Командировка

Колодец

Колодцы в степной Молдавия чуть не у каждого двора свой. Один глубже другого: не больше пятака мглистое зеркало воды в оправе из дикого камня. Колодцы в Молдавии украшают и берегут. Колодцам не дают дряхлеть, чистят. Такая работа одному не под силу. Тогда зовут родных, друзей, соседей, хозяйка затемно берется за стряпню, хозяин идет в погреб за вином, и дело венчается общим застольем. По ту сторону Днестра, на Украине, этот добрый сельский обычай зовут толокой, севернее, в русских деревнях, помочью, в Молдавии — клакой.

В тот день клаку собирали у Владимира Тодеркана, шофера. С работой управились к четырем. Ждали к столу младшего брата хозяина — Алексея, который в последний раз спустился в колодец, чтобы вычерпать со дна остатки замутненной жижи. В каса маре уже разливали по стаканам молодое вино, когда с улицы услышали короткий шум, стук осыпающихся камней. Гости выбежали за ворота и остолбенели: колодца не было. Только из-под взрыхленной земли на треть торчал один из двух бетонных кругов-тубов, заменявших сруб. Видно, там, внизу, в каком-то месте вода разъедала кладку, и достаточно было удара бадьи о стену, чтобы двадцатиметровый каменный чулок спустился в одно мгновенье, обрушив на человека тонны песка, камней, сырой глины…

Когда в сельсовете зазвонил телефон, председатель Яков Ненеску ничего вначале не понял. «Что с Алексеем, какой колодец?..» Назначенный на семнадцать исполком отменили. Председатель и депутаты поспешили на Шоферскую.

Второй телефонный звонок раздался в сельской больнице. Молодой главврач Светлана Сергеевна поняла только, что на Шоферской человек упал в колодец. Взяв сумку с медикаментами, она побежала к месту происшествия, высадив по пути председателя колхоза Думбрована из его «Волги», и поспешила к дому Тодерканов, когда над улицей еще не смолкли крики ужаса, плач женщин. Докторшу узнали, расступились. Не увидев ни колодца, ни утопленника, Светлана сделала первый укол — себе.

Председатель сельсовета велел доктору увести родственников подальше от страшного места, за дом, оказать, кому нужно, медицинскую помощь. Остальных попросил разойтись, а улицу с обеих сторон огородить. И послал паренька на мотоцикле на шоссе — ловить технику.

А на месте бывшего колодца человек семь уже лихорадочно орудовали лопатами. Еще семеро, сняв пиджаки, ждали своей очереди.

Посланцу на шоссе повезло, через полчаса он привел кран. Незнакомый машинист подцепил тросом первый бетонный круг и отволок его в сторону. Со вторым пришлось повозиться. Его долго откапывали лопатами, потом обвязывали тросом. Но вот и он извлечен из шахты и отнесен к забору. К тросу привязали бадью, и, спрыгнув в яму, землекопы стали наполнять ее грунтом. У края ямы выросла гряда земли. Подошел бульдозер и отодвинул ее к забору. Дело пошло быстрее. Открытая воронка достигала уже около трех метров в глубину.

Кран, однако, скоро замолчал. Из кабины вылез усталый машинист и виновато объяснил, что машина его мала, троса не хватает.

Пока звонили в ближайший город Бельцы, просили в стройуправлении большой кран, вытаскивали грунт вручную. Теперь в узкую яму вмещались только четверо. Работа становилась опасной.

Председатель сельсовета разыскал в толпе председателя колхоза Думбрована. Минут через двадцать с колхозного склада привезли три машины свежего теса. А Ненеску уже звонил в соседнее село Пелению, чтобы прислали колодезных мастеров Иона и Штефана Руссу. Про этих Руссу говорили, что они на любом расстоянии чуют воду, сквозь землю видят! Одного из братьев застали дома. Старика посадили в кабину грузовика и повезли в Лядовены. Узнав, что ему предстоит за работа, Ион Руссу опечалился.

— Новый колодец могу выкопать. А тут — человек…

И, подумав, указал, что без брата за такое дело не возьмется. Штефана Руссу отыскали в селе Софии, где он вот уже десятый час копал колодец. Выслушав посланца, он отряхнул руки от земли и, не снимая мотоциклетной каски, в которой привык в последнее время работать, помог шоферу погрузить в кузов свой инструмент: две бочки, металлические обручи, молоток.

У Тодерканов братьев приглашали к столу — подкрепиться. Навстречу Штефану вышла, отстранив родственников, сама мать. Взглянув ей в глаза, Руссу, не прикоснувшись к еде, заторопился к колодцу.

Яму под его присмотром обшили тесом. Теперь в ней постоянно находились оба брата, сменялись каждые полчаса только помощники. До темноты удалось пройти немногим более четырех метров. Колхозный инженер с помощниками подтянули от столба к яме свет.

В пустой парадной касе, где стояли накрытые столы с закуской и где сидела у окна доктор Светлана Сергеевна, кто-то зажег в углу лампаду. Как по мертвому — досадовала Светлана. Разумом она понимала безнадежность случившегося, и все же ее оскорбляла эта, как ей казалось, покорность судьбе: у врачей принято до последней секунды бороться за жизнь больного, не признавать «безнадежных случаев». И Светлана вновь кипятила инструмент и с надеждой прислушивалась к гудению громадного крана, перегородившего собой неширокую улицу.

Беда подстерегала на десятом метре. В два часа ночи хрустнула одна доска, за ней вторая, вспучилась стена, падая, зашелестела земля, дробно застучали камни. К счастью, людей успели поднять наверх невредимыми, только Штефана Руссу сильно ударило в плечо. Но шахту завалило почти до краев, десятичасовой труд пошел прахом.

Пятнадцатиметровая стрела крана бесполезно застыла над улицей. У людей, казалось, не было сил пальцем шевельнуть, не то что подойти к проклятому колодцу. Один из соседей отшвырнул в сторону лопату и медленно побрел вдоль улицы. Первым опомнился Штефан Руссу.

— Нет терпения, — сердито сказал он вслед уходящему. — В нашем деле думать надо, сердце надо, много терпения надо…

Он велел Иону и еще двоим взять лопаты. Начали сначала. Чем глубже, тем слой грунта плотнее, упорнее, лопатой его не возьмешь. Брали руками. Горсть за горстью. Грузили в двухсоткилограммовую бочку. Старики Руссу работали методично. Еще два метра вглубь, еще обруч, еще тёс. Те, что оставались наверху, отшвыривали грунт от края шахты. Бульдозер председатель сельсовета приказал убрать: слишком тяжела машина, опасно.

Истекло двенадцать часов. Пройдено метров семь. Казалось, нет никакой надежды. Чудо случилось около восьми утра. В дом, шатаясь, вбежал Владимир Тодеркан:

— Мама, он жив! Слышали его голос, он звал меня!..

Конечно же, это было чудо из чудес: когда колодец рухнул, у самого дна под стеной осталось полое пространство, ниша, и в этой нише — прижатый к камню человек. Его и позже могло сдавить оседающим грунтом, убить вторым обвалом, наконец, он мог погибнуть от удушья или от охлаждения: родниковая вода, поднимаясь, дошла уже до пояса.

Алексей Тодеркан довольно хорошо помнит все, что с ним происходило, хотя время «спрессовалось» в его представлении, и ему кажется, под землей он пробыл не семнадцать, а часа два с половиной. Видно, впадал в забытье.

Но, приходя в себя, он слышал! Слышал, как подогнали кран, как забивали доски, как туда-сюда ходил тяжелый бульдозер. Алексей будто даже попробовал крикнуть — «уберите трактор!» Но его никто не услышал. Зато, когда спасатели были уже близко над ним и он позвал брата: «Володя!», ему отозвался тут же чей-то голос: «Сейчас, сейчас!» И позже он все время слышал этот незнакомый голос, который повторял: «сейчас, сынок», «потерпи, сынок», «еще пять минут»… Эти «пять минут» длились еще два с лишним часа…

Когда к Алексею сквозь камни просочился свет, когда он увидел перед собой лицо старика в мотоциклетной каске, когда этот старик быстро снял с себя каску и надел на его голову, Алексей даже не очень удивился: успел привыкнуть к мысли, что его спасли.

Это те, кто был наверху, боялись поверить, пока Штефан не дал сигнал спускать бадью, и она не подняла к людям всех троих: посредине, обхватив стариков за плечи, стоял Алеша Тодеркан, живой!

Светлана Сергеевна успела позвонить и в Рышканы, райцентр, и в Бельцы, и пострадавшего ждали две бригады врачей с аппаратурой для реанимации. Не понадобилось.

Братьев Руссу вместе с Алексеем положили в колхозную больницу. У Алексея обнаружили воспаление легких, у Иона и Стефана кожа на руках висела клочьями, пальцы кровоточили, ногти сползли, кроме того, врачи нашли у обоих тяжелое переутомление. Но уже к вечеру братья запросились домой: отоспаться можно и дома, а от ссадин хорошо помогает бараний жир.

Это произошло весной в молдавском селе Лядовены, где случилось мне быть проездом. Лядовены, хоть и звучит как будто по-молдавски, название не исконное, оно образовано от русской фамилии Лядов. Ее носил летчик, Герой Советского Союза, служивший здесь и погибший неподалеку от этих мест. С тех пор здесь часто гостит старая женщина из Перми, Таисья Андреевна Лядова, мать летчика.

Познакомившись с этими людьми поближе, я нашла «чуду в Лядовенах» простое объяснение. Ведь если исходить из здравого смысла, они действовали неразумно, безрассудно. Дело-то, увы, было ясное, не оставляющее надежды, как та сомкнувшаяся земля на месте бывшего колодца! А они откуда-то знали, что утро вечера не мудренее. И копали, срывая ногти, рискуя собой, копали так, на всякий случай, на тот единственный случай… Прилагали нечеловеческие усилия ради того, чего никто им не вменял и никто с них не спрашивал, но что они ощущали в себе как человеческий долг. Семнадцать часов борьбы ради единственного шанса из тысячи. И то, что хороший парень колхозный электрик Алеша Тодеркан и по сей день ходит по земле и растит дочурку, — не правда ли, как будто счастливая случайность, и точно, — чудо? Однако чудо только потому и произошло, что люди действовали по-людски, единственно возможным для себя образом. Не всякое исполнение долга венчается чудом, но всякое чудо, если в него вглядеться, обязательно имеет под собой это: нерассуждающую верность себе, своему человеческому долгу.

— А правда, что вы чуете под землей воду? — спрашиваю я потом у старого Штефана Руссу.

— Правда, — просто сказал Штефан, кивнув головой. Седина у него жесткая, как соль, густая. — Правда. Отец чуял лучше, мне передал. Видишь лозу? Там воды нет. Надо смотреть, где какая лоза растет, сколько у дерева стволов, много надо смотреть, только потом рыть колодец.

— А что, корреспондент, — лукаво допытывался в свою очередь Штефан Руссу. — Полагается мне медаль?

— Полагается-то полагается, бадя Штефан, — заметил кто-то из собеседников, — только почему же медаль? Ты уж прямо орден проси.

— Нет, — невозмутимо отвечает Штефан Руссу. — Орден много, орден мне не надо. Мне положена медаль.

— Медаль-то медаль, согласен, — не унимается собеседник. — Только вот какая, за что? За спасение утопающих? Не подходит.

— За труд, — подумав, возражает Штефан. — Труд был большой.

— За труд полагается, когда показатели высокие.

— А мои показатели, — добродушно смеется Штефан, — низкие? Человек живой остался. Человек, по-твоему, низкий показатель?

^{Примечание автора.}

^{Алексей Тодеркан жив-здоров. По-прежнему работает колхозным электриком в селе Лядовены Молдавской ССР. У него уже трое детей.}