Конец гармонии

Часть 5 Глава 15

Я часто видел, как одни люди с готовностью склоняют головы перед авторитетом, в то время как другие их не признают. Раз за разом разум всё чётче понимал, что есть те, кто находит умиротворение в подчинении и есть те, кто получает особое удовольствие в самоунижении. И всё потому, что быт раба по-своему освобождал людей от бремени ответственности и возвращал в детство, где нужно было лишь подчиняться родителям.

Для таких людей подчинение — это путь наименьшего сопротивления, что позволял плыть по течению. Рабство давало возможность не испытывать терзаний выбора и приносило слабым людям особое облегчение и попросту экономило силы.

«Почему она так хочет мне подчиняться? Не уж то Актия глубоко внутри хочет вернуться к быту рабыни? Хм… Или она просто увидела во мне сводного брата, которого потеряла?»

Однако, не смотря на все, я понимал всю опасность столь нестабильного образа мыслей. Головой я понимал — слепое повиновение всегда приводило к потере собственной индивидуальности и человечности.

Правда, с другой стороны, были и те, чья жажда власти пылала ярким пламенем. Такие стремились повелевать, диктовать волю и подчинять других личным прихотям.

Доминирование было источником силы и садистского удовлетворения для многих великих военачальников. Но я видел, как легко эта страсть может обернуться тиранией и жестокостью, если чувствам не будет положено разумных пределов. Поэтому даже, когда тело получало невероятное удовольствие от доминации, разум тихо презирал извращённую плоть за столь низкое чувство.

Спустя время, Актия наконец насытилась, постаралась смыть с себя грязь, оделась и поспешила за мной на мероприятие. Я особо не прихорашивался, вышел и подождал подружку снаружи около зала совещаний, а после мы распахнули дверцы вместе.

Громкий звук петель эхом разнесся по просторному залу. Головы высокопоставленных офицеров и советников дружно обернулись. Мы застыли на пороге, ощутив десятки недовольных взглядов.

Сквозь ледяную тишину пришлось двинуться вперед. Шаги гулко отдавались от каменных плит пола. Глаза присутствующих следили за каждым размеренным движением. Я ощущал отвратительные и презрительные взоры, что изучали и осуждали меня. Некоторые советники даже не потрудились скрыть презрение и прямо мимикой высказывали враждебность, откровенно кривили губы в насмешливых ухмылках.

Я старался держать голову прямо, чтобы не оставить поводов для дальнейших упрёков. Актия же шла аккуратно, сохраняла непроницаемое выражение лица и притворялась, что не замечала окружающих. Мы прошли сквозь строй высокомерных взглядов, как две скалы, что бросили вызов штормовым волнам.

Наконец, тела достигли пустых мест на первом ряду. Актия грациозно опустилась на жесткое кресло. Я последовал примеру, сел и старался не смотреть по сторонам. Лишь когда мы заняли места, напряженная тишина была нарушена бормотанием и шепотками.

Ни я, ни Актия не дрогнули под градом немого осуждения. Мы были воинами, что закалились в битвах, а презрение придворных крыс было лишь слабым ветерком по сравнению с ураганами, что нам — боевым офицерам, довелось пережить.

— Итак… — голос, как мягкий пух тополя, озарил зал. Ярия мгновенно захватила зал. — Припозднившиеся наконец-то изволили поощрить нас прибытием… За сим я рада молвить ныне и далее. По разумению моему, я молвлю о дальнейшей благости и о доброчестии… Нет ничего лишённого смысла в мире этом, поэтому я, тоже являясь благочестной и учтивой, как сам мир, изволю опустить глубокую вину этих двух перед нами.

«Опять этот конченный говор… Теперь понятно почему прошлое собрание шло целых два часа…»

— Я изъявляю о глубокой задумчивости королевы Кристализ по вопросу военной подготовки. Она поведала мне о возложенной на плечи гер Триммеля задаче, и я осмыслила и изволила ей, что желаю молвить о возможности подсобить, — Ярию было просто невозможно слушать.

Вдруг, меня в бок толкнул Гермис:

— Где попить, Фаррен? Я же попросил… — прошептал он.

— Прости. Совсем забыл… Был занят. Актия…

Вдруг Ласин, что тоже сидел на первом ряду через три кресла от нас, неожиданно встал и начал представление:

— Госпожа Ярия, посмотрите! Он вообще плевать хотел на ваши слова! Опять шепчется на первом ряду! Прямо перед вашим носом!

«Да как же ты задолбал Ласин…»

Я встал, как подобает провинившемуся, и со стойкостью воина с каменным лицом, ожидал новых оскорблений и упрёков.

— Гер Ласин, благодарю вас за уместное замечание, но нужно ведать, что у гер Фаррена явленно что-то случилось, раз он изволил явится на вече с поломанной рукой.

— Этот идиот сломал два пальца, когда бил брата в лесу! Мне пришлось вызывать доктора, чтобы он осмотрел фон Кригеров после того, как они оба упали без сознания прямо передо мной! Это просто урод и садист, который чуть не убил своего родного брата!

— Это истинно, гер Фаррен? — спросила Ярия с жалостью.

Я глубоко вздохнул.

— Ласин выставляет меня насильником, садистом и последним злодеем перед вами, не так ли? — я обратился в зал. Поднялся презрительный шёпот. — Но ведь я ничего злобного из себя не представляю.

— Но ты ведь… — я перебил Ласина:

— Я может и не самый добрый и учтивый, но всё же… Имею хоть какие-то чувства. Да, как многие, наверное, слышали, я убил офицера голыми руками… Но мне же пришлось в искупление вины приютить его семью! И теперь я буду должен передать своё наследство вдове того несчастного офицера… Я не злодей и совсем не такой, как вы думаете. Ведь вы даже не знаете, зачем я здесь на самом деле!

— Разве не по воле Кристализ вы изволили явиться на вече? — удивлённо спросила Ярия.

— Нет. Я забыл прочитать почту, когда направлялся в Сориф по другой более веской причине. Я не по воле Кристализ появился в этом зале, уж поверьте.

Понялся гул. Люди негодовали и смотрели на меня с ещё большим гневом.

— Какой же бред несёт этот ублюдок… — шептал один.

— Что может быть глупее, чем отговорка, что не прочитал почту? А если война? Тоже будет говорить, что не видел письма? — шептал второй. Но кто-то из зала всё же засомневался в правдивости слухов.

«А я думал, что слухи играют мне на руку, когда придумал с Ауранцией столь гениальный план… Хе. Иронично».

— Что за причина принудила вас к посещению Сорифа, гер Фаррен? — Ярия посмотрела на меня с интересом.

Вдруг Гермис поднялся и сам ответил на вопрос:

— Причина в больном ребёнке семьи, что он приютил! — лучший генерал обернулся к залу. — Фаррен не отвратительный злодей и садист, каким его рисует глава УОП и королевской гвардии, двух самых отвратительных государственных органов! Ласин почти всегда ненавидел его. Сразу, как мы вернулись из Сталлионграда, он поклялся отомстить Фаррену и…

— Так дело в болеющем малыше… — Ярия поникла. — Не уж то Серая чумка одолела?

— Так точно, госпожа, — Гермис взял меня за шкирку и показал Ярии. — Этот идиот хочет искупить свою вину. Разве тот, кого описывает Ласин хоть как-то похож на человека, что хочет помочь другим или спасти ребёнка от смерти? Ему будет плевать на всех, кроме себя!

— Я образумилась… Благодарю вас, Гермис. Но что же было в Сталлионграде? Почему Ласин столь велико невзлюбил гер Фаррена?

— Госпожа Ярия, я н… — Ласина перебили.

— Разве войско иродов не было разбито? Наше действо не было успешно? — удивлённо расспрашивала Ярия, пока меня передёргивало от говора.

— Всё было успешно, но Фаррену пришлось устранить агента из Империи с грифонского континента. Та девушка была близка с Ласином и…

— Что ты несёшь, Гермис! Этот ублюдок убил её по своей прихоти! — выкрикнул Ласин.

— Так. По моему вразумлению я преступила линию дел, о которых лучше не молвить в зале вече… — Ярия не хотела разводить скандал. — Поэтому извольте воссесть и вразумлять дальше, что я вам, ценные наши гости, собираюсь поведать.

Мы все уселись на места, гул прекратился, а Ласин был удручён настолько, что начал изредка бить кулаком в подлокотник.

«Он явно думает, как меня убить… Вот ведь падаль…»

— Изъявляю вам снова, что игра будет в две недели! Каждому предоставляется по пять тысяч солдат, что мы тщательно отобрали из иродов и преступников, что пригодны к службе! Как изволите ими распорядиться — только ваша воля. Использовать сразу или пользовать только часть против друг друга — всё на ваше изволение! А наградой победителю является желание, что Великая королева Кристализ будет обязана исполнить. Вы можете возжелать всё что угодно, кроме того, что вовлечёт княгиню в уныние или повлияет на политические планы, — Ярия вдруг остановилась и покраснела. — Возможно, что Кристализ даже изволит провести ночь с тем, кто будет лучшим… Если на то, конечно, будет ваша воля. А также она изволила поведать мне о том, что готова одарить сильнейшего владыку армии званием Хайвсмаршала! И после всего… Она самолично вознаградит медалью сильнейшего перед всей страной!

Вдруг зал стал поистине оживлённым. Слова Ярии повисли в воздухе, как искра, что пала на сухой хворост. Намек на возможность провести ночь с самой Кристализ мгновенно воспламенил страсти, что дремали в сердцах присутствующих. Наградой была владычица всей Гегемонии, а может даже и следующая Великая королева и слава немыслимого масштаба в придачу.

Зал кипел от эмоций. В одно мгновение он преобразился из царства напряженной тишины и презрения в арену клокочущих чувств. Офицеры и советники, что мгновением ранее гордо восседали в величественном молчании, ожили, как мраморные изваяния, в которые вдохнули жизнь.

Воздух полнился гулом голосов, перешептываниями и возбужденными вздохами. Некоторые мужчины позабыли о сдержанности и принялись хватать друг друга за рукава. Одни перешучивались и расхваливали личные воинские таланты, другие же, чьи глаза загорелись алчным огнем, принялись оценивающе разглядывать соперников, а остальные прикинули шансы на победу тех или иных военачальников.

Несколько советниц, чьи лица пылали от смущения, отвернулись, пытаясь скрыть бурную реакцию на столь непристойное предложение. Однако большинство не смогло сдержать порыва и разразилось гоготом, который сотрясал стены зала.

Лишь немногие, подобно мне и Гермису, сохранили безмятежное спокойствие и не поддались всеобщему возбуждению от жажды власти. Я остался незыблемой скалой среди бушующего моря страстей, ведь понимал, что даже самые заманчивые обещания не должны ослеплять истинного воина.

— А мне больше нравится Ауранция… — прошептал я про себя, когда Гермис обернулся и начал опять доставать вопросами.

— Тоже не в восторге от перспективы стать её рабом? — спросил Гермис.

— Знаешь, отчасти мы все порабощены ею… — я намекал другу на наше положение, где мы не могли просто так покинуть страну и не имели права быть сами собой.

— И всё из-за этого дебила, — пробормотал Гермис.

«Торрен не виноват в её безумии, идиот…»

— О чём это вы двое шепчитесь? — возбуждённо спросила Актия. — Разве вам не хотелось бы провести ночь со столь великой особой?

— А тебе явно не хватило, как я погляжу… — Актия улыбнулась.

— Она опять на тебя набросилась? — удручённо спросил Гермис.

Я промолчал и добавил:

— Мы станем врагами. Пусть это всего лишь на две недели, но…

— Что ты несёшь? Думаешь я настолько сильно хочу к Кристализ в постель, что стану твоим врагом? — здесь я замер в удивлении. — Сыграем в шахматы и решим, будешь ли ты мне должен после того, как я тебе поддамся или даже передам своих людей, кто знает…

— Гермис, ты серьёзно? — я посмотрел на него с интересом.

— Да, я абсолютно серьёзен, — он вновь непонимающе взглянул на Актию.

— Тогда договорились.

Для меня наш уговор не был простым соревнованием за уважение. Шахматы представляли квинтэссенцию военной стратегии. Искусство просчитывать ходы наперед, предугадывать намерения противника и жертвовать фигурами ради достижения победы. Эта игра отражала мастерство войны.

Я понимал, что для Гермиса награда, что была обещана королевой, не имела никакого значения, но разум не был уверен в честности лучшего генерала на все сто.

«Я знаю Гермиса лучше всех. Он воин до мозга и костей, для которого истинной наградой всегда была возможность сразиться с достойным соперником. Но это может быть и уловкой…» — но я всё равно поверил другу.