Конан в Венариуме

Глава 4. Враги

огда Грант вернулся в Форт Венариум с донесением от капитана Тревиранаса, то поразился произошедшим изменениям. Стараниями солдат, лес вокруг форта значительно поредел. Временные палатки сменились деревянными казармами. Понтонный мост через ров и настил из досок связывали Венариум с дорогой, ведущей на юг, в Аквилонию.

Путешествие по Киммерии было далеко не безопасно, поэтому аквилонцы на всем протяжении пути соблюдали предельную осторожность. Вместе с Грантом прибыли его двоюродный брат и два боссонца — Дейврайо и Бенно.

— Смотрите, вот и первые поселенцы, — сказал Валт, указывая на вереницу повозок, движущихся к форту с юга.

— Приятно их видеть, — Грант потер руки, — Может, они и не солдаты, но должны научиться драться, если мужчины конечно. Любому, кто в состоянии натянуть лук и поднять меч против проклятых варваров, мы будем рады.

— Тоже мне воины! — презрительно хмыкнул Бенно. — Да половина из этих олухов не попадет стрелой в стену сарая!

— Ну, по крайней мере, их стрелы будут направлены на киммерийцев, — сказал Валт, — В этом плане я согласен с кузеном, — он хлопнул Гранта пониже спины.

К тому же, они будут строить дома и амбары, — добавил Грант. — Если мы собираемся закрепиться на этой земле, то должны обустроить быт.

Лошадям и волам, тянущим фургоны поселенцев, в скором времени предстояло распахивать поля в местах, очищенных от леса. Стада скота и отары овец плелись позади телег. В самих повозках, люди везли с собой домашнюю птицу, поросят, а так же кошек и собак.

Ветеран Дейврайо не казался слишком уж счастливым, завидев вереницу поселенцев на пути к Венариуму. Когда Грант спросил о причине недовольства у боссонца, тот ответил:

— Так ведь, киммерийцы захотят их уничтожить даже с большим желанием, чем нас. Мы не собираемся селиться вблизи их деревень и забирать пастбища и пахотные земли, чего не скажешь о тех парнях, — он кивнул в сторону фургонов.

— Жаль, — с сочувствием произнес Валт. — А ведь наша цель была сделать эту землю вотчиной Аквилонии, свободной от варваров. За этим мы и пришли в Киммерию.

— Да, за этим и пришли, — согласился Дейврайо. — Теперь осталось проверить, правильно ли мы поступили.

Часовые возле ворот устроили Гранту и его товарищам формальный осмотр, перед тем, как позволить им войти. Их неспешные действия раздражали друзей. Грант подумал: «Неужели они принимают нас за киммерийских лазутчиков?». Гандера развеселили подобные мысли. Даже с окрашенными в светлый цвет волосами, северные дикари все равно будут мало походить на людей аквилонской крови.

Он несколько раз переспросил, прежде чем получил вразумительный ответ: Где находится капитан Нарайо, которому предназначалось письмо от Тревиранаса? Оказалось, что он вместе с другими офицерами квартирует в отдельных комнатах барака, стоящего неподалеку.

У апартаментов имелась собственная охрана, которая показалась Гранту чрезмерным излишеством. Видимо сарказм так хорошо читался на лице Гранта, что один из гвардейцев сказал:

— Что тебе не нравиться, солдат? Сделай лицо проще. Мы здесь потому, что тут граф Стеркус собирает свой штаб.

— Это не все, чем он здесь занимается, — хихикнул другой охранник.

— Закрой свой рот. Ты дурак, Торм, — зашипел на него первый гвардеец, — Если граф услышит твою болтовню, то преисподняя покажется тебе блаженством. И ты это знаешь.

— Он не услышит и не узнает, если только ты не протрепишься, — буркнул Торм сердито.

Пока охранники препирались, Грант и его товарищи вошли вовнутрь.

После яркого дневного света Гранту пришлось хорошенько поморгать, чтобы привыкнуть к полумраку. Здесь явно был зал для офицеров. Начальство, в отличие от обычных солдат, имело большие комнаты и настоящие кровати, а не просто стопку одеял. У некоторых рыцарей даже была прислуга, скатки которой виднелись возле кроватей. Гандер спросил капитана Нарайо.

— Я — Нарайо, — откликнулся мужчина, сидевший на кровати возле потайной двери, в дальнем конце зала. Грант готов был поспорить, что сам граф Стеркус живет в комнате именно за этой дверцей. Однако ему не дали времени на предположения, поскольку Нарайо спросил:

— Что тебе надо?

— Господин, у меня письмо для Вас от моего командира капитана Тревиранаса, из деревни Датхил, — доложил гандер.

— В самом деле? — Нарайо заулыбался, обнажив белоснежные зубы. — Тогда давай его сюда. Я с удовольствием почитаю и тут же напишу ответ.

— Вот оно, господин капитан, — Грант вручил офицеру скатанный пергамент, стараясь скрыть растущее недовольство.

Он надеялся побыстрее доставить сообщение и отправиться в обратный путь. Теперь же приходиться ждать, пока капитан Нарайо соизволит не только прочесть, но и придумать ответ.

Однако гандер внезапно перестал возражать против задержки, когда красивая киммерийская девушка показалась в дверях, держа в руках поднос с кувшином вина и двумя кубками. Ей было по виду не больше шестнадцати лет, да и не несла она ничего смертельно опасного, направляясь в комнату в конце зала. Охранники пустили ее без разговоров и не пытались сопровождать.

Грант все глазел и глазел. В казарме присутствовало достаточно народу, но никого кроме него не смутило ее появление.

— Кто это такая? — спросил он хриплым голосом.

— Она — новая забава графа Стеркуса, — пояснил Нарайо, отрываясь от письма.

Капитан заметил, что взгляд вестового так и остался прикованный к дверному проему, за которым скрылась девушка.

— Не надейся, что скоро снова увидишь ее, любезный, — рассмеялся он. — Девчонка пробудет там долго.

Грант чувствовал себя неловко, его уши горели.

Нарайо опять засмеялся, и гандер предположил, что его глупый вид слишком бросается в глаза. В этот момент, Грант был готов оказаться где угодно, даже перед толпой ревущих киммерийских воинов, только не в этой комнате. Как получилось, что какая-то девчонка сумела его так оконфузить?

— Она еще так молода, — промямлил гандер, смущенно рассматривая носки своих сапог.

— Наш уважаемый командующий не согласился бы с тобой. И его мнение — единственное, которое имеет значение, — сказал Нарайо бархатным голосом. — А теперь я проявлю к тебе благосклонность — не стану спрашивать твое имя.

Сначала, Грант не понял, в чем тут польза для него. Он недостаточно долго жил на этом свете, чтобы приобрести необходимый опыт. Но потом до него все же дошел смысл, сказанных капитанов слов. Гандер осознал свою ошибку и вновь залился краской.

— Благодарю Вас, мой господин, — тихо вымолвил он.

— К твоим услугам.

Закончив писать, офицер растопил сургуч в жаровне, обвязал послание лентой и запечатал письмо. Печать его кольца была выполнена в виде огнедышащего дракона.

— Вот и все. Теперь, думаю, ты сделал выводы и передашь другим слишком рьяным поборникам морали, чтобы придерживали языки во избежание неприятностей, — изрек Нарайо.

На сей раз, Грант сразу понял намек. Он вместе с товарищами поспешно покинул помещение. На удивление, никто не посмеивался над ним, пока они не покинули форт.

Только после того, как лагерь остался позади, Бенно, прищурившись, спросил:

— Ты, правда, хотел спасти девку или собирался приберечь для себя?

— Митра! — воскликнул Грант в порыве негодования, истинного или притворного. — Она слишком молода для таких утех. В ее возрасте нужно искать первую любовь, а не то, что предлагает Стеркус.

Его речь дала повод шуткам для кузена и двух боссонцев. Они продолжали дразнить его на протяжении целого дня, пока не добрались до Датхила. После того, как Грант отдал ответ Нарайо своему капитану, он зарекся, что больше не станет, кому бы то ни было говорить подобные вещи, пока будет жив.

Мужчины собрались в небольшом закутке, в конце основной и единственной улицы Датхила. Они переговаривались вполголоса. Слишком тихо, чтобы Конан мог разобрать большую часть из того, что было сказано. Он слышал только обрывки разговора: «Ее имя — Угейн… от Росиниша, на восток… грязный развратник, если когда-либо…».

Когда один из мужчин заметил Конана, то все разом умолкли.

— Что все это значит? — спросил юноша, приблизясь.

Никто не спешил отвечать. Все отводили глаза. Наконец, фермер по имени Накатор сказал:

— Думаю, парень, тебе лучше услышать обо всем от отца.

Конан рассердился. Не в последнюю очередь потому, что невысокий, худосочный Накатор был гораздо ниже его.

— Что я должен услышать? — он спрашивал уже требовательно.

— Накатор прав, — подал голос Баларг, стараясь говорить как можно мягче. — Здесь решаются мужские дела.

Остальные киммерийцы закивали, поддерживая ткача.

Их реакция еще больше разозлила Конана. Ему захотелось подраться со всеми сразу. Показать им, что он уже стал взрослым. К счастью, воспоминание об уроке, преподнесенном его отцом перед уходом на войну, сдержало его порыв бросить вызов им сразу. Ни один из этих крестьян не мог сравниться с Мордеком. Но и самому Конану было далеко до кузнеца.

Пока он колебался, тяжелая рука опустилась на его плечо сзади.

— Что происходит? — спросил Мордек, почувствовав напряжение, возникшее между его сыном и остальными.

— Мы с удовольствием тебе расскажем, — сказал Накатор, приглашая кузнеца присоединиться. — Вот только мы не уверены, захочешь ли ты, чтобы твой сын об этом услышал.

— Останься здесь, — приказал Мордек Конану.

Юноша хоть и весь кипел внутри, не посмел перечить.

Деревенские мужчины вместе с его отцом, возвышающимся почти на целую голову над многими односельчанами, отошли в сторону. Снова они говорили тихо и неразборчиво. И опять до Конана долетали только обрывки фраз. Малая часть того, что он хотел бы узнать. Напрягая слух, молодой киммериец следил за отцом. Суровое лицо Мордека скоро совсем потемнело от гнева.

— Эти сведения достоверны? — спросил он грозно.

— Да, это так, — сказал Накатор, и остальные подтвердили кивками.

— Грязное дело. Без сомнения, грязное. И мой сын должен об этом знать. Пусть у него будут некоторые понятия о нравах, царящих у захватчиков, — Мордек бросил пронзительный взгляд на Конана. — А ты помнишь слова аквилонского капитана, относительно наших девушек? Он советовал нам прятать своих женщин, когда его начальник Стеркус задумает посетить Датхил.

— Да, отец. Я помню, — сказал Конан.

— Хорошо. Хотелось бы, чтобы он не приврал, — Мордек плюнул в отвращении. — Посмотрим, каков на самом деле этот Стеркус и справедливы ли слухи о нем.

— Сообщения правдивы, — прервал его Баларг.

— Если сообщения действительно правдивы, — продолжил кузнец, делая ударение на первом слове, — то из них следует, что Стеркус забрал киммерийскую девочку из достойной семьи для удовлетворения своей похоти. Он угрожал ей, что натравит своих аквилонских псов на деревню, если она не уступит его желаниям.

— Накопившийся гнев выплеснулся из груди Конана наружу.

— Разве вы не понимаете? Мы должны убить его! Мы обязаны убить всех захватчиков!

Он сделал один шаг вперед, потом второй. И некоторые из селян невольно отшатнулись, увидев в синих глазах юноши, таких же, как и у отца, неумолимую жажду крови.

— Придет такой день, — пророкотал Мордек уверенным голосом. — Наступит обязательно. Но не здесь и не сейчас.

Баларг покачивал головой, словно в знак согласия, однако сказал следующие:

— Если бы вы не были столь же горячи, как ваш подстрекатель и не понеслись бы сломя голову на аквилонцев, стоило тем преступить границу то тогда, не было б столько мертвецов в этой деревне. Они и сейчас бы наслаждались солнечным светом.

— Кром! Мы должны были попытаться выбить врага за пределы нашей земли, — прорычал Мордек. — И мы были близки к победе! Ели б не их проклятые рыцари, то все бы изменилось в нашу пользу! Кто скажет, что сражение не обошлось нам дорогой ценой? А кто скажет, что у нас сейчас есть силы для новой битвы после таких потерь?

— У меня есть силы! — выкрикнул Конан.

Но на него никто не обратил внимания. Каждый прикидывал, чью сторону принять. Некоторые встали за спиной кузнеца, другие — позади ткача. Подобные дрязги вспыхивали повсеместно в деревенской жизни. Они в тот момент казались более важными и насущными, чем вторжение южных соседей.

— А что, если та девочка была бы родом из Датхила? — закричал Конан. — Сделали бы вы что-то большее, чем просто стоять и переругиваться?»

При всей своей ярости, его голос оставался голосом подростка, и мужчины Датхила не желали его слышать. Поглощенные привычными разборками, которые являлись для них и пищей и водой, они продолжали препираться. А между тем, лагерь, полный боссонцев и гандеров, как ни в чем не бывало, продолжал стоять на своем месте, всего лишь на расстоянии полета стрелы от деревни.

Конан, в сердцах, пошел прочь. Никто этого и не заметил, даже его отец, который махал мозолистым пальцем перед носом Баларга. Юноша направлялся назад в кузницу. Там он схватился за лук и колчан, в котором была только одна отравленная стрела. Остальные он спрятал до лучших времен. Если он пока не может стрелять по аквилонцам, то почему бы не убить кого-то или что-то еще?

Прежде, чем он покинул кузницу, его позвала мать.

— Куда ты собрался?

— В лес, — ответил Конан.

— Ты не мог бы принести мне немного воды, прежде чем уйдешь? — спросила Верина. — А заодно расскажешь, что там мужчины обсуждают в этот раз?

Он принес кружку воды в спальню, помог матери приподняться и поднес питье к ее губам. Подбирая слова, он вкратце рассказал ей о графе Стеркусе и девушке из Росиниша.

Верина отхлебнула из кружки и вздохнула.

— Может быть, она сама завлекла его… — предположила она.

— Ну, мужчины иного мнения. Они во всем винят аквилонца… — Конан говорил неуверенно, чтобы не перечить больной матери и не расстраивать ее.

Но она этого не заметила.

— Запомни мои слова. Все может быть так, как я сказала, — произнесла Верина и закашлялась.

Сын осторожно опустил ее на подушку. Когда приступ кашля прошел, мать тяжело вздохнула.

— Теперь можешь идти. Дальше я справлюсь как-нибудь сама.

— Но, мама…

— Все, ступай! — махнула рукой Верина, стоящему в нерешительности сыну.

Ее жест был достоин королевы, а не тяжело больной женщины, лежащей на убогой кровати в маленькой комнатушке. Закусив губу, Конан вышел из кузницы.

Он, чуть ли не бегом, направился к лесу, будто преследуемый демонами. Хотя, возможно, Конан и был бы рад встречи с ними. Поскольку стали бы хоть каким-то противником, с которым можно бороться с помощью стрел, ножа и просто голыми руками. Но то, что гнало его из Датхила сидело в нем самом, и он не имел сил с этим справиться.

Мелсер рубил сосну топором так, будто дерево было киммерийским воином. Поселенец, совсем недавно приехавший из Гандерланда, ударял снова и снова, с почти демонической энергией. Сосна шаталась, потрескивала и, наконец, начала падать.

— Поберегись! — крикнул Мелсер, хотя никого поблизости от рухнувшего дерева не наблюдалось.

Он удовлетворенно хмыкнул и поплевал на ладони. Еще одно дерево срублено, еще одно пойдет на строительство жилья, еще больше открытого пространства для места будущей фермы!

— Я построю ферму сам, — приговаривал Мелсер, обрубая сосновые ветки и бросая их на сани.

Потом он оттащил их на поляну, где стоял его фургон. Тут же паслись волы, монотонно пережевывающие траву. Когда хозяин возвратился, они подняли головы и взглянули на него равнодушными карими глазами.

Его жена, Эвлея, к тому времени очистила мотыгой участок и готовила семена для огорода. Их сыну Тарнусу было всего шесть лет, но мальчик рос достаточно крупным, чтобы распугать кур, клюющих зерно, предназначенное под посев.

— Убирайтесь! — вопил карапуз, размахивая руками.

Когда, по его мнению, птицы двигались недостаточно быстро, он вдобавок издавал разные страшные звуки. И куры, с громким кудахтаньем, в беспорядке разбегались.

— Не позволяй им бежать в лес, — предупредил Мелсер. — Если это случится, то лисы и ласки, конечно, поблагодарят тебя за ужин, а вот у тебя самого будет гореть задница.

— А можно приручить лис? — спросил Тарнус с нетерпением.

— Только не при помощи цыплят, — ответил отец. — Где мы возьмем других, если лисы всех съедят? Это прямой путь обратно в Гандерланд.

— И очень длинный путь, — добавила Эвлея, вытирая потный лоб рукавом.

Изнурительная работа по организации и обустройству хозяйства полностью изматывала женщину и ее мужа. После короткой паузы она продолжила:

— Если бы я знала раньше о том, что эти места так далеки, то ни за что бы, не поехала сюда.

— Здесь у нас столько земли, сколько мы сами сможем расчистить и вспахать, — рассердился Мелсер. — Там, дома, у моего отца было шестеро сыновей и, таким образом, мне бы досталась только шестая часть надела. Ты ведь знаешь, что представляет собой этот клочок земли.

— Может, он и не был очень большим, — признала Эвлея, — зато безопасным. А здесь даже негде укрыться, если восстанут варвары.

— Они не восстанут, — возразил ее муж. — А если и случится подобное, то за нами солдаты. Да и у нас самих еще руки не отсохли, — он взял с саней топор и потряс им, в подтверждении своих слов. — Если мы построим дом, то сумеем и защитить его.

В своих мечтах, Мелсер представлял большую ферму, которую всегда хотел иметь. С достаточным количеством места для пастбищ и посевов зерна. С загонами для скота и сараями под урожай. С хорошим яблоневым садом поблизости. И лесом, отодвинутым подальше, но не слишком, поскольку необходимо запасаться дровами. Он представлял и соседей, с которыми, при необходимости, можно защищать хозяйство от набегов диких киммерийцев. Только, чтобы они проживали не совсем уж рядом от его усадьбы. Он мечтал также о том, как Эвлея родит ему еще трех-четырех сыновей, кроме Тарнуса. И все они обзаведутся собственными фермами, отнимая землю от этой мрачной, запущенной местности. Поселенец улыбнулся. Сладкие видения грядущего благополучия пьянили не хуже сока лотоса.

Однако сейчас, он отдавал отчет действительности и видел, где находится. Потребуется масса усилий, чтобы воплотить свои мечтания в жизнь. Флегматичный, как большинство гандеров, Мелсер пожал широкими плечами. Работа никогда не тяготила его.

— Я возвращаюсь, чтобы закончить обтесывание дерева. Ствол хороший, прямой и он станет основой для дома.

— Хорошо, иди, — откликнулась Эвлея. — У меня самой тут полно дел. Только держи ухо востро.

— И ты тоже, — сказал Мелсер.

Жена кивнула. Муж тщательно заточил на камне лезвие ее мотыги, превратив инструмент в подобие оружия на крайний случай. Пока варвары избегали поселений вокруг Форта Венариум. Мелсер надеялся, что после избиения их воинами графа Стеркуса, они научились уважать власть короля Аквилонии и его подданных. Если б все было по-другому, то поселенцам пришлось бы бороться за выживание. Всем. Мужчинам, женщинам и детям.

Вскинув топор на плечо, как солдат копье на марше, Мелсер поволок сани обратно к срубленной сосне. Как только он обработает ствол, то перевезет его на волах к месту строительства дома. Туда, где сейчас стоит фургон.

Он принялся за работу со знанием дела. Поселенец хорошо умел обращаться с топором. Возможно, он стал бы дровосеком, но любовь к земле, доставшаяся в наследство от отца, пересилила. Мелсер уже заканчивал обтесывать ствол с одной стороны и собирался преступить к другому концу, как вдруг, неожиданно, из лесу возник киммериец с луком в руках.

Как все гандеры, Мелсер считал себя неплохим знатоком леса. Но все же, как цивилизованный человек, лучше владел ремеслом лесоруба, чем следопыта. Поэтому, появление этого варвара из ниоткуда стало для него полной неожиданностью. Киммериец же, который сверлил его взглядом из-под спутанной гривы, черных как полночь, волос — напротив, впитал умение передвигаться бесшумно с молоком матери.

Постепенно Мелсер пришел к выводу, что этот варвар не слишком уж давно оторвался от молока своей матери. Хотя был он высок и держал лук с непринужденностью опытного стрелка, но не обладал еще суровой статью взрослого мужчины. К тому же, на щеках не наблюдалось признаков растительности.

Фермер не стал угрожать поднятым топором, хотя и не бросил его. Молодой киммериец тоже не целился в него, направив стрелу на тетиве в землю. Три упитанных куропатки свисали с пояса варвара. Он должно быть просто охотился на дичь, а не на людей. Так, что их встреча могла закончиться без пролития крови, если повезет.

Мелсер поднял правую руку ладонью вверх в знак примирения.

— Ты говоришь на моем языке? — спросил он.

К его удивлению юноша кивнул.

— Немного, — ответил киммериец с сильным акцентом, но довольно внятно. — Конан, — он ткнул себя в грудь большим пальцем.

— Меня зовут Мелсер, — представился поселенец и протянул руку. Киммериец заколебался, но все же шагнул вперед и принял рукопожатие. И снова Мелсер удивился. Хотя по виду этот варвар был определенно подростком, его хватка могла потягаться по силе со зрелым мужчиной. Когда фермер говорил ему о том, что не желает ссоры, то сам дивился своей искренности.

Конан начал что-то спрашивать на своем языке, но вскоре остановился, сознавая, что человек по имени Мелсер не понимает его. Тогда он перешел на ломанный аквилонский:

— Зачем вы здесь? Что вам нужно?

— Я приехал сюда, чтобы основать ферму и обеспечить свою семью, — ответил Мелсер.

Последовал новый набор киммерийских фраз. И снова после этого Конану пришлось припоминать слова языка врагов из своего запаса.

— Не ваша земля. Вы уходить домой.

— Нет, — тряхнул головой гандер. — Я останусь здесь. Мы взяли эту землю мечом и не отдадим никому.

Он сильно сомневался, понял ли его мальчишка — варвар. Однако Конан нахмурился и грозно повторил:

— Не ваша земля!

— А я говорю — наша! — запальчиво воскликнул Мелсер.

Тут он вспомнил, что не собирался ссориться с Конаном. Чего не скажешь о киммерийце. Правда, юноша не уклонился от его протянутой руки и не давал повода для драки. Гандер сменил тон и спросил, указывая на него:

— Ты и я — мир?

На этот раз Конан не колебался.

— Нет. Никакой мир. Вы уходить, тогда мир, — сказал он решительно.

Может быть, Мелсер испытывал недостаток в средствах и не мог похвастаться благородным происхождением, зато был не лишен гордости.

— Я никуда не уйду, — отрезал фермер. — Я приехал сюда строить свой дом, чем и занимаюсь сейчас. И никто мне в этом не помешает.

— Тогда вы платить, — покачал головой варвар. — О, да вы платить!

— Любой, кто попробует согнать меня с этой земли, заплатит, — буркнул Мелсер.

Он повторил снова, чтобы до варвара дошли эти слова.

Однако до Конана все дошло, и он прекрасно понял позицию Мелсера. Может, только не разобрался в одном: от чего аквилонцы так спесивы? Он отвязал сыромятный ремешок от пояса, на котором висели куропатки, и бросил одну птицу под ноги Мелсеру. Юноша указал сначала на себя, потом на гандера и произнес:

— Враги! — после чего, быстро скрылся в лесу среди деревьев.

Мелсер медленно наклонился за куропаткой, мучаясь вопросом: «Сказал ли варвар именно то, что хотел сказать? Может быть, он хотел расстаться друзьями, но перепутал слова аквилонского языка?». Но тут, стрела просвистела в воздухе и вонзилась в ярде от места, где стоял гандер. Тот в страхе отпрянул. Если Конан задумал убить его из засады, то, вероятно, выстрелит еще.

Но из леса больше не вылетело ни одной стрелы. Киммериец выкрикнул еще раз издалека: «Враги!», потом все стихло.

Мелсер выждал какое-то время. Наконец, решив, что Конан больше не появится, гандер все же поднял куропатку и задумался. Он сам бы не стал делать врагу подарков. Может, киммериец рассчитывал оскорбить его этим жестом, или, наоборот, проявил уважение? Поселенец пожал плечами. Так или иначе, но не стоило отказываться от вкусного ужина.

Скоро вновь застучал топор. Мелсер работал с удвоенной силой. Независимо от того, что вбил себе в голову киммериец, он будет строить дом и ферму, а остальное не имеет значения.

Лорн был ремесленником и мелким бродячим торговцем, посещавшим Датхил раз в год, а то и в два. Когда он приходил, то обычно гостил у Мордека. Кузнец, время от времени, исполнял заказы ремесленника, ставя заплаты на котелки и тому подобное. Но и Лорн был мастером. Он также восстанавливал треснувшую или прохудившуюся посуду, делая работу, которая не поддавалась рукам Мордека. Он имел при себе набор крошечных инструментов и клепал изделия почти без швов. Обычно, занимаясь ремонтом очередного кувшина для пива или воды, Лорн любил сопровождать свою работу шутками или песнями, а так же обсудить сплетни и новости.

О последних событиях, происшедших на юге Киммерии он не знал и услышал новости только по прибытии в Датхил. Еще, ведя своего осла к кузнице, Лорн начал кипятиться.

— Подумать только! Кром! Аквилонское войско в Киммерии! — возмущенно выкрикнул он, едва переступив порог. — Аквилонские солдаты! Что они здесь делают? Почему вы не выгоните их? — его голос звучал так, будто в напасти он обвинял лично кузнеца.

Мордек оторвался от заточки конца железного штыря.

— Что они здесь делают? — переспросил он хриплым голосом. — Свалились вдруг на наши головы, чтобы захватить новые земли. Почему мы их не прогоним? Так ведь пробовали. Но они разбили нас, и в настоящий момент могут делать все, что им заблагорассудится.

— Плохи дела, — вздохнул Лорн, низкорослый, тощий человек с отвислыми пегими усами. — И какой позор! Они остановили меня и рылись в вещах, как будто я какой-нибудь воришка. Они, вполне, могли бы даже ограбить и убить меня, и кто бы с них за это спросил? Вести об аквилонском вторжении еще не достигли севера, где проживает мой клан.

— Теперь ты можешь донести эти новости до своих, когда отправишься назад, — сказал Мордек и Лорн согласно кивнул. — Эй, Конан! — крикнул кузнец и повторил еще громче — Конан!! Куда запропастился мальчишка? А, ты уже здесь… Принеси гость что-нибудь поесть и кружку пива, видишь, он с дороги.

— Конечно, отец, — Конан склонил голову. — Добро пожаловать, Лорн, — юноша заспешил в заднюю часть дома.

Взгляд ремесленника проследовал за ним.

— Он уже догнал меня в росте. Сколько ему лет? Пятнадцать?

— Двенадцать.

— Кро-ом! — протянул удивленно коробейник. — Эдак, он скоро перерастет тебя самого на два, а то и три дюйма, прежде чем окончательно созреет.

— Я знаю, — Мордек понизил голос: — Я всеми силами старался препятствовать ему, присоединиться к ватаге, которая сражалась с захватчиками. Он-то сам считает себя давно мужчиной.

— Я могу его понять, — сказал Лорн. — Все-таки, как же случилось, что вас разбили в пух и прах? Такого я не припомню на своем веку.

— Мы не бросили достаточно воинов на открытое пространство, чтобы задавить врага, — хрустнул литыми плечами кузнец, — к тому же, атака их рыцарей явилась для нас неожиданной, а тактика боя непривычной. Кроме того, многие кланы нас не поддержали.

— И теперь, вся Киммерия пострадает от их бездействия, — добавил Лорн.

— Вот и поведай обо всем этом у себя на севере, — сказал Мордек. — Может, тогда все кланы выйдут на борьбу с захватчиками… — тут он прервался и усмехнулся. — Хотя, если бы такое произошло, то могло бы считаться чудом. А когда Кром в последний раз творил чудеса на этой земле? Нет, наш бог не из таких. Он видно считает, что его народ сам способен на чудеса.

Лорн хмыкнул. Он не стал возражать Мордеку. Ни один киммериец не мог сказать, что его бог хоть в чем-то помог ему или обеспокоился его делами. Так, что кузнец был прав, относительно того, что строгое божество мешается на этот раз в людские дела. Скорее всего, он опять оставит народ наедине со своими проблемами.

Его размышления прервал приход Конана, который нес деревянный лоток с овсяными лепешками, жаренными свиными ребрышками и парой кружек пива для гостя.

— Спасибо тебе, парень, — поблагодарил Лорн и вдруг воскликнул: — А, хозяйка Верина! Я знаю, что ты тяжело больна. Не следовало ей суетиться ради меня.

— Не тревожься, Лорн, — откликнулась из-за спины Конана его мать.

Мгновение спустя, она зашлась в кашле. Ее лицо пошло пунцовыми пятнами, а на губах повисла розоватая пена.

— Возвращайся в кровать, Верина, — рыкнул Мордек и залпом осушил пивную кружку. — Лорн прав. Не делай того, что для тебя тяжело. Не ухудшай свое состояние.

— Я все еще могу исполнять часть работы по дому, — сказала Верина не без гордости.

Кузнец заскрипел зубами со смесью гнева и отчаяния. Его жена была готова пожертвовать здоровьем и жизнью, только бы отстоять свою точку зрения. Она всегда была такой, и в прошлые годы, когда болезнь еще не овладела ею. Мордеку иной раз казалось, что Верина пользуется своей слабостью, как оружием против него там, где сил не хватало. Но он хранил свои мысли в себе. Если бы кузнец говорил ей все что думает, то это еще больше разожгло бы разногласия между ними. Поэтому он и старался проводить больше времени вдали от дома.

Его частые отлучки, конечно, только усиливали близость между матерью и сыном. Когда Верину скрутил новый приступ кашля, Конан с тревогой спросил:

— С тобой все в порядке, мама? Может, тебе помочь?

— Займись гостем, пожалуйста, — отмахнулась она. — Я пока в состоянии позаботиться о себе.

— Конан насупил брови, но промолчал. Он повиновался ей охотнее, чем отцу. Мордеку же, при первой возможности, юноша старался продемонстрировать свою силу воли. Кузнец тоже скривился, но по другой причине. Он знал, что Верина не будет лишний раз демонстрировать свою хворь сыну, в отличие от мужа, чем она и занималась на протяжении долгих лет. Мордек просто сожалел, что в кружке кончилось пиво.

— Лучше, поделитесь со мной мыслями относительно того, как освободиться от проклятых аквилонцев, — подал голос Лорн, чтобы разрядить обстановку. — Когда я вернусь на север, мне зададут много вопросов, и я должен буду суметь на них ответить.

Прежде, чем Мордек успел открыть рот, Конан сказал:

— Не только солдаты пришли в Киммерию. Сюда приехали поселенцы вместе с женами и детьми. Они собираются отнять у нас земли остаться здесь навсегда.

— Он правду говорит, — проворчал Мордек, вставая с табурета, и сердито бросил жене: — Если не хочешь ложиться в постель, по крайней мере, присядь. Конан, принеси матери пива. Возможно, это предаст ей немного сил.

Ради возможности помочь матери, Конан беспрекословно подчинился словам отца. Он метнулся на кухню, чтобы налить пива. Верина с неохотой села на табурет, который освободил для нее Мордек. По мнению кузнеца, она вряд ли бы так поступила, находись в доме только ее муж. Она бы упрямо оставалась стоять на ногах, пока не рухнула бы на пол, что, вероятно, не заставило бы долго ждать. Однако в присутствии гостя, женщина не стала в открытую препираться с мужем.

— Вот, мама, пожалуйста, — Конан вернулся с полной кружкой.

— Спасибо, сынок, — Верина произнесла эти слова с нежностью, которая давно не распространялась на Мордека.

Тем временем, Лорн поглощал пищу с жадностью, поскольку действительно давно не ел и был очень голоден.

После того, как от еды остались только крошки, да несколько обглоданных костей, он облизал пальцы и вытер их об штаны.

— Благодарю вас за вашу доброту, — поклонился он стриженой головой. — Вы остались примером гостеприимства даже в столь трудные времена. Пусть меня заклюют вороны, если я знаю, чем вам отплатить.

— Твоей компании вполне достаточно, — сказала Верина, настроенная не заострять внимания на проблемах.

Но Мордек тряхнул головой.

— Если хочешь отблагодарить, то расскажи подробно обо всем, что тут произошло в родных местах, чтобы остальная часть Киммерии поучилась на нашем примере и сделала выводы.

— Я и сам бы так поступил, — сказал ремесленник. — И я с удовольствием теперь сделаю это также для вас. Слово чести.

По указанию Мордека, Конан принес для гостя подушку и одеяло, чтобы Лорн смог растянуться возле горячей печной кладки, сохраняющей тепло в течение всей ночи самого утра. Юноша отдал свою подушку, но не сожалел об этом. Лорн не должен испытывать неудобство в их доме. Гостеприимство по отношению к друзьям было столь же важным, как и месть врагам.

Жажда этой мести кипела в крови Конана, когда он лежал на своем узком ложе. Он представил себе, что граф Стеркус забавляется с Тарлой, также как с той девушкой из Росиниша. В своих мечтах, он убивал своей рукой и Стеркуса и всех остальных аквилонцев, пришедших с ним. Такие кровавые видения помогали ему заснуть не хуже, чем игрушки детям в цивилизованных странах.

Мордек также не мог заснуть.

Интересно, что будут делать киммерийцы с севера, когда узнают, что их южные сородичи попали в зависимость от Аквилонии? Кузнец надеялся, что такие вести сподвигнут их бросится спасать соотечественников. Но это только его надежды. А сколько в них правды? Остальные киммерийцы вполне могут посчитать, что соседи оказались слабаками, которые сами заслужили все то, что с ними произошло. Как и их Бог, люди из этой страны не терпели проявление слабости и безволия.

Все же, Мордек возлагал надежды на врожденную любовь каждого варвара к свободе. Когда другие киммерийцы, видя, как часть их земли попадает под пяту короля Нумедидеса, могли бы задуматься о том, что и остальные земли постигнет та же участь. Вероятно, они захотели бы сначала убедиться, что подобное бедствие минут их самих. Конечно, именно так и будет. Или иначе?

Терзаемый сомнениями, кузнец долго кряхтел и ворочался, пока сон, наконец, не сморил его.