Компаньоны

Глава 22. Пирамида для короля

— Я еще не встречал дворфа, который не явился бы на праздник выдачи жалованья, — сказал Джелвус Гринч перспективному молодому стражнику.

— Да, я тоже был, два десятка дней тому назад, — кивнул дворф. — И будь уверен, скоро снова пойду. Не обижайся, ладно?

Житель Невервинтера, немолодой мужчина, тепло улыбнулся.

— На сына Боннего Боевого Топора — конечно нет, — ответил он, с грустью вспоминая давно минувшие дни. Джелвус Гринч некогда был фактически главой города, удостоенным звания первого гражданина, опытным бойцом. Все отважные поселенцы, сражавшиеся в те опасные дни за молодой город, обращались к нему за советом и руководством.

Теперь Джелвус занимал гораздо более скромный пост, да и на тот его, похоже, назначили из вежливости. Генерал Сабина командовала всем многочисленным воинством, нанятым для защиты города, но она позволила Джелвусу распоряжаться некоторыми из наемников, хотя и очень немногими. Знак уважения, и не более того, — попав в Невервинтер, Бренор быстро понял это, — но во всяком случае хоть что-то.

Люди так торопятся возвеличить своих героев — и столь же поспешно сбрасывают их с пьедесталов, освобождая место для новых кумиров.

— И на того, чей род называет Дзирта До’Урдена своим другом, — кивнув, завершил Джелвус Гринч.

— Да, отец часто говорил о нем. Странный парень, как я слышал.

— Своеобразный, — поправил Джелвус Гринч.

— А вы его видели? — спросил Бренор, который пришел в Невервинтер в начале 1483 года и использовал тех же союзников, что и во время первого визита в эти края. Когда они с Дзиртом много десятилетий назад пришли сюда в поисках Гаунтлгрима, Бренор путешествовал под тем же самым именем — Боннего Боевой Топор, что и теперь, за исключением того, что на этот раз он объявил себя его отпрыском: Боннего, сын Боннего.

— Дзирта? — переспросил Джелвус Гринч. — Нет-нет, и, говорят, его нигде больше не могут найти.

— Что вы об этом знаете? — спросил Бренор, сглатывая комок в горле.

— Уже много лет про Дзирта ничего не слышно, так говорят, — сказал Джелвус Гринч. — Хотя искали его многие. Странные, — со смехом добавил он. — Еще один темный эльф — не помню его имя, но очень необычный тип! Этот, похоже, очень уж хотел найти его, как я помню.

— Одноглазый? — уточнил Бренор.

Джелвус Гринч с любопытством взглянул на него:

— Да.

— Джарлакс, — сказал Бренор. — Папа много мне про него рассказывал. Странные малые эти дроу, им никогда нельзя доверять.

— Но только не Дзирту, — сразу отозвался Джелвус Гринч. — Все говорят, что вернее его никого не было среди всех народов.

Бренор против своей воли вздрогнул. Напоминание причинило ему жгучую боль. Боль и стыд, учитывая его теперешний курс и намерения.

— Будем надеяться, что он еще жив, — вымолвил Бренор. Он получил от Джелвуса Гринча жалованье за десять дней и опустил монеты в кошель, висящий на поясе. Взвесив кошель на ладони, он ощутил его тяжесть и кивнул, уходя, уверенный, что теперь ему хватит средств для заключения сделки.

Невервинтер еще не до конца оправился после извержения вулкана, случившегося четырьмя десятилетиями ранее. Южная часть его вблизи реки и моста Крылатого Виверна была восстановлена и процветала, однако во множестве сохранились развалины старого города. Каждую ночь там, среди руин, загорались огни; и честные путники, и бродяги равно находили приют в этих остатках давно умерших домов.

И каждую ночь Бренор поднимался на стену и следил за этими руинами, в особенности за одним из домов, выискивая признаки обитаемости. Прошлой ночью он заметил отсвет костра в пустом окне, и этой ночью — ночью, назначенной заранее, — тоже.

Дворф спустился со стены и зашагал по пустым бульварам мимо черных зияющих входов в здания. Он знал, что за ним наблюдает множество глаз, от местного сброда до разбойников с большой дороги и безобидных путников. Но его знали как официального наемника из гарнизона Невервинтера, и он нес на плече топор с привычной легкостью. И в самом деле, раздраженный и рассерженный дворф был бы только рад угодить в засаду.

Он добрался до намеченного здания, помедлил перед разбитым дверным проемом и трижды коротко свистнул. Он даже не стал ждать подобающего ответа, пришедшего, когда дворф уже перешагивал через порог. В конце коридора за самодельной дверью он отыскал своих партнеров: хафлинга, человека и девушку-эльфийку.

— О, да это юный Боннего с нашими деньгами! — воскликнул человек, Девентри, тощий мужчина с острым лицом, украшенным несколькими воспаленными шрамами и пышной бородой. — Может, сегодня мы будем спать в приличной гостинице!

— Пустая трата денег, — бросила Вестра, эльфийка. На ней был зеленый плащ с капюшоном, весьма похожий на тот, что обычно носил Дзирт, вспомнил Бренор. Ее длинные белые волосы были завязаны в узел и убраны, в капюшон, а тонкое лицо покрыто дорожной пылью. «И все-таки она прехорошенькая, — подумал Бренор, — во всяком случае, для тех, кто находит изящных эльфов привлекательными».

— У меня болит спина, — пожаловался Девентри — Послушай, всего одна ночь в постели!

— Наверняка в компании с кучей вшей, — хмыкнула Вестра.

Девентри махнул рукой, веля ей умолкнуть.

— Итак, двадцать золотых, — обратился он к Бренору.

— Когда я увижу карту, ты увидишь золото.

Девентри улыбнулся и кивнул третьему из группы, хафлингу, которого они звали Шорох, видимо, потому, что, насколько мог судить Бренор, тот никогда не произносил ни слова.

Шорох извлек футляр со свитком, Девентри смел со стола тарелки и остатки их недавней трапезы, расчищая место посредине.

— Вот твоя карта, как велено, — сказал Девентри, помогая Шороху развернуть ее.

Бренор склонился над столом, но мужчина заслонил от него карту.

— Думаешь запомнить ее задарма, да? — проворчал Девентри. — Мы пол-лета рисовали ее, старались на совесть!

— На совесть плюс за двадцать золотых, — напомнил Бренор. — Да нет, не бойся, я не собираюсь держать все это в голове. А теперь подвинься, потому что пара-другая деталей расскажет мне всю правду, и если я увижу их там, где они должны быть, ты получишь свои монеты.

Девентри взглянул на Вестру. Та кивнула. Он отошел от карты.

Бренор сразу завидел скалистую долину, и мысли его тут же устремились сквозь годы назад. Дзирт и Далия вели тогда арьергардный бой против фанатиков Ашмадая, а в это время Бренор, Атрогейт и Джарлакс — невероятное трио — отыскали долину и пещеру, которая привела их в Подземье и Гаунтлгрим. Дворф осмотрел всю карту; похоже, вы было на своих местах.

— Вы нашли ущелье, — сказал он.

— Да, — ответил Девентри.

— И что было за ним, к востоку?

Девентри взглянул на него с любопытством, потом, посмотрел на Шороха, и тот показал на карте.

— Широкая долина, — ответила Вестра.

— Где полно камней?

— Да, и пещер.

Бренор кивнул и не смог скрыть улыбки. Его разведчики преуспели. Они нашли вход в Гаунтлгрим. Он пустил руку в кошель, достал пригоршню разнообразных монет и тщательно перебрал их, отсчитывая двадцать золотых, которые, по правде говоря, составляли почти все его богатство. После того как Бренор отдал обещанное вознаграждение, у него в кошеле остался лишь один золотой плюс горстка серебра и медных монет.

Он повернулся к Девентри, и тот потянулся за монетами, но Бренор отдал их не сразу. Он встретился с человеком взглядом, оценивая шансы, и предложил:

— Плачу больше, если отведете меня туда.

Он отдал мужчине монеты, затем оглядел всех троих. по очереди.

— Отвести и оставить тебя там? — спросила Вестра.

Бренор прикидывал свои возможности. Путешествие к пещерам может оказаться опасным, а уж вглубь Подземья — и того хуже. Рискнет ли он показать вход в чудесный Гаунтлгрим этим троим?

Он улыбнулся и кивнул, вспоминая призраков древнего города. Быть может, там сейчас Стокли Серебряная Стрела, подумалось ему, вместе с сотней дворфов из Долины Ледяного Ветра — хотя, когда Бренор в бытность свою в Мифрил Халле начал наводить справки, оказалось, что там никто не слышал о Гаунтлгриме ничего, кроме старинного предания, описывающего сражение.

Тем не менее дворф понимал, что, несомненно, многие натыкались на это место. Ашмадайцы точно знали о нем, и Стокли со своими ребятами тоже.

— Возможно, — ответил он Вестре. — Или идти со мной в туннели. Потратите время не зря, можете не сомневаться.

— Пятьдесят золотых, чтобы отвести тебя, — заявил Девентри.

— Десять, и ни медяком больше, — отрезал Бренор, и хотел бы он действительно иметь эти десять золотых монет! Но ждать, когда пройдут следующее десять дней, и еще следующие десять он не мог.

— Двадцать или ничего, — сказал Девентри.

Бренор пожал плечами, забрал купленную карту, скатал ее, убрал в футляр и засунул его в карман жилета.

— Значит, ничего, — бросил он, развернулся й пошел прочь.

— Ладно, десять! — крикнул Девентри ему вслед.

Бренор не обернулся.

— Северо-западные ворота, на восходе, — объявил он и ушел. Ему нужно было найти Дарема Шоу, начальника стены, и сложить с себя полномочия. Его время в Невервинтере подошло к концу. Впереди его ждал Гаунтлгрим, а после него Мифрил Халл.

У короля Бренора Боевого Топора была своя война.

По ночам ветер нес с собой прохладу, напоминая о том, что лето кончается и время, отпущенное Бренору для путешествия в Серебряные Земли, быстро истекает. Он уже подумывал, не отправиться ли вместо этого к Вратам Балдура или в Глубоководье и не нанять ли мага, чтобы тот сотворил над ним заклинание телепортации. Или, может, ему удастся найти могущественную колдунью, которая соорудит для него летающую колесницу или живой огонь.

При этой мысли дворф покачал головой, вспоминая, что за последнее время уже пробовал нечто вроде этого.

— Ну, собираешься ты делиться своими догадками или так и будешь сидеть тут и ныть весь остаток вечера? — поинтересовалась Вестра.

— А? — Бренор был застигнут врасплох, настолько он погрузился в свои раздумья. Он оглядел костер и две фигуры, сидящие напротив. — А где крысеныш?

— Разведывает дорогу впереди, — ответил Девентри.

— Шорох считает, что есть более короткий путь в долину пещер, — добавила Вестра.

— Насколько более короткий? — уточнил Бренор.

— Заволновался, да? — усмехнулся Девентри. — Деньги те же, что за десять дней, что за два!

— У меня впереди долгий путь, — спокойно ответил Бренор. — Когда мы найдем то, что ищем, вы поймете. Может, даже захотите идти со мной дальше. — Он кивнул, обдумывая дальнейшие возможности. Если он сумеет добраться в Мирабар, примерно в двух сотнях миль к северу, но по хорошо обозначенным и довольно крепким дорогам, он найдет союзников, достаточно влиятельных, включая изрядное количество дворфов. Если он откроет им, кто он есть на самом деле, зимние снега не помешают им пересечь Тайный лес и прийти в Мифрил Халл.

— Я здесь ради твоих монет, и не более того, — напомнил Девентри таким тоном, что Бренор тут же вспомнил, что ему не слишком нравится, этот агрессивный грубиян. Но дворф быстро подавил свои личные чувства. Его миссия важнее. Он здесь один, в отличие от этих троих, а добрую помощь непросто найти в таких диких краях.

— Держу пари, ты еще передумаешь, — заявил он небрежно и с широкой ухмылкой. — Но если нет, то знай, что я заплачу больше, столько, что тебе будет не утащить.

— Опять намеки, — заметила Вестра.

— Доставьте меня в долину пещер и пару дней сопровождайте в туннеле, и тогда ты поймешь, эльфийка.

— В туннеле? — переспросила Вестра, похоже отнюдь не в восторге от такой перспективы.

— Нас ни во что такое не впутывай, — бросил Девентри.

Бренор лишь закрыл глаза, улыбнулся и принялся насвистывать мелодию, про себя вспоминая слова старой песни, той, что пели гномы, — о затерянных землях, и глубоких рудниках, и сказочных сокровищах.

На следующее утро, проснувшись, он увидел, что все три его компаньона собрались вместе и хафлинг что-то чертит в грязи острием кинжала.

— Что он нашел? — спросил Бренор.

— Пещеры... сегодня, — ответила Вестра.

Они двинулись дальше, срезая путь по южному склону холма, и оттуда через широкую долину. Вдалеке на севере маячила гора с плоской макушкой, при виде которой Бренор снова перенесся на годы назад, к извержению вулкана и разрушению Невервинтера. Это событие запечатлелось в его памяти на всю жизнь, теперь уже на две жизни, и он мог представить его в деталях, словно это случилось вчера.

Они следовали за Шорохом, который задавал быстрый темп, сделали очень короткий привал в полдень, чтобы перекусить, и снова углубились в лес. Бренор не представлял, где они находятся, тем более что место казалось ему незнакомым, и сориентировался лишь после того, как из леса они вышли к южной границе горной долины.

Бренор внимательно осмотрел долину и кивнул, заметив далеко на северо-западе проход, по которому попал в это место в прошлый раз.

— Итак? — напомнил Девентри.

Дворф разглядывал окрестные скалы, пытаясь представить, как они выглядят с противоположной стороны долины.

— Вот эта, — решил он, указывая на вход одной из множества пещер, видимых под этим углом.

— Ты сказал отвести тебя в долину, и вот мы здесь, — ответил Девентри, протягивая руку.

— Не глупи, парень, — возразил Бренор. — Пошли дальше, послушай меня, и ты увидишь такое, что изменит всю твою жизнь.

— Десять монет золотом, — потребовал Девентри.

Бренор указал небритым подбородком в сторону отдаленной пещеры:

— Плачу вдвое. Каждому.

— Что, по двадцать золотых монет каждому? — переспросила Вестра.

— Давай плати, Боннего! — потребовал Девентри.

— Я только что пообещал шестьдесят, и знай вы мое настоящее имя, вы поняли бы, что это просто жалкие гроши, — усмехнулся Бренор и зашагал дальше, а три его спутника уставились друг на друга.

Девентри схватил уходящего дворфа за плечо и рывком развернул его.

— Десять! — потребовал он.

Развернувшись, Бренор дернул плечом вверх, сбросив руку Девентри, и внезапно зажал кисть человека у себя под мышкой. Затем дворф резко развернулся на пол-оборота в другую сторону, отведя плечо и дернув за собой Девентри, и тот с ходу врезался в своего противника, который при этом даже не дрогнул.

Свободная рука Девентри потянулась к короткому мечу, но Бренор был проворнее: он сгреб человека за грудки и хорошенько встряхнул. Потом дворф с невероятной силой оттолкнул Девентри назад на несколько шагов, и тот оказался на самом краю плато. Не удержавшись, человек потерял равновесие, упал и покатился вниз по травянистому склону.

— Предложение остается в силе, — через плечо бросил Бренор, направляясь ко входу в пещеру. Он надеялся, что остальные двое удержат Девентри и вразумят его. А если дворф ошибся, тогда он просто утихомирит глупца при помощи своего топора и пойдет один.

Всего несколько мгновений спустя стало ясно, что он не ошибся.

— Что это такое? — оторопело выдохнула Вестра, уставившись поверх небольшого подземного озерца на обработанную стену того, что казалось замком. Замок под землей! Они стояли в большом зале, озаренном зеленоватым светом, который излучали необычные лишайники. Свод огромной пещеры поддерживало великое множество колонн естественного происхождения, вокруг многих из них вились искусственно сделанные ограждения. Диковинную картину дополняли растущие по берегу пруда гигантские грибы, оранжевая внутренняя поверхность их огромных шляпок улавливала, усиливала и рассеивала призрачный свет.

— Дом дворфа клана Делзун, — пояснил Бренор.

— Там твои сородичи? — спросила эльфийка.

— Может, кто-то и есть, а может, пусто. И возможно, мы не пойдем далеко вглубь, чтобы выяснить это. То, что мне нужно, находится прямо за вон той открытой дверью.

Бренор взялся за топор и примерился к ближайшему грибу. В несколько ударов повалив его, дворф принялся отрубать гигантскую круглую шляпку.

— Он делает плот, — пояснила Вестра своим приятелям.

— Добро пожаловать на борт, если желаете, или можете оставаться тут. Я ненадолго.

Шорох был уже рядом с ним, помогая очистить шляпку гриба изнутри, и по поведению и выражению лица хафлинга Бренор понял, что пойдет дальше не один.

Действительно, все четверо оказались снова в сборе, хотя переправлять их через темную воду пришлось в три приема.

Бренор возглавил группу, но, когда они перешагнули порог Гаунтлгрима, шаги его сильно замедлились, ибо каждый шаг отзывался в его памяти торжественными и яркими воспоминаниями. Вслед за ним Вестра несла факел, и тень Бренора бежала впереди него, покачиваясь в мерцающем свете, и эта бесплотная пляшущая тень каким-то образом очень соответствовала ему, была столь же призрачной и нереальной, как и все его приключение. Тяжесть, давившая ему на плечи, становилась все ощутимее по мере того, как они шли по коридору в грандиозный приемный зал Гаунтлгрима. Справа на помосте покоился Трон Богов, откуда на Бренора снизошли лидерский дух Морадина, проницательность Думатойна и сила Клангеддина на время его схватки с Биалтиматуче, Демоном Ямы. Он живо вспомнил ее теперь, ту окончательную победу, загнавшую изначальный огонь в его водяную клетку.

Дворф сосредоточил все внимание на троне, шагая через величественный зал. Три его спутника нетерпеливо перешептывались у него за спиной, но опередить его не пытались.

Приблизившись к трону, Бренор остановился, увидев две каменные пирамиды, вознесшиеся позади. Он вспомнил слова Кэтти-бри в магическом лесу и сразу понял, что это такое и кто погребен внутри: одна для Бренора, другая для Тибблдорфа Пуэнта.

Камни, составлявшие одну из пирамид, были разбросаны, так что в ней образовалась зияющая дыра. Его ли это могила, подумал он. Неужели его усыпальница, его тело были осквернены и ограблены? Он с трудом сглотнул в приступе минутной паники при мысли, что вся его затея с приходом сюда провалилась.

Он был настолько поглощен собственными мыслями, что едва заметил, как Вестра, Девентри и Шорох пробрались за его спиной к трону.

— Руки прочь, ради вашего же блага! — в последний момент успел предостерегающе крикнуть Бренор, когда Шорох уже потянулся к отполированному дереву резного подлокотника.

— Ты взял нас сюда, чтобы угрожать? — сердито напустился на него Девентри. — Если тут есть сокровища, они такие же наши, как и твои, дворф, даже если мне придется перерезать тебе глотку, чтобы получить свою долю!

Бренор злобно глянул на Девентри и шагнул к нему.

— Этот трон для дворфов, ты, глупец, — бросил он, потом подошел к трону и уселся в огромное кресло. Он ожидал просветленности, уверенности и силы, но его надежды разом разбились вдребезги, когда он почувствовал гнев трона, его эмоциональное и физическое отторжение, буквально подбросившие Бренора в воздух и швырнувшие его с помоста на пол с такой силой, что он покатился кубарем.

Потрясенный, король Бренор перевернулся, сел и вновь уставился на трон.

Морадин отверг его!

Трое его компаньонов рассмеялись над ним.

— Так значит, он напичкан магией! — заявила Вестра. — Доброй или злой, а скорее всего, и той и другой понемножку.

— Но, похоже, не так уж он любит дворфов, — глумливо ухмыльнулся Девентри.

Бренор не знал, что ответить. Его мысли путались. Конечно, он много раз проклинал Морадина и прочих за эти двадцать лет своей второй жизни, но теперь это осталось в прошлом. Он пришел к пониманию истины: его вернули, чтобы исправить ошибки короля Бренора, а Миликки была лишь орудием для достижения этой великой цели. Он обнаружил ошибку в собственных рассуждениях и вновь обрел цель и покой.

Но почему же тогда трон отверг его?

Быть может, из-за физических изменений, гадал он, из-за того, что теперь в его жилах течет кровь не королей, но капитанов стражи? Точнее говоря, с виду он похож на молодого Бренора, но кровно связан с Реджинальдом Круглым Щитом и Увин, а не с линией Гандалуга.

Это представлялось таким банальным, почти издевкой над замыслами богов и трона. Он король Бренор. Он увидел правду, и скорректировал свои пути, и изменил свое отношение к богам, давшим силу этому трону.

— Вы насмехаетесь надо мной, — прошептал он своим богам, и мрачные мысли громоздились вокруг, погребая его под своей тоскливой безнадежностью. Он был настолько потерянным, что даже не заметил, как три его спутника столпились возле трона, что-то тихо обсуждая и выдергивая соломинки из-под прохудившейся обивки сиденья.

Бренор заставил себя подняться и, пошатываясь, поковылял к ним.

— Не смейте, — произнес он.

— Трон для дворфов? — зло отозвался Девентри, обернувшись. — Похоже, кресло с этим не согласно.

Бренор покачал головой, пытаясь отыскать слова, чтобы правильно объяснить им. Он увидел, как Шорох нетерпеливо потирает свои маленькие ручки, а Вестра подсаживает его на сиденье.

— Не надо! — предостерег Бренор.

— Мы все попробуем по очереди! — огрызнулся Девентри.

Хафлинг запрыгнул в кресло и поерзал, сложив руки на груди. Еще несколько мгновений на лице его отражав лось нетерпение, но затем оно сменилось растерянностью, быстро перешедшей в страх. Он начал конвульсивно подергиваться, словно в спину ему вонзались стрелы магической энергии, как на самом деле и было! Он попытался закричать, отчаянно кривя губы.

— Заберите его оттуда! — завопил Бренор, нетвердо шагнув вперед.

Вестра обернулась к Шороху и бросилась к нему, но в тот же самый миг кресло выбросило хафлинга — но не так, как Бренора, а намного сильнее, так что бедный Шорох подлетел в воздух. Вылетая с трона, он задел Вестру, в кровь разбив ей лицо и сбив с ног, и понесся дальше, высоко и далеко, шагов на десять от трона, если не больше. Он неуклюже рухнул на землю, подвернув под себя ногу, и по залу эхом разнесся хруст кости. Шорох ударился плечом и головой о камень и долго катился по полу, пока не врезался с силой в стену, где и забился в агонии. Ох, как же закричал этот предположительно немой хафлинг!

Остальные трое бросились к нему, Вестра попыталась перевернуть его на спину, но, судя по всему, единственное, на что она была способна, — это бороться с тошнотой, подступающей при одном лишь виде ран хафлинга. Его голень была сломана надвое, из разорванной кожи торчали кости.

— Что ты наделал? — заорал Девентри Бренору в лицо.

— Я предупреждал вас! — крикнул дворф в ответ.

Но Девентри оттолкнул его, и тогда Бренор лишь сделал шаг назад для устойчивости и ответил сильнейшим хуком справа, от которого мужчина завалился набок.

— В следующий раз это будет топор! — предостерег Бренор.

— Что ты знаешь? — требовательно спросила Вестра, оставив хафлинга и направляясь к Девентри, чтобы помочь тому подняться.

— Я знаю, что ваш приятель задумал ограбить это место и сообщил об этом трону, стерегущему его, и получил то, чего заслуживает вор!

Девентри начал орать на него, Шорох продолжал вопить и стонать, но голос Вестры пробился сквозь весь этот шум.

— Нет, Боннего, — настойчиво потребовала она, б здесь не только это! Что тебе известно про этот трон, про это место?

Бренор с трудом сглотнул.

— Мое имя не Боннего, — произнес он, но остальные не слышали. Он повернулся, кивком пригласил их следовать за ним и направился вправо от трона, в сторону пирамид.

— Что будем с ним делать? — услышал он слова Девентри за спиной.

— Ты понесешь его, — приказала Вестра.

Несмотря на отчаянную потребность осмотреть захоронения, выяснить, чье же — его собственное или Пуэнта — было осквернено, Бренор обернулся, чтобы проследить за этой троицей. Прежде чем пытаться тронуть Шороха с места, им, разумеется, следовало бы дать ему немного отдохнуть, соорудить шину для его ноги и вправить на место плечо.

Но Девентри, очевидно, был не настолько сообразителен, а может, не настолько сострадателен. Он попытался поднять хафлинга, и тот забился и закричал сильнее прежнего. Судорожно дергающаяся рука Шороха угодила человеку в глаз, й хафлинг завопил еще громче, когда Девентри бросил его обратно на камни.

— Он тут все вокруг настроит против нас! — воскликнула Вестра. — Шорох, уймись!

Разъяренный Девентри прижал к глазу ладонь. Его свободная рука схватилась за меч и потянула его из-за пояса, и не успела Вестра прикрикнуть на него, признать его опомниться, как мужчина сильно и уверенно ткнул острием вниз.

И Шорох больше не кричал.

Бренор содрогнулся от отвращения и злости на себя за то, что привел этих трех монстров, в священный Гаунтлгрим. Он взглянул на трон: быть может, поэтому тот отверг его?

Он решительно двинулся к своей могиле, но услышал позади окрик Девентри:

— Постой, дворф, давай сочтемся!

Он продолжал идти.

— Боннего! — вскричал Девентри, на этот раз куда ближе, и Бренор развернулся ему навстречу с топором в руке. Он оказался лицом к лицу с Девентри и Вестрой, оба держали оружие на изготовку.

— Меня зовут не Боннего, — процедил Бренор сквозь стиснутые зубы! — Я Бренор, Бренор Боевой Топор. Король Бренор Боевой Топор из Мифрил Халла. Возможно, вы обо мне слышали.

Двое переглянулись и пожали плечами, явно недоумевая, потом снова повернулись к дворфу, выставив перед собой клинки.

— И что же ты предложишь в обмен на свою жизнь? — спросила Вестра. — Какую компенсацию за смерть Шороха?

— Об этом тебе лучше спросить своего большого приятеля.

— Его убило кресло! — парировал Девентри. — Убило это место, и это ты привел его сюда.

— Его убила глупость, — с кривой усмешкой поправил Бренор. — И эта глупость — твоя собственная.

Девентри зарычал, взмахнул мечом, ринувшись вперед, и нанес рубящий удар сверху. Взметнувшийся круглый щит Бренора легко перехватил удар. В тот же миг дворф наискось полоснул топором, заставив Девентри втянуть живот и отскочить. Мужчина тяжело приземлился и подался вперед, без сомнения рассчитывая сразу же снова броситься на Бренора, но дворф был слишком опытным воином для столь очевидного встречного удара. Бренор немного приподнял топор и, шагнув вперед, вывернул запястье, изменяя направление движения по инерции и нанося очередной рубящий удар.

Девентри снова отступил, но на этот раз недостаточно, лезвие топора прорубило его кольчужный доспех, разрезало рубаху и кожу под ней, оставив кровавый след.

— Заходи справа! — крикнул скривившийся Девентри Вестре. — Атакуй его с фланга!

— Ага, атакуй меня с фланга и дай мне возможность выбирать, кого из вас, скота, я прикончу первым! — бросил Бренор и свирепо ринулся в атаку, почти сокрушив беднягу Девентри еще до того, как схватка по-настоящему началась. Мужчина неуклюже отмахнулся мечом влево, отражая удар топора, и отшатнулся, когда круглый щит Бренора врезался ему под ребра.

— Вестра! — позвал Девентри, спотыкаясь и пятясь. Он изловчился бросить взгляд в ее сторону, и, хотя у Бренора было полное преимущество и дворф не сомневался, что мигом покончит с противником, у Девентри был настолько потрясенный вид, что в миг возникшей паузы Бренор тоже взглянул на эльфийку.

Побледневшая Вестра стояла, уставившись куда-то вдаль.

Она прошептала одно лишь слово:

— Дроу.

Бренор расслышал его и резко обернулся, почему-то думая, что это, должно быть, Дзирт, пришедший ему на выручку, ибо разве Дзирт не являлся ему на выручку всегда?

Он сразу заметил две фигуры, приближавшиеся медленно, неотвратимо, с вытянутыми вперед руками, скрюченными наподобие когтей пальцами и горящими красными глазами.

— Еще! — воскликнул Девентри, и Бренор обернулся, проследил за его взглядом и тоже увидел вторую пару, движущуюся к ним. Дворф понимал, что здесь что-то не так, поскольку движениям противников недоставало грации и скорости темных эльфов. Сильно недоставало!

Он с изумлением увидел, как большая летучая, мышь, летевшая рядом с парой, приближающейся к Девентри, перекувырнулась на лету и обернулась еще одним черным эльфом.

— Вампиры, — услышал он голос Вестры.

Он обернулся посмотреть на нее, но она не оглядывалась. С факелом в руке девушка мчалась к выходу.

— Беги! — крикнул дворф, поворачиваясь к Девентри, и увидел, что человек уже сражается с двумя немертвыми. На удивление быстрые, они уворачивались от его отчаянных атак, а когда одному из вампиров удалось поднырнуть под удар и хлопнуть человека рукой по плечу, удар оказался такой силы, что Девентри подлетел: в воздух и повалился набок.

Бренор зарычал и бросился было на помощь, но тут же остановился и прокричал предостережение Вестре, за спиной у которой воздух наполнился взмахами новых крыльев. Она ткнула факелом сначала в летучих мышей, потом в вампиров, а затем факел полетел в сторону, и три фигуры навалились на завизжавшую эльфийку, увлекая ее на пол.

Бренор не знал, кому кидаться на помощь. Он снова повернулся к Девентри, но увидел, что человек отчаянно размахивает руками, а дроуподобное существо сидит у него на спине, впиваясь зубами в шею и голову.

Девентри вертелся волчком, бился и брыкался, и сумел закинуть меч за плечо и глубоко всадить его в тварь, свалившуюся на пол с потусторонним криком, но утащившую с собой засевший в ней меч. Мужчина потянулся за ним, безнадежно пытаясь вернуть оружие, но успел сделать лишь один шаг, как еще две твари оседлали его, с жадностью вонзив в него зубы и когти.

Бренор не увидел, чем все закончилось, поскольку теперь он обнаружил очередную пару немертвых дроу, надвигающихся на него, тянущих к нему холодные когтистые руки.

Его топор вонзился в одного и отбросил в сторону, но победить их было нельзя. Бренор понимал это, отчасти по воплям Вестры, явно доживающей последние мгновения отпущенной ей жизни.

Боевой Топор кинулся к трону, взывая к Морадину, прося силы, что была у него прежде.

Он не мог победить и не мог убежать. Двое немертвых погнались за ним, наступая на пятки.

Если он запрыгнет на трон и будет отвергнут, его прикончат раньше, чем он успеет подняться на ноги. Он понимал это.

Поэтому он петлял вокруг трона и между двумя могилами, сам не зная зачем. Погоня была слишком близко!

Он остановился, развернулся и, широко размахнувшись, всадил топор в бок ближайшей твари, вогнав его почти до обуха, так что монстр отлетел прочь. Бренор едва удержал оружие в руках и потерял равновесие, в то время как второй изголодавшийся вампир был уже совсем рядом.

Бренор утвердился на ногах, быстро качнулся назад и не задумываясь метнул боевой топор.

Оружие с сокрушительной силой ударило подступающего дроу прямо в грудь и отшвырнуло его в темноту.

Бренор не погнался за ним, он развернулся к могилам, к невскрытой гробнице.

Его гробнице, надеялся он, и молил богов, чтобы внутри было его оружие. Он соскользнул на пол, схватил ближайший камень и откатил его в сторону. Вестра к тому времени уже затихла, и Бренор пытался не слышать отчаянных воплей Девентри, сосредоточившись на своей явно безнадежной задаче.

— Они едят меня! — взвыл человек, и Бренор с трудом сглотнул и отшвырнул прочь очередной камень.

Взявшись за третий, он услышал позади шарканье, и, вместо того чтобы откатить камень от пирамиды, он поднял его и, швырнув в лицо приближающемуся вампиру, сбил того с ног.

Бренор снова отвернулся, упал на колени и понял, что это п самом деле его могила, поскольку увидел часть скелета внутри, и костлявые руки сжимали рукоять оружия, которое он, конечно же, узнал,

Дворф устремился к топору, отчаянно пытаясь дотянуться, уверенный, что, если этот топор со множеством зазубрин вновь окажется у него в руке, он пробьет себе путь отсюда, оставив позади раскромсанных на части дроу-вампиров.

Он почти схватил его!

Тяжелый башмак опустился на его предплечье, вдавливая руку в камень, не давая двинуться дальше.

Вампиры сгрудились вокруг — теперь они были со всех сторон — и потянулись к нему, жадно сверкая красными глазами, скаля белые клыки, сверкающие даже в сумеречном свете.

Глава 23. Ухмыляющийся герой

Повозка, подпрыгивая, катила по Торговому пути, более чем в сотне миль к северо-западу от города Триэля и впятеро дальше от Глубоководья.

Реджис сидел у задней стенки, съежившись под толстым зимним одеялом, поскольку сезон уже заканчивался. Ноги хафлинга свисали из-под откидной задней стенки, высунувшись из-под одеяла и демонстрируя потрясающие высокие черные ботинки, чудесным образом избежавшие грязи раскисших дорог.

— Дым на западе! — раздался ожидаемый возглас одного из всадников, сопровождающих торговый караван, и хафлинг кивнул, услышав это подтверждение их местонахождения. Реджис уже бывал здесь прежде, хотя с тех пор и прошло много десятилетий. По его прикидкам, они приближались к реке под названием Извилистая и знаменитому мосту Боарескир.

Впереди садилось солнце, и, глядя назад, на Драконий лес и Простирающиеся леса, Реджис заметил вдалеке сверкающие пики очень верно названных Закатных гор. Хафлйнг снова кивнул, оценивая путешествие, начавшееся в Дельфантле темной ночью на исходе лета.

По другую сторону этих далеких гор их восточные склоны спускаются к западным берегам Моря Падающих Звезд, великого моря, которое он видел каждый день своей второй жизни, вплоть до этого самого путешествия. Он отплыл из Дельфантла в Прокампур в королевстве Импилтур на северном побережье, а оттуда — в город Сюзейл, средоточие власти великого королевства Кор- мир. Теперь Реджису оставалось лишь вздохнуть при мысли об этом великолепном и суматошном месте, с его прекрасными базарами и не оставляющими равнодушным парадами армий Пурпурных Драконов. Более миллиона человек называли Сюзейл своим домом; воистину, этот город стоял в одном ряду с величайшими городами Фаэруна.

А дворцы! При мысли об этих раззолоченных особняках Реджису опять-таки оставалось лишь улыбнуться и кивнуть да похлопать по своей поясной сумке, где лежало его снаряжение взломщика. Он повидал интерьеры многих из них, хотя, как правило, под покровом ночи и без факела.

Он кивнул увереннее, обещая себе, что когда-нибудь вернется туда. Несомненно, Реджис не покинул бы Сюзейл столь внезапно, если бы тот дотошный властитель города не оказался также искусным магом; Если бы только Реджис знал об этом до того, как нанес визит в его дом однажды ночью...

Приняв облик гнома Нанфудла — его чудесный берет мог придать ему внешность даже представителя другой расы, — своего приятеля из другого времени и другой жизни, Реджис покинул город в конце лета года Ухмыляющегося Хафлинга, оплатив проезд в караване, прошедшем сто миль по западной дороге в сторону Проскура и потом еще сто — к городу Ириабор, самой западной точке королевства Кормир.

И там Нанфудл попросту исчез, зато появился дворф Кордио Хлебноголовый. Кордио путешествовал по Элтургарду, доехав по Торговому пути до Триэля, где пришло время снова сменить облик.

И тогда, благодаря сине-крапчатому берету, на свет появился Паук Периколо Тополино, великолепный племянник того самого Периколо Тополино из Агларонда.

Ах, что это был за год, мечтательно размышлял Реджис. Какое путешествие, сколько новых мест, и звуков, и запахов, и экзотических блюд — любому путнику на зависть! Он побывал уличным бродягой, гномом — изготовителем зелий, дворфом — искателем приключений, а теперь стал хафлингом, художником-дилетантом, щедро переплачивающим за все и, разумеется, возмещающим свои убытки под покровом ночи.

Он проехал тысячу миль, если считать по прямой, и, вероятно, вдвое больше — по извилистому, но восхитительному пути своего странствия на запад.

Восхитительному, но лишь до той поры, пока он не оглядывался на восток, например как теперь, когда образ прекрасной Доннолы Тополино так четко вставал передним. Стоило Реджису закрыть глаза, как он видел ее особенно ясно, чувствовал ее прикосновение, ее нежные пальчики гладили его кожу, жаркое дыхание обжигало ухо. Он ощущал ее запах, ее вкус...

— Эй, коротышка! — ворвался в его воспоминания громкий окрик, и Реджис едва не вывалился за борт, разворачиваясь лицом к кричавшему — грязному мужчине, правившему повозкой.

— Дай мне воды, да пошевеливайся! — приказал человек по имени Кермиллон. — Не то я выкину тебя в грязь и напьюсь из твоих ушей!

— Ага, и, может, туда попадет чуточку его мозгов, да? — добавил второй возница, Йогер, крепкий мужчина, чуть почище одетый и умытый, но в остальном такой же негодяй, как и первый.

Реджис залез в повозку с ногами и осторожно пробрался по правой стороне к сиденью возницы, где Йогер сунул ему мех для воды. Хафлинг поспешно наполнил его из бочонка и подал обратно.

— Слушай лучше и шевелись поживее! — предупредил Кермиллон.

Йогер сделал жадный глоток, не сводя глаз с хафлинга.

— Надеюсь, вы слышали про; моего тезку, — предположил Реджис.

— Не сказал бы, — ответил Йогер.

— Его звали Дедушка Периколо.

— Я думал, он твой дядя.

— Его все звали Дедушкой, — лукаво ответил Реджис, но ему оставалось лишь фыркнуть и покачать головой, поскольку откровенный намек на Периколо как главу гильдии ассасинов явно не был понят этой невежественной деревенщиной.

— Ступай назад, сядь и умолкни, — велел ему Кермиллон. — Ты заплатил за проезд до Кинжальной долины и, может, попадешь туда, но если будешь слишком докучать, я вышвырну тебя в грязь и там и оставлю.

Реджис был только рад подчиниться. Он начал было разворачиваться, но помедлил при виде дымков от лагерных костров, поднимающихся над деревьями неподалеку. Он кивнул, вспоминая мост Боарескир и торговцев, вечно стоящих лагерем по обе его стороны.

— Славное местечко, — не задумываясь, обронил он и сообразил, что произнес это вслух, лишь когда оба человека повернулись и с любопытством взглянули на него.

Реджис в ответ лишь небрежно коснулся своего знаменитого берета и прошествовал в конец повозки.

Белые палатки усеяли поля по обе стороны дороги задолго до въезда на мост: в сущности, это был целый город, состоящий из торговых шатров и открытых рынков. Десять повозок каравана до Кинжальной долины съехали на свободное место справа от дороги, где виднелись загоны и поднимались дымки над кузнями. Здесь было все, чтобы пополнить припасы, подковать лошадей и даже прикупить новых, если нужно, хотя, поскольку дороги по обе стороны от моста были пустынны на десятки миль, все услуги и товары обходились недешево.

Реджис был рад убраться подальше от своих свирепых возниц и побродить в сутолоке базарной площади. Разодетый в пурпурно-голубые шелка, в синих перчатках из кожи ягненка, при берете и отделанной драгоценными камнями рапире, умышленно выставленных напоказ, он убедительно играл роль хафлинга-аристократа. В конце концов, Доннола хорошо выучила его, и это после десятилетий, прожитых им в прошлой жизни во дворцах пашей Калимпорта. Многие торговцы вокруг моста Боарескир были из Амна, а Реджис прекрасно знал традиции и обычаи тех мест.

Воплощенная смесь опытности и наивности, он слонялся среди палаток, улыбаясь и кивая. Он переходил от ларька к ларьку, с притворным одобрением разглядывая всяческие безделушки и пустячки, но остановился у одного прилавка, уставившись на квадратный кусочек выбеленной кости.

— Ты любитель слоновой кости? — осведомился круглолицый торговец в белых одеждах и пестрой накидке, традиционной в южных пустынных землях. — Большая редкость, очень большая! Из бивней чудовищ Чулта!

Реджис протянул руку к вещице, но остановился и взглянул на торговца, дожидаясь разрешения. Мужчина с готовностью закивал.

Реджис покатал кубик по ладони, и позабытое ощущение перенесло его в иное место и время.

— Слоновая кость из джунглей, — объявил торговец.

Но Реджиса было трудно обмануть.

— Кость форели, — поправил он. — Из северных озер.

Торговец начал было спорить, но Реджис осадил его взглядом, не допускающим возражений. Хафлинг знал этот материал до мелочей, и одно ощущение его под пальцами унесло путешественника мыслями на берега Мер Дуалдона в Долине Ледяного Ветра.

— Сколько? — спросил он, потому что должен был иметь эту вещь. Он рассеянно окинул взглядом прилавок и ларьки по соседству. В его арсенале взломщика имелись кое-какие нужные предметы — маленькие ножички и крохотные напильники, подходящие для многих случаев, но он решил, что ему нужен нож, по-настоящему способный резать.

— Слоновая кость, — упорствовал торговец! — Пять золотых монет.

— Дурацкая рыбья кость, — уточнил Реджис, — и я даю тебе две.

— Две и двадцать серебром!

— Две и пять, — объявил Реджис. — Лишь нетерпение заставляет меня предлагать это, поскольку я еду на север и достаточно скоро буду на Побережье Мечей, где материала предостаточно.

— Так ты резчик?

Реджис кивнул:

— Был.

— Был? В детстве, что ли? — рассмеялся мужчина, и Реджис присоединился к нему, мысленно напоминая себе, что у него теперь тело молодого хафлинга, едва вступившего в пору взросления.

— Сделай что-нибудь симпатичное, а я продам это для тебя, идет? — предложил торговец, беря монету и отдавая костяной кубик. — Найдешь меня тут -а я продам твой товар, шестьдесят щ тебе, сорок — мне.

— Семьдесят — тридцать.

— Шестьдесят один.

— Семьдесят один! — объявил хафлинг, не уступая торговцу в горячности и сверкая глазами. Он знал, что возможность поторговаться для этих людей важнее нескольких лишних монет, которые им порой случалось получить или сэкономить.

— Ха-ха! — подхватил торговец. — Ладно, шестьдесят пять, но ты дашь слово молчать, чтобы другие мои поставщики не выторговали себе что-нибудь еще похлеще, идет?

— Паук Периколо Тополино, — представился юный хафлинг с легким поклоном.

— Ади Абба Адидас, — ответил торговец с куда более замысловатым поклоном. Они пожали друг другу руки, и торговец крепко хлопнул хафлинга по плечу. — У нас будет отличный бизнес, да! — провозгласил он.

Паук двинулся в обход палаток, дипломатично делая вид, что интересуется то одним, то другим. Он шествовал важно и самоуверенно, одна рука в перчатке постоянно лежала на сверкающей рукояти его чудесной рапиры, другая всегда была готова вежливо коснуться берета.

Через дорогу, следуя направлению, указанному ему Ади, он обнаружил ларек с множеством интересующих его трав. В конце концов, он не собирался отказываться от своих алхимических занятий, особенно учитывая маленький дистиллятор и прочие необходимые для этого предметы, надежно упрятанные в его магической поясной сумке. К радости Реджиса, у торговца травами нашлось также на продажу несколько свитков с инструкциями по приготовлению некоторых отваров, неизвестных хафлингу, включая рецепт исцеляющего зелья.

Разумеется, это значительно облегчило его запас монет, но Реджис ушел оттуда легкой походкой и с искренней улыбкой на устах. Да, этот день складывался прекрасно, тем более что путешественник получил передышку от докучливых Кермиллона и Йогера.

Очевидно, эта мысль оказалась пророческой, поскольку, повернув за угол очередного ряда палаток, Реджис заметил обоих возниц, беседовавших с парой неряшливого вида типов — одноглазым дворфом и высоким человеком в одеждах, когда-то, вероятно, дорогих, но с тех пор повидавших виды. У высокого мужчины были длинные черные волосы, тонкие усики и золотые серьги в ушах. Реджису подумалось, что он куда уместнее выглядел бы на палубе пиратского корабля у Побережья Мечей, нежели здесь, у моста Боарескир.

Не вполне понимая, что думать об этом сговоре, если тут вообще был сговор, Реджис юркнул обратно, скрывшись с глаз. Ему стало немного не по себе при виде того, как Кермиллон протянул высокому человеку небольшой кошелек, а Йогер в тот же момент выставил перед собой руку ладонью вниз на уровне своего пояса, словно описывая кого-то ростом с хафлинга.

— Наверное, пустяки, — сказал он себе и поспешил обратно через, дорогу к более представительно, выглядевшим палаткам.

Очень скоро, переполненный звуками и перебранками на торгах, он позабыл об этом, и к нему снова вернулось хорошее настроение, столь подходящее его теперешнему облику и одежде. Больше он ничего не покупал, хотя интересовался многими товарами во множестве разных ларьков, а также забавлялся, выслушивая предложения торговцев, желавших приобрести его чудесный берет — хотя они и не подозревали, насколько чудесный, думалось Реджису — или, чаще, его рапиру.

— Пять тысяч золотом! — предложила одна женщина, указав на оружие, даже не подержав его в руках.

— Славная госпожа, — ответил Реджис, — а если это не более чем несбалансированная палка, утыканная скверными камнями?

Женщина улыбнулась и покачала головой.

— Я разбираюсь в камнях, — сообщила она, протянув руку.

Реджис поколебался мгновение, потом чуть пожал плечами и, вытащив рапиру из ножен, грациозно подал ей.

Женщина взяла клинок и не менее ловко взмахнула им. Хафлинг понял, что она умеет обращаться с оружием, и эта мысль немного напугала его, когда он осознал свою уязвимость. Но нет, сказал он себе, это же приличный рынок, она не станет протыкать его.

Женщина, кивнув, вернула клинок.

— Я-то думала, что делаю тебе щедрое предложение, — сказала она. — Похоже, что нет.

— В самом деле, — отозвался Реджис, возвращая рапиру в ножны на левом бедре, исполнив предварительно пару разученных движений.

— Она стоит того даже просто как украшение, - сказала Женщина. — Камни что надо.

— У вас верный глаз.

— Тем и живу. Как насчет десяти тысяч?

Реджис улыбнулся, прикоснулся пальцами к берету и покачал головой, впрочем вежливо.

— Пятнадцать, — предложила женщина, — потому что я знаю твой секрет. На клинке могучая магия!

— Верно, — согласился Реджис. Он не был уверен насчет наложенных на рапиру заклятий, поскольку почти не использовал ее иначе как по прямому назначению. Он не чувствовал в ней ничего необычного, в отличие от странного и могущественного кинжала, но рапира казалась гораздо легче, чем ей следовало быть, и наносила удары с удивительной силой, без затруднений пробивая почти любые доспехи.

— Дорога как память, — пояснил он и галантно поцеловал торговке руку, прежде чем уйти.

Он едва успел отойти на несколько шагов, как его в очередной раз окликнули.

— Эй, погоди! — крикнул кто-то, и Реджис, подняв взгляд, непроизвольно отступил на шаг при виде этого торговца — одноглазого дворфа, стоящего перед большой палаткой.

Волосы на загривке у Реджиса поднялись дыбом, едва он вспомнил, где видел этого дворфа раньше. И теперь тот совершенно случайно остановил его? Он раздумывал что лучше: убежать или же вежливо отказаться от сделки и ускользнуть в сутолоке базарной площади.

— Прежний Реджис поступил бы так, — прошептал он сам себе, подходя к окликнувшему его дворфу.

— Уверен, эта маленькая игрушка очень хороша в деле, а ты и не подозреваешь об этом, подремывая в своей повозке.

— Даже не задумывался об этом, дружище, — признался Реджис. — Но да, я и в самом деле проспал все последние дни в повозке, это верно. Да, всю дорогу от Сюзейла. И еще десять дней на палубе до этого.

— Непохоже, чтобы твоя одежда была попорчена не погодой, а?

— Просто она новая; — пояснил Реджис.

— Тогда сегодня на ночь уложи ее в постель, предложил дворф. — У меня кроватей много. Эти возчики потеснятся как-нибудь, и я пушу тебя за несколько медяков.

Реджис, разумеется, понимал, что это ловушка, и снова инстинкт велел ему просто уйти. Но он опять напомнил себе, что он уже не тот хавлинг, убегающий от проблем или, как в данном случае, от вероятной схватки. Он вспомнил о своих упорных занятиях с Доннолой и о долгих годах, когда он готовил свое тело именно к таким вот ситуациям.

«Я не смогу помочь Кэтти-бри и Дзирту, если меня убьют», — подумал Реджис и заколебался.

«Значит, меня не убьют», — упрямо решил Паук Периколо Тополино.

— Медяков, говоришь? Заклинаю, скажи же, сколько медяков ты хочешь, добрый господин?..

— Тиндеркег, — подобострастно ответил дворф. — Господин Тиндеркег, к вашим услугам, господин?..

— Тополино. Паук Периколо Тополино.

— Ага, да только нам такое и не выговорить, ха-ха!

—Сколько?

— Что?

— Сколько медяков за постель, господин Тиндеркег?

— Ах да, это. — Одноглазый дворф умолк и, казалось, немного растерялся, словно лишь теперь начал просчитывать ответ, — еще один очевидный знак для Реджиса, что не просто совпадение свело его с этим конкретным дворфом в этот конкретный момент.

— Да несколько, — забормотал Тиндеркег. — Сколько добрый господин Перико... Перика... ну, вы сами дадите.

Реджис полез в кошель, выудил несколько монет, серебряных и медных, и протянул дворфу. Он глянул на запад, где солнце висело теперь совсем низко, длинные тени накрыли ларьки, и торговцы принялись убирать товары на ночь.

— Покажи же мне мою кровать, — попросил он дворфа. — Дорога была долгой и грязной.

— Грязной, вот как? Что ж, за несколько лишних монет я могу устроить вам ванну, — сказал дворф. — И воды наберу с восточной стороны моста, вот как!

Эти последние слова едва не ускользнули от Реджиса, еще не заглядывавшего в воды Извилистой реки, но он припомнил кое-какие истории про это место, которые слышал вскоре после Смутного Времени. По словам некоторых бардов, выступавших в Мифрил Халле, вода вверх по течению от моста Боарескир была чистой, а ниже его — отравленной, как утверждалось, в результате битвы богов. Реджис не помнил всего предания, но какая бы магия не отравила Извилистую реку ниже моста Боарескир, она же породила на свет часто звучащее в этих краях ругательство: «Иди попей с западной стороны моста!»

Хафлинг уже собрался было отказаться от предложения дворфа, но передумал, увидев в нем возможность поменяться местами со своими предполагаемыми противниками. Ни один дворф, и уж точно не этот вонючий тип, не предложит по доброй воле устроить для кого бы то ни было ванну, тем более за столь жалкие гроши, учитывая трудоемкость процесса. Но есть ли лучший способ застать жертву без оружия и доспехов, чем захватить ее врасплох в ванне с водой?

— Да, ванна была бы очень кстати, — согласился Реджис и протянул дворфу еще несколько монет. — И, дружище, брось туда несколько камней погорячее, чтобы я смог прогнать ломоту из своих измученные странствием костей. Полагаю, я еще раз быстренько взгляну кое на что тут по соседству и скоро вернусь устраиваться на ночлег.

С этими словами он удалился, борясь, хоть и с трудом, с искушением прибегнуть к помощи берета и вновь сменить облик.

— Расскажи-ка нам, приятель, где ты побывал, — напевал Реджис, расплескивая рукой воду в ванне. — Ты же чудес, поди, немало всюду повидал! За рассказ тебе мы пива вволю, друг, нальем, ну а, коль затянешь песню, дружно подпоем!

Дальше он не мог припомнить ни слова, поэтому принялся просто мычать, время от времени вставляя словцо-другое, по звучанию скорее напоминающее наречие дворфов. Он также продолжал болтать рукой в воде, стараясь, чтобы всякому по ту сторону занавески казалось, что он действительно плещется в ванне.

И действительно, занавеска вдруг отлетела в сторону, и высокий человек с тощими усиками и длинными черными волосами выскочил из-за нее, занося над головой

Реджис вскинул ручной арбалет и выстрелил мужчине в грудь.

— Ты слишком похож на скверного пирата, — сказал он, когда мужчина повалился на пол. Из-за его спины возник Тиндеркег и размахнулся тяжелым молотом.

Одним движением Реджис отбросил арбалет, выхватил рапиру и отпрыгнул назад. Почти сразу же он ринулся вперед и нанес колющий удар, поранив дворфу руку. Острие рапиры не прошло насквозь, поскольку на дворфе был прочный доспех, но противник Реджиса завопил и отшатнулся.

Реджис выхватил кинжал, хотя и не знал, чем тот может быть ему полезен; конечно, нечего и пытаться отбить или перехватить им этот здоровенный молот!

Тиндеркег свирепо ринулся вперед, заставив хафлинга отступить новым могучим ударом. И снова дворф был близок к своей цели, но на этот раз он угодил молотом по краю ванны, круша дерево! и вода хлынула на пол.

Тиндеркег выдернул молот, рассыпая щепки, и снова взмахнул им перед собой, потом обратно, слева направо, перед хафлингом.

Видя, что высокий человек позади дворфа поднимается, Реджис понял, что нужно действовать быстро. Он перехватил трехклинковый кинжал и подскочил к Тиндеркегу слева — и как подскочил! Призма в его кольце вспыхнула, едва хафлинг начал движение, и он внезапно ощутил внутри себя ее магию вместе с возникшей откуда-то мыслью: «Искривление времени». И вправду, Реджису показалось, будто время или пространство, а может, и оба они в этот миг изменились в его пользу: дворф двигался намного медленнее и не мог остановить хафлинга, выскочившего у него из-за плеча слева.

Не слишком понимая, что происходит, но уж точно не собираясь упускать такую возможность, Реджис размахнулся и всадил кинжал в спину дворфа. Клинок пробил шов доспеха и глубоко погрузился в тело, и Реджис завертелся вслед за Тиндеркегом, шатающимся от боли и пытающимся на ощупь дотянуться до кинжала.

Все часы, проведенные возле дверного косяка за чтением алхимических книг с одновременными упражнениями с рапирой, позволили хафлингу сделать следующее движение не задумываясь. Его правая рука вылетела вперед, и острие тонкого клинка попало в цель.

— О-о, ты ослепил меня! — взвыл Тиндеркег, отшатнувшись и выронив молоту зажимая обеими руками свой единственный глаз. Почти сразу же он опустил руки, из пронзенного глаза хлынули кровь и сукровица, и дворф замотал головой, словно лишь теперь поняв, что ошибся,

— Ты убил меня, — поправился он и замертво повалился ничком на пол.

Реджис не видел этого, поскольку поспешил заняться вторым убийцей, и тот, как быстро понял хафлинг, не был новичком в обращении с клинком. Он заметил капельку крови на груди у мужчины, как раз пониже ворота рубахи. Выстрел Реджиса был удачным, но, как он и опасался, яд дроу утратил большую часть своей силы за те месяцы, что прошли с его бегства из Дельфантла. В движениях этого типа не было ни намека на медлительность, понял Реджис к своему ужасу, отчаянно отбиваясь рапирой от града сабельных ударов.

Он едва держался. Даже сохраняя правильную фехтовальную позицию — правая нога впереди указывает на цель, левая нога сзади перпендикулярна ей, — он едва успевал за движениями высокого человека й, уж конечно, не мог состязаться с ним в длине рук.

Он вновь мысленно воззвал к кольцу, прося немножко магии, но почувствовал, что оно еще не готово к новому маневру.

Он отбил летящую саблю влево и перевел рапиру поверх нее, рассчитывая уколоть мужчину в руку. Но его противник был наготове и отдернул кисть, едва клинок Реджиса коснулся плоской стороны сабли. Тут же последовал мощный ответный удар – прямо в лицо хафлингу

Реджис вскрикнул и выбросил левую руку с кинжалом перед собой, поймав саблю между основным лезвием и одним из боковых.

Одним?

Реджис ничего не понял, но заметил, что у кинжала осталась лишь одна из нефритовых змеек, захватывающих клинки. Выдернув саблю, он увидел вторую змейку и решил на мгновение, что та магически обвилась вокруг его руки, чтобы обезопасить ладонь.

Однако он завопил снова, гораздо громче и испуганнее, когда понял, что вторая змейка просто отделилась от кинжала! Отделилась и ожила у него на ладони!

Высокий человек напирал, тесня хафлинга, и просто от отчаяния Реджис взмахнул рукой с кинжалом и запустил в противника змейкой. Пока та летела, хафлинг запнулся и повалился на пол, и они с противником оба вскрикнули, когда змея приземлилась на рубашку мужчины. Не останавливаясь, змейка быстро заскользила вверх, между руками пытавшегося сбросить ее человека, прямо к его шее.

И там эта крошка – не длиннее предплечья Реджиса — обернулась вокруг горла мужчины, и когда бандит попытался схватить ее, он вдруг дернулся назад и выгнулся дугой, словно кто-то стоял позади и душил его гарротой. И тут Реджиса захлестнула волна холода, жуткого и смертельного.

Он увидел лицо, злобно скалящееся на него из-за плеча высокого мужчины, иссохшее лицо мертвеца, лицо призрака или лича — Темной Души! Широко раскрыв глаза, хафлинг застучал ботинками по полу, пытаясь поскорее отодвинуться. Реджис не мог вздохнуть, как не мог, разумеется, и высокий мужчина, выронивший клинок и схватившийся за змею обеими руками, отчаянно сопротивляясь и вытаращив глаза.

Казалось, злобное мертвое лицо смеется, выпуская изо рта клубы холодного пара.

Затем призрак исчез в облаке серого дыма.

Высокий человек лежал неподвижно, мертвый, обмякшая теперь змея растянулась поперек его горла.

— Соберись обратно, — прошептал Реджис, хватая ртом воздух. — Стань целым. — Он встал на колени и взглянул на свой кинжал. Там по-прежнему оставалось одно боковое лезвие, а по другую сторону, на месте второго, он увидел зачатки змеиной головы, только начинающей оформляться.

Она отрастает заново, понял он, точно так же как призма в кольце на его руке восстанавливает свою магию. Это магия клинка убила скверного пирата, а вовсе не Темная Душа, хотя, похоже, кинжал принадлежал самому личу, пришел к выводу Реджис, начиная постигать ценность и силу оружия.

Хафлинг подошел к двум своим врагам — убедился, что они мертвы, и заодно избавил их от монет, камней и драгоценностей. Он поддел змею кинжалом, даже передвинул ее в сторону, но в ней не осталось ни капли жизни.

Реджис снова осмотрел оружие, и ему показалось, что второе лезвие еще чуть-чуть подросло.

— Это магическая вещь, а не проклятие, — сказал он себе. Он вспомнил утверждение Ловких Пальцев насчет того, что у кинжала есть и другие способности и, что важнее, что у него нет ни сознания, ни самолюбия, которыми обладали столь многие из известных магических видов оружия. Реджис подумал об ухмыляющемся призраке и порадовался этому.

Хафлинг глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. Он воображал себя героем, твердо решив, что на этот раз будет им, что станет полезным членом братства Компаньонов из Мифрил Халла, а не обузой, нуждающейся в защите. Он кивнул, взглянул на свое оружие и на дело своих рук.

Вот, значит, каково это — быть героем. Он не побежал от схватки и, черт возьми, победил. Он опять кивнул, напоминая себе, что этот бой закончен лишь наполовину.

Прекрасно одетый хафлинг уверенно прошествовал между повозками и вышел в круг света от пылающего бивачного костра. Он ухмыльнулся, увидев ошеломленные лица двоих мужчин. Разумеется, они были в шоке, поскольку заплатили за его убийство, и на тебе — он тут как тут!

Проходя мимо крепко сбитого Йогера, Реджис выпростал из-под дорожного плаща ручной арбалет и выстрелил мужчине в лицо, потом выпустил оружие из рук. Привязанное к поясу, оно со звоном упало ему под ноги. Молниеносным движением Реджис бросил в стонущего человека маленькую змейку. Та приземлилась у мужчины на животе и магическим образом закрепилась там, а затем быстро заскользила вверх, прежде чем дурень успел хотя бы среагировать.

Йогер вскрикнул, потом начал хватать ртом воздух и давиться, но Реджис даже не взглянул на него. Хафлинг продолжал идти в сторону Кермиллона, по-прежнему не обнажая ни рапиры, ни кинжала. Кермиллон выхватил из костра небольшое бревно и принялся отмахиваться им, крича, чтобы хафлинг не подходил к нему.

Но Реджис продолжал идти.

Он слышал, как Йогер у него за спиной упал и забился, суча ногами. Слышал перепуганные выкрики от соседних повозок, но сейчас он сосредоточился на Кермиллоне, угрожающе размахивающем поленом.

Оказавшись в пределах досягаемости, когда мужчина начал замах, Реджис активировал свое кольцо с призмой, включая искажение пространства и времени. На этот раз Реджис знал, чего ожидать, он прыгнул и развернулся на лету. Приземлился сзади и сбоку от Кермиллона, уже с рапирой в руке. Хафлинг немедленно приставил ее острие к голове мужчины чуть пониже уха, проткнув кожу, но лишь чуть-чуть.

— Брось бревно по-хорошему, — велел он и, когда у Кермиллон заколебался, вонзил рапиру чуть глубже.

— О, пожалуйста, господин Паук! — задохнулся человек, кренясь набок, подальше от настырного клинка.

— На колени, — приказал Реджис, и Кермиллон плюхнулся на колени.

Реджис взглянул поверх него на Йогера, продолжающего отчаянно биться и корчиться, но без всякого толку. Другие подошли к костру в тот самый момент, когда Йогер вытянулся и затих, подергивая ногами в предсмертных судорогах.

— Что здесь происходит? — обрати возчик Реджису и Кермиллону. Остальные бросились к Йогеру.

— В чем дело, малыш? — спросил другой мужчина.

— Скажи им, — велел Реджис Кермиллону.

Человек молчал.

— Расскажи — или я всажу свой клинок тебе в голову и сам все им объясню, пока буду оттирать с рапиры твои мозги твоей же рубахой.

Начали собираться возчики, пассажиры, местные торговцы, стеной вставая вокруг маленького костра и противников.

— Лучше ты говори, — посоветовал один.

— Ага, лучше мы послушаем твое объяснение! — добавил другой.

Реджис посильнее надавил острием шпаги, и Кермиллон вскрикнул.

— Говори правду, и я попрошу, чтобы к тебе проявили снисходительность.

— Я не знаю... — начал Кермиллон.

— Там неподалеку двое мертвых! — возвестил вновь прибывший, хафлинг, одетый по-дорожному, и, казалось для боя. Он вышел на свет, задним еще-три хафлинга в таких же одеяниях. — Стаффингс убит в своей палатке, — продолжал хафлинг. — Стаффингс и длинный. Похоже, этой ночью они попытались обмануть постояльца, и не ошибусь ли я, предполагая, что этот постоялец стоит сейчас перед нами?

— Стаффингс? — переспросил Реджис.

— Стаффантл Тиндеркег — для тех, кому было до этого дело, — ответил хафлинг. — И просто Стаффингс для всех остальных.

— О да, он заманил меня в свое логово, посулив постель и ванну, за монеты, полученные от этих двоих. — Реджис немного надавил, и Кермиллон заскулил и скособочился. — Давай, скажи им.

— Если хочешь сохранить жизнь, возчик, — поддержал другой хафлинг, доставая короткий сверкающий меч.

— Да! Да! — забормотал Кермиллон. — Но не убивать его! Нет, только ограбить... вот этого! — Рапира отодвинулась, и он упал и перевернулся, тыча пальцем в сторону Реджиса. — Этого! Сплошная похвальба и денег без счета! Да он же крыса, говорю я вам! Мерзкая крыса!

Реджис рассмеялся и, коротко взмахнув рапирой, отсек мужчине указующий палец, а затем убрал ее обратно в ножны, в то время как Кермиллон скрючился на земле, подвывая от боли.

— Ну, этот мертв, — сказал мужчина, склонившийся над Йогером.

— Тремя жалкими убийцами меньше, — бросил Реджис, взглянул на Кермиллона и добавил: — А вскоре, вероятно, будет и четвертый.

Несколько возчиков вышли в круг, подхватили Кермиллона и уволокли прочь.

Подобные сцены были нередки на торжищах вокруг моста Боарескир, и интерес быстро угас, зрители разошлись, одни спорили, кому достанутся повозка и груз Кермиллона, другие же, торговцы, рассуждали насчет отличной палатки, которую можно будет теперь открыть, если одноглазый дворф действительно мертв.

Четверка хафлингов, однако, приблизилась к Реджису, и их предводитель изящно поклонился ему.

— Вы прекрасно владеете собой, мастер Тополино, — сказал он.

— Вам известно мое имя? — отозвался Реджис. Он скрестил взгляды с хафлингом, в то же время спокойно поднимая арбалет и аккуратно убирая его обратно в магическую поясную сумку.

— Оно было мне известно еще до встречи с вами, хотя я не знал, что вы носите его, — ответил тот.

Реджис с любопытством взглянул на него.

— Дедушка Периколо, — вступил один из троих, стоящих позади. — Я много раз бывал в Дельфантле и хорошо знал его.

— Ах, но где мои манеры?! — воскликнул старший. — Я знаю ваше имя, но не назвал вам своего. Я Довегардо из «Ухмыляющихся пони». — Он низко поклонился.

— «Ухмыляющихся пони»? — переспросил Реджис, стараясь не рассмеяться.

— Называемся так из-за наших скакунов и года, — ответил тот, кто утверждал, что знаком с Дедушкой.

Реджис на миг задумался, но потом понял намек на 1481, Год Ухмыляющегося Хафлинга.

— А я Шовиталь Тердиди, — продолжил хафлинг.

— Он работал с «Коленоломами», — пояснил Дорегардо, и Реджис пожал плечами, не улавливая связи.

— А, значит, вы не бывали в Землях Бладстоуна, — заметил Шовиталь.

— Был однажды в Импилтуре, но только один сезон. — ответил Реджис.

— Если когда-либо вернетесь туда, отправляйтесь в Дамару и знайте, что среди знаменитых «Коленоломов» у вас есть друзья.

— «Коленоломы»! — радостно взревели остальные двое, вскинув в воздух обтянутые перчатками кулаками.

— Мы провозглашаем верность этой банде, нашим братьям по общему дело, сказал Дорегардо.

— Делу?

Дорегардо приблизился и дружески положил руку на плечо Реджиса.

— Вы, разумеется, знаете, какая дилемма стоит перед нашим народом. К хафлингам всегда относятся как к ворам или, хуже того, как к детям. Но только не к «Коленоломам», ездящим по дорогам Дамары и соседней Ваасы. При их появлении разбойники забиваются в свои Темные норы, а горожане видят это и торжествуют.

— Дорегардо говорил от вашего имени со здешними торговцами, успевшими познакомиться с «Ухмыляющимися пони» и начать доверять им за те несколько месяцев, что мы вместе, — добавил Шовиталь. — Поэтому вашу версию этой истории никто не подвергал сомнению.

— Потому что вы как «Коленоломы», — сделал вывод Реджис.

— Мы ездим по Торговому пути от Мемнона до Глубоководья, и к востоку, и обратно до Элтургарда, — пояснил Дорегардо.

Реджис оглядел всю компанию, одного за другим:

— Вчетвером?

— Нас одиннадцать, — ответил Дорегардо. — И мы были бы рады двенадцатому. — Он бросил взгляд на мертвого Йогера, лежащего возле повозки. — В особенности двенадцатому, умеющему постоять за себя столь... эффективно.

Реджис рассмеялся над лестным предложением.

— Я едва держусь в седле, — ответил он, поскольку первой его реакцией было вежливо отказаться.

— Этому легко научиться, — заверил Шовиталь, и тон его отрезвил Реджиса и заставил понять, что это предложение не было ни случайным, ни пустым. Они говорили серьезно.

— У меня есть дела на дальнем Севере, — сказал Реджис. — Добираетесь ли вы до Лускана?

— До Глубоководья, — ответил Дорегардо. — Но можем поехать и дальше и, возможно, помочь вам с этими делами, о которых вы говорите.

Реджис покачал головой, пытаясь все обдумать. До назначенной встречи оставалось два с половиной года.

— Мне нужно поспать, — сказал он. — Могу я провести ночь в вашем, без сомнения безопасном, лагере и дать вам ответ утром?

Хафлинг по имени Паук проснулся от запаха жарящегося бекона и яиц и чудесного насыщенного аромата кофе, щекочущего его ноздри. Он приподнялся на локтях и наскоро пересчитал хафлингов, снующих вокруг лагеря, быстро поняв, что здесь присутствует большая часть группы.

Доброе утро, мастер Тополино! — приветствовал его Дорегардо, заметив, что Реджис сел.

— Паук, — поправил тот. — Меня зовут Паук. — Он снова огляделся, чувствуя себя уютно как дома и в то же время участником рискованного и захватывающего приключения. — Паук из «Ухмыляющихся пони», — добавил он.

— Ура! — закричали хафлинги, вскидывая в воздух кулаки в перчатках.

— Полагаю, мне понадобится пони, — сказал Реджис.

— За мостом их полно, — сообщил Дорегардо.

— У меня есть монеты, чтобы прикупить одного, — заверил Реджис.

Вошел Шовиталь с двумя тарелками, наполненными едой, и двумя дымящимися кружками кофе.

— Подарок за рассказ о Дельфантле, — сказал он, усаживаясь на бочонок возле постели Реджиса. — Расскажи мне о Морада Тополино!

То, что он назвал особняк этим малоизвестным именем, послужило для Реджиса подтверждением, что хафлинг в самом деле бывал в Дельфантле, как и говорил. Реджис кивнул, принимая тарелку и кружку, и в паузах между глотками поведал Шовиталю о глубоководных погружениях и розовых жемчужинах. Он хотел было рассказать заинтересованному хафлингу о кончине Дедушки, но передумал. Не теперь.

— А знаете, кто главный компаньон Дедушки? - спросил он, когда к ним присоединился Дорегардо с тарелкой в руках.

— Усатый маг? — предположил Шовиталь.

Реджис покачал головой.

— Доннола, — сообразил Шовиталь и продолжал с восторженным придыханием, как и всякий мужчина-хафлинг при мысли об этой девушке: — Прекрасная Доннола! Ах, кто увидел ее, никогда не забудет!

— Доннола! — вскричал еще один хафлинг на другом краю лагеря, поднимая кружку, и все подхватили этот клич.

— Шовиталь рассказывал о ней, — пояснил Дорегардо.

Уверен, что его слова, какими бы лестными они ни были, не способны воздать ей по справедливости — сказал Реджис; он в самом деле так думал, и как же терзала его сердце разлука с Доннолой Тополино! Он повернулся к Шовиталю. — Если ты когда-нибудь вернешься в Дельфантл, найди ее, умоляю, и скажи, что видел меня... Паука, и что со мной все в порядке, и я однажды вернусь к ней.

— Паук? — переспросил Дорегардо, качая головой. — Какое необычное имя!

— Оно заслужено, — заверил Реджис. — Его дал мне сам Дедушка Периколо, когда я был еще совсем маленьким.

— Я слышал про хафлинга по имени Паук, — сказал один из членов банды, сидевший неподалеку. Все повернулись к нему, и Реджис испугался, не слишком ли он разболтался. — Так это ты? Мастер лазать по стенам, обучавшийся в собственном доме Периколо?

Паук уставился на него, не зная, как поступить.

— Мы обзавелись здесь ценным компаньоном, — сообщил хафлинг Шовиталю и Дорегардо.

— Мы тоже так решили, — кивнул вожак.

— И тем, кто у вас в большом долгу за то, что приняли мою сторону и поддержали меня прошлой ночью, — не преминул вставить Реджис.

— Это не составило труда, — заверил Дорегардо. — У меня было немало стычек со Стаффингсом, и я не жалею о его смерти. — Он коротко рассмеялся. — Я еще не поздравил тебя с этой славной победой?

Реджис припомнил бой и ту легкость, с которой рапира вошла в единственный глаз Стаффингса. Он пожал плечами, немного смущенный.

«Ухмыляющиеся пони» вскоре отправились в путь, Реджис ехал верхом на вьючном муле, пока не удалось обзавестись подходящим скакуном на другом берегу Извилистой реки. Они проехали мимо дерева, на котором болтался повешенный Кермиллон, и заметили могильщиков, копающих четыре ямы на небольшой поляне позади него.

Глава 24. Пряжа

Орел плыл по небу вместе с восходящими воздушными потоками надвигающегося фронта, легко скользя на запад, и теперь его взору открылась холмистая местность, именуемая Крагс. Кэтти-бри знала, что за этими холмами находятся Лускан, и Побережье Мечей, и горный перевал, который приведет ее домой, в Долину Ледяного Ветра.

Учитывая ограниченность ее магии, она предполагая спустя несколько дней миновать Лускан и еще через десять дней добраться до Десяти Городов в Долине Ледяного Ветра.

Она размышляла о своем недавнем доме, о Нирае и Кавите и надеялась, что у них все хорошо. Дошли ли до них слухи о ее смерти? Побывала ли леди Авельер в лагере десаи, чтобы расспросить их? Или, того хуже, наказала ли она их?

Эта мысль тревожила Кэтти-бри и лишала покоя, присущего полету — мигу высокого одиночества. Быть может, ей следовало остаться в Незериле, чтобы защитить родителей, думала она, сражаться и, вероятно, погибнуть рядом с ними, если бы туда заявилась Авельер.

Конечно, умереть, кивнула она. При этом легчайшем движении головы Кэтти-бри отметила странную боль, чувство сдавливания во всех конечностях, похожее на то, которое она испытывала в момент смены облика. Ее зрение тоже вдруг изменилось, словно становясь из орлиного человеческим или же каким-то странным, промежуточным, и всего на миг, на одно кратчайшее мгновение небо вокруг нее потемнело, потом его словно подсветили сзади, и в этот момент, меж ясным днем и полночными звездами, она увидела или вообразила грандиозную паутину из гигантских нитей, накрывшую весь мир.

Кэтти-бри не знала, что и думать; ей было не до разгадывания ни непонятного видения, ни ощущения сдавленности в руках и ногах, ни странностей зрения. Мир внизу показался вдруг очень далеким, и на мгновение женщина подумала, уж не поднял ли ее какой-то грандиозный воздушный поток на огромную высоту.

Но нет, поняла Кэтти-бри, это была лить иллюзия, порожденная ее изменившимся зрением, возвращением к обычным человеческим глазам.

Ее магия превращения таяла!

Тогда она сосредоточилась на тайной магии, вызвав из памяти заученное заклинание левитации, но мысли ее путались, и она не могла разобраться в них в этом тумане. Заклинание казалось ей бессмысленным, не удавалось отчетливо выговорить слова. Что-то было очень, очень не так! Стало трудно лететь — она чувствовала, как потрескивают ее крылья, грозя вот-вот превратиться в руки.

В обычном состоянии Кэтти-бри поднялась бы перед обратным превращением повыше, чтобы падение было более длительным, а значит, больше времени оставалось для активации ее левитационной магии. Но слова нужного заклинания попросту не приходили ей в голову.

Это леди Авельер. Прорицательница нашла ее и атакует магически, рассеивая ее двеомеры, путая мысли.

Она устремилась к земле под острым углом, сложив крылья и круто пикируя вниз, понимая, что должна опуститься на землю как можно скорее. Заметила сосновую рощицу и направилась туда, продолжая снижаться.

Кэтти-бри почувствовала, что магия улетучивается, и рванулась изо всех сил вверх, чтобы выйти из пике. Это удалось, но в следующий миг крылья стали превращаться в руки. Она полетела на землю примерно с пятидесятифутовой высоты, вновь став человеком там, где человеку быть не следует. Девушка изо всех сил пыталась вызвать левитацию, но не могла припомнить слова в сколько-нибудь правильном порядке, да и времени уже все равно не было.

Она врезалась в густую сосну, и, ломая ветки и собственные руки и ноги, провалилась сквозь крону вплоть до самой нижней ветки, за которую ухватилась руками, но лишь на миг, а затем рухнула плашмя, ударившись спиной о землю, и больше не помнила ничего.

— Город в смятении! — доложила Риалле, ворвавшись в комнату вместе с Иерикой.

Леди Авельер коротко взглянула на них и снова повернулась к окну, ничего не ответив. Она видела суматоху на улицах вокруг Ковена, спешащих повсюду курьеров, несомненно доставляющих послания от одного лорда к другому.

Что-то случилось. Что-то могущественное и драматичное, и не только в стенах Ковена, где это ощущалось особенно остро.

— Что это значит, госпожа? — осмелилась задать вопрос Иерика.

— Мы не знаем, что это, так как же она может ответить на твой вопрос? — проворчала Риалле.

— Вы сделали, как я сказала? — спросила леди Авельер, поворачиваясь и адресуя свой вопрос Иерике. Молодая женщина кивнула — Тогда начинай.

Иерика взглянула на Риалле, ища поддержки. Они шли к покоям леди Авельер порознь, но встретились в широком вестибюле главного здания. Риалле возвращалась с улицы, Иерика — из старой библиотеки.

— Госпожа, эти слова нелегко выговорить... — начала Иерика.

— Попытайся, — приказала леди Авельер. — Это простой двеомер.

Иерика глубоко вздохнула, подняла руку ладонью кверху и начала негромко повторять заклинание. Несколькими мгновениями позже у нее на ладони вспыхнул свет, в первый момент яркий, потом потускневший. Иерика опустила руку, но светящийся шар остался парить в воздухе перед ней.

— Во имя богов, — выдохнула леди Авельер и вновь повернулась к окну, но теперь она смотрела в небо, а не на городские улицы. Ранее в этот день сестры пребывали в замешательстве, поскольку подготовленные ими заклинания перепутались и стали бесполезными. Словно этого было недостаточно, теперь Иерика, юная колдунья, несведущая в древней магии, только что активировала заклинание света, причем заклинание, лет сто или больше считавшееся утраченным.

— Что это означает, госпожа? — спросила Иерика.

— Мы — магократия, — спокойно ответила леди Авельер. — Это значит, что мы познаем замешательство, потом будет переходный период, а потом мы обретем новую силу.

Молодые женщины тревожно переглянулись.

— Живость ума, — сказала им леди Авельер, повернувшись к ученицам и успокаивая их взглядом. — Незерилская империя превосходит остальных, потому что мы мудрее. Прежде мы уже знали такие космические... чудеса. — Она кивнула и указала на дверь. — Идите и отдыхайте, а потом готовьте ваши заклинания заново. Давайте посмотрим, что принесет нам завтра.

Ученицы поклонились и ушли, и леди Авельер снова вернулась к своему окну. На нее надвигалось нечто непостижимое, не похожее ни на что, с чем она встречалась в этой жизни, провидица чувствовала это, и страшилась, и надеялась. Мир всегда был нестабилен — ее дорогой Пэрайс поделился с ней некоторыми соображениями насчет «Тьмы Черлриго», даже намекнул на то, что, возможно, ткань магии становится все более непрочной. Да, какая-то нестабильность была, и разве не леди Авельер лично обнаружила возрождение этой избранной смертной богини Миликки?

А теперь этот непонятный день, и что это в конечном счете означает, леди Авельер не может сказать наверняка.

Но что бы ни последовало вслед за этим магическим сбоем — ибо только таким словом леди Авельер могла описать события сегодняшнего дня, — она намеревалась извлечь из этого выгоду.

Так поступает мудрый.

Болезненные судороги заставили Кэтти-бри очнуться. Она лежала на земле, все вокруг было в крови, одна ее нога странно изогнулась, явно сломанная, в руке, похоже также сломанной, пульсировала боль. Солнце висело низко на западе, и девушка поняла, что пролежала здесь немало времени. «Повезло, что вообще осталась в живых», — подумала она.

Левитация подвела ее. Почему же она оказалась не способна вспомнить слова и мелодию заклинания? И почему дарованная шрамом магия трансформации исчезла столь быстро?

Продолжая раз за разом задавать себе эти вопросы, Кэтти-бри вернулась к опасению, что леди Авельер нашла ее и заставила упасть. Она попыталась приподняться на локте и в отчаянии огляделась, хотя любой поворот головы отзывался новой болью.

Кэтти-бри призвала на помощь всю самодисциплину, выработанную за годы двух жизней, отгоняя прочь страхи, заставляя себя сосредоточиться Она вспоминала другие подготовленные ею заклинания, но ни одно из них, похоже, не могло помочь ей теперь, и, хуже того, ни одно она не могла вспомнить отчетливо. Если Авельер явится сюда, сможет ли ее ученица прибегнуть хотя бы к простейшим из них, чтобы обезопасить себя?

Она вернулась к своему сильнейшему защитному заклинанию, ее излюбленному двеомеру, и сконцентрировалась на погоде. Да, она вызовет бурю и, если появятся враги, поразит их насмерть мощными, огненными, стрелами.

Кэтти-бри надеялась, что смогла запустить магию, но, для того чтобы собрались тучи и началась буря, требовалось время.

Кроме того, поняла она, чувствуя, что теряет сознание, нужно остановить кровотечение.

Девушка начала молиться, взывая к богине с просьбой о заклинании исцелениям, и, к ее великому облегчению, в отличие от тайных заклинаний эти слова, эти молитвы легко изливались из нее. Она увидела светло-голубой туман, сгущающийся вокруг ее раненной правой руки, вытекающий из широкого рукава платья.

Заклинание продолжало работать, и Кэтти-бри ощутила прилив мягкого успокаивающего тепла, нежного, как атлас, и протекающего сквозь ее тело, словно пенная волна. Затем эта волна рассыпалась и обдала горячей энергией ее сломанную руку, вплоть до самого магического шрама богини, чьей милостью ей была дарована эта сила исцеления.

Дрожащей левой рукой Кэтти-бри засучила рукав платья. Когда рассеялся туман, она взглянула на магический шрам — голову единорога Миликки — и несколько раз моргнула, пытаясь понять, то ли это игра света, то ли у нее кружится голова из-за потери крови. Ибо шрам, хотя и остался, выглядел даже более отчетливым, чем прежде, но походил скорее на татуировку, нежели на родимое пятно. Золотой рог существа и вся его голова были обведены золотом.

Очередная волна боли вызвала у раненой гримасу и напомнила о случившемся, и девушка снова воззвала к богине, прося о помощи. Над единорогом вновь поднялся туман, божественные силы вновь вернулись к ней, причем, как показалось Кэтти-бри, их даже прибавилось.

Она сотворила третье малое исцеляющее заклинание и, когда мысли ее прояснились, перешла к следующему, позволяющему исцелять более серьезные раны, сфокусировав энергию на своей ноге. Ей сразу же стало лучше в теплом коконе голубого сияния, словно нежнейшие из океанских вод смывали все дурное прочь. Беглянка села прямо и даже согнула колено, поскольку нога ее снова выпрямилась.

Она переживет это падение. И вероятно, на следующий же день двинется в путь, раз ее божественные силы восстановились, так что она может и в дальнейшем исцелять свое разбитое тело.

Кэтти-бри сделала глубокий вдох и задержала дыхание, потом подняла рукав на левой руке.

Семиконечная звезда осталась и, как и голова единорога, казалась теперь более отчетливой, словно нанесенной рукой художника, за исключением того, что обведена она была не золотым, а кроваво-красным, словно вокруг знака Мистры пульсировала паутина воспаленных вен.

Что же это означает?

Кэтти-бри попыталась вспомнить тайное заклинание из своего репертуара, но, увы, как ранее левитация, так и эти заученные двеомеры были потеряны для нее и представлялись нагромождением бессмысленных слов.

Интуитивно она выбрала одно: свой излюбленный огненный шар. Девушка закрыла глаза и мысленно вернулась к тому времени, когда впервые попробовала сотворить это заклинание, в другом теле, столетие назад, и попыталась пробраться сквозь беспорядочное нагромождение слов.

Теперь слова начали отделяться друг от друга, и она услышала собственный голос, нараспев произносящий заклинание — отчасти древнее, отчасти новое, и на ее ладони возникла огненная горошина. Кэтти-бри подбросила ее в воздух и повелела лететь прочь, в небо, подальше от деревьев, и там она подобающим образом взорвалась, расцвела огненным шаром, а голубые струйки магической энергии засияли вокруг левой руки Кэтти-бри, вокруг символа семиконечной звезды.

Девушка взглянула на нее и покачала головой.

Что бы это значило?

Пока она смотрела, как языки пламени рассеиваются без следа, кое-что еще привлекло ее внимание и породило новые вопросы. В опускающихся на землю сумерках: она заметила мерцание первых звезд.

Но где же вызванная ею буря?

Она огляделась. Небо было идеально ясным. Ее заклинание потерпело полную неудачу. . >

Что бы это значило?

— Что это значит? — спросила леди Авельер у Пэрайса Ульфбиндера в тот же самый день. Ей и ее ученицам удалось восстановить некоторые магические заклинания, но едва-едва и очень избирательно.

— Нестабильность, — отозвался Пэрайс; леди Авельер заметила, что, судя по его виду и тону, он был весьма взволнован. — Сегодня утром я беседовал с лордом Дрейго Куиком. Возможно, это то, чего мы боялись.

—Поясните.

Незересский лорд покачал головой.

— Что-то надвигается на мир — на оба мира! — но пока я ничего не могу объяснить. Двенадцать принцев обращаются к мудрости жрецов.

— Старых религий? Старых богов?

— Где ваша бывшая ученица? — спросил Пэрайс. — Вы нашли ее?

— Рукия? — Авельер беспомощно развела руками.

— Вы говорили, что не верите, будто она погибла в огне.

— Нет, конечно же, обгоревший труп, найденный нами среди обломков, был не ее.

— Тогда где же она?

— Нигде поблизости ее нет, я в этом уверена, — ответила леди Авельер. — При помощи магии я обшарила весь Незерил...

— Запад, — перебил Пэрайс. — Ищите на западе. Побережье Мечей. Лускан. Долина Ледяного Ветра.

Леди Авельер с любопытством взглянула на него;

— Откуда вы знаете?

— Разумеется, я провел собственные исследования и изыскания, после того как вы пришли ко мне с той крайне любопытной историей, — ответил Пэрайс. — Вы упоминали про одинокую гору.

— Она может находиться где угодно.

— Возможно, она в Долине Ледяного Ветра.

Леди Авельер пожала плечами, поскольку название ей ничего не говорило.

— Обширная бесплодная тундра, расположенная к северу от города Лускан за Хребтом Мира, — пояснил Пэрайс. — Мало кто обитает там, немногие даже просо путешествуют туда, но некогда там находился дом Дзирта До’Урдена, Бренора Боевого Топора и его приемной дочери, Кэтти-бри.

— Как Мифрил Халл...

— А города Долины Ледяного Ветра расположены вокруг одной-единственной. горы, вздымающейся над тундрой.

Леди Авельер облизнула губы и обдумала новость. Вполне возможно.

— Ищите между Анклавом Теней и Долиной Ледяного Ветра, — посоветовал Пэрайс. — Вероятно, вы разыщете свою исчезнувшую беглянку.

— И что тогда?

— Наблюдайте за ней. Не возвращайте ее в Анклав. Давайте выясним все, что возможно, но на безопасном расстоянии.

— У нас остается пять лет до той встречи, о которой она говорила, — напомнила леди Авельер.

— Ничтожный срок по меркам космического календаря. Но более чем достаточно для мудрой леди Авельер и ее Ковена, чтобы найти это непокорное дитя, да?

Женщина кивнула.

— Библиотеки Анклава Теней уже открыты для всех практикующих магов, — добавил Пэрайс, когда провидица повернулась к выходу. — Похоже, мы должны заново приспосабливать нашу магию.

— На старый лад?

— Кто знает? — пожал плечами лорд.

— Может, Рукия? — съязвила леди Авельер, покачала головой и беспомощно улыбнулась, и Пэрайс ответил ей тем же.

На другой день раненая почувствовала себя куда лучше даже еще до того, как вновь омыла себя исцеляющей магией Миликки. Заклинания, использующие тайную магию, оставались бессвязным набором слов, и она обнаружила, что едва ли способна уловить тончайшие оттенки интонаций, отмеченные в ее книге заклинаний. У нее было такое ощущение, будто вся магия повернулась на несколько градусов, причем отдельные ее части — в разные стороны. Она ничего не могла понять.

— Пусть будет так, — промолвила Кэтти-бри, выбираясь из-под сосновых веток, послуживших ей постелью. Она взглянула на восходящее солнце, потом огляделась, отыскав далекие холмы Крагс и север, где вздымались высокие пики величественного Хребта Мира, хотя Кэтти-бри и не могла видеть их с такого расстояния.

Девушка прикинула свое примерное местонахождение, а также год и месяц. У нее полно времени, чтобы добраться до Долины Ледяного Ветра, — целые годы, — так что, пожалуй, вполне можно изменить маршрут.

— Глубоководье? — прошептала она. Лорды этого величайшего из городов, разумеется, станут изучать эти странные явления, но как ей, замарашке из другой части света, добыть какую-либо информацию у этих надменных особ? Ибо теперь она не принцесса Кэтти-бри из Мифрил Халла, но просто малышка Рукия из племени десаи, то есть попросту никто.

Она подняла руки и встряхнула ими, чтобы откинуть рукава. Ее магические шрамы? Помогут ли они ей?

Но они больше не были даже похожи на шрамы. Всякий опытный татуировщик на Побережье Мечей мог бы создать подобные рисунки на ее предплечьях.

Молодая женщина сделала глубокий выдох и обратилась к заклинаниям, рассчитывая изменить облик и продолжить свой путь туда, куда она решит. Кэтти-бри закрыла глаза и сфокусировалась на шраме, желая вновь стать огромным орлом.

Ничего не произошло.

Она открыла глаза и взглянула на свои руки. Никакого тумана, ни намека на магию.

Она не могла превращаться. Не могла обернуться орлом, мышью или волком. Это открытие стало для нее болезненным ударом. До Долины Ледяного Ветра оставались сотни миль, и теперь, столь внезапно, дорога становилась куда более опасной и непредсказуемой.

Кэтти-бри заставила себя успокоиться и трезво оценить возможные варианты. Даже без изменения облика и способности вызывать бурю и молнии она оставалась ученицей Миликки, наделенной божественными силами. И она — маг, обучавшийся в Серебристой Луне и в Анклаве Теней. Она не маленький ребенок, потерявшийся в пути, она — Кэтти-бри, однажды, в иной жизни, уже проделавшая этот путь. Она может сражаться и использовать магию, и божественную, и тайную. Она огляделась по сторонам и полезла на сосну, чтобы осмотреть окрестности. Ее поврежденная нога заболела от усилий, несмотря на всю примененную к ней магию.

Беглянка вернулась мыслями в предыдущий день, когда она еще парила в вышине. Как раз на западе отсюда есть дорога, припомнила она и кивнула, поскольку знала эту дорогу, Долгий Путь, как ее когда-то называли.

Девушка улыбнулась, представив, куда может привести ее эта дорога и что она сумеет узнать, когда доберется до нужного места.

Она отыскала ветку подходящей длины, чтобы использовать ее как трость, и решительно двинулась в путь. Она Кэтти-бри. Волею Миликки она была возвращена в этот мир ради великой цели, и она не подведет.

Путница вышла на дорогу, точнее, на то, что от нее осталось, ибо теперь это была заброшенная и редко используемая колея, и повернула на север. Нога ее болела, но девушка не останавливалась и не замедляла шаг.

День начал угасать, ночь опускалась на землю, и Кэтти-бри принялась подыскивать место для ночлега. Она сошла с дороги и поднялась по склону небольшого холма. Но едва начала сооружать яму для кострища, выкладывая ее края камнями, чтобы огонь не был виден издалека, как небо на севере вдруг озарилось внезапной вспышкой оранжевого пламени.

Кэтти-бри кинулась к северному склону холма и вгляделась вдаль.

Стрела молнии расколола ночное небо. За ней последовал огненный шар, а затем россыпь разноцветных искр и вспышек, настолько великолепных, что девушка с одобрением рассмеялась.

Парой мгновений позже она услышала отдаленный звук разрывов, а также что-то, похожее на радостные крики.

Вспыхнул еще один огненный шар, на этот раз ниже над землей, и высветил большой особняк, стоящий на холме.

— Широкая Скамья! — вскрикнула Кэтти-бри. И не так уж далеко. Все мысли о ночевке тут же вылетели у нее из-головы, и она с новой решимостью устремилась в путь.

Ночь сгущалась вокруг. Долгий Путь местами больше походил на тележную колею, но продолжавшиеся на севере вспышки указывали ей путь, и вскоре она вошла в городок Широкая Скамья, место обитания Гарпеллов, где она несколько раз бывала по разным поводам в прошлой своей жизни.

Казалось, все жители городка вышли на улицы. Сотни людей радостно шумели и плясали, наслаждаясь представлением на холме, на землях Дворца Плюща, особняка Гарпеллов, где маги, по-видимому, демонстрировали свое искусство на грандиозном празднестве, запуская в небо огненные шары и молнии, а также творя всевозможные эффектные заклинания, устроив великолепное и пышное шоу.

— Что это? — спросила Кэтти-бри у молодой пары, встретившейся ей у подножия холма.

— Никто, кажется, не знает, — ответил парень. — Но видно, у наших магов Гарпеллов нынче вечером хорошее настроение!

Путешественница обошла собравшихся и отыскала дорогу, ведущую наверх, к воротам дворца на холме. Они выглядели как простой кусок забора десяти шагов в длину, ни к чему не прикрепленный по краям, но Кэтти-бри знала, что это не так. По обе стороны от ворот простиралась невидимая стена, огораживающая весь холм и стоящий на нем дворец.

Девушка подошла к воротам и покричала, но никто не услышал или не отреагировал. Она даже видела их — магов, собравшихся на вершине холма, а многих — и вовсе на крыше особняка. Они весело галдели и творили заклинания одно за другим.

Кэтти-бри покричала снова и, когда ответа не последовало, принялась, шептать собственное заклинание. В воздух взлетела огненная горошина, превратившаяся в огненный шар.

Люди внизу завопили и подались назад от изумления — и, конечно же, от страха. А сверху раздались крики и призывы к осторожности, и маги попрятались. Тотчас же к ней подбежала городская стража, а вскоре после этого по ту сторону ворот появилась группа Гарпеллов.

— Кто ты, явившаяся в Широкую Скамью незваной и занимающаяся здесь магией? — спросил жилистый старый маг в мятой одежде.

Вместо ответа Кэтти-бри подняла руки и встряхнула ими, и из-под съехавших рукавов показались ее отметины.

— Друг, — ответила она. — Хотя и не была здесь много лет.

Худощавый старик-маг подошел ближе и оглядел ее:

— Я тебя не знаю.

— Не знаете, — кивнула она. — Но я знаю о вас; во всяком случае, знаю Гарпеллов, и кое-кто из них некогда считал меня своим другом. Когда я расскажу вам свою историю, вы поймете.

— Тогда продолжай! — приказал старик.

Кэтти-бри оглянулась через плечо на городскую стражу, потом с сомнением посмотрела на мага.

— Ну, тогда пошли! — предложил мужчина, стоящий позади нее, но едва он приблизился, жилистый маг поднял руку.

— Когда-то я была знакома с Гарклом, — осмелилась признаться Кэтти-бри, надеясь, что это имя из прошлою пробудит вспышку воспоминаний. — И знавала также Биддердуу.

— Тех самых Биддердуу? — охнул человек позади нее и попятился, мотая головой.

Кэтти-бри с любопытством оглянулась на него, не вполне понимая его реакцию, а также удивляясь, почему он говорит о Биддердуу во множественном числе. Она покачала головой, оглянулась на мага и увидела, что он уже возится с воротами. Чародеи пригласили ее войти и повели к вершине холма.

— Я Пенелопа, — представилась женщина средних лет, входя в уютную комнату, где маги оставили Кэтти-бри, попросив ее чувствовать себя как дома. Девушка начала было подниматься со своего кресла, но Пенелопа жестом показала ей, чтобы она не вставала, и села напротив.

— Кэ... Ру… — начала было Кэтти-бри, но ей пришлось умолкнуть и рассмеяться над собой, поскольку то, что должно было стать простым знакомством, явно таковым не являлось. Назваться своим настоящим именем означало породить множество вопросов, намного больше, чем вызвало ее появление здесь, во Дворце Плюща, а воспользоваться именем десаи значило облегчить леди Авельер задачу по ее выслеживанию.

— Делли, — пленительно улыбнулась она, позаимствовав еще одно имя у своего далекого прошлого. — Делли Керти.

— Добро пожаловать, Кэ-ру-делли, — ответила Пенелопа Харпелл, понимающе улыбаясь.

— Делли Керти, — решительно повторила Кэтти-бри.

— И что же привело Делли Керти в Широкую Скамью, могу ли я спросить?

— В основном ваше магическое представление сегодняшней ночью. Я была в пути и заметила его, а поскольку я тоже практикую Искусство...

— Тогда ты, без сомнения, уже знала про Широкую Скамью и не нуждалась в огнях и молниях, чтобы попасть сюда.

Кэтти-бри мрачно уставилась на женщину, и та ответила ей тем же. Девушка начала сочинять какое-то объяснение, но поняла, что лишь глубже увязнете собственной лжи под внимательным взглядом Пенелопы. Это же Гарпеллы, напомнила себе Кэтти-бри, славные люди, пусть и немного... эксцентричные. Гарпеллы всегда были союзниками Компаньонов из Мифрил Халла, и самого Мифрил Халла тоже. Именно они поспешили на помощь Бренору, когда дроу наводнили туннели дворфов.

— Я направлялась на побережье, — сказала Кэтти- бри. Но недавние события остановили меня и, признаюсь, поставили в тупик.

— Пожалуйста, продолжай.

— Изменения,— пояснила Кэтти-бри. — С магией. — Она пожала плечами и выложила свой козырь, снова поддернув рукава платья, чтобы обнажить два магических шрама, выглядевших теперь обычными цветными татуировками.

Пенелопа сощурилась, увидев помеченные предплечья, молодой женщины, она наклонилась в кресле, чтобы рассмотреть их поближе, и даже взяла левую руку Кэтти-бри и немного повернула ее, чтобы лучше видеть семиконечную звезду.

— Какой художник рисовал это? — спросила Пенелопа.

— Это не художник.

Хозяйка дома снова взглянула ей в глаза:

— Это магические шрамы?

— Или были ими.

Пенелопа выпрямилась и огляделась по сторонам. Она подошла к двери и закрыла ее, затем вернулась и встала перед Кэтти-бри. Задрала платье и повернулась боком, демонстрируя отметину на левом бедре: багрово-синие пятно на коже.

— Нет бы моему стать таким же симпатичны, как у тебя! — сказала она. — Ты ничего не делала, чтобы подправить шрам?

— Это случилось только что, когда я была одна на дороге.

— И что же ты делала одна на дороге?

— Направлялась к побережью, я уже говорила вам.

— Это опасные места для путешествия в одиночку, даже для мага.

— Я летела, — призналась гостья. — Благодаря силе шрамов я летела как птица. А потом упала.

Пенелопа с шумом вобрала в себя воздух.

— В чем дело? — спросила Кэтти-бри.

— Ты не хочешь назвать мне свое настоящее имя, Делли Керти?

— Вы все равно не поверите мне, поэтому нет, пока нет. В свое время, возможно, когда мы обе придем к большему взаимному доверию.

Пенелопа обошла вокруг ее кресла:

— Мне сказали, ты упомянула семью Биддердуу.

— Одного Биддердуу, — поправила Кэтти-бри.

— Хорошо, одного Биддердуу. Которого?

Кэтти-бри смущенно рассмеялась.

— Биддердуу, — ответила она. — Биддердуу Гарпелла.

— Никакого Биддердуу Гарпелла нет.

— Он был. А кто тогда такие Биддердуу?

— Биддердуу умер сто лет назад, — ответила Пенелопа. — Его наследники живут в лесу, окружающем Широкую Скамью.

Кэтти-бри несколько мгновений обдумывала услышанное.

— Оборотни,— прошептала она.

— Да, Биддердуу, как мы их называем. Местные жители очень боятся их, но, по правде говоря, они охраняют город и не причиняют нам вреда. Я удивляюсь, что ты не встретилась с ними на дороге, явившись в ночи и так подозрительно. Но с другой стороны, возможно, Биддердду тоже любовались представлением.

— Оно было просто необыкновенным, — согласилась Кэтти-бри.

— Необыкновенное шоу для удивительного времен, — признала Пенелопа. — Странные вещи творятся вокруг Дворца Плюща.

Кэтти-бри рассмеялась подобной сдержанности.

— Репутация Гарпеллов бежит впереди них, добрая госпожа.

Пенелопа помедлила, словно оценивая, ее ответ, но не смогла скрыть собственной усмешки.

— Полагаю, да. Вполне заслуженная репутация. — Она снова села в кресло, и лицо ее посерьезнело. — Откуда ты знаешь о Биддердуу Гарпелле? И ты упомянула у ворот еще одного.

— Гаркла.

— Откуда ты знаешь о Гаркле?

— Я выросла в Мифрил Халле.

Пенелопа выпрямилась, принимая ее слова к сведению.

— Выросла среди дворфов Боевого Топора? И при этом обучалась магии?

— Меня должным образом готовили, — ответила Кэтти-бри. — Не архимаг, конечно!

— Я видела твой огненный шар. Тебе нравится вызывать духов?

— Мне нравится взрывать, — криво усмехнулась Кэтти-бри.

— Ты говоришь как Гарпелл!

— Нравится взрывать, когда я не нахожусь рядом с тем, что взрываю, — уточнила Кэтти-бри, и Пенелопа рассмеялась и хлопнула ее по коленке.

— Ну, может, не совсем как Гарпелл, — признала она. — Скажи мне, есть у тебя на данный момент в запасе еще какие-нибудь заклинания?

Кэтти-бри на миг задумалась, потом кивнула.

— Огненный веер, — сказала-она, соединяя кончики больших пальцев и взмахивая остальными.

Пенелопа огляделась, потом поманила Кэтти-бри за собой на пустую середину комнаты, где можно было воспламенить ладони, не рискуя устроить пожар.

— Один момент. — Женщина вышла из комнаты и вскоре вернулась с двумя мужчинами, одним того же возраста, что сама Пенелопа, и другим — намного старика

— Мой муж, Доуэл, и Киппер Харпелл, старший в клане.

Оба вежливо склонили головы. Доуэл развернул пергамент, держа его перед Киппером, и кивнул Пенелопе.

Пенелопа перешла на свободное место перед Кэтти-бри и предложила:

— Пожалуйста, начинай свое заклинание.

Гостья воздела руки к небу и заговорила нараспев.

— Пожалуйста, громче, милое дитя. — попросил Киппер.

Девушка прочистила горло и начала снова, и несколькими мгновениями позже на ее пальцах пылал огненный веер; надежный двеомер, пусть и не ошеломляющий. Она повернулась взглянуть на троих наблюдателей и увидела, что все они ухмыляются, а Киппер еще и кивает.

— И взгляните на ее руку! — воскликнула Пенелопа, заметив голубой туман, сгущающийся вокруг левого предплечья вновь прибывшей. Она подскочила к девушке и потянула ее к остальным, отдернув рукав и демонстрируя семиконечную отметину.

— Что? — спросила Кэтти-бри.

— Мистра, — благоговейно произнес Киппер, склонив голову.

— Значит, это правда, — добавил Доуэл, широко улыбаясь.

— Что? — спросила Кэтти-бри.

— Твои заклинания, начала объяснять Пенелопа, но Киппер перебил ее:

— Ты черпала свою силу из старых источников. Тебя так научили?

Кэтти-бри не знала, что ответить. Да, ее так научили, но в другой жизни. В этой все было иначе.

— Что это значит? — спросила она, не ответив на вопрос.

— Пряжа, девочка, — продолжал Киппер, — ты чувствуешь ее?

Кэтти-бри вспомнила тот миг, когда магия ее шрамов исчезла, вспомнила вспышку в небе, похожую на затмение, на паутину.

Похожую на Пряжу Магии.

Она ошеломленно уставилась на Пенелопу.

— Ваш праздник, — шепотов выговорила она, сопоставляя одно с другим. — Неужели последствиям магической чумы пришел конец?

Пенелопа неожиданно крепко обняла ее.

— Мы молим об этом, — прошептала она, — Молим об этом.

Месяцы спустя Кэтти-бри смотрела из окна своей комнаты во Дворце Плюща на восток, в сторону Незерила. Силы ее магического шрама, способность изменять облик и вызывать бури не вернулись к ней, как и к другим отмеченным знаками магам в этом доме, и, судя по всем признакам, Магическая чума действительно отступила.

Наконец-то.

Но что это означало для Нирая и Кавиты? Или, размышляла Кэтти-бри, для Авельер и Ковена?

Гарпеллов, похоже, переполняла радость от этих новостей, хоть им всем пришлось переучиваться. Библиотека Дворца Плюща, разумеется, возникла задолго до Магической чумы, так что они были хорошо подготовлены к такому внезапному изменению магии. А Кэтти-бри, поразмыслив об этом, пришла к выводу, что сама готова к этому едва ли не лучше всех остальных! Поскольку изначально она обучалась по старым канонам; многие ли маги в Королевствах, за исключением эльфов и дроу, могли сказать о себе то же самое?

Считаные единицы, поняла она, поскольку Гарпеллы не до конца отказались от своих прежних навыков.

Были и другие заметные различия между нею и магами, окружавшими ее, и Кэтти-бри могла объяснить это только удивительными днями, проведенными ею в Ируладуне. Когда она взывала к своей магии, ее магический шрамы отзывались, чего не было ни у Пенелопы, ни у нескольких других аналогично помеченных волшебником. Даже у Кэтти-бри эта реакция казалась скорее внешней, поскольку ее магия была не слишком сильной. Случись ей сойтись в поединке заклинаний с Пенелопой, девушке очень быстро пришел бы конец, она не сомневалась в этом.

И все же ей было чему поучиться у Гарпеллов, пригласивших ее остаться и тренироваться с их наставниками. Она была искуснее многих в переделывании заклинаний обратно на старый лад, и Киппер, а также остальные, высоко ценили, ее труды в этом направлении и делились с нею лучшими своими двеомерами в обмен на ее заклинания.

Так в четвертый раз с момента превращения Кэтт-бри из воина в мага она обрела новую школу. В первый раз она занималась у великой леди Аластриэль из Серебристой Луны, потом с Нираем и Кавитой, затем в Ковене, и вот теперь здесь, во Дворце Плюща. Мог ли любой изучающий тайную магию желать большего? Ей действительно посчастливилось!

— Нет, в пятый раз, — произнесла она вслух, поправив себя, поскольку вспомнила величайшую из наставниц, ту, от которой получила свои божественные способности. Она взглянула на правое предплечье, на голову единорога, и вновь услышала магическую песнь Миликки.

Девушка решительно качнула головой, думая о своем грядущем воссоединении со своим возлюбленным Дзиртом и размышляя о цели своего возвращения. Что ей предстоит, гадала она. Быть может, за Дзиртом в самом деле охотится Паучья Королева, которая явится, чтобы сразиться с воплощением Миликки? Что сможет она поделать против этой откровенной силы? Или это будет сражение представителей, миньоны против миньонов? О, но в любой подобной схватке Кэтти-бри с уверенностью поставила бы на Компаньонов из Мифрил Халла!

Она поняла, что широко улыбается, — по правде сказать, ей показалось, что улыбка у нее просто до ушей! Снова выйти в путь с Дзиртом! С Бренором и Реджисом — ох, как же она надеялась, что они отыщут путь к Пирамиде Кельвина в день весеннего равноденствия в 1484 году! В этот миг она была уверена, что найдет Дзирта; в этот придающий бодрости миг Кэтти-бри обрела мужество и отвагу и сердце гулко забилось у нее в груди.

Она понимала, конечно, что Дзирт, возможно, давно умер, что Бренор и Реджис могут погибнуть за время долгого пути. Знала, что ее собственный путь далеко не безопасен, что пройти предстоит много трудных миль, а силы ее ограничены, что по следу ее, возможно, уже идет опасная прорицательница с кучей своих приспешниц.

Однако в этот миг Кэтти-бри знала, что найдет свою любовь. И встанет рядом, готовая сражаться. Радость на ее лице сменилась суровой решимостью, и молодая женщина снова погрузилась в занятия.

Лето сменилось осенью, а осень — зимой, и на смену году Нестареющего наступил год Прихода Глубокой Воды. Бренор выехал с караваном из Мифрил Халла, направляясь в Мирабар, а Реджис переплывал Море Падающих Звезд, но Кэтти-бри не могла этого знать.

Год завершился снова, наступил год Ухмыляющегося Хафлинга, и сезоны сменились еще раз. Бренор пересек Мирабар и отправился к Вратам Балдура, в то время как Реджис ехал с «Ухмыляющимися пони» по Торговому пути, и оба они были не так уж далеко от Широкой Скамьи. Но Кэтти-бри не отрывала глаз от книг, ведь дальнейшее развитие ее возможностей соответствовало желаниям Миликки и должно было сослужить хорошую службу им с Дзиртом.

Кэтти-бри надеялась, что пробудет в Широкой Скамье еще год-другой, а может, даже немножко дольше, если сумеет достичь мастерства, необходимого для овладения заклинанием телепортации, благодаря которому мгновенно перенесется в Долину Ледяного Ветра.

Таков, по крайней мере, был ее план, но однажды серым утром незадолго до начала 1483 года Пенелопа позвала ее в свои покои, где супруг волшебницы и старый Киппер уже сидели вокруг рабочего стола.

— Мы привыкли считать тебя другом, даже членом семьи, — обратилась к ней Пенелопа, едва девушка заняла указанное ей место. — Многие поговаривали, что тебя нужно формально посвятить в Гарпеллы.

Кэтти-бри хотела спросить, означает ли это, что она должна будет превратиться в статую, или стать оборотнем, или испепелить себя сбившимся с курса огненным шаром, или предпринять еще что-нибудь столь же катастрофичное, но, оценив мрачную атмосферу вокруг, мудро решила оставить свои шутки при себе.

— Мы открыли для тебя наш дом и наши книги, — добавил Киллер.

— Вы были безмерно щедры, все вы, — подтвердила гостья.

— Не думаешь ли ты, что пришло время поведать нам правду о Делли Керти? — напрямик спросила Пенелопа.

Кэтти-бри глубоко вздохнула и уставилась на Пенелопу, свою подругу и наставницу, неуверенно, но не потому, что не доверяла хозяевам и не думала о них. Вовсе нет!

— Ты колеблешься.

— Настолько ли важен этот отдельный кусочек правды? — спросила Кэтти-бри.

— Да, — ответил Доуэл с неожиданной и пугающей серьезностью.

— Киллер обнаружил некую нежелательную магию, нацеленную на Дворец Плюща, — пояснила Пенелопам — Заклинания обнаружения, прорицания, удаленное видение. Некто ищет здесь что-то — или кого-то.

Кэтти-бри закрыла глаза и сделала еще один успокаивающий вдох. Хотя прошли годы, она сердце чуяла, что это леди Авельер.

— Так ты скажешь нам правду? — спросил Доуэл.

— Нет, — без колебаний ответила Кэтти-бри.

— Для нашей же пользы? — уточнила Пенелопа, и Кэтти-бри кивнула.

— Значит, за тобой охотится могущественный враг, — сделал вывод Киппер и кивнул, когда Кэтти-бри взглянула на него. — Тогда хорошо, что ты здесь. Ты среди друзей, тоже могущественных.

— Нет, — ответила Кэтти-бри, снова не задумываясь. — Хорошо, возможно, для меня, но не для вас.

— Мы сильны...

— Это не имеет значения, —перебила Кэтти-бри. Мыслями она была уже вне стен Дворца Плюща. Если бывшая наставница охотится за ней, Авельер и ее незересские пособницы не станут выступать против Гарпеллов. Они будут высматривать и выискивать, и они получат горячий след, когда Кэтти-бри наконец покинет этот дом.

— Опасность мне не грозит, — пояснила Кэтти-бри. — Равно как и вам, когда я тут. Но будет лучше, если я уйду; во всяком случае, теперь. Я не предполагала делать такой крюк во время пути, хотя и ни на что не променяла бы эти последние годы. Щедрость Гарпеллов превосходит даже их эксцентричность, а это не так уж мало!

— Ты должна поведать нам удивительную историю! — возразила Пенелопа. — Про Гаркла, и Биддердуу, и Мифрил Халл, и Делли Керти. Я хочу услышать...

— В другой раз. Обещаю вам. Однажды я вернусь в Широкую Скамью и отплачу вам за щедрость такими историями, что вы умрете со смеху. Знаю, что это жалкая плата за те уроки мастерства, что вы дали мне.

— Это была взаимовыгодная сделка, — возразил Доуэл. — Твои уникальные навыки работы по-старому послужили нам так же, как мы послужили тебе.

— Очень великодушно с вашей стороны сказать такое, — заметила Кэтти-бри. — Значит, я вольна уйти?

— Разумеется, — сказала Пенелопа, — хотя мы и предпочли бы, чтобы ты осталась.

— Я вернусь, — повторила Кэтти-бри, глядя ей в глаза, со значением произнося каждое слово. — Но могу ли я попросить еще об одной милости? — Она посмотрела на Киллера, самого искусного из компании. — О магической транспортировке?

Старик приподнял кустистую бровь.

— И секретности, — добавила девушка. — Я скажу о том, куда мне надо, вам одному, и вы дадите слово, что ни с кем не поделитесь этим знанием, даже с вашими коллегами — Гарпеллами.

— А мы даже не знаем твоего имени, — посетовала Пенелопа.

Кэтти-бри обернулась к ней, пожала плечами и крепко обняла женщину.

Собрав все необходимое в дорогу и немного ознакомившись с современной географией местности к западу от Широкой Скамьи, путешественница остановилась на месте, показавшемся ей достаточно гостеприимным и находящимся в пределах досягаемости от ее главной цели. Она не станет просить Киллера перенести ее в Долину Ледяного Ветра, поскольку не хочет, чтобы он или кто-либо другой узнал, куда она в конечном итоге направляется.

Она вышла из портала, созданного старым магом, на горный перевал, возвышающийся над маленьким городком, притулившимся у западных предгорий Хребта Мира. Городок именовался Аукни, и его правители вели свой род со времен еще до Магической чумы, и оттуда, из этого рода, были Меральда и Кэлси, маленькая девочка, которую в давно минувшие дни Вульфгар ненадолго принял как своего собственного ребенка.

Глава 25. Верность

Со всем свойственным дворфам упрямством Бренор не обращал внимания на приближающихся монстров, сопротивляясь давлению башмака, каждой унцией своей силы продвигая себя к топору со множеством зазубрин. Если бы только он смог дотянуться...

Но он не мог и тихо зарычал, поскольку башмак надавил еще сильнее, прижав его со сверхъестественной силой, впечатывая руку в камень. Когтистые пальцы рвали его одежду и кожу, потусторонние вопли голодных немертвых дроу эхом отдавались от стен пещеры.

— Пошли вон! — услышал Бренор, и грубый голос и акцент заставили его застыть. Руки перестали хватать его, но башмак продолжал держать крепко. Дворф сумел извернуться и мельком взглянуть на своего мучителя— и задохнулся от потрясения, оцепенев настолько, что был не в силах сопротивляться, когда толстая рука протянулась вниз, схватила его за воротник и грубо, удивительно, легко вздернула на ноги.

— Ты все еще дышишь только потому, что ты дворф, вор, но знай, что дышать тебе осталось недолго! — объявил вампир — немертвый дворф в гребенчатом доспехе. — Я хочу, чтобы ты узнал, чью могилу грабишь, прежде чем я сломаю тебе шею.

— Пирамиду короля Бренора, — выдохнул Бренор и добавил тонким от совершеннейшего шока голосом: — Пуэнт.

Вампир встряхнул его так грубо, что у Бренора загремели все кости:

— Как ты меня назвал?

— Пуэнт... о, мой Пуэнт, во что ты превратился?

Вампир-дворф, Тибблдорф Пуэнт, уставился на юного дворфа, оглядел его сверху донизу, потом заглянул ему в глаза. Их с Бренором взгляды встретились, и они молча смотрели друг на друга на протяжении многих ударов сердца — ударов сердца Бренора, но не мертвого берсерка.

— Мой король? — вопросил Тибблдорф Пуэнт. Он выпустил ворот Бренора, и его рука заметно дрожала, когда он отдернул ее. — Мой король?

Вампиры-дроу вокруг них беспокойно шипели и шаркали по полу, явно желая наброситься на живого дворфа и разорвать его в клочья.

— Фу! Убирайтесь прочь! — прикрикнул на них Пуэнт и угрожающе замахнулся. Компания отступила в темноту, пятясь, протестующе шипя, и вскоре вампиры уже взялись за трех спутников Бренора, чтобы попировать их еще теплой кровью.

— Что ты делаешь? I — не веря себе, воскликнул Брег нор, оглядываясь по сторонам в откровенном ужасе. — Пуэнт, что?

— Вы умерли, потянув за рычаг, — ответил Пуэнт, и Бренору почудился оттенок обиды в его голосе. — А я нет. Ну вот, а тот проклятый вампир, приятель Далии, куснул меня в шею и передал мне свое проклятие.

— Вампир, — пробормотал Бренор, пытаясь понять, пытаясь отыскать хоть какой-то смысл в этом безумии. Тибблдорф стал вампиром, он обитает в залах Гаунтлгрима в компании вампиров-дроу? — Пуэнт, — заговорил он с сочувствием, и участием, и явным замешательством, что ты тут делаешь?

— Стая проклятых дроу обосновалась в этом месте, — ответил берсерк. Его лицо превратилось в злобную маску, он свирепо зарычал, и Бренор на миг испугался, что бывший телохранитель набросится на него в приступе убийственной ярости. В глубине души он понимал, что страх небезоснователен: Тибблдорф Пуэнт был на грани, внутренняя борьба ясно отражалась в его мертвых глазах.

— Я сдерживаю их. Я сражаюсь с ними! — заявил Пуэнт. — Да, но это все, что от меня осталось, мой король. Все, что осталось от Пуэнта. И будьте уверены, мой король, это очень сладко — вонзать клыки в их костлявые шеи, можете не сомневаться. Да, вот это счастье, мой король!

Говоря, он придвинулся на шаг, сверкая удлиненными клыками, и на миг Бренор снова решил, что Пуэнт сейчас вцепится своему королю в горло.

Но тот отодвинулся, хотя явно с превеликим трудом.

— Я твой король, — напомнил Бренор. — Я твой друг. И всегда был твоим другом, а ты — моим.

Вампир заставил себя кивнуть.

— Если бы вы были мне другом, то убили бы меня, — сказал он. — Да, но вы не можете, а я не собираюсь позволять вам это. — Он бросил взгляд на каменную пирамиду и пнул ее, и его сверхъестественная сила заставила крупные валуны раскатиться в стороны.

Бренор смотрел на свой собственный труп, на топор со множеством зазубрин, перенесший десятилетия бездействия так, словно не прошло и дня. Юноша видел свой прежний доспех, подобающий королю, и небольшой круглый щит с изображением пенящейся пивной кружки клана Боевого Топора, щит, отразивший удары тысячи врагов. Он смотрел на череп, свой череп, серовато-белый, с лоскутьями высохшей кожи, и столь шокирующим было осознание того, что он видит собственную гниющую голову, что до Бренра далеко не сразу дошло: его увенчанный одним, рогом шлем исчез! Он попытался вспомнить, где потерял его. Быть можете он упал в яму Предвечного, когда они с Пуэнтом переползали через пропасть?

Неважно, постарался он убедить себя.

— Я пробовал убить себя, — продолжали Тибблдорф, явно не обращая внимания надушенное смятение Бренора. — Была возможность, да, но когда солнечный свет проник в ту пещеру и начал жечь меня… я сбежал. Убежал вниз, сюда, во тьму. Удрал в безумие, вот как, но я не сдался, мой король. Я сражаюсь!

Бренор высвободил свое проверенное старое оружие из руки скелета.

— Но, мой король? — внезапно спросил бывший телохранитель, и по тону Бренор понял, что последует дальше. — К-как? — запинаясь, выдавил Пуэнт. — Вас же не может быть!

Бренор обернулся и взглянул на старого друга.

— Да, но я есть, — и это часть дьявольской игры. Я много чего рассказал бы тебе, старый дружище, но боюсь, моя история так же темна, как и твоя. — С этими словами он взглянул на Трон Богов, проводник божественной силы, столь мощно исторгнувший его. Он пришел сюда, исполненный надежд, с возрожденной верой в Морадина, восхищаясь хитростью бога дворфов, использовавшего Миликки.

Но теперь, когда трон отверг его, Бренор не знал, что и думать.

— Помоги мне взять доспехи и щит, — попросил он.

Тибблдорф Пуэнт, посмотрел на него с сомнением.

— Это я и есть, дурень, и такого взгляда я, по-моему, не видал от тебя с тех времен, когда Нанфудл отравил меня, чтобы я мог убраться из Мифрил Халла.

Пуэнт ошарашенно моргнул, обдумывая его слова.

— Мой король, — склонил он голову и начал помогать Бренору с трупом.

Надев свой старый доспех, Бренор поведал Пуэнту историю об Ируладуне, об обещании, данном Миликки, и свидании, назначенном на вершине Пирамиды Кельвина. Ему пришло в голову, что вампир перебивает его не так часто, как можно было бы ожидать от Тибблдорфа Пуэнта, у которого на все было собственное мнение, но лишь внимательно приглядевшись к своему старому другу, он понял, насколько был прав: Пуэнт его по-настоящему даже не слушал. Более того, то, как Пуэнт посматривал на Бренора в этот миг, означало, что даже теперь вампир борется с искушением, порождаемым его болезнью. Бренор видел, что немертвый жаждет крови, любой крови, даже его, Бренора.

— Значит, теперь ты здесь убиваешь дроу, да? — внезапно спросил Бренор, чтобы отвлечь старого друга.

— Да, но теперь убиваю не так много. Они там, внизу, знают про меня, — ответил Пуэнт. — Нескольких сделал вампирами, как вы видели, еще нескольких убил совсем, но теперь я больше времени провожу в верхних залах, а не возле Кузни и этих проклятых дроу.

— Кузни?

— Да, они пользуются ею.

Бренор скривился при мысли, что Кузня Гаунтлгрима, одна из главных святынь его наследия Делзун, находится в руках темных эльфов.

— Вы бы лучше ушли. — Казалось, Пуэнт с трудом выталкивает из себя каждое слово. — Я подвел вас, мой король, не заставляйте меня подвести вас снова.

— Но ты все еще охраняешь этот зал, — возразил Бренор, придвинулся ближе и положил руку на крепкое плечо друга. — Даже таким, какой ты есть, ты сторожишь, этот зал, мою могилу и трон.

— Это все, что у меня осталось, — пожаловался Пуэнт. — Последняя ниточка... — Голос его дрогнул.

Бренор похлопал дворфа-вампира по плечу и попима- кяце кивнул.

— Мой верный Пуэнт, — подбодрил он бывшего телохранителя. — Ты верен до конца.

Пуэнт замотал головой.

— Все, что есть у любого дворфа, — сказан Бренор, — верность. Вся честь — в верности своему слову и своим друзьям. Больше нам нечего дать и ничего иного от нас не ждут.

Едва выговорив последние слова, Бренор снова бросил взгляд на трон и понял, почему был отвергнут им.

— Дзирт, — сказал он скорее себе, чем вампиру.

— Да, видел его в начале моей болезни, — неожиданно сообщил Пуэнт, и Бренор обернулся к нему. — Это он оставил меня в пещере на восходе солнца, но он думал обо мне лучше, чем я оказался. — Он покачал заросшей волосами головой и уныло уставился в пол.

Бренор пытался осмыслить эти слова, но в голове засели другие мысли.

— Из него получился бы хороший дворф, да? Из Дзирта?

— Слишком тощий, — ответил Пуэнт. — Но душой — да. Никто не был более предан вам, чем он, кроме меня.

— Невознагражденная преданность, — едва слышно пробормотал Бренор, внезапно почувствовав себя изрядно пристыженным. Он снова оглянулся на трон. — Добрый друг, — добавил он громче.

— Да, но если бы он им был, то убил бы меня совсем в той пещере. — Голос Пуэнта внезапно вновь изменился. — Нельзя доверять сердцу вампира.

Эти слова больно задели Бренора, а осмыслив их, он все понял. Боевой Топор резко развернулся, держа топор наготове.

Но Тибблдорфа Пуэнта нигде не было видно. Бренор обежал все вокруг.

— Пуэнт! — звал он. — Ты затеял охоту на меня, дворф? Пуэнт!

Ответа не было.

Бренор постучал топором по щиту:

— Пуэнт?

Он услышал какую-то возню за троном и прыжком обогнул его, как раз вовремя, чтобы увидеть, как облачко тумана с дворфа величиной уплывает вдаль и втягивается в трещины в полу. Бренор побежал туда, но Пуэнта там не было. Бренор посмотрел на трон, сиденье которого теперь мог видеть, и там, на сиденье, лежал его однорогий шлем.

— Ах, Пуэнт, мой Пуэнт, — прошептал Бренор со слезами на глазах. Он положил топор перед троном и дрожащими руками потянулся к шлему — единственной короне, которую он когда-либо носил. — Верный Пуэнт, — шепнул он снова, думая, что, даже будучи больным, под проклятием вампиризма, Тибблдорф Пуэнт устыдил его и показал, каким должен быть настоящий дворф.

Верность.

И тут Бренор понял яснее, чем когда-либо с того самого дня, как он вышел из Ируладуна. Все мысли о Морадине, одурачившем Миликки, вылетели у него из головы. Он, Бренор, дал клятву в обмен на возрождение, и это была клятва прийти на помощь другу, самому верному, какого он когда-либо знал. Дзирт До’Урден сражался за Мифрил Халл, за Бренора свирепо, как никто другой.

— Компаньоны из Мифрил Халла, — произнес он. — Каким же дураком я был!

Он надел на голову шлем, поднял топор и, решительно рыкнув, снова взобрался на сиденье трона богов.

— Мудрость Морадина, — повторил он вслух. — Тайны Думатойна. Сила Клангеддина. И все для тех дворфов, которые верны. Нет для дворфа ничего превыше чести. Слово и сердце. Верность!

Он откинулся на спинку и закрыл глаза, и ощутил, что раны его начинают исцеляться.

Он думал о Кэтти-бри, и о Реджисе, и, конечно, о Дзирте. Думал о своем мальчике и желал ему вечного мира в Чертогах Темпуса. Думал о бедном Пуэнте и знал, что должен вернуться сюда и дать своему другу возможность упокоиться с миром.

Но не один.

Компаньоны из Мифрил Халла даруют покой Тибблдорфу Пуэнту.

Да, и потом они пойдут на восток, к Мифрил Халлу, и начнут войну, которая должна быть начата.

Да.

— Он думает, что он один здесь хозяин, — раздался чей-то голос, отвлекая Бренора от его мыслей.

Дворф выпрямился и увидел, что к нему приближаются три фигуры. Темные эльфы, вампиры, сразу понял он, поскольку двое двигались неуклюже. Однако третий, тот, что шел в середине, выглядел более свободно, более естественно, и Бренору на миг подумалось, что этот еще жив.

— Твой приятель-дворф — главный вампир, — сказал этот дроу, приказав другим остановиться. Он говорил на общем языке, искажая и растягивая слова так, что Бренор не сразу понял их. — Он думает, мы просто его слуги, но, быть может, это верно не для всех нас.

Бренору не нужно было даже до конца расшифровывать его речь, чтобы понять их смертоносные намерения.

«Брось меня на них» — мысленно попросил он трон, сконцентрировавшись; и почти так же, как перед этим, но на этот раз к его пользе, Трон Богов с силой исторг его, швырнув в воздух. Бренор летел и кричал: «Морадин» — во всю глотку и от всего сердца.

Он врезался в двух вампиров поменьше, так что они разлетелись в стороны, и приземлился полностью готовый нанести удар. Вампир-дроу попытался вскрикнут, но, прежде чем хоть одно слово сорвалось с его губ, голова покинула плечи, срубленная начисто, и покатилась в темноту.

Бренор взревел и крутанулся влево, навстречу атаке одного из меньших вампиров. Сила Клангеддина хлынула в его руки — он чувствовал, что боги вошли в него, одобряя, — когда он размахнулся и наискось ударил топором.

Немертвый дроу упал, разрубленный надвое.

Бренор снова развернулся и увидел, что третий из группы убегает, он подпрыгнул в воздух и снова превратился в летучую мышь.

— Не уйдешь! — завопил Бренор и метнул топор.

Вращаясь, оружие устремилось к цели.

Вампир грохнулся наземь, и Бренор, подбежав, увидел, что тот мертв, застигнутый на полпути в превращении из дроу в летучую мышь, однорукий, однокрылый, с безобразно изуродованной головой.

Дворф нагнулся, ухватился за рукоять топора и высвободил оружие.

— Верность! — крикнул он в темноту. — Держись, мой Пуэнт! Я найду тебя, не сомневайся, и отправлю в Дом Дворфа, где тебе самое место!

Но не теперь, знал он. Уже поздняя осень, и перевал, ведущий в Долину Ледяного Ветра, до которого еще по меньшей мере десять дней пути, скоро закроется. Если он не пробьется сквозь первые снега, то в течение нескольких месяцев не сможет попасть в Десять Городов и, вероятно, не успеет оказаться на месте вовремя, чтобы исполнить клятву.

Бренор вытащил из ранца факел и зажег его от того, что догорал рядом с растерзанным телом Вестры. Он наскоро прочел молитву по своим погибшим спутникам, всем троим, но не мог задерживаться, чтобы соорудить над ними пирамиды, да они этого все равно не заслуживали. Молитвы было вполне достаточно.

Он двинулся прочь, в однорогом шлеме и с пенной кружкой на щите, с испытанным топором на плече, с мудростью Морадина, тайнами Думатойна и силой Клангеддина, пульсирующими в нем.

Король Бренор Боевой Топор из Мифрил Халла.

Но куда важнее, и теперь он знал это, — друг Бренор Боевой Топор, принадлежащий к Компаньонам из Мифрил Халла.

Глава 26. Модный Паук

Маленькая фигурка в сером дорожном плаще низко пригнулась под дождем к седлу темно-гнедого пони, медленно шагавшего к далеким воротам Города Парусов. Паук не оглядывался на многие пройденный мили пути с того дня, как они расстались с «Ухмыляющимися пони» и Дорегардо увел свой отряд обратно, по обычному южному маршруту. Его путь лежит теперь перед ним, постоянно напоминал себе Реджис, борясь с искушением повернуть лошадку и скакать во весь опор за своими товарищами.

Как много всего он оставил позади за годы своей второй жизни... Друзья, в том числе один совершенно особенный, в Дельфантле, друзья по Торговому пути... Он обязательно встретится с ними снова, поклялся Реджис.

Но теперь его дорога ведет вперед, а не назад.

— Кто ты и чем занимаешься? — окликнул его стражник из приземистой башни перед закрытыми южными воротами Лускана.

Хафлинг взглянул наверх и откинул капюшон своего плаща, явив взорам синий берет, который он носил слегка набекрень, на левую сторону, приплюснутым спереди при помощи золотой пуговицы в виде бегущего пони. Вьющиеся каштановые волосы, мокрые от измороси, свисали юноше на плечи, и он отпустил тонкие усики и бородку клинышком — полоску волос от нижней губы до середины подбородка, очень похожую на ту, что носил его наставник, Периколо Тополино.

— Паук Тополино, — ответил он без колебаний, и его даже не подмывало назваться Реджисом, именем, от которого он давно отказался, — путешествовал с Дорегардо и «Ухмыляющимися пони».

Глаза стражника на миг расширились, он оглянулся и пошептался с кем-то невидимым, стоявшим позади.

— Никогда о таких не слышал, — заявил он, снова повернувшись к Пауку.

Хафлинг из отряда по поддержанию порядка пожал плечами; он не поверил человеку, но его это ничуть не волновало.

— По какому делу? — продолжил стражник.

— Проездом, — ответил Паук, — на Север. У меня, семья в Одиноком Лесу, в Десяти Городах. Полагаю, туда скоро пойдут последние караваны. — Из прошлой жизни он достаточно хорошо знал здешнее расписание, чтобы понимать, что говорит правду, поскольку восьмой месяц, элиазис, 1483 года уже начался, а перевал через Хребет Мира снега зачастую закрывали еще до конца девятого месяца. Возможно, ему следовало бы прийти в Лускан на пару десятков дней раньше, но расстаться с «Ухмыляющимися пони» оказалось трудным делом. Он оставил за спиной две полноценные жизни и обе успел полюбить, и теперь переходил к третьей и мог лишь надеяться, что она будет наполнена любовью и дружбой не меньше прежних.

— И у тебя есть золото, чтобы заплатить каравану за проезд? — осведомился стражник, по мнению Паука, слишком хитро.

— Поскольку я намереваюсь отправиться на Север в любом случае, то ожидаю, что у торговцев хватит золота, чтобы позволить себе ехать в моем обществе, — ответил Паук,

Стражник смерил его скептическим взглядом.

— Прошу тебя, открывай свои ворота, — сказал Паук. — Боюсь, этот дождь промочил меня насквозь, и я страстно мечтаю о горячем очаге и вкусной еде перед тем, как лечь спать.

Стражник колебался, разглядывая его сверху. Хафлинг выпрямился и немного поправил плащ, сдвинув левую руку таким образом, что пола плаща отошла в сторону, явив взорам рапиру во всем ее великолепии. Хитрый Паук не забыл слегка развернуть пони вправо, чтобы стражнику было лучше видно.

Наконец мужчина оглянулся, сказал что-то, чего Паук не расслышал, и вскоре ворота начали со скрипом открываться.

Паук Периколо Тополино сидел в седле очень прямо, плащ свисал с левого плеча, левая рука оставалась свободной, и он управлял своим скакуном одной правой. Хафлинг всячески старался выглядеть уверенно. В конце концов, уверенность в себе — лучшая защита от возможных грабителей и убийц.

Насколько он мог судить на первый взгляд, а также из информации, собранной за последние месяцы на юге, город очень сильно изменился к худшему за те сто лет, что прошли с последнего визита Реджиса. Лусканом по-прежнему правили пять верховных капитанов и их так называемые Корабли, все как один состоящие из пиратов и головорезов самого скверного пошиба. Это был город отъявленных мерзавцев, где труп, лежащий на обочине дороги, не вызывал удивления.

Слева от Паука виднелись мачты множества кораблей. Большинство из них, вероятно, вскоре отправятся на юг, так что их матросы вполне могут пойти на рискованное дело в Лускане, рассудив, что покинут порт еще до того, как магистраты сумеют поймать их.

Учитывая это, Паук, направлявшийся к северным воротам города, держался правой, восточной стороны узких улочек и удаленных от моря кварталов, стараясь оставаться в зоне видимости с восточной стены. Значительная часть Лускана лежала теперь в развалинах, и, увидев Верхний мост, переброшенный через реку Мирар и ведущий к северным воротам, он понял, что мосты тоже в ужасном состоянии, причем настолько, что Реджис задался вопросом, а выходят ли вообще из Лускана караваны, направляющиеся на Север.

Его взгляд отметил одно из строений на берегу реки, южнее Верхнего моста, и хафлинг облегченно вздохнул, увидев, что Дом Лошадей Баливера, очевидно, еще существует. Он направил своего пони туда, где двое юношей и женщина грузили сено на телегу.

— Рад нашей встрече, — поздоровался он, спешиваясь, с удовольствием отметил, что эти трое улыбнулись, и удивился, насколько такая мелочь, как улыбка, способна осветить эти жалкие развалины, выдающие себя за город.

— И мы тоже, добрый господин, — ответила симпатичная девушка лет двадцати. — Постой, или аренда, или, может, и то и другое?

— Постой, — сказал Реджис, передавая поводья одному из парней, вышедшему вперед. — Его зовут Рамбл, или же Рамблбелли — для друзей. Прошу, обращайтесь с ним хорошо. Это славный и преданный пони. — Он снял седельные сумки со спины Рамбла и перекинул их через плечо, потом порылся в кошельке. — Три серебряные монеты за ночь? — полуспросил, полупредложил он.

— Да, вполне достаточно.

— Тогда здесь за десять дней, хотя сомневаюсь, что пробуду в городе так долго, и еще немножко за особый уход за моим вечно голодным пони. — Он отсчитал молодому человеку четыре золотых. — И еще немного сверх, когда я буду забирать его, — добавил он, когда счастливый парень повел Рамбла прочь.

— Мне нужно найти жилье и караван в Долину Ледяного Ветра, — добавил Реджис, повернувшись к девушке. Он взглянул на север, на постройки на другом берегу, и поинтересовался: — А что, «Красный дракон» еще работает?

Ясно было, что они не имеют представления, о чем он говорит.

— Может, он имеет в виду «Одноглазого Джакса»? — заметил оставшийся юноша.

— Это постоялый двор на северном берегу, — пояснила девушка. — Достаточно приличный, как я слышала.

— Лучше ему ночевать у нас на сеновале, — предложил парень.

— Ну и что это за место? — осведомился Реджис.

— Удобное, — ответила девушка. — И там, конечно, вы скорее узнаете все новости про караваны к Северу, только... — Она взглянула на своего сомневающегося напарника.

— Я вижу, вы при оружии, — сказал парень. — Умете им пользоваться?

— А что, придется?

Молодой человек лишь пожал плечами.

— Места и ночлега безопаснее ему не найти, — сказала девушка напарнику и повернулась к Пауку. — В «Одноглазом Джаксе» нередко бывают дроу, — пояснила она. — Но хозяин там — Капитан Курт. Ночлег у «Одноглазого Джакса» — самое безопасное, что вы можете найти в Лускане.

— Не так уж это много, — заметил парень.

— А я многого и не ожидал, — заверил его Реджис. Он взглянул в сторону Верхнего моста. — Он не провалится подо мной?

— Его все чинят, — ответил юноша. — Начали еще до моего рождения. Нет, там довольно безопасно, если внимательно смотреть под ноги, но, если на месте артель, что там работает, они потребуют от вас раскошелиться и заплатить за проход.

Паук из «Ухмыляющихся пони» лишь улыбнулся и покачал головой. За этой улыбкой, однако, скрывалась подлинная печаль от вида того, во что превратился некогда гордый Лускан. Ибо он, Реджис был здесь в 1377 году, когда капитан Дюдермонт попытался вырвать город из-под власти Тайного Братства и верховных капиталов. Если бы Дюдермонт победил, Лускан мог бы сейчас быть уменьшенной версией могущественного Глубоководья, блистающим бриллиантом на побережье, усеянном процветающими портами. Но увы, Дюдермонт потерпел неудачу и погиб.

И с этого, похоже, началось, угасание Лускана, его медленное и болезненное умирание.

Хафлинг бросил девушке серебряную монету, поблагодарил ее за информацию, прикоснувшись к своему нарядному головному убору, и двинулся в сторону моста.

Ступив на Верхний мост, он осторожно выбирал дорогу, поскольку камни на переправе выкрошились, и местами сквозь дыры виднелись грязные воды реки Мирар. Более чем грязные, понял хафлинг, поскольку они были черными как чернила, а издаваемый ими мерзкий запах долетал до моста и раздражал обоняние. Реджис был столь поглощен поиском безопасного пути, что прошел не меньше трети моста, прежде чем заметил, что на самом деле он там не один. Возле кучи камней и деревянных плашек сидели три грязных человека, одетых в цвета неизвестного ему Корабля.

При его приближении компания поднялась на ноги, потянувшись кто за лопатой, кто за киркой, а из-за кучи камней появился четвертый.

Реджис боролся со своими инстинктами, напоминая себе не замедлять шага и не выказывать ни малейшего беспокойства.

— Эй, послушай, что ты тут забыл? — осведомился ближайший из группы.

— Я гость вашего славного города, направляюсь к «Одноглазому Джеку» в поисках комнаты, — весело ответил Паук.

— «Джаксу», ты имеешь в виду, — поправил его мужна.

— Ну да, «Джексу», — подтвердил хафлинг.

Второй мужчина подошел и встал рядом с первым, держа кирку, словно боевой топор, поперек груди.

— Значит, у тебя достаточно монет? — поинтересовался первый.

— Стал бы я искать комнату, если бы у меня их не было?

— Хватит, чтобы оплатить и комнату, и пошлину? — спросил другой из-за спин остальных, и лишь тогда по голосу Реджис понял, что это женщина.

— Не вижу никаких объявлений о пошлине, да и стражник у южных ворот ничего об этом не говорил, — небрежно бросил хафлинг.

— Нам не нужны никакие объявления, и стражники нам не указ, — заявил первый мужчина, вскидывая кирку на плечо и придвигаясь ближе, чтобы иметь возможность достать ею до головы Реджиса.

— Эй, малявка! Открывай свою мошну, и мы тебе скажем, хватит ли там денег, чтобы перейти на ту сторону! — рявкнул грубиян с лопатой.

— Хм, — пробормотал Реджис, прикидывая варианты. У него в кошельке было несколько монет, и куда больше — в потайном отделении, где эта компания ни за что их не найдет. Вероятно, проход обойдется ему не дороже нескольких серебряных монет.

Нескольких серебряных монет и изрядной доли самоуважения.

— Нет, — ответил он. — Не думаю, что стану платить какую-либо пошлину.

— Ты не прав, — заявила женщина, продолжая держаться позади компании.

— Отойдите по-хорошему, — попросил Реджис и, взмахнув левой рукой, отбросил полу плаща, демонстрируя свою знаменитую рапиру.

— Ах ты коротышка! — обозлился первый замахиваясь киркой.

Но Реджис был быстрее, его правая рука метнулась к левому бедру и выхватила оружие одним неуловимым движением, а левая проскользнула в противоположную сторону прямо под вылетающим клинком и нырнула под правую полу плаща. Там у правого бедра притаилось в полной готовности его третье оружие, в кобуре, смещенной чуть назад, чтобы быстрее и легче было его выхватывать.

Вылетела из ножен, рапира, вылетел из кобуры ручной арбалет, разворачиваясь в движении, и в тот же миг, как острие клинка уперлось в горло мужчины с киркой чуть ниже подбородка, арбалет нацелился прямо в лицо человеку с лопатой.

— Прежде я вежливо просил, но теперь настоятельно требую, — сказал Реджис. — Отойдите.

Двое мужчин переглянулись. Реджис надавил рапирой, показалась кровь.

— Ты хоть знаешь, какому Кораблю угрожаешь, а? — возмутилась женщина.

— Я знаю, что у одного верховного капитана команда может стать меньше на трех мужчин и одну женщину, — ответил Реджис. — Если, конечно, кто-нибудь из вас не выживет после падения с моста и купания в этой крайне непривлекательной воде внизу.

Эта последняя часть фразы, похоже, возымела наибольший эффект, как заметил Реджис; от лица женщины отхлынула кровь.

— Я не стану просить вас снова, — заверил их Реджис.

Они отошли в сторону, и хафлинг перешел через реку, ухмыляясь от уха до уха.

Подбодренный собственной смелостью, чуть позже он уверенно вошел в таверну, именуемую «Одноглазый Джакс». Его удивило написание имени: он, разумеется, подумал, что заведение было названо в честь двух карт в стандартной колоде, но он просто не обратил на это внимания, понимая, что, вероятно здесь мало кому под силу хотя бы правильно выговорить это, и еще меньше - понять разницу между «Джекс» и «Джакс».

Едва он оказался внутри, на него уставилось множество глаз; Реджис отбросил капюшон и смахнул капли воды со своего берета. Он знал, что выглядит весьма лихо, этакой героической фигурой, и ни в малейшей степени не пытался скрыть это. Дерзость ему поможет, постоянно напоминал он себе, как это уже случилось на мосту. Он не должен, не станет демонстрировать хоть малейшую уязвимость.

На поясе у него находились ножны с тремя видами оружия на синих лентах под цвет его берета. Рапира висела на левом бедре, ручной арбалет — на правом, точно посредине, а кинжал в новеньких ножнах — сразу за ним. На Реджисе были черный кожаный жилет и белая рубашка, расстегнутая у ворота ровно настолько, чтобы продемонстрировать нижнюю рубаху из мягких материй со сверкающими мифриловыми нитями. Картину дополняли светло-коричневые бриджи и ботинки, высокие и модные, из сверкающей черной кожи, не уступающей по качеству отличной выделки жилету; и в самом деле, это была работа одного и того же мастера-кожевника, считавшегося лучшим — и уж точно самым дорогим — во всех Вратах Балдура.

Стягивая перчатки для верховой езды — кожаные, но выкрашенные в синий, под цвет берета и перевязи, — он оглядывая комнату, вежливо кивая тем, кто разглядывал его наиболее заинтересованно. Заткнув перчатки за пояс, он подошел к барной-стойке заказать вина и спросить насчет комнаты.

— И как долго вы планируете оставаться у нас, господин? — осведомилась барменша, привлекательная юная особа с серыми глазами и густыми волосами цвета ореха, лишь чуть светлее, чем его собственные.

— Господин Тополино, — представился хафлинг и коснулся своего берета. — Паук Тополиной из Агларонда. Я хотел бы получить комнату на все время, пока не найду подходящий караван, идущий на Север.

— Мирабар? Аукни?

— Долина Ледяного Ветра, — сказал Реджис. — Я направляюсь в Десять Городов.

Барменша поставила перед ним на стойку стакан вина.

— И что за дела могут быть у вас в этом заброшенном краю?

— Мои собственные, — ответил он, полагая странным, что некто, живущий в настоящее время в Лускане, способен заклеймить какое бы то ни было иное место словом «заброшенный».

— Вот и хорошо, — отозвалась, она. — Я просто хотела поддержать беседу.

Реджис улыбнулся ей:

— Мои извинения. Я не привык к дружеским беседам. Боюсь, на северных дорогах это теперь большая редкость, там мне чаще приходится говорить при помощи клинка, нежели моего обаяния.

— Значит, тебе надо стать полюбезнее, — сказал мужчина рядом с ним, но довольно игриво, отметил Реджис, поэтому он рассмеялся и велел барменше поставить мужчине выпивку за его счет.

— Здесь вам клинок не понадобится, — пояснила барменша.

— Вы владелица?

— Я? —переспросила женщина со смехом, подхваченным всеми остальными, сидевшими достаточно близко, чтобы услышать. — Нет-нет. Я только готовлю напитай да получаю деньги.

— И услаждаешь наши взоры своей красотой, — добавил мужчина подле Реджиса, поднимая стакан в ее честь.

Остальные присоединились к нему, и барменша сделала реверанс и рассмеялась, а затем ушла на другой конец стойки, на зов каких-то иных завсегдатаев.

— Но имей в виду, маленький приятель, только лишь взоры, — предостерег мужчина. — За Сереной стоит сам Одноглазый, а он не из тех, кого стоит сердить, как бы хорошо ты ни управлялся с этими славными штучками у тебя на поясе.

— Так Одноглазый — это человек? — удивился Реджис. — Я-то думал, это карта в колоде.

— Не человек, — загадочно поправил другой посетитель, и все по соседству захихикали.

Хафлинг пока оставил эту тему. Он подошел к столу возле пылающего очага, заказал еды и был весьма удовлетворен ее вкусом, равно как и качеством комнаты, когда поднялся на второй этаж устраиваться на ночь. Внизу у лестницы он обнаружил доску объявлений, но там был записан лишь один караван, и он направлялся в порт Лласт на юге, а не в Долину Ледяного Ветра

— До конца сезона будет еще один, — сообщила Серена, заметив разочарование хафлинга, стоящего перед доской объявлений.

Он улыбнулся ей, коснувшись своего берета, изящно поклонился и поднялся по лестнице, прекрасно понимая, что многие завсегдатаи, сидящие в общем зале внизу, сейчас, вероятно, судачат о нем.

Реджис соорудил ловушку у двери, воткнув между верхним ее краем и косяком тоненькую планку и установив на нее флакон с приготовленной им кислотой. Всякого непрошеного госта будет ждать пренеприятный сюрприз.

Потом он перетащил свою маленькую кровать в противоположный угол комнаты, где ее заслоняла открывающаяся внутрь дверь, и положил рядом с собой арбалет. Реджис заново смазал установленную стрелу ядом-и по соседству выложил еще одну, одобрительно кивнув самому себе. Он служил «Ухмыляющимся пони» разными способами. Был их лучшим взломщиком, когда требовалось добыть информацию в местах вроде Врат Балдура, был и алхимиком отряда, приготавливая составы для врачевания, для увеличения быстроты и отваги, и эту отраву тоже научился варить. Она была не настолько эффективной, как усыпляющее зелье, дроу, которое ею заменяли, поскольку, у Реджиса не было доступа к грибам, растущим только в Подземье, но он отыскал подходящий ингредиент — гриб, что водится в лесах вокруг холмов Крагс. Возможно, эта отрава и не усыпила бы крупного противника, но, как правило, замедляла движения. Кроме того, хитрый Паук в качестве дополнительного бонуса добавлял в нее вытяжку из особо жгучего перца, и при попадании крохотной стрелы у врага появлялось ощущение, будто его проткнули раскаленной кочергой.

Отличный способ отвлечь внимание противника и получить таким образом преимущество. Реджис знал это по поединкам с теми, кто был сражен его хитроумным оружием.

Прежде чем укладываться, хафлинг проверил комнату, внимательно вглядываясь в каждую трещину в стене через увеличивающую призму своего кольца в поисках потайной двери или скрытой бойницы.

И все же, несмотря на все предосторожности, он мало спал этой ночью, ожидая засады, а кроме того, вновь пытаясь примирить в себе две совершенно разные сущности — Паука и Реджиса. На юге и на востоке он был Пауком Паррафином, а потом, после бегства из Дельфантла, стал Пауком Периколо Тополино, и лучшего имени для себя не мог и желать!

Но теперь, когда до Десяти Городов было уже почти рукой подать, должен ли он оставаться Пауком? Или же снова стать Реджисом? Он рассмеялся, вспомнив, что назвал пони тем самым именем, каким его самого частенько называл Бренор.

— Буду обоими понемногу и ни одним по-настоящему, — решил хафлинг и попытался уснуть. Но, разумеется, отвлекшись от своих раздумий, он лишь вспомнил о собственной уязвимости и возможной засаде, а с этими тревожными мыслями в голове спать ему удавалось только урывками.

Однако обошлось без засады, и на следующее утро хафлинг спустился вниз, чтобы обнаружить улыбающуюся Серену и отличный завтрак, приготовленный для постояльцев гостиницы.

Что за пестрое сборище представляли из себя эти постояльцы: все до единого оборванцы, уставшие от дорог, точнее, от морей, изгои, выискивающие работу где только возможно. Реджис сел в дальнем углу зала, возле очага и одного из немногих окон, в которое в случае необходимости смог бы выскочить. Он сидел спиной к стене и, поглощая еду, не опускал головы, внимательно оглядывая комнату.

Ему пришло на ум, что любой из дюжины присутствующих был бы готов убить его за несколько серебряных монет.

Это открытие перенесло его мыслями в прошлое, к головокружительным временам капитана Дюдемонта, когда этот славный человек пытался вырвать Город Парусов из-под власти пиратов и Главной башни Тайного Знания. Дюдермонт потерпел ужасное поражение, и его гибель стала гибелью и для Лускана, что было очевидно, судя по разложению как властей, так и граждан.

— Увы... — прошептал Реджис.

Все, кроме нескольких постояльцев, покинули гостиницу, сразу как позавтракали, но пришли другие, особенно после того, как Серена заняла свое место за барной стойкой.

Реджис сидел и наблюдал. Знания были сейчас его самым важным союзником. Информация означает жизнь.

Он проявлял ту же осторожность следующей ночью, и последовавшим за ней днем, и третьей ночью тоже.

Утром третьего дня, вскоре после завтрака «Одноглазый Джакс» заполнили завсегдатай.

Реджис осмелился перебраться в бар, где его тепло приветствовала Серена.

— Ах, господин Паук, да вы набрались духу вылезти из своего угла, — заметила она. — Я вам уже говорила, вам не нужно ничего бояться здесь, и оружие вам не понадобится.

— Мне пришлось научиться осторожности на собственном горьком опыте, — пояснил хафлинг.

— Разумеется. И это сослужит вам добрую службу во многих уголках Лускана, и уж точно в Десяти Городах, когда вы туда попадете.

Реджис дотронулся до своего синего берета, удивленный и весьма пораженный тем, что она потрудилась запомнить такую мелочь насчет его предполагаемого места назначения.

— Хлопотный сегодня день, — сказал он.

— Набор на службу. — Серена кивком i указала, на доску объявлений. — В судовые команды в основном. В следующие десять дней много кораблей выходит в море.

— Кто-нибудь направляется на Север?

Серена рассмеялась:

— Может, один-другой и планируют зайти в Аукни, но никак не в Долину, если вы об этом.

— Я просто в шутку спросил, — пояснил Реджис. — Я уже бывал здесь однажды и хорошо знаю, что плавучие ледяные поля грозят погубить каждого, кто осмелится плыть в тамошних водах.

— Бывали здесь? — недоверчиво переспросила Серена. — А вы сказали, что из Агларонда.

— Верно.

— Значит, вы опытный путешественник. Вам уже есть хотя бы двадцать?

Хафлинг рассмеялся и поднял стакан с вином:

— Я старше, чем выгляжу, уверяю вас.

— И все же я полагаю, что всякий из вас... невысоких, появись он в Лускане, привлек бы к себе, внимание, но еще четыре дня назад я слыхом не слыхивала про господина Паука Тополино, как и те, с кем я говорила.

— Вы говорили обо мне с другими, вот как?

Серена пожала плечами:

— Лускан полон глаз и ушей. Появление, подобное вашему, не часто увидишь. Если вы надеялись избежать внимания, то знайте, что это вам не удалось.

Реджис в свою очередь пожал плечами и снова отхлебнул из стакана. Он соскочил со стула, подошел к доске и, терпеливо дождавшись, когда более высокий местный житель, внимательно изучавший ее, отойдет, занял его место. Этим утром добавилось несколько объявлений о найме, в основном в экипажи, и лишь одно — насчет каравана, но увы, в Мирабар, а не в Долину Ледяного Ветра.

— Еще будет, — утешила его Серена, когда он снова вернулся в бар.

Вскоре после этого Реджис опять сидел в своем углу, наслаждаясь обедом. В зале было полно народу. Все, казалось, пребывали в отличном настроении, и в самом деле, большинство в тот день собрались в «Одноглазом Джаксе», чтобы выпить на прощание, перед тем как снова выйти в море. Реджис получал неподдельное удовольствие от этого зрелища и многочисленных тостов и обнаружил, что чувствует себя здесь уже более расслабленно. В итоге большую часть времени он просидел поглядывая в окно и несколько раз затаивал дыхание при виде проходящих мимо темных эльфов. Однажды пара дроу зашла в «Одноглазый Джакс» — и как почтительно встретили их все остальные!

Дроу заметили роскошно одетого хафлинга и задержали на нем взгляды, заставив Реджиса пожалеть, что в этот день он не оделся чуть менее броско и богато. В самом деле, один из темных эльфов подошел к Серене и завел негромкий разговор. При этом он нарочито оглядывался, не считая нужным скрывать, что расспрашивает барменшу о господине Пауке Тополиной.

— Замечательно, — пробормотав хафлинг и начал подумывать, не подойти ли и не поучаствовать в беседе в открытую.

Однако все эти мысли разом вылетели у него из головы, когда в зал вошел высокий рыжеволосый человек в сопровождении нескольких внушительного вида головорезов. Судя по тому, как раздалась толпа и люди поспешили убраться прочь с дороги, это явно была какая-то важная птица.

Рыжеволосый направился в бар, и Серена кинулась обслуживать его, а темные эльфы провозгласили тост в его честь и осушили стаканы, а затем быстро удалились.

Реджис подмечал все это, пытаясь разобраться в скрытых взаимоотношениях. Когда рыжеволосый отошел к доске объявлений у лестницы, Реджис осмелился вернуться в бар.

— Верховный капитан Курт, — шепнула Серена, подавая ему напиток. — Я думаю, вы нашли, свой каравай, мой маленький друг.

Реджис наблюдал за мужчиной, который держал объявление в руке, но пока не прикалывал его к доске, читая другие, уже вывешенные. Хафлинг был поглощен этим занятием, когда толпа в общем зале опять затихла, а затем грянуло «ура!». Реджис недоуменно оглянулся, ища причину всеобщей радости.

И тут он едва не свалился со стула, поскольку понял, что пришел хозяин заведения. Дроу, и отнюдь не одноглазый, — Реджие знал это точно, хотя тот действительно носил черную повязку.

— Джакс, — тихо прошептал хафлинг. — Джарлакс?

Он с тревогой отметил, что при упоминании этого имени дроу резко обернулся к нему, и Реджис съежился над своим стаканом, мысленно ругая себя за то, что позабыл, насколько острым может быть слух дроу, а уж Джарлакса — и подавно.

Реджис затаил дыхание и не осмеливался поднять взгляд, поскольку услышал магически усиленный стук грубых башмаков по деревянному полу, приближающийся к нему.

— Мы знакомы, любезный господин? — осведомился Джарлакс, подойдя прямо к Реджису и жестом велев Серене принести им обоим вина.

— Нет, любезный господин, — ответил Реджис, не осмеливаясь взглянуть в лицо этому опаснейшему из наемников.

— Паук Тополино из Агларонда, — сказала Серена» принесшая выпивку. — Он прибыл к нам несколько дней назад, здесь проездом и надеется присоединиться к каравану, идущему в Долину Ледяного Ветра.

— В Долину Ледяного Ветра? — переспросил Джарлакс с очевидным, хотя и явно, на взгляд Реджиса, наигранным изумлением.

Реджис решился взглянуть на улыбающегося дроу. Джарлакс всегда улыбался.

— У меня там семья, — робко пояснил хафлинг.

Джарлакс ответил не сразу, он пристально разглядывал хафлинга и, казалось, был несколько удивлен. Реджис пытался сглатывать бесшумно — возможно ли, чтобы наемник его узнал? Этого не может быть, мысленно сказал себе хафлинг, поскольку они не виделись с темным эльфом более ста лет, по летоисчислению дроу.

И все же этот проницательный, понимающий взгляд...

— Я сказала ему, что он, наверное, везунчик, потому что, говорят, верховный капитан Бениаго как раз сегодня объявит о караване, идущем в Долину, — сообщила Серена.

Джарлакс продолжал разглядывать Реджисах головы до пят.

— Вы хорошо экипированы для желающего наняться, в караван простым охранником, — проговорил он негромко, когда Серена отошла.

— Я не хочу путешествовать в Долину Ледяного Ветра в одиночку, — сказал Реджис. — Йети, и гоблины, и все такое.

— Какой замечательный берет.

Реджис с трудом сглотнул, подозревая, что Джарлакс уже распознал магические возможности головного убора.

— Моя семья была весьма состоятельной, — пояснил он. — Быть может, до вас доходили слухи о Дедушке Периколо Тополино из Агларонда.

— Дедушке? — отозвался Джарлакс, подобающим образом выделив это слово. — Нет, не доводилось… пока.

«Просто заткнись!» Мысленно Реджис выбранил себя. Он не должен вступать в двусмысленные беседы, с типами вроде Джарлакса. Этот мастер шпионажа очень скоро будет знать о Реджисе больше, чем тот сам о себе знает!

— Довольны ли вы пребыванием в моем заведении? — вежливо поинтересовался Джарлакс.

— Да, мисс Серена — прекрасная хозяйка, — кивнул Реджис.

— Ну что же, сударь, удачного вам путешествия, — пожелал дроу, прикоснувшись к своей вызывающе огромной широкополой шляпе. — И да ждет вас дорога, достойная того, чтобы по ней идти к домашнему, очагу, достойному того, чтобы к нему возвращаться с друзьями, достойными того, чтобы за них выпить.

— И вам того же, — ответил Реджис и с облегчением наблюдал, как Джарлакс перешел к другим посетителям, а вскоре и вовсе покинул заведение.

Прошло немного времени, и верховный капитан Бениаго Курт повесил свое объявление и тоже ушел, и Реджис поспешил к доске и с изрядным облегчением убедился, что и в самом деле объявлен набор возчиков и охранников для торгового каравана, отправляющегося через десять дней в город Брин-Шандер в Долине Ледяного Ветра.

Как и думал Бениаго, Джарлакс ожидал его в переулке неподалеку от «Одноглазого Джакса».

— Интересный хафлинг, верно? — заметил Бениаго, лейтенант Бреган Д’эрт, при помощи магии принявший облик человека и служивший отряду наемников-дроу в качестве верховного капитана одного из самых могущественных Кораблей Лускана.

— Он попросится к тебе в караван, — сообщил Джарлакс. — Возьми его с собой и проследи, чтобы в Лускане его никто не побеспокоил.

Бениаго не скрывал своего удивления:

— Ты его знаешь?

Джарлакс пожал плечами:

— Пожалуй, он мне кого-то напоминает. Не могу вспомнить кого, да и едва ли смогу узнать, учитывая этот берег, что на нем.

— Шляпа, изменяющая облик?

Джарлакс кивнул:

— Этот ручной арбалет у него на поясе стоит много тысяч золотом, и магических вещиц у него хватает, включая необычную шляпу.

— И рапиру, — добавил Бениаго. Похоже, он был впечатлен.

Джарлакс еще раз кивнул и задумчиво уставился на стоящую в отдалении таверну.

— Тебе что-то известно? — осведомился Бениаго.

— Немногое? — признался Джарлакс. — А я не люблю мало знать.

— Я мог бы порасспрашивать... — начал было Бениаго, но Джарлакс покачал головой, разом пресекай ход его мыслей.

— Не сметь его беспокоить? — приказал главарь.

— А наблюдать?

Командир Бреган Д’эрт кивнул:

— Наблюдать, и когда вернется — тоже.

— Он собирается остаться на Севере на зиму, так сказала Серена.

Некоторое время Джарлакс обдумывал услышанное. По какой-то причине, затерянной в далеком прошлом и непонятной ему самому, казалось правильным для этого хафлинга быть в Долине Ледяного Ветра.

— Тогда я должен буду знать, где он находится.

— Каждый его шаг, — заверил Бениаго хозяина.

Теплым осенним днем, пять десятидневок спустя, Реджис развалился на берегу озера Мер Дуалдон. Он снял ботинки и поставил их на мох рядом с собой, а рыболовную снасть привязал к пальцу. У него за спиной примостился среди сосен уютный дом, снятый им в пригороде небольшого городишки под названием Одинокий Лес.

Мало что изменилось здесь за сто лет, и Реджие был рад этому. В прошлой жизни он долго прожил в этом городке, в доме, стоявшем едва ли в сотне шагов от нынешнего. Как бы ни сожалел Реджис о дорогах, оставшихся позади, у него было чувство, будто он вернулся домой.

Он лежал на спине и смотрел на пушистые белые облака, лениво ползущие по ярко-синему пологу осеннего неба над Долиной Ледяного Ветра.

Реджис думал о Донноле, о том, как он хотел бы, чтобы она была сейчас рядом, чтобы они вместе рыбачили и вырезали по кости, живя тихо и наслаждаясь неспешной сменой времен года.

— Он остался в Долине Ледяного Ветра, — доложил Бениаго Джарлаксу в подземелье древних развалин Лускана, населенных призраками и известных как Иллуск, где у Бреган Д’эрт располагался местный штаб. — Возможно, этот малявка — преступник; быть может, он одурачил «Ухмыляющихся пони» Дорегардо, поскольку я узнал, что последние пару лет он ездил с ними.

— Они что, забрались так далеко на север, аж до Лускана, чтобы разузнать о нем?

— Нет. Если Дорегардо и ищет его, мы об этом не слышали.

— Но этот тип, битком набитый деньгами, магией и явно не промах, предпочел удалиться в Долину Ледяного Ветра?

— Может, он посредник? — предположил Бениаго. — Возможно, на дальнем юге есть силы, заинтересованные в торговле с Десятью Городами?

Джарлакс пожал плечами. Называющий себя Пауком упомянул про Дедушку, это был титул, обычно закрепленный за главами гильдий ассасинов. Может, этого малыша, отправили на разведку? Но тогда как это согласуется с «Ухмыляющимися пони», отрядом добровольцев, охраняющих порядок, которые уж явно не в дружбе с ассасинами?

— Присмотреть за ним? — спросил Бениаго, правильно истолковав выражение лица Джарлакса.

— Вполглаза, — велел главарь. — И наведи справки в Агларонде насчет некоего Дедушки Периколо Тополино.

Глаза Бениаго округлились при упоминании титула.

— И без шума, — добавил Джарлакс.

Бениаго кивнул.

Глава 27. Стечение обстоятельств

Отнюдь не улыбками встретили Кэтти-бри, когда она зашла на единственный постоялый двор Аукни, продуваемой всеми ветрами, просоленной деревушки, примостившейся между южным побережьем и высокими скалами западной стороны Хребта Мира, смотрящимися в великий океан.

Она подошла к главному столу и изучила меню.

— Побольше рыбы, — весело сказала она, мужчине, чей фартук выдавал в нем повара или владельца, а может, и то и другое вместе.

— Рыбу едят те, кто живет на берегу, — заметил другой мужчина, сидящий неподалеку, без намека на тепло в голосе. Кэтти-бри обернулась взглянуть на него и увидела, что он таращится на ее тело и, конечно же, не смотрит ей в глаза.

— Три золотых, и получишь еду, — сказал человек в фартуке.

Девушка слегка вздрогнула, услышав столь недомерную:

— Три?

— Ты пришла сюда с караваном?

— Нет, одна.

— Три золотых, и получишь еду —угрюмо повторил мужчина.

— Я не настолько голодна.

— Три за закуски, три за еду, — произнес женский голос с другой стороны, и Кэтти-бри повернулась к говорившей, которая годами и манерами была под стать хозяину и являлась, вероятно, его женой.

— Есть свободные комнаты? — спросила путница.

— Все есть, если у тебя есть золото, — сказал другой мужчина. Он гнусно подмигнул девушке — Верно?

— Пять золотых за ночь, — ответил хозяин.

Гостья воздела руки, то ли сдаваясь, то ли не веря своим ушам.

— В Аукни не так уж много приезжих, — сообщил мужчина.

— Да уж, загадка, которую без мага не разгадаешь, — отозвалась Кэтти-бри с едким сарказмом. — Есть в этом городе другой постоялый двор?

— Думаешь, я бы тебе сказал, если бы и был? — поинтересовался владелец.

— Нет, — сказала его жена.

— Но комнаты есть, — добавил другой мужчина. — Только тебе придется разделить их кое с кем! — Он грязно хохотнул, и этот смех преследовал Кэтти-бри, пока она не выскочила обратно на улицу.

Она оглядела прохожих, ежащихся под толстыми плащами от ледяного ветра, дующего с воды. Это место было воплощением суровости, таким же холодным, как подступающая зима.

Кэтти-бри двинулась вдоль главной, судя по всему, улицы селения, широкого бульвара, огибающего открытый рынок. Она обошла это торговое место, рассматривая товары — в основном поздние фрукты и овощи, чередующиеся с возами рыбы. Девушка делала вид, будто интересуется ими, хотя, по правде говоря, могла воззвать к своим божественным способностям и магически создать еду получше той, что лежала перед ней. Она спросила об обеде на постоялом дворе лишь для того, чтобы завязать разговор, поскольку, хоть она и была в Аукни мимоходом, Это место давно интересовало ее.

Здесь бывал Вульфгар, и здесь он нашел настоящее приключение, в результате которого оказался с приемным ребенком на руках, хоть и ненадолго, пока не вернул девочку ее матери, Меральде, бывшей тогда хозяйкой Аукни.

— Не хватай руками, если не покупаешь, — огрызнулась на Кэтти-бри одна из торговок, когда девушка потянулась к яблоку.

— Как я тогда узнаю, насколько оно свежее? — спросила та.

— Узнаешь, когда попробуешь, а попробуешь, когда заплатишь за него.

Кэтти-бри пожала плечами и убрала руку.

— Скажите, пожалуйста, кто старейший житель в Аукни? — спросила она.

— А?

— Кто живет здесь дольше всех? Кто может знать давних временах?

— Ну, я постарше тебя, так что ты хочешь знать? — отозвалась торговка.

— Линия Аука, восходящая к Меральде...

Женщина рассмеялась.

— Ее дочь, Кэлси?

— Леди Кэлси, — поправила женщина. — Умерла, когда я была еще маленькой.

— Это ее ребенок сидит теперь на троне?

Торговка покачала головой:

— Оба ее ребенка умерли раньше ее, и линия оборвалась вместе с ними.

Кэтти-бри покусала губу, придумывая, куда дальше направить разговор.

— Вы помните леди Кэлси?

Женщина пожала плечами:

— Немного. Бедная девочка, родившаяся и результате изнасилования и вдобавок похищенная тем самым насильником.

Кэтти-бри xотелось опровергнуть эту неверную информацию, поскольку Вульфгар уж точно не насиловал Меральду. Ничего подобного. Он вмешался и похитил малютку Кэлси, чтобы спасти ее от мести лорда Аукни, поскольку, хотя Меральда и была его супругой, глупый лорд не был отцом ребенка. Как и Вульфгар. Меральда была влюблена в другого мужчину — Кэтти-бри не знала его имени, — когда лорд Аукни заставил ее стать его невестой, не зная, что она уже носит ребенка.

— Незаконнорожденная леди, — продолжала торговка, качая головой и вздыхая.

— А ее отец? — Кэтти-бри страшилась услышать ответ, но она должна была знать.

— Чудовище, варвар, будь проклято его имя, каким бы оно ни было. В Аукни его не произносят, имей в виду.

Кэтти-бри закрыла глаза и заставила себя успокоиться и подавить желание начать рассказывать, как было дело, прямо сейчас же. Она снова взглянула на женщину и кивнула, выдавив из себя улыбку, прежде чем уйти.

— Ты покупаешь это яблоко? — резко спросила та.

Девушка еще раз осмотрела фрукт, который, разумеется, был далеко не первой свежести. Но она взглянула на нахмуренную торговку и нехотя взяла его.

— Четыре серебряные монеты, — потребовала селянка, запросив в несколько раз дороже его стоимости.

Но Кэтти-бри не намерена была больше спорить, поэтому она отдала монеты и мрачно побрела по улице прочь из Аукни. По петляющей тропе она спустилась туда, где скала уходила в море, села на темный камень и уставилась на холодный прибой.

Пейзаж вполне соответствовал ее настроению, поскольку этот день оказался грустным напоминанием о ненадежности памяти и самого времени. Если говорить о событиях, имевших место в Аукни, то Вульфгар замечательно прожил свою жизнь. Он помог леди Меральде поступить правильно и растил Кэлси с любовью и соблюдением всех правил приличия, а затем возвратил ребенка законной матери, что далось ему ценой немалых душевных и эмоциональных потерь. И за все это его вовсе не поминали в Аукни добром. Похоже, совсем наоборот.

Кэтти-бри оглянулась на каменистые утесы, чтобы еще раз увидеть далекие крыши и извивающиеся дымы очагов, уходящие в холодное осеннее небо. Эти дымы казались ей холодным порождением холодного огня в холодном месте, и она сразу поняла, что не имеет ни малейшего желания идти туда и вообще когда-либо возвращаться в Аукни.

Она снова взглянула на темную воду, и на губах ее заиграла кривая улыбка.

Она сотворила заклинание, чтобы защитить себя от жестокости стихий. Ее правая рука мягко засияла, синеватые струйки магической энергии поползли из рукава. Она поддернула кверху свой черно-белый наряд, вошла в прибой и сотворила еще одно заклинание, и на этот раз туман тайной энергии поплыл от ее левой руки. Она вызывала себе морского коня.

Когда тот явился, она убрала свои кожаные башмаки в заплечный мешок и уселась на спину дельфина. То было не обычное животное, но магическое существо, всецело подвластное ей. Кэтти-бри ухватилась за спинной плавник и мысленно пришпорила своего коня.

Она держалась вблизи от берега, ее магический скакун петлял между камнями, и девушка быстро устала, удивляясь тому, насколько утомительной оказалась езда верхом. Однако Кэтти-бри никуда не спешила, если не считать желания убраться подальше от Аукни, так что она разбила лагерь под уступом скалы, расположилась возле магического костра, ела сотворенную ею пищу и повесила сушиться свое белое платье и черную шаль на ветвях ближайшего дерева.

Она продолжила путь на следующее утро, затем в полдень, после долгого перерыва на обед и отдых, и наконец призвала волшебного скакуна для третьего перехода за этот день, правда короткого.

Кэтти-бри было покойно наедине со своими мыслями, она была близка к природе, близка к Миликки. На третий день она отметила поворот на север, вокруг самого западного горного отрога, и в полдень шестого дня после отъезда из Аукни, выходя из воды, путешественница чувствовала под босыми ногами холодную грязь вместо мокрого твердого камня.

Ветер загудел у нее в ушах, и она поняла, что вернулась домой.

Она вызвала нового скакуна, призрачного единорога, и поехала на восток вдоль северного берега реки Шенгарн, растянувшейся на многие лиги. Преодолевая снега, ознаменовавшие начало зимы 1482 года, Кэтти-бри добралась до города Бремен на южных берегах Мер Дуалдона. Ветер дул теперь куда более пронизывающий и в куда более холодном краю, нежели Аукни, но, когда Кэтти-бри смешалась с обитателями этого северного поселения в Десяти Городах, она не почувствовала этого.

Совсем наоборот.

Она вернулась домой, в знакомые места, и, хотя после стольких десятилетий лица сменились, Долина Ледяного Ветра не изменилась, и Десять Городов тоже. Кэтти-бри черпала огромную поддержку в этой узнаваемости, перебираясь из города в город в проплывающей череде дней и месяцев. Благодаря ее магическим способностям она была воспринята обществом как ценное приобретений и вскоре обзавелась друзьями во всех тавернах каждого города.

Ей нужно было завоевать доверие и создать сеть по сбору информации, а никто не осведомлен обо всех прибытиях и отъездах лучше тех, кто торгует едой и питьем.

— Очень необычный хафлинг, — прошептала Кэтти- бри, выглядывая из травы на гребне горы, спускающемся к берегу озера, и ее глаза наполнились слезами.

Именно так ей его и описывал один из многочисленных друзей, появившихся у нее за полтора года жизни в Долине Ледяного Ветра. Она не жила постоянно ни в одном из городов, но в основном делила время между Брин-Шандером, поселением дворфов у подножия Пирамиды Кельвина, и этим местом, Одиноким Лесом.

В Брин-Шандере десять дней назад она и услышала про эту странную личность, щеголя и франта, явившегося с караваном из Лускана. Небольшое расследование привело ее сюда, на окраину Одинокого Леса, и вот она сидит над озером и смотрит на Реджиса.

Конечно же, она узнала своего милого старого друга. Теперь у него была растительность на лице, а вьющиеся темные волосы оказались куда длиннее, чем она помнила, но это, без сомнения, был Реджис и по внешности, и по манерам.

Он сумел выжить и пришел в Долину Ледяного Ветра.

В этот миг Кэтти-бри испытывала величайшее облегчение. Она с тревогой ждала этого момента все последние месяцы, кружа по Десяти Городам. По правде говоря, она была удивлена, узнав, что Реджис и Бренор не прибыли в Долину раньше ее, и этот факт лишь напомнил ей о множестве опасностей, подстерегающих на пути сюда и даже просто в процессе выживания на протяжении двадцати одного года в Королевствах. Этот мир был дик и мрачен; выпавшие ей самой испытания лишь подтверждали это.

Не найдя друзей, вместе с новостями она стала собирать информацию о Дзирте, которого в Десяти Городах не видели долгие годы и который, как говорили, прибежал в Долину Ледяного Ветра, спасаясь от огромного демона, и павшая духом женщина была рядом с ним. Кэтти-бри видела памятник дроу по имени Тиаго у западных ворот Брин-Шандера, на месте, где Тиаго, как утверждали, уничтожил балора в великой битве, стершей с лица земли часть стены Брин-Шандера и ворота. Но то сражение состоялось пятнадцать лет назад, если не больше, и с тех пор о Дзирте не было слышно ни слова.

Ничего.

В девушке, не имеющей никаких сведений о Дзирте, прибывшей в Долину первой из троих, вышедших из Ируладуна, все последние месяцы росли сомнения и страхи, и теперь при виде Реджиса на сердце у нее воистину потеплело.

Ибо вот он, Реджис, развалился на берегу Мер Дуалдона с привязанной к пальцу леской. Сколько раз Кэтти-бри наблюдала эту картину до Магической чумы?

Ей хотелось кинуться к нему и заключить в объятия, но она сдержалась. Она прошла слишком долгий путь, чтобы опрометью бросаться к Реджису, — по крайней мере, пока она не узнает, как он попал сюда и что принес с собой, умышленно или нет.

Ибо в глубине сознания Кэтти-бри не могла отделаться от собственных страхов. Она знала, что леди Авельер не перестала охотиться на нее. Хотя прошло уже два года с момента ее бегства из Дворца Плюща, магического перехода, похоже сбившего погоню со следа, ученица не могла недооценивать упрямства наставницы. Авельер знала, что она жива, что она инсценировала свою гибель в Анклаве Теней и отправилась на крайний запад. Возможно, провидице даже было известно о месте назначения беглянки, Додине Ледяного Ветра. Кэтти-бри не знала точно, поскольку не представляла, как много она выболтала, находясь под гипнотической магией могущественной прорицательницы. Вполне могло быть, что противники находятся где-то в Долине Ледяного Ветра, возможно даже в одном из городов, затаившись в ожидании.

Если это так и бывшую Рукию поймают, хорошим же другом она окажется и для Реджиса, и для Дзирта, если потянет хафлинга за собой.

Так что пока она радовалась, наблюдая за ним издалека.

Кэтти-бри вернулась в лес, остановилась неподалеку от дома Реджиса и соорудила там святилище Миликки — небольшой садик, защищенный от наступающей зимы, за которым она намеревалась захаживать вплоть до ночи весеннего равноденствия.

Девушка кивнула, довольная своим выбором. Она станет пристально наблюдать за Реджисом, но втайне.

— Сегодня у нас шумно, — сказал Дарби Снайд Кэтти-бри, когда десятью днями позже она подошла к барной стойке его таверны в Бремене. Это был крупный мужчина с могучими ручищами и гигантскими бакенбардами, спускавшимися по щекам до самого подбородка и едва не смыкающимися внизу.

Кэтти-бри осмотрелась. И действительно, таверна «Дуралей» этим вечером была забита до отказа, причем шумной публикой. Особенно выделялась одна громкоголосая группа у окна. Проходя мимо, Кэтти-бри услышала их вопли и свист.

— Ты из-за этого послал за мной? — осведомилась она. — Или же твои кладовые опустели от такого наплыва гостей?

— Да маленько еды не помешало бы, мисс Керти, если бы у вас нашлось подходящее заклинание, — признался Дарби, и Кэтти-бри кивнула. Первые, свои десять дней в Долине Ледяного Ветра она провела здесь, в Бремене, и снимала комнату в этой самой гостинице, расплачиваясь за кров и стол своими магическими двеомерами. Она наколдовывала еду, исцеляла незначительные раны у посетителей, даже лечила некоторые болезни, все во славу заведения, и взамен Дарби замечательно к ней относился.

На самом деле Кэтти-бри, вновь под именем Делли Керти, имела подобные соглашения и с таверной в Брин-Шандере, и с дворфами из Стокло, что под горой, и менее обременительные договоренности с хозяевами постоялых дворов во всех городах.

— Похоже на команду, из Лускана, — заметила волшебница.

— Говорят, Корабль Ретнора, — подтвердил Дарби.

Кэтти-бри кивнула.

— Тогда зачем ты зовешь меня? Может, ждешь, что будет драка, и надеешься продать какие-нибудь исцеляющие заклинания?

Изумленный Дарби быстро обернулся к ней, увидел ее широкую ухмылку и от души расхохотался.

— Нет, дорогуша. Я подумал: ты, возможно, захочешь узнать, что они расспрашивали про твоего дружка.

Улыбка Кэтти-бри исчезла:

— Дружка?

— Того маленького хафлинга, которого ты искала и, говорят, нашла в Одиноком Лесу.

Кэтти-бри взглянула на него с недоверием, но потом поняла, что нет ничего удивительного, если молва о поисках Реджиса довела ее до Одинокого Леса.

— Они его знают? — спросила она.

Дарби пожал плечами:

— Я-то им не сказал, конечно, но этого малыша найти несложно, судя по тому, что я услышал, с его-то нарядами и манерами. Сдается мне, они его быстро отыщут. Может это его друзья.

Кэтти-бри взглянула на компанию головорезов и решила, что не может прийти к такому же выводу.

— Будь начеку, Реджис, — раздался голос ниоткуда, и хафлинг, развалившийся на берегу озера, широко раскрыл заспанные глаза. Он чуть не подскочил, но упоминание его настоящего имени удержало его, равно как и тон, и сам по себе голос, странно знакомый.

— Я здесь, рядом с тобой, — снова раздался шепот. — Четверо с Корабля Ретнора в лесу, ищут тебя.

— Кэтти? — прошептал в ответ хафлинг, внезапно поняв. Реджис не мог перевести дух и даже не мог найти слова — да и что они значили в этот прекрасный миг! То была Кэтти-бри, он знал это! Она сумела уцелеть; их безумный план встретиться на Пирамиде Кельвина — Реджису и самому теперь не верилось, что он, преодолев все, вернулся в Долину Ледяного Ветра, — совсем скоро мог осуществиться.

Но она здесь, двадцать один год спустя, стоит рядом с ним... невидимая?

— Я скажу тебе, когда они будут близко, — пообещала Кэтти-бри, возвращая Реджиса к более насущной проблеме. — Притворись, что дремлешь, и подмани их.

Реджис чуть-чуть изменил позу, переместив руку поближе к рукояти арбалета у правого бедра и заняв более удобное положение для стремительного прыжка с разворотом. Эта мысль заставила его нервно взглянуть на свою босую ногу и привязанную к пальцу снасть.

Он почувствовал прикосновение рук к этой самой ноге и едва не подпрыгнул от неожиданности, а его невидимая подруга осторожно отвязала леску.

— Они у опушки, — тихо сообщила Кэтти-бри, — осторожно пробираются вперед.

— Счастлив «видеть» тебя, — негромко поприветствовал Реджис с иронической улыбкой, поскольку, разумеется, вовсе не мог видеть вновь обретенную подругу.

Кэтти-бри стала тихо напевать, и Реджис почувствовал, как в него вливается тепло. Когда девушка начала второе заклинание, он положил руку на эфес рапиры и ощутил, что его хватка стала крепче, словно ему на время передалась физическая сила ее богини.

Она готовит его к бою, понял Реджис, окутывая охранными чарами и магической энергией. Хафлинг ухмыльнулся, но ненадолго.

— Лук! — внезапно вскрикнула Кэтти-бри.

Хафлинг взвился в воздух, разворачиваясь в прыжке и одновременно выхватывая арбалет. Как и говорила невидимая женщина, к нему бежали четверо: трое мужчин, размахивающих мечами, и женщина, державшаяся позади, с луком, нацеленным в его сторону.

Он услышал, как Кэтти-бри выпевает слова очередного заклинания; хафлинг вскинул руку, чтобы выстрелить, но увидел летящую к нему стрелу. Она ударилась во что-то — вероятно, в какой-то магически щит, — вспыхнула и отскочила, но сумела-таки причинить вред, нырнув вниз и впившись Реджису в бедро. Он вскрикнул и выстрелил, но никто из трех бегущих к нему мужчин не замедлил шага.

Раненый хафлинг упрямо пытался сохранить равновесие и выхватил свой клинки, кривясь, от боли, поскольку стрела, засевшая у него в ноге, раскачивалась. Но он понял, что вошла она неглубоко и что он может перенести на эту ногу тяжесть тела, — и, несомненно, должен это сделать.

Трое разбойников были уже почти рядом, не более чем в пяти шагах от него. Реджис мысленно обратился к кольцу с призмой, пытаясь вычислить наилучший угол для своей атаки в момент замедления времени, выбирая позицию, с которой он сможет быстро поразить сразу двух противников.

Но тут между ним и его врагами возникла Кэтти-бри, применив свой новейший магический двеомер, наступательный, рассеивающий заклинание невидимости. Она выставила перед собой ладони и запустила огненный веер, прерывая атаку.

Трое нападающих разом остановились, один покатился по песчаному берегу, и все они отчаянно отбивались от жгучих языков пламени.

— Лучница! — Выкрикнул было Реджис, но когда огонь рассеялся, хафлинг глянул за спины атакующих и увидел, что оставшаяся вдалеке женщина распростерлась на земле лицом вниз.

Кэтти-бри снова принялась за заклинание, и Реджис бросился к ней, рапирой отбив в сторону меч мужчины, что был посредине. Реджис обвел своим клинком этот меч и, сделав шаг вперед, нанес удар, сильный и точный, глубоко вонзив острие в цель.

Едва заметив, как человек отшатнулся, Реджис сделал полуоборот вправо. Теперь он использовал кольцо, шагнув навстречу подбегающему мужчине настолько быстро, что бандит даже не заметил этого шага.

Кинжал хафлинга глубоко вонзился человеку в спину, ноги того подкосились, и он рухнул наземь.

Реджис снова развернулся вправо и увидел, что человек, в которого он воткнул рапиру, снова наступает, но теперь не на него, а на Кэтти-бри. Реджис взмахом руки отправил к пирату маленькую змейку и крикнул, привлекая к себе внимание мужчины.

Этого было достаточно, чтобы сбить атакующего, и, когда бандит понял, что происходит, магическая змейка уже обвилась вокруг его шеи.

Реджис поморщился, как всегда, при виде злобного, разлагающегося призрачного лица, что ухмылялось-ему из-за плеча человека, туже затягивая змеиную гарроту.

Мужчина рухнул на землю, выронив меч. Он забился, но не мог просунуть пальцы под удавку. В отчаянии он избрал другую тактику: схватил меч и ткнул им поверх своего плеча, словно ощутив присутствие призрака. К его облегчению и к изумлению Реджиса, меч угодил в призрачное лицо и существо взорвалось, обернувшись облачком бесплотного тумана, развеявшегося по ветру, и змея тоже умерла, разжав свое смертоносное кольцо.

Пират жадно втянул в себя воздух и попытался встать, но Реджис был тут как тут, пронзив ему рапирой одно плечо, потом другое, и когда пират снова упал, вторая змея шлепнулась ему на грудь и поспешила обернуться вокруг горла. Человек задергался и попытался снова нанести удар мечом, но хафлинг придавил ногой его кисть и снова уколол в плечо, лишая сил.

Пират задыхался, отчаянно пытаясь вобрать й себя воздух. Свободной рукой он ухватил душащую его змею и предпринял жалкую попытку раздавить ее о плечо, но тщетно.

Его глаза вылезли из орбит, и Реджис сморщился и начал отворачиваться. Но оказалось, что хафлинг не может отвести взгляд, и он, будто загипнотизированный, наблюдал, как глаза пирата закатились и мужчина затих.

Реджис не смог вынести этого — зрелище было слишком безжалостным для него. Он снова с силой вонзил рапиру, но не в пирата, а в призрак.

Еще одно облачко тумана — и призрак исчез, а вторая змея упала замертво, и на мгновение Реджису показалось, что пират тоже мертв. Но потом мужчина тихо застонал и пошевелился, едва дыша.

В полной уверенности, что раненый мужчина больше их не побеспокоит, Реджис отпрыгнул от него навстречу третьему из банды, который к этому моменту поднялся с песка слишком близко от Кэтти-бри.

Женщина стояла, глядя на него, и ее спокойствие объяснило Реджису, что происходит. Ибо разбойник поднялся, лишь наполовину, подтянув под себя одну ногу и опираясь коленом другой о землю, но в такой позе он и остался, неподвижный, застывший, удерживаемый каким-то магическим двеомером. Его одежда еще дымилась, поскольку он налетел прямо на пылающие ладони Кэтти-бри и, более того, один из языков пламени возродился к жизни, облизывая левое плечо замершего разбойника.

— Твоя нога, — с тревогой сказала Кэтти-бри и потянулась к стреле.

Однако Реджис проскользнул мимо, не сводя глаз с бандита. Он сбил ладонями огонь и принялся разглядывать человека, поскольку узнал в нем того, кого держал на острие рапиры на Верхнем мосту в Лускане. Хафлинг снова приставил рапиру к горлу мужчины, намереваясь прикончить его.

— Реджис, нет! — выкрикнула Кэтти-бри. — Он еще долго не будет для нас угрозой, уверяю тебя.

Реджис огляделся. Похоже, ни одному из четверых не под силу было стать для кого бы то ни было угрозой. Один, кашляя, лежал на земле, и жизнь едва теплилась в нем, а по плечам и рукам стекали струйки крови. Второй едва шевелился, ерзая по песку, его тело ниже пояса оставалось совершенно неподвижным. Женщина вдали под деревьями лежала ничком, уткнувшись лицом в грязь.

Кэтти-бри начала заклинание.

— Что с ней случилось? — спросил Реджис, указав подбородком на женщину, и тут же охнул и втянул в себя воздух, поскольку его спасительница нагнулась и выдернула стрелу, торчавшую из ноги. Жгучая боль быстро сменилась успокаивающим теплом магического исцеления.

Кэтти-бри встала рядом с ним, поддерживая, пока ее магия не подействовала в полную силу.

Он снова заглянул в ее синие глаза, и ему показалось, что все эти годы растаяли без следа, словно они его дорогая подруга никогда не разлучались? Он притянул ее к себе и стиснул в объятиях.

— Благодарю, друг мой, — шепнул он ей на ухо.

— Я не забыла, как ты пытался помочь мне, когда меня ранило во время Магической чумы, — прошептала в ответ Кэтти-бри. — Я много чего не забыла!

— И я, — заверил ее Реджис и, приобняв повел к женщине, лежащей под деревьями.

— Мой выстрел оказался более метким, чем я предполагал, — заметил Реджис, когда они дошли и хафлинг обнаружил маленькую арбалетную стрелу, торчащую из шеи женщины.

Он нагнулся, чтобы забрать стрелу, и перевернул спящую женщину на бок. Ее Реджис тоже знал по встрече на лусканском мосту.

— Или мне повезло, — добавил хафлинг и мог лишь покачать головой, поскольку, стреляя из арбалета, он даже не целился в лучницу, и это действительно было самое настоящее везение.

— Ах, Реджис, ты всегда был везучим! — сказала Кэтти-бри.

— Согласен, ведь мне повезло иметь такую подругу, как ты, — отозвался хафлинг.

Укрывшись за деревьями, дроу наблюдал, не вполне понимая, что все это означает. «Откуда взялся у хафлинга этот союзник?» — недоумевал Браэлин Джанквей.

— Магическая чума? — беззвучно повторил он, подслушивая разговор этих двоих. Его послали в Долину Ледяного Ветра следить за необычным хафлингом, который, как теперь представлялось Браэнлину, казался тем необычнее, чем дольше он за ним наблюдал.

Браэлин беспомощно покачал головой. После того, что он здесь увидел, дроу был вполне уверен, что тут все не так просто, как кажется.

— Реджис, — прошептал он, повторяя имя, которым женщина называла малыша — того, кто прибыл в Лускан под именем Паука Тополино.

Это имя — Реджис — о чем-то смутно напоминало ему, но о чем — Браэлин вспомнить не мог. Однако то, как хафлинг назвал женщину — Кэтти-бри, — безусловно, говорило кое-что даже этому молодому дроу, лишь недавно вступившему в ряды Бреган Д’эрт.

Браэлин Джанкве качнул головой, решив, что Джарлакс будет весьма доволен им, когда получит столь удивительную информацию. Оставалось лишь надеяться, что Джарлакс одобрит также и его вмешательство в драку, поскольку это стрела из его ручного арбалета свалила пиратку-лучницу, а вовсе не какой-то там удачный выстрел подвергшегося нападению хафлинга.

Глава 28. Дома, снова дома

— Растительность на лице тебе очень идет, — сказала Кэтти-бри Реджису, когда они уселись в его маленьком домике у озера.

Реджис не смог сдержать улыбки, сияющей, обрамленной его тщательно подстриженными усиками и бородкой, клинышком. Он едва мог поверить, что снова видит ее, своего милого друга Кэтти-бри, его компаньона в прошлой жизни и в посмертии.

— Но я все такой же, да? — спросил он.

— Другие декорации, но ты, несомненно Реджис, да, — поддразнила Кэтти-бри, дергая его за длинные локоны.

— Я узнал тебя, едва услышал твой голос, — признался он. — А видеть тебя теперь... это переносит меня прямиком на склоны Пирамиды Кельвина, где мы оба были куда моложе. — Говоря это, Реджис понял: он и вправду рад, что, вернувшись, компаньоны похожи на свои прошлые воплощения. Как странно было бы видеть Кэтти-бри в теле другой женщины. Но нет, это была она, ее золотисто-каштановые волосы, длинные и густые, и эти синие глаза.

Девушка встала перед ним, чтобы подбросить очередное полено в огонь.

— Зима быстро приближается, — заметила она.

— Платье, — произнес вдруг Реджис, и Кэтти-бри, обернувшись, с любопытством взглянула на него.

— Это платье, что на тебе, — пояснил он. — Разве это не то самое, что было на тебе в Ируладуне? Как это…

— Просто похожее. — Она повернулась, демонстрируя белое многослойное одеяние. — Я купила его у портного в Анклаве Теней, думая о том, что было в лесу.

— В Анклаве Теней? — переспросил Реджис. — В сердце Незерилской империи?

Кэтти-бри кивнула.

— Похоже, нам обоим есть что рассказать, — рассмеялся хафлинг.

Его подруга улыбнулась в ответ и еще немного покружилась, слегка оттянув платье на бедре.

— Когда мы были в Ируладуне, меня одевала богиня, верно?

— Это разумно, — согласился Реджис. — И красиво.

—Просто очаровательно, — подхватила Кэтти-бри и, как заметил Реджис, следка покраснела. — А ты, похоже, преуспел. Драгоценные камни на рапире, ручной арбалет, головной убор, что на тебе, — я думаю, об этом стоит послушать.

— Скоро зима. У меня будет время много чего рассказать тебе. — и выслушать твои истории, разумеется. И да, моя жизнь была... захватывающей. — «И снова будет», — подумал он, но не сказал.

— Однако твой кинжал… — заметила Кэтти-бри. Ведь она видела его темную магию.

— Это орудие, инструмент, и не более того, — заверил ее Реджис.

Кэтти-бри нерешительно и осторожно посмотрела на него.

— Это не Хазид-Хи, — заверил он ее. — Он не способен чувствовать. Это инструмент.

— Довольно ужасный, как мне кажется.

— А моя славная рапира проделывает дырки в сердцах, а твои заклинания сжигают врагов заживо.

Девушка улыбнулась и, похоже, удовлетворилась этим. Реджис, разумеется, мог понять ее неуверенность, поскольку и сам еще не до конца избавился от страха перед этим кинжалом. Всякий раз, как он использовал удушающих змей, жестокое лицо призрака служило Реджису болезненным напоминанием о подлости его поступка, не важно — оправданного или нет.

Потом он подумал о Темной Душе и заколебался, не рассказать ли Кэтти-бри, что, возможно, его преследует могущественный враг — лич, но быстро отказался от этого намерения. Со времени его отъезда из Дельфантла прошли годы, и, даже если бы Темная Душа продолжал искать Реджиса, маловероятно, чтобы личу удалось найти его. След давно остыл — так, во всяком случае, надеялся хафлинг.

Суматоха за окнами привлекла их внимание, и они заметили людей, проходивших мимо дома, четырех пиратов Ретнора под стражей и в цепях. Никто из них не умер, Кэтти-бри исцелила их всех. Даже тот, кого Реджис ударил в спину кинжалом, снова был на ногах.

— Этих бандитов повесят? — спросил хафлинг.

— Скорее, отправят на работы, — ответила Кэтти- бри. — Рабочие руки здесь всегда нужны, ты же помнишь.

Реджис кивнул. В Лускане в былые дни их притащили бы на Карнавал Воров, прилюдно подвергли пыткам и, скорее всего, жестоко казнили. В лучшем случае они годами сидели бы в подземной тюрьме с отрубленными руками. Но здесь, в Десяти Городах, опасных преступников чаще всего наказывали тяжелым трудом.

Реджис улыбнулся этой мысли: сколько раз эта далекая окраина, граничащая с дикими землями, оказывалась намного цивилизованнее, чем великие, по всеобщему мнению, города Фаэруна. Постоянные опасности делали отношения между людьми чище, и монеты значили здесь меньше, чем помощь, еда ценилась выше золота, а рука товарища была важнее плети магистрата.

Хорошо быть дома.

Бренор прислонился к повозке, беспокойно поглядывая на горы, встающие на севере, с вершинами, укрытыми низкими тучами. Это был последний в нынешнем году караван, направляющийся в Долину Ледяного Ветра и попусту застрявший сейчас посреди дороги чуть не на окраине Лускана. Дворф подрядился в него охранником, но старший погонщик не заплатил ему жалованья.

— Не уверен, что мы вообще проедем, — пояснив он.

Теперь, глядя на серые тучи, скрывающие горные пики, Бренор словно снова слышал его слова. Он знал, что означают эти облака. Он ощущал разлитый в воздухе леденящий холод. Элиент, девятый месяц, сменялся марпенотом, и, хотя в большей части Королевств этот десятый месяц именовался также листопадником, в Долине Ледяного Ветра листья немногочисленных деревьев, конечно, давно опали и вскоре покроются первым снегом — если уже не похоронены под ним.

— Всадник! — услышал он, возвращаясь к реальности. Бренор оттолкнулся от повозки и взглянул на северную дорогу, убеждаясь, что действительно приближается разведчик, посланный начальником каравана.

Мужчина подъехал к головной повозке и тихо посовещался с горсткой стоявших там людей. Один сдернул шапку и со злостью хлопнул ею о борт повозки, и Бренор понял, что упустил свой шанс.

Старший погонщик взобрался на повозку и прокричал, чтобы остальные подошли ближе. Бренор пошел к нему, впрочем уже догадываясь, что будет дальше, поскольку не хуже других знал, что такое Долина Ледяного Ветра, понимал, какое на дворе время года, и видел эти тучи.

Вместо временного окна перед этим последним караваном оставалась маленькая форточка. Теперь она захлопнулась.

— Возвращаемся! — приказал старший погонщик.

Под стоны и жалобы рабочие принялись за дело, перераспределяя грузы для возвращения их на склады Лускана, сортируя повозки по принадлежности их верховным капитанам. Сквозь шум и гам Бренор пробрался к старшему погонщику, который продолжал разговор с вернувшимся разведчиком.

— Что, дороги совсем нет? — спросил дворф.

— Снега уже огру по пояс, и он валит и валит, — ответил разведчик.

— Перевал закрыт, — подтвердил старший погонщик.

— Я намерен попасть в Десять Городов, — заявил Бренор.

Мужчины лишь рассмеялись над ним и пожали плечами.

— Может, ты найдешь в Лускане мага, и он отправит, тебя туда, — предположил разведчик. — Ни на какой лошади туда не добраться, разве что на крылатой.

Дворф постарался скрыть досаду, — в конце концов, эти двое не виноваты, и старший погонщик оказался настолько великодушен, что позволил Бренору идти с караваном, хотя охранники уже были набраны.

Но что оставалось делать Боевому Топору? У него не было денег, а услуги магов, разумеется стоили недешево.

— Мне некуда идти, — проворчал он.

— Большинство поселится в «Одноглазом Джаксе», — сказал разведчик. — Ты у какого капитана?

— Я — что?

— Из какого ты Корабля?

— Он не из Лускана, — пояснил старший погонщик.

Разведчик кивнул:

— Да, если у тебя есть монеты, я предложил бы «Одноглазого Джакса». Единственная в городе безопасная гостиница для тех, кто не из Лускана. И ты можешь вступить в один из Кораблей. Корабль Курта сильнее остальных, но у них и требования выше, и весной они могут тебя так просто не отпустить.

Бренор решительно отмахнулся, заставив человека замолчать. Он совершенно не собирался связываться с верховными капитанами Лускана и, по правде говоря, мимоходом взглянув на этот город, не намеревался снова возвращаться туда. Он обратил взор на восток, на рассыпанные по полям коттеджи и фермерские домики, местами обитаемые, но в основном лежащие в развалинах.

— Может, кто-нибудь тебя и пустит, — сказал старший погонщик, проследив за взглядом Бренора и читая его мысли.

Дворф почти не слушал его, думая о своем. Он знал, что перевал будет закрыт до конца года и все начало 1484-го тоже. К северу от Хребта Мира зима приходит рано, и, когда она вступает в свои права, пробиться сквозь нее невозможно.

Бренор обдумывал, не отказаться ли от своей цели. Мирабар не так уж далеко, — вероятно, он сумел бы добраться туда до того, как здесь, по южную сторону гор, выпадет глубокий снег. Он подумал, что мог бы сообщить, кто он такой, правителям города — и они, возможно, предложили бы ему магическую помощь по переброске в Долину Ледяного Ветра.

Бренор покачал головой. Он не готов был объявить правду о себе. Теперь он знал свое место — не короля Мифрил Халла, но одного из компаньонов, и не собирался привлекать такое внимание к своей персоне, усложняя, а возможно, даже подвергая опасности миссию, которую взвалил на свои плечи, покинув Ируладун.

Но до весеннего равноденствия оставалось меньше шести месяцев, и перевалы были закрыты. Таковыми они останутся до конца этого года, как, разумеется, и в начале следующего. Попасть в Долину Ледяного Ветра в первом месяце, хаммере, всегда было невозможно, и по меньшей мере всю первую половину алтуриака тоже, а иногда даже в третьем месяце, чесе. Ни один караван не пойдет туда до конца четвертого месяца, намного позже назначенной Бренору встречи.

Но в алтуриаке снега начнут таять, думал Бренор, покачивая головой в такт размышлениям. Конечно, это ненадежное время года, чтобы путешествовать по Долине, когда грязевые ямы настолько глубоки, что даже горный великан может утонуть в них, а вода то ли замерзшая, то ли полурастаявшая — не узнаешь, пока не рискнешь перебраться на ту сторону. И хотя дороги солнечным утром могут казаться чистыми, в конце зимы метели начинаются без всякого предупреждения и порой выпадает несколько футов снега.

Дворф покачал головой, сплюнул и потопал к фермерским домикам — узнать, сможет ли он найти приют на зиму.

Реджис протиснулся в дверь с охапкой хвороста, бросил дрова перед очагом и поспешил обратно, закрыть дверь, в которую задувало снег. Зима, как всегда, свирепствовала, и даже поход до дровяника и обратно был мучительным для хафлинга.

Он вернулся к очагу, сбросил плащ и едва не подскочил, заметив высокую фигуру, стоящую в дверях кухни.

— Я варю тебе отличный суп, — пояснила Кэтти- бри. — Согреть твои кости.

— Когда ты вернулась? Как ты вернулась?! — воскликнул в ответ Реджис. Девушка покинула его за несколько дней до начала бури, отправившись в Брин-Шандер.

— Богиня хранит меня, —подмигнула ему Кэтти-бри.

— Отлично, тогда дрова впредь носишь ты, — заявил Реджис.

— Я могу сотворить заклинание, чтобы твои косточки так не мерзли, —посулила волшебница.

— Поздно.

В ответ девушка улыбнулась не менее широко, чем хафлинг, но улыбка ее была недолгой.

— Что слышно? — спросил Реджис, ибо подруга уходила на разведку.

— Ничего не слышно, — вздохнула она. — Дзирта никто не видел, и имя его произносят без симпатии.

— Это все из-за истории с демоном, — заметил Реджис, поскольку Кэтти-бри рассказала ему о сражении, у западных ворот Брин-Шандера. Очевидно, Дзирт и какие-то его спутники прошли через город и отправились дальше на восток, и больше их не видели. Вскоре после этого в Брин-Шандер явился огромный демон, искавший Дзирта. Он напал на город, и лишь благодаря героизму другого дроу, по имени Тиаго, его группы воинов и нескольких странных существ, полудроу, полупауков, удалось победить его. История была запутанная, поскольку все эти события произошли давно, когда Реджис еще только-только научился ходить в их с Эйвербрином пристройке. Десять Городов всегда были местом, куда приходили и уходили, где умирало больше, чем рождалось, так что мало кто помнил сражение у ворот Брин-Шандера, хотя на том месте, где был уничтожен гигантский демон, установили памятную плиту.

Насколько Реджис и Кэтти-бри могли предположить, вероятно, за демоном в Брин-Шандер последовала Бреган Д’эрт, и в связи с этим Реджис гадал, правильно ли он сделал, что не признался Джарлаксу там, в Лускане, кто он есть на самом деле. Возможно, им с Кэтти-бри и Бренором, если дворф вообще объявится, придется вернуться туда и отыскать Джарлакса в надежде узнать, где Дзирт.

— Ну хорошо и что нам делать? Неужели все было напрасно? — Задавая этот вопрос, Реджис уже знал на него ответ. Если Дзирт не найдется, Реджис попросит Кэтти-бри отправится с ним в Агларонд, к Донноле Периколо, где она сможет помочь им сразиться с личем, если только, лич еще там.

Нет, решительно, сказал он себе, все было не напрасно. Вовсе нет. Он, Паук Тополино, проживет свою вторую жизнь, что бы судьба ни уготовила ему, с учетом уроков первой жизни.

— Будем верить, — сказала ему Кэтти-бри. — Миликки наказала нам, когда встретиться, и этот день быстро приближается.

— Бренора так и нет, а вот зима уже есть, — напомнил Реджис. — Может, твой отец снова умер и отправился в Дом Дворфа за своей наградой.

Девушка кивнула, ни словом, ни взглядом не возразив против его предположения.

— Мы делаем все, что можем, в надежде, что эти труды помогут Миликки и нашему другу.

— Если Дзирт вообще еще жив, — буркнул Реджис, но кивнул в знак согласия. В ночь весеннего равноденствия он вместе с Кэтти-бри полезет на Пирамиду Кельвина. Однако он боялся, что они окажутся там лишь вдвоем, и уже начинал гадать: а что, если Госпожа Ллос забрала таки Дзирта? Быть может, их миссия — спасательная? Быть может, от них ждут, что они вдвоем отправятся на пресловутое Дно Дьявольской Паутины, чтобы вернуть своего старого друга, томящегося там?

Реджис с трудом сглотнул, думая о том, что лич, в конце концов, не так уж и страшен.

— Будем верить, — повторила Кэтти-бри и пошла за кастрюлей с супом.

Реджис кивнул, но он, не мог не видеть страха, явно отражающегося на ее прелестном лице. Дзирта не было нигде, они оба ничего даже не слышали о нем, а ведь его возлюбленная больше года выискивала здесь, в Долине Ледяного Ветра, любое упоминание о нем. Никто не видел дроу за эти последние без малого двадцать лет, если верить историям о битве у западных ворот Брин-Шандера.

И действительно, Дзирт ушел из Десяти Городов давным-давно, и не на запад, а на восток, в дикую тундру.

Реджис понимал, что дроу почти наверняка мертв, и знал, что Кэтти-бри тоже понимает это.

А Бренор?

— Ты пришла в Стокли из Брин-Шандера? — внезапно спросил хафлинг.

Кэтти-бри обернулась и кивнула, потом с мрачным видом медленно покачала головой.

Реджис понял, что она хотела сказать. Если бы Бренор возвратился в Долину Ледяного Ветра, он наверняка направился бы туда, в место, которое долго называл, своим домом, чтобы быть рядом с другими членами клана Боевого Топора.

Бренора не было в Долине — живого, во всяком случае.

— Это не было обещанием, — произнесла вдруг Кэтти-бри.

— Что ты имеешь в виду?

— Миликки лишь чуть-чуть повернула призму реальности, чтобы-дать нам шанс, но ее план был не пророчеством, а надеждой.

Реджис снова сглотнул тугой комок.

— Двадцать один год — это долгий срок, — заметил он. — Я несколько раз едва избежал смерти, и мой путь, долго оставался под сомнением.

Девушка кивнула.

— Быть может, нашему другу... нашим друзьям повезло меньше? — предположил хафлинг.

Кэтти-бри развела руками и слегка пожала плечами, и Реджис заметил, как увлажнились ее темно-синие глаза.

Он быстро подошел и крепко обнял подругу Реджис предлагал ей свою поддержку, но и сам не меньше нуждался в ней.

— Ну, так ты точно погибнешь, и мне будет не хватать тебя, — сказала фермерша дворфу, который всю зиму работал на ее семью и жил в сарае. — Только я тебя полюбила, господин Боннего Боевой Топор, как ты удираешь, да еще в Долину Ледяного Ветра, худшее из всех паршивых мест! Ох, какой же ты дурак!

Пока женщина говорила, Бренор, едва сдерживал ухмылку. Эта семья была вполне добра к нему, предоставив жилье у себя на сеновале в обмен на дополнительную пару рук, помогавших им управляться с фермой в зимние месяцы.

— Зима закончится рано, говорят разведчики, — возразил он. — Когда я пришел к вам, то говорил, что пробуду здесь недолго.

— В это время года Долина погубит тебя.

По правде говоря, Бренор не мог не согласиться с женщиной. Он знал, что в тундре севернее Хребта Мира его ждут снег и грязь. Знал, что волки, и йети, и гоблинское отродье во множестве вылезли наружу и рыщут в поисках какой-нибудь еды после скудного зимнего пайка. Долина Ледяного Ветра пробуждалась в третьем месяце каждого года, и в этом месяце народа там гибло больше, чем в любом другом.

— Никто туда не ходит, — ворчала женщина. — Ни один караван не тронется с места еще месяц самое малое! А ты — нате вам, мы с семейством тебе так опостылели, что ты лучше убежишь навстречу смерти, чтобы не видеть нас больше!

Бренор громко расхохотался и шагнул к хозяйке, чтобы крепко обнять ее, — и лишь тогда заметил, что у нее что-то болтается за плечом. Он с любопытством отступил на шаг и остановился.

— От моего мужа, — пояснила она, вытащила из-за плеча два предмета и бросила к ногам Бренора. — По крайней мере, они дадут тебе шанс.

Дворф уставился на странный подарок, похожий на пару плоских дисков из гнутой древесины, с кожаными тесемками, переплетенными внутри.

— Снегоступы, - пояснила фермерша. — Наденешь, и они помогут тебе перебраться через...

Бренор заставил ее замолчать, вновь стиснув в объятиях. Больше она могла ничего не объяснять, поскольку все было понятно с первых же слов. В самом деле, во время прошлой своей жизни в Долине Ледяного Ветра он видел такую обувь.

— Ты была добра к этому старому дворфу, — прошептал он, притянув женщину к себе.

— Старому? Глупый, да у меня сын тебе ровесник!

Бренор лишь рассмеялся и крепче обнял ее.

Он ушел тем же утром, после обильного завтрака за столом в главном доме, и фермер с фермершей доверху набили его заплечный мешок хлебом, яйцами и копченым мясом.

Начиная это путешествие в конце второго месяца года Разбуженных Спящих, он пребывал в самом боевом расположении духа, хотя прекрасно знал, какие опасности ждут впереди, и ему в самом деле трудно было думать об этом переходе иначе, нежели как о самоубийственной затее. Если его не засыплет припозднившаяся снежная буря или не поглотит весенняя грязь, то наверняка ему придется немало поработать топором, прежде чем он увидит дымы Десяти Городов.

Но он должен попытаться.

Его клятва, его слово, его верности— все, что сделало его Бренором Боевым Топором, сделало Компаньоном из Мифрил Халла и дважды королем Мифрил Халла, — свидетельствовало, что он должен попытаться.

— Пять дней, — сказал Реджис Кэтти-бри, войдя в маленький домик у озера и поспешно закрыв дверь, за которой ледяной дождь со снегом поливал всю Долину. Было четырнадцатое чеса, третьего месяца, пять дней оставалось до весеннего равноденствия, самого священного дня Миликки.

— Мой день рождения, — кивнула Кэтти-бри. — Или возрождения, как я его называю.

Реджис в ответ выдавил улыбку, но ненадолго.

— Ничего не слышно? — с тоской спросила она.

— Ничего, ни в Одиноком Лесу, ни среди дворфов Серебристой Луны, что под горой. — На протяжении нескольких последних десятидневок Кэтти-бри и Реджис по очереди покидали свой маленький домик и Одинокий Лес, выискивая слухи обо всех, кто появлялся в городах. Но никаких слухов не было, лишь тишина и суровая местная зима.

В то же самое утро по другую сторону озера Красные Воды, в городе Бремен, дверь постоялого двора «Дуралей» с грохотом распахнулась, и в общий зал буквально ввалился полузамерзший, покрытый грязью дворф с дикими глазами.

Хозяин заведения, Дарби Снайд, первым подбежал к бедняге и помог ему хотя бы сесть.

— Откуда ты такой взялся? — спросил Дарби у удивительного посетителя.

Дворф тупо посмотрел на него, рассмеялся безумным смехом и упал без памяти.

— Взгляни на его топор! — сказал один из жителей Бремена, заглянувший в «Дуралей», чтобы позавтракать.

Дарби заметил оружие, окровавленное, со слишком хорошо знакомой жителям Долины Ледяного Ветра шерстью, застрявшей среди многочисленных зазубрин на лезвии. На щите дворфа тоже были кровавые пятна, а кровь на кольчуге была его собственная, как они выяснили, когда переложили его на койку и, пытаясь устроить поудобнее, стали снимать кольчужную рубаху и обнаружили рваную рану от когтя йети.

Еще один посетитель принес воды, Дарби принялся промывать рану, и, ко всеобщему изумлению, дворф уселся и замотал косматой головой.

— Ба! — фыркнул он. — Мне нужно идти! Могу я попросить у вас немного еды?

— Идти? — не веря своим ушам, повторил Дарби. — Да ты того гляди помрешь, болван! Ложись обратно! — Он мягко надавил на плечо дворфа, заставляя того лечь.

— Он нуждается в целителе, — заметила женщина сбоку. — Что, Делли нынче в Бремене?

Остальные пожимали плечами и переглядывались, не зная ответа.

— Не видел ее, — сказал кто-то.

— Пойдите и спросите, — велел им Дарби. — Узнайте, видел ли кто-нибудь Делли Керти, ибо этому малому, похоже, пригодилась бы капелька ее тепла.

Где-то близко и в то же время бесконечно далеко Бренор услышал имя: «Делли Керти», и оно на какое-то время осталось порхать в глубинах его сознания.

Глаза дворфа вдруг широко распахнулись, и он снова попытался сесть, несмотря на протесты Дарби.

— Как ты сказал? — переспросил он у хозяина гостиницы.

— Ложись обратно! — настаивал Дарби.

— Кто? — выпалил Бренор, обращаясь к нему.

— Кто? — ошарашенно переспросил трактирщик.

— Делли Керти, ты сказал?

— Ну да, — подтвердил Дарби.

— Колдунья, но добрая, — пояснила женщина.

— Скажи, мне, — настаивал Бренор, — как она выглядит?

Дарби, женщина и несколько завсегдатаев с любопытством переглянулись. Дарби повернулся к Бренору и принялся описывать ему ту, кого они знали как Делли Керти, — это имя жены Вульфгара в прошлой жизни, которое, как понимал дворф, Кэтти-бри вполне могла использовать как псевдоним. Если он Боннего Боевой Топор, то и она вполне могла стать Делли Керти.

И пока Дарби описывал рыжеволосую колдунью в белом платье и черной шали, улыбка Бренора ширилась с каждым словом и он понимающе кивал.

Она сделала это! Его дочь сумела выжить и добраться до Десяти Городов! Кэтти-бри жива и здорова, как ему сказали, и скоро он снова будет с ней.

— Так ты ее знаешь? — спросил Дарби, поскольку на лице гостя все было написано вполне ясно.

— Какой сегодня день? — спросил в ответ Бренор. — Пятнадцатое чеса?

— Четырнадцатое, — поправила женщина из-за спины Дарби.

Бренор схватил трактирщика за руку и крепко сжал ее:

— Дай мне- поесть и немножко отдохнуть, дружище, и заплачу тебе, как только смогу.

— Ты ее знаешь? — повторил Дарби.

Бренор кивнул.

— Друг? — спросил Дарби, и дворф кивнул снова.

— Такой, что ты себе и представить не можешь, — заверил Бренор, и по щеке его покатилась слеза. Он наконец лег и позволил себе забыться счастливым сном.

Глава 29. Подъем Бренора

Солнце медленно плыло по восточному краю неба, первые лучи дневного света протянулись через Долину Ледяного Ветра, щекоча обледеневшие вершины Пирамиды Кельвина. Реджис помедлил у дверей, любуясь их хрустальными контурами.

— Озаряет Подъем Бренора светом надежды, — заметила Кэтти-бри, встав рядом с ним.

Хафлинг кивнул, надеясь, что ее слова окажутся пророческими. Друзья торжественно двинулись прочь от маленького домика у озера. Защищенные охранными заклинаниями Кэтти-бри, вооруженные зельями, сваренными Реджисом, подбодренные погодой, куда лучшей, нежели та, что стояла в Десяти Городах последние несколько дней, они бодро двигались на запад.

Они говорили мало, поскольку каждого одолевали собственные страхи насчет этой важнейшей из ночей — весеннего равноденствия 1484 года. Для Кэтти-бри ее день рождения был обещанием, возможным исполнением надежд, подаренных Миликки в магическом лесу Ируладун. Она была жрицей Миликки, более того — избранной богини, и шагала вперед, ожидая многого, при этом прекрасно все понимала.

Она зачитывала всевозможные варианты, и, судя по тому, что она повидала, вкупе с пониманием, что предложение Миликки — лишь шанс, и ничего более, почти все представлялись скорее ужасными, чем радостными.

Но она должна была идти.

Что до Реджиса, для него это было распутье, великий перекресток в его второй жизни. Здесь он вернет долг Миликки, здесь снова обретет, как он надеялся, лучших из друзей, с которыми когда-либо шагал по одной дороге.

Но теперь он знал, что существуют и другие дороги, которые тоже манили его. «Ухмыляющиеся пони» ехали по Торговому пути, и Доннола возглавляла Морада Тополино далеко на востоке, и в обоих местах его примут с распростертыми объятиями. Конечно, он не забыл своих старинных друзей, но Реджис понимал, что у него есть выбор.

Темнота застала спутников у подножия Пирамиды Кельвина. Там они помедлили, глядя на знакомые тропинки из давным-давно прожитой жизни. Кэтти-бри поднималась на гору прошлым летом, просто чтобы убедиться, что Подъем Бренора по-прежнему доступен, но лишь однажды, и недолго, и не до самой вершины.

Она не смогла заставить себя завершить задуманное, откладывая настоящий подъем для этой ночи.

Кэтти-бри взяла Реджиса за руку и легонько сжала ее.

— Ну что ж, пойдем, — сказала она.

— Узнаем, сбудутся ли наши надежды, — отозвался Реджис. — А если нет...

Подруга крепче сжала его руку и глянула на него, и печаль на ее лице заставила его умолкнуть. Теперь, когда Реджис познал любовь, он куда лучше понимал, что объединяло Кэтти-бри и Дзирта. Каких бы опасений ни был полон хафлинг, он знал, что эта любящая женщина рядом с ним рискует потерять куда больше. Реджис в ответ тоже сжал ее руку и повел наверх по склону горы, к тому особому месту, которое называлось Подъемом Бренора, — нижнему северному пику, голой скале, достающей, казалось, до самого ночного неба и плывущей среди звезд.

Нетерпение завладело Бренором при виде света факела, и он как мог быстро устремился туда, надеясь, ожидая увидеть Кэтти-бри, а может, даже Дзирта и Реджиса рядом с ней. В конце концов, кто еще мог оказаться на склоне Пирамиды Кельвина в ночную темень в такое время года?

Его надежды разлетелись в прах при виде группы, и он замедлил шаг и стал передвигаться крадучись, не понимая, что происходит и что за неприятная троица стоит на поляне перед ним.

— Ну, он же следопыт, и весьма ловкий, — услышал он голос дворфа, притом дворфа-женщины. Он заметил, кто это сказал. Он не узнал ее, и она не походила на женщину из клана Боевого Топора.

«Особенно учитывая, с кем она водит компанию», — подумал Бренор, когда подал голос второй член группы — костлявое, искореженное, уродливое маленькое существо, возможно человек, возможно что-то более гнусное:

— Но куда бы он мог направиться?

— К дворфам Боевого Топора, — сказал третий, крепкий мужчина в скромной на вид одежде.

— Пойдем туда и проверим, — предложила женщина-дворф.

Решив, что эти трое не враги клану Боевого Топора Бренор двинулся было вперед, но тут же попятился, когда уродливый человечек — или, как ни удивительно, тифлинг, сообразил вдруг Бренор, — добавил:

— Энтрери велел, чтобы мы сразу уходили, еще до рассвета. На юго-восток и прочь из Долины.

Энтрери? Это имя диссонансом загудело у Бренора в мозгу, имя, которое он не слышал много десятилетий и которое не хотел бы никогда услышать вновь. Он потряс головой, уверенный, что неверно разобрал слова тифлинга, но человек возразил:

— Значит, Энтрери ошибся. Дзирт не бросил бы друга в таком состоянии, как и я.

— Верно, — согласилась женщина-дворф.

Бренор бесшумно отступил на пару шагов, в замешательстве покачивая головой.

— Дзирт? — прошептал он едва слышно. — Энтрери?

Он оглянулся на факел, не зная, что делать дальше. Может, пойти за этими тремя и разведать, что сможет? Но Кэтти-бри в Долине Ледяного Ветра, он узнал об этом в Бремене, в «Дуралее». Она, должно быть, там, наверху, на Подъеме Бренора, ждет его.

Бренор скользнул прочь, на тропу, очень хорошо знакомую ему, ибо мало что изменилось в этом месте, которое он так долго называл домом. Когда незнакомцы скрылись из виду, он перешел на бег, без устали поднимаясь все выше, сердце у него колотилось, но скорее от предвкушения, чем от усталости.

Он добрался до места, где вдоль тропы лежал снег; искрясь в лунном свете. Дворф упал на колено, чтобы лучше рассмотреть отпечаток легкого башмака и следы когтистых лап огромной кошки. Эти следы были хорошо знакомы ему.

Однако радовался Бренор недолго, поскольку рядом с небольшим заснеженным участком он заметил лужицу. Дворф обмакнул в нее пальцы, поднес их к глазам и принюхался.

Кровь.

Много крови, пятнающей след.

Бренор вскочил столь стремительно, что поскользнулся и упал прямо лицом в грязь. В следующее мгновение он уже был на ногах, на бегу протирая глаза, и едва начал снова что-то видеть, как резко остановился застыл на месте, услышав долгий басовитый рев большой кошки, рев пантеры, крик Гвенвивар.

Горестный крик, подумалось ему, словно плач, говорящий о великой потере.

Увидев открывшуюся им картину, Реджис крепче и стиснул руку Кэтти-бри: Дзирт, бессильно обмякший привалившийся к Гвенвивар, и если бы не пантера, дроу наверняка упал бы.

Явно в полузабытьи, с окровавленной головой, едва наступая на одну ногу, еле передвигаясь, дроу молча тащился вперед, к Подъему Бренора.

— Идем, идем! — вскричал Реджис и, взглянув на Кэтти-бри, увидел, что лицо ее застыло от ужаса. Хафлинт подтолкнул ее вперед, повторив еще громче: — Идем же!

Кэтти-бри, спотыкаясь, двинулась вперед и начала петь ту же песню, что Реджис слышал от нее в лесу, Ируладун, когда она взывала к своей богине. Песнь Миликки.

Дзирт, казалось, услышал ее и даже оглянулся на приближающуюся женщину, хотя Реджису подумалось, что глаза его израненного друга уже ничего не видят.

Наверное, Дзирт просто не заметил ее, поправил себя хафлинг и кинулся к дроу, чтобы поддержать, его, поскольку в этот миг узнавания все силы, по-видимому, покинули Дзирта и он попросту упал.

Кэтти-бри подхватила дроу и закричала: «Нет!» — с таким отчаянием, что Реджис проклял всех богов.

Все это... и они опоздали лишь на какой-то миг?

Внизу на тропе Бренор Боевой Топор услышал этот безнадежный, отчаянный крик, дополненный горестным плачем Гвенвивар. Он попытался прибавить ходу, но оступился и упал, и от удара о землю все его свежие раны заныли еще сильнее.

Однако ему было не до этого. Шепча:

— Девочка моя! Девочка моя! — он вскочил и побежал.

Нет! — кричала Кэтти-бри, обнимая Дзирта. — Не покидай меня! Не смей!

— Исцели его! — взмолился Реджис.

Но она покачала головой, поскольку знала, что не сможет. Раны были слишком тяжелыми, он уже ушел слишком, слишком далеко. У нее не было времени, не было сил.

— Кэтти, попробуй! — вскричал хафлинг.

Как могли они проститься с ним, не успев даже сказать: «Здравствуй!»

Гвенвивар закричала, долго и жалобно, словно запела скорбную песнь, и Реджис, подойдя ближе и увидев жуткую рану на голове Дзирта и его обмякшее тело, разделил с большой кошкой ее смятение. Он остановился в нескольких шагах, боясь приблизиться, страшась принять реальность происходящего.

Кэтти-бри смотрела на него, качая головой.

Потом из рукавов женщины потекли голубоватые струйки магического тумана, обвиваясь вокруг нее и Дзирта, словно сама Миликки заключила их в свои объятия. Кэтти-бри непонимающе смотрела на них, потом взглянула на Реджиса и пожала плечами, потому что магия явилась непрошеной.

— Что?.. — спросил Реджис, вернее, хотел спросить, но ему помешал крик.

— Дзирт! — раздался вопль откуда-то сзади, и Реджис резко обернулся, а Кэтти-бри вскинула взгляд, поскольку они, конечно же, узнали этот голос.

— Чертов ты эльф! — вопил Бренор, карабкаясь по тропе. Он добрался до них и разом остановился, широко раскрыв глаза и разинув рот при виде происходящего, и все слова явно вылетели у него из головы.

— Бренор? — донесся голос, с другой стороны, и Реджис снова развернулся, а сердце его подпрыгнуло при звуках этого голоса.

Голоса Дзирта.

Кинувшись вперед, Бренор зацепил хафлинга, и они вдвоем налетели на Дзирта, Кэтти-бри и Гвенвивар — на Подъеме Бренора, на голой скале, и звезды потянулись к ним с небес, чтобы снова коснуться Компаньонов из Мифрил Халла.

— Ты спасла его! — всхлипнул Реджис.

Кэтти-бри оставалось лишь смущенно покачать головой. Она не творила заклинания, нет, в тот миг она была всего лишь проводником.

В миг, когда Миликки вернула необычного дроу на свою сторону.

Победоносного дроу, вернувшегося из тьмы.

Здесь, среди собравшихся вокруг него друзей; была его награда.