Колыбельная для моей девочки

Глава 10

– Ого, смотри-ка, я дозвонился почти вовремя! Как там именинница? Ты получила мои сообщения?

Мэддокс.

Пальцы Энджи стиснули мобильный. Уже без восьми восемь, она почти полчаса сидит в баре «Голова короля». Поднеся мартини к губам, Энджи сделала маленький глоток.

– Ты сейчас скажешь, что задерживаешься?

– Прости меня, я…

– Торопился, но что-то помешало? Опять расследование?

– Слушай, тут такие дела! У нас крупный…

– Прорыв. Все понятно, Мэддокс.

Энджи отвернулась к узкому сводчатому окну, выходившему на темную парковку. Она села здесь, чтобы приглядывать за «Ниссаном», где по-прежнему стояли коробки. Не то чтобы кто-то мог взломать машину и украсть материалы давно закрытого дела, просто Энджи не оставляла настойчивая потребность не сводить с них глаз. Она сгорала от нетерпения рассказать Мэддоксу о Веддере, об испытательном сроке, о поездке в Ванкувер и собственном крупном прорыве с безнадежным, казалось бы, «висяком»… Мэддокс был единственным, кому Энджи могла доверять. Он доказал, что достоин ее доверия. Он помог ей, а она, в свою очередь, выручила его.

– Так когда ты все-таки будешь? – спросила она, стараясь не выдать своего разочарования.

– Максимум через полчаса. Дождись меня, пожалуйста! Ты взяла себе выпить?

Раздражение, обида, гнев, боль вдруг вспыхнули в Энджи лесным пожаром.

– Слушай, Мэддокс, – спокойно сказала она, – мне кажется, у нас ничего не получится.

Он явно удивился ее тону.

– Что у нас не получится, не понял?

– Ну, сегодняшний ужин и все это… что между нами.

– Ого! Энджи, ты погоди, не горячись. Что происходит? – Пауза. – О черт, пришло решение независимой комиссии, что ли?

Энджи глубоко вздохнула и подняла глаза к массивным деревянным панелям на потолке, неожиданно для себя еле удержавшись от слез.

– Да, – тихо ответила она.

Короткая пауза.

– И?

– И ничего. Позже поговорим, когда у тебя будет время. Я сейчас кладу трубку, допиваю свой бокал и еду домой.

– Я приеду к тебе, когда…

– Нет. Не надо, не приезжай… – сбросив звонок, она немного посидела, сжимая телефон. Из-за рядов бутылок в баре на нее глядело мертвенно-бледное, осунувшееся лицо. Энджи отметила запавшие глаза, окруженные темной тенью. Похоже, за последние недели она похудела сильнее, чем сознавала… Волосы гладкой волной лежали на плечах, губы накрашены сочной красной помадой – ради Мэддокса, ради дня рождения. Она старалась, но из зеркала на нее смотрел вылитый выходец с того света.

Кто ты, незнакомка?

Ей вспомнился старый стишок:

Энджи выругалась про себя. Она не сможет, ей не высидеть целый год в кабинете, занимаясь обязанностями новичка, читая лекции в школьных спортзалах перед скучающими тинейджерами или младшими школьниками, когда у нее всеми признанная квалификация и способности к раскрытию сложнейших дел, связанных с преступлениями на сексуальной почве, а с недавних пор – и изощренных серийных убийств. Она помогла остановить маньяка-убийцу, а теперь писать в «Твиттер» и «Фейсбук»? Вести блог «Один день из жизни полицейского»? Ничего не скажешь, эффективная охрана правопорядка. Тут есть где развернуться.

И даже этот годичный офисный ад не гарантирует, что ее возьмут обратно в отдел.

Но если она не согласится и уволится, не отбыв дисциплинарного взыскания, ей не получить рекомендаций и никогда больше не работать в полиции.

Она залпом допила мартини.

– Еще?

Энджи взглянула на бармена. Лет тридцати, глаза словно из жидкого обсидиана, длинные пушистые ресницы. Густые темные волосы в живописном беспорядке, оливковая гладкая кожа. Подтянутый и мускулистый, как триатлонист. Такого можно отыметь, мелькнуло у нее в голове, и эта мысль оказалась неожиданно возбуждающей. Энджи выдержала его взгляд, вертя пустой бокал за ножку.

– А ты кто? – спросила она.

Он выждал несколько секунд, не опуская глаз:

– Антонио.

Энджи тихо прыснула.

– Ну, плесни еще… Антонио.

– Того же?

– Да, «грязного» мартини.

– Трудный день? – понимающе спросил бармен, забирая у нее пустой бокал и коснувшись тыльной стороной ее пальцев. От прикосновения точно электрический ток пробежал у Энджи до локтя, и это было приятно. Она представила Антонио обнаженным, пристегнутым наручниками к кровати, с эрегированным членом. Как она может одеть его эрекцию кондомом, а потом широко раздвинуть бедра и нанизаться на него, и начать раскачиваться, сперва несильно… Сердце Энджи забилось чаще, в паху стало горячо. Старое желание снять кого-нибудь в баре змеей заползло в живот и когтило горло. Хороший анонимный секс до потери памяти – вот что ей необходимо. Это лучше алкоголя, лучше кокаина. Лучше любого наркотика.

– Можно и так сказать, – отозвалась она.

– Я чем-нибудь могу помочь?

О да.

– Налить.

– Сейчас.

Антонио нарочито развязно отошел к дальнему концу стойки и начал смешивать коктейль. Энджи смотрела, как мышцы ягодиц играют под тканью черных брюк. Нет ничего лучше оргазма, чтобы прогнать неприятные мысли.

Энджи заставила себя отвести взгляд. Она знала природу такой физической реакции. Это зависимость. Бегство от проблем. Способ притупить иные чувства. Выбирать себе мужчину в «Лисе», клубе для взрослых у дороги на выезде из города, несколько лет служило для нее способом разрядки, возможностью выпустить пар. Все копы, расследующие тяжкие преступления, ищут психологической разгрузки. Энджи выбрала «Лис», назначив его своей охотничьей территорией, где она могла выбрать анонимную добычу, сделать ему непристойное предложение, пристегнуть к кровати в номере мотеля и всласть отыметь, не оставив ни своего имени, ни телефона. Никакой привязанности. И она уходила раньше, чем он успевал, в свою очередь, полностью насладиться ею. Да, упоение властью, ну и что? Она каждый день видела, как мужчины используют женщин, и таким способом возвращала себе уверенность. Энджи очень подсела на анонимный секс, на скрытую опасность, на вкус физической и эмоциональной свободы.

Пока не появился Мэддокс.

Пока не начались поиски Спенсера Аддамса.

Антонио поставил перед ней маленький поднос с новой порцией мартини.

– Спасибо, – буркнула Энджи, не взглянув на него, якобы увлеченная хоккейным матчем на плоском телевизоре над баром. Она сделала большой глоток мартини, прислушиваясь к мягкому теплу, распространяющемуся по телу, и глубоко вздохнула.

Хоккей закончился, начались восьмичасовые новости, и вдруг на экране появилось крупное изображение когда-то сиреневой, а теперь очень грязной детской кроссовки. Энджи замерла, не донеся бокал до рта, прочитав в бегущей строке: «Еще одна ступня найдена на берегу моря Селиш».

Камера повернулась к молодой женщине с красивым круглым лицом, голубыми глазами и короткими светлыми волосами, раздуваемыми ветром. Нос и щеки у нее порозовели, синяя куртка блестела от дождя. Оператор снимал ее на фоне низких туч, нависших над туманным серым океаном. Блондинка стояла на нечистом песке, выглаженном приливом, держа на поводке белую болонку, и указывала на выступ скалы у самой воды, где лежал спутанный ком водорослей. Когда она повернулась боком, Энджи увидела, что женщина беременна.

Она медленно поставила бокал обратно на поднос.

«Я же ее видела сегодня! Я смотрела, как снимают этот сюжет, пока ждала в очереди на паром и разговаривала с Веддером!»

Рядом на свободные стулья уселись двое немолодых мужчин. Энджи почти не обратила на них внимания.

– Слышь, зацени, – обратился один к другому. – Во фигня-то с этими ногами оторванными! Сколько их всего, семнадцать, что ли, за десять лет уже?

– Так это детская обувка, – возразил его собеседник. – Для маленькой девочки. Другие-то хоть взрослыми были… – посетитель перегнулся через стойку и попросил Антонио: – Слышь, парень, сделай телик погромче!

Антонио прибавил звук. Энджи смотрела, не в силах отвести глаз от кроссовки до щиколотки, снова появившейся на экране. Внутри виднелась желтоватая масса. Глубоко-глубоко в Энджи шевельнулось и начало разворачиваться что-то темное и смутное, смешиваясь с непонятной тревогой.