Командующее Я

Изжитые техники

О.: Смысл есть в изучении того, что действительно применимо к современным условиям. Естественно, это означает, что предписывать материалы или их части для изучения могут только те люди, которые понимают, что означают указанные документы, для кого предназначены и каким должно быть их действие. Это, в свою очередь, означает, что простая имитация бесполезна. Суфийская учеба состоит в предписании, а не в имитации или даже традиции. Между прочим, в суфийском смысле нет ничего, что может «вымирать». Медицинский рецепт, например, не «отмирает», он заменяется другим. Вообще говоря, все зафиксированное (например, на бумаге) принадлежит прошлому. В отличие от врачебных рецептов, «условия», для которых были прописаны суфийские упражнения прошлого, вероятнее всего, сегодня не повторятся. Мы не имеем дела с телесными болезнями.

Таким образом, мы возвращаемся к вопросу об учителе и его компетенции. Важность этого момента трудно переоценить, поскольку, будучи осведомленным в данной области, вы действительно можете разглядеть ложного или заблуждающегося учителя, просто отметив для себя, что тот, кто всего лишь побуждает других повторять суфийские упражнения, предписанные десятки, сотни или даже тысячи лет назад, вообще не суфийский учитель. Возможно, он традиционалист, последовать религии или адепт церемоний, но в таком случае он не сможет способствовать развитию суфийского восприятия ни в себе, ни в других. Традиция, цвет, движение и так далее, несомненно, привлекательны. Иногда они даже могут оказать терапевтический эффект. Но это не суфийская деятельность, а вырождение ее внешних сторон. С таким же успехом мы могли бы наполнить аптечный пузырек водой и любоваться этикеткой. Но какой в этом смысл, разве что психологический эффект плацебо, а ведь он может быть получен практически любым способом. Кроме того, духовного плацебо не существует.

Вербовка и образование

О.: Вплоть до недавнего времени – очень мало. Причина заключается в том, что, если вы отождествляетесь с какой-либо позицией, найдется немало желающих покритиковать ее, и люди перестанут принимать вас всерьез. В результате пострадает ваше дело, если, конечно, вы не заручитесь поддержкой обусловленных сторонников, что в итоге приведет к созданию еще одной разновидности социальной группы. Таким образом, вы послужите укреплению племенной ментальности, но сведете на нет ценность знания. Поэтому, вместо того чтобы предлагать то, о чем вы говорите, я немало потрудился, делая определенные факты прежде всего известными и доступными пониманию. Эта деятельность принесла значительные дивиденды. Общий объем информации увеличился, и сведения, дотоле недоступные, перераспределились между людьми, минуя их личные предубеждения.

Я хочу, чтобы у людей была информация до того, как они решат призвать свои желания к поклонению или противостоянию какой-либо личности, традиции или системе. Именно этим вербовка отличается от образования.

Понимание себя

Люди жаждут понять себя. Часть суфийской подготовки предназначена для того, чтобы сделать это возможным, ибо явная глупость большинства из нас почти универсальна. С этой точки зрения имеет смысл обратить внимание на определенные подходы, так как в этой сфере вполне возможен, хотя и не неизбежен, вариант, что люди могут учиться на примере поведения других.

Важнее всего осознать, что мы должны изучать желания и потребности приходящих к суфиям людей. Желания не обязательно совпадают с потребностями, даже если предположить, что они являются топливом и стабилизаторами нынешнего состояния обращающегося.

Вот передо мной подборка писем от некоего человека, который выразил желание поработать с нами над фильмом о жизни Аль-Газали. У него есть опыт в режиссуре, и он полагает, что, помогая нам, сможет сделать вклад в нашу работу, а работая со специальными материалами, и сам может многому научиться.

В ответ мы проинформировали его, что, как бы теоретически ни был желателен такой проект, мы уже вовлечены в предприятия подобного рода. Еще важнее то, что мы не можем позволить себе работать над проектами такого рода с человеком, обладающим лишь внешними восприятиями. Иными словами, суфийские фильмы должны быть инструментальными, спланированными для достижения определенного результата. Подобный фильм под силу сделать только суфиям, которым совсем не обязательно выбрать в качестве режиссера именно этого соискателя. Выраженный интерес к указанному вопросу сам по себе квалификацией не является.

А вот переписка с одним дружески настроенным ученым. Он просит у нас помощи (и предлагает нам свою) в поиске и публикации сведений об одном суфийском ордене. На это предложение мы ответили, что суфии пользуются рассчитанными методами. Настоящие время, место и люди не позволяют нам заняться этой специфической деятельностью.

Третий ворох предложений пришел от некой леди, которая написала книгу о нашей работе и просит разрешения цитировать опубликованные нами материалы, поскольку хотела бы высветить некоторые важные моменты – «для того, чтобы нас могли лучше узнать и понять». Мы написали ей, что есть два типа материалов о суфизме, – те, что написаны с внешней точки зрения, и те, что созданы для последующей суфийской деятельности. Последние могут вообще не выглядеть суфийскими книгами, но они вышли из-под руки людей, достигших особого прозрения. Обозрения или пропагандистские книги вообще не являются суфийскими, поэтому мы не можем поддерживать их. Нас даже можно назвать полными невеждами в отношении подобной литературы. Далее мы проинформировали эту корреспондентку, что включать наши материалы в ее книгу будет не только бесполезно для нашей работы, но и введет многих в заблуждение, создав у читателей представление, что данная книга санкционирована нами.

Наконец, вот письма от религиозного деятеля, который предполагает, что все виды духовности одинаковы, и пытается вразумить нас, чтобы мы смягчили нашу «жесткую позицию» по отношению к различным убеждениям и видам деятельности в сфере религии.

Все перечисленные подходы имеют нечто общее, не воспринимаемое самими авторами, хотя, возможно, сторонний наблюдатель способен разглядеть то, что их объединяет.

Первая очевидная характеристика: каждый из упомянутых людей предполагает, что делает нечто полезное, не зная в точности, так это или нет. Во-вторых, они исходят из предположения, что мы работаем так же случайно и на столь же поверхностном базисе, который единственно им известен: то есть фактически они заведомо отказывают нам в видении перспективы; в-третьих, они предполагают, что какой-то отдельный аспект, объект и т. д. может сыграть положительную роль в нашем деле; четвертое предположение – что мы работаем не по плану; пятое – что нет иного плана, в котором данный человек мог бы участвовать; шестое – что он может начать с середины. То есть они полагают, что способны усвоить идею, и то, что она будет ему полезна без какого-либо абсолютно необходимого обучения, которое только и может подготовить кого бы то ни было к участию в программах подобного рода.

Короче говоря, такому человеку надо было бы озаботиться следующими вопросами: «Могу ли я учиться? Что я могу делать, если вообще что-то могу?»

Все суфии вначале учат этому, но их указаниям тяжело следовать, так как прямое утверждение: «сначала вам нужно делать нечто иное» – очень часто воспринимается Командующим Я в качестве отказа или вызова, а не того, чем оно в действительности является, – конструктивным описанием нынешнего положения и потребностей данного человека, сделанным из самых лучших побуждений.

Именно это лежит в основе понятий Taubat (Таубат) – в данном случае – раскаяние, отказ от невежественных предположений и Khidmat (Хидмат) – служение, что в данном контексте означает: воздержание от неуместного – наилучшее служение самому себе так же, как и служение Истине.

Критицизм и обучение

О.: Во-первых, то, что некоторые люди считают критицизмом, также можно рассматривать в качестве описания ситуации; во-вторых, описание людей и их поведения уже само по себе является неотъемлемой частью обучающего процесса. Когда вы становитесь свидетелем такого диалога, или слышите, или читаете о нем, вы фактически наблюдаете как разворачивается обучение, поэтому вопроса «когда оно начнется?» не существует. Эффект обучения частично проявляется в том, что человек начинает наблюдать подобные вещи. Если же он по-прежнему их не замечает, то это не значит, что обучение не действует, а означает, что вы не учитесь.

О.: Вовсе нет. Не увидеть чего-то одним способом, или в одной какой-то ситуации, или одним из множества способов, или во многих ситуациях – еще не показатель неспособности к обучению. В обучении настойчивость учителя идет рука об руку с настойчивостью ученика в учении. Самые разнообразные подходы, применяемые к людям, способны выявить различные их грани по отношению к обучению, с тем, чтобы они могли начать в конечном счете учиться. Возвращаясь к первому вопросу, можно сказать, что фактически ученика часто принуждают отказаться от некоторых подходов, и само по себе это уже может заставить человека прекратить играть в игры и побудить серьезно сосредоточиться на том, чему его обучают. Но если из-за споров или пререканий все перечисление усилия не сработают, то он учиться не сможет. Вот почему философ-диалектик не способен научить чему-либо на суфийском Пути, так же как интеллектуальные или эмоциональные подходы учеников не могут принести иных результатов, кроме взаимно стимулирующих реакций, которым нет места в суфийской обучающей ситуации. Отсюда и возникает необходимость устранить их или подавить той разновидностью «критицизма», о которой вы упомянули.

Зачем мне меняться прямо сейчас?

Жил-был один купец. Однажды он приобрел пару башмаков. Он ходил в них до тех пор, пока почти совсем не износил. Но так как они были очень удобны, он поставил на них заплаты и продолжал носить, пока и починка не изорвалась в клочья. Поверх старых заплат были поставлены новые и, хотя скупцы и люди, не утруждавшие себя размышлениями о жизни, одобряли его экономность, башмаки стали неуклюжими и неприглядными и поднимали тучи пыли на дороге. Когда прохожие жаловались на пыль, купец всегда отвечал: «Если бы на дороге не было пыли, башмаки бы ее не поднимали, – идите к властям и жалуйтесь на дороги!»

Башмаки сильно шумели, топая по улице, но большинство людей привыкло к этому, другие были в меньшинстве, но и они в конце концов тоже притерпелись.

Итак, столько людей одобряли бережливость купца и столь многие смирились с неудобствами, что остальные мнения не принимались в расчет. И сам купец, и все остальные стали считать само собой разумеющимся, что его башмаки и должны быть такими, как есть. Это стало настолько обычным, что должно было случиться что-то совершенно из ряда вон выходящее, чтобы заставить всех взглянуть на вещи по-другому.

И, вполне естественно, однажды «что-то» и начало происходить.

Как-то раз, по случаю, наш герой очень дешево купил партию редкой стеклянной посуды, полагая, что сможет выгодно перепродать ее. Желая отметить эту удачную сделку, он решил пойти в турецкие бани и хорошенько попариться. Пока купец был в бане, ему пришла в голову мысль, а почему бы с прибыли от продажи посуды ему не купить новые башмаки. Но затем он прогнал эти фантазии, сказав себе: «Башмачки мои еще послужат».

Тем не менее идея эта как-то застряла у него в голове и неким образом, как мы увидим далее, повлияла на мысли купца, судьбу его башмаков и посуду, да и на многое другое. Сначала, уходя из бани, совершенно автоматически сунул ноги в пару очень дорогих сандалий и в них пошел домой. Произошло это потому, что он вышел не в ту дверь и оказался в другой прихожей, где на месте его ужасных башмаков стояла обувь главного городского судьи.

Выйдя из бани и не найдя своих роскошных сандалий, судья стал искать пропажу, но единственное, что он нашел, – это страшные башмаки купца, в которых ему и пришлось дошлепать до своего дома. Конечно, как и все в городе, он сразу узнал, кому принадлежат эти чудовища.

Быстрее, чем об этом можно рассказать, судья вызвал купца в суд и оштрафовал его на огромную сумму за воровство.

Дрожа от негодования, купец прибежал домой, подошел к тому окну, что выходило на реку, и выбросил свои башмаки в воду. «Теперь, – подумал он, – я избавлюсь от этого орудия злого рока и смогу избежать его злосчастного влияния». Но сила башмаков на этом не исчерпалась…

Вскоре какой-то рыбак, вытащив из воды свою сеть, увидел застрявшие в ней туфли. Из-за множества гвоздей, которые были вбиты в них в процессе бесконечных починок, башмаки купца отличались немалым весом и конечно же сильно повредили рыбацкую сеть.

Сразу узнав, чья это обувь, – как ее узнал бы кто угодно в том городе, – возмущенный рыбак пришел к дому купца и швырнул башмаки в окно. Они приземлились прямо на драгоценную посуду, разбив ее вдребезги.

Увидев, что произошло, купец чуть не взорвался от ярости. Он пошел в сад и стал рыть яму, чтобы навсегда похоронить свои коварные башмаки.

Когда соседи увидели его за столь необычным занятием, они тут же доложили городскому голове, что купец, по-видимому, ищет в своем саду клад, а по закону той страны все клады принадлежали государству. Убежденный, что здесь пахнет немалой добычей, городской голова тут же одолжил денег под будущий барыш и купил сервиз тончайшего фарфора, на который давно положил глаз. Затем он вызвал к себе купца и велел ему сдать золото.

Купец объяснил, что всего лишь хотел избавиться от проклятых туфель. Тогда городской голова приказал перелопатить весь сад и, ничего не найдя, присудил купцу уплатить компенсацию за доставленное беспокойство, в каковую сумму входила стоимость фарфора, расход на произведенные в саду работы плюс небольшая плата за время, потерянное властями.

После этого купец унес башмаки далеко за город и выбросил в канал. Поток вынес их в ирригационную систему, где они перекрыли трубу, по которой вода поступала в королевский сад. Все цветы погибли. Когда садовники нашли и узнали башмаки, купец был вызван в суд и опять оштрафован на баснословную сумму.

В отчаянии несчастный разрезал туфли пополам и закопал каждый кусок на одной из четырех мусорных свалок города. Случилось так, что четверо псов, копаясь в отбросах, нашли по половинке башмака, принесли их к дому купца и стали лаять и выть, требуя награды. Эти собаки были так агрессивны и навязчивы, что люди не могли ни глаз сомкнуть, ни выйти на улицу. Когда псов утихомирили, купец пошел в суд.

«Досточтимый судья! – сказал он. – Я хочу официально порвать с этими башмаками, ибо сами они меня в покое не оставят. Поэтому прошу выпустить распоряжение, официальный документ, который будет подтверждением, что все сделанное ими или при их участии, впредь не будет иметь ко мне никакого отношения!»

Судья обдумал это дело. В конце концов он объявил: «Так как я не нашел в книгах ни одного прецедента, позволяющего предположить, что башмаки – это личности в каком бы то ни было смысле, чтобы им можно было что-то разрешить или запретить, я не могу удовлетворить вашу просьбу».

Однако довольно странно, что как только купец обзавелся новыми башмаками – а все это время он ходил босиком, – неприятности оставили его.

Здесь, конечно, и заключен ответ на вопрос: «Зачем мне менять мои убеждения, образ жизни или мысли прямо сейчас?»

На такие вопросы можно ответить только аллегорически, утверждая, что многие случайности – это результат нашего бездействия. Но внешние события, к сожалению, не столь очевидно связаны с нашим поведением, как башмаки со своим купцом. Ведь, если бы все было так очевидно, никто не стал бы задавать подобного вопроса, не так ли?

Наука и философия

О.: А вы не слышали истории о двух банщиках-массажистах, их хозяине и клиенте? Древний автор Хамадани в своем произведении Maqama of Halwan весьма тонко касается этой темы, показывая, насколько сильны и одновременно поверхностны и неуместны подобные системы при отсутствии знания.

Один человек, возвращаясь из паломничества, пришел в какой-то город и стал искать баню получше, с хорошими банщиками, где можно было бы восстановить силы, помыться горячей водой и умаститься благовониями.

Наконец он оказался в заведении, которое славилось по всему городу. При входе нашего путешественника встретил служитель и, согласно обычаю, помассировал ему лоб глиной, после чего ушел. Тут же вошел другой массажист и стал растирать и мять клиента. Вскоре вернулся первый и набросился на своего коллегу. «Оставь эту голову – она моя!» – воскликнул он. Второй возмутился. Они сцепились и покатились по полу. «Это моя голова, – кричал первый, – ведь это я мазал ее глиной!»

«Вовсе нет, – возражал второй, – я тер тело, на котором сидит голова!»

Наконец, устав драться, они позвали хозяина заведения, чтобы тот их рассудил. Он, в свою очередь, спросил клиента, кому из банщиков, по его мнению, принадлежит голова.

«О господи! Да никому она не принадлежит – она моя!» – закричал путешественник.

Но хозяина бани это просто взбесило, и он заорал своим работникам:

«Будь проклят этот мерзавец с его никчемной головой, – не понимаю, что вы с ним возитесь! Пусть идет к черту…»

Развитие человека

О.: Столько, сколько потребуется для того, чтобы учитель, каждый человек в отдельности и группа в целом достигли нужной гармонии. В ваших терминах это может быть десять минут или десять лет – возможно, больше, возможно, меньше.

О.: Говорят?

О.: Для нас и тех, кто с нами, это неверно. Я не отвечаю за то, что говорили другие люди в другие времена, в других местах и ситуациях. Если вы хотите сваливать в кучу все, что кто-либо сказал вам или еще кому-то, и затем использовать полученное, вы, возможно, коллекционер или составитель антологий, но не Искатель в нашем понимании данного термина.

О.: Они все еще содержат ее, так было и будет всегда, но только по отношению к тем условиям и тем ученикам. Понимание и использование подобных учений зависит исключительно от правильного опыта и способности тех, кто пытается их применять. К сожалению, и условия, и искатели изменились. Соответственно, и курс обучения больше не пригоден.

Качество поиска

О.: Если человек идет неверным путем в своем поиске, то пользы, скорее всего, не будет, а вот вреда – с лихвой. Этот вопрос часто повторяют люди, которые жаждут заверений и утешений.

Если они готовы посмотреть истине в лицо, то вот продолжение ответа: вы думаете, что, потратив годы на книги и людей, обязательно должны чего-то достичь? Наш опыт показывает, что этот вывод неверен.

«Осел, съевший дыню, остается ослом», «Ты никогда не достигнешь Мекки, потому что эта дорога ведет в Самарканд» – таковы два высказывания, предназначенные для иллюстрации положения некоторых подобных людей. Что же они в действительности получают, кроме чувства, что обрели нечто?

Сами они обычно заверяют, что почувствовали себя лучше, счастливее, более способными «помогать другим». Существует много вариантов подобных ответов. Действительная ситуация такова: пока они не узнают, сколько они приобрели и куда теперь направляются, это «обретение», если таковое вообще имело место, в лучшем случае является латентным. В настоящий момент его вообще нельзя считать полезным. Оно ничего не значит до тех пор, пока не будет активизировано путем гармонизации с осмысленной деятельностью в реальной традиции.

Я встречаю многих людей, упорно работающих в этом направлении. Они трудятся столь усердно, что не замечают, как в определенный момент превосходят уровень конструктивной деятельности. Им были бы нужны иные формы развития, но, повторяя одно и то же, они деградировали настолько, что превратились в бесполезных личностей, хотя сами, возможно, чувствуют себя полезными и ухитряются передавать это чувство другим.

Наихудший результат подобного варианта развития являют собой люди, страдающие туманными, спорадическими, незавершенными контактами с «невидимым миром». В действительности такие чувства являются всего лишь искажениями, или всплесками, потенциала, которые присущая человеку субъективность наделяет фантастическими, извращенными сущностями и смыслами, при этом часто пытаясь создать соответствующую систему. Наиболее опасные из упомянутых людей ищут себе подобных или «доказывают» свой опыт на примерах из литературы.

Все они страдают замаскированным высокомерием.

Мир

Люди следуют всевозможным верованиям, или системам, меняя одно на другое, и каждый раз уверены, что получат ответ, некое откровение, способное разрешить все проблемы. Например, на Западе, сначала люди следовали религии, затем оставили ее ради «разума», потом сделали ставку на индустрию и, наконец, – на технологию. Они вряд ли излечатся от этой привычки, не отказавшись от поиска панацеи.

Как-то раз один человек отправился на рынок с отарой овец и мешками с зерном. Он продал зерно, спрятал полученные деньги и стал искать, кто бы купил его отару. Тут к нему подошел некий мошенник.

«Я знаю человека, который как раз хочет купить такую отару, – сказал он крестьянину и повел его к каким-то воротам.

«Подожди-ка здесь, а я загоню овец во двор, чтобы хозяин посмотрел на них. Меня-то он знает, а ко всякой деревенщине относится с недоверием», – сказал мошенник.

Он загнал овец во двор, вывел задворками на другую улицу, после чего быстро продал по дешевке.

Переодевшись затем паломником, мошенник поспешил туда, где стоял простофиля, который только сейчас понял, что его обманули. Подойдя поближе, вор заорал ему в самое ухо:

«Добрый человек, минуту назад я видел проходимца, точь-в-точь как вы описываете, он загонял в сарай отару овец, очень похожую на вашу. Пойдемте со мной, я покажу вам, где это».

Они подошли к большому сараю, и мошенник сказал:

«Заходите скорее, а я подержу вашу лошадь».

Как только крестьянин зашел в сарай, чтобы забрать своих овец, вор вскочил на лошадь и был таков. На базаре он продал коня за десятую часть цены.

После этого, переодевшись в платье ученого, вор вновь отыскал несчастного крестьянина. Тот, обезумев от горя, бегал туда-сюда и кричал, что его обокрали.

«Мой бедный друг, неужели у вас ничего не осталось?» – спросил жулик.

«Ну, у меня тут деньги, которые я выручил за зерно, так что пойду-ка я лучше домой, в свою деревню, и буду считать, что мне еще повезло».

«Надо же, оказывается, нам по пути, – сказал обманщик. – А я вот несу деньги на строительство новой школы».

Показав сумку, которую предварительно наполнил камнями, он добавил:

«Давайте путешествовать вместе, так будет безопаснее».

Крестьянин согласился, и они отправились в путь.

Через некоторое время, проходя по мосту через бурную реку, вор как бы случайно уронил сумку в воду.

«О-о! – закричал он, – все пропало. Я слишком стар и слаб, чтобы лезть в реку. Денег нет. Меня ждет позор».

«Я достану вашу торбу, – сказал крестьянин, – если вы дадите мне десятую часть ее содержимого».

«Конечно», – согласился негодяй.

Крестьянин разделся и оставил одежду и выручку лежать на мосту.

Вор забрал все его добро и скрылся.

Выбравшись на берег, голый и мокрый, крестьянин заглянул в сумку и обнаружил, что в ней одни лишь камни.

От пережитого шока рассудок его окончательно помутился. Теперь бедняга убежден, как мне сказали, что и он сам – то последнее, что у него осталось, – может быть, кем-то украден. Он бродит по улицам, требуя свое добро назад и проклиная вора, которого так часто принимал за друга.

Кратчайший путь

О.: Ничего, при условии, что вас устраивает ситуация, в которую попал один человек, проследовавший в Лондонском аэропорту тем же маршрутом, что и миллионы людей до него.

О.: Следуя указателю «на посадку», он прошел вперед, поднялся по трапу, вошел в самолет и уже в воздухе спросил у стюардессы:

«Где можно пересесть на рейс до Рима?»

«Увы, теперь вы сможете сделать это, только когда мы приземлимся, – в Токио», – ответила она.

Осел и верблюд

О.: Вы, очевидно, не слышали историю об осле и верблюде.

Однажды шли вместе осел и верблюд. Верблюд шел большими шагами, осел же торопливо семенил, то и дело спотыкаясь. Наконец, осел спросил своего спутника:

«Как же так: я все время оступаюсь, падаю и ушибаюсь, несмотря на то, что внимательно смотрю под ноги. Ты же, вроде и не обращаешь внимания на дорогу, смотришь исключительно на горизонт, а идешь так быстро и в то же время неторопливо?»

Верблюд ответил:

«Твоя проблема в том, что у тебя слишком короткие шаги и ты замечаешь какие-то помехи на пути слишком поздно, чтобы скорректировать движение. Ты смотришь на все вокруг, но не оцениваешь того, что видишь. Ты думаешь, что спешка – это скорость, и воображаешь, что посмотреть – значит увидеть, полагаешь, что видеть близкое – это то же самое, что видеть далекое.

И еще тебе кажется, что я всматриваюсь в горизонт. На самом деле я просто пристально смотрю вперед, чтобы спланировать свои действия, когда далекое станет близким. Я также удерживаю в памяти произошедшие события, и мне не надо оглядываться назад и спотыкаться дважды. Таким образом, то, что кажется тебе трудным или непонятным, становится легким и ясным».

Те, кто полагает, что могут научиться улучшать себя или свою участь сиюминутными средствами, подобны этому ослу. Помимо всего прочего, это означает, что они, во-первых, не только не видят будущего, но и не вглядываются в него, а во-вторых, навязывают себе определенный темп, даже не оценивая результатов своего движения, будь они конструктивны или нет. Осел – это обычный человек, верблюд – суфий.

Который час

О.: Полагаю, современный анекдот будет наилучшей иллюстрацией. Жил один торговец наручными часами. Он заметил, что часы хорошо покупали горожане, которые имели представление о времени, а у деревенских жителей его товар не пользовался особым спросом.

Однажды наш герой оказался в деревне. Поодаль колол дрова крестьянин. Торговец дал себе слово, что покажет этому деревенскому простофиле, насколько необходимы часы.

Поэтому он крикнул:

«Эй, дружище, который час?»

Старик оглядел кучу дров и ответил:

«Поленьев двадцать до обеда».

Учитель

Учительству присущ ряд особых свойств. Это довольно сложный вопрос, хотя, по сути, и простой. Я имею в виду, что можно потратить сотни тысяч слов и только слегка коснуться его, а можно понять и без слов, – все зависит от подхода.

Давайте обратим внимание на такой момент: когда суфийский руководитель учит, он временами находится «в мире», потому что ему надо поддерживать контакт со своим окружением. Когда он сам учится, то следует «дуге восхождения», после чего на «дуге нисхождения» завершает цикл и оказывается среди людей. Теперь он – преображенный. Это означает, что, хотя его внешнюю форму и даже, частично, сущность, можно увидеть, реальная глубина подобного человека открывается только тому, кто достаточно развит, чтобы понять и воспринять ее.

Здесь содержится нечто больше, чем просто аналогия с обучением или руководством в других областях, так как лидерство в обычном мире – лишь «тень», или искажение, сущности учительства.

Если вы хотите обучить ребенка или ученика чему-то, что вы знаете, а он нет, вам придется снизойти до «его уровня» и медленно поднимать этот уровень. Кроме того, вам придется освободиться от вовлеченности, чтобы смотреть на вещи объективно. Это верно как для экстраординарного, так и для ординарного мира: поэтому учитель в некотором смысле (или, как кажется, во многих смыслах) является посторонним по отношению к человеческим массам или, что называется, был выведен из их среды. Он принадлежит и одновременно не принадлежит ей. Его взаимоотношения с людской массой подобны отношению чистого золота и руды.

Он не «на своей земле» потому, что его земля уже возделана. Концепция такой «отдельности» становится понятной, если взглянуть на духовных и иных учителей с точки зрения общей для них закономерности. На время оставим в стороне вопросы различий между ними или их подлинности, отвлечемся от их качеств, национальных особенностей или различий в учениях. Взглянем на людей.

Будда учил за пределами своего королевского дворца. Прежде чем начать учить, он отделился от своей «земли», как это делали пророки и многие другие личности. Наполеон прибыл во Францию с Корсики; Иисус пришел из Назарета и в конечном счете – из-за пределов того, что считается «нашим миром», или землей. Необходимо ощутить все нюансы данной «чуждости», как называют ее суфии, для того, чтобы постичь парадокс «спасителя издалека» и задействовать эту идею в организме, где такой спаситель появляется.

Нож и вилка

О.: Дорогой друг, довольно забавно, что на ваш вопрос (хотя и не преднамеренно) уже ответил лорд Хоув (ранее – сэр Джефри), высказываясь по несколько иному поводу.

Он сказал: «Вряд ли мы сумеем сделать каннибала цивилизованным человеком, просто научив его пользоваться ножом и вилкой».

Дело ведь не в самой адаптации, а в том, соответствует ли она возможностям, или даже не принесет ли вреда.

Мистические формулы

О.: «Суть», как вы это называете, полностью зависит от применения, которое должно соответствовать истинной природе используемого средства. Одна суфийская история проясняет подобную «суть».

Один человек, желая узнать секреты суфиев, взобрался на кровлю дома, в котором суфий давал ученику индивидуальное задание. Подслушивавший разобрал следующее указание суфия: «Повторяй 77 раз в день слова: “А стоит ли?“».

Шпион слез с крыши и решил применить свое новое знание. Он стал повторять подслушанную фразу в точности, как было предписано другому человеку. Однако это изречение было предназначено не для него, ибо вскоре он был уже не в состоянии произнести что-либо еще. Всякий раз, заходя в лавку за покупками, он говорил: «А стоит ли?», пока его наконец не прогнали из города. Ему пришлось жить за городскими стенами, питаясь дарами природы.

Однажды он нашел на земле клочок бумаги и, все еще будучи одержим своей фразой, написал на нем:

«“А стоит ли?“ – это тайная фраза суфиев, которую следует повторять».

Случилось так, что начальник королевской стражи, также жаждавший овладеть суфийским знанием, проезжал мимо и увидел на земле этот листок. Он поднял его, прочел и отправился дальше, усердно повторяя мистическую формулу. Вскоре начальник стражи прибыл во дворец короля. Как раз в это время правитель обдумывал план предстоящего военного наступления, а военачальник совершенно автоматически продолжал произносить подхваченную фразу вслух.

«Что ты сказал?» – спросил король.

«Я сказал: “А стоит ли?“» – ответил офицер.

Король приказал отрубить ему голову за пораженческое настроение.

Отцом-прародителем людей, верящих, что суфийскому знанию можно обучить с помощью только лишь механического заучивания, стал тот самый человек, который подслушал суфийскую фразу. Вновь и вновь находят листок бумаги, и о его содержимом написали множество книг. Основоположник, естественно, не указал в своей записке (да он и не знал этого), что фраза была предписана определенному человеку. Вот почему так много людей берутся повторять ее, пытаясь привести в действие скрытую в ней силу.

Повторяемые эксперименты

Много времени и сил, посвященных исследованию высших восприятий, расходуется на разработку экспериментов, которые могли бы дать повторяемые результаты. Однако зачастую это похоже на попытки накормить лошадь по телефону: цель, возможно, и благородна, мотив известен, но выбранный метод неправилен и вряд ли достигнет цели.

Цель и то, насколько она благородна, зависит от ориентации экспериментатора. Некоторые люди считают благородным делом «увеличивать объем знания», отыскивая повторяющиеся явления и выводя из них общее правило, закон или принцип.

Но что касается суфийского опыта в области экстрасенсорных явлений, то здесь суфии провозглашают иной принцип. Их изучения показывают, что, преследуя явления дальше определенного предела, мы начинаем получать все меньше положительных результатов. Это происходит потому, утверждают они, что объем знания о локальном феномене имеет свои ограничения. По их мнению, детальное или вторичное воспроизведение паранормального явления очевидно показывает, что таким путем далеко не уйдешь. В этом случае холистический подход может оказаться более плодотворным.

Научный подход чаще всего опирался на принцип, который можно выразить следующей фразой: «Я заставлю это явление раскрыть свои тайны». Но суфийская позиция звучит иначе: «Пусть реальная истина, какой бы она ни была, откроется мне».

Первый способ – «героический». Он предполагает, что мы должны пытаться делать что-то, не имея необходимого знания, второй – «самоэволюционный». Мы приспосабливаем себя к восприятию того, что необходимо воспринять, – здесь нет места героизму.

При втором способе опыт необходим прежде, чем появится возможность воспринять знание. При первом – опыт сам по себе обеспечивает знанием. Из истории о профессоре и ковре можно получить представление об одной ловушке на пути героизма. В этом рассказе некий господин, используя только те данные, которые получил сам, выводит общие законы.

Один профессор потерял книгу и нигде не мог ее найти. Однажды, сняв шляпу, он зачем-то стал скатывать ковер, вдруг увидел на полу пропавшую книгу.

Урок не прошел для него даром. Вскоре после этого случая кто-то пожаловался ему, что потерял дорогое кольцо.

«Ничего страшного, – сказал профессор, – сделайте то же, что и я, это дает результат. Снимите шляпу и скатайте ковер – и вы сразу же найдете кольцо».

Ученые, настаивающие на повторяемости экспериментов, конечно, не попадут в эту ловушку. Но рассматривается ли иная ловушка, проявляющаяся в привычке полагаться на механичность в стремлении к повторяемым экспериментам, а ведь это само по себе нарушает природу тонкого явления, которое люди намереваются воссоздать.

Членам подлинных мистических школ конечно же известно, что, пытаясь заставить какое-то событие произойти, мы успешно не даем ему случиться. Возможно, придется совершить еще множество попыток взять штурмом небесные врата, прежде чем к нам придет осознание того, что с помощью данного метода мы надежно их закрываем.

Притча о профессоре не так уж неуместна в качестве аналогии ученого, особенно если принять во внимание, что отображенный в истории персонаж полагается на некий способ, обреченный на полную неудачу, в рамках опыта других людей. В то же время, возможно, сами результаты подобных экспериментов (и положительные, и отрицательные) пытаются «что-то вам рассказать».

Есть одна известная басня о Стране Дураков. Деревенские простаки решили подвинуть свое жилище на пару аршин. Они разделись до пояса, положили рубахи на землю в качестве ориентира там, где собирались поставить дом. Потом крестьяне обошли строение и стали изо всех сил толкать его к своим рубахам. Решив посмотреть, насколько сдвинулся дом, они возвратились туда, где лежала одежда, и обнаружили, что ее нет. «Рубах нет! – закричали они, – значит, мы передвинули дом слишком далеко – и он их накрыл!» На самом же деле их одежду стащил вор.

Какими вещи кажутся

О.: У каждого человека есть привычка, принуждающая связывать все, что попадает в ум, с таким количеством других вещей, какое допускает его способ мышления. Вы можете интерпретировать все происходящее с вами любым способом, какой вам нравится или в каком вы нуждаетесь.

В нашем кругу разнообразие и параболическая природа воздействия организованы таким образом, чтобы достичь наименее подчиненных автоматизму частей сознания. Однако вы можете интерпретировать сам феномен в соответствии с какой угодно свойственной вам схемой мышления.

Например, объясняя это явление, различные школы психологии могут обеспечить любой набор рабочих понятий или исходных позиций, подогнанных специально под вас.

Если вы нуждаетесь в защите и уверенности, которые предлагают подобные системы, то вам их обеспечат. Мы же в действительности занимаемся тем, что лежит за формальными границами психологии, в современном ее понимании.

Неправильно понятый

О.: Вам вряд ли нужно ее распознавать: если вы просто предположите, что она есть, то будете недалеки от истины.

Но давайте рассмотрим пример, взятый почти наугад. В своем Bostan («Фруктовый сад») Саади рассказывает историю о проявлении доброты к несправедливым.

Один человек решил уничтожить гнездо пчел, которое было рядом с его домом. Но жена воспрепятствовала этому. Когда же ее ужалила пчела, он упрекнул женщину за то, что она помешала ему выполнить задуманное. Саади продолжает: «Если ночные стражники проявляют доброту к преступникам, то люди не могут уснуть от страха». Он подчеркивает, что терпение к злым только увеличивает их зло.

Человеческий опыт, конечно, подтверждает, что, не обращая внимания на вредоносное, мы увеличиваем возможную опасность. Саади оставил нам совершенно ясное послание, которое вызвало всеобщее одобрение, не считая, конечно, тех, кто верит, что зло может быть побеждено бездействием или смирением.

В суфийских кругах это послание понимают так же ясно, но наделяют следующим смыслом: в мире единственное средство против несправедливости видится как противостояние ей, тогда как суфия характеризует способность понять, что такое справедливость и несправедливость на самом деле, когда и где эти феномены действуют и какие средства, помимо поверхностной, мгновенной реакции, могут быть использованы, чтобы правильно подойти к этой проблеме.

Суфии просят вас задаться вопросом: а что в действительности происходит в мире – видите ли вы его таким, каков он есть? Основаны ли хоть в какой-нибудь степени на подобном восприятии те меры, к которым обращаетесь вы и ваши авторитеты?

Упрощая суфийские учения

О.: Я думаю, что справедливости ради необходимо упомянуть об очень большом количестве людей, которым нетрудно воспринимать идеи суфиев. К тому же надо сказать, что в установлении контакта с теми, кто готов уделить нашим материалам внимание правильного характера, не является проблематичным. Я думаю, что здесь необходим правильный подход, а не упрощение. В этом вопросе мы разделяем убеждения традиционных суфиев: подходя к чему-либо, скажем, с нетерпением, беспокойством или большим количеством предположений, человек тем самым создает на пути понимания непреодолимые барьеры, и то, что другим кажется легким, для него становится чрезвычайно трудным.

Вопрос, который вы мне задали, напоминает о такой ситуации: некоторые люди, слыша что-то о ком-то и затем встретившись и поговорив с этим человеком, замечают: «Какая неприятная личность! Я-то думал, что он удивительный…» А другие в сходных обстоятельствах говорят: «Какой удивительный, а я думал, он чудовище!» Какая из этих двух оценок правильна?

Большинство культур специализируется в насаждении предубеждений. Суфий пытается помочь устранить предубеждения, чтобы появилась возможность воспринимать реальность людей и вещей. Совершенно недопустимо игнорировать факт существования подобных предубеждений (быть «за», «против» или склоняться к некоторому мнению о предмете согласно своим предпочтениям), и вместо того чтобы повернуться лицом к этой главной проблеме, искать способ «подправить» учение, – не важно как вы это называете: «упрощением» или как-то еще.

Опасности имитации

О.: Это следует делать с величайшей осторожностью. Один индийский йог рассказал мне следующую историю. Впрочем, я не могу поручиться, что она имела место в реальной жизни.

Некий подлинный йогин во время своего визита в Англию услышал, что другой очень популярный учитель йоги, которого многие величали «мастером», серьезно заболел.

Он отправился проведать больного и увидел, что тот лежит в кровати, окруженный своими западными учениками, сидевшими на полу в позах подобающего раболепия, с закрытыми глазами, точь-в-точь как на привлекательных фотографиях, публикуемых сегодня повсюду.

Настоящий йогин сказал:

«Сейчас я покажу вам секретные лечебные позы, которые помогут исцелить этого человека».

Самозваный йог и его последователи (они, конечно, были возбуждены этим драматичным и волнующим вмешательством и сразу бросились подражать учителю) выполнили упражнения, показанные подлинным йогином.

В тот же момент произошло чудо: псевдоучитель был мгновенно исцелен силой аутентичной йоги.

Вот только его ученики заболели, поскольку были не в состоянии выдержать накал продвинутой техники…

Мышь и слон

Вам, возможно, доводилось слышать другую (на сей раз старинную), но все еще передаваемую из уст в уста историю о любви слона и мыши.

Мышь и слон полюбили друг друга и решили пожениться, несмотря на возражения их семей.

В первую брачную ночь слон внезапно упал навзничь и испустил дух.

Мышь застонала:

«О, злосчастная судьба, теперь, расплачиваясь за краткий миг удовольствия и тонны воображения, мне всю жизнь придется рыть могилу!»

Итак, пытаясь задавать вопросы, посмотрите, способны ли вы различить в них логические противоречия и другие недостатки.

Невыносимая мешанина?

О.: Вам следует отметить две вещи. Во-первых, у этих самозванных экспертов понимание предмета в целом находится на очень ранней стадии. Они подобны донаучным авторам, собиравшим информацию о травах и при этом путавшим ее со сведениями о драгоценных камнях. Дело не в том, что они не знают, что делают, скорее им кажется, что их деятельность представляет собой адекватное изучение. Время все расставит по своим местам, как это было с наукой о камнях и травничеством. Во-вторых, запомните: аутентичные материалы также доступны. Нужно лишь иметь толику здравого смысла, чтобы, сравнивая эти материалы с теми, против которых вы возражаете, понять, какие из них с большей вероятностью окажутся правильными. Это как раз тот исключительный случай, когда можно перевернуть закон Грэшема4 и сказать: «Подлинные деньги вытесняют фальшивые».

Исключением будут доверчивые люди и всевозможные чудаки, которые предпочтут мешанину, поскольку вошли во вкус. Не наша функция «делать что-то» с этой ситуацией. Она исправляется сама собой по мере того, как правильные материалы выходят в более широкое обращение. Естественно, мы не можем защитить доверчивых или оказать поддержку неадекватным людям, однако есть специалисты и организации, чьи функции подразумевают подобное содействие.

Я думаю, что вместо чрезмерного сожаления о превратностях работы на низшем уровне мы можем позволить себе почувствовать некоторое удовлетворение по поводу того, что законные материалы и правильная реакция на них существуют, множатся и крепнут день ото дня.

Внешние атрибуты и содержимое суфийских историй

О.: Главный недостаток упомянутого явления в том, что историю потребляют настолько поверхностно, что ее внутренняя динамика остается нереализованной и не достигает той цели, для которой предназначалась. Нам пишет все больше и больше людей, спрашивая разрешения пользоваться нашими историями или заявляя, что находят их полезными. Интересно, что во многих случаях истории неадекватно используются даже в более ординарных целях, на которые претендуют те, кто адаптирует наши материалы для применения на этом более низком уровне. В действительности происходит вот что: скажем, какой-то человек рыщет повсюду в поисках зерна для своей мельницы (чтобы она не простаивала зря), но в нем отсутствует желание истины, тогда как именно оно способно реализовать потенциал и его самого, и этих историй, не говоря уже об учениках, которых он обучает.

Можно вспомнить историю, касающуюся этой темы. Однажды некий человек собрал всех пассажиров тонущего корабля и стал им объяснять, как сделать плот, разломав спасательные шлюпки!

Не существует замены знанию. Стремление к преждевременной практике присуще не только людям, которые учат суфийские истории или ими интересуются.

Истории, подобно фруктам, обладают такими свойствами, как цвет, запах и питательность. Их действие не исчерпывается внешними эффектами (скажем, освежающим вкусом). Но если питательность плода усваивается организмом, история требует от человека, который ее представляет, особой осознанности – в этом основное различие между фруктами и историями. На начальном этапе инструктору следует держать дверь открытой, подчеркивая, что у этих рассказов есть и некое иное содержание, или напоминать, что так утверждали сами составители историй.

Люди часто сваливают ответственность на тех, кто предпочитает видеть в историях лишь их поверхностные уровни. Но это вряд ли оправдывает того, кто по собственной инициативе выхолащивает материалы, предназначенные для более высокой цели. Возьмите любую аналогию по своему выбору (когда, скажем, какая-то из высоких технологий применяется для незначительных целей), и вы увидите, каков будет ущерб и как этот процесс потворствует невежеству.

Чрезвычайно важно

О.: В каком смысле?

О.: Если Джунайд или Нури сказали что-то, то подобное высказывание, безусловно, объективно важно, и в учебных целях ни для кого нет необходимости знать, кто именно сказал это, и чувствовать, что данные слова истинны. Важен результат, оказываемый их изречениями.

О.: Отнюдь не с целью подтвердить истинность утверждения (авторитетом автора) или повлиять на людей, а просто для сохранения формата, с тем, чтобы к материалам могли обратиться как восточные, так и западные ученики.

На что это похоже в действительности

О.: Я предлагаю вам рассказать этим людям следующую историю.

Один человек, вместе с другими, по ночам регулярно посещал занятия, посвященные духовным и психологическими вопросам. Его жена протестовала и постоянно жаловалась на эгоизм и эксцентричность своего мужа.

Однажды ему удалось убедить женщину пойти с ним вместе, просто для того, чтобы она увидела, что эти собрания из себя представляют. Она сидела там, среди незнакомых людей, слушая немыслимые вещи. Наконец, когда супруги вышли, женщина сказала: «Что за дикая чепуха! Я с трудом все это выдержала…»

«Ну, теперь, когда ты знаешь, чем мы здесь занимаемся, – ответил ей муж, – ты, конечно, больше не будешь думать, что я тут развлекаюсь?»

Эта история выявляет два момента. Первый: вещи, к которым вы не привыкли или к которым вас не допускают, выглядят неприятными или ужасными. Второй момент, вполне вероятный во многих случаях, состоит в том, что атмосфера, царящая в огромном числе подобных групп, и в самом деле способна сообщить новому человеку, что он попал в компанию ненормальных. Поэтому постарайтесь выяснить, приемлемы ли ваши товарищи по интересу для ваших родственников или других, нормальных, друзей, – это и будет неизменным тестом группы. Если да, то все хорошо и полезно. Если нет, то вам имеет смысл задаться вопросом: не попали ли вы в какую-нибудь экзотическую группу; а что, если ваши близкие возражают не без оснований?

Бегство

О.: Доводилось ли вам слышать о человеке, который, спасаясь от дождя, прыгнул в реку?

Если вы мирской человек, то книги по оккультизму и религиозным учениям попросту заставят вас думать о духовном «по-мирскому». Вам надо учиться находить не принадлежащее миру во всем. В состоянии ли вы это делать? Очевидно, нет, иначе не задали бы подобного вопроса.

Дело не только в погружении, как вы это называете, тут важно понять, кто или что погружается. Некоторые вещи при погружении очищаются, другие – просто намокают.

Внутреннее пространство

О.: Ничто из перечисленного вами не согласуется с суфийским пониманием, теорией, практикой или опытом в данной области. В действительности ваши слова выхвачены из полупонятых духовных упражнений, вы, что называется, сняли первую пробу.

Отметьте для себя следующее: суфийская духовность может помочь человеку иметь дело с тем, что вы называете «пороками и недостатками». Но это не означает немедленного погружения в деятельность, направленную на борьбу с искушениями. Подобные усилия не дают результата, и это лучший аргумент против них. Что же тогда дает результат? Необходимо заметить, что суфии не против, например, человеческих эмоций: они против сверхактивности эмоций, ведущей или к порокам, или к другой крайности – воображаемой святости и иллюзорному духовному опыту.

Это означает, что суфийской учебной системе поначалу необходимо склонить учащегося довольствоваться лишь минимальным количеством эмоциональных стимулов, без которых как мужчина, так и женщина будут не в состоянии выполнять те или иные жизненные обязанности, требующие эмоционального вклада. Когда это достигнуто, освобождается «полость», куда может быть «влита» функция, способная развить человека.

Многие известные религиозные системы чрезмерно упрощают положение дел. Так предпологается, например, что эмоциональность – это плохо, и совершаются попытки принудить людей разрушить свою эмоциональную жизнь. Это дает лишь иллюзорный эффект. Или эмоции направляют в русло, как полагают в таких системах, «хорошей» или «духовной» эмоциональности, что в лучшем случае, конечно, является еще одной формой самопотакания. В действительности эмоции (будь то желание успеха, потребность в достижении чего-либо или любое другое побуждение, которым питается «грех» или «порок») нужно упорядочить, как, впрочем, и любые другие стимулы, необходимые человеку. Сделав это, человек обретет в себе ничем не занятое «пространство» и этот, первый, шаг совершается в результате совместной работы учителя и ученика.