Конан в дебрях пиктов

Глава 4

Конан крался меж черных деревьев, поминутно оглядываясь по сторонам. Рядом с ним так же бесшумно скользила Кварада и ее спутник-лигуриец. Только они решились пойти за киммерийцем в священную рощу — ни один из пиктов и шагу бы не сделал сюда.

Впрочем, Конан мог их понять — сейчас ему невольно верилось, что лесные боги и впрямь тут частые гости. Деревья со странными, болезненно искривленными стволами, сплетали кроны у них над головой, толстые лианы оплетали их подобно гигантским змеям или щупальцам спрута. В своих странствиях Конану приходилось побывать в самых разных лесах, но даже он не мог опознать, к какому роду принадлежали эти деревья. Выступавшие из земли корни покрывал толстый слой мха. В зарослях что-то шелестело, пищало, стрекотало, шипело, ухало. Время от времени впереди мелькали смутные тени, вверху тоже кружили какие-то странные создания — слишком большие для сов или летучих мышей. Кварада шептала себе под нос какие-то заклинания, делая при этом странные движения руками.

Неожиданно где-то впереди замаячил огонек и почти сразу же через ночные шорохи пробился рокот барабана. Мгновение спустя к нему добавилось и голос, мерно произносивший непонятные слова. Конан переглянулся со своими спутниками и увидел энергичный кивок Кварады. Удвоив осторожность, они стали подкрадываться к месту проведения колдовского обряда.

Подкравшись, они увидели большую прогалину, обрывающейся на берегу широкого ручья. Огромный костер полыхал между потоком и массивным каменным истуканом — первым идолом из камня, увиденного Конаном в дебрях пиктов. Собственно идолом его было трудно назвать — это скорей был огромный валун, подвергшийся поверхностной и довольно грубой обработке, придавшей каменной глыбе сходство с неким чудовищем. Однако грубые черты ужасного лика при всем своей примитивности, были преисполнены какого-то зловещего величия, производящего, куда большее впечатление, чем самые страшные из пиктских идолов. Ужасающей древностью веяло от этого изваяния, древностью превосходящее всякое разумение. Легко было представить как волосатые предки человека в свое время, возлагали перед страшным богом окровавленные сердца, вырванные из трепещущей плоти кремниевыми ножами.

— Гол-горот — шепнула где-то у него над ухом Кварада.

Бог Тьмы и сейчас не оставался без кровавой жертвы — перед идолом лежало обезглавленное тело. Голову же держал за волосы шаман в доспехах из меди и кожи, к которым крепились страусовые перья. Стоя перед костром, он пел гимн страшного бога пришедшего из тьмы сотен минувших эонов. Перед костром сидел молодой пикт в звериных шкурах, колотивший в кожаный барабан. Еще не менее двадцати пиктов вооруженных копьями и боевыми топорами, сидели полукругом вокруг идола. Видимо это были сторонники шамана в племени Волков.

— Вот Йокотха. — взволнованно прошептал лигуриец Корта над ухом Конана.

— Я вижу, — сквозь зубы произнес Конан. — Ну-ка, дай мне лук. Если нам повезет, я сниму колдуна одной стрелой.

— Держи!

Конан сам не знал, что заставило его резко обернуться — то ли неожиданно громкий выкрик лигурийца, то ли уловленное краем глаза вороватое движение. Он обернулся как раз, чтобы выбить из рук Корты пучок стрел нацеленных ему в бок. Краем глаза он уловил на наконечниках зеленоватый налет — опять отрава! В ярости он вцепился обеими руками в горло лигурийца. Корта попытался разомкнуть эту стальную хватку, однако его сил было недостаточно, чтобы бороться с могучим киммерийцем. Глаза лигурийца вылезли из орбит, лицо покраснело, на висках выступили синие жилки. Слабеющими руками он цеплялся за руки киммерийца, судорожно пытаясь сделать хоть глоток воздуха.

— Паршивый пес — прорычал Конан — отправляйся в преисподнюю.

Его могучие мышцы вздулись буграми, когда он резко повернул голову предателя набок. Послышался хруст шейных позвонков и в этот самый момент Конан почувствовал резкую боль в спине. Мгновенно по его телу стало разливаться странное оцепенение, киммериец почувствовал, как немеют руки и ноги. С большим трудом он повернулся, чтобы увидеть Квараду держащую в руке несколько стрел, испачканных его кровью.

— Сука! — непослушными губами выговорил Конан.

Перед глазами его поплыли черные круги и он повалился на землю, все еще держа за шею убитого лигурийца. Словно в тумане он видел через заросли как колдунья раздвинула кусты и без всякого страха вышла к шаману Орлов. Йокотха, прекративший песнопение, перекинулся несколькими словами с колдуньей, обернулся к своим воинам и что-то сказал им каркающим голосом. Двое дикарей тут же подскочили и метнулись в заросли, где лежал Конан. Они подхватили парализованного киммерийца и, пыхтя от натуги, вытащили его на поляну, прислонив к истукану Гол-горота. Конан заскрипел зубами от бессильной злости когда над ним появились два лица, — бесстрастный старый шаман и улыбающаяся колдунья.

— Прости киммериец, — Кварада облизнулась — ты хороший любовник, но ненадежный союзник. Ранее у меня не было выбора, но когда я узнала, что у Йокотхи на тебя зуб, то поняла, что надо делать. Прошлой ночью, после встречи с вождем волков, я посылала свой дух к деревне Орлов, в хижину Йокотхи, я разговаривала с ним и убедила, что предстоящий поход будет выгоден ему. Холаг лгал — Йокотха совсем не против этого похода. Проще договариваться с одним шаманом, чем с двумя вождями, для которых старые распри важнее союза против общего врага. Мне уже и не особенно нужен проводник, мне не нужен ты, чтобы убеждать в чем-то вечно сомневающегося Горлу, да и сам Горла тоже не нужен. Его время истекло, как и время Холага — они оба умрут этой ночью. А потом умрешь и ты.

— Ты будешь умирать долго, киммериец, — оскалился в волчьей усмешке шаман, — очень долго — и все равно не умрешь. Я знаю, сколько кожи содрать с человека, чтобы он не умер. Ты сильный, очень сильный, киммериец, к тому же я знаю снадобья и заклинанья, которые будут поддерживать в тебе жизнь. Черви и муравьи будут есть тебя изнутри — но ты будешь жить. Твой скальп повиснет над алтарем Гол-горота, но ты все равно будешь еще жить. И лишь когда ты будешь висеть, поджариваемый на медленном огне, я исторгну твою душу из умирающего тела и вселю ее в тело ползучего гада или речной рыбы. Братья Ночи будут довольны тем, как я исполнил их приговор.

Шаман издевательски рассмеялся, глядя в полыхающие ненавистью глаза Конана.

— Но это будет после. А пока ты удостоишься великой чести — станешь единственным чужаком, который увидит вызывание Зверя Гол-Горота.

Шаман презрительно отвернулся от парализованного Конана и подал сигнал пикту с барабаном. Вновь зарокотал неумолчный бой и шаман начал жутковатый танец, состоящий из прыжков и ужимок. Белые перья подпрыгивали и шуршали когда колдун, то выплясывал вокруг костра, то вышагивал каким-то особым «журавлиным» шагом от идола к ручью и обратно. При этом он произносил заклинания, воздевая руки то к безобразному идолу, то к чернеющей за ручьем чаще.

Все пикты не отрывали глаз от своего шамана, Кварада усевшаяся у подножья страшного идола — тоже. О Конане все забыли, и он прилагал огромные усилия, пытаясь заставить двигаться оцепеневшие мышцы. Колдуны были так уверены в действенности отравы, что даже не сочли нужным связывать Конана — и он пытался этим воспользоваться изо всех сил пытаясь побороть действие яда. Однако пока тщетно.

Неожиданно все смолкло — и биенье барабана и заклинания шамана. Йокотха, выпрямившись как стрела, напряженно вглядывался, во что-то в ночной чаще, видное только ему. Неожиданно он откинул голову назад и из его широко распахнутого рта вырвался истошный вопль, перешедший в оглушительный визг. Конан вспомнил Зогара Сага и его призывание зверей. Кто же все-таки выйдет из этой темной чащи?

Словно ответом на его мысли где-то в лесу послышался грохот упавшего дерева. Вслед за ним второй — уже ближе. Йокотха вновь начал танцевать вокруг костра, выкрикивая заклинания. И словно в ответ из дебрей доносился грохот падающих деревьев.

Конан зарычал от бессильной злобы — мысль о том, что он ожидает приближения неведомого чудовища беспомощный как младенец была просто невыносима. Он попытался еще раз напрячь мышцы и тут же ощутил чуть заметное покалыванье во всем теле. Чувствительность возвращалась в его отравленный организм, но пока слабо.

На другом берегу ручья огромный дуб покачнулся, заваливаясь на бок и выворачивая комья земли могучими кореньями. Пикты шарахнулись в стороны, даже Кварада невольно отпрянула, когда вода ручья устремилась в неожиданно возникшую огромную воронку. Только Йокотха шагнул вперед и протянув вперед руки вновь издал истошный вопль. Ручей вмиг вышел из берегов, обваливающихся в воду целыми пластами. Откуда-то разлился омерзительный мускусный запах и, с оглушительным визгом, наружу вырвалась исполинская туша.

Нет, это был не дракон или подобное ему чудовище, которое все это время ожидал увидеть Конан. Зверь Гол-горота был еще более невообразимым созданием, словно вышедшим из кошмаров какого-то сумасшедшего бога. Громоздкое тело, покрытое жесткой черной шерстью, опиралось на жирные ляжки и голый, сплющенный с боков хвост, покрытый крупными чешуйками. Передние лапы выглядели устрашающе — широкие с длинными когтями. Хотя они не выглядели слишком острыми, одного взмаха этой лапищи хватило бы, чтобы выпустить кишки быку. Между пальцами виднелись перепонки — видно, что тварь привыкла жить не только под землей, но и в воде. Длинное рыло оканчивалось коротким изогнутым хоботом с большими ноздрями, находящимся в непрерывном движении. Маленькие глазки подслеповато щурились — видно обитающее в подземном мраке чудовище, больше привыкло полагаться на нюх, а не на зрение. Вот чудовище вздернуло кверху свой хобот и, распахнув пасть полную острых зубов, издало уже знакомый визгливый рев.

Конан на мгновение даже забыл о своем параличе, оторопело рассматривая представшее перед ним существо. Твари подобной этой не должно было существовать, ее просто не могла породить природа. Даже саблезубый тигр, даже дракон из Черных Королевств не были столь кощунственной насмешкой над законами естества. Чудовище отдаленно напоминало водяную землеройку — только увеличенную в десятки, если не сотни раз. Конан припомнил рассказы немедийских книжников о злобном нраве подобных созданий, об их необыкновенной прожорливости, заставляющей их ежедневно съедать столько, сколько весят сами, пожирать себе подобных и кидаться на животных в несколько раз больших. Те книгочеи приводили этих существ, как пример мудрости богов наделивших их столь малым ростом, дабы они не пожрали все живое на земле. Однако эта тварь нарушала все мыслимые и немыслимые законы, она просто не могла появиться на земле естественным путем. Неудивительно, что даже мрачные боги пиктов сочли это существо слишком опасным, чтобы жить на поверхности и загнали его в подземный мир пока нечистое искусство лесного колдуна вновь не вызвало на землю страшное чудовище.

Кварада придвинулась к киммерийцу и горячо зашептала ему на ухо.

— Теперь ты понял? Зверь Гол-горота одинаково хорошо передвигается и под землей и под водой. Он переплывет Черную и Громовую реку, он обрушит в воду любой форт и пожрет аквилонцев прежде чем они успеют сообразить, что происходит. А в образовавшуюся брешь на границе ворвутся воины пиктов.

Колдунья издевательски рассмеялась, при виде бессильной ненависти в глазах Конана и вновь обратила свой взор на подземного монстра. Перед ним уже выплясывал шаман Йокотха, протягивая руки то по направлению к твари, то к идолу Гол-горота, к которому и сам шаман отступал маленькими шажками. Шевеля своими ноздрями, чудовище неуверенно следовало за колдуном.

Но Конан перестал замечать это, сосредоточившись на том, чтобы вернуть контроль над своим телом. Могучий организм киммерийца, его варварская выносливость постепенно преодолевали действие парализующего яда — но как медленно это происходило! Конану пока удавалось только слегка пошевелить кончиками пальцев, да и то приходилось делать осторожней, чтобы не привлечь внимания пиктов.

Однако те уже давно отступили к краю поляны, расчищая дорогу для колдуна и ведомой им твари. Вместе с ними отошла и Кварада. Сам Йокотха полностью сосредоточился на вызванном им звере — руки шамана чертили в воздухе пассы, а губы непрерывно шептали заклинания. Тварь послушно шла за ним, мотая из стороны в сторону головой. Поравнявшись с костром чудовище оступилось, угодив задней лапой прямо в пламя. Дикий вой, полный злобы и боли огласил рощу, длинный хвост ударил по костру, разбрасывая в сторону горящие ветви, воздух озарил запах паленой шерсти.

Пикты еще дальше отступили к деревьям, будучи готовыми бежать в лес, если чудовище раздавит шамана. Однако Йокотха забормотав еще громче, протянул вперед руку и коснулся подрагивающего хобота. Исполинская землеройка успокоилась, замерев на месте и все ниже склоняя голову. Колдун бесстрашно охватила руками страшную морду, теребя пальцами шерсть, склоняясь к небольшому уху зверя и что-то шепча в него.

Вылетевшие из костра угли разлетелись в разные стороны, некоторые из них упали и на киммерийца — и тот вздрогнул от пронзившей его тело жгучей боли. Однако это его и обрадовало — теперь чувствительность возвращалось к нему еще быстрее. Киммериец мог полностью двигать одной рукой — той, на которую попала горящая ветка. Ухватив самый большой уголь, он сунул его под спину и, замер, сжав зубы. В ноздри ударил запах горелой плоти — но Конан ни звуком, ни движением не показал боли, наслаждаясь, как к нему возвращается контроль над телом.

Пикты не заметили этого, продолжая наблюдать за действиями шамана. А тот все сильнее прижимался лицом к чудовищу, все громче и громче произнося заклинания. Голос его оборвался на самой высокой ноте, когда шаман взмахнул рукой и бросил что-то в костер. Пламя ярко вспыхнуло и из него вылетело облако густого дыма, окутавшее колдуна вместе с вызванной им тварью. Костер чадил и белая пелена все больше закрывали Йокотху и зверя Гол-горота — и в этой мутной пелене очертания обоих дрожали, колыхались…сливались.

Вновь истошный визг пронесся над поляной — звериный визг, полный животной ярости и страха — и в то же время Конан почему-то понял, что его издавала человечья глотка. В ответ ему послышалось басовитое и довольное урчание.

Из-за идола у подножия которого лежал Конан, с двух сторон один за другим стали появляться пикты — уже не выказывающие особого страха перед порождением Темного бога. В руках они держали связки крепких сыромятных ремней. Они подходили к исполинской твари, вокруг которой уже постепенно рассасывался белый дым. Чудовище почти никак не реагировало на пиктов, придерживая лапой человеческую фигурку, извивающуюся под могучими когтями и издающую нечленораздельные звуки. Конан про себя замысловато выругался, — только теперь он понял всю глубину замысла колдуна Орлов. Он переносил свою душу в тело подземного чудовища и в его обличье убивал своих врагов. Хитрость и разум человека в нем, совмещались с инстинктами и навыками зверя. Он мог убивать тех, кто ему нужен, перемещаясь под землей с огромной быстротой.

Пикты осторожно извлекли извивающегося человека из-под убравшего свою лапу чудовища и принялись сноровисто связывать шамана. Один из дикарей улучшив момент, сунул в щелкающий зубами рот толстую палку с завязками на затылке, второй в это время придерживал на его голове головной убор из страусовых перьев. Закончив с этим своим делом, он подхватили своего пленника под руки и понесли его прямо к идолу, туда, где лежал Конан. Осторожно они положили шамана со звериной душой рядом с киммерийцем, и тот невольно содрогнулся, заглянув в лицо одержимого Йокотхи — с человечьего лица на него смотрели глаза обезумевшего зверя. Двое пиктов стали рядом с ним, остальные выстроились рядом с чудовищем, разворачивающимся в сторону леса. Видимо, колдун не так уж был уверен в доставшемся ему теле и собирался уходить под землю в более мягкой почве.

Под ухом Конан раздался громкий треск и злобное рычание — зверь в теле шамана перекусил зубами палку и готовился вцепиться в лицо киммерийцу. Повинуясь скорей инстинкту, чем разуму он вскочил на ноги, одновременно выкручивая из рук ближайшего пикта метательный топор. Ошеломленный таким поведением беспомощного, как он считал, пленника пикт почти не сопротивлялся, когда топор раскроил ему череп. Второй пикт поднял копье, но Конан, перерубив древко, вогнал топор в грудь дикаря.

Со стороны поляны послышались истошные крики и Конан, обернувшись, увидел как в его сторону бегут все пикты с занесенными копьями. За ними с глухим ревом мчалось чудовище. Колдовское чутье, видимо, возместило шаману близорукость одержимого им зверя, подсказав, что случилось. Конан понял, что жить ему осталось какие-то мгновения. Мысль быстрая, как удар молнии пронзила его разум, когда он обрушил свой топор на извивающееся и клацающее зубами тело шамана Йокотхи.

Пикты замерли от ужаса, глядя на обнаженного гиганта с окровавленным топором и на катящуюся по траве голову шамана. Чудовище тоже замерло на месте, а затем, издав оглушительный вопль, принялось метаться из стороны в сторону, давя и разбрасывая всех, кто попадался на пути. Оказавшиеся рядом пикты были растерзаны огромными лапами, забиты огромным хвостом, просто задавлены исполинской тушей. Остальные в панике принялись бежать — среди исчезавших за деревьями дикарей Конан приметил и Квараду. Чудовище же продолжало метаться по поляне, тряся безобразной башкой, обхватив ее огромными лапами, словно пытаясь выцарапать что-то из собственной головы. Конан сообразил, что произошло — лишенная телесной оболочки душа зверя устремилась наружу и ворвалась в собственное тело, притянутое телесной силой чудовища. В него устремился дух монстра, словно в подземной норе, надеясь укрыться от всего, что выпало сегодня на его долю. Однако шаман, неожиданно утративший человеческое воплощение отчаянно боролся за единственное оставшееся у него тело.

Впрочем, кто бы из них не победил, Конану это не сулило ничего хорошего. Он пошарил глазами по земле и увидел одно из копий, брошенных пиктами. Киммериец подхватил его и тут увидел, как чудовище на мгновение остановилось и развернулось к нему. Без сомнения обе души пребывающие в этом теле — человечья и звериная — знали, кто виновен в их бедственном положении. Ненависть человека и ярость зверя слились воедино в слепом, нерассуждающем желании убийства. С оглушительным визгом тварь кинулась вперед, распахнув пасть. В нее Конан и метнул свое копье, одновременно откатываясь в сторону. Земля под ним содрогнулась, когда обезумевшее от ненависти и боли чудовище, врезалось в каменного идола, еще глубже насаживаясь на копье. Одновременно мощный хвост хлестнул по телу киммерийца, отбрасывая его к кустам.

С трудом поднявшись — действовали не только полученные ушибы, но и не искорененное до конца действие яда, Конан посмотрел на издыхающую тварь. Еще дрожали огромные лапы и бился по сторонам длинный хвост, но это была уже агония. Конан мрачно подумал о том, куда теперь попадет душа шамана и от души пожелал, чтобы рядом с ним оказался и дух плененного им зверя.

Однако пора было выбираться. Конан собрал лежащее оружие пиктов и, прихрамывая, покинул поляну. Путь назад был долгим — когда Конан выходил на опушку священной рощи, на небе уже занималась заря.

А самого Конана уже ждали — двадцать пиктов в волчьих шкурах стояли напротив него. Все они были вооружены копьями, топорами и луками, двое юнцов раскручивали над головой пращу. Впереди стоял вождь Горла, в боевой раскраске.

— Киммериец, — улыбнулся пикт — ты жив!

— Мерзкой твари будет недостаточно для того, чтобы прикончить одного киммерийца — прохрипел Конан. — Я жив. А чудовище — нет. И шаман вызвавший его — тоже.

— Очень хорошо — еще шире улыбнулся Горла. — Ты понимаешь, что это значит?

— Что? — настороженно спросил Конан.

— Что ты больше не нужен, — Горла кивнул молодым пиктам с пращой и в Конана с обоих сторон полетели метательные снаряды. От одного он, несмотря на всю свою слабость и измотанность сумел увернуться, но второй ударил прямо в голову.

Горла шагнул вперед и встал над бессознательным телом киммерийца.

— По крайней мере, свободным — уточнил он.