Кольцо ведьм

ГЛАВА 9 ПРОБУЖДЕНИЕ

Когда я проснулся, то было уже светло.

«Почему весты не позвали меня встречать солнышко?», — подумал я и посмотрел в сторону их лагеря. И, о ужас — палаток там не оказалось. Не может быть, наверняка они решила пошутить надо мной. Игра продолжается, — тешил я себя, но понимал: всё! Здесь должна стоять точка! Игра кончилась!

До моего отъезда оставалось ещё два дня. Я переставил свою палатку на место их лагеря, и мне казалось, что какая-то часть вест осталась здесь, на песке, и я телом пытался впитать её в себя.

Утром и вечером я ходил на гору встречать и провожать солнышко. Я пытался получить ответы на свои вопросы. Но я не мог войти в то состояние, в которое входил при вестах.

Двадцатое августа было моим первым рабочим днем после отпуска. Не было никакого желания идти на работу. Действительно, прав был Добрыня, что работа — это труд раба. Я на самом деле чувствовал себя рабом. А после отпуска — с особой силой. От этого моё состояние было подавленным. Но что я мог поменять?

Проснувшись в шесть утра, я легко позавтракал и, впихнув своё тело в переполненный работягами автобус, отправился на автобазу.

Та машина, на которой я работал до отпуска, оказалась почему-то занята. Начальник колонны дал мне другую машину с телескопической вышкой. Такие машины-вышки давно морально устарели. В основном их использовали монтажники — не как средство подъёма к объекту монтажа наружной рекламы, такому, как вывески, объёмные световые буквы, баннерные растяжки и так далее, а скорее как просто средство передвижения, так как сама вышка была крайне несовершенна, особенно её механизм опускания. Когда её клали на место для транспортировки, то на последних десятках сантиметров она словно срывалась и переходила в состояние свободного полёта. В момент её касания кузова происходил ужасный удар, от которого содрогался весь автомобиль. У водителя, который в это время должен находиться в кабине, от таких опусканий остаются неизгладимые переживания. Ведь создаётся такое впечатление, будто корзина от вышки (в ней во время монтажа находятся монтажники) не сможет остановиться там, где ей положено, и сомнёт кабину водителя вместе с ним самим. Тем не менее, они использовались, и раза три или четыре я всё же поднимал на ней монтажников. А один раз при попытке опустить вышку сломался повалочный крюк. Недолго думая, по совету монтажников я привязал трос к корзине вышки, а другой конец троса к невысокой, но прочной оградке и потихонечку стал сдавать машиной назад. Трос натянулся, и вышка сначала медленно стала наклоняться вниз, но, пройдя некую точку, она с таким грохотом обвалилась на машину, что я подумал, будто она отвалилась полностью. Монтажники одобрительно улыбались. Видимо, они неоднократно наблюдали, как водители вот таким образом опускали вышки.

Машины с такими телескопическими вышками были, как правило, исправны настолько, чтобы выехать из ворот автобазы. Очень часто возвращаться приходилось на буксире. Но тут мне попался экземпляр на редкость с резвым двигателем.

День после отпуска тянулся чрезвычайно долго. Хотелось, чтобы он быстрее кончился. Я чувствовал, как железяка вытягивала из меня все силы. И под конец рабочего дня их у меня практически не осталось, а ведь ничего особенно тяжёлого я не делал. Подавляющую часть рабочего дня я сидел в кабине автомобиля и ждал монтажников, которые вяло, словно варёные раки, делали свою работу. Езды за день было немного, в общей сложности я проехал километров тридцать. И вот наконец путевой лист подписан, можно возвращаться на базу. Настроение у меня несколько приподнялось. Я поехал по шоссе Энтузиастов в сторону центра. На стрелке светофора повернул на улицу Войтовича. Особо я не разгонялся и, экономя бензин, катился на нейтралке, так как улица шла вниз по наклонной. И тут внезапно мне вспомнились слова Рады: «Тебя ждёт сюрприз в первый же день твоего выхода после отпуска на линию», «не переживай, будет хуже».

И тут перед самым автомобилем я увидел яму, в которой на глубине двадцати сантиметров виднелся люк колодца. Влетать в яму я не собирался и машинально сделал резкий поворот налево. Это была моя роковая ошибка. Машина послушно повернулась, и тут я увидел, что прямёшенько направляюсь на кирпичную стену кладбища. Мне пришлось спешно исправлять создавшую ситуацию, и я дернул руль в противоположную сторону. Центр тяжести автомобиля был расположен очень высоко для такого манёвра, ведь вышка весит в общей сложности две тонны. Устойчивости для такого поворота оказалась недостаточно, и автомобиль стал переворачиваться. Я пытался выправить ситуацию, тщетно вращая рулём, но было уже поздно, автомобиль завалился на бок и со скрежетом ещё некоторое время двигался по асфальту. Лобовое стекло под воздействием сминающей силы рассыпалось на тысячи кристалликов, а я всё ещё держался за руль, не понимая, что произошло и как это могло случиться. Выползая из проёма лобового окна, я взглянул на автомобиль. Кабина со стороны водителя была изрядно покорёжена, деревянный борт разлетелся в щепки. Меня знобило, я вновь залез в кабину и, взяв оттуда куртку, одел её. Далее откуда-то, на удивление быстро, взялась скорая помощь с настойчивым санитаром. Увидев на моей ладони небольшую царапину, которую я получил, вылезая из кабины машины и ненароком порезав руку об осколок стекла, он перебинтовал мою ладонь так, что создавалось впечатление, будто у меня открытый перелом. В те времена бинтов не жалели. Санитар хотел увезти меня в больницу, уверяя, что я получил травму головы, и только после того, как я расписался в каких-то его бумагах, заверив этим, что отказываюсь ехать в больницу, он меня оставил в покое. После появился инспектор ГАИ. На москвичёнке примчался наш начальник колонны. Увидав меня, он обрадовался, кто-то сообщил ему, что я погиб. Он подбодрил меня, заявив, что ничего страшного не случилось, машину восстановим, и что более важно, что я сам не пострадал от аварии.

В общем, я отделался лёгким шоком, месяцем восстановительных работ над автомобилем и вычетами из зарплаты на это самое восстановление.

Однако выводы я сделал: с автобазы надо уходить. Перевернулся я не просто так, Рада слала мне привет как подтверждение своим словам. Таким неприятным для меня образом она показала, что берёт на себя ответственность за мою судьбу.

Как только я вновь оказался на линии, меня прикрепили к новому объекту: «Завод Газосвет». Теперь у меня был бортовой полутентованный уазик. На объекте я познакомился с очень энергичным человеком, у которого голова работала, как атомная электростанция. Мыслей было настолько много и настолько они были разнообразны, что, проехав с ним до Калининграда (что находится под Москвой) и обратно, мне можно было садиться и писать диссертации сразу по нескольким темам.

Я, видимо, тоже произвёл на него какое-то впечатление, так как он предложил мне работать на его производственном участке. Участок тот назывался «Световое табло» и находился на площади Маяковского, в здании тогдашнего ресторана «София» (ныне там находятся ресторан «Ростикс» и информационное агентство «Интерфакс»).

Когда я там очутился впервые, то был удивлён той атмосферой творчества, что присутствовала на участке. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы принять решение. И я поменял место своей трудовой деятельности.

Теперь, приходя на своё трудовое место, я получал ни с чем не сравнимое удовольствие и был этим приятно удивлён, так как не думал, что от труда можно получать столько радости. Участок занимался изготовлением и обслуживанием наружной рекламы. Большей частью на тот момент там производились электронные блоки управления объектов наружной рекламы. Это всевозможные переключатели гирлянд, пробники, регуляторы свечения газосветных ламп и тому подобное. Но основная его задача заключалась в обслуживании и ремонте самого светового табло, которое возвышалось огромным полем сорок на шесть метров над четырёхэтажным зданием. Там я заинтересовался электроникой и быстро стал осваивать эту новую для себя область. Впоследствии без особых трудов я поступил в МЭИ на вечерний факультет «светотехника».