: дрожал от бессилия и словно сквозь сон слышал вокруг возбужденные голоса. На палубе зажгли еще несколько фонарей. Алекс увидел, что вокруг него собирается все больше и больше людей. Двое поддерживали его под руки.
Он затряс головой и сказал:
— Со мной все в порядке!
Смуглый парень отпустил его руку и с улыбкой посмотрел на него:
— Эге, так оно и есть! А я-то подумал, что получу еще одного пациента, над которым придется повозиться.
В этот момент подошел человек в офицерской фуражке.
— Я — капитан Дорадо, — сообщил он. — С вами был еще кто-нибудь?
— Нет, — Алекс устало улыбнулся и сразу почувствовал боль на своем обожженном солнцем и соленой морской водой лице. — Очень рад познакомиться с вами, капитан. Меня зовут Алекс Ромишев.
Он протянул капитану руку. Тот жестко ее пожал, не выразив никакого интереса к фамилии потерпевшего, и опять скрылся во тьме.
Алекс взглянул на смуглого человека, который только что поддерживал его за руку.
— Я врач, Миро Дукловиц. Нет, я не с этого корабля, я, вообще-то, окулист, — сообщил тот. — Но когда вы закричали, то у меня мелькнула мысль, что мы становимся плавучим госпиталем.
Дукловиц и еще один человек подхватили Алекса и повели его к трапу, ведущему на верхнюю палубу.
— Как все это романтично, — услышал он женские голоса. — Спасти потерпевшего кораблекрушение, как это бывает в романах.
— А вы не знаете, кто этот человек?
— Смотрите, какой он высокий!
Очевидно, по мнению пассажирок, терпеть крушение на море могли только недоростки.
— Куда идет корабль? — Алекс сообразил, что это нужно было спросить сразу.
— В Оркодубр. К рассвету будем там. Задержались из-за неисправности двигателя. Вам повезло, что корабль стоял на месте. К сожалению, корабль маленький, и лазарет небольшой, вернее, мы отвели под него каюту.
Алекс вдруг вспомнил первые слова Дукловица и спросил:
— Подобрали еще кого-то?
Судя по ответу Дукловица, делить пространство импровизированного лазарета — маленькой каюты с двумя койками, столом, шкафом и умывальником — Алексу предстояло с некоей особой женского пола, коротающей там время по причине сердечного приступа. Что за приступ, насколько серьезен, и как с ним быть, предоставлялось выяснить Дукловицу.
— Сюда, в эту дверь. — Дукловиц оглядел небольшую комнату. — А где же наша сердечница? Стало лучше? Или вышла в, как они выражаются, гальюн? Ну, тем лучше. Раздевайтесь, я вас осмотрю. Всё-всё снимайте, оно же мокрое! Да, так вот… Выловили мы ее три часа назад. Она плыла или, как они выражаются, шла на яхте, — продолжал он рассказ. — Одна. Вознамерилась пересечь на своей яхте "Кузина Полли", длиной двенадцать метров, океан, но яхта потонула в этом море. Теперь никто так и не узнает, по какой причине затонула его яхта, потому что бесстрашная мореходка, мне кажется, так же отважно врёт. Но сейчас это уже и не имеет никакого значения. Когда мы ее увидели, она лежала на дне спасательного плотика в окружении канистры с водой и консервных банок. Очень предусмотрительная потерпевшая. Может быть, натолкнулась на кита, ведь после толчка она, по её словам, ничего не увидела, и море было совершенно спокойным. Рифы исключались, так как, во-первых, в нашем море их нет вообще, а во-вторых, рифы всегда можно увидеть по пенящейся воде. Если бы яхта натолкнулась на обломки корабля, то и это можно было бы заметить. Скорее всего, ей попался кит…
— …Которые в этом море тоже не водятся, — подхватил Алекс, но дверь в каюту открылась, и он смущенно замолк.
Но это оказался матрос, который принёс шорты, рубашку, мыло и полотенце.
— Ага, — сказал Дукловиц, — теперь вам нужно принять душ из пресной воды. Кроме двух десятков синяков и ссадины за левым ухом я не нахожу ничего угрожающего вашей жизни.
Вернувшись в лазарет из душа, Алекс не обнаружил доктора, зато на столе был подносом, на котором были мясо, салат, каша и кружка молока. Возле подноса стояла маленькая мензурка с что называется глотком спирта: лекарство, прописанное Дукловицем.
Алекс поднял руку с мензуркой и обвел глазами пустую каюту.
— Ваше здоровье! — произнес он и отпил.
Спиртное обожгло ему горло и желудок. Он словно плыл в тумане — результат огромной усталости и алкоголя. Он сделал второй и последний глоток, потом придвинул к себе поднос, съел немного каши и с осторожностью положил ложку на место. На мгновение он представил себе, что снова находится в воде и видит, как удаляется корабль. И в тот же момент судорожно вцепился в край койки в страхе, что все это бред, и он еще болтается в море.
А потом появилась пациентка в сопровождении матроса. Алекс услышал их задолго до того, как они подошли к двери. Женщина громко ворчала, пьяно ругаясь — это мало походило на поведение выловленной из моря сердечницы. Они поговорили у двери достаточно долго, чтобы он мог прийти в себя и усилием воли разогнать туман перед глазами. Затем дверь открылась.
— Со мной все в порядке! — заплетающимся языком убеждала пациентка. — Оставьте меня в покое, черт побери! Чего ты ко мне привязался, будто я больная или что, доктор мне не доверяет! Тоже мне доктор — по очкам!
Матрос был вполне трезвый, молодой, немного смущенный.
— Дело не в этом, сударыня. Просто меня, как бы сказать, попросили пока побыть с вами, чтобы помочь.
— Стоило кому-то филеру, что я пропустила пару-другую рюмашек, и ко мне тут же приставили дуэнью! — прохныкала женщина. — В чем дело, а? Сколько мне пить — это мое личное дело. И не тебе учить меня и затыкать мне рот. О чем хочу, о том и говорю.
Матрос молча вышел, женщина стояла у противоположной койки, пьяно покачиваясь. На ней были великоватые ей брюки, рубашка с чужого плеча и матерчатые шлепанцы. На первый взгляд, перебрала она здорово, продолжая при этом выглядеть привлекательной. У неё были мягкие светло-русые волосы, немного взъерошенные, и прозрачно-голубые, как у ребенка, чуть покрасневшие глаза. Руки неловко поднялись, пытаясь пригладить волосы, в то время как глаза изучали лицо Алекса. Она смотрела на него так пристально и долго, что он уже хотел начать объяснения, кто он и почему здесь, но сказал только:
— Привет, я тоже лечусь у доктора.
— Кто… Кто вы такой?
— Алекс Ромишев.
— Что… Что вам от меня нужно? — Голос её звучал уже трезвее.
— Я тоже пациент.
Она по-прежнему не спускала с него глаз. Таких голубых, что они выглядели бы естественными только у куклы. Но тут Алекс заметил ещё кое-что: пластмассовый стакан, прятавшийся у неё за спиной. Он был почти до самого края заполнен и явно не водой. Внезапно она наклонила голову, залпом осушила его и отшвырнула в сторону. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы отдышаться. Потом она ухмыльнулась:
— Пациент? Вот славно… Почему все…
Но тут глаза ее закатились, и она рухнула на койку, как срубленное дерево. Алекс в тревоге нагнулся над ней, но она спокойно и ровно дышала: спала. Даже тусклый свет лампочки оказался безжалостен к ней, когда она лежала, раскинувшись и открыв рот.
Алекс вздохнул, выпил молоко, растянулся на своей койке и тоже заснул. Во сне ему казалось, что он по-прежнему плывет на своем "плоту" посреди моря, размахивает тряпкой, чтобы его заметили, а вокруг него ходит голодная акула и стонет. В следующий момент он проснулся весь в поту. В каюте было удушающе жарко.
Сощурился на простертую на противоположной койке пациентку. Жалкое было зрелище. Скулы проступили сквозь обтянувшую их кожу. Глаза поблекли, запали. Густые светлые волосы разметались по подушке. Раньше, наверное, были пышными и пушистыми, но теперь сделались влажными от пота и свалялись.
Женщина повернула голову и посмотрела на него.
— Плохо мне, — пожаловалась она еле слышно.
— То есть?
— Плохо… но это не важно. Почему все несчастья на меня одну?
— Какая несправедливость, — невольно усмехнулся Алекс.
Вздрогнув, женщина пробормотала:
— Вы жестоки. Циничны. Поделом же мне, связалась с вами. Но я не привыкла болеть. Чудовищное ощущение. Почему все несчастья на меня одну?
— Что? — Алексу пришло в голову, что она еще не протрезвела.
— Вам бы только насмехаться! А если бы я пошла на дно вместе с этой паршивой яхтой, что бы вы тогда делали? Почему все несчастья на меня одну?
Она явно была не в себе и видела на месте Алекса кого-то другого, кому упорно жаловалась на свою судьбу. Он уже собирался позвать кого-нибудь и попросить привести доктора, уже поднимался с койки, сочувственно бормоча дурацкие утешения:
— Пусть это будут последние несчастья в вашей жизни. Я сейчас позо…
Но её следующие слова поразили его.
— Аминь, зануда. Почему я должна была десять раз драть горло, чтобы ты ответил? — она вялым жестом засунула руку за пазуху, вытащила какой-то маленький сверток, завернутый в пластик, и посмотрела на Алекса:
— Ну что ты стоишь, как столб, иди сюда. Видишь, я ослабевшая жертва кораблекрушения. Эти зануды положили мне свинину с бобами, жестяные банки — она пьяно хохотнула. — Ты когда-нибудь пробовал неразогретую свинину с бобами в закрытой банке? Хорошо еще, что у меня был нож.
— Свинина? — переспросил Алекс.
— Какого дьявола ты блеешь? Забирай! У меня застывает сердце… сердце совсем холодное… — её жалобный голос заставил его опомниться: пьяна она или нет, но ей явно не по себе, хотя вслед ему пробормотала:
— Добудь бутылку нормального джина, милый зануда.
Он вышел в коридор и позвал:
— Эй, кто-нибудь, позовите доктора!
Ответа не было, тускло горели лампы на потолке, слышался приглушенный шум двигателей. Он прошёл дальше, постучал в какую-то дверь, никто не отвечал, дверь не поддавалась. Он поднял голову к трапу наверх:
— Э-эй! Позовите доктора!
— Что? Кто кричит? — ответили сверху.
— Больной женщине плохо, где доктор? Дукловиц его фамилия!
— Сейчас позову.
Алекс вернулся в каюту и обнаружил, что женщина встала с койки и, улыбаясь ему, идёт к двери. Не успел он подумать, что у нее странная улыбка, как она пошатнулась. Он подхватил её на лету и держал, глядя, как она судорожно пытается поймать ртом воздух, но тщетно… В следующий миг она умерла у него на руках.
Положив ее на койку, он глубоко вздохнул, машинально сунул сверточек в карман шорт, опустился на колени и осмотрел беднягу. Насколько мог судить после краткого обследования, ничего особенного с ней не было, за исключением того, что она умерла. То есть, выглядела она, конечно, неважно, как большинство вдрызг пьяных особ, но с важным отличием: она была мертва.
Он пожал плечами и присел на свою койку. Нельзя сказать, чтобы никогда не видел умирающих. В достаточном количестве. И женщин тоже. Они погибали от пуль, стрел, ножей, под колесами, при взрывах. Но вот так — упасть ему на руки и умереть…
В дверь коротко и резко постучали, потом она резко распахнулась, и в каюту энергично вломился коренастый блондин в джинсах, помятой рубашке и многочисленных наколках. Размахивая рукой, он пролетел каюту до окна, обернулся и окинул ее взглядом, мощно пошевеливая крупной челюстью, словно жевал кусок чугуна. Алекс не вызвал у него интереса, он даже чуть нахмурился, потом посмотрел на женщину.
— Бедняжка! — сказал коренастый скрипучим, как несмазанные ворота, голосом. — Как это грустно — потерять свою посудину! Я принес вам шоколад! — он демонстративно предъявил Алексу небольшую коробку конфет и опять обернулся к другой койке. — Немного подсластить жизнь, хе-хе. Мне очень жаль… — бубнил коренастый, протягивая конфеты женщине, и вдруг резко наклонился к ней. — Что такое? Она… Э, что с ней? — он свирепо посмотрел на Алекса.
— Она сказала, что ей плохо, и я позвал врача.
— Плохо? Да она отдала концы! — возмутился коренастый.
— Только что говорила, — почему-то виновато сказал Алекс.
— Что говорила?
— Что ей плохо.
— Это я уже слышал. Что еще?
— Что яхта затонула. И о свинине с бобами.
— О чем?! Что за бред?
— Это консервы. Свинина с бобами. В жестяных банках. Чтобы открыть, нужен нож.
— В жестяных банках на яхте, говоришь? — Коротышка рассеянно кинул конфеты на стол, мрачно смерил Алекса взглядом и вышел вон.
Почти тотчас же появился Дукловиц и констатировал смерть:
— Несчастная идиотка, я же запретил ей алкоголь! У нее было, несомненно, предынфарктное состояние, но я же не обязан был сидеть здесь и удерживать ее на койки.
— Вы сделали, что могли, — сказал Алекс, понимая по лицу окулиста, что подобные слова тот и надеялся услышать. В конце концов, Дукловиц пассажир и купил билет не затем, чтобы стать нянькой у ненормальной алкоголички.
А еще через два часа корабль уже был в порту, и Алекс опять сошел на землю Оркодубра, откуда его выдворили таким жестоким способом.
Вот так и приблизительно в таком порядке и рассказал ему всё человек Алекс Ромишев.
Но в тот вечер, когда он выловил эту бедняжку из бассейна и познакомился с Алексом… нет, вечер совсем не предвещал ничего особенного. В плохом смысле особенного, можно сказать.
— Все гоняешься за чистыми и нечистыми, Аднаногий? — позвонил ему Рамон.
По некоей причине, а точнее, по целому ряду причин, иногда его называют Аднаногим Вампиром. Враги только это прозвище и признают, хотя оно в корне неверно, потому что имя его Пак Эйвонский (Пак — имя эльфа из пьесы Шекспира, Эйвон — река, на которой расположен родной город Шекспира. — прим. автора). Приятели же так якобы шутят — в задницу их с такими шутками, но приятелям рот не заткнешь… Поэтому Пак мирно ответил:
— Ни за ними и ни за кем другим. Отдыхаю.
— Тогда приезжай ко мне. Будет интересно. А потом искупаемся.
— У тебя что?
— Вечеруха. Пара незанятых девушек — вполне на уровне. Сможешь с ними управиться?
— Шутишь?
Приглашение на вечеринку показалось ему интересным, он не догадывался, что его ждет. Пак, правда, сомневался, брать ли ему свою "вадеретру" ("Пошел вон" (лат.) — прим. автора). Хорошая игрушка: с установленным модулем лазерного указателя точки прицеливания плюс глушитель, отдача мягкая, но при этом калибра 0.45. С одной стороны — вечеруха, стрелять вроде бы не предполагается. С другой стороны в Оркодубре даже в предместье вилл Бладвуд все может произойти. Но не таскать же пистолет за поясом? Так что он надел невидимую кобуру, у которой был один только недостаток: любители дружески хлопнуть его или ударить иногда отбивали себе руку.
Облачившись в элегантные галифе и рубашку с узором "вырвиглаз" большими мигающими орхидеями, Пак пригладил перед зеркалом свои короткие рыжеватые с прозеленью волосы, но добился лишь того, что они стали торчком, как иглы у разъяренного стриженого дикобраза. Впрочем, в Бладвуде никто ничему не удивляется. Поэтому детектив окинул самодовольным взглядом смородиновых глаз свою невысокую и жилистую фигуру, проверил невидимость кобуры и отправился в гости.
Рамонова вечеруха — была типичной Бладвудской вечеринкой. Обычная разухабистая, безудержная в разврате вечеринка в доме Крутяги Рамона в Бешеных дюнах. Такие бывают не только в Бладвуде, вечеринки, то есть, но Рамон — личность особенная. Пак здесь оказался единственным чужаком, остальные тринадцать человек были актерами, сотрудниками сети казино "Сверхусилие" плюс два телохранителя лет под пятьдесят, по виду бывшие полицейские. Понятно, что эти двое без всяких сомнений таскали с собой "дреднуты" тоже сорок пятого — как он понял сквозь пиджаки. Гм, "дреднуты"? По старой полицейской памяти носят? Хотя морпехи, кажется, тоже до сих пор вооружают "дреднутами".
Рамон наскоро познакомил его со всеми и отчалил к какой-то пышечке. Хотя Пак без него не скучал. Девушки оказались обалденные, а мужчины так себе, но мужчины — не его профиль, он больше по бабам-с.
Вот из-за них никак и не мог решить, какому зрелищу отдать предпочтение. То и дело переводил взгляд с одного объекта на другой. Для Пака это было тяжелым испытанием, и ему казалось, что глаза вот-вот выскочат из черепушки и разобьются, столкнувшись друг с другом.
Первым зрелищем была брюнетка, которую все здесь называли Чикита. Он умело исполняла посередине гостиной веселый канкан, и пусть ее одежда не соответствовала танцу — миниюбка, а верх… верха практически не было — все остальное у нее было в полном порядке: хотя и невысокая, но приятно смугленькая, большеглазая, с умопомрачительным бюстом.
Рамон как-тои рассказал Паку, что Чикита выступала в ночных клубах столицы с очень эффектным номером. Показал фотографию. На ней Чикита, ярко освещенная прожекторами на черной сцене. Она совершенно голая, только на руках перчатки из темного меха. Стоит, изогнувшись, как кошка. Но у нее возникли неприятности с Блюстителями Нравов, ну, с этими, которые с нимбами на голове. Ее вышвырнули из столицы, и бой-френд посоветовал ей обратиться к Рамону.
А в другом углу гостиной пребывала в задумчивости длинноногая блондинка с роскошными формами, которые рождаются в грезах сексуального маньяка. На ней было белое платье без бретелек, но до пят и с боковым разрезом до пояса. Покуривая сигарету, она смотрела в большое, от пола до потолка и от стены до стены, окно. Гладкие золотистые волосы спускались до пояса.
— Привет, я Пак, — вежливо представился он.
Блондинка медленно повернула голову и посмотрела на него своими глубокими темно-синими глазами с ресницами, на которые можно было положить монетку… хотя такие девушки любят банкноты и посолиднее. Белоснежные острые зубки блеснули за сочными красными губами, округлившимися в улыбке. Она взмахнула пару раз ресницами и тихо ответила:
— И вам привет, я Дорада.
Конечно, Пак не греческий бог и не так красив, как статуй из музея. Но его сто восемьдесят роста и семьдесят пять веса содержат многое, что нравится девушкам.
— Кажется, мы не встречались прежде? — спросила Дорада.
— Я появился здесь только что. Это мой первый бокал.
— Приятная вечеринка.
— Похоже, да.
Дорада ему нравилась. Высокая, стройная и зубастая, ну просто прелесть! Он так и сказал ей:
— Вы просто прелесть! Прелесть от кончиков клыков до пяток. Пока вы ищете в моих словах скрытый смысл, я, пожалуй, принесу вам еще один бокал.
— "Кровавую Мери", если можно.
Все находились в огромной гостиной в доме Рамона. Из нее через огромные окна открывался широкий вид: дорога, ведущая по холмам к пригороду Бладвуд, раскинувшемуся далеко внизу. В полусотне метрах от дома — плавательный бассейн с алым наполнителем. На сотни метров вокруг зеленые лужайки по склону холма.
Наливая бокалы себе и Дораде, Пак рассматривал гостей Рамона. Рядом две девушки болтали о чём-то, весело хихикая. Он прислушался, стараясь понять, над чем они смеются.
Одна из них, веснушчатая, говорила:
— …Настоящий босс — у него два кабаре. Он отбирает девочек, ты знаешь как? Нужно одновременно зажать три монетки — между бедрами, коленями и щиколотками, и суметь их удержать…
— Чикита может это сделать только с блюдцами. Дьяволы! Ей ничего не нужно делать. Она зарабатывает не этим…
— Ох, а Дорада? Только откроет ротик, и роль у нее в кармане. Если бы я…
— Дорогуша, она раскрывает не ротик, а совсем другое, когда она… А может и ротик, по желанию.
Лучше баб-с никто грязью обливать не умеет, не отмоешься, это у них в генах.
Усмехнувшись, Пак вернулся к Дораде.
— Должен покаяться, когда я только пришел, то не заметил вас, — сообщил он ей. — Со мной такая неприятность редко случается.
— Это вполне поправимо. — Она провела по нему взглядом с ног до головы. — Вы, наверное, здесь самый интересный мужчина. — Небрежно подняла руку с накрашенными в чёрное ногтями и провела пальцем линию вдоль его щеки по еле заметному шраму. — Как это случилось?
— Результат небольшой разборки с демонами. — Паку показалось, что все складывается удачно.
Кто-то хлопнул его по плечу. Он повернулся. Это был Рамон.
— Привет, Пак, — сказал он. — Доволен, что пришел?
Пак кивнул, а Рамон добавил:
— Я вижу, ты уже добрался до нашей звезды?
— С такими звездами тебе гарантирован успех.
— Благодарю вас, сударь, — томно сказала Дорада.
Улыбка осветила его довольно выразительное лицо, и, как всегда, Паку тоже захотелось улыбнуться ему в ответ. Дружище Рамон! Он был почти одного роста с Паком, но более худощав и элегантен, как человек искусства. У Пака в центре города детективное агентство по отлову чистых и нечистых, а Рамон владелец трех казино "Сверхусилие", один из немногих в Оркодубре, с кем у Пака сложились добрые отношения.
Последнее время он часто устраивал странные вечеринки, об этом несколько раз упоминали в желтой прессе. Пак считал, что это его личное дело.
Рамон отошел, а Пак несколько минут разглядывал гостиную. Странная мысль пришла ему в голову. Он повернулся к Дораде:
— Вы ничего не замечаете?
— Что?
— Да странное, необычное, непривычное.
— В Рамоне?
— Не только в нем. Во всей сегодняшней вечеринке. Гости смеются слишком громко и неестественно весело хлопают друг друга по спине. За этой нарочитостью явная напряженность. Как будто все притворяются. Им нужно напиться, чтобы забыть что-то.
— Ну, это слишком! Но публика, действительно, подобралась странная. У каждого свои проблемы: чистые и нечистые. Вы догадываетесь, что испортили мне удовольствие от беседы? — решительно заявила она. — Между прочим, вы захватили плавки?
— Плавки? Да, они в машине.
Она улыбнулась, как ему показалось, довольно кровожадно и очень чувственно:
— Они вам не понадобятся.
— Почему? Разве мы не будем купаться?
— Все будут купаться. — Она продолжала улыбаться, а он смотрел на ее ярко-алые губы и никак не мог решить, правда ли она имеет в виду то, что он себе представил во всей красе.
Тут Рамон допил свой бокал и закричал:
— Переходим в бассейн! Раздевайтесь! Скромники могут остаться в неглиже.
Улыбка Дорады обнажила её клычки.
Оглядевшись вокруг, Пак заметил, что все в купальных костюмах и плавках: его разыграли. Нужно было не отставать от других.
Когда переоделся и вернулся, то в гостиной уже никого не было, и он вышел к бассейну. Бассейн был отличный, огромный, заполненный густо-алой жидкостью. На одном его конце находилась вышка для прыжков в воду, а на другом совершенно необычное — водопад или, если говорить точно, кровопад. Он был очень живописен. С помощью специального насоса содержимое бассейна подавалось наверх, а потом с шумом низвергалась по черным каменным глыбам снова в бассейн.
Все столпились возле бассейна, и Чикита вдруг закричала:
— Купальники допускаются, но только не в воде!
Подбежав к вышке, она взобралась наверх, приняла позу манекенщицы, а потом завела руки за спину и расстегнула узенький топ купальника.
— Браво, Чикита! — заголосили все.
Она подняла полоску материи высоко над головой и опять застыла.
Все опять завопили, а Пак промямлил:
— Молодец.
Тем временем Чикита освободилась от второй части купальника, бросила обе в бассейн, опять изогнулась и крикнула:
— Этим меня одарила природа! А это я умею сама!
Она начала раскачиваться на гибкой площадке для прыжка, то и дело вскрикивая. Что при этом творилось со всеми ее прелестями!
Оставаться в плавках было уже неприлично. Но Пак так и не снял их. Чикита как раз прыгнула в бассейн, и вдруг раздался ее отчаянный вопль.
Стремительно выкарабкавшись из бассейна, еле дыша, спотыкаясь и отчаянно вопя, она бежала мимо гостей в дом. Все громко смеялись, раздеваясь, но Пак схватил ее за руку, удержал. Она опять закричала, в голосе ее был ужас. Он встряхнул ее и громко спросил:
— Что? Что случилось?
— Там тело! Чей-то труп!
Сразу же сделалось тихо. Все окружили их и замолчали. Кто-то неуверенно хохотнул:
— Что ты могла увидеть? Кровь — не водичка!
— Успокойся, Чикита, — сказал Рамон. — Этого не может быть.
— Спустите всё из бассейна и увидите! — в ее глазах все еще стоял страх, а губы дрожали.
Воцарилась зловещая тишина. Рамон посмотрел на Пака. Тот пожал плечами.
— Пожалуй, я так и сделаю, — сказал Рамон.
— Столько добра пропадет, — уныло протянул кто-то.
Его слова послужили как бы сигналом. Дорада поправила купальник и застегнула бретельку. Остальные тоже стали натягивать все на себя, не спуская глаз с алой жидкости в бассейне.
— Подожди, Рамон, — сказал Пак и обернулся опять к Чиките. — Где вы его видели?
— Кажется вон там…
Пак подошел к кромке бассейна, протянул руки и, еле шевеля губами, пропел заклинание. Потом спрыгнул вниз. Все ахнули — и напрасно: кровь перед ним расступилась, он шел по сухому дну. Сквозь колышущиеся тени увидел массивный темный предмет. Подошел ближе, наклонился.
— Чёрт побери, что там? — пробормотала одна из девушек с неприятным любопытством.
Взору Пака предстала паутина длинных волос, мерно покачивающихся в алой купели, и смутно различимые очертания лица — женского лица с выпученными глазами и раскрытым ртом. Длинное платье укутывало женщину, как зеленый с кровавым отливом саван.
Из-за протеза Паку не так-то легко было поднять ее, он обернулся к остальным. Рамон, как хозяин и друг, тут же спрыгнул в бассейн и подошел ко нему. Пак отогнал воду, и все увидели, что к телу бедняжки привязаны две здоровенные чугунные чушки. После этого Пак уже не знал, какое тело ему придётся вытаскивать: покойницы или побледневшего до синевы приятеля. Вот тут-то к ним с Рамоном и присоединился один из гостей. Пак и он нагнулись, чтобы поднять тело, как вдруг добровольный помощник тихо охнул.
"Еще один слабонервный", — раздраженно подумал Пак, но тот взял себя в руки и помог детективу, бормоча:
— Я видел её в Сентэриде, в областной прокуратуре.
— А ну-ка, ну-ка, подробнее, пожалуйста, — положив тело на плитки дорожки, попросил Пак.
Мужчина неуверенно посмотрел на остальных, детектив кивнул и, предоставив Рамону решать, что делать, самому, повел неожиданного свидетеля к дому. Там они выпили по рюмке крепкого, и мужчина сказал:
— Рамон по просьбе унтера Дирка поселил меня у себя. И опять… еще одна… — тут он вдруг замолчал и подозрительно поглядел на Пака.
Пак указал ему на неуклюжий старинный телефонный аппарат:
— Позвоните Дирку и спросите его обо мне.
Что он и сделал. Переговорив с Дирком, Алекс Ромишев посмотрел на Пака с жадным интересом и сказал:
— Детектив? По чертовщине? Вы-то мне и нужны.
Не успел Ромишев рассказать о своих приключениях в самых общих чертах, как вся компания гостей ввалилась в гостиную. Другого пути от бассейна к выходу из виллы у них не было, точнее, привычного пути. Пока никто из них не догадался продраться на волю сквозь колючую живую изгородь или перелезть через трёхметровый забор с сигнализацией. Позади всех плёлся Рамон, которому бежать было бессмысленно, так как был у себя дома.
— Вот что, — тихо сказал Ромишеву Пак, — никому ничего не рассказывайте. Как только сюда приедет Дирк, мы пойдём ко мне в гостиницу и договорим.
Тем временем гости атаковали столы с напитками и стали безмолвно успокаивать нервы. Пак отметил, что происшествие взволновало всех больше, чем того заслуживало.
Наконец щеголеватый толстяк по имени Аристид дрожащим голосом сказал:
— Вот так всегда в Бладвуде: кто-нибудь обязательно испортит веселье.
Возможно, он хотел только нарушить тягостную тишину, но никому его реплика не понравилась, а Рамон тихо выругался. Однако молчание было нарушено, и гости возмущённо загалдели.
— Когда приедет Дирк? — спросил Пак Рамона.
Тот испуганно взглянул на детектива:
— Зачем?
— Ну, знаешь ли… — Пак замолчал, не закончив фразу.
Внезапно Рамона поддержали ещё двое гостей:
— За каким чертом звонить шерифу из-за пустышки?
— Я вовсе не хочу быть замешанным в этой истории, да и никому из нас это не нужно.
— Подумаешь, пустышка! Разве вы не поняли, что это пустышка? — фыркнула и одна из девушек, нервно оглаживая руками платье на груди и бёдрах.
Пак обвел всех взглядом, избегая смотреть на Ромишева:
— Ну и что? Кто-нибудь может объяснить случившееся? Как и почему пустышка оказалась в бассейне в таком странном виде?
Гости молчали. Некоторые отводили глаза, качая головой. Пак повернулся к Рамону:
— Это твой дом. Ты можешь все это объяснить?
— Просто ужасно, Аднаногий… Я не могу понять, как такое могло произойти?
— Разве вы не поняли, что это пустышка? — настойчиво повторила теперь и Дорада, томно заглядывая в глаза Пака, надувая сладкие губки, изгибая красивое тело, то есть, вовсю пытаясь применить своё тактическое оружие.
— Я понял, — кивнул Пак, отводя от неё взгляд.
— Так в чём же дело? Неужели мы не можем разойтись по домам? — раздраженно спросил смуглый мускулистый красавчик, до этого стоявший в стороне.
— Вам не кажется странным такое обращение даже с пустышкой?
— Это глупая шутка, мерзкая шутка! — вспылила он.
— Согласен. Именно поэтому нужно позвонить шерифу.
Рамон неуверенно спросил:
— Аднаногий, но почему ты решил, что нужно кого-то вызывать? Может быть…
— К сожалению, Рамон, никакие "может быть" не спасут. Обязательно кто-то проболтается, и будет ещё хуже.
Рамон поморщился и покачал головой. Тут Пак, наконец, догадался, что многие из гостей по вполне ясным причинам не желали, чтобы их имена попали на страницы газет под крупными заголовками, открыто заявляющими не столько о грубой проделке неведомого шутника (если это был шутник), сколько о непристойной вечеринке с кровавой купелью и прочими скандальными подробностями. Все явно стремились поскорее разойтись и разбежаться. Короче говоря, предложение детектива ни у кого не вызывало одобрения.
— У меня имеется лицензия частного детектива, — тем не менее, продолжал он им втолковывать, — о любом известном мне трупе и даже его имитации я обязан сообщить в ближайшие правоохранительные органы, иначе лишусь этой лицензии. Но ведь и любой обязан в такой ситуации действовать так же.
Смуглый красавчик не отступал, лицо его потемнело, чёрные глазки превратились в щёлочки, из которых выглядывало злое животное:
— Послушайте, Аднаногий, вы, кажется, решили, что лицензия детектива позволяет вам здесь командовать? Забудьте о шерифе, дорогуша.
Пак смерил его взглядом. Ишь ты, "Аднаногий"? Приятелем этот брюнет ему не был, значит, набивался во враги?
— Да кто вы такой, черт возьми?! — красавчик повысил голом, хотя Рамон пытался его успокоить:
— Тихо, Марк, подожди, Марк…
— Неужели он не может понять, что произошло не убийство, а всего лишь дурацкий розыгрыш?! — окрысился Марк и на Рамона.
Пак смерил красавчика Марка взглядом:
— Розыгрыш? И вы назовёте мне имя автора этой шутки, типа с тонким чувством юмора и нежной любовью к Рамону и всем вам? Нет? То-то и оно. Для вашего сведения, приятель, я предлагаю позвонить шерифу в ваших же интересах. Надеетесь замять это дело? В таком случае вы наивный младенец, если таковые еще в Бладвуде водятся. Не пройдёт и недели, как вам позвонят и нежным голосом посоветуют купить молчание. Кому-то здесь такой расклад нравится?
— Вы не станете звонить, — упорствовал Марк.
— Зачем звонит? — уже раздражённо спросила Дорада.
Глядя на неё, Пак вдруг вспомнил своё недавнее впечатление во время вечеринки, которым именно с ней тогда и поделился: неестественное поведение собравшихся. А теперь они буквально тряслись от страха и злобы при мысли, что сюда прибудет Дирк. Но ведь пустышка, всего лишь пустышка. Очень неприятно и скандально, но такой братии к скандалам не привыкать. В конце концов, не убийство произошло или иное преступление?
— Да нет же, если никто ничего не знает, — неуверенно возразил и Рамон.
— А ты уверен, что никто? Ты хочешь, чтобы тебе на шею сели шантажисты, а потом и законники начали размахивать статьями об укрывании преступления? — начал блефовать Пак.
— Какие там статьи? — возмутился Аристид. — Что вы нам сказки рассказываете?
Он казался самым разумным среди всех, а потому мог толкнуть остальных на глупость. Пак перешел на официальный тон:
— Рамон, в присутствии свидетелей спрашиваю: у тебя есть, что сказать против того, чтобы я позвонил шерифу?
Рамон думал несколько секунд, потом махнул рукой:
— Поступай, как хочешь, Аднаногий, тебя не удержишь. Но это нелепо, и я не понимаю, почему…
Выругавшись про себя, Пак направился к телефону, как вдруг услышал позади хриплое рычание: "Стой, легавый!" — и ему показалось, что потолок вдруг подпрыгнул на два метра и обрушился ему на затылок. Ноги его подкосились, он опрокинулся назад и оказался сидящим на ковре. В голове шумело, затылок ныл, голова раскалывалась от боли, и Пак не мог сообразить, что произошло. Он с трудом повернулся набок, опираясь на руки, и увидел скандального красавчика, лежавшего в нескольких шагах от него. Над красавчиком стоял со сконфуженным видом Ромишев, все гости смотрели на него, а Рамон озабоченно хмурился. На лицах девушек читался либо страх, либо, как у Дорады, любопытство. Детектив понял, что его сбил красавчик, а красавчика, в свою очередь, нокаутировал Ромишев.
Когда в сопровождении Ромишева Пак зашагал к телефону, никто даже не пикнул.
— Спасибо, — сказал он Алексу, — но я не думаю, что кто-то ещё решится на подобное. И я тоже теперь начеку.
— Да, наверное. Но я просто хотел у вас спросить: что значит — пустышка? Вы все так говорили о трупе, как будто это была не убитая девушка, а…
— А это не убитая девушка, это робот. Я не стал его проверять, но возможно он даже исправен и вполне функционален.
— Робот?! Но я же сам видел…
— Андроид. Очень хорошо сделанный человекоподобный робот. Вы не знали?
— Я не знал, что такое может быть! И… слушайте, я же видел ее совсем рядом, разговаривал!
— Вы говорили с ней, она вам отвечала? — усмехнулся Пак. — И не удивились?
Алекс покачал головой:
— Нет, она ничего не говорила, только улыбнулась. Но всё-таки…
— Я же говорю: они очень хорошо оформлены. Какой смысл делать робота человекоподобным, если это будет большая кукла? Жутковато будет. Нет, мимика, жесты, движения у них очень естественные.
— Невероятно!
Пак хмыкнул:
— Забавно, что вы… Ладно, об этом в своё время…
Даже хороший знакомый, если он шериф и прибыл на место преступления, не может потерпеть вмешательства частного детектива в свою работу. Поэтому, опросив Пака Эйвонского первым, унтер Дирк многозначительно сказал ему:
— Я вас здесь не задерживаю. Очень прошу не сообщать о происшедшем прессе. И если уж Ромишев теперь ваш клиент, то присмотрите за ним. Оставлять его в этом доме я не решаюсь.
Пак пообещал держать рот на замке, а всех жаждущих сведений о странном случае направлять в контору шерифа. С тем его и отпустили. С Ромишевым они договорились, что Пак отправится в гостиницу, где остановился, а когда шериф решит, что Алекс ему больше не нужен, то тот придёт туда же.
Заложив большие пальцы за ремень брюк и немелодично насвистывая, Пак шёл вниз по аллее, покидая район вилл Бладвуд. Происшествие с пустышкой было странным, но сегодня уже мало, что могло его удивить. Вот и не верь в приметы, подумалось ему.
А ведь еще недавно, немного после полудня Пак был настроен вполне оптимистично. Тогда тоже шёл к своей гостинице. Черный кот перебежал улицу.
Поздно, котяра, поздно, улыбнулся Пак Эйвонский, один из наиболее счастливых в тот момент детективов в Оркодубре. Как раз получил самый крупный в жизни гонорар за помощь в благоприятно закончившихся переговорах по закупке горючей морской воды. Его клиент к сумме, записанной в контракте, прибавил еще кое-что от себя. Детектив изумился, не в обычаях такое было, но не протестовал. По двум причинам: бонус был солидный, а, кроме того, не хотел обидеть клиента-человека, для которого такого типа комиссионные были нормальной формой благодарности. Тем более что было за что. Устранение конкурентов, вампиров, было искусной работой. Хотя удалось это, в общем-то, благодаря счастливому стечению обстоятельств, а не как результат кропотливого, существенного труда табуна специалистов.
Но клиент об этом не догадывался, а Пак не желал портить свою репутацию.
А потом позвонил Рамон и пригласил к себе на злосчастную вечеринку.
Ладно, сейчас трудно строить какие-либо предположения, слишком мало успел ему рассказать Ромишев. Пак был по-королевски платежеспособен, делать ему больше было нечего, следовательно, поел в "Фортуне", потому что этот ресторан был дорогим и попался ему по пути. Оставалось теперь упаковаться и в дорогу на заслуженный отдых.
Три дня. Ну, почти три дня в абсолютной тишине. Для горожанина отдых на природе — это тишина и безмолвие по сравнению с обыденностью. Только шум леса. Или плеск весла, когда старая лодка неторопливо скользит по зеленой ряске лесного, наполовину заросшего озерца. Потрескивание огня вечером и ни живой души, кроме него и, естественно, комаров.
Два года тому назад Пак присмотрел в окрестностях родного Оркодубра покинутую лесную сторожку, купил втридешева, отремонтировал и приезжал в нее, когда только мог. Всегда один. Этот домишко имел, между прочим, название, кто-то из прежних хозяев название это — "Приют водяного" вырезал на балке над крыльцом.
В сторожке мебели почти не было, а вещей и того меньше, и всё-таки в прошлую зиму кто-то пробовал вломиться в неё. Вряд ли специалист-домушник, потому что ничего не вышло: добротные замки и жалюзи быстро отбили у него охоту.
"На всякий случай хорошо бы установить какую-нибудь сигнализацию, — подумал тогда Пак. — Только что она даст в такой глухомани? Разве что вместо сирены прозвучат очереди из "калаша" или громкий голос рявкнет: "Уматывай!". А может попросту: "ВНИМАНИЕ! УТОПЛЮ! ВОДЯНОЙ!".
Так он мысленно шутил, заходя в свой крохотный номер.
— На пол! — услышал неожиданно и в то же время почувствовал на спине прикосновение чего-то, что могло быть как толстой авторучкой, так и дулом пистолета. Принял версию, что это пистолет, и без лишнего сопротивления улёгся на полу собственного кабинета, лицом вниз, как велит обычай в таких ситуациях. Способ, которым молниеносно был скован наручниками, свидетельствовал, что Пак имеет дело с профессионалом, по крайней мере, по наложению наручников. Утешительно, что не был ликвидирован сразу. Но не совсем утешительно: оппонент будет или требовать информацию, или наймёт для работы, уже бывали такие лихие наниматели с очень противозаконными предложениями.
— Садись! — послышался очередной приказ. Пак поднялся на колени и повернул голову: место за письменным столом уже занял непрошеный гость. Остались ему на выбор два кресла. Проблема в том, что неудобно сидеть с руками, скованными сзади.
— Я постою, если не возражаете, — предложил Пак вежливо, давая в то же время гостю понять, что не видит смысла в долгом визите и фамильярном переходе на "ты".
— Не возражаю, — оппонент развалился за столом, словно за своим.
Исключая невидимую голову, можно было бы сказать о посетителе, что выглядел как эталон незаметности: не высокий и не низкий, не толстый и не худой, с голосом бесцветным и равнодушным. Джинсы, рубашка в сине-белую клетку и кроссовки тоже не придавали ему оригинальности. Голос! Стоп, стоп, стоп… Голос-то Паку знаком, хотя совсем нехарактерный. Такой же незапоминающийся, как остальные приметы. — Чувствуйте себя, как дома, — рассмеялся Пак, глядя, как незваный гость под его изучающим взглядом начал ёрзать в кресле.
— Благодарю.
— Простите, что ничем не угощаю.
— Ничего страшного, — незаметный явно старался произвести впечатление, что у него времени вагон и маленькая тележка.
— Рад за вас. А вот я чувствую себя скованно.
— Откуда же скованность, разве вы не у себя?
— Так вы же меня сковали, — продолжал Пак дурацкий обмен репликами, в то же время пытаясь сообразить: "Чёрт побери, откуда я его знаю?"
— Надеюсь, что вскоре всё изменится, — пожал плечами незаметный.
— Я тоже. — "Ну, и чего он тянет кота за хвост? Что этому безголовому нужно?". — Вам не слишком жарко под маской в такую жару?
— Верно, — сказал незаметный и снял невидимость с головы.
— Оболтус! — Пак начал закипать: над шеей оппонента возникла голова Мосластого, приятеля времён учёбы на юридическом, а затем года в разведшколе в Сэнтэриде, откуда Пака деликатно отчислили за отлично имитируемую им тупость. Мосластый и тогда откалывал сумасбродные номера, но не такие. Кроме того, должен был повзрослеть за пять лет.
Явно не повзрослел, потому сто нагло ухмылялся.
Пак длинно выругался.
— Не-а, — жизнерадостно ответил Мосластый. — Насчёт моей родни ты кругом неправ.
— Уверен?
— Ага.
— А я здесь не "ага". Какого чёрта ты вытворяешь?
— Не нужно так нервничать.
— Тогда раскуй меня немедленно! Ты спятил.
— Нет.
— Тогда говори и не паясничай, у меня уже руки немеют! Пришел меня арестовать? Покажи бумагу.
— Мы должны поговорить.
— Я не буду разговаривать в наручниках, — возразил Пак.
— Мы должны поговорить о жизни.
Пак молчал.
— О чьей жизни спросишь? Или ты не услышал?
Пак молча сверлил его взглядом. Мосластый вздохнул и поднялся из-за стола.
— Ты мне, угрожаешь? — спросил он.
Пак молчал.
— Я спрашиваю: ты мне грозишь? Не нужно, я пришел тебя предупредить. Ты, старина, зарвался. И заверяю тебя, что если нет у тебя бронированной "крыши", то уже можешь чувствовать себя выбывшим из этого ПАБА или как оно там называется, твоё агентство?
— "Пак — оперативный ликвидатор неприятностей", сокращенно ПАОЛИНЬ. Разговариваешь с владельцем.
— Отнимут у тебя лицензию.
— Нет лицензии. Никто не выдает лицензию на советы, как оформлять интервью или пиарить мыло.
— Ты смотри на него! Несостоявшийся Бонд занимается советами.
— И советую тебе прекращать веселье. Мне надоело. Последний раз прошу — сними с меня наручники и топай отсюда.
— И таким образом пришли к делу.
— Какому еще делу?
— Я сковал тебя, чтоб ты меня не выбросил, прежде чем мы не поговорим.
— А что ты такого имеешь предложить, чтобы я не захотел тебя выслушать? — хмуро спросил Пак.
— Ага, есть предложение. Выслушаешь, обдумаешь и решишь.
— Нет.
— Потому что, если не примешь это предложение, то получишь время на размышление, много времени. Мы не хотим затруднять тебя сроками, но мы думаем, что скованные руки могут помочь тебе скорее справиться с проблемой.
— Мы? Кто это "мы"? Или ты уже захватил какой-то трон и говоришь о себе: "Мы, наше величество".
— Это не шутки. Мы — это я и мой заказчик.
— Угу, ты та рыбка-лоцман, что торчит у носа акулы.
— Можешь думать, что угодно.
— А почему я должен соглашаться? И почему ты так уверен, что, согласившись, я не откажусь потом?
— Ты хорошо умеешь считать доходы и расходы не только финансовые, но и моральные — настоящий бухгалтер.
— Ладно, принеси из ванной табурет, чтобы я мог нормально сидеть, и выкладывай, что там у вас. Мне некогда.
Мосластому вполне хватило четверти часа. Номер с ноутбуком был эффективен. Растирая только что раскованные запястья, Пак смотрел на старого знакомого с удивлением. Только-то? Пароль доступа сказал сразу, иначе должен был бы ждать, пока расшифрует его какой-нибудь молодой хакер. Это пара часов работы. Потом розыск материалов по киднэппингу — минута, просмотр — десяток минут. Если даже все пойдет хорошо, то почти три часа ожидания, а ноутбук не вернут. И неизвестно, что там еще могут тем временем подсунуть в номер.
Конечно, Пак никогда не держал в ноутбуке ничего ценного. То, что принесёт Мосластый своему заказчику, можно прочитать в любой газете. Но его ошеломил сам факт вот такого наглого нападения.
— Прости, старина, в том, что я делаю, нет ничего личного, — развёл руками Мосластый. — Досадно мне даже, что попал на тебя. Но сам понимаешь… работа. А тебе успехов. И помни: когда есть шанс сделать хороший поступок, всегда подумай о его плохих последствиях. Кстати, угрожать тоже очень нехорошо.
— Выйди, ханжа, а то я тебя обрыгаю.
Мосластый убрался восвояси, и почти тотчас же в дверь постучал Ромишев. Пак был так зол, что чуть было не послал Алекса со всеми его проблемами назад к Дирку. Удержала его от этого профессиональная порядочность.
Прошло полчаса после звонка Пака шерифу, и на месте происшествия уже собралась довольно многочисленная группа заинтересованных лиц. Необычно большая для такого, по мнению Крутяги Рамона и его гостей, ничтожного происшествия. Кроме двух помощников Дирка в форме, которые прибыли первыми, здесь присутствовали эксперт из криминалистической лаборатории и следователь из отдела убийств. На вопрос Рамона, каким боком к данному случаю собирают привязать убийство, следователь внушительно заговорил о сублимации агрессии, потом прямо заявил, что жертвой должна была стать одна из присутствующих девушек.
Хорошо ещё, что Рамон успел спустить содержимое бассейна и сполоснуть его от бурых потёков и разводов, ведь вслед за местными представителями властей появилась пара детективов в штатском из столицы дистрикта, которые случайно — совершенно случайно, а как же! — именно сегодня прибыли в Оркодубр по какому-то делу. А за ними на территории виллы, тоже непонятно каким образом, материализовались пятеро журналистов: два местных, а трое из Сентэрида, причём один из приезжих даже с камерой прямой передачи.
Унтер Дирк лично руководил осмотром. Рамон надеялся, что прибудет первый заместитель Дирка по расследованию убийств, которого давно и хорошо знал и который собирался вскоре занять место своего начальника. Он-то был здесь, но в присутствии шерифа мало что мог сделать, чтобы в угоду Рамону не раздувать ажиотаж.
Большинство участников вечеринки были оставлены в гостиной, но Рамона и Ромишева, после того, как они дали объяснения следователю возле бассейна, Дирк попросил там задержаться. Он отвел Рамона в сторону.
— Послушайте, на остальных мне наплевать, но вы попали в неприятную ситуацию.
Они были старыми знакомыми, как и с Паком, но на самом деле Дирку было наплевать в этой истории на всех, кроме Ромишева и частного детектива. Тем не менее, с такими типами, как Рамон он не считал нужным проявлять порядочность.
— Пустышка, столь явно имитирующая труп, обнаружена в вашем бассейне. Как это могло случиться?
Хозяин виллы, глядя в сторону, покачал головой и нервно подергал себя за нос.
— Кроме того, Рамон, — продолжал Дирк, — кажется, вы не хотели вызывать нас?
Рамон взглянул на Дирка.
— Пожалуй, вы правы, я этого не хотел, но кто бы захотел на моем месте? Кажется, я просто растерялся — мне никогда не приходилось сталкиваться с такими мерзкими шутками.
— Все ваши гости, как один, уверяют меня, что всё это шутка. Такое единодушие, по меньшей мере, странно, если этот единодушный хор голосов не согласован заранее. Но ведь пустышку не просто бросили в бассейн или даже зафиксировали на дне с помощью груза. Судя по тому, какой ей придали вид, перед нами имитация убийства.
— Какая чепуха, шериф! Не пришивайте нам сговор и прочие нелепицы! Чем же ещё может быть такой случай, если не шуткой весьма гнусного пошиба. Просто найденная в бассейне пустышка только удивила бы нас. Но найденная именно в таком виде испортила всем настроение и, боюсь, может испортить репутацию.
— Чем же? — со скрытой иронией спросил Дирк. — Если вы всего лишь купались в бассейне, а кто-то подложил вам такую свинью, то это вызовет сочувствие.
— Да-да, вон они, авангард сочувствующих, — кивнул Рамон в сторону виллы, откуда выглядывали журналисты. — Я владею крупным бизнесом. Вы знаете, шериф, что в моих казино бывают солидные люди. Стоит им засомневаться в моей респектабельности…
— А кто может засомневаться?
— Послушайте, Дирк, — вкрадчиво сказал Рамон, — я все думаю об Аните. — Он нахмурился. — Боюсь, это еще больше осложнит наши отношения.
— Может быть, совсем наоборот, эта история поможет укрепить ваши узы. Сочувствие жены… Ладно, — Дирк перестал иронизировать, — вы хотите сказать, что пока она лечится в том санатории, вы собираете такие вечеринки.
Рауль горестно вздохнул:
— Может быть, но боюсь, что это ещё не всё. Вот что я скажу вам, Дирк, я был и остаюсь жалким идиотом.
Пожав плечами, он ушел. Дирк смотрел ему вслед, восхищаясь актёрскими талантами "безутешного супруга". Затем подошёл к Ромишеву.
— К вам у меня вопросов нет. Могу только успокоить вас — это не та… м-м-м… особа из прокуратуры. Так что эта выходка вряд ли связана с вашим появлением здесь.
— А вы уверены, что это не она?
— По крайней мере, если судить по регистрационному номеру. Номер совпадает с номером секретарши местного стоматолога, а подделать такой номер трудно.
— А внешность… я хочу сказать, внешний вид?
— Возможно они из одной серии, все экземпляры в серии идентичны даже в одежде. Так что отправляйтесь к Паку Эйвонскому, ничего другого я вам посоветовать не могу. Конечно, мне бы нужно было поселить вас опять у человека, но, с другой стороны, на Пака можно положиться.
Слегка ошеломлённый его словами, которые всё больше запутывали его и ничего не объясняли в оркодубрских реалиях, Алекс молча кивнул. По приказу Дирка один из помощников отвёз его к гостинице, где остановился частный детектив. Заметил его ещё из машины, входившего в гостиницу, — где-то Пак задержался. Алекс поблагодарил, что подбросили, и поспешил было на второй этаж за Паком, но администратор остановил его:
— Простите, вы не взяли ключ. Из какого вы номера?
— Я в двести восемнадцатый номер, меня ждут.
Служащий отступил в сторону, Алекс поднялся на лифте, и хотя Пак как раз заходил в свой номер, кричать ему не стал. Подошёл к двери, поднял руку, чтобы постучать и замер. За дверью слышался резкий голос — не Пака. Голос очень неприятный.
Алекс приоткрыл дверь и быстро закрыл: ему хватило секунды, чтобы увидеть Пака на полу и неизвестного, который надевал детективу наручники. Что происходит? Вмешаться? А если напавший вооружён? Получить пулю самому и спровоцировать выстрел или удар для Пака?
За дверью опять послышался голос, и Алекс опять приоткрыл дверь, совсем чуть-чуть, чтобы сориентироваться в ситуации. Когда по разговору понял, что детективу смерть не угрожает, что его просто напросто шантажируют, закрыл дверь и, пройдя к выходу на лестницу, спрятался за углом.
Минут через двадцать послышались быстрые шаги. Так и есть, незнакомец не собирался афишировать себя, спускаясь в лифте. Когда он свернул на лестничную площадку и оказался перед Алексом, тот мгновение определял: да, тип с наручниками. Наручников видно не было, но ухмылялся, очевидно, вспоминая разговор с Паком.
Алекс выбросил вперед правую руку, словно пытаясь схватить его за горло, действовал стремительно, вовсе не собирался его душить, а только отвлечь, пока левой рукой поднимал на уровень его лица баллончик. Если бы его правый кулак противника оказался быстрее, все могло бы сложиться иначе. Этого не случилось, тот отпрянул и, взмахнув руками, рухнул бы без чувств на землю, если бы Алекс не подхватил его на полпути. Теперь он запросто мог превратить бессознательное тело в хладный труп, но всего лишь затащил в маленькую комнатку, дверь в которую открывалась с этой лестничной площадки.
Затем вернулся к двери номера Пака, постучал и громко сказал:
— Пак, это Алекс Ромишев! Я пришёл, как мы и договорились!
Пак пригласил его войти, но еле удерживал на лице маску вежливости. Будь Алекс на месте детектива, ему тоже захотелось бы послать гостя к черту, а то и более нецензурно. Поэтому он сразу сказал:
— Ваш посетитель сейчас спит и будет в таком состоянии ещё часа полтора. Если вам это интересно, конечно.
— Спи-ит? — Пак широко раскрыл глаза, а широкий рот его растянулся почти до ушей. — Зачем вы его так?
— Подумал, может, вы захотите поговорить с ним в равных условиях.
— Нет, я и в неравных его переиграл. Тьфу ты, что же нам теперь с ним делать? Я не хотел бы, чтобы он где-то валялся совсем беспомощный и потом постоянно обижался за этот случай.
— Ну, простите, что оказал вам такую медвежью услугу, — развёл руками Алекс.
— Да ладно, в конце концов, для него это издержки ремесла. Пошли, перенесём его сюда, что ли?
Через несколько минут Мосластый уже сладко посапывал в ванной комнатке номера Пака, а детектив, расхаживая — шесть шагов до окна, шесть шагов — говорил Алексу:
— Вы не обращайте внимания, что я тут мельтешу. Стресс снимаю, так сказать. Сейчас поедем за город. Это не бегство, не думайте. Мы с вами уязвимы везде. Но там, по крайней мере, воздух, природа, погода сейчас славная. Но прежде… — Он тяжело вздохнул. — Неприятная у меня сейчас роль и не нравится мне то, что должен сделать. Люди обычно сильны именно своими иллюзиями. А тут — здрасьте — голенькая и неприятная правда.
Алекс насторожился.
— Это вы к чему ведёте? — пристально глядя на Пака, спросил он. — Вы что-то знаете о моём отце?
— Мало что, но знаю, однако речь не о кэптэне. Сейчас я покажу вам один сюжетик, хроника, так сказать. Я его немного смонтировал и прокомментировал. Смотрю иногда сам. Ну, и если нужно кого-то просветить насчёт того, как по-настоящему обстоят дела, тоже показываю. Это проще, чем словами… доходчивей. Так что садитесь поудобнее и постарайтесь смотреть без вопросов. В конце сюжетика всё поймёте, что неясно будет.
Он выглянул из хижины и смущенно огляделся.
Голос за кадром:
"Гоблин ни за что не поднялся бы в такую рань, но под окном хижины кто-то долго выкрикивал какие-то странные и сложные сочетания звуков. Чего доброго, это было его имя. И, вполне возможно, его вызывали на бой. На мечах или на амулетах.
К радости гоблина возле хижины уже никого не оказалось. Может быть, кричавшему надоело драть глотку. Может быть, он и сам не слишком рвался в бой. А может быть (и это был бы лучший вариант), все эти вопли совсем не были именем гоблина, а просто-напросто, голосовой гимнастикой".
— Доброе утро, — сказал кто-то негромко почти на ухо гоблину. — Я тебя разбудил? Сожалею. Но посмотри, какое удачное утро!
— Привет, эльф… как там тебя, не помню… Доброе, удачное… Э-э-э… как-то мы не так выразились…
Гоблин мельком окинул взглядом привычно безжизненную серую пустыню, начинавшуюся у его ног.
Голос за кадром:
"Разговаривать, даже с неудачными выражениями, было интереснее".
— Ничего, ничего, ответил его собеседник. — Я тоже опять всё забыл, даже твоё и своё имя. И опять придётся пробираться в Резиденцию и заглядывать в Книгу.
Голос за кадром:
"Бедный эльф! — подумал гоблин. — И ведь милейший же человек!"
А эльф вполголоса продолжал распространяться о своих печалях:
— Ты же понимаешь, записывать ничего не дозволяется. Разве что памятные дощечки. А я всегда был немного рассеянным. И вот: я помню, что я — эльф. Но какой? Вот в чём вопрос! Светлый или Тёмный? А может быть, прозрачный? И опять же… имя… Ну не могу я запомнить такое дичайшее сочетание букв. Единственное, что помню: начинается оно на Ы. Или на КФЫ?
— На Ы, на Ы, — успокоил эльфа гоблин и тяжко вздохнул. — А я вот своё имя забыл начисто. Хоть бы вспомнить пару первых букв. Я бы ими вполне обошёлся!
— Гоблин-заика? — с сомнением спросил эльф.
— А почему нет? — запальчиво возразил гоблин. — Такой, понимаешь ли, фирменный знак, имидж!
— Ш-ш-ш! — эльф погрозил ему пальцем. — Нужно говорить: обличье или личина.
— Причём тут лицо, когда я о выговоре? И разве мы не одни?
— Как же одни, когда на краю крыши пристроилась горгулья и слушает нас, вон, глянь.
— А, — широко улыбнулся гоблин. — Привет, Све… Гм-м… Я хотел сказать: приветствую тебя, горгулья… э-э-э… Ну, не важно, как тебя зовут.
— Да в конце концов! — неожиданно вскипел эльф. — Хватит, хватит с меня!
Горгулья торопливо спрыгнула с крыши и ласково взяла эльфа за руку. Эльф невольно отпрянул. Потом смутился и виновато сказал:
— У тебя такие холодные пальцы.
— Ничего не поделаешь: камень, — с улыбкой пожала горгулья плечами.
— Ну что ты орёшь! — мягко втолковывал эльфу гоблин. — Опомнись! Ещё Светлый Маг услышит и обернёт тебя в мелкую нечисть. На место нынешней.
Эльф фыркнул, но промолчал. По всему было видно, что ласковое, хоть и холодное прикосновение горгульи и слова гоблина пролились бальзамом на его вскипевшую душу.
— Ладно, — сказал гоблин уже деловито. — Раз все подхватились, как ранние… гм-м… неважно кто… то пора за работу! Где колесница, запряжённая драконом? Эге! Я вижу дракона, но не вижу колесницы.
— Колесницы не будет, — коротко отозвался дракон.
— Очень мило. Впрочем, гоблины, обычно, и не ездят на колесницах. Они ездят на скакунах. Где скакуны?
— Где и вчера: на конюшне, — опять коротко ответил дракон.
— Ну ты скажи, а я бы и не догадался! И как же мы доберёмся к Логову Вра… Вру…
— Враудры, — подсказал эльф.
— Да, именно. Как мы туда доберёмся?
— Ножками, — опять коротко ответил дракон.
— Щас всех убью! И пожалуюся Светлому Магу.
— Светлого Мага я известил ещё утром.
— Ты хорошо устроился: мы будем топать к Логову, а он прохлаждаться в пещере!
— Я пойду с вами и помогу.
— Аюшки? Вот это другое дело! Где тут самая тяжелая сума? С волшебными жезлами. Держи, огнедышащий! Горгулье самую лёгкую, с амулетами.
— Не делайте из меня фею!
— Голубушка Све… я хотел сказать, горгульичка. Ты когда-нибудь ходила пешком к Логову Врудры?
— Враудры, — тихо подсказал эльф.
— Ну и я о том же. Мы не пройдём и трети пути, как начнём громко ру… произносить вслух руны.
— Вам хорошо, — пожаловался эльф.
— Чем же это нам хорошо?
— Дракон может говорить, что хочет и на каком угодно языке…
— Но не более семи слов подряд, — буркнул дракон.
— …Горгулья тоже…
— Но периодически должна замирать в разных каменных позах. И хотя бы раз в день забираться на крышу, — напомнила горгулья.
— …Гоблину вообще можно только порыкивать…
— После того ледяного пива, которое я вчера пил в буфе… в кабачке "У Ведьмы", порыкиваний сегодня не ждите.
— …А на слух и не скажешь! Да… о чём это я?.. Белый Маг может бренчать на всех языках, но ему это ужасно нравится. Я же должен говорить на орорском эльфийском наречии, которое впервые услышал месяц назад. Где справедливость?
Дракон молча протянул эльфу небольшую дощечку с десятком нацарапанных пар слов.
— Вот спасибо! — расчувствовался эльф. — А я думал, что потерял эту памятную табличку. С горя перед сном, а потом утром повторял эльфийский алфавит.
Голос за кадром:
"Гоблин вспомнил утренние вопли под окном хижины и содрогнулся".
— Да, все пятьдесят шесть букв, — продолжал хвастаться эльф. — Аоэрья!
— Красиво, — вежливо кивнула горгулья. — И как это переводится?
— Это двадцать седьмая буква.
— Гм, да, — сочувственно покивал гоблин. — Ну, нечисть, двинулись!
— Драконы, строго говоря, не относятся к нечисти, и поэтому… — возразил было дракон.
Но гоблин перебил его:
— Уже больше семи слов подряд. Можешь пожечь нас огнём. А, вот и мелкая нечисть проснулась!
— Уходите? — донёсся до них срывающийся, почти мальчишеский голос мелкой нечисти. — Так рано?
— Тошно тебе тут одному? — сочувственно сказал гоблин. — Ничего, к обеду Светлый Маг вернётся от руково… от Светлого Властелина. И завтра мы возьмём тебя с собой. Пусть шеф… хочу сказать, Светлый Маг держит связь с баз… со Светлыми Силами.
— А вам не хочется… ну хоть иногда, чтобы Светлый Маг опять превратил нас в людей?
Гоблин натянул на голову свой колпак, оглядел из-под широких полей горизонт и хмуро сказал:
— Нет, малыш, здесь человек не выдержит. Людям здесь делать нечего! Ну, пошли!
— Оы-ы-эх! — вздохнул эльф, поправляя тяжёлую сумку.
— А это какая по счёту буква? — поинтересовалась горгулья.
— Это я говорю, что сума тяжеленная.
— Как ёмок эльфийский язык, — злорадно усмехнулся дракон.
И отряд зашагал по унылой серой пустыне к далёкой гряде невысоких чёрных холмов.
…- Уже почти месяц они на поверхности, — объяснял психолог начальникам геофизических отрядов. — И всё в норме: исследования идут по плану, физическое состояние у них вполне приличное, психологически они уже полностью адаптировались. Честно говоря, мы могли просто поставить вас всех перед фактом, но дали возможность увидеть своими глазами все выгоды такого метода проведения работ.
— Но не жестоко ли предлагать людям превращаться, пусть на время, в гоблинов и горгулий? — спросил кто-то из присутствующих.
— А разве менее жестоко предлагать им работать в нечеловеческих условиях и оставаться людьми? Днём — тяжёлая и опасная работа. Вечером — обитание в тесных комнатах базы в компании одних и тех же людей. Начинаются склоки, обстановка накаляется. Некоторые начинают пить, Опять же проблемы с разнополыми сотрудниками.
— Но разве э т и не ругаются?
— Ого! Ещё как! Ругаются и ворчат целый день! Но им так досаждают и раздражают их условия ролевой игры, которую мы им гипнотически навязали, что они совсем перестали воспринимать тяготы своего быта и работы, как нечто необычное.
Все замолчали и опять внимательно смотрели на экран.
Голос за кадром:
"От маленького домика базы по серой пустыне удалялся отряд геофизиков в составе двух крепких молодых мужчин и красивой женщины, нагружённых рюкзаками с инструментами и приборами. А вслед им с порога домика всё ещё смотрел парнишка-практикант".
Алекс Ромишев перевёл взгляд с замершего изображения на лицо Пака.
— Этот парень… Этот практикант — вы?
— Нет, это старая запись, ей лет сто пятьдесят. Но вы глазастый, сходство уловили. Практикант — мой прапрадед, а запись передал мне мой дедушка… когда пришлось меня просветить, как вас сейчас.
— Где они работали?
— Здесь, только на Экваториальном континенте.
— Разумно. Но какое это имеет отношение ко мне? Что я должен понять?
— Ваш отец, кэптэн, Морской колдун был некромантом. Вы изучали магию, владеете рунами. Я эльф, а Рамон и его гости — вампиры. — Пак хмыкнул и ткнул пальцем в изображение. — Совсем, как там.
Оркодубр изнемогал от жары. Хотя уже начинало темнеть, воздух был таким горячим, что на непокрытых головах буквально пузыри высыпали.
Пак сидел за рулём своей крохотной машины и тяжело отдувался. В конце концов, остановился и купил несколько бутылок пива на случай, если окончательно раскиснет раньше, чем доберётся до "Приюта водяного". Алекс Ромишев рядом, на месте пассажира, тупо смотрел вперёд. После выезда из города — не того самого, где Алексу встретились кабаны и разбойники, но тоже с табличкой "Добро пожаловать" — они свернули на шоссе, уходящее на север. За двадцать километров дорога углубилась в настоящий дремучий лес, но и здесь было как угодно, только не прохладно.
Алекс тем временем понял, что полностью то, что узнал, осознать ещё не в силах, обсуждать это не может, но готов поговорить о том, ради чего приехал в Оркодубр — об убийстве отца.
Правда, сначала, он спросил:
— Не могу понять: меня отвезли к гостинице на машине, мы сейчас едем на другой, но ведь в дистрикте мораторий на…
— На использование двигателей внутреннего сгорания, реактивных и любой тяги, сходной с паровой, — перебил его и отчеканил Пак. — Там ещё сказано, что запрещено использовать современные средства связи, СМИ и компьютеры. Только никто не может объяснить, откуда всему этому взять замену. Вот вы удивились, что вашу бричку спёрли, правда?
— Спёрли?
— Украли.
— Я понял слово, — кивнул Алекс. — Но я думал, что исчезновение брички как-то связано с чудесами отцовского дома.
— Чёрта с два — с чудесами. Её украли и ночью потихоньку угонят отсюда подальше, а там продадут. Спилят номер, поставят новый.
— Странно, что не украли и лошадь.
— С лошадью полно забот: она шумит, капризничает, её труднее изменить внешне. За неё больше наказание. Но конокрадство тоже распространено.
— Надо же… Может быть, по дороге из Сентэрида в Оркодубр на меня напали конокрады?
— Вряд ли, хотя на все сто быть уверенным нельзя, — покачал головой Пак.
— Ясно. То есть, на некоторые нарушения просто закрывают глаза?
— Конечно! На местах власти не парят в облаках, поэтому более прагматичны. У населения, например, остались автомобили и запасы бензина, зачем же провоцировать кого-то красть сено, лошадей и повозки? Эту таратайку я, например, нанял в Оркодубре.
Они замолчали.
Густой лес сменился неожиданно светлыми и высокими сосновыми рощами, начался заметный подъём.
Путь стал прохладней, подул приятный, уже не раскалённый ветерок. Алекс решил перейти к главному.
— Послушайте, Пак, — сказал он, — я уже говорил вам, что унтер Дирк показывал мне фотографии мёртвого отца. Его тело было засыпано тёмным порошком, а лицо вымазано чем-то бурым. Нет, не так, на фотографии никакого чёрного порошка не видно. Отец в довольно светлой рубашке, на ней порошок был бы заметен. О порошке написано в письме, которым меня выхвали сюда. А вот грязь на лице была, хотя в письме о ней ни слова. Что она означает, унтер Дирк отвечать отказался.
— Старина Дирк скоро покидает своё место, и ему не хочется тащить за собой, как динозавру, большой хвост неприятностей.
— А вам?
— Я же взялся за ваше дело, а Пак Эйвонский на попятную идёт редко — вредно для бизнеса. Бурую грязь на лице объяснить легко, тем более, я ведь при вас звонил Дирку и уточнил, что это смесь ила с необработанными мелкими алмазами. Хотите пива?
— Нет. И что означает эта гадость на лице отца?
— Что ему мстит кто-то из некромантов. Но это не так важно.
— Почему?
— Письмо, которым вам сообщили о гибели отца, у вас с собой?
— Да, когда меня бросили в море, то почему-то не забрали бумажник. Но унтер Дирк сказал, что это фальшивка.
— Давайте письмо сюда.
Пак остановил машину на обочине и внимательно изучил конверт и само письмо.
— А теперь, — сказал он, опять выезжая на дорогу, — расскажите мне обо всём с самого начала, с того момента, как вы получили письмо. Только более подробно, чем первый раз.
Пока Алекс рассказывал, за пятнадцать километров дорога поднялась, как минимум, на полтыщи метров. Небольшой отрезок пути по высоким холмам или невысоким горам по горам привели к деревушке, которая почему-то называлась Перевал, хотя и за ней дорога поднималась вверх. Там была заправочная, украшенная яркими рекламными досками компании горючей неморской воды и поставщика сена и овса, некого Акянокома, и замаскированная под крытый дранкой магазинчик, а при ней маленькое кафе под навесом.
— Перекусим, они неплохо кормят, — сказал Пак. — Волнения всегда вызывают у меня аппетит. А в магазине отличные масло, булочки и окорок. Я всегда здесь останавливаюсь.
Это место показалось Алексу раем, особенно потому что он смог впервые с утра нормально поесть. Пак же не только хвалил магазин, но и набил в нём сумку продуктами, с усмешкой отказавшись от предложения своего клиента разделить расходы:
— Не волнуйтесь, всё, что нужно я включу в счёт за свою работу. А мы скоро приедем. Дом находится в десяти километрах от поселка. Дом стоит у озера, которое тоже является частной собственностью. Берега озера в его узкой части связаны мостом. Мост и дорога, которые ведут к дому, — частные, но днём по ним можно ездить без проблем.
Дорога бежала вдоль массивных скал. Потом по обе её стороны оказались луга, в траве пестрели цветы, кое-где торчали кустики шиповника. Редкие стройные сосны высились на фоне закатного неба.
Показалась табличка "Частная дорога. Проезд воспрещен".
— Ладно, с илом и алмазами понятно, — сказал Алекс. — Но что означал бы этот чёрный порошок?
— То-то и оно, — внушительно сказал Пак. — Будь это правдой… Только те, кто нашёл тело Антония Ромишева и, а может, или послал вам письмо, знают точно, в каком он был виде. Я же при вас расспросил Дирка по телефону, хотя по моим репликам вы, конечно, ничего не поняли.
— Не понял, — настороженно спросил Алекс.
— Дирк показывал вам снимки, но и он не видел ничего, кроме этих снимков. Когда он приехал в Сентэрид узнать насчёт дома вашего отца, того уже похоронили. Похвальная быстрота, вы не находите?
— Ладно, а если был порошок?
— Это, скорее всего, уголь.
— И что он означает?
— Погодите.
Шоссе опустилось пониже, и вскоре показались озеро и мост, на каждом конце которого и посередине стояло по охраннику. Пак махнул первому из них рукой, остановился, когда тот подошёл, предъявил документы, получил в ответ одобрительный кивок и двинулся по мосту. Алекс смотрел в окно на открывшуюся панораму.
Озеро было буквально забито весельными лодками, байдарками, яхточками. Как будто этого мало, между ними носились моторки, оставляя за собой пенные хвосты и резко накреняясь. На поворотах сидевшие в них, визжали и опускали ладони в воду. Здесь было полно загорелых женщин в шикарных и не очень купальниках. В небольших сидели рыбаки, уплатившие, как сказал Пак, за право порыбачить и не сводившие глаз с поплавков. Пока они ехали, по мосту взад-вперед носились велосипедисты, то и дело появлялся потенциальный самоубийца на мотоцикле и в блестящей коже.
— А по вечерам вся эта братия набивается в заведения Рамона, — ухмыльнулся Пак.
— Так вот зачем ему несколько казино в таком небольшом городе, как Оркодубр! — отозвался Алекс.
— Таких заведений никогда не бывает мало, но верно, в основном у Рамона пасётся эта публика.
Примерно в километре за мостом от дороги ответвлялась, поднимаясь в горы, другая, которую Алекс мысленно сравнил с горной козьей тропой, о которых читал в книжках, и молчал, не отвлекая Пака от трудностей вождения. Наконец на пути показался шлагбаум, снабженный предупреждающей красной табличкой с белыми буквами: "До коттеджей полтора километра". Он был открыт. Пак повернул туда. Метров триста дорога петляла между опять тесно обступившими её стволами деревьев. Скоро в стороне промелькнули четыре-пять небольших домиков, а в сторону свернула очень узкая гравийная дорога, и Алекс подумал, что Пак не зря нанял такую маленькую машину, которая протиснется и развернётся где угодно. На потемневшей деревянной доске, замеченной им слева на дереве, было непонятно, что написано, но Пак сказал:
— Вот и приехали, — и свернул с дороги прямо в лес.
Тот опять поредел, превратился в рощицу, уходящую вниз по склону, и вдруг внизу они увидели маленькое тёмное зеркало воды, глубоко запрятанное между ивами и огромными бурыми валунами. Там виднелось что-то вроде маленького причала с крохотным сараем.
— Моя бухточка, — сказал Пак. — А вот и "Приют водяного".
Если бы не предупреждение Пака, Алекс и не заметил бы деревянный серый домик с зелёными ставнями и дверью, немного нависавший верандой над склоном и терявшийся в зарослях орешника. У него был нежилой вид: двери и ставни заперты, крыльцо и веранда засыпано веточками, хвоей и прочим мусором. В орешнике тревожно покрикивала какая-то птица
Пак достал из багажника сумку с продуктами и знакомые Алексу чемодан и саквояж. В ответ на безмолвное удивление Ромишева пожал плечами:
— Я же сказал вам, что бричку украли. Но так как воровство у нас в дистрикте специфическое, то ваши личные вещи аккуратно передали Дирку, он позвонил мне, а я попросил его отослать и сложить их в нанятую мной машину.
Они занесли в дом вещи, а потом вышли на скрипучую веранду и облокотились на перила, глядя на бухточку.
— Так почему же уголь? Тоже проделки магов?
— Тут как раз очень даже понятно, это явный намёк для полиции. Активированный уголь широко используют при производстве дерьмовых заклинаний.
— Простите?
— Это, так сказать, "эльфийская" терминология. Чтобы делать наркотики.
— Вы уверены?
— Да. Любой полицейский решит, что ваш отец пытался кого-то наколоть, прикарманить часть денег от реализации дерьмовых заклинаний. А его вычислили и наказали, чтоб другим неповадно было.
— Бредовая мысль! Он никогда в жизни не прикасался к такой дряни. Он был морским капитаном.
Пак вздохнул:
— С точки зрения полиции это отягчающее обстоятельство: множество моряков занято именно в контрабанде и распространении наркотиков. Но дело даже не в том. После таких намёков полиция проверила его банковские счета. Как вы думаете, какая там сумма.
— Даже не могу представить…
— Сейчас там всего пять тысяч. Но перед смертью он несколькими порциями снял со счетов около двух миллионов.
Алекс потрясённо покачал головой:
— Не могло у него быть таких денег… хотя, если банки сообщили… невероятно!
Внезапно его мысли прервал звук колес на гравии и тихий шум мотора. К дому поднималась машина. Когда автомобиль остановился, и водитель начал выбираться наружу, Алекс невольно посмотрел на Пака. Но тот недоумевал тоже. Переведя взгляд опять на машину, Алекс в первый момент решил, что это странная девица из дома отца, в присутствии которой его стукнули по голове. Затем понял, что перед ним ещё одна незнакомка.
Женщина оказалась тоже симпатичной: не первой свежести, но высокая и загорелая, с высокой грудью и тонкой талией. Она была одета в вышитую кофточку и юбку в мелкую складку. На ногах — туфли на высоченных каблуках, но шла по гравию как по тротуару, сексуально покачивая бедрами. Так ходят уверенные в собственном очаровании женщины. Небрежно растрёпанные светлые волосы до плеч, в светлых глазах холодный огонек.
Однако, увидев его, она чуть не задохнулась от удивления.
— Что? Как? О нет! — Она улыбнулась, но улыбка не соответствовала взволнованному выражению её глаз. Затем произнесла:
— Извините, я не соображаю, что говорю. Вы так меня напугали! Вы точная его копия! Вы моложе, конечно, но когда вы вот так стоите… Здравствуйте.
— Здравствуйте, — ответил Алекс.
— Может, подниметесь к нам? — спросил Пак.
Женщина проследовала на веранду и машинально присела на плетёный стул, покрытый слоем пыли, прежде чем мужчины успели её предупредить. При этом она не переставала говорить: оправившись от потрясения, она трещала без остановки:
— Я только что узнала, что вы в здесь, и меня осенило. Вы собираетесь здесь поселиться? — спросила она. — Я хочу сказать, в Оркодубре.
— Нет, — ответил Алекс, осторожно выбирая слова. — Я только хотел посмотреть на дом.
— Да-да, дом. Я так и подумала: почему бы вам не продать его мне?
— Я услышала, что вы в городе, и мне пришло в голову: дом, — Элла закинула ногу на ногу, высоко обнажив загорелую кожу ног, плетёное кресло нежно скрипнуло в ответ. Потом она взяла стакан.
Четверть часа назад, как только гостья поднялась на веранду и представилась, Пак вдруг сказал, что ему срочно нужно съездить в город и укатил вниз по склону, оставив Алекса наедине с ней. Вряд ли это была мужская солидарность, скорее частный детектив-эльф решил, что тет-а-тет с сыном кэптэна сирена будет раскованнее и более откровенной. Алекс пригласил её в дом, где было не так жарко и заметно чище, чем на веранде, и угостил пивом и сигаретами.
— Вы собираетесь поселиться в Оркодубре? — продолжала Элла.
— Нет, но я хотел взглянуть на дом, — ответил Алекс.
— Понятно. А я подумала, что вы уже перевозите вещи, — Элла огляделась в поисках пепельницы и, наклонившись в его сторону, стряхнула пепел с сигареты на краешек стола.
Этой милой особе в такой низко вырезанной кофточке лучше было бы не наклоняться вперёд, решил Алекс, иначе дело может закончиться не только беседой. И хорошо, если Элла безвредная болтушка, но вряд ли. Ей лет тридцать или чуть больше, и она не так глупа, как хочет казаться. Несмотря на невероятную болтливость в ней есть и ум и характер. Из вежливости он рассеянно слушал, временами реагируя междометиями, а сам думал о своём.
Отец… В жизни Алекса отца почти не наблюдалось. Особенно в последнее время.
Мама?
Однажды утром пятнадцать лет назад бывшая Нина Ромишева зашла в кабинет своего второго мужа (Фредерика Болинброка, за которого вышла после развода с Антонием), взяла револьвер, зарядила его и затем застрелилась. Приходящая домработница услышала выстрел из кладовой. Зная, что хозяин уехал и вернётся только к вечеру, она удивлённо заглянула в комнату и увидела хозяйку в луже крови на полу. В ужасе она позвала на помощь соседей, и, посоветовавшись, все решили, что сначала позвонят по телефону доктору из соседнего дома, и только после его прихода — в полицию, пусть доктор сам и звонит.
Для доктора это была нелёгкая задача. Он знал Фредерика много лет. Болинброк, а потом и Нина были его пациентами. Более счастливой пары, казалось, не найти, оба с нетерпением ожидали появления на свет ребёнка. Никаких осложнений не предвиделось. Самоубийство было лишенным смысла. И, однако, никто не сомневался, что это самоубийство: Нина оставила на конверте, который положила на стол, три слова: "Прости меня, любимый". Кроме того, револьвер хранился незаряженным, и Нина должна была его достать, зарядить и затем застрелиться. Смерть, к счастью, наступила, судя по всему, мгновенно. Полиция согласилась с мнением доктора.
Под эту историю Алекс и вырос, потому что воспитывался бабушкой, матерью Нины. Кроме того, отец, казалось, забывший о жене спустя пару лет после развода, несколько раз неожиданно и с горечью заговаривал о ней в присутствии сына, словно сомневаясь в чём-то. У сына была более длинная память, однако, повзрослев, он пошёл в люди и реже вспоминал о трагедии.
Сначала Алекс был заперт в училищах и гарнизонах. Уйдя полгода назад с военной службы, он сначала немного поосмотрелся, обвыкся с цивильной жизнью. Потом начал подыскивать работу. Нашлось место на частном аэродроме, что его вполне устраивало.
Ему и раньше нравилось копаться в моторах, а в стрелковых войсках, где пришлось служить рядовым и младшим офицером, он в этом деле набил руку. Не было для него лучшего занятия, чем лежать в засаленном к концу дня комбинезоне под днищем какой-нибудь таратайки, грузовика или генеральского лимузина. Какое удовольствие откручивать ключом заржавевшие или эмалированные гайки-болты. И вокруг изумительно пахло смазкой. А для полного кайфа, чтоб кто-нибудь из механиков пробовал запустить двигатель, другие же позвякивали инструментами и насвистывали песенку о детке, у которой есть славная штучка. И плевать он хотел, что вокруг антисанитарная вонь и грязь, как всегда зудила Гризельда. Алекс даже бесштанным малышом измазывался не яичным желтком, манной кашей или грязью из лужи, а играя какой-нибудь банкой из-под машинного масла.
Владелец аэродрома был добродушный и веселый. Он сразу увидел, что Алекс — работник толковый. Сам он ничего в моторах и железе не соображал, поэтому свалил на механика все ремонтные работы. Лучшего и не найти! Алекс поселился в его доме возле аэродрома, минутах в десяти ходьбы. Нет смысла тратить полдня на дорогу туда и обратно. К тому же удобно, когда работа близко и механик, так сказать, всегда под рукой.
Хорошие люди были владелец и его семья. Муж куда больше, чем самолётами, увлекался небольшим садиком. Жена возилась по хозяйству и занималась готовкой. Питался Алекс с ними — завтрак и ужин, непременно хотя бы одно горячее блюдо. А так как он был единственным жильцом, то и обращались с ним как с членом семьи. Дочка строила глазки и обязательно задевала упругим телом, подавая на стол. Но он при всех своих симпатиях к хозяевам в их тёплую компанию вливаться не собирался, а подонком сроду не был, потому явные авансы оставлял без последствий.
Что ценил Алекс, так это уют. Для него главное было, чтобы всё шло по заведенному порядку. Полдня от души повкалывать, а после работы посидеть с газетой, покурить, поймать по радио музыку, посмотреть дурацкий сериал или что-нибудь в этом роде. И не позже десяти отправиться на боковую. За женским полом он особо не приударял, даже в армии. А бывал в таких местах, где двенадцатилетних девочек покупали за мелкую монету. Может, потому и не приударял?
В местах… Тут же всплыли мысли о казавшемся единственно возможным мире с двойным дном, в котором он до сих пор жил, ни о чём не подозревая. Нет, он пока ещё не готов переварить открывшиеся горизонты и перспективы!
— Очень трагично. Я вам соболезную.
Алекс очнулся.
Словесный поток из пунцового пухлого ротика Эллы стал потихоньку иссякать, и она сообразила, наконец, сказать, как ужасно то, что случилось с его отцом, и как она ему сочувствует. Но при этом непринуждённо добавила:
— Знаете, я бы выпила чего-нибудь.
"Красавица, тут кроме нас, стреляных воробья и воробьихи, никого нет, так что выкладывай, зачем ты явилась", — ответил ей взглядом Алекс, а вслух сказал:
— Я здесь впервые, пойду, посмотрю.
И пошёл искать кухню.
Это была маленькая комнатёнка, в которой помещались только большой холодильник, основательно забитый продуктами, и микроволновая печь. В холодильнике нашлось несколько бутылок пива. Всё время старательно прислушиваясь, Алекс пытался уловить шум движений Эллы. Ничего не услышал, разве что она шагала по воздуху. Но щелчки замка ей не подчинялись. Ясно! Отыскав в комнате стаканы и открывалку, он вернулся на веранду. Конечно же, заметил, проходя мимо своего чемодана, краешек рубашки, второпях придавленный крышкой.
На веранде всё было, как и прежде, а Элла сидела на своём месте с самым безмятежным видом. Он подал ей стакан и сел на другой стул.
— Спасибо, Алекс. — Она улыбнулась. — Вы самый обаятельный мужчиной из всех, кого я знала…
— Это муляж.
— Что? — Её замешательство продолжалось только миг. — Я не понимаю. Вы шутите?
— Это не пистолет, а имитация из пластмассы и металла.
Элла пожала плечами, достала из сумки пачку сигарет с фильтром и прикурила ещё одну.
— Я не взяла его. Вы — сын Антония.
— И что же?
— Я его любила. Вам смешно? Упадите со стула: я его любила все эти годы. Мы никогда не говорили о женитьбе. Я вообще не торопилась выходить замуж. И уж конечно не за вашего отца. А он с самого начала заявил, что ни за что на свете не совершит очередной глупости. Он считал себя совершенно непригодным для супружеской жизни. Я же не питала иллюзий насчет его верности.
Теперь в её голосе слышалась настоящая грусть. Но подделать можно интонацию и даже слёзы, а вот кровь от лица по заказу отхлынет у великого искусника. Несмотря на загар Элла заметно побледнела, и Алекс сочувственно покивал ей.
— Можете смеяться, но я ждала его из каждого плавания. Хотя в любом порту у него была другая женщина. Все положительные — замужние или вдовы. Как это ни странно, он не увлекался молоденькими. Может быть, это противоречит классическому образу пожилого Дон-Жуана? Тому для удовлетворения страсти требуются всё более юные любовницы. Антоний же говорил, что женщины моложе тридцати пяти ничего не умеют в сексе. Ваш отец был потрясающим и обаятельным мужчиной, он умел обращаться с женщинами как никто другой в моей жизни.
Алекс невольно кашлянул. Хотя Элла ему нравилась, похвалы его отцу, как впечатляющему любовнику, начинали раздражать — Алекс три недели пробыл в горах с двумя друзьями, а потом сразу поехал в этот дистрикт и, если можно так выразиться, соскучился по женскому обществу.
— Что отец думал о наркотиках?
— Простите? — Элла широко открыла глаза.
— Флотские часто промышляют наркотиками.
— Если бы женщина употребляла дерьмовые заклинания, он не стал бы иметь с ней никаких отношений.
Алекс спрашивал не об этом, но решил не настаивать, раз Элла так поняла — или сделала вид, что поняла — его вопрос.
— А скажите, не играл ли он по крупному? Рулетка, биржа?
Она улыбнулась:
— Конечно, нет! Сомневаюсь, проиграл ли он когда-нибудь хотя бы двадцать монет. Ваш отец терпеть не мог азартные игры. Он часто повторял: любой человек, имеющий уважение к математике, должен быть ненормальным, если надеется выиграть в казино. Зато он обожал всякие представления. Ему нравилось, если всем вокруг было весело, и друзья стоят на ушах.
— Вы часто виделись?
— Не очень. Но последние два месяца я жила с ним в Сентэриде.
— Он говорил вам об этом доме в Оркодубре?
— Нет.
— Странно. Даже не намекал?
— Ни слова. И если бы на его месте был кто-то другой, то меня бы это очень удивило. Я хочу сказать, если бы этот кто-то что-то купил, то, непременно, хотя бы проговорился. Но только не ваш отец — он всё делал по-своему.
— Но вы же приехали в Оркодубр.
— Я выяснила, откуда он мне неделю назад звонил.
— Он скрывал от вас поездку сюда?
— Да. Я проснулась и обнаружила, что его нет. Позвонила выяснить. Он был очень раздражён, ему было не до меня. Через день я позвонила опять. Телефон не отвечал. Я ещё несколько раз пыталась дозвониться, потом бросила это занятие. А когда узнала о его смерти, то решила узнать, куда он ездил.
— Хорошо, а не говорил ли он о какой-нибудь намечающейся сделке?
— Абсолютно ничего. И не должен был — он никогда ничего не рассказывал.
Алекс решил пойти ва-банк.
— Полиция думает, что отец был замешан в торговле наркотиками.
— Ерунда!
— Я рад, что вы в это не верите. Но мы с вами в меньшинстве.
— Мой дорогой Алекс, у меня нет никаких иллюзий по поводу вашего папы. Я знала его долго и непрестанно проклинала. Это был заносчивый и сумасбродный человек, который обладал мужской притягательностью степного жеребца. Ваша мать — святая женщина, раз она смогла прожить несколько лет с ним. Но преступником он не был, могу поклясться чем угодно.
— Вы были знакомы с ним еще до того, как он поселился в Оркодубре?
— Я не знаю, когда он здесь поселился, но я знакома с ним тринадцать лет. С тех пор, как он спас мне жизнь.
— Спас жизнь?
— Да, вот так: взял и вытащил за волосы из воды. Ещё есть вопросы, Алекс?
Вопросы были, но что-то в выражении её лица помешало ему продолжать их задавать.
— Деловая часть закончена, — с улыбкой сказал он.
Элла встала, поправила юбку на бедрах и села на более устойчивый диван рядом с Алексом, а затем совершенно непринуждённо легла, положив голову ему на колени. Он обнял её рукой за плечи.
— Так лучше? — тихо спросила она.
Он ничего не ответил. Элла засмеялась, смахнула на пол сначала одну туфельку, потом вторую, снова вытянула ноги на диване, а потом медленно подтянула их к себе, поднимая колени, и юбка в складку заскользила по бедрам.
— Алекс, — шепнула Элла.
Её влажные пухлые губы блестели в мягком полумраке. Он склонился над ней, ощущая ладонями гладкую кожу её ног, и крепко поцеловал, а Элла прижалась к нему всем телом, впившись губами в его рот. Тут уж он дал себе волю, стараясь забыться в её ласках и утопить в страсти назойливые подозрения. Не оторвался от неё, пока не послышался шум поднимающейся по дороге машины.
— Уже так поздно? — Взглянув на часы, Элла вскочила с дивана, поправляя одежду. — Простите, но мне надо спешить. Если позвоните завтра, я расскажу вам о нашей с Антонием сентиментальной истории за парой бокалов "Кровавой Мэри".
— Рад буду вас пригласить, спасибо. — Алекса покоробило упоминание отца в эту минуту.
Вышел на крыльцо вместе с Эллой. Они уже спускались со ступенек, когда в дворик въехала наёмная таратайка Пака и со скрипом остановилась у крыльца. Детектив, хлопнув дверцей, выбрался наружу, и Алексу показалось, будто он не вылез из машины, а, торопясь изо всех сил, стряхнул её с себя, как плащ, и отшвырнул в сторону. Тем не менее, детектив подчёркнуто неторопливо поднялся по ступенькам и ушёл в дом.
Элла усмехнулась:
— У вас очень энергичный приятель.
Алекс пожал плечами.
— И всё-таки, — она говорила очень тихо, — подумайте о моём предложении. Я могу заплатить больше, чем другие.
— Вот как?
— Я не шучу, мой дорогой, — несомненно, от её слов, сказанных грудным с хрипотцой голосом, мужчины теряли и головы, и кошельки.
Но Алекс не успел ничего снова почувствовать, этому помешало стремительное появление ещё одного действующего лица. Точнее, он не просто появился, а с ревом вылетел к дому в красном "шевви" и резко затормозил рядом с машинами Эллы и Пака, чтобы затем стремительно выпрыгнуть наружу. Хотя этого мужчину нельзя было назвать настоящим громилой, он вполне подошел бы на роль опасного приятеля главного героя боксёрского телесериала: немного за тридцать, слегка полнеющий, мрачный взгляд не предвещает ничего хорошего.
— Я пытался до тебя дозвониться, Элюня, — с плохо скрываемым раздражением обратился он к ней. — Мне сказали, что ты здесь.
— Леончик, — в голосе Эллы зазвучали угрожающе-ласковые нотки, — разреши представить тебе Алекса Ро…
Но Леончик оборвал её:
— Я знаю, кто он такой и зачем приехал. — Громила даже не удостоил Алекса взглядом. — А ты-то знаешь? Особенно, если Дора…
— Ты хочешь сказать, что она в Оркодубре?
— Приехала сегодня утром. Я её тут же захомутал, и всё было нормально. Но когда я проснулся после обеда, то обнаружил, что она исчезла. Ни записки, ничего.
"От этой парочки все сбегают, когда они спят", — невольно и юмористически подумал Алекс.
— Поговорим после, — сказала Элла.
— Хорошо. — Прежде чем повернуться и уйти, громила ещё раз оглядел Алекса всё тем же убийственным взглядом. — Будете продолжать семейный бизнес, господин Ромишев?
— Поехали! — резко оборвала его Элла.
Пожав плечами, громила двинулся обратно к "шевви", Элла к своей машине, Алекс смотрел им вслед. "Шевви" рванул с места и умчался, подняв облако пыли и гравия, автомашина Эллы последовала за ним.
— Извините их, — сказала Пак, выходя на веранду, — светские манеры братца и сестрички всегда оставляли желать лучшего. А сегодня они, кажется, совсем не в форме. На кону такой дом!
— Вы их знаете?
— Только что просмотрел на ближайшей почте местные газеты и серьёзно поговорил с Дирком. Кстати, ваш отец был настоящим Казановой. Я не удивлюсь, если в Оркодубре проживают несколько женщин, которые знают о нём больше, чем вы и его приятели вместе взятые.
— Она мне сказала об этом.
— Я потому вас и оставил вдвоём, — кивнул Пак, подтверждая подозрения Алекса. — Женщина с такой внешностью будет идти к цели кратчайшим путём, разве нет?
— Мне отчитаться о проведенном с ней времени? — сухо и смущённо спросил Алекс.
— Нет, конечно, за кого вы меня принимаете, господин Ромишев?
— Она не верит, что мой отец преступник.
— Кто заговорил о наркотиках, вы?
— Да, и она ответила, что это чушь.
— Приятно, что хоть кто-то, кроме нас с вами, верит в вашего отца. — Пак посмотрел на небо. — Парит, становится душно. Похоже, что будет гроза. Значит, чушь…
— Если быть точным, то она сказала "ерунда".
— Тогда поговорим о другом. По словам Дирка полиция Сентэрида осмотрела квартиру Антония Ромишева. Нашли улики, которые подтвердили предположения, подсказанные угольным порошком.
— Так порошок был?
— Да. Дирк раскипятился и пригрозил скандалом, а его в дистрикте знают, как вечного искателя справедливости. Поэтому он смог дозвониться до самого верха. Ему объяснили, что в целях следствия на покойном заменили рубашку и лицо его покрыли илом с алмазами, чтобы направить подозрения по другому руслу.
— И он всё выложил вам? Странная откровенность.
— Э-э, мы с ним старые недруги, а это сближает больше, чем старая дружба. — Пак фыркнул, и его острые уши дрогнули, как у хищника. — Ну, и Дирк был зол на обе прокуратуры, которые его так подставили, и он выглядел перед вами и мною дураком.
— Что нашли в квартире отца?
— В стенном шкафу стояла картонная коробка с тряпьём, в углах её застряла некая рыжая пыль. Полицейские отправили коробку на экспертизу. Пыль оказалась некрепкими дерьмовыми заклинаниями. Проще говоря, наркотиком, но вполовину разбавленным сахаром. Это работает на рубашку с углём.
— Не понимаю, — пробормотал Алекс.
— Они думают, что когда он ходил в море, то участвовал в контрабанде наркотиков. И что до сих пор сохранил связи в этом деле. Недавно кто-то доставил ему большую партию, он снял деньги со счета, чтобы расплатиться. А перед тем как передать наркотик распространителям смешал его с сахаром, чтобы получить дополнительную прибыль. Неплохой навар. Но нарвался на внимательных покупателей. Тело мошенника-торговца всегда оформляют таким образом.
— Я не верю в это, — устало сказал Алекс.
— Во что вы не верите?
— Что отец занимался наркотиками.
— Будь это мой отец, — кивнул Пак, — я тоже не верил бы.
— Ну, знаете!..
— Спокойно, спокойно, не забывайте, что вы меня наняли в качестве детектива, а не поддакивающего вам секретаря. Я понимаю вас, — махнул он рукой, когда Алекс попытался извиниться. — Вот что, хотя я не думаю, что вас сейчас тянет на прогулки, но мы съездим в гости к одному человеку. Переоденьтесь во что-нибудь свеженькое, и поехали. Собственно, нужно было отправиться к нему сразу из Оркодубра, но мне было интересно, следят ли за вашими перемещениями. Оказалось, следят. В городе любой мог встретиться с вами случайно, а вот ехать сюда — это уже признание того, что вы необходимы.
— Элла и Леончик этого и не скрывали.
— Ну, не могли же они сказать, что приехали на курорт, но заблудились и случайно потащились на вершину этого холма.
— Мне одеться по местному или…
— Не имеет значения. Вы, конечно, уже убедились, что в Оркодубре и окрестностях никто моратория не придерживается.
Спустя несколько минут, когда машина уже ехала вниз по склону, Алекс поинтересовался:
— Так вы привезли меня сюда специально?
— До встречи с вами я думал здесь отдохнуть, но меня по пути перехватил Рамон со своей вечеринкой.
Пак не собирался откровенничать и рассказывать, что в Оркодубр его привела только что закончившаяся работа для предыдущего клиента.
— Я и так и эдак должен был съездить сюда, а Дирк попросил меня присмотреть за вами.
— Что ж не присмотрели? — с усмешкой спросил Алекс.
— Чтобы убить не приезжают открыто и при свидетелях. Кроме того, вы побратим Дирка, а для местных людей это многое значит.
— Она не местная.
— С чего вы взяли? — спросил Пак. — Сама она родом из Оркодубра, её брат и мать здесь живут до сих пор и держат большой магазин.
Произнеся эти слова, Пак замолчал, так как они выехали к мосту. После процедуры с документами детектив свернул на дорогу к Перевалу и продолжал:
— Она местная, так что я смело оставил вас с ней. А вы что думали?
— Она сказала, что приехала из Сентэрида… — начал Алекс и вдруг замолчал, сообразив, что, по сути, ничего не знает об Элле.
Пак покосился на него:
— Если не секрет, что она вам рассказала? Только учтите, что я распрашиваю не как старая сплетница, а как сыщик, которого вы наняли.
Алекс не собирался ничего от него скрывать. Он догадывался, что Элла так же чувствительна и сентиментальна, как банкир, дающий кредиты.
— Очень трогательно, — буркнул Пак, выслушав его. — Но она не могла не знать, что кэптэн купил здесь дом. Ладно, предположим, почему-то не знала.
— Когда на меня напали во флигеле отцовского дома, — напомнил Алекс, — то один из них сказал, что я побратим Дирка, и поэтому меня нельзя убить. А второму было на это плевать. Получается, что второй был не местный?
— Получается, да. Но судя по тому, что вы мне рассказали, возможно вас не собирались убивать.
— Да ну? Зачем же тогда было бросать меня в море?
— Вот и я хочу спросить: зачем? Зачем вашим неприятелям столько хлопот? По пути к берегу их могли заметить, а вы человек не маленький, в сумочку вас не положишь. Кроме того, почему не убили сразу, а бросили в море живым? И если уж собирались утопить, то почему не додумались привязать груз?
Детектив замолчал и, прищурясь, покосился на Алекса. Тот пожал плечами:
— Думали, и так утону. Опять же — акулы.
— Но вероятность спасения была, и вы её использовали. Какой смысл убивать так небрежно?
— Хотите сказать, что просто припугнули?
— Не знаю. Корабль, который вас подобрал, оказался в том месте и в то время из-за случайной мелкой поломки… Что такое? — спросил Пак, заметив, что Алекс пытается его перебить.
— Эта девушка, эта звезда заведений Рамона! Её зовут Дорада, а капитана корабля — Дорадо. Совпадение?
— На побережье очень распространённое имя у наяд и протеев, — возразил Пак.
— Простите, у кого?
— Ну, вы же смотрели сюжетик об эльфе, горгулье…
— Да-да…
— Дорада — наяда, а Дорадо — наверняка протей. Фамилий или чего-то похожего на фамилии у них нет.
— Как же они различают друг друга?
— Это меня мало волнует. Так вот, корабль капитана Дорадо остановился случайно. Если бы он шёл по расписанию, то оказался бы далеко от места вашего рандеву, это Дирк проверил.
Машина свернула направо вдоль ухоженной живой изгороди. Впереди вдруг опять открылся вид на озеро, и Алекс подумал, что у него очень изрезанные заливами берега или сложная форма.
— А вот умершую от сердечного приступа женщину подобрали не случайно, — рассуждал Пак, — точнее, она не случайно болталась в спасательном плотике у них на пути. Ведь блондин с конфетами, которого так интересовали её предсмертные слова, возможно и был тем, кому она должна была что-то передать. Вернее, не что-то, а свёрток, по ошибке отданный вам. Между прочим, он у вас? Что в нём?
Рука Алекса невольно почесала затылок, потом отправилась в карман за свёртком.
— Вы не поверите, — сказал он смущённо, — но я не разворачивал. Столько всего сразу навалилось… Я только перекладывал его из кармана в карман, когда менял одежду.
— Свёрток, конечно, к гибели вашего отца отношения не имеет. Ведь та женщина явно говорила вам пароль и отдала свёрток, когда вы сказали отзыв, кстати, глупо придуманный. А обратила она на вас внимание, потому что вы подходили под описание, которое ей было дано.
— Может, свёрток выбросить?
— А за ним могут явиться, — возразил Пак. — Так что полезно хотя бы знать, что это?
Они проехали Перевал и сразу за ним свернули вправо.
— Ещё пять километров, и мы приедем к дому, в котором летом живёт адвокат вашего отца.
— Оберон?
— Вы знакомы?
— Встречался один раз.
— Доверяете ему?
— По-моему, очень солидный и порядочный человек. Это же говорил и отец. Значит, Оберон живёт здесь?
— Он, как я: летом здесь, а остальное время в Сентэриде. Но, если не возражаете, давайте посмотрим, что в свёртке?
Алекс развернул пластиковую оболочку, слой бумаги и достал плоскую пластмассовую коробочку. Там, каждый в отдельном гнёздышке, лежали три ключа. Притормозив, Пак глянул на ключи, внимательно осмотрел пластик, бумагу и коробочку.
— Нда-а, — сказал он сквозь зубы. — Очень мне это напоминает известную сказку, в которой девочка искала замок и дверь для ключа. Выбросить — жалко и опасно. Хранить в таком виде — тоже опасно. У вас есть ключи?
— Есть ключи от дома отца, которые мне дал унтер Дирк. Но они остались в "Приюте водяного".
Пак достал из кармана три ключа на брелоке:
— Вот. Прицепите сюда и эти. А упаковку я сейчас спрячу.
Он сошёл с дороги, разгрёб под первым же деревом лесную подстилку и затолкал туда бумагу, пластик и коробочку.
— А как же вы? — спросил Алекс, когда Пак вернулся. — Вдруг они вам понадобятся?
— Не понадобятся. Если нужно будет что-то открыть, у меня ещё есть, — туманно ответил детектив. — Вы, главное, сами не проговоритесь никому. Адвокату, например.
— Послушайте, — Алекс вертел в руках связку ключей, — я вот подумал… Ко мне вообще, кажется, вернулась способность соображать.
— Очень хорошо.
— Я даже не спросил унтера Дирка, осматривали они флигель или нет, выяснили что-то о напавших на меня или нет?
— А Дирк так сразу и отчитался бы перед вами, — скептически ответил Пак. — Скажите ещё спасибо, что не увязли в истории с пустышкой.
— То есть?
— Вы думаете, зачем Дирк пристроил вас в дом Рамона?
— Не хотел, чтобы я оставался один, и со мной опять что-то могло…
Пак фыркнул:
— Он же, по вашим словам, ещё вчера немедленно собирался выдворить вас из города. Нет?
— Собирался. Но сегодня сказал, что пока некого послать со мной, как охрану, а Рамон ему не откажет, и у него-то охранники есть. Что-то не так?
Пак опять фыркнул:
— Когда вы туда пришли?
— Приблизительно часа за три до того, как нашли девуш… робота. Я отдыхал в доме, а когда та девушка начала кричать, то вышел посмотреть, в чём дело. Вы что-то знаете? Кстати, зачем мы едем к адвокату отца? Чтобы расспросить о доме? И кстати, почему вы сами не предложили осмотреть дом или флигель?
Пак фыркнул третий раз.
— Отвечаю по порядку. О случае с пустышкой мне известно столько же, сколько и вам. К адвокату вашего отца мы едем, чтобы рассказать ему обо всём, что с вами произошло. Кроме истории с ключами. Можете расспрашивать его о доме, если вам это интересно. А что касается того, что я должен или не должен осмотреть… Раз к вам вернулась способность соображать, то посоветуйтесь сами с собой, для чего вы меня наняли?
Тут они въехали в очередной курортный посёлок, нашли дом адвоката, снаружи напомнивший Алексу дом отца в Оркодубре, и попросили принять их. Но внешним видом сходство домов заканчивалось. Внутри оказалось стабильно и солидно, безо всяких фантасмогорических неожиданностей.
Их провели в просторную комнату. Стены обиты деревянными панелями, три огромных окна, в дальнем углу — большой стол. Несколько кожаных кресел полукругом стоят возле окон. Толстый ковер покрывает пол. Бесшумный кондиционер — мораторий побоку! — поддерживает приятную прохладу. Адвокат Оберон сидел в кресле за столом, но поднялся навстречу посетителям.
Адвокат был сед и крепок, выглядел лет на пятьдесят пять. Чисто выбритое лицо, проницательные глаза. Тщательно одет, как будто постоянно ожидает визита посторонних.
Пригласив их сесть, он спросил, чем может быть полезен.
Алекс начал с того, что показал письмо из прокуратуры, рассказал о фотографиях, противоречащих письму, и о мнении Дирка, упомянул о доме отца, флигеле и о том, куда попал оттуда, то есть, в море и на корабль и что произошло там, а потом в доме Рамона. О Мосластом и разговорах с Паком он умолчал. О получении свёртка с ключами тоже. Но и без того получился довольно длинный монолог. Завершил его Алекс предложением Эллы продать ей дом.
Оберон не перебивал, лицо его оставалось непроницаемым, словно мысли его витали далеко от проблем гостя.
— Вот и вся история. Не сочтите это назойливостью, но я подумал, что вы, как адвокат моего отца, должны быть информированы обо всём. С другой стороны, мне показалось, что вы можете заинтересоваться расследованием. Кроме того, для меня представляет интерес ваше мнение. Честно говоря, я хотел бы понять, что происходит.
Алекс редко говорил так уклончиво и любезно, наверно, подействовало присутствие адвоката и опасения проговориться. Оберон пошевелился, посмотрел на Алекса, потом на Пака. Тот понимающе кивнул и поднялся:
— Я могу на время покинуть вас.
— Не нужно. Я не думаю, что вы обсуждаете с Рамоном и Дирком свои профессиональные дела.
— Вы правы, я уважаю конфиденциальность.
— А я наслышан о вас, Пак Эйвонский, поэтому останьтесь. Зашумел порыв ветра за окнами. Алекс невольно глянул на обрамлявшие их вьющиеся стебли, усыпанные яркими цветами, на мгающие тени от листвы деревьев. Вспомнил слова Пака, что будет гроза. Действительно, душно, только небо ведь чистое.
— Это необычная история, — заговорил Оберон после минутного молчания. — Не думаю, что поверил бы в неё полностью, если бы не знал вашего отца. Судя по той информации, которую вы мне сообщили, у вас более чем достаточно оснований для продолжения расследования частным образом. Если вы сумеете добыть достоверные факты, показывающие, что за всеми этими неблаговидными делами стоит чей-то злой умысел… — Он опять запнулся. — Вам объяснили, что значит этот угольный порошок?
— Да, но я не верю, что отец был замешан в таком дерьме! — возмущённо ответил Алекс. — Кто-то попытался направить следствие в неверном направлении и опорочить честного моряка.
— Я тоже не верю. И если у вас возникнут непредвиденные обстоятельства, вы всегда можете сослаться на меня, как на своего адвоката. Не возражаете?
— Нет, конечно, наоборот, мне приятно ваше предложение.
— Если же на вас будет совершено покушение, я буду выступать на суде как ваш представитель.
— Это, конечно, радует, — сказал с сарказмом Пак. — Но ведь он может оказаться и убитым.
Оберон хмыкнул:
— Он всегда может уехать.
Потом обратился к Алексу:
— Продать дом можно и заочно, с моей помощью. В покупателях уже сейчас недостатка нет.
— Почему? Вы что-нибудь знаете об этом доме?
Оберон развёл руками:
— Не знаю. Никогда там не был. Но мне уже звонило полсотни человек. Кроме того, дела вашего отца в порядке, я составлю для вас список его известного мне имущества. Все бумаги, которые потребуют вашей подписи, я вам перешлю.
— Я подумаю, — сказал Алекс, который понял, что Оберону очень хочется спровадить его из дистрикта, хотя он и не собирается при этом, как говорится, умыть руки.
Когда они вышли на улицу, Пак сказал:
— Все знавшие вашего отца не верят в его связь с преступниками.
— Я же говорил!..
— Верно, говорили. Но мне важно было узнать мнение людей посторонних. А теперь, наконец, поедем в "Приют водяного" и отдохнём. Я думаю, вода в озере отличная, хотя я, например, всхрапнул бы минуток триста-четыреста.
— Я тоже, — согласился Алекс. — Но дом…
— Как учит ваш печальный опыт, в этом доме и возле него нужно держать ухо востро. А я устал, как собака, на вас тоже лица нет. Кроме того, темнеет.
— Да, конечно, понимаю, — Алекс со стыдом вспомнил, что детектив в сущности инвалид.
— Я не жалуюсь, а говорю об элементарной осторожности. Опять же дорога… Вы забыли о встречах с кабаном и разбойниками.
— Нет, вы правы.
— А с утра, если вам так угодно, домом и займёмся. Но прежде нужно хорошо выспаться.
Так они и сделали, тем более что ни кабаны, ни разбойники, ни сексапильные блондинки ночью их не тревожили.
На следующее утро, когда они завтракали на веранде, Алекс опять заговорил о наболевшем:
— Не зря мне не дали осмотреться даже во флигеле. И почему столько покупателей? Правда, дом очень своеобразный, но не слишком ли много желающих чудес? И эта Элла! — вдруг вспомнил он.
— А что Элла? — спросил Пак, доедая бифштекс и яичницу.
— Она что-то искала в моём чемодане, пока я доставал пиво из холодильника. Ничего ценного в чемодане не было.
— А ключи, которые вам дал Дирк?
— Я положил мешочек на подоконник.
Пак усмехнулся:
— Мешочек лежал на виду, поэтому и не привлёк её внимания. Но в том-то и дело, что раз она приехала из-за дома, то искать могла именно ключи. Кто мог подумать, что вы держите ключи в мешке.
— Это не я, так получил от Дирка. Их там не меньше нескольких десятков.
— Ого! Что-то очень много. Не закрываются же все комнаты на особые замки? Может, ключи от тайников? — предположил Пак.
— Мне тоже это пришло в голову, когда адвокат сказал о полусотне покупателей.
— А я вот всё думаю о миллионах, которые ваш отец взял из банка. Что если в доме хранятся сокровища Голконды?
— Что-что?
Пак фыркнул.
— Что если в доме и его окрестностях спрятан клад или даже несколько кладов?
К сегодняшнему утру Аднаногий Вампир пришёл к убеждению, что нужно под любым предлогом отказаться от расследования и вообще убраться из Оркодубра и его окрестностей. Но Паку Эйвонскому мешал широко понимаемый профессионализм и не позволяла отступить простая порядочность, хотя он отлично понимал, что остальные буквально состязаются в коварстве и подлогах. Начиная со следственных органов, которые изменили внешний вид убитого "в интересах следствия". Через странное отношение к сыну Антония Ромишева. И заканчивая злосчастной вечеринкой у Рамона и вылазкой Эллы и Леончика.
Сын кэптэна на фона всего этого выглядел пай-мальчиком, хотя временами неуклюже обманывал. Но такое его поведение было как раз нормальным. Никто не обязан изливать душу и излагать все подробности своей жизни только потому, что убили его отца. У каждого свой скелет в шкафу, а иногда целая кладовая с привидениями. Ведь и Пак лжёт и глазом не моргнёт — из тех же соображений о шкафах и кладовых.
Так что, обсудив с самим собой все "за" и "против", эльф-детектив выкинул из головы мысли о том, чтобы слинять, и, разговаривая с Алексом, вторым планом думал о расследовании.
Насчёт Рамоновой вечеринки у Пака не было сомнений: пустышка — дело рук Дирка. Увеселения Крутяги давно уже торчали у ИО шерифа бревном в глазу. Он уговаривал, угрожал, а когда это не помогло, совершил провокацию. Судя по поведению Рамон и его гости об этом не догадывались, но они к гигантам мысли не относились.
Хотя как ещё объяснить ситуацию?
Территория охраняется камерами слежения, всё, что происходит у ворот и стен или возле живой изгороди — записывается. Рамон и охранники, конечно же, сразу проверили записи. Но никаких комментариев от них не последовало, хотя Рамон в такой ситуации обязательно рассказал бы о подозрениях Паку. Значит, ничего особенного камеры не зафиксировали или зафиксировали, но узнать злоумышленников было невозможно и рассказывать нечего.
С другой стороны в Оркодубре только два одинаково влиятельных человека, с которыми никто не захотел бы портить отношения: Дирк и Рамон. Самые крутые парни в городе или группировки в окрестностях десять раз подумали бы, прежде чем устроить такую пакость и нарваться на ответные действия унтера и Крутяги. Верно, при посторонних Рамон играет мягкотелого. Да, с немногочисленными друзьями он мил и предупредителен. Но тот, по ком хоть раз проедет безжалостный каток его настоящей натуры, хорошо запомнит, каков он на самом деле!
Конкуренты Крутяги? Слишком много официальных лиц из центра дистрикта внезапно появилось сразу же после обнаружения пустышки, слишком много центровых журналистов. Соперники Рамона не пошли бы на такой близкий контакт с людьми из центра, на которых у них нет никакого влияния.
Значит, Дирк. Он даже устроил у Рамона как раз подвернувшегося под руку Ромишева, ведь сын кэптэна — человек, а значит — ценный свидетель. Чёрт бы побрал Дирка и его борьбу с аморальными обычаями! А сам не пожалел парня, хотя у Алекса на тот момент проблем было достаточно.
Портила стройную конструкцию Паковых рассуждений только схожесть двух пустышек: той, которую Алекс видел в областной прокуратуре, и той, которую они с Алексом вытащили из бассейна. Совпадение? Почему бы и нет, таких "куколок" в дистрикте пруд пруди, они все похожи, как две капли воды и внешним видом, и одеждой именно для того, чтобы избежать нелепых недоразумений. Конечно, ничего странного, что какие-то из них используют в прокуратуре для работы с документами. А Дирк взял для своей провокации первую подвернувшуюся под руку пустышку именно потому, что не человека же было топить? Всё это правдоподобно, кроме небольшой подробности, но она и заставляет думать, что дело нечисто: Ромишев столкнулся с пустышкой и выбил у неё из рук бумаги.
В этой ситуации поведение Алекса нормально, ведь он задумался, да ещё и вошёл с солнечной улицы в неярко освещённый вестибюль. Но пустышка?!
Да произойди такое на глазах у сотрудников прокуратуры, они немедленно выключили бы неисправный робот и направили бы "Концерну добросовестных помощников" возмущённую жалобу. А в "КДП" из-за нынешней ситуации на рынке труда, когда правительство обещало искоренить безработицу, отчаянно боятся таких случаев, и-за которых концерн может потерять тысячи заказов. Каждую пустышку непрерывно контролируют, регулируют и профилактируют, так что данная пустышка, будь она исправной, скорее влипла бы в стену или взлетела к потолку, чем коснулась Алекса.
Тогда что же, это была девушка? Но покажите девушку, которая добровольно согласится стать похожей на широкоизвестных роботов! Более того, покажите людей, которые согласятся общаться с такой ненормальной или примут её на работу!
Короче говоря, случай невозможный, нереальный. Значит, Алекс Ромишев лжёт? Он ведь уже лгал, так почему не солгать и в этом случае. И тоже неудачно?
Рассуждая так про себя, детектив тем временем фыркнул и спросил:
— Что если в доме и его окрестностях спрятан клад или даже несколько кладов?
Но вместо ответа Алекса Пак услышал сигнал своего телефона. Звонил Рамон.
— Аднаногий, я понимаю, что с моей стороны это наглость, но не мог бы ты приехать? Не на отдых…
Мысленно ругнувшись, Пак спросил:
— В Бладвуд?
— Нет, мы в моей озёрной усадьбе.
— Не бывал.
— Я купил её буквально месяц назад. Тебе нужно приехать, — в голосе Крутяги не было ни капли паники, но его просьба говорила сама за себя. — Сейчас расскажу, как добраться?
— Погоди… Ты можешь хотя бы намекнуть, что произошло?
— Отравление.
— Кто-то умер?
— Нет, но лучше бы так, чем то, что сейчас.
— Почему?
— Э-эм-м… — промямлил Рамон.
— Может, закуски попались несвежие?
— Они видят всякую психоделику.
— Вот как? Те же гости или новые?
— Те же.
— Ясно. — Пак несколько секунд соображал. — У тебя там есть газ?
— Газ? Какой газ?
— Газовая плита или что-то подобное.
— А-а. Да. Есть. И что?
— Говори всем, что произошло отравление газом. Что неисправна плита, что лопнули трубы. Ври, что угодно. Пусть на тебя наедут любые власти с огромными штрафами, но упрись на газе. Понял?
— Не понял, но выполню всё. Приезжай скорее! Сейчас объясню, как проехать.
— Если не нужно будет штурмовать заросли, то приеду скоро: я тоже возле озера.
— Нет-нет, сюда ведёт хорошая дорога.
Оказалось, что до озёрной усадьбы Рамона было буквально рукой подать. Другое дело, что Алекс тут же выразил своё неудовольствие:
— Мы же собирались осмотреть дом. Но я вижу, что для вас Рамон…
— Заткнитесь, — резко сказал Пак. — То, что мы сейчас будем делать, тесно связано с вашим делом. Кажется, я начинаю понимать, что происходит. — Он взял себя в руки и уже вежливо продолжал:
— Вы вот-вот здорово влипнете в историю. Поэтому ни с кем не говорите о смерти отца, вечеринке у Рамона и вообще о вашем пребывании в дистрикте. Даже со мной, даже с адвокатом Обероном.
— Но что произошло?
— Я не шучу. Слушайте, смотрите, соображайте, но молчите. Поехали!..
Снаружи "озёрная усадьба", как её назвал Рамон, здорово смахивала на хорошо укреплённый средневековый замок с выездом на два больших причала и вертолётной площадкой на крыше, трогательно замаскированной под башенку с курантами. Не то это жилище, где наденешь домашние тапки и пошлёпаешь к холодильнику за пивом! Четыре этажа, внутренний двор обсажен какими-то коренастыми деревьями, крыльцо чуть поуже, чем въезд в королевский дворец, а в сравнении с архитектурными изысками фасада все известные дворцовые ансамбли кажутся хижинами дровосеков.
Их приезда ждали с нетерпением, которое Паку бы польстило, не угнетай его мысли, что этот воз проблем не последний. Едва таратайка подъехала к входу, как к ней резво припустил охранник во фраке, сидевшем на нём, как кротовая шкурка на бизоне.
— Господин Пак Эйвонский?
Детектив кивнул. Охранник вопросительно взглянул на Ромишева, насчёт которого хозяин, конечно, распоряжений не сделал, потому что не ожидал его увидеть опять.
— Господин со мной, — объяснил Пак.
Очевидно бизоноподобному церберу во фраке приказали смотреть детективу в рот и выполнять любое желание, какое только прочитает в его глазах.
— Хозяин ждет вас, — с придыханием произнёс он, гостеприимным жестом указывая Паку и Ромишеву на крыльцо.
Предшествуемые мощным телом в изысканном фраке, они поднялись по сияющим ступенькам и вошли в рыцарский зал гигантских размеров. Рыцарский, потому что вдоль стен был густо уставлен не то пустыми доспехами, не то чучелами рыцарей в доспехах. На полу же из дубовых кирпичей… Зрелище не для слабонервных!
Пак покачал головой и фыркнул. Ромишев изо всех сил хранил молчание, но легко сказать: слушай, соображай и молчи, когда дюжина вчерашних гостей (если верить Рамону, Алекс запомнил только человек восемь) лежит на столах и на полу под столами. Нет, не все лежат, некоторые пытаются ползти или приподняться, тихо вскрикивают или безумно смеются. Девушки стонут, их наряды непристойно задрались. Мужчины хрипят, на них смотреть одновременно смешно и ещё более непристойно.
— Ужас, да? — Рамон появился откуда-то из угла.
— Врача вызвал? — деловито спросил Пак.
— Да, личного. Боялся получить теперь уже настоящие трупы.
— Что он сказал?
Рамон с сомнением посмотрел на Ромишева. Пак нахмурился:
— Если я спрашиваю…
— Хорошо-хорошо… Дерьмовые заклинания. В спиртном.
— Откуда спиртное? Здесь хранилось?
— Нет, привёз из Бладвуда. — Рамон запнулся и выразительно посмотрел на Пака. — Ты думаешь?..
— Это остатки того, что пили перед бассейном?
— Нет. То есть…
— То есть — что?
Рамон пожал плечами:
— Я вчера сначала хотел выставить и шампанское, и коньяк, но потом решил состорожничать. Всё-таки вода в бассейне была… гм… не прозрачная, кто-нибудь мог упиться до розовых слонов и по-дурацки утонуть, а никто бы не заметил.
— Вам всем повезло. Ты догадался — почему?
Крутяга вытер со лба пот:
— Ч-чёрт… Они бы нашли эту пустышку с имитацией убийства и нас невменяемых? Ну и дела!
"И среди вас сына человека, которого подозревают, пусть и посмертно, в связях с наркоторговцами", — мысленно закончил Пак его тираду.
"Если бы Чикита не заметила в бассейне робота… пустышку, как они называют… — думал Алекс, глядя на невменяемых гостей. — Если бы они затем продолжили вечеринку и началось полное безумие… Вызвали бы Дирка, появились бы детективы из Сентэрида и журналисты. А тут очень кстати я, отца которого подельники-наркоторговцы убили за обман".
Он посмотрел на Пака. Тот оглядывался по сторонам с сочувственным видом и лёгким любопытством, как будто был не частным детективом, которого вызвали на место происшествия, а рядовым зевакой с улицы. А ведь по логике вещей Пак должен был не стоять на месте, а старательно "вынюхивать" возможные факты и улики. Значит, он или знал больше чем Алекс, что логично, или, как и Алекс, подозревал провокацию со стороны властей. Только вот кто её жертва: Рамон или Алекс?
Врач между тем инструктировал Рамона:
— Сейчас мы их поудобнее устроим. Через полчаса-час они заснут, проспятся и придут в себя.
— Вы уверены, что им не нужна ваша помощь?
— Абсолютно! Посмотрят цветные и забавные сны. И всё. Я не думаю, что будут какие-то последствия, разве что сухость во рту и небольшая слабость. — Врач покосился на Пака с Алексом и добавил:
— Жара и разные виды спиртного плохо сочетаются между собой…
— Сколько они будут спать? — перебил его Рамон.
— Часов пять-шесть. Но я останусь, если вам угодно.
— Да уж останьтесь, док.
Врач и охранники занялись обалдевшими гостями, а Рамон увёл Пака и Алекса в соседнюю комнату, похожую в качестве исключения на обычную гостиную.
— Я думаю, дозы они заглотнули небольшие, иначе доктор уже бил бы во все колокола, так? — успокаивающе сказал Пак, когда они расположились в креслах вокруг небольшого столика с хрустальными пепельницами и сигаретницей.
— Небольшие дозы, — согласился Рамон. — Так что сказочка о газе отменяется. Всё нормально.
— Ещё бы, — кивнул Пак, — пили и коктейли, и бренди, и коньяк, и шампанское… что ещё было?
— Водка, виски, пиво, тоники.
— Кита искупать можно, а ещё жара, а ещё усталость и вчерашние волнения, — подвёл итог Пак и вдруг засомневался:
— Врач уверен, что это наркотик, а не совместное действие массы разного алкоголя и жары?
Рамон покачал головой.
— Ни в коем случае! — возмутился он. — То есть, наркотик обнаружил не врач, вернее, первым — не врач. Я плачу своему доку не за красивые костюмы, но вызвал его для анализов, когда сам догадался.
Тон его изменился. Раньше это был перегруженный неприятностями и расстроенный возможным ущербом для репутации своего специфического бизнеса владелец игорных заведений. Теперь перед ними оказался настоящий Рамон, каким он был на самом деле.
— Они ведь почти не пили, оставляли место для обеда, наверное, особенно девчонки по старой привычке статисток, — продолжал Рамон. — Когда они стали сползать на пол и заговариваться, я стоял возле Дорады. Она растянулась на столе, как для креативного обеда, а я лизнул коньяк из её бокала и заподозрил подлянку. Потом попробовал из бутылок, оставшихся от вчерашнего… мне вспомнилось вчерашнее, и появились подозрения. Я сразу же собственноручно вылил спиртное из почти всех бутылок в канализацию, а бутылки вымыл. Только четыре оставил для дока. А когда и он согласился со мной, уничтожил всю эту дрянь.
— Надо было бы чуть-чуть оставить на всякий случай, для сравнения, — задумчиво сказал Пак.
— Не те обстоятельства, — отрезал Рамон. — Вчера законники продержали нас до десяти вечера, всё высматривали и вынюхивали, даже Дирк стал удивляться. "В чём дело, говорит центровым, работу у меня приехали отнимать?" Ну, они мордами покрутили и оставили нас в покое. Но штраф мне всё же Дирк припаял "за нарушение нравственности в частных владениях".
— Чепуха, — фыркнул Пак.
— Меньше, чем чепуха. Я даже удивился такой нежности с его стороны — очень уж он был по-боевому настроен вначале. Но центровые и журналисты достали его до печёнок. "Какого чёрта вам тут нужно? — говорил он. — Откуда вас принесло?"
— Дирк удивлялся? Разве не он их позвал?
— Я же тебе говорю, Дирк начал с ними собачиться и почти вытолкал за ворота. Законников из Сентэрида, то есть. Журналистам же я сказал, что у меня никаких проблем, кроме той, что пустышка упала в бассейн без воды и немного повредилась, а девушкам показалось, что это человек, и они подняли шум. — Рамон нахмурился. — Слишком… слишком Дирк был добренький вчера.
— Ладно, не о законниках и не о прессе речь, — возразил детектив, хотя внимательно выслушал рассказ Рамона. — Я говорил о том, что если смешать всё питьё, что мы перечислили, вместе, то можно… Но если ты сам пробовал… Послушай, а вчера вечером, то есть, здесь уже, они не пили?
— Вот именно — нет! Вчера мы приехали сюда подальше от журналистов и законников, перекусили и разошлись по своим коморкам. Утром кто спал допоздна, кто катался на яхте и скутерах, так что завтракали в разное время.
— Без спиртного?
— Почему же… А-а, ты о… Я оставил шампанское и коньяк для обеда, он предполагался очень лёгким, потому что вечером… — Рамон замолчал, досадливо махнул рукой и заговорил о другом. — Я ещё и до твоего приезда заподозрил, в чём дело, и прямо спросил Аристида, что он может сказать. Он только мекал, бекал и потел, а потом куда-то исчез. Телефон его не отвечает, дома его нет. Мерзавец!
— Аристид — это такой толстый? — опять равнодушно поинтересовался Пак. — А почему — мерзавец?
— Он привёз бренди, шампанское и коньяк в качестве подарка.
— С бренди всё было в порядке, — заметил Пак.
— Если бы мы все сбрендили ещё вчера, я задушил бы его своими руками!
— Ты не логичен, — сухо сказал детектив, — насколько я помню, вчера он пил наравне со всеми.
— Он знал, что шампанское и коньяк я придержал!
— …И ты не наблюдателен: ведь это несут Аристида? По-моему, он тоже под кайфом.
Действительно, охранники в сопровождении врача тащили полного мужчину в пёстрых шортах, который вяло отбивался и что-то хрипло распевал. Алекс узнал того из гостей, который вместе с красавчиком Марком особенно противился вызову Дирка. Рамон хмуро покачал головой:
— Не имеет значения. Когда он придёт в себя, мы поговорим о том, где он достал это проклятое пойло!
Пак кашлянул:
— Я тебе ещё нужен?
Рамон покачал головой, опять стал милым хозяином и виновато улыбнулся:
— Прости! Когда они начали падать на пол, я обалдел сам. В общем, потерял голову. Не знал, кому звонить: врачу, адвокату… Начал с дока, потом потревожил тебя. Но всё обойдётся, к счастью, мы не в городе. Прости, оторвал от дел, да? Я это тебе компенсирую!
— О чём ты говоришь? — отмахнулся Пак. — Всё в порядке.
Оставив хмурого хозяина в обществе блаженствующих гостей и озабоченных врача и охранников, они вышли из замка, забрались в машину и несколько минут ехали молча. Детектив не то, чтобы гнал машину, но по сравнению с прежними поездками явно хотел доехать куда-то побыстрей.
— Если можно… — начал, наконец, Алекс.
— Я же просил вас пока не обсуждать всё, что происходит! — резко перебил его Пак.
— А я и не обсуждаю. Я хотел спросить, почему у вас такие уши?
— Уши? — Эльф-детектив машинально коснулся одного из них пальцами. — А что такое у меня с ушами?
— Может быть, я невежлив, но…
Пак пожал плечами:
— Валяйте, спрашивайте, что там вам неясно?
— Когда я приехал в Оркодубр, — объяснил Алекс, — давно наступила ночь. И хотя на улицах было полно народу, и искали какого-то убийцу, а может, именно поэтому… В общем, я не слишком к ним присматривался, но потом Дирк сказал, что это эльфы. Только сейчас я сообразил, что у них были такие уши, как у вас. Острые и шевелятся!
— Ну и что? Я же эльф. У эльфов именно такие уши.
Алекс слабо улыбнулся:
— А как же фильм? То есть, та запись? Вы же сами дали мне понять, что маги, эльфы и всё такое прочее — это условности, и все мы на самом деле люди.
— Не припоминаю, чтобы я такое говорил, — ухмыльнулся Пак.
— Подразумевали! Имели в виду!
— Ах, небеса синие и оранжевые, какой же вы прямолинейный! — в тон Алексу ответил Пак.
— Простите, я не хотел вас обидеть, заговорив об ушах.
— А я не обиделся, только напоминаю вам, что люди перебрались сюда с Земли.
— Ну и что?
— Ну и то. Там все были людьми. А здесь стали магами, эльфами… мало ли.
— Вы хотите меня убедить: если человека заставить поверить, что он эльф, то он изменится внешне и станет похожим на эльфа? Хотя… у меня же есть руны силы, жизнестойкости, ума немного, другие… я ими пользуюсь.
"Руны, говоришь? — подумал Пак, который умел чувствовать юмористические моменты в самых невесёлых ситуациях. — Сильный, выносливый, волевой, хотя и не слишком умный парень, вот ты кто. А впарить понятия рун и прочей магии можно так же, как и обычай с ушами".
Алекс же продолжал:
— Вы шутите? Я сам видел и слышал: полуигра-полугипноз, чтобы облегчить работу. Но почему тогда…
Он так разгорячился, что не сразу сообразил, куда Пак его привёз. Только увидев перед собой "Приют водяного", а внизу бухточку, он насторожился и на время забыл об ушах, эльфах и двойственности мира. Пак вышел из машины и кивнул на входную дверь в свой дом:
— Я хочу, чтобы вы осмотрели вещи.
— Не понял.
— Хорошо осмотрите свои вещи: сумку, чемодан и даже мешочек с ключами.
— Я не понимаю, зачем?
— Пойдёмте, пойдёмте, — торопил Алекса детектив, и тот с неохотой подчинился. — Пока вы будете осматривать вещи, я тем временем всё объясню. Так вот, Рамон и его сотрудники не прочь хорошо напиться. Но ни один из них не употребляет наркотики. Даже если бы кто-то решился на такую глупость, Рамон стёр бы его в порошок. В этом смысле он — кремень. Поэтому неудивительно, что Аристид сегодня потел от страха и забился в угол подальше от Рамона, прежде чем окончательно обалдел.
— Но он вчера был категорически против приглашения унтера Дирка, — напомнил Алекс, выкладывая вещи из чемодана на диван.
— Они все были категорически против. Что уж у них там были за неприятности, не знаю. Но если бы даже не было никаких, и Рамон узнал, что в спиртном дерьмовые заклинания, то есть, наркотик, то… В общем, никто из его знакомых и даже друзей на такое не решится.
— Значит, подсыпали не свои?
— Без вариантов.
— И вы думаете, — Алекс замер с рубашкой в руках, — могли что-то подбросить и мне?
Пак пожал плечами:
— Именно вам! Если бы напитки с наркотиком выпили вчера, то вся та компания, которая неизвестно откуда явилась на виллу к Рамону из Сентэрида, тут же набросилась бы на вас.
— Вы думаете, Дирк специально отвёз меня к Рамону, чтобы подставить им?
— Не думаю, Дирк — честный человек. И, по словам Рамона, Дирк собачился с приезжими.
— Но может, ничего у меня и нет?
— А это мы сейчас узнаем…
— Уже узнали! — в ярости воскликнул Алекс.
Пак смотрел, как он вытаскивает из саквояжа тёмную кожаную коробку с надписью "Аптечка".
— Это не ваше?
— У меня есть лекарства на всякий случай, но в чемодане.
— Дайте мне. На первый взгляд похоже. — Пак открыл коробку и кивнул: в ней оказались несколько прозрачных пакетиков с рыжеватым порошком. — Грамм четыреста не меньше. Стоит не миллион, но потянет на приличную сумму. И как я не подумал сразу осмотреть ваши вещи? Проверьте чемодан ещё раз!
Они прощупали все углы, подкладки, швы и складки чемодана, саквояжа, вещей в них и мешочка с ключами от дома. Но кроме первой находки ничего больше не обнаружилось. Только "аптечка". Пак обмотал полотенцем ладонь, взял ею эту коробку, протёр со всех сторон другим концом полотенца, потом сказал Алексу:
— Я сейчас, — и вышел из дома.
Алекс сел на диван и подпёр голову руками. Собираясь ехать в Сентэрид, он и представить не мог, что с ним случится и что придётся ему пережить! Не знал уже, кому верить и на каком он свете. Вдруг вспомнил, как Рамон угрожал Аристиду только из-за одних неопределённых подозрений, и поёжился. А ведь у него в саквояже лежали очень даже весомые улики, целых четыреста грамм! Какая неприятность будет следующей?
Пак вернулся через четверть часа и на вопрос Алекса отрицательно покачал головой:
— Неважно где. Чем меньше вы будете об этом думать, тем лучше. А теперь — поехали!
— В дом отца?
— К Дирку. Я хочу ясности в этом деле. Кстати, вы решили, наконец, для чего меня нанимаете?
— Чтобы расследовать убийство моего отца, — ответил Алекс, но Пак опять отрицательно покачал головой:
— Невозможно, частный детектив не перебегает в таких делах дорогу прокуратуре.
— Но Дирк сказал, что никто этим делом не занимается.
— Да, помню, вы рассказывали. Но тогда он не знал, что расследование идёт, хотя его маскируют, подозревая наркоаферу.
— Да, вы рассказывали, — в свою очередь повторил Алекс, подавляя гнев. — Значит, невозможно? Тогда вы будете моим консультантом.
— Вот как? — неопределённо отозвался Пак.
— Да, будете давать советы, как себя вести, и объяснять непонятные местные особенности.
— Почему бы и нет? — фыркнул Пак. — По рукам! А пока едем к Дирку!
— А по пути вы объясните, в конце концов!..
— Что?
— Почему, у людей, которые называли себя эльфами, изменилась форма ушей?
— А что тут объяснять? — опять фыркнул Пак, но стал объяснять.
Люди испокон веков меняли форму причёски, одежды и частей своего тела. Разве не так? У Алекса, например, не от природы короткая стрижка, борода и усы не отсутствуют, а бреются. Женщины часто прокалывают мочки ушей, пупки и много ещё чего для серёг, колец и прочих украшений, а кинозвёзды не вылазят из операционных косметических хирургов. Конечно, это разные вещи, но, по сути, более или менее радикальное изменение внешности. Почему же у тех, кто считает себя эльфами, не может производиться косметическая операция на ушах? А наяды, наоборот, категорически не могут коротко стричь волосы и красить их?
— Понятно, — кивнул немного ошеломлённый услышанным Алекс, — в каждой группе свои привычки. Ну, а если наяда и эльф полюбят друг друга или что-то в этом роде? Если захотят вступить в брак?
— А в чём проблема? Пусть любят.
— Но у них будут дети! Кем будут дети?
— Это решают родители в течение первых дней жизни своего чада.
— Ну, например, решили, что ребёнок будет эльфом. И что?
— И меняют ему форму ушей.
— Что-о-о? А если он позже не захочет быть эльфом? Я же не захотел быть некромантом?
Пак пожал плечами:
— Такое редко бывает, но какие тут сложности? Не знаю точно насчёт ушей, но не думаю, что их сложно изменить опять.
Тут пришлось замолчать при переезде моста, а потом Пак не проявлял желания возобновить разговор. Но Алекс и не пытался это сделать, он занялся тем же, что и с утра: мысленно сводил воедино всё новые сведения, как-то "раскладывал их по полочкам" и старался хотя бы немного начать представлять картину реальной жизни и того, что могло произойти с его отцом…
Дирк жил на той тихой и сонной окраине Оркодубра, через которую Алекс попал в город первый раз, когда въехал в него на бричке. Одноэтажные домики среди садиков, никого из жителей не видно и не слышно, только кое-где заиграет музыка или залает собака. У Дирка собаки не было, поэтому они вошли во двор и постучали в дверь.
— Входите, открыто, — ответили откуда-то изнутри.
Хозяин обнаружился не в гостиной и не на кухне, а в спальне, где он уныло сидел у окна, как сестрица Анна в ожидании кого-то на дороге. Пак Эйвонский и Алекс Ромишев остановились в дверях и встревоженно вгляделись в унылую длинную фигуру, которую, конечно, за сестрицу Анну было не принять, зато Дирк комично напоминал сумрачного рыцаря, тоскующего перед портретом Дамы своего сердца, что забыла его ради сильнейшего соперника. Старые часы пробили четыре после полудня.
— Здравствуй, — тихо сказал Пак.
Унтер Дирк тяжело, с надрывом, вздохнул и опять уставился на "портрет" в рамке оеонных занавесок. О том, что оригинал портрета пока в жизни хозяина не появлялся, красноречиво свидетельствовали общий беспорядок в комнатах и полный бедлам на кухне.
— Ну, нельзя же так… — многозначительно промурлыкал себе под нос детектив и отправился в повторный обход, собирая со столов, столиков и подлокотников кресел полупустые кофейные чашечки. Потом попросил Алекса смести с одного из столов барахло, ушёл на кухню, торопливо погрохотал там и вернулся в гостиную, неся тарелки с зеленью и колбасой, а также связку вяленой рыбы.
— Пиво где-то было, — безучастно сообщил Дирк, появляясь из спальни.
— Нашёл я его, нашёл, а вот ты совсем с ума сошёл, — отозвался Пак, опять отправляясь на кухню.
— Тебе питаться нужно получше, — через пару минут заботливо втолковывал он Дирку, выгружая на стол бутылки с пивом. — В кофе, конечно, калории, но витаминов недостаточно.
— Опять же фосфора маловато, — ехидно подхватил Дирк, хотя и покраснел сквозь загар.
— Несомненно. Поэтому мозги у тебя отказали, и ты её затолкал в бассейн, пока Рамон устраивал его в гостевой, — кивнул Пак на Алекса.
— Бассейн был пуст, я спрятал её в кустарнике, — вяло возразил Дирк.
— Кого? Пустышку? Робота? — не веря своим ушам, но догадываясь о смысле разговора, спросил Алекс и тревожно взглянул на Пака.
Детектив не стал фыркать или ворчать, а утвердительно кивнул.
— Тогда она ещё не была пустышкой, — ответил он, соревнуясь в ехидстве тона с Дирком. — Тогда она была ещё куклой и размером не больше детского пупса. Вы никогда не видели, как пустышка на глазах вырастает? Интересное зрелище, даже красивое. Но наш бравый шериф решил соригинальничать и заставил куклу превратиться в уродку-утопленницу и надеть чугунные вериги.
Алекс опять вспомнил алую жидкость в бассейне, отступившую перед ними, и красивое женское лицо с чудовищно выпученными глазами и спутанным плащом тёмных волос.
— Она… он… само? — изумился он. — А эти железки были тяжеленные.
— Конечно, само. Железки тоже вполне объяснимы. У пустышек силища, знаете, какая? Как у хорошего домкрата. Так ты хотел обвести Рамона вокруг пальца? — обратился Пак опять к Дирку. — Знал, что я наверняка буду там и не смогу не позвонить тебе. А он будет полноценным свидетелем-человеком, — опять кивнул на Алекса. — Ох, играл с огнём, это всё-таки Рамон!
— Я не знал, что появятся люди из центра, — хмуро сказал Дирк.
— И что Рамону в бутылки всадят дерьмовые заклинания — тоже не знал, — утвердительным тоном строгого учителя произнёс детектив.
— Иди ты! — подскочил Дирк как ужаленный. — Когда?
— Ещё вчера. Не открыли эти бутылки только случайно.
— Меня обвели вокруг пальца, — с горечью сообщил ИО шерифа. — Я был идиотом.
— Заметно. А для мозгов фосфор — первое дело. Вот мы рыбкой его и восполним. Центровые мошенники просчитались, ты их вышвырнул, так что не хандри! Перестань убиваться и поешь!
Дирк отмахнулся от Пака, вскочил и начал нервно ходить по комнате.
— Неплохая рыбёшка, — произнёс Алекс, не зная, что ему ещё можно сказать в этой ситуации. — В магазинах и на рынках я давно таких не… нет, видел, но…
— Ха, на рынках, — фыркнул Пак. — На рынках каждый дурак чего ни закажет, а вот что получит? Не-е-ет, ты сам поброди по камышам и пособирай, как наши эльфы. Садись за стол, шериф, кушай, не хандри! Перекусим и пойдём искать клад в доме Морского колдуна.
— Ты думаешь, там клад? — задумчиво спросил Дирк.
— И ещё какой! Как минимум, стокаратовые изумруды и золото Голконды.
Как будто в ответ на слова частного детектива в комнате вдруг потемнело, а из приоткрытого окна донёсся далёкий звук грома.
— Да-а, изумруды… — повторил Дирк. — По слухам там может быть всё. Вы не потеряли ключи от дома? — спросил он у Алекса.
Тот молчал. Ему вдруг пришло в голову, что Пак и Дирк не прочь проникнуть в дом его отца по тем же причинам, что и Элла, и другие… те полсотни человек, что звонили Дирку. Очевидно, по местным слухам в доме хранятся клады. Вот все и норовят попасть внутрь, предварительно заполучив ключи.
А тем временем хозяин этого дома лежит на сентэридском кладбище, торопливо закопанный и неоплаканный. Отцу, не сомневался Алекс, было бы наплевать на всякие сантименты, вроде пышных похорон и слёз по нему. Но он бы рассвирепел, если бы узнал, что его обвиняют в наркоторговле, а сын его до сих пор пальцем о палец не ударил, чтобы узнать, что же произошло и происходит на самом деле.
"Спокойно, папа! — мысленно возразил Алекс. — Я сделал не так уж и мало: во-первых, остался жив, во-вторых, узнал правду о нашем мире. А ведь с тех пор, как я отправился в Оркодубр, у меня минутки спокойной не было… ну, разве что я спал прошлую ночь, но ведь и моя выносливость имеет предел! Хотя ты прав: раз ты убит в Сентэриде, то искать нужно там, а не в этом безумном Оркодубре. Я обещаю: взгляну ещё раз на дом и оправлюсь назад в Сентэрид".
— Не потерял, — ответил он вслух Дирку, — ключи у меня с собой.
— Тогда поехали скорее, — сказал Пак. — В присутствии шерифа — ладно-ладно, ИО шерифа! — не так-то просто будет напасть на нас. Ф-фух, ну и духотища! — он расстегнул свою рубашку до последних пуговиц.
Пока они ехали на окраину, тучи окончательно сомкнулись у них над головой, раскаты грома приблизились, к ним добавились редкие вспышки молний. И всё-таки когда они оказались перед воротами усадьбы Морского колдуна, дождь ещё не начался, на переднее стекло и дорогу падали только редкие, хотя крупные капли.
Алекс выбрался из машины и уже хотел взяться за шнур звонка, но Дирк сказал:
— Ворота открыты.
Услышав это, Пак, который начал было застёгивать рубашку, чтобы привести её в благопристойный вид, бросил это занятие и подошёл поближе.
Действительно, сейчас тяжёлые ворота не были заперты, между их створками даже была щель в целую ладонь, откуда и светило не выключенное отцом Алекса солнце. Алекс насторожился: в прошлый раз Кит хоть как-то, но стерёг усадьбу. Ему вдруг пришло в голову, что вчера утром, когда Дирк, получив радиограмму капитана Дорадо, встретил корабль, то ничего не рассказал о том, кто напал на Алекса в усадьбе отца. Дирк сам расспросил Ромишева о его злоключениях в усадьбе и море, потом сразу отвёл его к Рамону. Пак тоже только расспрашивал, а если что-то и узнал сам или от Дирка, то Алексу ничего не рассказал.
— Выяснили, кто на меня здесь напал, и кто была девушка во флигеле? — резко спросил Алекс ИО шерифа.
— Нет, — ответил Дирк. — Честно говоря, после вашего исчезновения я не смог попасть за ворота. На звонок Кит не отвечал, через ворота или забор никто из нас не смог перелезть… чёрт его знает, почему. Тут пришла радиограмма с корабля, и я прекратил штурм. А вчера мне было не до того. а и без вас я вряд ли попал бы сюда без ключей.
За воротами всё так же расстилалась пыльная лужайка, журчал великолепный фонтан и красовался розарий. Возле фонтана лениво щипала траву Ленточка. Алекс почти с умилением погладил её по гриве и пожалел, что с собой нет сахара или хотя бы ломтя хлеба для угощения доброй лошадки.
Потом догнал Дирка и Пака, и все вместе подошли к дому, поднялись на крыльцо, позвонили несколько раз, постучали. Но никаких признаков Кита не обнаружилось. Окна были плотно заперты, закрыты жалюзи или портьерами.
— Странно, — буркнул Дирк. — Когда я два раза приходил сюда — ещё до вашего приезда, Ромишев — то Кит всегда выходил. Не сразу, но выходил.
— Меня он тоже впустил в дом, — согласился Алекс.
— Может быть, открыть окно? — предложил Пак. — Ведь Алекс хозяин и…
— Нет, — возразил Дирк, — пойдёмте во флигель, ведь по вашим словам, — взглянул он на Алекса, — флигель был не закрыт и там кто-то жил.
— Не закрыт, — согласился Алекс. — Да, кто-то там обитал.
— И где же флигель?
— Нужно идти вдоль этой стены дома до конца.
Они молча двинулись друг за другом, стараясь не шуметь, и уже видели впереди дощатый павильон с террасой, как оттуда донёсся громкий женский голос. Дирк остановил их движением руки, но Алекс шепнул:
— Окна в другие стороны. Разговаривают, по-моему, в холле, помните, я открыл окно, когда мы ужинали? Все остальные были закрыты.
Так и оказалось, разговаривавшие во флигеле явно не думали, что их могут подслушать, так что подслушивавшие осторожно подкрались к открытому окну и заглянули в комнату сквозь полоски жалюзи.
В холле были двое. Мужчина — светловолосый, среднего роста, с руками и ногами нормальных размеров, зато его грудь и плечи были так широки, что фигура казалась квадратной. Он стоял в двух метрах от окна, и Алекс видел только его спину, но и этого было достаточно, чтобы его узнать, тем более, что он заговорил скрипучим, как несмазанные ворота, голосом. Тип с корабля! Нетерпеливый блондин в наколках и с коробкой конфет, который непременно хотел узнать, что сказала перед смертью хозяйка яхты "Кузина Полли"? Сейчас он оперировал не конфетами, а грубостями.
— Не ври, дрянь этакая, не ври! — повторял он. — Отвечай, где ключи, иначе я тебе руки-ноги переломаю!
Напротив него у стены возле двери стояла тоже знакомая Алексу маленькая блондинка с тёмными глазками, куцым умишком и в крохотном платье. Та самая, которую встретил здесь в своё первое появление. Правда, теперь она была одета почти пуританским образом: голубое платье с юбкой в складку, застёгнутое почти под горло. Подбородок её был гордо задран, а руки за спиной, наверное, упиралась ими в стену.
— Я не вру, — сердито ответила блондинка, хотя в голосе её была и порядочная доля страха, и она немного коверкала слова, наверное, тоже от страха. — Не знаю я, где ключи! Он никогда не давал мне ключи!
Коренастый пошевелил плечами, подошёл к девушке и остановился, словно в раздумье, куда идти дальше. Она попятилась, хотя куда уж ей было пятиться, и вдруг стремительным движением выставила перед собой руку с маленьким пистолетом в ней. Вернее, она хотела это сделать, но её противник почти незаметным движением стукнул её по запястью, так что пистолетик отлетел в угол. Прижав руки к побледневшим щекам и раскрыв от ужаса рот, она смотрела на него: очевидно физиономия типа была отнюдь не ангельской. Он опять передёрнул плечами, словно его кусали блохи, схватил ткань на груди девушки и дернул несколько раз, разорвав платье почти до подола. Она не шевелилась, словно превратившись в статую, только продолжала сжимать ладонями лицо. Оно было искажено гримасой ужаса, из горла вырывались какие-то сиплые звуки. Коренастый не отрываясь, смотрел на неё и бормотал что-то вроде "врёшь, гадюка", его огромные плечи вздымалась от дыхания.
Алекс напрягся для прыжка, но в ту же минуту блондинка метнулась вбок от коренастого и со всех ног бросилась к окну: коренастый просто не ожидал от неё такой храбрости. Проскочив сквозь гибкие полоски жалюзи, она спрыгнула с подоконника, со всего размаху налетела на Алекса и толкнула его с такой силой, что он вынужден был отшатнуться назад. На её лице были боль, гнев и недоумение, руками она придерживала остатки платья.
Не задумываясь, Пак скинул с себя рубашку и набросил на голые плечи бедняжки, но не переставая издавать какие-то болезненные звуки, девушка одной рукой стянула рубашку у себя на груди, а другой врезала ему по лицу. Пощечина была такой сильной, что у него зазвенело в ушах.
— Я тоже могу стукнуть, малявка! — фыркнул он на неё.
Но злиться на перепуганную девчонку не было времени: вот-вот из окна должен был вывалиться коренастый. Он и попытался это сделать, но, высунув из-за жалюзи голову и увидев Пака с "вадеретрой", Дирка с табельным "дреднутом" и Алекса с камнем из клумбы в руках, мгновенно отшатнулся и затопал вглубь комнаты.
— Следи за окнами! — сказал Дирк Алексу, и они с Паком взобрались в окно.
Путь отступления коренастого был хорошо заметен: он опрокинул столик, два стула просто отшвырнул ногой, перепрыгивая через него, перевернул письменный стол, тумбочка с грохотом покатилась по полу. По следам разгрома они ворвались в кухню. Весь пол был усеян остатками салата и блюда, в котором он был, тут же лежала металлическая миска с каким-то мясом. Слева от холодильника они увидели раскрытую дверцу, которую Алекс не заметил при первом посещении флигеля. Вдали гулко ухали прыжки коренастого. Дирк, Алекс и Пак выскочили во двор.
К их удивлению беглец не кинулся к живой изгороди в каких-то двадцати метрах от флигеля, за которой начинались дюны и песчаный берег моря. Нет, коренастый изо всех сил порысил в сторону дома и вдоль его стены.
— У него там машина? — на бегу крикнул Дирк.
— Не было никакой, — откликнулся Алекс. — За углом?
— До ворот поймаем! — рявкнул Дирк. — Слева… левее бери! Отрезай его от ворот!
Пак спешил за ними перебежками, по причине протеза быстро бежать он не мог.
Но коренастый и не думал поворачивать напрямик к воротам.
Он помчался прямо через розарий и дальше, как будто намеревался с размаху утопиться в фонтане или разбиться о его чашу. Но не сделал ни того, ни другого: только через несколько секунд Пак догадался, что тот задумал и закричал:
— Лошадь! Лошадь!
Поздно…
Почти не притормозив, коренастый выдернул из земли железный столбик с поводом Ленточки и как циркач вспрыгнул ей на спину. Ленточка присела на задние ноги и забила передними в воздухе, но коренастый несколько раз с размаху ударил её столбиком, ногами и другой рукой чудом удерживаясь верхом. Лошадь истошно заржала, но подчинилась и с места рванула к воротам.
— Фу, Ленточка! Тубо! К ноге! — кричал Алекс, путая известные ему команды животным.
— Это не собака! — Дирк громогласно выстрелил два раза из "дреднута", вызвав новые крики Алекса:
— Не смейте! Это моя лошадь!
Но Дирк продолжал палить, пока они не выскочили за ворота и не подбежали к машине.
— Не смейте стрелять! — орал Алекс, впрыгивая на заднее сидение почти на ходу, когда Дирк уже выруливал на улицу.
— Я не в лошадь, я хотел, чтобы она понесла, — уже нормальным голосом ответил Дирк.
— Чего-чего?
— Чтобы она испугалась и сбросила мерзавца. Эх, я так и знал!
Коренастый удержался на спине обезумевшей от звука выстрелов Ленточки и сумел повернуть её стремительный галоп в сторону дюн. Как не было сложно скакать по песчаной почве лошади, но машина начала буксовать после первых же полусотни метров.
— Уходит! — в отчаянии грозил кулаками Алекс.
— А что делать? У меня даже нет служебной рации. — Передав Алексу руль и приказав ехать вдоль кромки дюн, Дирк достал личный телефон и стал связываться с помощниками, давая им описание коренастого и Ленточки, а также советы, как ловить беглеца.
Тем временем Пак добежал почти до ворот, но никого не обнаружил и, тяжело дыша, огляделся по сторонам. После такой стрельбы можно было надеяться, что Кит, наконец, появится. Однако… никого. Из-за того, что происходило с девушкой, о судьбе Кита можно было очень волноваться. Интересно, как отреагируют на стрельбу и крики владельцы других вилл? Он направился за ворота и уже был на улице, но тут кто-то окликнул его свистящим шёпотом и с неясным выговором:
— Эй! Эй, послушайте, не бросайте меня здесь!
Пак резко повернулся. Его звали из-за живой изгороди. Опять вытащив "вадеретру" и держа перед собой, подошёл туда, откуда прозвучал этот голос. Наконец среди веток и листьев заметил изящные загорелые ножки, начинавшиеся из-под мужской рубашки. Его рубашки. Обеими руками девушка сжимала материю у себя на груди. А повыше виднелись очертания испуганного лица, обрамлённого длинными, почти белыми белокурыми волосами.
— Опять стукнете меня по физиономии! — фыркнул он.
В ответ она хотела взять его за руку, но вместо этого ухватилась за дуло "вадеретры" и, вскрикнув от испуга, выпустила из другой руки материю. Рубашка распахнулась, и — к этому времени глаза его уже успели привыкнуть к полумраку зарослей — в честь этого события Пак приготовился разрядить свой пистолет в воздух, издав при этом воинственный клич эльфов в разгар боя. Но малышка казалась ужасно перепуганной и расстроенной, поэтому он решил быть благородным и воспитанным, засунул пистолет в кобуру и взял девушку за дрожащую руку. Она уже запахнула рубашку и придерживала её другой рукой на груди.
— Вы не понимаете! Я теперь одна! Я теперь здесь совсем одна! — возбуждённо сказала она, картавя, немного рисуясь, но с искренним страхом.
— Успокойтесь, — мягко сказал Пак.
— Вы не понимаете меня! — почти закричала она. — Он убежал! Он убежал и не вернулся! — Она по-ребячьи скривилась, размашисто вытерла нос рукой и тихо заплакала.
— Успокойтесь, — мягко сказал Пак. — Я дам вам платок… а-а, он в кармане рубашки. Да, достаньте и вытирайте, вытирайте лицо… как вас зовут?
— Мартина.
— Вы отсюда? — спросил он.
— Что?
— Вы из Оркодубра? — терпеливо спросил он.
— Нет, вот ещё! Я не из этого противного города. И не из этого дурацкого королевства. Я вообще не отсюда! Только никто не поверит, потому что все мои документы не здесь…
— Вы нездешняя, я это понял по вашему выговору. Какие документы не здесь?
— Ну… всякие…
— Паспорт, водительские права, да?
— Нет, такого у меня нет.
У Пака возникли нехорошие подозрения.
— Вам ещё рано иметь паспорт и водительские права, да?
— Ну… в общем-то… не знаю.
— Сколько вам лет, Мартина?
— Скоро двадцать.
— Почему же у вас нет документов?
Она низко опустила голову, так что подбородок почти коснулся груди, и всхлипнула опять.
У Пака появилось первое, ещё неопределённое, подозрение.
— Скажите, Мартина, а эти вещи во флигеле, они ваши?
— Нет, конечно. Туда нельзя было заходить.
— Но, может быть, мы пойдём туда, и вы что-нибудь там наденете?
— Я не знаю…
— Пойдёмте.
В конце концов, Паку это казалось единственным способом её одеть, не выходя с территории виллы, и одновременно осмотреть флигель. Через пыльную лужайку, мимо фонтана и розария они двинулись опять к дому. По пути детектив продолжал расспрашивать Мартину:
— Значит, вы никогда не заходили во флигель?
Она смутилась:
— Он запрещал туда ходить. Там её вещи. Но они такие красивые, а я была такая дура!
— Вы туда пошли?
Мартина кивнула.
— И что случилось?
— Как раз пришёл его сын.
— Чей?
— Что — чей?
— Вы сказали: как раз пришёл его сын, — терпеливо повторил Пак.
— Сын кэптэна. Они все тут его так называли — кэптэн.
— Пришёл Алекс Ромишев, сын кэптэна Антония Ромишева? — Пак вдруг вспомнил рассказ Алекса о приключениях в доме и нападении на него во флигеле. — А тот, кто запрещал вам ходить во флигель — такой высокий, худой и с банджо?
— Да, он вечно играет на банджо, — уныло сказала Мартина. — Во время отдыха.
Пак вдруг сообразил, что Мартина была права, до сих пор он её не понимал! Но не успел он открыть рот для следующего вопроса, как сообразил, что кто-то находится во флигеле: когда они с Дирком и Алексом подходили к нему, то входная дверь была плотно закрыта, а теперь чуть приотворена.
— Стойте на месте, — шепнул он Мартине.
Хорошо ещё, что из окон флигеля подход к нему был не виден. Неужели коренастый подкрался с тылов усадьбы, перелез через забор, выходящий на дюны, и опять испытывает судьбу?
Так и оказалось. Старый знакомый с широкими плечами и скверным характером обнаружился в одной из комнат. Он занимался перетряхиванием женской одежды, но услышал шаги Пака и выскочил на него, протягивая вперёд клешнятые руки. Надо сказать, что Пак обычно выглядел неопасным противником и тщательно культивировал этот образ. Но теперь в одной из лап коренастого он увидел маленький пистолет Мартины и пожалел о своей забывчивости.
— Какого черта ты здесь делаешь? — злобно рыкнул коренастый в уверенности, что хлипкий детектив у него в руках.
Потом он выстрелил. Вернее, сделал всё, чтобы произвести выстрел. Пак кинулся в сторону и на пол, пытаясь хотя бы избежать смертельного попадания. Но ничего не произошло, выстрела не последовало, зато раздались грязные ругательства. Пак приподнялся на локте: коренастый недоумённо крутил пистолет в руках, потом отшвырнул его опять в угол и повернулся было к детективу… Из угла донёсся тихий свист начинающего закипать чайника, и струя нежно-сиреневого пламени пронеслась по комнате, едва не задев их, зато стол и стулья превратив в обугленные обломки.
— Небеса фиолетовые и зелёные, что это? — воскликнул коренастый бандит совсем как нормальный человек и уставился на пистолет, который перестал изрыгать пламя и опять выглядел, как обычная дамская пукалка.
Но Пак не поверил в такое невероятное превращение противника, и пока тот пялился на пистолет, сделал резкий выпад и ударил его сбоку ногой в пах. Тот раззявил пасть, но не согнулся пополам, а только зарычал и затрясся. Тогда Пак, пользуясь его шоком и неподвижностью, стукнул его ребром ладони по шее. Коренастый разинул рот и без звука рухнул на пол.
Схватив из шкафа какое-то платье и осторожно подняв загадочное оружие, эльф-детектив выскочил из флигеля и кинулся к Мартине, которая съёжилась возле стены дома.
— Одевайся и отвечай! — Ему уже было не до вежливостей и церемоний. — Что это такое? — сунул ей под нос странное оружие.
— Пистолет, — ответила она и покраснела.
— Ты из него стреляла когда-нибудь?
— Н-нет…
Мартина явно лгала, но у Пака были вопросы поважнее принципа действия этого оружия.
— Кто напал на сына кэптэна?
— Я не знаю. Я ужасно испугалась и убежала, они за мной погнались, но запутались в доме, а я спряталась в одном шкафу.
— А Кит?
Девушка торопливо натянула платье, в котором поместились бы две таких, как она. Она выглядела растерянной:
— Какой кит, вы о чём?
— Твой приятель с банджо, — резко сказал Пак.
— Он не мой приятель.
— Что он здесь делал?
— Он здесь работал, — неохотно ответила она.
— А ты? Что вы делали? Отвечай, я не шучу!
— Я тоже работала. — Мартина смотрела на него хмуро. — Я анализировала, а он исследовал.
— Что?
Мартина замялась.
— Отвечай сейчас же, иначе я брошу тебя здесь одну, и когда тот тип очнётся!.. — повысил голос Пак.
— Он был там, этот бандит? — в ужасе спросила она, оглядываясь на флигель.
— Да. Отвечай, что вы настраивали и проверяли?
Она тяжело вздохнула:
— Я точно не знаю. Этот Морской колдун нашёл, как он думал, артефакт. Ну, понимаете, он думал, что это волшебная вещь. Я не знаю даже, как вам объяснить, потому что я сама не очень знаю, что это такое…
— Это то, что все ищут? — У Пака загорелись глаза, но Мартина вдруг так пренебрежительно махнула рукой, что ему стало неловко, словно его оскорбили прямо в лицо.
— Они все дураки, они ищут клады и драгоценности или карты кладов. Ха, клады! Тут все такие недалёкие! Они думают о золоте и сундуках! Только им и в голову не придёт, что это такое на самом деле. Просто никто здесь не поймёт! А это очень большое и ценное, очень-очень!
— Если ты объяснишь, я постараюсь понять, да ещё могу быть очень благодарным, — пообещал Пак. — А то смотри, брошу здесь одну, и разбирайся с бандитами!
— Да, с бандитами… Конечно, бандитов я боюсь. Объяснить? Это огромная ценность! Я же говорю, что и сама не очень… — Мартина улыбалась всё шире и шире, глядя на Пака почти с пренебрежением.
Он насторожился, но было уже поздно.
— Положи оружие на землю! Плавно, медленно! Выпрямись медленно! Медленно и плавно руки вверх! — почти весело начал командовать голос из-за его спины. — Лицом к стене, руки опереть на стену! Отступить назад на два шага! Ноги шире! Ещё шире!
Скосив глаза, Пак увидел в нескольких метрах от себя худого и длинного пожилого человека, вполне подходящего под описание Алексом и Дирком Кита. В руке Кит держал пистолет и выглядел достаточно уверенно и жестоко. Особенно, если оружие у него действовало так же, как и "пистолетик" Мартины.
— И без баловства, стреляю сразу на поражение! — добавил он и вдруг исчез из поля зрения Пака.
Но как ни осторожно двигались Кит и Мартина, в окно они забрались с лёгким шумом. Пак обернулся: исчезли. И "пистолетик" Мартины тоже. Надо полагать в окне справа от него, откуда и донёсся опять теперь уже тихий стук. Проклиная свой интерес к болтовне девчонки, которая явно в какой-то момент заметила Кита и стала заговаривать зубы, Пак забрался внутрь дома. Никого! Он и не ожидал ничего другого, и всё же…
Самое поразительное, что в этой небольшой комнате была только одна дверь, и ключ в замке её торчал изнутри. Да, с помощью тех же плоскогубцев или других хитростей, они могли так её за собой запереть. Но им бы на это не хватило времени. Да и зачем? Зачем?
Пак огляделся: стены окрашены почти до потолка, посреди комнаты стол и два стула, вдоль левой стены — шкаф, больше мебели нет. Он открыл шкаф, раздвинул какие-то тряпки и постучал в стенку: глухо. Через двадцать минут он выяснил, как отодвигается тайная дверь. Ну и что? Был уверен, что теперь не один Кит, а Кит и Мартина убежали.
И не вернутся? Не факт. Ведь что-то большое и ценное, что-то, принятое Антонием Ромишевым за артефакт и старательно изучаемое этой странной парой — которая сама может поразить кого угодно! — даже под постоянной угрозой нападения, осталось в доме Морского колдуна.
Пак выбрался в окно, устало опустился на пыльную траву и, задрав голову, стал изучать голубое небо и ласковое солнышко на нём.
Шум двигателя своей таратайки Пак узнал сразу, но на всякий случай повернул голову и приоткрыл глаза. Да, она, милая! Дирк выбрался из машины и, увидев, что Пак лежит навзничь на лужайке, кинулся к нему бегом.
— Не спеши, — весело сказал Пак, когда Дирк был буквально в нескольких шагах от него. — Присядь, отдохни. Как поиски?
— Клоун, — буркнул Дирк, — не можешь без этого. А парень удрал, исчез, нашли только лошадь. Ромишев ведёт её сюда. Как ты можешь валяться в этой пыли? — но присел рядом с детективом.
— Ага, могу, — усмехнулся Пак. — И пока Алекса нет, не разрешишь ли некоторые мои недоумения? Пустышка-утопленница — точно секретарша стоматолога или ты напускал туману?
— Точно. Я занял её у эскулапа, потому что наши фонды не предусматривают пустышек. Не туда метишь. Лучше подумай о пустышке, которую Алекс видел в прокуратуре.
— Уже думал и не раз. Крутил и так и этак. Невозможная вещь. Ромишев что-то недоговаривает. Не говорю, что специально…
Дирк хмыкнул и жестом остановил Пака:
— Я уверен, что он рассказал всё, как было. Мне кажется, что таким образом его проверяли. Насколько он посвящён в реальность, то есть.
Пак недоверчиво покрутил головой:
— Шутишь? В прокуратуре?
— Ты вытрешь своей шевелюрой всю пыль с травы. А прокуратура — такая же государственная структура, как и другие, — пожал плечами Дирк.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Сейчас я не на службе, Пак. Разговариваю с тобой, как частное лицо, учти это.
— Учёл. И что же?
— Мы с тобой попали в какую-то историю очень крупного масштаба, тебе не кажется?
— С некоторых пор кажется, — Пак указал на необычно голубое небо. — Я это заподозрил после того, как Алекс рассказал мне о таком вот не выключенном его отцом солнце. Но раз ты первый начал открывать карты, то продолжай.
Дирк поднял голову и с лёгкой усмешкой обвёл взглядом голубой небосвод с невероятно белыми, как вата, облаками и золотистым солнцем, на которое можно было даже смотреть несколько секунд. Потом опять глянул на лежащего рядом Пака.
— То, что произошло с Ромишевым в прокуратуре, — это ведь простейший способ проверить человека, знает ли он, что представляет из себя наше королевство. Нет?
— Хорошо, согласен.
— Ещё бы не согласен. И в городской и в областной прокуратуре знали, что я разыскиваю Алекса Ромишева. А значит, он в любой момент мог появиться у них, перед тем, как ехать сюда. Так?
— Так. Но зачем такая проверка? — уточнил Пак.
— А затем, что он обязательно должен был разобраться с домом. Теперь смотри сюда. Сын Ромишева не удивился поведению пустышки. Значит, он не удивился бы и тому, что должен был увидеть здесь, в усадьбе отца. Ну, подумаешь, папочка наколдовал! Он преспокойно продал бы кому-то усадьбу и отчалил домой. Затем и письмо ему послали, чтобы он явился сначала к ним. Так?
— Так. Значит, ты думаешь, что письмо послали из прокуратуры?
— Когда узнали, что я его разыскиваю. Сами они, конечно, не собирались ничего ему сообщать. Ведь неизвестно было, что с его отцом.
— А если бы Алекс удивился поведению пустышки? Ты думаешь, его не пустили бы сюда?
— Мне так кажется, — пожал плечами Дирк. — Под любым предлогом организовали бы продажу дома прямо в Сентэриде. Например, предложили бы очень большую сумму с помощью подставного лица. Ведь усадьба представляла слишком большую ценность. Так?
— Хорошо, хорошо… А эти многочисленные покупатели пронюхали, что здесь…
— Нет. Наверняка просто хотели бы приобрести дом некроманта. В надежде получить какие-нибудь чары или тому подобные выгоды. Но вот один из них явно решает свои проблемы преступными методами. А появление сына Морского колдуна, который может знать, где тайники, его разозлило. Поэтому сына быстренько швырнули в море.
— Вот этот момент, пожалуйста, подробнее. Зачем столько мороки с морем?
Дирк опять пожал плечами:
— Так ведь Антоний Ромишев всем говорил, что его сын — военный. А у военного, как известно, могут быть вшиты чипы или нечто подобное для идентификации, тело будет быстро найдено и опознано. В море же ищи-свищи, опять же акулы и прочие хищники быстро уничтожат.
— Согласен. Но ты так уверенно говоришь об этом деле… Ладно-ладно, я понимаю, что Морской колдун не взял бы деньги у преступников, а вот работать на государство согласился бы. И я не возражаю, что главарь какой-нибудь банды мог попытаться наложить лапу на дом знаменитого некроманта. Ты определил, кто этот единственный и неповторимый бандюга?
— Догадываюсь, — кивнул Дирк. — Я узнал громилу из флигеля. Это один из орков по кличке Зубоскал на побегушках у Приди-Смерти.
Пак почесал затылок: Приди-Смерть был главарём небольшой преступной группировки в пригороде Сентэрида и владельцем подпольного бизнеса развлечений в Оркодубре. Несколько раз силовые структуры дистрикта выходили на его банду и его лишали почти всех подчинённых, но самого привлечь к уголовной ответственности никак не могли по причине отсутствия улик и свидетелей: тех или не было, или они исчезали с поразительной регулярностью. Что ж, он вполне мог захотеть поменять нервное ремесло бандита на солидный бизнес некроманта. Другое дело, что не подозревал о своей конкуренции в этом деле с государством.
— Но ты же не думаешь, что именно власти или Приди-Смерть и прикончили Ромишева?
— Нет, только не они. Точнее, Приди-Смерть убил бы, но сначала заставил бы Ромишева продать дом.
— Согласен. Тогда почему он хотел убить Алекса, не заставив его это сделать?
— Вот это даёт повод надеяться, что Морской колдун жив и Приди-Смерть в этом уверен. Более того, мне кажется, что старый капитан у Приди-Смерти в руках. Каким образом Антонию Ромишеву удалось до сих пор не сломаться, меня не спрашивай.
— А фотографии покойника?
— Постарались власти. Надо же было как-то объяснить исчезновение известного некроманта? Мне всё это вялое следствие и противоречивые объяснения уже давно казались подозрительными. Утром я позвонил твоей секретарше и от твоего имени попросил просмотреть могилу Ромишева.
Расхохотавшись, Пак сел, придерживая рукой ногу с протезом. За что он любил Дирка, так за его невероятную предприимчивость.
— Интриган, обманул бедную девочку! И что в могиле?
— Она позвонила мне четверть часа назад. Там несколько брусков из чего-то вроде свинца.
— Нет тела.
— Нет, — кивнул Дирк. — Так что я надеюсь, он жив. А всё это приобрёл для властей, — Дирк обвёл руками пространство вокруг себя, — за те самые два миллиона. Или, скорее, потратил два миллиона на то, чем расплатился за это.
— Логично, — кивнул Пак. — Ага, вот и Алекс. Будем его посвящать?
— Конечно. Потому что я приблизительно знаю, где может находиться Морской колдун, но официально туда нам не попасть. Нет, я могу получить ордер на арест. Дня через два. Когда не только Приди-Смерть, но и все в дистрикте будут об этом знать. Это же не наркобизнес, а всего лишь похищение человека, куда им спешить! Так что придётся идти на абордаж своими силами. А три человека при незаконном налёте лучше, чем два.
К этому времени Алекс, разгорячённый ходьбой, но невесёлый, привязал лошадь у ворот и подошёл к ним.
— Я не решаюсь её здесь оставить, — сказал он. — Я же взял её напрокат. Мне ещё за бричку придётся платить.
— На бричку я дам вам справку, если не найдут, — отмахнулся Дирк. — А лошадь устроим в надёжную конюшню. Пока же мы хотели вас обнадёжить…
— Подожди, — перебил его Пак. — Не ты его, а я вас обоих обрадую. — Он указал в сторону ворот.
— И что? — спросил Дирк.
— Протри глаза.
— Тот мешок? — предположил Алекс.
Действительно, справа от ворот возле забора лежало что-то вроде мешка или свёртка в серой материи.
— Это Зубоскал, — ухмыльнулся Пак. — Тот тип, за которым вы гнались, — объяснил он Алексу. — Я связал его, но на всякий случай закатал в какое-то покрывало. Получите и распишитесь. Подробности — потом.
Действительно, от того, как быстро они найдут Морского колдуна, возможно, зависела его жизнь. Поэтому пересказывать его сыну догадки и факты Дирк предоставил Паку, а сам решил заняться допросом бандита. Пака же и Алекса отправил к одному из владельцев конюшен, устроить Ленточку так, чтобы её не могли украсть. Детектив выступал в роли телохранителя Алекса.
На самом деле отвести лошадь вполне мог и один Пак, но Дирк не хотел, чтобы Алекс присутствовал при допросе Зубоскала.
Когда они ушли, Дирк раскатал свёрток, придал бандиту сидячее положение и прислонил к забору. Всё это время Зубоскал непрерывно и грязно ругался.
— Где Морской колдун? — невозмутимо спросил Дирк.
— В могиле, где и тебе место… — огрызнулся бандит и добавил новые ругательства.
— Я точно знаю, что он жив. Он на "Лунной рулетке"?
— Дохлый он, что ты ко мне пристал?
— Он на "Лунной рулетке" или ещё где? Смотри, я не шучу.
— Ничего я не скажу. Вам, легавым, слово ляпни — пожалеешь.
— В этом случае пожалеешь, если не скажешь.
Зубоскал оскалил большие желтоватые зубы в улыбке:
— Меня пытались раскалывать люди получше тебя, легаш.
— Голубчик, — криво усмехнулся в ответ Дирк, — для такой работы не нужны люди получше. Наоборот, худшие из худших. А я, если кто-то в смертельной опасности, становлюсь настоящим негодяем.
Он не очень сильно ударил Зубоскала в лицо. Не сильно, так чтобы только слегка разбить ему нос, и он почувствовал вкус своей крови. Нагнувшись, опустил руку в карман штанов за десантным ножом, звякнув, выскочило, встало на место лезвие. Дирк потрогал его большим пальцем. Предпочёл бы инструмент поменьше, но придётся обойтись тем, что есть.
— Скажешь.
…Ему даже не пришлось мыть руки в фонтане.
Зубоскал оказался вполне разумным бандюгой и признался, что Морского колдуна держат на "Лунной рулетке". По словам Дирка эта большая яхта, переоборудованная под плавучее казино и курсирующая в море неподалёку от Оркодубра, давно уже отбивала клиентуру у Рамона, но пока тот только примеривался, как бы похитрее прищемить Приди-Смерти хвост.
Как уже говорил Дирк, получить ордер на обыск яхты он смог бы только через несколько дней. Оставалось попробовать освободить пленника своими силами. Риск? Большой. Но Алекс охотно соглашался на него, у Пака был к Приди-Смерти крупный счёт, о котором он не желал распространяться, а Дирк просто сказал:
— Не могу же я позволять каждому мерзавцу похищать в моём округе людей?
Хотя каждый следующий час мог быть для Антония Ромишева последним, все, даже Алекс, понимали, что нужно дождаться хотя бы сумерек. Ну, и по мнению Дирка, следовало попасть к "Лунной рулетке" во время подхода катера или моторки одного из поставщиков спиртного и прочих товаров, которые не желали афишировать свою связь с владельцем яхты и проделывали поставки под покровом темноты. Во время прибытия очередного поставщика охрана яхты будет, конечно, следить за его катером, людьми и ящиками. По другому трапу на борт принимали посетителей, они тоже появлялись в основном вечером. Так что шума в это время будет много, а внимание охраны сосредоточится в основном на двух трапах. В остальном же яхта охранялось постоянно передвигающимися охранниками, которые за бортами особенно и не наблюдали, зная, что по первому сигналу тревоги к яхте примчится катер с боевиками, всегда находящийся в миле от неё.
И вот, когда стало темнеть, Дирк, Пак и Алекс угнали моторную лодку от дальнего причала, чтобы не афишировать никому свой интерес к морю, и отправились на поиски "Лунной рулетки".
Обычно яхта пару раз в неделю меняла местоположение, и только люди Приди-Смерти знали её точные координаты. Но Дирк имел свои каналы информации и точно знал, где она была вчера вечером. Оставалось надеяться, что за сутки никуда оттуда не денется.
Не повезло. Место оказалось пустым.
К счастью "канал информации" Дирка оказался в пределах досягаемости радиотелефона и сообщил ему новые координаты плавучего казино. Пока они до него добрались, почти совсем стемнело, поднялась небольшая волна, и Алекса немного укачало. К его облегчению Дирк сказал, что "Лунная рулетка" оборудована "успокоителями качки", так что по ней они будут расхаживать, словно по обычному наземному игорному заведению.
Заметив яркие огни "Лунной рулетки" — а её Дирк узнал бы даже ночью и среди нескольких похожих яхт, Приди-Смерть, как и Рамон сидел у него в печёнках — они выключили мотор и стали ждать.
Вскоре к яхте неторопливо, можно сказать, деловито, приковыляла почти черпающая воду бортами моторная лодка, с неё что-то прокричали, и погрузка началась. Под её шум три незваных гостя подгребли к корме яхты, выстрелили вверх крюки-прилипалы с лёгкими, но прочными синтетическими тросиками и с помощью автоматических блоков стремительно поднялись на борт. Затем подъёмники спрятали и проверили оружие.
Когда они обсуждали операцию, Алекс настаивал, что автомат — лучший аргумент при разговоре с любой бандой. Но Дирк возразил, что, во-первых, они собираются не открыто идти на абордаж и стирать эту банду с лица земли, а хотят по возможности незаметно вырвать из их лап его отца. А во-вторых, в Оркодубре автоматы есть только у бандитов, его людям они не положены, не искать же их в последний момент на чёрном рынке. Так что ограничились десантными ножами, пистолетами и дымовыми шашками. Зато приклеили себе накладные усы и брови, кожа под ними немного чесалась от клея, и Алекс не слишком верил, что они их маскируют.
— Не маскируют, — возразил Пак. — Но в первый момент любой встречный обратит внимание именно на усы. А второго момента может для него уже и не наступить.
Зубоскал достаточно подробно объяснил, где находится каюта, в которой держат Морского колдуна, и даже нацарапал схемку, которую Дирк взял с собой. План-минимум их был прост: "находим каюту, снимаем охрану, забираем Антония Ромишева и по возможности незаметно уходим".
Осмотрелись вдоль палубы. Сверху над ними шелестело от ветерка нечто вроде тента. Под ногами слегка пружинило, похоже, палуба была устлана чем-то мягким. Впереди светили яркие светильники. Пришлось выйти на свет, другого пути просто не было. Выйти не всем вместе: появление троих усачей — событие возможное, но внимание, конечно, привлечёт.
Первым пошёл Дирк, через минуту Алекс, за ним — Пак. Проходя мимо витрины бара, рассмотрели, что пружинящее покрытие под ногами — это толстый ковёр, который выглядел очень эффектно в свете разноцветных лампочек. Но им было не до красот "Лунной рулетки", важно было как можно незаметнее пройти освещённое и людное место. Тут же рядом был трап для гостей казино. Возле мостика стояли два элегантно одетых офицера и приветствовали поднимающихся по трапу.
Вот раздался шум двигателя какой-то лодки. На борт поднялись две молодые женщины в вечерних платьях с сопровождающими их седоволосыми старцами в смокингах и исчезли в ярко освещенном баре. Через другое открытое окно были видны танцующие пары в зале ресторана, играл оркестр. Охранники в белом наблюдали за прибывающими гостями. Никто не обращал на пришельцев внимания. Стараясь не ускорять шага, они прошли ярко освещённый отрезок палубы. Долетали обрывки разговоров.
— Всё едут и едут…
— Намечается неплохая вечеринка.
— Вот тут, у этого бармена обалденные коктейли!
Наконец они опять оказались на слабо освещённом участке. Осмотрелись, подошли к лестнице, ведущей на нижнюю палубу. Внизу было темно и тихо. Но только пошли вперед, как увидел белую фигуру, двигавшуюся навстречу. Прятаться некуда, проход узкий. Алекс, как было договорено, стал фальшиво что-то напевать, Дирк и Пак, выстукивали ритм на перилах и мурлыкали его без слов. Высокий широкоплечий мужчина прошел мимо и поднялся по трапу, даже не посмотрев на них.
Пошумев ещё для верности, двинулись дальше и остановились возле нужной каюты. Она была закрыта на засов. Только Дирк стал отодвигать его, как раздался грозный голос:
— Какого черта вы здесь делаете?
Из темноты словно нарисовался качек в форме стюарда.
— Сколько говорить, чтобы вы не совали сюда свой нос?!
Он подошел поближе и злобно уставился на них.
— Приехали развлекаться? Так чего шарите по каютам? — рука его нырнула в карман.
Сделав резкий выпад, Пак ударил его ребром ладони по шее, а Дирк — почти одновременно в солнечное сплетение. Качек согнулся пополам и без звука рухнул на палубу. Дирк торопливо отодвинул засов и вместе с Паком втащил "стюарда" в тёмную каюту. Антония Ромишева в ней не было, зато при свете фонарика они обнаружили на полу охранника с так неестественно повёрнутой головой, что сразу было видно: ему свернули шею. Тут же валялись две пары открытых наручников и что-то вроде кляпа. Иллюминатор был разбит.
Если в каюте действительно содержался Ромишев, то можно было приблизительно представить, что произошло. Бандиты надели на его запястья и щиколотки наручники и заткнули ему рот. Но недооценили его физическую силу и, главное, силу духа. А Морской колдун преподал одному из них страшный урок.
Короче, Антоний Ромишев то ли смог выплюнуть кляп и закричать, то ли каким-то другим способом поднять шум. Возможно, он привлёк внимание охранника, разбив чем-то иллюминатор. Охранник отодвинул засов, Морской колдун услышал это и замер, лёжа на полу. Когда охранник наклонился к нему, чтобы убедиться, что всё в полном порядке, он тем самым совершил последнюю в своей жизни глупость. Он не издал ни звука и умер почти сразу. Как это было сделано, знал только Антоний Ромишев. Убив охранника, он забрал у него ключ от наручников, освободил руки и ноги, вышел из каюты и задвинул засов, чтобы на время скрыть побег.
Но где он теперь?
— Быстро выходите, — тихо сказал у них за спинами голос Алекса.
Они выскочили из каюты, и Алекс шепнул:
— Несколько человек. Идите за мной, — и через полдесятка метров втолкнул их в тесную каюту, где воняло бензином и краской. Он не только следил за палубой, но и подумал о том, что они упустили из виду: появись охранники, и на открытой палубе негде будет спрятаться.
Тем временем пять охранников уже оказались перед распахнутой дверью каюты, которую Дирку и Паку просто некогда было опять закрыть.
— Всем бросить оружие, — громко и четко скомандовал старший из охранников и одновременно зажёгся пронзительный свет ярких фонарей, осветив внутренность каюты; туда же уставились зловещие рыла и круглые магазины автоматов. Дальше на палубе маячили ещё несколько человек.
— Немедленно!.. — командир запнулся, видя, что в каюте никого нет, кроме тел двух его подчинённых.
Остальные охранники безразлично следили за происходящим. Все они казались на одно лицо: тупые, не рассуждающие убийцы. Надо отдать должное хозяину плавучего казино — если не обращать внимания на грубость и тупость этих рож, подбор головорезов был произведен просто удачно. Удачно для Дирка, Пака и Алекса, конечно. У старшего охранника явно голова пошла кругом, а остальные тупо ждали его команды, не проявляя инициативы.
Наконец, оставив двух возле каюты, они отправились назад, надо полагать, докладывать боссу. Это тоже было удобным для пришельцев решением, поэтому через пару минут в запертой на засов каюте валялись уже один труп и три на время отключённых бандита, а незваные гости крались за охранниками.
"Их слишком много. Происходи всё на берегу или будь их меньше, у нас был бы шанс", — мелькнуло в голове Алекса. Да, на яхте, которая хорошо знакома бандитам, они легко разыщут и перестреляют чужаков, как только поймут, что тут орудовал не только его отец. Ничего не оставалось, как красться и следить, радовало только, что отцу удалось бежать, а может быть, и покинуть яхту. Но эта радость исчезла, когда охранники "вывели" их на верхнюю палубу, подальше от посетителей казино, и они увидели Антония Ромишева в окружении такой же группы мордоворотов.
— А, — говорил один из них, самый живой и разумный на вид, — так я и знал, что Колдун придёт за картами кладов, которые мы стащили у Кита! Я даже надеялся, что сюда прибудет твой сынок спасать папочку. Ведь Зубоскал попался, а он слишком любит жизнь, чтобы держать язык за зубами.
— Приди-Смерть, — пробормотал Пак еле слышно, обращаясь к Алексу.
Действительно, это был главарь и владелец яхты-казино, который буквально сиял от удовольствия.
Алекс перехватил взгляд отца, в котором смешались горечь и ярость. Выглядел старый капитан избитым, но не настолько, чтобы не мог держаться как обычно, прямо и внушительно.
— Теперь мышка в мышеловке, — продолжал радоваться Приди-Смерть. — Что? — отвлёкся он на доклад подошедшего командира охранников. — Двоих голыми руками? Туда им и дорога, мне хлюпики не нужны. А мы можем опять спокойно заняться делами. Раз остальные три мышки не идут на сыр сюда, прихлопнем их в Оркодубре, — бандит говорил всё это явно для Антония Ромишева, напоказ, но было ясно, что позже он отдаст более конкретные приказы по уничтожению мешающих ему противников. — Только проверьте, чтобы никто из них не смог опять выплыть и испортить мне настроение. И не забудьте: без свидетелей! Попрощайтесь с сыном, Морской колдун. Хотя он и на берегу, но вы ведь умеете это и на расстоянии, с помощью вашей магии? Уведите его!
Охранники пошевелили автоматами, показывая пленнику, куда идти.
— Если вы их убьёте, то ничего не получите, — резко сказал Антоний Ромишев. — Вы уже меня знаете!
Приди-Смерть хмыкнул:
— Я умею развязывать язык, до сих пор я был вежлив. А не получится?.. Ну что ж, не получу, так не получу. Есть много желаемых мною вещей, которые мне не достанутся. Но этих умников я на белом свете не оставлю.
Дирк, Пак и Алекс переглянулись. "Ну, хотя бы по одному мы с собой заберём, — говорили их взгляды. — И лучше всего прямо сейчас".
— Не желаю, — разглагольствовал между тем главарь бандитов, — чтобы, когда я мирно буду сидеть у себя в кабинете или захочу показаться в обществе приличных людей, мне пришлось постоянно ожидать, что они появятся, как черти из преисподней, и расстроят меня. Нет-нет, уберите их и…
Он продолжал шевелить губами, но его не было больше слышно, потому что все шумы на яхте перекрыл оглушительный рёв сирены, доносящейся из-за борта. Потом он смолк, но сменился не менее громким голосом, явно усиленным техникой.
— Приди-Смерть! — гремел он над волнами. — Это я, Крутяга Рамон! Корыто с твоими вояками мы отогнали! А на яхту направлены огнемёты! Если не отпустишь пленника, то сожжём всё к чёртовой бабушке! И без обмана или каких-то ещё штучек! Ты меня знаешь! И это тебе не сентэридские подворотни! Даю пятнадцать минут! Счёт времени пошёл!
Дирк скрипнул зубами. Как ни обрадовала его так вовремя подоспевшая помощь, но осознание того, что их и Морского колдуна спасает Рамон, вызывало у честного служаки просто-таки физическую боль.
Пак изумился буквально до остолбенения: чтобы Рамон пошёл на прямую вооружённую стычку с сильным противником из преступников?!
У Алекса же отлегло от сердца: отец будет спасён, да и самому ещё хотелось пожить.
Что касается владельца яхты, то Приди-Смерть даже взвыл от ярости и бессилия. Если бы он умел убивать взглядом, то пленник уже лежал бы на палубе, умирая в жестоких мучениях. Но даже избить его напоследок было невозможно: наверняка предполагая у проигравших бандитов такое желание, Рамон дал им невозможное по краткости время, чтобы отпустить Морского колдуна.
— Скорее спустите шлюпку! — визгливым от душащей его ярости голосом отдал Приди-Смерть приказ. — Да пошевеливайтесь! Или вам хочется живьём поджариться?!
Не прошло и половины отпущенного Рамоном срока, как моторная шлюпка с Антонием Ромишевым уже качалась на волнах. Убедившись, что бандиты отпускают пленника, поспешили ретироваться под шумок и незваные гости. Алекс первым очутился в моторке и только здесь, где глаза не слепили огни на палубе яхты, смог присмотреться и заметить тёмный силуэт Рамонова катера или чего-то подобного, который вдруг напомнил ему такой же тёмный и неподвижный силуэт корабля Дорадо. Но он тут же тряхнул головой, отгоняя этот образ. Когда в моторку спустились Дирк и Пак, они быстро отчалили и понеслись за шлюпкой Морского колдуна. Рамон сопровождал и охранял их, пока они не высадились.
— Ну и прокатились туда и обратно! — в сердцах сказал Дирк, оглядываясь на катер Рамона, на котором только теперь зажгли огни и который быстро уходил в сторону Оркодубра. — Нужно не забыть завтра пораньше вернуть лодку хозяину, иначе он придёт ко мне с жалобой о пропаже.
Обратный путь из Сентэрида к стоянке дилижансов даже в такое безумно ранее время не казался Алексу утомительным. Впрочем, по пути из Оркодубра в Сентэрид он отдыхал, а правил отец. Да и сейчас ему не приходилось задумываться, как управлять лошадью, долго ли ещё ехать и куда сворачивать на очередной развилке дороги. Всё делалось им машинально. Но по сторонам на пейзажи он не смотрел.
— На этом всё и закончилось, нас встретили сразу же на берегу. Все те люди из Сентэрида, которые изображали детективов и журналистов, вот так-то, — негромко бормотал он под нос, не то подводя итоги своего пребывания в дистрикте, не то рассказывая о нём Ленточке. Лошадка прядала ушами, прислушиваясь к его голосу, но бежала резвой рысью.
— Ты думаешь, это Рамон по собственной инициативе явился спасать нас? Зря думаешь. Рамон ничего не знал. А по словам Пака и Дирка он ни за что открыто не выступил бы против Приди-Смерти, даже если бы и знал. Для этого у него кишка тонка, он ведь не преступник, а мошенник крупного масштаба, совсем другой характер. Но его взяли в оборот и вынудили устроить этот спектакль. Важно было не слишком напугать Приди-Смерть. Знай он, что это операция властей, со страху мог бы убить отца, как свидетеля. А Рамон был ему ровня, ему он мог надеяться отомстить, а отца опять схватить. Вот так всё и получилось. И тут же на берегу взяли у нас все, какие только возможны, подписки о неразглашении государственных секретов, сохранении тайны и прочая, прочая, прочая. Но ты же сама участвовала в этой истории, так что тебе рассказать можно. И ведь никаких настоящих секретов я не знаю. Я только и успел, что расспросить отца, когда мы плыли к берегу, да ещё по пути в Сентэрид. "Что за артефакт и у кого ты купил? Ведь небо и солнце не наши". — "У инопланетян", — с улыбкой сказал он. Было темно, но мне всё-таки показалось, что, говоря это, он улыбался. — "Какие инопланетяне? — спросил я. — Зелёные человечки?" Тогда он рассмеялся: "Почему же зелёные? Обычные люди, такие, как мы. Ты же их видел". — "Кит и Мартина?" — спросил я. — "Да", — ответил он.
Алекс вздохнул. Ему самому не верилось, что такой разговор был — в ночном море, на стремительно несущейся впереди тёмного силуэта катера лодке, на исходе этих невероятных трёх суток.
— В общем, как я понял, они этот артефакт тоже от кого-то получили, но как им пользоваться, толком не знали. А денег на исследования им давали ничтожно мало. Но они всё-таки их проводили. И случайно, во время очередного эксперимента получился у них такой себе пространственный тоннель с выходом в усадьбу отца. Им повезло, потому что отец, не только как физик-экспериментатор, но и как умелый руководитель смог заинтересовать власти дистрикта и кое-кого из банкиров. Ты же понимаешь, мы ещё только беспилотные спутники запускаем, а тут такое средство перемещения куда хочешь.
Он задумчиво прищурил глаза и представил себе далёкий мир с голубыми небесами и золотым солнцем, который его жители почему-то называют так мрачно — Танатос.
— Почти все на нашей планете точно знают, что их предки прибыли с зелёной планеты под названием Земля, которая потом почему-то прервала с нами всякое сообщение и оставила нас на произвол судьбы. А вот танатосцы о Земле и не подозревают. Хотя ничем от нас не отличаются, ты же видела, и, значит, они по происхождению — земляне. Ну, так вот, отец на деньги, данные ему властями, и купил этот портал или как он там называется. Но Кит и Мартина договорились, что они смогут продолжать исследования со стороны танатосцев.
Помимо разговора, вторым планом Алекс подумал, что до стоянки дилижансов осталось всего ничего, и придержал Ленточку. До отправления ещё около часа, так что нечего зря напрягать лошадку.
— Та женщина на корабле действительно перепутала меня с Зубоскалом. Что за ключи она передала, мне так и не сказали. Хотя очень благодарили за них и даже вручили небольшую премию за помощь в раскрытии преступления. Вот так я раскрыл преступление, ничего о нём не зная. Но за премию спасибо, деньги пригодятся.
Они переехали новый деревянный мост, ободья колёс дробно простучали по брёвнам, которые не додумались прикрыть ровными досками.
— А вот мешочек с многочисленными ключами был при артефакте, но отец так и не нашёл к ключам замков, кроме одного, от двери в портал или тоннель, короче говоря, на Танатос. Из этого он сделал вывод, что остальные ключи отпирают двери в другие миры, если только эти двери суметь создать. Он собирался отдать ключи на хранение в банк. А пока решил, что только у обладающего в Оркодубре всей полнотой власти человека они будут в сохранности. И отдал их Дирку. Тот же, считая, что это ключи от каких-то тайников в доме, отдал их мне, как наследнику и новому его владельцу.
Алекс задумчиво посмотрел в густо-синее небо, куда более тёмное, чем небо Танатоса, на желтовато-бурые облака и мельком скользнул взглядом по светящемуся невыносимым для глаз блеском сиреневому солнцу.
— Да, как и предполагал Дирк, отца похитили преступники, а власти не хотели разглашения тайны о портале и танатосцах. Ведь Приди-Смерть ничего не подозревал. И он, и Элла с Леончиком, и все остальные, желающие купить дом, думали, что там хранятся всякие магические штучки и драгоценности. Колдун всё-таки… Эх, а ведь я тоже был в этом уверен! Был? И сейчас уверен, несмотря на рассказы отца. Душой, так сказать, уверен, хотя разумом понимаю то, что узнал ещё от Пака.
Дорога свернула, огибая большой заливной луг. Вон уже и башня бывшего радиотелеретранслятора показалась, путь Алекса подходит к концу. Скоро он вернёт Ленточку и бричку их владельцу и усядется в дилижанс.
— Понимаешь, очень трудно принять что-то, что противоречит известному тебе с детства. Можно уговаривать себя: да, нет ни магии, ни рун, ни заклятий! Да, всё это психологическая защита, превратившаяся за полторы сотни лет в банальное суеверие! Верил же я до сих пор, что эльфы, вампиры и орки — это какие-то особенные существа и бывают только в сказках. Но оказалось, что они есть вот именно только потому, что когда-то люди придумали тех, сказочных. И, главное, я не понимаю, зачем всё это продолжается до сих пор? Ведь уже лет сорок, как потеряна всякая связь с Землёй, никакие работы на Экваториальном материке не ведутся, мы стали автономны. Неужели так трудно объяснить…
Алекс вздохнул. Всю дорогу до Сентэрида отец уговаривал его выбросить из головы Оркодубр и эту историю. Но Алекс не мог и не собирался этого делать. А последним штрихом в расставании с Сентэридом была встреча на улице с одной из "секретарш". Алекс тогда опять растерянно смотрел вслед пустышке и не мог поверить, что она — не живая красавица-девушка. Его отец, Морской колдун, со смехом похлопал его по плечу:
— Вижу — моя натура. Только увлекайся женщинами настоящими и горячими, а не красивыми оболочками.
Потом Алекс долго оглядывался на отца, который стоял на тротуаре с руками в карманах брюк и следил за исчезающим вдали сыном с улыбкой на лице. Хотя, говорят, при расставании не следует оглядываться. Да, такое же глупое суеверие, как и вера в то, что его отец — некромант.
— Он мне сказал: "Не задумывайся об этом, живи, как прежде". Мол, Пак Эйвонский просветил меня, когда из моего рассказа понял, что в усадьбе происходит действительно что-то невероятное. Этот эльф-детектив опасался, что слепая вера в чудеса может случайно погубить меня. Но теперь всё в порядке, я возвращаюсь туда, где никто не сомневается в волшебстве, порче, некромантии и тому подобном. Ну… почти никто. Не сомневаться удобнее. Тогда всё легко объяснимо и жизнь спокойнее и беспроблемнее.
Ленточка радостно заржала, видя знакомые дома и конюшни. Алекс улыбнулся: а вот ему ещё несколько часов трястись в дилижансе до границы дистрикта, и только там он тоже обрадуется, заняв удобное место в мягком вагоне. Но вдруг улыбка исчезла с его лица, и он скороговоркой добавил:
— Я спросил отца: "А мама тоже знала?" — "Нет, зачем же? — возразил он. — Я ей никогда и ничего не рассказывал. Но однажды она, совершенно случайно, услышала разговор неосторожных посвящённых, не предназначенный для чужих ушей. Она узнала, что на самом деле человек борется с проблемами только собственными силами. И не смогла с этим знанием жить".