Колкая малина

Смотрю – деревья ветер загибает,

И всё живое прячется под крышу.

Злой норд-вест со стен рекламу отрывает,

А с ней и театральную афишу.

Дождь нещадно город избивал,

Переполняя русла тротуара.

Я сам себя сегодня не узнал

В грохоте природного кошмара.

Театральная афиша на воде блестит,

Оратория эпическая тонет.

Кому-то жизнь виолончелью прозвучит,

А кому и в колокол позвонит.

Собачка на ветру не может устоять,

Её, наверное, под крышу не пустили.

В такие дни грехом считалось выгонять,

Но где-то эту заповедь забыли.

Через окно всё блекло и размыто,

Я иду собачку выручать:

Мне с детства было намертво привито,

Живое не оставить умирать.

Вокруг меня кипящая земля,

Я в руки принимаю жизни сотворенье

И беру кусок афишного листа.

Для нас троих сегодня Воскрешение.

Если самое заветное желание —

Куда-нибудь в сторонку отвернуть,

Когда не хочется ни дружбы, ни внимания,

Значит, время наступило от всех передохнуть.

Пусть мир меня сегодня позабудет,

Пусть все будут неприветливы и даже холодны,

Но тогда во мне никто присутствовать не будет,

И я увижу жизнь со стороны.

Чтобы здраво оценить, кого недоглядел,

По кому страдал и над кем смеялся,

Усмотреть своих возможностей предел,

И тех, кого терпеть не мог, и тех, с кем уживался.

Увидеть тех, кто строил переправы,

И кто пришёл, чтобы отравы подложить,

И даже тех, кто языками вырыл ямы,

И тех, кто замахнулся руку отрубить.

Кто чему-то присягал и кому-то клялся,

Не на своих дорогах мозоли натоптал,

Он не казнил себя, когда сдавался,

И лишь в бессилье малодушничал и врал.

Лишь любовь все это сможет одолеть,

Её ничем не завернуть, не засмущать.

Только прожитым не стоит заболеть,

Оттуда ничего не будут возвращать.

Мне вчера на ухо нашептали,

О том, что по долгам придётся заплатить.

Они в свои карманы побольше отчисляли,

С расчётом, чтоб себя не обделить.

И, в конечном счёте, проиграли,

Ведь жизнь, она умеет удивить,

И тем, кто без оглядки крали и стяжали,

От щедрот пеньковый галстук подарить.

Вокруг Петрушки звонят в бубенцы,

Им расписали скоморошьи роли,

У них в карманах медяки и леденцы,

И сегодня их вожжами не пороли.

Назвав давно забытые пароли,

Из глубин до первородной пустоты,

Ко мне во сне пришла свобода воли,

Уставшая от бренной суеты.

Пришла напомнить, кому надобно служить

И за что крепче надо обнимать,

И что ей многим есть что предъявить,

И их она пришла учить страдать.

Кто, лакействуя, набил себе мозоли

И пытался медяков поднакопить,

Тот отказался от свободы воли,

А, значит, просто отказался жить.

Весна уж как-то робко наступает,

То запарит, то опять похолодает,

Но муза пробуждения чакры открывает,

А ночь ещё пока прохладу выдыхает.

Воробей на крыше с зайчиком играет,

Зайчишка его тонкие ножки согревает.

Утро задышало, и кругом дурман,

На абрикосе палантин, как розовый туман.

Кисти белые черемух – непорочная фата,

Лёгкий ветер поднимает её нежные края.

Если кто-то крикнет «Горько», засмущается она,

И зальются ярким светом золотые купола.

Если веруешь в Спасение, посиди среди берёз,

В этом месте – избавление от печали и от слёз.

Всем она несёт прощение без укора и суда,

Мира вечного невеста – наша русская весна.

Всё времени подвластно, и кончится весна,

И, как всегда нежданно, наступят холода.

Без всякого сомненья, у мира есть душа,

Которая и будет вместилищем тепла.

Молитесь без причины, любите ни за что,

И помните, что истинно быть всем за одного.

В любое время года пытайтесь превозмочь

Сомнения и страхи, а ближнему помочь.

Первый снег не долетает до земли,

В тягость – говорить и шевелиться.

Назойливо мерещатся шаги

Того, с кем не успели помириться.

За окном туманный силуэт

Осень красками холодными рисует,

А в голове – и не вопрос, и не ответ,

Отчего душа моя тоскует.

Шепот прошлого – холодный, словно рифма,

Которая до срока умерла.

Мне с первым снегом объявилась нимфа,

Она из пережитого случайно забрела.

Краток миг подобного свиданья,

В моей руке холодная рука.

Чему помогут слезы, оправданья

И поцелуй в незрячие глаза?

За ночь снег припорошит поля,

Постельным ситцем ляжет на дороги,

Но не оставит даже лёгкого следа

Образ, сотканный из грусти и тревоги.

Это очень грубая картинка,

Время жить, и время умирать.

Любая жизнь – лишь хрупкая травинка,

Потому спешите вовремя воздать!

Откуда взяться разнице в речах,

Всё как бы и созвучно, и понятно:

У этих звёзды на погонах, а у этих – на плечах,

Но многим это, вроде, глубоко отвратно.

Заяц за собой петлю оставляет

На белом девственном снегу,

А кто-то её сам на шею надевает,

Пристроив на осиновом суку.

Ведь, вроде, это рядом – судить и рассудить,

Но только лучше за подобное не браться:

От искушения казнить до умения простить —

Путь, где человеку просто потеряться.

Август – лета чародей, в косу золото вплетает

И сладким мёдом манит за собой,

А к кому-то в это время двери открывает

Что-то в чёрном балахоне и с косой.

Вроде горн кузнечный – основа всех основ,

Колыбель горящего металла,

И пионерский горн из далеких детских снов,

В корнях у них, наверное, общее начало.

Мы ничего уже не в силах искупить

И трусим рвать сорняк в словесном огороде,

Но когда-нибудь придется схоронить