Команда

– Значит, будем ждать до утра, – сказал Алик.

– Скукота! – скривился Андрюха. – Может, мы все-таки чего-нибудь такое оттопырим?

– Например? – спросила Марьяна.

Андрюха пожал плечами. Ответа у него не было.

Конечно, можно было распустить “Команду” по домам до начала осады, но и Куренному бездейственное ожидание резко не нравилось.

– Ладно, – сказал он. – Сейчас разбегаемся, а вечером приходите на дискотеку.

– На дискотеку? – изумился Тюменев. – Ты что, опух?

Но Куренного неожиданно поддержала Людка.

– Правильно! – крикнула она. – Алик дело говорит. Соберемся и будем там зажигать назло этим козлам! Пусть не думают, что они нас задавили! А то еще прикажут всем в платки закутаться и вообще!..

Надо им показать, что нас не сломаешь! Хренушки!

Куренной бросил быстрый взгляд на Марьяну. Та кивнула, давая понять, что согласна.

Эта короткая переглядка не укрылась от Чебурашки, и она ощутила новый укол ревности. Ах, как бы ей хотелось тоже придумать что-нибудь эдакое, чтобы заслужить одобрение Куренного! Только ничего ей в голову не приходило.

– В двадцать ноль-ноль, – сказал Алик. – Как всегда. И всех знакомых позовите. Сегодня вход бесплатный!

К восьми вечера в дискотеке собралось человек тридцать. “Команда”, разумеется, явилась в полном составе. Только Марьяна с Сашкой запаздывали. Но Алик не сомневался, что они вот-вот появятся. Уж

Марьяна-то точно.

Почему-то не пришла еще и Чебурашка, но ее отсутствия никто не заметил.

Куренной сразу же поставил на вертушку самый забойный диск и вывел звук динамиков на предельную мощность. Стены тесного зальчика содрогнулись.

– Поехали! – заорал в микрофон Алик. – Чего стоите, как волос в супе?

Традиционная шутка диск-жокея подстегнула собравшихся. Первыми отклеились от стен девчонки, за ними – пацаны. Через пару минут все как будто позабыли о том, что город находится в плену у моджахедов.

Народ начал отрываться по полной программе…

Доносившаяся издалека веселая музыка насторожила Ильяса. Слишком уж странной казалась она в испуганно притихшем городке. Странной и вызывающей. Ильяс остановился и прислушался, стараясь определить, где происходит это неуместное веселье. Вместе с ним остановились и трое сопровождавших его моджахедов.

– За мной! – скомандовал Ильяс.

Они подошли к зданию Культурного центра, держа автоматы наизготовку.

Ильяс ударом ноги распахнул дверь и замер. Казалось, под звуки ненавистной музыки здесь прыгали и кривлялись черти в аду.

Ильяс несколько секунд наблюдал эту оскорбительную картину, а потом вскинул автомат и дал длинную очередь в потолок. Сверху посыпалась штукатурка. Танцующие застыли в нелепых позах. Их лица исказились страхом.

Но дьявольская музыка продолжала греметь. Ильяс запрыгнул на помост и ударом приклада расколол диск вместе с вертушкой. Следующий удар пришелся в лицо диск-жокею. Алик рухнул на помост, заливаясь кровью.

– Кончайте бардак! – раздался в мертвой тишине визгливый крик

Ильяса. – По домам! Еще раз соберетесь, всех зарежу!

Бешено вращая глазами, он дал еще одну очередь в потолок, спрыгнул с помоста и пошел к выходу. Все испуганно отшатывались, уступая дорогу.

Куреной с трудом приподнялся и сел на полу, хлюпая разбитым носом. И тут к нему подлетела Чебурашка, взявшаяся неизвестно откуда.

– Алик… Алик.. – жалобно запричитала она, протягивая руку с несвежим носовым платком.

– Отвали! – отмахнулся Куренной. – Я в порядке!

Он поднялся на ноги и окинул взглядом дискотечный зал. Все стояли в растерянности, ожидая каких-то слов от своего лидера.

– Ништяк! – сказал Алик, силясь улыбнуться. – Они нам за все ответят!..

Он хотел добавить еще что-то, но осекся, увидев в распахнутых дверях бледную как смерть Сашку. Ее глаза были полны слез. Предчувствие непоправимой беды охватило Куренного. В два прыжка он оказался рядом с ней.

– Что случилось?

– Они Марьянку забрали… – пролепетала Сашка.

Существование какой-то таинственной “Команды” не давало покоя

Сергею-Мовлади. Али-хан строго приказал больше не приставать к нему с этой чепухой. Ильяс, как известно, думал иначе, но и у него других забот было выше головы.

Поэтому, обнаружив на стенах домов новые листовки, Сергей-Мовлади не стал докладывать амиру о своей находке. Он решил самостоятельно обойти наиболее людные места в городке, где наследила эта сволочная

“Команда”. Таких мест было не более десятка.

Соскребая очередную листовку со стены, Сергей-Мовлади спиной почувствовал чей-то пристальный взгляд и быстро обернулся. Перед ним стояло какое-то мелкое чучело. Не поймешь, пацан или девчонка.

– Чего вылупился? – злобно спросил Сергей-Мовлади.

– Ничего, – ответило чучело хриплым девчоночьим голоском.

– Ну и чеши отсюда!

Чучело отступило на шаг, но не ушло. Сергей-Мовлади едва расслышал его голос:

– А я знаю, кто это написал.

– Чего? – не поверил своим ушам моджахед.

– Я знаю, кто это написал, – повторило чучело немного громче.

– Ну-ка, ну-ка! – оживился Сергей-Мовлади. – Расскажи, что это за

“Команда” такая.

– Да нет никакой “Команды”, – заговорило чучело, опасливо озираясь.

– Это одна девчонка написала. Она вообще не наша. Приезжая.

– Как ее найти, знаешь?

– Улица Степана Разина, дом четырнадцать, квартира двадцать два, – быстро сказало чучело. – Ее Марьяной зовут. А фамилия Хромова, кажется.

– Пойдем, покажешь.

– Нет, нет… Вы уж без меня…

Чучело отступило еще на шаг и, круто развернувшись, бросилось бежать по улице.

Сергей-Мовлади и не подумал гнаться. Зачем? Названный адрес он запомнил…

Чебурашка дворами кралась за боевиком до самой улицы Разина. Когда

Сергей-Мовлади безошибочно вошел в нужный подъезд, она спряталась за толстым стволом того самого дерева, на котором сидела прошлой ночью, и стала ждать.

Мысль о только что совершенном предательстве даже не приходила ей в голову. Ведь никого из своих она не выдала. Наоброт, убедила боевика, что никакой “Команды” нет в природе. А что касается этой

Марьянки, то так ей и надо. Нечего охмурять чужих пацанов.

В том, что Алик Куренной запал на приезжую, Чебурашка его не винила.

Все они кобели. У них на любую юбку сразу же встает. Но он был свой, а Марьянка – чужая. И пусть диск-жокей Чебурашку в упор не видел, ей казалось, что приезжая увела Куренного именно у нее. А такое не прощают.

Когда Сергей-Мовлади вывел из дома сникшую Хромову, у Чебурашки вдруг душонка ушла в пятки. Боевик конвоировал Марьяну под дулом автомата. Но Чебурашка тут же принялась уговаривать себя, что ничего страшного приезжей не грозит. Ну отлупят ее в крайнем случае. Ведь что такое эти листовки? Вроде как игра. Не расстреляют же Хромову в самом деле!

Главное, чтобы теперь не выплыло наружу, кто ее выдал. Иначе Алик так психанет, что мало не покажется. И другие тоже. Тогда хоть беги из города…

Девчонка оказалась на удивление упрямой. Сергей-Мовлади, как ни угрожал, как ни орал, не добился от Марьяны ни единого слова. Тогда, надежно заперев пленницу, он разыскал Ильяса.

– Ты где шляешься? – зашипел на него Ильяс

– Я девку поймал, – с торжеством доложил Сергей-Мовлади.

– Какую девку?

– Которая листовки писала.

– Потом! – раздраженно отмахнулся Ильяс. – Потом с ней разберемся.

Сейчас все по своим точкам должны быть!

Время близилось к вечеру. Над городом начинали сгущаться ранние сумерки, и федералы, должно быть, уже готовились к ночной атаке.

Сергей-Мовлади обиженно засопел, но возразить Ильясу не осмелился.

Тем не менее, прежде, чем занять отведенную ему позицию, он запихал пленницу в яму, неизвестно зачем вырытую в одном из дворов. Яму он плотно прикрыл досками, а сверху набросал кирпичей, валявшихся рядом. Получился самый настоящий “зиндан”, выбраться из которого без посторонней помощи не смог бы и здоровый мужик. И кричать в этом глухом дворе было бесполезно.

Ровно в восемь вечера Сергей-Мовлади занял свою боевую позицию на окраине города. Как раз в это время Алик Куренной врубил на полную катушку музыку в дискотеке.

Али-хан задремал только перед рассветом. Верный Азрет молча перебинтовал командиру раненную руку, и боль совсем отпустила.

Где-то далеко от Краснокумска велись бесконечные телефонные переговоры между федералами и главой джамаата. Ни одна из сторон не шла на уступки. Боевое столкновение было неизбежно, и Али-хан отчетливо понимал это, поскольку никаких новых приказов ему не поступало.

С восходом солнца напряжение несколько спало. Вряд ли федералы решатся на атаку при свете дня. Город окружала голая степь, и каждый наступающий был бы как на ладони.

Оставив на постах дозорных, боевики потянулись к центру города, где можно было умыться и нормально поесть.

В чахлом палисаднике возле одного из частных домиков полыхал жаркий костер. Над огнем пятеро моджахедов повесили большой котел с водой для будущего плова. Разумеется, плов полагалось готовить мужчинам.

Но утомленные бессонной ночью боевики заставили хлопотать возле котла хозяйку дома, Лидию Антоновну, соседку того самого Витька

Чванова, чей брат-милиционер стал первой жертвой захватчиков.

Мешок риса боевики привезли с собой. А вот барана, вернее, мирно пасшуюся в степи чью-то овцу, они уложили одним точным выстрелом и освежевали уже в палисаднике. Лидия Антоновна, глотая слезы, резала мясо под неусыпным контролем боевиков.

Все это сквозь щель в заборе увидел Витек и сказал маявшемуся от безделья Андрюхе Тюменеву:

– Вот бы яду им в котел подсыпать.

– Или хотя бы снотворного, – кивнул Андрюха.

– Тогда уж слабительного, – подхватила Людка Швецова, теперь не расстававшаяся с Тюменевым. – Чтобы они с толчка не слезали. Вот была бы фишка!

Представив себе эту картину, все трое засмеялись.

– А еще круче было бы свинины в плов подкинуть, – сказал Витек.

– Свинины? – удивился Тюменев. – Зачем?

– Ну как же! Ведь им свинину жрать нельзя. Кто хоть кусочек съест – все. Уже, считай, не мусульманин.

– Точняк? – спросил Андрюха.

– Зуб даю! – поклялся Витек.

Швецова увидела, как у Тюменева загорелись глаза.

– А как ты к их котлу подойдешь? – спросила она. – И потом, где мы свинину возьмем?

– У нас поросенок есть. В сарайчике. Пятимесячный, – сказал Витек и вопросительно посмотрел на Андрюху.

– И тебе не жалко? – спросила Людка.

– А они Коляна пожалели? – сверкнул своим цыганским глазом Витек и отвернулся.

– Ну так чего? – сказал Тюменев. – Может, попробуем?

Поросенку в тесном сарайчике деваться было некуда, и тем не менее отловить его удалось с большим трудом.

– Давай! – сказал Витек, задыхаясь, и протянул Тюменеву принесенный из дома большой кухонный нож.

– Нет, ты сам, – отказался Андрюха. – Твой же поросенок.

– Не… – затряс головой Витек. – Я не могу…

– Жалко… – едва слышно сказала Людка.

– Все равно зарезали бы к Новому году. Давай, Андрюха!..

Тюменев побледнел и, стиснув зубы, взял у Витька нож…

Через минуту все было кончено. Андрюха отшвырнул в сторону окровавленный нож, отошел в угол сарайчика и согнулся в три погибели. Его стошнило.

Людка уже была готова припомнить Тюменеву, как еще вчера он жалел, что нет под рукой финки, чтобы мочить боевиков, но вовремя прикусила язык. Андрюху сейчас не стоило трогать…

Подбросить свинину в котел удалось на удивление легко. Лидия

Антоновна отлучилась на кухню за солью и перцем. А к палисаднику, как по заказу, вдруг подъехал на джипе Ильяс. Все пятеро боевиков тотчас встали, подошли к Ильясу и о чем-то заговорили по-своему.

Котел, в котором варилась баранина, на минутку остался без присмотра.

Этого времени Тюменеву с Витьком хватило, чтобы перемахнуть через забор, бросить в кипящую воду пару больших кусков свинины и даже поросячье рыло. Тем же путем они быстренько вернулись на соседский двор, где нервно пританцовывала Людка.

– Супер! – восхищенно воскликнула она и наградила Андрюху поцелуем.

Потом все трое прильнули к щелям в заборе, ожидая, как развернутся дальнейшие события.

– А если они не расчухают свинину? – прошептала Швецова.

Но ее опасения были напрасны. Правда, чтобы убедиться в этом, ждать пришлось довольно долго.

Лидия Антоновна давно вернулась к костру, джип увез Ильяса, а ароматное блюдо все еще не дошло до кондиции. Наконец, хозяйка вынесла из дома суповые тарелки и стала раскладывать черпаком дымящийся плов. Боевики расселись на траве, поджав под себя ноги, и в полном молчании приступили к еде.

Но тут Лидия Антоновна зацепила черпаком поглубже, вытащила из бурлящего риса наглое поросячье рыло и на мгновение остолбенела, вытаращив глаза.

– Черт! Черт! – взвизгнула она и со всех ног бросилась в дом.

Боевики замерли. Потом один из них подскочил к котлу, увидел поросячье рыло и выронил из рук тарелку.

Дальше начался чистый цирк. Боевики вскочили на ноги, побросали за землю тарелки и стали яростно отплевываться, ругаясь на своем языке.

Они никак не могли понять, как такое случилось. Лидия Антоновна была вне подозрений, ведь за ней все время присматривали. Кто-то пинком опрокинул котел. Остатки оскверненного плова загасили огонь.

А Тюменев, Швецова и Витек уже были далеко отсюда. Они с хохотом бежали по улице, радуясь тому, как удачно прошла их маленькая диверсия, похожая на азартную игру.

Алик, узнав, что боевики забрали Марьяну, мгновенно забыл про разгромленную дискотеку и свой расквашенный нос.

– Что же ты не проследила, куда ее повели? – заорал он на Сашку.

– Боялась я… – всхлипнула Сашка. – Прям ноги отнялись от страха…

– Но почему именно ее взяли? – спросила Людка. – Неужели из-за листовок?

– А как они узнали, что это именно она их писала? – сказал Витек.

– Ее кто-то продал. Сто пудов, – мрачно процедил Тюменев. – К гадалке не ходи.

Алик горящим взглядом обвел ребят, столпившихся вокруг, и сказал угрожающе:

– Узнаю – кто, я эту гадину своими руками придушу! А я узнаю!

Чебурашка тихонько спряталась за чью-то спину.

Все молчали, потрясенные тем, что среди них нашелся предатель.

– Да ты не гони волну! – Тюменев хлопнул Алика по плечу. – Найдем мы

Марьянку.

С этой уверенностью все и покинули разгромленный Ильясом дискотечный зал. Однако ночные поиски Хромовой, устроенные “Командой”, не дали никаких результатов.

– Как сквозь землю провалилась! – огорченно сказал Ринат, не подозревавший, насколько он был близок к истине.

Забыв об осторожности, Алик отважился на отчаянный шаг. Он решил пойти к главарю моджахедов, по-прежнему жившему в доме Куренных.

Молчаливый Азрет, стоявший у двери, преградил Алику дорогу. На все просьбы Куренного он только отрицательно качал головой.

– Да пойми же ты, чурка! – в отчаянии выкрикнул Алик. – Мне только два слова вашему командиру сказать!..

Азрет опять молча покачал головой. Но тут дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник хмурый Али-хан.

– Что надо? – спросил он.

– Поговорить, – ответил Алик.

Мать и бабушка, ставшие невольными свидетелями этой сцены, замерли в ужасе. Они не знали, почему Алик попер напролом, и опасались самого худшего.

Но Али-хан, окинув взглядом Куренного с головы до ног, неожиданно сказал:

– Войди.

Прежде чем Алик переступил порог, по его телу быстро прошлись руки

Азрета. Убедившись, что под одеждой не спрятано оружие, Азрет обернулся к командиру и кивнул.

Али-хан сел за стол, положил жилистые руки перед собой и разрешил:

– Говори. Слушаю.

– Ваши тут мою девушку забрали, – срывающимся от волнения голосом заговорил Алик. – Кто-то настучал, что она листовки против вас писала. А она вообще не при делах. Я это точно знаю. Она приезжая.

Всего второй день в городе.

Али-хан нахмурился. Вчера Ильяс говорил ему про какие-то листовки, но все это было не стоящей внимания чепухой. И тем не менее Али-хан спросил:

– А кто же тогда писал, если не она?

– Я не в курсах, – быстро ответил Алик. – Но только не она. Это же моя девушка, понимаете? Я за нее ручаюсь. Если вам кого-то взять надо, меня возьмите. Хоть сейчас. Что же она будет за кого-то другого страдать?

– Так, может, это ты писал?

– Считайте, что я.

Али-хан, прищурившись, посмотрел на пылающее лицо Куренного. Этот парень с расквашенным носом был явно не робкого десятка, и амиру он понравился.

– Ладно, – кивнул Али-хан. – Я разберусь. Иди.

Куренной не двинулся с места, словно прирос к полу.

– Я сказал – иди! – повторил Али-хан с легким раздражением.

Тут же в комнате беззвучно появился Азрет и вытолкал упирающегося

Алика за порог.

Али-хан выкинул эту ерунду из головы, как только за Куренным закрылась дверь. В целом море несправедливостей, творящихся вокруг, судьба одной русской девчонки не имела значения…

Между тем сменившийся с поста Сергей-Мовлади вытащил из земляной тюрьмы обессилевшую Марьяну и снова приступил к допросу. Он хотел самостоятельно вырвать у пленницы сведения о таинственной “Команде” и придти с ними к Ильясу. Тот оценил бы это по достоинству.

Но упрямая девка продолжала играть с ним в молчанку. Она даже не ответила, как ее зовут. Только еще сильнее стиснула зубы. Возиться с ней до бесконечности просто не было времени. Так и не получив ответа ни на один вопрос, Сергей-Мовлади пришел в бешенство и тяжелой ладонью ударил девушку по щеке.

Марьяна едва устояла на ногах. Но в ее взгляде не было страха.

Только изумление и обида. Еще ни разу в жизни ее не били по лицу.

Марьяна коснулась пальцами покрасневшей щеки и сквозь зубы сказала:

– Подонок!

Это было единственное слово, которое услышал от нее Сергей-Мовлади.

Он повалил девушку на землю и стал яростно пинать ее грубыми армейскими ботинками, стараясь попасть в наиболее уязвимые места.

Когда стоны Марьяны затихли, Сергей-Мовлади остановился и, тяжело дыша, посмотрел на девушку. Юбка у нее задралась, обнажив стройные смуглые ноги до самых трусиков. Внезапно Сергей-Мовлади ощутил пульсацию в низу живота. Он воровато осмотрелся, быстрым движением стащил трусики с Марьяны и зачем-то сунул их в карман. Потом развел в стороны ее безвольные ноги, рванул “молнию” на ширинке и, сопя, навалился на девушку.

Но у него ничего не вышло. Необъяснимая слабость вдруг охватила

Сергея-Мовлади. Девушка лежала под ним словно мертвая, и трахать такую не было никакого желания…

Ну что ж, придется подождать, пока она придет в себя. Он вернется сюда через часок и тогда уж отдерет ее так, что она надолго это запомнит.

Сергей-Мовлади поднялся, застегнул ширинку. Потом спихнул бесчувственное тело Марьяны обратно в яму, опять накидал сверху досок и придавил их кирпичами…

День уже клонился к вечеру, а никаких следов Марьяны так и не удалось обнаружить. Угнетенный этим обстоятельством Алик Куренной совсем пал духом. Да и вся “Команда” заметно приуныла. Исчезновение

Хромовой было серьезным сигналом. Ребята впервые начали понимать: то, что им казалось увлекательной, прикольной игрой, обернулось смертельно опасным делом.

Никто, однако, не струсил или по крайней мере не показал, что испугался. Может быть, потому, что до слез было обидно за себя, за друзей и родных, за свой маленький городок. Участковый Шульгин, будучи постарше любого из “Команды”, возможно, объяснил бы это словами из своего любимого фильма: “За державу обидно!” Но в лексиконе местных пацанов не было слова “держава”. Никто из них не видел знаменитого “Белого солнца пустыни” и не умел выразить словами чувства, возникшего в их душах. Но оно становилось все сильнее, лучше всяких громких фраз сплотив пацанов и девчонок в единую “Команду”.

И тут подал голос Ринат Касымов.

– Мы не там Марьяну ищем, – сказал он. – Слышите? Не там.

– А где надо? – встрепенулся Алик.

– В зиндане.

Этого слова никто, кроме Рината, не знал. И Касымову пришлось объяснить, что у моджахедов принято держать пленников в закрытых земляных ямах. Он где-то читал об этом или, может быть, видел по телеку.

Версию Рината приняли сразу, без базара. А что еще оставалось делать! Но где могла находиться такая яма?

– Давайте, ребята! Шевелите мозгами! – призвал Куренной.

И опять озарение нашло на Касымова.

– Я, кажется, знаю, – сказал он. – У Котовых, на Садовой, в прошлом году колодец начали рыть и бросили. До воды не добурились.

– Бежим! – крикнул Алик.

“Команда” шумной гурьбой двинулась на Садовую. Вместе со всеми потащилась и Чебурашка. Ее колотил озноб. Ноги отказывались идти. А что если Хромова лежит в этой яме мертвая?..

Ильяс, все время колесивший по городу на джипе, проверяя надежность оборонительных позиций, заметил толпу ребят, куда-то направлявшихся с решительным видом. Это ему не понравилось. Он коснулся плеча водителя, и пятнистый джип с рычанием преградил дорогу “Команде”.

– А ну быстро по домам! – крикнул Ильяс. – Нечего по улицам шляться!

Ребята замерли.

– Кому сказал? Бегом! Стрелять буду!..

Ильяс поднял автомат. Взгляд у боевика был безумный.

– Сваливаем! – скомандовал Алик. – Быстро!

Марьяна, свернувшись калачиком, неподвижно лежала на дне ямы. Когда стало ясно, что ей не по силам приподнять доски, придавленные кирпичами, она попыталась копать землю. Но много ли накопаешь голыми руками! Каждая клеточка избитого тела на любое движение откликалась болью. Лицо Марьяны распухло от слез. Но главное – ее мучила совершенно невыносимая жажда. Сильнее ее было только отчаяние.

Даже если она доживет до того часа, когда моджахедов вышибут из города, не было никаких шансов, что ее найдут в этой яме. Кому придет в голову, что она заживо похоронена под грудой кирпичей в глухом дворе? А как переживут ее смерть мама с папой?

Дно ямы было таким холодным, точно Марьяна лежала на льду. Она еще плотнее подтянула колени к груди и провалилась в забытье. Ей чудились чьи-то далекие голоса, звавшие ее по имени, какие-то скрежеты и шорохи, но сил уже не осталось даже для того, чтобы поднять набрякшие веки.

Рядом с Марьяной что-то тяжело упало на дно ямы. Потом девушка почувствовала легкое прикосновение руки.

– Жива? – раздался сверху встревоженный голос.

– Дышит, – ответил тот, кто спрыгнул в яму.

Марьяна узнала голос Алика Куренного и попыталась ответить, но из сомкнутых губ вырвался только слабый стон.

– Что же они с тобой сделали, гады? – с болью сказал Алик, осторожно приподнимая голову девушки. – Ну ничего, ничего… Мы сейчас…

Сильные руки Куренного оторвали Марьяну от земли. Тюменев, Витек и

Ринат приняли обмякшее тело и положили на траву. Через секунду Алик оказался рядом.

– Марьяша… – тихо сказал он, назвав ее тем ласковым именем, которым звала ее мама.

Марьяне удалось с трудом разлепить глаза. В лунном свете она увидела склонившихся над ней ребят.

– Нормалек, – пробормотал Тюменев. – Сейчас оклемается.

Девушка судорожно вздохнула. После сырой затхлости земляной тюрьмы свежий воздух казался живой водой.

– Ты идти сможешь? – дрогнувшим голосом спросил Алик.

– Попробую… – прошептала Марьяна. – Сейчас… Минутку…

Она вдруг заметила двоюродную сестру, смотревшую на нее глазами, полными слез.

– Сашка… – сказала она, с трудом шевеля разбитыми губами. – Сашка…

Как там Найда?

От изумления Сашка не сразу сообразила, что речь идет о раненой собаке. Но ответить не успела.

– Стоять, падлы! – прогремел совсем рядом торжествующий голос.

Это был Сергей-Мовлади.

Он выкроил минутку, чтобы проверить, очнулась ли его пленница, от которой он так и не добился ни единого слова. Но теперь ее слова были ему не нужны. Приближаясь к земляной тюрьме, Сергей-Мовлади нащупал в кармане снятые с Марьяны трусики и ухмыльнулся, предвкушая потеху.

Он и мечтать не мог о такой удаче, которая, оказывается, ждала его возле зиндана. Эта гребаная “Команда” сама пришла ему в руки. О том, что сопливая шелупонь, стоявшая вокруг ямы, была той самой

“Командой”, Сергей-Мовлади догадался сразу. Но тащить их к Али-хану

– пустая трата времени. Да еще амир, того гляди, всех отпустит.

Ильяс бы не отпустил, а этот…

Короче, кончать с “Командой” надо было здесь и сейчас.

Сергей-Мовлади передернул затвор автомата.

Алик быстро прикрыл собой приподнявшуюся на локте Марьяну. Остальные застыли, не смея шевельнуться.

Сухо треснул одиночный выстрел.

На лбу Сергея-Мовлади, между бровями, словно расцвел алый цветок.

Лицо боевика еще успело принять обиженно-удивленное выражение, и в следующий момент он, нелепо взмахнув руками, рухнул на землю.

Из кустов бесшумно вынырнула фигура участкового Шульгина. Его узнали сразу, хотя мент был в штатском.

– Ну что, чижики? – с усмешкой спросил Шульгин. – Наложили в штаны?

Это вам не дискотека!

Со вчерашнего утра участковый прятался по задворкам, злясь от собственного бессилия. Его попытке прорваться к своим невольно помешал Тюменев. Это Шульгин стрелял по боевикам, обнаружившим

Андрюху на окраине города, и дал Тюменеву уйти живым, вызвав огонь на себя. Тогда Шульгин истратил даже запасную обойму.

Потом ему удалось пробраться в разгромленное здание райотдела милиции, где лежали тела его убитых товарищей. Там участковый с горечью убедился, что все табельное оружие и боеприпасы моджахеды предусмотрительно забрали с собой. В его “макарове” остался всего один патрон. А с одним патроном много не повоюешь. И тем не менее патрон этот пригодился в самый решающий момент, оборвав паскудную жизнь изменника Сергея-Мовлади.

“Мент позорный” на деле оказался отличным мужиком. Да что там говорить, настоящим бойцом! И Андрюха Тюменев прочувствовал это лучше всех, мысленно записав Шульгина в “Команду”…

Ребята еще не успели придти в себя, как послышался далекий гул, а потом на окраине городка громыхнули несколько оглушительных разрывов.

– Наши! – сказал Шульгин, весь подобравшись. – Началось!..

Минометный обстрел, начавшийся среди ночи, не застал моджахедов врасплох. Незадолго до первого залпа Али-хану позвонили по мобильнику. Разговор не занял и минуты.

– Ты готов? – спросил знакомый голос.

– Готов,- ответил Али-хан. – Когда?

– Одному Аллаху ведомо.

Это означало, что срок ультиматума истек и федералы вот-вот пойдут на приступ.

Звук разрывов, донесшийся вскоре с окраины городка, принес Али-хану даже некоторое облегчение. Ожидание боя держало его в постоянном напряжении.

Амир был уверен, что оборона организована по всем правилам военного искусства, а боевикам храбрости не занимать. Но первые же вести, поступившие с окраин, озадачили Али-хана. Федералы вели такой прицельный обстрел, будто имели перед собой точный план огневых позиций моджахедов. Четверых обороняющихся разорвало в клочья. Еще около десятка получили ранения разной тяжести.

О случайности тут не могло быть и речи. Предательство Али-хан исключал категорически. Значит, кто-то из местных жителей сумел все-таки сообщить осаждавшим необходимые сведения. Вот тут-то амир вспомнил о таинственной “Команде” и запоздало пожалел, что не придал значения словам Ильяса.

Однако еще далеко не все было потеряно. Али-хан приказал своим людям отойти на вторую линию обороны и пока не вступать в перестрелку, чтобы раньше времени не обнаружить себя. Пусть федералы думают, что огневые точки противника подавлены. А вот когда закончится артподготовка и они пойдут в атаку, их будет ждать горячая встреча.

Очень горячая…

Между тем “Команда” тоже не сидела сложа руки. Истерзанную Марьяну несмотря на ее слабые протесты в сопровождении Сашки отправили отлеживаться домой. Заодно разогнали по домам и других девчонок. А ребята рассыпались по городу, чтобы высмотреть, как ведут себя боевики.

Вскоре было установлено, что те ушли из-под обстрела на запасные позиции. Об этом следовало срочно сообщить полковнику Аксенову, да только вот своего номера телефона он не оставил.

– Как же ты не догадался спросить? – с досадой сказал Алику Шульгин.

Куренной промолчал, опустив голову. Да, это был явный прокол. Но оставалась еще надежда, что Аксенов позвонит сам. Ведь не зря же он приказал Алику оставаться на связи.

Однако мобильник молчал.

– Давайте-ка и вы по домам, пацаны, – сказал Шульгин. – Тут скоро такая заварушка начнется, что мама не горюй. Никакого толку от вас все равно не будет, а схлопотать шальную пулю запросто можете.

Наверное, участковый был прав. Но Алик почувствовал себя задетым.

Мало того, что Шульгин теперь стал вроде бы за старшего, да еще обращается с пацанами, как с детсадовской мелюзгой.

– Идите, идите! – продолжал участковый, не обращая внимания на упрямо набычившихся ребят. – А мобилу, Куренной, дай мне. Если твой полковник позвонит, я сам с ним поговорю.

– Не будет он с вами говорить! – сорвавшимся от обиды голосом ответил Алик. – Он вас не знает.

– Не твоя забота. Давай!..

Шульгин протянул руку.

И тут мобильник запиликал, словно только и ждал этого момента. Алик торопливо нажал кнопку:

– Слушаю!

– Александр, ты? – раздался голос Аксенова.

– Я.

– Ну рассказывай быстренько, что там у вас делается.

Страстное желание показать себя настоящим разведчиком сыграло с

Аликом злую шутку. Он заторопился, захлебываясь и путаясь в словах.

– Не части! – крикнул Аксенов. – Ни черта не понимаю!

Куренной осекся и со вздохом протянул трубку Шульгину.

– Алло! – Шульгин откашлялся. – Вы слушаете?

– Слушаю. Это кто?

– Участковый Шульгин. Я тут вместе с пацанами. Докладываю обстановку…

Шульгин обрисовал ситуацию четко, в нескольких фразах. И Алик скрепя сердце вынужден был признать, что он бы так не смог.

Закончив разговор, участковый протянул мобильник Куренному.

– Не надо, – угрюмо сказал Алик. – Пусть у вас останется.

Но прятаться по домам сейчас, когда начиналось самое интересное, пацаны решительно отказались и стали убеждать участкового, что ему одному не по силам проследить за всеми перемещениями боевиков.

– А если кого-нибудь из вас ухлопают? – сердито спросил Шульгин. -

Ведь я же как старший в ответе буду.

– Чего ты тут раскомандовался, Шульгин? – резко ответил Андрюха

Тюменев. – Мы не дети!

Серафим Андреевич, отчим Людки Швецововй, имел вредную привычку курить по ночам. Виной тому был слабый мочевой пузырь, властно требовавший отлить в совершенно не подходящее время, когда у добрых людей самый сон. А потом уж рука сама тянулась к сигарете.

Вот и сейчас Серафим Андреевич, справив малую нужду в ближайшем овражке, присел на бугорок и задымил. Тишина вокруг стояла до звона в ушах.

Народ, умотавшийся за день на огородных работах, спал мертвым сном.

Завтра все опять поднимутся чуть свет и начнут вкалывать дотемна.

Потом погрузятся в прицеп, сделанный из кузова большого грузовика, и чихающий тракторишко потащит усталых краснокумцев в город, к родным стенам.

Серафим Андреевич сделал последнюю затяжку до самого фильтра, задавил окурок сапогом и уже собрался идти досыпать, когда возникший вдалеке гул заставил его насторожиться. Гроза, что ли?..

Серафим Андреевич задрал голову к черному небу, в котором ярко горела спокойная луна и перемигивались звезды. Ночь определенно была ясная. А далекие раскаты грома все не прекращались, и Серафим

Андреевич почувствовал нервный озноб.

– Что за хреновина? – раздался за его спиной сонный голос Чванова, отца Витька.

Разбуженный странным гулом, он вылез из шалаша, где мирно спал рядом с женой.

– Да вот и я без понятия, – пожал плечами Серафим Андреевич. – Вроде гроза идет, а небо чистое.

Они стали прислушиваться вдвоем.

– Нет, это не гроза, – сказал Чванов, тряхнув смоляными кудрями, чуть тронутыми сединой. – Слышишь, без перерыва грохочет? Не гроза это.

– А что тогда?

– Пес его знает! Может, у военных учения?

– Среди ночи?

– Ну а что тут такого? Учения всякие бывают.

Серафим Андреевич в сомнении покачал головой.

Похоже, и Чванов не очень-то поверил собственным словам. Он поднялся на холмик, за которым прятался временный лагерь огородников, и встал там, вглядываясь в темную степь. Потом обернулся к Серафиму

Андреевичу и призывно махнул рукой.

С вершины холмика далекий грохот слышался сильнее, а на горизонте были видны сполохи, следовавшие один за другим с такой частотой, какой не бывает при самых буйных грозах.

– Я же говорю – учебные стрельбы, – сказал Чванов.

– Какие стрельбы? Какие учебные? – зачастил Серафим Андреевич, обмирая. – Они же по городу лупят! Ты что, не видишь?

– Не дребезжи! – одернул его Чванов. – Какой придурок будет по городу палить?

Но его тоже охватила тревога. Ведь времена сейчас такие, что можно всего ожидать.

– Делать-то что? Что делать? – подвывал Серафим Андреевич, топчась на месте.

Цыганская кровь в жилах Чванова вскипела мгновенно.

– Буди мужиков! – рявкнул он. – В город надо ехать!

Серафим Андреевич хотел было заикнуться, что лезть ночью в самое пекло небезопасно. Нужно хотя бы дождаться рассвета. А там, глядишь, все уляжется. Но Чванов зыркнул в сторону Серафима Андреевича своим бешеным глазом, и у того язык прилип к гортани.

Разумеется, поднять одних мужиков не удалось. Вместе с ними повскакивали встревоженные бабы. И раскудахтались на всю степь, внося лишнюю сумятицу.

– А ну, тихо! – гаркнул Чванов и добавил порцию такого забористого мата, что все онемели. – Мужики – в прицеп! Бабы здесь остаются!

Женька, заводи трактор!

Но, когда мужики стали торопливо усаживаться в прицеп, следом за ними туда стали карабкаться и жены. Отвязаться от них не было никакой возможности. Чванов досадливо плюнул себе под ноги и сдался.

Положа руку на сердце, баб можно было понять. В городе, где творилось сейчас неизвестно что, оставались их дети. Какая же мать согласится бросить своего ребенка в такой момент?..

Старенький трактор еле полз по степи, хотя Женька честно выжимал из движка все, что мог. Пешком бы все равно получилось в десять раз медленнее.

– Господи! – простонала мать Андрюхи Тюменева. – Что ж это такое, господи! Неужели война?

– Типун тебе на язык! – прикрикнула на нее Сашкина мать, Тоня. -

Какая еще война? С кем? С американцами, что ли?

– А то больше не с кем! – проворчал ее муж.

– Вот так, наверно, и в сорок первом начиналось, – клацая зубами, сказал Серафим Андреевич.

– Ой, горе-то какое, женщины! – вдруг заголосила жена Чванова.

– Закрой рот! – резко оборвал ее Чванов и обернулся к Серафиму

Андреевичу. – А в сорок первом, между прочим, паникеров сразу к стенке ставили. Без разговоров!

Серафим Андреевич втянул голову в плечи и притих.

Дальше ехали в напряженном молчании, пока не наткнулись на прятавшийся в редком кустарнике заслон. Люди в камуфляже внезапно вынырнули из темноты и преградили дорогу…

Моджахеды перенесли тела четырех своих погибших при обстреле в здание Культурного центра. Мертвых следовало похоронить на следующий день до захода солнца. Тем, кто был легко ранен, сделали перевязку на месте. Серьезно пострадавших доставили в больницу.

– Смотри, доктор! – угрожающе сказал Ильяс Шамилю Касымову. – Лечи их как надо! За каждого, кто умрет, троих ваших расстреляю. Понял?

Главврач молча кивнул в ответ.

Некоторые из раненых были совсем плохи, и не стоило терять времени на постороннюю болтовню. Главврач сам встал к операционному столу и принялся за работу. А ее оказалось столько, что хватило бы на целую бригаду опытных хирургов.

Дежурный врач, помогавший Шамилю, впервые попал в такую переделку.

Уже минут через десять лицо его позеленело, предвещая обморок.

Шамиль выгнал молодого коллегу из операционной на свежий воздух и продолжал работу в одиночку. Вскоре дежурный врач вернулся, держась рукой за стену.

– Очухался? – спросил Касымов, даже не взглянув на него.

– Извините, Шамиль Каюмович… – пробормотал врач.

– Пустяки. Бывает с непривычки.

Дежурный врач еще дважды выбегал из операционной в туалет, борясь с приступами рвоты. Но потом немного пообвыкся и отстоял рядом с

Касымовым до конца.

Закончив последнюю перевязку, главврач, не снимая заляпанного кровью халата, вышел в коридор и только там почувствовал, что от усталости и напряжения он сейчас просто рухнет на пол.

Медсестры с поджатыми губами развезли раненых по пустым палатам. Они не одобряли поведения главврача, так отчаянного боровшегося за жизни захватчиков. Но у Шамиля не было ни сил, ни желания объясняться с медперсоналом. Он снял окровавленный халат, швырнул его в угол и, собрав остатки сил, неверной походкой отправился в подвальное помещение, где находились местные пациенты.

Все они, слава Богу, чувствовали себя вполне пристойно и тут же накинулись на главврача с вопросами: что сейчас творится в городе?

Но Шамиль в ответ только пожал плечами. Ведь он со вчерашнего дня не выходил из больницы.

Куренной-старший продолжал пластом лежать под капельницей. Лучше ему не становилось. Да и с чего бы могло полегчать, когда беспокойство больного росло с каждым часом.

– Ты все-таки постарайся взять себя в руки, – устало сказал Шамиль

Касымов, присаживаясь на табуретку. – Ты как-никак мужик.

– Стараюсь, – попытался улыбнуться Куренной. – Да ни черта не выходит.

– Значит, плохо стараешься.

– А что это на тебе лица нет? – спросил Куренной. – Что-то случилось?

– Нет, ничего. Устал просто.

– Трудный день?

– Да уж не из легких. Пятерых с того света пришлось вытаскивать.

– Удалось?

– Надеюсь.

– А что с ними было? Сердечники вроде меня?

– Да нет. Раненые.

– Моджахеды постарались?

– Наоборот. Наши.

– То есть?

– Взрывы слышал?

– Слышал.

– Это наши обстрел начали. И вот результат. Пятерых боевиков зацепило. И очень серьезно.

– А при чем здесь ты?

– При том, что я врач.

– Подожди… Так это ты их, что ли, с того света?.. – растерянно спросил Куреннной.

Главврач кивнул.

– Да ты что, Шамиль? – Куренной поднял голову с подушки. – Ты этих сволочей спасал?

– Пришлось, – ответил Касымов, глядя в пол.

– Но они же… – Куренной задохнулся. – Да я бы на твоем месте их своими руками передушил!

– Лежи спокойно! – прикрикнул на него главврач. – А то вколю тебе сейчас успокаивающего и будешь у меня лежать тихонечко, как мумия!

Куренной откинулся на подушку и закрыл глаза. Он решительно отказывался понимать Шамиля.

– Они меня предупредили, – заговорил Касымов монотонно, без выражения, – что за каждого умершего будут расстреливать по три человека. И это не пустые слова, поверь… Но я тебе врать не собираюсь. Я и без их угроз поступил бы точно так же. Просто не смог бы по-другому.

– Клятва Гиппократа, да?

В слабом голосе Куренного слышалась злая ирония.

– Да не в клятве дело! – с досадой ответил Касымов. – Я и слова-то давным-давно позабыл. Просто я врач, и этим все сказано.

– И ты любому на помощь побежишь?

– Должен.

– Даже к убийце твоих детей?

– Не знаю… – после паузы сказал Шамиль. – Честно говорю, не знаю.

Может быть… Во всяком случае, добить умирающего у меня рука бы не поднялась. Потом – другое дело. Но свой долг я выполню.

Куренной открыл глаза и с изумлением посмотрел на Касымова.

– Ты святой, что ли?

– Совсем нет. Просто я врач.

Этот разговор отнял у Шамиля последние силы.

Касымов и без того находился в разладе с самим собой. Там, возле операционного стола, он ни о чем не думал, стараясь спасти человеческую жизнь. А теперь главврач с беспощадной ясностью понял, что фактически делал все, чтобы вернуть в строй опасных врагов. И оттого, что это, возможно, было страшной, непростительной ошибкой, на душе у Касымова стало муторно.

Но долго размышлять главврачу не дали. В помещение вихрем ворвалась медсестра.

– Шамиль Каюмович! – крикнула она. – Там Анька Засухина рожает!

Все черные мысли мгновенно вылетели у Касымова из головы.

– Иду! – сказал он.

После непродолжительной передышки артиллерия федералов заговорила вновь. И опять снаряды ложились с удивительной точностью. Боевики, переместившиеся на новые позиции, вжались в землю, не смея поднять голов, и атакующие почти беспрепятственно сжимали кольцо осады.

Теперь уже не оставалось никаких сомнений, что кто-то корректирует огонь из города. Но, где искать этого человека, никто не знал.

Тем временем несколько бронетранспортеров, поливая свинцом окрестности, с разных сторон добрались до окраины города и спецназ вошел в непосредственный контакт с противником. Отчаянно сопротивлявшихся моджахедов постепенно оттесняли к центру города. Но в уличных боях стороны не уступали друг другу.

Последний сеанс связи с полковником Аксеновым был коротким.

– Все, – сказал полковник. – Спасибо за помощь. И ребятам передай мою личную благодарность. А сейчас ховайтесь по подвалам и носа не высовывайте без приказа! Понял?

– Так точно! – ответил Шульгин.

Он выключил мобильник и отдал его Алику:

– Дальше без нас обойдутся. Мы свое дело сделали. И сделали нормально. Приказано – по домам. И сидеть, не рыпаться. Все.

Разбежались!..

Однако никто из пацанов и не подумал сдвинуться с места. Когда участковый ушел, Алик обвел взглядом мужскую половину своей

“Команды” и сказал:

– Вы как хотите, а лично мне отсиживаться в подвале западло.

– А что мы можем с голыми руками? – спросил Андрюха Тюменев.

– Да хотя бы автобус поломать, на котором они приехали.

Эта идея возникла у Куренного, когда связь с полковником Аксеновым перешла в руки участкового.

– Точняк! – мгновенно зажегся Андрюха. – Оставим их без колес, чтобы ни один гад не ушел!

– Можно сахару в бензобак насыпать, – тут же предложил Ринат. -

Тогда мотор сдохнет.

Все с уважением посмотрели на Касымова. Вот что значит – умные книжки читать.

– Еще свой сахар на них тратить! – возразил Витек. – Колеса проколоть – и все дела. На ободах далеко не уедут.

– Точняк! – повторил Тюменев.

Сказано – сделано. Витек задворками проскочил к своему дому и вскоре вернулся с тем самым кухонным ножом, которым зарезали несчастного поросенка.

Добраться до места, где стоял “Икарус” моджахедов, оказалось не так-то просто. Нескончаемая стрельба шла уже по всему городу, а горячей всего было в районе Культурного центра.

Автобус никто не охранял. Но старые шины со стертым протектором оказались слишком толсты и слишком прочны для кухонного ножа.

Тюменев, пыхтя, ковырялся с первым колесом минут десять, прежде чем из рваной дыры со свистом вырвался сжатый воздух.

Второе колесо взялся проколоть Алик. И у него долго ничего не получалось. А когда, наконец, снова раздался знакомый свист,

Куренной передал нож Витьку. С последним колесом расправился Ринат.

Так что в диверсии поучаствовали все, обошлось без обид.

Пацаны подождали, пока “Икарус” тяжело осел на сплющенных шинах.

Грохот перестрелки становился все ближе и ближе. Между домами замелькали фигуры боевиков, перебегавших в более надежные укрытия. И вот уже автоматная очередь полоснула над самыми головами ребят.

– Атас! – крикнул Куренной.

И все сломя голову бросились в разные стороны.

Стрельба разбудила задремавшую Марьяну. Открыв глаза, она не сразу вспомнила, где находится. Рядом как ни в чем не бывало похрапывала толстая Сашка. Ей выстрелы нисколько не мешали. А вот лежавшая в уголке Найда навострила уши и попыталась приподнять голову. Собака, похоже, шла на поправку.

Марьяна с трудом поднялась с кровати, преодолевая боль в измученном теле. Она подошла к зеркальному шкафу и невольно отпрянула, испуганная собственным отражением. Ее лицо было разукрашено кровоподтеками и ссадинами. Глаза превратились в узенькие щелки.

Разбитые губы распухли так, что пошевелить ими было невозможно.

– Красота! – прошептала Марьяна. – Нечего сказать, хорошо отдохнула.

Вот папа с мамой обрадуются!

Вспомнив родителей, она покрылась холодным потом. На улице становилось все светлее. Скоро и в турецкой Анталии наступит утро.

Мама наверняка не удержится, позвонит. А мобильник-то у Алика. И

Алик, ждущий звонка полковника Аксенова, конечно же, ответит. Сходу соврать что-нибудь правдоподобное он не сможет. Это надо было обсудить заранее. Мама сразу же поймет, что с любимой дочерью что-то случилось. И начнется кошмар. Родители тут же сорвутся со средиземноморского пляжа и полетят домой. О том, что будет дальше, даже думать не хотелось. Значит, надо срочно разыскать Куренного и остаться с ним на случай звонка из Анталии. Но где сейчас искать

Алика?..

Марьяна подошла к Сашке и потрясла ее за плечо. Сашка пробормотала что-то невнятное и натянула на голову одеяло. Но Марьяне в конце концов удалось растолкать двоюродную сестру.

– Что это там гремит? – недовольно спросила Сашка.

– Стреляют, – ответила Марьяна. – Слушай, где сейчас Алика можно найти?

– Зачем?

– Надо. У него мой мобильник. Боюсь, что родители позвонят.

– Ну и что?

Сашка со сна совсем ничего не соображала, и Марьяне пришлось долго втолковывать ей, что к чему.

– Да твои родители, поди, и так уж в курсе дела, – сказала Сашка, борясь с зевотой.

– Откуда?

– Про нас, наверно, уже давным-давно по телевизору рассказали. Поди, вся страна уже на ушах стоит. Такое не скроешь.

Марьяне это не приходило в голову. Она была вынуждена признать, что

Сашка скорее всего права. Значит, дело обстоит еще хуже. Если родителям на самом деле стало известно, что происходит в

Краснокумске, они уж точно позвонят дочери, чтобы узнать, жива ли она. Но обсуждать это с Сашкой не было времени.

– Короче, где найти Алика? – нетерпеливо спросила Марьяна.

– Откуда я знаю? – жалобно сказала Сашка.

– А где он живет, знаешь?

– Да ты что, сестричка! – всполошилась Сашка. – Как ты из дома выйдешь с таким фейсом? Ты в зеркало себя видела?

– Ничего. Бывает и хуже.

– Но там же стреляют!..

– Это мои проблемы. Объясни, где он живет.

Их разговор прервал звонок в дверь. Сестры притихли и посмотрели друг на друга.

– Это он! – радостно вскрикнула Марьяна, делая шаг в прихожую.

– Подожди, Марьяна! – испуганно запричитала Сашка. – А если не он?

Если опять эти?..

Однако Хромова, не слушая ее, вышла в прихожую, щелкнула замком и смело распахнула дверь.

На лестничной площадке с пришибленным видом стояла Чебурашка. Увидев

Марьяну, она вспыхнула и пробормотала:

– Привет!

– Привет! – упавшим голосом ответила Марьяна.

– Зайти можно?

– Входи.

Чебурашка бочком протиснулась в комнату, стараясь не смотреть на изуродованное лицо соперницы…

Остаток минувшей ночи Чебурашка провела без сна, мечась по своей комнатушке, как зверь в клетке.

После того как она своими руками сдала Хромову Сергею-Мовлади, ей вдруг пришло в голову, что испуганная Марьяна назовет моджахедам всех членов “Команды”. И прежде всего – Алика. Чебурашку охватил ужас. Ведь тогда получится, что она, решив насолить одной, невольно заложила всех.

Однако день прошел, а больше никого не взяли. Значит, Марьяна ничего не сказала.

Чебурашке стало чуточку легче. Но теперь перед ней замаячило лицо

Марьяны. Из глухого двора, где Шульгин убил Сергея-Мовлади, Хромову на руках вынес Алик. Сама она идти не смогла. И Чебурашка в страхе думала, как бы при?зжая ночью не отдала концы. Тогда хоть вешайся.

Теперь, убедившись, что Хромова жива и даже передвигается без посторонней помощи, Чебурашка тут же позабыла про муки совести и пожалела, что притащилась сюда, как последняя дура. Но повернуться и уйти не решилась несмотря на то, что Сашка с недоумением вылупилась на нее.

– Ты как? – спросила у Марьяны Чебурашка. – Ничего?

– Сама не видишь? – ответила за сестру Сашка.

– Может, лекарства какие-то нужны? Я схожу, – сказала Чебурашка.

– Куда ты сходишь? Думаешь, аптека сейчас открыта? Как же! Станут они работать, когда вокруг такое творится!

Марьяна одевалась, не принимая участия в разговоре.

– Да чего ты выступаешь, блин? – внезапно окрысилась Чебурашка. – Я просто помочь хотела. Не надо так не надо!

– Все равно спасибо тебе, – сказала Марьяна.

И тут Чебурашка почувствовала, что начинает краснеть. С ней это случалось редко, но, уж если случалось, щеки ее становились свекольного цвета, чего нельзя было не заметить.

– Жарко тут у вас… – пролепетала Чебурашка, лихорадочно подыскивая повод, чтобы уйти.

– А что там на улице делается? – спросила Сашка. – Где стреляют?

– В центре. А тут вроде спокойно.

– Слышишь? – живо обернулась Сашка к Марьяне. – А Куренные как раз недалеко от центра живут. Нельзя туда идти. Скажи, Чебурашка!

– Нельзя, – кивнула та. – Шлепнут.

В ней снова проснулась ненадолго притихшая ревность. Уж измолотили эту Марьяну чуть не до смерти, а она едва очухалась – и сразу к

Алику! И ведь даже стрельбы не боится, стерва. Еще больше ее пугнуть, что ли?

Чебурашка уже открыла рот, чтобы нагородить всяких ужасов про перестрелку в центре города, но тут же передумала. Пусть эта трехнутая приезжая лезет под пули. Сама будет виновата, если что. Ну а доберется до Алика, он на нее и взглянуть не захочет с такой разбитой рожей. Плюнет и отвернется.

– Ну ладно, я пошла, – заторопилась Чебурашка. – Чао!

Когда дверь за ней захлопнулась, Сашка сказала недовольно:

– И чего, спрашивается, ее принесло?

– Ну как? Меня проведать. По-моему, очень даже трогательно, – ответила Марьяна.

– Не смеши!

– А в чем дело?

– Да в том, что сроду за ней такого не водилось. Ей же все до фонаря. Бабушка у них умирала, так она в это время на дискотеке отрывалась. Родная бабушка! А ты ей совсем чужая. Не наша даже. С какого перепуга вдруг такая забота?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Какая-то тут подлянка, честное слово!

– Брось ты ерунду городить! – отмахнулась Марьяна.

– А ты заметила, как она покраснела? – не унималась Сашка. – Когда ты ей спасибо сказала. Чего тут краснеть? Может, совесть нечиста?

– В каком смысле?

– А ты подумай, сестричка. Кто на тебя боевиков навел? Что если она?

– Да зачем ей? – искренне удивилась Марьяна.

– Не знаю…

– Не знаешь, так нечего зря на человека наговаривать! – сердито сказала Марьяна. – Давай объясняй лучше, где дом Алика!

– Я с тобой пойду! – вдруг с отчаянной решимостью объявила Сашка. -

Гори оно все огнем!..

Вооруженные люди в камуфляжной форме окружили трактор с прицепом.

– Не двигаться! – раздался из темноты властный голос. – Руки на голову! Быстро!

Все сидевшие в прицепе молча повиновались. Один только вскочивший на ноги Чванов будто не слышал приказа.

– Товарищи! – громко сказал он. – Мы свои, товарищи!..

– Руки! Кому сказано? – прогремел все тот же властный голос.

Клацнул передернутый затвор.

Чванов положил руки на голову, но остался стоять.

– Кто такие? – донеслось из темноты.

– Да свои мы, я же говорю! – сердито ответил Чванов. -

Краснокумские. Домой возвращаемся. С огородов.

– Назад поворачивайте! В город нельзя!

– Почему? Объясните толком. Что случилось?

Луч командирского фонарика пробежал по напряженным лицам людей, сидящих в прицепе, и остановился на Чванове.

– Город захвачен боевиками, – сказал командир. – Отряд моджахедов.

Сейчас будем их оттуда выковыривать. А вы поворачивайте назад.

На секунду-другую люди в прицепе онемели. А потом повскакивали с мест, крича все вместе. Кто-то из женщин громко заплакал.

– Без паники, товарищи! Без паники! – тщетно призывал командир. -

Город окружен нашими частями! Все под контролем!

– Тебе легко говорить! – истерично выкрикнула мать Людки Швецовой. -

А у нас там дети!

– Им вы сейчас не поможете, – отрезал командир. – Наоборот, только нам помешаете. И у меня приказ – никого в город не пускать. Ясно?

Но ему не удалось вразумить смятенных родителей. Люди стали выпрыгивать из прицепа на землю.

– Это у тебя приказ! А я ваши приказы в гробу видала! – бросила командиру в лицо Сашкина мать, Тоня. – Я пешком туда пойду, если так! И никто меня не остановит! Или ты по своим стрелять будешь?

Женщины еще сильнее зашумели, наступая на командира.

– А ну кончай галдеж! – вдруг заорал Чванов. – Не на базаре, мать вашу! Командир прав, нечего вам там делать! Только лишнюю панику устроите. А от этого лишь хуже будет. Головой думать надо, а не задницей!

Яростный крик Чванова немного отрезвил женщин. Они притихли, бросая на него злые взгляды.

– Послушай, командир, – негромко сказал Чванов. – Бабам, конечно, лучше здесь остаться. От них только шум и никакой пользы. Но у нас тут мужики имеются. Все служили в свое время. Выдай нам оружие.

– Нет у меня для вас оружия, – покачал головой командир.

– Быть того не может. Дай, не пожалеешь.

– Не могу. Не имею права.

– Можешь! – не сдавался Чванов. – Можешь, учитывая ситуацию.

Несколько лишних бойцов всегда пригодятся.

– Нет. И не проси.

– К тому же мы местность хорошо знаем, – продолжал упорствовать

Чванов. – И по городу с закрытыми глазами вас проведем.

– Нет, земляк, – вздохнул командир. – Гражданским лицам принимать участие в операции нельзя. Категорически! И я такую ответственность на себя не возьму. Сам должен понимать, раз служил.

– Я понимаю, – сказал Чванов. – Но и ты меня пойми. Поставь себя на мое место. У меня сын в городе остался.

– Сейчас все они там – наши дети, – снова вздохнул командир. – Да ты не бзди, земляк. Мы все сделаем как надо. Уж постараемся, себя не пожалеем. А ты лучше своих успокой, чтобы под ногами не путались.

Чванов только скрипнул зубами.

– Договорились? – спросил командир.

– Ладно…

Чванов отошел к своим, сбившимся в кучку, и спросил:

– У кого закурить есть?

Серафим Андреевич услужливо протянул пачку. Пальцы у него подрагивали. Чванов глубоко всосал сигаретный дым. Дым был горек, как желчь.

А на горизонте продолжали возникать вспышки, сопровождаемые непрекращающейся канонадой. Бой там шел серьезный. И, кого пощадят снаряды, кого нет, одному Богу известно. Только на него одного и была надежда.

Участковый Шульгин вместе с боевиками оказался в кольце окружения.

Самым разумным в этой ситуации было бы дождаться окончания боя и тогда выйти из укрытия. Но Шульгин счел такое поведение непростительной трусостью. Он горел желанием внести свою лепту в победу над врагом.

То, что участковый находился в тылу у противника, давало ему определенное преимущество. Только воспользоваться им Шульгин не мог.

Свой последний патрон он истратил на Сергея-Мовлади, и теперь бесполезный пистолет оттягивал руку.

Возможно, участковому так и не удалось бы вмешаться в ход боя, если б он не приметил снайперское гнездо, устроенное на крыше одного из домов. Засевший в чердачном окне боевик вел огонь прицельными одиночными выстрелами, поэтому засечь его было трудно. Но Шульгин засек и решил во что бы то ни стало уничтожить снайпера.

В подъезд участковый проник без труда и стал осторожно подниматься по лестнице. Дверь на чердак была приоткрыта. Шульгин проскользнул в щель и опустился на пол. К окошку, из которого вел огонь боевик, участковый пробирался ползком, затаив дыхание.

Наконец в оконном проеме он увидел силуэт снайпера. Здоровенный бородатый мужик стоял на коленях, прильнув к оптическому прицелу винтовки. Рядом с ним валялся автомат.

Снайпер находился буквально в двух шагах от Шульгина. Но участковому это расстояние казалось огромным. Продвигаться дальше ползком было опасно. Значит, надо быстро вскочить на ноги, одним прыжком оказаться рядом с моджахедом и оглушить его рукояткой пистолета.

Шульгин весь напружинился, готовясь к броску.

Но в этот момент снайпер каким-то звериным чутьем почуял опасность у себя за спиной и начал медленно оборачиваться.

Шульгин прижался лицом к пыльному полу. Спина его в одно мгновение стала мокрой. Он ждал выстрела, но его не было. Снайпер, ослепленный солнечным светом, ничего не мог рассмотреть в темноте чердака.

Шульгин понял это, подняв голову. Но через секунду-другую глаза снайпера привыкнут к темноте, и тогда…

Шульгин не стал дожидаться, что будет тогда. Он бросился вперед с оглушительным, яростным криком, вырвавшимся из груди. Не ожидавший нападения снайпер замешкался, и это спасло участковому жизнь. В следующий момент он изо всех сил ударил снайпера рукояткой пистолета по голове.

Боевик оказался крепким парнем. Несмотря на сокрушительный удар он сумел обхватить Шульгина жилистыми руками и с такой силой сдавил участкового, что у того затрещали ребра. Шульгин выронил пистолет и вцепился снайперу в горло. Они катались по полу, задыхаясь и хрипло матерясь, каждый на своем языке.

Вскоре участковый почувствовал, что силы оставляют его. Когда снайпер в очередной раз оказался сверху, Шульгин неожиданно увидел над собой сверкающее лезвие ножа. Как и откуда успел его достать моджахед? Шульгин чудом успел перехватить руку с ножом, но удержать ее не смог. Лезвие неумолимо опускалось к его горлу. И тогда Шульгин последним отчаянным усилием врезал снайперу между ног коленом. Удар получился на славу. Моджахед покачнулся и с шумом втянул ртом воздух. Шульгин, воспользовавшись моментом, сбросил снайпера с себя и навалился на него всем телом.

Внезапно снайпер с громким стоном обмяк. Шульгин не понял, как это получилось. Скорее всего случайно. Но факт оставался фактом – нож вонзился моджахеду прямо в сердце.

Целую минуту участковый приходил в себя. Потом, не глядя на мертвого врага, притянул к себе автомат, валявшийся на полу, и поднялся на дрожащих ногах во весь рост…

В том, что случилось дальше, сержанта Вагина винить нельзя. Вагин уже полчаса вел поединок со снайпером моджахедов, засевшим на чердаке. И когда в оконном проеме возникла мужская фигура, он тут же нажал курок. Человека в окне словно ветром сдуло.

– Спекся, сука! – удовлетворенно сказал Вагин и дослал в ствол следующий патрон.

Плечо Шульгина обожгло огнем. Участкового отбросило в сторону. Он попытался приподняться и увидел, что рубашка на груди быстро набухает кровью.

– Свой достал… – прошептал Шульгин. – Вот ведь глупость какая!..

Неверными шагами он спустился по лестнице, одной рукой держась за стены, другой – волоча за собой автомат. Шульгин надеялся, что все не так страшно, что на свежем воздухе ему станет полегче. Но улица закачалась в его глазах, точно пьяная, а солнце над ней показалось ему черным.

Выстрелов Шульгин не услышал. Автоматная очередь прошила его с головы до ног. На этот раз по нему стреляли уже не свои. Чужие.

Шульгин рухнул на асфальт лицом вниз, не успев почувствовать боли.

Он был мертв.

Первым на участкового наткнулся Андрюха Тюменев. Издалека он не узнал Шульгина в лежавшем плашмя мертвом человеке. Андрюху интересовал автомат, валявшийся рядом с трупом.

Тюменев уже протянул к нему руку, когда вдруг понял, что знает убитого. Он осторожно повернул окровавленную голову лицом к себе и замер.

Доставучий мент, показавший себя за последние два дня классным мужиком, умер как герой. В этом Андрюха ничуть не сомневался. И

Тюменев ощутил такую горечь, какой он не знал ни разу в жизни.

Людка Швецова не смогла усидеть в четырех стенах. Телевизор по-прежнему не работал, радио молчало. Плеер она сама пару дней назад расколотила, уронив на пол. И перекинуться словом было не с кем.

Людку неудержимо тянуло на улицу, где, судя по усилившейся стрельбе, происходило самое главное. О том, что там можно нарваться на пулю,

Швецова не думала. Умереть такой молодой и красивой казалось ей полной нелепостью.

Однако она отдавала себе отчет, что просто так пройтись по городу в качестве стороннего наблюдателя ей не удастся. Не то время и не то место. Вот если бы у нее были какие-то неотложные дела. Но какие могут быть дела в такой мясорубке!

И тут Людке вдруг вспомнилось кое-что, напрочь вылетевшее из головы из-за налета моджахедов. Позавчера ее соседку по лестничной площадке, Аньку Засухину, забрали в родилку. Они с Засухиной не были такими уж задушевными подружками, но частенько болтали по-соседски о всякой ерунде. Швецова даже была свидетельницей на Анькиной свадьбе.

Когда ее мужа забрили в армию, несмотря на Анькину беременность,

Швецова взялась из сочувствия опекать солдатку, а когда родители молодоженов собрались на огороды, пообещала навещать Аньку. Но началась эта хреновина с боевиками, и все прочее отъехало на второй план. А ведь Анька, может быть, уже родила. И каково ей там одной с грудничком, посреди начавшихся ужасов?

Добрая Людкина душа не могла с этим смириться. Швецова пошарила по закромам своей квартиры и наскоро собрала какую-никакую передачку для Аньки. Правда, она не была уверена, что пачка вафель, ванночка с плавленым сыром и пол-литровая банка варенья домашнего производства годятся для роженицы. Но более подходящих гостинцев в доме не нашлось. Швецова уложила все это в пластиковый пакет и вышла из подъезда.

То, что улица была совершенно пуста, Людку не удивило. Ясное дело, все, кто остался в городе, попрятались, где смогли, хотя перестрелка шла уже довольно далеко отсюда, поближе к центру. И это Швецовой не понравилось. Больница с родильным отделением находилась именно там.

Людка постояла секундочку, потом упрямо тряхнула головой и пошла на звуки выстрелов.

За это время ситуация в городе сильно переменилась. Благодаря помощи

“Команды” спецназ вышиб боевиков с окраин. Вот тут-то Али-хан и вынужден был пустить в ход свой последний козырь. Уцелевшие моджахеды укрылись в здании больницы.

Швецова ничего этого не знала. Сделав большой круг, чтобы обойти те места, где перестрелка велась наиболее интенсивно, она приблизилась к больнице сзади в тот самый момент, когда спецназовцы замыкали кольцо вокруг здания. Последние метры до дверцы черного хода ей пришлось проползти по-пластунски, и Людка с неудовольствием подумала, что она извозится в пыли, как свинья. Но пути назад уже не было.

Черный ход, на счастье, оказался незапертым. Швецова с облегчением захлопнула за собой железную дверцу и уже собиралась подняться на ноги, когда сильный пинок повалил ее на пол.

– Вы что? Обалдели, что ли? – возмущенно крикнула Людка.

Она подняла голову. Над ней, оскалившись, стоял чернобородый боевик.

Дуло его автомата смотрело ей прямо в лоб.

– Ну ты попала, подруга… – пробормотала Людка, не столько испуганная, сколько удивленная.

Она никак не думала, что внутри больницы могут быть моджахеды. Но пожалеть о своей глупости не успела. Боевик больно заломил ей руку и потащил Швецову за собой…

В больнице находился и Али-хан, вынужденный покинуть дом Куренных.

Он вместе с верным Азретом сел в джип, и водитель на бешеной скорости погнал в больницу. Спецназовцы тут же открыли огонь по движущейся мишени. Али-хан даже не пригнулся. Аллах знает, когда призвать человека к себе. Но, видно, этот час для Али-хана еще не наступил. Пуля, предназначенная ему, нашла Азрета. Молчаливый телохранитель выполнил свой долг до конца, прикрыв собой командира.

Али-хан сам вынес его на руках из джипа, ногой распахнул больничную дверь и крикнул:

– Врача! Быстро!..

Шамиля Каюмова, подталкивая прикладами, подвели к амиру.

– Спаси его, – сказал Али-хан. – Спасешь – проси, что хочешь.

Он осторожно опустил Азрета на пол. Главврач присел рядом на корточки. С первого же взгляда он понял, что помощь его боевику уже не нужна.

– Ну что? – спросил Али-хан. – Что?..

– Он умер, – ответил Касымов и отпустил безжизненную руку Азрета.

Али-хан на своем веку навидался смертей, но эта потрясла его. Он смотрел в остекленевшие глаза Азрета и не чувствовал ничего, кроме глубокой печали, которую нельзя было выразить словами. Когда наконец амир пришел в себя, он удивился стоявшей вокруг тишине. Как будто гибель Азрета положила конец бою.

Но это, конечно, было не так. Просто спецназовцы прекратили огонь, не решаясь обстреливать больницу, где в заложниках оказалось полтора десятка краснокумцев. В этом смысле расчет моджахедов оказался верным. Здесь они чувствовали себя почти в безопасности.

Тем не менее по всему зданию были на всякий случай установлены взрывные устройства со специальными растяжками. Ильяс, не дожидаясь распоряжений командира, приказал вытащить всех больных из подвального помещения и рассадить их на подоконниках в качестве живого щита. Перепуганные медсестры не избежали общей участи.

Молоденький дежурный врач с отчаянной смелостью пытался преградить дорогу моджахедам, тащившим к окну зареванную Аню Засухину, прижимавшую к груди новорожденного сына. Сокрушительный удар прикладом повалил врача на пол. Потеряв сознание, он распластался на паркете. Из разбитой головы толчками вытекала кровь. Касымов сбросил с себя белый халат, разорвал его и сумел кое-как наложить повязку на жуткую рану.

Притащили к окну и Швецову. Людка ругалась, как десять подвыпивших мужиков, пока ей не врезали по губам, заставив замолчать.

Куренного-старшего тоже усадили в распахнутом окне. Сердце у него колотилось с такой силой, словно пыталось изнутри сломать ребра.

Куренной держался из последних сил, а в душу холодной змеей заползал страх. Вдруг случайно убьют свои же?

Этого боялись и остальные заложники. Сейчас свирепые боевики уже не казались им такими страшными. Более того, моджахеды тоже оказались под прицелом спецназовцев. И это обстоятельство странным образом объединяло заложников с боевиками. У них теперь была одна судьба на всех.

– Не стреляйте! Не стреляйте! – неслись из всех окон жалобные крики.

Одна только Швецова как сумасшедшая вопила;

– Не слушайте их! Стреляйте!..

Но ее голос тонул в общем шуме.

Али-хан бесстрастно сидел в стороне, предоставив инициативу Ильясу.

Он был уверен, что на штурм больницы федералы не пойдут. Значит, сейчас объявятся переговорщики и начнется бессмысленный торг.

Моджахедам предложат сложить оружие, обещая взамен сохранить жизнь.

Но соглашаться на это – чистое безумие. Позорный плен хуже смерти. И все опять вернется на круги своя. Снова напряженное ожидание и новый переговорщик все с теми же предложениями.

А самое нелепое в этой ситуации то, что переговоры не имели никакого смысла. Все решалось не здесь, все решалось на другом, гораздо более высоком уровне. Там происходит весь расклад, и оттуда поступают приказы, от которых зависят десятки, а может быть, сотни человеческих жизней.

Али-хан достал из кармана мобильник и проверил, не разрядился ли он.

Аппарат был в порядке, но звонить главе джамаата Али-хану не позволяла гордость. Тем более что подобное развитие событий предусматривалось еще до начала рейда в Краснокумск. Советоваться было не о чем. То, что каждый моджахед готов умереть во славу

Аллаха, подразумевалось само собой. Так и случится, если не последует звонка с новым приказом.

Али-хан невольно вздрогнул, когда мобильник в его руке вдруг подал писклявый сигнал. Голос в трубке был незнаком амиру.

– Это Али-хан? – спросил незнакомец.

– Да, – осторожно ответил амир.

– С вами говорит полковник ФСБ Аксенов. Вы меня хорошо слышите?

– Слышу, – сказал Али-хан. – Но как вы узнали?..

На том конце провода раздался короткий смешок.

– Наша служба тоже кое-что умеет, – сказал Аксенов. – Не зря хлеб едим.

Али-хан стиснул зубы. Он и сам мог догадаться, что федералы рано или поздно его вычислят.

– Теперь будем с вами на связи, – сказал Аксенов.

Русский полковник говорил таким тоном, словно разговор шел о каких-то будничных вещах, а не о жизни и смерти.

– Зачем нам связь? – спросил Али-хан.

– Для переговоров. Мы сейчас вышлем к вам человека. У него все полномочия. Так что попрошу вас без стрельбы.

– Пусть приходит, – равнодушно сказал Али-хан.

Зачем нужна затяжка с переговорами, когда конец заранее известен, он понять не мог. Но отказаться не мог тоже.

Вскоре на пятачке возле больницы появился человек, размахивающий белой тряпкой.

– Не стрелять! – крикнул Али-хан.

Переговорщик медленным шагом приближался к зданию. Руки он держал над головой, показывая, что у него нет оружия.

В наступившей тишине стал слышен робкий щебет птиц. Обыкновенная мирная жизнь, похоже, возвращалась в город.

– Все! – сказал Алик. – Победа!

До этой минуты он добросовестно выполнял приказ полковника Аксенова не высовывать носа на улицу. Но теперь никакая сила не могла удержать его дома.

– Ты куда? – встрепенулась мать. – Не пущу!

– Ну, мам!..

– Без разговоров! Давай подождем еще немного.

– Да чего ждать? Не слышишь? Кончилось все.

– А если нет? Если опять начнется? Куда ты так торопишься, не пойму.

– Отца надо в больнице проведать, – нашелся Алик.

– Тогда пойдем вместе.

Это Алику не понравилось. А что если и в самом деле затишье временное? За себя-то он не боялся, а вот угодить в перестрелку с матерью – совсем другое дело.

Алик с обреченным видом опустился на стул. Но внутри у него все клокотало.

– Пойду пока в столовой полы вымою, – неожиданно сказала бабушка. -

Чтобы духу этих фашистов в доме не осталось.

– Я помогу, – сказала мать.

Ей тоже было необходимо занять себя, чтобы не сидеть в мучительном ожидании.

Алик остался в комнате один. Он, конечно, мог теперь незаметно выскользнуть из дома. Но что тогда начнет твориться с матерью? Как бы она не бросилась вдогонку за сыном. А ведь остальные члены его

“Команды” сейчас наверняка не сидели под добровольным домашним арестом. Только он, Алик. И это было обидно до слез.

Грустные мысли Куренного прервал осторожный стук в окно. Алик быстро отдернул занавеску и увидел за стеклом Андрюху Тюменева. Он стоял, спрятав руки за спиной. Алик распахнул окно.

– Кончай прятаться! – сказал Тюменев. – Дело есть.

– Какое дело? Ведь уже все, да? Наши победили?

– Победили, да не совсем, – сказал Тюменев. – Эти гниды в больнице засели, представляешь? Всех там в заложники взяли. И наши стрелять по больнице не могут.

– Ну?

– Баранки гну! – ответил Тюменев. – Больницу окружили. Переговоры идут. Только они не сдадутся просто так, падла буду!

Алик сразу же представил себе отца, беспомощно лежащего под капельницей, и до боли сжал зубы.

– Короче, пошли! – сказала Тюменев.

– Куда?

– Постреляем, – усмехнулся Тюменев.

Он вынул руки из-за спины и показал Куренному самый настоящий автомат.

– Где взял? – изумленно спросил Алик.

– Да сейчас по городу стволов навалом. Мертвяков не успевают подбирать, не то что оружие.

Про смерть участкового Шульгина он решил пока не говорить.

– Отберут, – покачал головой Алик. – Наши же и отберут, Андрюха. Так тебе и позволят вместе со спецназом больницу штурмовать!

– А я и не собираюсь. Мы по-другому сделаем. Похитрее… Ну так ты идешь или как?

Алик, не раздумывая больше, одним прыжком перемахнул подоконник и оказался рядом с Тюменевым.

За углом их поджидали Витек Чванов и Ринат. У Рината на груди висел второй автомат. Витек держал в руках гранату.

– А для меня ничего нет? – спросил Алик.

– Держи!

Андрюха вынул из-за пазухи пистолет и протянул его Куренному. Ощутив ладонью ребристую поверхность рукоятки, Алик почувствовал себя крутым до невозможности.

– Ну давай, Андрюха, рассказывай, что у тебя за план, – деловито сказал он.

План Тюменева с первого взгляда напоминал вольный пересказ какого-то клёвого боевика. Суть плана заключалась в том, чтобы проникнуть во двор больницы через канализацию. В свое время Андрюха, намереваясь сшибить немного денег на пиво и сигареты, подрядился помогать рабочим, занимавшимся чисткой городского нутра. Тогда-то он и узнал о подземных ходах, пронизывающих весь город. Ходов было не так уж много, и один из них, Андрюха это помнил точно, выходил как раз в больничный двор. Моджахеды не ожидают появления в тылу вооруженного противника. Всех, конечно, перестрелять не получится, но шороху можно навести – будь здоров. И главное – отвлечь на себя внимание боевиков, упростив задачу спецназу.

– Круто! – согласился Алик. – А стрелять-то все умеют?

– Я показал, – ответил Тюменев.

Когда и где он научился обращаться с оружием? Алик не стал спрашивать. Какая разница! Куренной сразу загорелся Андрюхиной идеей.

А вот рассудительный Ринат, похоже, сомневался в успехе.

– Ребята, – тихо сказал он, – а может, про подземный ход спецназовцам рассказать? Они все лучше сделают. Они же профессионалы.

– Ну уж хренушки! – вспылил Тюменев. – Это м о й план! Мой, понял? А если у тебя очко играет, вали домой. Без тебя обойдемся. Пацаны в наши годы такие дела проворачивают – зашибись! А мы что, хуже?

Каких пацанов и какие дела имел в виду Тюменев, так и осталось загадкой. Но его слова еще больше подхлестнули Куренного. Если все выйдет так, как планирует Андрюха, это же будет полный атас! Чуть ли не Героев России могут дать!

– Показывай, куда идти! – сказал Алик, сгорая от нетерпения.

Неподъемную крышку канализационного люка им удалось сдвинуть в сторону только вчетвером. Первым по железной лесенке в разинутую пасть колодца спустился Андрюха Тюменев. За ним – Алик, потом -

Витек и Ринат.

Теснотища внизу была жуткая. Они стояли в полной темноте, прижимаясь друг к другу плечами.

– Теперь куда? – почему-то шепотом спросил Алик.

– Сейчас… – ответил Тюменев.

В его руке зажегся карманный фонарик. Бледный луч выхватил из темноты осклизлые своды коллектора.

– За мной! – скомандовал Тюменев.

Под ногами хлюпала вонючая жижа. Идти приходилось согнутыми в три погибели. Внезапно впереди, на трубах, тянувшихся вдоль стен, стали вспыхивать десятки непонятных красных огоньков.

– Андрюха, смотри! – испуганно сказал Витек. – Что за байда?

– Крысы, – спокойно отозвался Тюменев.

Это луч фонарика отражался огоньками в крысиных глазах. Здоровенные твари с отвратительным писком заметались по трубам. Некоторые шмякались вниз, в зловонное месиво.

Куренной невольно содрогнулся и поднял руку с зажатым в ней пистолетом.

– Убери пушку! – крикнул Тюменев. – Ты что, охренел? Видишь, они сами нас боятся! И патроны надо беречь, Алик!

Куренной послушно спрятал пистолет.

Пацаны шли и шли вперед, потеряв счет времени.

– Ну что, Андрюха, скоро? – не выдержал Витек.

– Скоро, скоро! – раздраженно отмахнулся Тюменев. – Не возникай!

Неожиданно подземный ход раздвоился. Андрюха встал как вкопанный.

Куда идти дальше, он не знал.

Ильяс лично сопроводил переговорщика к Али-хану. Проходя по коридорам, переговорщик скользнул цепким взглядом по растяжкам, опутавшим все больничное здание, но лицо его осталось бесстрастным.

– Садитесь, – сказал Али-хан переговорщику и сделал знак Ильясу оставить их один на один.

Переговорщик был человеком средних лет в штатской одежде. Никакого волнения в нем не чувствовалось. Он опустился на стул и выжидательно посмотрел на Али-хана.

– Слушаю вас, – сказал Али-хан.

– Это я хотел бы вас послушать, – неожиданно дружелюбным тоном ответил переговорщик.

– Вы ведь получили мое письмо? – сухо спросил Али-хан.

– Получили.

– Там все сказано. Наши требования не изменились.

– Они невыполнимы, – сказал переговорщик с извиняющейся улыбкой.

Однако Али-хан не был настроен на светскую беседу.

– Мне нечего добавить, – сказал он.

– Но вы же прекрасно понимаете, что, если бы мы даже приняли ваши требования, их невозможно выполнить немедленно, – развел руками переговорщик. – И за неделю невозможно. И даже за месяц. Ведь вы военный человек и сами знаете, что вывод наших частей со всего

Кавказа – долгий процесс.

– Вы начните. Потом поговорим.

– А как вы себе представляете освобождение ваших людей, находящихся в заключении? – продолжил переговорщик, будто не слыша Али-хана. -

Ведь они отбывают наказание по приговору суда. Его отменить невозможно.

– Все возможно, если на то есть добрая воля, – возразил Али-хан. – В конце концов существует обмен.

– Обменять мирных людей, взятых в заложники, на ваших бойцов, у которых руки по локоть в крови? – удивленно спросил переговорщик. -

Вы считаете, что это равноценный обмен?

– Перед Аллахом все равны.

– Я, простите, не большой знаток Корана, но сомневаюсь, что в нем можно найти оправдание захвату больницы.

Лицо Али-хана покраснело от сдерживаемого гнева.

– Не судите о том, чего не знаете! – резко сказал он. – Я не собираюсь читать вам суры, которых вы все равно не поймете. Ситуация предельно ясная. Если вам больше нечего сказать, давайте на этом и закончим!

– Но вы же еще не выслушали наши предложения! – напомнил переговорщик.

– Я их и так знаю, – презрительно усмехнулся Али-хан. – Мы складываем оружие, а вы даете нам спокойно уйти из города. Так?

– Не совсем, – мягко возразил переговорщик. – На сдаче оружия мы не настаиваем. Нам известно, что отдать оружие противнику для ваших людей несмываемый позор. Можете оставить его себе. Но вы мне дадите слово, что никто из находящихся в больнице не пострадает и с вашей стороны не будет произведено ни одного выстрела. Офицерскому слову мы готовы поверить.

– Я больше не офицер.

– Но вы им были!

– Верно, был, – с горечью сказал Али-хан. – Но я давал присягу другой стране. Теперь я от нее свободен.

– Но не от офицерской чести. Я со своей стороны гарантирую, что ваш отряд уйдет беспрепятственно.

– Извините, не верю.

– Не верите? Почему?

– Потому что мне известны случаи, когда такая договоренность нарушалась, – сказал Али-хан. – Людей безжалостно расстреливали и брали в плен. Не слышали? А ведь такое бывало. И все преподносилось как военная хитрость. Как у вас говорится, война все спишет!

Переговорщик на мгновение задумался, а потом сказал:

– Я готов сам стать заложником. И, если договоренность будет нарушена, мне – первая пуля.

– Слабое утешение, – снова усмехнулся Али-хан. – Но все это пустые разговоры, недостойные настоящих мужчин. Мы уйдем отсюда только на наших условиях. В противном случае будем стоять до конца. И вам это обойдется дорого. Очень дорого.

– Да, я знаю, вы умеете сражаться, – сказал переговорщик. – Но какой в этом смысл? Начнется бойня. Вы, по вашим понятиям, геройски погибнете. Однако никакого коренного перелома не произойдет. К чему тогда бессмысленные жертвы с обеих сторон?

– Надо было раньше об этом думать, – покачал головой Али-хан.

– Но и сейчас не поздно.

– Поздно.

Больше говорить было не о чем. Переговорщик ушел, пообещав связаться с Али-ханом в течение получаса. Амир молча кивнул. Ничего хорошего от этого звонка он не ожидал.

Беда, как известно, не приходит одна.

Андрюха Тюменев сделал неловкий шаг, поскользнулся и, чтобы не упасть, оперся о стену. Фонарик выскользнул из его руки и с негромким плеском упал вниз. Непроницаемая мгла сомкнулась вокруг ребят.

– Блин! – сплюнул Тюменев.

Он присел и стал водить рукой в зловонной жиже. Фонарик удалось нащупать довольно быстро. Но батарейка уже успела промокнуть, и

Андрюха только зря вывозился в грязи.

– Так куда теперь идти? – нетерпеливо спросил Алик. – Налево или направо?

– А хрен его знает! – честно признался Тюменев. – Давайте разделимся. Двое туда пойдут, а двое сюда.

– Нет, – сказал Куренной. – Надо вместе держаться. А то заблудимся и будем тут ползать неделю.

– Алик прав, – поддержал Куренного Ринат.

Они на ощупь двинулись вправо, и шагов через двадцать шедший впереди

Андрюха наткнулся на железную лесенку, уходящую вверх.

– Есть! – радостно воскликнул он. – Тут колодец!

– Тот самый?- спросил Витек.

– Посмотреть надо.

Тюменев вскарабкался по скользким ступенькам и уткнулся головой в крышку люка. Он попробовал ее приподнять, но крышка оказалась слишком тяжела. Как ни пыхтел Андрюха, ему не удалось сдвинуть ее с места.

– Плотно сидит, зараза! – сказал Тюменев. – Помогите кто-нибудь.

Алик понадежнее засунул за пояс пистолет и полез наверх. Он едва уместился на ступеньке рядом с Андрюхой. Но даже вдвоем совладать со сволочной крышкой не удалось. Они только слегка приподняли ее. В образовавшуюся щелку Тюменев все-таки разглядел кое-что.

– Облом! – прохрипел он. – Не туда заехали.

Крышка люка снова встала на место.

– Точно? – растерянно спросил Алик.

– Точнее не бывает.

Они вернулись назад, к тому месту, где подземный ход раздваивался, и теперь пошли налево. На поиски следующего люка пришлось потратить еще минут двадцать. И опять он оказался не тем, который был нужен, но Андрюха уверенно сказал:

– Сейчас правильно идем. Уже недалеко.

Однако и третий люк находился еще на приличном расстоянии от больницы. Пацаны совсем выбились из сил, когда Тюменев определил, что они добрались до финиша.

Но радость была преждевременной. Приподнять крышку они опять смогли, а вот сдвинуть ее в сторону никак не получалось.

– Передохнуть надо, – сказал Алик.

Отдых был коротким. А потом Куренной с Тюменевым снова уперлись руками в крышку, чуть не лопаясь от напряжения. И крышка с противным металлическим скрежетом слегка подалась. Медленно, с трудом отвоевывая сантиметр за сантиметром, Алик и Андрюха сдвигали ее в сторону. Узкий лучик солнечного света постепенно превратился в широкую полосу. В канализационный люк хлынул поток свежего воздуха.

Сразу задышалось легче. И вот уже Тюменев, первым выбравшийся из колодца, без сил рухнул на землю. За ним вылез Куренной. Потом -

Витек. И, наконец, Ринат. Никто из них не заметил, что возле люка, шагах в десяти, стоят, вскинув автоматы, несколько боевиков…

Хитрый план “Команды” изначально был обречен на провал. Наивно было предполагать, что моджахеды окажутся лохами и позволят обвести себя вокруг пальца. Они зорко держали круговую оборону, и, конечно же, зашевелившаяся крышка люка на больничном дворе не ускользнула от их внимания.

– Лежать! Не двигаться! – раздался злобный окрик.

Пацанов словно парализовало под наведенными на них стволами. Один из боевиков подошел поближе и ногой отшвырнул в сторону лежавшие на земле автоматы.

– Брось пистолет, собака! – скомандовал он Алику.

Пистолет выпал из руки Куренного. Боевик быстрым движением выхватил у Касымова гранату.

– Сколько там еще? – спросил он, кивнув на отверстие люка.

– Никого… – прошептал Алик побелевшими губами.

Боевик смерил его ненавидящим взглядом, выдернул чеку и кинул гранату в люк. Через пару секунд под землей громыхнул взрыв. Из люка вырвался столб смрадного дыма. В воздух взвились какие-то ошметки. К счастью, никого не поранило.

– Встать! – приказал боевик. – Встать, шакалы!

Пацаны поднялись на ноги и, дрожа, прижались друг к другу. Близкая смерть уже коснулась их лиц своим холодным крылом.

И Алик Куренной понял, что у него осталось всего несколько секунд, чтобы не умереть молча, чтобы бросить эти гадам в лицо свой последний крик.

– Да здравствует Россия!.. – заорал он срывающимся голосом, сам не понимая, откуда вдруг взялась у него эта фраза.

А дальше пошел сплошной мат-перемат, поскольку других слов, идущих от души, у Алика на грани жизни и смерти не нашлось.

Моджахеды уходили из города на закате воскресного дня. Штурма больницы все-таки удалось избежать. Но переговоры тут были не при чем. Всё решил телефонный звонок главы джамаата.

– Возвращайся, Али-хан, – сказал он.

Амир чуть не раздавил в ладони свой мобильник.

– Возвращаться?

– Да. Ты свое дело сделал.

Али-хан был готов и к такому варианту. Значит, рейд в Краснокумск признан удавшимся. Моджахеды показали свою силу всему миру. И сейчас, должно быть, об этом кричат заголовки газет, этому посвящены экстренные спецвыпуски телевизионных новостей. Словом, шумиха на весь белый свет; что, собственно, и требовалось от рейда. А сколько человек отправились на свидание с Аллахом, не так уж важно. Тем более что умереть за правое дело – великая честь.

– Ты меня слушаешь? – раздался недовольный голос в трубке.

– Да, да. Конечно.

– Об условиях своего ухода договорись сам. Тебя учить не надо.

– Да, – сказал Али-хан.

– Ты город заминировал?

Али-хан ждал этого вопроса, но ответил нехотя и едва слышно:

– Нет.

– Почему?

– Не успел.

– Как не успел?..

Али-хан промолчал. Бессмысленно было объяснять, что в городе каким-то образом оказался агент федералов, корректировавший огонь, и потому хорошо продуманная оборона развалилась на части. О том, чтобы заминировать город, даже думать не пришлось.

Выдержав паузу, голос в трубке зловеще пообещал:

– Ответишь перед шурой.

– Отвечу, – сказал Али-хан и выключил мобильник.

Он знал, что от шуры – высшего мусульманского суда – пощады не будет даже ему.

После этого звонка Али-хан провел еще один, заключительный раунд переговоров. Дело двигалось со скрипом, но в конце концов все утряслось. Самым трудным оказался вопрос о транспорте.

Ильяс пришел в исступление, обнаружив испорченный “Командой” автобус. Брызгая слюной, он кричал Али-хану, чтобы тот потребовал у федералов машину, равноценную “Икарусу”. Но тут коса нашла на камень. Ответ был однозначный: моджахедам и так уже сделаны неслыханные уступки, а поэтому единственный транспорт, который им могут предоставить, – это трактор с грузовым прицепом. Тот самый, что возил краснокумцев на огороды. После утомительных споров Али-хан согласился.

И вот наступил момент, когда пятнистый джип амира медленно отъехал от больничного здания. Следом кашляющий трактор потащил прицеп. В середине прицепа лежали тела убитых. Двадцать три уцелевших боевика с оружием в руках сидели вокруг них. А по всему периметру грузового кузова, опять же в качестве живого щита, расположили заложников, которых обещали отпустить, как только отряд моджахедов окажется в безопасности. С этим категорическим требованием Али-хана федералам пришлось смириться.

Заложниками были пациенты больницы, а также Шамиль Касымов, две медсестры, дежурный врач с перевязанной головой и бледная от унижения Людка Швецова. Кроме них в прицепе находились неудавшиеся диверсанты из “Команды”: Алик Куренной, Андрей Тюменев, Витек Чванов и Ринат Касымов. Расстреливать их не стали. Они тоже попали в число заложников, что боевикам было гораздо выгоднее.

К этому времени возле больницы собралась огромная толпа, которую едва сдерживало оцепление из спецназовцев. Сюда подоспели и те, кто вернулся с огородов. У многих, стоявших в толпе, среди заложников были родные, и люди с трудом удерживались от того, чтобы не броситься им на помощь.

Марьяна Хромова и Сашка стояли рядом с матерью Алика. По лицу женщины беззвучно текли слезы. Марьяна тихонько сжала ей руку…

Час назад Марьяна вместе с сестрой пришла домой к Куренным в поисках

Алика, но уже не застала его. Только мобильник лежал на подоконнике распахнутого окна.

Мать Алика, обнаружив исчезновение сына, схватилась за сердце.

Марьяна принялась ее успокаивать, как могла:

– Не волнуйтесь, он же умный парень! Он не полезет очертя голову туда, где опасно!

Мать посмотрела на нее пустыми глазами:

– А ты кто такая? Я тебя не знаю.

– Я никто… – смутилась Хромова. – Просто Марьяна…

– Ты его девушка, что ли?

– Можно и так сказать…

Мать вдруг порывисто обняла Марьяну и прошептала ей в ухо:

– Пойдем, вместе его поищем!

Так они оказались возле больницы.

Толпа безмолвно провожала взглядами уезжающий прицеп с заложниками.

К счастью, никто не бросился вдогонку, иначе ситуация могла выйти из-под контроля и начался бы кошмар.

Когда джип и трактор с прицепом, миновав городскую окраину, выехали в степь, от больницы следом за ними двинулись два бронетранспортера и несколько машин “Скорой помощи”, срочно переброшенных из райцентра. Они должны были забрать освобожденных заложников. Но до той поры следовало строго соблюдать оговоренную дистанцию, чтобы не вызвать подозрений у боевиков.

Пацаны из “Команды” все еще находились в состоянии стресса и молча сидели с опущенными головами. Первым встрепенулся Андрюха Тюменев.

– Живем, блин! – нервно хохотнул он. – А там, на дворе, я, честно говоря, думал, нам кранты. Чуть в штаны не наложил.

– Я тоже, – попробовал улыбнуться Алик.

– А здорово ты им про Россию впарил! – сказал Тюменев. – Прямо, блин, как в кино получилось!

Куренной скривил губы. Сейчас, когда страх смерти забылся, Алику казалось, что его отчаянный выкрик был уж слишком пафосным. Словно он играл на публику. И от слов Андрюхи Куренной почувствовал себя неловко.

– Это я со страху, – пробормотал он.

– Со страху пощады просят, – возразил Ринат.

– Точняк! – кивнул Андрюха.

– Да ладно вам! – отмахнулся Алик. – Жаль, что мы облажались так по глупому. Ведь и правда могли к стенке поставить.

– Еще, может, поставят, – мрачно откликнулся Витек. – За то, что взяли с оружием.

Пацаны замолчали.

– А Витек прав, – вдруг сказал Тюменев. – Этим гадам верить нельзя.

А мы едем, как бараны на убой. Может, попробуем свалить, а?

– Вот тогда уж точно пристрелят, – ответил Алик.

Но мысль выскочить на ходу из прицепа и рвануть со всех ног уже зашевелилась в головах пацанов. Если бы только не голая степь вокруг, где нипочем не спрячешься.

– Подождите, – шепнул Тюменев, – скоро будет одно подходящее местечко. Я покажу.

Показывать ему не пришлось. Местечко, о котором сказал Андрюха, было единственным, хоть как-то пригодным для побега. Неглубокая лощинка, по которой весной протекал теперь пересохший ручей, петляла из стороны в сторону среди редких кустиков. Увидев ее, пацаны переглянулись.

– По моей команде, – негромко сказал Алик, снова почувствовавший себя командиром. – Только все вместе!..

Кашляющий трактор, поровнявшись с лощинкой, замедлил и без того неспешный ход.

– Пошли! – выдохнул Алик.

Четверка пацанов, словно подхваченная вихрем, перелетела через борт прицепа. Боевики оцепенели от такой наглости. И, пока они приходили в себя, пацанам удалось отбежать на десяток шагов. Если бы не строжайший приказ Али-хана не стрелять без его команды, беглецам вряд ли удалось бы уйти.

Только сидевший на заднем сиденье в джипе Ильяс среагировал мгновенно. Его автомат выплюнул горячую струю свинца вслед убегавшим. Али-хан все-таки успел ударить снизу по стволу, и очередь ушла вверх.

– Не стрелять! – громко крикнул Али-хан.

Ослепленный яростью Ильяс снова нажал на курок, расстреливая безоблачное небо у себя над головой.

Но самая первая пуля все-таки достала Тюменева и впилась ему в затылок. Андрюха сделал еще один шаг и рухнул на землю. Седой ковыль сомкнулся над ним.

Людке Швецовой показалось, что пуля ударила ей в сердце. Она задохнулась, в глазах у нее потемнело. В следующую секунду Людка перемахнула через борт прицепа и, не помня себя, бросилась к Тюменеву.

Андрюха лежал, раскинув руки. Людка упала на колени и стал целовать его окровавленную голову, бормоча:

– Родненький!.. Не умирай, родненький!..

Когда “Скорая” подобрала Андрюху, он еще дышал. Швецову, несмотря на ее отчаянные мольбы, в машину не взяли. И без нее мест не хватало для больных.

– Он выживет, а? Выживет? – спросила Людка у врача, глотая слезы.

– Мы не боги, – ответил врач. – Он кто тебе? Брат?

– Нет.

– Жених, значит?

– Да, – сказала Людка. – Выживет?

– Может быть. Молись, девушка.

Машина “Скорой” отъехала.

Людка смотрела ей вслед, беззвучно шевеля губами. Ни одной молитвы она не знала, хотя и носила на груди православный крестик. Но Бог должен был ее сейчас услышать. Ведь она ничего не просила для себя.

Молила только об одном – чтобы Андрюха Тюменев остался живым.

Город встречал возвратившихся заложников как героев. Пусть без цветов, без оркестра и без торжественных речей. Но радостных слез, объятий и поцелуев хватило бы на самый большой праздник.

За это время саперы успели полностью разминировать больничное здание.

Шамиль Касымов, властно покрикивая, сновал в толпе. Он торопился вернуть больных в палаты.

Алик с матерью подбежали к носилкам, на которых лежал Куренной-старший.

– Нормально все, нормально… – бледно улыбнулся он. – Раз такое выдержал, значит, уже не помру. По крайней мере в ближайшие годы.

– В палату его! Быстро! – скомандовал главврач. – Все сопли и вопли потом!

Санитары втащили носилки в больницу.

Мать ухватилась за плечо Алика. Ноги не держали ее.

– Пойдем домой, мам, – тихо сказал Алик.

– Сейчас… – Мать обвела взглядом бурлящую вокруг толпу. – Здесь девушка была…

– Какая девушка?

– Твоя… Да вот же она!

Оказывается, Хромова стояла неподалеку, не смея подойти поближе.

– Марьяна! – позвал Куренной.

– Алик!

Она вдруг бросилась к нему и крепко обняла.

– Ну уж поцелуйтесь, – усмехнулась мать.

Они поцеловались.

И тут в сумочке у Марьяны подал голос мобильник. Она торопливо включила его.

– Да, мама, Я слушаю.

– Марьяша, солнышко! – забился в трубке встревоженный женский голос.

– Что там у вас случилось? Тут по телевизору какие-то ужасы показывают!

– Чепуха! Не бери в голову, – ответила Марьяна. – Это не у нас. У нас все в порядке. Мы сейчас на остров собираемся. Купаться. Нет, нет, не поздно. Еще светло. Ну ладно, я тебе завтра перезвоню!

Марьяна спрятала мобильник и посмотрела на Алика.

– Поедем на остров? – сказала она.

– Завтра же! – отозвался он.

Людка Швецова как потерянная сидела в сторонке от всех. Ринат и

Витек подошли к ней.

– Не бэ! – сказал Витек. – Он выживет. Верно, Ринат?

– Конечно, – кивнул тот.

– Неизвестно, – качнула головой Швецова.

– Выживет, сто пудов! – уверенно сказал Витек. – Ты что, Андрюху не знаешь? Его ничем не возьмешь! Выживет!..

И Людке показалось, что именно так и будет.

Из всей “Команды” на пятачке возле больницы не было лишь одного человека.

Когда машины с заложниками стали возвращаться в город, Чебурашка ощутила в груди странную пустоту. Она пошла, сама не зная куда.

Радоваться вместе со всеми Чебурашка не могла. Жизнь ее навсегда была отравлена собственным предательством. Никто об этом не знал, но

Чебурашка-то знала, и смотреть в глаза “Команде” у нее не хватило бы сил.

Последние городские постройки остались далеко позади. Чебурашка вышла в ковыльную степь, казавшуюся бескрайней. Солнце уже зашло.

Из-за горизонта медленно надвигалась ночь. Но возвращаться домой

Чебурашка не собиралась. Ни сейчас, ни потом. Она поняла, что вообще никогда не вернется в этот город.

Чебурашка упала на землю и заплакала. Глухо, без слез.

Хирург районной больницы отошел от операционного стола, на котором лежал под наркозом Андрюха Тюменев, и сказал с уважением:

– Крепкий парень. Кажется, выгребет!..