РУДОЛЬФ ГЁСС: ЗАПИСКИ

1. «Окончательное решение еврейского вопроса» в к.л. Освенцим

Летом 1941, точную дату я в настоящее время вспомнить не могу, мне внезапно приказали явиться в Берлин к рейхсфюреру СС. Приказ был получен непосредственно из его адъютантуры. Вопреки своей привычной манере, он передал мне, в отсутствие адъютанта, смысл следующего: «Фюрер распорядился об окончательном решении еврейского вопроса; мы, СС, будем выполнять этот приказ. Существующие места уничтожения на Востоке не в состоянии провести предусмотренные крупные акции. А поэтому я выбрал Освенцим — во-первых, из-за его удобного для транспорта расположения, а во-вторых, потому, что это место легко сделать недоступным и замаскировать. Для выполнения этого задания я сначала выбрал одного из высших офицеров СС. Но во избежание ведомственных трудностей, от этого пришлось отказаться, и выполнять данное задание будете вы. Это суровая и тяжёлая работа. Она потребует от исполнителя всей его личности целиком, а возникающие при этом трудности не должны будут стать для него препятствием. Подробности вы узнаете от штурмбанфюрера Эйхмана из РСХА, который в ближайшее время приедет к вам. Подключённые к этому инстанции будут оповещены в известное время. Вы будете хранить этот приказ в строжайшей тайне даже от своих начальников. После беседы с Эйхманом вы сразу же вышлете мне планы предусмотренных сооружений.

Евреи — извечные враги немецкого народа, и они должны быть истреблены. Все без исключения евреи, до которых мы сможем добраться, сейчас, во время войны, будут уничтожены. Если биологические основы еврейства не удастся подорвать сейчас, когда-нибудь евреи уничтожат немецкий народ».

После получения столь серьёзного приказа я тотчас же выехал обратно в Освенцим, даже не доложив о себе своей высшей инстанции в Ораниенбурге. Вскоре после этого Эйхман приехал ко мне в Освенцим. Он рассказал мне о планах выполнения акции в отдельных странах. Вспомнить их последовательность я сейчас не в состоянии.

Прежде всего Освенцим должен был принять в соображение восточную часть Верхней Силезии и прилегающие к ней части генерал-губернаторства. Одновременно с этим, и по возможности непрерывно, евреев из Германии и Чехословакии. Затем Запад: Францию, Бельгию, Голландию. Он также назвал мне приблизительное количество транспортов, которое я уже тоже не смогу назвать. Затем мы договорились о проведении ликвидации. В соображение принимался только газ, потому что устранить ожидавшиеся массы с помощью расстрелов было бы совершенно невозможно. Кроме того, это вызвало бы слишком большое напряжение для эсэсовцев, которые должны были совершать это в отношении женщин и детей.

Эйхман рассказал мне об убийствах с помощью выхлопных газов в грузовике, которые прежде проводились на Востоке. Но для ожидавшихся в Освенциме масс это не годилось. Убийство угарным газом путём его подачи в баню, как это делалось при ликвидации душевнобольных в некоторых заведениях рейха [163], потребовало бы слишком много построек, а кроме того, доставка газа для больших масс была бы слишком проблематичной. По этому вопросу мы не выработали решения. Эйхман хотел навести справки о газе, который было бы легко производить и применение которого не потребовало бы особых построек, а затем сообщить об этом мне. Затем мы выехали на поиски подходящего места. Мы нашли сочли пригодной для этого крестьянскую усадьбу в северо-западном углу участка, ставшего позднее строительным участком III Биркенау. Отдалённая, защищённая от постороннего взгляда перелеском и живой изгородью, эта усадьба находилась не слишком далеко от дороги. Трупы предполагалось помещать в глубоких длинных ямах, выкопанных на лугу. О сожжении мы в то время ещё не думали. Мы рассчитывали, что с помощью подходящего газа в имевшихся там помещениях можно будет подвергнуть обработке 800 человек одновременно. Это соответствовало и позднейшей мощности. О времени начала акций Эйхман мне сказать ещё не мог. Всё ещё находилось на стадии подготовки, и РФСС ещё не отдал приказ о начале акции.

Эйхман уехал в Берлин, чтобы доложить РФСС о нашем совещании. Через несколько дней я с курьером выслал РФСС точный план и точное описание установки. Ответа или какого-нибудь решения по этому вопросу я никогда не получал. Позднее Эйхман рассказал мне, что РФСС с этим согласился.

В конце ноября в инстанции Эйхмана прошло совещание с участием всего еврейского отдела, к которому был привлечён и я. Уполномоченные Эйхмана в отдельных странах сообщили о состоянии акции и о трудностях, которые выявились при ее проведении, как то размещение арестованных, предоставление транспортных средств, расписание поездов и др. О начале акции я узнать ещё не смог. Эйхман ещё не достал необходимый газ.

Осенью 1941 русских политруков, комиссаров и особых политических функционеров, содержавшихся в лагерях для военнопленных, гестапо на основании особого тайного приказа стало отбирать и доставлять в ближайшие КЛ для ликвидации. В Освенцим постоянно поступали небольшие транспорты такого рода, которые расстреливались в гравийном карьере близ зданий монополии[164] или во дворе блока II. В связи с одной командировкой мой заместитель, гауптштурмфюрер Фрицш по собственной инициативе использовал при ликвидации этих русских военнопленных газ. Он набил русскими камеры, расположенные в подвале, и, используя противогаз, бросил в камеры «Циклон-Б», что вызвало их мгновенную смерть.[165] Газ «Циклон-Б» фирмы «Теш унд Штабенов» постоянно использовался в Освенциме для борьбы с насекомыми, и поэтому у администрации всегда имели запасы этого газа в коробках. В первое время этот отравляющий газ, препарат синильной кислоты, применялся только служащими фирмы «Теш унд Штабенов» с соблюдением величайших мер предосторожности. Позднее при фирме было создано несколько должностей дезинфекторов, и газ при обеззараживании и дезинсекции помещений применяли они. Во время следующего визита Эйхмана я сообщил ему о применении «Циклона-Б», и мы решили использовать этот газ при грядущих массовых ликвидациях. Убийства газом «Циклон-Б» упомянутых выше русских военнопленных продолжились, но уже не в блоке II, поскольку после применения газа все помещения надо было проветривать в течение по крайней мере двух дней. Поэтому для убийства газом использовалась мертвецкая крематория при санитарной части, которая имела герметичную дверь. Для вбрасывания газа в ее крыше было пробито несколько дыр.

Но я могу вспомнить только транспорт с 900 русских военнопленных, которые были там удушены газом. Их сожжение продолжалось много дней. В оборудованной для убийства евреев крестьянской усадьбе убивать русских не стали. Когда началось убийство евреев, я уже вспомнить не могу. Возможно, ещё в сентябре 1941, но может быть, только в январе 1942.[166] Сначала это были евреи из восточной части Верхней Силезии. Эти евреи были арестованы управлением гестапо в Катовице. Их доставили по железной дороге на запасной путь западной части дорожного участка Освенцим-Дзедзице и там выгрузили. Насколько я помню, эти транспорты никогда не насчитывали более 1.000 человек.

На железнодорожной платформе лагерная команда принимала евреев у гестапо, а затем шутцхафтлагерфюрер отводил их двумя колоннами к бункеру, как называлось устройство для ликвидации. Багаж оставался на платформе, а затем его доставляли к месту сортировки, которое называлось «Канада», — между ГОЗ[167] и строительным двором.[168] Евреи должны были раздеться возле бункера, им говорили, что сейчас они пройдут дезинсекцию в предназначенных для этого помещениях. Все помещения, а их было пять, одновременно заполнялись, герметичные двери завинчивали, и через особые люки внутрь высыпали содержимое банок с газом.

По истечении получаса двери открывали снова, в каждом помещении были 2 двери, мёртвых вытаскивали, погружали на вагонетки и по узкоколейной дороге отвозили к яме. Одежду складывали в грузовики и отвозили её на место сортировки. Всю работу, включая оказание помощи раздевавшимся, наполнение бункера, извлечение трупов, а также земляные работы и засыпку массовых захоронений, выполняла особая команда евреев, которая содержалась отдельно и, согласно распоряжению Эйхмана, тоже должна была уничтожаться после проведения каждой крупной акции. Когда стали приходить первые транспорты, Эйхман доставил приказ РФСС, согласно которому у трупов вырывали золотые зубы, у женщин срезали волосы. Эти работы тоже выполняла зондеркоманда. Надзор за ликвидацией в то время осуществляли, смотря по обстоятельствам, шутцхафтлагерфюрер или рапортфюрер. Больных, которых нельзя было отвести в газовую камеру, убивали выстрелом в затылок из мелкокалиберной винтовки. При этом должен был присутствовать врач СС. Газ подавали специально обученные дезинфекторы из санитарной службы.

В то время как весной 1942 проводились лишь небольшие акции, летом количество транспортов возросло, и мы были вынуждены создавать для ликвидаций новые установки. Была выбрана и оборудована крестьянская усадьба к западу от будущих крематориев III и IV. Для раздевания создали два барака при бункере I и три барака при бункере II. Бункер II был больше, он вмещал около 1.200 человек.

Летом 1942 трупы ещё доставлялись в массовые могилы. Лишь с конца лета мы приступили к сжиганию; сначала на штабеле дров примерно 2.000 трупов, затем в ямах с выкопанными трупами раннего времени. Трупы поливались сначала масляным осадком, затем древесным спиртом. В ямах сжигали постоянно, то есть днём и ночью. К концу ноября 1942 все массовые захоронения были опустошены. Количество трупов, похороненных в массовых могилах, составляет 107.000. В эту цифру входят не только еврейские транспорты с момента поступления до начала сожжения, но также трупы заключённых, умерших в лагере Освенцим зимой 1941/1942, когда крематорий при санитарной части долгое время не действовал. Там же находились все умершие заключённые лагеря Биркенау.

Во время своего визита в 1942 рейхсфюрер СС подробно ознакомился со всем процессом ликвидации, начиная с выгрузки до извлечения трупов из бункера II. В то время ещё не сжигали. Он не высказал недовольства, но и разговаривать об этом не стал. Присутствовали гауляйтер Брахт[169] и обергруппенфюрер Шмаузер. Вскоре после визита рейхсфюрера из отдела Эйхмана прибыл штандартенфюрер Блобель[170] Он привёз приказ РФСС, по которому следовало очистить все массовые могилы, а трупы сжечь. Надо было также избавиться от пепла, чтобы позднее стало невозможно определить количество сожжённых. Блобель уже предпринимал в Куленхофе[171] попытки разного рода сожжений. Он имел поручение Эйхмана показать мне эти установки.

Вместе с Гёсслером[172] я поехал в Куленхоф для осмотра.[173] Блобель распорядился построить там всякие временные печи и сжигал с помощью дров и бензина. Он пробовал также уничтожать трупы взрывами, однако сделать это удавалось лишь частично. Пепел развеивали в обширном лесу, причём кости предварительно размалывали в муку. Штандартенфюрер Блобель имел приказ отыскать и уничтожить все места массовых захоронений на восточных территориях. Его подразделение было закодировано под наименованием «1005». Сами работы выполнялись еврейскими командами, которые по завершении части задания расстреливались. КЛ Освенцим непрерывно поставлял евреев для команды «1005».

При посещении Куленхофа я осмотрел установки с грузовиками, в которых убийства совершались с помощью выхлопных газов мотора. Начальник тамошней команды считал их очень ненадёжными, потому что газ образовывался неравномерно, и часто его оказывалось недостаточно для убийства. Сколько трупов лежало в массовых могилах Куленхофа и сколько, соответственно, уже было сожжено, я не узнал. Штандартенфюрер Блобель довольно точно знал количество массовых захоронений на восточных территориях, но он должен был хранить эти сведения в строжайшем секрете.

Изначально, согласно приказу РФСС, уничтожались все без исключения евреи, доставлявшиеся в Освенцим инстанцией Эйхмана. Произошло это и с евреями из Верхней Силезии, но после первых транспортов из Германии пришёл приказ: отбирать всех работоспособных евреев, мужчин и женщин, и использовать их в лагере в целях производства оружия. Это произошло ещё до создания женского лагеря, так как необходимость создать в Освенциме женский лагерь возникла лишь в результате этого приказа.

Из-за того, что в КЛ появились бесчисленные военные заводы, которые продолжили там производство, а также вследствие начавшегося трудоиспользования заключённых на военных заводах за пределами лагерей, внезапно возникла острая нехватка заключённых, тогда как раньше коменданты в старых лагерях рейха часто должны были искать для заключённых работу, чтобы занять их. Но евреев следовало использовать только в лагере Освенцим. Освенцим-Биркенау становился чисто еврейским лагерем, все остальные национальности вывозили в другие лагеря. Полностью этот приказ никогда не был исполнен, евреи, из-за нехватки рабочей силы, использовались также на военных заводах за пределами лагеря.

Выявлять работоспособных должен был врач СС. Но постоянно случалось так, что этим без моего ведома или даже без моей санкции занимался начальник лагеря или отдела трудоиспользования. Из-за этого в отношениях между врачами СС и начальником отдела трудоиспользования часто возникали трения. Противостояние разных точек зрения офицеров в Освенциме возникало и постоянно подпитывалось противоречивым истолкованием приказов РФСС в вышестоящих инстанциях в Берлине. РСХА (Мюллер-Эйхман) по охранительно-полицейским причинам имело огромную заинтересованность в ликвидации как можно большего количества евреев. Главный врач СС, который инструктировал эсэсовских врачей в вопросах отбора, считал, что трудоиспользовать следует только абсолютно здоровых евреев, поскольку ослабевшие, старые и годные условно скоро станут нетрудоспособными, что и без того плохое состояние здоровья всех заключённых ухудшится ещё больше, а из-за этого придётся пойти на ненужное увеличение количества амбулаторий, медицинского персонала и расхода лекарств, и наконец их всё же придётся убить. ВФХА (Поль, Маурер) были заинтересованы в получении для военных заводов как можно большей рабочей силы, даже если позднее она станет нетрудоспособной. Это столкновение интересов обострялось из-за невероятного повышения спроса на рабочую силу заключённых со стороны Министерства вооружения и организации Тодта. Обеим инстанциям РФСС постоянно давал обещания, которые никогда не были выполнены. Штандартенфюрер Маурер (служба D II) столкнулся с трудной задачей: он должен был хотя бы частично поддаваться натиску упомянутых инстанций, и поэтому он настраивал начальников служб трудоиспользования на сохранение как можно большего количества рабочих рук. Добиться от РФСС чёткого решения было невозможно. Сам я считал, что для трудоиспользования должны отбираться только по-настоящему здоровые и сильные евреи.

Отбор происходил следующим образом. Вагоны один за другим разгружались. Оставив багаж, евреи должны были по одному подходить к врачу СС, которые бегло определял их пригодность. Трудоспособных тут же уводили в лагерь небольшими группами. Доля трудоспособных составляла 25–30 процентов от общего числа всех прибывших с транспортом, но иногда эта цифра сильно колебалась.[174] Так, например, доля работоспособных греческих евреев составляла только 15 процентов, и был транспорт из Словакии, в котором все 100 % оказались работоспособными. Все без исключения евреи-врачи и обслуживающий медперсонал уводились в лагерь.

Уже во время первых сожжений на открытом воздухе выяснилось, что долго это делать нельзя. При плохой погоде или сильном ветре запах сжигаемых на костре разносился на много километров вокруг, и всё местное население говорило о сожжении евреев, несмотря на встречную пропаганду со стороны партии и административных инстанций. Все эсэсовцы, причастные к акциям по уничтожению, были строго предупреждены об обязанности держать весь процесс в секрете. Но позднейшие разбирательства в судах СС показали, что участники не хранили молчание. Даже суровыми наказаниями нельзя было пресечь болтливость.

Кроме того, противовоздушная оборона высказывала протесты против ночного огня. Но чтобы не задерживать прибывающие транспорты, проходилось сжигать и по ночам тоже. График отдельных акций, который был утвержден на конференции в Министерстве путей сообщения, должен был строго соблюдаться во избежание заторов и неразберихи на дорогах — прежде всего, по военным соображениям. Вышеупомянутые причины привели к ускоренному планированию и, наконец, строительству двух больших крематориев, а в 1943 — к строительству двух небольших установок. Было начато строительство ещё одной установки, превосходившей все остальные, но оно не было закончено в связи с тем, что осенью 1944 РФСС приказал немедленно прекратить уничтожение евреев.[175]

Зимой 1942/1943 были построены два больших крематория I и II, а весной 1943 их ввели в действие. Они имели пять 3-камерных печей и могли сжечь в течение 24 часов около 2.000 трупов. Повысить их мощность было невозможно. Попытки сделать это приводили к серьёзным поломкам, которые во многих случаях вызывали полную остановку. Оба крематория I и II имели подземные раздевалки и газовые камеры, которые можно было и проветривать, и делать герметичными. Трупы к находившимся выше печам подавали на подъёмниках. В газовых камерах можно было одновременно поместить до 3.000 человек, но эта цифра никогда не была достигнута, потому что прибывавшие транспорты никогда не были настолько велики.

В двух маленьких крематориях III и IV можно было, согласно расчётам строительной фирмы «Топф Эрфурт», сжигать 1.500 трупов в течение 24 часов. Из-за нехватки материалов, вызванной военным временем, при строительстве III и IV пришлось экономить, поэтому раздевалки и газовые камеры располагались наверху, а печи были созданы в облегчённом варианте. Но скоро выяснилось, что облегчённый вариант печей, обе из двух 4-камерных печей, не соответствуют требованиям. III вскоре сломался окончательно и в дальнейшем больше не использовался совсем. IV приходилось всё время останавливать, потому что после четырёх-шести недель работы печи или дымовые трубы выгорали. В большинстве случаев трупы удушенных газом сжигали в ямах за крематорием IV.

Временная установка I была разобрана, когда началось строительство на III участке в Биркенау. Установка II, которую позднее стали называть «наружной установкой» или «бункер V», использовалась до самого конца при поломках в крематориях I–IV. Когда акции выполнялись по уплотнённому расписанию, удушение газом днём проводили в V, а транспорты, приходившие ночью, обрабатывали в I–IV. Возможность сжигать в V практически не ограничивались, это можно было делать и днём, и ночью. Из-за вражеских налётов с 1944 сжигать по ночам уже было нельзя. Наибольшее количество удушенных и сожжённых в течение 24 часов составило примерно 9.000 — во всех установках, за исключением III — летом 1944 во время венгерской акции[176] когда из-за опоздания вместо предусмотренных трёх поездов в течение 24 часов их прибыло сразу пять, причём набиты они были плотнее обычного.

Крематории были построены в конце двух больших дорог лагеря Биркенау во-первых, чтобы предотвратить расширение лагеря и не увеличивать охрану, а во-вторых, [нельзя было] их убирать слишком далеко от лагеря, поскольку по завершении ликвидаций газовые камеры и раздевалки предполагалось использовать в качестве бань.

От посторонних взглядов установки надо было закрывать стеной или живой изгородью. Из-за нехватки материалов этого не сделали. Все установки для ликвидаций были окружены маскировочными изгородями. Три рельсовые колеи между строительными участками I и II лагеря Биркенау предполагалось перестроить и покрыть крышей так, чтобы они стали похожи на вокзал, а затем довести их до крематориев III и IV — так, чтобы процесс разгрузки не был виден посторонним. Нехватка материалов не позволила осуществить этот план.

Из-за усиленного трудоиспользования заключённых на военных заводах, чего РФСС требовал всё более настоятельно, обергруппенфюрер Поль был вынужден использовать и евреев, которые становились нетрудоспособными. Он издал приказ, согласно которому всех нетрудоспособных евреев, которые смогли бы вернуться к работе через 6 недель, следовало особенно хорошо лечить и кормить. До этого всех нетрудоспособных евреев отправляли в газовую камеру вместе с очередным транспортом, или, если они лежали в амбулатории, убивали с помощью инъекций. Для лагеря Освенцим-Биркенау этот приказ был просто издевательским. Не хватало всего. Медикаментов практически не было, в лагере едва можно было разместить даже тяжело больных. Совершенно недостаточное питание из месяца в месяц урезалось Министерством продовольствия. Никакие возражения не помогали, приходилось пробовать. Из-за этого в лагере возникла нехватка помещений для здоровых, преодолеть которую было невозможно. Общее состояние здоровья из-за этого ухудшалось, бушевали эпидемии. Приказ вызвал почти взрывообразный рост показателей смертности, бесконечное ухудшение общих условия — я не думаю, что хотя бы один еврей, ставший нетрудоспособным, был возвращён на военный завод…[177]

Количество евреев, доставленных в Освенцим для уничтожения, я на прежних допросах оценивал в 2½ миллиона.[178] Эта цифра получена от Эйхмана. Незадолго до окружения Берлина он назвал её моему начальнику группенфюреру Глюксу, когда тот явился с докладом к РФСС. Эйхман и его постоянный заместитель Гюнтер одни знали точно количество всех уничтоженных. Согласно приказу РФСС, после каждой крупной акции в Освенциме сжигались все документы, из которых можно было узнать количество ликвидированных. Как начальник службы D I я лично уничтожал все документы, имевшиеся в моём подразделении. Другие службы делали то же самое. По словам Эйхмана, у РФСС и в РСХА тоже уничтожались все документы. Выяснить что-то можно из его неофициальных записей. Возможно, из-за небрежности в какой-нибудь инстанции ещё могли остаться отдельные бумаги, ТГ [телеграммы], радиограммы, об общем количестве в них не говорится.

Я сам никогда не знал общего количества, у меня нет даже исходных данных, чтобы назвать его. В моей памяти сохранились лишь цифры крупнейших акций, которые мне не раз называли Эйхман или его уполномоченные:[179]

Из Верхней Силезии и генерал-губернаторства …… 250000

Германия и Терезиенштадт …… 100000

Голландия ……………… 90000

Бельгия …………………… 20000

Франция ………………… 110000

Греция …………………… 65000

Венгрия ………………… 400000

Словакия ……………… 90000

Цифры по менее крупным акциям я вспомнить не могу, но по сравнению с упомянутыми выше они были незначительными. Цифру в 2½ миллиона я считаю слишком большой. В Освенциме пределы возможностей уничтожения имелись тоже. Цифры, которые называют бывшие заключённые, — это фантастика, лишённая реального основания.

«Акция Рейнхардт» было кодовым названием для заготовки, сортировки и оценки всех вещей, которые оставались после поступления еврейских транспортов и их уничтожения. Каждый эсэсовец, посягнувший на это еврейское имущество, подвергался, согласно приказу РФСС, смертной казни. Стоимость этого имущества невозможно представить и подсчитать — она исчислялась сотнями миллионов. Огромные ценности были украдены членами СС, полицейскими, заключёнными, гражданскими служащими и рабочими, железнодорожниками. Многое из этого по сей день спрятано и закопано на территории лагеря Освенцим-Биркенау.

При разгрузке прибывшего еврейского транспорта весь багаж оставался на платформе до тех пор, пока евреев не уводили к месту уничтожения или в лагерь. Затем специальная транспортная команда прежде всего доставляла весь багаж к месту сортировки, в Канаду I, и там его сортировали и оценивали. Одежду, оставшуюся после удушенных газом в бункерах I и II, а также в крематориях I–IV, тоже отправляли на сортировку. Уже в 1942 Канада не могла закончить сортировку вовремя. Несмотря на постройку новых сараев и бараков, несмотря на то, что заключённые-сортировщики работали днём и ночью, несмотря на постоянное увеличение этой команды, не отсортированный багаж скапливался в горы, при том, что ежедневно отсортированным материалом загружалось до 20 вагонов. В 1942 было начато строительство хранилища Канада II, прилегавшего к западной границе строительного участка II Биркенау, а также строительство дезинфекционной установки и бани для вновь прибывших. Едва были построены 30 новых бараков, как их тут же заполнили. Между бараками возвышались горы не отсортированного багажа. Рабочие команды постоянно увеличивались, но о том, чтобы вовремя покончить с багажом, оставшимся после проведения акции продолжительностью в 4–6 недель, нельзя было и думать. Навести относительный порядок позволяли лишь продолжительные паузы. Одежду и обувь обследовали в поисках спрятанных драгоценностей, — конечно, при таком объёме лишь бегло, — сортировали, и доставляли в лагерь для заключённых, а позже высылали и в другие лагеря. Огромная часть одежды поставлялась NSV для переселенцев, а позднее — пострадавшим от бомбардировок. Многое из этого получали и крупные военные заводы для иностранных рабочих. Одеяла, перины и т. п. получало опять-таки NSV. Поскольку лагерь нуждался в таких вещах, они потреблялись и здесь, другие лагеря тоже получали большие партии.

Драгоценности забирал особый отдел административно-хозяйственного управления, специалисты которого сортировали их по стоимости, как и найденные деньги.

Среди найденных драгоценностей часто встречались — особенно в еврейских транспортах с Запада — очень дорогие вещи. Драгоценные камни стоимостью в миллионы, украшенные бриллиантами часы, золотые и платиновые часы баснословной цены, а также кольца, серьги, уникальные колье. Валюта всех ведущих стран исчислялась миллионами. Часто у одного человека можно было найти сотни тысяч, преимущественно в 1000-долларовых купюрах. Не было таких возможностей спрятать что-либо в одежде, багаже, человеческом теле, которые не были бы использованы.

После сортировки и завершения крупной акции драгоценности и деньги упаковывали в чемоданы, на грузовике доставляли в ВФХА, а оттуда в государственный банк. Один особый отдел государственного банка занимался только этими вещами, полученными в результате еврейских акций. Как я однажды слышал от Эйхмана, драгоценности и валюту продавали в Швейцарии, ими просто наводнили швейцарский рынок драгоценностей. Обычные часы тоже тысячами отправляли в Заксенхаузен. Там под прямым управлением службы D II (Маурер) была создана огромная часовая мастерская, на которой сотни заключённых сортировали и ремонтировали эти часы. Большая их часть поставлялась на фронт, Ваффен-СС и армии, для использования в служебных целях.

Золотые зубы в амбулатории СС зубные врачи обращали в слитки, которые каждый месяц передавали в Санитарную службу. В пломбированных зубах тоже находили драгоценные камни невероятной стоимости.

Отрезанные женские волосы передавали одной баварской фирме для использования на военных заводах.

Всю непригодную одежду подвергали утилизации, непригодную обувь разрезали, некоторые части использовали, а остальное перемалывали.

Самому лагерю эти еврейские драгоценности принесли огромные неустранимые трудности. Они деморализовали эсэсовцев, которые не были настолько сильны, чтобы не соблазниться ценными, легко достающимися вещами евреев. По-настоящему испугать никого не могли даже угроза смертной казни или лишения свободы на большой срок. Благодаря еврейским драгоценностям заключённые открыли неожиданные возможности. С ними было связано большинство побегов. За легко доставшиеся деньги или часы, кольца и т. д. у эсэсовцев и гражданских работников можно было приобрести всё. Торговля алкоголем, куревом, продуктами, фальшивыми документами, оружием и боеприпасами были повседневным явлением. В Биркенау заключённые-мужчины ночью получали доступ в женский лагерь, они подкупили даже некоторых надзирательниц. Конечно, из-за этого страдала всеобщая дисциплина в лагере. Обладая ценными вещами, можно было получить лучшее рабочее место, доброжелательное отношение капо и старшего по блоку, даже длительное содержание в санчасти с лучшим уходом. Несмотря на строжайший контроль, изменить это положение было нельзя. Еврейское золото стало проклятием лагеря.

Кроме Освенцима существовали, насколько мне известно, следующие установки для уничтожения евреев.

Куленхоф при Литцманнштадте ……… выхлопные газы

Треблинка на Буге …………………………… выхлопные газы

Собибор под Люблином ………………… выхлопные газы

Белжец при Лемберге …………………… выхлопные газы

Люблин (Майданек) ………………………… «Циклон-Б»

Много мест в области рейхскомиссариата Остланд, например, под Ригой. В этих местах евреев расстреливали и сжигали на кострах.

Сам я видел только Куленхоф и Треблинку. Куленхоф больше не действовал. В Треблинке я видел весь процесс. Там было много камер, вмещавших несколько сотен человек, построенных непосредственно при железной дороге. По платформе, находящейся на уровне вагонов, ещё одетые евреи переходили из них сразу в камеры. В прилегающем помещении запускались моторы больших грузовиков и танков. Выхлопные газы моторов по трубопроводу поступали в камеры и убивали находящихся там. Это продолжалось свыше получаса, пока в камерах не становилось тихо. Через час камеры открывали, вытаскивали трупы, раздевали их и сжигали на стойке, сделанной из рельс. Огонь поддерживался дровами, кроме того, трупы поливали бензином. Во время моего посещения все удушенные газом были мертвы. Но мне говорили, что иногда из-за неравномерной работы моторов выхлопные газы бывали недостаточно сильны, чтобы убить всех находящихся в камере. Многие только теряли сознание, и их приходилось пристреливать. То же самое я слышал в Куленхофе. Эйхман так же говорил мне, что в других местах тоже случаются такие неполадки. Произошло это и в Куленхофе, когда евреи, находившиеся в грузовике, проломили стену и пытались бежать.

Опыт показал, что препарат синильной кислоты «Циклон-Б» безусловно надёжно и быстро причиняет смерть, особенно в сухих, непроницаемых для газа, полностью заполненных помещениях, и когда газ вбрасывают по возможности во многих местах. Я никогда не был свидетелем того, и никогда не слышал, чтобы при открытии газовой камеры в Освенциме через полчаса после вбрасывания газа хотя бы один удушенный остался в живых.

Процесс ликвидации в Освенциме происходил следующим образом.

Евреев, предназначенных для уничтожения, проводили по возможности быстрее — мужчин и женщин раздельно — к крематориям. В раздевалке работавшие там заключённые зондеркоманды говорили им на их языке, что они пришли сюда только для купания и уничтожения вшей, что они должны аккуратно сложить свою одежду и запомнить место, в котором её оставили, чтобы потом быстро найти. Заключённые зондеркоманды сами были крайне заинтересованы в том, чтобы процесс закончился быстро и без осложнений. Раздевшись, евреи проходили в газовую камеру, которая походила на душевую, потому что была снабжена душем и водопроводными трубами. Сначала заходили женщины и дети, затем мужчины, поскольку их всегда было меньше. Почти всегда это происходило спокойно, поскольку трусливых и предчувствовавших гибель успокаивали заключённые зондеркоманды. Кроме того, эти заключённые, а также один эсэсовец оставались в камере до последнего момента.

Затем дверь быстро завинчивали, и дезинфекторы через люки в потолке газовой камеры тотчас же подавали газ, кристаллы которого через воздуховод падали на пол. Газ действовал моментально. Через глазок в двери можно было видеть, что стоявшие под люками умирали мгновенно. Можно сказать, что сразу умирала примерно треть. Остальные начинали шататься, кричать и жадно глотать воздух. Но вскоре крик переходил в хрип и через несколько минут лежали уже все. Не позже, чем через 20 минут уже никто не шевелился. В зависимости от погоды, влажной или сухой, холодной или тёплой, в зависимости от качества газа, который не всегда был одним и тем же, от транспорта, от количества здоровых, стариков или больных, детей, действие газа продолжалось от пяти до десяти минут. Сознание теряли уже через несколько минут, в зависимости от удалённости от люков для вбрасывания газа. Кричавшие, старики, больные, ослабшие и дети погибали быстрее здоровых и молодых.

Через полчаса после вбрасывания газа дверь открывали, и включалась вентиляция. Сразу же начинали вытаскивать трупы. Определить телесные изменения было нельзя, не было ни судорог, ни изменения цвета. Лишь после продолжительного лежания, то есть через несколько часов, на телах оказывались обычные трупные пятна. Редким были и испражнения. Каких-либо ранений не отмечалось. Лица никак не искажались.

Затем зондеркоманда удаляла у трупов золотые зубы, а у женщин срезала волосы. Отсюда их поднимали на лифте к уже растопленным печам. В зависимости от качества тела, в одну камеру печи можно было доставить до трёх трупов. От качества тела зависела и продолжительность сжигания. В среднем оно продолжалось 20 минут. Как уже говорилось раньше, в крематориях I и II в течение 24 часов можно было сжечь около 2.000 трупов. Сжечь больше, не повреждая установки, было нельзя. Установки III и IV позволяли сжечь 1.500 трупов в течение 24 часов. По-моему, эти цифры никогда не достигались. Во время непрерывного сжигания прах падал через решётки, его постоянно удаляли и превращали в порошок. Пепел на грузовиках отвозили к Висле и там лопатами бросали в воду. Его сразу же уносило течением и он растворялся. С пеплом из ям для сжигания при бункере II из крематория IV делали то же самое. Уничтожение в бункере I и II проходило так же, как в крематориях, только влияние погоды было там еще сильнее…[180]

Рудольф Гёсс.

Краков, ноябрь 1946

2. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер

Взгляды Гиммлера на концентрационные лагеря, на обращение с заключёнными никогда нельзя было выяснить. Они также много раз менялись. Он никогда не давал принципиальных установок по поводу обращения с заключёнными и всех связанных с этим вопросов. В его приказах относительно обращения с заключёнными, отданных за все эти годы, содержится много противоречий. Во время посещения Гиммлером лагерей коменданты не могли получить от него ясных, наставляющих указаний о том, как следует обращаться с заключёнными.

Один раз: строжайшее, безоглядно жесткое обращение, а в другой раз: щадящее обращение, необходимость обращать внимание на состояние здоровья, пытаться воспитывать с перспективой освобождения. Один раз: увеличение времени работы до 12 часов и строжайшее наказание за любое проявление лени, в другой раз: премии и создание борделей для тех, кто добровольно повышает производительность труда. Один раз: заготовку некоторыми лагерями ещё доступных продуктов для дополнительного питания заключённых следует прекратить, чтобы не лишать этих продуктов гражданское население, выполняющее тяжёлые работы. В другой раз: комендант несёт полную ответственность за улучшение рациона заключённых, одобренного продовольственными инстанциями, и он обязан делать для этого всё путём заготовок ещё доступных продуктов и сбора дикорастущих съедобных растений. Один раз: в связи с важностью проектов по производству вооружения на состояние здоровья заключённых не следует обращать никакого внимания, из них следует выжимать все возможности до последней. В другой раз: чтобы как можно дольше сохранять пригодность заключённых для производства оружия, следует повсеместно выступать против требований со стороны индустрии по чрезмерному повышению производительности труда.

Так колебались его взгляды!

То же самое и в вопросах наказаний. Однажды ему доложили, что применяется слишком много телесных наказаний. В другой раз: дисциплина в лагерях везде упала, надо принять решительные меры и наказывать жёстче!

Один пример. В 1940 Гиммлер внезапно приехал в КЛ Заксенхаузен.[181] Перед самой вахтой он увидел команду заключённых, которая проходила мимо, медленно толкая телегу. Ни конвоиры, ни заключённые не узнали сидевшего в машине РФСС и поэтому они не сняли шапки. Гиммлер проехал мимо вахты и остановился перед входом в лагерь. Поскольку я как раз собирался войти в лагерь, — в то время я был шутцхафтлагерфюрером, — я смог тут же отрапортовать ему. «Где комендант?» — спросил он очень злобно, не приветствуя. Комендант, штурмбанфюрер Айсфельд, вскоре появился. Между тем Гиммлер уже зашёл в лагерь и стал кричать, что он, Гиммлер, привык встречать в КЛ совсем другой уровень дисциплины, что заключённые уже не здороваются.

Он отверг оправдания коменданта и вообще больше не разговаривал с ним. Он бегло осмотрел здание, в котором сидели особо важные заключённые, и вскоре после этого уехал.

Два дня спустя Айсфельда сняли с должности коменданта Заксенхаузена, а оберфюрера Лорица[182] — в прошлом коменданта Дахау, а затем начальника службы всеобщих СС в Клагенфурте — вернули в КЛ и назначили комендантом. Гитлер снял Лорица с должности коменданта Дахау за то, что он слишком жестоко обращался с заключёнными и мало заботился о лагере.

В 1942 Лорица, согласно предложению Поля, по тем же причинам убрали и из КЛ Заксенхаузен.

По распоряжению Гиммлера заботе о семьях заключённых следовало уделять величайшее внимание, не взирая на причины ареста. Семьи из-за ареста…[183] не должны были оказаться в беде и кро… Сразу же после доставки в лагерь заключённый должен был заполнить формуляр, из которого можно было выяснить его материальное положение.

Начальник политического отдела[184] был обязан по желанию заключённого оповещать соответствующие партийные органы и учреждения NSV о потребностях и необходимости поддержать семью заключённого. Через четыре недели следовало доложить об исполнении. В случае, если этого не происходило, подключались соответствующие инстанции гестапо или криминальной полиции. Если позже заключённый узнавал от своей семьи, что это не было сделано, или было сделано не в полном объёме, он должен был сообщить об этом.[185]

Мне известны также случаи, когда Гиммлер предоставлял детям заключённых бесплатные места в национал-политических учебно-воспитательных заведениях. Кроме того, в мирное время не освобождали ни одного заключённого, прежде чем не выяснялся вопрос о средствах к его существованию. После своего освобождения заключённый должен был пройти реабилитацию, и впредь ему не могли наносить материальный ущерб. Сведения о его аресте сохранялись только в картотеке РСХА. Получить об этом сведения, если их необходимость была достаточно обоснованной, можно было только через партийные и полицейские инстанции. Но часто жизнь освободившегося заключённого сильно, очень сильно осложняли милые друзья народа, желавшие считаться 100-процентными национал-социалистами, либо мелкие злобные функционеры партии. И случалось, что такой бывший заключённый приходил со своей бедой в свой КЛ. Если о подобных случаях становилось известно Гиммлеру, он всегда решительно и жёстко наводил порядок.

Ход войны вынудил привлечь к производству вооружения всю рабочую силу. Но значительные резервы заняты в концентрационных лагерях на невоенных работах. Гиммлер пообещал фюреру, что «победоносное оружие» будет создано силами СС и заключённых.

С этого момента для него существовал только один девиз: безоглядное трудоиспользование всех имеющихся заключённых для производства вооружения…, а для РСХА: новые [акции] гестапо по доставке заключённых, [а] для Эйхмана: [активизировать] свои еврейские акции.

Гиммлер сказал военной индустрии: ст[ройте рабочие] лагеря и требуйте у меня рабочую силу через Министерство [вооружен]ия, её предостаточно! Он уже обещал десятки, даже сотни ты[сяч] заключённых, полученных в результате ещё не [начатых] акций, результаты которых нельзя было оценить. Ни Поль, ни Кальтенбруннер не осмеливались отговаривать Гиммлера от обещания ещё неизвестного контингента [заключённых].

Хотя Гиммлер, благодаря ежемесячно предоставляющимся, детально проработанным от[чётам] имеет представление о КЛ, а также о состоянии заключённых, [их] положении и трудоиспользовании, он продолжает подгонять и напирать: оружие! заключённые! оружие! Даже Поль заразился постоянной горячкой Гиммлера и начал со своей стороны обрабатывать комендантов и, соответственно, Инспекцию КЛ и D II (Маурера[186]), требуя от них отдавать все силы исключительно этому важнейшему заданию, — поставлять заключённых для военных заводов, — делать всё, чтобы справиться с ним.

Теперь оказалось, что хотя военная промышленность имеет чудовищную, ненасытную потребность в рабочей силе, прогресса в постройке помещений нет. К постройке этих рабочих лагерей при военных заводах подключилась ОТ. Из-за недостатка собственной рабочей силы она тоже потребовала заключённых. Где их разместить? Маурер дни и ночи проводит в командировках, он отказывается принимать большую часть временных помещений, поскольку в них отсутствует самое элементарное. Из-за этого начало трудоиспользования снова задерживается. Гиммлер буйствует, назначает следственную комиссию с особыми полномочиями по выявлению виновных. Освенцим до отказа набит заключёнными, которые ждут транспортов для отправки в лагеря при военных заводах. Новые транспорты от Эйхмана уже подъезжают, Освенцим набивается ещё плотнее. Перевод важнейших оружейных предприятий под землю, естественно, замедляется, отставание доходит уже по крайней мере до двух лет.

Гиммлер назначает своим комиссаром в этом мероприятии д-ра Каммлера.[187] Каммлер тоже не волшебник, и проходят недели, даже месяцы без всякого продвижения вперёд.

Воздушные налёты всё это замедляют, задерживают, даже парализуют на месяцы. Гиммлер продолжает подгонять, данное им обещание мучает его. В Освенциме тысячи работоспособных погибают, не успев даже увидеть своего рабочего места на военном заводе. В созданных по приказу рабочих лагерях заключённые приходят в негодность, не успев создать что-нибудь «победоносное». Их возвращают в КЛ, чтобы они стали «здоровыми и вновь работоспособными» — а на самом деле, чтобы ухудшить общее положение, уровень которого из-за условий военного времени и так опустился ниже пределов человеческих возможностей, и, наконец, совершенно обессилеть и стать жертвами какой-нибудь эпидемии.

Всё это Гиммлер знал благодаря личным посещениям лагерей, письменным и устным докладам, которые для него делали соответствующие инстанции. Но всё это его не заботило. Пусть с этими бедами разбираются отдельные службы. Он продолжал категорически требовать: «Больше заключённых, повысить производительность, форсировать трудоиспользование!» Каждому, кто замедлял темп, он угрожал судом СС!

Лично я во время своей принадлежности к СС имел следующие встречи с Гиммлером:

В июне 1934, в Штеттине, во время смотра СС в Померании. Г. спросил меня, не хочу ли я пойти в кадровые СС на службу в концентрационном лагере? Лишь после долгих совещаний с женой — ведь мы хотели жить вместе — я решился на это, потому что хотел снова стать кадровым солдатом. 1.XI.1934 инспектор КЛ Айке вызвал меня в Дахау.

1936: Большой осмотр всех учреждений СС, включая КЛ в Дахау, всеми гауляйтерами, рейхсляйтерами, всеми группенфюрерами СС и СА, который провёл Гиммлер. В то время я — рапортфюрер и замещаю отсутствовавшего шутцхафтлагерфюрера. Гиммлер в прекрасном настроении, потому что осмотр идёт прекрасно. В КЛ Дахау в это время тоже всё в порядке. Заключённые хорошо накормлены, чистые, хорошо одеты и расселены, большинство работает в мастерских, больных так мало, что не стоит и упоминать. Общее их количество около 2.500, размещены в 10 каменных бараках. Гигиенические условия в удовлетворительном состоянии. Воды достаточно. Нательное бельё меняется раз в неделю, а постельное — раз в месяц. Одна треть заключённых — политические, две трети — PVH,[188] асоциалы и выполняющие принудительные работы, гомосексуалисты и около 200 евреев.

Во время осмотра Гиммлер и Борман говорили со мной и [оба] спрашивали, доволен ли я своей службой, интересовались, как поживает моя семья. Вскоре после этого меня произвели в унтерштурмфюреры. Во время осмотра Гиммлер, как обычно, выбрал нескольких заключённых и в присутствии собравшихся гостей спрашивал их о причинах ареста. Было несколько коммунистов, которые совершенно честно признались, что они остались коммунистами и будут ими впредь. Несколько профессиональных преступников значительно приуменьшили список своих судимостей — но быстро просмотренная картотека заключённых заставила их освежить в памяти перечень этих наказаний. Такое поведение было для BV типичным, и я встречался с этим постоянно. Гиммлер наказал солгавших работой в течение нескольких воскресных дней. Затем — несколько асоциалов, которые постоянно пропивали свой заработок и предоставляли свои семьи попечению благотворительных организаций. Затем бывший социал-демократический министр из Брауншвейга, д-р Яспер[189] и несколько евреев-эмигрантов, которые вернулись из Палестины, и которые находчиво и точно отвечали на задававшиеся со всех сторон вопросы.

Следующая встреча произошла летом 1938 в КЛ Заксенхаузен. Рейхсминистр внутренних дел д-р Фрик в первый раз посетил концентрационный лагерь. С ним были все обер-президенты, премьер-министры и начальники полиции крупнейших городов. Гиммлер водил их и давал пояснения. В то время я был адъютантом коменданта лагеря, во время осмотра находился рядом с Гиммлером и мог хорошо рассмотреть его. Он был в прекрасном настроении. Он явно был доволен тем, что наконец-то смог показать министру внутренних дел и господам из полицейских управлений рейха один из пресловутых таинственных концлагерей. Его засыпали вопросами, а он отвечал на них спокойно и любезно, но часто с сарказмом. На неудобные для него вопросы, например, о количестве заключённых или на другие, он отвечал уклончиво, но тем более любезно (согласно приказу РФСС, вся статистика КЛ была засекречена). Думаю, что в то время КЛ Заксенхаузен насчитывал около 4.000 заключённых, большей частью профессиональных преступников, которые проживали в чистых деревянных бараках, разделённых на спальни и дневные помещения. Питание, по общему мнению, было хорошим и достаточным, одежда удовлетворительной и чистой, поскольку в лагере имелась совсем новая прачечная. Больницы с лечебными кабинетами были образцовыми, заболеваемость низкой. Кроме помещения камерного типа, осматривать которое нельзя было никому из посторонних, — там сидели в основном особые заключённые РСХА, — все постройки лагеря были показаны. От критического взгляда этих старых правительственных и полицейских чиновников явно ничего не укрылось. Фрик отнёсся ко всему с большим интересом, и во время обеда заявил, что ему следует стыдиться того, что впервые он посетил концлагерь так поздно (в 1938).

Инспектор КЛ Айке рассказал о других лагерях и их особенностях.

Несмотря на нехватку времени и на то, что ему приходилось отвечать на многочисленные вопросы, Гиммлер нашёл возможность поговорить со мной лично и отдельно справиться о моей семье. Это он делал при любой возможности, и, похоже, не только из вежливости.

Следующую встречу с Гиммлером в 1940 я уже описывал. Это был инцидент с командой заключённых, которые его не поприветствовали.

Ноябрь 1940. Мой первый устный доклад у Гиммлера об Освенциме со штурмбанфюрером Фогелем из [службы] WV — WVHA.[190] Я подробно и без прикрас описал все неполадки, которые в то время были довольно ощутимы, но не шли ни в какое сравнение с катастрофическим положением последних лет. При этом он почти не высказывался, только сказал, что как комендант я должен заботиться об устранении недостатков, как если бы это было моим личным делом. Кроме того, идёт война, приходится больше импровизировать, пора и в КЛ избавляться от взглядов мирного времени. Солдату на фронте тоже приходится переносить очень многое, так почему бы и заключённым не потерпеть? На мои постоянные напоминания об опасности эпидемий из-за недостатка гигиенических устройств он ответил кратко: у вас слишком мрачные взгляды!

Интерес в нём проснулся лишь тогда, когда я начал давать пояснения, используя карту. Он тут же изменился. Он оживлённо подошёл к плану, и стал давать указания или отмечать всё, что должно появиться на этих землях: Освенцим должен стать опытной сельскохозяйственной станцией на востоке. Там имеются возможности, которых прежде у нас в Германии не было. Рабочей силы достаточно. Там надо будет проводить каждый из возможных сельскохозяйственных опытов. Должны появиться большие лаборатории и растениеводческие станции. Разведение скота всех значительных пород и рас. Фогель должен немедленно позаботиться о специалистах. Создать пруды и осушить местность, построить дамбу на Висле[191] — вот по-настоящему трудные задачи, перед которыми описанные прежде неполадки в лагере ни черта не значат. В ближайшее время он хочет ещё раз сам осмотреть всё в Освенциме. Он продолжал говорить о сельскохозяйственном планировании, вникая в мельчайшие детали, до тех пор, пока дежурный адъютант не напомнил ему о визите давно ожидавшегося важного лица.

Хотя интерес Гиммлера к Освенциму проявился, но не до такой степени, чтобы устранить недостатки и, соответственно, предотвратить их возникновение в будущем, не говоря уже об их приумножении путём нежелания ничего видеть!

Мой друг Фогель был в восторге от таких планов строительства сельскохозяйственных опытных станций. Я, как фермер, — тоже. Но как комендант лагеря я потерял всякую надежду сделать Освенцим здоровым и чистым. Мне оставалось только одно: робко надеяться на его визит в ближайшее время, о котором он сказал. Я надеялся, что при его личном посещении удастся заручиться его помощью в устранении явных недостатков и неполадок. Между тем я, чтобы предотвратить самое худшее, продолжал строить и «импровизировать». Но удавалось немногое, я не успевал за увеличением лагеря, за постоянно возраставшим количеством заключённых. Едва заканчивалась постройка барка, рассчитанного на размещение 200 заключённых, как у платформы останавливался транспорт с 1.000 и более заключённых. Жалобы в Инспекцию КЛ или в РСХА и службу безопасности ничуть не помогали. «Акции, о которых распорядился РФСС, должны проводиться!» — таков был неизменный ответ.

1 марта 1941 Гиммлер, наконец, прибыл в Освенцим. А с ним — гауляйтер Брахт, премьер-министры, высшие чины СС и начальник силезской полиции,[192] важные господа из «И. Г. Фарбениндустри» и Глюкс из Инспекции КЛ.

Глюкс прибыл заранее, и долго напоминал мне, что я не должен говорить РФСС ничего неприятного. А я мог говорить только о неприятном. Используя план, я показал Гиммлеру, в каком состоянии принял лагерь, как расширил его, в каком положении он находится сегодня. Конечно, я не смог рассказать в присутствии посторонних о том, что мне мешает и чего мне не хватает. Но во время продолжительной поездки по местности, когда мы с Гиммлером и Шмаузером находились в машине одни, я наверстал упущенное, и сделал это основательно и без утайки. Но ожидаемого действия это не возымело. Даже когда мы шли через лагерь, и я украдкой указывал Гиммлеру на худшие из недостатков, недостаток воды и т. п., он меня практически не слышал. Я не раз просил его о приостановке доставок, но он меня, наконец, резко оборвал. Ни на какую помощь от него я рассчитывать не мог. Напротив, после обеда — в столовой при эсэсовском амбулатории — он как раз и начал говорить о новом задании для Освенцима: строительство ЛВП [в оригинале — «KGL», то есть Kriegsgefangenenlager — лагерь для военнопленных. — Прим. пер.] для 100000 военнопленных, он уже на местности об этом говорил и нашёл для этого подходящее место. Гауляйтер высказался против, премьер-министр попробовал указать на такие препятствия, как нехватка воды и неясный вопрос с осушением. Гиммлер только с улыбкой отмахнулся от них: господа, это будет сделано, мои основания для такого решения важнее ваших доводов! Для нужд И. Г. и для продолжения строительства уже приготовлены 10000 заключённых. КЛ Освенцим расширен до размеров, необходимых для содержания в мирное время 30000 заключённых. Я намерен перенести сюда важные отрасли вооружения. Свободного места тут достаточно. Сюда же — опытные сельскохозяйственные станции и усадьбы.

И всё это — при нехватке материалов, уже ставшей весьма ощутимой в Верхней Силезии. Гауляйтер обратил на это внимание. А Гиммлер ему: а для чего же конфискованные СС кирпичные заводы, а для чего же цементная фабрика? Всё это надо использовать активнее, либо КЛ получит несколько предприятий на собственный счёт! Осушение, как и снабжение водой — это чисто технические вопросы, которые должны разрешать специалисты, но которые не должны служить обоснованием бездействия. Расширение строительства следует продолжать всеми средствами. С импровизациями придётся смириться, если вспыхнет эпидемия, она будет беспощадно подавлена! Но доставки в лагерь принципиально не будут прекращены. Предписанные мной полицейские акции должны продолжаться. О трудностях в Освенциме я ничего не хочу знать! Ко мне: а как вы с этим справитесь, решайте сами.

Незадолго до отъезда Гиммлер посетил мою семью и поручил мне надстроить дом — из соображений престижа. Опять он весьма любезен и разговорчив, хотя только что, во время обсуждения, был очень краток и сердит. Глюкс потрясён моими настойчивыми возражениями рейхсфюреру. Он не смог бы мне помочь. Что касается кадровых вопросов, перемещений по службе т. д., он тоже не смог бы оказать мне помощь, у него нет лучших офицеров и младших командиров. Он не может потребовать от других комендантов лагерей сменить хорошие кадры на плохие. «Всё будет не так уж плохо, и вы с этим справитесь!» — таким был конец моей беседы со своим начальником.

Так окончился визит Гиммлера, на который я возлагал столько надежд! Никакой помощи, ни с какой стороны! Я должен был один всё это закончить, должен был помогать себе сам!

Я с головой ушёл в работу. Поблажек не получал ни эсэсовец, ни заключённый. Имеющиеся возможности надо было использовать до конца. Мне ещё приходилось покупать, воровать, отбирать материалы всякого вида. Я должен был помогать себе сам! И я делал это основательно! Благодаря хорошим отношениям с промышленностью,[193] я также собрал множество материалов.

Лето 1944. Гиммлер велел мне прибыть в Берлин, чтобы отдать мне столь роковой и столь жёсткий приказ о массовом уничтожении евреев из почти всей Европы, в результате чего Освенцим стал крупнейшим местом уничтожения в истории, [и] вследствие [чего], — из-за отбора и накопления работоспособных евреев и вызванной этим катастрофической перегрузкой с сопутствующими явлениями, — тысячам, тысячам и тысячам неевреев, которые должны были остаться в живых, пришлось умирать от болезней и эпидемий, которые были вызваны теснотой, недостаточным питанием, непригодной одеждой и значительным недостатком гигиенических установок.

Вину за это целиком и полностью несёт Гиммлер, который игнорировал все сообщения о таком положении, беспрерывно поступавшие ему из компетентных инстанций, — он не устранял причину и не оказывал никакой помощи.

Содержание этого чудовищного приказа я уже изложил в другом месте.[194] При отдаче этого приказа Гиммлер был чрезвычайно, непривычно серьёзен и немногословен. Вся беседа так же оказалась краткой и сугубо деловой.

Следующая встреча произошла летом 1942, когда Гиммлер во второй и последний раз посетил Освенцим.[195] Визит продлился два дня, и Гиммлер всё осмотрел досконально. Во время визита среди прочих присутствовали гауляйтер Брахт, обергруппенфюрер Шмаузер, д-р Каммлер. После прибытия в лагерь я вначале с помощью карт описал положение лагеря. Затем перешли к строительству, и Каммлер с помощью карт, схем и моделей рассказал о предусмотренных или уже находящихся в процессе постройки сооружениях, [не] умолчав при этом о трудностях, с которыми приходится сталкиваться, или [о том,] что некоторые планы вообще невозможно осуществить. Гиммлер с интересом слушал, задал несколько технических вопросов, согласился с общим планом, но трудности, про которые всё время говорил Каммлер, до него не дошли. Затем была совершена поездка по всем объектам. Вначале — сельскохозяйственные дворы и мелиорационные работы, строительство дамбы, лаборатории и опытные станции в Райско,[196] скотный двор и древесный питомник. Затем Биркенау, русский лагерь, цыганский сектор, еврейский сектор. С высоты башни над входом ему была показаны разбивка лагеря и строительство сооружений по водоснабжению и мелиорации. Там же ему дали пояснения о планах расширения лагеря. Он осмотрел заключённых на работе, посетил жилые помещения, кухни и амбулатории. Я всё время указывал ему на недоделки и недостатки. Он всё это тоже видел. Видел измождённых жертв эпидемии — врачи давали беспощадные и однозначные пояснения, — видел переполненную амбулаторию, видел детскую смертность от номы. Гиммлер видел переполненные уже тогда бараки, видел примитивные и недостаточные уборные и моечные установки. Врачи рассказывали ему о высоких показателях заболеваемости и смертности, об их причинах. Он требовал точнейших пояснений, осматривал всё точно и правильно, во всей неприглядности и достоверности — и при этом молчал. В Биркенау, поскольку я и там не переставал описывать ему скверное состояние, он накричал на меня: «Я больше не желаю слышать о трудностях! Для офицера СС не существует трудностей, он обязан самостоятельно и немедленно их устранять! А над тем, как это сделать, ломайте голову вы, а не я!» Каммлеру и Бишофу[197] пришлось выслушать нечто подобное.

Во время посещения Биркенау он наблюдал за всем процессом уничтожения только что прибывшего еврейского транспорта. Некоторое время он смотрел, как отбирают работоспособных евреев, не высказывая при этом недовольства. Во время процесса уничтожения он никак не высказывался, а только молча смотрел. При этом он много раз незаметно смотрел на принимавших в этом участие офицеров и унтерфюреров, а также на меня.

Затем был предпринят осмотр завода по производству буны. Он внимательно осмотрел здания, а также заключённых и рабочих, которые их строили. Видел и слышал сообщения о состоянии их здоровья. Каммлеру он сказал: «Вы всё жалуетесь на трудности, а посмотрите-ка, как при тех же трудностях за год было построено «И. Г. Фарбениндустри»!

О контингенте и возможностях, о тысячах специалистов, которыми располагало И. Г., — в то время их было около 30.000, — он не сказал ничего. Гиммлер спрашивал о производительности труда заключённых, слышал уклончивые ответы со стороны И. Г. При этом он сказал мне, что я во всяком случае мог бы повысить достижения! Как — это, опять же, моё дело, хотя он только что слышал от гауляйтера и от И. Г., что вскоре придётся значительно сократить рацион всех пленных, и видел, каково общее состояние заключённых. От завода по производству буны перешли к установке по выработке болотного газа, где из-за поистине непреодолимой нехватки материалов вперёд дела не шли. Одним из самых болезненных, вызывавших всеобщую озабоченность явлений в Освенциме было следующее: сточные воды шталага без какой-либо очистки сливались непосредственно в Солу. Из-за постоянно бушевавших в лагере эпидемий население давно подвергалось опасности. Гауляйтер описал такое положение вполне однозначно и прямо попросил о помощи. «Каммлер возьмётся за это самым энергичным образом» — таков был ответ Гиммлера. Осмотренные вслед за тем плантации кок-сагыза [198] (натурального каучука) заинтересовали его гораздо больше.

Гиммлеру всегда было интереснее и приятнее слушать о позитивном, чем о негативном. Благосклонностью пользовался тот офицер СС, который умел докладывать только о позитивном или выдавать негативное за позитивное!

Вечером первого дня визита состоялся совместный ужин гостей и всех офицеров гарнизона Освенцим. Каждый представился Гиммлеру. Тех, кто его заинтересовал, он подробнее расспрашивал о семьях и о ходе службы. За ужином он расспрашивал меня о некоторых замеченных им офицерах. Пользуясь возможностью, я описал ему свои личные нужды, рассказал о непригодности огромной части офицеров к службе в КЛ и, соответственно, в охране, и попросил об их замене и усилении охраны. «Вы будете удивлены тем, — был его ответ, — с какими офицерами вам ещё придётся смириться! Каждый пригодный для фронта офицер СС, унтерфюрер и рядовой эсэсовец нужен мне на фронте. По тем же причинам невозможно усиление. Придумывайте технические средства, чтобы заменять охранников. Используйте для охраны побольше собак. Мой уполномоченный по собаководству в ближайшее время познакомит вас с новейшими способами использования собак вместо охранников. Количество побегов из Освенцима необычно высоко, такого в КЛ ещё не бывало. Любое средство…» — он повторил — «… любое средство для предотвращения побегов будет считаться пригодным! Эпидемия побегов из Освенцима должна быть прекращена!»

После этого ужина гауляйтер пригласил РФСС, Шмаузера, Каммлера, Цезаря[199] и меня к себе домой под Катовице. Гиммлер должен был остановиться там, поскольку на другой день хотел обсудить с гауляйтером важные вопросы, касающиеся «списка германских граждан» и переселения. По желанию Гиммлера к гауляйтеру прибыла также моя жена.

Хотя днём Гиммлер время от времени обнаруживал очень плохое настроение, бывал даже отталкивающим, вечером его в этом маленьком обществе как будто подменили. Он был в прекрасном настроении, поддерживал беседу и был крайне любезен, особенно по отношению к обеим дамам, жене гауляйтера и моей жене. Он говорил на самые разные темы, говорил о воспитании детей и новых поселениях, о картинах и книгах. Он рассказывал о приключениях дивизии Ваффен-СС на фронте и о поездке на фронт с фюрером. Он намеренно избегал событий минувшего дня, ни словом не напоминал ни о них, ни о служебных вопросах. Попытки гауляйтера вернуться к ним он пропускал мимо ушей.

Всё это закончилось довольно поздно. Во время этого вечера пили мало. Гиммлер, почти не употреблявший алкоголь, выпил один стакан красного вина и курил, чего он обычно также не делал. Его рассказы и прекрасное настроение не оставили места больше ни для чего. Никогда я ещё не видел его таким!

На второй день я с Шмаузером заехал за ним, и осмотр продолжился. Он осмотрел шталаг, кухни, женский лагерь, — тогда он охватывал первый ряд бараков от комендатуры до блока 11, — мастерские, стойла, «Канаду» и DWA, мясоразделочное отделение и пекарню, строительный двор и хозяйственный лагерь охраны. Он всё хорошо осмотрел, видел заключённых, справился обо всех видах ареста и количестве. Тем утром он не дал себя водить, но сам стремился увидеть то одно, то другое. В женском лагере он видел тесноту, недостаточное количество уборных и нехватку воды, приказал начальнику администрации доложить о положении с одеждой и бельём, убедился в нехватке всего. Он потребовал разъяснений по поводу пищевого рациона и добавок за тяжёлую работу.

В женском лагере он велел исполнить телесное наказание одной профессиональной преступницы (проститутки), которое постоянно воровала всё, до чего могла добраться. Он хотел определить его действенность. Санкции на исполнение телесных наказаний в отношении женщин он оставил лично за собой. Он освободил нескольких представленных ему женщин, которые были арестованы за незначительные преступления. Говорил с несколькими исследовательницами Библии об их фанатичной вере. После осмотра он прибыл в мой служебный кабинет для заключительной беседы.

Там он в присутствии Шмаузера сказал мне примерно следующее: «Я основательно изучил Освенцим. Я всё видел, достаточно насмотрелся на все недостатки и трудности, наслушался ваших рассказов. Изменить что-либо я тоже не могу. Смотрите сами, как будете с этим управляться. Мы воюем, и надо учиться думать с учётом военного времени. Предусмотренные мной охранно-полицейские акции не могут быть остановлены ни в коем случае, и менее всего — из-за продемонстрированной мне нехватки помещений и т. д. Реализация программы Эйхмана продолжается, и от месяца к месяцу её темп будет нарастать. Смотрите сами, как продолжить развитие Биркенау. Цыгане подлежат уничтожению. Так же беспощадно вы уничтожите неработоспособных евреев. В ближайшее время рабочие лагеря при военных заводах примут первые большие контингенты работоспособных евреев, затем вы тоже немного передохнёте. В Освенциме оружейное производство тоже будет расширяться, готовьтесь к этому. В строительстве Каммлер окажет вам существенную поддержку. Сельскохозяйственные опыты будут интенсивно продолжаться. Я нуждаюсь в скорейших результатах. На вашу работу и достижения я посмотрел. Я доволен вами, благодарю вас, и присваиваю вам чин оберштурмбанфюрера!»[200]

Так завершился визит Гиммлера в Освенцим. Он всё видел и знал о последствиях [sic!]. Было ли его «Я тоже не могу помочь!» умышленным?

После беседы в моём кабинете он ещё осмотрел мою квартиру и обстановку, был этим восхищён, и ещё некоторое время побеседовал с моей женой и детьми: он был оживлён и находился в лучшем настроении. Я отвёз его на аэродром, где он кратко попрощался и улетел в Берлин.

Война приближалась к концу. Наступление русских в январе 1945 заставило РФСС решать, эвакуировать ли КЛ при вражеском приближении, или отдавать их врагу. Гиммлер приказал эвакуировать и уводить заключённых в КЛ, оставшиеся далеко позади.[201] Этот приказ стал смертным приговором для десятков тысяч заключённых. Лишь немногие заключённые перенесли преимущественно пешие марши или перевозку на принудительно доставленных транспортах, в открытых грузовых вагонах при 20° — при снеге, при невозможности отыскать продовольствие. В лагерях, которые их принимали, они ухудшали и без того бесчеловечную обстановку, которая там господствовала. Мёртвых уже не могли сжигать. Но приказ продолжал действовать, при приближении врага следовало продолжать эвакуацию.

Когда угроза нависла над Бухенвальдом, Поль вместе с РСХА добился от Гиммлера решения, по которому Бухенвальд в порядке исключения, после вывоза оттуда известных и важных заключённых, был оставлен врагу. Ибо провести пешим маршем 100000 заключённых Бухенвальда, преимущественно больных, по густонаселённой Тюрингии было бы невозможно.[202] Ведь вражеская авиация уже практически вывела из строя железную дорогу.

Фюреру было доложено, что после оккупации Бухенвальда американцами заключённые вооружились и занялись грабежами и насилиями в Веймаре. Поэтому Гиммлер приказал, чтобы в виду приближения врага все без исключения КЛ и рабочие лагеря освобождались от заключённых, способных к выходу на марш. Скоро все КЛ или рабочие лагеря шли маршем по шоссе к ближайшему КЛ или РЛ. Возник страшный хаос. Средств связи уже почти не было, и управлять в этой суматохе было уже нельзя.

В Заксенхаузене я сам пробовал ещё раз через РСХА (Мюллер) добиться от РФСС отмены этого приказа, ставшего сущим безумием. Никакого эффекта. Гиммлер прямо приказал эвакуировать последние лагеря. Куда, он, впрочем, не сказал! За невыполнение этого приказа или промедление соответствующий комендант ответит своей головой. Представители Красного Креста давно у меня, они хотят взять лагеря под защиту Красного Креста. Гиммлер отклоняет это предложение.

Возможностей спасения больше нет. На всех оставшихся шоссе и просёлочных дорогах, и без того забитых беженцами и отступающими частями вермахта, появляются жалкие колонны шатающихся на ходу заключённых. Получать питание они смогут в течение двух-трёх дней, затем и это оказывается невозможным. Попутно следует Красный Крест, чтобы с помощью подарочных посылок предотвратить худшее. Я сам в дороге днём и ночью, чтобы подготовить сборные пункты в рабочих лагерях, чтобы организовать там пункты питания и оказания помощи больным.

Враг, голод и болезни оказываются быстрее! Колонны обгоняются врагом. Тысячи убитых и больных лежат на обочинах дорог, по которым они шли.

А в «эвакуированных» КЛ и РЛ тысячи мертвых и умирающих, которых уже нельзя накормить. Это конец КЛ и это потрясающе ужасная картина, которую видит вошедший враг, — созданная безумным планом Гиммлера об эвакуации!

3 мая 1945 я встретил Гиммлера в последний раз. В соответствии с приказом, остаток Инспекции КЛ прибыл вслед за РФСС во Фленсбург. Там ему доложили о себе Глюкс, Маурер и я. Он пришёл как раз после совещания с остатками правительства. Он выглядит свежо и бодро, у него наилучшее настроение! Он приветствует нас и тут же приказывает: Глюкс и Гёсс идут как армейские унтер-офицеры под другими именами, под видом отбившихся от своих частей. Они переходят через границу в Данию, и там ложатся на дно. Маурер с остатками Инспекции КЛ также скрывается в вермахте. Всё остальное сделает штандартенфюрер Хинтц, начальник полиции Фленсбурга. Он пожимает нам руки и мы свободны! В то время при нём были ещё профессор Гебхартд и Шелленберг из РСХА.[203] Как сказал Гебхардт Глюксу, Гиммлер собирался скрыться в Швеции.

Гиммлер хотел создать СС как мощную и непобедимую организацию, которая гарантировала бы защиту будущего национал-социалистического государства. Достижению этой цели служили все его законы воспитания и отбора. Он всегда требовал жёсткости и самодисциплины, использования всей личности вплоть до самоотдачи! Выполнение полученного приказа — выше всех личных соображений. Отречение от собственной воли, подчинение её требованиям идеи национал-социализма.

В мирное время он пытался продолжать очищение СС от непригодных и неспособных элементов через постоянный отсев на курсах и занятиях — сначала офицеров всеобщих СС. Позднее отсеву подвергались также унтерфюреры и рядовые. Офицер, провалившийся на проверке, уже никогда не мог быть повышен в чине, и лучше всего для него было добровольно выбыть из СС. От всех офицеров СС младше 50 лет он требовал выполнения норм, необходимых для получения спортивного значка. Каждый офицер должен был уметь ездить верхом, фехтовать и водить автомобиль. Незадолго до войны должны были учредить спортивный значок СС, получение которого требовало также мужества — например, прыжки с парашютом, искусство спасения утопающих и др. От служащих Ваффен-СС, то есть действующих частей, требовали необходимой твёрдости, причём офицер должен был проявлять особую твёрдость. Всё воспитание было нацелено на твёрдость и самодисциплину. Особое внимание он уделял отбору среди молодёжи. Пополнение следовало постоянно проверять и фильтровать, требования [должны были] становиться всё жестче и труднее. Только тех, которые смогли дорасти до удовлетворения уже почти нечеловечески жёстких требований, — как физических, так и психических, — можно было, после длительных проверок, принять в «орден СС».

Путём всестороннего служебного использования и учебных курсов в эсэсовской академии офицер СС должен был получить необходимый опыт и всесторонние знания и навыки, чтобы позднее найти применение во всех важных инстанциях будущего государства.

Это описание создано по воспоминаниям и оно ни в коем случае не полно. Конечно, я многое забыл. Но описания могут лишь приблизительно воссоздать образ и дела человека, который в Третьем рейхе играл столь роковую роль. Они могут быть далеко не объективными, поскольку я и сам слишком зависим от обстоятельств. Но таким я встречал РФСС Генриха Гиммлера, таким я его видел.

Краков, ноябрь 1946

Рудольф Гёсс

Именной указатель[204]

Аумайер, Ганс (гауптштурмфюрер СС, шутцхафтлагерфюрер КЛ Освенцим) 90, 123

Баер, Рихард (штурмбанфюрер СС, последний комендант Освенцима) 140

Батавия, Станислав (польский криминолог) 10, 11

Барановски, Германн (штандартенфюрер СС, в 1938–1939 комендант Заксенхаузена) 68, 87

Берндорф, Эмиль (штурмбанфюрер СС, начальник отдела IV C 2 РСХА)

Бишоф, Карл (штурмбанфюрер СС, начальник строительства КЛ Освенцим) 177

Блобель, Пауль (штандартенфюрер СС) 157

Борман, Мартин (начальник партийной канцелярии) 36, 172

Брахт, Фриц (премьер-министр и гауляйтер Верхней Силезии) 157, 174, 177

Бюлер, Йозеф (статс-секретарь генерал-губернатора в Польше)146

Бургсдорф, Курт фон (губернатор округа Краков) 146, 149

Бурше, Юлиус (епископ евангелической церкви Польши) 83

Цезарь, Иоахим (оберштурмбанфюрер СС, начальник сельскохозяйственных предприятий Освенцима) 114, 178

Канарис, Вильгельм (шеф отдела контрразведки верховного главнокомандования вооружённых сил) 181

Деяко, Вальтер (оберштурмфюрер СС, строительство КЛ Освенцим) 157

Дойбель, Генрих (оберфюрер СС, в 1935–1936 комендант КЛ Дахау) 54

Дюррфельд, Вальтер (директор завода по производству буны при Освенциме) 175

Эйхман, Адольф (оберштурмбанфюрер СС, начальник отдела IV B 4 РСХА) 8, 122, 133, 153, 157, 162, 165, 167, 179

Айке, Теодор (обергруппенфюрер СС, в 1934–1939 инспектор КЛ) 8, 15, 53–56, 64–75, 83, 86, 89, 97, 108, 138, 143, 171

Айсфельд, Вальтер (штурмбанфюрер СС, в 1939–1940 комендант Заксенхаузена) 86, 168

Эшен (еврейский блокэльтесте в КЛ Дахау) 108

Франк, Ганс (в 1933–1934 министр юстиции Баварии, в 1939–1945 генерал-губернатор Польши) 54, 80

Фрик, Вильгельм (рейхсминистр внутренних дел) 172

Фрицш, Карл (гауптштурмфюрер СС, шутцхафтлагерфюрер КЛ Освенцим) 90, 93, 97, 100, 122, 155

Фрицше, Ганс (начальник отдела прессы и радио в имперском Министерстве пропаганды) 145

Гайовничка, Францишек (польский заключённый в Освенциме) 100

Гебхардт, Карл (обергруппенфюрер СС, старший врач-клиницист при главном имперском враче СС) 144, 181

Гилберт, Г. М. (американский тюремный психиатр в Нюрнберге) 8, 10, 14, 19, 121, 174

Глобочник, Одило (группенфюрер СС, начальник СС и полиции Люблина) 8, 119, 123

Глюкс, Рихард (группенфюрер СС, преемник Айке в должности инспектора КЛ) 87, 93, 97, 118, 131, 138, 143, 162, 170, 174, 181

Геббельс, Йозеф (имперский министр пропаганды) 109, 140

Геринг, Германн 14

Гёт, Амон Леопольт (штурмбанфюрер СС) 146

Гюнтер, Ганс (штурмбанфюрер СС, сотрудник Эйхмана) 134, 162

Гюртнер, Франц (имперский министр юстиции) 76

Хаас, Адольф (оберштурмбанфюрер СС, комендант КЛ Берген-Бельзен до октября 1944) 135

Хартйенштейн, Фридрих (оберштурмбанфюрер СС, командир полка охраны КЛ Освенцим) 118, 130, 136

Гейнен, Иоганн (рабочий из Дессау, в 1939 расстрелян в КЛ Заксенхаузен) 69

Герф, Максимилиан, фон (обергруппенфюрер СС, начальник Главного управления кадров СС) 131

Гесс, Рудольф (заместитель фюрера) 68

Гейдрих, Рейнхард (обергруппенфюрер СС, шеф РСХА) 15, 54, 71, 7, 9, 88, 133

Гиммлер, Генрих (рейхсфюрер СС и шеф германской полиции) 8, 15, 18, 52, 56, 65, 67, 69–73, 75–79, 86, 88, 93, 96, 104–107, 110, 112, 114, 118–121, 123, 128, 131, 133–139, 142, 147, 153, 156–162, 167-182

Гинденбург, Поль фон 50

Гитлер, Адольф 37, 69, 75, 81, 120, 127, 129, 134, 140, 143, 149, 153, 180

Хёфле, Ганс (гауптштурмфюрер СС) 123

Гёсслер, Франц (унтерштурмфюрер СС, шутцхафтлагерфюрер Биркенау, КЛ Дора, КЛ Берген-Бельзен) 157

Яспер, Генрих (брауншвейгский премьер-министр) 172

Юриш, Бернхард (соучастник убийства по приговору фемгерихт в Пархиме) 37

Кадов, Вальтер (жертва пархимского убийства по приговору фемгерихт) 36

Кальтенбруннер, Эрнст (обергруппенфюрер СС, шеф РСХА) 7, 133, 145, 170

Каммлер, Гейнц (группенфюрер СС, шеф служебной группы С РСХА) 136, 138, 171, 176-179

Кейтель, Вильгельм (начальник верховного главнокомандования вооружённых сил) 82, 143

Кох, Карл-Отто (штандартенфюрер СС, комендант КЛ Бухенвальд в 1937–1941) 65, 89

Крамер, Йозеф (гауптштурмфюрер СС, комендант КЛ Берген-Бельзен в 1944–1945) 135

Лангефельд (старшая надзирательница женского лагеря КЛ Освенцим) 115

Ланс (адмирал) 81

Либехеншель, Артур (оберштурмбанфюрер СС, преемник Гёсса в должности коменданта КЛ Освенцим) 130, 138

Лёрнер, Георг (группенфюрер СС, шеф служебных групп B и W ВФХА) 173

Лориц, Ганс (оберфюрер СС, комендант КЛ Эстервеген, КЛ Дахау, КЛ Заксенхаузен) 54, 65, 69, 86, 89, 168

Макенсен (штандартенфюрер СА в штабе [«заместителя фюрера»] Гесса) 68

Маурер, Герхард (штандартенфюрер СС, начальник службы D II, ВФХА) 132, 138, 143, 158, 164, 170, 181

Майер (гауптштурмфюрер СС, шутцхафтлагерфюрер КЛ Освенцим) 90, 93, 97

Мильднер, Рудольф (штандартенфюрер СС, шеф гестапо в Катовице) 128

Морген, Конрад (оберштурмбанфюрер СС, эсэсовский судья) 19, 65

Мюллер, Генрих (группенфюрер СС, шеф службы IV, РСХА) 8, 70, 133, 158, 180

Нойхойслер, Иоганнес (католический прелат) 83

Нимёллер, Мартин (ведущий представитель «Исповедующей церкви») 80

Нимёллер, Вильгельм (брат Мартина Н.) 82

Олендорф, Отто (группенфюрер СС, шеф службы III РСХА) 123

Палич (гауптшарфюрер СС, рапортфюрер КЛ Освенцим) 89, 93, 97, 123

Поль, Освальд (обергруппенфюрер СС, шеф ВФХА) 8, 88, 114, 116, 130, 134, 136, 140, 158, 161, 169, 180

Рат, Эрнст фом (секретарь герм. дипломатической миссии, убитый Гриншпаном) 109

Реммеле (начальник команды филиала Освенцима — лагеря в Айнтрахтхюте) 57

Росбах, Герхард (командир добровольческого корпуса) 34, 36, 51

Ротенбергер, Курт (президента Ганзейского Высшего земельного суда, статс-секретарь имперского Министерства юстиции) 76

Засс, братья (расстреляны в Заксенхаузене как преступники) 76

Шахт, Яльмар (президент Рейхсбанка и рейхсминистр экономики) 82

Шелленберг, Вальтер (бригадефюрер СС, шеф службы VI, РСХА) 181

Шлагетер, Альберт Лео (член добровольческого корпуса) 36

Шмаузер, Генрих (обергруппенфюрер СС, высший чиновник СС и полиции в Силезии) 140, 142, 174, 176, 178

Шварц, Генрих (гауптштурмфюрер СС, начальник отдела трудоиспользования в КЛ Освенцим) 130, 159

Шварцхубер, Иоганн (оберштурмбанфюрер СС, шутцхафтлагерфюрер в Биркенау и в КЛ Равенсбрюк) 55, 57, 106

Шверин-Крозиг, Лютц фон (рейхсминистр финансов) 82

Сень, Ян (польск. судебный следователь на процессе против Гёсса) 8-11, 13, 88

Зайдлер (гауптштурмфюрер СС, шутцхафтлагерфюрер КЛ Освенцим) 90, 93

Смолень, Казимеж (польск. заключённый Освенцима) 10, 102

Штрекенбах, Бруно (группенфюрер СС, начальник охранной полиции в Кракове) 92, 174

Штрайхер, Юлиус (гауляйтер, издатель газеты «Штюрмер») 109

Зурен, Фриц (штурмбанфюрер СС, комендант КЛ Равенсбрюк в 1942–1945) 87

Фогель, Генрих (штурмбанфюрер СС, служебная группа W, ВФХА) 173

Веккерле, Хильмар (штурмбанфюрер СС, комендант КЛ Дахау в 1933) 54

Вибек, Герх. (оберштурмбанфюрер СС, эсэсовский судья) 19

Вигандт (оберфюрер СС, инспектор полиции безопасности и службы безопасности Бреслау) 88

Волькен (врач-заключённый в Биркенау) 159

Вурм, Теофил (вюртембергский земельный епископ Евангелической церкви) 82

Цайгнер, Эрих (саксонск. премьер-министр) 38

Примечания переводчика

Rudolf Höß — комендант Освенцима Рудольф Гёсс (Rudolf Höß), мемуары которого здесь представлены, и заместитель Гитлера Рудольф Гесс (Rudolf Heß) — разные исторические персонажи.

Мартин Брозат (Martin Broszat), род. 14.8.1926 (Лейпциг), ум. 14.10.1989 (Мюнхен) — известный немецкий историк фашизма. Выпускник Лейпцигского университета. Директор Института современной истории в Мюнхене (1972–1989). Был членом гитлерюгенда, служил в вермахте. В 2003 г. стало известно, что с 1944 г. Мартин Брозат был и членом НСДАП. Журналистское расследование, проведенное сотрудником газеты «Die Zeit» Норбертом Фраем, показало, что членство Брозата в НСДАП было формальным, и сам он, скорее всего, о нём не знал.

Бывший оберштурмбанфюрер СС… — СС (нем. pl Schutzstaffeln — буквально «охранные отряды») — подразделения Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП).

Главное административно-хозяйственное управление ВФХА (SS-Wirtschafts-Verwaltungs-Hauptamt, WVHA) — учреждение, в ведении которого находилось большинство концентрационных лагерей нацистской Германии, и которое будет многократно упомянуто в дальнейшем, было одним из подразделений самих СС.

Русская аббревиатура ВФХА заимствована из материалов Нюрнбергского процесса, уже изданных на русском языке.

IMG (Internat. Militärgericht in Nürnberg) — Международный военный трибунал в Нюрнберге.

Тем временем началась серьезная жизнь — школа. — После переезда семьи в Маннгейм Рудольф Гёсс учился в гимназии Карла-Фридриха, основанной в 1664 году (существует и поныне как высшее учебное заведение). На официальном сайте гимназии сообщается, что «Es ist die älteste Schule Mannheims mit humanistischer Tradition» («Это старейшая школа Маннгейма с гуманистическими традициями» — возможно также, здесь подразумеваются «классическое» или «гуманитарное» направление школы). Среди зарубежных партнеров гимназии Карла-Фридриха — школа в Гданьске (Польша), а также гимназия Лессинга в Хайфе (Израиль).

…награжден ЖК-I… — т. е. железным крестом I класса (в оригинале: «mit dem EK I ausgezeichnet»).

РФСС (в оригинале RFSS) — рейхсфюрер СС, т. е. Г. Гиммлер.

…«канаками»… — канаки — коренные жители Меланезии.

…лагерный актив… — в оригинале «die Gefangenen-Vorgesetzten», буквально «заключённые-начальники».

…цыгане-синти и цыгане-ловари — в оригинале (в примечании Мартина Брозата): «Sinte- und Lallerie-Zigeuner».

…побарачно… — в оригинале: «barackenweise».

…в системное время… — «системным временем» в нацистской Германии называли эпоху Веймарской республики (1919–1933).

ЖКЛ — в оригинале: FKL (das Frauenkonzentrationslager) — женский концентрационный лагерь.

…в штрафных изоляторах блока 11… — в оригинале: «…in den Arrestzellen des Block 11…»

…из MG и MP… — то есть из пулеметов (=das Maschinengewehr) и автоматов (=die Maschinenpistole).

…Огромная часть одежды поставлялась NSV… — «Национал-социалистическая народная благотворительность» (нем. Nationalsozialistische Volkswohlfahrt, NSV) — общественная организация, основанная НСДАП 3 мая 1933, через несколько месяцев после прихода партии к власти.

…подключилась ОТ… — т. е. организация Тодта.

Загрузка...