На запруженной машинами Петровке напротив Столешникова переулка остановился мотоцикл «Харлей». Мотоциклист втиснул его в парковочную щель между «Ягуаром» и «Ауди» и неспешно направился к центральному входу отеля «Мэриотт – Аврора».
Центральный вход в отель как раз со стороны улицы, а вход в лобби-бар рядом с магазином «Кристиан Диор», что смотрит витринами в переулок.
В этот час раннего вечера – шесть всего на часах – уже смеркается, но улица Петровка полна народа. Яркие огни, сырой воздух последних дней октября.
Мотоциклист, затянутый в черную кожу, – высокий, стройный, широкоплечий, снял с головы шлем, пригладил светлые волосы рукой и прошел весьма уверенно сквозь вертящиеся стеклянные двери отеля – мимо швейцара в позументе и охранников с рацией.
Удивительно, но в гулком, роскошном, отделанном сияющим мрамором вестибюле отеля оказался он единственным гостем. В этот еще не поздний вечер конца октября огромный «Мэрриотт» пуст и тих, как сказочный замок Фата-Морганы.
Но нет, где-то играет негромко музыка. Звуки арфы, невидимой глазу.
Мотоциклист быстро пересек холл, глянул на себя в зеркало мимоходом – молод, хорош собой, яркий блондин с голубыми глазами. Только вот на скуле зажившая ссадина, а на нижней губе свежая рана кровоточит.
Коридорный в форме, скучавший возле автомата для чистки обуви, окинул мотоциклиста оценивающим взглядом, но ничего не сказал. Этот парень… в общем, он порой заезжает в роскошный отель «Мэриотт» и тут его знают.
Мотоциклист поднялся по ступенькам мраморной лестницы, ведущей в ресторан под куполом.
Это и ресторан, и зимний сад. Это гордость и краса отеля. Именно тут играет невидимая глазу арфа по вечерам. Столики, покрытые крахмальными белыми скатертями, все сплошь свободны. Нет ни одного гостя в ресторане. А над головой, высоко, далеко, как хрустальное небо, – прозрачный великолепный купол.
А если повернуть голову налево и глянуть вверх, – там галерея – зимний сад. Много зелени – сплошные тропики, и там такие уютные диваны и кресла и еще…
Там иногда мелькает призрак Оперы… Да, да, помните того кудесника – ведущего с телеканала «Культура», – всегда в смокинге, всегда с улыбкой, интеллигент и великий знаток прекрасного, он знал о мире музыки и мире оперы все. Именно там, в галерее под куполом в отеле «Мэриотт – Аврора», он устраивал встречи со своими гостями, среди них – мировые знаменитости: певцы, музыканты, дирижеры, критики, композиторы.
Кудесник в смокинге умер так неожиданно, скоропостижно, что в это трудно было поверить всем. Даже этому вот молодому мотоциклисту – блондину с разбитой губой.
Но порой, если приглядеться, надравшись в баре отеля, то можно еще увидеть… Да, тень… тот образ… призрака Оперы с прошедших времен, которые никогда уже не вернутся, потому что смерть…
Да, смерть сильна…
Однако блондин с атлетическими плечами и тонкой талией, затянутый в кожу, словно в средневековые рыцарские латы, не собирался сейчас здесь, в пятизвездочном отеле «Мэриотт – Аврора», думать о смерти. И что-то там вспоминать и кого-то там жалеть.
Он просто скучающим взором оглядел пустой роскошный ресторан, лишенный посетителей, несмотря на то что сезон вроде бы и начался уже.
Он не увидел в ресторане ту, которую хотел здесь встретить.
К нему сразу же с вежливой улыбкой на лице обратилась хостес, но он покачал головой – нет, спасибо, меню знаю наизусть, а вот выпить предпочту в лобби-баре.
Он легко спустился по мраморной лестнице, еще раз оглянулся на зеленую галерею… звуки арфы – и только. И никаких привидений с телеэкрана…
В великолепном лобби, отделанном светлыми дубовыми панелями, – тоже небольшой ресторан.
И вот тут мотоциклист увидел ее.
Она сидела за столиком в полном одиночестве. На скатерти перед ней сервирован чай в лучших традициях английских отелей – белый фарфор чайника и чашек и тарелка с десертом.
Она была в платье из кашемира вишневого цвета и высоких замшевых сапогах.
Она тоже блондинка. И даже весьма миловидная, хотя немножко усталая.
Он, пожалуй, был ярче, красивее. Да и выше ее на целую голову.
Его звали Данила. А ее звали Евгения. И вот уже несколько лет они носили разные фамилии, потому что она, его младшая сестра, вышла замуж.
Евгения Савина – Женя, как ее звали все домашние, поднесла к накрашенным розовой помадой губам чашку чая и увидела Данилу Кочергина – своего брата.
Он направился к ее столику и сел напротив, улыбаясь, явно довольный встречей.
– Привет.
– Привет. – Женя отпила глоток чая. – Только что о тебе подумала.
– Правда, сестренка? – Он встал и отошел к стойке бара.
Бармен не стал даже спрашивать у него заказ – все, как всегда: скотч.
Со стаканом виски Данила вернулся за столик к сестре.
– Я знал, что ты тут сегодня, – сказал он.
– Мог бы и позвонить.
– Некогда. Ты же знаешь, у меня строгий учитель латыни.
Латынь и переводы с нее – вот уже год как Данила брал у профессора МГУ уроки по этому предмету. В свое время он два года проучился на классическом отделении филфака университета, но потом учебу забросил. А вот теперь возобновил уроки латыни и литературы в частном порядке. Его сестра относилась к этому спокойно, в отличие от других членов их семьи. Ее тревожило другое.
– Только не ври мне, – сказала она.
– Да я не вру, я прямо с урока.
– Ага, только вот весь рот разбит.
– Это мелочи. – Он отпил виски и поморщился. – Ах, черт, правда щиплет.
– А в тот раз дали в глаз. Слушай, я не понимаю…
– Все ты понимаешь, сестренка.
– Нет, я не понимаю. Ну тот ужас с автомобильными гонками… Я на коленях тебя умоляла прекратить это. И ты, кажется, внял. Понял, как я боюсь… Понял, что я маму каждый раз вспоминаю. Ты прекратил. А теперь вот этот твой бокс.
– Да это просто спорт. Для здоровья, – усмехнулся Данила.
– Это подпольные договорные матчи на деньги. Тебя там покалечат.
– Я сам кого хочешь покалечу.
– Тебя там покалечат! – Женя повысила голос. – Данила, ну я прошу тебя.
– Ну хорошо, хорошо. Сегодня была только тренировка. А потом я поехал читать Катулла и Авсония с профессором. «До чего все забавно получилось – тут мальчишка с девчонкой забавлялся. Шалуна, так велела мне Венера, поразил я копьем своим торчащим».
Женя пододвинула к себе десерт.
– Стишки переводишь для тети специально? – спросила она.
– Угу, – он кивнул. Допил виски и снова отошел к стойке бара – повторить. И опять вернулся, сел, вытянул ноги в тяжелых «берцах».
– Тетю хватит удар, – сказала Женя.
– Не хватит. – Он улыбался. – Тетя у нас здоровая как лошадь. А насчет перевода Катулла, так там вообще мягкий перевод. «Целию мил Амфилен, а Квинтий пленен Амфиленой. Сходит с ума от любви юных веронцев краса… Этот сестру полюбил, тот брата – как говорится. Вот он, сладостный всем, истинно братский союз. Неудержимая страсть у меня все нутро прожигала…»
– Тетю хватит инфаркт, – повторила Женя.
Ее брат пил свой виски.
– Ладно, – сказал он, – когда станет нам совсем невмоготу, то выручит нас старая добрая латынь и римская классика. Ты тут Генку ждешь?
– Да, я ему отправила эсэмэску. У них в департаменте совещание, но он приедет. Скоро.
– Муж за женой, как нитка за иглой, – усмехнулся Данила, – жаль, что ты теперь без машины осталась.
– Ничего. Я пока такси обхожусь.
– Поехали домой со мной.
– На мотоцикле? Да ты напился уже.
– Ничего я не напился. Pisces natare oportet… Рыба посуху не ходит, сестренка.
– Ты же знаешь, что я всего этого страшусь. Что ты ездишь пьяный, что ты гоняешь на бешеной скорости. Выходишь на ринг на этих подпольных матчах, как будто ты в деньгах нуждаешься!
– Зато муж Генка у тебя тихий, ответственный товарищ, – усмехнулся Данила. – Служит вон в департаменте.
– Я и за Генку тоже тревожусь.
– Ну, у тебя планида такая – за всех переживать. – Данила пил свой виски. – Ты вот тут в лобби «Авроры» сидишь и от всех прячешься. Что я, тебя не знаю, что ли?
– Тут хорошо, – Женя вздохнула, – я здесь покойно себя чувствую. Тут какая-то стабильность во всем.
– Ну да, и ни души во всем «Мэриотте». Никто к нам не приезжает. Никому мы не нужны стали. – Данила указал глазами на тарелку с десертом: – Мильфей все такой же потрясный?
– Да, мильфей очень вкусный. Закажи себе что-нибудь. Нельзя же просто пить на голодный желудок.
– Салат «Цезарь» с их фирменным соусом все еще в меню? Или даже здесь уже нет голландского салата?
– Закажи шницель по-венски. Тут это фирменное блюдо.
Данила сидел неподвижно. И его сестра сама позвала официанта и сама заказала для брата шницель по-венски.
– Странно ощущать покой и стабильность в совершенно пустом отеле, – сказал Данила, – но так уж ты устроена, сестренка. Nunc est bibendum… Как говаривал старикан Гораций, – теперь пируем, точнее, пьянствуем.
– Поешь горячего, – посоветовала ему на это Женя, – и потом закажи крепкого чая. Вымой хмель из башки.
– Ладно. – Данила улыбался официанту, ставящему перед ним блюдо с венским шницелем и корзиночку с фирменными дарами отеля – булочками и ароматизированным маслом. – А Генка скоро приедет за тобой?
– Я же говорю, у него совещание. Не раньше восьми, наверное.
– Сейчас только шесть. Так и будешь тут бдить на своем посту?
– Это не пост. Это мой вечерний чай. Традиционный чай в отеле «Мэриотт», – ответила Женя. – Ой, у тебя губа кровоточит!
Она взяла крахмальную салфетку и, протянув руку через стол, приложила ее к губам брата.
Данила выпрямился. Потом забрал салфетку из рук сестры. Промокнул разбитую на боксе губу. А затем взял руку сестры и поцеловал.
Музыка арфы внезапно умолкла.