Помня о том, как мужики напоролись на капкан, я, даже не входя во двор, решила проявить осторожность: схватила валявшуюся неподалеку от забора палку и двинулась вперед, тыча ею перед собой. Забор у Федора был крепкий и достаточно высокий, калитка железная, без ручки и глазка, звонка тут тоже не нашлось. Я стала бить ногой в калитку, но со двора не донеслось ни звука.
– Откройте! – завопила я.
В ответ тишина.
– Немедленно впустите!
Молчание.
Обозлившись еще больше, я огляделась по сторонам, увидела вблизи раскидистое дерево, ветви которого свисали над участком Федора, и, недолго думая, вскарабкалась на него. Это сейчас я – набирающий обороты автор детективных романов, но воспитывала-то меня улица, и я еще не растеряла соответствующие навыки.
Двор был пуст. Выглядел он не таким заброшенным, как у Ани, но и ухоженным его не назовешь.
– Эй, – заорала я, – а ну, выходи! Смотри, как ты меня гайкой ушиб, до крови.
Продолжая кричать, я поднялась на крыльцо и обнаружила на двери железный навесной замок самых устрашающих размеров. Усмехнувшись, я присела и пошарила под крыльцом. Подавляющее число деревенских жителей прячет там запасные ключи. Но здесь под ступеньками мои руки ничего не нащупали. Решив не сдаваться, я обошла вокруг избы. Частенько сельские дома имеют второй вход. Отчего я не ушла, поняв, что избушка заперта снаружи? А кто, по-вашему, швырялся гайками? Нет, внутри есть человек!
Черного хода не существовало. Я приблизилась к окну и попыталась заглянуть внутрь. Тщетно, взгляд наткнулся на задернутые гардины.
– Эй, – крикнула я, – вы где?
– Помоги, – прошелестело сверху, – спаси, убивают.
Я задрала голову и увидела круглое окошко под самой крышей.
– Кто там? – завопила я.
Сверху спланировал кусок газеты, крупные, пляшущие буквы, написанные карандашом на полях, слились в фразы: «Я на чердаке. Лестница внизу».
Чуть поодаль и впрямь стояло шаткое сооружение, сбитое из тонких палок. Не раздумывая долго, я передвинула лестницу так, чтобы она достигала окошка, и резво полезла вверх. На середине пути мне стало страшно, но не отступать же от намеченной цели, тем более что сверху периодически доносился тихий, словно шелест травы, голосок: «Помоги».
Наконец руки уцепились за край окошка.
– Откройте, – постучала я по стеклу.
– Помоги, – долетело из форточки.
– Распахните окно!
– Помоги.
Делать нечего, пришлось снять с ноги босоножку и ударить ею по давно не мытому стеклу. Голову я на всякий случай втянула в плечи, но, к моему удивлению, на меня не посыпалась груда осколков. Отчего-то стекло, почти целиком вылетев из рамы, упало внутрь чердачного помещения. Я заглянула в образовавшуюся дыру. Непосредственно у моего лица оказалась кровать, на которой сидела взлохмаченная, худая девушка. Увидев меня, она вскрикнула:
– Помогите!
– Ты кто?
– Мила.
– Что здесь делаешь?
Девушка заплакала и бессвязно залепетала:
– Федор… убить… спаси…
Поняв, что у нее сейчас начнется истерика, я быстро сказала:
– А ну-ка возьми себя в руки. Лучше скажи, где Федор.
– Он уехал, – шмыгнула носом Мила, – Федор всегда утром уматывает.
– Когда вернется?
– Обычно вечером возвращается.
Я повеселела.
– И что у тебя случилось? Почему сидишь на чердаке и ревешь?
– Меня Федор запер.
– Зачем?
– Он бандит, – выпалила девчонка, – пожалуйста, умоляю, помоги мне бежать!
– Давай вставай, – велела я, – и лезь в окно.
– Не могу.
– Почему?
– Меня привязали за ногу, вон видишь?
Мила потрясла тонким, длинным кожаным ремешком.
– Гад, – с чувством произнесла она, – мерзавец, он так рассчитал, что я могу только с кровати слезть и до ведра дойти, два шага сделаю, и все, дальше ремень не пускает. Он крепкий, не разорвать, я даже перегрызть его пыталась. Куда там! Ты принеси секатор, знаешь, такие ножницы, кусты постригать, только поторопись, а то, не ровен час, Федор раньше заявится, мне тогда каюк придет.
Быстрее птицы я полезла назад, добежала до участка Лены и заорала:
– У тебя есть секатор?
– А как же, – меланхолично ответила соседка.
– Дай мне на время.
– Сейчас, – спокойно сказала Лена и ушла в сарай.
Минуты мне казались годами, наконец соседка появилась во дворе.
– На, – она сунула мне большие садовые ножницы.
Я побежала к избе Федора, забыв сказать доброй Лене спасибо.
Мила перерезала ремешок и ловко спустилась по лестнице вниз. Когда она очутилась на земле, я увидела у нее на щиколотке железное кольцо с небольшим замком, от него тянулся крохотный кусочек ремня. Девчонка пошевелила ногой.
– Прикольно выглядит, да? Слушай, ты меня в Москву не отвезешь?
– Извини, но я не умею водить машину, да и нет ее у меня.
– А… а… Ну тогда проводи хоть до шоссе.
Я кивнула, и мы пошли к калитке. Металлическая дверца, совершенно гладкая снаружи, изнутри имела удобную ручку и еще запиралась на огромную щеколду. С трудом отодвинув ее, я сказала:
– Странно, что у Федора по участку не бегают штук шесть волкодавов с оскаленными пастями.
– У него аллергия на шерсть, – хмыкнула Мила. – Слушай, мне это кольцо с замком сейчас не снять. Дай свои носки, натяну их на ноги, чтобы народ не пялился.
Я покорно сняла белые гольфы и отдала Миле, та мигом натянула их и сказала:
– Во, теперь лучше, а то словно с каторги сбежала. Ладно, где тут шоссе?
– Похоже, налево.
– Что значит «похоже»? Ты точно не знаешь?
– Нет, я недавно приехала, не из местных.
– Ладно, – нахмурилась Мила, – пойдем налево.
Мы двинулись вдоль глубокого оврага.
– Как ты на чердак попала? – я проявила естественное любопытство.
– По глупости, – сердито откликнулась Мила, – исключительно из-за моего собственного идиотизма. Этот Федор в меня влюбился и стал предлагать выйти за него замуж, а к чему мне такой козел? Естественно, я отказала.
Федор вроде спокойно воспринял категорическое «нет», не обиделся, не стал устраивать сцен. А спустя некоторое время появился с букетом и заявил: «Думаю, мы вполне можем остаться друзьями, давай отпразднуем мой день рождения на даче. Будет большая компания, человек двадцать, обещаю шашлык, красное вино и все такое».
Мила любит повеселиться, в словах Федора она не усмотрела никакого подвоха и с радостью поехала в Пырловку.
Жаренного на углях мяса ей так и не удалось попробовать, потому что хозяин мгновенно запер Милу на чердаке. Правда, он предоставил ей минимальные бытовые условия. На кровати лежали матрас, подушка и ватное одеяло, в двух шагах от ложа стояло ведро, призванное служить туалетом, здесь же имелась трехлитровая банка с питьевой водой. Кормил Милу Федор дважды в сутки, а для развлечения приволок ей кипу газет. В принципе, условия заключения можно было бы считать вполне сносными, кабы не длинный, тонкий ремешок, при помощи которого Милу за ногу привязали к кровати. Федор сразу очень спокойно объяснил ей:
– Лучше тебе дать согласие быть моей женой, иначе навсегда останешься на чердаке.
Но Мила вовсе не собиралась ему покориться, и потому всякий раз, когда Федор уезжал на работу, она слезала с кровати и пробовала бродить по чердаку в том радиусе, на который хватало веревки. В куче хлама ей попался карандаш, и тогда Миле пришла в голову гениальная идея. Встав на кровать, она могла через окошко видеть тропинку, по которой изредка ходили люди. Мила решила выбросить на улицу записку. На чердаке валялось много всякого барахла, вот пленница и стала подбирать картофелины, гайки, осколки кирпича. Завернув «груз» в записку, Мила вышвыривала послание в форточку за забор. Но народ спокойно проходил мимо, никто не поднимал «дацзыбао». Один раз Мила попала местному алкоголику в живот. Пьяница разразился матом, но и только.
– Сколько же времени ты тут просидела? – с сочувствием спросила я.
– Да хрен его знает, долго, – ответила Мила. – я вымыться хочу! Жуть как! Эта падла меня один раз в душ сводила, будка у него во дворе стоит. Ну я и попробовала доски от задней стенки отковырнуть, однако ничего не вышло, а Федор понял, чем я в «бане» занималась, и больше купаться не разрешал. Небось воняю!
– Ты ничем не пахнешь, – заверила я ее, – и выглядишь нормально, только одежда очень измятая, в особенности куртка.
Мила стащила с себя джинсовку.
– Фу, жарко! Когда я к Федьке ехала, еще тепла не было. Прямо сил нет идти, голова кружится!
– Ты просто давно на улицу не выходила, потому, наверное, окно мне не открыла, – пояснила я, – давай пока твою курточку понесу.
– Спасибо, – кивнула Мила и сунула мне в руки вконец изжеванную джинсовку.
Я обернула куртку вокруг бедер, завязала на животе рукава и продолжала ее расспрашивать.
– Где же ты с Федором познакомилась? Он же, похоже, намного старше тебя.
– Шоссе! – радостно завопила Мила и замахала руками.
Около нас моментально притормозила черная «Волга». Мила распахнула переднюю дверцу и спросила:
– До Москвы добросишь?
– Куда именно? – буркнул шофер, молодой парень с татуировкой в виде дракона на плече и серьгой-крестом в ухе.
– До первой станции метро, – сказала Мила.
– Садись, – согласился водитель.
Бывшая пленница обернулась.
– Смотри не скажи кому, что помогла мне, – предостерегла она, – Федька избить может.
Я кивнула:
– Понимаю.
Мила села в «Волгу» и была такова, я медленно поплелась на дачу. Однако этот Федор большой оригинал. Неужели он предполагает, что можно заключить брак по принуждению в наше время? Мила тоже очень странная особа. Окажись я в подобной ситуации, мигом бы заявила: «Конечно, дорогой! Всю жизнь мечтала стать твоей женой, прямо сейчас поехали в загс».
Главное, оказаться в людном месте, ведь там легко позвать на помощь, поднять крик! Ну не дурочка ли Мила! Предпочла куковать на чердаке и швыряться камнями!
Бормоча себе под нос, я добралась до нашего дома и увидела Лену, сидевшую на скамейке у забора с вязаньем в руках. Услыхав мои шаги, соседка отложила ярко-красное трикотажное полотно и виновато зачастила:
– Я устала немного, вот и решила отдохнуть. С шести утра на огороде колупаюсь, будь он неладен. Знаешь, сдается мне, кабы люди сорняки ели, те бы даже не взошли.
Я улыбнулась:
– Это точно. Что вяжешь?
– Шапку себе, мне красный цвет идет.
Мы поболтали пару минут о всякой ерунде, потом Лена сказала:
– Тебе секатор больше не нужен?
Я похолодела. О черт! Я дала садовые ножницы Миле, чтобы она разрезала кожаный ремешок. Та так и поступила, «перекусила» привязь и вылезла в окно. И я, и она забыли про секатор. Он остался лежать на чердаке.
Федор явится с работы, отправится проведать жертву, обнаружит отсутствие Милы, увидит секатор и явится убивать меня.
На секунду мне стало нехорошо, но потом я обрела способность мыслить трезво. Спокойно, Вилка, не надо идиотничать. Все секаторы похожи друг на друга, каким образом Федор догадается, что именно я принесла садовые ножницы? В Пырловке я ни с кем не знакома, разговаривала только с Леной да с продавщицей в магазине. Нет, еще с пьющим Мишей и его странной матерью. Господи, ну и дурь лезет мне порой в голову, волноваться нет никаких причин.
– Так отдашь секатор? – настаивала Лена.
Я набрала побольше воздуха в легкие и с самым честным видом принялась врать:
– Ну и народ тут у вас!
– Ты о чем?
– Взяла секатор и стала вот эти кусты подрезать – они все окно нам загородили. Устала, положила ножницы на секунду и пошла чаю попить. Возвращаюсь – их нет, кто-то уволок. Уж извини, сегодня я поеду в город и привезу тебе новые.
– Не надо, – отмахнулась Лена.
– Как же так? Раз я взяла, должна вернуть, получишь взамен потерянных самые лучшие…
– Нечего деньги тратить, – перебила меня соседка, – обычное дело! Пырловцы такие, сопрут все, что плохо лежит, только я не дура. Сейчас пробегусь по дворам и вмиг найду ножницы, впрочем, я и так знаю, чья это работа, Райка утянула.
– Как же ты докажешь, что секатор твой? – удивилась я.
Лена рассмеялась:
– Хочешь жить, умей вертеться. У ножничек-то ручки для удобства из пластика сделаны. Я на них и выжгла паяльником: «Нос».
– Нос? – переспросила я. – Почему не глаз или рот?
Соседка рассмеялась:
– Это моя фамилия. Звать меня так – Лена Нос. От мужа досталась. Петька хитрый был, он до подачи заявления про свои данные молчал, и маменька его словечка не кинула. А уж когда в загс заявились!.. Да я чуть прочь не удрала, поняв, что вместо Поповой Носом стану. Во кошмар. Потом привыкла, даже удобно – никто ни с кем не путает. Вон Козловых трое, вечно у них незадачи: то почту не туда принесут, то пенсию, то карточки в поликлинике перепутают. А я – Нос, со мной нет никаких проблем.
Пока Лена говорила, я покрывалась холодным потом. Нос! Федор возьмет секатор, кинется к Лене, та моментально скажет, что вручила ножницы мне…
– Вилка, – крикнула Томочка, – купила?
– Ты о чем?
– В магазин ходила?
– Э… нет.
– Ну сходи, сделай одолжение, очень молока хочется, – улыбнулась Томочка.
– Ага, – засуетилась я, – уже бегу.
– Ты зачем куртку вокруг себя обернула? – остановила меня Тамара. – Жарко же!
Я опустила глаза вниз и едва сдержала вопль. Взяла у Милы джинсовую куртку, чтобы не тащить ее в руках, завязала рукава вокруг талии и забыла отдать вещь хозяйке. Мила, стремясь поскорее уехать, тоже не вспомнила о верхней одежде.
– Откуда у тебя такая? – продолжала удивляться Тамара. – Первый раз ее вижу, вроде она ношеная…
Я быстро освободилась от куртки и бросила ее в открытое окно. Потом стала сочинять:
– Увидела куртенку в спальне, в шкафу висела, это Анина вещь. Ну и прихватила ее с собой, подумала, вдруг дождь пойдет. Моя сумка еще не распакована.
– Какой дождь, – вмешалась Лена, – на небо глянь! Ни облачка. Вторую неделю сухо, словно в Африке.
– Побегу за молоком! – выкрикнула я и ринулась по дороге в сторону шоссе.
Пробежав пару метров, я оглянулась. Лена снова взялась за вязание, Томочка больше не высовывалась в окно.