Кольцо призрака

Глава 1

– …Здравствуй! – сказала Анна.

Нонка стояла в дверях. Красивая женщина. Красота с обещанием. На таких оборачиваются на улице. Драгоценный жирок дрожит, вот-вот перейдет в сияние. Губы раздвинуты в застывшей улыбке. Чистые влажные зубы, только один зуб спереди серый, матовый, мертвый. Прежде Анна его как-то не замечала.

Растекшись по стене, плескалось зеркало. В нем отражалась полка над вешалкой. На ней, расплющенной черепашкой, клетчатая кепка.

Нонка смотрела на Анну таким пустым взглядом светлых, до блеска отмытых глаз, что Анне показалось: это только перламутровая изнанка ее глаз. На самом деле Нонка смотрит назад, куда-то сквозь собственный затылок, и видит что-то не очень спокойное, с чего лучше не спускать глаз.

– У меня билеты в кино. Все мужики балдеют. Хоть посмотрим, что им нравится. И потом, все Оскары… – сказала Анна и добавила: – Сеанс прямо сейчас, но если быстро, успеем.

– Нет, – Нонка немного подумала. – Не получится сегодня. Как-нибудь в другой раз, ладно?

Голос ее звучал обыденно и просто. Ничего странного не было в ее словах. И все-таки она торопила Анну уйти. Этим обращенным к ней слепым, невидящим взглядом. И молчанием, откровенным, заметным. Да и стояла Нонка слишком прямо. Каждый позвонок в спине позванивал от напряжения.

– А я с тобой пойти намылилась, одной неохота, – невольно вздохнула Анна. – Ну ладно, я тогда пошла.

– Спасибо, – вдруг искренне и торопливо сказала Нонка живым голосом. Она чуть наклонилась и посмотрела на Анну с облегчением, благодарно.

Но тут без малейшего стука отворилась другая дверь в глубине. На скользкий пол лег белесый блеск. Анна увидела высокого мужчину. Он стоял в дверях так, что у него между ног образовался устойчивый треугольник света.

– Девочки, о чем вы тут шепчетесь? – спросил он весело. – Так и будете в передней?

– Что мы правда стоим, заходи, – неожиданно охотно предложила Нонка. Даже усмехнулась.

Ага. Нонкин муж. Очередной.

Из глубины неосвещенной передней Анна не могла его разглядеть. Он стоял, весь словно из одного темного куска, обведенный дрожащей ниткой света. Молодой огонек зацепился, моргая, за его плечо. Дверь позади него беззвучно закрылась. Вернувшийся полумрак все сгладил, погасил. Пушистый огонек перескочил на зеркало, побежал по нему паучком. По водянистому стеклу, расширяясь, пошли круги. Сквозь подвижную зыбь Анна разглядела сильные мужские ноги, обтянутые серым шелком чулок. Бархат камзола собрался мягкими складками на локте. Кто это? Анна вглядывалась в едва различимое лицо. Нет, мешают круги на воде. Только острые черные усы, клин бородки. Позади высунулся еще кто-то, одетый в какую-то рванину, со вздувшимся животом и черным провалом улыбки. Протянулись тонкие женские руки, светясь белым атласом. Это мои руки…

По спине Анны скатились ледяные шарики. Померещилось… Это же тени, просто тени, сбившиеся в зеркале.

– Так ты ж – в кино! – вспомнила Нонка. Она махнула сливочной рукой и распахнула дверь. Рука ее брызнула светом. – Слушай, плюнь, не ходи! – бесшабашно-весело воскликнула она. – Посидим раз в жизни нормально! Кофе попьем. Ой, да я вас не познакомила! Андрей.

– Анна.

Уверенно протянулась округлая рука Нонки. Она, не торопясь, по-хозяйски стала застегивать рубашку Андрея.

На кого он похож, красивый, не вспомню, да нет, слишком даже, а губы какие красные.

– Анна, – медленно повторил Андрей. Он отвел глаза на стену, потом выше, на потолок, как бы ища взглядом подходящее место, чтобы не спеша посмаковать ее имя.

Анне захотелось сказать, что ее бабушку тоже звали Анна. Баба Нюра… И вдруг она увидела бабушку в гробу. В снежно-белом каменном платочке, плоско высохшую. В приготовленном задолго и любовно темном ситцевом платье. Даже руки были заранее приготовлены, чтобы держать дешевую бумажную иконку. Маленькие ступни совсем не занимали места в тапочках. Тапочки стояли двумя черными полупустыми домиками. Бабушка открыла глаза: «Пятаки, положи мне на глаза пятаки, – донесся до Анны голос бабушки Нюры, – клади, клади пятаки, чтоб не видеть мне…»

«Да что со мною?» – с досадой подумала Анна.

– Пошли на кухню! – Нонка обняла Анну за плечи, рука ее показалась Анне пудово-тяжелой и слишком горячей. – Кофе пить!

Из темноты передней кухня блеснула пестрой пластмассой. Все, что умело блестеть, блестело. На круглом столе выросли расписные глиняные чашки. Анна вглядывалась в счастливое и спокойное лицо Нонки.

Такая же, как всегда. Она всегда такая. Только этот темный, неживой зуб, как я раньше не замечала?

Нижний край занавески отделился от подоконника, и вся занавеска, пухло вздохнув, пошла вверх, окутав по пути узкую вазу, а вместе с ней три длинных бутона, закрученных туже некуда, на толстых колючих стеблях. Нонка, коротко ахнув, подхватила вазу, провела ладонью по донышку и легко, без стука, поставила на полку рядом с вятским барашком, который уже привык пастись на пластмассе.

– Ты вчера принес коньяк, – обрадовавшись, вспомнила Нонка.

Вчера, почему-то отметила Анна, значит, и вчера тоже… А что – тоже?

Будто вытянутая за горлышко изнутри стола появилась бутылка армянского коньяка, выступил сыр, нарезанный до прозрачности тонко. Анне стало трудно дышать. Темный, густой, следящий взгляд Андрея путал мысли.

– Может, ты голодная? – заботливо наклонилась к ней Нонка. – Хочешь, сосиски сварю? Мигом.

Анна увидела близко ее лицо. Оно проплыло перед ней с незрячими перламутровыми глазами без зрачков.

– Нет, я – кофе.

– Сядь, не бегай, – ласково сказал Нонке Андрей и потянул ее вниз за руку.

Нонка легко села, закинула ногу за ногу. Шелковые ноги. Кожа на икре выпукло блестела. Красивые руки Нонки держали на весу кофейник. Если она захочет, они начнут масляно светиться. Нонка ровно улыбалась, ясно глядя на перекрученную струю, дугой уходящую в чашку. На ее пальце Анна разглядела кольцо с жемчужиной, похожей на застывшую каплю жира.

– Выпьем за что-нибудь. Андрюша, скажи! – Нонка подняла рюмку.

– За милых дам, – сказал Андрей приветливо и безразлично.

– Ой, пойдем! – Нонка вдруг просияла голосом. – Пойдем, что покажу! – Она поднялась резким пружинным движением.

Крутой вихрь воздуха, возникший за ее спиной, увлек за собой Анну и Андрея, и все очутились в большой, почти пустой комнате. Вместо занавески на окне висела темная туча, из-под нее ярко выплескивалось солнце. Все перегородив, поперек стояла громадная тахта, полыхая лиловым атласом.

– Давно такую мечтала! – оседая от счастья, выдохнула Нонка. – Хочешь вдоль, хочешь поперек!

Протиснувшись плечом в окно, сизо-свинцовая туча опустила пятерню на розовое лицо Нонки.

– Хочешь вдоль, хочешь поперек… – вдруг снова, только неразборчиво и хрипло, пробормотала Нонка. Но тут же она хитро и победно подмигнула Анне: – Что стоишь? Садись!

Анна послушно опустилась на недовольно скрипнувшую тахту. В глубине невнятно отозвалась пружина. Не в силах сдержать улыбку, Нонка, как живое существо, ласкала отливающий блеском матрас, и он отвечал ей преданным жеребячьим всхрапыванием.

– Все здесь поменяю! Только вот пылища, застелить бы, – ворковала Нонка, плавясь, изнемогая, широко раскидывая руки. – Вот бы такое покрывало, как у Андрюши на тахте. Да ладно. Я сейчас тут временно, временно. К Андрюше сестра приехала. Александра. Временно, временно… А то бы ты нас здесь не застала. Мы ведь у Андрюши живем. Но нам и тут хорошо, Андрюша, правда?

Молчание Андрея образовало пустоту, и втянутая этой пустотой туча бросила тень на цветочное лицо Нонки. Но тут же, обретя взвихренную подвижность, Нонка исчезла за дверью, цокнув каблуком и выкрикнув:

– Шторой пока накрою!

Изумрудный луч скатился по руке Анны. Старое кольцо с больной бирюзой вдруг засветилось, открыв внезапную глубину. Анна проследила взглядом, откуда упал этот зеленый луч. Она увидала в изголовье тахты на подушке прозрачный кристалл.

Что это? Из чего он? Хрусталь не хрусталь, не поймешь.

Острый луч по пути прошелся по пыльному календарю и вдруг оживил одну из нарисованных роз. До Анны донесся южный плывущий аромат. По матовому от нетронутости лепестку скатилась капля росы.

«Что это?» – подумала Анна.

Как Андрей подошел к ней, Анна не заметила, его скрыл в себе столб света, наклонно упавший в комнату. Руки ее почувствовали внезапную тяжесть: в ее ладонях лежал кристалл.

– Это вам, вам, – сказал Андрей, и голос его дрогнул. – Да берите же! Не бойтесь…

Изумрудный свет брызнул и потоком окатил Анну. Она увидела, как хороша и девически упруга ее грудь с маленькими, высоко поставленными земляничными сосками. От бедер веяло юной прохладой. Жидкое золото теплело и стекало по животу с неглубокой ямкой пупка, словно продавленной пальцем ребенка. Золото все больше густело, сползая книзу. Она послушно раздвинула колени, и луч благодарно опустился на шелковое гнездо, укрытое между ног, и каждый волос вдруг засветился живым изумрудом.

Анна залюбовалась своим телом, его откровенной, заговорившей наготой. Она забыла обо всем, уже не понимая, где она, кто с ней рядом. И вдруг резко очнулась.

Господи, ужас, стыд какой!.. Почему я голая? Что это? Не может быть!

Она подняла голову и встретила взгляд Андрея, потрясенный, благодарный.

Он видел!.. И она невольно сжала колени.

– А вот это – нет! – взвизгнула Нонка.

Откуда она? Зачем? Когда она вошла? Глаза крепко зажмурены, обугленная хвоя ресниц, зубы оскалены.

Нонка с неженской силой вырвала из рук Анны кристалл. Анна вскочила, оказалась в углу, стискивая на груди свитер. Весь мир, потеряв устойчивость, качнулся.

– Она сама взяла, да? Ведь не ты, не ты дал? Это не ты дал, Андрюша? – лихорадочно проговорила Нонка, горячечным взглядом впиваясь в лицо Андрея. – Ну, скажи! Ну, не молчи, Андрюша! – Она захлебнулась и проглотила комок сладкой слюны. – Сама схватила! Она думала, я не вижу, а я из коридора смотрела. Без спроса взяла! А ты хотел не дать, просто не успел, да? – Она вся потянулась к нему.

Андрей молчал. И вдруг, уже не в силах терпеть его молчание, Нонка хрипло, с оттяжкой расхохоталась.

– Лапоть прислал? Получше кого не нашел? Так она же кретинка, дура! У нас на эту крысу, ну никто… – Ãолова ее запрокинулась. Горло с мягкой складкой серебристого жира расширилось. – Ха-ха-ха! Не больно расстарался Лапоть! Я бы твоего Лаптя… – Она невольно сделала руками движение, будто перекручивала и выжимала белье. – У нее же муж и ребеночек. Или это лучше, если муж и ребеночек?

– Чем тахту накроем? – спокойно спросил Андрей. Ничего нельзя было прочитать в его терпеливо-доброжелательном взгляде.

– Шторой, – заикаясь, выговорила Нонка. – Ты уж извини, Андрюшенька. Чего это я? Сама не знаю. Это у меня перед месячными… Ну ладно, взяла и взяла. Поглядеть. Я не против, пожалуйста. – Она странно усмехнулась, посмотрела на Анну тяжелым взглядом, чуть пожала покатыми плечами.

– Ничего кристаллик, да? – небрежно сказала Нонка, кривя губы. – А вообще-то соль обыкновенная. – Тут она запнулась и быстро глянула на Андрея. – Правда, соль. Вот лизни, сама увидишь.

«Соль, – подумала Анна. – Разве соль светит?»

Андрей нагнулся, поднял с пола скомканную штору, звякнувшую пришитыми к ней металлическими колечками. Бросил штору на тахту.

– Ну чего ты? – отступая, проговорила Нонка. Она вдруг наклонилась и старательно лизнула кристалл. Было что-то жалкое в наклоне ее головы. Снизу вверх она посмотрела на Анну. – Видишь? Теперь давай ты! Ну, Ань!

– Зачем? Нет…

– Лизни, лизни, – упрашивая, повторила Нонка. – Надо, чтоб ты знала, просто для интереса. Соль… Ну!

– Нет. – Анна, загораживаясь, невольно подняла руку.

– Не хочешь, – вдруг длинно посмотрела на нее Нонка. – А-а… Выходит, ты что?.. Да?

Что-то прямо на глазах вдруг изменилось в ней, стало меркнуть, тускнеть. Она не побледнела, но погасла розовая цветочная пыльца, обильно овевающая ее лицо.

– А вообще, как хочешь, – Нонка тягуче и лениво распрямилась. Насмешливо посмотрела на Анну. – Мне-то что, наплевать.

Нонка протянула руку и сдвинула тучу в сторону, тепло и свет свободно бросились в комнату. Солнце сквозь розовый ажур Нонкиной блузки проникло в ее прозрачную плоть. И она, поворачиваясь, нежась в греющем свете, приманивая, улыбнулась Андрею. Они все трое как-то очень быстро снова очутились на кухне, за тем же круглым столом. Волосы Нонки сияли светом, который она принесла с собой.

– Кофе еще будем? – равнодушно спросила Нонка.

– Нет, спасибо, – Анна обрадовалась, как ровно звучит ее голос.

– Ой, а завтра опять вставать когда… Надоело до чего… – Нонка закинула руки с тонкими прожилками, потянулась, сахарно хрустнула. – Хоть бы она сдохла, эта работа!

– Да брось ты! Левчук для тебя… Да тебе все можно, – сказала Анна.

– Зам… Зав… Главврач… – на мотив детской песенки негромко запела Нонка. – Зам… Зав… – Îна лукаво посмотрела на Анну. – А ты с ним цапаешься. Глупо. Нормальный мужик. Начальство.

Анна вспомнила Левчука, его накрахмаленный, капустно жесткий халат, уже оформившееся брюшко, плавно начинающееся от подбородка. Неприятно гладкую кожу. Маленький рот с нечистым дыханием. Левчук отделился от стены, в меру призрачный, ненавязчивый. Он с вежливым вожделением глядел на Нонку.

Но, похоже, туча не собиралась оставлять их в покое. Край ее вполз в кухню, смахнул куда-то косую тень часов, а заодно расправился с обходительным Левчуком, стерев его с чистой розовой стены. Погасли листья и рябина на расписных деревянных ложках. Заметно потемнело. Налетел шепчущий холодок.

– Дождь будет, – Анна встала, стараясь не глядеть на Андрея.

– Ты что, пережди!

– Да нет, у меня зонтик.

Анна вышла на лестницу. Дверь за ней так резко захлопнулась, что она не успела даже кивнуть, улыбнуться. Вгрызаясь в металл, повернулся ключ.

Сейчас Нонка потащит его в ту комнату, завалится навзничь на жеребячью скользкую тахту, сияя жирным и нежным телом. Хочешь вдоль, хочешь поперек… Да какое мне дело, мне-то какое дело?

В этот миг в сумке Анны, свисающей с плеча, что-то слабо шевельнулось, словно живое существо проснулось и теперь уютно возится, устраиваясь поудобней. Анна быстро ощупала сумку, под пальцами вылепился острый выпирающий угол.

Кристалл! Как он тут очутился? Это Он положил, Андрей. Он. Тайком от Нонки. Чтоб Нонка не заметила. А зачем? Чтоб кристалл был у меня. Не положил, а подарил. Мне. Теперь он мой. Сейчас Нонка заметит пропажу, хватится. Станет искать, догадается. Сейчас она распахнет дверь, выбежит, начнет трясти перила, повиснет в воздухе вниз головой, завизжит: отдай, отдай!

Анна прижала сумку к груди и бросилась вниз по лестнице.