Коммунизм: в чём причина неудачи?

Поэты столь же склонны к преувеличению, сколь и к хулиганству, и Сирано де Бержерак, даже литературный, вымышленный, герой фантастического романа Александра Казанцева в этом плане не исключение: история любой страны — отнюдь не банальный поток убийств, любое общество устроено намного сложнее. Тем не менее, с давних пор человечество мечтало о более справедливом общественном устройстве, чтобы «счастье для всех, даром, и никто не уйдёт обиженным». Не случайно легенда о «Золотом веке», об «Островах блаженных» зародилась ещё в Древней Греции. «Утопия» Томаса Мора и Мюнстерская коммуна, сочинения Оуэна и Фурье, и ещё одна коммуна — Парижская, «Небесное Государство Всеобщего Благоденствия» в Китае, труды Маркса и Энгельса, октябрьский переворот в России — всего лишь часть бесчисленных попыток представить и построить коммунизм.

Тем удивительнее то, что несмотря на все старания, на всё новые и новые попытки, коммунизм у человечества упорно «не получается». Отдельные коммуны, основанные энтузиастами в разных частях света, в том числе и в Северо-Американских Соединённых Штатах, хиреют и гибнут при первом, в лучшем случае, при втором поколении коммунаров. В том же Израиле в кибуцах живёт всего три процента (в скобках 3 %) населения, причём принятый в них устав и внутренний распорядок медленно, но верно становится менее коммунистическим и более либеральным.

А попытки построить коммунизм в масштабах целой страны заканчиваются:

— кровавым пьяным безобразием — Кампучия, она же Камбоджа, где пламенные революционеры уничтожили не то треть, не то целых сорок процентов собственного населения;

— обнищанием граждан с установлением жёсткой диктатуры — Куба, Северная Корея;

— «социализмом, которому не мешают портные» — Польша, граждане которой владели землёй, верили в бога, пили «кока-колу» и ездили на Запад, и где наряду с государственной промышленностью существовали частные магазинчики и мастерские;

— распадом государства — Советский Союз, та же Югославия;

— поэтапным, под жёстким государственным контролем, «возвратом в капитализм»: Китай, Вьетнам, Лаос. Здесь коммунистические партии, оставаясь авторитарными и сохраняя внешне марксистскую идеологию, давно уже стали обычными государственными администрациями;

Отчаявшись, коммунисты впадают в крайности, объясняя неудачи не объективными, происходящими в обществе процессами, когда на восьмом десятилетии Советской Власти «люди забыли, зачем революция делалась — опять деньгам молятся», а результатом разного рода случайных обстоятельств или даже предательства: «если бы ничтожный царёк Сталин не извратил великую идею, установив культ личности…»; «если бы коммунистов не подмял под себя их же собственный партаппарат…»; «если бы вместо Хрущёва к власти пришёл Берия, в крайнем случае Маленков…»; «если бы Андропов прожил лет на десять дольше и не допустил бы Горбачёва до власти…»; «если бы удалось создать компьютерную систему управления экономикой…».

В действительности же причина неудач всех многочисленных попыток построить коммунизм на удивление проста. Чтобы понять её, зададимся вопросом: как должно было выглядеть общество, которое коммунисты так упорно пытались построить? Благо, литературы по теме существует великое множество — от трудов классиков марксизма до старых книг и газет, и даже фантастических романов. Только не смейтесь: фантастика — ни в коем случае, не документ. Но это — зеркало, в котором отразились чаяния людей той, не столь уж далёкой эпохи.

И так:

1) Коммунизм — это в первую очередь общественная собственность на землю и средства производства. Земля и её недра, промышленные предприятия, шахты и электростанции, жилые и общественные здания, дороги и коммуникации принадлежат не частным лицам или группам частных лиц (корпорациям), даже не государству и различным его ведомствам, а в равной степени всем гражданам;

2) Коммунизм — это обязательное безвозмездное обеспечение каждого гражданина всем необходимым для жизни, труда и досуга, как-то: бесплатным питанием, бесплатной одеждой, бесплатным жильём, бесплатным образованием и бесплатной медицинской помощью;

3) Коммунизм — это обязательный добровольный труд каждого гражданина на благо всего общества. Предполагалось, что граждане коммунистического общества будут достаточно сознательны, чтобы понять необходимость труда каждого для блага всех. А сам труд из обязанности — способа заработать на жизнь, станет естественной потребностью, способом выразить себя. В 20-е — 30-е годы прошлого века, сразу после Октябрьского переворота это называлось: «переход из царства необходимости в царство свободы»;

4) Коммунизм — это отсутствие государства и любой иной политической власти над гражданами, отсутствие таких институтов, как армия, полиция, суд, тюрьма, такого явления, как смертная казнь. Решения по любым вопросам принимаются не кучкой чиновников или крупных собственников, а сообща всеми гражданами, либо напрямую — через всенародное обсуждение, либо через выборные коллективные органы власти — советы.

Предполагалось, что граждане коммунистического общества будут достаточно сознательны для того, чтобы добровольно, без какого-либо принуждения соблюдать принятые в обществе правила. И, будучи в равной степени обеспечены всем необходимым, не будут иметь повода к совершению преступлений;

5) Коммунизм — это отсутствие семьи и полная свобода каждого гражданина в выборе сексуального партнёра или партнёров.

6) Коммунизм — это общественное воспитание детей отдельно от родителей, в закрытом учебном заведении, под присмотром опытных педагогов. Предполагалось, что воспитать гармонично развитую, свободную от эгоизма и буржуазных пережитков личность можно только в отрыве от семьи, в коллективе сверстников. И заниматься этим должны специально подготовленные профессионалы, а не дилетанты-любители, какими неизбежно являются родители.

Возьмём любой фантастический роман, описывающий светлое коммунистическое будущее:

Александр Богданов, «Красная звезда», написан в 1908 году, ещё до Октябрьского переворота;

Яков Окунев, «Грядущий мир»;

Иван Ефремов, «Туманность Андромеды» и «Час быка»;

Братья Стругацкие, «Полдень, XXII век»;

Петроний Аматуни, «Гаяна»;

Георгий Гуревич, «Мы из Солнечной системы»;

Владимир Савченко, «За перевалом»;

Сергей Снегов, «Люди как боги»;

Иар Эльтеррус, «Отзвуки серебряного ветра», написан в 2000-х годах, уже после распада СССР;

Везде, едва разговор заходит о семье и детях, то семья либо романтично-розовая, «конфетно-букетная», либо отсутствует вовсе, а дети воспитываются в интернатах. Единственное исключение — повести Кира Булычёва, который, по собственному признанию, никогда коммунистом не был: его Алиса Селезнёва, запросто разгуливающая по Галактике и путешествующая в прошлое Земли и других планет, после всех приключений возвращается не в интернат, а домой, к папе с мамой.

Общественное воспитание детей и в самом деле, имело место в израильских кибуцах:

7) И, наконец, коммунизм — это обобществлённый быт. Предполагалось, что человек нового, коммунистического общества будет мыслить масштабно, и жить не своими личными интересами, а интересами коллектива, страны, планеты, человечества в целом. Поэтому в коммунистическом обществе люди станут не отделяться друг от друга, а вместе, сообща вести одно большое общее хозяйство: на сто или тысячу человек — в масштабе коммуны, на миллион человек — в масштабе небольшой страны, а то и на миллиард человек — в масштабе всей планеты.

Соответственно, и жить человек коммунистического общества будет не в отдельной, «частнособственнической» клетушке-квартире, а во всём огромном доме или городе-коммуне. Здесь к его услугам будут комфортабельные общие спальни, общественные столовые, общественные гостиные и досуговые центры, просторные холлы и галереи, сады и парки, библиотеки и музеи, спортзалы и стадионы…

Искушённому читателю реконструированное коммунистическое общество может показаться эдакой классической тоталитарной страшилкой, в духе романа Евгения Замятина «Мы». Тем не менее, сохранилось немало свидетельство — в том числе и приведённых выше, что очень и очень многим будущее коммунистическое общество виделось именно коммуной-общежитием — с общими спальнями на шесть человек, совместными трапезами, свободной любовью, подъёмом и отбоем по звонку, и полным отсутствием какой-либо частной жизни, за исключением общественной.

Евгений Замятин завершил своё бессмертное творение в 1920 году. Три года спустя, в 1923-м, Яков Окунев опубликовал фантастический роман «Грядущий мир», где все замятинские реалии — мировой город, одинаковая одежда, начисто выбритые головы, полное отсутствие личной собственности и какой-либо личной жизни преподносились, как высочайшие достижения.

В конце двадцатых — начале тридцатых в Москве и Санкт-Петербурге (в те времена в Ленинграде) было построено несколько домов «переходного периода». В том числе похожий на фабрику дом-коммуна Наркомфина в Москве на Новинском бульваре — построен в 1928–1931 годах по проекту Моисея Гинзбурга и Игнатия Милиниса. И знаменитая «Слеза социализма» в Ленинграде на улице Рубинштейна — «Дом-коммуна инженеров и писателей», построен в 1929–1931 годах по проекту А. А. Оля, К. А. Иванова и А. И. Ладинского. Жить жильцы таких домов должны были в отдельных квартирах — буржуазные пережитки из сознания сразу не вытравишь, но питаться в общей столовой.

Коммуну-общежитие, как образец идеального общества, описывает Томмазо Кампанелла (05.09.1568 — 21.05.1639) в своём знаменитом «Городе Солнца» (написан в 1602 году, первый раз издан в 1628). Общие спальни, общие столовые, общность жён и милитаризм, как смысл жизни и единственное доступное развлечение. Фра Томмазо, монах и учёный-астролог, живший на рубеже XVI–XVII веков, не знал, что такое генетика. Поэтому роль генетики в его утопии играет астрология — пары сходятся по указанию свыше, в соответствии с астрологическим прогнозом.

Коммуной-общежитием была знаменитая Онайда — религиозная коммуна, основанная Джоном Хамфри Нойэсом (03.09.1811 — 13.04.1886) в одноимённом местечке штата Нью-Йорк, в 1848 году, за тринадцать лет до начала войны Севера и Юга. Общая столовая, похожие на кельи крошечные личные спальни, которыми — как и личными вещами, время от времени полагалось меняться, общность жён — старшее поколение специально учило молодых сексу, совместное воспитание детей… Именно Джон Хамфри Нойэс, проповедник и религиозный деятель придумал термин «свободная любовь» — «free love». Интересно то, что в Онайде была строго запрещена… дружба. Как и любое иное проявление симпатии к кому-то из членов коммуны — следовало ко всем относиться одинаково.

Коммунами-общежитиями были Народные Коммуны в Китае — более жёсткий и более коммунистический аналог советских колхозов. Общности жён там не было: всё же Китай — не Америка. А вот обязательные совместные трапезы были. Первое требование бунтующих китайских крестьян к властям — даже не земля, а возможность готовить пищу и есть дома.

И, разумеется, коммуну-общежитие представлял собой знаменитый израильский кибуц. Общности жён там так же не было — но семья и личная жизнь каждого подвергалась строгому контролю со стороны кибуцного общества:

Словом, по-настоящему следовало бы задаться вопросом: не почему коммунизм так упорно «не получается», несмотря на снова и снова предпринимаемые попытки, а как неглупые, в общем-то, люди вообще могут мечтать о чём-то подобном? Тратить своё время и силы — и не забудем о том, что многие коммунисты за свои убеждения заплатили жизнью.

Не будем долго держать читателя в неведении — на самом деле всё очень и очень просто. Именно так мог бы жить ребёнок лет восьми-двенадцати (то есть, в то время, когда он достаточно взрослый, чтобы осознать себя и своё место в этом мире, но ещё слишком мал для того, чтобы самостоятельно заботиться о себе) в некой большой идеальной семье.

Судите сами:

1) В семье — всё общее: дом со всеми комнатами, мебелью и предметами обихода, одеждой и обувью, переходящей от старших детей к младшим, книгами и игрушками… Разумеется, и дома есть территории, запретные для ребёнка — чердак, подвал, кладовка, папин кабинет. Но так же и при коммунизме технические помещения будут закрыты для любопытных праздношатающихся граждан;

2) В семье каждого обеспечивают по потребности, вне зависимости от того, приносит ли он какую-либо пользу. Причём больше благ достаётся тому, чей вклад в общее дело минимален — самому ребёнку, его младшим братьям-сёстрам или пожилым, уже не способным трудиться бабушкам и дедушкам;

3) В семье каждый трудится бесплатно, в зависимости от способностей — как взрослые, зарабатывающие деньги, так и дети, учащиеся в школе и делающие мелкую работу по дому. В прежние времена сын крестьянина или ремесленника восьми-двенадцати лет уже принимал небольшое участие в семейном деле. Для познающего мир ребёнка, которому интересно решительно всё, для которого всё происходит впервые и вновь, возможность поработать наравне с взрослыми, принося пользу, и в самом деле оказывается естественной потребностью;

4) В семье не существует государства или полиции, а все возникающие вопросы решаются сообща. Для маленького ребёнка родители — сами по себе авторитет, и необходимость подчиняться установленным ими правилам не вызывает сомнений. Желание бунтовать возникнет позже — примерно в тринадцать лет (у всех по-разному), став одним из этапов взросления;

5) Дети не создают семьи — в противном случае это уже не дети. В то же время детская, наивно-трогательная влюблённость в хорошенькую соседку по песочнице или школьной парте — вещь совершенно естественная;

6) Дети не воспитывают собственных детей — в противном случае, это опять же, уже не дети. Воспитанием младшего поколения, если таковое есть, разного рода братиков-сестрёнок, племянников-племянниц занимается всё малое общество — семья, причём ведущая роль принадлежит профессионалам — родителям;

7) В семье все живут вместе — вместе собираются за обедом и ужином, вместе идут в поход и на пикник, а если семья многочисленна и небогата, нередко даже спят в одной комнате;

То есть, светлая мечта о коммунизме, о некоем идеально устроенном обществе на самом деле ни что иное, как подсознательное, невысказанное желание вернуться в детство. Во времена, когда жить было проще, окружающий мир — ярче, впечатлений — больше, люди — добрее, а проблемы — простыми и легко решаемыми. А само коммунизм — ни что иное, как детство, не закончившееся в тринадцать-пятнадцать-девятнадцать лет (нужное — подчеркнуть, недостающее — вписать), а продолженное «в навсегда» в будущее.

Вот тут-то и кроется ловушка.

Взрослому, умному, сильному, самостоятельному человеку с жизненным опытом, с характером, с амбициями невозможно переложить «свободу выбирать, ответственность решений» на кого-то другого, более умного и сильного, вновь стать милым несмышлёнышем, о котором будут заботиться, и которого будет водить за ручку общество-коммуна. Взрослый человек может искренне разделять коммунистические идеи — но какими бы убеждёнными единомышленниками не были строители нового общества, среди них, как и среди любых других взрослых людей неизбежен конфликт мнений и интересов, который рано или поздно закончится или распадом нового общества или всеобщей апатией.

Из этой ситуации у коммунистов есть два выхода:

Первый — террор, далеко не бессмысленный, но непременно беспощадный. Тем ли, другим ли, третьим ли способом, но «железной рукой загнать человечество в счастье», заставить людей жить не самостоятельно, а сообща. Не останавливаясь и перед сознательным уничтожением несогласных.

Отсюда и чудовищный кровавый разгул во времена Гражданской войны, о котором коммунисты стараются не вспоминать. А если разговор и заходит, доказывают, что:

его вообще не было;

белые были ещё хуже;

пострадавшие сами виноваты, новой жизни не хотели;

Отсюда и коллективизация, про которую сам Сталин сказал, что это было нечто ужасное. Крестьянин — трудящийся, но трудящийся собственник, которого следует перевоспитать, приучив к совместному труду на общее благо:

Отсюда и сталинские репрессии, когда приговоры выносились по упрощённой процедуре, «особыми совещаниями» и «тройками», без суда и доказательства вины обвиняемого:

Отсюда и террор Красных Кхмеров в Камбодже, когда женщин убивали только за то, что те красивы, а интеллигентам разбивали головы мотыгами;

Отсюда и стукачество, процветавшее в израильских кибуцах;

Второй выход — уступки косной, не понимающей своего счастья человеческой природе. Совершаемые против воли, нехотя, со скрежетом зубовным. Разумеется, временные — но мы-то знаем, что нет на свете ничего более постоянного, чем временное:

Как очень быстро выяснилось, более высокое вознаграждение на известное время необходимо сохранить не только нужным новой власти буржуазным специалистам — но и красноармейцам, и рабочим с крестьянами. И даже, как это не удивительно, высокопоставленным членам Коммунистической Партии.

Так «военный коммунизм» — попытка перейти к коммунистическим отношениям сразу, декретом, «кавалерийская атака на капитал», по определению В. И. Ульянова (Ленина) сменился НЭП’ом — Новой Экономической Политикой, временным возвращением к прежним, частно-рыночным отношениям.

Так в Советском Союзе сохранилось такое понятие, как заработная плата, а успешным работникам платили премии. Во время Великой Отечественной Войны платили солдатам за подвиги — за подбитый танк или самолёт, за пленённых солдат противника. А самая престижная советская награда, знаменитая Сталинская премия, по слухам, учреждённая Сталиным из личных средств, помимо значка, диплома и уважения окружающих, включала и сто тысяч рублей деньгами. Для сравнения: рабочий в те времена зарабатывал примерно сто пятьдесят — двести рублей в месяц, инженер тысячу — полторы тысячи рублей в месяц.

Момент вовсе не праздный — в Советском Союзе существовали целые категории граждан — крестьяне-колхозники, солдаты срочной службы и мобилизованные трудармейцы, не получавшие заработной платы вовсе.

Так в Советском Союзе сохранилась традиционная семья с детьми, папой и мамой, дедушками и бабушками. А за разврат, за беспорядочную половую жизнь, «за аморальное поведение», как говорили в те времена, сурово наказывали не только рядовых граждан, но и высокопоставленных членов Коммунистической партии.

Были в своё время и разного рода «брачные коммуны», «теория стакана воды» — к которой никакого отношения не имеет упоминавшаяся ранее Александра Коллонтай — но продержались такого рода перехлёсты по историческим меркам недолго. Было общество «долой стыд», члены которого появлялись голыми в общественных местах — в зависимости от соотношения сил, тогдашних обыватель или весьма резво от них бегал, или не менее резво их бил. Был наделавший много шуму, а потом начисто забытый «Декрет об обобществлении женщин», обнародованный в 1918 году в Саратовской и Вятской губерниях. Впрочем, рассказывают, что это был вовсе не «пробный шар» новой власти, а идиотская, в духе автора «Бравого солдата Швейка» шуточка редактора издававшейся в Саратове анархистской газеты.

Так в Советском Союзе граждане сохранили право на личное пространство — на собственное жильё, квартиру или дом. Жильё можно было даже купить, вступив в жилищный кооператив — ныне такие кооперативы называются «товарищества собственников жилья». Были в своё время и коммуналки — но к жизни их вызвала разруха после Гражданской и Великой Отечественной войн, а не сознательная политика Партии и Правительства.

Даже такой убеждённый ленинец, как Никита Хрущёв, отобравший у колхозников скот и приусадебные участки — пусть больше времени отдают работе в общественном секторе, а молоко и овощи покупают, а с наступлением коммунизма и получают бесплатно в колхозной лавочке, начал массовое строительство не домов «обобществлённого быта», проекты которых время от времени появлялись, а не слишком удобных, малогабаритных, но всё же отдельных квартир.

А при Брежневе, несмотря на яростное сопротивление ортодоксов, справедливо боявшихся возвращения частной собственности, гражданам Советского Союза было позволено владеть и землёй — личными садовыми участками площадью в шесть сотых гектара, знаменитыми «шестью сотками». Эта «частная собственность» была связана массой ограничений и запретов — нельзя строить капитальный дом, нельзя строить утеплённый дом с печкой, нельзя продать участок без разрешения садового товарищества. Но, несмотря на упомянутые ограничения, это было личное, собственное земельное владение, которым распоряжалось не государство, не общество, не трудовой коллектив предприятия, а конкретно данный гражданин.

Так в 1881-ом году, через тридцать лет после основания официально прекратила существование упоминавшаяся выше Онайда. Из религиозной коммуны она стала обычным капиталистическим предприятием, акционерным обществом по производству кухонной посуды и охотничьих принадлежностей. Отцы-основатели состарились и сошли со сцены, а воспитанное и, что характерно, развращённое ими новое поколение коммунаров захотело иметь личную жизнь и собственные семьи. Джон Хамфри Нойэс на пять лет пережил своё детище, и кто знает, о чём он думал, увидев под старость крушение своих идей.

Так в израильских кибуцах начале семидесятых годов прошлого века случился «бунт мамаш» — женщины-кибуцницы стали добиваться и добились права самим воспитывать детей. А после экономического кризиса восьмидесятых годов, поставившего многие кибуцы на грань банкротства, рядовым кибуцникам было разрешено иметь личное жильё с кухней, личные вещи — одежду, обувь, покупать книги и самим выписывать газеты. Было даже позволено зарабатывать на стороне, перечисляя львиную долю заработанного в кассу кибуца. А в самих кибуцах появились наёмные работники, даже наёмные управляющие — прежде привлечение наёмного труда со стороны считалось эксплуатацией.

А в Китае в конце семидесятых годов случился «тихий бунт крестьян» — крестьяне начали массово давать секретарям райкомов взятки, с тем, чтобы числиться коммунарами, а готовить пищу, жить и работать единолично. Подавить это движение китайские товарищи побоялись — знали, на собственном опыте, как легко незаметные, вроде бы, протесты могут перерасти в масштабный бунт. Так начались знаменитые реформы Дэн Сяопина:

Словом, сама жизнь подвела вроде бы неожиданный итог. Идеи коммунизма вечны — ведь у каждого из нас есть своя «золотая крыша детства». Но построить коммунизм так же невозможно, как невозможно взрослому человеку снова стать ребёнком. Беда в том, что на одной шестой части суши его и в самом деле пытались построить…

© Atta, Москва, 07.06.2020