Конан идет по следу

ГЛАВА 1 ПРОИСШЕСТВИЕ В «ЭФЕСЕ»

В кольце защитных стен города Пайрогии, столицы Королевства Бритуния, бурным ключом била ночная жизнь. Толпы белокожих, светловолосых бритунийцев заполняли улицы и площади. Одни делали свою работу, другие искали развлечений. Из многочисленных таверн то и дело вываливались на узкие улочки группки хохочущих кезанкийских горцев. Суровые воины городской стражи с неодобрением посматривали на шумных выпивох, но трогать не трогали. Эльдран, король Бритунии, сам был по происхождению кезанкийцем. Вряд ли он придет в особый восторг, если ему сообщат, что городская стража обижала его земляков!

К хаотически проложенным мощеным улицам, где толпился народ, примыкали плохо освещенные переулки, заваленные мусором и кишащие крысами. По ним, хрипло бормоча себе под нос, шлялись нищие и пропойцы. Они жадно поглощали дешевое кислое вино, и немного попозже оно сделает свое дело: люди городского дна завалятся спать до утра там же, в родных переулках. А кое-кто так больше и не проснется.

Следовало, однако, отдать должное городской страже: даже в самых мерзопакостных закоулках Пайрогии было безопаснее, нежели на центральных улицах большинства других больших городов. Тем не менее любому здравомыслящему человеку, вздумавшему в одиночку пробираться столичными заулками, следовало держать одну руку вблизи кошелька, а другую – на рукояти меча.

Вот в такой переулок свернул с малолюдной улицы невысокий смуглокожий мужчина. У него были черные волосы до плеч, а глаза – еще чернее волос. Черты узкого лица носили печать жестокости, и улыбка, кривившая губы, ничуть не украшала его. Прячась в потемках, человек с кошачьей ловкостью пробирался вперед. Вот он легко перешагнул через храпевшего пьяницу, распростертого в пыли, и остановился перед тяжелой дубовой дверью кирпичного дома. Прямо над дверью был вмурован в стену большой двуручный меч, так что наружу торчал лишь эфес.

Мужчина гибким движением извлек из ножен кинжал и резко стукнул в дверь рукоятью. Изнутри немедленно ответили – кто-то приглушенно ругался на ломаном бритунийском.

– Грязный попрошайка! – донеслось из-за двери. – А ну убери с моей двери свои поганые лапы! Все равно не будет тебе никакого вина, пока не покажешь монеты!

Это развеселило пришельца.

– Имманус! – окликнул он густым голосом на чистом заморийском языке. – А ну живо открывай, облезлый кобель! Это я, Хассим! Давай тащи свою толстую задницу к двери и отпирай побыстрей!

Громко лязгнул засов, и Имманус отворил тяжелую дверь внутрь. Хассим, пряча кинжал в ножны, спокойно и неторопливо вошел. Чувствовалось, что он посещает заведение далеко не в первый раз.

Таверна, именуемая «Эфес», была освещена навряд ли лучше переулка, который вел к ее двери. По углам исходили жирным дымом несколько отчаянно коптивших масляных ламп. В дымной полутьме трудно было что-либо отчетливо рассмотреть, только замызганные деревянные столы да скамейки. В дальнем конце смутно виднелась стойка и рядом с нею – обшарпанная кирпичная лестница наверх.

А за столами сидели посетители «Эфеса» – без преувеличения, негодяй на негодяе. Причем публика была в своем роде отборная.

В одном углу восседал известный работорговец из Немедии. Он и его подручные хлестали густое темное пиво из толстых глиняных кружек, выкрикивая шумные тосты и расплескивая напиток. Пиво лилось торговцу на бороду и на далеко не первой свежести рубашку. Он не обращал на это никакого внимания, лишь знай громогласно обращался к слуге за стойкой, то и дело требуя добавки.

Неподалеку от него расположились двое кофитцев. Глаза у обоих плутовски бегали по сторонам. Они что-то обсуждали вполголоса, неторопливо потягивая вино из бокалов, – вне сомнения, против кого-то сговаривались, строили козни.

Посредине комнаты веселилась орава кезанкийцев, скорее всего давно объявленных вне закона. Они вовсю лапали шлюх, громко распевая непристойную песню.

Через несколько столиков от них можно было заметать весьма экономно одетую бритунийку, явно обладавшую неудержимым темпераментом. Ее спутник, светловолосый юноша, нашептывал ей на ушко нечто такое, от чего девица беспрестанно хихикала. Юноша был хорошо одет: не исключено, что он приходился сыном какому-нибудь вельможе. Почему бы, собственно, отпрыску знатного рода и не провести ночку в обществе отнюдь не возражающей против этого куртизанки? Он шептал и шептал, не забывая поглаживать ее оголенное бедро…

А возле двери громоздился некрытый темным загаром великан: сам Иммакус. Он был одет в бурую кожаную безрукавку и облегающие штаны. В мочке одного уха покачивался массивный золотой обруч, на лысом черепе играл мутный отблеск светильников. На груди великана перекрещивалось множество старых рубцов, с широкого черного кожаного ремня свисал трехфутовый ятаган. Жестом пригласив Хассима войти, Имманус одной рукой без видимого усилия прикрыл тяжеленную дверь. Этот человек представлял собой сущую гору плоти, причем большей частью – мышц. Мягким было только выпирающее круглое брюхо. Имманус повернулся к Хассиму и, наклонившись, тихо зашептал ему на ухо:

– Ты уверен, что за тобой не следили?..

– Если бы за мной следили, я уже чистил бы кинжал, – не без некоторой обиды ответил Хассим.

Имманус оставил его тон без внимания. Мясистым указательным пальцем он постучал себя по толстокожему лысому черепу:

– Знаешь, Хассим, кто это? Я тебе скажу. Это мой лучший друг. Пока я забочусь о нем, мы с ним не расстанемся. Но если я потеряю бдительность…

Имманус провел ребром ладони поперек своего горла и хихикнул, хотя шутка вышла мрачная.

Хассим нахмурился, не находя в его словах ничего смешного. Запустив руку в неясной кошель, он ощупывал небольшой, плотно обвязанный сверток.

– Ну что, – спросил он, – варвар здесь? Мы с ним уговаривались вчера вечером, но мозги слабоумного дикаря были так пропитаны вином, что я вовсе не удивлюсь, если он попросту забыл о назначенной встрече…

– Не суди по первому впечатлению, – покачал головой Имманус. – Он, может, и варвар, но я, знаешь ли, имел дело с этой породой, киммерийцами. Это народ жесткий, хитрый и себе на уме. Не стоит с ними шутки шутить! Немало глупцов, у которых хватало ума бросить мне вызов, умерло от моей руки. Но, окажись я один на один с киммерийцем, я был бы отнюдь не уверен в успехе…

Имманус пристально посмотрел на Хассима, словно ожидая, чтобы тот ему возразил. Потом великан расхохотался и огрел Хассима по спине так, что человека более слабого бросило бы на колени. Хассим из рук в руки передал ему небольшой кошелек. Когда Имманус убирал его в карман безрукавки, из кошелька послышался тихий перезвон монет.

– Ты найдешь варвара наверху, – сказал он Хассиму – Он только что прикончил первый кувшин вина. Он играет в кости, и ему сегодня везет, хотя… хотя, чует моя душенька, удача вот-вот должна оставить его!

Скрытый смысл этой последней фразы был понятен только им двоим.

Хассим направился к лестнице, ловко лавируя между подвыпившими гуляками. Он чуть задержался у стойки, чтобы купить стакан дешевого вина. Хлебнув этой отравы, он погонял ее во рту и выплюнул на каменный пол, подумав: «Ну и дерьмо!.. Хоть бы эти бритунийцы поучились у кого-нибудь виноделию!..» Ладно, мучиться осталось недолго. Сегодня же ночью он покинет этот свинарник, по ошибке именуемый городом, и вернется в Замору. Оставалось только продать варвару некий предмет. Самый последний. Хассиму до того не терпелось избавиться от этого предмета, что он торговался о цене только для виду.

Поставив стакан, он снова запустил руку в Кошель и ощупал гладкое серебро отделанного самоцветами браслета. Награда, которую обещали указавшему городской страже местонахождение этого браслета, стократ превзойдет жалкие гроши, за которые он сейчас толкнет его глупому киммерийцу. Может, северные дикари в самом деле хитры, но палаческого топора парню не перехитрить!.. Хассим забрал стакан и улыбнулся собственным мыслям. Поднявшись, он направился по лестнице вверх.

Верхний этаж «Эфеса» – был не так просторен, как нижний, зато освещен не в пример лучше. Из мебели здесь стояло только несколько грубо сколоченных деревянных столов и скамей. Главенствовал же в помещении обширный стол для игры в кости. Игроки теснились кругом него локоть к локтю. Каждое метание костей сопровождалось громогласными воплями. Потом раздавались стоны проигравших и ликующие крики выигравших. Шум, разговоры, разноязыкая ругань… стороннему человеку вполне могло показаться, будто он забрел не в таверну, а на базар.

Как раз когда Хассим достиг верхней ступеньки лестницы, от толпы игроков отделился один, заметно выделявшийся ростом и могучей статью. Он сжимал в огромном кулаке изрядную горсть выигранных монет. Подойдя к одному из столиков, мужчина высыпал деньги в кошелек, висевший на поясе. Густая грива черных, ровно подстриженных над бровями волос обрамляла бронзовое лицо. Лицо было молодое, но говорило о немалом жизненном опыте его обладателя. И даже в полумраке на нем выделялись глаза – ярко-синие, словно светившиеся холодным огнем. Могучие жилистые руки были испещрены десятками тонких, длинных шрамов. Черная кожаная безрукавка, распахнутая на груди, почти не скрывала отменно развитых мышц. Наряд молодого человека дополняли темно-синие штаны, потрепанные, но вполне крепкие сандалии и широкий пояс. На ремне висел длинный прямой меч, причем широкий серебристо-голубой клинок был обнажен и переливался на свету. Одним словом, парень был воином. И в этом воровском притоне он был точно так же не на своем месте, как, скажем, волк посреди стаи крыс.

Да что говорить! Конечно, Конан-киммериец был здесь не на своем месте. Ведь он родился на поле битвы, а рос и мужал среди мерзлых пустошей Киммерии – далекой северной страны своего народа. Он не слишком жаловал так называемых цивилизованных людей и не особенно доверял их укрепленным городам, выстроенным из камня и дерева. И у него были на то веские причины. Самое первое столкновение с цивилизацией кончилось для него цепями и рабством у гиперборейцев. С того времени, как он сбежал из неволи, минуло менее десяти лет; воспоминания были еще свежи и по-прежнему заставляли Конана клокотать от ярости.

Стоит ли удивляться, что киммериец не испытывал особых угрызений совести, когда помогал некоторым горожанам расставаться с богатством, заработанным неправедными путями! Так, в настоящий момент до него дошел слух, что в государстве Замора было чем поживиться ловкому вору; туда-то Конан и направлялся через Бритунию. В Заморе, в городе Шадизаре, он раздобудет несметные сокровища. По крайней мере достаточные, чтобы окружить себя прекрасными женщинами и вкушать драгоценные вина. Запросы у Конана были простые, зато способностей и возможностей – хоть отбавляй. Его отец был кузнецом, и от него Конану досталось крепкое сложение, выносливость и огромная сила. Вдобавок молодой человек обладал быстрой сообразительностью и острым умом, а верный меч при бедре был и того острее. А если добавить к этому его немалый талант вора, то можно было не сомневаться: изрядная часть достояния шадизарских богатеев очень скоро перейдет в его кошелек!

Девушка-прислужница поставила перед ним кувшин вина. Взяв его, Конан наполнил свою кружку, отпил и бросил на стол серебряную монетку. Он заметил появившегося Хассима и проследил взглядом за тем, как тот приближался. «Ну и пролаза, – думалось киммерийцу. – Сущий хорек! Ни в коем случае нельзя ему доверять!»

В то же время он понимал, что договорился с этим самым Хассимом насчет весьма выгодной сделки. На самом деле товар стоил раза в три дороже оговоренной цены.

Естественно, вещица была краденая. Киммериец ничуть в этом не сомневался с того самого мгновения, когда Хассим впервые показал ему серебряный браслет с цветными камешками. Где его стибрили, у кого – до этого Конану не было ни малейшего дела. Он только знал, что это будет неплохой прощальный подарок для Ивэнны, бритунийской девушки, с которой Конан познакомился здесь, в Пайрогии. Да, поистине удача ему улыбалась! Сегодняшняя игра в кости принесла немалый доход, можно будет заплатить за игрушку, не слишком опустошая кошелек. Ивэнна была девчонкой что надо. Такая фигуристая, ласковая… А ее светлые, пахнущие свежестью волосы!.. Выпитое вино и сладостные воспоминания заставили Конана размечтаться. Итак, еще одна ночь любви!.. А назавтра он вручит ей браслет и отправится дальше. В Шадизар.

…Хассим опустился за столик напротив Конана и вытащил из кошеля аккуратно обмотанный маленький сверток. При этом вор нервно поглаживал редкие усы, косясь на бронзовокожего великана.

– Приветствую тебя, Конан, – сказал он киммерийцу. – Как нынче игра?..

– Да ничего, Хассим. – Конан мотнул головой в сторону толпы у игорного стола: – Удачнее, чем у многих из них.

Он недавно освоил заморийский язык и говорил хотя к с грубым акцентом, зато понятно и бегло.

– Ну, значит, тебе не составит труда заплатать, – сказал его собеседник. – Сорок серебряных ноблей. Или два золотых. Как договаривались!

– Все верно, Хассим. Я бы только хотел сперва еще раз взглянуть на товар.

Хассим не возражал. Конан заслонил сверток широкой ладонью от посторонних глаз, частично развернул тряпку и пристально осмотрел браслет. Надо же убедиться, что бесчестный замориец не подсовывает ему грошовую побрякушку! Он даже поскреб самоцветы ногтем, проверяя, не наклеены ли они, Хассим изобразил благородное негодование:

– Уверяю тебя, киммериец, он настоящий! Что было бы с моей репутацией, вздумай я мошенничать? Да и потом, воин вроде тебя в два счета прикончил бы меня за обман! Зачем Хассиму весь остаток своих дней оборачиваться через плечо?..

– Не надо! – сказал Копан. – А то будто не знаю я вас, заморийских воров. Ты свою матушку вон тому работорговцу продашь, если тебя устроит цена. Держи, вот твои деньги.

Резкая отповедь варвара вывела Хассима из себя. Допустить, чтобы с ним таким образом разговаривал какой-то дикарь!.. «Ну ничего, пес, – подумал Хассим, – ты тоже свое получишь. Еще до утра». Он протянул руку и взял предложенные ему золотые. Потом насмешливо поклонился, встал и направился к игорному столу.

Конан остался приканчивать свое вино. Он улыбнулся, подумав об Ивэнне. Сверток с браслетом уже лежал во внутреннем кармане его безрукавки. Где, хотелось бы знать, Кром носит девчонку?.. Она обещала прийти сюда спустя несколько часов после захода солнца, сразу как завершится ее последний танец в гостинице «Золотой Лев»… Конан опустошил стакан и вновь наполнил его. Он был слишком занят своими мыслями и не заметил, что Хассим потихоньку вышел из комнаты.

Прошло еще полчаса, и кувшин, стоявший перед Конаном, совсем опустел. Киммериец был далеко не пьян, но, конечно, выпитое не прошло для него бесследно. Ивэнна по-прежнему не показывалась, я он начинал терять терпение. Может быть, поиграть еще немного в кости, а петом махнуть рукой на девчонку – и в путь?.. Пока он взвешивал различные возможности, на нижнем этаже поднялся подозрительный шум. Слуха киммерийца достиг оглушительный треск, а потом – очень хорошо знакомый ему звон. Этот звон могли производить только сшибающиеся мечи. Винные пары, бродившие у Конана в голове, мгновенно улетучились. Инстинкт воина, привыкшего к постоянной опасности, заставил его насторожиться. Широкая ладонь легла на рукоять меча. Другие посетители, в гораздо большей степени пребывавшие под мухой, попросту игнорировали переполох. Драки и безобразия в «Эфесе» были делом привычным и происходили почти каждую ночь. Понимая это, Конан немного расслабился, однако продолжал держать ухо востро.

Прошло совсем немного времени, и долетел еще один безошибочно узнаваемый звук: топот сапог по лестнице. Конан сейчас же определил, что приближался патруль городской стражи, ведомый каким-нибудь офицером. Вот стражники достигли верхнего этажа, и Конан понял, что не ошибся. В самом деле стражники с офицером, да с каким! Этот человек не имел ничего общего с изнеженными и трусоватыми горожанами, занимавшими в Пайрогия большинство сколько-нибудь значительных постов. Киммериец с первого взгляда определил в нем человека опытного, решительного и закаленного. Вряд ли он вообще был бритунийцем. Ростом он был почти с самого Конана, а в плечах, возможно, даже пошире. Мускулистый торс, обтянутый кольчужной рубашкой, свидетельствовал о недюжинной силе. Суровое лицо обрамляли черные как смоль, коротко подстриженные волосы, густые усы и ухоженная борода. В правой руке офицер держал кривой меч. Темно-карие глаза пристально обежали присутствующих. Он явно высматривал кого-то, кого городской страже было приказано захватить любой ценой и немедленно.

В комнате сразу воцарился самый настоящий хаос: большинство посетителей тотчас решило, что стража прибыла за ними. Кто-то попытался прикрыть лицо, словно это могло помочь остаться неузнанным. Кто-то сполз под стол, пытаясь хотя бы так укрыться от взгляда чернобородого великана. Большинство бросало нервные взоры на большое, безобразно грязное окошко, выходившее в переулок.

В это время снизу долетел громкий негодующий рев. Вверх по лестнице взлетел Имманус. Троих стражников, попавшихся ему на дороге, отмело в сторону, словно подхваченные ветром соломинки. Выскочив в комнату, Имманус оказался носом к носу с офицером в кольчуге. Одна рука его готова была выхватить ятаган, другая была сжата в чудовищных размеров кулак. Смуглое лицо раскраснелось то ли от бега по лестнице, то ли от ярости по поводу неожиданного вторжения.

– В чем дело, Сальворас? – проревел он. – Мы исправно платим все налоги и пошлины и всячески стараемся, чтобы стража нас не цепляла!.. Неужели тебе охота ссориться со своим начальником, капитан?

– Может, ты и подкупил полководца, Имманус, но лично мне он об этом ничего не рассказывал. Ну а я тебе особо ничем не обязан. Да и нет мне дела до этой выгребной ямы, которую некоторые по недоразумению считают таверной. Равно как и до того дерьма, которое в этой яме плавает! А уж ты мне нужен всех менее. Я здесь по королевскому приказанию, и меня интересует один-единственный человек. Так что лучше не путайся у меня под ногами, иначе будешь иметь дело и со мной, и со всеми моими людьми. Что?.. Ты чем-то недоволен?..

Зарычав, Имманус расправил кулак и ткнул мясистым указательным пальцем в кольчужную грудь Сальвораса:

– Не смей оскорблять меня, ты!.. Королевский дворец далеко от «Эфеса», а у нас тут по ночам в переулках знаешь что порою случается? Так что ступай-ка отсюда подобру-поздорову, не то твоему королю не будет с тебя больше никакой службы, а переулочные крысы, чего доброго, набьют тобой животы!

Лицо Сальвораса окаменело. Он атаковал со скоростью, которую трудно было ожидать от человека его телосложения. Мускулистая левая рука выстрелила вперед и, стиснув глотку Иммануса, пригвоздила толстяка к стене. Едва не задохнувшись, Имманус пустил в ход обе руки, чтобы оттолкнуть офицера, потом выхватил ятаган. Изогнутое лезвие зловеще засияло, отражая огоньки светильников, В комнате воцарилась тишина. Все глаза были устремлены на двоих мужчин, которым, по всей видимости, предстояло вот-вот схлестнуться в смертельном поединке. Зрители, еще торчавшие у игорного стола, начали заключать между собою пари, гадая, чья возьмет.

Сальворас чуть отодвинулся назад, и его меч звонко сшибся с ятаганом, высекая синие искры. Имманус отразил удар и сам сделал выпад, но его ятаган лишь скользнул по кольчуге стражника. При этом он на миг потерял равновесие и был немедленно за это наказан: Сальворас мгновенно рубанул по его руке сверху вниз. Ятаган полетел на пол, и с ним несколько отсеченных пальцев. Развернувшись, Сальворас еще и двинул левым кулаком Имманусу в челюсть. Тошнотворный треск раздробленной кости заглушил вопль боли, вырвавшийся у толстяка. Имманус скорчился на полу, зажимая здоровой ладонью окровавленные обрубки пальцев. За игорным столом из рук в руки поплыли деньги. Те, кто не бился об заклад, просто молча смотрели на Сальвораса, потрясенные быстрой расправой, которую тот учинил над могучим Имманусом.

Конан сузившимися глазами наблюдал за короткой схваткой. Первое впечатление оказалось правильным: этот капитан был опытнейшим рубакой. Не каким-нибудь там хлюпиком с воинским званием. Так или иначе, Конан не знал за собой никаких преступлений и был уверен, что капитан пришел не за ним. Может, это Хассим, заморийский хорек, чем-нибудь прогневал короля Эльдрана?.. На всякий случай Конан поискал его взглядом и тут только заметил, что воришка исчез. Киммериец решил про себя, что Хассим, верно, струсил и подобру-поздорову рванул прочь, пока Сальворас разбирался с Имманусом.

Между тем Сальворас вытер меч о штаны поверженного противника и прямиком проследовал к столику, за которым сидел киммериец. Левая рука Конана спокойно лежала на столе, зато правая оставалась вблизи рукояти меча. Капитан еще тяжело дышал после быстротечной схватки.

– Ты – Конан из Киммерии, – прямо обратился он к варвару. Это было скорее утверждение, а не вопрос.

– Я никому не сделал ничего дурного, – ответил Конан. – Что тебе до меня?

– Ты пойдешь со мной во дворец, – непререкаемым тоном ответил Сальворас. – Там тебя ждут для допроса. Если, как ты говоришь, ты ни в чем не замешан, ты будешь отпущен с миром.

– В чем хоть меня обвиняют? – не торопясь вставать, спросил киммериец. – Я у вас тут, в Пайрогии, еще недели не прожил. Говорю тебе – я просто путешественник и никого не обижаю. Оставь меня в покое!

– Моему терпению приходит конец, киммериец, – проворчал Сальворас. – Если не пойдешь сам, тебя потащат силой. Ты видел, надеюсь, чем кончил Имманус. Я не собираюсь причинять тебе вред, но ты должен быть непременно допрошен.

Терпение Конана тоже было на исходе. У себя дома, в Киммерии, он давно пристукнул бы человека, вздумавшего облыжно обвинять его неведомо в чем. Однако он успел уже усвоить, что цивилизованные люди порою вели себя более чем странно. Он не бросится на этого малого, пока тот окончательно не выведет его из себя. Но и ни на какой «допрос» с ним не пойдет. Еще не хватало – на месяцы, а то и на годы застрять в каком-нибудь вонючем бритунийском тюремном подвале!..

– Скажи, в чем меня обвиняют, – повторил он. – Тогда я решу, идти мне с тобой или не идти.

– Мне надоели эти игры, пес! – взорвался Сальворас. – У тебя в кармане, завернутый в тряпку, лежит похищенный тобою браслет! Этот драгоценный браслет ранее принадлежал дочери короля, которую ты злодейски убил вчера ночью! Чтобы так зверски изрубить ее тело, как это сделал ты, варвар, нужно быть демоном, а не человеком! Да если бы не приказ, я бы прямо сейчас воздал тебе по заслугам!..

Конан был попросту потрясен. Кром!.. Как же вышло, что слишком низкая цена, на которую согласился Хассим, не вселила в него подозрений?!.. Стало быть, заморийский подонок сдал его городской страже – то ли просто из вредности, то ли рассчитывая на награду!.. Ну да теперь не время было об этом гадать. Кто поверит клятвам странствующего киммерийца?.. А значит, выход оставался только один – быстренько уделать этого капитана и рвать когти из города.

Увы, это решение пришло слишком поздно. Сальворас успел воспользоваться мгновенной растерянностью молодого киммерийца и перехватил его запястье. Хватка у капитана была как тиски. Конан заворчал и попытался стряхнуть его руку, но пальцам капитана не смогли противостоять даже кости. Запястье отвратительно хрустнуло…

Придя в окончательную ярость, Конан левой рукой сгреб пустой кувшин из-под вина и хватил им капитана по голове, словно дубинкой. Тяжелый сосуд обрушился прямо в лицо офицеру и раздробил ему нос. Из обеих ноздрей гейзером брызнула кровь, и Сальворас выпустил покалеченное запястье киммерийца. Конан размахнулся и вдругорядь шарахнул капитана кувшином – на сей раз в висок. Толстое стекло наконец разбилось, осыпав осколками заплеванный пол. На виске Сальвораса осталась рваная рана.

Кровь и ярость изуродовали лицо стражника. Бешено матерясь, он тряхнул головой, разгоняя туман перед глазами, и ударил мечом, целя Конану в шею. Тот, уходя от смертоносного замаха, скатился со скамьи на усеянный осколками пол и, не обращая внимания на порезы, здоровой рукой выдернул из ножен свой меч. Отбив новый выпад Сальвораса, он вскочил на ноги и в свою очередь попытался снести противнику голову. Капитан чуть-чуть опоздал с обороной, – наверное, сказались уже полученные удары. Меч Конана плашмя обрушился на его голову, и Сальворас, потеряв сознание, врастяжку рухнул на пол.

Конан перелетел через распластанное тело и ринулся к лестнице. Стражники, напуганные неожиданным поражением непобедимого Сальвораса, налетали один на другого, спеша расчистить путь грозному киммерийцу. Так что Конану понадобилась всего пара пинков, чтобы пробиться к лестнице. Входная дверь таверны была сорвана с петель, – не иначе, Сальворас с ребятами постарался. Конан стрелой пролетел мимо перепуганных пьянчужек, еще толпившихся внизу, и выскочил в переулок.

И первым человеком, которого он там встретил, была… Ивэнна! Киммериец едва не налетел на нее. И надо сказать, что даже в такой напряженный момент он не удержался и окинул восхищенным взглядом ее сильное, гибкое тело танцовщицы.

Лунный свет, заливавший переулок, выгодно подчеркивал тонкую талию и роскошную грудь девушки. Губы цвета красного вина округлились от изумления, волосы, напоминавшие золото, освещенное солнцем, разметались по плечам. На ней было шелковое платье весьма смелого покроя, почти ничего не оставлявшее для игры воображения. Однако с изящного пояска свешивался длинный, тонкий стилет. Второй такой же виднелся за сапожком.

– Кром! – выдохнул Конан. – Девочка моя, где ты была? Я тебя несколько часов ждал!

Ивэнна между тем обводила взглядом растерзанного киммерийца, и глаза у нее расширялись все больше. Он был с ног до головы заляпан кровью Сальвораса и своей, кое-где из порезов на руках и лице еще торчали осколки стекла. Меч Конана был окровавлен, и он держал его в левой руке. Сломанное правое запястье на глазах синело и распухало, кисть руки торчала под неестественным углом. Более слабый человек уже лежал бы пластом и только постанывал от мучительной боли. Конан на свои раны попросту не обращал внимания.

Ивэнна наконец обрела дар речи:

– Конан… Твоя рука! Что произошло? С кем ты дрался?..

– С каким-то идиотом, капитаном стражников. Этот недоумок вздумал обвинять меня в гнусном преступлении, к которому я ни малейшего отношения не имею. Я ему пытался втолковать, что королевскую дочку, верно, зарезал и ограбил Хассим, но этот безмозглый… как его там? – Сальворас, он не стал меня даже слушать и попытался силой оттащить во дворец. Знаешь, надо бы мне сматываться, пока его приспешники не вызвали подмогу! Если я вообще что-нибудь понимаю, завтра же вся городская стража будет на меня охотиться, как на бешеную собаку…

– Но как же ты убежишь? Твоя рука!.. Вот что: я тебя спрячу, пока она не заживет. Я знаю местечко, которое стражники никогда не додумаются обыскать. И я приведу целителя, который займется твоим запястьем. А потом, когда все уляжется, ты сможешь спокойно уйти…

Конан покачал головой:

– Спасибо, девочка, только ничего из этого не получится. Моя внешность сразу меня выдаст. Киммерийцы здесь не часто встречаются, так что меня любой дурак опознает. Да и телосложение никакими переодеваниями не спрячешь. Вот что я сделаю! Я разыщу эту падаль, Хассима, и выколочу из него правду. А потом сам отдам его стражникам. Из рук в руки. Иначе покоя мне не видать! К тому же мужчины моего народа не привыкли отсиживаться по углам, когда угрожает беда. Не говоря уж про то, что Хассим мне задолжал!

И он приподнял изуродованное запястье, а синие глаза горели убийственной яростью. Оглядевшись по сторонам, Конан нагнулся и сдернул замызганный плащ с какого-то нищего, что спал лицом вниз на мостовой в двух шагах от распахнутой двери таверны. Киммериец накинул одеяние себе на плечи, не обращая внимания на исходивший от него затхлый запах блевотины.

– Пока сойдет, – сказал он. – Пошли отсюда. Напоремся на кого – притворимся парочкой пьяных любовников…

Ивэнна понюхала грязный плащ и брезгливо сморщила нос:

– Вот уж навряд ли кому-то захочется подходить к тебе вплотную…

Конан обнял девушку здоровой рукой, и они быстрым шагом направились по переулку прочь. Они осторожно пробирались лабиринтами боковых улочек, держа направление к западной стене Пайрогии, где обитала Ивэнна.

Идя рядом с подругой, Конан все размышлял о пренеприятнейшей истории, в которую его угораздило влипнуть. Надо было ему предвидеть, что удивительное везение при игре в кости будет уравновешено крупной пакостью от судьбы!.. Однако что произошло, то произошло, и не таков был киммериец, чтобы преисполняться жалостью к себе. Когда перед тобой возникают препятствия, следует всю энергию направить на их преодоление, а не заниматься самокопанием и жалеть о прошлых поступках. Ко всему прочему везение не до конца еще его покинуло. Пока они шли к дому Ивэнны, навстречу им не попался ни один стражник.

Ивэнна жила в большом доме, сложенном из глиняного кирпича и грубо, но прочно крытом смолеными досками. Дом делился на несколько частей, по числу обитателей. Ивэнна сама проверила, не следил ли кто за входом, потом махнула рукой своему спутнику. Они проскользнули внутрь незамеченными. Обиталище Ивэнны состояло из двух малюсеньких комнаток с очень простой мебелью. Содержала она свое жилье в образцовом порядке и чистоте. Выступления с танцами в «Золотом Льве» приносили девушке неплохой доход. Ей очень нравилась ее работа, и, что еще важнее, посетителям гостиницы неизменно нравились ее танцы.

Там, в «Золотом Льве», несколькими днями ранее она познакомилась с Конаном. Вначале ее привлек его взгляд. Киммериец резко выделялся из толпы мужчин, любовавшихся ее танцем. Он был моложе большинства из них, но притом до того серьезен!.. А в некоторых вещах – так удивительно наивен!..

Кончая свой танец, Ивэнна уже знала: зазывные движения ее гибкого тела пробудили в нем пламенную страсть. Хотя он просто спокойно сидел на своем месте и внимательно смотрел на нее. Не вопил, не хохотал и не хлопал, как большинство зрителей.

Потом она встретила его в общей комнате «Золотого Льва»-, и ей захотелось побольше узнать об этом немногословном молодом великане. Сообща прикончив бутылочку вина, они решили провести вечер вместе и посмотреть на ночную жизнь Пайрогии. Как и следовало ожидать, прогулка окончилась в доме Ивэнны. Киммериец был по-звериному неукротим в своей страсти и в то же время очень по-человечески нежен с возлюбленной. Ивэнна долго не могла пройти в себя от счастливого изумления. Еще ни с одним мужчиной у нее не было так, как с этим загадочным варваром!

И вот теперь она извлекала у него из-под кожи осколки стекла, а он по порядку рассказывал ей обо всем, что случилось за вечер. Ивэнна промыла ему раны, но бесформенная лиловая опухоль вокруг сломанного запястья приводила ее в ужас. Нужен был лекарь. И как можно быстрей. Не то, очень может быть, киммериец до конца дней своих не сможет нормально двигать рукой. Ухаживая за Конаном, Ивэнна про себя поражалась его стоической выдержке. Она понимала, что поневоле причиняет ему невыносимую боль, но он ни разу даже не вздрогнул. Кончив свой рассказ, он замолчал и просто сидел, о чем-то размышляя.

Когда девушка сделала все, что было в ее силах, он потянулся за своим мечом и опустился на кучу пушистых мехов, служившую Ивэнне постелью. И задремал, не снимая здоровой руки с потертой рукояти оружия. Ивэнна знала, насколько чутко он спит, и вышла вон невесомой походкой танцовщицы, чтобы не тревожить его. Выбралась на улицу – и побежала за лекарем. По счастью, она знала человека, как нельзя лучше подходившего для столь деликатного дела…