Пока мой помощник ходил к племени и разъяснял мое требование, я собрал несколько веток и, воткнув их в землю, огородил место вчерашней схватки, чтобы никто не лез на это место и не затоптал мой перстень, принадлежавший когда-то самой Нефертити, а сейчас могущий спасти меня и вернуть домой. Втыкая ветку в землю, я издавал победный крик и грозил племени кулаком. Как бы то ни было, но племя все равно поняло это по-своему: я огораживаю место битвы как святое место, принесшее мне новое положение в обществе. Как бы памятник.
Мой помощник вернулся, и соплеменники стали подходить по одному, показывая, что у них есть. А у них ничего не было. Как у пролетариев. У двух стариков были обломки костей какого-то крупного животного, но кости старые и использовались как разделочныхе инструменты при дележке пищи и шила для прокалывания мягкой еще шкуры. Почти у всех были палки-палицы. И все. У женщин были какие-то корешки, которые они жевали и которые жевали мужчины. Было еще сушеное мясо. Как пища. Не густо. Одежда была легкая, в виде шкурок зверей, связанных сухожилиями. И накидка как одеяло для ночи. Наготы никто и не стеснялся, хотя от дерева познания они откусили порядочный кусок, потому что я видел, кто и как из них занимался сексом, не так уж они сильно отстали от нас в этом деле. Адама и Еву за это изгнали из Рая, а эти вряд ли помнят своих предков.
Я оставил мужчин рядом с собой и показал им, что мне нужны дрова и, показав на одну из дубин, постарался объяснить, что мне нужен ствол длиннее и намного ровнее. Дрова принесли быстро и сломали деревце, похоже, что березку, диаметром сантиметров в пять. Пойдет.
Я сложил костер. Подозвал поближе стариков и помощника, показал, как я делаю зажигательный колобок из сухих травинок, а здесь еще добавил молодую кожицу березки – бересту. Взял два камня – кремень и кресало – и стал высекать искры на зажигательный колобок. Искорки схватились и я стал аккуратно дуть на них, увеличивая их количество и добиваясь, чтобы они вспыхнули. Я показал весь процесс разведения огня. Сейчас не надо носить огонь с собой и поддерживать его в угольках или горшках. Не забыть бы. Посмотреть, где есть глина и водный источник.
Мужчины с интересом смотрели за моими действиями. Костер разгорелся. Я показал, что держу руки высоко над огнем и мне хорошо, но если я опускаю руки ниже, то мне становится плохо и я сделал гримасу человека, страдающего от боли. Старики первыми закивали головами, что поняли меня. Они держали руки над костром высоко и улыбались, затем опускали руки ниже и отдергивали их, повторяя за мной гримасы.
– Поняли? – спрашивал я, и они согласно кивали головами.
Я обломал ветки с принесенной мне березки и сунул комлевую часть в костер. Пока она горела, я стал раскалывать на большом камне принесенные мне камешки другим камнем побольше. Люди с интересом наблюдали за мной. Наконец, я нашел камень, который при ударе по нему начал слоиться пластинами. Пластины были твердыми и обрабатывались с трудом, но обрабатывались. Из одной пластины мне удалось сотворить что-то вроде наконечника для копья. Я держал этот камень в руках и улыбался, а люди стояли вокруг и тоже улыбались, но уже надо мной. Был бы художник, он бы изобразил меня на скале с надписью: «Чудак с камнем».
Но не будем столько критичны к людям, которых угораздило родиться в незапамятные времена, и современному человеку, по собственной глупости, попавшему в эти незапамятные времена. Пока я возился с камнем, комлевая часть моей дубины обгорела на участке сантиметров тридцати. Обработанным камнем я удалил обгоревшую древесину, и получилось деревянное острие с повышенной от огня твердостью.
Каждому мужчине я предложил потрогать это острие, чем вызвал немалое удивление. Одному старику я сказал – «хорошо» и повторил это слово раз десять, пока этот старик не сказал мне в ответ «хорошо». Все заулыбались над этим первым языковым опытом, а я встал, немного разбежался и метнул свою заостренную палку как копье. Палка пролетела метров примерно двадцать и воткнулась в землю.
Никто не произнес ни слова. Похоже, что были поражены этим. Молодой парень сбегал и принес мое копье. Все снова начали осматривать его и мычать что-то поощрительное. Затем все мужчины стали совать свои дубины в костер, но я отогнал их от костра. Головой-то думать надо. Дубина есть дубина и кроме дубины из нее ничего не получится.
Одну дубину я подержал над огнем до тех пор, пока она не приобрела коричневый оттенок. Все достаточно. Она становится более твердой и уже не разломится при ударе о крепкий череп какого-то животного. Старичок, который стал везде говорить хорошо, стал моим помощником в оружейных делах. Он обжигал принесенную дубину, показывал мне, говорил «хорошо?», получал ответ, что «хорошо» и отдавал дубину владельцу. Молодые ребята принесли несколько стволов березок и сидели рядом, обрывая с них ветки. Маленькие дети крутились тут же, подбрасывая ветки в костер и прислушиваясь к нашему двухсловному общению.
Второй пожилой мужчина, у которого было костяное шило, принес имеющийся запас сухожилий животных. На больших животных племя не охотилось или им не попадались попавшие в беду животные, но и того запаса сухожилий мне хватило для того, чтобы закрепить изготовленный мной наконечник в расщепленный противоположный конец моего березового копья. Плохо получилось. Не крепко. Послал парня, чтобы он намочил связанные сухожилия в воде в ручье на опушке леса. Пока тот ходил, помог заострить три новых обожженных копья. Я помню, что с таким же интересом смотрел, как в кузне по соседству с дедовским домом работает кузнец по имени Кузьма в кожаном фартуке, как он в горне с углями цвета раскаленного солнца нагревал металл, а потом выковывал из них различные поделки и на каждом доме в деревне были его изделия с буквой «к», будь то засов или витое кольцо на воротах. Так и соплеменники смотрели на то, что я делаю. Заготовок для копий было много.
Наконец, вернулся посланец с сухожилиями от ручья. Не шибко приятная вещь смоченные сухожилия. Но капроновой нити нет, пользуйся тем, что есть. Кое-как с помощью одного из опытных людей с богатым жизненным опытом я укрепил каменный наконечник на моем копье. Копье поставил на ветерок, чтобы побыстрее засохло. И высохло быстро. Каменный наконечник даже не шелохнется. Он как раз и уравновесил комлевую и вершинную часть копья. Его можно было бросать и наконечником вперед и обожженным концом – результат один и тот же. Все мужчины восхищенно смотрели на это копье, и часть людей говорила «хорошо», а малышня так и стрекотала этими «хорошо». Представьте, как малыш со сверкающими глазами, дергает вас за испачканные краской штаны и говорит – «хорошо?». И сказал я, что и это хорошо.
Первый, разработанный мною образец вооружения, я в присутствии всего племени вручил своему бывшему противнику и похлопал его по плечу.
– Хорошо? – крикнул я.
– Хорошо, – крикнули мне в ответ.