Комдив

Глава 5

Всё то время, что мы ожидали штурмовые самоходки с Кировского завода, мои разведчики провели в немецком тылу. Нет, никаких диверсий и никаких языков, мне необходимы были тишина и покой у немцев. За это время разведчики исходили весь немецкий тыл, но их задачей было установление местонахождения немецкой тяжёлой артиллерии как основного средства обосрать мне всю малину.

Если обычные противотанковые и полевые орудия для КВ и СУ-152 были практически не опасны, то тяжёлая артиллерия могла их уничтожить или вывести из строя. Что стоит устроить заградительный огонь тяжёлыми фугасами? Даже лёгкая немецкая гаубица калибра 105 миллиметров за счёт того, что её снаряд по навесной траектории упадёт сверху на танк или самоходку, гарантированно если и не уничтожит её, то из строя выведет точно. А в том, что немцы сосредоточат огонь всей своей тяжёлой артиллерии в месте нашего прорыва, я нисколько не сомневался.

За это время дивизии отдохнули и пополнились личным составом, так что готовы были идти в бой. Утром 29 мая после раннего завтрака наша артиллерия открыла огонь по противнику. Кроме наших гаубиц в артподготовке участвовали орудия Ленинградского фронта, а также корабельные орудия. Основной удар пришёлся не на немецкие укрепления, а на расположение немецкой тяжёлой артиллерии.

Кроме полка штурмовых самоходок в нашем распоряжении было два полнокровных батальона тяжёлых КВ (один наш и один Ленинградского фронта), а кроме них и другая бронетехника. Первыми на немцев двинулись КВ и СУ-152, они неторопливо выползли из укрытий и так же неспешно двинулись вперёд. Следом за ними, на удалении в пару сотен метров двинулись и остальные танки – это была сборная солянка из Т-34, Т-26, Т-60 и БТ. Были и наши бронеавтомобили БА-10 и БА-20, а также трофейные немецкие «ганомаги». Вместе с ними пошла в атаку и пехота, она старалась использовать бронетехнику как укрытие и шла позади неё.

За то время, что немцы тут простояли, они успели хорошо укрепиться, в том числе построили бетонные доты, и сейчас самоходки работали именно по ним, а КВ отслеживали обычные полевые орудия, в первую очередь зенитные 88-миллиметровые пушки. Чтобы сделать их менее заметными, немцы отрыли капониры и установили зенитки в них, так что над поверхностью земли располагался только ствол орудия. Большую их часть мои разведчики обнаружили и отметили на карте, так что сейчас танкисты знали, куда бить в первую очередь.

Наступление велось на отрезке в пару километров, чтобы не очень распылять наши небольшие силы, но и так получилось, что расстояние между танками и самоходками было около двадцати метров. Танки с самоходками то и дело останавливались и производили несколько выстрелов, после чего двигались дальше. Им сразу удалось выйти на дистанцию прямого выстрела, так что самоходки били достаточно точно, и одного-двух попаданий вполне хватало, чтобы уничтожить или вывести из строя огневую точку противника. КВ, в свою очередь, достаточно точно уничтожали противотанковые и полевые орудия, ведя огонь осколочными снарядами, но кроме них огонь вели и другие танки и бронеавтомобили.

Когда мы достаточно приблизились к немецким позициям, то в дело включились и многочисленные пулемёты бронетранспортёров, так что любая оживающая огневая точка противника мгновенно уничтожалась или подавлялась. Все попытки немцев накрыть наши танки тяжёлой артиллерий мгновенно пресекались, почти вся авиация фронта сегодня работала на нас, множество радиофицированных истребителей работали сейчас разведчиками, и их главной задачей было обнаружение немецкой тяжёлой артиллерии. Кроме нашей артиллерии на немецкие артиллерийские позиции обрушивались и бомбардировщики, таким образом работа немецкой тяжёлой артиллерии оказалась почти полностью парализованной.

Кстати, немцы сделали выводы из нашего прорыва блокады и сейчас немецкие тяжёлые орудия хорошо охраняли, так что провести диверсии было очень затруднительно. Не желая лишний раз рисковать своими разведчиками, я ставил им задачи не уничтожать немецкие орудия, а только выявлять их.

Достаточно быстро мы достигли немецких траншей, и тут вперёд рванула наша пехота. То обстоятельство, что большинство бойцов были вооружены автоматами, сейчас сыграло в нашу пользу: бойцы просто давили немцев огнём, не давая им высунуться. Так же хорошо проявили себя и СВТ, но с ними было не очень удобно орудовать в окопах из-за их длины. Равномерное распределение СВТ и автоматов диктовало свою тактику боя: автоматчики шли первыми, поскольку им, с их более скорострельными и компактными автоматами, было намного удобней орудовать в тесноте окопов, а бойцы с СВТ страховали их сверху, следя также и за противником в отдалении.

В блиндажи сначала летела граната Ф-1, и лишь затем в него заглядывали автоматчики, всегда парами, а ещё один-два бойца страховали снаружи. Подавляющее огневое превосходство позволяло снизить наши потери до минимума. Чтобы захватить первую линию немецкой обороны, нам потребовалось не больше часа.

Командующий Ленинградским фронтом генерал-лейтенант Хозин прибыл на наблюдательный пункт ещё затемно, вместе с ним был и член военного совета фронта генерал-майор Кузнецов. На НП уже находились командующий 5-й ударной армией генерал Севастьянов и командир механизированной дивизии полковник Прохоров, оба изучали немецкие позиции в стереотрубы. Тут же, рядом расположились и связисты, так что все части были на связи.

– Доброе утро, товарищи, – первым поздоровался с ними генерал Хозин, так как командиры 5-й ударной изучали вражеские позиции.

– Здравия желаем, товарищ генерал-лейтенант, – отозвались Севастьянов и Прохоров.

– Изучаете немецкие позиции? И как они вам?

Ответил ему полковник Прохоров:

– Окопались немцы, конечно, неплохо. Если атаковать их стандартными силами и методами, то потери будут большими и без всякой гарантии на успех.

– А вы, значит, атакуете их нестандартно?

– Да, надо придумывать новые схемы. Как говорил Суворов, удивил – победил.

– И как, придумали новые схемы?

– Да, блокаду мы именно новыми схемами прорывали. Да вы сейчас и сами всё увидите, до начала атаки осталось двадцать пять минут.

Хозин с Кузнецовым прильнули к стереотрубам, от которых отошли Севастьянов и Прохоров. Эти двадцать пять минут тянулись очень долго, и казалось, что они никогда не закончатся. Наконец загрохотали наши тяжёлые орудия, однако на немецких позициях ничего не взрывалось.

– Не понял, а где разрывы? Куда бьёт вся наша артиллерия?

Генерал Хозин искренне удивился: он думал, что сейчас весь немецкий передний край превратится в рукотворный ад, однако ничего не происходило, хотя, судя по звукам, наша артиллерия работала вовсю.

– Наша артиллерия, товарищ генерал, сейчас ведёт интенсивный обстрел позиций тяжёлой артиллерии немцев.

– А как же немецкий передний край? Как вы будете наступать на позиции с не подавленными огневыми точками?

– Сейчас увидите. По-хорошему, нужен огневой вал – это когда позиции противника массированно обрабатываются артиллерией, постепенно смещаясь в глубину вражеского построения, а наши войска идут следом. Но, к сожалению, ни достаточного количества орудий, ни боеприпасов к ним у нас нет. Сейчас будет, так сказать, бюджетный вариант, но не менее действенный и эффективный.

В этот момент войска 5-й ударной пришли в движение. Первыми на немцев неторопливо поползли КВ и новые самоходки, изготовленные по их проекту. То и дело останавливаясь, они делали от одного до трёх-четырёх выстрелов и снова двигались вперёд, причём расстояние между ними было небольшое, порядка двадцати-тридцати метров, и самоходки перемежались танками. Хозин ясно видел, как замолкают ожившие немецкие огневые точки, когда в амбразуру дота попадает несколько тяжёлых снарядов. Даже если снаряд попадал не в саму амбразуру, а рядом с ней, любое орудие или пулемёт выходили из строя, а если снаряду везло попасть в саму амбразуру и разорваться уже внутри дота, то тогда погибал и весь расчёт.

Хозину было трудно определить, часто ли немцы попадают по танкам и самоходкам, так как он видел их с кормы, но иногда он всё же замечал росчерки рикошетов от их брони или разрывы попавших в них снарядов. Но тем не менее танки с самоходками неудержимо приближались к немецким позициям, а позади них, метрах в двухстах, двигалась вторая волна танков, уже более лёгких. А следом за ними, ещё метрах в ста позади, шла уже густая масса наших бронеавтомобилей и трофейных немецких бронетранспортёров с пехотой, укрывающейся за бронёй бронетехники.

Одна за другой замолкали немецкие огневые точки. Вот танки с самоходками достигли немецких окопов и, неторопливо переехав их, двинулись дальше. Вскоре до немецких окопов добралась и наша пехота, после чего в стереотрубу стало видно, как сверкают вспышки выстрелов наших пехотинцев. В первых рядах шли автоматчики, которые массированным автоматным огнём давили любые попытки немцев огрызаться. Прошло чуть больше получаса, и передовые немецкие позиции были взяты, причём потерь у нас почти не было. Зачистив немецкие позиции, бойцы двинулись дальше и вскоре просто скрылись из виду.

Хозин ошарашенно смотрел на всё это. Без особых потерь, просто и деловито, бойцы подавили немецкое сопротивление и двинулись дальше. А где продвижение под массированным огнём противника, где попытки обычной артиллерии подавить немецкие огневые точки, где большие потери? Ничего этого не было. И ведь, в принципе, решение лежало на поверхности. Но почему кроме полковника Прохорова, до этого никто не додумался? А что главный тут именно Прохоров, Хозин уже понял. Хотя официально 5-й ударной армией командует генерал Севастьянов, её истинным командиром, тем, кто вырабатывает тактику и стратегию её действий, является полковник Прохоров, и у него это отлично получается.

Как ни хотелось Хозину двинуться следом за бойцами, но он был вынужден остаться на НП, куда стекались все сведения от наступления. Уже около пяти часов дня пришло долгожданное сообщение, что ударная группа наконец пробилась к Ораниенбаумскому плацдарму.

Всё это время немцы ожесточённо сопротивлялись, однако после того, как мы пробились через последнюю линию обороны, стало полегче. Наша пехота не лезла вперёд, а держалась позади бронетехники, используя её броню как защиту. После прохождения всех линий немецкой обороны лёгкие и средние танки подтянулись вперёд, так как угроза для них со стороны немецкой артиллерии значительно снизилась. Большая часть немецких противотанковых орудий уже была или уничтожена, или захвачена, и теперь основную угрозу для них представляли немецкие противотанковые ружья.

Смешавшись вместе с КВ и СУ-152, объединённый стальной вал неудержимо двинулся вперёд, хоть и медленно, так как приходилось учитывать скорость движения пехоты, но верно. Все попытки немцев хоть как-то замедлить наше продвижение не увенчались успехом. Наша тяжёлая артиллерия, а также флотские орудия большого калибра мгновенно подавляли все попытки немцев задержать нас огнём своей тяжёлой артиллерии.

В небе тоже развернулось ожесточённое сражение: на этот раз нас поддерживала авиация Ленинградского фронта, и все попытки немцев бомбить наши наступающие войска сталкивались с противодействием нашей авиации. Кстати, воспользовавшись тем обстоятельством, что немецкие истребители оказались заняты сопровождением своих штурмовиков, наши бомбардировщики нанесли бомбовые удары по местам расположения тяжёлой артиллерии немцев.

Когда до Ораниенбаумского плацдарма осталось чуть больше километра, немцы наконец не выдержали и стали отходить. Всё это время бойцы на Ораниенбаумском плацдарме ждали: лишние потери нам ни к чему, а там немцы также хорошо укрепились, и в случае встречного удара наши войска там умылись бы кровью, причём без особого успеха. Когда немцы увидели, что с тыла к ним приближаются наши войска при поддержке большого количества бронетехники, они не выдержали. Все основные укрепления были ориентированы именно в сторону побережья, а противник приближался с тыла и, как говорится, в силах тяжких.

Защитники Малой земли, увидев, как сперва начали убегать немцы, а затем вдали со стороны Ленинграда появились значительные силы наших танков, без всяких приказов с криком «Ура!» бросились вперёд. Они успели преодолеть уже пустые немецкие укрепления, когда наконец встретились с бойцами 5-й ударной. Их радости не было предела, в воздух летели шапки, а также вовсю началась стрельба в воздух от охватившего людей воодушевления.

Хозяин Ленинграда нервно ходил по своему кабинету. Хотя блокаду города прорвали, враг всё ещё был достаточно близко, и регулярные артиллерийские обстрелы не доставляли никакого удовольствия. Проводимая операция в случае успеха полностью исключала вероятность артиллерийских обстрелов Ленинграда, и вот сейчас всё должно было решиться. Сообщения с фронта приходили успокаивающие, но всё же это война, и в любой момент ситуация могла развернуться на сто восемьдесят градусов.

Наконец в начале шестого в кабинете Жданова зазвонил телефон.

– Жданов! Слушаю! – нервно бросил он в трубку.

– Андрей Александрович, это Хозин. Только что войска пятой ударной армии соединились с защитниками Ораниенбаума! Немцы беспорядочно отступают, в ходе операции они понесли большие потери, везде трупы их солдат и сожжённая техника.

– Михаил Семёнович, что дальше?

– Завтра будем расширять пробитый коридор, надо оттеснить противника минимум километров на десять от залива, чтобы создать достаточно безопасный коридор. А затем армия Севастьянова ударит с пятачка в направлении Волховского фронта.

– Держите меня в курсе событий, Михаил Семёнович.

Жданов с облегчением опустил трубку. Впрочем, тут же подняв её снова, вызвал телефонистов и велел им соединить себя с товарищем Сталиным: такую радостную новость надо было сообщить вождю сразу, не дожидаясь, пока её сообщат другие.

Ему пришлось подождать минут десять. Наконец его соединили с вождём.

– Добрый день, товарищ Сталин, это Жданов вас беспокоит.

– Здравствуйте, товарищ Жданов. Что вы хотели?

– Только что войска пятой ударной армии пробили коридор к Ораниенбауму, немцы понесли большие потери и отступили.

– Это хорошо, Андрей Александрович. Надеюсь, на этом операция не закончится?

– Нет, Иосиф Виссарионович, генерал Севастьянов планирует ударить от Ораниенбаума к Волховскому фронту, чтобы отодвинуть противника от Ленинграда примерно на пятьдесят километров.

– С Прохоровым он это сделает, в этом я нисколько не сомневаюсь. Держите меня в курсе дела.

– Разумеется, товарищ Сталин.

Для Сталина не было секретом, кто является серым кардиналом в 5-й ударной армии и кому именно она обязана своими успехами. Не будь полковник Прохоров так неподобающе молод, он без раздумий дал бы ему генерала и именно его поставил бы командовать армией. Но даже он был вынужден соблюдать правила игры, хотя в последнее время значительно усилил свои позиции. Пришлось попотеть в аппаратных войнах, прежде чем он основательно упрочил свою власть. Однако он не мог делать абсолютно всё, что хотел.

Власть ради власти ему, в отличие от многих других, была не нужна. Власть была ему нужна исключительно как инструмент, с помощью которого он мог построить великую страну. Большая часть старых ленинцев просто не смогла вписаться в новые реалии, они были неспособны строить новое. Один Троцкий чего стоил со своей маниакальной идеей мировой революции; сколько он крови у него попил, пока его наконец не упокоили.

Проблема заключалась в кадрах. Нужны были не только верные, но и умные. Прохоров вполне подходил под этот критерий, хотя нужно ещё было присмотреться к нему повнимательней. И ведь, судя по всему, он не карьерист, для него главное не личное, а общественное. Если не оплошает, то, пожалуй, к концу года можно будет дать ему генерал-майора. Всё же командовать полком и даже дивизией не то же самое, что армией, у каждого есть свой потолок должности, выше которого не прыгнуть.

Штаб группы армий «Север»

Командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал фон Кюхлер мрачно размышлял о последних неудачах, а главное, о том, что задумали русские. И в этот самый момент фон Кюхлер получил ответ на свой вопрос.

В его кабинет, постучавшись, вошёл начальник штаба генерал-майор Хассе.

– Господин командующий, – начал он, – плохие новости. Русские перешли в наступление и уже захватили первую линию обороны. Все наши попытки остановить их неудачны: русские применили новую тактику, и мы не в состоянии их сдержать.

– Что за новая тактика? Почему их невозможно остановить?

– По сообщению с передовой, русские пустили в атаку большое количество своих «ворошиловых», а кроме них и штурмовые орудия. Новые русские самоходки имеют очень толстую лобовую броню и орудия корабельного калибра. Наши полевые и противотанковые орудия не в состоянии их остановить, русские просто выходят на дистанцию прямого выстрела и из своих орудий уничтожают все наши огневые точки. Нескольких выстрелов прямой наводкой вполне хватает, чтобы подавить любой дот или другую огневую точку. Позади них движутся значительные силы лёгких танков и пехоты, а кроме того и множество наших бронетранспортёров, захваченных русскими. Они просто подавляют массированным орудийно-пулемётным огнём любые наши попытки их остановить.

– А что наша тяжёлая артиллерия, что авиация? Они что, бездействуют?!

– Никак нет, господин командующий. Наша артиллерия находится под постоянным огнём тяжёлой артиллерии русских, вместе с ней русские задействовали и свой флот, а авиация ведёт ожесточённые воздушные бои. Русские, задействовав практически всю свою авиацию, не подпускают наши бомбардировщики к своим атакующим войскам. Редкие прорвавшиеся самолёты встречают сильным зенитным огнём: у них оказалось неожиданно много мобильных зенитных установок.

Фон Кюхлер мрачно молчал. Новости были пренеприятнейшими, а главное, он не знал, что ему делать. Своими действиями русские вывели из игры его тяжёлую артиллерию и авиацию, а полевая артиллерия и танки были малоэффективны против русских «ворошиловых» – разумеется, при их грамотном использовании. А в том, что русскими командует грамотный и умелый командир, фон Кюхлер нисколько не сомневался. Разведка уже доложила, что его войска атакует русская 5-я ударная армия, которая перед этим прорвала блокаду Ленинграда. Своими действиями она доказала, что воевать умеет.

Вопрос сейчас был только один: как будут действовать русские дальше. В том, что они пробьют коридор к своим войскам в Ораниенбауме, можно было не сомневаться, дело было только во времени, которое им для этого понадобится. Но что дальше? Куда они ударят? В то, что на этом всё закончится, как-то не верилось.

Фон Кюхлеру оставалось только ждать, как будут дальше действовать русские, да стараться не позволить им продвинуться дальше.

Следующий день. Ораниенбаумский плацдарм

Вчера, после того как мы соединились с войсками, оборонявшими Ораниенбаумский плацдарм, я приказал бойцам отдыхать. Вернее, приказал генерал Севастьянов, который нисколько не комплексовал, выполняя мои распоряжения. Повара, пока их товарищи воевали, сварили вкуснейший обед: на продуктах я не экономил, тем более что мы захватили несколько немецких складов с продовольствием. Зная, как в Ленинграде сейчас обстоит дело с продуктами, я не надеялся на хорошее снабжение, даже с учётом того, что по пробитому нами коридору в осаждённый город двинулся плотный поток машин с продовольствием. За остаток вечера бойцы смогли отдохнуть и выспаться, так как отбой скомандовали в восемь часов вечера.

Утром, после плотного завтрака (так как неизвестно, когда удастся пообедать), наша армия принялась за расширение пробитого к Ораниенбауму коридора. С одной стороны, нормальных укреплений у немцев тут не было: раньше были не нужны, а за эту ночь построить просто не успели. Но с другой стороны, значительно увеличился фронт атаки. Если раньше все наши силы были сконцентрированы на фронте длиной максимум три километра, то теперь пришлось растянуть их на полтора десятка километров, так что общая мощь несколько снизилась.

Кроме наших бойцов в операции участвовали выделенные Ленинградским фронтом две стрелковые дивизии и один полк из Ораниенбаума. Они, правда, двигались вторым эшелоном, проводя окончательную зачистку местности и отлавливая небольшие группы немцев, отбившиеся от своих основных сил и по разным причинам не успевшие вовремя удрать.

Из-за больших потерь в артиллерии оказать сильное сопротивление нашим танкам и бронетранспортёрам немцы не могли, хотя всё же умудрялись их подбивать. Общий победный настрой наших бойцов позволял им уверенно идти вперёд, причём тут не было и следа шапкозакидательства. То, что немцы – противник сильный и серьёзный, все уже давно знали, но собственный боевой опыт, а также успехи в наступлении делали своё дело. Бойцы уверенно теснили противника, не подставляясь при этом под ответные выстрелы. Наличие большого количества снайперов в дивизиях позволяло быстро и эффективно уничтожать немецких пулемётчиков, которые могли не только сдержать наше наступление, но и нанести нам большие потери.

К вечеру мы смогли оттеснить немцев ещё почти на десяток километров, и, в принципе, для нормального снабжения Ораниенбаума этого было достаточно. Вечером, когда мы достигли намеченного рубежа, наши части стали отходить к Ораниенбауму, а их место заняли две стрелковые дивизии Ленинградского фронта, которые к нам прикрепили. Весь день они шли во втором эшелоне, почти не вступая в бои с противником, если только не давили редкие и небольшие группы отставших немцев, и теперь должны были занять временную оборону. Большое наличие техники позволило нам быстро вывести войска, так что ночевали мы уже в городе. Нормальных мест там практически не было, но благо уже, считай, настало лето, так что ночи были тёплыми.

А утром – снова в бой. Приходилось опять проламывать немецкие укрепления, но самоходки под прикрытием КВ быстро их все подавили, и около полудня, преодолев немецкую линию обороны, мы двинулись вперёд. Оголив остальные участки фронта, Хозин выделил нам четыре пехотные дивизии, которые, двигаясь за нами, занимали оборону по краям пробиваемого нами коридора. За день мы прошли с боями почти двадцать километров, танки стальным тараном сносили с нашего пути все немецкие части, и тут главным было не допустить, чтобы немцы смогли фланговыми ударами перерезать пробитый нами коридор.

С собой у нас был неприкосновенный запас на одну полную заправку всей техники и один боекомплект к ней – это как раз на случай, если противнику всё же удастся перерезать коридор. А в целом снабжение шло бесперебойно, правда, приходилось делать для этого приличный крюк, но транспорта хватало. У немцев, кстати, тоже начались проблемы со снабжением: не желая терять трофеи, мои разведчики и диверсанты сосредоточились не на уничтожении немецких складов, а на прерывании снабжения. Они уничтожали многочисленные мосты и делали на дорогах засеки, чтобы затруднить немцам продвижение; ещё одним способом был выстрел зажигательным патроном в бензобак переднего грузовика. Всё это сорвало немцам поставки топлива и боеприпасов в войска.

На второй день нашего наступления мы продвинулись чуть меньше, примерно на полтора десятка километров, при этом несколько раз приходилось возвращать пару манёвренных групп из Т-34 и трофейных бронетранспортёров для пресечения немецких попыток перерезать пробитый коридор.

На третий день наступления, после того как немцы стянули к нам все свои силы, в наступление перешли силы Волховского фронта, в частности 2-я ударная армия генерала Власова, который благодаря моему вмешательству избежал пленения. За это время 2-я ударная тоже отдохнула, зализала раны, пополнилась и теперь двинулась вперёд.

Немцы быстро сообразили, что им светит котёл, пусть не такой большой, но вполне реальный, в котором они могли потерять все свои передовые части, осаждавшие Ленинград. Фон Кюхлер, увидев, чем может закончиться наше наступление, хотел немедленно отвести свои войска, пока это ещё можно было сделать без особых проблем. Но обожаемый фюрер, узнав об этом, по телефону устроил фон Кюхлеру истерику и в итоге в ультимативной форме запретил ему отводить свои войска от Ленинграда. Когда спустя пару дней он осознал, что ситуация на фронте для немцев сложилась критическая и разрешил отвести войска, было уже поздно.

За неделю мы с двух сторон прошли чуть больше сотни километров и встретились в Сиверском, тем самым отрезав шесть немецких дивизий. Теперь оставалось только их додавить. Непрекращающиеся попытки немцев прорвать кольцо заставили меня половину своих сил определить в манёвренные группы, которые, как пожарные команды, пресекали немецкие попытки разорвать кольцо окружения. Честно говоря, наших сил едва хватало на удержание позиций, и если на южном направлении бойцы Ленинградского и Волховского фронтов всё глубже вгрызались в землю, выстраивая оборону, то на северном направлении мы давили изо всех сил, стараясь максимально расширить пробитый коридор.

Прежде в этой операции я старался не дробить свои силы, но теперь, создав группы из танков и бронетранспортёров с пехотой, послал их кошмарить немцев. Их задачей было наносить внезапные удары по немецким войскам и оставшимся базам снабжения, сея панику у противника. Не заботясь о своих флангах и тыле, они, в принципе, повторяли немецкую тактику прошлого года, когда немцы точно так же действовали в наших тылах. Прихватив с собой достаточно топлива и боеприпасов, они могли несколько дней действовать полностью автономно, а учитывая достаточно небольшие расстояния, в случае проблем могли достаточно легко пробиться к своим практически на любом участке фронта.