Автор: Василий Щепетнев
Опубликовано 16 февраля 2012 года
"Репортаж из XXI века" Михаила Васильева и Сергея Гущева – настольная книга моего детства. Наряду с дюжиной других.
Очень она мне нравилась, эта книга. Авторы, журналисты советской "Комсомолки", рассказывали о том, какова будет жизнь через пятьдесят лет, в начале двадцать первого века. Собственно, рассказывали не авторы. Журналисты брали интервью у ведущих специалистов, академиков, и потому написанному я верил безусловно: авторитет печатного слова подкреплялся авторитетом науки.
Первое издание книги было подготовлено в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году (сама книга вышла год спустя), второе – в шестьдесят втором. У меня было второе издание. Шестьдесят два плюс пятьдесят – как раз две тысячи двенадцатый год. Время сверить часы. А – трудно. Потому что часы из прибора определения времени превратились в предмет определения статуса.
Авторы не предвидели главного: изменения социального строя. Интересно, в самом ли деле никто тогда не думал о грядущей реставрации капитализма, или всё-таки думали, но по известным соображениям помалкивали?
Хорошо, забудем до поры о социальных проблемах. Проверим научно-техническую часть предсказаний.
И опять странное чувство возникает: учёные способны предсказывать будущее столь же верно, сколь и литераторы-фантасты или пенсионерки скамеечных форумов. Нет, в пределах своей специальности на три, даже на пять лет предсказания учёных могут быть поразительно точными. Но это, собственно, и не предсказания вовсе, а планы. Пятилетние планы, по которым страна жила до смерти социализма (или правильнее – до убийства?) и по которым можно было сверять, насколько адекватно руководство.
Но пятьдесят лет – срок слишком большой, чтобы увидеть будущее, опираясь только на настоящее. Впрочем, есть более-менее верный способ угадать завтрашний день: смотреть в будущее сквозь чёрные очки, а не розовые - оно надёжнее.
Но тогда, в шестьдесят втором, после принятия Третьей программы КПСС самоощущение академиков, журналистов и первоклассников было наполнено оптимизмом, причём оптимизмом первосортным, природным, без искусственных красителей. И потому, описывая начало двадцать первого века, академики голову держали высоко. Хотя и честно предупреждали: "Предвидеть будущее науки, сказать, какие открытия будут сделаны в такой-то и такой-то период, практически невозможно".
Однако почему не попробовать?
Вот как представляли тогда пишущую машинку будущего:
"Она стоит на левом углу письменного стола, занимая не больше места, чем обыкновенная пишущая машинка середины XX века… Для того чтобы включить её, надо нажать кнопку… Теперь поговорим на любую интересующую нас тему…
Проходит десять минут разговора, изобилующего репликами, встречными, нередко не досказанными до конца вопросами: собеседники понимают друг друга с полуслова. И, окончив разговор, нажимаем ещё одну кнопку на пишущей машинке XXI века. Из неё выскакивает несколько листов тонкой и плотной бумаги, покрытых чёткими типографскими знаками.
На одних – точный текст прошедшей беседы. Впрочем, не совсем точный: машина выправила не хуже умелого литправщика неправильно построенные фразы, дополнила их, добиваясь точности выражения мысли. Не все фразы получились одинаково красивыми, некоторые несколько неуклюжи, корявы, но все построены грамматически правильно, чего нельзя было бы сказать о речи, которая была записана.
А на других листах – перевод этой же беседы на латинский и английский языки…"
Каково? Эх, мне бы такую машинку, мечтал тогда и мечтает поныне чекист. Микрофон в каждой комнате, в курилках, расплодившихся барах и кафе. О чём говорил имярек? Кого бранил? Подать запись! Порочащие пассажи подшить к делу – тогда. Или опубликовать в подведомственной прессе – сегодня!
Впрочем, отчасти и сбылось. Подшивают и публикуют. Вот только перевод на английский смущает. Намёк на то, что Настоящий Большой Брат бодрствует в Лэнгли? Вряд ли. Это сегодняшнее видение. Тогда же, думается, это была чистая, непорочная журналистская мечта. Побеседовал за чашкой чая ереванского розлива с интересным человеком, а в конце беседы получил готовый материал и для союзного номера, и для международного.
А вот ещё замечательное пророчество:
"Группа учеников – почитателей великого Тараса Шевченко – вчитывается в проходящие на экране редчайшие документы из биографии создателя "Кобзаря". А в соседней кабинке экран занят колонками формул, и невидимый диктор помогает будущему технику освоить основы высшей математики…
Оказывается, библиотрансляция – передача любых литературных, исторических, научных справок – ведется по индивидуальным заказам с помощью телевизионных устройств…"
Интернет-кафе, где пользуются сетевой библиотекой. Что любопытно, в личное пользование подобное устройство не предполагается. И ни слова об охране авторских прав.
Страниц в книге много. Почти всё читать интересно. Что-то угадано точно, что-то приблизительно, что-то совсем не совпало. Нынешняя космонавтика никак не соответствует пророчеству: "Нет никакого сомнения, что в эти годы (семидесятые годы двадцатого века. – В.Щ.) человек побывает и на Венере, и на Марсе… А за пределами этих десятилетий, но, бесспорно, в границах XX века – посещение всех планет, до Плутона включительно!"
Правда, если человека приравнять к автоматическим станциям, то почти сбылось, лишь к Плутону аппарат всё ещё в пути.
Я не собираюсь пересказывать книгу. Кому интересно – сами найдут и сами прочтут, благо библиотрансляции сегодня - штука донельзя обыденная, да и ходить никуда не нужно, ведь и этот текст к читателю приходит тоже с помощью библиотрансляции.
Любопытны не подсчёты "сбылось – не сбылось". Любопытно самоощущение людей середины двадцатого века. Завидно! Очень завидно! Сколько они чувствуют в себе сил, возможностей, желания!
Кинофильмы, романы, стихи, песни с середины пятидесятых до середины семидесятых (с пиком, приходящимся на шестидесятые) полны энергии, которой теперь – мало. Куда что подевалось? Но и это не самое любопытное. Самое любопытное – попробовать вновь предсказать будущее. Что будет в России две тысячи шестьдесят второго года, сто лет спустя после написания "Репортажа из XXI века"?
Опять же дело не в том, сбудется или нет. Дело в самоощущении. Спросите у друзей и знакомых, как собираются провести отпуск. Одни поедут в Анталию "всё включено", другие готовятся спускаться на плотах по Енисею, третьи надеются поваляться на диване – если силы останутся, четвёртые планируют отправиться в воды Большого Барьерного рифа, поискать морского змея. У первых есть деньги, у вторых – энергия, третьи составляют большинство, четвёртые словно сошли со страниц романов Ефремова или Кларка. Но друзья и знакомые – люди малого круга. А как в кругу большом, в кругу, решающем судьбы поколений?
Каким им видится будущее, во многом говорит о том, какое у нас настоящее. Чем прославится Сколково к середине двадцать первого века? Промышленной установкой управляемого термоядерного синтеза? Вакциной против кариеса? Новым названием для стирального порошка?
В принципе, вопросы можно и не выдумывать, а брать из старой книги. Но… Как-то не звучат они сегодня. Кажутся либо провокацией, либо насмешкой, либо просто желанием сыпать соль на раны. Взять хоть медицину. Всерьёз рассуждать о полной победе над инфекционными болезнями сегодня не с руки. И не в новых болезнях дело, старые никак потеснить не удаётся. Туберкулёз, сифилис, вшивость, которые, казалось в шестьдесят втором, доживают последнее десятилетие, вновь резвятся.
Или продолжительность жизни. "Вы знаете, конечно, что средняя продолжительность жизни в нашей стране, выросла к 1958 году до 68 лет", – написано в старой книге. Не поленитесь посмотреть, сколько она составляет сегодня – по данным ВОЗ, разумеется. Или орошение среднеазиатских пустынь – тоже звучит странно. Где мы, а где Средняя Азия...
И мнится, что найти подходящие, правильные, становые вопросы – дело не менее важное, чем найти ответы. В конце концов, так ли важно, каковы будут аппараты для домашнего просмотра зрелищ середины двадцать первого века в техническом плане – саркофаги виртуальной реальности, ментопроекторы или те же телевизоры, только чуть побольше?
Важнее, что мы – или потомки – будем смотреть "Полосатый рейс", "Битву за Кубань" или "Любимый вождь и отец Ким Дэ Чхоль даёт Америке уроки языкознания".