Кольцо Сатаны. (часть 2) Гонимые

1

Из конторы агробазы к Морозовым прибежал дежурный, крикнул:

- Сергей Иванович, срочно к начальнику. Второй раз звонят…

- Скажи, что вышел. Иду.

Эти частые вызовы в контору, в управление, в поселковые учреждения всегда срочные, без понятия о его занятости, всегда к людям в погонах и почти всегда по пустякам вызывали у Морозова чувство протеста. Они подчеркивали его подчиненность, общественную неполноценность, они напоминали Морозову, что он — всего лишь приставлен к делу и если проявит строптивость, то будет вышвырнут, отстранен, а то и хуже… Моральная удавка над каждым, кто прошел через Севвостлаг.

Ходьбы от агробазы семь минут, проверено. Очевидно, не к начальнику совхоза, тот приходит сам.

Сергей еще издали увидел высокого человека в офицерском плаще, он прогуливался туда-сюда перед конторой, руки назад. В стороне стояла черная «эмка». Шофер сидел у открытой дверцы. Начальник совхоза стоял в стороне.

- Здравствуйте, Морозов, — незнакомый посетитель первым протянул руку. Плащ его распахнулся, блеснул золотой генеральский погон.

- Здравствуйте, — Сергей не знал, как величать посетителя. Тот догадался, сказал:

- Меня зовут Иваном Семеновичем Сидоровым. Я начальник политуправления Дальстроя, и у меня, и у вас есть неотложное дело. Давайте пройдемся по полю, по теплицам, я вам кое-что расскажу, а вы мне кое-что покажете.

Неожиданность и некоторая боязнь столь высокого чина прошли. Оставалась неизвестной причина такой заинтересованности к совхозу. И неловкость перед начальником совхоза, которого генерал вроде бы вообще не замечал.

— Знаю, — сказал Сидоров, когда они пошли, — что вы здесь почти три года и кое-что успели сделать для хозяйства. Управление вашей работой довольно. А ведь агрономический опыт у вас небольшой, верно? До ареста вы поработали в колхозах менее трех лет, а потом… Читал ваши статьи в магаданской газете и журнале. Неплохо. Вы вообще владеете пером, это мои сотрудники говорили, они ведь все читают, такова их работа. Сами-то вы довольны своим трудом, жизнью?

- Не жалуюсь, — Сергей с трудом подобрал нейтральный ответ.

- А семья как? Здоровье супруги?

- Спасибо, — и умолк. Странные вопросы. Что ему моя семья? Эта мысль беспокоила, как все непредвиденное.

- В Дальстрое вами довольны, — продолжал Сидоров. — Вы подняли совхоз и, как специалист, на хорошем счету. Ну, а мы, кажется, уже на месте. Это ваши теплицы?

- Первый блок. Он сильно просел, вытаяла вечная мерзлота.

- Понятно. Но давайте договоримся так. Я буду смотреть, делать замечания, а вы их записывайте. Есть блокнот?

- Да, вот он. А карандаш… Что такое? Забыл…

- Возьмите мое перо. Это паркер, — и генерал едва не угодил в лужу воды на дороге.

- Фу, как некрасиво! На входе. Засыпьте песком. А дверь, ворота? Поставьте новые. Записали?

В тепличном коридоре, куда они вошли, сразу стало пусто. Все разбежались по теплицам. Сидоров оглядел полки с цветами, конус стеклянной крыши.

- Надо вымыть стекла, они грязные. Цветы — это очень хорошо. Кто занимался? Ваша жена? Видно, хозяйка. Но почему все цветы в банках из-под американского фарша?

- Удобная, бесплатная посуда. Гончарных горшков у нас нет.

- Будут. Сколько надо?

Морозов почему-то осерчал и резко ответил:

- Две тысячи, не меньше.

- Запишите себе. Потом эти записи отдадите мне. Две тысячи. Так. А что там под стеллажами? О, да тут старая свалка! Ах, женщины, женщины! Все вычистить и убрать.

Они шли по узкому проходу между стеллажами. На генеральском плаще появились белые полосы.

- Осторожно, товарищ генерал, мы белим борта известью. Она мажется.

- Надо белилами.

- Что вы! Их днем с огнем…

- Запишите, сколько вам надо белил.

Вот так они обошли три блока, где буйствовала зелень с плодами, потом прошли по парникам, вышли на недавно привезенные ульи с пчелами, посмотрели, как снуют пчелы от ульев к теплицам, где открыты фрамуги. Работали на совесть.

- Да-а, это вы умно придумали. Огурцов-помидоров станет больше. И работать легче.

- Помидоры — самоопылители. Без пчел, — заметил Морозов. — Только огурцы.

- Спасибо. Не знал, — Сидоров с интересом разглядывал белые полотнища, которыми укрывали ульи от ветра.

- Что за буквы проглядывают на материи?

- Английские. Мешки из-под муки. Не отстирываются.

- Сменить! Записали? Сколько надо бязи?

- Метров тридцать-сорок.

- Записано? А что за сарай?

- Мастерская. К ней мостик, он за кустами.

- Сарай перенесите. Мостик сделайте новый, красивый. Чтобы не портил зеленый ландшафт.

- Дальше телятник и два коровника. Туда тропа.

Они стояли на берегу ручья. От пасеки к пологой сопке уходило капустное поле. Хорошая выросла капуста, разлопушилась, лист закрыл борозды, кочаны только завязывались. Дальше серела дорога, за ней второе поле и сопки с мелким лесом, а на заднем плане — белоголовый Морджот.

— Да, отличный вид! — Сидоров вздохнул. — И какая величавая гора! Редкостный пейзаж! А вообще Колыма удручающе однообразна, когда часто ездишь. А тут не скажешь, что край света! Что за горы белеют справа?

- Хребет Черского. За хребтом — Оймякон, полюс холода в Азии.

- Смотрите, как много нового можно узнать с одной точки! В широте взгляда вам не откажешь, Морозов. Ну-с, а дело у нас вот какое. За три недели вы должны привести агробазу в самый наилучший вид, чтобы играла красками, плодами труда, понимаете? Оградите ее приличным забором, не из колючки, разумеется. Устройте въезд, дорогу без ям и бугров. Все потребное получите. Кораблину уже даны указания. Если что-нибудь непонятно, прошу спрашивать.

- А зачем все это?

Сидоров помолчал, раздумывая.

- Зачем? Придется сказать, но только одному вам. Без права разглашения. В Дальстрой должны приехать высокопоставленные гости. Мы покажем им один совхоз. Ваш совхоз. И кое-какие предприятия. Не хочется, чтобы на гостей произвел неприятное впечатление какой-либо из объектов. Ведь о нашей повседневности и без того много говорят такого, что не делает чести стране.

- Могу я знать, что за гости? — спросил Морозов.

- Нет. Пока нет. Да, вот еще… У вас найдется приличный костюм, галстук, туфли? Или вы всегда в телогрейке и сапогах?

- Почти всегда. Ведь работа…

- Запишите мне на память: костюм, комбинезон и так далее.

И генерал повернул к дороге. Морозов чуть отстал, спросил довольно громко:

- Когда их ждать?

- Я еще раз успею побывать здесь. Тогда скажу. А вы засучите рукава… Все что надо получите.

Машина Сидорова уже стояла у входа на агробазу. Взявшись за ручку открытой дверцы, Сидоров строго сказал:

- Никому ни слова, Сергей Иванович! Прошу иметь в виду, что от визита гостей — как он пройдет — в значительной мере зависит и ваша судьба. Надеюсь, вы меня правильно поймете.

Морозов пожал протянутую руку, и «эмка» укатила. Он видел, как она миновала контору совхоза, постоял и вдруг понял: судьба предоставляет ему сделать все задуманное в совхозе, даже невероятное, вроде стекла, красок, забора, кирпича, машин. Этот вежливый, предусмотрительный генерал окажет ему содействие… И не только в строительстве, но и в… Тут он оборвал свои хозяйственные мысли и перенесся в область иную: кто, как не Сидоров, может помочь им с Олей перевестись отсюда в другое место, уже подсказанное милым другом Табышевым, в тот же Тауйск, откуда проще дорога на материк? Не век же вековать в Сусумане? Тем более что здесь — с того дня, когда он был вызван в райотдел НКВД и не дал нужных показаний на Орочко и Дениса Ивановича — майор Тришкин установил за ним слежку, что может плохо кончиться. Он способен устроить ему «дело» при любом удобном случае.

Подальше бы от них…

Прошло менее недели. В адрес совхоза одна за другой пришли четыре машины с грузами из Магадана. На агробазе уже шла работа, были и стекло, и кирпич, и белила, гвозди, словом, все как в сказке. И все, кто видел эту суету, обновление, спрашивали у Морозова, как удается добывать материалы, зачем эта большая приборка? Он отвечал:

- Довольно держать хозяйство в запустении. Так решили Нагорнов и Кораблин.

Труднее всех было начальнику совхоза. Он делал вид, что все знает, все предвидел, но каждый раз, оставшись один на один с Морозовым, задавал ему наводящие вопросы. Конечно, понимал, что в совхозе ждут кого-то из большого начальства, но кого? Морозов не лгал, когда отвечал ему коротким «не знаю». Он действительно не знал!

До того дня, пока к нему не пришел с аэродрома добрый друг Ондрюшенко. Они погуляли по агробазе, дошли до пасеки, где на ульях были белейшие бязевые накидки, и тут, без свидетелей, друг спросил:

- Гостей ждем?

- Кажется, да. А вот кого — не знаю. Наверное, из Москвы.

Ондрюшенко промолчал. Тогда Морозов сказал:

- Мы с тобой пойдем в теплицу, и я тебе вручу такое, чего ты давно не видывал. Сынок не болен?

- Нет. Но слабый все же. Не на юге. Третий день отдыхаем от грохота. Нет самолетов. Такая тишина, даже в ушах звенит.

- Прекратили американцы летать? Я и не заметил.

- Ходят северной трассой, есть и такая. А мы вдруг затеяли ремонт полосы и гостиницы. Как и у тебя, с размахом.

Морозов передал другу небольшой арбуз. Это был неожиданный для любого северянина подарок! Ондрюшенко остолбенел.

— Давай сумку. Для сынка. У меня есть секрет: в трех теплицах полочки близко к стеклу. Попробовал — растут! Вроде уже спелые. Никому не говорю, боюсь, отнимут для начальства.

— Ну, приду и удивлю! Спасибо тебе.

Уже когда шли к выходу, радист сказал:

- Кажется, и мы, и вы одних гостей ожидаем. Вчера открытым текстом врезался в эфир Мазурук. Из Иркутска делал разгон Сеймчану. И сказал сгоряча, чтобы приготовились к приему гостей. Оттуда, понимаешь? У нас слухи давно ходят, их летчики говорили нашим, что вроде сам Рузвельт собирается. Вряд ли. Куда ему, он же на коляске, ноги парализованные. Вот ты и сопоставь эту байку летчиков и приезд к тебе генерала. Ну, только никому, Сережа. Никому! Сам понимаешь…

Морозов почувствовал, как у него загорелось лицо. Невероятно! Доверить встречу бывшему зеку? Или не нашлось «своего» агронома?

Или время подгоняет. Теперь понятно, почему генералу Сидорову пришлось познакомиться с «делом» сусуманского агронома: решал, можно ли на него положиться? Но почему тот же Сидоров не сказал ему сам о гостях? Вероятно, еще не был уверен, что выбор на должность гида найдет поддержку у Никишова, вот и ограничился простым знакомством, сказавши, что приедет еще раз и проверит, все ли сделано, скажет, наконец, каких-таких гостей ему, Морозову, поручают встретить, отвечать на вопросы, показать хозяйство.

Труднее всего было Сергею не проговориться дома. Он одевался, обедал, лежал на диване необыкновенно молчаливый, замкнутый. Оля вдруг присела рядом, положила ладонь на его лоб, подержала.

- Нет, не заболел. А что молчишь? Тревожишься? Какой повод?

- Устал. Лучше не расспрашивай, такая кутерьма!

- А почему кутерьма? Этот генерал?

- Разнес меня за грязь, даже за твои цветы — почему в баночках из-под фарша?

Утром, когда они завтракали, Ольга глянула в окно и ахнула:

- Смотри-ка, жестяную мастерскую ломают! Ты велел?

- Новую поставят, — сказал Сергей. — Не вписывается в пейзаж. Не смотрится.

- А кто ее рассматривать собирается?

Не дожидаясь новых вопросов, Сергей влез в комбинезон и ушел.

Сидоров приехал снова без свиты, даже начальника политотдела Сенатова с собой не взял. Он сразу прошел на агробазу и успел многое осмотреть, пока Морозова нашли на ближнем поле, где он знакомил с делами только что присланного в Сусуман второго агронома. Фамилия и имя агронома были польские — Стефан Потоцкий, да и лицо — с той самой неуловимой иронией, которая свойственна многим полякам.

К генералу они подошли вместе, поздоровались. Рыжеватые брови Сидорова чуть приподнялись, когда Лотоцкий назвал себя.

- По заявке совхоза? — спросил у Морозова.

- Да, у нас начинает действовать второе отделение совхоза, — он показал место левей аэродрома. — Мне одному трудно справиться.

- Пусть знакомится с полями без вас, — Сидоров смотрел поверх головы нового агронома. — А мы еще раз пройдемся по агробазе.

Лотоцкий ушел, а генерал все стоял, все осматривался. Было пасмурно, Морджот закрылся облаками.

- Хотелось бы солнца, — вздохнул генерал.

- Не в моей власти, — осмелился заметить Морозов.

- При солнце ясней видны недостатки, — то ли в шутку, то ли всерьез отозвался Сидоров. — Откуда начнем обход?

- С вахты, наверное.

- Это не вахта, Морозов, а вход на агробазу. Вахта в лагере. Забудьте это слово.

- И рад бы. Да сидит в памяти. Самое скучное место. Особенно зимой.

Сидоров не ответил, руки засунул в карманы плаща, шел медленно, оглядывая все, что встречал. Теплицы сияли и в этот пасмурный день. Чистые стекла, белые борта стеллажей, песочек, яркая зелень. Только тепличницы в своей униформе… О чем и сказал Морозов.

- Надо бы приодеть девчат.

- Не беспокойтесь. Один день им придется погулять за пределами агробазы. Тут будут дамы из поселка.

- Да что они понимают?! — Морозов сказал это сердито.

- Им не надо ничего понимать. Они будут присутствовать. И улыбаться гостям. Проинструктированы.

За два часа обхода генерал не обнаружил сколько-нибудь серьезных недостатков. Они присели у входа в третий блок. Лицо Сидорова выражало тихий покой. Доволен… Он вдруг положил ладонь на колено агронома, пристукнул.

- Теперь слушайте, Морозов. Завтра или послезавтра — это вы уточните сегодня к вечеру — в совхоз приедет начальник Дальстроя Иван Федорович Никишов. С ним прибудут гости, американцы высокого ранга. Они, конечно, осведомлены, что такое Дальстрой, Колыма. Они захотят увидеть, кто и как здесь живет, трудится, много ли заключенных, а главное, много ли у нас золота. Кое-что мы им покажем — не самое худшее. Не лагеря и не тех, кто в лагерях. Совхозный лагерь с утра отправится в лес, по грибы, по ягоды. К вам придут жены работников управления из поселка, делать они ничего не будут, их задача — оживлять теплицы, создавать видимость работы. И на поле, вдоль дороги, они будут с тяпочками, пусть хоть разок вспомнят труд в огороде. Осмотр займет два-три часа. Вечером вы снова встретитесь со своими тепличницами. Вот и все. Вопросы?..

- А если гости захотят глянуть и на лагерь? Вышки даже отсюда хорошо видны.

- Где? — Сидоров живо встал и огляделся. — Не вижу.

Не увидел вышек и Морозов. И удивленно глянул на генерала.

- Их спилили еще ночью. Не очень эстетичны, — Сидоров натянуто улыбнулся.

- А прииски? Там остановили промывку?

- Ну зачем же! Денек в забоях поработают и охранники, им полезно размяться. А заключенным предоставят день отдыха, они не будут протестовать. Не надо шокировать своих союзников видом заключенных и колючей проволоки. Маршрут по совхозу определен, лишних людей здесь не будет.

- Не будет? Вот они, непрошенные! — и показал на поле, откуда через капустные рядки прямо на них шли гуськом трое мужчин в плащах. Они подошли, щелкнули каблуками, ладони к виску.

- Майор Василенко…

- Майор Курочкин…

- Подполковник Иванчук… Прибыли в ваше распоряжение!

Генерал насмешливым взглядом скользнул по лицу Морозова.

Сказал, не поднимаясь:

- Вон там фермы. Это ваш объект. Гости пройдут к ферме мимо пасеки, мимо дома агронома. Халаты, вилы, лопаты для вас приготовлены. Корову от лошади отличите?

- Так точно, товарищ генерал! — Майор Василенко улыбался.

- Все остальное известно вам по инструкции. Это, — он тронул Морозова за плечо, — это главный агроном, заместитель начальника совхоза. Чтобы вы знали, он будет сопровождать гостей. Идите и знакомьтесь с объектом.

Офицеры сделали «кругом-арш!» и направились к коровникам. Сидоров смотрел им в спину.

- Да, приходится и вот так, — сказал с грустной ноткой. — Вилы-лопаты в руки. Большая политика, Морозов, ничего не поделаешь. Такие обстоятельства… Ваша задача тоже сложная. Вы встречаете гостей у входа на агробазу, поведете группу, будете показывать, рассказывать, конечно, очень осторожно, далеко не на все вопросы отвечать, будет кому ответить и на рискованные, мы будем слушать, оживлять разговор. С гостями приедет, как я уже сказал, комиссар Никишов, вы его называйте по имени-отчеству. Надеюсь, понимаете, ничего лишнего, никаких намеков, двусмысленностей. Если будут вопросы к дамам в теплицах или на поле — выручайте, ведь они, как говорится, «ни бум-бум» в ваших делах, профаны. Словом, завтрашний день и для вас лично определяющий судьбу… Подстраховывать в трудных вопросах будет сам Иван Федорович, вы с ответами не опережайте его. Я буду рядом. Постарайтесь вести себя, как положено хозяину, крупному фермеру по-ихнему. Да, вот еще что. Супруге скажите, чтобы заперлась в доме, занавески закрыла и не высовывалась. Женское любопытство безгранично. Дом пустой, договорились?

- Вы мне не сказали, а кто же гости?

Сидоров подумал, ответил не сразу.

- Сегодня я не скажу вам. А вот завтра… Словом, так: гости высокого ранга, их поездка сюда не любопытства ради, не туризм, а государственная необходимость. Они, как и мы, воюют с фашизмом, им хочется проехать через Сибирь, немного больше узнать нашу страну, ее жизнь и потенциал. Мы тоже стремимся к сотрудничеству с ними. Вы это и на себе ощутили, не так ли?

- Да, получаю по карточкам бекон, консервы, белую муку, сахар и все такое. Слышал, что в Магадане можно купить на рынке что угодно, уже с рук. Привозят оттуда.

Генерал отмолчался. Над долиной гулял теплый ветер, гнал по небу груды облаков. Морджот временами закутывался в них, облака цеплялись за его крутые бока, накапливались и, достигнув критической массы, обрушивались там дождем. Гора целиком скрывалась в серой пелене и вдруг стряхивала с себя облачное ненастье, чтобы опять горделиво отпечататься на голубом, промытом небе.

- Удивительно красивое зрелище, — сказал Сидоров. — Послушайте, Сергей Иванович, вы о своем будущем задумываетесь или на волю рока?..

- Думаю, конечно. Ведь у нас ребенок, да и сами в таком возрасте… Но впереди ничего светлого. Ограничения в паспорте, надзор и все такое. Человек третьего сорта. Не разгуляешься.

- А что если я вам предложу другую работу? В Магадане. Нет, не в совхозе, а в газете. В нашей «Советской Колыме»? Ведь вы хорошо пишете, читал ваши статьи.

Морозов засмеялся.

- Меня и близко не подпустят, я отчетливо представляю себе… Место в жизни теперь для меня определяется не способностью, не мастерством, а паспортом со штампом. Как я могу работать в партийной газете, если исключен из комсомола при аресте? Бывший зек!

- Все изменчиво в жизни, Сергей Иванович. Сегодня вы беспартийный, а завтра уже кандидат в члены ВКП(б). Вы же не враг, мы понимаем. Подумаешь, три годика заключения… Неприятное мгновение.

- Товарищ генерал, с вашего разрешения: кто мне даст рекомендацию?

- А если рекомендацию дам я?

Ошеломленный, Сергей едва ли не долгую минуту смотрел на спокойное лицо Сидорова.

- Шутите?

— Вполне серьезно. Хочу вас видеть в сельхозотделе нашей газеты. Или специальным корреспондентом. Квартира и все такое в Магадане. Нам нужны не только, даже не столько лагерные смотрители, но и специалисты. В таком крупном хозяйстве, как Дальстрой, не звездные погоны делают главное дело, а знатоки хозяйства. Ну, что задумались?

- Это слишком неожиданно, товарищ генерал.

- А я и не тороплю. Подумайте. Посоветуйтесь с женой. Проводим гостей, я еще побываю в ваших краях. Тогда и скажете мне, что решили.

Он тяжело поднялся, лицо непроницаемое, скользнул взглядом вокруг, произнес, вроде бы убеждая себя:

- Кажется, порядок. Вы до вечера походите по агробазе, так сказать, придирчивым взглядом еще раз проверьте. Самолет мы ждем завтра к одиннадцати. Дамы из поселка придут сюда к восьми. Проинструктируйте их. Кто не подходит, много болтает, отправьте домой.

- Начальника совхоза вы предупредили?

- Он свою роль знает.

- Но кто же все-таки гости?

— Завтра, завтра…

И они пошли к машине.

2

Можно понять состояние Сергея Морозова: весь день он думал не столько о предстоящем визите гостей, сколько о неожиданном предложении, сделанном ему. Что эта мысль возникла у начальника политуправления не из воздуха и не из чистого милосердия, он догадывался. Возможно, генералу действительно хотелось иметь в своей газете знающего агронома и он остановился на Морозове, разумеется, хорошенько расспросив всех, кто знал его, и перелистав его «дело». Возможно, что сегодняшняя лестная характеристика — некий аванс перед серьезным испытанием, попытка упредить в разговоре с гостями опасной откровенности со стороны агронома: будучи «купленным» такими предложениями, Морозов поведет себя именно так, как задумано наверху. Но эта мысль казалась ему слишком подлой, не хотелось очень уж скверно оценивать Сидорова. Разговор-то шел не служебный, а просто человеческий. Видимо, все это было обдумано и взвешено генералом. Морозов им нужен, они готовы оторвать его от совхоза, от привычного дела ради, ради…

И вот тут недоумение и некоторая растерянность уступали место сжигающему гневу, тоскливому отчаянию. Как, оказывается, все просто: сегодня — ты «враг народа», тебя даже формально не судят, а отрядив в эту категорию, выбрасывают, как жалкого щенка, на мороз: подыхай, ты никому не нужен, для таких — только лагерь смерти. А если останешься в живых — ты ничтожество, объект пристального наблюдения, для чего в твоем паспорте пришлепнут соответствующий штамп.

Но вот ты оказался способным закрыть какую-то дыру в сложном хозяйстве Дальстроя, поскольку другого, «чистого», под рукой не оказалось. И тебя милостиво прощают, тебе даже льстят, обещают блага, прием в партию, если согласишься работать в Дальстрое, который в ту пору сделался едва ли не важней самого Совета народных комиссаров. Да, Молотов менее значим, чем Берия. У Молотова жена в лагере, и ничего, молчит…

Постепенно все проясняется. Конечно, в НКВД с момента ареста и раньше знают, что намеченная жертва ни в чем не виновата, что человек этот не враг, он если чем и отличается от других, то всего лишь самостоятельностью убеждения, способностью мыслить более серьезными категориями, иначе говоря, обладает опасным талантом определять, что плохо, а что хорошо. Он выше их, серых, лучше видит, что сегодня нужно стране и народу, а что нет. Его, разумеется, изолируют, обрекают на каторгу или смерть — «не высовывайся!». И тем самым открывают дорогу еще одной послушной посредственности, готовой гаркнуть «рады стараться!».

В случае с ним, Морозовым, все по масштабу не велико и проще. Под рукой Дальстроя уцелело очень мало агрономов, способных к труду творческому в северных, экстремальных условиях. А если это так, то почему «не переиграть» его судьбу? Освободив, убедиться в способности делать дело и пригласить, как Табышева, к руководству, тем самым закрыть хоть одну из многочисленных дыр в хозяйстве Дальстроя, где уже и придурки понимали: не возникни помощи со стороны могучего союзника, привычный мор заключенных обратится в массовый, неостановимый. И поток золота, естественно, обернется пересыхающим ручейком, а то и совсем высохнет. Тогда Колыма станет просто кладбищем, таким большим, что…

Перед бесстрастным взглядом Истории возникнет ситуация, требующая возмездия. Богиня Клио все видит и все помнит. Она не пройдет мимо этой трагедии на Континенте особого назначения. И двадцатый век затмит жестокостью, несправедливостью, массовыми убийствами даже ужасы татаро-монгольского нашествия и другие деяния тиранов прошлого.

В эту ночь ни Сергей, ни Оля почти не спали.

Свет они выключили, говорили тихо, ведь была особенная ночь: по совхозным угодьям и вблизи их — Морозов знал! — серыми тенями прохаживались переодетые в штатское сотрудники органов. Долина Берелеха с совхозом и аэродромом перед приездом гостей была под особым наблюдением. Стены их дома — тоже…

Морозов рассказывал, Оля слушала, иногда тихо плакала, промокая лицо уже сырым платочком. Страшная все-таки жизнь выпала на их долю!

Окно, обращенное на восток, чуть-чуть посветлело. Оля затихла. Сергей подумал, что уснула, лежал, не шевелясь, и все перебирал новые и новые доводы для ответа генералу Сидорову. И все более отчетливо склонялся отказаться от лестного, на первый взгляд, предложения. Слишком близко знал их тайную кухню, насыщенную парами предательства и жестокости.

Оля глубоко вздохнула и сказала:

— Они предлагают тебе мундир мышиного цвета. С погонами. Ты понимаешь, что это значит?

Сергей отбросил одеяло и сел. Окно уже порозовело. Где-то близко за горизонтом поднималось солнце, обещая ядреный и теплый день. Он уже решил. Слова Оли только высветили и укрепили это решение. Не будет он носить мундир страшного ведомства! Не будет! И он сказал:

— Все останется, как есть. Не пропадем. Смотри-ка, какое солнце выходит, глазам больно. Этот день для меня будет долгим. И трудным. Ничего. Всякое уже было.

…Почти одновременно в конторке прозвенел телефон, а в небе басовито загудел самолет. По телефону предупредили: быть на месте. Главный агроном уже успел обойти все теплицы, переговорил с «тепличницами», вид которых вызвал у него только досаду. Женщины остались верны себе: они явились не на работу, а на встречу с американскими гостями, соответственно приоделись во все лучшее, сделали прически, обвесились побрякушками.

Решительно, даже сердито он потребовал снять все блестящие вещицы, спрятать их, приказал надеть простые чистые халаты, чтобы спрятать под ними вызывающие платья, а на головы — платочки. Тон рассерженного агронома шокировал начальственных жен, но приказание пришлось выполнить. И тогда Сергей провел десятиминутный урок — кому что делать.

На парниках уже прохаживались «рабочие» с упитанными физиономиями. Тут пришлось говорить грубей, откровенней.

- Ваша обязанность — открывать или закрывать рамы, больше ничего. Не стесняйтесь становиться на колени, ложиться животом на травяные маты, носить воду. И, пожалуйста, сотрите с лица начальственную маску. Вы — рабочие, понимаете, работяги всего на час-другой, потом вы опять станете капитанами и майорами, но пока подчинитесь обстоятельствам.

«Дуглас», видный на посадочной полосе, уже рулил с приглушенными моторами к аэродромной гостинице. Конечно, сейчас пригласят приехавших на ленч — или как там называется легкий завтрак? Десять-пятнадцать минут на дорогу, и они тут.

Морозов поглядел на свой домик за ручьем. Окна были занавешаны. Не спеша пошел он к новым воротам с будочкой, где стоял бородатый дядя Федя в фартуке и с бляхой на груди — вольнонаемный пилорамщик, назначенный за свою вполне российскую внешность стоять у ворот и открывать их для гостей. Констебль…

Шесть легковых машин — впереди черный «роллс-ройс» — мягко подкатили; дядя Федя с достоинством распахнул ворота. Захлопали дверцы, Сидоров вышел в цивильном костюме, как и все другие, кроме одного в генеральской форме. Морозов тотчас определил, что это Илья Павлович Мазурук, начальник Особой воздушной линии. Сидоров что-то шепнул приземистому Никишову с пятнистым лицом и тоже при галстуке, указал на Морозова. Гости сгрудились, заговорили. Никишов протиснулся к пожилому крепкотелому мужчине с непокрытой седеющей головой, сипловато и громко сказал:

- Вот и совхоз, о котором я вам говорил. А это хозяин совхоза, агроном Морозов.

Переводчик повторил по-английски, пожилой сделал три шага, с улыбкой протянул Морозову руку и с улыбкой сказал — уже по-русски:

- Как вы живёт? — а затем через переводчика: — Вы такой молодой и богатый человек, у вас столько земли. Холодной земли, да?

- Очень холодной. Внизу здесь вечная мерзлота. Но мы научились утеплять верхний слой, сделали пашню, понимаете, пашню, огороды. Прошу со мной.

И пропустил, здороваясь за руку, своих и чужих, к теплицам. Никишов без своей военной формы, без пистолета на ремне, со сбитым галстуком выглядел растолстевшим мужиком, лавочником из двадцатых годов, его чванливое лицо, как он ни старался, не могло излучать необходимой в эти минуты гостеприимной улыбки, выражение лица у него все время менялось, кажется, он очень боялся не так повернуться, не то сказать, не матюкнуться, боялся сбиться на привычный приказной тон. И все же сбился, начальнически прогудел:

- Давай, показывай, агроном, что у тебя тут.

Переводчик, высокий молодой американец, улыбнулся, перевел, кажется, дословно, седовласый быстро глянул на комиссара и отвернулся, а холеный, с иголочки одетый в охотничий костюм грузин, будто недоумевая, поднял одну бровь. И начальник Дальстроя, увидев знак, замолчал.

Растянувшись, гости ходили по узким проходам теплиц, женщины краснели, смущались, глава делегации очень просто и ласково здоровался с ними, спрашивал «как вы живёт?», Морозов объяснял, не переставая, иногда встречался взглядом с Сидоровым, тот кивал издали, а когда вышли в коридор с цветами, то сгрудились, приподнято заговорили все сразу, и Морозов утратил роль ведущего. Если бы знать английский!..

Американец что-то сказал переводчику, и тот обратился к Морозову:

- У вас хотят узнать, какие здесь сорта, откуда семена и какие затраты?

Морозов быстро, с повтором назвал русские сорта, место, где эти сорта размножают, и добавил, что себестоимость килограмма помидоров достигает восемнадцати рублей.

- Очень дорого, — послышался перевод гостя. — Шеф считает, что можно прогореть. Какое топливо в теплицах?

- Дрова, — ответил Морозов. — Уголь не годится. Ядовитый дым.

Шеф закивал: так, так! И вдруг на Морозова посыпались вопросы чисто агрономические: время созревания, способы питания растений, болезни, состав почвы, период вегетации, влажность воздуха в теплицах, снова сорта — почему с юга? — имена русских ученых во всех областях агрономии. Морозов отвечал обстоятельно, не раздумывая. Он назвал Эйхвельда, Вавилова, Лорха, Дубинина, Бербанка, Писарева, Мичурина.

- О, Лютер Бербанк! — и шеф поднял большой палец.

- А Лысенко вам помогает? — спросил через переводчика.

- Лысенко далек от проблем северной агрономии.

Сказал и почувствовал, как вспотел лоб. Шеф улыбнулся, подвинулся ближе, вдруг обнял Сергея за плечи и не без гордости сказал, приблизив лицо к лицу:

- Я — фермер. Вы — фермер. Мы кормим людей. Но вам труднее.

Полюс холода вот там, близко. На Аляске теплей, да! И все же томаты…

Он погладил красный плод на ближнем кусту. Так и ходили в обнимку минут десять. Поверил, что не подставной, а действительно агроном! Сергей ощущал теплоту его руки, отцовской руки.

Гости довольно бесцеремонно срывали огурцы, помидоры, ели их, смешливо переговаривались. Морозов поманил переводчика.

- Скажите всем, что плоды надо мыть. Мы кормим растения навозом. Болезни…

Американцы дружно рассмеялись, заговорили. Переводчик сказал:

- Не беспокойтесь. Ваши гости получили по восемь прививок. От всех болезней сразу.

Шеф начал рассказывать, что у них, в США, есть сорта ранней капусты, они могут прислать, на что Морозов ответил, что хотел просить об этом.

Так прошли два тепличных блока, вышли, стали кучно. На поле, рядом с агробазой, работали с культиваторами два трактора-русский ХТЗ и американский Джон Дир. Шеф с улыбкой смотрел на них и вдруг хитро, по-стариковски подморгнул Сергею. «Хитрый!» — так он понял улыбку руководителя делегации.

Цветы их поразили.

- Выберите себе на память, — предложил Морозов.

И тотчас у всех на пиджаках, в кармашках появились виолы, бархатцы, гвоздики, астры.

- Цветы в высоких широтах не пахнут, — сказал Сергей. — Не знаем почему. Особенность крайнего севера.

- Открытие! — шеф озорно поднял руки. — Вам премия! Я сам пришлю семена цветов, вдруг они будут с запахом…

Когда переводчик занялся разговором гостей и Никишова, Морозов оказался рядом с Сидоровым и не удержался, спросил:

- Теперь вы можете сказать, кто это?

— Могу, могу. Это вице-президент Соединенных Штатов Америки Генри Уоллес. Справа от него — управляющий военной информации США Оуэн Латимор.

Боже мой! Сергей просто онемел. Вице-президент!..

- А вот тот, грузин?

- Это генерал-полковник Гоглидзе, начальник Хабаровского управления НКВД… Кто вас еще интересует? Мазурук?

- Я узнал его по фотографиям. Только он располнел.

- Не ходит пешком. Летает… Покажите гостям пасеку.

Пчелы в этих широтах очень удивили американцев. Уоллес с ходу рассказал анекдот о немцах, которых где-то во Франции атаковали патриотически настроенные пчелы и прогнали оккупантов от меда. Затем он долго, с какой-то отрешенной мыслью смотрел на величавый Морджот, на зеленые сопки вокруг совхозных полей. О чем думал здесь, в центре всероссийской каторги — сказать трудно. Знал, конечно, кто добывает золото, но пока еще не увидел ни одного заключенного. И не увидит. На прииске, куда возили Уоллеса, в поте лица работали переодетые вохровцы и солдаты внутренних войск.

Гостей совхоза непрерывно и со всех сторон снимали фото- и кинорепортеры.

Наконец, вице-президент и его группа дружески попрощались с Морозовым. Никишов поднял на него холодные глаза и кивнул. Ни Гоглидзе, ни другие чины не сочли нужным подойти. Знали… Только Сидоров шепнул Сергею:

- Экзамен вы выдержали.

3

Вереница машин ушла с агробазы. Пестрой толпой покинули теплицы щебечущие на все голоса женщины. Морозов облегченно вздохнул и пошел домой… Рассказывать.

Позже он узнал, что побывали гости и в коровниках, оттуда уехали в аэропорт, ночевали и бражничали в гостинице. И на другой день отбыли в Магадан, где из магазинов заблаговременно убрали все привозные товары, заменив их отечественными. Побывал Уоллес, судя по газетам, и в Иркутске, его речь перед городским активом напечатала даже «Советская Колыма». Уоллес говорил о содружестве двух великих держав, о грядущей победе над фашизмом и высоко ценил героизм русских и американских солдат.

Годом позже Сергей случайно узнал от агронома Пучкова, работавшего в аппарате Дальстроя, что они получили журнал «Сайенс» со статьей вице-президента о его путешествии по Колыме и Сибири, там было несколько строк о Сусумане и фото, на одном из которых заметен и Морозов. Но показать журнал не мог: собственность секретного отдела… Кажется, была и посылка с семенами для совхоза «Сусуман», но ее задержали в карантинной службе, и до адресата она не дошла. Мало ли что в семенах?..

Обо всем этом Сергей не раз заводил разговор с Олей, она слушала и, казалось, ждала чего-то другого. I.

Наверное, не прошло и месяца, как Морозова пригласили в политотдел Западного управления, назвали час. Он явился раньше, долго сидел в приемной. Наконец, вышли Сидоров и начальник политотдела Сенатов, вежливо поздоровались, и Сидоров поманил Сергея в пустой кабинет. Сели. л.

- Вами довольны, — сказал Сидоров. — Совхоз представили отменно. Если есть какие нужды у хозяйства, спешите отправить заявки в Колымснаб, пока все под впечатлением… Ну, а теперь о личном. О работе в газете «Советская Колыма». Ваше решение, Сергей Иванович?

Морозов вспыхнул, как девица, но глаз не отвел. Сказал как можно мягче: 1.

- Ваше предложение очень лестное, я его серьезно обдумал. Но смена профессии для меня… Поверьте, очень трудно решиться. Я люблю свое дело, работу с землей и растениями, у меня уже какой-то опыт. Пишу книгу о северном земледелии. Как все это бросить, товарищ генерал?

- Так вы отказываетесь? — Сидоров удивленно смотрел на него.

- Как это ни трудно… Хочу и дальше работать по специальности. Очень, очень ценю ваше доброе отношение ко мне, но прошу понять…

Повисло молчание. Морозов опустил глаза, рассматривал свои ботинки. Он ожидал грубого окрика, уговоров. Но Сидоров как-то просто сказал:

- Что-то вы не договариваете. Но это ваше дело, Морозов. Приказывать я не хочу. Помочь вам — другой вопрос. Желаю успеха в жизни.

И встал. Поднялся и Сергей. Подаст руку или нет?..

Подал. Пожал его руку, чуть заметно улыбнулся и ушел в кабинет Сенатова. Морозов вышел из дома, постоял на крыльце, вдохнул чистого воздуха и, ускоряя шаг, потопал домой. Вдруг сделалось очень покойно на душе. Хорошо очень.

Открыл дверь и с порога весело спросил:

- Блины? Аж у первого блока запах… Голодный я страшно.

- Устоял? — Оля держала на весу сковородку.

- Все — о-кей! — как любит повторять мой новый знакомый мистер Уоллес. Никаких переводов! Дальстроевский мундир мне не к лицу. Как-нибудь проживем и в цивильном пиджачке.

Через несколько дней на агробазу пришел его друг Ондрюшенко и, со слов начальника аэропорта, рассказал о банкете, состоявшемся в тот вечер, когда Уоллес побывал на прииске и в совхозе. Между прочим, высокий гость, как сказал начальник аэропорта, не без удивления спросил: почему за столом он не видит своего коллегу из совхоза?

Никишов побагровел от неловкости и развел руками:

- Не мог приехать, дела…

И все-таки этот визит и все дальнейшее за ним не остались без последствий. Время, события… Они менялись куда скорее, чем менялся сам человек. Они менялись цветом, как день и ночь.