Кома. Первая и вторая книги

Вместо эпилога

Здесь никогда не было ветра. Не шевелились деревья с изумрудной листвой, не шелестели травы — всё вокруг подчинялось неподвижному, кристально чистому воздуху и оттого казалось, будто мир застыл в стеклянном шаре. Покой и тишь. И если дома, в прозрачных хрустальных сумерках холмов Уилтшира, они дарили блаженство и стирали ощущение времени, то здесь, посреди ослепительного лета, от этого делалось жутко. Воздух не должен быть настолько неподвижным, особенно у стремительной реки. Но здесь царили другие законы.

Он шел по деревне неспешно, оглядываясь. Жители не мешали ему, но и не помогали в поисках, провожая равнодушными, неподвижными взглядами. Вокруг непривычно разукрашенных резных домов не было лужаек с газонами — деревянные, зачастую кособокие заборы ограждали участки с огородами, где вперемешку росли и яблони, и картошка. Местные не стригли деревьев и весьма условно оформляли клумбы, позволяя цветам в садиках расти, как им вздумается. Беспорядок и хаос. Так обозвали бы российскую деревню представители его рода. Но ему нравилась эта нескованная и непричесанная природа. Такая тихая и свободная. Пусть и безветренная.

Поплутав между домами, разбросанными по совершенно непонятному принципу, он понял, что искать будет до окончания срока, и рискнул подойти к мужчине в русской косоворотке, с волчьей шкурой на плечах, который устроился на низенькой скамейке у подножия какого-то памятника и старательно натирал меч мягкой тряпочкой. Мужчина был опасным, но заговорить с ним было легче, чем с той же белокурой девочкой, которая с отсутствующей, безмятежной улыбкой стучала мячом по земле. Звук её мяча до отвращения напоминал метроном: тик-так, тик-так. Тиканье давило на виски, заставляло вспомнить о времени. Меч же звуков не издавал.

— Извините, сэр, не подскажете, где живут Волховы?

— Ну, вот он я, Волхов, — неприветливо буркнул тот, глянув на незваного гостя из-под густых пепельных бровей. — Чего надо?

— Мне нужен Вадим Волхов, — уточнил гость.

— Зачем тебе мой правнук? Он мертвых не видит.

— Я все-таки надеюсь, что он меня увидит, — вежливо улыбался гость. — Со дня моей смерти не прошло и девяти дней.

— Три прошло, — отрезал прадед Вадима. — Иди отсюда.

Девочка подошла ближе. Мяч застучал громче. Метроном в голове отозвался тяжелой гулкой болью.

— Волх, ну что ты как неродной? — укоризненно сказал сзади звонкий юношеский голос. — Не видишь, что ли, что он гость? Как тебя зовут, юноша?

Он обернулся. Перед ним, небрежно завернувшись в медвежью шкуру, стоял… скорее всего, друид. Посох с колокольчиком, обилие ритуальной вышивки и главное — золотистые волосы и очень знакомый разрез глаз.

— Ты тоже его родственник?

— По материнской стороне, — широко улыбнулся друид. — Можешь звать меня Медведем.

— Я… — он на секунду задумался. — При жизни меня звали Абраксасом.

— Абраксас, — Медведь прижмурился, будто попробовал звучание на вкус. — Интересное, сильное имя. Вадим в доме Матери. Пойдем, Абраксас, я тебя провожу.

Волх с досадой сплюнул на землю, пробурчав что-то нелицеприятное о вкусах своего потомка. Медведь, не отвлекаясь от гостя, погрозил ему кулаком. Колокольчик в его посохе качнулся и мелодично звякнул. Звон разнесся по неподвижному воздуху. Девочка стукнула мячом в последний раз, подхватила его и поскакала прочь, продолжая безмятежно улыбаться. Тиканье стихло. Настала блаженная тишина.

— Не обращай внимания, — улыбался Медведь, ведя Абраксаса по главной улице. — Волху просто обидно, что Вадим до сих пор на девчонок не смотрит. Говорил я, что из него лучше женщина выйдет, но он меня не послушал. Теперь вот мается. Вся надежда на Кайракана, но у того в народе вообще с этим было просто. Сейчас не так.

— Не так, — согласился Абраксас.

Деревня всё еще была чужой, но взгляды её жителей больше не отпугивали. Какая-то девушка даже расщедрилась на улыбку. Впрочем, скорее всего, она улыбалась Медведю.

— Дом Матери стоит на самой окраине, у реки. Нет нужды заходить сюда.

— А Вадим здесь часто бывает?

— Дай подумать… — Медведь почесал макушку, уставившись на солнце широко распахнутыми глазами. — Раз в месяц точно заглядывает. И праздники никогда не пропускает. Он старается не появляться здесь чаще необходимого.

— Почему?

— Ему здесь хорошо, а там — не очень. Вот и наш дом!

Дом? Абраксас остановился, потрясенно рассматривая открывшееся зрелище.

Это был совсем небольшой, старинный бревенчатый дом. И одновременно — гигантская сеть разветвленных пещер, простенькое капище с алтарным камнем и храмы, храмы, храмы… Огромные, роскошные и все — разные.

Дверь невозможного храма отворилась, и на пороге показалась старая женщина. И это была самая прекрасная женщина в мире: высокая, статная, с собранными в сложную прическу волосами, в богатых одеждах. По её седым волосам скользнули солнечные лучи, отчего белые пряди вдруг полыхнули ярким огнем.

Абраксас склонился в поклоне.

— Приветствую, Бригитта… Или же мне называть тебя Гекатой? — предположил он, глядя, как солнечные лучи складываются на её голове в звездную корону, на руках появляются золотые запястья, пояс превращается в змею.

— У меня столько имен, что я всех уже не вспомню, подлиза, — усмехнулась она. — Ты к Вадиму? Он на заднем дворе. Ну, иди, красавчик, а то я не удержусь и что-нибудь с тобой сделаю.

Абраксас проворно скользнул в указанном направлении, не отрывая от женщины восхищенного взгляда.

— Он что, её жрец? — выдохнул он, когда женщина скрылась в доме.

— Мы все. Только чтим по-разному, — улыбнулся Медведь и протянул руку, показывая. — Вон он, видишь?

Абраксас шагнул в небольшой палисадник и среди ветвей раскидистых яблонь разглядел Вадима. Он лежал в гамаке с книгой в руках и читал, время от времени откусывая от спелого, брызжущего соком золотистого яблока. Усталое, бледное лицо, залегшие под глазами тени — он выглядел таким разбитым и потерянным, что захотелось плакать.

Абраксас осторожно, стараясь не помять травы, подошел к гамаку, взял тонкое запястье, наклонился и откусил от яблока большой кусок.

— Сладкое. Что за сорт?

Вадим растерянно моргнул, отрываясь от книги. В прозрачных зеленых глазах плеснулось узнавание, губы сложились в неуверенную улыбку.

— Ты все-таки пришел!

— Я же обещал…

Вадим, сияя от радости, резко сел. Гамак опасно качнулся, книга полетела на землю, яблоко затерялось где-то в траве. Абраксасу было наплевать — он крепко держал своё сокровище. Вадим дрожал в его руках, целовал и плакал, перемешивая извинения с признаниями и самобичеваниями.

— Прости, пожалуйста, прости… Я так и не смог ничего поделать! Я хотел предупредить, правда!

— Не страшно. Всё хорошо. Ты только не плачь, не надо по мне плакать, — улыбался Абраксас. — У нас всё равно ничего бы не получилось.

— Я знаю, — всхлипнул Вадим, ломко улыбаясь в ответ. — Но я всё равно буду очень скучать.

— Я буду часто приходить к тебе.

Вадим уткнулся лбом ему в плечо и покачал головой.

— Не надо. Всё равно по истечении сорокового дня я перестану тебя видеть.

— Но я-то не перестану. И ты будешь знать, что я рядом.

Вадим вздохнул, прижимаясь всем телом, обнимая так, как будто хотел слиться воедино.

— Тогда я не смогу жить, — просто сказал он, но его тон вогнал Абраксаса в состояние ужаса. — У меня там остался один-единственный человек, понимаешь? Вся моя семья, все любимые — здесь. Если ты будешь приходить, я не выдержу. Не переживай, — улыбнулся он вдруг, разжимая объятья и касаясь губ легким поцелуем. — Ты забудешь. А потом вернешься. И начнешь новую жизнь в своем пижонском замке. Тебе понравился подарок на третины?

— Понравился.

Абраксас помолчал, задумчиво рассматривая печальное, но уже спокойное лицо юного жреца.

— Нет, — вдруг сказал он. — Я так не согласен.

— Что? — удивился Вадим.

— Северус не справляется, это очевидно. Тебе нужен еще один человек там, на стороне живых.

— Ты что, сосватать меня хочешь? — возмутился Вадим. — Мне теперь только жениться и можно! Северус не позволит…

— Твой Северус мне не указ, — озорно усмехнулся Абраксас. — А я не отдам тебя постороннему!

И сграбастал золотистые кудри, впиваясь в розовые губы жадным, жестким поцелуем. Чтобы до боли, до крови, до вышибающего последний разум наслаждения… Почувствовав металлический вкус, Абраксас не удержал рычания, а Вадим издал сладкий, воркующий стон и потянул на себя, укладываясь в гамак.

И отлетел в сторону.

— Совсем сдурел, с мертвецом целоваться?! — разъяренно ревел Медведь, потрясая Вадима за шкирку.

— Я… Ох… Что-то мне не хорошо… — пролепетал Вадим, оседая на землю. Его лицо плавно серело, вокруг губ разливалась голубая кайма. — Абраксас, ты что?..

Медведь развернулся и попытался схватить Малфоя, однако тот поднырнул и беспечно улыбнулся. В груди разливался знакомый жар, кончики пальцев покалывало. Пусть немного, самую каплю — но этого точно хватит, чтобы пробраться к священной белой кобыле и найти дорогу.

Абраксас поймал взгляд Вадима и подмигнул.

— Отдай! — разъяренно рычал друид. — Отдай сейчас же!

— Не отдам!

Абраксас увидел, как распахивается окно дома и в сад выглядывает Бригитта, и метнулся к забору.

— Вадим, я вернусь, слышишь? Ты только продержись! Я вернусь и не забуду! — крикнул он, бросаясь к мосту через реку.

За его спиной Вадим поставил Медведю подножку и повис на руке богини с отчаянным криком.

— Бабуля, не надо!

А потом Абраксас с размаху влетел в плотный белый туман, и навстречу ему вышли его родители, ведущие за роскошную гриву белую кобылу, в глазах которой клубилась дымка…