Конармия. Одесские рассказы.

*

В оформлении первого раздела fb2-файла — «Конармия» использованы комментарии к текстам из книги «Конармия», изданной в 2018 году издательством «Наука» в серии «Литературные памятники».

В раздел «Конармия» также включены несколько рассказов из цикла «История моей голубятни», как укладывающиеся в общую для обоих циклов тему Гражданской войны. Вообще, цикл рассказов «История моей голубятни», по сути своей, переходной. От «Одесских рассказов» — к «Конармия». И тематически, и хронологически. В данной компиляции цикл не выделен в отдельный раздел и не представлен всеми рассказами, поскольку не вписывается в общий строй данного fb2-файла, основой которого служит книга «Конармия. Одесские рассказы» издательства Азбука 2018 года издания. Однако, лучшие из них безусловно включены в этот сборник, призванный собрать под одной "обложкой" самые замечательные рассказы И. Э. Бабеля.

⠀⠀ ⠀⠀

Суперобложка издания 2018 г.

Для комментирования исторических событий советско-польской войны 1920 г., отображенных в рассказах и особенно в походном дневнике писателя, использованы мемуары командарма С. М. Буденного «Пройденный путь» (главным образом вторая книга), исторический очерк начальника штаба Первой конной Л. Л. Клюева «Первая Конная красная армия на польском фронте в 1920 году», дневник секретаря Реввоенсовета С. Н. Орловского «Великий год», документы Конармии, хранящиеся в РГВА. В то же время эти источники расширяют представления о событиях, кратко отмеченных в дневнике Бабеля.

Если в книге приведено подлинное имя исторического лица — участника Первой конной армии (например, С. М. Буденный, К. Е. Ворошилов, В. И. Книга, И. А. Колесников, Н. А. Конкин), то сведения о нем даются в примечаниях к соответствующим рассказам. Если же тот или иной герой назван вымышленной фамилией (например, Савицкий — С. К. Тимошенко, Павличенко — И. Р. Апанасенко), то справка о реальном человеке перенесена в примечания к дневнику.

*

Впервые: Правда. 1924. 3 авг. С. 4, под рубрикой «Из дневника»; авторская датировка: «Новоград-Волынск, 1.7.20». Повторно: Кр. Н. 1925. № 3. С. 128–130, под рубрикой «Из дневника»; авторская датировка: «Новоград-Волынск, июль 1920 г.».

*

Впервые: ОН. 1923. 18 февр. С. 5, под рубрикой «Из книги “Конармия”». Повторно: Кр. нива. 1924. № 39. С. 936–937, под рубрикой «Из дневника»; авторская датировка: «Конармия. Новоград-Волынск, июль 1920». В книге датировки нет.

Черновой автограф (набросок без начала и окончания) и вырезка из ОН с авторской правкой и пометой «проще»: РГАЛИ. Ф. 1559. On. 1. Ед. хр. 13.

*

Впервые: ОИ. 1923. 11 февр. С. 5, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; с примечанием редакции: «Настоящий отрывок — глава из заканчиваемой писателем Бабелем книги “Конармия”, рисующей польскую кампанию 1920 г., которую автор проделал вместе с буденновцами. В дальнейшем в “Известиях” будут напечатаны и другие главы из этой книги». Повторно: Леф. 1923. № 4 (вышел в первых числах января 1924 г.). С. 63–66, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Новоград-Во-лынск, июнь 1920». Затем: Рассказы-1925(2). С. 67–73. В книге датировки нет.

Машинопись с проставленными от руки местом и датой «Новоград-Волынск, июнь 1920»: РГАЛИ. Ф. 2852. On. 1. Ед. хр. 403. Л. 1^1.

Основой для фабулы рассказа послужил эпизод, записанный Бабелем в дневнике 9 августа: «Переезд из Берестечко в Лашков, Галиция. Экипаж начдива, ординарец начдива Левка — тот самый, что цыганит и гоняет лошадей. Рассказ о том, к(а)к он плетил соседа Степана, бывшего стражником при Деникине, обижавшего население, возвратившегося в село (…) “Зарезать” не дали, в тюрьме били, разрезали спину, прыгали по нем, танцевали, эпический разговор: хорошо тебе, Степан? Худо. А тем, кого ты обижал — хорошо было? Худо было. А думал ты, что и тебе худо будет. Нет, не думал. А надо было подумать, Степан, вот мы думаем, что ежели попадемся, то зарежете, ну да м.и., а теперь, Степан, будем тебя убивать. Оставили чуть теплого».

Фамилия Курдюков подлинная — она записана на внутренней, 3-й сторонке обложки тетради с дневником — среди других помет (перечня населенных пунктов, боев и передвижений Конармии): из большого круга лиц, с которыми Бабель встречался во время польского похода, там выделены три фамилии: «Курдюков-Мошер-Матяш».

*

Впервые: Леф. 1923. № 4. С. 69–70, под названием «Дьяков», под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Белев, июль, 1920 г.».

Машинопись под названием «Дьяков» с датировкой «Белев, июль, 1920»: РГАЛИ. Ф. 2852. Oп. 1. Ед. хр. 403. Л. 5–6.

Дьяков — реальный человек, о нем, а также о реквизициях у крестьян лошадей есть несколько записей в дневнике.

Белев, 13 июля: «Начальник конского запаса Дьяков — феерическая картина, красные) штаны с серебр(яными) лампасами, пояс с насечкой, ставрополец, фигура Аполлона, короткие седые усы, 45 лет, есть сын и племянник, ругань фантастична, привозят из отд(ела) снабж(ения), разломал стол, но достал. Дьяков, его любит команда, командир у нас геройский, был атлетом, полуграмотен, теперь “я инспектор кавалерии”, генерал, Дьяков — коммунист, смелый старый буденновец. Встретился с миллионером, дама под ручкой, что господин Дьяков, не встречался ли я с вами в клубе? Был в 8 государствах, выйду на сцену, моргну. — Танцор, гармонист, хитрец, враль, живописнейшая фигура. С трудом читает бумажки, кажд(ый) раз теряет их, одолела, говорит, канцелярщина, откажусь, что без меня делать будут, ругань, разговор с мужиками, те разинули рты. — Тачанка и пара тощих лошадей, о лошадях. — К Дьякову с требованиями, уф, заморился, раздавать белье, все в затылок, отношения отеческие, “ты будешь (больному) старшим гуртовщиком(”)».

Белев, 14 июля: «На деревне стон, меняют лошадей, дают одров, травят хлеба, забирают скот, жалобы начальнику штаба».

Новоселки, 16 июля: «Наштадив сидит на лавке — крестьянин захлебывается от негодования, показывает полумертвого одра, которого ему дали взамен хорошей лошади. Приезжает Дьяков, разговор короток, за такую-то лошадь можешь получить 15 тысяч, за такую — 20 тысяч. Ежели поднимется, значит(,) это лошадь. — Берут свиней, кур, деревня стонет. Описать наше снабжение».

Существуют документы, в которых говорится о случаях, подобных отображенному в рассказе. Например, распоряжение члена Реввоенсовета Первой конной Е. А. Щаденко от 30 апреля 1920 г.: «По получении вами затребованных Реввоенсоветом от Начальника административного отдела сведений о лошадях предлагаю вам, ввиду крайней необходимости в лошадях и невозможности получить их путем мобилизации и покупкой, произвести смотр лошадей и годных к службе, у кого бы они ни были, взять и использовать для нужд кавалерийской школы» (РГВА. Ф. 245. On. 1. Ед. хр. 8. Л. 217). В штаб армии поступали неоднократные жалобы граждан на то, «что проходящими войсковыми частями 1-й Конармии самовольно производятся обмены и отнятия у них лошадей» (РГВА. Ф. 245. On. 1. Ед. хр. 9. Л. 190).

*

Впервые: Кр. Н. 1923. № 7. С. 110–115, под рубрикой «Миниатюры». Повторно: Рассказы-1925(1). С. 3–13.

*

Впервые: Кр. Н. 1924. № 3. С. 8–10, под названием «Сидоров», под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Новоград, июль 1920». В книге датировки нет.

Исправлена опечатка, допущенная в КА-1926: «…госпитательные сиделки…» на «.. госпитальные сиделки…».

*

Впервые: ОИ. [(Литературно-художественное приложение к газете «Известия Одесского Губисполкома, Губкома КП(б)У, и Губпрофсовета».)] 1924. 29 июня. С. 3, с подзаголовком «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Житомир, июнь 1920». Повторно: Кр. Н. 1924. № 4. С. 13–15, под рубрикой: «Рассказы», с той же датой. В книге датировки нет.

В основе рассказа дневниковая запись от 3 июля: «Базар в Житомире, старый сапож(ник,) синька, мел, шнурки. Здания синагог, старинная архитектура, к(а)к все это берет меня за душу. — Стекло к часам 1200 р(ублей). Рынок. Маленький еврей философ. Невообразимая лавка — Диккенс, метлы и золотые туфли. Его философия(:) все говорят, что они воюют за правду и все грабят. Если бы хоть какое-нибудь правительство было доброе.

Замечател(ьные) слова, бороденка, разговариваем, чай и три пирожка с яблоками -750 р(ублей)».

Действие рассказа можно точно датировать 2 июля 1920 г., пятницей, второй половиной дня.

Имя героя рассказа Гедали, возможно, восходит к имени Гедалии бен Ахикама, последнего наместника Иудеи, поставленного Навуходоносором после разрушения Первого Храма. Слово «Гедалия» означает «Бог велик».

*

Впервые: ОИ. 1924. 4 мая. С. 4, с подзаголовком «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Июль 1920 г.». Повторно: Леф. 1924. № 1 (номер вышел после 21 мая 1924 г.). С. 48–50, с подзаголовком «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Июль, 1920 г.». В книге датировки нет.

Автограф с авторской датировкой «Июль, 1920 г.»: РГАЛИ. Ф. 2577. Oп. 1. Ед. хр. 1455.

*

Впервые: ОИ. 1924. 9 марта. С. 4, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Житомир, июнь 1920». Одновременно: Кр. Н. 1924. № 1. С. 68–69, под рубрикой «Из книги “Конармия”». В журнале и в книге датировки нет.

Список с проставленными автором местом и датой «Житомир, июнь, 1920», без начала (начинается со слов «как гречишные поля»): РГАЛИ. Ф. 602. Oп. 1. Ед. хр. 4. Л. 1–5.

Исправлена ошибка, допущенная в Кр. Н. ив КА-1926: «Откуда приехал, еврей?» на «Откуда приехал еврей?»

Так же как и рассказ «Гедали», новелла «Рабби» основана на записи в дневнике от 3 июля, сделанной в Житомире: «Заходит суббота. От тестя идем к цадику. Имени не разобрал. Потрясающая для меня картина, хотя совершенно ясно видно умирание и полный декаданс. Сам цадик(,) его широкоплечая, тощая фигурка. Сын — благородный мальчик в капотике, видны мещанские, но просторные комнаты. Все чинно, жена — обыкновенная еврейка, даже типа модерн. — Лица старых евреев. — Разговоры в углу о дороговизне. — Я путаюсь в молитвеннике (…) Вместо свечи — коптилка. — Я счастлив, огромные лица, горбатые носы, черные с проседью бороды, о многом думаю, до свиданья, мертвецы, лицо цадика, никелевое пенсне, откуда вы, молодой человек. Из Одессы. К(а)к там живут. Там люди живы. — А здесь ужас. — Короткий разговор. — Ухожу потрясенный».

Действие рассказа «Рабби», как и действие рассказа «Гедали», происходит вечером 2 июля.

*

Впервые: ОИ (приложение). 1923. 17 июня. С. 1, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Броды, август 1920 г.». Повторно: Прожектор. 1923. № 21. С. 13–14, вместе с рассказами «Учение о тачанке» и «Кладбище в Козине», под рубрикой «Три рассказа». Затем: Рассказы-1925(1). С. 14–16.

26 июля 1920 г., после трехдневных ожесточенных боев, в Броды вступили части 45-й стрелковой дивизии и кавалерия во главе с командующим Первой конной армией Буденным и членом ее Реввоенсовета К.Е. Ворошиловым. Однако бои за Броды продолжались (см. примеч. 7 к рассказу «Смерть Долгушова»). Броды неоднократно упоминаются в дневниковых записях Бабеля в конце июля — начале августа. 3 августа он записал: «Ночь в поле, двигаемся с линейкой в Броды. Город переходит из рук в руки». На некоторое время Броды стали местом расположения штаба Первой конной.

К этому рассказу, а также к рассказу «Их было девять» (см. «Дополнения») относится дневниковая запись от 31 августа: «Совещание с комбригами. Фольварк. Тенистая лужайка. Разрушение полное. Даже вещей не осталось. Овес растаскиваем до основания. Фруктовый сад, пасека, разрушение пчельника, страшно, пчелы жужжат в отчаянии, взрывают порохом (…) обматываются шинелями и идут в наступление на улей, вакханалия, тащат рамки на саблях, мед стекает на землю, пчелы жалят, их выкуривают смолистыми тряпками, зажженными тряпками (…) В пасеке-хаос и полное разрушение, дымятся развалины. — Я пишу в саду, лужайка, цветы, больно за все это».

*

Впервые: ОИ. 1923. 23 февр. С. 6, под рубрикой «Из книги “Конармия”», авторская датировка: «Белев. 15.7.20». Повторно: Прожектор. 1923. № 21. С. 14, вместе с рассказами «Путь в Броды» и «Кладбище в Козине», под рубрикой «Три рассказа». Затем: Рассказы-1925(1). С. 17–20. В журнальной публикации и в книге датировки нет.

*

Впервые: ОИ. 1923. 1 мая. С. 5, с подзаголовком «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Броды, август, 1920 г.». Повторно: Огонек. 1923. № 9. С. [1–2], без даты, с подзаголовком «Из книги “Конармия” И. Бабеля»; Леф. 1923. № 4. С. 66–68, без даты, под рубрикой «Из книги “Конармия”». Перепечатано из «Лефа», в старой орфографии: газета «Звено» (Париж, 1924. 1 дек., вместе с рассказом «Соль» и предисловием К.В. Мочульского «Два рассказа из книги “Конармия”»). Затем: Рассказы-1925(2). С. 77–82.

Машинопись с проставленными от руки местом и датой «Броды, август, 1920»: РГАЛИ. Ф. 2852. Oп. 1. Ед. хр. 403. Л. 8-10.

Действие рассказа, по всей вероятности, объединяет события 22–23 июля и 3 августа 1920 г. 22 июля Бабель записал в дневнике: «Дорога леском, тревога. Грищук туп и страшен. Я на тяжелой лошади Соколова. Я один на дороге. Светло, прозрачно, не жарко, легкая теплота. Фурманка впереди, пять человек, похожих на поляков. Игра, едем, останавливаемся, откуда? Взаимный страх и тревога. У Хотина видны наши, въезжаем, стрельба. Дикая скачка назад, тащу коня на поводу. Пули жужжат, воют. Артиллерийский) огонь. Грищук то несется с мрачной и молчаливой энергией, то в опасные минуты — непонятен, вял, черен, заросшая челюсть. В Боратине уже никого нет. Обоз за Боратиным, начинается каша. Обозная эпопея, отвращение и мерзость (…) Стоим полночи у Козина, стрельба (…) Засыпаю на полчаса, говорят (,) была перестрелка, наши выслали цепь. Двигаемся дальше. Лошади измучены, ужасная ночь, двигаемся колоссальным обозом в непроглядной тьме, неизвестно(,) через какие деревни, пожарище где-то сбоку, пересекают дорогу другие обозы — потрясен фронт или обозная паника? — Ночь тянется бесконечно, попадаем в яму. Грищук странно правит, нас бьют сзади дышлом, крики где-то вдали, останавливаемся через каждые полверсты и стоим томительно, бесцельно, долго. — У нас рвется вожжа, тачанка не повинуется, отъезжаем в поле, ночь, у Грищука припадок звериного, тупого, безнадежного и бесящего меня отчаяния: о, сгорили б те вожжи, о, — сгори, да сгори. Он слеп, он признается в этом, Грищук, он ничего не видит ночью. Обоз нас оставляет, дороги тяжелы, черная грязь, Грищук, хватаясь за обрывок вожжи(,) — неожиданным своим звенящим тенорком — пропадем, поляк догонит, канонада отовсюду, обозные-мы в кругу. Едем на авось с порванной вожжой (…) Тачанка визжит, тяжелый мутный рассвет вдали, мокрые поля». См. также примеч. 4 к рассказу «Путь в Броды».

*

Впервые: Леф. 1923. № 4. С. 70–72, под названием «Колесников», под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Броды, август, 1920».

Машинопись под названием «Колесников» с авторской датировкой «Броды, август, 1920»: РГАЛИ. Ф. 2852. On. 1. Ед. хр. 403. Л. 11–12.

30 июля 1920 г. командир 35-го кавалерийского полка Иван Андреевич Колесников сменил не комбрига два (комбригом два на тот момент был Апанасенко), а тяжело раненного командира 3-й бригады И.П. Колесова.

Событиям, описанным в рассказе, соответствует дневниковая запись от 3 августа: «Начинается бой, артиллерия кроет, недалеко разрывы, грозный час, решительный бой — остановим польское наступление или нет, Буденный Колесникову и Гришину — расстреляю, они уходят бледные пешком».

Этот эпизод в «отретушированном» виде есть и в воспоминаниях Буденного:

«Комбриг подошел, поправляя на ходу портупею. Шагах в трех от нас остановился, приложил к кубанке руку с растопыренными узловатыми пальцами и, глядя на меня сверху вниз, пробасил:

— Командир третьей бригады Иван Колесников.

— Видите неприятельскую пехоту?

— Вижу!

— Приказываю атаковать ее правый фланг, отрезать от леса и уничтожить. Не сделаете этого, считайте, что вы не комбриг. Задача ясна? — строго посмотрел я на Колесникова.

— Понятно. Значит, атаковать и уничтожить» (Буденный 2. С. 263).

Далее Буденный рассказал о самом бое, в отдельных деталях его рассказ близок к описанию Бабеля.

«Мы сели на коней, — вспоминал Буденный, — и, сопровождаемые эскадроном Реввоенсовета, подъехали к уже выстроенной в редколесье бригаде. По рядам бойцов прошел приглушенный говорок.

— Все видите пехоту противника? — привстав на стременах и сдерживая своего заволновавшегося коня, спросил я.

— Видим, — прозвучал дружный ответ.

— Шашки к бою! За мной, в атаку-марш, марш! (…)

— Ура-а-а! — грохнул у меня за спиной и разлился, как морской прибой, боевой клич красноармейцев.

Впереди желто-бурое поле с редкими крестцами снопов и рассыпанными, перекатывающимися, словно горох, серыми фигурками польских солдат. По сторонам слышится всхрапывание лошадей моих боевых друзей и соратников. Слева вижу, скачет Климент Ефремович Ворошилов. Бок о бок с ним — комиссар 3-й бригады Петр Капитонович Гришин. Справа, склонившись к шее коня, весь устремился вперед комбриг Иван Андреевич Колесников (…)

Позади на все голоса гремит, вздымает тучи пыли лава всадников с обнаженными клинками (…)

Засвистели одиночные пули. Но это продолжалось какие-то секунды. А потом разом ударили десятки вражеских пулеметов. Перед глазами поднялся вал пыли (…)

Я оглянулся назад. Бригада продолжала карьером катиться по полю, потрясая воздух мощным “ура”, которое сливалось с треском пулеметов и разносившимся по лесу эхом» (Там же. С. 264).

*

Впервые: ОИ. 1924. 10 февр. С. 4, под рубрикой «Из книги “Конармия”». Одновременно: Кр. Н. 1924. № 1. С. 64–67, под рубрикой «Из книги “Конармия”». Затем: Рассказы-1925(2). С. 85–92.

*

Впервые: Шк. 1924. № 8. С. 4–5, с посвящением Д.А. Шмидту. Повторно: 30 дней. 1925. № 1. С. 20–26, с посвящением Д.А. Шмидту. Затем: Рассказы-1925(1). С. 22–29, с посвящением Д.А. Шмидту.

В журнале «30 дней» рассказ сопровождался редакционным примечанием: «Произведения Бабеля возбудили сейчас вокруг себя горячие споры и почти единодушное признание. Бабель описывает революцию, не прикрашивая ее, и в то же время дает картины, полные революционного пафоса. Чрезвычайно важно отметить, что хотя Бабель выступил на литературном поприще уже около десяти лет, только песня революции оказалась песней достаточно громкой и полной для его голоса» (30 дней. 1925. № 1. С. 20).

Машинопись с подписью и с посвящением Д.А. Шмидту: ОР ИМЛИ. Ф. 86. On. 1. Ед. хр. 2.

Исправлена печатка, допущенная в машинописи, в журнале «30 дней» и в КА-1926: «Не писаря летали в те дни по Кубани…» на «Не писаря летели в те дни по Кубани…»

В ряде конармейских рассказов, где действующим лицом является Павличенко, в публикациях в периодике дается его настоящая фамилия-Апанасенко. В «Жизнеописании…» вымышленная фамилия Павличенко дана уже в первой публикации.

В дневнике 12 августа помечено: «Надо писать в газету и жизнеописание Апана-сенки». Ср. также с наброском:

«(39) Жизнеописание Апанасенки.

Унтер-офицер. 4 Георгия. Сын свинопаса. — Собрал деревню. Действовал на свой страх и риск. — Соединился с Буденным. — Астраханский поход. — Послание к полякам, которое начинается так: Сволочи. Составить послание».

Бабель изменил фамилию и имя героя, но сохранил его подлинное отчество.

Воплощая замысел «Жизнеописания…», автор, вероятнее всего, воспользовался написанной зав. политотделом 6-й дивизии В. И. Берловым газетной заметкой о начдиве: «Тов. Апанасенко Иосиф Родионович, уроженец Ставропольской губ., Благодаринско-го уезда, села Митрофановки, родился в бедной крестьянской семье, и до призывного возраста ему приходилось работать на помещиков и деревенских кулаков: пасти овец, лошадей и т. д., перенося всякие оскорбления вплоть до мордобития (…) учения тов. Апанасенко никакого не проходил, если не считать внешкольного образования, которое ему пришлось получить до призывного возраста от какого-то малограмотного родственника» (КК. 1920. 9 апр. С. 3).

В то же время сказовая форма новеллы отделяет героя от прототипа. Однако весьма нелицеприятные характеристики Апанасенко встречаются как в других рассказах (см., например, новеллу «Чесники»), так и в дневнике. 5 августа: «…Апанасенко, новая и яркая фигура, некрасив, коряв, страстен, самолюбив, честолюбив, написал воззвание в Ставрополь и на Дон о непорядках тыла, для того, чтобы сообщить в родные места, что он начдив»; 10 августа: «Апанасенко в красном казакине, в черной бурке, гладко выбритое лицо — страшное явление, атаман», 11 августа: «Ненависть Апанасенки к богатым, к интеллигентам, неугасимая ненависть», 18 августа: «Апанасенко говорит всегда-сестру зарезать, поляков зарезать».

Об И. Р. Апанасенко см. примеч. 2 к дневниковой записи от 4 августа.

*

Впервые: ОИ. 1923. 23 февр. С. 6, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «16.7.20». Повторно: Прожектор. 1923. № 21. С. 14, вместе с рассказами «Путь в Броды» и «Учение о тачанке», под рубрикой «Три рассказа». Затем: Рассказы-1925(1). С. 21. В журнале и в книге датировки нет.

Описания еврейских кладбищ, легшие в основу новеллы, встречаются в дневнике.

18 июля (Новоселки-Мал. Дорогостай): «Еврейское кладбище за Малиным, сотни лет, камни повалились, почти все одной формы (…) овальные сверху, кладбище заросло травой, оно видело Хмельницкого, теперь Буденного, несчастное евр(ейское) население, все повторяется, теперь эта история — поляки — казаки — евреи — с поразительной точностью повторяется, новое — коммунизм».

21 июля (Пелча — Боратин): «Кладбище, разрушенный домик рабби Азриила, три поколения, памятник под выросшим над ним деревом, эти старые камни, все одинаковой формы, одного содержания…»

24 июля: «…несчастный Козин. — Кладбище, круглые камни».

«Кладбище в Козине» называют стихотворением в прозе. Новелла действительно отличается от других рассказов цикла не только стилистическим и ритмическим своеобразием, но и совсем небольшим объемом. В «Планах и набросках к “Конармии”» есть запись: «Стиль, размер. — Кладбище в Козине» ((58)). В новелле дано не конкретное, а скорее обобщенно-поэтическое изображение еврейского кладбища, куда вплетаются и христианские символы («изображение рыбы и овцы»), и калька с христианской реалии («раввин краковский и пражский», ср. в рассказе «Пан Аполек»: «викарий Дубенский и новоконстантиновский»), и молитва бедуина.

*

Впервые: ОИ (приложение). 1923. 17 июня. С. 1, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Демидовка, июль, 1920». Повторно: Леф. 1923. № 4. С. 72, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Демидовка, июль, 1920». В книге датировки нет.

Машинопись с датировкой «Демидовка, июль, 1920»: РГАЛИ. Ф. 2852. On. 1. Ед. хр. 403. Л. 7.

Прищепа — реальный человек, служивший в Первой конной армии. Эта фамилия встречается в дневнике. Наиболее подробно о Прищепе см. дневниковую запись от 24 июля.

Заметки к рассказу есть также в «Планах и набросках к “Конармии”».

*

Впервые: ОИ. 1924. 13 апр. С. 2, вместе с «Продолжением истории одной лошади» под общим названием «Тимошенко и Мельников», под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Июнь, 1920». Повторно: Кр. Н. 1924. № 3. С. 10–13, под тем же названием, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Радзивиллов, июль 1920 г.».

Рассказ основан на реальных событиях. В архиве редакции «Красной нови» сохранилась копия письма Бабелю от 4 июля 1924 г., написанного прототипом героя рассказа С. Мельниковым, бывшим бойцом Первой конной армии, командиром эскадрона, а в те дни служащим советского торгпредства в Берлине: «…мне никогда и в голову не приходило, что после затишья на красных фронтах кто-нибудь скажет несколько слов про жизнь скромного бойца командира (…) Тов. Бабель, если Вы еще не закончили писать книгу о Конармии и Вам нужны материалы, то напишите мне или, вернее, в письме поставьте ряд вопросов, которые Вас интересуют, и я с большим удовольствием на них по возможности отвечу». Однако Мельников просит внести в рассказ одно исправление: «А теперь, уважаемый тов. БАБЕЛЬ, прошу Вас исправить вкравшуюся ошибку в Вашей книге, ибо указание, что я подал военкому заявление о выходе из РКП(б), не соответствует истине, подобного заявления я военкому не подавал, были только горячие споры о том, что начдив, коммунист, отнимая у своего подчиненного командира коня, злоупотребляет властью и делает преступление, что и было указано в рапорте, поданном мною в штаб армии, на каковом и была действительно положена резолюция: “Возвратить белого коня командиру 1-го эскадрона МЕЛЬНИКОВУ”». Примечательна и концовка письма: «Эх, тов. Бабель, славная, красивая и полная героизма была жизнь и работа, хотя и полна опасности в нашей непобедимой, прославленной Конармии, а белого коня не забуду, пока буду жив» (РГАЛИ. Ф. 602. On. 1. Ед. хр. 1718).

Почти одновременно с письмом в редакцию «Красной нови», 8 июля 1924 г., имя Мельникова всплывает в письме Горькому от М.Ф. Андреевой, работавшей в ту пору зав. фотокиноподотделом советского торгпредства в Берлине и занимавшейся просмотром и отбором фильмов для приобретения и показа в СССР. Об одном из таких просмотров — американского кинофильма «Король степей» — Андреева и написала Горькому:

«Был у меня на днях случай — пожалела я очень, что тебя при нем не было.

Принесли мне на просмотр картину: главное действующее лицо — великолепнейший черный конь. Будто он вовсе дикий. Показано, как он свой косяк блюдет, как дерется с таким же диким конем белым, отбивая своих маток, причем драка настоящая, в кровь! Как он прячет свой косяк от покушений поймать со стороны людей и опять-таки — играет конь так, что полная иллюзия настоящей дикой лошадиной жизни, в горах, в лесу, в огромных долинах (…)

Кончается картина тем, что человек благодарит коня за дружбу, за помощь, целует его в морду и отпускает на свободу. Конь бежит, ржет, лётом мчится к горам, стоит высоко-высоко на скале, ржет… Осматривается, поворачивает голову влево… вправо… И вдруг внизу, в долине видит своего друга. Опять ты ясно видишь, что конь думает, что в нем происходит борьба, и вдруг — он решается, он бежит к человеку, который сумел заставить его полюбить себя, которому он поверил.

Прибегает, кладет морду человеку на плечо, а у человека все лицо озаряется счастьем.

Кончилась картина. Смотрю, когда зажгли свет в просмотровой комнате, сидит за мной наш служащий Мельников, лицо залито слезами, и весь он дрожит, как конь этот черный.

— Что вы? — говорю ему. — Милый, что вы?

— Ох, М. Ф., голубушка, родная вы моя! Ведь вот этот конь совсем как мой… которого отняли у меня… Только мой — белый был…

И рассказывает потом, как нашли они, солдаты Буденного, в каком-то помещичьем угодье под Польшей замурованными в погребе две лошади; одна кобыла, а другая — вот этот белый конь. Только окошечко оставлено им было. Как они, солдаты, увидели свежую штукатурку, отбили ее. Как он, Мельников, сразу влюбился в коня и вымолил его себе. Как в один месяц выдрессировал его, тот слова слушался. Какой это был изумительный конь! Чистый конь-никогда не ляжет, если ему чистой соломы не постелили, как голубь белый. Сам его чистил, никого к нему не подпускал.

И вдруг случилось “несчастье” — об этом “несчастье” ты, должно быть, читал у Бабеля в “Красной нови”? Это тот самый Мельников, чудесный малый. Сейчас он, конечно, пообтесался немного, даже по-немецки говорит. Славная морда, такая круглая, русская. Волосы кудрявые, русые.

Всхлипывает, рассказывая, и — конфузится, басит, а у самого подбородок с ямочкой дрожит. Лет ему теперь, должно быть, 24–25.

— Вот четыре года прошло, а вспомнить не могу! Ведь какой конь, а он, Тимошенко, третирует его! Даже бил — один раз даже укусил его за это конь мой… Слава богу — убили его под Тимошенко, недолго он им владел!.. Разбередили вы меня картиной вашей, Мария Федоровна, опять душа болит! Будто не четыре года, а четыре дня прошло, ох господи!

Вот тебе и коммунист!» (Мария Федоровна Андреева: Переписка, воспоминания, статьи, документы, воспоминания о М.Ф. Андреевой. М.: Искусство, 1968. С. 363–364).

В 1930 г. Мельников опубликовал воспоминания, в которых вернулся к эпизоду, описанному в рассказе Бабеля:

«У меня был конь лучший в дивизии. Начальник дивизии давно на него зарился и не раз предлагал мне обмен.

— Не согласен! — коротко, но твердо отвечал я ему.

Тогда под предлогом, что его кони измучены большим переходом, начдив взял у меня моего коня на несколько часов-и не вернул, а прислал двух своих коней.

Все мои усилия получить коня обратно были напрасны, и я не могу описать, до какой степени я страдал.

Я не мог забыть этой потери. Но рассказ Бабеля (в его “Конармии”) о том, будто я под влиянием этого случая подал заявление о выходе из партии, — неверен» (Мельников С. Первая Конная: Из воспоминаний бойца И Кр. нива. 1930. № 6. С. 7).

В первой и повторной публикациях подлинные фамилии сохраняются не только в названии, но и в тексте рассказа. Начиная с КА-1926 эти фамилии заменены вымышленными — Савицкий и Хлебников.

Бабелю, отвечавшему на заметку Буденного в № 3 журнала «Октябрь» за 1924 г., пришлось оправдываться: «Начдивом 6-й был тогда т. Тимошенко. Я с восхищением наблюдал его героическую, боевую и революционную работу. Прекрасный, цельный, этот образ долго владел моим воображением, и когда я собрался писать воспоминания о польской кампании, я часто возвращался мыслью к любимому моему начдиву. Но в процессе работы над моими записками я скоро отказался от намерения придать им характер исторической достоверности и решил выразить мои мысли в художественной беллетристической форме. От первоначальных замыслов в моих очерках осталось только несколько подлинных фамилий. По непростительной моей рассеянности, я не удосужился их вымарать, и вот, к величайшему моему огорчению, — подлинные фамилии сохранились случайно и в очерке “Тимошенко и Мельников”, помещенном в 3-й книге журнала “Красная новь” за 1924 г. (…) Излишне говорить о том, что тов. Тимошенко не имеет ничего общего с персонажами из моего очерка. Это ясно для всех, кто сталкивался хотя бы однажды с бывшим начдивом 6-й, одним из самых мужественных и самоотверженных наших красных командиров» (Октябрь. 1924. № 4. С. 223).

*

Впервые: ОИ. 1924. 6 апр. С. 4, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Дубно, август, 1920». Повторно: Кр. Н. 1924. № 3. С. 21–23, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Дубно, август 1920». В книге датировки нет.

Николай Александрович Конкин — военком 2-й бригады 14-й кавалерийской дивизии, кавалер ордена боевого Красного Знамени. Фамилии Конкин нет в дневнике, но она шесть раз встречается в «Планах и набросках к “Конармии”». В одном из набросков рядом с фамилией Конкин названы Нижний Новгород, «карточка клоуна» и Василий Рыбочкин; в рассказе Конкина зовут Васей. В другом наброске приведены пословицы и поговорки Конкина: «Бог не захочет, пузырь не вскочит. — По бороде — Авраам, а по делам хам. — В грехах, к(а)к репьях. — Кусают и комары до поры. — Своя рогожа — чужой рожи дороже» ((12)).

Орден Красного Знамени № 1032 Конкин, как сказано в протоколе заседания Реввоенсовета Первой конной армии от 27 июня 1920 г., получил за то, что «в бою 14 июня 1920 г. под селом Старосельцы, будучи в пешем строю и находясь в передней цепи, которой было получено приказание перейти в наступление, повел сам лично правый фланг 31-го кавполка, который сделал сильный натиск на противника, которого обратил в бегство, сел на коня, бросился преследовать противника, получив 3 (три) огнестрельных раны в левую и правую руки и правую ногу, несмотря на свое изнеможение, истекая кровью, наносил смертельные удары противнику, во время которых сам лично убил лейтенанта. Этим примером он подымал дух красных бойцов и, исполнив боевую задачу, остался в строю без перевязки до наступления темноты, с наступлением каковой, сделав перевязки, снова вернулся в строй» (РГВА. Ф. 245. Oп. 1. Д. 16. Л. 26). Подвигу Конкина посвящена заметка в «Красном кавалеристе» от 4 июля 1920 г., которую, по всей видимости, читал Бабель.

Таким образом, в рассказе точно указаны три огнестрельных ранения, причем одно из них в ногу, как и было на самом деле, но изменены место боя и воинское звание противника: вместо села Старосельцы — Белая Церковь, вместо лейтенанта (в польской армии — поручик, porucznik) — генерал.

*

Впервые: Кр. Н. 1924. № 3. С. 19–21, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Берестечко, август 1920». В книге датировки нет.

Рассказ основан на дневниковой записи от 7 августа:

«Памятный день. Утром из Хотина в Берестечко (…) Берестечко переходило несколько раз из рук в руки. Исторические поля под Берестечком, казачьи могилы. И вот главное, все повторяется — казаки против поляков, больше — хлоп против пана. — Местечко не забуду, дворы крытые, длинные, узкие, вонючие, всему этому 100–200 лет, население крепче, чем в других местах, главное — архитектура, белые водянисто-голубые домики, улички, синагоги, крестьянки. Жизнь едва-едва налаживается. Здесь было здорово жить — ценное еврейство, богатые хохлы, ярмарки по воскресеньям, особый класс русских мещан — кожевников, торговля с Австрией, контрабанда. — Евреи здесь менее фанатичны, более нарядны, ядрены, к(а)к будто даже веселее, старые старики, капоты, старушки, все дышит стариной, традицией (…) местечко насыщено кровавой историей еврейско-польского гетто. Ненависть к полякам единодушна (…)

Вечер в местечке. Костел закрыт. Перед вечером иду в замок графов Рациборов-ских. 70(-)летний старик и его мать 90 лет. Их было всего двое, сумасшедшие(,) говорят в народе. Описать эту пару. Графский, старинный польский дом, наверное б(олыпе) 100 лет, рога, старинная светлая плафонная живопись, остатки рогов, маленькие комнаты для дворецких вверх, плиты, переходы, экскременты на полу, еврейские мальчишки, рояль Стейнвей, диваны вскрыты до пружин, припомнить белые легкие и дубовые двери, французские письма 1820 г(ода), notre petit heros acheve 7 semaines. Боже, кто писал, когда писали, растоптанные письма, взял реликвии, столетие, мать — графиня — Рояль Стейнвей, парк, пруд. — Не могу отделаться — вспоминаю Гауптмана, Эльгу.

Митинг в парке замка, евреи Берестечка, тупой Винокуров, бегает детвора, выбирают Ревком…»

Берестечко упоминается также в рассказах «Афонька Вида» и «У святого Валента».

*

Впервые: ОИ (лит. — худ. приложение). 1923. 25 нояб. С. 1, под рубрикой «Из книги “Конармия”». Повторно: Леф. 1923. № 4. С. 73–75, под рубрикой «Из книги “Конармия”». Перепечатано из ОИ (лит. — худ. приложение): журнал «Бурав» (Николаев, 1924. № 8. С. 2–3, без окончания, обрывается на словах: «…а вы точите, точите, точите…»). Перепечатано из «Лефа» в старой орфографии: газета «Звено» (Париж, 1924. 1 дек., вместе с рассказом «Смерть Долгушова» и предисловием Мочульского «Два рассказа из книги “Конармия”»). Затем: Рассказы-1925(2). С. 95–99.

Машинопись с авторской правкой: РГАЛИ. Ф. 2852. On. 1. Ед. хр. 403. Л. 13–16.

Исправлена опечатка, допущенная в КА-1926: «…хотя тебе…» на «…хотя тебя…».

Рассказ «Соль» пользовался особой популярностью среди современников Бабеля. По воспоминаниям Вадима Андреева, сына Л.Н. Андреева, на одном из выступлений В. В. Маяковского в Берлине в начале сентября 1923 г. произошло следующее: «На сцене Маяковский был один и весь вечер (…) заполнил чтением своих стихов и разговорами с аудиторией, стараясь сломать неприязнь, что ему не всегда удавалось. Он начал свое выступление словами: “Прежде чем нападать на Советский Союз, надо вам послушать, как у нас пишут. Так вот — слушайте”, - и он превосходно прочел замечательный рассказ Бабеля “Соль”. Впечатление от этого рассказа было огромное» (цит. по: Катанян В. А. Маяковский. Хроника жизни и деятельности. 5-е изд., доп. / Под ред. А.Е. Парниса. М., 1985. М.: Сов. писатель, 1985. С. 257). В повести «Алмазный мой венец» В.П. Катаев изложил свою версию: «Он (Бабель, у Катаева — конармеец. — Сост.) сразу же и первый среди нас прославился и был признан лучшим прозаиком не только правыми, но и левыми. “Леф” напечатал его рассказ “Соль”, и сам Командор (Маяковский. — Сост.) на своих поэтических вечерах читал этот рассказ наизусть и своим баритональным басом прославлял его автора перед аудиторией Политехнического музея, что воспринималось как высшая литературная почесть…» (Катаев В.П. Алмазный мой венец: Повести. М.: Сов. писатель, 1981. С. 210). Н.В. Резникова, помощница А.М. Ремизова, вспоминала: «В 1924 году Ремизову впервые попался перепечатанный в какой-то зарубежной газете рассказ Бабеля “Соль”. Для А.М. это было совсем новое и очень понравилось ему. Я помню, как в этот период мы пришли к Ремизовым вчетвером: моя мать, мои сестры и я. А.М. усадил нас на диван и прочел нам “Соль” с большим подъемом и пафосом, как героическую поэму. На нас это чтение произвело большое впечатление. По мнению А.М., тон рассказа требовал такого чтения» {Резникова Н.В. Огненная память: Воспоминания об Алексее Ремизове. СПб.: Пушкинский Дом, 2013. С. 124). Вырезку из газеты «Звено» от 1 декабря 1924 г., по которой он читал «Соль» собравшимся у него в тот вечер, Ремизов сохранил до конца жизни.

«Соль» — один из двух конармейских рассказов, написанных от лица Никиты Балмашева (второй — «Измена»).

В Гражданскую войну, когда в результате политики военного коммунизма в стране наступил голод, мешочники занимались мелкой торговлей продовольствием. Они передвигались, как правило, в товарных поездах, и зачастую возникали ситуации, подобные описанной в начале рассказа. Это зафиксировано в некоторых документах. Например, в фонде управления Первой конной армии имеется дело «О происшествиях и незаконных действиях лиц и частей армии» (РГВА. Ф. 245. Оп. 8. Д. 22), в котором упоминаются мешочники. В одном из документов говорится о приказе по Юго-Западному фронту № 117 от 14 июня 1920 г. о разрешении привлекать на железнодорожных станциях для очистки путей и дворов от нечистот «местную буржуазию, безбилетных, спекулянтов и мешочников» (л. 200). В телеграмме полевого штаба армии командарму Буденному от 14 ноября 1920 г. сообщалось о «буйстве» раненых конармейцев, в частности говорилось о том, что «24 сентября сего года на ст. Конотоп легко раненные красноармейцы 1 Конной Армии, следовавшие Санпоездом № 215/332, избили агента Черниговского Опродкомармап (…) и отобрали у Продотряда пулемет. Кроме того, легко раненными буденновцами того же числа сброшен с крыши вагона красноармеец первой роты 314 батальона, очищавший крышу от мешочников» (л. 228).

*

Впервые: Кр. Н. 1925. № 3. С. 127–128, под названием «Галин», под рубрикой «Из дневника»; авторская датировка: «Ковель, 1920».

*

Впервые: ОИ. 1924. 2 марта. С. 4, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Берестечко, август 1920». Одновременно: Кр. Н. 1924. № 1. С. 60–64, под рубрикой «Из книги “Конармия”». В журнале и в книге датировки нет.

Исправлена опечатка, допущенная в Кр. Я, КА-1926, КА-1927: «…вел за начдивом заводную кобылицу» на «…вел за начдивом заводскую кобылицу». Ср., однако, с дневниковой записью от 23–24 августа: «Галицийские дороги, нескончаемые обозы, заводные лошади…». В дневнике это слово употреблено в переносном значении. Также исправлена опечатка, допущенная в КА-1926, КА-1927 и КА-1928: «…по Бродскому шляхту…» на «…по Бродскому шляху…».

Имени Афоньки Биды нет в дневнике, в «Планах и набросках к “Конармии”» это имя встречается один раз: «Рев(олюционная) глава. — Аф(онька) Бида» ((36)).

*

Впервые: Кр. Н. 1924. № 3. С. 13–16, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Берестечко, август 1920».

Святой Валентин (Валент, Уалент) — один из самых загадочных святых в истории христианства. Речь может идти о римском священнике, обезглавленном около 269 г., или о епископе Интерамны (современной Терни), который был известен чудесными исцелениями и казнен за обращение в христианство сына градоначальника.

В основе рассказа — дневниковая запись от 7 августа: «Древний костел, могилы польских офицеров в ограде, свежие холмы, давность — 10 дней, белые березовые кресты, все это ужасно, дом ксендза уничтожен, я нахожу старинные книги, драгоценнейшие рукописи латинские. Ксендз Тузинкевич — я нахожу его карточку, толстый и короткий, трудился здесь 45 лет, жил на одном месте, схоластик, подбор книг, много латыни, издания 1860 г(ода), вот когда жил Тузинкевич, квартира старинная, огромная, темные картины, снимки со съездов прелатов в Житомире, портреты папы Пия X, хорошее лицо, изумительный портрет Сенкевича — вот он экстракт нации (…) К(а)к это ново для меня — книги, душа католического патера, иезуита, я ловлю душу и сердце Тузинкевича и я ее поймал (…) Ужасное событие — разграбление костела, рвут ризы, драгоценные сияющие материи разодраны, на полу, сестра милосердия утащила три тюка, рвут подкладку, свечи забраны, ящики выломаны, буллы выкинуты, деньги забраны, великолепный храм — 200 лет, что он видел (рукописи Тузинкевича), сколько графов и хлопов, великолепная ит(альянская) живопись, розовые патеры, качающие младенца Христа, великолепный темный Христос, Рембрандт, Мадонна под Мурильо, а м(ожет) б(ыть) Мурильо, и главное — эти святые упитанные иезуиты, фигурка китайская жуткая за покрывалом, в малиновом кунтуше (…) бородатый еврейчик, лавочка, сломанная рака, фигура св(ятого) Валента. Служитель трепещет, к(а)к птица, корчится; мешает русскую речь с польской, мне нельзя прикоснуться, рыдает. Зверье, они пришли, чтобы грабить, это так ясно, разрушаются старые боги».

*

Впервые: Кр. Н. 1925. № 2. С. 3–8, с подзаголовком «Из книги “Конармия”». Одновременно: Шк. 1925. № 13. С. 4–6. Затем: ЛК. С. 27–36.

13 августа 1920 г. в «Красном кавалеристе» за подписью: «Военный корреспондент 6-й кавдивизии К. Лютов» была напечатана статья-некролог «Побольше таких Труновых!» — о подвиге Константина Архиповича Трунова. Однако герой рассказа «Эскадронный Трунов» не имеет ничего общего с К. А. Труновым, которому посвящена эта статья. Реальный Трунов был командиром полка, а не эскадрона, похоронен он в Дубно, а не в Сокале; изменены также место и обстоятельства гибели (см. примеч. к статье «Побольше таких Труновых!»).

В рассказе использованы дневниковая запись от 30 августа (см. примем, к рассказу «Их было девять») и несколько набросков:

«(25) Сокаль. 1.

На площади перед синагогой. Споры евреев. Козаки роют могилу. Труп Трунова. Тимошенко. Аэроплан (?) — Евреев разогнал аэроплан, тогда я подошел к Тим(ошенко) (…)

Порядок: Евреи. Аэроплан. Могила. Тимошенко. Письмо. Похороны Трунова, салют.

Ортодоксы, раввин из Белза (…)

Религиозное побоище, можно бы подумать(,) восемнадцатый век, Илья-Гаон, Ба-ал-Шем, если бы козаки (описание) не рыли могилы. — Униатский поп, нога дугой. — Униатский поп, потрава, потрава, говорю я, есть дела поважнее, сейчас аэроплан, точка вдали, козаки — и выходить не надо будет (…)

(26) Сокаль 2.

Убирайтесь к свиньям с вашей потравой, тут дела поважнее есть. — Тело Трунова с приставленными ногами, начищенные сапоги. — Голова на седле, стремена вокруг груди, — Проиграл я тебя, Пава, — Очень просто, фактическое изложение, без излишних описаний. — Стать смирно. Хороним Павла Трунова. Военком, скажи слово. И военком произнес речь о власти советов, о конституции СССР и о блокаде. — Прошедшее время.

Помню, сказал Тимош(енко), вот бы он теперь пригодился. — Хороним Павла Трунова, всемирного героя. — Военком, помяни героя перед бойцами.

(27) Смерть Трунова.

И я поверил бы в воскресенье Илии, если бы не аэроплан, который заплывал и т. д. Он бросал с мягким шумом бомбы, артиллер(ийские) запряжки (…) Ясно-и пошел оправлять убитого. Седло, стремя, оркестры и делегации от полков.

Хороним Трунова, всемирного героя, слово для выражения имеет военком».

Слова о Конституции СССР из наброска (26), по мнению Э.И. Когана, свидетельствуют о более позднем времени написания рассказа: Советский Союз был создан в декабре 1922 г., а его Конституция принята в январе 1924-го. Этот набросок, полагает исследователь, должен был быть написан через некоторое время после принятия Конституции, когда «событие утеряло конкретный смысл и выродилось в голый идеологический знак, который автор ошибочно вкладывает в уста комиссара Гражданской войны» (Коган Э.И. Работа над «Конармией» в свете полной версии «Планов и набросков» // Литературное обозрение. 1995. № 1. С. 88). Л. Я. Лившиц полагал, что работа над рассказом шла летом 1923 г., когда «вопрос о Конституции СССР был животрепещущим и популярным в общественной и политической жизни страны» (Лившиц Л. Я. Материалы к творческой биографии Исаака Бабеля // Вопросы литературы. 1964. № 4. С. 122). Вайскопф считает, что подразумевалась Конституция РСФСР, принятая в июле 1918 г. (см.: Вайскопф М.Я. Между огненных стен. С. 249). Однако аббревиатура «СССР» могла быть употреблена не ранее конца декабря 1922 г., а скорее не ранее начала января 1923 г. Сюжетная и текстуальная перекличка «Эскадронного Трунова» с новеллой «Их было девять», датированной августом 1923 г., также позволяет говорить о том, что первоначальная работа над рассказом «Эскадронный Трунов» шла в 1923 г.

О расстреле пленных, которому посвящен эпизод в рассказе «Эскадронный Трунов», говорится и в наброске «Их было девять».

*

Впервые: PC. 1924. № 1. С. 151–156, с подзаголовком «Из книги “Конармия”».

Фамилия одного из Иванов-Акинфиев — встречается в «Планах и набросках к “Конармии”». Акинфиев является также персонажем рассказов «Чесники» и «После боя».

*

Впервые: ОИ. 1924. 13 апр. С. 2, вместе с «Историей одной лошади», под общим названием «Тимошенко и Мельников», под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Галиция, сентябрь 1920 г.». Повторно: Кр. Н. 1924. № 3. С. 28–29, под названием «Тимошенко и Мельников», под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Галиция, сентябрь 1920».

Исправлена опечатка, допущенная в Кр. Н. и КА-1926: «.. выступал из коммунистической нашей партии большевиков» на «выступил из коммунистической нашей партии большевиков».

В рассказе использован набросок «(25) Сокаль. 1»: «Помните Мельникова, белый жеребец, прошение в армию. Он кланяется и передает вам свою любовь. Тим(ошенко) (…) пишет на крышке гроба, полевая книжка».

*

Впервые: ОИ (лит-худ. приложение). 1923. 15 июля. С. 4, под названием «Шевелев», под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Галиция, август 1920 г.». Повторно: Кр. Н. 1924. № 3. С. 16–19, под тем же названием и с той же датой, под рубрикой «Из книги “Конармия”».

Название рассказа было изменено в КЛ-1926, однако в сборниках ИМГ и КСИ сохранено название «Шевелев».

В основе рассказа — дневниковая запись от 9 августа: «Другой рассказ о сестре милосердия Шурке. Ночь, бой, полки строятся, Левка в фаэтоне, сожитель Шуркин тяжело ранен, отдает Левке лошадь, они отвозят раненого, возвращаются к бою. Ах, Шура, раз жить, раз помирать. Ну да ладно. Она была в заведении в Ростове, скачет в строю на лошади, может отпустить пятнадцать. А теперь, Шурка, поедем, отступаем, лошади запутались в проволоке, проскакал 4 версты, село, сидит, рубит проволоку, проходит полк, Шура выезжает из рядов, Левка готовит ужинать, жрать охота, поужинали, поговорили, идем, Шура, еще разок. Ну, ладно. А где? — Ускакала за полком, пошел спать. Если жена приедет — убью».

*

Впервые: Кр. Н. 1924. № 3. С. 26–28, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Сокаль, сентябрь 1920». Повторно: Рассказы-1925(2). С. 103–108.

Исправлена опечатка, допущенная в КА-1926: «— Вы женат, Лютов?» на «— Вы женаты, Лютов?».

Операция на Замостье нашла отражение в нескольких дневниковых записях Бабеля, отдельные детали использованы в рассказе.

29 августа: «Операция на Замостье. Мы в 10 в(ерстах) от З(амостья) (…) Операция, к(а)к всегда, несложна, обойти с запада и с севера и взять (…) Подходим к Замостью. Страшный день. Дождь-победитель не затихает (ни) на минуту. Лошади едва вытягивают. Описать этот непереносимый дождь. Мотаемся до глубокой ночи. Промокли, устали до жути, красный башлык Апанасенки. Обходим Замостье, части в 3–4 верстах от него. Не подпускают бронепоезда, кроют нас артогнем. Мы сидим на полях, ждем донесений, несутся мутные потоки (…) Ничего не можем сделать с бронепоездами. Выяснилось, что мы не знали, что здесь есть ж(елезная) дорога, на карте не отмечена, конфуз, вот наша разведка. — Мотаемся, все ждем, что возьмут Замостье. Черта с два. Поляки дерутся все лучше. Лошади и люди дрожат».

30 августа: «Операция на Замостье продолжается. Погода по-прежнему ужасная, дождь, слякоть, дороги непроходимы, почти не спали, на полу, на соломе, в сапогах, будь готов (…) Едем к начдиву, он при 1(-й) и 2(-й) бригадах. Все время находимся в виду Замостья, видны его трубы, дома, пытаемся взять его со всех сторон. Подготовляется ночная атака. Мы в 3 верстах от Замостья, ждем взятия города, будем там ночевать. Поле, ночь, дождь, пронизывающий холод, лежим на мокрой земле, лошадям нечего дать, темно, едут с донесениями. Наступление будет вести 1(-я) и 3(-я) бригады (…) Усталость, апатия, неистребимая жажда сна, почти отчаяние. В темноте идет цепь, спешена целая бригада. Возле нас — пушка. Через час — пошла потеха. Наша пушка стреляет беспрерывно, мягкий, лопающийся звук, огни в ночи, поляки пускают ракеты, ожесточеннейшая стрельба, ружейная и пулеметная, ад, мы ждем, 3 часа ночи. Бой затихает. Ничего не вышло. Все чаще и чаще у нас ничего не выходит. Что это? Армия поддается? — Едем на ночлег верст за 10 в Ситанец. Дождь усиливается. Усталость непередаваема. Одна мечта (-) квартира. Мечта осуществляется. Старый растерянный поляк со старухой. Солдаты, конечно, растаскивают его. Испуг чрезвычайный, все сидели в погребах. Масса молока, масла, лапша, блаженство. Я каждый раз вытаскиваю новую пищу. Замученная хорошая старушка. Восхитительное топленое масло. Вдруг обстрел, пули свистят у конюшен, у ног лошадей. Снимаемся. Отчаяние. Едем в другую (…) окраину села. Три часа сна, прерываемого донесениями, расспросами, тревогой».

31 августа: «Армприказ — оставить (…) Замостье, идти на выручку 14(-й) дивизии, теснимой со стороны Комарова».

*

Впервые: Кр. газ. 1926. 13 марта (веч. вып.). С. 2, с редакционным примечанием «Неизданная глава из книги “Конармия”». Повторно: Пролетарий. С. 129–133.

Сохранился целый ряд документов, свидетельствующих о сложной ситуации с ранеными красноармейцами, находившимися на лечении в госпиталях или отправленными в тыл. Так, например, в срочной телеграмме ревтройки города Черкассы Реввоенсовету Первой конной армии от 15 июля 1920 г. говорилось: «Больные и раненые красноармейцы Первой Конной армии, прибывающие в Черкассы, вносят полную дезорганизацию в работу Советвласти, руганью и угрозами оружия терроризируют ответственных работников как в учреждениях, так равно и на улицах, театрах, госпиталях, не считаясь с нашими заявлениями и угрозами, врываются на фабрики и хозяйственные организации и самовольно берут, делают, что им заблагорассудится. Местная власть не в силах прекратить подобные явления и просит принять надлежащие меры» (РГВА. Ф. 245. On. 1. Д.24. Л. 612).

10 августа в Житомире по распоряжению Реввоенсовета Первой конной армии от 9 августа 1920 г. было издано два приказа. Один из них, № 34, адресован войсковым частям и учреждениям Волынского губернского военного комиссариата:

«Несмотря на неоднократные приказы военкомам госпиталей и красноармейцам, находящимся на излечении в госпиталях гор. Житомира, сдать оружие, приказ ни красноармейцами, ни военкомами госпиталей в жизнь не проводился. Считаем такое явление ненормальным, так как каждый боец Красной Армии обязан тотчас исполнять все приказы, ибо всякое неисполнение таковых вносит разруху в строительство рабоче-крестьянской власти.

А потому на основании предыдущих приказов и приказа членов Реввоенсовета Ворошилова и Минина приказываем военкомам и старшим врачам госпиталей предложить всем красноармейцам, находящимся на излечении в госпиталях, в течение 24 часов с момента получения сего приказа сдать имеющееся у них на руках оружие, как холодное, так и огнестрельное, на хранение военкомам госпиталей, и, где таковых нет, старшим врачам, и при выписке красноармейцев на фронт выдавать таковое.

Всем военкомам и старшим врачам разъяснить больным красноармейцам недопустимость неисполнения приказов и хранения при себе оружия. По истечении указанного срока военкомам госпиталей и старшим врачам предлагается донести об исполнении сего, а равно и всех случаях неисполнения. Предупреждаем, что неисполнение настоящего приказа со стороны военкомов, старших врачей госпиталей и красноармейцев повлечет за собою самое строгое наказание, вплоть до предания суду по законам военного времени» (РГВА. Ф. 245. Oп. 1. Д. 45. Л. 8).

Второй — секретный — приказ по житомирскому гарнизону — о разоружении в ночь с 11 на 12 августа больных и раненых красноармейцев, находящихся на лечении в госпиталях Житомира. Приказом разрабатывались оперативные мероприятия по изъятию оружия, для чего создавались отряды красноармейцев, в каждый из которых входили уполномоченный и пять агентов Чрезвычайной комиссии; в операции должны были участвовать военкомы госпиталей, в случае их отсутствия — главные врачи. В приказе, в частности, говорилось, что отряд, назначенный в определенный госпиталь, «при военкоме госпиталя отправляется к месту назначения в 4 часа утра в боевом порядке и, прибыв на место назначения, окружает здание госпиталя, заняв все входы и выходы. Уполномоченный, агенты, военком госпиталя с незначительной частью из отряда входят в госпиталь и в вежливой форме находящимся там больным предлагают выдать имеющееся у них оружие, как огнестрельное, так и холодное, и, несмотря на сдачу, уполномоченному и имеющимся в его распоряжении агентам произвести тщательный обыск в помещении красноармейцев для изъятия как оружия, так и всего незаконно хранящегося.

В случае неисполнения приказа о сдаче и сопротивления начальник отряда принимает все меры к предотвращению применения оружия и, в крайнем случае, под личной ответственностью как строевого начальника отряда, уполномоченного и военкома госпиталя принять карательные меры по изъятию сопротивляющихся (sic!)» (РГВА. Ф. 245. Oп. 1. Д. 45. Л. 7).

Последний приказ был выполнен, о чем свидетельствует, в частности, «Резолюция раненых бойцов 1-го хирургического госпиталя имени тов. Буденного», направленная в Реввоенсовет (эта резолюция может служить иллюстрацией к рассказу «Измена»):

«Мы, раненые бойцы, просим обратить внимание Реввоенсовета на следующие возмутительные явления, выразившиеся со стороны местных властей. 12 августа с/г в 3 часа ночи вдруг без всякого предупреждения военкома или политрука был оцеплен госпиталь войсками. Выставлены были пулеметы, а также выставлены были часовые у дверей каждой палаты. Во время обстрела госпиталей раненые красноармейцы, не зная, откуда производится стрельба, стали бросаться к дверям. Но часовые силой оружия заставили обратно войти их в палаты. Такой случай был со стороны красного офицера, который также наставлял револьвер к груди раненого красноармейца. Расспрашивая часовых, что это происходит, некоторые из них говорили, что на город Житомир напали бандиты. Спустя несколько минут они стали производить обыск оружия, переворачивая матрацы под ранеными, которые, растревоженные этим, начали стонать от боли ран. А на втором этаже раненые, услышав эти стоны, стали волноваться, думая, что внизу убивают их товарищей. Несмотря на все угрозы часовых, начали бежать на низ (sic!) по направлению к улице, дабы спасти свою жизнь.

Общее собрание ранбольных бойцов признает этот порядок неорганизованным и незаконным, нарушающим спокойствие госпиталя. Подобный поступок мог повести (к) весьма нежелательным результатам, к столкновению обеих сторон.

А потому просим Реввоенсовет 1-й Конной армии произвести строжайшее расследование по поводу этих действий и привлечь виновников произвола к ответственности и что(бы) впредь таких случаев действий над ранеными бойцами не было.

Общее собрание признает, что подобные явления могут отразиться на фронте» (РГВА. Ф. 245. Оп. 19. Д. 4. Л. 1).

*

Впервые: Кр. Н. 1924. № 3. С. 23–26, под рубрикой «Из книги “Конармия”».

Рассказ связан с рейдом на Замостье. Село Чесники упоминается в приказе по 6-й кавалерийской дивизии от 28 августа 1920 г. (см. примеч. 1 к рассказу «Замостье»).

Рассказ основан на дневниковой записи от 31 августа: «Предстоит атака. Бригады накапливаются в лесу — версты 2 от Чесники. — Ворошилов и Буденный все время с нами (…) Ворошилов, коротенький, седеющий, в красных штанах с серебряными лампасами, все время торопит, нервирует, подгоняет Апанасенку, почему не подходит 2(-я) бригада. Ждем подхода 2(-й) бригады. Время тянется мучительно долго. Не торопить меня, т(оварищ) Ворошилов. Ворошилов — все погибло к и м. — Буденный молчит, иногда улыбается, показывая ослепительные белые зубы. Надо сначала пустить бригаду, потом полк. Ворошилову не терпится, он пускает в атаку всех, кто есть под рукой. Полк проходит перед Ворош(иловым) и Буд(енным). Ворош(илов) вытянул огромный револьвер, не давать панам пощады, возглас принимается с удовольствием. Полк выле-тает нестройно. Ура, даешь, один скачет, другой задерживает, третий рысью, кони не идут, котелки и ковры. Наш эскадрон идет в атаку. Скачем версты четыре. Они колоннами ждут нас на холме. Чудо-никто не пошевелился. Выдержка, дисциплина. Офицер с черной бородой. Я под пулями. Мои ощущения. Бегство. Военкомы заворачивают. Ничего не помогает. К счастью(,) они не преследуют, иначе была бы катастрофа. Стараются собрать бригаду для второй атаки, ничего не получается».

*

Впервые: Прожектор. 1924. № 20. С. 12 и 14, с подзаголовком «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Галиция, сентябрь, 1920». Повторно: ОИ. 1924. 2 нояб. С. 3, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Галиция, сентябрь 1920».

*

Впервые: Кр. Н. 1925. № 3. С. 125–127, под названием «Вечер», под рубрикой «Из дневника»; авторская датировка: «Сокаль, VIII, 1920 г.». Одновременно: Шк. 1925. № 15. С. 14–15, под названием «Вечер». В книге датировки нет.

Исправлена опечатка, допущенная в Кр. Н., Шк. и в КА-1926: «Песня летала…» на «Песня летела…» и опечатка, допущенная в Кр. Н. ив КА-1926: «…отодвинула к стене немного мальчика…» на «…отодвинула к стене немого мальчика…».

Некоторые детали — хозяйский сын с большой головой, поведение самой хозяйки и героя-повествователя — перешли в рассказ из дневниковой записи от 28 июля, сделанной в Хотине: «Я живу в бедной хате, где сын с большой головой играет на скрипке. Терроризирую хозяйку, она ничего не дает (…) Хозяйка прячет свиней и корову».

*

Впервые: ОИ. 1924. 9 марта. С. 4, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «Бердичев, сентябрь 1920». Одновременно: Кр. Н. 1924. № 1. С. 69–71, под рубрикой «Из книги “Конармия”». В журнале и в книге датировки нет.

Список с подписью автора, местом и датой «Киверцы, сентябрь, 1920» рукой Бабеля, без начала (начинается со слов: «стены. Потом раздвинулась…»): РГАЛИ. Ф. 602. Oп. 1. Ед. хр. 4. Л. 6–9.

В рассказе переосмыслена дневниковая запись от 12 сентября, сделанная в Киверцах: «Поезд отправляется быстро, солдаты и обозы бегут, раненые с искаженными лицами скачут к нам в вагон, политработник, задыхающийся, у которого упали штаны, еврей с тонким просвечивающим лицом, м(ожет) б(ыть,) хитрый еврей (…) вскакивают дезертиры с сломанными руками, больные из санлетучки».

*

Впервые: Новый мир. 1932. № 3. С. 125–127, с подзаголовком: «Ненапечатанная глава из “Конармии”»; авторская датировка: «1924–1930».

Печатается по первой публикации.

Автор включил «Аргамак» в КА-1933 и в последующие издания (Рассказы-1934, Рассказы-1936), соответственно основной корпус «Конармии» в них составил 35 рассказов.

*

Впервые: Кр. Н. 1937. № 7. С. 49–51.

«Поцелуй», тематически связанный с «Конармией», но написанный позднее, стилистически отличается от других конармейских рассказов. Эту разницу почувствовал А.К. Гладков, записавший в своем дневнике 29 августа 1937 г. после прочтения новеллы: «Новый рассказ Бабеля “Поцелуй” примыкает к конармейскому циклу, но менее живописен, суше, реалистически точнее, и внутренний лиризм его спрятан глубоко под поверхностью повествования» (Гладков А. К. Поздние вечера. М.: Сов. писатель, 1986. С. 297).

Нельзя не уловить в этом произведении чеховских интонаций (например, несбыточная мечта о переезде в Москву), а также аллюзии на одноименный рассказ А.П. Чехова.

«Поцелуй» выделяется среди других рассказов о Первой конной повышением «статуса» героя-повествователя: у него есть ординарец — Суровцев. Хотя о достаточно высоком положении Лютова говорится в рассказах «Учение о тачанке» и «Смерть Долгушова», в которых он является «обладателем тачанки» и повозочного к ней. (В реальной жизни у Бабеля-Лютова был даже не один повозочный: Грищука сменил поляк Говинский.)

В селе Будятичи, где разворачивается основное действие рассказа, Бабель, судя по дневнику, находился в начале сентября, однако дневниковые записи, послужившие, возможно, импульсом к написанию «Поцелуя», имеют с содержанием этого произведения мало общего. Ср. 6 сентября: «Будятичи занято 44(-й) див(изией). Столкновения. Они поражены дикой ордой, накинувшейся на них. Орлов — даешь, катись. — Сестра гордая, туповатая, красивая сестра плачет, д(окто)р возмущен тем, что кричат — бей жидов, спасай Россию. Они ошеломлены, начхоза избили нагайкой, лазарет выбрасывают, реквизируют и тянут свиней без всякого учета, а у них есть порядок, всякие уполномоченные с жалобами у Шеко. Вот и буденновцы. — Гордая сестра, каких мы никогда не видали — в белых башмаках и чулках, стройная полная нога, у них организация, уважение человеческого достоинства, быстрая, тщательная работа. — Живем у евреев. — Мысль о доме все настойчивее. Впереди нет исхода»; 7 сентября: «Мы занимаем две комнаты. Кухня полна евреями. Есть беженцы из Крылова, жалкая куча людей с лицами пророков. Спят вповалку. Целый день варят и пекут, еврейка работает, как каторжная, шьет, стирает. Тут же — молятся. Дети, барышни. Хамы — холуи жрут беспрерывно, пьют водку, хохочут, жиреют, икают от желания женщины. — Едим через каждые два часа».

По свидетельству А.Н. Пирожковой, Бабель собирался включить «Поцелуй», опубликованный после выхода однотомника 1936 г., в основной блок книги. В составленном ею двухтомнике этот рассказ завершает конармейский цикл (см.: Бабель И.Э. Соч.: В 2 т. М.: Худож. лит., 1990. С. 136–140, 561).

*

Впервые: ОИ. 1923. 23 февр. С. 6, под рубрикой «Из книги “Конармия”»; авторская датировка: «16.7.20». Републиковано: Звезда Востока. Ташкент, 1967. № 3, публ. Е.А. Краснощековой.

Грищук упоминается в дневнике (впервые в записи от 14 июля), в рассказах «Учение о тачанке» и «Смерть Долгушова».

*

Впервые: Новый журнал. Нью-Йорк, 1969. № 95. С. 16–20, публ. Н.И. Бабель-Браун; впервые в СССР: Огонек. 1989. № 4. С. 10–11, публ. А.Н. Пирожковой; авторская датировка: «Гликсталь, 4.8.23». Набросок «Их было десять» впервые: Бабель КЗ. Петербург 1918 / Под ред. Э. Зихера. Ann Arbor: Ardis, 1989. С. 246–247.

Гликсталь — немецкая колония Тираспольского района Херсонской губернии.

Оба автографа — «Их было девять» и «Их было десять» — сделаны карандашом на полосках, оторванных от бланков фирмы отца писателя, Э.И. Бабеля, в Одессе. В неоконченном наброске рядом с названием «Их было десять» чернилами написано другое название — «Чесники» — и зачеркнуто карандашом.

Рассказ «Их было девять», как и набросок «Их было десять» в разделе «Разночтения в рассказах», печатается по автографу (частное собрание, США).

Основу рассказа составляет запись в дневнике от 30 августа: «Взяли станцию. Едем к полотну ж(елезной) д(ороги). 10 пленных, одного не успеваем спасти. Револьверная рана? Офицер. Кровь идет из рта. Густая красная кровь в комьях, заливает все лицо, оно ужасно, красное, покрыто густым слоем крови. Пленные все раздеты. У командира эскадрона через седло перекинуты штаны. Шеко заставляет отдать. Пленных одевают, ничего не одели. Офицерская фуражка. “Их было девять”. Вокруг них грязные слова. Хотят убить. Лысый хромающий еврей в кальсонах, не поспевающий за лошадью, страшное лицо, наверное, офицер (…) надоедает всем, не может идти, все они в животном страхе, жалкие, несчастные люди, польские пролетарии, другой поляк — статный, спокойный, с бачками, в вязаной фуфайке, держит себя с достоинством, все допытываются — не офицер ли. Их хотят рубить. Над евреем собирается гроза. Неистовый путиловский рабочий (…) рубать их всех надо(,) гадов, еврей прыгает за нами, мы тащим с собой пленных все время, потом отдаем на ответственность конвоиров. Что с ними будет. Ярость путиловского рабочего, пена брызжет, шашка, порубаю гадов и отвечать не буду».

В связи с пленными есть также более ранние записи в дневнике. Совсем кратко Бабель записывает 16 августа: «Еду опрашивать пленных» и 17 августа: «Рубка пленных». Ср. также с записью от 18 августа: «Гремит ура, поляки раздавлены, едем на поле битвы, маленький полячок с полированными ногтями трет себе розовую голову с редкими волосами, отвечает уклончиво, виляя, “мекая” ну, да, Ш(еко) воодушевленный и бледный, отвечай, кто ты — я, мнется — вроде прапорщика, мы отъезжаем, его ведут дальше, парень с хорошим лицом за его спиной заряжает, я кричу — Яков Васильевич, он делает вид, что не слышит, едет дальше, выстрел, полячок в кальсонах падает на лицо и дергается. Жить противно, убийцы, невыносимо, подлость и преступление (…) Гонят пленных, их раздевают, странная картина — они раздеваются страшно быстро, мотают головой, все это на солнце, маленькая неловкость, тут же — командный состав, неловкость, но пустяки, сквозь пальцы. Не забуду я этого “вроде” прапорщика, предательски убитого».

Эпизод расстрела пленных вошел в рассказ «Эскадронный Трунов»; вероятно, поэтому Бабель не стал дорабатывать данный набросок и готовить его к печати.

*

Впервые: Писатели. Автобиографии и портреты современных русских прозаиков / Под ред. Вл. Лидина. М., 1926.

И. Э. Бабель. Статьи и материалы. Л., 1928.

Авторская датировка: Сергиев Посад. Ноябрь, 1924.

*

Впервые: Литературная газета, 1937, № 33, 18 июня.

Одновременно: Правда, 1937, № 166, 18 июня, заглавие: Из воспоминаний.

Мемуарный очерк опирается на интервью, данное С. Трегубу в июле 1936 года, вскоре после смерти Горького: Учитель. Беседа с тов. И. Бабелем // Комсомольская правда, 1936, № 172, 27 июля.

Год XXI. Альманах. Кн. 13. М., 1938.

*

Впервые: 30 дней, 1932, № 3. С. 41–43.

Печатается по первой публикации с восстановлением важного фрагмента, отсутствующего во всех предыдущих переизданиях: «3а спиной телеграфиста… кушай кошерное».

Авторская датировка: 1920–1930.

Первоначальным наброском центрального эпизода рассказа можно считать очерк «Вечер у императрицы» (см. далее).

*

Впервые: 30 дней, 1932, № 4.

Авторская датировка: 1920–1925.

*

В оформлении второго раздела fb2-файла — Одесские рассказы использованы комментарии к текстам из первого тома собрания сочинений И. Э. Бабеля, изданного в 2006 г. издательством «Время».

В раздел Одесские рассказы также включены несколько рассказов из цикла История моей голубятни , как укладывающиеся в тему взросления главного героя, одну из двух центральных в цикле Одесские рассказы. Вообще, цикл рассказов История моей голубятни, по сути своей, переходной. От Одесских рассказов — к Конармии. И тематически, и хронологически.

Цикл из четырех рассказов о старой Одессе сложился у Бабеля в 1921–1924 г. Три рассказа в первой публикации имели соответствующий подзаголовок (см. ниже). Такой же подзаголовок имели еще два рассказа, но они самим автором в цикл не включались. Позднее были опубликованы несколько примыкающих к циклу новелл, появились написанные по его мотивам пьеса и киносценарий. В целом эта работа заняла десятилетие.

Таким образом, четыре короткие новеллы оказались смыслообразующим центром, вокруг которого сложилась разножанровая и разноплановая книга об Одессе.

Вторым ядром этой книги стал так и не собранный, но четко обозначенный цикл о становлении лирического героя «История моей голубятни».

В примечаниях сначала указывается первая публикация текста, потом, в случаях его отличия от первоначального, источник, по которому он опубликован в двухтомнике 1990 г. и воспроизводится в нашем издании. Если составитель настоящего издания избрал в качестве основного иной текст или произвел специальную сверку, указание на источник сопровождается словами «Печатается по…»

Датировки в конце рассказов рассматриваются как часть авторского текста и сохраняются даже в тех случаях, если они не совпадают с датами первых публикаций.

Впервые все бабелевские тексты сопровождаются реальным комментарием. В примечаниях использованы разыскания и наблюдения В. Ковского, Э. Когана, Е. Краснощековой, Ш. Маркиша, Е. Перемышлева, С. Поварцова, Б. Сарнова, У. Спектора, Е. Шаловского, А. Эппеля.

Замысел книги о детстве проходит через всю творческую жизнь Бабеля. Неоконченный рассказ «Детство. У бабушки» датирован: Саратов. 12.11.15. «История моей голубятни» (1925) в журнальной публикации «Красной нови» была обозначена в примечании как начало автобиографической повести. Рассказы «Первая любовь» (1925), «Пробуждение» (1930), «В подвале» (1931) имели подзаголовок «Из книги “История моей голубятни”». К одесской части цикла примыкает и новелла «Ди Грассо» (1937).

Другие, более поздние, этапы бабелевской биографии отразились в рассказах «Гюи де Мопассан» (1920–1922), здесь и далее — авторские датировки), «Мой первый гонорар» (1922–1928), «Дорога» (1920–1930), «Иван-да-Марья» (1920–1928).

Писатель, действительно, с конца 1916 года жил в Петрограде («Гюи де Мопассан»), в начале 1918 года приехал туда же из Киева (финал «Дороги»), осенью этого года участвовал в продовольственных экспедициях на Волге вместе с упомянутым в «Иван-да-Марье» С. В. Малышевым, в 1922 году работал в Тифлисе, где происходит действие «Моего первого гонорара».

Однако образ меняющегося рассказчика в этом так и не собранном цикле, конечно же, нельзя полностью отождествите с автором. Бабель сочиняет, творит, даже когда он пишет о себе, предпочитает, как герой «Моего первого гонорара», живописную выдумку истине факта.

Кажется, биографически наиболее далек от автора рассказчик «Моего первого гонорара». Во-первых, действие здесь, суда по всему, происходит в дореволюционном Тифлисе, а не в начале двадцатых годов, когда там оказался писатель. Во-вторых, существует мемуарное свидетельство жены об источнике фабулы. «О рассказе «Мой первый гонорар» Бабель сообщил мне, что этот сюжет был ему подсказан еще в Петрограде журналистом П. И. Старицыным. Рассказ Старицына заключался в том, кто однажды, раздевшись у проститутки и взглянув на себя в зеркало, он увидел, что похож “на вздыбленную розовую свинью’’, ему стало противно, и он быстро оделся, сказал женщине, что он — мальчик у армян, и ушел. Спустя какое-то время, сидя в вагоне трамвая, он встретился с этой самой проституткой, стоявшей на остановке. Увидев его, она крикнула: “Привет, сестричка!” Вот и всё» (Пирожкова А. Н. Годы, прошедшие радом (1932–1939) // Воспоминания о Бабеле. М., 1989. С. 283).

Однако чёткую фабулу Бабель наполняет совершенно иным смыслом, встраивает ее в персональный сюжет рождения писателя, предпочитающего обычной скучной жизни внезапную выдумку. Ключевой афоризм этой новеллы («Хорошо придуманной истории незачем походить на действительную жизнь; жизнь изо всех сил старается походить на хорошо придуманную историю») отсылает к началу, безусловно, автобиографического рассказа «В подвале»: "Я был лживый мальчик. Это происходило от отенния. Воображение мое всегда было воспламенено. <…> Воображение мое усиливало драматичесские сцены, переиначивало концы, таинственно завязывало начала».

Бабель предполагал сдать книгу в издательство в 1939 году. Большинство рукописей писателя исчезли вместе с ним после ареста 15 мая 1939 года. Судьба «Истории моей голубятни», степень ее завершенности так и остались загадкой.

В данном разделе тексты расположены не в соответствии с хронологией работы над ними, а в порядке, представляющем пунктирную историю рассказчика, насколько ее можно восстановить.

*

Впервые: Моряк (Одесса), 1921, № 100, 23 июня, подзаголовок: Из одесских рассказов.

Печатается по: Бабель И. Рассказы. М., 1936.

Прототипом Бени Крика считается М. Я. Винницкий, одесский налетчик, который во время гражданской войны сформировал свой полк, воевал на стороне красных войск и был убит под Одессой чекистами осенью 1919 года.

*

Впервые: Литературные приложения к «Известиям Одесского тубисполкома..», 1923, № 1025, 5 мал.

Печатается по: Бабель И. Рассказы. М., 1936.

*

Впервые: «Красная новь», 1924, № 5, август — сентябрь, подзаголовок: Из одесских рассказов.

Печатается по: Бабель И. Рассказы. М, 1936.

*

Впервые: «Красная новь», 1924, № 5, подзаголовок: Из одесских рассказов.

Печатается по: Бабель И. Рассказы. М, 1936.

*

Впервые: На помощь! (Одесса), 1921, 15 августа, однодневная газета, подзаголовок: Из одесских рассказов.

*

Впервые: Красная газета. Л., 1925, 18, 19, 20 мая, вечерний выпуск.

Печатается по: Бабель И. Рассказы. М., 1936.

Авторская датировка: 1925 г.

В примечании к журнальной публикации (Красная новь, 1925, № 4) утверждалось, что рассказ является началом автобиографической повести.

*

Впервые: Красная газета. Л" 1925, 24 и 25 мал, вечерний выпуск.

Печатается по: Бабель И. Рассказы. М., 1936.

Авторская датировка: 1925 г.

*

Впервые: Литературное наследство. Т. 74. Из творческого наследия советских писателей. М., 1965.

Авторская датировка: Саратов, 12.11.15.

*

Впервые: Звезда, 1931, № 7.

Печатается по: Бабель И. Рассказы. М., 1936.

*

Впервые: Новый мир, 1931, № 10, подзаголовок: Из книги «История моей голубятни».

Печатается по: Бабель И. Рассказы. М. 1936.

Авторская датировка: 1929 г.

*

Впервые: Молодая гвардия, 1931, № 17–18, подзаголовок: Из книги «История моей голубятни».

Печатается по: Бабель И. Рассказы. М., 1936.

Авторская датировка: 1930 г.

*

Впервые: 30 дней, 1932, № 1, подзаголовок: Из одесских рассказов.

Бабель И. Рассказы. М., 1932.

Авторская датировка: 1920–1929.

*

Впервые: Огонек, 1937, № 23.

*

Впервые: Воздушные пути. Кн. 3. Нью-Йорк, 1963.

Машинопись: ЦГАЛИ, ф. 622, оп. 1, ед. хр. 26.

Рассказ датируется 1933 г.

Вместе с рассказами «Нефть», «Улица Данте» и «Мой первый гонорар» «Фроим Грач» был рекомендован Горьким в альманах «Год XVI», но отвергнут редколегией. Сохранилась резолюция А. Фадеева: «Рассказы, по-моему, неудачны, и лучше будет для самого Бабеля, если мы их не напечатаем» (см.: Ковский В. Судьба текстов в контексте судьбы // Вопросы литературы. 1995. Вып. 1. С. 34).

*

Впервые: Литературная Россия, 1964, 20 ноября. Последняя страница утеряна.

Автограф, частный архив.

Рассказ датируют 1924–1925 гг.

*

Впервые: «Воздушные пути» Кн. 3. Нью-Йорк, 1963.

В 1933 г. рассказ был отвергнут в альманахе «Год XVI (см. прим. к рассказу «Фроим Грач»).

Авторская датировка: 1922–1928.

*

Впервые: 30 дней, 1932, № 6.

Печатается по: Бабель И. Рассказы. М., 1936.

Авторская датировка: 1920–1922.