Команда

СЕРГЕЙ ВИШНЯКОВ, ОЛЕГ КУЧЕРЕНКО

КОМАНДА

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ О ФУТБОЛЬНОЙ КОМАНДЕ «ПАХТАКОР», ПОГИБШЕЙ И ВОЗРОЖДЕННОЙ

I

ОТ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА КОМПАРТИИ УЗБЕКИСТАНА И СОВЕТА МИНИСТРОВ УЗБЕКСКОЙ ССР

11 августа 1979 года самолет, выполнявший рейс Ташкент — Минск, потерпел авиационную катастрофу в районе г. Днепродзержинска. Пассажиры и экипаж по­гибли, в том числе ряд членов футбольной команды мастеров высшей лиги «Пахтакор».

Центральный Комитет Компартии Узбекистана и Совет Министров Узбекской ССР выражают глубокое соболезнование семьям и родственникам погибших.

Правительство республики принимает меры по оказанию помощи семьям по­гибших.

ЦК КОМПАРТИИ СОВЕТ МИНИСТРОВ

УЗБЕКИСТАНА УЗБЕКСКОЙ ССР

Век футболиста недолог. Начало, становление, расцвет, наивысшая точка подъема, увядание, уход — вся драма футбольной жизни спрессована в ка­кие-то десять — пятнадцать лет. И никого это не удивляет, в том числе са­мих игроков. Иногда — реже, впрочем, чем стоило бы — устраивается пыш­ная церемония. И странно ведь, что с речами и цветами провожают тридцаnилетнего человека... А чаще диктор на стадионе просто произносит совсем другую фамилию в составе команды. Болельщики удивляются: «Перешел куда-то? Или сошел вовсе?» — но долго печалиться им некогда. Звучит свисток. Началась игра...

Мы уже вроде бы попривыкли к бесконечным драмам нашего времени. Едва ли не каждый день слышишь о землетрясениях и тайфунах, авариях и пожарах. Дело тут не только и не столько в том, что иные из нас заражены опасной бациллой равноду­шия к человеческой беде. Просто инстинкт сопереживания тоже, как видно, притуп­ляется...

Но и сегодня, пять лет спустя, нас не оставляет равнодушными история гибели cемнадцати футболистов ташкентского «Пахтакора». Нас — это и миллионы болель­щиков, и тысячи людей, входящих в орбиту футбола: игроков, тренеров, врачей организаторов, спортивных журналистов. Авторы этого повествования собрали мно­жество документальных материалов, заполнили записями бесед десяток репортерских блокнотов и магнитофонных кассет. И убедились, что судьба «Пахтакора» и поныне заставляет горевать и спорить, восторгаться и задумываться.

Мы постараемся рассказать здесь о людях, которые ушли, не доиграв, и о собы­тиях, предшествовавших 11 августа 1979 года. А равно и о тех, кто сменил погиб­ших, и о том, что было после трагедии. На наш взгляд, поучительно и то, что было, и то, что стало. Судьба «Пахтакора» достойна описания.

В футболе разбираются все. Так что мы не станем ничего придумывать, зату­шевывать следы былых и нынешних конфликтов, обходить острые углы — насколько возможно, по крайней мере. Иначе нам с читателями попросту не договориться.

Надеемся, что откровенность не оскорбит памяти погибших и не затронет до­стоинства нынешних игроков и тренеров команды. В некоторых случаях возникали разные, иногда противоположные точки зрения. Мы намерены привести и те и дру­гие.

Дубль всегда играет на сутки раньше, чем основной состав, это закон высшей лиги. Похоже на то, как некогда в кулачных боях первыми вступали врукопашную мальчишки, потом юноши и лишь затем за дело принимались бывалые мужчины. Дубль «Пахтакора» тоже вылетел из Ташкента в Минск на день раньше основного состава. Яков Аранович, ныне начальник команды «Пахтакор», тогда работавший ее тренером, предполагал, что полетит 11 августа, тем самым самолетом. Но по семей­ным обстоятельствам попросил у Олега Базилевича, старшего тренера команды, раз­решения отправиться в Минск на сутки раньше.

А вот случайность, приведшая к обратному результату и ставшая в этой ситуа­ции роковой. К вылету не явился игрок дублирующего состава Сироджиддин Базаров. Оказалось, что накануне к нему из Самарканда приехал отец. Парня, конечно же, отпустили со сборов, а на следующее утро он, говорят, попросту проспал. Пришлось ему лететь 11 августа... Был он самым молодым среди погибших, восемнадцать лет всего.

Дубль долетел благополучно. По традиции хозяева поля — минское «Динамо» — позаботились о гостинице. А наутро Аранович вместе с администратором минской команды поехал в аэропорт встречать основной состав. Самолет, похоже было, опазды­вал. Информация поступала разноречивая: то «по метеоусловиям», то «поздним при­летом», а потом девушка из справочного бюро и вовсе куда-то исчезла...

Мы приводим эти не такие уж существенные подробности не для того, чтобы как-то осудить работников аэропорта. Им тоже было худо в тот момент. Но, если миновать даже малейшее из известных нам деталей, не удастся представить теперь, как это было.

Только в 18.30 объявили, что ташкентский рейс переносится на следующий день.

Вернулись в гостиницу. И тут Арановичу сказали: «Звонил секретарь ЦК Ком­партии Узбекистана товарищ Салимов. Просил быть у телефона. Скоро еще позвонит». И сразу же звонок. «Яков Аронович,— прозвучал словно из соседней комнаты знако­мый голос,— назовите по списку всех, кто прилетел с вами». Тренер перечислил. Секретарь ЦК помолчал. Потом сказал: «Ты мужчина, Яша... Крепись, сынок... Коман­да погибла в авиационной катастрофе». И заплакал.

Страшная была ночь...

Поздним вечером Аранович позвонил в Москву Вячеславу Дмитриевичу Соловье­ву. Один из самых уважаемых в стране футбольных тренеров, он тогда уже не ру­ководил «Пахтакором» — еще в 1975 году вынужден был уйти по болезни. Но именно он создавал костяк «Пахтакора»-79, приглашал лучших игроков по одному, собирал их, как пальцы в кулак.

— Даже в кошмарном сне не могло мне присниться,— говорил нам Соловьев,— что буду хоронить этих ребят. Самый тяжкий момент в моей жизни. В ту ночь до утра просидели мы рядом с женой, она ведь их всех тоже хорошо знала и любила. Никак не могли поверить, что их больше нет. И сейчас, честно говоря, не верю...

Утром в Минске у гостиницы стояло море людей. Все хотели знать, что же все- таки произошло, кто погиб, а кто жив. А что могли им сказать Аранович и приле­тевшие вместе с ним? Они и сами толком не знали, кто был в разбившемся самолете.

Матч дубля, понятно, отменили.

Пахтакоровцам взяли билеты на тот же рейс, только в обратную сторону: Минск — Донецк — Гурьев — Ташкент. Иные ни за что не хотели лететь. Но приехал Эдуард Малофеев, старший тренер минского «Динамо», и убедил всех, что лететь надо. Это нелепая трагическая случайность, говорил он, сам всю жизнь летающий по необходимости, такое бывает гораздо реже, чем автомобильные аварии. И вообще в одну воронку снаряд дважды не падает.

ПРОЩАНИЕ С ТОВАРИЩАМИ

Ташкент. 17 августа. (ТАСС). Сегодня тысячи жителей Узбекистана проводили в последний путь футболистов команды «Пахтакор», погибших в авиационной ката­строфе.

В цветах портреты тренера команды, заслуженного тренера Узбекской ССР И. Б. Тазетдинова, мастеров спорта СССР международного класса М. И. Ана, В. И. Фе­дорова, мастеров спорта СССР Р. Р. Агишева, А. М. Аширова, К. А. Баканова, Ю. Т. Загуменных, А. И. Корченова, Н. Б. Куликова, В. В. Макарова, С. К. Покати- лова, В. Н. Чуркина, кандидатов в мастера спорта С. А. Базарова, Ш. М. Ишбутаева, В. В. Сабирова, администратора команды М. И. Талибжанова, врача В. В. Чумакова.

Выступавшие на траурной церемонии говорили об их большом вкладе в развитие советского спорта, в популяризацию футбола в Узбекистане, об их общественной деятельности.

В тот же день состоялись похороны. На могилы были возложены венки от пар­тийных, советских, профсоюзных, комсомольских и спортивных организаций.

«Советский спорт». 18.08.1979

О том тягостном, о том черном дне под раскаленным добела ташкентским солн­цем помнят очень многие. Весь город вышел на улицы, чтобы проститься с любимой командой. Да что там, со всей республики съехались люди на похороны «Пахтакора», из Москвы и других городов прилетели. Сплошной стеной стояли они на всем пути от аэропорта до Боткинского кладбища, где погребли останки погибших. В траурной церемонии принимали участие первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана Шараф Рашидович Рашидов, члены Бюро ЦК Компартии Узбекистана, правительства, Прези­диума Верховного Совета республики, руководители советских, профсоюзных, комсо­мольских органов, спортивные работники Узбекской ССР.

Это была всенародная скорбь.

Вспоминая о том дне, ни один из наших собеседников не мог и не пытался ни­чего описать или осмыслить. Передавали как умели горькие свои чувства, и все. И лишь одно поразило всех без исключения. Насколько известно, эти массы людей никто не организовывал. Горе само выводило людей из домов, из учреждений, пред­приятий, учебных заведений, горе само и наводило порядок. В те часы в огромной толпе не случилось ни малейшего недоразумения, не произошло никакого правона­рушения.

Каждый день после катастрофы в Спорткомитет республики приходили тысячи, десятки тысяч телеграмм с выражением соболезнования. От отдельных болельщиков и целых их групп, от коллективов предприятий, вузов, организаций, воинских частей, от всех советских и многих зарубежных команд. У здания Спорткомитета поставили специальный щит, где стали вывешивать телеграммы. И вокруг этого щита день и ночь толпились люди.

Это стихотворение неизвестного автора было найдено в одной из корзин с цве­тами на могиле футболистов.

В Ташкенте жарко, в Ташкенте горе,

в Ташкенте печаль о «Пахтакоре».

Обидно, что в небе им стало тесно,

навеки остались играть в поднебесье...

В ЦК КП УЗБЕКИСТАНА И СОВЕТЕ МИНИСТРОВ УЗБЕКСКОЙ ССР

Учитывая большие заслуги в развитии физической культуры и спорта, особенно футбола, идя навстречу пожеланиям трудящихся, ЦК КП Узбекистана и Совет Ми­нистров Узбекской ССР приняли решение об увековечении памяти членов футбольной команды мастеров высшей лиги «Пахтакор», погибших в авиационной катастрофе.

Именами Р. Р. Агишева, М. И. Ана, А. М. Аширова, К. А. Баканова, Ю. Т. За­гуменных, А. И. Корченова, Н. Б. Куликова, В. В. Макарова, С. К. Покатилова, И. Б. Тазетдинова, М. И. Талибжанова, В. И. Федорова, В. В. Чумакова, В. Н. Чуркина будут названы улицы в г. Ташкенте, именем С. А. Базарова в г. Самарканде, име­нем Ш. М. Ишбутаева в г. Навои, именем В. В. Сабирова в г. Бухаре.

У здания Спорткомитета республики будет установлена мемориальная доска, на могилах футболистов будут сооружены надгробные плиты.

«Физкультурник Узбекистана». 15.08.1979

Вспоминает председатель Комитета по физической культуре и спорту при Со­вете Министров Узбекской ССР Мирзаолим Ибрагимович Ибрагимов:

— Когда поступило сообщение об авиационной катастрофе, было очень страшно. Даже мне, седому уже человеку. Но еще страшнее было нести трагическую весть семьям погибших. И мы поступили так: коллегия Спорткомитета республики в пол­ном составе посетила семьи всех погибших. Склонить головы перед родными и близ­кими, разделить с ними горе — это было нашим человеческим долгом.

А когда было принято постановление Центрального Комитета Компартии Узбе­кистана, правительства республики об увековечении памяти футболистов «Пахтакора», коллегия снова собралась вместе и снова отправилась во все семьи. Мы хотели, что­бы и эту весть они узнали от нас.

Мы сделали что смогли, чтобы помочь осиротевшим детям, овдовевшим женам, потерявшим сыновей родителям. Каждой семье была назначена пенсия в связи с по­терей кормильца. Всем, кто в том нуждался, дали новые квартиры.

А главное, сама команда чтит память погибших. В начале и в конце каждого сезона весь «Пахтакор» едет на кладбище — к памятнику футболистам. Бывают там и многие из команд, которые приезжают к нам на игру. И вот что еще важно. Еже­годно ранней весной мы проводим турнир среди команд второй лиги нашей респуб­лики на приз памяти команды «Пахтакор». Это, помимо всего прочего, помогает выявлять перспективных молодых игроков для пополнения нынешнего «Пахтакора», служит нашему общему делу.

А дело, я считаю,— лучший памятник хорошим людям.

Словно вросший от времени в землю валун, эта каменная глыба у здания Спорт­комитета Узбекистана. И только бронзою отливающий футбольный мяч на ее вер­шине да столбик знакомых фамилий на полированной глади свидетельствуют — это сделано руками.

Под вечер веселый белозубый садовник со скульптурной курчавой бородкой берет в руки шланг и поливает камень и кусты вокруг него. Вьется в воздухе тугая струя, смывает жар и пыль дня с мяча и навечно высеченных строк, словно бы воз­вращая прежний блеск именам этих людей.

Идут мимо прохожие Никто вроде бы специально не останавливается здесь, не снимает тюбетейку или кепку, но взглядом не минуют. О чем они думают, глядя на памятник футболистам? Кто знает... А впрочем, почему бы не спросить?

— Каждое утро и каждый вечер я прохожу мимо этого камня,— говорит стар­ший сержант милиции Мухамеджан Усманов,— и каждый раз вспоминаю этих ребят. Собственно, я их и не забывал никогда. Я болельщик. Знаю по именам, по номерам на футболках всех игроков «Пахтакора» со времен Красницкого. Больше двадцати лет не пропускаю ни одной игры моей команды в Ташкенте, когда-то даже ездил в город из кишлака на матчи. А на игру иду, беру с собой блокнот, куда записываю составы, голы, кто забил, с чьей подачи. Потом переношу дома в толстую тетрадь — у меня уже шесть таких тетрадей накопилось. Я, между прочим, не только милиционер, но и внештатный со­трудник нашей молодежной газеты «Ёш Ленинче».

— А как домашние относятся к вашей страсти, Мухамеджан?

— Уважают. Старший сын Зафар, ему восемь лет, уже играет в футбол и бо­леет вместе со мной. Младшему, Санжару, пока только три, но первое слово, которое он произнес, было «гол».

Что ж, это убеждает. Если верно утверждение, что в Узбекистане нет человека, равнодушного к футбольной команде «Пахтакор», то уж здешним представителям нашей профессии просто должно хранить верность команде. Мы сталкивались с таким, вполне понятным пристрастием в каждом разговоре со спортивными журналистами республики. И всякий раз ощущали полную готовность даже незнакомых прежде людей помочь нам в поисках материала.

Эдуард Аванесов, наш коллега, мастер спорта, знавший всех погибших, сказал нам: «Ребята, надо вам обязательно съездить на Боткинское. Там памятник постави­ли, достойный нашей команды». И мы поехали. Но не за тем, чтобы поглядеть на памятник — вратаря, в косом отчаянном прыжке дотягивающегося до мяча. Чтобы поклониться. Чтобы повспоминать и подумать. Об этих семнадцати, таких молодых, полных сил и надежд. О футболе, в котором они столько успели сделать, но еще больше обещали в будущем.

На Боткинском кладбище одуряюще, неистово пахнет цветами. Мы купили у входа белые лилии с таким же тяжелым, душным запахом. Почему-то не решились сами положить цветы у ног бронзового футболиста, словно бы чего-то постеснялись. Попросили служителя, и он поставил лилии в стеклянной банке с водой рядом с монументом.

Пусть постоят подольше.

II

Они были сильны, потому что были командой. И они были сильной командой — все, с кем нам доводилось говорить об этом, утверждали, что «Пахтакор»-79 вскоре реально мог претендовать на призовые места в высшей лиге чемпионата страны. При­ведем лишь несколько высказываний тренеров, работавших в этом клубе в разные годы.

Вячеслав Соловьев:

— Я считаю, что мне в моей тренерской жизни сильно повезло, когда я наткнул­ся на такую богатую жилу — целую плеяду молодых ребят, чрезвычайно способных и беззаветно влюбленных в футбол. Игра была главным в их жизни. Они хотели ут­вердить себя и верили, что только футбол поставит их на ноги. Это были простые, в чем-то наивные ребята со здоровым, незамутненным какими-то иными соображе­ниями честолюбием. Большинство из них вышли из сельской местности, из многодет­ных семей. Они были близки друг другу по воспитанию, по образованию, даже по характеру. К тренировкам относились добросовестно, как приучены были с детства относиться к любой работе. А игра им была в радость!

Ан, Федоров, Аширов, Баканов, Хадзипанагис — они и составили в мою бытность старшим тренером «Пахтакора» костяк команды. Они именно играли, а не делали тяжкую, нудную работу. На матчах я иногда забывал, что я тренер. Настолько ув­лекался их нестандартными и артистичными действиями на поле. Смотрел как зри­тель...

Они, кстати, очень быстро поняли свою силу не только в игре, но и в жизни, осознали, что многое могут решить сообща. И держались друг друга.

Ребята эти были настоящими друзьями, соратниками по игре. И еще, если не ошибаюсь, тогда в состав «Пахтакора» входили представители девяти национальностей: узбеки, русские, татарин, кореец, таджик... Это был, если можно так выразиться, фут­больный интернационал. Игроки все до единого были воспитаны в духе братской дружбы между народами и в духе подлинного советского патриотизма.

Олег Базилевич:

— Когда я принял команду и познакомился с игроками поближе, я убедился, что многие из них не раскрыли полностью своих возможностей. Потенциально более половины тогдашнего состава могло реально претендовать на места в сборной страны, а двое, кстати, уже и выступали в ней. Ни о ком из них я не могу сказать, что он был слаб, и вовсе не потому, что отдаю дань погибшим. Все или почти все эти ре­бята были выше средних стандартов игрока, а это очень редко бывает в одной команде.

Иштван Секеч:

— Вольно или невольно болельщики сравнивают нынешний «Пахтакор» с коман­дой образца 1979 года. И нам очень трудно выдержать это сравнение.

Итак, они были сильной командой. Но, разумеется, не только потому, что были во многом близки, а еще и потому, что многим друг от друга отличались.

Когда-то долго спорили о том, что перспективнее в футболе — сплоченный кол­лектив равных по уровню исполнителей или созвездие больших мастеров, которые играют как бы сами по себе, или, говоря по-актерски, тянут одеяло на себя. Теперь уже всем, кажется, стало ясно, что в большом футболе может побеждать только сыгранный ансамбль ярких игровых индивидуальностей. Нужно, стало быть, и то, и другое — и коллективная нацеленность на выигрыш, и мастерство каждого игрока в отдельности.

Так вот эти люди были все-таки разными. Игроками разными и людьми разными. И след в футболе, в памяти тех, что знал их в жизни, они оставили неодинаковый. Мы не сможем рассказать здесь обо всех семнадцати одинаково подробно, да, навер­ное, это и не нужно. Уважаем, ценим и помним команду, а говорить будем не о всех ее игроках.

Вячеслав Дмитриевич Соловьев сказал об этом футболисте, выросшем в много­детной корейской семье в колхозе неподалеку от Ташкента, фразу несколько неожи­данную: «Он получил прекрасное домашнее воспитание».

Михаил Ан учился в футбольном интернате имени Титова, который окончили еще несколько игроков «Пахтакора»-79, и сразу после школы был приглашен в коман­ду мастеров. По воспоминаниям Соловьева, был Миша в ту пору очень худой, физи­чески слабый. После первого тайма возвращался в раздевалку, падал на пол, раски­нув руки, и озорно стонал: «Все! Больше не могу играть...» Соловьев посмотрел как-то на его руки, тоненькие-тоненькие, и спросил: «Миша, ты что же, кетменя в руках не держал? Ты же в колхозе вырос!» Ан в ответ лукаво улыбнулся: «Я в семье был последним, меня все баловали...»

Но постепенно Ан окреп, стал выносливее, и тут обнаружилось, что, уступая другим игрокам в скорости и напоре, он обладает заметными преимуществами перед многими. Он был умный человек и умный игрок. Видел поле как никто. В команде любили шутить по поводу того, что Миша узкими раскосыми глазами видит лучше, чем все остальные. Довольно скоро он стал признанным организатором атаки в «Пахтакоре».

У него был прекрасный удар, особенно с правой. Но Михаил все же предпочи­тал вывести на удар партнера. Ану нравилось, оставаясь словно бы в тени основных событий, создать напарнику удобные условия для взятия ворот. А пас у него действи­тельно был превосходный — точный, мягкий. Такими передачами он снабжал чаще всех Владимира Федорова, своего старого товарища, главную ударную силу команды.

Избрать футболиста капитаном — дело непростое. Тут мало, чтобы игроки про­голосовали. Надо еще, чтобы такое решение одобрили трибуны. Болельщиков в Таш­кенте не проведешь, они сверху видят, кто есть кто в их любимой команде. Избрание Михаила Ана было воспринято как должное всеми без исключения. Он заслужил пра­во носить повязку.

А вот что говорит вратарь нынешней команды Александр Яновский, который в 1979 году играл за пахтакорский дубль:

— Ан был душой команды. Авторитетом пользовался большим, потому что все знали: он справедливый человек и настоящий игрок. И еще его любили за то, что он веселый был, все шутки затевал, розыгрыши придумывал.

Давид Кипиани:

— С Мишей Аном и Володей Федоровым мы были друзьями, вместе играли в молодежной сборной... Вот такая деталь. Когда мы бывали на играх за границей, Миша для себя почти ничего не покупал, только подарки детям. Если человек так способен детей любить, свою семью уважать, то он и сам уважения достоин.

Туляган Исаков:

— Когда Миша Ан и Володя Федоров пришли в команду, я уже числился вете­раном «Пахтакора», был постарше, чем они. Но, скажу честно, оба эти игрока очень быстро превзошли всех нас мастерством и талантом.

А как они понимали друг друга! К сожалению, в последние годы что-то между ними произошло, какая-то размолвка случилась. Но, что важно, на игре это никак не отражалось. Оба были настоящими мужчинами и большими игроками, оба пони­мали, что нельзя ссору переносить на поле. Играли, как прежде. Такую пару, я ду­маю, мечтала бы иметь любая команда в стране.

По чистой случайности не разбился я в тот день. Травма у меня была, поря­дочная гематома ноги, надо было лечиться. И я в Минск не полетел. А Миша Ан полетел, хотя у него тоже травмировано колено было. Он погиб, а я остался жив...

Мне было тогда тридцать лет, сил хватало, мог еще играть и играть. Но я ска­зал: «Все!» Ушел. Больше никогда не выходил на поле. И даже на базе в Кибрае с тех пор не появлялся. Тренирую команду «Шахриханец» второй лиги, учу молодых. Есть способные ребята. А таких, как Ан и Федоров, что-то не вижу.

Яков Аранович:

— С годами Миша Ан становился все серьезнее и глубже, все ответственнее относился и к игре, и к жизни.

Он не успел закончить Узбекский институт физкультуры, учился на четвертом курсе. Но стал заниматься гораздо основательнее, чем прежде. Начал задумываться о жизни послефутбольной. В 1979 году его приняли кандидатом в члены партии.

Когда он погиб, его жена Клара ждала ребенка. Меньше чем через два месяца родился второй сын Михаила Ана.

Мастер спорта международного класса Михаил Иванович Ан провел 8 игр за юношескую сборную СССР (и забил 1 гол), 23 игры за молодежную сборную (2 гола), 7 игр за вторую сборную (2 гола) и 2 игры за первую сборную команду страны. В составе молодежной сборной в 1976 году стал чемпионом Европы. Дважды входил в список 33 лучших футболистов страны — в 1974 и 1978 годах.

После гибели команды «Пахтакор» в Спорткомитет Узбекистана пришло письмо от ребят из девятого класса школы № 2 Кабодленского района Таджикистана. Они просили рассказать о футболисте Владимире Федорове и прислать его фотографию для школьного спортивного музея. «Весь наш класс очень переживал за все случив­шееся»,— писали они.

Мастер спорта международного класса Владимир Федоров провел 22 игры за юношескую сборную страны (и забил 6 голов), 11 игр за молодежную сборную (5 го­лов), 5 игр за олимпийскую сборную (1 гол) и 17 игр за первую сборную СССР. В составе молодежной сборной, как и Ан, стал в 1976 году чемпионом Европы и в том же году — бронзовым призером Олимпийских игр в Монреале. Как и его това­рищ, дважды входил в список 33 лучших футболистов страны — в 1974 и 1976 годах.

Родился он в колхозе имени Свердлова Средне-Чирчикского района Ташкентской области. Отец его, Иван Васильевич, фронтовик, инвалид войны, много лет работал бухгалтером в колхозе. В семье были еще два сына и дочь. Федоровых в селе всегда уважали, Ивана Васильевича, ударника коммунистического труда, выбирали депута­том кишлачного Совета.

Яков Аранович:

— Был однажды случай... Один из руководителей команды стал намекать Фе­дорову, что нужно, дескать, сыграть на некий «желательный результат». Это, мол, всех устроит... Но Володя ответил ему: «Я в эти «игры» не играю». И хлопнул две­рью. До тех пор, пока этому тренеру не пришлось искать себе другую работу, они с Федоровым жили, как кошка с собакой. А вы знаете, в команде игроку худо при­ходится, какой бы он ни был талантливый и нужный, когда тренер его невзлюбит. Но Володя головы не склонил.

Таким я его и помню — всегда и везде не склонявшим головы.

Вячеслав Соловьев:

— Володя был человек серьезный. Он понимал, что играть он будет не вечно, что все житейские вопросы надо решать побыстрее: институт окончить, семьей об­завестись, квартиру хорошую получить... Рвачом, однако, не был. Просто не любил терять время даром. Была у него такая, я бы сказал, крестьянская положительность, основательность во всем.

Давид Кипиани:

— Володя Федоров был настоящий русский парень. Душа нараспашку. Всем его сердце было открыто. Сильный был человек, не знал уныния.

Много я с ним жил в одной комнате на сборах, говорили об всем откровенно. И я знаю, что он был настоящим патриотом своей команды и своей республики. Это вообще можно сказать про всех тех ребят, что погибли в авиакатастрофе. На меня такое отношение к коллективу, к своему родному краю всегда производит сильное впечатление. Вот Федоров был русский, Ан — кореец, Аширов — узбек, а Узбекистан для всех них был Родиной в самом точном смысле этого слова.

...В архивных документах мы отыскали биографию Владимира Федорова, напи­санную рукой его отца Ивана Васильевича. Может быть, составлен этот документ и не совсем по принятым канонам, но он произвел на нас сильное впечатление. За­вершается он пронзительными строками:

«11 августа 1979 года при выполнении служебных обязанностей в составе фут­больной команды «Пахтакор» в авиационной катастрофе трагически погиб. На этом его в расцвете сил оборвалась жизнь навсегда.

Биография закончилась».

Алимжан Аширов, Алым, как называли его друзья, тоже родился в многодетной семье, тоже неподалеку от Ташкента и тоже учился в республиканском спортивном интернате имени Титова.

Про Алыма говорят, что был он очень скромным и в высшей степени надеж­ным футболистом и человеком. На поле он демонстрировал настоящую самоотвер­женность и полнейшее бесстрашие. Впрочем, такими качествами обладают все в его семье, где знают цену трудовому поту и где хлебнули лиха вволю. Вот лишь один факт. После гибели Алыма его маме Рохатой Ашировой назначали пенсию в связи с потерей' кормильца, но она отказалась от этого пособия в пользу осиротевших сы­новей Алимжана Олега и Улугбека.

Яков Аранович:

— Алым Аширов выделялся среди сверстников так же, как и Володя Федо­ров. Ему не пришлось искать место в команде — всем было понятно, что он прирож­денный защитник. Трудолюбив был необыкновенно. Обладал поразительной отвагой, просто отчаянностью — мог, если надо, голову под бутсу форварда подставить. Играя с Федоровым и Аном еще в школьной команде, Аширов выработал в себе ту редкост­ную цепкость, которая потом в большом футболе доставляла столько осложнений нападающим.

На поле он не покорялся никому, ни перед кем не пасовал. А в жизни был пар­нем спокойным, послушным, к старшим относился с почтением.

Вячеслав Соловьев:

— Надо сказать, что я для тех ребят был, как старший брат, а в Узбекистане старшего брата уважают почти так же, как отца. Они шли ко мне со всеми своими горестями и радостями, со всеми проблемами и недоразумениями. На все свадьбы приглашали.

Помню, как нашел себе невесту в Термезе Алым Аширов. Заметил я, что он стал по вечерам опаздывать в гостиницу, а режим у нас в команде был строгий. Я ему и говорю: «Алым, ты где это ходишь?» Он смутился и промолчал. А через не­сколько дней подошел ко мне. «Вячеслав Дмитриевич, можете вы со мной в один дом сходить?» Я сразу все понял. Не было в тот момент рядом никакого другого че­ловека, который мог бы выступить в роли старшего родственника Алыма, говорить от его имени, рекомендовать его родителям девушки. И пошли мы с ним в семью его будущей жены, она тогда еще в десятом классе училась. Семья мне понравилась, девушка тоже. Я дал согласие. И они были счастливы.

Однажды на тихой ташкентской улочке, носящей теперь имя Юрия Загуменных, мы увидели мальчишек, которые играли в футбол. Очень прилично, между прочим, играли. Особенно один из них, смуглый, ловкий, быстрый и, что называется, завод­ной. На нем была выцветшая добела старенькая футболка с номером «5» на спине. Мы остановились и стали смотреть на игру. Пацаны, ощутив пристальное внимание незнакомых людей, тоже остановились и, в свою очередь, с любопытством уставились на нас.

Тогда мы стали вспоминать, какой номер носил на футболке левый крайний за­щитник «Пахтакора»-79 Загуменных. И парнишка, услышав о чем речь, авторитетно заявил: «Беш»,— что в переводе означает: «Пять». Для верности он поднял вверх ру­ку и растопырил пять пальцев. А потом повернулся словно бы ненароком и показал номер на его футболке. Мы все поняли: он не просто играл в футбол, он играл, как Юрий Загуменных.

Олег Бугаев, в прошлом один из тренеров «Пахтакора»:

— Юра Загуменных — это был, что называется, нерв команды. Он в два счета мог завести всех, взвинтить игру, создать атмосферу азарта. Бывало, идет тренировка к концу, ребята все устали, настроения никакого, ни у кого ничего не получается... И тут Загуменных издает свой боевой клич: «Ну, пошла машина!» (Его так и прозва­ли у нас «Ну-пошла-машина».) Команда словно преображается, все оживают, начина­ют двигаться, будто и не тренировались, играют в охотку...

Кадыр Яхудин, повар на базе «Пахтакора» в Кибрае:

— У меня вот такие мурашки по коже бегали, когда я смотрел, как трениру­ется Юра Загуменных! А возвращается с тренировки — на ногу припадает, чуть ли не волочит ее, все тело в шрамах... Не по себе становилось. Как он играл, как иг­рал! Никогда не подумаешь, что он инвалидом второй группы был.

СКАЖИ, ОТКУДА ТЫ

Про спортсменов-дальневосточников мне не раз приходилось слышать: «В труд­ную минуту они не подведут».

Во владивостокский «Луч» Юрий Загуменных попал в 1964 году, в 17 лет. При­метил его старший тренер команды Александр Петрович Кочетков (нынешний стар­ший тренер «Пахтакора»), которому очень понравился быстрый, резкий защитник команды одного из ПТУ города.

В 1970 году «Луч» проводил матч на Кубок СССР с «Зенитом». После игры в Ленинграде Загуменных пригласили в эту команду.

Старшему тренеру «Зенита» Горянскому понравился цепкий, быстрый левый за­щитник. Юрий, парень прямой и простодушный, правда, сразу заявил: «Ставьте меня в основной состав, я подойду вам. А если не понравлюсь, уеду домой. В дубле иг­рать не хочу». Тренеры удивились такой дерзости и... включили Загуменных в состав на очередной матч с ростовским СКА. Дебют дальневосточника прошел успешно, и с тех пор он в течение пяти лет неизменно выступал на месте левого защитника «Зенита».

Юрий Загуменных:

— Зимой, когда мы играли в баскетбол, я неудачно упал на спину, и что-то хру­стнуло в позвоночнике, тело пронзила острая боль. Врач сказал, что это растяжение мышцы (впоследствии выяснилось, что произошло защемление межпозвоночных дис­ков). Несмотря на лечение, боль не проходила.

Однако Юрий продолжал тренироваться, проводил матчи на сборе. Во время од­ной из встреч получил травму ноги, в рану, видимо, попала грязь... В Ленинграде доктор медицинских наук Анастасия Владимировна Савченко провела редкую и труд­ную операцию по пересадке кости бедра на место пораженной части позвоночника. Когда Загуменных очнулся, он неожиданно для всех спросил: «А в футбол буду иг­рать?» — «Жить будете»,— ответили ему.

Семь месяцев Юрий пролежал на спине.

Юрий Загуменных:

— Вышел я из больницы в специальном корсете, носил его более полугода. Нель­зя было делать резких движений, поворотов, наклонов. Мне определили вторую груп­пу инвалидности, установили пенсию. Врачи разрешали выполнять только сидячую ра­боту. Из райсобеса пришло письмо: мне, как инвалиду, предлагали работу швей­ника...

Сначала я лежа выполнял упражнения с резиновыми жгутами. Почувствовав себя лучше, начал потихоньку бегать. Меня сопровождал семилетний сын. Сережка ехал на велосипеде, а я, держась за него, медленно семенил сбоку. Потом стал бе­гать по парку. Начал сажать сына на спину и делать приседания вместе с ним. Че­рез полтора года первый раз ударил по мячу, стал ходить на стадион «Светлана», тренироваться с заводскими футболистами. Еще через несколько месяцев пришел в «Зенит» и заново написал заявление, но в команду меня не взяли — ни врачи, нн тренеры не хотели рисковать.

В конце 1976 года вновь пересеклись пути Юрия Загуменных и его первого тре­нера, когда Александра Кочеткова пригласили тренировать ташкентский «Пахтакор».

Кочетков приехал в Ленинград по делам. Он слышал о несчастье Юрия и тем не менее сразу позвонил ему и пригласил играть за «Пахтакор». Александр Петрович хорошо звал характер своего воспитанника, его отношение к футболу и был уверен, что, если Юрий захотел чего-то, он добьется своего.

Врачи после осмотра пациента с удивлением обнаружили, что Юрий практиче­ски здоров и может заниматься спортом.

В 30 лет после двухлетнего перерыва и тяжелой болезни Юрий Загуменных вер­нулся в футбол.

В. Перетурин. «Советский спорт». 20.08.1978

Судьба Юрия Загуменных редкостная, почти невероятная, но лишь по обычным, по житейским меркам. Для футбола же это тяжкая, трудная и все же достаточно обыденная биография. В подтверждение — история жизни вратаря Сергея Покатилова.

Когда-то его заметил в Ашхабаде тренер-селекционер Вячеслав Кольцов и при­гласил в «Пахтакор». Покатилов стал основным вратарем команды. Играл очень на­дежно, уверенно, смело. За год до гибели он перенес серьезную травму — перелом ключицы. Долго лежал в Центральном институте травматологии и ортопедии в Моск­ве, у знаменитой Зои Мироновой. Выдержал трудную операцию — ему просверлили кость и вставили в ключицу стальной штырь, а иначе она срастаться никак не хотела. На операцию Сергей согласился с радостью. Знал, что это единственная возможность вернуться в футбол.

И снова встал в ворота, играл ничуть не хуже, чем до травмы. Это после меся­цев, проведенных на больничной койке. О таком же неистовом трудолюбии, возве­денном в степень страсти, говорят и в связи с другими игроками «Пахтакора»-79. Собственно, эта характеристика относится ко всей команде.

— И молодежь в команде уже вовсю заявляла о себе,— вспоминает Олег Бази­левич.— Очень перспективный был игрок Владимир Сабиров, с хорошей, я бы ска­зал, футбольной эрудицией. Большие надежды подавал Равиль Агишев. Еще Ишбута- ев, агрессивный, скоростной форвард с интересной и очень индивидуальной манерой работы с мячом. И игрок дубля Сироджиддин Базаров был способный мальчик, толь­ко пришел к нам из Самарканда, как раз закончил школу и сдавал экзамены в ин­ститут.

Ахрол Иноятов:

— Я живу теперь на улице Идгая Тазетдинова. То есть я жил в этом квартале всегда, мой дед Убайдулла Убайдуллаев первым построил дом в районе, который по­том в Ташкенте назвали Рабочим городком. Эдик часто бывал у меня в доме, не зная, что улице этой дадут когда-то его имя...

Его уважали как игрока, уважали и как тренера. Он всегда оставался и неуто­мимым, и преданным команде и футболу. Сейчас я работаю начальником команды второй лиги «Ешлик», был когда-то и тренером. И всегда вспоминаю, как работал Тазетдинов, Безотказно. Самоотверженно. Без выходных и праздников. Жил по боль­шей части не дома, а на загородной базе команды в Кибрае.

Вячеслав Кольцов:

— Мы с Эдиком были большими друзьями. Когда меня разбил инфаркт, пер­вым, кто приехал ко мне в больницу, был Тазетдинов. Это вообще было его свойст­во — не ждать, пока позовет друг, а самому приходить на помощь.

Олег Базилевич:

— Особо хочу сказать о Тазетдинове. Он был вторым тренером, хотя вполне мог возглавлять команду, работать самостоятельно. Тренер с очень серьезным, про­фессиональным подходом к делу, солидно теоретически подготовленный, с большим игровым опытом, исключительно добросовестный, вообще прекрасный человек. У него сложились превосходные отношения с ребятами, и дело вовсе не в том, что он под них подстраивался, наоборот, Идгай был очень требователен, а в некоторых вопросах непримирим. Его просто нельзя было не уважать.

Я думаю, что он — с учетом уровня его подготовки, отношения к делу, чисто человеческих качеств — мог бы стать сейчас одним из ведущих тренеров страны.

Быть может, не обо всех этих людях при жизни говорили в столь уважительных тонах и превосходных степенях. Были у них, конечно, и свои недостатки, ошибки, неприятные черточки. Но теперь, вспоминая о погибших футболистах «Пахтакора», все до единого наши собеседники стремятся сказать о них что-нибудь хорошее, доб­рое. И дело здесь не в известном искажении, свойственном человеческой памяти, когда речь заходит о тех, кто безвременно ушел.

Дело в том, что все вместе, собранные в единый кулак, в сплоченный и силь­ный коллектив, они были командой.

Они были хорошей, многое обещавшей командой.

III

«ПАХТАКОР» НЕ ОСТАНЕТСЯ БЕЗ ПОМОЩИ

В связи с тем, что в авиационной катастрофе погибли многие футболисты основного состава ташкентского «Пахтакора», Спорткомитет СССР при­нял постановление об оказания практической помощи команде.

По просьбе нашего корреспондента это постановление комментирует на­чальник Управления футбола Спорткомитета СССР В. Колосков:

— Прежде всего в «Положение о чемпионате» внесено дополнение, предусмат­ривающее сохранение за «Пахтакором» места в высшей лиге в течение трех лет.

Далее. В порядке исключения тренерам ташкентской команды в нынешнем и следующем сезонах разрешается приглашать футболистов из других клубов, независи­мо от сроков, указанных в «Инструкции о порядке переходов».

Надо отметить, что руководители и тренеры всех наших клубов в связи с тра­гической гибелью футболистов «Пахтакора», немедленно откликнувшись на постанов­ление Спорткомитета СССР, оказывают сейчас практическую помощь лучшей коман­де Узбекистана.

Старший тренер «Пахтакора» О. Базилевич, естественно, использует эту помощь со стороны, но в то же время при комплектовании команды делает ставку на игро­ков своего дублирующего состава, а также на перспективных футболистов из других коллективов республики. Словом, у нас есть все основания надеяться, что «Пахта- кор» по-прежнему будет среди сильнейших клубов страны...

23 августа «Пахтакор» проведет свой очередной матч чемпионата страны в Ере­ване против «Арарата».

«Советский спорт». 23.08.1979

Есть такое понятие в Узбекистане «хашар». На Руси когда-то это называлось архаичным ныне словом «помочь».

Методом хашара испокон веков рыли узкие арыки и полноводные каналы, воз­водили крышу над головой для пострадавшей от огня или другого несчастья семьи п поднимали целые города. Ибо хашар — понятие не столько экономическое, сколько прежде всего нравственное. Речь о классовой солидарности, о подлинном интернацио­нализме, о духовной общности людей.

В центре Ташкента не так давно открыт был замечательный памятник семье кузнеца Шаахмета Шамахмудова. В годы войны, когда в Узбекистан эвакуировались десятки, а может бьггь, и сотни тысяч людей, Шамахмудов с женой взяли в свой дом пятнадцать сирот — детей, разных по национальности, по возрасту, по воспита­нию. Советских детей, у которых война отняла родителей. В семье кузнеца они вы­росли счастливыми.

В сущности, и сам Ташкент — огромный памятник дружбе народов.

26 апреля 1966 года — этот день навсегда запомнился в Узбекистане. Но не толь­ко в этой республике — во всей стране помнят разрушительное землетрясение в Таш­кенте. Как свою собственную беду восприняли это стихийное бедствие советские люди. И город был возрожден со сказочной быстротой.

Вряд ли можно придумать монумент более величественный и символический — памятник, населенный людьми.

Мы видим здесь прямую аналогию с историей возрождения команды «Пахтакор», когда снова сработал закон хашара.

Команда, погибнув, не исчезла, не пропала, не канула в небытие. Ее так же, как и город, которому она принадлежит, воссоздавали всем миром. Лишь одну игру по календарю чемпионата страны пропустил «Пахтакор» — ту самую, с минским «Дина­мо». 17 августа 1979 года состоялись похороны семнадцати футболистов, а уже 23 августа новый «Пахтакор» встречался в Ереване с «Араратом».

Вероятно, такое просто не могло произойти ни в одной другой стране, кроме нашей.

Футбол — это, конечно, особый мир. Но существует он не сам по себе, ибо он порождение общества, в котором выросли молодые люди, играющие на зеленых по­лях, того общества, которое создает условия для развития игры в проявляет столько внимания к этой игре. И, значит, нравственные законы а идейные нормы, действую­щие в нашем, социалистическом обществе, справедливы в для футбола.

Да, спорт невозможен без борьбы за первенство, без конкуренции между спорт­сменами, без напряженного состязания Но если у нас в стране дружба народов — один из основополагающих принципов взаимоотношений между людьми, то в в спор­те этот высокий интернационализм находит полное и яркое выражение. История воз­рождения команды «Пахтакор» — прекрасное тому подтверждение. Русский и бело­рус, грузин и таджик — все они без промедления пришли на помощь главной коман­де Узбекистана. Они стали не просто выступать в пахтакоровских футболках, они стали защищать спортивную честь этой республики.

Страна протянула руку дружбы попавшей в беду узбекской команде — так и только так надо это понимать.

События тех, первых после трагедии дней, месяцев, даже лет заслуживают ос­мысления и неспешного описания, что мы и попытаемся сделать, опираясь на расска­зы участников и очевидцев. Разговор пойдет, разумеется, о сугубо футбольных пробле­мах и переживаниях, но в итоге, мы надеемся, не только о футболе.

Председатель Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров Узбекской ССР М. И. Ибрагимов:

— Вы спрашиваете, какое место в моей повседневной работе занимает футболь­ная команда «Пахтакор»? Огромное. В какие-то моменты основное. А как может быть иначе, если «Пахтакор» волнует всю республику? Конечно, нам важны и другие ви­ды спорта, но футбол — дело особое...

Когда произошла трагедия руководство поставило перед вами ясную и чет­кую задачу: в считанные дни собрать новую команду в продолжить игры на пер­венство страны. Все понимали, что создание классного футбольного коллектива практически на пустом месте требует долгой, кропотливой работы. Здесь нужны не дни, а годы. Но ведь мы не одиноки были перед свалившейся на нас бедой. Страна протянула нам руку помощи. А значит, мы могли и обязаны были совершить спортивное чудо1

И мы взялись за дело, не теряя буквально ни минуты.

Олег Базилевич:

— После серии игр в июле-августе 1979 года я планировал побыть со своей семьей хотя бы сутки. Загодя взял авиабилет в Сочи, где отдыхала семья, и улетел раньше команды на день — с тем расчетом, чтобы оказаться в Минске в день игры дубля На следующий день по приезде в Сочи, вечером (тогда как раз передавали программу «Время» по телевидению), меня вызвали к телефону... Так я узнал эту страшную весть. Узбекские товарищи разыскивали меня и для того еще, чтобы выяс­нить, не был ли и я в том самом самолете. Не все ведь знали, что я улетел в Сочи.

Назавтра первым же рейсом я прилетел в Ташкент. Обстановка там была чрез­вычайная. На фоне всенародного траура параллельно с организацией похорон нам при­ходилось заниматься созданием новой команды. Мы связались со Спорткомитетом СССР, где было принято постановление относительно помощи «Пахтакору». Я отпра­вился в Москву, обошел столичные клубы, беседовал с игроками.

В командах состоялись собрания. Вопрос ставился так: «Кто хочет добровольно пойти на помощь «Пахтакору»?» В «Спартаке», к примеру, выразил такое желание Глушаков, и мы с ним вместе полетели на первый после авиакатастрофы матч в Ере­ван. В других командах желающим покупали билеты, и они прилетали сами. Так, вслед за Глушаковым прибыли Бондарев из ЦСКА, Нечаев из «Черноморца», Цере­тели из кутаисского «Торпедо».

Чуть позже в команду влились Якубик из московского и Василевский из мин­ского «Динамо», Соловьев из московского «Локомотива», Амриев из «Памира»... Нам любые квалифицированные футболисты были нужны, каждому мы были рады. Встре­чали всех как родных, такие сцены были трогательные. В течение буквально двух суток прибыли в «Пахтакор» и все лучшие футболисты республики.

Яков Аранович:

— С благодарностью вспоминаю футболистов, которые приехали в те дни, что­бы играть в «Пахтакоре». Помню, Василевского из минского «Динамо» я прямо из Москвы после матча увез. И все его тренеры, товарищи по команде правильно по­няли этот поступок, одобрили его.

Надо сказать, что в подавляющем большинстве игроки эти ехали к нам, как говорится, по искреннему движению души. Хотели себя испытать, хотели нашей команде помочь. И играли тоже от души. Тот же Глушаков из «Спартака» — он забил первый гол нового «Пахтакора» ереванскому «Арарату». А Зураб Церетели — он про­вел у нас свой последний сезон в большом футболе. Проще было бы ему завершать карьеру игрока в родной Грузии, конечно. Но он приехал и так выкладывался в каж­дом матче, что на проводах Зураба мы ему сказали самые добрые слова, какие толь­ко знали. Мы его помощи не забудем, да и он, наверное, навсегда сохранит в памяти эти месяцы в Узбекистане. Здесь он был принят кандидатом в члены партии.

Валерий Глушаков:

— Когда погиб «Пахтакор», играл я в «Спартаке». Но в основном составе меня выпускали от случая к случаю. И тут приехал к нам Олег Петрович Базилевич и предложил переехать в Ташкент. При этом разговоре присутствовал Николай Петро­вич Старостин, начальник команды «Спартак», человек очень уважаемый всеми. Помню, он мне сказал: «Валера, ты комсомолец, должен помочь «Пахтакору». Да это и в твоих интересах, наверно...»

Я подумал и согласился.

Я с уважением относился к той команде, к тем ребятам, что погибли. Были у меня там и близкие друзья — Миша Ан и Володя Федоров, с которыми играл в моло­дежной сборной страны. Так что я чувствовал себя обязанным заменить их.

Прилетели мы с Базилевичем прямо на игру с «Араратом» в Ереван. С другими игроками знакомился в раздевалке стадиона. Получилось так, что к моему приходу все футболки уже разобрали, осталась только одна. Беру ее, а на ней номер «8» — но­мер Миши Ана. У меня прямо мурашки по коже... Тут я ощутил, что не в перенос­ном, а в самом прямом смысле должен занять его место в строю. И дал себе слово сыграть этот матч как можно лучше.

«АРАРАТ» — «ПАХТАКОР» — 3:1

«Арарат» (Ереван) — «Пахтакор» (Ташкент). 3:1 (0:1). Ереван. Стадион «Раздан». 23 августа. 37 градусов. Состояние поля — 5 баллов. 12000 зрителей.

Судьи В. Бутенко, И. Захаров (оба — Москва), И. Зулькарнеев (Баку).

«Арарат»: Васильев, Петросян (А. Саркисян, 70), Бондаренко, Асатрян, Мовсесян, Погосян, Галустян, Оганесян, Касабоглян (Закарян, 80), Меликяи, Саакян.

226

«Пахтакор»: Яновский, Нечаев, Эннс, Бондарев, Ширин, Ким, Девисов, Глушаков, Церетели, Шаймарданов. Новиков (Карман, 65).

Голы: Глушаков (10), Оганесян (49), Петросян (69), Саакян (Ев).

Дублеры —1:1. Голы: Минасян («Арарат») и Поваляев («Пахтакор»),

В ереванском аэропорту гостей тепло встретили шефы команды — рабочие и служащие Ереванского кондитерско-макаронного комбината, члены клуба любителей футбола.

Минутой молчания присутствовавшие на стадионе почтили память погибших в авиационной катастрофе членов команды «Пахтакор». В хорошей, дружеской обста­новке прошел весь матч. Арбитру В. Бутенко лишь несколько раз приходилось оста­навливать встречу, да и то нарушения были чисто игровые, неумышленные. А игра между тем была острая и интересная. Уже в дебюте «Пахтакор» захватил инициати­ву благодаря быстро игравшим полузащитникам, среди которых диспетчерскими ка­чествами выделялся Ким, выступавший ранее в «Янгиере», и постоянно заряженный на ворота Глушаков (из московского «Спартака»), Первая же серьезная атака привела к успеху «Пахтакора». После серии мелких быстрых пасов в правом углу штрафной мяч получил Глушаков и прицельно пробил в верхний угол.

В нападения у «Пахтакора» играли Церетели (он пришел из кутаисского «Тор­педо») и воспитанник ташкентского клуба, игрок юношеской сборной СССР Новиков. Гости провели еще несколько опасных атак. Перед самым перерывом один на одни с вратарем «Арарата» Васильевым вышел Шаймарданов, но вратарю чудом удалось отстоять ворота.

Во втором тайме преимущество было на стороне ереванцев. Защитники «Пахта­кора» (в этой линии играли Нечаев из «Черноморца», Эннс из ферганского «Нефтяни­ка», Бондарев из ЦСКА, Ширин из дубля), неплохо проведшие всю игру, упустили Оганесяна, и тот забил гол. Ташкентцы перехватили инициативу, отдали много сил борьбе, но успеха больше не добились. А «Арарат» сумел провести еще два мяча н победить.

Несмотря на проигрыш, «Пахтакор» оставил приятное впечатление. Особенно хотелось бы отметить Кима, Ширина, Шаймарданова.

С. Арутюнян. «Советский спорт», 24.08.1979

Хорен Оганесян:

— Когда мы вышли на поле, возникло необычное чувство. Как-то не по себе стало... Не верилось, что ребят, которых так хорошо знал, уже нет. Я стоял и думал: погибли они, а ведь несчастье могло произойти и с нами, мы ведь летаем не меньше_

Почтили мы намять друзей минутой молчания. И началась игра. Первый тайм мы проиграли — 0:1. Все время преследовала мысль, что играем с командой, которой нет. Не то чтобы поддавались, но настроения бороться не было.

А потом футбол взял свое. Играть и не стараться победить — это неспортивно. Да и ребята, которые вышли против нас в форме «Пахтакора», не поняли бы нас, если бы почувствовали, что мы намеренно уступаем. Кстати, и играли они вполне прилично для команды, игроки которой только перед этим матчем познакомились друг с другом.

Олег Базилевич:

— Первый матч в Ереване проиграли мы, как говорится, не по делу. Нечеткое судейство было. Непонятно, как такую команду и плохо судить. Ситуация крайне неприятная. Ничьей мы там заслуживали уж наверняка, так мне казалось...

Главное же в другом — эта игра убедила всех, и прежде всего самих ребят, что можно вот так собраться и сыграть «с листа».

Затем мы на своем поле обыграли тогдашних чемпионов страны, тбилисцев.

Сама обстановка на стадионе «Пахтакор», минута молчания перед матчем, черные повязки на рукавах футболистов, а больше всего реакция 50 тысяч зрителей — все это, конечно, подействовало на психику динамовцев. Сыграли они явно ниже своих возможностей, матч был для них траурным в полном смысле слова.

С нашей же стороны был проявлен особый энтузиазм, боевой настрой, В об­щем, победили мы по игре. После финального свистка болельщики еще час, наверное, не расходились, скандировали, праздновали победу... Подобную ситуацию смоделиро­вать нельзя. К такому результату привело стечение чрезвычайных обстоятельств. Я не узнавал, например, Кипиани, он хоть и забил гол, но играл не так, как мог, весь матч просто ходил по полю — так угнетала его обстановка...

Давид Кипиани:

— Тот матч я запомнил навсегда. Об игре не думалось ни до нее, ни во время, ни после. Бывает так, что проиграть хочется — такое было у нас настроение. Просто руки опускались. Перед матчем мы всей командой на кладбище поехали, отдали по­следний долг товарищам...

«ПАХТАКОР» — «ДИНАМО» (Тбилиси) — 2:1

«Пахтакор» (Ташкент) — «Динамо» (Тбилиси). 2:1 (1:1). Ташкент. Центральный стадион «Пахтакор». 27 августа. Состояние поля — 5 баллов. 24 градуса. Со второго тайма электрическое освещение. 50 ООО зрителей.

Судьи В. Баскаков (Москва), А. Богомазов (Фрунзе), А. Хохряков (Йошкар-Ола).

«Пахтакор»: Яиовский, Нечаев, Эннс, Бондарев, Ширин, Ким, Денисов, Глушаков, Файрузов, Шаймарданов (Убайдуллаев, 70), Церетели (Амриев, 78).

«Динамо»: Габелия, Г. Мачаидзе, Чивадзе, Сулаквелидзе, Чилая, Дараселия, М. Мачаидзе, Какилашвили (Коридзе, 64), Гуцаев, Кипиани, Копалейшвили (Шенгелия, 56).

Голы: Кипиани (9), файрузов (13), Нечаев (65).

Дублеры —1:2. Голы: Файзиев («Пахтакор»), Тавадзе и Лацабидзе («Динамо»).

Великая сила — интернациональная дружба народов СССР. Когда в памятном 1966 году Ташкент постигло стихийное бедствие, то вся страна пришла на помошь своим братьям и в короткий срок столица Узбекистана была восстановлена. И вот новое проявление этой поистине великой дружбы. Трагедия «Пахтакора» болью отозвалась в сердцах любителей футбола. В Ташкент со всех концов страны и из-за рубежа про­должают поступать телеграммы соболезнования. Футбольная общественность страны оказывает команде посильную помощь в восстановлении коллектива, все иовые и но­вые футболисты изъявляют желание играть в «Пахтакоре», дабы продолжить его славные традиции.

Сегодня мы на поле увидели еще двух новобранцев — Амриева из Душанбе и Файрузова из термезского «Автомобилиста», команды второй лиги Узбекистана. И они, надо сказать, не выпадали из уже начинающего складываться игрового ансамбля. Именно Файрузов в высоком прыжке забил головой первый гол «Пахтакора», а ас­систировал ему в этом Церетели — его пас в центр штрафной после стремительного прохода по краю был безукоризненным.

Ни на минуту не затихал наступательный порыв ташкентцев. Если что-то у них еще и не получалось, что вполне естественно, то они с лихвой компенсировали тех­нические огрехи огромной страстностью, стремительным порывом, желанием играть.

А. Назарянц. «Советский спорт», 28.08.1979

«Пахтакору» везло на наставников, среди которых немало было замечательных специалистов, настоящих спортивных педагогов, оставивших яркий след в судьбе команды. Но неверно было бы думать, что взаимоотношения клуба и старшего трене­ра всегда складывались так уж идиллически.

Мы испытываем сильный соблазн привести фрагменты из нескольких услышан­ных нами воспоминаний о тех старших тренерах «Пахтакора», деятельность которых не принесла особенного успеха команде и уважения им самим. Но к нашей истории это прямого отношения не имеет.

А вот о двух руководителях команды — Олеге Базилевиче и Сергее Мосягине — рассказать обязаны. Ибо с именем первого из них связана жизнь «Пахтакора» не­посредственно перед трагедией и сразу же после нее. Второй же возглавил команду вслед за Базилевичем и приложил немало усилий, чтобы сформировать новый, ста­бильный коллектив.

Олег Базилевич:

— В июне 1979 года мне предложили принять команду «Пахтакор». Тогдашний ее старший тренер Кочетков был болен, и команда выступала крайне слабо. Занима­ла в таблице первенства страны пятнадцатое место. А я в тот момент уже вел переговоры с двумя клубами — ЦСКА и «Динамо». И мне неловко было отказываться от заверений, которые я уже дал раньше. Это мешало мне принять решение. Но меня сумели убедить. Честно говоря, я и сам за­интересовался, поскольку работал в то время не на тренерской должности, а в аппа­рате Центрального Совета «Динамо». А тут я увидел перед собой живое дело. Тем более что в «Пахтакоре» были очень хорошие ребята, о которых у меня имелась полная информация.

В конце концов я согласился. Но оговорил, что буду работать только до конца года.

Приступил к делу с очередного матча «Пахтакора» в Ростове. Мы подряд вы­играли в четырех встречах. В чем причина? Есть в футболе элемент, который сраба­тывает автоматически,— смена старшего тренера команды. Происходит психологиче­ская мобилизация игроков, они невольно подтягиваются, понимая, что от того, какое впечатление произведут на нового тренера, во многом зависит их дальнейшая фут­больная судьба...

В первые же дни после авиакатастрофы нам удалось собрать группу дисципли­нированных игроков, которые очень добросовестно выполняли тренерские задания. Надо сказать прямо, что именно недисциплинированность и недобросовестность мно­гих игроков — ахиллесова пята нашего футбола. Бьются-бьются достаточно квалифици­рованные тренеры, но из-за нечетких, непрофессиональных взаимоотношений в коман­дах добиться необходимой отдачи не могут. У нас же таких проблем не возникало.

Закончился сезон 1979 года. Некоторые игроки уехали. Никто никого не держал. Был договор: сколько сможете, ребята, столько будете играть. У всех ведь есть ка­кие-то личные планы, семейные обстоятельства. Мы не занимались напрасными угово­рами, мол, оставайтесь, нам без вас трудно придется. Мы занимались работой с футбольной молодежью республики, и она на следующий год пробовала свои силы на поле.

Почему уехал я? Я уже говорил, что согласился принять команду лишь при вполне определенном условии о продолжительности работы в Ташкенте. Предлагали ли мне остаться? Безусловно. Но я посчитал нужным выполнить прежнюю догово­ренность.

Уходить было чрезвычайно трудно. С одной стороны — чисто человеческие до­воды, с другой — профессиональный долг, какие-то собственные жизненные планы, связанные с реализацией своих тренерских возможностей. Был, конечно, веский ар­гумент — память о ребятах, вместе с которыми мог и я исчезнуть с этого света. Но эмоции пришлось убирать, так как была разработана четкая программа дальнейшей профессиональной деятельности. Вот поэтому я и принял такое решение.

Яков Аранович:

— Когда стало известно, что «Пахтакор» принимает Олег Петрович Базилевич, кое-кто поначалу опасался, что возникнет разлад между игроками и тренерами. От Базилевича ожидали особой суровости в обращении с футболистами. В нашем мире все о всех все знают... Так вот о Базилевиче говорили, что человек он сухой, жест­кий и с этаким наукообразием в речах. Но Олег Петрович проявил неожиданную для нас гибкость я осмотрительность. При первом же серьезном разговоре с коман­дой он прямо заявил, что и весь коллектив в целом, и каждый игрок в отдельности недостаточно подготовлены к настоящей игре. Да мы ведь и сами это понимали. Ра­зумеется, он и принуждал, а не только убеждал трудиться на совесть. Естественно, не смотрел сквозь пальцы на существенные проступки футболистов. Но общее впе­чатление было такое, что новый старший тренер настроен работать с «Пахтакором» не один год.

И вскоре мы все почувствовали, что команда наша может и должна побеждать соперников любого ранга.

А потом произошла эта трагедия.

Выступая на траурной церемонии, Базилевич сказал: «Мы продолжим дело этих ребят!» Руководству республики, коллегии Спорткомитета, всем нам он во всеуслыша­ние пообещал в те дни, что будет и дальше работать с командой...

Но в декабре насовсем уехал в Москву... Нет, я не сужу его, хотя многие, и в первую очередь болельщики, обиделись. Каждому свое. Зачем только слова красивые говорить?..

М. И. Ибрагимов:

— К уходу Базилевича мы все отнеслись с большим сожалением. Прежде, когда дикторы на стадионе «Пахтакор» называли его имя, трибуны взрывались аплодисмен­тами. А год спустя, когда Базилевич приехал к нам на игру во главе команды ЦСКА, над стадионом после его фамилии разнесся оглушительный свист.

Да и команда тяжело перенесла все это. К тому матчу с ЦСКА, о котором я сейчас вспомнил, ребята готовились, как ни к какому другому. Никто их специально не настраивал на эту игру, они сами вышли на поле с горячим желанием победить ЦСКА и доказать своему бывшему наставнику, что мы и без него чего-нибудь стоим. И «Пахтакор» не обыграл, а просто разгромил команду Базилевича.

У Олега Петровича, тренера-профессионала, обладающего собственной позицией, я бы даже сказал, нестандартным футбольным мировоззрением, был реальный шанс собрать, обучить и закалить в играх совершенно новый «Пахтакор». Такую команду, которая не уступала бы погибшей, которая смогла бы со всеми основаниями претен­довать на самые высокие места в футбольной табели о рангах. Ему предоставлялось право на уникальный эксперимент.

Базилевич отказался от этого шанса и от этого права.

Вот почему я говорю о его поступке с сожалением.

Сергей Мосягин:

— Приглашение стать старшим тренером «Пахтакора» было для меня полной неожиданностью. В конце 1979 года я работал тренером юношеской сборной СССР. Вызвали меня в Спорткомитет СССР. В кабинете начальника Управления футбола В. Колоскова я застал председателя Спорткомитета Узбекистана М. Ибрагимова. Оба они обратились ко мне с просьбой помочь в становлении «Пахтакора». Я воспринял это предложение как партийное поручение. Действительно, команда находилась в труднейшем положении. Совесть не позволяла мне уклониться от этой работы. Через лия дня я был уже в Ташкенте.

Был конец ноября. Некоторые из игроков, приезжавших выступать за «Пахта­кор», покинули его — Глушаков, Якубик, Василевский. Прекратили играть местные мастера Исаков и Могильный. Команда была попросту неукомплектована, а о выбо­ре — кого на какое место ставить? — и вообще речи не было. Словом, ситуация сло­жилась очень нелегкая.

Необходимо было убедить руководителей футбола в Узбекистане, что задачу укомплектования «Пахтакора» следует решать прежде всего с помощью способных молодых футболистов самой республики. Я начал разъезжать по узбекским горо­дам, просматривал многочисленные клубы второй лиги, на некоторые матчи посылал своих помощников. В результате этих поисков в команде появились Кабаев, Иванов, Турчиненко, Пак, Байметов, Исламов и другие.

У меня был такой план: пользуясь предоставленной нам возможностью — не покидать высшую лигу независимо от занятого места,— просмотреть и по возможно­сти испытать в игре всех перспективных игроков республики, постепенно создать костяк настоящей команды. А в конце сезона проверить все позиции и, если на какие-то из них в республике не найдется достойных кандидатов, пригласить более опытных футболистов из других клубов страны.

Могу сказать прямо, что эта идея особой поддержки не получила. Меня пони­мали только некоторые из спортивных руководителей. Остальные требовали успеш­ных результатов не впоследствии, а сейчас, немедленно, любой ценой. Они настаивали на привлечении в команду ведущих мастеров из других клубов высшей лиги. Все это, конечно, вносило в работу нервозность.

К концу сезона, однако, нам удалось создать костяк команды: Яновский, Байме­тов, Иванов, Кабаев, Денисов, Новиков, Амриев, Турчиненко, Пак, Нартаджиев. Игра­ли у нас еще Церетели, Манучар Мачаидзе, Соловьев. Вскоре вернулся и Якубик. Взяли на заметку некоторых игроков из других команд, в частности, Журавлева из Свердловска и Белялова, выступавшего за львовский СКА. Успешно играл дубль, за­нявший среди вторых составов клубов высшей лиги шестое место.

Программа на следующий сезон была такая: наигрывать набранный состав, ве­сти поиски способных футболистов в республике, пытаться создать столь же само­бытный коллектив, каким располагал «Пахтакор» летом 1979 года. Но, повторяю, большинство наших руководителей требовало успехов теперь же — перед нами ста­вили задачу войти, как минимум, в десятку лучших клубов страны.

Осложняли, а не только облегчали ситуацию в команде и льготы. Игроки знали, что от конкретных результатов каждого матча судьба команды не зависит, а это действовало расслабляюще. Иные из футболистов позволяли себе играть явно ниже своих возможностей, выступать, что называется, не в здоровом соревновательном духе.

В такой обстановке взаимоотношения тренера и спортсменов, естественно, часто становятся конфликтными. Высокая требовательность к игрокам не всегда встречает понимание, причем не только у них самих.

Для себя я сезон 1980 года разделяю на три этапа. Начали мы довольно не­плохо. Летом, когда я почти на месяц уезжал в Италию на просмотр игр чемпиона­та Европы, наступил провал. И, наконец, осенью мы вновь начали играть более или менее успешно. Удачными были матчи с «Араратом», тбилисским «Динамо» и «Зе­нитом», в ту пору одним из лидеров первенства. Но очень мешало несовпадение моих требований исподволь готовить команду с открытыми призывами некоторых руково­дящих товарищей немедленно добиваться результата...

Перед началом сезона 1981 года ситуация ничуть не изменилась. Я добивался одного, начальство настаивало на другом. Работать же старшим тренером клуба выс­шей лиги можно, лишь ощущая поддержку, лишь на условиях ясных и не вызы­вающих сомнения. Поэтому в феврале 1981 года я вынужден был покинуть команду.

Андрей Якубик:

— При Мосягине команда переживала трудный период. Может быть, у этого тренера и получается работать с юношами, но со взрослыми и притом очень раз­ными игроками, повидавшими на своем веку тренеров разного толка и масштаба, Сергей Михайлович явно не нашел общего языка.

Александр Яновский:

— Мосягин все время тасовал состав команды, как колоду карт,— искал подхо­дящие варианты. Даже для детей это, наверное, не очень правильно, а что говорить о взрослых футболистах. Никто не знал, поставят его на следующую игру или нет. Так не только не достигнуть взаимопонимания на поле, так ведь и нажитое умение растерять недолго.

М. И. Ибрагимов:

— Проблема пополнения футбольной команды — проблема вечная. А попробуйте себе представить, насколько усложняется она в условиях экстремальных, таких, в ка­ких оказался «Пахтакор».

Надо было формировать «Пахтакор» срочно, но не наспех, основательно. А сле­довательно, важно было понимать, как долго собираются выступать игроки, согласив­шиеся приехать к нам. Мы обязаны были исходить из того, что имеем дело с жи­выми и очень не похожими друг на друга людьми. Выбирая лучшего, нельзя ломать судьбу того, кто оказался слабее.

Вот, скажем, спасибо Нечаеву из «Черноморца», что согласился нам помочь! Но мы с самого начала осознавали, что он со временем уедет. А кто его заменит? И вот после армейской службы в «Пахтакор» пришел Мустафа Белялов, уроженец Средней Азии, можно сказать, наш земляк, начинал играть в душанбинском «Пами­ре»... Но на то же место в команде претендовал Анатолий Могильный, игрок еще того «Пахтакора». Он тяжко пережил трагедию своих друзей, ушел играть в Джизак в команду первой лиги, но потом все-таки вернулся в родной клуб. А несколько позже сам осознал, что Белялов теперь как защитник стал сильнее и перспективнее, и тогда по доброй воле покинул поле. Мустафа теперь — наша гордость, первый фут­болист нового «Пахтакора», приглашенный выступать за олимпийскую сборную страны.

Идея воспитания резерва для команды в своей республике не вызывает сомне­ний. Но не так уж просто ее реализовать, особенно если приходится не дожидаться, пока растение само поднимется над землей, а тащить его за стебель из почвы. Ка­залось бы, полтора с лишним десятка команд — это большой резерв. Выбирай самых одаренных и включай в состав. Но тут выясняется, что одаренность довольно труд­но измерить, а вот физические кондиции у воспитанников второй лиги явно слабее, чем надо, техника хромает на обе ноги, тактическое мышление не сравнимо со стан­дартами высшей лиги.

Дело в том, что тренеры этих скромных футбольных клубов заметно уступают по уровню подготовки тренерам футбольной элиты страны, а следовательно, отстают и их питомцы. Да к тому же если и появится в такой городской команде игрок- самородок, то никто не поспешит передавать его в «Пахтакор» — самим тоже хочет­ся выигрывать. Еще и запугают своего ученика: в высшей лиге, мол нагрузки непе­реносимые и в дубле насидишься вдосталь... Это позиция местническая, мы ее осуж­даем, боремся с ней, но она, к сожалению, живуча.

И вообще я хочу вам сказать, что слишком простое решение вопроса в фут­боле нередко оборачивается непоправимой ошибкой.

Так вот Сергей Михайлович Мосягин, в бытность свою старшим тренером «Пахтакора», за недолгий срок пригласил в состав, заявил на участие в играх 37 чело­век (I). А через два-три месяца отчислил многих из них. Это уже не команда, а караван-сарай.

Жесткий, приказной тон тренера, нетерпимость к возражениям, излишне свобод­ное манипулирование людьми — все это вызвало, как говорят в медицине, реакцию отторжения.

Футбольная команда, даже самая стабильная, сыгранная, устоявшаяся, никогда не бывает застывшим до окостенелости организмом. Каждый сезон, а порою и гораз­до чаще кто-то приходит, кто-то уходит, кто-то приживается и становится своим чело­веком, а кого-то эта подвижная, изменчивая, но достаточно упругая среда выталки­вает, кто-то проводит всю свою футбольную жизнь на периферии человеческого интереса, а кто-то сразу оказывается в центре внимания.

По-всякому складываются судьбы. Но только сумма судеб может стать командой.

«Пахтакор» после августа 1979 года — это не результат обычного стечения мно­гих обстоятельств и соединения разных индивидуальностей. Здесь все нормальные процессы были сжаты во времени едва ли не до предела. Создание команды уложи­лось в невероятно короткий срок

Считается, что театру отпущено определенное количество лет жизни, как и че­ловеку. Он в муках рождается, проходит период детских игр, переживает первую, а затем и все прочие влюбленности, мужает, начинает клониться к закату и наконец умирает. Правда, сам этого иногда не замечает — билеты продаются, афиши выпуска­ются, зал заполняется (часто с помощью культпоходов), актеры вечерами выходят на сцену... Но это уже не живой организм, не искусство.

Футбольная команда — совсем другое явление. Жизнь в ней поддерживается постоянной сменой действующих лиц в декораций. Но ведь знаем же мы некогда гремевшие литаврами футбольные клубы, которые теперь тихо прозябают в конце турнирной таблицы. Ивой раз даже кажется, что лучше было бы иным из них от­правиться в первую лигу, там собраться с силами, возродить былое честолюбие, за­рядиться мечтой в вновь вынырнуть на поверхность, но уже обновленными, свежими, энергичными.

Так бывало в в судьбе «Пахтакора», который то падал, то поднимался во весь рост. Но на этот раз случилось такое, чего не бывает. Команда, погибнув, не ис­чезла.

Пришли новые люди, явились новые герои для этого и будущих повествований (уж во всяком случае, газетных футбольных отчетов). Это совсем другие игроки. Но все вместе они «Пахтакор». Они уловили, унаследовали, переосмыслили и вопло­тили в своей игре то лучшее, что отличало «Пахтакор» от прочих известных клубов. Они творят футбол, и футбол творит их.

У него труднопроизносимое имя-отчество — Ипггван Иожефович. В прошлом из­вестный игрок киевского «Динамо», ЦСКА. «Черноморца». Тренировал тот же «Чер­номорец», «Памир» (Душанбе), «Карпаты» (Львов).

Венгр по национальности, родом из Закарпатья, он в обыденной ситуации изы­сканно вежлив, немногословен, корректен. Откровенное честолюбие органично со­четается в нем со стремлением делать свое дело максимально чистыми руками, быть предельно осторожным в выборе слов и средств. Непорядочности не прощает, хотя к неумышленным ошибкам относится терпимо, С игроками строг, но при этом чрез­вычайно внимательно относится к душевному и физическому состоянию своих подо­печных.

Надо видеть лицо его, когда он после финального свистка судьи, возвещающего победу «Пахтакора», поднимается со скамейки запасных, где в пиджаке и белой ру­башке под галстуком неподвижно отсиживает всю игру, и идет по беговой дорожке к выходу со стадиона! Счастливое лицо человека, славно поработавшего и честно до­бывшего свою удачу.

М. И. Ибрагимов:

— Иштван Иожефович Секеч уважает людей. И добивается того, чтобы и они его уважали.

Мы ценим, что он слов на ветер не бросает. Если Секеч принимает какое-то решение, можно быть уверенным, это обоснованное, справедливое решение. Может показаться, что он излишне осторожен, но это не так. Он как тренер постоянно рискует, выпуская на поле необстрелянную молодежь.

Секеч считает себя у нас не «варягом», не «скорой помощью», а постоянным работником. Он понимает, какой груз ответственности лег на его плечи. Редко при­бегает к крайним мерам, но уж, если он считает это неизбежным, переубедить его практически невозможно. Не хотел бы я быть игроком, обманувшим доверие такого тренера...

И что еще очень важно, в чем сказывается линия Секеча на формирование здорового морального климата в команде, это его отношение к общественной работе. Комсомольская организация в «Пахтакоре» теперь существует не только на бумаге. Она на деле оказывает влияние на все происходящее в команде. Тут, я полагаю, сыграло свою роль и то обстоятельство, что Иштван Иожефович и сам когда-то, иг­рая в «Черноморце», долго был комсоргом команды.

Словом, тот факт, что «Пахтакор» нового призыва завоевал в 1982 году во вто­рой раз за всю историю клуба шестое место в чемпионате страны по футболу, во многом объясняется заслугами старшего тренера команды.

Иштван Секеч:

— Относиться серьезно к футболу и к жизни — этому меня научила моя семья. Отец, мама, старшие братья. Все они много и тяжело работали, сызмальства в том же духе воспитывали и меня. И футбол у нас в доме не считался чем-то таким, ради чего можно не выполнить другие обязанности. Возможность поиграть была для меня наградой, никак не меньше.

Еще в 22 года, играя в команде мастеров, я решил, что стану тренером.

Старшим тренером «Пахтакора» меня назначили 15 февраля 1981 года. Прежде всего я собрал команду и объявил, что до июня никого выводить из состава не буду, как бы плохо ни складывались наши дела. Команда поняла, что у каждого есть время, чтобы показать себя в деле.

Футболисты ожидали услышать от меня мою программу, хотели выяснить, что можно и чего нельзя при новом старшем тренере. А я специально обошел молчани­ем эти вопросы. Пусть, решил я, думают сами, пусть подстраиваются не ко мне, а друг к другу, пусть проявляют свои собственные убеждения и склонности, а не вторят мне. Вместе с тем я ввел обязательное ежедневное медицинское обследование игроков. Проверялся пульс, измерялось давление, предлагались упражнения на ско­рость — такие испытания дают объективную картину состояния организма. Сразу же становится ясно, кто как себя вел накануне, на кого можно надеяться, что он про­ведет весь матч в нужном темпе, а кто и до перерыва еле-еле дотянет.

Я не хотел и не хочу следить за взрослыми людьми, словно бы подглядывать в замочную скважину. В конце концов, в футбол пришли добровольно, так что долж­ны сами соображать. Я просто сказал им: «Хотите играть, играйте. Сделайте все, что только можете, чтобы помочь своей команде».

И в календарных матчах 1981 года я довольно быстро увидел, кто чего стоит. Просто сидел на скамейке и смотрел, до поры почти ни во что не вмешивался. Некоторые игроки неверно оценили такое мое поведение. Стало видно, что они ре­шили использовать в личных целях льготу, предоставленную «Пахтакору»,— заброни­рованное за командой место в высшей лиге. Наживали на этом сомнительный капи­тал и некоторые клубы высшей лиги. Когда все это для меня стало окончательно ясно, пришлось покинуть команду Нартаджиеву, Турчиненко, Шаймарданову. Самое опасное заключалось в том, что эти одаренные футболисты создавали вокруг себя атмосферу, далекую от подлинно спортивного духа, от честного игрового соперничества.

В 1981 году мы проделали большую тренировочную работу. Наш лозунг был прост и ясен: «Порядок бьет класс!» Все у нас основывалось на сознательной орга­низованности, когда каждый солдат знает свой маневр. Три основных принципа были положены в фундамент игры «Пахтакора»: строжайшее выполнение игровых зада­ний, максимальная самоотдача на поле, четкое взаимодействие с партнерами.

Логичным результатом всех этих перемен и явилось шестое место, занятое «Пахтакором» в первенстве страны в 1982 году.

Очень важно и то, что мы сразу начали уделять гораздо большее внимание общественной работе. Существенную помощь комсомольской организации оказывают коммунисты: наш парторг, врач Олег Леонидович Пак и начальник команды Яков Аронович Аранович. Постоянное внимание к проблемам и жизни команды прояв­ляют Центральный Комитет комсомола Узбекистана, в частности секретарь ЦК А. Ис­маилов, обком и райком комсомола, комсомольская организация колхоза «Полит­отдел» .

Надо развивать общественную активность и интеллект ребят. Надо добиваться того, чтобы игроки ясно представляли себе свое будущее. Мы самым серьезным об­разом относимся к учебе футболистов — сейчас в команде 14 студентов, все они неплохо учатся. На базе в Кибрае создана приличная библиотека.

Я постоянно внушаю им, что шестое место в чемпионате страны — это не место команды по мастерству, это прежде всего результат нашей организованности и дис­циплины. Но не всегда убеждение становится достаточно эффективным методом. Как вы знаете, команда заняла в первенстве 1983 года десятое место, хотя в определен­ные периоды турнира казалось, что мы можем рассчитывать на большее. За довольно длительным периодом, когда «Пахтакор» не знал поражений, наступил спад, были прямо-таки досадные проигрыши.

Футбол нужен людям. И, когда мы выходим на поле, на игру и игроков внима­тельно смотрят десятки тысяч глаз, а с помощью телевидения и миллионы. Мы обя­заны осознавать свой долг перед обществом, мы должны играть не в детские игры, а в большой, красивый, честный футбол.

Так говорит и так думает старший тренер «Пахтакора», заслуженный тренер Таджикской и Узбекской ССР, заслуженный деятель физической культуры Узбеки­стана Иштван Секеч. Человек, которого именно футбол сделал тем, кто он есть. Человек, который сегодня делает многое для того, чтобы футбол выковал и харак­теры игроков вверенной ему команды.

Мы расскажем здесь лишь об одном из футболистов «Пахтакора». Не потому даже, что он в пору, когда собирался материал для этого повествования, был самым известным игроком команды. А потому, что в его судьбе влияние футбола вообще, «Пахтакора» в частности, очевиднее всего. «Пахтакору» этот человек обязан своим, для многих неожиданным подъемом — и в игре, и в жизни.

Когда он появляется вблизи чужих ворот, вокруг него сразу же возникает то особое азартное напряжение, которое предшествует голу. Вратари соперников начи­нают нервничать, партнеры как бы подтягиваются. И вот следует мощный меткий удар и трибуны стадиона «Пахтакор» вздымаются в едином ликующем крикс: «Якуб-джон! Якуб-джон! Якуб-джон!» — так болельщики на узбекский лад переиначили его фамилию.

Андрей Якубик пришел в «Пахтакор», когда ему было 29 лет. Считается, что в этом возрасте у футболиста все уже позади. Поэтому, наверное, и рассталось с ним так легко московское «Динамо», в составе которого он выступал 12 сезонов. И как потом кусали локти руководители этого клуба!

Достаточно сказать, что, играя в «Пахтакоре», Якубик забил за неполные шесть лет в играх чемпионата СССР 68 голов, в то время как за все годы выступлений за «Динамо» их у него на счету было всего 35.

Смысл игры в футбол заключается в том, чтобы провести мяч в ворота соперни­ка. Поэтому, наверное, и окружены особым вниманием игроки, умеющие это делать лучше других. Таких футболистов называют бомбардирами. Самые меткие из них входят в символический «клуб Григория Федотова», знаменитого в прошлом советского форварда. Для этого надо забить сто мячей в официальных играх — первенстве и Кубке СССР, в международных матчах за свой клуб или сборную СССР.

В сезоне 1982 года Якубик неожиданно для многих стал лучшим бомбардиром чемпионата страны, а 1 июля 1983 года, забив в ворота московского «Торпедо» свой сотый гол, вошел под порядковым номером 36 в клуб Федотова.

Ясно, что и раньше Якубик не был рядовым игроком. Но в московском «Ди­намо» просто не разглядели в нем личность, прирожденного лидера. Иначе сложи­лось в «Пахтакоре». Чем больше доверяли ему тренеры и футболисты, чем большее уважение высказывали ему поклонники этого клуба, тем большую ответственность испытывал он за свою игру и за игру команды, капитаном которой его выбрали.

М. И. Ибрагимов:

— Андрей Якубик может служить примером преданности своей команде. Не здесь он вырос и научился играть, но здесь он испытал такой взлет, какой редко выпадает на долю футболиста, в общем-то, завершающего свою карьеру. У нас его капитаном выбрали, у нас и в партию его приняли.

Он прямой, сильный, авторитетный человек.

Михаил Гершкович:

— С Андреем мы семь лет играли в московском «Динамо».

Однажды — это было в 1978 году, на время чемпионата мира в Аргентине — в первенстве страны объявили перерыв. И мы всей командой с семьями поехали в Сочи. Это был как бы отпуск, но мы не только отдыхали, а еще и тренировались.

Тут и произошел случай, о котором я хочу рассказать.

Вечер. Уже начало темнеть. Погода портилась, но несколько человек из наших еще оставались на пляже. Жена Саши Маховикова, нашего капитана, пошла купать­ся. И в этот момент как-то резко заштормило. Женщина стала тонуть и звать на помощь. Побежали за спасателями. Никто из тех, кто был на берегу, не решался войти в штормовое море.

И тогда пошел Андрей Якубик, хотя его пытались остановить. Но он кинулся в воду, доплыл до тонущей женщины, уже ослабевшей к тому моменту, а потом со страшным трудом буквально протащил ее через вал воды у самой кромки берега.

Вынес ее и рухнул на песок. Долго еще не мог прийти в себя от усталости. Спас человека.

Я это не в укор другим вспоминаю, не всякий и смог бы сделать такое. Андрей смог. Он настоящий спортсмен и настоящий человек.

Русоволосый, загорелый, отлично сложенный, с мужественным лицом, со сво­бодной, достойной манерой держать себя, с открытой улыбкой, он сразу вызывает доверие. Говорит легко и охотно, всегда оставаясь самим собой. Прост и умен этот обаятельный москвич, возглавляющий главную футбольную команду Узбекистана.

Андрей Якубик:

— Настоящим, серьезным спортом я стал заниматься довольно рано. Еще па­цаном начал играть в дубле московского «Динамо» у тренера Адамаса Голодца.

А с 1968 года я выступал уже за основной состав московского «Динамо», где меня учил уму-разуму сам Константин Иванович Бесков. Играл я в этой команде, как вам известно, двенадцать лет, стал чемпионом страны, обладателем Кубка СССР, участвовал в финальном матче за Кубок обладателей кубков европейских стран. В 1972 году входил в состав сборной страны, в которой выступал на Олимпийских играх в Мюнхене, где мы завоевали бронзовые медали. В составе сборной Москвы стал в 1979 году чемпионом Спартакиады народов СССР.

Казалось бы, хорошо? Да, и вправду неплохо. Почему же я в таком случае ушел из «Динамо» и на столько лет переехал в Ташкент? Конечно, хотелось мне помочь «Пахтакору», на который навалилась такая страшная беда. Но ведь, если я скажу, что всю жизнь мечтал играть в «Пахтакоре» и жить в Ташкенте, вы мне, наверное, не поверите? Нет, конечно, главная причина была в другом.

Мне стало трудно играть в родной команде. Ею в ту пору руководили все, как говорится, кому не лень. А от этого добра не жди.

Когда в августе 1979 года в спешном порядке собрали новый состав «Пахтако­ра», никто и не ожидал, что команда займет девятое место в первенстве. Я, напри­мер, прилетел даже не в Ташкент, а в Алма-Ату, прямо на очередную игру. Да и остальные входная в команду так же, словно ныряли в холодную воду. Мало кто понимал, на что решился. К тому же игроки были очень разного уровня, это тоже большая трудность. Но все до одного старались. И сыграли очень неплохо.

А в конце сезона я вернулся в Москву — кончилась командировка. Снова стал играть за «Динамо», даже, помнится, в матче с киевлянами решающий гол забил. А потом в игре с «Локомотивом» получил травму ноги. Настроение, честно говоря, было неважное. И снова я столкнулся со странной, я бы сказал, коллегиальностью в руководстве командой. Мнением старшего тренера при этом, насколько я понял, никто даже не интересовался. А тренер, не обладающий собственным мнением, не умеющий отстоять свою позицию, это уже и не тренер.

Словом, решился я и перебрался в Ташкент. Да так и остался. В 1980 году я восемь голов забил. Только в футболе от таких успехов радости мало. Если коман­да проиграла, то и ты не выиграл. Лишь все вместе мы можем добиться победы.

Иштван Иожефович Секеч стал присматриваться к «Пахтакору» еще тогда, когда командой руководил Мосягин. Замена старшего тренера, что называется, назревала. И наконец состоялась. Очень мне было интересно, как себя поведет Секеч, я ведь понимал, что не так уж много лет осталось мне играть. А новый тренер больше смотрел, чем делал, больше молчал, чем выступал. Но потом он приступил к работе всерьез и надолго. И ребята как-то очень быстро поверили, что «Пахтакор» может играть совсем по-другому.

В нашей беспросветности появились проблески.

Обыграли «Спартак» со счетом 3:0. «Арарат» — 3:1. Но не было еще в нашей игре стабильности, надежности, класса не чувствовалось. Нужно единое для всех стремление к победе и столь же единое понимание того, как победа эта может быть добыта. Вот таким единением мы и занимались весь 1981 год. Ну и, конечно, много, очень много тренировались. И уже в следующем году заставили считаться с собой всех, любую команду высшей лиги.

Прямо скажу, я доволен, что играл в «Пахтакоре», И в первый-то раз приехал совершенно добровольно, хотя на сборы мне дали всего два дня, а уж во второй раз это было вполне осознанное решение.

Здесь я стал по-другому смотреть на футбол. Другими глазами.

И в команде, и вообще в республике ко мне все относятся по-доброму. Вот и я стараюсь не подводить людей, которые мне доверяют. Болельщики на улице узна­ют, сразу же начинают приглашать на застолье, но я вежливо отказываюсь: извини­те, мол, не могу, а то завтра играть буду плохо. Они понимают и не настаивают, настоящим болельщикам все ж таки важнее, чтобы «Пахтакор» выступал достойно, чем чтобы Якубик выступал за столом.

Кое-кто думает, что футболисты пьют. Но это же ерунда! С нашей жизнью, с современной игрой выпивка совершенно несовместима. Стоит какому-то, пусть даже самому способному игроку начать закладывать, как через год-другой футбол выбросит его за борт. Пьющему человеку, как бы ни был он силен и вынослив от природы, не выдержать постоянного напряжения. Он перестанет успевать к мячу, хуже будет соображать, начнет подводить товарищей, команду, а кто согласится это терпеть? Здесь, хочешь ты того или нет, все время жесткая конкуренция. На твое место всегда найдутся желающие. Так что уж будь любезен держаться!

В благословенной и упоительной этой тени райские кущи не кажутся уж такой бессмысленной выдумкой. Под развесистым деревом, возле ленивого мутновато­го арыка, за простым некрашеным столом, в буйных запахах плова, с пиалами зелено­го чая в руках, мы стали участниками того, что в Узбекистане называют «гап»: не­спешной мужской трапезы и беседы на темы, как говорится, представляющие взаим­ный интерес.

Гап предполагает ритуальную верность обычаю. И, как всякий ритуал, занятие это носит отнюдь не только прикладной характер.

Все вместе моют крутобокие помидоры, серебристые на изломе, лакированные пупырчатые огурцы, розово-белую редиску, строгают в тонкую соломку специальную желтую морковку, промывают особый, длинненький рис, разделывают и режут на куски баранину. Потом все вместе сосредоточенно пьют дарующий прохладу зеле­ный чай с карамельками.

Казалось бы, можно пойти в ресторан, где еду приготовит без вас, или попросту пообедать дома. Но нет, это же так приятно — заняться в тесном дружеском кругу общим делом! И разговор течет в такие минуты спокойный и доверительный, ува­жительный.

Но самое главное — плов. В области приготовления этого блюда здесь есть свои признанные авторитеты, кумиры публики. Один из них, тоже, разумеется, болельщик «Пахтакора», оказал нам честь — лично приготовил плов. Надо видеть, сколько изя­щества и совершенства, сколько подлинного мастерства в его движениях, когда он стоит у круглого чугунного казана, вмазанного в глиняную печь. Мастер плова не­тороплив, но быстр, он много успевает, но не делает ничего лишнего. И вот он про­тыкает особой палочкой пирамиду потемневшего риса в казане — это тоже зачем-то нужно. А дух какой, какой разносится аромат!..

За столом идет беседа, естественно, о команде. О взлетах и провалах в ее судьбе, о блистательном созвездии игроков, погибших в авиационной катастрофе, о трудном пути наверх после этой беды, о нынешнем дне футбольного коллектива. Наши собеседники, тоже пишущие о спорте, конечно, знают, что мы собираемся рассказать о команде, их волнует этот замысел, как все, относящееся к «Пахтакору». Но они не спешат с советами, не настаивают, чтобы мы разделили их общую точку зрения на команду.

Вообще спортивное боление в Узбекистане пронизано благородной сдержанно­стью и уважением к футболу. Это не слепой фанатизм, это вполне зрячая любовь. Коллеги наши скорее, пожалуй, посетуют на нестабильность игры, с пониманием дела покритикуют среднюю линию и нападение, вспомнят о досадном проигрыше аутсай­деру, чем начнут безудержно нахваливать «Пахтакор». Разве что скупо и кратко одобрят Секеча да упомянут о том, как в безнадежной ситуации спас ворота Янов­ский, да отметят неувядаемую мощь Якубика, но только между прочим, к слову.

Мы углубляемся в историю и вспоминаем, что датой рождения современного футбола принято считать 26 октября 1863 года.

В этот день в одной из лондонских таверн — в сущности, это ведь тоже чайхана на британский лад — была принята резолюция следующего содержания: «Клубы, пред­ставленные на этом собрании, соединяются в общество под названием «Футбольная ассоциация». Редкие посетители, слушая горячие споры собравшихся, не подозревали, что присутствуют при историческом событии: устанавливались законы игры, которой в скором времени предстояло покорить весь мир. Чуть позже — 8 декабря — были окончательно выработаны 13 пунктов правил, которые с незначительными измене­ниями сохранились до сегодняшних дней.

За эти 120 лет футбол стал не только самым популярным зрелищем, но и социальным явлением. Для него построены стотысячные и даже двухсоттысячные («Маракана» в Рио-де-Жанейро) стадионы. Миллионы телезрителей еженедельно приника­ют к голубым экранам, чтобы насладиться любимой игрой, а когда проводятся миро­вые чемпионаты, то счет идет уже на миллиарды.

Для игроков и тренеров футбол — не столько игра, сколько тяжелое и трудное дело. Изнурительные тренировки, постоянные переезды и перелеты, частые разлуки с семьей... Вся эта кочевая жизнь изматывает до предела. К тому же никто другой не испытывает над собой столь пристального общественного контроля, как люди фут­бола. Каждый матч команды высокого ранга рецензируется в печати, показывается по телевидению. Действия игроков и тренеров обсуждают все — руководители, коммен­таторы, зрители. От них требуют только успехов, не признавая никаких ссылок на объективные и субъективные причины. Один западногерманский врач в течение трех лет вел подробные медицинские наблюдения за тренерами бундеслиги с их, разумеет­ся, разрешения, а затем опубликовал полученные результаты. Так вот, он установил, что во время игры пульс некоторых тренеров достигает 190 (!) ударов в минуту. Вы­вод его был таков: профессия футбольного тренера одна из самых опасных в мире.

Футбол с его страстями и непредсказуемыми сюжетными поворотами, с его простотой и доступностью — не только увлекательное зрелище, но и любимая тема бесконечных обсуждений, жарких споров. Хотим мы этого или нет, но спорт вооб­ще, и футбол в особенности, влияет даже на общественное, на национальное само­сознание. «Наши выиграли!» — и люди гордятся, словно невесть каким достижением. «Наши проиграли...» — и люди печалятся, будто потерпели тяжкую неудачу. Но ведь не о битве же с врагами идет речь — ну, бегают, ну, прыгают, ну мяч гоняют по полю.

Мы не социологи и не беремся отвечать на вопросы о природе этого социаль­ного феномена. Знаем только, что он реально существует. И требует к себе серьез­нейшего отношения. Чтобы убедиться в этом, достаточно лишь присмотреться к гро­мадной чаше стадиона, заполненной футбольными болельщиками. Как единый тыся­чеглавый и тысячерукий организм, эта туча людей замирает и неистовствует, безу­держно ликует и горестно вздыхает, хохочет и гневается, свистит и аплодирует. Где, скажите нам, можно найти еще двадцать два исполнителя, способных вызвать к себе такой интерес?!

Каждый матч, даже между очевидным лидером и откровенным аутсайдером, непредсказуем, всякая игра чревата неожиданностями. Но точно так же нам заранее известно и то, что по тем же законам ожиданной неожиданности развивается и судьба всякой команды, вообще история нашего футбола. Ну кто мог угадать, что чемпионом страны в 1983 году станет «Днепр»? Даже самые категоричные футболь­ные пророки не решились бы на такое предсказание. Именно эта вера в то, что все еще может перемениться, заставляет нас после обидных, но, видимо, в чем-то зако­номерных поражений отечественного футбола в мировых и европейских турнирах снова напряженно вглядываться в экран телевизора, когда на поле выходит сборная страны...

Приступая к работе над этим повествованием, мы несколько беспокоились: а что же будет, если, пока мы будем писать, у «Пахтакора» опять сменится старший тре­нер? Что если уйдут одни игроки и придут другие? И как писать, если «Пахтакор» вдруг возьмет, да и вылетит в первую лигу?.. Но потом мы смирились. На то он и футбол, чтобы преподносить бесконечные приятные и неприятные сюрпризы своим заинтересованным зрителям.

В футболе есть, разумеется, свои закономерности, но нарушаются они с заме­чательным постоянством.

Рукопись наша подошла к финалу, но повесть о «Пахтакоре» не завершена.

Матч заканчивается, игра — никогда.

"Дружба народов", 1984 год, №№ 7, 8.