Василий Щепетнёв: Периодическая система Станиславского

Автор: Василий Щепетнев

Опубликовано 06 декабря 2011 года

На днях посмотрел два фильма: The Thing from Another World, произведённый в тысяча девятьсот пятьдесят первом году, и The Thing, помеченный этим годом. Классический фильм восемьдесят второго от Карпентера пересматривать не стал — и так помню, равно как и литературную основу, повесть "Who Goes There?", написанную Джоном Кэмпбеллом-младшим ещё в тридцать восьмом году. Как раз тогда завершился знаменитый и сенсационный дрейф станции "Северный полюс", весь мир приветствовал героических советских полярников Кренкеля, Папанина, Фёдорова и Ширшова. У Кэмпбелла дело происходит тоже на научной полярной станции, только не на Северном полюсе, а на Южном, точнее — на Южном магнитном полюсе. И станция, понятно, американская. И если советские учёные в глубинах Ледовитого океана исследовали всякую мелочь вроде рачков, то американцы (а в последнем фильме — норвежцы) находят Большую Инопланетную Монструозию.

Рискну предположить, что повесть Кэмпбелла — это отчасти и сублимация, желание реванша, возможно, бессознательное. Воображаемый ответ реальным достижениям советских полярников. Так сегодня писатели-патриоты, не смиряясь с распадом СССР, пишут книги, в которых наши бравые сержанты-сверхсрочники крушат ненавистных пиндосов в горах, лесах и пустынях бывших советских республик.

Написал Кэмпбелл крепко. Рекомендуется читать вечером, можно в кругу друзей и близких: от этого будет только страшнее, что для жанра редкость.

Но вернусь к фильмам. Старый, пятьдесят первого года, выхолостил идею Кэмпбелла: в нём инопланетянин — просто трудноуничтожаемое существо, питающееся человечиной, и только. Фильм не лишён шарма, но смотришь его как бродвейскую постановку, из которой ясно, что мир — театр, а люди — актёры.

Свежее кино сделано иначе. В меру таланта актёры стараются, чтобы зритель забыл, что они актёры. Никакой аффектации, никакой артикуляции, никакой жестикуляции. Обычные люди, по прихоти случая попавшие в необычную ситуацию. И чем необычнее ситуация, тем естественнее должны вести себя участники — на этом стоял и пока стоит реализм, неважно, критический, социалистический или фантастический. Это не значит, что все должны как ни в чём не бывало заниматься обыденными делами или же не проявлять никаких эмоций, когда вокруг рушится мир. Но спускаться в тёмный подвал, где, как предполагает герой, дюжинами водятся пудовые крысы, вооружась лишь свёрнутой в трубочку газетой, когда на стене висит пятизарядный дробовик, — так не бывает. Не верю! Чеховская формула о ружье справедлива и для фантастов.

Соответствия не бросаются в глаза, на то они и соответствия. Несоответствия же вызывают ощущение песчинки, попавшей в глаз. Царапают. Взять хотя бы вольное обращение с огнём на полярной станции. Пожар в Антарктиде — страшная штука. Сухость воздуха приводит к тому, что обыкновенные предметы вспыхивают, как порох. А в фильме Монструозию жгут огнемётом.

Откуда на норвежской исследовательской станции взялись огнемёты? Зачем они в Антарктиде? А гранаты?

У Кэмпбелла против чудовища применяют электричество. В электричество верю, в огнемёты на полярной станции — никогда.

Однако главная неправда в другом. Находят межпланетный, а то и межзвёздный космический корабль. Какова естественная реакция? Мне видится, кораблём и займутся в первую очередь. И во вторую тоже. Не теряя ни секунды: в начале восьмидесятых, время действия фильма, противостояние между СССР и США, между НАТО и Варшавским Договором мешкать не велело. А в фильме корабль — нечто третьестепенное, а вся станция интересуется лишь вмороженной в вековой лёд ископаемой тварью. Вслед за Станиславским воскликну: не верю!

Быть может, создатели фильма решили, что современного зрителя инопланетная техника не заинтересует. Описания звездолётов с многостраничными объяснениями принципа действия мю-мезонного двигателя и схемами расположения антенн, баков с горючим, телескопов, оранжерей и прочих очень важных в инженерном смысле объектов — сегодня редкость. Что звездолёты! Теперь и компьютер покупаешь, более ориентируясь не на производительность процессора или объём ОЗУ, а чтобы корпус был немаркий, экран не бликовал, короче, чтобы машинка не оттягивала плечо. То есть интересуют не технические, а потребительские характеристики.

Интерес — вообще штука любопытная. Он меняется, и меняется по не всегда ясным причинам. То вдруг вся страна смотрит фигурное катание, то, опять вдруг, садится за шахматы. То обыватель загорается политикой, митинги собирают сотни тысяч и миллионы, а на кухне домашние до хрипоты спорят, кто больше сделает для страны, Старовойтова, Фёдоров, Рохлин, Лебедь или Собчак. То всеобщая глухонемота, на митинг пирожками не заманишь. То народ мигрирует на огороды, высаживая на шести сотках китайский лимонник и паслён клубненосный (Solanium Tuberosum), то заводит кроликов и кур в городских квартирах (жду после очередного краха рубля). То люди для профилактики пьют урину, то изучают йогу по восьмистраничному самоучителю. То носят длинные юбки, то короткие. И длина юбок, и политическая активность, и увлечение шахматами и всё остальное меняется с определённой периодичностью. Иногда в этом обвиняют солнечный цикл, но, думается, факторов больше. Вот и с фильмами можно проследить периодичность: "The Thing" выходила в 1951 году, 1982 году, 2011 году — практически тридцатилетний цикл.

И в литературой основе, и в последних двух фильмах пугает не кровожадность инопланетянина как таковая. Пугает то, что враг способен воплощаться в ближнего своего как в буквальном, так и в переносном смысле. Монструозия принимает не только физический, но и ментальный облик очередного звена экспансии. Помнится, я уже недавно цитировал Салтыкова-Щедрина: "А вот рассказал бы ты лучше, какие ты истории во сне видишь!" Судя по фильму, нынешний режиссёр, продюсер, актёр, а главное, зритель боятся, что чужаки полностью подменят собой привычное окружение. А в момент икс они — дворники, таксисты, асфальтоукладчики, банкиры, врачи и прочие — скинут личину и начнут пожирать коренных обитателей Земли. Или конкретного уголка на Земле.

Исходя из замеченной периодичности, следующий фильм "The Thing" стоит ждать в 2039 году. К тому времени Европа, возможно, опять разъединится, возобновятся крестовые походы (но с иным знаком), а слово "политкорректность" будут определять как "умственное помешательство со смертельным исходом".

Утешает лишь то, что ещё тридцать лет спустя, к пятой версии фильма, человечество — то, что от него останется, — придёт в себя, объявит приоритетом мир, дружбу и всеобщее равенство и устремится в Космос.

Загрузка...