Колодец Ангелов [СИ]

Глава 2

Калистратов подпирал снежно-белую стену коридора и вот уже битых четверть часа гипнотизировал взглядом дверь лазарета. Дверь равнодушно поблескивала никелированной ручкой и время от времени подмаргивала зеленым окошечком с надписью «Только для пациентов и персонала».

«Интересно, — подумал Антя, неужели кому-то без причины захочется посетить лазарет? Или это для таких вот сочувствующих, как он, написали?»

— Сколько раз я повторял, — донесся из-за угла мощный бас, — что от этих ваших инноваций страдают наши дети!

— Борис Шамильевич! — возмущенный голос собеседника взвился под потолок и там почил, поглощенный шумоизоляционным покрытием. — Ваши дети от моих инноваций ничего, кроме пользы, не получают! Глядишь, даже думать научатся! Это же ло-ги-ка!

— А девушка? — пред грозовыми раскатами деканского гласа был бессилен даже потолок.

— Да, честное слово, понятия не имею, что произошло!

Спорщики завернули в коридор — оба невысокие, чернявые, несколько восточной наружности. Вот только лицо декана Малкевича обрамляла окладистая борода.

— Я, как обычно, зарядил учебный файл, — логик пожал плечами, — между прочим, с законами силлогистики. А она как грохнется в обморок! Может, испугалась, что не сдаст.

— Леденцова? — скептически поднял бровь декан и тут узрел Антона.

— Калистратов! — Малкевич потер руки. — Ты-то мне и нужен. Что там у вас на экзамене случилось?

— А… мнэ… — проблеял юноша, а логик вдруг расплылся в широкой улыбке и сахарным голосом произнес:

— Антон, будьте так любезны, расскажите, что за билет вам попался.

— Тринадцатый… — нерешительно сказал Тошка, с недоумением глядя на Шановича. Тот несколько раз кивнул, точно китайский болванчик.

— Там были… — Калистратов напрягся, вспоминая собственные шпоры, — всякий Сэ есть Пэ. Или не есть…

— Я же говорил! — улыбка логика стала вовсе ослепительной. — Антон, где ваша зачетка?

— Тут… — Калистратов обалдело закатал рукав свитера, предъявляя широкий пластиковый браслет на запястье. Виталий Шанович с энтузиазмом ткнул в миниатюрный экран пальцем. Браслет моргнул, считывая отпечаток, а декан прищурился.

— А что произошло с девушкой?

— У нее горе, — ляпнул Тошка и сглотнул. В самом деле, не говорить же преподавателям, что им тогда на экране невесть что примерещилось. Сейчас, немного отойдя от происшествия, юноша был уверен, что с ним случилась какая-то неприятная галлюцинация. А Катьке могло поплохеть от чего угодно.

— Что за горе?

— Ее парень бросил, — Калистратов вздохнул. Вообще-то врать он не любил. — Вчера вечером.

— Надеюсь, без последствий? — Малкевич напрягся.

— Не, ничего такого, — Тошка испуганно сглотнул. Не хватало еще, чтобы декан впутал в дело специалистов из Отдела защиты прав ребенка. — Между ними и не было ничего.

— Ну-ну… — Малкевич сурово пошевелил бородой. — Значит, так. Вы, Виталий Шанович, отправляйтесь принимать экзамен. Вы, Калистратов, обождите меня здесь, а я навещу пострадавшую.

Декан решительно ткнул зеленую панель, двери лазарета бесшумно разъехались. Логик поспешно ретировался, а Антошка перевел дух. И кто его за язык тянул врать о Катькиных амурах? Сказал бы, что перезанималась. Или, может, в нем заговорили эти… комплексы?

Калистратов скривился. У него самого с девушками как-то не складывалось. Нет, Тошка, конечно, периодически влюблялся и всё такое. Только вот представительницы прекрасного пола считали его лохом и ботаником. А уж после того, как во втором семестре златокудрая Светка — местный Эверест, который Антя по незнанию попытался покорить — высмеяла его на глазах однокурсников, парень и вовсе приуныл. И полностью отдал предпочтение книжкам и гаммам.

Мелодичное треньканье «Пионера» вывело юношу из задумчивости, и, вытащив телефон, Тошка снова вздохнул. По экрану розовой каллиграфией потекло сообщение:

— Сынок, ты покушал?

Зоя Прокопьевна Калистратова, пианистка, актриса и просто «образец женственности», как называли ее столичные газеты, обожала изысканные шрифты. И сына обожала тоже.

Потому-то после школы и рванул Калистратов-младший из Питера в Нижний. Подальше от родительской любви и тотальной опеки. Он часто задавался вопросом, почему именно сюда, а не куда-нибудь в Пермь или Воронеж, где были отличные консерватории, чьи выпускники-пианисты гремели по всему миру? Впрочем, Антя давно перестал мечтать об артистической карьере, полагая главным для себя свободу. А, может, просто потому что в Нижнем тоже были Врата, и детская мечта становилась чуть ближе, когда Калистратов видел, как в безоблачную погоду далекое кольцо на высоком шпиле ловит закатные лучи.

Антон собрался, было, сообщить матушке, что сыт, здоров и весел, но тут двери лазарета разъехались, и на пороге появился декан Малкевич, деликатно поддерживая под локоток красную, точно вареный рак, Леденцову.

— Вы уж осторожнее, — назидательно гудел Борис Шамильевич, — в следующий раз не перетруждайтесь и пейте валериану. Очень перед экзаменом помогает. Калистратов! Проводите девушку до общежития!

Тот кивнул, а Катька, пронзив сокурсника злющим взглядом, сама ухватила Антона за плечо и чуть не на буксире потащила к лестнице.

— Я думала, ты мне друг! — плюхнувшись на сидение аэротакси, Леденцова, наконец, прервала обиженное пыхтение. Ткнула пальцем в водительскую панель. — А ты, оказывается, тот еще гад!

— Неправильно задан адрес, — флегматично отозвалась система.

— Малиновая, восемь! — выплюнула девушка и с возмущенным видом стала копаться в сумочке.

— Да что я сделал-то? — Антон возмущенно дернул вверх молнию куртки.

— Ты меня обесчестил. Фигурально выражаясь, конечно. Слышал бы, какую лекцию о современных нравах прочел мне Шамильич! Велел витамины кушать, сказал, что от депрессии помогает!

— Ну, Кать, ну подумаешь… — Калистратов скривился, — я же должен был как-то объяснять твой обморок. А что с парнем так вышло… дело-то обычное.

Леденцова на секунду застыла с гребнем в руке, а после, повернув к сокурснику холодное злое лицо, медленно проговорила:

— Тоша, ты слегка напутал. Это для тебя неудачи на любовном фронте дело обычное. А для меня — вопрос принципа. Дело профессиональной чести, можно сказать.

Калистратов потрясенно вздохнул:

— Так значит, правда, что ты… ночная бабочка?

Катька фыркнула и принялась снова орудовать расческой:

— Дурак ты, Антя. Ты про феромоны когда-нибудь слышал?

— Это что-то про бабочек?

— Дались тебе эти бабочки, — Леденцова всё еще смотрела мрачно, но орать, к счастью, перестала.

— Тогда, — воодушевился Антон сменой настроения, — знаешь, что? Пошли в «Две луны», а? Мы ж рядом совсем, я тебе мороженое куплю. В качестве компенсации, так сказать. Там и поговорим.

Леденцова хмыкнула, потом милостиво кивнула, а Калистратов направил такси на крышу кофейни, на которой тут и там были понатыканы красно-белые зонтики.

Друзья не стали спускаться в зал, а выбрали столик на крыше, у самого края, где через увитую искусственным плющом решетку открывался впечатляющий вид на ледоход.

— А ты не простудишься? — заботливо поинтересовался Калистратов, когда Катька подняла воротник плащика. — Ветрено всё же.

— У меня иммунитет, как у лошади, — отмахнулась Леденцова и, глянув в меню, мстительно заказала себе мороженое с натуральной клубникой.

— Не уверен, что у коней уникальная иммунная система, — пробурчал Антя и, мысленно пересчитав наличность на стипендиальной карте, ограничился пломбиром.

— Так что там с бабочками?

— Не будь занудой. И не с бабочками, а с феромонами. Если не вдаваться в подробности, это такие вещества, которые могут вызывать разные реакции. От страха до обожания.

— А ты…

— А я с ними работаю.

К столику бесшумно подрулила тележка на колесиках, и друзья сняли с подноса заказ — аппетитное мороженое в креманках, расписанных крупным алым горохом.

— Получается, ты химией занимаешься, — Антон облизнул ложечку, — и потому всегда и со всеми договариваешься?

— Можно сказать и так, — Леденцова загадочно усмехнулась. — Я при желании вообще могу тебя в себя влюбить.

— Э… а, зачем? — Калистратов уронил ложечку в креманку.

Нет, что ни говори, Катька была девица красивая. Высокая, белокожая, длинноногая. Вот только Антона брюнетки категорически не привлекали, может быть, потому, что напоминали Зою Прокопьевну? А еще Анте всегда хотелось чувствовать себя защитником. Сильным и отважным мужчиной, готовым подставить плечо хрупкой сказочной принцессе. А рядом с Катериной героем себя, наверное, чувствовал бы только какой-нибудь звездолетчик. Или, на худой конец, поп-звезда.

— Я чего, — уточнил Антя осторожно, — нравлюсь тебе?

— Нравишься, — серьезно кивнула Леденцова, — как человек нравишься. Вот потому я никогда не стану пробовать на тебе эту… продукцию. Понимаешь, Тошка… — она печально подперла кулаком подбородок и уставилась на блестящую под солнцем Волгу, — дружба имеет дурацкое свойство умирать, когда переходит в любовь. Вот, допустим, поругаемся мы, так ведь всё равно помиримся. А с любовью так не выйдет. Даже если помиришься, какой — то кусочек отношений будет потерян. Любить — это как гореть свечой на ветру…

Антон удивленно разглядывал точеный профиль подруги — на мгновение показалось, что Катька даже выглядеть стала старше. И Калистратов подумал, а так ли он был неправ, сочиняя про Леденцовские амуры?

— Впрочем, — девушка оторвалась от созерцания весенней природы, — если вдруг захочешь кого очаровать, или там наоборот, отвратить, обращайся. Как другу, сделаю тебе хорошую скидку.

И Катерина с видом кошки над сметаной отправила в рот спелую клубничину.

— А как ты это делаешь?

Перед мысленным взором Антона проплыла полузабытая картинка из какой-то детской книжки — носатая ведьма, помешивающая зелье в котелке.

— Духи, мыло, — дернула острым плечиком Леденцова, — прости, но в технологию вдаваться не буду. Семейная тайна, знаешь ли.

— Послушай, Кать, — юноша слегка покраснел и поскреб ложечкой скатерть, — ты, наверное, снова разозлишься, но я считаю, что так неправильно. Заставлять кого-то делать то, что он сам ни в жизнь бы не сделал.

Леденцова вскинула ровные бровки и усмехнулась:

— Не скажи. Всё не так просто. Бывает, что человеку нужен толчок, чтоб осознать некоторые вещи.

— Погоди!

Антон поспешно вытащил из кармана вибрирующий телефон и страдальчески скривился. Розовые символы на экране заметно прибавили в размере, а обилие знаков пунктуации указывало на непомерное волнение Калистратовой-старшей.

«Антон!!! — гласило послание. — Что случилось?!! Почему не отвечаешь?!! Мама волнуется!!!»

Прынц покосился на Катьку, с любопытством вытянувшую шею, и понуро начал набирать ответ.

— Маменька? — посочувствовала Леденцова, а потом тихо хихикнула:

— Слушай, Тошка, неужели и теперь ты станешь вести себя, как зануда-отличник? Я имею в виду, давай мы тебя надушим чем-нибудь эдаким, чтоб маменькина любовь пошла на убыль?

— Кать, — Антя поднял страдальческий взгляд, — мою маменьку никакие феромоны не возьмут, вот увидишь. Я лучше её по-старинке успокою, напишу вот, что экзамен сдал.

— А врать, по-твоему, хорошо?

— Так я правда, сдал… пока ты…

Катька вытаращила глазищи и нахмурилась:

— Значит, пока я, можно сказать, была на грани жизни и смерти, у тебя хватило чёрствости…

— Да, нет, он сам пришел. Логик. Ну, и поставил автоматом.

— А мне? А я? — Леденцова задохнулась от возмущения. — Как иголки тыкать, так в меня, а как автоматом, так тебе?!

— Да погоди ты! Уверен, он и тебе выставит. Его Малкевич знаешь как за жабры взял? Говорил, что это всё инновации виноваты. Ты, правда, коси на то. Скажешь, перезанималась.

— Я ж брошенка, забыл? — в Леденцовой, похоже, с былой силой взыграла обида, но тут, на Калистратовское счастье, на крыше ожил монитор интервизора.

«Твои руки словно крылья, а глаза, как сегидилья…» — взвился к весеннему небу звонкий тенор, а на экране возник чернявый красавчик в распахнутой на груди белоснежной рубашке. Парень кокетливо стрелял глазами, у подножия сцены бесновались молодые девицы, а внизу экрана бежала неоновая надпись «Кристиан Грэй. Теперь и в твоем городе! Дата концертов…»

— Бред какой-то, — фыркнул Калистратов. — При чем тут сегидилья? Они хоть знают, что это такое?

Посмотрел на Леденцову и удивленно сморгнул. Щеки девушки заливал нежный румянец, а сама она смотрела на патлатое чудо, точно голодающий на огромный сливочный торт.

— Какая разница… — пробормотала Катька, — это иносказательно. И вообще… красиво…

Антя от такого поворота на мгновение потерял дар речи. Кристиан Грэй на мониторе исполнил зажигательный танец с выворачиванием коленей. Вполне возможно, что пресловутую сегидилью.

Катька тряхнула волосами и с решительным видом вытащила из кармана миниатюрный салатовый «Эверест» — последнее слово отечественной мобильной индустрии. Мелодичный сигнал, и на ладони девушки выросла изумрудная голограмма — лопоухая голова незнакомого Антону абонента.

— Лёвушка, — пропела Леденцова, — мне срочно нужны билеты на концерт Грэя.

Под вопросительным Катькиным взглядом Калистратов отчаянно затряс головой, но подруга была неумолима: — Два. Желательно ближе к сцене.

— Кать, да ты чё, — растерянно бухнула голова, — билеты еще за две недели расхватали!

— Лёва, котик, — прищурилась Катерина, — меня не интересует, когда были раскуплены билеты. Я сказала, мне нужны два. Возле сцены. Или Аллочка тебе уже надоела?

— Шантажистка! — горестно возопил лопоухий. — Ладно, я попробую. Будь на связи.

— Вот, — Леденцова захлопнула крышечку телефона. — А ты говоришь — неправильно. Аллочка, между прочим, профессорская дочка. И в жизни бы не посмотрела в Лёвкину сторону. А так — и парень счастлив, и мне хорошо.

— А девушке? — Антон угрюмо глянул на подружку.

— Девушке тоже. Антя, она влюблена, и это главное. А каким образом — что за разница?

— Всё равно, — вздохнул парень, — так нечестно. Я бы хотел, чтобы девушка сама в меня влюбилась.

— Ну-ну, — фыркнула Катька, — то-то, смотрю, они на тебя гроздьями вешаются.

— Ничего. Я подожду.

Леденцова пожала плечами и отодвинула пустую креманку:

— Пошли?

— Погоди… — Антон, наконец, решился. Может, он и сошел с ума и ему мерещится всякое, но уж лучше знать наверняка. — Кать. Я спросить хотел. А… перед тем, как ты в обморок упала, ничего не заметила?

— А с чего б мне ещё поплохело? — вытаращилась на сокурсника Катька. — Знаешь, как я перетрухала? Думала, правда что с бабулей случилось. Это потом, в лазарете уже, сообразила, что меня в очередной раз на «слабо» взять пытаются.

— Чего-о?

— Долгая история, — Леденцова обреченно махнула рукой и полезла за сигаретами. — Но, если вкратце, родичи озаботились моей непростой судьбой и разыграли дурацкий спектакль, только бы вернуть меня в лоно семьи.

— А тебе не кажется, что это как-то слишком? — Антя вспомнил глаза незнакомой девушки. Она актриса? Или…

— Стоп. Бабушка? — Калистратов обалдело уставился на подругу.

— А что здесь такого? — Катька выпустила колечко дыма, тут же безжалостно снесенное ветром. — Ты точно с Луны свалился. Тош, есть такая вещь, как пластика.

— А-а, — Калистратов задумчиво почесал затылок и подумал, что Катькин дед не иначе легендарный султан Брунея — оплачивать бабулькины заморочки да еще фильм с ее участием снимать и вместо билета подсовывать.

— Не веришь? — прищурилась Леденцова. — Ну и зря. Ты бы видел, что они утром учудили. Прислали мне письмо, в котором на царство посадить обещали, если я учебу брошу.

— Чокнутая семейка, — буркнул под нос Антон, а потом подумал и надулся. Не иначе, Леденцова издевается.

— Пошли, — Катька сунула в прорезь никелированной урны сигарету и порывисто поднялась. — Я замерзла.

Калистратов молча двинулся следом и, усевшись в такси, решил для профилактики с подругой временно не разговаривать. Он снова уставился в окошко, сплющив нос о прохладное стекло, и подумал, а как бы было здорово оказаться сейчас подальше от академии, вредной Леденцовой и маминых сообщений. Где-нибудь на орбите загадочной планеты — дикой, но дружелюбной. И вот, команду отважных звездолетчиков встречают радостные загорелые туземцы; пышногрудые девушки несут в руках охапки диковинных цветов, запах которых… тьфу. Вот ведь накурилась Леденцова!

Антон обернулся, намереваясь сказать подруге какую-нибудь колкость, и вздрогнул. Взгляд упёрся в стену. Гладкую, матово блестящую, с ярко-синей полосой посередине. А вот запах никуда не делся, даже, кажется, стал еще сильнее — едкий, противный, так воняет оплавившаяся пластмасса. Антон огляделся и понял, что оказался в коридоре без единой двери. Чуть дальше на стене привлекла внимание синяя же надпись: «Сектор Б–8».

Послышался громкий топот, и мимо отпрянувшего Калистратова пронесся незнакомый мужик в облегающей одежде со множеством ремней и молний. На его поясе Антя узрел странную штуковину, смутно напомнившую оружие из компьютерной игры.

— Простите, — нерешительно позвал Калистратов. Мужик его, кажется, и вовсе не заметил. Зато прибавилось дыму — сизые клубы медленно поползли с той стороны, откуда прибежал человек. Антон нервно отер пот со лба и счёл за благо последовать за незнакомцем.

Путь окончился у раздвижной двери с замком-панелью. Створки были приоткрыты и подрагивали, словно в конвульсии, так и не разойдясь до конца. Антя бочком просочился внутрь. И замер, ошарашено разглядывая открывшуюся картину.

Он оказался на металлическом балконе, опоясывающем сверху то ли парк, то ли оранжерею. Вернее, то, что от нее осталось — под развалинами рухнувших переборок, в очагах то тут, то там разгоравшегося пожара. Сизый дым туманными клубами поднимался кверху, мешая разглядеть масштабы разрушения, но Антону на мгновение показалось, что он слышит, как лопается в огне кора и шипит смола сгорающих заживо деревьев. Юноша закашлялся и, глянув вверх, тихонько застонал. Прямо над ним расстилался во все стороны прозрачный купол, а дальше — чернильная пустота. То, что это не ночное небо, а самый что ни на есть космос, Антон понял как-то сразу — слишком уж крупными и яркими казались немигающие глаза звезд.

— Я… не хочу. Чтобы так, — пробормотал Калистратов и, затравленно покрутив головой, заметил на противоположной стороне балкона еще одну дверь. Ринулся туда, по пути чудом увернувшись от железной балки, рухнувшей откуда-то сверху; что есть сил забарабанил в закрытые створки.

Будто отвечая, двери бесшумно разошлись. Цепляясь за них, под ноги Антону сползла худенькая рыжеволосая девушка в разодранном комбинезоне, вся в копоти, крови и масляных пятнах.

— Помоги, — пробормотала она и подняла голову, а Калистратов чуть не заорал, узнав бледное лицо из экзаменационного монитора.

— Тошка, ты чего дергаешься?! — Леденцова возмущенно оттолкнула повалившегося на нее друга. — Заснул, что ли? Приходи в себя, приехали.

Калистратов ошеломлённо поморгал, созерцая общежитскую террасу на уровне пятого этажа, и попытался сдуть со лба прилипшие волосы. Приснится же такое…

Он полез наружу вслед за презрительно фыркнувшей Катькой и охнул, ухватившись за ручку на дверце. С опаской глянул на ладонь и со свистом втянул в себя воздух. Ярко-красный ожог радовал глаз намечающимся пузырем. Калистратов всхлипнул, ринулся вслед за подругой через пустой и гулкий дуэльный зал, толкнул плечом дверь и чуть не свалился от пронзительного визга. Голос у Леденцовой был громкий, а каблучки на туфельках острые. Так что выглядывать предмет Катькиного испуга Антя стал скорее машинально, морщась от боли в ноге.

А потом Калистратов подумал, что вот так, наверное, и сходят с ума.

Посереди холла лежала девушка из сна.