Ветреным субботним вечером я отправился к Гордону. Данни уже была там, ее волосы были синего цвета. В доме также была немецкая овчарка.
— Это Бен, — сказал Гордон. — Я одолжил его у приятеля.
— О Горди, — сказала Данни. — Ты просто ужасен.
— Что тут такого ужасного?
— Ты, — рассмеялась она.
— Послушай, девочка, — проговорил Гордон, — сейчас ты отсосешь у этого песика и потрахаешься с ним, а мы с Алексом посмотрим.
— Так ты хочешь шоу?
— Именно. Верно, Алекс?
— Мне нравятся шоу, — заявил я.
Данни сунула указательный палец в рот и взглянула на собаку.
— Думаю, мне это понравится, — сказала она.
— Не сомневаюсь, девочка моя, — проговорил Гордон. — Маленькая мразь, трахающаяся с собаками.
Гордон приготовил выпить, мы уселись на диван в гостиной.
Данни разделась и опустилась на пол рядом с Беном, который сначала выглядел смущенным, но затем уловил суть идеи, и я внезапно понял, что этот песик не впервые ощущает сладость соития с человеческими самками. Бен лег на пол, а Данни склонилась к его мошонке. Она облизала его яйца и ловко извлекла розовую сияющую головку собачьего члена. «Сладенький», — промурлыкала она, обхватывая его губами. Бен вздрогнул и стал радостно поскуливать, — видимо, ему нравилось то, что делает с ним Данни. Да и могло ли быть иначе? Какое живое существо мужского пола не оценило бы всю прелесть и умение рта Данни? Пес кончил очень обильно — Данни оказалась с ног до головы залита его спермой, ее рот был полон его семенем, несколько сгустков выплеснулись на ее лицо и живот Бена. Данни подлизала остатки.
Через некоторое время Бен снова пришел в боевую готовность. Данни опустилась на четвереньки. Бен обнюхал ее задницу, не зная, что ему делать. Гордон встал и помог собаке покрыть девушку. Теперь Бен знал, как быть дальше. После дюжины бесплодных попыток он наконец проник в нее и быстро оттрахал.
Данни лежала на полу, глядя на нас.
Бен ушел обнюхивать дом, быстро потеряв интерес к сексу.
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Гордон.
— Теперь мне бы человеческий член, — мечтательно проговорила она.
Гордон и я дали ей то, что она просила, — мы занимались сексом втроем на протяжении всей ночи, по очереди трахая синеволосую девушку на полу и на диване. Гордон имел ее только в задницу, чем я был изрядно позабавлен. Я не спрашивал его, почему он не подбирается к ее «киске», — это была моя территория. У нее была хорошая «киска» — тугая, чего сложно было ожидать от такой девушки, как она.
Я должен сказать, что в моей университетской жизни были и другие женщины — Данни была не единственной моей любовницей, но самой странной, это точно.
Была Ирена. Ей был тридцать один год, она работала в приемной комиссии. Наша связь продолжалась недолго — из-за ее постоянной депрессии заниматься с ней сексом было чертовски скучно, хотя она настаивала, что достигала оргазма всякий раз, когда мы трахались. Думаю, она сама поверила в собственную ложь.
Была еще Рене — ей было двадцать два года, хорошенькая грудастая белокурая глупышка. Она обучалась в аспирантуре. Симпатичная крошка, которая писала отвратительные стихи и даже не осознавала, насколько они плохи — вот в чем проблема.
— Можно, я прочту тебе стихотворение, которое написала прошлой ночью? — спрашивала она.
— Ну… давай.
Пока она декламировала свои вирши, я витал где-то в облаках.
Все, что мне было нужно, так это трахать ее.
На протяжении веков мужчины ради секса шли на глупости похлеще, чем ради любви.
Доказательством тому служил случай Гордона Де Марко.
Я нашел это письмо в своем почтовом ящике, написанное мелким и красивым почерком.
Привет, Алекс.
Это пишет тебе Данни, твоя любимая шлюшка (хи-хи). Пишу тебе потому, что собираюсь отойти от дел примерно на неделю. Старина Горди превзошел сам себя, похотливый мужик, — он достал самый БОЛЬШОЙ дилдо в мире (не длинный, а толстый) и драл меня всю ночь этой штукой в задницу, так что я теперь ходить не могу. Он порвал мне всю жопу, я залила кровью и дерьмом его кровать, и ему пришлось выкинуть простыни и отнести матрас в чистку (хи-хи). Ты мне веришь? Мне надо прийти в себя, я не буду ходить на занятия в течение недели. В любом случае через субботу у нас будет вечеринка, и ты приглашен. Я знаю Этих Людей. Это Дикие и Странные личности. Они Темные и Сексуальные, некоторые из них поклоняются самому Дьяволу. Вуду и все такое. Ты веришь в вуду? Я — да. Вокруг нас творятся такие вещи, о которых мы и думать не могли, мой друг. Как бы то ни было, на этой вечеринке будет много Сексуальных людей, Наркоты, Секса, Секса и еще раз Секса. Я хочу, чтобы вы с Горди пошли туда со мной. Вы будете моими Любовниками, Друзьями, Возлюбленными. Я хочу представить вас Этим Людям и сказать им: «Я сосала у этих парней и трахалась с ними, и это было прекрасно». Так что запомни: в следующую субботу. Увидимся.
С любовью,
Данни Рабыня.
P.S. Как бы мне хотелось, чтобы твой член прямо сейчас был в моем рту (не в заднице, она все еще болит, хи-хи).
Я составил компанию Гордону и Данни в их походе на загадочную вечеринку во Французский квартал; в десять часов вечера мы подъехали к старинному мрачному особняку с коваными железными воротами и статуями горгулий. На Гордоне был смокинг, так что я чувствовал себя несколько неловко в слаксах и свободной рубашке. Данни надела черное кружевное платье и шляпку с вуалью; ее волосы снова были пурпурными, помада — черной, а глаза густо накрашены. Мне понравилось, что ее платье было почти прозрачным: лифчика Данни не носила, лишь маленькие красные трусики. Большинство людей на этой вечеринке были одеты в такое же странное барахло — таких обычно называют готами. С восьмидесятых годов я не видел столь стильных, вычурно и сексуально одевающихся людей.
Это было хорошо организованное сборище. Кажется, сюда пришло около трехсот человек.
Данни представила меня и Гордона хозяевам вечеринки: паре лет тридцати. Он был одет как Джеймс Бонд, а она — как Эльвира, повелительница Тьмы.
— Это Марк Перкинс, — сказала Данни.
Мужчина кивнул.
— А это Вивьен Даркблум.
— Это твои друзья, Даниэль? — спросила женщина.
— Дорогая! — вмешался мужчина. — Ты же прекрасно знаешь, что тут нет никаких друзей. Есть лишь рабы и Папочки.
— Они мои Папочки, — сказала Данни.
Гордон заметил со смехом:
— Вивьен Даркблум?
— Да? — отозвалась женщина.
— Вы ведь поклонница Набокова, верно?
Она приподняла бровь.
— Действительно…
— Это вы к чему? — спросила Данни.
— «Лолита», — пояснил я. — Одна из персонажей.
— Дань уважения жалкому злодею, — любезно пояснил Марк Перкинс.
— Говорю я о турах и ангелах, — процитировал Гордон.
— Пророческие сонеты, — сказала Вивьен. — Пристанище подлинного искусства.
— Данни, — проговорил Марк Перкинс. — Я рад, что ты решила прийти к нам и привела своих Папочек.
— Ты решила относительно того, что мы недавно обсуждали? — спросила Вивьен.
— Я размышляю над этим, — отозвалась Данни.
— А что думают Папочки?
— Они еще не знают.
— Чего именно? — спросил Гордон.
— Скоро объясню, — сказала Данни.
— У тебя есть секреты от меня, — проговорил Гордон. — Это нехорошо.
— Маленьким девочкам всегда есть чего скрывать от Папочки, — улыбнулась Данни.
Данни привела нас в пустую комнату; должно быть, в особняке было много комнат, и Данни хорошо ориентировалась внутри.
Она захотела отсосать у нас обоих.
— Где ты познакомилась с этими людьми? — спросил Гордон.
— Да черт его знает, — отозвалась она.
— Не уклоняйся от ответа.
— Я спала с ними.
— Это я понял, грязная дешевка.
— Вынь-ка свой член и позволь мне пососать его, папочка.
— Расскажи мне об этих людях.
— Ты не хочешь дать мне член?
— Сначала можешь отсосать у меня, — вмешался я.
— Попридержи лошадок, Алекс, — перебил меня Гордон.
— Я могла бы отсосать у пары-тройки жеребчиков прямо сейчас, — хихикнула Данни. — Хочешь знать больше о Марке и Вивьен? Они очень могущественны. И дело тут не в деньгах. А в том, кому они поклоняются.
— Дьяволу?
— Он дает им власть.
— Так я и думал. Эти люди опасны, — сказал Гордон.
— Они способны на все, — проговорила Данни.
— Точно.
— Ты боишься?
— Я ничего не боюсь, — сказал он. — А ты?
— Мне любопытно.
— Любопытство сгубило кошку, дорогая.
— Я все равно скоро умру.
— Прекрати, я тебе уже говорил.
— Это убивает меня, — сказала Данни. — Ты собираешься дать мне свой член или нет?
Она села на край дивана и взяла член Гордона в рот. Он прижал ее лицо к своему паху, чтобы она глубже проглотила его. Несколько раз Данни подавилась. Затем пришел мой черед. Она быстро отсосала у меня, щекоча мне анус длинным ногтем.
— Мне нравится, когда сперма вас обоих забрызгивает мне живот, — тихо сказала она. — Это так здорово.
— К чему это ты, маленькая шлюшка? — требовательно спросил Гордон.
— Они хотят, чтобы я сегодня поучаствовала в групповухе.
— Правда?
— Да.
— И ты согласилась?
— Как ты скажешь, — отозвалась она. — Ты же мой хозяин.
— Гм, — проговорил Гордон. — А это может быть довольно интересно…
— Сколько человек тебе придется оттрахать? — спросил я.
— Я не знаю, — ответила Данни.
— Хороший вопрос, — заметил Гордон. — Так сколько?
— Не знаю, — повторила Данни.
— Думаю, ты должна трахнуть каждого, кто захочет тебя.
— Таких будет много, — улыбнулась Данни.
— Это хорошо, рабыня.
Хозяева решили, что действо должно происходить в их спальне — комнате размером с мою квартиру, в которой стояла только огромная кровать.
Все началось так: Марк и Вивьен собрали толпу наблюдателей. Марк захотел быть первым. Данни разделась, легла на кровать и пропела: «Ну-ну».
— Ты уверена, что готова к этому? — спросила Вивьен.
— Готова, — ответил за девушку Гордон.
Марк оттрахал Данни, его жена поддерживала его ободряющими возгласами. Вивьен сказала: «Следующий!», и мужчина из группы наблюдателей смущенно выступил вперед. «Давай», — подначила его Вивьен.
— Трахни меня, — промурлыкала Данни.
— Давай, выеби шлюху, — проговорил Гордон.
Мужчина лег на кровать и оттрахал ее. Данни задрала ноги и издала долгий протяжный стон, свидетельствующий о том, что ей хорошо.
Хозяева вечеринки периодически уходили к гостям и возвращались с другими наблюдателями, преимущественно мужчинами. Должен признать, что, наблюдая за Данни, я пришел в боевую готовность и сам захотел пойти к ней. По счету я, кажется, был тринадцатым. Сгустки спермы вытекали из ее влагалища. Я поднял ее ноги и вошел ей в задний проход.
— Как ты? — спросил я.
— Мне нравится, — ответила она.
К тому времени, как я закончил, по особняку разнесся слух о том, что происходит в этой комнате. Сюда набились зрители и жаждущие участники. Начала выстраиваться очередь из мужчин.
— Я никогда такого не видел, — сказал я Гордону.
— Я тоже, — откликнулся он. — Это что-то.
— Как вы думаете, насколько ее хватит?
— Настолько, насколько нужно, — ответил Гордон. Он завороженно смотрел на нее.
Действо растянулось на несколько часов, мужчины все шли и шли, некоторые — по второму или третьему разу. Один раз Данни сходила в уборную помочиться и подмыть задницу. Затем трое мужчин начали драть ее в три дырки. Данни была покрыта потом и спермой, ее волосы спутались, глаза остекленели. К пяти утра я почувствовал, что устал от этого зрелища, которое, похоже, не собиралось заканчиваться.
— Мне нужно домой, — сказал я Гордону.
— Знаю, — сказал он. — Я останусь с ней.
Я поймал такси. Я чувствовал себя опустошенным до предела.
Данни снова пропала из вида — на одиннадцать дней. Я считал их — ровно одиннадцать, ни днем меньше. Затем она постучала в мою дверь.
Ее волосы были светлыми и стали заметно длиннее.
«Этот цвет явно не идет такой безумной девчонке», — подумал я.
— Алекс, — проговорила она. — Можно войти?
— Конечно, — сказал я. — Конечно.
Она прошла мимо меня. Запах ее духов был сильным и очень приятным. Как и всегда, ее черное платье было очень коротким и плотно облегало ее фигуру.
— Я чувствовала, как ты смотришь, паршивый профессор, — сказала она.
— Я беспокоился за тебя, — проговорил я.
— Почему?
— Ну…
Она повернулась и взглянула на меня:
— Что — ну?
— Твои волосы отросли?
— Нравится?
— Не знаю, как насчет цвета…
— Это парик, глупенький. — Она стащила его с головы. Ее настоящие волосы были лавандового цвета.
— Хорошо, что ты не блондинка, — сказал я. — Тебе это… не идет.
— Разве? — Она захлопала ресницами.
— К твоей личности это не подходит.
— Я так и думала, — проговорила она. — Ну, скажи мне, — она обвила руками мою шею и поцеловала меня, — почему ты беспокоился обо мне?
— Ты знаешь.
— Нет, не знаю.
— Ты была в таком состоянии…
— Я словно возрождалась заново.
— И я не знаю, каково тебе было потом, после…
— После чего?
— Вечеринки.
Она улыбнулась:
— Ты имеешь в виду, после того, как меня оттрахали все эти парни?
— Ну да.
— Я раньше уже делала это, — призналась она мне. — У меня есть кое-какие навыки.
— Правда?
— Правда. — Она поцеловала меня снова.
— Ты и раньше участвовала в групповухах?
— Тебя это удивляет?
— Я знаю, что не должно.
— Я обожаю, когда меня трахают, — сказала она. — Ты прекрасно это знаешь. Я люблю мужской член. Я люблю чувствовать члены внутри, один за другим, такие разные, но в то же время одинаковые: члены, члены, члены…
— Расскажи мне…
— О чем?
— О других групповухах.
— Хочешь грязную историю?
— Я всегда хочу.
— Сначала я хочу отсосать у тебя, — проговорила она.
— Запросто, — отозвался я.
Она усадила меня в кресло в гостиной, опустилась на колени, зарылась лицом в мой пах и сделала то, что всегда делала блестяще. Я попытался сдержать оргазм, но не смог: кончил быстро и сильно.
Слизывая сперму с головки моего члена, она спросила очень тихо:
— Что ты хочешь знать?
— Как это было в первый раз, — сказал я.
— В самый первый раз?
— Ты знаешь, о чем я.
— Когда я впервые приняла участие в групповухе, я была совсем молодой, — проговорила она.
— Ты и сейчас молода.
— Я была еще моложе. У меня был приятель. Это была совсем не романтическая любовь, мне просто нравилось сосать его член.
— Тебе всегда нравится это делать.
— Я рождена для этого.
— Продолжай.
— Его папаша имел на меня виды.
— Догадываюсь.
— Мой приятель жил с отцом, кажется, его мать сбежала с другим, я не помню точно. Была новогодняя вечеринка. Предполагалось, что все будет чинно-мирно, но, разумеется, все оказалось совсем наоборот.
— Разумеется.
— Моему приятелю хватило трех банок пива, чтобы улететь. Вот тогда его папаша и подкатил ко мне. «Я тебе хочу кое-что показать», — заявил он и потащил меня в спальню. У него был кокаин. «Пробовала когда-нибудь?» — поинтересовался он, и я сказала: «Конечно». Но это была неправда. Я никогда не пробовала кокаин.
— Но тогда ты это сделала?
— Да.
— И как тебе?
— Полный улет, братишка.
— А ты знала, чего он добивается?
— Конечно. Я сказала что-то вроде: «Эй, ты хочешь, чтоб у меня крышу сорвало и ты смог дать себе волю?» Он сказал «да», выдал мне, какая я, по его мнению, горячая штучка, и стал целовать меня. «А что, если я не хочу?» — ляпнула я. «Тогда я тебя изнасилую», — заявил он. Он завалил меня на кровать и просунул руку мне между ног. «Так что, — спросил он, — секс по обоюдному согласию или изнасилование? Выбирай».
— И что ты ответила?
— Мне следовало сказать «изнасилование», — засмеялась Данни, — но я просто сказала: «Трахни меня». И он это сделал, на своей огромной кровати, в своей комнате, совсем рядом с той, где валялся в отрубе его сынок — мой приятель.
— А когда же началась групповуха?
— Сейчас расскажу. Так вот, он, значит, меня трахает, мне кайфово, и я, видно, расшумелась от удовольствия, потому что в комнату ворвались двое его друзей, которые тоже были на вечеринке, с криками: «Что здесь происходит?», а потом началось: «Ой, что это за малышка, которую ты так трахаешь, а?»
Я улыбнулся и покачал головой.
— Что?
— Это все правда?
Она вздохнула:
— Да. А как же иначе?
— Так, значит, эти парни тоже трахнули тебя?
— Они наблюдали за нами, потом дали мне еще кокаина, и папаша моего парня сказал мне: «Давай трахни моих друзей». И я согласилась.
— И сколько их было всего?
— Четверо или пятеро.
— Ты не помнишь?
— Была вечеринка.
— Да. Вечеринка. Так, значит, — продолжил я, — тебя отымели в общей сложности пять или шесть взрослых мужиков?
— Может, и семь, — сказала она. — Это была настоящая групповуха.
— Они трахнули тебя каждый по разу? По два?
— Думаю, по три, — сказала она, обхватывая мой член губами и вынимая его с легким хлюпающим звуком. — М-м-м-м…
— Это продолжалось всю ночь, — проговорил я, глядя в потолок.
— И на рассвете. Меня никогда не трахали так долго. Это был полнейший кайф. Да, Алекс, я была счастлива. Грязная маленькая шлюшка, которой нравится, когда ее трахают. Они грязно обзывали меня: шлюха, дрянь, маленькая пизденка, грязная дырка. И я была всем тем, кем они называли меня, и даже больше.
— А были другие групповухи, кроме этой?
— Было групповое изнасилование, — тихо сказала она.
— Да ну?
— Это случилось несколько лет назад. Я была на пляже…
— Это когда ты жила в Южной Калифорнии?
— Да. Я была на пляже, где ко мне подкатил какой-то байкер. Он был сексуальный в своем роде, этакая горилла. Гора мускулов, покрытая татуировками. Было темно, и мы пошли в дюны, где он трахнул меня. Но это было только начало. Его дружки-байкеры шли за нами в темноте. Должно быть, их было около десятка. Я пыталась сбежать — большинство из них ужасно воняли и были жирными. Но они только ржали, окружив меня и хватая за разные места. Потом они повалили меня на землю и оттрахали.
— Они тебя изнасиловали?
— Да, — ответила она. — Они взяли меня силой.
— Но мне казалось, тебе это нравится.
— Тогда я и поняла, что мне это нравится, — мрачно отозвалась она. — Я наслаждалась их силой, хотя они были грязные и вонючие. Тот факт, что я нахожу их отвратительными, заводил меня несказанно. Я поняла, что кричу: «Изнасилуй меня, парень!», когда они приступили к делу. Я скверная девчонка, Алекс. Ты это знаешь. Гадкая девчонка, потому что у меня крышу снесло от того, что должно было бы причинить жуткую психологическую травму. Да, это было несладко — осознать, что я еще дряннее, чем себе представляла. Мне хотелось, чтобы они насиловали меня вечно. Но они оставили меня на песке, полуголую. Было около трех часов утра. Я кое-как прикрывалась остатками одежды, но все равно была почти голой, должно быть, я была похожа на пугало. Меня заметили два студента, которые пили пиво, и спросили, все ли со мной в порядке. Они сказали, что отвезут меня домой. Эти два студента посадили меня в машину, припарковались в укромном месте и тоже изнасиловали меня. «Похоже, тебе это понравилось», — сказали они, и я ответила: «Да, понравилось. Вы тоже можете мной попользоваться». Они крепко отодрали меня, Алекс.
Я был потрясен.
— Алекс, — проговорила она. — Да у тебя стоит…
— Да.
— Я знала, что мой рассказ возбудит тебя.
— Ах ты, маленькая шлюха…
— Все верно. Я шлюха. — Она встала. — Ты не хочешь изнасиловать меня, Алекс?
Я сгреб ее в охапку, схватил за волосы, втащил в спальню и толкнул на кровать.
— Давай, давай, — шептала она, — иди сюда и возьми меня… Изнасилуй меня…
Она притворилась, что борется со мной, отталкивает меня, но это была всего лишь часть игры.
— Засунь мне в жопу, — попросила она. — Трахни меня в задницу, Алекс!
Я не собирался выполнять ее просьбу. Я засунул ей в пизду — отодрал ее, как мог, — и кончил.
— Расскажи мне еще что-нибудь, — попросил я минутой позже.
— Был еще один случай, не так давно, прямо тут, в кампусе.
— Расскажи.
— Я пошла на вечеринку в мужское общежитие и приняла участие в спектакле.
— В спектакле?
— Ну да. В групповухе, — ответила она.
— Я слышал, такое часто случается на подобного рода вечеринках.
— Так и произошло в тот раз. Я хотела попробовать.
— Погоди. Ты что — пошла на вечеринку, чтобы позволить всем этим парням тебя отодрать?
— Ну да, — проговорила она. — Это была идея Гордона.
— А, старый Горди…
— Это был приказ.
— И ты подчинилась своему хозяину.
— Я всегда так делаю. Он сказал: «Иди на вечеринку, я хочу, чтобы тебя там изнасиловали». И я пошла.
— Но это было изнасилование? — спросил я. — Или…
— Что-то между изнасилованием и «или», — улыбнулась она. — Сначала я потрахалась с тремя парнями, и они спросили меня, не удовлетворю ли я всех, кто находится в доме. Я сыграла ломаку и сказала: «Ой, ну не знаю… Дайте мне выпить, и я подумаю». Естественно, они подмешали мне наркоты — такой, чтобы я расслабилась. Этого я и ожидала от них. Им, конечно, необязательно было это делать — я и так уже была готова перетрахать всех парней в доме — но меня разбирало любопытство насчет этой наркоты.
— И что было дальше?
— А дальше я просто улетела. Мое тело превратилось в податливое желе. Они затащили меня в самую большую комнату, где собрались все парни. Они начали орать: «Шоу! Шоу! Шоу!» И они оттрахали меня. Или изнасиловали. Я думаю, что это скорее я их изнасиловала, потому что это было мое шоу, именно этого я и хотела, они думали, что принуждают меня делать то, чего я не хочу, но на самом деле я этого хотела. Они выстроились в очередь, чтобы поиметь меня. Очередь выходила из дверей и спускалась в холл.
— Сколько их было?
— Много, — ответила она. — Может, сорок, может, больше… Они продержали меня там весь следующий день.
— И тебе это нравилось.
— Послушай, — сказала она. — Я бы не делала этого, если бы мне это не нравилось.
— Ты учишься, — сказал я ей в темноте, — но я ни разу не видел ничего из написанного тобой.
— А почему ты решил, что я пишу?
— Но тогда зачем ты здесь?
— Чтобы меня трахали.
— Ну, а кроме этого?
— Гордон — писатель, — сказала она. — И ты тоже.
— А Данни Кинг?
— Может быть, однажды Данни Кинг будет писать стихи. Она подумывает об этом.
Она осталась у меня на всю ночь.
— Слушай, — сказала она. — Скоро Марди Гра. Гордона не будет в городе.
— Будет.
— Он собирался в Нью-Йорк. Дела.
— Я не знал.
— Будешь моим парнем на Марди Гра? — спросила она.
Я поцеловал ее в лоб и ответил:
— Ты будешь моей девушкой.
Я сидел в кабинете и чувствовал себя полным идиотом. Внезапно на меня накатило, а вокруг, как назло, не было ни Данни, ни какой-либо девицы, чтобы удовлетворить мою потребность, поэтому мне пришлось взять дело в свои руки. Я обнаружил, что думаю о Веронике — симпатичной француженке из моего прошлого, когда я учился в колледже, полный благих стремлений и излишков протеина.
Веронике было девятнадцать лет, она была очень изящной, с маленьким носиком и густыми черными волосами. Как только я ее увидел в первый раз, я понял, что она должна быть моей. Я знал, что в один прекрасный день я засуну свой член глубоко в ее маленькую парижскую «киску». Она говорила, что ее дома ждет парень — она его не любит, но обещала быть ему верной. Я не верил ей. В течение двух семестров я пытался уломать ее. «Я хочу, чтобы мы были просто друзьями», — говорила она. И мы так и оставались лучшими друзьями. Это было чертовски больно. Я никогда не думал, что это может быть так больно.
За две недели до конца учебного года, когда она собиралась вернуться домой, она сообщила мне, что будет скучать по мне и хочет лечь спать в моей постели. «Но никакого секса, — добавила она. — Просто обними меня».
— Я хочу заняться с тобой любовью, — сказал я ей, когда мы легли.
— Я знаю, — отозвалась она.
Это было чудесно, как я и представлял себе. Мы трахались на протяжении этих двух недель, используя каждую возможность это сделать.
— Мы должны были бы заниматься этим все время, — сказала она мне.
— Это ты мне говоришь?
— Какая же я дура, — проговорила она. — Я так люблю твою… мужественность.
— Чего?
— Твой член, — пояснила она. — Я не могу им насытиться.
Когда она улетела во Францию, я начал думать о самоубийстве. Но вместо этого решил поехать к ней. Я послал ей письмо: «Прилетаю в Париж в конце июля. Деньги у меня есть».
От нее пришел ответ: «Не приезжай. Я решила выйти замуж за Акселя. Так будет лучше, мой сладкий американский дружочек».
Я не мог в это поверить — меня кинула девушка, в которую я успел влюбиться. Я мастурбировал тогда, вспоминая ее тело, лицо и «киску», ощущения при прикосновении к ее заднице — и это лишь доказывало мне этот грустный факт.
Гордон,
Хотя вы и просили меня прислать это письмо факсом, но я все же вложил его в почтовый конверт и выслал его на адрес того замечательного отеля на Манхэттене, где вы остановились. Просто мне кажется, что персонал с удовольствием сует свой нос во все срочные сообщения, которые приходят на факс, и кое-кто даже снимает копии и распространяет их среди горничных и официанток.
Иными словами, то, что я вам прислал, включает в себя пикантные и извращенные описания (именно этого вы от меня и ждали, я полагаю).
(Лирическое отступление: вынужден признать, что я завидую (хотя и горжусь вами), что вы сейчас в Нью-Йорке, общаетесь с издателем, чтобы поставить последнюю точку в вашем романе, который, надеюсь, выйдет этой весной. Как бы я хотел собраться и тоже написать роман, но меня хватает только на случайные коротенькие рассказы.)
(Кстати, я думаю, что «Дом Желаний» — очень выигрышное заглавие книги.)
Значит так: Марди Гра. Жаль, что вас не было. Но вы говорили, что бывали на многих праздниках, а для меня это первый настоящий Марди Гра, здесь, в этом городе. Другие Марди Гра в других городах не идут ни в какое сравнение. Нет нужды говорить, что мы с Даниэль чудесно провели время, на что я и рассчитывал.
Демонстрировала ли она свои сиськи всем и каждому, кто ее об этом просил? Не было необходимости просить, вот что я скажу. Я говорил ей, что она должна ходить топлесс постоянно, а она ответила, что и ей этого хотелось бы.
Я думаю, если бы на Марди Гра допускалось появление нагишом, эротическая загадка, быстрый и мимолетный взгляд на недостижимое потеряли бы все свое очарование.
На Данни было короткое синее платье и никакого белья, так что она сверкала своей «киской» перед парнями с камерами. Она позволяла этом парням трогать себя. Я удивлен, что в эти дни на улицах не было случаев изнасилования, потому что видел уйму женщин, которые сверкали своими прелестями и позволяли себя тискать. Даниэль славно провела время.
В конце концов, мы пришли в какой-то бар, где куча мужиков принялась тут же пялиться на нее. И тут Д. склоняется ко мне и шепчет на ухо: «Почему бы тебе не поработать сутенером? Я буду твоей шлюхой, заставь меня переспать с каким-нибудь парнем и возьми за это денежки». И почему у меня такое чувство, что вы это тоже проделывали с ней?
Наконец один парень лет тридцати заговаривает со мной, типа, моя женщина очень даже ничего. Я ему и говорю прямо: «Хочешь ее трахнуть?»
«Естественно!» — отвечает он.
«Семьдесят пять баксов — и она твоя», — говорю я.
Он: «Да ты шутишь?»
«Нет», — отвечаю.
«Ты сутенер?» — спрашивает он.
«Я просто продаю эту маленькую шлюшку».
«Нет, ты точно шутишь», — говорит он.
Я спрашиваю у Д.: «Скажи, я шучу? Ты — моя шлюха или нет?»
Она отвечает: «Да, я его маленькая шлюха-дырка».
Мне понравилось это выражение.
А парень говорит: «Вы че — тронутые?»
Мы рассмеялись.
Он говорит: «Короче, по рукам».
Д. спрашивает: «У тебя комната есть?»
«Есть», — отвечает.
Мы пошли в его номер в отеле за несколько кварталов отсюда.
«Еще одно условие сделки, — говорю я, — я буду смотреть, как ты ее трахаешь».
«Да мне по херу», — отвечает парень.
«Деньги вперед», — говорит Д.
Он платит ей 75 долларов. Д. передает мне деньги, раздевается и ложится в постель вместе с этим парнем. Она заставляет его надеть резинку. Сосет у него, трахается с ним. Все заканчивается довольно быстро, но бедолага, по-моему, доволен по самые яйца.
Мы с Д. спускаемся в бар отеля.
«Как ты себя чувствуешь?» — спрашиваю.
«Как проститутка», — смеется она.
«И каково это?»
«Грязно, — отвечает. — Как будто это не я. Получить деньги за то, чтобы потрахаться… Давай сделаем это еще раз, Алекс?»
В баре были мужчины. Неподалеку сидели три приятеля, похожие на бизнесменов, в деловых костюмах. Им всем было уже хорошо за пятьдесят, но Д. было все равно. Она сказала: «Они точно заплатят, чтобы меня отодрать». Разумеется, так и произошло. Я содрал по сто баксов с каждого. Они были готовы на все, старые пьяные ебари. Мы поднялись в номер к одному из них, на последнем этаже. Они хотели, чтобы Д. исполнила стриптиз. Один из них включает радио и находит какую-то музыку. Д., разумеется, дает шоу: встает посреди комнаты и начинает раздеваться. Как вы можете себе представить, эти мужики жутко возбудились. Они оттрахали ее по очереди, каждый по разу.
Потом мы пошли в другой бар. Я не был уверен, хочет ли она еще раз. Она идет в туалет минут на десять, затем возвращается и сообщает мне, что только что отсосала у какого-то парня в мужском туалете.
«Он схватил меня за руку и втащил в кабинку, — говорит она. — Я думала, он хочет меня изнасиловать, но я сказала, что лучше у него отсосу. И так и сделала».
«Правда?» — спрашиваю.
«У него такая жидкая сперма», — морщится она.
Мы пошли домой. Было уже поздно, и я хотел урвать свою долю. Вы должны были быть там. Но почему у меня такое чувство, что вы все это уже проделывали раньше с нашей маленькой шлюхой-дыркой?
Всего наилучшего,
Алекс.
Она сидела на моей кровати обнаженная, обхватив колени руками и глядя в окно.
Луна зашла. Четверть четвертого утра.
Я был в ванной, мыл член. Вернулся и сел рядом с ней.
— Привет, — сказала она.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.
— Как грязная шлюха, — ответила она.
— Но тебе это нравится?
— Я рождена быть грязной шлюхой, — отозвалась она.
Я увидел слезинку, блеснувшую на ее щеке.
— Эй, — проговорил я, — что случилось? Что я сделал?
— Ты ничего не сделал.
— Тогда почему?… — спросил я, вытирая слезинку.
— Мне просто хочется, чтобы Гордон был здесь.
— Ты любишь его, — произнес я, глядя в потолок темной спальни. Она лежала рядом, вся в поту. Она не ходила в душ, объясняя, что ей нравится чувствовать себя грязной всю ночь, чтобы проснуться окруженной запахом секса.
Я понял тогда, что она обожает его и никогда не будет испытывать таких чувств ко мне.
— Ты любишь его, — проговорил я.
— Уже много лет, — отозвалась она.
— Лет?
— Да.
— Я не понимаю…
— Думаю, понимаешь.
— Нет.
— Он не рассказывал тебе нашу историю?
— Нет. Только…
— Что?
— Ты была его рабыней.
— Я и есть его рабыня. Но это еще не все.
— Расскажи мне.
— Это целая история.
— Какая?
— Спроси у него.
Прошло совсем немного времени с тех пор, как вышел роман Гордона «Дом Желаний», и вдруг все пошло наперекосяк. Книга получила хвалебные отзывы, но в Северной Калифорнии объявился один критик, работавший на факультете университета в Сакраменто («Этот парень не давал мне покоя в течение многих лет, — однажды сказал Гордон. — И я правда не знаю, на кой я ему сдался».). Критик накропал эссе по «Дому Желаний», заодно решив покопаться в прошлом Гордона. Результатом стало сногсшибательное открытие, о котором он тут же не преминул написать:
А именно — Гордон Де Марко не имел высшего образования, как гласило его резюме, так же, как и не был автором многих работ, якобы опубликованных им, а учился он всего лишь в маленьком нью-йоркском колледже.
Заголовок рецензии гласил: «Романист присвоил себе звание академика!»
По кампусу поползли шокирующие слухи, к вящему ликованию тех, кто на дух не переносил профессора и его методику обучения. Местные газеты и новостные телепрограммы начали смаковать историю, хотя для Нового Орлеана это была капля в море.
Но не для академии. Там это было большое дело. Поговаривали, что в дело вмешалась даже администрация.
Гордон не показывался в кампусе, якобы сидя на больничном.
Я не мог достать его по телефону.
Однажды я уже было собрался ехать к нему, как вдруг он сам позвонил мне в офис.
— Ну и заварил кашу старый Горди, верно? — проговорил он.
— Как вы там?
— В порядке. Я знал, что этот день рано или поздно наступит. Пытаешься внести в мир хоть малую толику совершенства, но всегда найдется кто-то, кто все разрушит и вытащит на свет божий все твое грязное белье.
— Не знаю, можно ли спросить вас…
— Спрашивай.
— Что произошло?
— Ты знаешь, что моя степень доктора философии вполне заслуженная, — сказал он.
— Знаю.
— В большей степени я получил ее за сборник критических статей о творчестве Хемингуэя. В связи с этим получить хорошую преподавательскую должность обычно не составляет труда. Проблема в том, что я не имел этого гребаного высшего образования. Я был всего лишь «многообещающим» писателем и критиком. Так что я где-то полтора года ходил в этот колледж и жутко скучал — мне нечему было там учиться. Так что я стал тем, кого называют «независимым студентом». Когда пришло время устраиваться на работу, я тиснул штамп об окончании колледжа на старом резюме, зная, что в девяноста девяти случаях из ста меня не поймают на лжи. Но в спешке мы обычно забываем о мелочах, которые потом могут оказаться очень важными. Я знаю, что должен был все рассказать через несколько лет, у меня была хорошая должность, люди бы меня поняли и простили. Сейчас все думают, что я лгал им, вводил их в заблуждение, мне нельзя верить. Я знаю, что обо мне говорят, и знаю, что администрация совещается по этому поводу…
— И что они сделают с вами?
— Да хер их знает. Вмажут линейкой по пальцам: «Ах ты нехороший Горди!» Понизят в должности. Вынудят уйти в неоплачиваемый отпуск на годик. Или, — добавил он, — дадут мне пинка под зад.
— Они этого не сделают.
— Могут.
— Мне очень жаль, что все так получилось, — проговорил я.
— Мне тоже, — сказал он и рассмеялся.
— Что вы будете делать сейчас? — спросил я.
— Залягу на дно на какое-то время, — ответил он.
— Я к вашим услугам, если что.
— Я знаю. Ты хороший друг, и я это ценю.
— Данни спрашивала о вас.
— Я знаю, — проговорил он. — Она приедет ко мне вечером. Мы напьемся и похихикаем над всем этим дерьмом.
— Могу я присоединиться к вам?
— Не сегодня, — сказал Гордон. — Мне надо побыть с этой девочкой наедине.
Я никогда бы не догадался, что этой ночью Данни не станет.
На следующий день, поздно вечером, я получил весточку о гибели Данни.
Произошел несчастный случай.
По кампусу снова поползли разговоры, а позже известие об этом появилось в газетах: «Опозоренный профессор попал в аварию вместе с двадцатилетней студенткой».
Я догадывался, что они напьются, но не дома: Они отправились на Бурбон-стрит. Гордон был за рулем и гнал, как помешанный. Они выехали на встречную полосу и столкнулись с грузовиком. Гордона выбросило из машины, он отделался только мелкими ссадинами. А Данни вылетела через лобовое стекло — осколком ей перерезало горло.
Я не знал, как реагировать на эту новость.
Я словно отупел.
Всю ночь я просидел в своем офисе, пялясь в стену. Я торчал там, пока не взошло солнце и не начались занятия.
Ее больше не было, а я так и не сказал ей, что хотел бы любить ее…
Я хотел…
Но ее душа принадлежала Гордону Де Марко.
Я честно выждал неделю, пока меня не стати дико раздражать бесплодные звонки к нему домой. Я поехал к нему. Он не встретил меня в дверях, но я знал, что он был где-то здесь — и не один. Я обошел дом и увидел миссис Андреа Стиллвелл, плещущуюся в бассейне и, разумеется, восхитительно обнаженную.
Женщина заметила меня. Она выбралась из бассейна, взяла полотенце и начала сушить волосы, подходя ко мне.
— Рада видеть вас снова, — сказала она. — Сэмюел, верно?
— Алекс.
— Да, конечно, Алекс.
— Где Гордон?
Она усмехнулась:
— Он занят.
— Мне надо поговорить с ним.
— Он выйдет рано или поздно, — сказала она. — Он с ней уже час.
Я взглянул на нее и подумал: «О нет…»
— С ней? С кем?
— С Эшли.
— Он с вашей дочерью?!
Она обернула голову полотенцем.
— Я подарила ее ему. Самый подходящий подарок, который рабыня может сделать своему хозяину, — это позволить ему трахнуть свою дочь. Молодую сучку на пороге растления.
— Ты с ума сошла… — прошептал я. — Ты чокнулась на хер, ты это знаешь?
Она злобно сверкнула на меня глазами:
— Прибереги свои проклятия для других. Ты и понятия не имеешь, что здесь происходит.
— Я понимаю, — проговорил я. — Я прекрасно понимаю.
— Если бы…
— Алекс! — прозвучал знакомый голос. Это был Гордон Де Марко. Я обернулся и обалдел — не потому, что профессор был голым, а потому, что он был лысым, как куриное яйцо.
— Гордон, — проговорил я.
— Прости, что не общался с тобой.
— Что случилось с вашими волосами?
Он провел рукой по макушке:
— Нравится?
— Как-то… по-другому смотрится, — ответил я.
— Довольно сексуально, — встряла Андреа Стиллвелл.
— Раньше это смотрелось, как дикая растительность на старой сморщенной заднице, — сказал Гордон. — А сейчас…
— Хватит шуточек. Вам понравилась эта маленькая киска? — спросила Андреа Гордона.
— Понравилась… — усмехнулся Гордон. — Да я без ума от нее. Да и как я мог сдержаться? Она такая сладенькая. Спасибо тебе за нее.
— Все для вас, мой хозяин. Можете делать с ней все, что хотите.
— Вот так, Алекс, — обратился ко мне Гордон. — Представился случай попробовать развратную нимфетку. Как там было… туры и ангелы…
— Вы серьезно? — спросил я.
— Более чем. Она наверху, в моей постели, ждет меня. Когда я узнал, что ты приехал, я сказал ей, что, возможно, пришлю тебя к ней, чтобы ты ее поимел. И знаешь, что она мне ответила? Она сказала: «Я трахну его, Горди».
Андреа рассмеялась.
Я не знаю, что заставило меня подняться в его спальню. Может быть, я решил удостовериться, не разыгрывают ли меня Гордон и Андреа, может быть, я хотел своими глазами увидеть, как низко пал мой учитель, а возможно, я действительно хотел «откупорить» девочку…
Эшли ждала, лежа на кровати и натянув простыню на грудь. Ее волосы были в беспорядке, она смотрела в стену. Повернулась и безучастно моргнула.
— Привет, — сказал я.
— Я знаю, зачем вы здесь, — проговорила она.
— И зачем же?
— Чтобы трахнуть меня.
— Ты в порядке?
— Я-то да, — сказала она. — А вы?
— Почему бы тебе не одеться, — предложил я и вышел из комнаты.
Я нашел Гордона и Андреа внизу — они пили коктейли. Она трогала его голову и хихикала.
Он сказал:
— Быстро ты управился, Алекс.
— Ничего не было, — проговорил я.
— Жаль, — обронила Андреа.
— Заткнись, — сказал я. — Гордон, нам надо поговорить.
— Не затыкай мне рот! — воскликнула Андреа. — Ты не мой хозяин.
— Твой хозяин — я, — сказал Гордон. — И тебе и впрямь лучше помолчать.
Андреа опустила глаза.
Эшли спустилась по лестнице в коротком белом платьице и сабо. В ней было что-то, что напоминало мне Данни.
— Мама, — проговорила девочка, — поехали домой?
— Дай мне одеться, — сказала Андреа. Она подняла с дивана белое платье.
Гордон поцеловал обеих на прощание.
— Было чудесно, моя маленькая рабыня, — сказал он девочке.
Эшли вспыхнула.
Затем мать и дочь ушли.
— Хочешь выпить? — спросил Гордон.
— Не откажусь.
Он плеснул мне двойной виски.
— Ну вот мы и одни, — сказал он. — Можем поговорить. Я догадываюсь, о чем ты хочешь поговорить.
— Вы трахали эту девочку? — спросил я напрямик.
— Только сегодня. Я лишил ее девственности. Можешь назвать меня ублюдком, но это было нечто особенное. Она для меня — это что-то.
— Вы можете нажить уйму неприятностей, занимаясь этим дерьмом.
— А почему ты не трахнул ее, Алекс?
— Я не хотел, — ответил я. — И она тоже.
— Вот как?
— Вы заставили ее сказать «да». Потому что теперь она — ваша рабыня. Но она этого не хочет. Что вы заставите ее делать, Гордон? Продадите как шлюху? Заставите трахаться с десятью мужиками по очереди?
— Эшли — не Данни, — сказал он. — Но могла бы стать ею. Да, могла бы. Ее мать это понимает. У меня есть теория насчет того, что быть шлюхой — это генетическое.
— Посмотрите на себя, — проговорил я. — Какого хера, Гордон?! Обритый налысо отшельник трахает ребенка!
— Нет. Эшли уже женщина.
— Это так вы переживаете смерть Данни?
Он коснулся головы.
— Мне кажется, это даже символично…
— Как все началось между вами и Данни? Вы знали ее до того, как она появилась в университете. Она рассказала мне об этом. Но больше я от нее ничего не добился.
— А что именно она говорила?
— Что любит вас. Она не должна была так говорить, я знаю. И вела себя она так…
Он кивнул, неожиданно став чертовски грустным.
— Я встречался с ее матерью, — сказал он.
— Так я и думал.
— Давай присядем, Алекс.
— Я всегда любил ее, — сказал Гордон со слезами на глазах. — С того момента, как я ее увидел впервые. Я знал, что буду любить ее всегда. А она любила меня. Об этом ее мать даже и не подозревала. Женщины никогда не понимают таких вещей.
— Я не уверен, что я понимаю.
— Забавно, как все иногда случается в жизни, — проговорил он.
— Расскажите мне, — попросил я.
— Откуда же начать? — задумался он. — Как я уже говорил, я знал ее мать, Сандру. Сандре Кинг было тридцать три года, когда я начал с ней встречаться. Это было десять лет назад, в Южной Калифорнии, где я преподавал в Сан-Диего. Данни было десять лет.
— А отец Данни?
— Отец?
— Ну да. Отец, который трахал ее и научил всяким грязным штукам, — пояснил я. — Она сказала, что это он сделал из нее шлюху.
— Не было никакого отца, — сказал Гордон.
— Правда?
— Этот человек умер, когда Данни было шесть месяцев. Сердечный приступ. Бедолаге было всего двадцать пять лет. Очевидно, какие-то нелады с моторчиком.
— Значит, она лгала мне, — пробормотал я. — И не было никакого инцеста.
— Она просто рассказывала тебе байки.
— Я догадывался, что это все вранье. Она просто морочила мне голову. Все эти истории о групповом изнасиловании, о сексе с животными, об «играх» с папочкой…
— Возможно, половина из того, что рассказывала тебе Данни, и было правдой. Насчет отца — фантазии чистой воды. Она хотела, чтобы отец трахал ее, заполнил эту пустоту, чтобы у нее было то, что, возможно, было у ее подружек: нарушить одно из старейших сексуальных табу с библейских времен. Она хотела воплотить эту фантазию со мной, но я не мог ей этого дать. Иногда она находила пожилых людей, которые могли оказать ей такого рода услугу.
— Значит, вы встречались с ее матерью и трахали маленькую Данни, — сказал я. — Как Эшли и ее мать?
— Нет, ничего подобного. Для начала Сандра не была моей рабыней. Ни о чем таком я и не помышлял, пока не приехал в Новый Орлеан. Потом, я не мог заставить себя трахнуть Данни. Я твердил себе, что она слишком молода. Я знал, что она хотела меня. Она флиртовала со мной и явно давала мне понять, что хочет стать моей любовницей. Но я не мог сделать этого по одной веской причине: я слишком ее любил. Я не любил ее мать. Я любил Данни, но не осмеливался заходить так далеко.
— Из-за ее возраста?
— Частично. Я хотел, чтобы наши отношения были своего рода совершенными. К тому же рядом была Сандра…
— Как долго вы встречались?
— Около трех лет. Когда мы разорвали отношения, Данни было, кажется, тринадцать. Я получил назначение сюда и покинул Калифорнию. Данни была хоть и маленькой, но весьма сексапильной девицей, и я знал, что дальше — больше. Я уехал, Данни строчила мне письма, в которых описывала свои сексуальные подвиги. Перед отъездом она сказала мне: «Если ты не переспишь со мной, я найду человека, который это сделает. Я буду трахаться со всеми, с кем захочу». Она хотела сделать мне больно. Мне действительно было больно, однако ее слова еще и возбудили меня. Ее сексуальные письма были отвратительны, но в то же самое время я кончал, перечитывая их и рисуя в воображении похабные картинки, на которых множество мужчин суют свои члены в ее маленькую девичью «киску».
И… я не был уверен, что все это было на самом деле, что она писала правду. Я подозревал, что истина лежала где-то посередине, как те байки, которые она рассказывала тебе.
Когда она написала, что спит с отцами своих подружек, я знал, что за этим кроется ее желание найти отца, которого она никогда не знала. Отца, которым я никогда не смог бы стать для нее.
Когда она писала мне о том, что делает минет своим учителям, женатым мужчинам, с которыми встречалась в мотелях, тренеру по баскетболу… я знал, что действительно у нее было на уме — в мыслях распущенной грязной маленькой шлюшки.
Затем ей исполнилось девятнадцать, пришло время поступать в колледж, и она захотела приехать сюда. Я не мог ее остановить. Да и не хотел этого.
Она приехала — нимфетка, ставшая женщиной. Прекрасной сексуальной женщиной, которая немедленно возжелала переспать со мной.
Во время нашей первой встречи она сказала мне: «Я хочу показать тебе, чему научилась за эти годы», — и начала сосать мой член. У меня в жизни не было такого великолепного минета.
Я рассказал ей о своем увлечении садомазохизмом. Сказал, что я хозяин, ищущий рабыню. Она тут же ответила: «Я буду твоей рабыней. Я сделаю все, что ты мне прикажешь. Я буду твоей — делай со мной что хочешь, пользуйся мной, оскорбляй меня».
«Ты будешь сосать мой член каждый день, маленькая блядь, — сказал я ей, — и отсосешь и трахнешься с теми, с кем я тебе скажу».
— Но вы же никогда не спали с ней, — проговорил я. — Не трахали ее в ее «киску».
— Я не собирался трахать ее и в задницу, пока ты мне не рассказал, насколько это классно. А что касается «киски»… Ее вагины… Нет.
— Почему? Это же ничего не значит, Гордон.
— Для тебя — может быть. Но не для меня. Ее вагина для меня была самим совершенством. Я любил ее. Любил, как никого в своей жизни. Судьбой нам было предначертано быть вместе, я знал это с самого начала, еще десять лет назад. Я хотел быть ее первым мужчиной, я хотел сделать ее женщиной, но не сложилось. Мне было больно, Алекс, больно потому, что она стала трахаться с другими, так как я не мог ей этого дать. Я все же сделал ее своей рабыней, я заставлял ее делать всякие вещи, и она была просто счастлива выполнять мои приказы. У нас есть то, что есть, но не то, что мы должны были бы иметь.
— А теперь она покинула нас, — сказал я.
— Она…
— Она погибла из-за вас.
— Я думал, ты пришел ко мне, чтобы подбодрить меня.
— Я пришел сказать вам правду.
— Она ушла не навсегда, — сказал Гордон Де Марко. — У меня есть план.
Он встал, подошел к бару и приготовил себе очередной коктейль.
— Что за план? — спросил я.
Он повернулся ко мне, его лицо хранило невозмутимое выражение.
— Мне велели обрить голову в качестве подготовки.
— Подготовки?
— Помнишь тех людей, которых мы встретили на вечеринке во Французском Квартале? Марка Перкинса и Вивьен Даркблум?
— Как я могу их забыть, — проговорил я. — И ту вечеринку… И шоу, которое устроила нам Данни…
— Они занимаются колдовством.
— Данни тоже об этом говорила.
— Я пошел к ним и спросил…
Он покачал лысой головой и отвернулся.
— Гордон, — проговорил я. — Горди…
— Ты должен уйти, Алекс.
— Я не уверен, что хочу этого.
— Я понимаю твое смятение, но уверяю тебя, что я в порядке. Я настроен очень позитивно, Алекс. Но я не могу говорить сейчас об этом.
Я вздохнул.
— Извини, я был не особенно коммуникабельным сегодня, — сказал он. — Думаю, что в будущем я исправлюсь.
— Обещаете?
— Да.
Он проводил меня до дверей.
— Когда мы встретимся в следующий раз, — сказал он, — Данни будет с нами снова.
— Что вы имеете в виду, черт подери? — я остановился.
— Ты поймешь позже.
— Послушайте, Гордон…
Он мягко прикрыл за мной дверь, улыбаясь.