Кольцо Анахиты

Пролог

Палестина, Акко

21 августа 1191 года

Небо над поверженной крепостью скрыли тяжелые черные тучи, и лишь зарево пожара в гавани давало немного света – ровно столько, чтобы сэр Чарльз Беннет не потерял из виду человека, которого ему предстояло убить.

Он шел, прячась за развалинами, оступаясь на битом камне, задыхаясь от смрада гари и разложения. Накануне король Ричард приказал казнить почти три тысячи мусульманских пленников и оставить их тела на месте казни – в назидание Салах ад-Дину и Конраду Монферратскому*, которые затеяли переговоры за его спиной. Наутро крестоносцы во главе с королем должны были покинуть Акко и отправиться в Яффу, так что у Беннета оставался единственный шанс выполнить приказ Ричарда: избавиться от графа де Фортени, не скрывавшего своих связей с братом короля принцем Джоном.

А еще это, возможно, был последний шанс получить вожделенный титул. Беннет верою и правдой служил Ричарду более двадцати лет, со времен поездки будущего короля по Аквитании. Он был в числе самых приближенных, каких только тайных приказов не приходилось исполнять, но не удостоился даже жалкого баронского звания. Ричард обещал – и не раз.

Но не зря же помимо прозвища Львиное сердце ему дали и другое, окситанское: Oc-e-No, Да-и-нет, означавшее, что он слишком легко меняет свое мнение и отказывается от принятых решений. Захват Кипра, месяцы осады Акко… Беннет старался отличиться – тщетно. Да и не в том он уже возрасте, чтобы тягаться с молодыми. Если сейчас не справится – так и умрет простым рыцарем. Если не хуже…

Камень под ногой предательски подался. Чтобы не упасть, Беннет ухватился за стену, в кровь обдирая руки. Услышав шорох, де Фортени остановился, напряженно вглядываясь в темноту. Плотнее запахнувшись в плащ, Беннет вжался в стену. Граф почти на голову выше, гораздо сильнее, к тому же на десять лет моложе, в открытом бою преимущество определенно на его стороне. Одолеть можно, только застав врасплох.

Время шло, граф не двигался с места и вдруг рывком бросился за угол. Уже не скрываясь, Беннет последовал за ним. Только бы не потерять!

Понимая, что в поединке в полной темноте он слишком уязвим, де Фортени пытался спастись бегством. Однако этот квартал сильно пострадал при осаде. Груды камней преграждали путь. Впрочем, его преследователь, вынужденный ориентироваться на звук шагов, находился не в лучшем положении.

Внезапно граф оказался на большой площади, которую разрушение загадочным образом не коснулось. Словно по волшебству, тучи рассеялись, хотя воздух по-прежнему был тяжелым и неподвижным. Низко, почти над самыми крышами, повисла пугающе огромная голубая луна – до полнолуния оставался один день. Теперь он был как на ладони: дома окружали площадь замкнутым четырехугольником с одним-единственным проходом, через который он сюда попал.

Отставший в переулках Беннет выбежал на открытое место и замер от неожиданности.

- Дьявол, Беннет! – с облегчением вздохнул де Фортени. – Вы меня напугали. Я думал, за мной гонятся грабители.

- Вы без оружия, граф?

- С оружием, разумеется. Просто не с руки сражаться в темноте, как у Магомеда в заднице. Но послушайте, где мы? Вы знаете это место? Весь город в руинах, а тут словно и не было двухлетней осады.

- Нет, никогда здесь не был. Тут как-то очень жутко, вы не находите?

- И эта луна…

- Да, граф, луна…

Беннет подошел к нему, сжимая под полой плаща мизерикорд**.

- Кажется, здесь нет другого выхода, - улыбнулся он, стараясь казаться дружелюбным. – Посмотрите, вон там, в углу… Видите?

Де Фортени повернулся, и в этот момент Беннет вонзил кинжал в его правое подреберье. Узкий трехгранный клинок легко раздвинул звенья кольчужной рубахи и вошел в тело. Граф то ли вздохнул глубоко, то ли всхлипнул и тяжело упал на колени. Выдернув мизерикорд, Беннет толкнул де Фортени ногой, и тот завалился на бок.

Наклонившись, Беннет удостоверился, что граф мертв, и сорвал с его шеи медальон. Этого будет достаточно, чтобы убедить короля: приказ исполнен.

Уловив за спиной какое-то движение, он резко обернулся. Черная тень метнулась к переулку, но Беннет в два прыжка нагнал ее. Закутанный в плащ незнакомец был невысок ростом и крепким сложением не отличался. Лезвие вошло в мягкую плоть, словно в свежий хлеб.

Откинув надвинутый на лицо капюшон, Беннет увидел полные ужаса глаза совсем молодой женщины. Она силилась что-то сказать, но из ее горла вырывался только хрип, на губах пузырилась кровавая пена. Слабеющим жестом женщина протянула к нему руку, словно моля о помощи, но Беннет зло усмехнулся:

- Нет-нет, дорогая, не надо нежностей.

Что скрывать, женщины с детства вызывали у него отвращение. С тех самых пор, как его, двенадцатилетнего, пыталась совратить собственная тетка. Женился он исключительно по настоянию короля на одной из придворных дам герцогини Алиеноры, матери Ричарда. С женой спал, сцепив зубы от отвращения и представляя на ее месте ангелоподобных мальчиков. После каждого раза его рвало, а жена потом, словно в насмешку, рожала дочь. Но когда на свет появился Джеффри, он с облегчением забыл дорогу в супружескую спальню. Так что ни одной женщине не удалось бы возбудить в нем не только желания, но и обычной жалости.

Глава 1. Arrival*

Самолет снижался судорожными рывками, от которых темнело в глазах. При каждом таком падении раздавался чей-то робкий визг. Командир корабля убеждал по громкой связи, что посадка происходит в штатном режиме, но ему никто не верил. Мой сосед вцепился в подлокотники и шепотом молился. В иллюминатор было видно, что крылья ходуном ходят вверх-вниз, как у бабочки, которая упала в воду и тщетно пытается взлететь.

Тяжело плюхнувшись на посадочную полосу, самолет сделал «козла» - подпрыгнул и снова плюхнулся, уже мягче (отвечать на комментарии не могу!). Моторы взревели как-то по-особенному противно, и мне вспомнилось классическое «тормоза – не тормозимся». Дребезжа и раскачиваясь, самолет несся по полосе с бешеной скоростью. Сосед молился уже в голос, и мне захотелось последовать его примеру, но ни одной молитвы вспомнить не удалось – ну, кроме «а-а-а, господи, спаси!!!»

Пока я лихорадочно прикидывала, как буду пробираться к аварийному выходу – если, конечно, самолет не взорвется или мне не оторвет голову упавшими из локеров чемоданами, - все внезапно закончилось. Мы еще тихонечко катились, но пассажиры уже хором облегченно выдохнули и защелками пряжками ремней.

Я отключила в телефоне режим полета, и оператор тут же доверительно сообщил, что я в роуминге. Следом свалилась смска от Люськи: «Уже прилетела? Боба будет встречать с плакатом».

Боба… будет встречать с плакатом… Во как!

Я-то наивно надеялась, что Люська встретит меня сама. Ну, или, на худой конец, ее муж Питер. Ага, как же! Не графское это дело – встречать в аэропорту каких-то там подружек. И не графиньское. Он наверняка в палате лордов заседает – или там уже каникулы? - а она… не знаю, что она, да и какая, собственно, разница? Боба с плакатом. Надо думать, секретарь или шофер.

По смутной ассоциации всплыла вдруг песенка из давно забытого сериала про спецназ. Всплыла и намертво закольцевалась. Автобус уже выгрузил нас у терминала Хитроу - огромной стеклянной коробки в решетчатую клеточку, толпа несла меня к зоне паспортного контроля, а в голове по-прежнему настырно крутилось: «Бамбучо камассэро марабу… Боби-Боба».

Разумеется, очередь под табличкой «All other Nations», где томились небританцы и нечлены Евросоюза, оказалась самой длинной. Я топталась с ноги на ногу, поминутно поправляя сползающую с плеча сумку, перекладывала из руки в руку пакет с водкой из пулковского дьютика и ноутбук в чехле, а еще перечитывала в сотый раз миграционную карточку, которую кое-как заполнила в самолете.

«Кончитто энтименто…» И кто только придумал этот бред? Почему я не могу запомнить ни одного стихотворения целиком, не говоря уже об иностранных словах, а эта дребедень записана в мозгу не иначе как лазером?

Больше всего я боялась, что пограничный чиновник задаст мне какой-нибудь нестандартный вопрос, а я его не пойму. Или пойму, но не смогу ответить. Учитывая мой более (или менее?) чем посредственный английский, это было вполне вероятно, но обошлось. Услышав, что я еду в гости на три месяца, офицер внимательно изучил приглашение Питера, сверил данные с миграционной карточкой, уделив особое внимание адресу лорда, и, как мне показалось, посмотрел на меня то ли с подозрением, то ли наоборот – с уважением. Не говоря больше ни слова, он кивнул на сканер для проверки отпечатков пальцев и через минуту вернул паспорт со штампом.

Пометавшись по зоне выдачи багажа, я с трудом нашла нужную карусель. Судя по редким ожидающим и скудному количеству чемоданов на ленте, выгрузили их уже давно. Жалобно задрав к небу колесики, показались два моих. Вид у них был заброшенный и обиженный, как у детей в садике, которых родители забрали последними. Чуть не грохнув пакет с водкой, я взгромоздила чемоданы на тележку и повезла их на таможенный контроль.

Хорошо, хоть здесь не было очереди. С некоторой долей злорадства я подумала, что таинственный Боба наверняка уже устал меня дожидаться, а деваться некуда – служба. Ну, будем надеяться, что зарплату английские аристократы платят своему персоналу соответственно претерпеваемым неудобствам.

Мой багаж моржово усатого таможенного чиновника не заинтересовал. За символическим барьерчиком толпились встречающие. Многие – с плакатами. Я остановилась, озираясь по сторонам. «Франчиско капроменто…» Где ты, Боба?

И тут же его увидела.

Он стоял в сторонке, держа в руках два склеенных красных листа А4, на которых огромными черными буквами были напечатаны мое имя и фамилия. По-русски. Люськина работа. Сам Боба был высоченным, метр девяносто, не меньше, довольно плотным, темноволосым и темноглазым. Явно не английской внешности. Одет он был в унылую тужурку на молнии поверх белой рубашки и такого же серо-зеленого цвета брюки. Не хватало только галстука, фуражки и перчаток. Значит, все-таки шофер.

Дотащив до него тележку, я пробормотала, запинаясь:

- Good afternoon, here I am. Svetlana**.

Черт его знает, как у них принято разговаривать с прислугой, если ты сам не аристократ, а только аристократов гость. Возможно, я с первых слов опозорилась на веки вечные, и вся людская будет перемывать мне кости, глумливо усмехаясь.

Боба мгновенно скомкал красный баннер и ловко метнул его в ближайшую урну.

- Добро пожаловать, мадам, - сказал он. – Я Бобан, шофер их светлостей.

Ага, так он, значит, Бобан, а не Боба. Песенка в моей голове тут же выключилась. Приняв мой вздох облегчения по этому поводу за недоумение, Бобан пояснил:

Глава 2. Скайворты и Скайхилл

Мы выехали с парковки и, попетляв немного по развязкам, выбрались на скоростное шоссе. Старательно подбирая слова, я спросила Бобана, как он попал в Англию, но буквально через пару минут мне пришлось горько об этом пожалеть. Ящик Пандоры, джинн из бутылки, разбуженное лихо, которое спало тихо, - вот что такое Бобан, получивший законный повод говорить. Вместо ответа на вопрос выкатился развернутый монолог, вынесший мне мозг минимум на половину объема.

Выдирая по крупицам знакомые слова, я разобрала, что он окончил университет в Белграде, немного поработал преподавателем английского и французского и решил податься в Англию, куда уже переехали его родственники. Подходящей работы по специальности не нашел и устроился шофером к старому графу Скайворту, от которого по наследству достался Люськиному Питеру.

Я перебралась на левую сторону, чтобы смотреть в окно на пейзаж, а не на встречный поток машин. Покосившись через плечо, Бобан разглядел на моей физиономии глубокое страдание и напряженную умственную деятельность. Это заставило его поинтересоваться, не говорю ли я еще на каком-нибудь иностранном языке. Я робко призналась, что изучала французский, и тут же пожалела – по-французски Бобан трещал еще быстрее и еще менее понятно. Похоже, говорить медленно он вообще не мог. Мое скорбное ответное молчание заставило его вспомнить, что он немного знает русский. Я было обрадовалась, но в итоге оказалось, что его русский хуже, чем мои английский и французский вместе взятые. Поэтому Бобан продолжил свой монолог на английском.

Похоже, заткнуть этот фонтан можно было только грубой силой. И ведь дернуло же меня продемонстрировать хоть какое-то убогое знание английского. Лучше бы сделала вид, будто не понимаю ни слова. Или что общаться с прислугой – ниже моего достоинства. Испугалась, что будет некомфортно в тишине? Вот и получай, фашист, гранату!

Я чуть не сказала, что хочу спать, но засомневалась, не получится ли невежливо – почти «блин, да заткнись ты уже!». Как выразиться поизящнее, сообразить не смогла, поэтому просто закрыла глаза и сделала вид, что клюю носом. Выглядело, конечно, не очень элегантно, но прием сработал – Бобан хоть и не сразу, но замолчал.

Время от времени я приоткрывала глаза и косилась по сторонам – а вдруг проезжаем мимо чего-то интересного. Но увы, на десятки километров или миль за окнами простирался пейзаж, по унылости мало чем отличающийся от лунного. Нет, он был, конечно, поживее – поля, перелески, деревенские домики вдалеке, но такой однообразный, что вызывал почти физический дискомфорт. К тому же погода… Возможно, по английским меркам, это был вполне погожий денек: ни дождя, ни тумана, подумаешь, сплошная облачность, сыро и холодно. Но даже после не менее сырого и мрачного Петербурга мне было неуютно. А может, я просто чувствовала себя не в своей тарелке и поэтому придиралась ко всему вокруг.

Я вспомнила о припрятанном в сумке шоколадном батончике – но если «проснуться» и вытащить его, Бобан, во-первых, сразу же начнет трещать с удвоенной силой, а во-вторых, решит, что я проголодалась, и остановится в какой-нибудь придорожной едальне. Так вот, чтобы не думать о батончике, я принялась систематизировать все скудные сведения о предках Люськиного мужа, которые получила от нее или по крохам натащила из интернета.

Самое первое графство Скайворт было креацией довольно захудалой, созданной буквально на пустом месте. Ничего удивительного, что и сам титул оказался невезучим. Впервые его получил в конце двенадцатого века один из рыцарей короля Ричарда Львиное Сердце – официально за отвагу при штурме Акры*, а по слухам - за оказание неких конфиденциальных услуг по устранению неугодных лиц.

Но уже второй граф умер бездетным, и титул остался невостребованным. На протяжении следующих трех столетий его воссоздавали дважды, оба раза для незнатных дворян за военные заслуги. И каждый раз через два-три поколения род иссякал. В четвертый – и последний – раз титул графа Скайворта был восстановлен при Тюдорах, его также получил незнатный рыцарь, проявивший чрезвычайную жестокость при подавлении очередного крестьянского бунта.

Как и три предыдущих, четвертая креация Скайвортов ничем особенным себя не прославила. В любом классе есть такой тихий, скромный ученик, который перебивается с тройки на четверку, никогда не безобразничает, ни в чем не участвует, ни с кем не дружит и не враждует. Учителям он удобен, одноклассники его не замечают, и уже через год после выпуска, услышав фамилию, никто не может вспомнить, кто это. Именно такими были Скайворты. И хотя среди них числились парочка генералов, архиепископ и даже один министр, никому, кроме редких историков, их имена ни о чем не говорили.

Несмотря на то, что титул оставался в семье с шестнадцатого века, прямая линия наследования от отца к старшему сыну за четыре с лишним столетия прерывалась аж пять раз, переходя к младшим ветвям рода. Обычное дело для англичан, когда вчерашний нищий студент, только что поедавший с газеты рыбу с картошкой, внезапно становится пэром.

Именно такая метаморфоза произошла с Люськиным мужем. Правда, рыбу с газеты он не ел, поскольку на момент смерти своего дядюшки успел стать вполне преуспевающим юристом и был избран в Палату общин от партии консерваторов. Тем не менее, ничего особо аристократического ему не светило даже в самых смелых мечтах.

Скайворты обитали рядом с одноименной деревушкой в Линкольншире, в замке Скайхилл. Вообще-то изначально правильным графам полагалось управлять графствами. Однако через некоторое время графств стало не хватать, поэтому новым пэрам титул присваивали по фамилии, по месту обитания или по названию пожалованных земель. Таким вот фиктивным карликовым графством внутри настоящего большого оказались и крошечные владения Скайвортов. Это потом уже они прикупили окрестные территории и стали вполне приличными землевладельцами.

Глава 3. Дама в синем и графиня Люська

- Ма-а-ам?

Я вздрогнула и открыла глаза. Кажется, и в самом деле задремала. И как он меня назвал? В аэропорту это звучало как «мэдэм». Разве сокращенно будет не «мэм»?

Тут я вспомнила, в каком-то фильме английская королева говорила, что к ней нужно обращаться «мэм», а не «мам». Надо же, какие тонкости, без поллитры не разберешься.

- Мам, сейчас будет заправка. Мы уже скоро приедем, но, может, вы все-таки хотите поесть?

Я покачала головой. Хочу, конечно, но не буду. Потерплю. А вот кое с чем другим потерпеть вряд ли удастся.

Пока Бобан заправлялся и расплачивался, я сходила в туалет, а потом нырнула за угол и воровато съела свой несчастный батончик. Жизнь сразу обрела краски, хотя солнце по-прежнему пряталось за тучами, а вокруг на многие мили все так же простирались волнистые поля, расчерченные деревянными изгородями.

Как только мы отъехали от заправки, Бобан снова начал трещать, на этот раз по своей инициативе. Я воспринимала его речь как сплошной шум с редкими вкраплениями знакомых слов. Удалось вычленить только то, что скоро уже Стэмфорд, а там еще немного – и замок. Все это можно было уложить в одно предложение. Потихоньку я начинала его люто ненавидеть. У меня всегда вызывали не самую белую зависть люди, свободно говорящие на иностранных языках, тем более на нескольких. Ну, может, кроме Люськи.

Впрочем, с Люськой все обстояло не так просто. Не зря ведь говорят, что женщины могут дружить только тогда, когда у обеих чувство зависти уравновешивается чувством собственного превосходства. Да, я завидовала ее владению иностранными языками и тому, каким успехом она пользовалась у мужчин, которые моментально хотели на ней жениться. А она – моей фигуре, очень даже неплохой, волшебной способности жрать что угодно, не толстея, и умению рисовать. А вот ее новому социальному статусу я нисколько не завидовала. Хотя бы уже потому, что никак не могла представить себя английской графиней и владелицей замка. На мой взгляд, это был чистый кошмар.

В Стэмфорде мы очутились как-то внезапно. Вот только что ехали по шоссе – и вдруг неширокая улочка, застроенная старинными двух-трехэтажными домиками.

Как я поняла из пояснений Бобана, это был оплот местной цивилизации – с торговым центром, библиотекой, несколькими церквями, кинотеатром и даже небольшим музеем. Не говоря уже о множестве питейных заведений. Городок мне, на первый взгляд, понравился, и я подумала, что надо будет при случае добраться до него и рассмотреть повнимательнее. Но только без Бобана. Должен же здесь ходить какой-нибудь автобус.

Стэмфорд закончился так же неожиданно, как и начался. Теперь мы катили по узенькой пустынной дороге, где с трудом разъехались бы две даже не очень большие машины. Впрочем, машин и не было, только один раз навстречу попался парень на велосипеде, который приветственно помахал Бобану.

На горизонте промелькнул лес, с другой стороны – деревушка («Скайворт, мам»). Дорога плавно пошла в гору, и скоро мы оказались у каменной стены, увитой какой-то зеленой ползучкой. Еще минут пять ехали вдоль нее, пока не притормозили у высоких кованых ворот.

С громким лязганьем половинки разъехались, и Бобан медленно подтащил машину к сторожке, из которой вышел седой грузный мужчина в такой же серо-зеленой тужурке, наброшенной на плечи поверх камуфлированной футболки. Они с шофером перебросились парой слов, потом привратник наклонился к окну и посмотрел на меня, приложив два пальца ко лбу. Я в ответ то ли кивнула, то ли втянула голову в плечи, как черепаха.

Армия слуг – вот что пугало меня больше всего. На каждом шагу – посторонние люди, которые, между прочим, будут заправлять мою постель и готовить завтрак. Напрасно я пыталась убедить себя, что все то же самое происходит и в гостинице. Нет, не то же самое. Совсем не то же.

От сторожки мы поехали по аллее, обсаженной похожими на клены деревьями. Вскоре она вынырнула из парка к дому, к тому самому южному готическому фасаду. Зубчатые башенки и высокая арка действительно напоминали Хэмптон-корт, но не красный, а мышино-серый.

Конечно, это сооружение было чем угодно, но только не замком. Все то же архитектурное образование заставляло меня довольно болезненно реагировать на подобные несоответствия. Возможно, первый, деревянный, Скайхилл и был замком со всеми атрибутами оборонительного сооружения, но уж точно не этот. Где крепостные стены с бойницами, где ров и подъемный мост, где, в конце концов, башня-донжон, в которой можно пересидеть осаду? Дворец, особняк – пожалуй. Впрочем, если хозяевам нравилось называть свое обиталище замком, в конце концов, это их дело.

Я думала, мы въедем во внутренний двор, но оказалось, что по странной прихоти архитектора вся эта красота скрывает служебный подъезд, а парадный вход находится сбоку.

- Остановите, пожалуйста, на минуту, - попросила я, когда мы поравнялись с аркой.

Выйдя из машины, я отошла на несколько шагов, чтобы рассмотреть все как следует. Внезапно мое внимание привлекло движение в одном из окон второго этажа. Темноволосая женщина в ярко-синем платье помахала мне рукой из-за стекла. Частый оконный переплет мешал рассмотреть ее, но я отчетливо видела, что она машет именно мне, а не кому-то еще. Я тоже махнула в ответ, женщина кивнула, обернулась в сторону комнаты и вдруг исчезла – видимо, кто-то позвал ее, и она быстро отошла.

Странно, Люська не говорила, что у нее будет гостить кто-то еще. Хотя чему удивляться, она не раз жаловалась, что какие-то незнакомые люди сваливаются как снег на голову, даже не удосужившись предварительно позвонить. Очень-очень дальние родственники, например. Или не менее дальние знакомые («были поблизости, решили заехать навестить»). Но с чего бы этой девице – женщина показалась довольно молодой, ну, уж точно не старухой - вдруг мне махать?

Глава 4. Леди Люська - флешбэк

Двумя годами раньше

Люська позвонила мне в половине первого ночи и выпалила на одном дыхании:

- Cветка-я-выхожу-замуж-он-чудо-и-уезжаю-к-нему-в-Англию!

- А-а-а… - растерянно протянула я в ответ.

С Люськой мы дружили лет двадцать, класса так с третьего. Или с четвертого – точно не помню. Все это время мне приходилось совмещать должности дежурной жилетки и отвешивателя волшебного пинка для приведения ее в чувство. Если я всегда предпочитала держать свои горести при себе и редко вдавалась в подробности личной жизни, то Люська привыкла вываливать на меня весь свой внутренний мир в мельчайших деталях.

Обычно она звонили или прибегала в слезах и соплях, я выслушивала ее бесконечный драматический монолог и поначалу бормотала что-то участливое. От этого Люська раскисала окончательно, и тогда я начинала метать громы и молнии. Построенная в колонну по четыре, она, как ни странно, успокаивалась, и мы вместе принимались ломать голову, чтобы исправить ситуацию.

Главной Люськиной бедой всегда было то, что она толстая. Подумаешь, беда, скажете вы, число толстых на планете растет с угрожающей скоростью, и далеко не все они считают свое состояние несчастьем.

В том-то и дело! Человек либо доволен внешностью независимо от наличия или отсутствия лишних килограммов, либо недоволен, опять же независимо от веса. Люська была как раз из тех, кто недоволен.

Однажды - ценой страшных лишений! - ей удалось сбросить целых пятнадцать кило, влезть в вожделенный сорок шестой размер и даже пойти на свидание в моей парижской кофточке. Кавалер отвешивал ей комплименты, и целых полчаса Люська была счастлива. А потом ей показалось, что тот с интересом смотрит на тощую официантку, и она натрескалась пирожных. С горя.

«Я толстая неудачница! - рыдала она, роняя на парижскую кофточку черные капли слез пополам с тушью. – Ты бы видела ее! Рядом с ней я буду выглядеть коровой, даже если похудею еще на пятнадцать кило».

«А зачем тебе как-то выглядеть рядом с ней? – пыталась достучаться до нее я. – Если ты не пойдешь снова в этот ресторан, вы больше никогда не встретитесь. Подумай лучше о том, что теперь ты выглядишь газелью рядом, к примеру, с Фимкой».

Фимка, Наташка Ефимова, наша с Люськой общая знакомая, родив третьего ребенка, подросла до пятьдесят второго размера и нисколечко этим не огорчалась. Или, по крайней мере, никак этого не показывала.

Но убедить Люську мне не удалось.

«Посмотри! – вопила она, тыкая пальцем в различные места своего организма. – Вот, посмотри. Это целлюлит. А это складки. А это просто жи-и-ир!»

Не прошло и двух месяцев, как Люська вернулась на исходные позиции, поскольку утешение своим разочарованиям всегда искала в одном и том же – в еде.

Похудеть Люська мечтала лет с тринадцати и примерно с того же времени – выйти замуж. И не просто замуж, а обязательно за иностранца. Космополитизм, похоже, был их семейной чертой. Люськина старшая сестра уехала в Голландию, тетя жила в Швеции, а двоюродный брат вообще кочевал по миру, нигде подолгу не задерживаясь.

Несмотря на свои габариты (а может, и благодаря им), Люська нравилась мужчинам и никогда не была в числе тех, кто подпирает на танцах стенку. Ее огромные серые глаза, ямочки на щеках, невероятная улыбка и русая коса толщиной в руку притягивали взгляды, как магнит. К тому же после окончания университета она работала гидом, что резко повышало ее шансы найти иностранного жениха. Причем не просто гидом, а разряда вип. Безупречное знание трех языков, а также каждого камешка в Петербурге обеспечивало ей самых выгодных клиентов. Может, и не все, но очень многие мужчины мгновенно попадали под Люськино обаяние и сразу же задумывались о чем-то очень серьезном.

Но она сама себе все портила. Ей просто никак не удавалось поверить в то странное обстоятельство, что если уж мужчине захотелось раздеть женщину, лишние килограммы и складки на животе вряд ли его испугают. Напрасно я убеждала Люську, что по ней плачут все психиатры мира и что ни в коем случае не стоит на первом же свидании спрашивать кавалера, не слишком ли ее полнит это платье. Она не верила, грызла себя, подозревала ни в чем не повинных мужиков в каких-то мифических корыстях, а потом поражалась, что те вдруг переставали звонить и писать.

Последним известным мне экземпляром стал итальянский бизнесмен, который влюбился в Люську с первого взгляда и моментально сделал предложение. И все шло хорошо, пока Роберто не пожелал познакомить ее со своим многочисленным семейством. Будучи примерным католиком, он не хотел жениться без благословения матушки, тетушек и сестриц.

Посмотрев на групповую фотографию дюжины поджарых брюнеток с одинаковым недобрым взглядом, Люська струхнула.

«Светка, я им не понравлюсь, - скулила она, обдирая бахрому моей любимой скатерти. – Вот увидишь, они меня возненавидят. Они все такие, такие… А я… Они скажут, что я не пара их замечательному мальчику, и он… Он меня броси-и-ит!».

Короче, знакомиться с семьей Роберто Люська отказалась наотрез. Он уехал домой во Флоренцию и какое-то время еще пытался переубедить ее, названивая по скайпу, но Люська была непреклонна. И очень скоро все сошло на нет.

«Эти его мамки-тетки наверняка подыскали ему какую-нибудь тощую крысу!» - рыдала Люська.

Глава 5. Скайхилл - инструкция к применению

- А Федька твой молодец, не ожидала, - сказала Люська, подливая себе чаю. – Я ему сама виски куплю. Получше «Катьки». Слушай, а у вас точно все? Может, еще как-нибудь… того, а? Он же не женился?

- Нет, Люсь, все. Давно все. Без вариантов. Он хороший, но… не мой.

- Слушай, да забей ты. Не, я не про Федьку. Про бабу в окне. Ну, бывает, показалось. Хочешь, выйдем, сама увидишь, что там два окна и никакого среднего нет.

Я посмотрела на нее внимательно.

Что-то было не так. Я же сказала: все, проехали. Показалось. Наверно, штору сквозняком качнуло. И не то еще может примерещиться.

Я как раз особо и не переживала. Это Люська явно нервничала. Непонятно почему.

- Люсь?

Она вздрогнула, расплескала чай на скатерть.

- Черт! Не знаю, как и начать. Ты меня будешь ненавидеть.

- Что случилось? – испугалась я.

Люська глубоко вздохнула и открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут распахнулась дверь. Одетый во фрак мужчина лет сорока остановился на пороге.

- Миледи, – с легким поклоном сказал он, обращаясь к Люське. - Ма-ам, - добавил, точно так же поклонившись мне.

- Мы еще не закончили, мистер Джонсон, - ответила Люська. – Я позвоню.

Пожалуй, ее английский я понимала лучше всего. Конечно, если она не говорила слишком быстро.

- Это наш дворецкий, мистер Джонсон, - отрекомендовала Люська, когда тот вышел.

- По ходу парохода, я обречена быть мамой все три месяца, - вздохнула я.

- Раздражает? – усмехнулась Люська. – Понимаю. По-американски* как-то привычнее звучит. Ничего, притерпишься.

- Так что ты мне хотела сказать? Почему я буду тебя ненавидеть?

Люська пожевала губу, подергала край скатерти.

- Все равно ведь придется. Ну, в общем… в общем, нам с Питером завтра утром надо уехать. Во Францию. На месяц.

- Что?! – я ушам своим не поверила. – Ты издеваешься?!

- Светка, ну прости, мы же не специально. Мы только сегодня утром узнали, когда ты уже вылетела. Питер ведь в палате в какой-то международной комиссии. Должен был ехать другой человек, но он внезапно заболел. И не отменить. А мне с ним надо, там всякие мероприятия будут протокольные, где с женами положено, если женат. Мы бы тебя с собой взяли, за свой счет, но…

- Но у меня нет шенгена.

- Да.

- И что мне прикажешь делать? Сидеть здесь и ждать вас? Целый месяц?!

- Свет, ну а что ты дома обычно делаешь? Читаешь, гуляешь или за компом сидишь. Что мешает здесь тем же самым заниматься? К тому же тебя будут кормить, поить, обстирывать, убирать за тобой. Разве что попу не подтирать.

- Ну, знаешь, с попой я как-нибудь сама управлюсь.

- Рада за тебя. Ходи гулять, катайся на лошадях, на велосипеде, машину бери. Права же есть?

- Права есть, но за правый руль в жизни не сяду. И лошадей боюсь.

- Тогда поезжай с Бобой - в город или еще куда-нибудь. Хоть в Лондон. Проводной интернет в библиотеке, вай-фай по всему дому. Телевизоров везде до фига. Который в моем кабинете – с русскими каналами. В подвале сауна, бассейн и спортзал. Корты за домом – теннисный и сквошный. Допила чай? Пойдем, я тебя жральню покажу.

- Что покажешь? – не поняла я.

- Сейчас увидишь.

Мы вышли в узкий коридорчик, свернули за угол и оказались перед широкими двустворчатыми дверями из темного резного дерева. Слева вниз уходила неширокая лестница. Я поняла, что одна заблужусь в этом замке, как мальчик-с-пальчик в лесу. Придется бросать за собой крошки… которые тут же сожрут птицы. Нет, которые Энни и Салли ликвидируют пылесосом.

- Внизу кухня, - сказала Люська. – Туда тебе ходить категорически нельзя. Вообще в подвал – там комната отдыха для прислуги, всякие службы, кладовые. В общем, no go area**.

- А куда еще нельзя? – я не обиделась, но почувствовала себя неуютно. – Надо записать все ваши правила, не запомню ведь.

- Я тебе распечатала план замка, подписала, где что, и отметила, куда не надо заходить. Весь третий этаж – там комнаты слуг. Некоторые живут в деревне, в основном семейные, а одинокие здесь, уходят на выходные. Кабинет Питера. Впрочем, он закрыт. Наши с ним личные комнаты – только если с нами. Мне-то что, - поправилась Люська, - даже если и одна зайдешь. Но… сама понимаешь…

- Понимаю, - кивнула я. – Слуги не поймут. Хорошо, что предупредила. Наверно, проще сказать, куда можно, нет?

- Весь первый этаж – свободно. Включая мой кабинет. Второй тоже, кроме наших комнат. Но гостевые спальни закрыты. Да там особо и смотреть нечего. Все под чехлами, снимают, только когда кто-то там ночует. Правда, две спальни, где старинная мебель, Джонсон туристам показывает. И большую часть первого этажа. Можешь с ними походить, он хорошо экскурсию проводит. По вторникам после завтрака, по субботам после ланча. Он вообще фанат Скайхилла, Питер столько не знает, сколько Джонсон. Если что будет интересно – спрашивай у него, тогда он тебя полюбит сразу и навсегда.

Глава 6. Взгляд в спину

Гуляли мы довольно долго. Люська пыталась впихнуть в меня невероятное количество полезных сведений касательно жизни в замке, но они влетали мне в одно ухо и тут же вылетали из другого. Наконец она посмотрела на часы и решила, что пора уже переодеваться к обеду.

Корги, хорошо знакомые с распорядком дня, направились прямиком в столовую, а мы поднялись на второй этаж по роскошной парадной лестнице. Красную ковровую дорожку прижимали к ступеням начищенные до блеска латунные брусья. Я потрогала искусно вырезанные балясины, погладила широкие лакированные перила. Интересно, Питер съезжал по ним в детстве, когда гостил у деда?

- Настоящий дуб, - похвасталась Люська. – Мореный. Ступеньки, конечно, меняли, а вот все остальное – еще тюдоровских времен. Тут вообще перестраивали только стены, а начинка почти вся сохранилась. Хотя раньше это был не холл, а парадный зал.

На середине высоты лестница раздваивалась и двумя крыльями поднималась к широченной площадке-галерее. На глухой стене, ныряющей в два коридора, висели портреты – разумеется, фамильные.

- Когда здесь приемы с танцами, на площадке сидит оркестр. Пойдем, я тебе быстренько наши комнаты покажу, а потом отведу в твои.

Люська потащила меня в левый коридор, где было темно.

- Черт, лампочка перегорела. Сейчас позвоню Джонсону, пусть поменяют.

Насколько позволял свет с площадки, я рассмотрела длинный широкий коридор с тремя дверями по одну сторону. Портреты висели и здесь. Люська открыла среднюю дверь, и мы вошли в большую светлую комнату.

Кроме огромной кровати под гобеленовым покрывалом, на которой с комфортом могли бы спать даже не трое, а четверо, там были две тумбочки с маленькими лампами для чтения, неширокая мягкая скамеечка с атласной обивкой в ногах и еще одна такая же у среднего окна. Комод для белья, туалетный столик, кресло у камина с мраморной доской, большая плазменная панель напротив кровати, несколько пейзажей на стенах – вот и вся обстановка.

Пока я озиралась, Люська сняла со стены телефон-трубку, набрала две цифры, дождалась ответа и быстро отдала распоряжения – я поняла только «коридор» и «лампочка».

- Смотри, такие телефоны висят везде, - сказала она, повесив трубку. – И списки внутренних номеров. Чтобы позвонить в город, надо набрать ноль. Не поверишь, у дяди Скайворта были еще настоящие звонки. Как в кино – веревки с кисточкой. Ослиные хвосты. Первое, что сделал Питер, - установил мини-АТС. Сначала, конечно, все были недовольны, но потом привыкли.

- А это куда двери? - спросила я. – Как-то, на мой пошлый взгляд, их тут многовато.

В спальне действительно было много дверей – кроме входной, еще четыре. Они располагались симметрично по обе стороны от кровати и в противоположной стене. Люська открыла одну из них рядом с телевизором. Там оказалась гардеробная – шкафы, зеркало, мягкая банкетка в центре.

За второй дверью обнаружилась большая ванная. Через них можно было попасть еще в одну комнату – с широкой тахтой под мягким пледом. Рядом с ней стоял журнальный столик и два кресла. Зеленые обои, зеленая обивка мебели, зеленый ковер. На стенах вьющиеся растения в горшках, несколько книжных полок, еще один маленький телевизор.

- Это мой лягушатник, - сказала Люська, поправив сбившийся плед. – Он же будуар. Должна же я где-то обижаться на мужа*. Если Питер очень сильно храпит, и мне никак не удается его перекатить на бок, ухожу спать сюда. У него с другой стороны точно такая же гардеробная и ванная, а вот личная комната побольше. Раза в два. Там у него кабинет. Ну все, пойдем.

Мы не стали возвращаться в спальню, вышли в коридор через еще одну дверь. И как только Люська терпит такое их количество? Меня они всегда раздражали, особенно открытые. Точно так же, как незакрытые шкафы или незадвинутые ящики.

Я шла за Люськой через площадку к противоположному коридору, когда почувствовала легкое дуновение. Как будто сквозняк в спину, только не холодный, а теплый. А еще – взгляд. Чей-то пристальный взгляд. Он был физически ощутим – как прикосновение. Я обернулась – никого. Разве что в самом конце того коридора, откуда мы вышли, в тени?

***

- Люсь, мне кажется, на меня кто-то смотрит, - прошептала я.

- Где? – остановилась она.

- В том коридоре.

- Не выдумывай, никого там нет.

Она вернулась, прошла до самого конца, подергала ручку последней двери.

- У Питера закрыто, в спальне мы только что были, в будуаре тоже. Светка, я тебе говорю, ты просто сегодня устала.

Разумеется, устала.

Захотелось упасть куда-нибудь на мягкое-теплое, укрыться с головой и проспать часиков двести. Никакого ужина-обеда со слугами, никакого замка, никаких Люськи с Питером, вообще никакой Англии.

Домой хочу, вот.

Люська открыла первую от площадки дверь с другой стороны, рядом с которой притулился маленький столик (ага, для утреннего чая, вспомнила я). Моя комната была хоть и поменьше, чем спальня хозяев, но тоже большая, на два окна. Ноги утонули в пушистом ворсе ковра цвета кофе с молоком. Обои и шторы были на пару тонов темнее, с едва заметными золотистыми узорами. Если кровать Люськи и Питера выглядела вполне современной, разве что не из «Икеа», то на моей определенно отбывало к Морфею не одно поколение гостей. Причудливо вырезанные спинки и ножки, выкрашенные белой краской, а главное – столбики и балдахин навевали мысли о милых куртуазных непристойностях. «Потолок» балдахина украшали лепные херувимы с гнусными ухмылками.

Глава 7. Леди Маргарет

Последний раз я видела Питера на их с Люськой свадьбе почти два года назад. С тех пор он не то чтобы постарел, но несколько погрузнел, а залысины, вроде бы едва наметившиеся, успели прогрызть в его шевелюре основательные борозды. Теперь он был похож то ли на более взрослую версию принца Уильяма, то ли на известного английского актера, вечно играющего в сериалах рефлексирующих недотеп. Он сдержанно расцеловал меня в обе щеки и так же флегматично порадовался «Столичной», пообещав наделать из нее «отверток» со льдом.

Мы сидели за длинным столом, Питер в торце, мы с Люськой рядом, друг напротив друга. Белая скатерть закрывала только наш кусочек стола, непокрытое темное дерево уходило куда-то в бесконечный полумрак: из двух люстр горела лишь одна, над нами.

Я развернула салфетку, с сомнением посмотрела на множество загадочных ножей, вилок, ножичков и вилочек. Люська подмигнула: мол, не дрейфь, смотри на меня. Но я боялась вовсе не перепутать порядок и назначение приборов, поскольку перед отъездом старательно проштудировала книгу по этикету. Смущало другое: а вдруг мишленовский мистер Саммер изобрел нечто настолько загадочное, что я, хоть и возьму правильную вилку, не буду знать, как именно это есть. Однажды в парижском ресторане я уже пыталась намазать на хлеб запеченный камамбер...

Мистер Джонсон, надевший по случаю обеда белые перчатки, наблюдал за процессом. Все тот же молодой человек, тоже во фраке и перчатках, предлагал нам всевозможные яства, накладывал на тарелки и подливал вино. Еще один мужчина, постарше, надо понимать, помощник повара, приносил блюда с кухни и уносил обратно грязную посуду. Все было потрясающе вкусно, хотя иногда я не могла понять, что именно ем, а спросить стеснялась.

Когда лакей в очередной раз предложил мне нечто жареное, я представила, как эта троица будет стоять у меня над душой три раза в день… нет, два, потому что завтрак без слуг. Видимо, эмоции так явно отразились у меня на лице, что Люська сказала, привередливо ковыряя филе палтуса:

- Когда я здесь одна, обычно ем без слуг. Они все приносят и оставляют на буфете, а я накладываю и уношу в жральню, к телевизору. Слуги знают, но делают вид, что не знают. А я знаю, что они знают, но тоже делаю вид, что не знаю.

- I like eating in zhralnya too*, - шепотом поведал страшную тайну Питер, который хоть и не говорил еще по-русски, но понимал многое.

Мы переглянулись, как трое заговорщиков.

- А мне можно? – спросила я.

Питер со значением обернулся к дворецкому, тот подошел и почтительно наклонился. Выслушав его, мистер Джонсон посмотрел на меня и кивнул. Люська тоже повернулась к нему, и дворецкий передвинулся, чтобы выслушать ее шепот. Потом снова посмотрел на меня и снова кивнул. Я чувствовала себя лошадью на базаре – всегда неприятно, если знаешь: о тебе говорят, но не слышишь, что именно.

После обеда Питер в библиотеку не пошел. Сигары он не курил – и вообще не курил, а бренди пить мог и в нашем обществе. Слуги собрали посуду, подали кофе и десерт. Впрочем, для десерта у меня места уже не осталось, поэтому я ограничилась рюмкой Grand Marnier.

Мы долго еще болтали, Люська переводила, когда я путалась в английских словах или не понимала Питера. Они наперебой уверяли меня, что месяц пройдет быстро, я получу большое удовольствие, заодно подтяну язык, а потом они вернутся и устроят мне массу всевозможных развлечений.

Огромные напольные часы в углу пробили половину одиннадцатого, и я поняла, что сейчас усну прямо за столом.

- Пора ложиться, - сказал Питер. – Завтра вставать в пять утра.

- Свет, мы не будем тебя будить. Позвоню из Парижа. А сейчас да, пора, - поддержала Люська.

Кто бы спорил! У меня так слипались глаза, что я еле соображала, куда иду. Да и выпила очень даже немало, а уж крепкий ликер с кофе и вовсе меня добил. Я из тех, кого кофе вечером не возбуждает, а наоборот усыпляет.

На площадке Люська обняла меня, Питер снова расцеловал в обе щеки, мы пожелали друг другу спокойной ночи, я им – удачной поездки, и за ними захлопнулась дверь спальни. Я пошла в свою сторону – и…

И снова, уже в третий раз, почувствовала все тот же пристальный взгляд. В этом не было ничего страшного, скорее, странное. Или я уже спала на ходу?

Перегоревшую лампочку поменяли. Коридор был пуст. Ступая на цыпочки, я пошла обратно. С крайнего портрета, висевшего напротив двери Люськиного будуара, прямо мне в глаза смотрела молодая темноволосая женщина в синем переливчатом платье.

Днем я разглядела за оконным стеклом только смутный силуэт, но не сомневалась – это она. Сон мгновенно улетучился. Хмель тоже.

Света, а ты знаешь, что это такое свойство портретов анфас – кажется, будто они смотрят прямо на тебя и следят за тобой?

Света, а ты знаешь, что раньше в коридоре было темно, и ты даже не подозревала, что там есть этот портрет?

И, кстати, Света, что за несуществующий портрет ты видела в несуществующем окне, а?

Когда-то давно я серьезно увлекалась историей костюма и даже подумывала о том, не стать ли дизайнером одежды, но с шитьем у меня не слишком ладилось, так что не срослось. И все равно мне хватало беглого взгляда, чтобы приблизительно определить по одежде если не страну, то хотя бы время. На этом портрете явно была дама все той же тюдоровской эпохи. Точнее – примерно середины XVI века.

Глава 8. Кольцо с астериксом

Разбудил меня стук в дверь.Как ни странно, спала я совершенно мертвецким сном, похожим на черную яму. Вечером едва хватило сил раздеться. Рухнула в постель, так и не приняв душ, не почистив зубы и не смыв косметику. На то, чтобы вытащить из чемодана ночную рубашку, меня тоже не хватило. Кажется, я заползла под одеяло и тут же уснула, даже не выключив лампу на тумбочке.

Какого хобота, спросила я мысленно, потому что тяжеленный язык отказался ворочаться. И тут до меня дошло: я не дома, не в своей постели, а лежу себе голая и здорово похмельная в гостевой спальне английского замка, да еще и с незакрытой дверью.

Так, это же утренний чай. То есть горничная с утренним чаем. Значит, семь часов, Люська с Питером уже уехали. В окно робко царапалось серенькое линкольнширское утро.

Я решила не отзываться, из-за двери донесся стук подноса и шаги по коридору. Кое-как выбравшись из-под тяжелого одеяла, я пересидела на краю кровати приступ головокружения, вытащила из чемодана халат, влезла в него и выглянула за дверь. Кроме маленького белого чайника и чашки с ложкой и блюдцем на подносе лежали пара бумажных салфеток, крошечная упаковка молока и два пакетика сахара.

Втащив все это в комнату, я задумалась, куда его пристроить – столик был только в будуаре. Для прикроватной тумбочки поднос оказался великоват, но все-таки уместился. Черт, я же так и не взяла ничего из жральни. Хотя… и хорошо, что не взяла – вряд ли бы мне сейчас кусок в горло полез. А вот крепкий зеленый чай без сахара – в самый раз. То, что доктор прописал. Я налила чашку и забралась обратно в постель.

Что-то такое вчера произошло, подумала я, и тут же вспомнила. Женщина в окне, которая махала мне рукой, но на самом деле не махала, потому что никакого окна там не было. Портрет синеглазой леди Маргарет Даннер, который следил за мной в коридоре, но на самом деле не следил, потому что…

Одним глотком допив чай, я потянулась за ноутбуком, чтобы забраться в интернет, но решила, что до завтрака не мешало бы привести себя в порядок и разобрать чемоданы. А то приду из столовой, а тут Энни-Салли с пылесосом.

В начале девятого я уже была при относительном параде и чувствовала себя заметно лучше. Даже аппетит проснулся, заставляя думать о завтраке с некоторым волнением, если не с вожделением. Хотя Люська и сказала, что можно ходить в чем угодно, я все же надела свободные черные брюки, легкий голубой свитер и туфли-мокасины. Вполне пристойно.

Разбор чемоданов занял почти все время до завтрака. Я только-только развесила и разложила вещи, когда раздался бой склянок. Надо бы посмотреть, какая рында издает этот звук. Так, телефон в карман брюк, ноутбук под мышку. Заряда батареи должно было хватить часа на полтора, а может, и больше.

Подойдя к лестнице, я покосилась на левый коридор и украдкой помахала в ту сторону рукой. Вроде бы как между нами с леди Маргарет установился контакт. Какая-то тайна. Или полное сумасшествие – это скорее.

В столовой уютно горел камин, буфеты поскрипывали от тяжести завтрака для десятка Гаргантюа – и никого. Только Фокси и Пикси развалились, греясь у огонька. Услышав мои шаги, они резво подорвались и заскакали вокруг меня, подвизгивая и подлаивая.

- Дурочки, - сказала я, положив ноут на стол и синхронно почесывая два рыжих загривка. – Вы меня только вчера первый раз увидели, а уже готовы до смерти зализать.

Дурочки дали мне понять, что я ничем не хуже всяких прочих, особенно если угощу их чем-нибудь. Кто б сомневался!

Я обошла буфеты, знакомясь с ассортиментом, заглянула во все металлические штуковины для сохранения еды горячей, налила стакан апельсинового сока и большую чашку кофе с молоком. Потом взяла тарелку, положила на нее треугольник румяного омлета с ветчиной, круглую теплую булочку, несколько тонких пластинок сыра, запихнула в тостер ломтик темного, остро пахнущего тмином хлеба. На блюдце красиво разложила пару ложек разноцветного джема и кусочек густо-желтого масла. Пожалуй, для начала хватит.

Корги продолжали скакать вокруг меня, и я, воровато озираясь на дверь, скормила им по куску ветчины. Добившись желаемого, они снова улеглись у камина. Одной за длиннющим столом было совсем неуютно. Я с большим удовольствием отправилась бы со своими тарелками-чашками в жральню и позавтракала бы там за ноутбуком, но решила все-таки не нарушать правила хотя бы в первый день. И хорошо сделала, потому что не успела доесть омлет, как в столовую зашел Джонсон.

- Мадам, - поклонился он.

Судя по четко прозвучавшему «мэдэм», именно об этом вчера шептала ему Люська. Мол, мисс Светлане не нравится обращение «ма-а-ам». Я улыбнулась в тридцать один присутствующий и один отсутствующий коренной зуб, мысленно скривившись при этом, как будто слопала целый лимон. Вот позорище-то!

- Леди Скайворт оставила это для вас, - дворецкий положил на стол передо мной допотопный кнопочный телефон и сложенный лист бумаги.

Я подумала, что с ним лучше подружиться, чем молча шарахаться и прятаться по углам. Продолжая улыбаться, поблагодарила, потом похвалила завтрак. Что бы еще такого сказать?

- Мистер Джонсон, я была бы вам очень признательна, если б вы разговаривали со мной не так быстро. Я только начала изучать английский язык и, к сожалению, еще не все понимаю.

- Да, мадам, - кивнул Джонсон. – Хорошо.

Нет, это не то. А, вот!