Конев против Жукова. Поединок маршалов

Тяжелое начало

Начало Великой Отечественной войны многими авторами описано уже неоднократно. Об этом тяжелом времени писали руководящие работники Генерального штаба РККА, командующие и работники штабов военных округов, армий, корпусов, дивизий, командиры подразделений, сержанты и солдаты. Оставил свои воспоминания и бывший начальник Генерального штаба РККА генерал армии Г.К. Жуков.

Открываем его «Воспоминания и размышления»:

«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, – констатирует Г.К. Жуков. – Он доложил, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня. Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев. И.В. Сталин сказал:

– Приезжайте с наркомом в Кремль.

Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

– А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.

– Нет, – ответил С.К. Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду.

Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро.

– Что будем делать? – спросил И.В. Сталин.

Ответа не последовало.

– Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех пограничных войск в полную боевую готовность, – сказал нарком.

– Читайте! – ответил И.В. Сталин.

Я прочитал проект директивы. И.В. Сталин заметил:

– Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска пограничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.

Не теряя времени, мы с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.

Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.

И.В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз ее прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи».

В директиве войскам западных округов и народному комиссару Военно-морского флота, подписанной в 23 часа 21 июня 1941 года, указывалось:

«1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ПВО, ПрибВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городков и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».

С этой директивой Н.Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тот же час передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 22 июня 1941 года, то есть всего за три часа до начала агрессии…

Под утро 22 июня нарком С.К. Тимошенко, Н.Ф. Ватутин и я находились в кабинете наркома обороны…

В 3 часа 30 минут 22 июня 1941 года первая волна немецких бомбардировщиков в составе 30 отборных экипажей, группами по 3 самолета, пересекла западную границу Советского Союза. Вторгшись на советскую территорию, бомбардировщики легли на курс к намеченным целям в тот момент, когда немецкая артиллерия подала сигнал о начале наступления наземных войск, они в утренних сумерках нанесли удар по десяти советским аэродромам.

Затем, уже на восходе солнца, основные силы немецких ВВС в составе 500 бомбардировщиков, 270 пикирующих бомбардировщиков, 480 истребителей нанесли удар по 66 аэродромам, на которых было сосредоточено почти ¾ советской авиации. Подавляющая часть крылатых машин была выведена из строя.

В 3 часа 30 минут Г.К. Жукову позвонил начальник штаба Западного Особого военного округа генерал-лейтенант В.Е. Климовских и доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Через несколько минут раздался звонок от начальника штаба Киевского Особого военного округа генерал-лейтенанта М.А. Пуркаева, который доложил о налете немецкой авиации на города Украины. В 3 часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским Особым военным округом генерал-полковник Ф.И. Кузнецов и также доложил о налете немецкой авиации на Каунас и другие города…

«Нарком приказал мне звонить И.В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В. Сталина.

Минуты через три к телефону подошел И.В. Сталин.

Я доложил обстановку и просил разрешение начать ответные боевые действия. И.В. Сталин молчит. Я слышу его дыхание.

– Вы меня поняли?

Опять молчание.

Наконец И.В. Сталин спросил:

– Где нарком?

– Говорит с Киевским округом по ВЧ.

– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро…

В 4 часа 30 минут утра все вызванные члены Политбюро были в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет.

И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:

– Надо срочно позвонить в германское посольство.

В посольстве ответили, что граф Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.

Принять посла было поручено В.М. Молотову.

Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление.

Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов:

– Германское правительство объявило нам войну.

И.В. Сталин опустил голову и глубоко задумался.

Наступила длительная пауза.

Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.

– Не задержать, а уничтожить, – уточнил С.К. Тимошенко.

– Давайте директиву, – сказал И.В. Сталин.

В 7 часов 15 минут 22 июня директива наркома обороны № 2 была передана в округа…» (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 243–248).

Итак, для Г.К. Жукова фактически Великая Отечественная война не началась внезапно – он был готов к ней непосредственно с вечера 21 июня и даже предпринимал определенные меры для того, чтобы войска Западных округов не были застигнуты врасплох. К сожалению, на практике это не получилось… За это были расстреляны генералы Г.Д. Павлов, Д.Г. Климовских, А.Т. Григорьев, А.А. Коробков и др. Многие погибли в первых боях, еще некоторые были пленены противником. О простых офицерах, сержантах и солдатах и говорить нечего – их потери измеряются сотнями тысяч… Но ни нарком обороны, ни начальник Генерального штаба за это никакой ответственности не понесли. Почему – только можно гадать?!

Непосредственно перед войной 19-я армия генерал-лейтенанта И.С. Конева находилась на Украине, а он сам в Ростове-на-Дону, где был расположен штаб Северо-Кавказского военного округа. Хотя время было и очень тревожное, но никаких предварительных ориентировок он не получал, поэтому вечером 21 июня отправился спать к себе на квартиру.

Далее он пишет:

«В два часа ночи 22 июня раздался звонок по ВЧ. Жуков сообщил, что положение угрожающее, дал команду привести в готовность все средства противовоздушной обороны Ростова. “Командующим округа оставьте Рейтера, своего заместителя, а сами немедленно вылетайте в армию, быть там в полной боевой готовности”.

Вместе с членом Военного совета Шеклановым, начальником особого отдела Королевым рано утром в четыре часа на своем самолете СИ-47 я вылетел из Ростова в Черкассы. По всему маршруту был ливневый дождь, мы шли на бреющем полете при плохой видимости. Взяли за ориентир Днепр и по Днепру шли на Черкассы. Пролетая район Запорожья, не без риска прошли над проводами высокого напряжения Днепровской ГЭС.

Прибыв около пяти часов утра (22 июня. – Авт.) в штаб 19-й армии, я выяснил, что ни начальник штаба, никто в штабе не знает, что началась война».

Сразу же встает вопрос – почему?

19-я армия находилась на территории Киевского Особого военного округа, и командование этого округа, безусловно, знало об этом. Оповещая свои армии, оно должно было позаботиться о том, чтобы такой же сигнал поступил и в эту армию. Но по какой-то причине этого не произошло. Объяснение – основная часть штаба находилась в движении в район Тернополя, а оперативный дежурный, оставшийся в Киеве, халатно отнесся к своим обязанностям.

Если 19-я армия, несмотря на то что находилась на территории Киевского Особого военного округа, составляла резерв Главного командования, то соответствующую команду в ее штаб должен был передать Генеральный штаб РККА, а проконтролировать его прохождение лично Г.К. Жуков. Но почему-то и этого не произошло? Ответ – опять-таки недопустимая халатность.

Третий вопрос – как сам И.С. Конев узнал, что уже идет война? Ведь 22 июня немецкая авиация Черкассы не бомбила. Как пишет сам И.С. Конев: «Весь первый день войны штаб армии не получал информацию из Генштаба о положении на фронтах. Этот день прошел для нас спокойно, противник не бомбил район расположения армии, кроме железнодорожного моста через реку Днепр. Видимо, сосредоточение 19-й армии не было установлено противником».

Правда, А.Н. Оськин, взявший на себя смелость раскрыть тайны начала Великой Отечественной войны, в книге «Ключи к разгадке», ссылаясь на какого-то свидетеля, пишет, что уже 21 июня над Черкассами появился иностранный военный самолет, который был обстрелян зенитчиками 19-й армии. Автор делает смелый вывод, что это мог быть английский разведчик, прилетевший с юга???

Тем не менее, прибыв в Черкассы, И.С. Конев «дал команду объявить боевую тревогу, рассредоточил войска, доложил в Генштаб, что я на командном пункте в Черкассах и войска армии находятся в полной боевой готовности». Об этом он был обязан проинформировать штаб Киевского военного округа и Генеральный штаб.

Между тем, как пишет Г.К. Жуков, к 8 часам утра 22 июня Генеральному штабу все же удалось прояснить сложившуюся на то время оперативную обстановку, и в 9 часов утра он вместе с С.К. Тимошенко снова поехал к И.В. Сталину для того, чтобы «доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации в стране и образовании Ставки Главного командования, а также ряда других вопросов».

Опять неточность. Во-первых, ни один военачальник, не разобравшись в обстановке, не поедет к старшему начальнику, если только добровольно не рискнул нарваться на серьезные неприятности. Во-вторых, визит С.К. Тимошенко и Г.К. Жукова к И.В. Сталину в 9 часов не соответствует записям посещения. Из них следует, что в период с 9 до 14 часов И.В. Сталин принимал в основном членов Политбюро и Центрального комитета партии, после чего в 12 часов по радио выступил В.М. Молотов. С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков и Н.Ф. Ватутин были приняты И.В. Сталиным только в 14 часов 22 июня и пробыли в кабинете вождя до 16 часов. В то время там уже 45 минут находился Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников. Позже к Сталину были вызваны нарком Военно-морского флота адмирал Н.Г. Кузнецов и начальник Главного артиллерийского управления РККА Маршал Советского Союза Г.И. Кулик. Видимо, именно тогда Г.К. Жуков, Б.М. Шапошников и Г.И. Кулик получили распоряжение о выезде на фронты.

Правда, сам Г.К. Жуков пишет, что это произошло вскоре после 13 часов 22 июня. Далее он пишет: «Я позвонил домой, чтобы меня не ждали, и минут через 40 был уже в воздухе… К исходу дня я был в Киеве, где меня ждал Н.С. Хрущев. Он сказал, что дальше лететь опасно… надо ехать на машинах. Получив от Н.Ф. Ватутина по ВЧ последние данные обстановки, мы выехали в Тарнополь… На командный пункт прибыли поздно вечером…» (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 250).

Таким образом, вторую половину дня 22 июня начальник Генерального штаба Г.К. Жуков провел в пути, и только к исходу этого дня он прибыл на командный пункт Юго-Западного фронта в Тернополь. Там он пробыл до 26 июня, после чего возвратился в Москву.

Итак, в первые дни войны И.С. Конев находился в штабе 19-й армии в районе Черкасс. Нетрудно догадаться, чем он занимался в это время. Разбросанные по территории соединения и отдельные части нужно было привести в полную боевую готовность, вывести в запасные районы, принять мобилизационный ресурс, пополнить запасы материальных средств, организовать управление и многое другое.

Далее Иван Степанович пишет: «На второй или третий день нарком обороны С.К. Тимошенко вызвал меня по ВЧ и приказал всей армии форсированным маршем следовать в район города Киева. Поставил задачу: занять оборону по рубежу бывшего Киевского УРа, по реке Тетерев и далее по периметру этого укрепленного района».

Отдав приказ войскам о выходе в район Киева (23 или 24 июня. – Авт.), я с начальником штаба Рубцовым и членом Военного совета Шеклановым с первым эшелоном штаба на автомашинах выехал в Киев. По прибытии в Киев, не теряя времени, получил ориентировку от заместителя командующего округом Яковлева и тут же выехал на рекогносцировку укрепленного района.

К моему великому удивлению, в Киеве никаких войск не было, кроме артиллерийского училища под командованием генерала С.С. Волкенштейна. Киевский укрепленный район, который строился еще в мирное время, был в запущенном состоянии, все заросло травой и бурьяном, пулеметные и артиллерийские бетонированные сооружения не имели оружия. Личный состав, офицеры и солдаты, призывались из запаса. Видимо, в последние годы считали, что Киевский УР не нужен. Не хочу кого-либо в этом обвинять, но получилось так, что новые УРы по государственной границе еще не были готовы, а старые были уже в состоянии, мягко говоря, консервации.

Увидев столь безотрадную картину, я поехал в ЦК Компартии Украины к секретарям ЦК М.А. Бурмистренко и Д.С. Коротченко, Информировал их о задаче 19-й армии, о состоянии оборонительного рубежа перед Киевом, попросил их немедленно мобилизовать население для строительства обороны вокруг Киева… Мной был отдан приказ войскам 19-й армии занять оборону по рубежу старого УРа и высотам, прикрывавшим подступ к Киеву».

Правда, долго 19-я армия под Киевом не оставалась. 25 июня Ставка Главного командования приняла решение образовать группу армий резерва в составе 19, 20, 21-й и 22-й армий, развернув их на рубеже Невель, Витебск, Гомель, Чернигов. В тот же день штаб 19-й армии получил соответствующую директиву, а ее соединения и части начали перемещение в указанные районы.

Из воспоминаний И.С. Конева: «В момент, когда управление армии и ее головные части уже подходили форсированным маршем к Киевскому укрепрайону, меня вновь вызвал по ВЧ нарком обороны С.К. Тимошенко и спросил, может ли моя армия “передвигаться бегом”. Создалась очень сложная обстановка на западном, московском направлении. С.К. Тимошенко передал следующее распоряжение: “Положение на Западном фронте угрожающее. Противник продолжает развивать наступление на Смоленск. Армию по тревоге грузить в эшелоны в том порядке, в каком части будут подходить к станциям погрузки, и перебрасывать на западное направление, в район Рудни, Орши и Смоленска. С прибытием управления армии на Западный фронт лично получите указания в штабе фронта”. Разумеется, никакого плана перевозки составить было невозможно и все делалось в порядке распорядительном.

В первую очередь на станции Дарница было погружено управление 19-й армии с полком связи. Были отданы распоряжения о погрузке частей армии на тех станциях, к которым войска подходили, выполняя приказ занять Киевский оборонительный район. В первые эшелоны были погружены некоторые дивизии, средства управления, тыловые части и подразделения, а главные силы пришлось отправлять позже, по мере их подхода к железнодорожным станциям…»

Таким образом, и Г.К. Жуков, и И.С. Конев в первые дни Великой Отечественной войны находились на территории Киевского Особого военного округа, на базе которого был развернут Юго-Западный фронт. В это время служебное положение их существенно отличалось: Г.К. Жуков выступал как представитель Главного командования и начальник Генерального штаба РККА, И.С. Конев – как командующий одной из армий. Кроме того, в первые дни войны Г.К. Жуков и И.С. Конев между собой не общались, хотя второй выполнял директивы начальника Генерального штаба. Но 25 июня он получил новую задачу, в связи с чем на определенное время из-под контроля Генерального штаба вышел.

Во главе западного фронта

6 сентября штаб фюрера очередной директивой поставил перед группой армий «Центр» задачу: «Подготовить решающую операцию против группы армий Тимошенко (Западный фронт. – Авт.), чтобы по возможности быстрее (конец сентября) перейти в наступление и уничтожить противника, находящегося восточнее Смоленска, посредством двойного окружения в общем направлении на Вязьму при наличии мощных танковых сил, сосредоточенных на флангах». Также в этой директиве было указано, что «после того как основная масса войск Западного фронта будет разгромлена, группа армий “Центр” должна начать преследование противника, отходящего на московском направлении, примыкая правым флангом к р. Ока, а левым к верхнему течению р. Волги».

Во исполнение этой директивы командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Ф. фон Бок 16 сентября направил подчиненным ему войскам свою директиву о подготовке наступления на Москву, которая получила кодовое наименование «Тайфун». В рамках этой стратегической операции в качестве ближайшей задачи предписывалось ударами двух танковых групп окружить советские войска западнее Москвы, в районах Брянска и Вязьмы.

12 сентября 1941 года генерал-полковник И.С. Конев был назначен командующим Западным фронтом. «Прибыв в штаб фронта… я уже не застал там командующего фронтом маршала С.К. Тимошенко. Он был назначен главнокомандующим Юго-Западного направления и уже отбыл к месту своего назначения, так что принять дела от своего предшественника мне не удалось, – вспоминал И.С. Конев. – Передачу фронта и ориентирование в задачах и обстановке осуществлял начальник штаба фронта генерал Василий Данилович Соколовский».

Доклад Соколовского был не полный, так как сведения о противостоящем противнике были весьма противоречивые. Поэтому приходилось ограничиваться докладом о составе и положении собственных войск.

На то время в состав фронта входило шесть армий и ряд отдельных частей. Авиационная группировка фронта состояла из пяти дивизий и авиационного разведывательного полка. Эти войска оборонялись в полосе до 340 километров по линии Осташково, Андреанополь, Ярцево, западнее Ельни. В первом эшелоне из 38 дивизий находилось 23 дивизии, в том числе 2 кавалерийские. Остальные 8 стрелковых, 2 танковые, 1 кавалерийская дивизии, также 5 танковых бригад составляли армейские и фронтовой резервы. Всего в танковых формированиях фронта насчитывалось 450 танков, подавляющая часть которых были Т-26 и БТ-7. Таким образом, средние оперативные плотности составляли около 10 километров на одну стрелковую (кавалерийскую) дивизию и 1,3 танка на один километр фронта.

Состояние стрелковых соединений было крайне неудовлетворительным. Позже И.С. Конев вспоминал: «Мне было ясно, что войска Западного фронта ослаблены, имеют недостаточную численность, были полки, которые насчитывали всего 120 человек, в некоторых дивизиях осталось по 7–8 орудий. Мы испытывали недостаток в артиллерии, в противотанковых средствах, даже бутылок с горючей смесью не хватало, а в то время они были основным средством борьбы с танками. Были и такие части, где недоставало стрелкового оружия. К моменту, когда я принял фронт, запасный полк, например, совсем не имел винтовок…»

В Красной армии утвердился такой порядок, что командир или командующий, назначенный на новую должность, сразу же становится ответственным за все происходящее в его части, соединении или объединении. С одной стороны, это, конечно, правильно: «взялся за гуж – не говор, что не дюж». Но с другой – вначале нужно во всем разобраться, а масштаб «хозяйства» уж слишком разный. Но в сентябре 1941 года времени на раскачку ни у кого не было.

И.С. Конев вспоминал: «На третий день моего пребывания на Западном фронте (примерно 15 сентября. – Авт.) меня вызвали в Ставку. Встреча со Сталиным произошла в присутствии членов Государственного Комитета Обороны. И.В. Сталин предложил мне доложить о состоянии фронта и о положении войск…»

О качестве и содержании этого доклада можно только догадываться. По всей вероятности, он был весьма слабым, особенно в отношении положения войск противника, вероятных замыслов его командования. Поэтому «Ставка на этом совещании не обсуждала со мной задачи фронта, ничего не было сказано об усилении фронта войсками и техникой, не затрагивался вопрос и о возможности перехода фашистских войск в наступление…». Вероятнее всего, командующего Западным фронтом вызывали в Москву для того, чтобы с ним ближе познакомиться и дать ему понять, что отныне все его действия регулярно отслеживаются на самом высоком уровне.

Далее И.С. Конев пишет, что «вернувшись в штаб фронта, я занялся практическими делами. Оценивая создавшуюся обстановку, мы не могли не видеть, что противник готовится возобновить наступление. Данные нашей разведки свидетельствовали о том, что враг подтягивал к фронту свежие силы… Однако о группировке противника и направлениях вероятных его ударов в штабе фронта к тому времени еще не было достаточных данных» (Военно-исторический журнал. 1966. № 10. С. 56–57).

Таким образом, приняв командование фронтом генерал И.С. Конев оказался в очень трудном положении. Ставка требовала от него конкретных решений, а он даже не имел точных данных о противостоящем противнике.

Таким образом, задача, связанная с разведкой противника, стала одной из главных для нового командующего Западным фронтом, и решать ее нужно было безотлагательно и на всех уровнях. И.С. Конев вспоминал: «19 сентября мы дали директиву командармам, в которой указывалось, что агентурой и авиационной разведкой установлен подход к фронту новых частей противника, в частности в районе Духовщины на стыке 19-й и 16-й армий, в районе Задня – Кардымово и на левом фланге 20-й армии. Приказывалось на участках всех армий активизировать непрерывную боевую работу всех видов разведки, главным образом ночью, сильными отрядами (усиленная рота, батальон); действиями разведки и отдельных отрядов держать противника в постоянном напряжении, проникать в его тыл, дезорганизовывать работу штабов. Приказывалось уточнить группировку противника, его стыки, резервы перед фронтом армий и его ближайшие намерения». Эти действия увенчались успехом. Уже к 23 сентября 1941 года «в штабе фронта на основании данных разведки сложилось твердое мнение, что противник готовится к наступлению и создает для этого крупную группировку войск перед Западным и Резервным фронтами».

В это же время по приказу командующего фронтом был осуществлен ряд мероприятий, связанных с усилением обороны. К ним относится в первую очередь переход на траншейную оборону. Войска Западного фронта напряженно строили инженерные укрепления, «залезали в землю».

Нужно сказать, что траншеи впервые появились именно на Западном фронте и в период обороны под Москвой. До этого в Красной армии была разработана несколько другая организация инженерных сооружений с так называемыми ячейками – отдельными окопами для одного солдата, с которой Красная армия и вступила в войну. И это при том, что еще Первая мировая война показала, что это неправильно, так как и солдат и командир при такой системе лишены возможности маневра в бою. Нужно было возвращаться к системе траншейной обороны.

Особое внимание на Западном фронте было обращено на организацию системы огня противотанковой артиллерией. Навыки борьбы с немецкими танками, полученные в августовские дни, подсказали необходимость создавать противотанковые районы, которые размещали на наиболее вероятных направлениях прорыва вражеских танков и эшелонировали в глубину.

Одновременно велась большая работа по ремонту вооружения и боевой техники, особенно танков и артиллерийских орудий, которые после восстановления немедленно возвращались в строй.

Между тем Ставка предпринимала усилия для того, чтобы стабилизировать советско-германский фронт за стет маневра силами и средствами с одного направления на другое.

24 сентября И.С. Конев был вызван к телефону для переговоров с начальником Генерального штаба РККА Маршалом Советского Союза Б.М. Шапошниковым.

– В связи с переходом вами к временной обороне Верховный главнокомандующий считает необходимым взять от вас в свой резерв две дивизии, – сказал Шапошников. – Эти дивизии должны быть достаточно укомплектованы и с артиллерией. Какие дивизии вы можете выделить?

Вопрос, что называется, в лоб.

– Докладываю: ни одной дивизии укомплектованной нет. Все дивизии, выведенные в резерв, слишком малочисленны, а укомплектование еще не прибыло, – сказал Конев, а затем, немного подумав, добавил: – Смогу выполнить ваше распоряжение не раньше чем через пять дней по прибытии пополнения.

– Какой численности эти дивизии, какие номера и кто ими командует? – продолжал настаивать Шапошников.

И.С. Конев ответил, что «с большим ущербом для фронта» сможет выделить 64-ю стрелковую дивизию полковника Грязнова и 1-ю мотострелковую дивизию Героя Советского Союза Лизюкова. Но при этом попросил разрешения 10-ю танковую дивизию из-за отсутствия танков переформировать в мотострелковую.

Данный разговор довольно ясно характеризует обстановку, состояние обороны и положение войск Западного фронта к двадцатым числам сентября 1941 года.

Благодаря разведке всех видов намерения противника в ближайшее время начать крупное наступление в полосе Западного фронта становились все очевиднее. 26 сентября по приказу И.С. Конева штаб фронта направил новое донесение Верховному главнокомандующему И.В. Сталину и начальнику Генерального штаба маршалу Б.М. Шапошникову. В нем, в частности, было указано:

«Данными всех видов разведки и опросом пленного фельдфебеля летчика-истребителя устанавливается следующее:

1. Противник непрерывно подводит резервы из глубины по жел. д. Минск – Смоленск – Кардымово и по шоссе Минск – Смоленск – Ярцево – Бобруйск – Рославль.

2. Создает группировки: против Западного фронта на фронте 19, 16 и 20-й армий в районе Духовщины, Ярцева, Соловьевской переправы, ст. Кардымово, Смоленска и против Резервного фронта в районе Рославля, и на спас-деменском направлении.

3. По показаниям пленного летчика, противник готовится к наступлению в направлении Москвы, с главной группировкой вдоль автомагистрали Вязьма – Москва. Противник подтянул уже до 1000 танков, из них около 500 в районе Смоленск – Починок…

4. Начало наступления 1 октября. Руководить операцией на Москву будут Кейтель и Геринг, прибытие которого на днях ожидается в Смоленске. Авиация для этой операции перебрасывается из-под Ленинграда и Киева. Войска перебрасываются из Германии и киевского направления…»

Ставка Верховного внимательно отнеслась к докладу командующего Западным фронтом, но при этом ничем существенно оказать ему помощь не могла. Был подтвержден приказ «воспретить наступление врага имеющимися силами» и обещана поддержка наземных войск авиацией резерва Главного командования.

Но Иван Степанович и не рассчитывал на другое. Поэтому в тот же день, 26 сентября, он отдал приказ всем командующим армиями фронта готовиться к упорной обороне. Этот приказ требовал:

1. Закопать все прочно в землю, вырыть окопы полного профиля и несколько линий с ходами сообщения, построить проволочные заграждения, противотанковые препятствия, дзоты.

2. За счет развития оборонительных сооружений постепенно увеличивать армейские резервы, которые готовить для нанесения контрударов по прорвавшемуся противнику по двум основным направлениям:

а) на ржевском операционном направлении в районе Белый силами 107-й мотострелковой дивизии, находившейся в резерве фронта, и 251-й стрелковой дивизии 30-й армии, а в случае необходимости и 243-й стрелковой дивизии 29-й армии;

б) на вяземском операционном направлении к западу от Вадино и Издешково силами соединений фронтового подчинения в составе 134-й, 152-й стрелковых, 101-й мотострелковой дивизий и 45-й кавалерийской дивизии, а также 126, 128-й и 143-й танковых бригад, которые к 1 октября будут сосредоточены в районе Вадино. При этом указывалось, что «контрудар на этом направлении будет поддержан 16-й и 19-й армиями и всеми силами ВВС фронта».

Кроме того, в данном приказе «при неуспешности контрударов» был предусмотрен организованный отход войск на заранее «подготовленный армейский тыловой рубеж по рекам Вопь и Вопец и далее Анисимово, Красный Холм, Неквасино с созданием необходимых резервов для устойчивой обороны».

Данное решение было доложено Б.М. Шапошникову 28 сентября. В ответ Ставка только смогла направить командованию фронта очередную директиву общего характера.

Таким образом, перед войсками Западного фронта в конце сентября 1941 года была поставлена сложная и ответственная задача по отражению мощного удара противника на московском направлении. На первый взгляд она упрощалась тем, что эта задача должна была решаться также и силами Резервного фронта. Но здесь возникали новые трудности. По какой-то причине Генеральный штаб не информировал Западный фронт о задачах Резервного фронта и недостаточно осуществлял координацию действий этих двух фронтов, несмотря на то что две армии Резервного фронта располагались в первом эшелоне в одной линии с армиями Западного фронта, и то того, насколько прочно они смогут удерживать свои позиции, во многом зависело положение армий левого крыла Западного фронта. При этом разграничительные линии между армиями этих двух фронтов четко определены Ставкой не были, и взаимодействие между фронтами по совместной обороне организовано не было.

7 октября командование группы армий «Центр» отдало приказ о продолжении наступательной операции на московском направлении. 14 октября штаб этой группы уточнил задачи подчиненным войскам, указав конечные рубежи операции. Из этого документа следовало, что фашисты рассчитывали не только захватить Москву, но и основными силами выйти на рубеж Рязань, Орехово-Зуево, Загорск, Волжское водохранилище, передовыми частями достичь линии восточнее Рязань, Юрьев-Польский, Переяславль-Залесский и далее по реке Нерли до Волги севернее Кимр, а моторизованными даже захватить Ярославль и Рыбинск. Для решения этой задачи была создана миллионная группировка войск в составе 77 дивизий (из них – 14 танковых и 8 моторизованных), около 2000 танков, до 1000 самолетов, тысячи орудий и минометов и других видов боевой техники. Непосредственно против Западного фронта враг имел 48 отборных, хорошо укомплектованных дивизий.

На то время войска Западного фронта, обороняясь в полосе 340 километров, имели 30 слабо укомплектованных стрелковых дивизий, 2 мотострелковые, 3 кавалерийские дивизии и 4 танковые бригады. Советские войска существенно уступали противнику по численности танков, артиллерии, авиации, большой недостаток войска ощущали в зенитной и противотанковой артиллерии и, главное, в подвижности войск. Расчет в таком случае приходилось делать исключительно на мудрость командиров и стойкость войск.

Наступление противника против войск Западного и Резервного фронтов началось на рассвете 2 октября с сильной артиллерийской и авиационной подготовки, которая проводилась на всю глубину построения фронта. Вслед за ней последовала атака переднего края силами пехоты и танков.

Основной удар силами 3-й танковой группы и пехотных дивизий 9-й армии противник нанес в направлении Канютино, Холм-Жирковский, т. е. в стык 30-й и 19-й армий. Для того чтобы представить силу этого удара врага, достаточно сказать, что против четырех стрелковых дивизий 30-й армии противник ввел в сражение 12 дивизий, из них три танковые и одну моторизованную, в составе которых имелось 415 танков.

Безусловно, стрелковые соединения выдержать удар такой силы не могли. Противнику удалось прорвать фронт обороны советских войск и к исходу дня 2 октября продвинуться в глубину на 10–15 километров.

И.С. Конев решил отразить этот удар и восстановить положение ответным контрударом резервов 30-й и 19 армий и частью сил фронтового резерва, объединенных в группу род командованием заместителя командующего фронтом генерала И.В. Болдина. Всего в состав этой группы входили одна стрелковая, одна танковая дивизии и три танковые бригады (всего до 250 танков старых образцов).

Контрудар был проведен 3 октября, однако по ряду причин успеха не имел. Как это было и ранее, выделенные для его проведения соединения и части на рубежи перехода в наступление выходили не одновременно, предварительное огневое поражение противника отсутствовало, да и сам противник не был разведан должным образом. Правда, в последующем И.С. Конев писал, что неудача контрудара объяснялась тем, что «противник имел явное численное превосходство над нашей группировкой, наносившей контрудар».

Наступление противника продолжалось. Его передовые части овладели Холм-Жирковским и вышли в район южнее Булышова, где оборонялась 32-я армия Резервного фронта. На спас-деменском направлении войска 4-й немецкой танковой группы и 4-й армии, тесня к востоку и северу соединения 43-й и 33-й армий, 4 октября вышли в район Спас-Деменск, Ельня. В результате этого 20, 16-я и 19-я армии Западного фронта и 32-я армия Резервного фронта оказались под угрозой охвата с обоих флангов.

Положение было крайне угрожающим. 4 октября И.С. Конев был вынужден доложить об этом И.В. Сталину. Тот выслушал его молча и, не принимая никакого решения, положил трубку. Такая реакция Верховного главнокомандующего для командующего фронтом не сулила ничего хорошего…

И.С. Конев хорошо понимал это. Он немедленно связался по «Бодо» с начальником Генерального штаба Б.М. Шапошниковым и более подробно доложил ему обстановку. После этого он попросил разрешения отвести войска Западного фронта на гжатский оборонительный рубеж. Б.М. Шапошников выслушал доклад и сказал, что доложит о нем Ставке. Однако решения Ставки в тот день не последовало.

Тогда И.С. Конев принял решение своим приказом отвести войска на указанный рубеж на том основании, что это было предусмотрено его первоначальным решением, которое 5 октября было утверждено Ставкой. Соответствующие приказы немедленно были отданы войскам 30, 19, 16 и 20-й армий. При этом командующему 16-й армией генералу К.К. Рокоссовскому было приказано передать свою полосу 20-й армии генерала Ершакова, а самому с управлением армии и необходимыми средствами связи прибыть форсированным маршем не позднее утра 6 октября в Вязьму с задачей: задержать наступление противника на Вязьму из района Спас-Деменска «и не пропустить его севернее рубежа Путьково, Крутые, Дрожжино, имея в виду создание группировки и дальнейший переход в наступление в направлении Юхнов». Для выполнения этой задачи в районе Вязьмы 16-я армия получала на усиление 50, 73, 112, 38 и 229-ю стрелковые дивизии, 147-ю танковую бригаду, дивизион реактивных установок «катюша», полк противотанковой артиллерии и полк артиллерии резерва Главного командования. К сожалению, значительная часть этих сил к назначенному сроку в Вязьму прибыть не успела.

В тот же день, то есть 5 октября, Ставка наконец-то передала в состав Западного фронта 31-ю и 32-ю армии Резервного фронта. Обе эти армии до того времени находились на формировании в резерве Ставки, на значительном удалении от переднего края обороны войск Западного фронта.

Между тем под давлением противника войска Западного фронта продолжали отходить от рубежа к рубежу. Первый промежуточный рубеж был намечен на Днепре, где были подготовлены позиции Резервным фронтом. 7 октября танковые и моторизованные корпуса противника с севера и юга подошли к Вязьме и замкнули кольцо окружения вокруг войск, находившихся в этом районе. в окружении оказались 16 дивизий из 19, 20 и 32-й армий Западного фронта, а также остатки дивизий 24-й армии Резервного фронта и понесшие большие потери части группы Болдина.

Оказать помощь окруженным войскам ударом извне Западный фронт не мог. Поэтому 8 октября И.С. Конев отдал приказ окруженным войскам пробиваться в направлении Гжатска. Руководить прорывом большей части окруженных войск в этом направлении было поручено командующему 19-й армией генералу М.Ф. Лукину. Командующему 20-й армией Ершакову было дано указание пробиваться в юго-западном направлении, из расчета выхода на тылы немецкой группировки, которая к этому времени главными силами выдвигалась в район Вязьмы.

В то время как драматические события разворачивались в районе Вязьмы, 22, 29 и 31-я армии правого крыла Западного фронта, продолжая отход, вышли на рубеж Селижарово, Ельцы, Оленино, Сычевка. Командный пункт фронта также был вынужден постоянно перемещаться на восток.

В ночь на 6 октября И.С. Конев вместе с членом Военного совета фронта Н.А. Булганиным выехали в Гжатск для встречи с командующим Резервным фронтом С.М. Буденным. Там, к своему удивлению, они узнали, что 49-я армия этого фронта, которая, по данным Генерального штаба РККА, в это время должна была находиться на втором рубеже обороны Сычевка, Гжатск, к этому времени уже погружена в эшелоны и отправлена на Юго-Западное направление. В результате этого никаких войск Резервного фронта на указанном рубеже не осталось. Пришлось в срочном порядке приказывать К.К. Рокоссовскому, который в это время с управлением 16-й армии находился в районе Гжатска, принимать в свое подчинение все части, выходящие с запада к рубежу Гжатска, и те, которые будут подходить с тыла, для того чтобы организовывать оборону на рубеже Сычевка, Гжатск и южнее этого города.

10 октября в район Красновидово, западнее Можайска, куда с разрешения Ставки был переведен штаб Западного фронта, прибыли В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, А.М. Василевский и другие работники Ставки. В.М. Молотов, ссылаясь на приказ И.В. Сталина, начал требовать немедленного вывода войск из окружения в районе Вязьмы на гжатский рубеж. Кроме того, он требовал шесть дивизий из этой группировки передать в резерв Ставки для их последующего развертывания на можайской линии обороны.

И.С. Конев доложил, что уже принял все необходимые меры для вывода войск из окружения, а также отдал распоряжение командармам 22-й и 29-й армий выделить пять дивизий во фронтовой резерв и перебросить их в район Можайска. При этом он был вынужден признать, что из этих дивизий в силу сложившейся обстановки к можайской линии смогла выйти только одна.

Позже И.С. Конев писал: «Мне было ясно, что Молотов не понимает всего, что случилось… Его прибытие в штаб фронта, по совести говоря, только осложняло и без того трудную ситуацию».

Таким образом, в течение месяца, командуя войсками Западного фронта, И.С. Конев находился на направлении главного удара противника, который рвался к Москве. Ему не удалось остановить наступление противника и избежать окружения его войск. В то же время как командующий фронтом он сделал многое для того, что стабилизировать оборону советских войск и усилить ее качественно.

Первая опала И.С. Конева

В сентябре и начале октября 1941 года Г.К. Жуков находился в Ленинграде в качестве командующего Ленинградским фронтом. 5 октября он был вызван по прямому проводу И.В. Сталиным, который в срочном порядке вызвал его в Москву. 7 октября, сразу же по прилете, он, по его воспоминаниям, поехал на квартиру к И.В. Сталину, который находился там по причине болезни гриппом.

– Я не могу добиться от Западного фронта исчерпывающего доклада об истинном положении дел, – пожаловался Иосиф Виссарионович. – Мы не можем принять решений, не зная, где и в какой группировке наступает противник, в каком состоянии находятся наши войска. Поезжайте сейчас же в штаб Западного фронта, тщательно разберитесь в положении дел и позвоните мне оттуда в любое время. Я буду ждать…

Г.К. Жуков на короткое время заехал в Генеральный штаб к Шапошникову, где взял специально подготовленную для него карту западного направления, вероятно с последними данными по обстановке, а в штаб Западного фронта приехал уже ночью.

Читаем «Воспоминания…» Г.К. Жукова дальше.

«Из беседы в штабе Западного фронта и анализа обстановки у меня создалось впечатление, что катастрофу в районе Вязьмы можно было бы предотвратить. Несмотря на превосходство врага в живой силе и технике, наши войска могли избежать окружения. Для этого необходимо было своевременно более правильно определять направление главных ударов противника и сосредоточить против них основные силы и средства за счет пассивных участков. Это сделано не было…

В 2 часа 30 минут 8 октября я позвонил И.В. Сталину… доложив обстановку на Западном фронте…»

Хочу подчеркнуть, что, по воспоминаниям Г.К. Жукова, эта встреча с И.В. Сталиным произошла 7 октября, а приезд в штаб Западного фронта – ночью 8 октября. Там он быстро разобрался в обстановке, доложил ее И.В. Сталину и с его разрешения сразу же отбыл в штаб Резервного фронта, куда и прибыл утром того же дня (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 321–322).

При этом возникает ряд вопросов.

Во-первых, почему-то сам И.С. Конев о приезде Г.К. Жукова в штаб Западного фронта 8 октября ничего не вспоминал. Зато он утверждал, что именно 8 октября он отдал приказ окруженным под Вязьмой войскам пробиваться в двух направлениях, и о полном разгроме их в то время речи еще не шло.

Во-вторых, детально разобраться с обстановкой в масштабе фронта, которая неясна Верховному главнокомандующему и Генеральному штабу (командующий фронтом обязан докладывать ее в конце каждого дня), невозможно.

На основании этого можно сделать также несколько выводов.

Первый – Г.К. Жукова в штабе Западного фронта в указанное время не было.

Второй – именно Г.К. Жуков стал инициатором прорыва, который не достиг поставленных целей, о чем он в последующем предпочитал не вспоминать. И это понятно – потери Красной армии убитыми, ранеными и пропавшими без вести в Вяземском котле были огромны. На 1 октября 1941 года боевой состав 16, 20-й и 24-й армий насчитывал почти 240 тысяч человек. Вырваться из окружения удалось, по официальным данным по этим армиям, семи с половиной тысячам человек. Остальные либо погибли, либо были пленены противником.

10 октября в районе Калуги Г.К. Жукова разыскал офицер связи и вручил ему телефонограмму начальника Генерального штаба, в которой было приказано 10 октября прибыть в штаб Западного фронта, где в то время работала комиссия Государственного Комитета Обороны. По прибытии туда Георгий Константинович сразу же был вызван к телефону. Звонил И.В. Сталин.

– Ставка решила назначить вас командующим Западным фронтом. Конев остается вашим заместителем. Вы не возражаете?

– Нет, какие же могут быть возражения! Коневу, я думаю, следует поручить руководство группой войск на калининском направлении. Это направление слишком удалено, и там нужно иметь вспомогательное управление фронта.

– Хорошо, – согласился И.В. Сталин…» (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 325–326).

В итоге 10 октября 1941 года И.С. Конев был отстранен от командования Западным фронтом, а на эту должность был назначен Г.К. Жуков.

Само назначение командующим Западным фронтом Г.К Жуков в 1964 году описал следующим образом:

«Начав наступление 2 октября 1941 года на Московском направлении, группа армий “Центр” сумела быстро прорвать оборону Западного и Резервного фронтов и окружить значительную часть войск этих двух фронтов. Командовавший Западным фронтом генерал-полковник И.С. Конев (член Военсовета Н.А. Булганин, начальник штаба генерал-лейтенант Соколовский) не сумели вывести из окружения большую часть войск фронта. То же произошло и на Резервном фронте, которым командовал С.М. Буденный (член Военсовета Мехлис, начальник штаба Боголюбов), вследствие чего на Московском направлении сложилась катастрофическая обстановка.

Сталин позвонил мне в Ленинград 8 октября и приказал немедля прибыть в Москву в связи со сложившейся обстановкой.

Прибыв в Ставку, я тотчас же был принят Сталиным. Сталин выглядел, как никогда, растерянным. Указав на карту обстановки, он сказал: “Смотрите, что Конев нам преподнес. Немцы через три-четыре дня могут подойти к Москве. Хуже всего то, что ни Конев, ни Буденный не знают, где их войска и что делает противник. Конева надо судить. Завтра я пошлю специальную комиссию во главе с Молотовым”.