Глава 5

Члены бандитских группировок этого города — выходцы в основном с Востока — с трудом выговаривали его полное имя. Льюис Рэндольф Гамильтон. Слишком длинно, знаете ли. Пуэрториканцы звали его Luis El Martillo, что переводится как «Луи Кувалда». Конечно, это не означало, что именно кувалда его рабочий «инструмент». У Гамильтона под мышкой висел «магнум-0,357», которым он пользовался направо и налево, без всякой дискриминации по расовому или половому признаку. В Штатах за ним персонально числилось двадцать три убийства. Итальянские мафиози называли его Il Camaleonte, поскольку мало кто знал, как хамелеон выглядит на самом деле.

На снимках, хранящихся в управлении полиции Майами, у Гамильтона была пышная шапка волос, подстриженных в стиле «афро», и усики. В досье на Гамильтона в Хьюстоне тоже были фотографии: прическа «растафари», а общее впечатление — Медуза Горгона, только мужского рода. В Нью-Йорке были убеждены, что он стрижет волосы очень коротко, и они облегают череп, как черная шерстяная шапочка. На снимках в лос-анджелесском управлении полиции у Гамильтона была окладистая борода. В Айсоле полиция не располагала фотографией Льюиса Рэндольфа Гамильтона — в этом городе его еще ни разу не задерживали. И это несмотря на то, что здесь он убил в общей сложности восемь человек.

Преступный мир знал об этом, и полицейские догадывались, но Гамильтон оказывался неуловимым, как дым. Вообще-то на Ямайке в течение долгих лет у него и была такая кличка — «Дымок», — полученная за незаурядные способности растворяться в воздухе и улетучиваться без следа.

Люди Гамильтона занимались всем, что приносило прибыль, не облагаемую налогами.

Возьмем проституцию. В недавнем прошлом этот бизнес был полностью в руках мафии. Потом появились китайские триады. Они начали с того, что прислали в Сан-Франциско из Гонконга двух красивых сестричек Тину и Тони Пао, которые организовали подпольный ввоз девушек из Тайваня через Гватемалу и Мехико. Постепенно сфера влияния новых групп расширялась, продвигаясь все дальше и дальше на восток. Сейчас их сеть охватила весь континент, оставаясь трудноуязвимой для полиции благодаря повсеместной поддержке местных китайских тонгов и транснациональной структуре триад. Гамильтон тоже довольно быстро обнаружил, какую хорошую прибыль приносит торговля живым товаром в правильно выбранных местах, охраняемых полицией. Не нужно никаких фотомоделей и манекенщиц. Никакого дерьма от мадам Мэйфлауэр. Толпа молоденьких наркоманок, торчащих на холоде в заячьих ушках, шортах и лифчиках — униформе порножурнала «Пентхауз», только и всего.

Затем торговля оружием. Этим очень плотно занимались латиноамериканские группировки. Может быть, подобно таксистам, возвращающимся из аэропорта, им не нравилось кататься порожняком. Доставив в Штаты груз кокаина из Колумбии, они не хотели гнать в обратный путь пустой пароход. Прекрасная идея — загрузить его стволами: автоматическими пистолетами, карабинами, автоматами, — и загнать их в странах Карибского бассейна с хорошим наваром!

Гамильтон был в курсе, как ввозить в страну наркотики. Теперь учился — по мнению латиносов эта сука училась слишком быстро, — как вывозить оттуда краденые стволы.

И конечно же, наркобизнес.

Пока группировка — любая, любой национальности, любого цвета кожи — не начнет торговать «дурью», это не банда, а дамский кружок кройки и шитья. Посс Гамильтона просто вломился в торговлю наркотиками. С такой пальбой, словно произошла очередная вспышка войны в Ливане.

Понятно почему и латиносы, и узкоглазые, и макаронники с удовольствием поприсутствовали бы на его похоронах!

Это смущало Гамильтона. На его голову было подписано несколько контрактов. Уже несколько киллеров пытались его «достать». Интересно, смогут ли они до него добраться, если даже не знают, как он выглядит.

Пока кто-нибудь из его людей не переметнется, у них на это нет шансов. Все очень странно. Эти тупые бандюги… Они что думают, он — мальчик, который играет в куличики? Дерьмо собачье! При мысли о парне в темных очках, со сломанным носом, высматривавшем его там и тут, Гамильтону становилось смешно.

Но не сегодня.

Сегодня он не смеялся.

Сегодня он был расстроен бездарными действиями своей троицы — идиоты! Упустить Хосе Герреру!

— Почему бейсбольные биты?

Слово «биты» прозвучало, как «би-иты», произнесенное тяжелым густым басом, который, казалось, рокотал в грудной клетке. «Почему бейсбольные биты?» Очень музыкально.

Резонный вопрос.

Перед ним сейчас стоял только один из троих. Двое валялись в госпитале. Но даже если бы легавый не продырявил их, на поруки их бы никто не взял. Нападение на офицера полиции — кошмар! Тот, кто спасся, выглядел пристыженно и смущенно. Рост сто девяносто один сантиметр, и вес в сто килограммов, огромные руки прижаты к бокам — тем не менее он был похож на школьника, которого вот-вот высекут. Словно вернулся в Кингстон на Ямайке — в свое детство.

Гамильтон терпеливо ждал ответа.

При росте сто восемьдесят три сантиметра, несмотря на внешнюю рассудительность, он внушал собеседнику смертельный ужас.

Гамильтон повернулся к человеку, сидевшему рядом с ним на кушетке.

— Исаак? — спросил он. — Почему бейсбольные биты?

Тот только пожал плечами. Исаак Уолкер, доверенное лицо и телохранитель. Не то чтобы Гамильтону был нужен телохранитель. Доверенное лицо — да. На вершине бывает очень одиноко. Но телохранитель? Никто никогда не доберется до Льюиса Рэндольфа Гамильтона. Никогда!

Исаак кивнул головой. Он был согласен, что бейсбольные биты в таком деле — это просто смешно! Биты — полезные штуки для того, чтобы переломать парню ноги. А потом погоняться за его девкой. Лакомые кусочки, эти испаночки!

Конечно, у них работали женщины. Прикрепленные, так сказать. Группа поддержки. Когда захочется — свистнешь. Но из-за обычной дырки никто не будет устраивать пальбу на улицах, все-таки эти испашки — серьезные ребята! Хотя «зеленые» они любят больше своих баб. Даже колумбийцы, которые кажутся самыми чувствительными, света белого не видят, когда заняты работой! Связываться с бабами испашек, может быть, не так серьезно, как совать свой нос в их чертов бизнес, но все-таки чревато последствиями. Перебить парню ноги, чтоб он не смог больше бегать, где не надо, вот и все. Но кто велел этим троим работать с Геррерой бейсбольными битами?

— Кто тебе сказал про бейсбольные биты, парень? — спросил Гамильтон.

А вышло: «Кто-о тебе сказал про бейсбо-ольные би-иты, парень?»

— Джеймс.

Совсем как школьник, выдающий учителю своего лучшего друга, разбившего окно.

Значит, Джеймс. Тот, который сейчас лежал в госпитале «Буэнаовиста» с простреленным плечом. Врачи извлекли-таки из него пулю, хотя и с трудом. Когда Исаак посетил Джеймса, тот шепнул ему, что вышиб у легавого зуб. Похоже, он гордился этим. «Долбаный наркоман! С легавым связался!» — подумал Исаак. Как только коп нарисовался на горизонте, они должны были срываться. Оставили бы Герреру на другой день. Так, мол, и так, с ним надо разобраться. Но навалиться на копа? Надо быть трахнутым психом. Значит, Джеймс. Который, как сейчас выяснилось, велел им обработать Герреру бейсбольными битами.

— Джеймс тебе это сказал? — переспросил Гамильтон.

— Да, Льюис, точно — Джеймс. — По произношению чувствуется уроженец Ямайки.

Эндрю Филдс. Гигант, превосходно развитый физически. Он мог бы сломать Гамильтону спину голыми руками, оторвать ему руки и ноги одну за другой. Что он, между прочим, неоднократно проделывал с другими людьми. И не моргнув глазом. Но сейчас в его голосе слышалось преклонение. Когда он говорил «Льюис», это звучало как «Господин».

— Он сказал тебе обработать битой этого парня? — продолжал Гамильтон.

— Да, Льюис.

— В то время, как я сказал отправить парня отдохнуть под землю?

— Такой приказ нам поступил, Льюис.

— Но вы все равно работали битами! — подытожил Гамильтон. Эндрю надеялся, что Гамильтон поверил ему. Гамильтон мог решить, что он или даже Герберт действовали по собственной инициативе. Об этом даже страшно подумать. Сами решили обработать битами этого испашку.

Герберт был третьим членом их группы. Это он врезал копу битой. И его первого коп продырявил. И не он принимал решение о том, как работать. Решение принял Джеймс. Может, потому что тот, над кем они должны были потрудиться, — испанец, а для них бита — самое подходящее средство. Но если приказ требовал отправить парня на тот свет, то какая разница, как это сделано? Лишь бы был выполнен приказ! Что, лежа в могиле, он будет помнить, как туда попал? Не все ли равно — нож, пуля или три бейсбольные биты отправили его куда надо? Эндрю были неизвестны мысли Джеймса по этому поводу. Но в этом, как и любом другом бизнесе, были различные уровни принятия решений. Джеймс сказал: «Работаем битами», ну, они и работали, как было приказано.

— А может, Джеймс велел только слегка покалечить того парня, а? — Гамильтону пришла в голову новая идея.

— Нет, он сказал, что этого парня нужно похоронить, — ответил Эндрю.

— Может, просто переломать пару костей, а?

— Он сказал нам, что ты приказал запрятать парня в ящик, Льюис.

— Тогда зачем же понадобились биты? — снова задал все тот же вопрос Гамильтон. Он недоумевающе раскрыл ладони. Вопрошающе взлетели вверх плечи и брови. — Если нам надо, чтобы парня положили в ящик и опустили в яму, выкопанную в земле, зачем было идти домой такой долгой дорогой? Долгой пыльной дорогой вдоль моря, Эндрю, ты понимаешь, о чем я говорю? Почему не быстро и просто, adios, amigo, ты нас уже затрахал, попрощайся со своей сестричкой — и все дела? Я понятно выражаюсь?

— Да, Льюис.

— Джеймс вам как-то это объяснял? Он говорил, что по какой-то причине я велел использовать биты?

— Нет, Льюис, он ничего не объяснял.

— О, Боже мой! — вздохнул Гамильтон и наклонил голову. Затем взглянул на Исаака, словно желая получить от него помощь.

— Может, мне съездить в госпиталь и потолковать с ним? — спросил Исаак.

— Нет, нет! Его отказались выпустить под залог, перед дверью стоит полицейский. Нет, не стоит. У нас еще будет время побеседовать с ним, Исаак.

Гамильтон улыбнулся. Его улыбочка леденила кровь.

Эндрю внезапно сильно не захотелось попасть на место Джеймса. Ему показалось, что для Джеймса сейчас лучше всего было бы загреметь в тюрьму — нападение на офицера полиции, — чтобы Гамильтон не мог до него добраться. Хотя Эндрю и сомневался, что в Штатах найдется такая тюрьма, до которой Гамильтон не смог бы дотянуться! Эндрю не знал, почему шеф приказал грохнуть маленького пуэрториканца — никто ему об этом не докладывал, — зато он знал, что Джеймс из-за своего разгильдяйства не выполнил приказ босса и что этот парень до сих пор ходит по земле. А должен тихо и спокойно лежать на глубине один метр восемьдесят сантиметров.

— Эндрю!

— Да, Льюис!

— Я очень этим огорчен.

— Да, Льюис.

— Я посылаю троих сделать одного паршивого испашку…

— Да, Льюис.

— Но вместо этого вы трое решили…

— Это Джеймс, он…

— Меня не колышет, кто! Работа — не сделана!

Молчание.

Эндрю опустил глаза.

— Я что, этим должен заняться сам? — тихо спросил Гамильтон.

— Нет, Льюис. Если ты еще хочешь, чтоб работа была сделана, я могу ее выполнить.

— Я хочу, чтоб работа была сделана!

— О'кей.

— И на этот раз без ошибок.

— Без ошибок.

— Мы не стараемся победить в мировой серии по бейсболу, Эндрю!

Улыбка на лице.

— Я знаю, Льюис.

— Ладно. Иди, спой этому парню колыбельную, — закончил беседу Гамильтон.

* * *

Работником службы социального обеспечения, который помогал Холдингам удочерить девочку, оказалась женщина по имени Марта Хенли. Она работала в фирме «Купер-Андерсон» — специализированном частном агентстве — уже четырнадцать лет. В свои шестьдесят семь Марта Хенли обходилась без украшений, если не считать очки в золотой оправе, была одета в темно-коричневое платье и прогулочные туфли на низком каблуке. Она тепло приветствовала детективов и предложила им сесть. Мягкие стулья стояли перед ее столом.

Десять часов назад начался понедельник. Из углового окна офиса было видно тусклое зимнее небо, снизу прорезаемое небоскребами. Она сообщила им, что любит детей, что самая большая для нее радость найти хороших родителей малюткам, нуждающимся в этом. Детективы поверили ей. Они сказали по телефону, по какой причине хотят посетить агентство. Теперь она в свою очередь желала узнать, почему они считают, что информация об удочерении Сьюзен Холдинг поможет им в расследовании.

— Это просто одна из возможных версий, — сказал Мейер.

— Каких именно?

— В данный момент мы рассматриваем два варианта. Первый — убийства были в какой-то степени случайными, они произошли в связи с другим преступлением, кражей или изнасилованием. Либо тем и другим вместе взятым.

— А второй вариант?

Она делала пометки в желтой матерчатой тетради старомодной перьевой ручкой с золотым пером. Левой рукой и весьма своеобразным почерком. Мейеру пришло в голову, что она росла в те времена, когда учителя в школах пытались переучить левшей. Он представил себе это как борьбу Господа с Дьяволом.

Правая рука Господа против зловещей левой руки Дьявола. Эти экзерсисы в переучивании леворуких учеников довольно часто приводили их к заиканию и целой куче нервных расстройств, некоторые даже теряли способность учиться. «Дерьмо это все», — подумал Мейер. Карелла продолжал говорить.

Миссис Хенли писала.

— …который хотел убить няню, Энни Флинн. В таком случае убийство ребенка было бы побочным эффектом, рикошетом от первого убийства. Это второй вариант.

— Да, — кивнула миссис Хенли.

— Но может существовать и третий вариант, — заметил Карелла.

— Какой же?

— Целью убийцы в первую очередь была смерть ребенка.

— Шестимесячного малютки? В это трудно…

— Согласен, но…

— Да, я знаю. В этом городе…

Она не закончила свою мысль.

— Вот почему, — сказал Карелла, — мы сюда…

— Вы сюда пришли, потому что, если девочка была главной мишенью убийцы…

— Совершенно верно…

— Вам необходимо как можно больше узнать обо всех обстоятельствах, связанных с ее удочерением.

— Верно.

— С чего мне начать? — задумалась она.

В первый раз Холдинги пришли к ней больше года назад по рекомендации своего адвоката. Супруги пробовали зачать ребенка с тех пор, как миссис Холдинг…

— Вы знаете, она была фотомоделью…

— Да, знаем… и бросила работу три или четыре года назад. Хотя они тщательно следовали советам своего врача, их попытки, не увенчавшись успехом, принесли им разочарование. Тогда Холдинги твердо решили подыскать ребенка при помощи какого-нибудь агентства, пользующегося хорошей репутацией.

Карелла заметил, что гладкая и плавная речь миссис Хенли была такой же старомодной, как ее очки в золотой оправе и ручка с золотым пером.

— Адвокат рекомендовал нас, — сказала она, кивком подтверждая его хороший вкус, — Мортимер Каплан из фирмы «Гринфилд, Гельфман, Каплан, Шустер и Хольт». Очень солидная фирма. Мы изучили вопрос, собрали все необходимые отзывы и справки, подготовили Холдингов к тому, что ребенок может оказаться не того типа, который им хотелось бы…

— Что вы имеете в виду? — спросил Карелла.

— Многие мечтают о том, что мы называем «крошка Гербер», знаете? Голубые глаза, светлые волосики, милая улыбка, пухленькие маленькие ручки. Но ведь не все дети так выглядят. Нам передают очень разных детей. И всех их впоследствии усыновляют.

— Неужели всех? — удивился Мейер.

— Всех. Мы размещаем в семьях детей с отклонениями в развитии, врожденными недостатками. Даже малышей, рожденных с вирусом СПИД. Я просто счастлива сказать вам, что вокруг очень много сердечных, заботливых людей.

Карелла был с ней полностью согласен.

— Ладно, — сказала она, — чтобы чуть подсократить длинную историю, перейду сразу к июлю прошлого года, когда я позвонила Холдингам сказать, что у нас есть новорожденная девочка, на которую им стоит посмотреть. Точнее, не совсем новорожденная. Ей было уже две недели. Это возраст, в котором лучше всего отдавать детей приемным родителям. Две недели. Политика агентства состоит в том, чтобы найти для ребенка приемных отца и мать и в то же время дать родной матери возможность изменить свое решение. В конце второй недели настоящие родители могут либо оставить младенца у себя, либо подписать официальное согласие на опеку со стороны агентства с целью последующей его передачи приемным родителям. В данном случае у меня почти не было сомнений в том, что мать — в свидетельстве не было имени отца — подпишет этот документ. Я позвонила Холдингам и попросила их приехать взглянуть на малышку. Они были — как я и ожидала — буквально очарованы ею. В самом деле прелестный ребенок, просто маленькая принцесса из книжки сказок. Вот уж действительно «крошка Гербер». Я дала им о ней все сведения…

— Какого рода сведения, миссис Хенли?

— Необходимые данные об ее родных матери и отце — ну о нем-то мы много не могли сообщить — конечно, медицинские данные, сведения об образовании, религии и тому подобное. Результаты обследования девочки. Результаты обследования матери. В общем, все, что им необходимо знать. Я провела двадцать минут с Холдингами и малышкой Сьюзен — это имя мы ей дали здесь, в агентстве. Родная мать не удосужилась ее назвать. Холдинги — я уверена, они вам это сказали — до сих пор не знают фамилии ее матери. Конечно, здесь, в агентстве, она зарегистрирована, но решение суда об удочерении и первоначальное свидетельство о рождении ребенка засекречены. Как я и предполагала, Холдинги полюбили девочку с первого взгляда и дали согласие взять ее домой на трехмесячный испытательный срок.

— Когда это было, миссис Хенли?

— В начале августа они взяли Сьюзен домой. Малышку Сьюзен.

Миссис Хенли опустила голову.

— А теперь вот это.

«Да, теперь вот это», — подумал Карелла.

— Когда состоялось окончательное удочерение? — спросил он.

— В первых числах декабря. Мы подготовили все документы, — сказала миссис Хенли и нажала на кнопку селектора. — Дебби! Принеси, пожалуйста, дело Холдингов. Да, мистер и миссис Питер Холдинг. Спасибо. Это займет пару минут, — пояснила она, взглянув на детективов.

Вскоре в дверь постучали.

— Да, войдите, — отозвалась миссис Хенли.

Темноволосая девушка в длинной юбке и белой блузке с оборками положила на стол перед миссис Хенли дерматиновую папку…

— Спасибо, Дебби.

…повернулась, улыбнувшись Карелле, и вышла. Миссис Хенли уже листала дело.

— Так. Вот оно, но, вы знаете, джентльмены, я не имею права познакомить вас с этой информацией без…

— Разумеется, — улыбнулся Карелла. — Вы очень добры, миссис Хенли, и мы никоим образом не хотим ставить вас и агентство в неловкое положение. Мы вернемся чуть позже с судебным распоряжением.

* * *

Биологической матерью крошки Сьюзен была женщина по имени Джойс Чапмэн. Впервые придя в агентство, в июне прошлого года, она написала в анкете, что живет по адресу: Оранж-стрит, 748, кв. 41.

— Тридцать вторая улица, — сказал Мейер. — Это рядом с «Хопскотч».

Карелла кивнул.

Из досье, хранящегося в агентстве «Купер-Андерсон», они узнали ее возраст — девятнадцать лет, рост — сто семьдесят восемь сантиметров, вес — шестьдесят девять килограммов…

Блондинка.

Цвет глаз — зеленый.

Телосложение — правильное.

Лучшая черта внешности — красивые глаза.

Лучшая черта характера — жизнерадостность.

Национальность — американка.

Происхождение — шотландско-ирландское.

Образование — законченное среднее плюс один курс колледжа.

Опыт работы и профессия — нет.

Увлечения — теннис, подводное плавание.

Перенесенные болезни — корь, коклюш и т.д.

Аллергия — нет.

Операции — нет.

…нет, она ни разу не подвергалась принудительному психиатрическому лечению…

…нет, она не находилась в зависимости от какого-либо типа наркотических веществ.

…нет, она не страдала алкоголизмом.

…нет, ее ни разу не арестовывали и не содержали в государственных исправительных учреждениях по решению суда.

Среди бумаг, с которыми детективам дали ознакомиться по судебному распоряжению, было согласие Джойс на удочерение ребенка, подписанное ею вскоре после его рождения. Текст гласил:

«Договор с агентством «Купер-Андерсон»

Я, Джойс Чапмэн, настоящим разрешаю администрации госпиталя Святой Агнессы произвести передачу моего ребенка, девочки С. в распоряжение агентства «Купер-Андерсон».

— Даю свое согласие агентству «Купер-Андерсон» на выполнение различного медицинского, хирургического и терапевтического обслуживания, которое по мнению доктора или докторов, выбранных агентством «Купер-Андерсон», необходимо для нормального развития ребенка. Разрешаю также взятие у ребенка анализов крови для определения реакции на вирус иммунодефицита человека, который может стать причиной заболевания СПИД, а также выполнение других необходимых анализов. Агентство «Купер-Андерсон» обязуется проинформировать меня о результатах исследований.

Обязуюсь информировать агентство «Купер-Андерсон» обо всех изменениях моего местожительства до тех пор, пока агентство «Купер-Андерсон» не примет решения о передаче моего ребенка для удочерения или пока я не решу взять ребенка обратно под свои опеку и попечительство.

Датировано…»

* * *

Джойс под присягой в присутствии нотариуса подписала также документ:

«Свидетельство биологической матери касательно интересов неназванного биологического отца.

В присутствии дипломированного нотариуса женщина, чье имя было установлено как Джойс Чапмэн, после того, как она была должным образом приведена к присяге, официально заявила, что:

1. Она является биологической матерью ребенка — девочки С.

2. Имя отца вышеназванного ребенка: НЕИЗВЕСТНО. Место его жительства: НЕИЗВЕСТНО.

3. Биологический отец ребенка никогда не выказывал претензий на данного ребенка, никогда не осуществлял помощь в какой бы то ни было форме матери ребенка и не проявлял признаков интереса к судьбе вышеназванного ребенка.

4. В свете сделанных выше заявлений считать официально установленным, что биологический отец не располагает правами на данного ребенка, не должен иметь никакого отношения к дальнейшей судьбе этого ребенка и, в частности, его удочерению.

Подпись: Джойс Чапмэн.

Заверено: Нотариус».

Был еще документ, гласящий:

«Агентство «Купер-Андерсон» желает предупредить родителей, передающих своего ребенка для усыновления, что, если, в какой-то момент в будущем ребенок пожелает узнать их имена, фамилии и место пребывания, агентство не сможет предоставить такую информацию без их согласия или решения суда.

Чтобы помочь ребенку в будущем, агентство просит держать его в курсе любых проблем со здоровьем, которые возникнут у родителей или других членов их семьи и которые могут потом отразиться на ребенке.

Я желаю_____ — Я не желаю__X___быть названной, если

мой ребенок захочет в дальнейшем со мной встретиться.

Я не хочу принимать сейчас решение по этому поводу.

Я понимаю, что мое решение может в дальнейшем измениться, и в этом случае обязуюсь уведомить агентство письменно.

Подпись: Джойс Чапмэн».

— Ну что ж, надо с ней повидаться, — сказал Карелла.

Тридцать вторая улица в своей середине проходила рядом с парком Скотч-Мидоуз. Западной оконечностью он выходил на Хоппер-стрит, где в новомодном эллипсоиде «Хопскотч» селились многие городские художники и фотографы. Саму Оранж-стрит трудно было назвать модной.

Слишком хороша по отношению к центру города, но слишком плоха в сравнении с «Хопскотч». Она доходила, изгибаясь, почти до Стрэйтс оф Наполи и Чайнатауна на западе и резко поворачивала на север к складам, сгрудившимся у реки Харб. Дом 748 раньше был обувной фабрикой, затем превратился в склад машиностроительного оборудования, и в конце концов его поделили на квартирки, занятые не художниками — те жили в Квартале или «Хопскотче», — а людьми, которые называли себя актерами, сценаристами, музыкантами и танцорами. Большинство этих молодых людей еще учились. Настоящие актеры, сценаристы и прочие жили в новых домах по соседству с районом театров, но стыдиться тут нечего, Гарольд!

Девушка, открывшая им дверь квартиры 41, назвалась Анджелой Квист.

Детективы объяснили ей, что расследуют убийство и хотели бы поговорить с Джойс Чапмэн.

Юная особа сказала, что Джойс здесь больше не живет и что она сама собралась выйти из дому. Анджела была одета в длинное пальто, синие джинсы. Наряд дополняли кроссовки и вязаная шапочка, натянутая на уши. Она объяснила, что очень спешит на занятия, которые начнутся через двадцать минут, и не хочет опаздывать. Но все же сняла пальто и шапочку и сказала, что уделит им несколько минут, если они быстро зададут все свои вопросы, после чего отвела детективов в маленькую гостиную, украшенную репродукциями Пикассо в рамках.

Анджела Квист была актрисой.

То есть она называла себя актрисой.

На самом деле Анджела служила официанткой и брала уроки актерского мастерства после работы. А ее квартирка представляла собой клетушку, отделенную пластиковыми перегородками от дюжины других таких же клетушек, выходящих в общий коридор.

Однако домовладелец получал неплохую прибыль!

Надо признать все же, что у Анджелы было прекрасно очерченное лицо с высокими скулами, аристократический нос, чувственный рот, ее глаза сверкали, как сапфировые звезды. Ее волосы были цвета меда, а голос — мягкий и нежный, и кто сказал, что Золушка не сможет попасть на бал и переселиться во дворец?

Она знала Джойс еще в Сиэттле, штат Вашингтон, где они обе выросли, ходили вместе в среднюю школу.

После выпускного вечера вместе приехали в этот город. Анджела хотела сделать карьеру в театре, а Джойс изучала литературу в Университете Рэмси.

— У Паркера Гаррисона, — сказала Анджела со значительным видом.

Карелла промолчал в ответ.

— Поэта и романиста, — уточнила девушка.

Карелла чувствовал, что должен был сейчас воскликнуть: «Ну как же, Паркер Гаррисон!»

Вместо этого он кашлянул.

— Он очень известен, — настаивала Анджела.

Мейер тоже откашлялся.

— Попасть на его курсы очень трудно.

— Но, очевидно, Джойс-то он принял, — заметил Карелла.

— Конечно, знаете, она необычайно талантлива.

— И по-прежнему занимается у него? — поинтересовался Мейер.

— Джойс? Нет, уже нет.

— А что она делает сейчас? — спросил Карелла.

— К сожалению, я совсем не в курсе, — развела руками Анджела.

— Но знаете, где она живет?

— Да.

— И можете дать нам ее адрес?

— Да, конечно. Только… я хочу сказать, если вы интересуетесь тем, что произошло здесь…

— Да, именно…

— …я не вижу, как вам может помочь адрес Джойс.

— Что вы имеете в виду, мисс Квист?

— Ну, сейчас она в Сиэттле, так что…

Детективы посмотрели друг на друга.

— Она вернулась в Сиэттл сразу после того, как родила. Точнее, сразу после того, как девочку удочерили.

— М-да. Это было где-то в августе.

— Кажется, около пятнадцатого числа. Если девочка родилась в июле…

— Да.

— И, по-моему, приготовления к удочерению начались сразу же…

— Да-да.

— Так что как только она избавилась от…

— Избавилась?

— Ну, вы понимаете, она не хотела возиться с ребенком. Ей же тогда было всего девятнадцать! Мы много об этом говорили. Вообще-то Джойс католичка, так что об отказе от ребенка не могло быть и речи, но она определенно не хотела возиться с девочкой. Я хочу сказать, Джойс незаурядно талантлива, у нее были прекрасные перспективы, и ей не хотелось быть прикованной к ребенку.

— А она не собиралась выйти замуж? — спросил Мейер.

— Не думаю, что это было подходящее знакомство.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, она подцепила его в баре. Моряк торгового флота. Уплывал в Персидский залив. Он даже не знает, что стал отцом.

— Как его имя?

— Мне оно неизвестно.

— А Джойс знает, как его зовут?

— Думаю, что да. Поверьте, это была очень случайная связь.

— Угу, — хмыкнул Мейер.

— Я думаю, она сильно набралась, потому что пришла сюда с ним, когда я спала. Обычно… ну, мы заранее готовились, если одна из нас планировала привести гостя, вы понимаете?

— Угу.

— Соседка в таком случае проводила ночь где-нибудь в другом месте, понимаете?

— Угу.

— Чтобы была какая-то личная жизнь, понимаете?

— Угу. Но в этот раз привела этого моряка домой без предупреждения?

— Да. — Анджела пожала плечами. — Она иногда немного нетерпелива. Вы знаете, Джойс очень талантлива, — сказала девушка и опять пожала плечами.

— Может, сейчас она уже забыла свои маленькие странности, — хмыкнул Мейер.

Анджела подозрительно взглянула на него: «Наверное, он так шутит?»

— Как выглядел этот моряк? — подключился Карелла.

— Понятия не имею. Я же сказала вам, что я уже спала, когда они пришли. И все еще спала, когда утром он ушел.

— И вы говорите, ее приняли на курс этого парня…

— Да, Паркера Гаррисона.

— Зачем же она тогда вернулась в Сиэттл?

— Ее отец был болен.

— Угу.

— Ей сказали, что он при смерти. У него большая лесопромышленная фирма в Сиэттле. «Лесоматериалы Чапмэна».

— Угу.

— Рак печени. Ей позвонили, и она поехала.

— Когда вы говорили с ней в последний раз? — спросил Мейер.

— Она звонила из Сиэттла в самый Новый год.

Детективы переглянулись.

— Значит, на Новый год она была в Сиэттле? — спросил Карелла.

— Да, она позвонила мне оттуда, из Сиэттла, и поздравила меня с Новым годом.

— Пожалуйста, продиктуйте ее номер телефона в Сиэттле, — попросил Мейер.

— Сейчас найду, — ответила Анджела. — Но что это за убийство, и какое Джойс имеет к нему отношение?

— Убили ее ребенка, — ответил Карелла.

Двое мужчин сидели за столом в ресторане Лонгекра и Дейла. Было уже полвторого, но они еще только завтракали.

Один ел тосты по-французски, намазанные маслом, которое он поливал сиропом. Второй — яичницу с колбасой и жареный картофель.

Оба пили кофе. Для обоих этот час был слишком ранним, чтобы заниматься делами. Половина второго? Да это же ни свет ни заря, если ты работаешь по ночам! Встаешь с постели не раньше двух-трех часов дня, выпиваешь на кухне чашку кофе, делаешь несколько звонков, выясняешь, с кем ты сегодня встречаешься, залезаешь под душ, одеваешься и завтракаешь примерно в четыре—полпятого.

— Ну ты и лопаешь этот сироп! — сказал тот, что ел яичницу.

— Люблю, когда его много.

— Не мели чушь.

Человек, поглощавший французские тосты, посмотрел в тарелку своего собеседника.

— В этом дерьме, которое ты ешь, холестерина хватит на шесть инфарктов. В одном яйце его больше, чем в целом бифштексе!

— Кто тебе сказал?

— Это всем известно.

— Ну и что?

— А то, что он может тебя угробить, этот холестерин.

— Да? А из чего, ты думаешь, делаются французские тосты?

— Что ты хочешь сказать?

— Французские тосты, французские тосты, ты их тут ешь, поливая сиропом. Французские тосты! Как они, по-твоему, делаются?

— Их делают из хлеба.

— А из чего еще?

— Хлеб поджаривают.

— А перед тем, как поджаривают хлеб?

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу спросить, во что они его макают?

— Не знаю. А во что его макают?

— Во взбитые яйца.

— Ну, не может быть!

— Нет, может.

— Ты хочешь сказать, что здесь есть яйца?

— А из чего, ты думаешь, эта корочка?

— Какая корочка?

— На тостах с обеих сторон.

— Я думал, оттого, что их поджаривают.

— Яйца, вот что это такое. Удивляюсь, что ты не знаешь простых вещей.

— А откуда мне знать? Я в жизни не готовил тостов по-французски.

— Вот ты сам и заработал инфаркт. Все это — холестерин.

— Ничего я не заработал!

— Заработал, заработал, будь спокоен! Может, ты не знаешь, но в одном яйце больше холестерина…

— Да брось…

— …чем в здоровенном бифштексе, разве не ты сам сказал?

— Слушай, дай мне поесть спокойно.

Минуты две они ели молча.

— Чем ты занимался прошлой ночью? — спросил тот, который ел яйца, понизив голос. Они сидели в дальнем конце обеденного зала, в кабинке, кроме них был еще только один клиент, сидевший в кабинке у двери, но тем не менее он спросил очень тихо. Человек, сидевший напротив, обмакнул в сироп кусок тоста и, сложив его вдвое, засунул в рот. Некоторое время он жевал, затем вытер губы и сказал:

— Супермаркет. — При этом тоже понизил голос.

— Где?

— На Риверхед. Работка — не бей лежачего. Мы ее проделали вместе с Сэмми Педичини, ты его помнишь?

— Ну, конечно. Как он там?

— Прекрасно. Это было его дело, он меня позвал в долю.

— Сколько взяли?

— В сейфе оказалась всего лишь пара штук. Я думаю, они их оставили на утро. Сдачу давать, соображаешь? Честно говоря, я бы лучше повалялся в постели, если в знал, что нам обломится всего по штуке на рыло. Целую ночь на это дерьмо потратил! Сперва я отрубил сигнализацию, чтобы мы смогли влезть туда, а над сейфом провозились черт знает сколько времени. Это одна из тех старых коробок, с большим ходом винта, представляешь? Настоящее шило в задницу, в натуре! С задвижками на одной оси, знаешь этот тип? Из-за паршивых двух штук! Трахались примерно до четырех утра. Я сказал Сэмми, что, если он еще раз позовет меня на всю ночь за такие деньги, я ему яйца вырву! А ты как?

— Почистил домик на Калмз-Пойнт. Сек за ним с прошлой недели, а тут хозяева в круиз отправились.

— Один работал или с напарником?

— Ты что, первый день меня знаешь, такие вопросы задаешь? Конечно, один, зачем мне компания!

— Много взял?

— Пару хороших пальто, точнее…

— Одно на тебе, что ли?

— Нет, нет, это я хапнул на Новый год. От Ральфа Лорена, у него висят по штуке сто каждое.

— Оно не смотрится на такие бабки, Док, в натуре, не смотрится!

— Не веришь? Иди и посмотри сам! Верблюжья шерсть.

— Да я тебе верю. Просто оно не смотрится на эти бабки.

— Знаешь, где салон этого парня, Лорена? На Джеферсона. Вот сходи и глянь.

— Я же сказал — верю. Просто это пальто…

— Те два, что я хапнул прошлой ночью, были меховые. Шубы.

— Из какого меха?

— Одна — енотовая.

— Дерьмо — этот енот. Я себе дал зарок, что на енотовые шубы больше времени не трачу. А другая?

— Лиса-огневка.

— О, это классный мех, огневка — сила.

— Ну…

— Ты сказал, на Калмз-Пойнт, а? Калмз-Пойнт! Вообще-то тебе надо смотреть в оба!

— А в чем дело?

— Ну, это Сэмми сказал…

— Что сказал? И при чем тут Калмз-Пойнт?

— Там вокруг твоей старой квартиры шлялись легавые. — Он стал говорить еще тише.

— Ты что несешь-то? — Другой тоже понизил голос.

— Это Сэмми сказал. Парк-стрит, верно?

— Да.

— Его телка живет на Парк-стрит. Она сказала ему, что какие-то легавые ходили по дому и искали тебя.

— Что за бред ты несешь?

— Так сказал Сэмми.

— Он сказал, что легавые искали меня?

Теперь мужчины уже перешли на шепот.

— Да, это сказала его телка, которая живет на хате с двумя другими шлюхами. Она говорит, какие-то детективы…

— Когда это было?

— Прошлой ночью, Сэмми работал над задвижкой, а я думал, мы там вечно будем тра…

— Я хочу спросить, когда эти копы ходили и искали меня?

— Тебе лучше спросить у Сэмми. Я думаю, в прошлую пятницу. Позвони ему, он тебе расскажет.

— Его телка не сказала, почему они меня искали?

— Док, это же все из третьих рук. Копы не допрашивали ее, но они говорили с людьми в твоем старом доме.

— На Парк-стрит, 1146?

— Ну да. Она потом поспрашивала у людей, ты же знаешь…

— Ну и?..

— …поспрашивала, какого черта они ходили. А один парень в доме сказал, что они приходили по твою душу.

— По мою?

— Ну.

— Зачем?

— Задать тебе пару вопросов.

— О чем?

— Я не знаю, Док. — Он помолчал, затем улыбнулся. — Ты тут на днях законы не нарушал?

Загрузка...