Команданте Мамба

Глава. 2. Операция «Попугай» и другие приключения Вождя.

К городу Банги в прошлом, а сейчас переименованным мною в Барак, мы подошли через две недели, изрядно запыленные, но довольные. Это время мои воины потратили с пользой, успев хорошо поохотиться на разных животных, пока передвигались по саванне.

Во время охоты мне не раз приходила мысль приручить кого-либо из животных. У местных племён приручёнными были только коровы, худые, как гончий велосипед, и такие же резвые. Они больше походили на худую разновидность буйволов, чем на тех неспешных животных, к которым привык я.

Кроме них по деревням бродили ещё козы, что также были гораздо ближе к африканским антилопам, чем к европейским козлам. Хотя характер оставался таким же гадким.

Овец не было, как не было и домашних птиц, к моему великому сожалению, иногда просто очень хотелось побаловать себя жареной курочкой.

Зато хватало попугаев, которые, в основном, жили в джунглях, либо на островках деревьев в саванне. Эти до предела наглые птицы, разведав наши поля, стали усиленно их осваивать, прилетая на них не работать и пахать, а клевать и уничтожать выращенный нами с большим трудом урожай.

Я был в шоке, когда, получив известие о нападении на поля каких-то волнистых попугайчиков, увидел огромную стаю, океанскими волнами бесновавшуюся над нашей кукурузой и немногочисленными посадками гороха, сои и прочих зерновых культур.

При ближайшем рассмотрении это оказалась разновидность попугая под известным всем названием «неразлучник», только с менее массивным клювом, но кусались они не менее больно, чем настоящий неразлучник.

Негры гоняли птиц палками с полей. Весело чирикая, вся стая срывалась с земли и, трепеща крыльями, взмывала вверх и в сторону, делала пару кругов и приземлялась на краю следующего поля, и все повторялось заново и с тем же результатом.

Меня это изрядно бесило, а также злили глупые лица моих подданных, с разочарованием разводивших руками. И тогда я задумал страшную месть бессовестным попугаям, грабившим мои поля.

Для начала было изготовлено множество силков, которые мы расставили на одном из привлекательных для попугаев полей. Была подготовлена атака ультразвуковым визгом женщин, измученных месячными циклами, а им в поддержку приданы молодые дарования из числа девочек – подростков, имеющих фальцет и регулярно тренирующихся на своих братьях и родителях.

Сам я, навешав на себя пучки травы, залёг на краю поля и приготовился к встрече пернатых разбойников. Ничего не подозревающая стая появилась со стороны темнеющей вдали полоски джунглей, и, нарезав несколько кругов, попыталась сесть на приглянувшееся им другое поле.

Но не тут-то было! Злые, не выспавшиеся негры, пригнанные мною с раннего утра на другие поля, тут же поднялись из зарослей сельскохозяйственных культур, дико крича и размахивая палками, взбудоражили стаю и погнали её с поля.

Обиженно чирикая и сверкая в свете яркого утреннего солнца разноцветными пятнами перьев, стая полетела на другое поле, где их снова встретили злые негры. Та же история повторилась и на других клочках полей, раскиданных тут и там, и, наконец, стая попугаев, изрядно налетавшись, обнаружила небольшой очаг спокойствия в этом бешеном мире, и, покружив над ним, решила опуститься.

Усевшись на поле, птицы начали настороженно поднимать разноцветные головы, торопясь узреть злых людей. Но всё было спокойно, и вся стая, немного успокоившись, стала неторопливо клевать угодья, с лёгкостью вышелушивая из колосьев вкусные и питательные зёрнышки.

Дождавшись, пока птицы успокоятся, я подал сигнал лежавшим в зарослях густой травы женщинам и их визгливым дочерям и внучкам. Словно свёрнутые пружины, выскочили они из зарослей и помчались к полю, давая волю столь долго сдерживаемым чувствам, вереща, завывая и крича, как только возможно.

Эффект, превзошёл все ожидания! От испуга половина попугаев чуть не подавилась зёрнышками, сразу понеся потери в этом бою, остальные резко облегчились от испуга и мгновенно взмыли сразу с места, без всякой команды вожака стаи.

Из-за резкого взлета всей стаи в воздухе возникла мешанина из крыльев, тел и хвостов. Добрые женщины ещё добавили визга в жуткую какофонию звуков, разрывавших мои перепонки.

Часть попугаев не смогла подняться с земли, запутавшись в силках, часть задохнулась, поперхнувшись вкусными зёрнышками, часть умерла от разрыва своих маленьких, но храбрых сердец.

Остальные приземлялись, столкнувшись в воздухе друг с другом. Они падали на землю, трепеща поломанными крыльями и дёргаясь своими маленькими телами в судорожной попытке подняться в обратно в воздух.

Поднявшись, я нанёс последний удар стае пернатых разбойников. Для этой цели я достал один из мушкетов, захваченных мною давным-давно у охотников за рабами.

Его широкий раструб позволял выпустить огромное количество дроби. Для единственного заряда я разобрал все негодные патроны, которые носил в кожаной суме, страшась выкинуть. Ведь новые патроны взять было негде, а самостоятельно делать порох я ещё не умел.

Да, конечно, в детстве мы делали дымный порох, смешивая селитру с углём, но здесь я не нашёл селитры, вот и не выкидывал негодные патроны, надеясь найти и им нужное применение.

Но на единственный заряд выстрела из мушкета, пороха я собрал. На дробь пошли крошки металла, обрезки и обломки ножей и прочего железного хлама. Тщательно прицелившись, я поднёс еле тлевший трут к запальному отверстию. Грянул выстрел, всё вокруг заволокло пороховым дымом.

Когда дым рассеялся, стаю словно ветром сдуло. Небольшая кучка птиц виднелась далеко впереди, в отчаянных усилиях пытаясь набрать ещё большую скорость и издавая дикие вопли ужаса на своём попугайском языке.

На поле битвы за урожай оставались лежать кучи мёртвых и раненых птиц. Чувство раскаяния тронуло моё зачерствевшее сердце при виде разбросанных разноцветных тел.

Но, оглядываясь на остальных негров, я понял, что раскаяние посетило только меня, остальные, оживлённо переговариваясь, собирали попугаев и начинали их ощипывать, надеясь полакомиться жалкими окорочками из их тел.

Что ж, это дикая природа, и битва за ресурсы с животным миром беспощадна для проигравших. Ведь попугаи всё равно бы склевали весь урожай, несмотря на то, что его потеря привела бы к голоду среди людей.

Но несмотря на здравый смысл, попугаев было жалко. Направившись к полю битвы с попугаями я увидел довольно крупного их представителя жёлто-зелёной расцветки. Судя по его размерам, бывшего вожаком, если не всей стаи, то хотя бы её части. Попугай бился о землю крылышками, трепыхаясь при этом всем своим телом и надрывно и тоскливо крича, зовя на помощь сородичей.

Подойдя к нему, я решил его поймать, вылечить и приручить. Поймав птицу, которая тут же стала сильно клеваться и перебирать лапками, я стал успокаивать её, держа в руках, и унёс с собой. Чуть позже мне сплели из прутьев клетку, в которую я и поместил пойманного вожака, и стал его лечить, одновременно приручая, что в принципе было нетрудно.

Бродя по саванне, мы часто натыкались на охотившихся гепардов, но их щенки меня не интересовали, разве что, для их перепродажи редким торговцам. То же касалось и других животных.

Ещё в саванне и приречных зонах, было много птиц: грифы, стервятники, попугаи, ткачики из семейства воробьиных, жившие целыми колониями и опутав своими гнёздами деревья, как пауки, вот собственно и всё разнообразие. Изредка мелькали в вышине орлы, да вдоль реки появилась скопа. Были ещё и совы, иногда смешные, вроде белолицей совки, больше известной, как сова-трансформер, ну и посерьёзнее, вроде африканского филина.

Да ладно совы, вот были ещё лисицы… ушастые. Это были бы настоящие помощники, подслушивали бы всё, да подглядывали вместе с… собаками, одна беда… говорить не умеют.

Совсем другая история произошла с гиеновидными собаками, этот довольно тщедушный представитель семейства псовых, был намного меньше самой гиены, не такой безобразный, и жил небольшими стаями. Конечно, этому представителю псовых было далеко до дикой собаки Динго. Но в качестве добровольного помощника для поиска людей и обнаружения засад он мог бы пригодиться.

В один из дневных переходов по саванне, я вместе со своими воинами случайно наткнулся на стаю гиеновидных собак, торопливо пожиравшую загнанного детёныша небольшой антилопы. Оценив ситуацию, дал команду поймать парочку детёнышей. Получив приказ, воины стали окружать стаю.

Глотая куски мяса на ходу, стая бросилась наутек от трупа, но далеко они не ушли. Лучники отработали по ним, и вся стая прекратила своё существование, кроме трёх забавных щенков.

И сейчас на моём плече, словно у пирата Флинта, (пират Мамба! А… Звучит!?), сидел попугай, а возле ноги бежал щенок. Время от времени я поднимал щенка на руки и дальше он путешествовал, сидя на моём щите, словно большая чёрно-серая клякса посередине белого круга.

Попугай же время от времени перебирался с моего плеча, где развлекался тем, что трепал мочку уха, на мою кучерявую голову и оттуда обозревал окрестности своим величавым взором. Сидя на голове, он вытягивался в струнку и кричал, воинственно хлопая своими крыльями. Настоящий воин по духу, и особенно значимо выглядели его вопли, когда я надевал на голову череп крокодила, и он взбирался на него и демонстрировал себя во всей красе.

Так мы и зашли в город Барак с попугаем на черепе и щенком под ногами. За мной пылили мои сотни, демонстрируя хорошую выучку и самодовольствие от собственной значимости и важности.

Меня посетила мысль об откровенном гротеске происходящего. Попугай на черепе крокодила, что заменял мне шлем, очень сильно смахивал на имперского орла, в частности, на немецких шлемах. Но что поделать, дикарский народ, дикарские нравы, не говоря уже о манерах.

Город я назвал не столько в честь чернокожего президента США, сколько охарактеризовав саму убогость этого городка, бараки, они и в Африке бараки.

Город несколько раз был разрушен, в том числе и мною, и сожжён, но от этого он не стал хуже, куда уж хуже. И после пережитой эпидемии сейчас в нём никого, кроме полусотни ландмилиции собственной стражи, и не было. Проживали в нём представители разных народности и всякого нищего отребья, даже по понятиям Африки.

Но именно сейчас этот город из моих трёх стал ключевым. Всё дело в том, что река Илу, небольшая возле Баграма, и неглубокая возле Бырра, здесь, возле Барака, значительно расширялась и была судоходна.

До столицы Банги была, по меньшей мере, тысяча миль, пролегающих не только по саванне, а уже и по густонаселённой местности. Для того, чтобы продвигаться дальше, мне бы пришлось захватывать каждое селение, встречавшееся на моём пути. Вступать в бесчисленные стычки, теряя людей и терпение, неся постоянные потери ранеными и оставляя позади себя враждебно настроенное население, которое, в случае моей неудачи, с удовольствием кровожадного зверя накинулось бы на моё истаявшее войско и рвало бы его, пока бы мы не истекли кровью. А мой кучерявый череп украсил бы собой жезл Верховного вождя народа банда, где бы скалился на долгие годы вперёд, пугая врагов носителя этого самого жезла. Нет, такие расклады меня не устраивали. А почему, а потому что!

Да и войско моего противника увеличивалось бы с каждым днём похода по его территории, и, в отличии от меня, он мог бы быстро набрать новое в случае моего поражения, а я уже нет.

Относительно недалеко от Барака находились джунгли, чем я и решил воспользоваться, разместившись на две недели в городе. Задумка моя была проста, как пять копеек и состояла из трёх слов. Река, лес, плот.

Африканцы довольно часто путешествовали по рекам, а в труднодоступных местностях только так и можно было путешествовать. Не всегда реки были широкими, что позволяло напасть на путешествующих из засады, под прикрытием густой зелени джунглей, но здесь у меня было безвыходное положение, да и джунглей по всему маршруту не ожидалось, так перелески чахлые.

На следующий день мы приступили к реализации моей задумки, отправившись в лес за брёвнами и лианами для их связки. Брёвна выбирались не по толщине, а по качеству. Часть плотов мы сделали из пробкового дерева. Самое тяжелое было даже не дотащить их до воды, а срубить грубыми топорами, которые было довольно проблематично затачивать, но справились.

И через десять дней почти все плоты были закончены, и покачивались на жёлтых волнах широкой реки, кокетливо показывая узлы лиан, связывавших между собою брёвна.

Не обошлось и без потерь. Несколько человек были укушены ядовитыми гадами и сейчас лежали в одной из хижин, приняв противоядие, изобретённое мною. Но что-то оно не сильно помогло.

Порасспросив пострадавших, я понял, что речь идёт о неизвестной мне разновидности чёрного аспида, мстившего всем покусившимся на его ареал обитания и вырубивших значительную часть леса наглых людишек.

Никакой солидарности, что за беспредел! Чёрные не должны кусать чёрных. Они должны кусать только белых, и плевать в их бесстыжие глаза. Но змейка меня заинтересовала.

Подумав, я решил её поймать и взять образец её яда, мало ли на что может сгодиться. Мне ещё предстоит стать императором Африки , а честными методами этого не добиться, только бесчестными. Да ещё и с европейцами общаться. Напоят они меня, и что я буду делать. Валяться в беспамятстве, а они – резвиться с моими подданными, грабить и убивать. Короче, давно назрела мысль сделать самогонный аппарат и проверить своё тело на предмет восприимчивости алкоголя. Но это чуть позже, а сейчас – в джунгли.

Вырезав себе парочку подходящих рогатин для поимки гадких змеек, я отправился вместе с очередной партией работников в джунгли. Идя со мной вместе, они изрядно осмелели, уже не пугаясь нападением ядовитых змей. Я, естественно… не подвёл их ожидания…. Меня тоже укусили.

Дело было так.

Мы пришли на опушку джунглей и, разделившись, направившись к разным деревьям, взяв на изготовку свои топоры. Я пошёл с одним из них. Потом остановился и стал всматриваться в густое переплетение ветвей, срубленных ранее и валявшихся неопрятной кучей между пнями срубленных деревьев. Там скользнуло что-то тёмное и блестящее. Я взял на изготовку свою рогатину и направил её в шуршащие ветки, как вдруг оттуда выстрелило туго извивающееся тело, быстро обвило собою мою рогатину, на долю секунды превратив ее в жезл одного из греческих богов – символа медицины, и с явно видимым злорадством вонзило свои зубы мне в руку, чуть ниже локтя.

Дикая и острая боль на мгновение парализовала меня, но в момент, когда гадкая змея посчитала, что выполнила свой долг святой мести и уже собиралась соскользнуть обратно в густую листву, я очнулся, и, перехватив её за хвост здоровой левой рукой, резко раскрутил её в воздухе и опустил потерявшую ориентацию змею в раскрытый кожаный мешок.

Место укуса радовало непрерывно сочившейся кровью и изрядной опухолью, а не радовало тем, что цвет укушенного места я не мог определить, потому что кожа-то была чёрной, а не белой, и на ней, ничего не было видно! И то, как цвет укуса переходил от красного к тёмно-багровому и грозил перерасти в чёрный – цвет гангрены, и как дальше всё бы развивалось, сигнализируя об опасности отравления, изменением цвета кожи. Но кожа была чёрной и поэтому приходилось обо всём догадываться, полагаясь на свой опыт и опыт других негров, знакомых с последствиями подобных укусов.

Лёгкий надрез мачете увеличил поток крови из места укуса, вымывая остатки яда, но, несомненно было то, что значительная его часть проникла в мой организм. Пошарив в своём заплечном мешке, я нашёл противоядие, которое давал и остальным потерпевшим, и немедленно выпил его чисто машинально фиксируя своё состояние. Температуру, сердцебиение, пульс, потоотделение, ища признаки спазма лёгких, лёгких судорог или паралича сердечной мышцы. Почему я так отстранённо всё воспринимал, да потому, что был уверен в себе.

Я постоянно принимал минимальные дозы различных ядов и сейчас чувствовал лишь лёгкое недомогание, пытаясь проанализировать, какого действия был яд этой «гадюки». По всем признакам, оглушающего и обще отравляющего действия. Попав под действие этого яда, многие животные и птицы теряли ориентацию и сваливались в беспамятстве на земле, служа пищей шустрой змее.

Облизав кровоточащую руку и сплюнув своей кровью, я наложил повязку на место укуса и продолжил свои изыскания, несмотря на небольшой шум в голове, краем уха слыша сначала испуганные, а потом всё больше восхищённые и опасливые возгласы, ловя взгляды не только своих воинов, но и полурабов из города Баграма.

– Мамба, мамба, мамба, – как заклинание приносил слух их шёпот за моей спиной.

– Мамамба, а всем амба, – сказал я вслух (не буду здесь приводить матерные слова песни певца Сергея Шнурова, хотя хотелось!) и пошёл искать следующего змеёныша. К концу дня я поймал трёх, успев нацедить их яд в специально заготовленную для этого ёмкость.

Держа в руке голову змеи с раскрывшейся пастью с огромными клыками, по которым сочился яд, острый запах которого будоражил нервы, я внимательно рассматривал устройство мышц ,управляющих челюстью. Укуса я уже не боялся, весь токсичный яд я уже скачал, а та жидкость, что текла по клыкам змеи, скорее была слезами бессилия опасного гада, чем ядом.

Закончив с поимкой змей и скачиванием их яда, я умертвив их, снял кожу вместе с головой. Мне пришла в голову вполне здравая мысль стать не только вождём, но и немножко шаманом, хотя бы визуально.

С этой целью, по прибытии обратно в Барак, я повязал к своему бунчуку на копье шкурки этих змей и добавил к ним ещё парочку других, завалявшихся в походном мешке, чтобы, так сказать, дополнить картину.

Теперь моё копьё полностью отражала мою чёрно-белую сущность. Чёрные шкурки змей переплетались с белым волосом носорога, причудливо извиваясь и играя на ветру, который трепал их, то обвивая вокруг копья, то заставляя обессилено свисать вниз.

Ровно через две недели, мы, сделав запасы продовольствия для долгого похода по реке и собрав все плоты с установленными на них рулевыми вёслами, отчалили от берега, отталкиваясь длинными шестами и провожаемые, явно обрадованными этим событием, жителями города Барака.

На прощание я решил протрубить для них из моего древнего рога, что подарил мне старейшина пигмеев. Поднеся его к губам, я набрал в лёгкие воздуха и со всей силы дунул в него.

Низкий басовитый рёв, внезапно ушедший в ультразвук, далеко разнёсся над рекой и заставил поморщиться всех тех, кто стоял рядом со мной на плоту.

Те же, кто оставался на берегу, похватали себя за уши, а у некоторых из носа стала сочиться кровь. Вот так подарок, невольно удивился я. Раньше он не издавал подобного рёва. Мысленно пожав плечами, я засунул рог обратно в вещмешок на положенное ему место и отвернулся, смотря на реку.