Конкурс красоты в женской колонии особого режима

Глава 8

Вечером Леднев и Мэри ужинали в гостиничном ресторане. Готовили здесь на удивление хорошо. Но у американки была своя система питания. Она вынула из сумки большой помидор и крохотные электронные весы. Взвесила овощ, протерла салфеткой и начала есть, отрезая кусочек за кусочком. Потом подозвала метрдотеля и заказала себе на каждый вечер отварные куриные гребешки.

Женщине-метрдотелю было любопытно узнать, какой толк от этих гребешков.

– Я не обязана объяснять, – сердито сказала Ледневу Мэри.

– Тогда тебе не будут готовить, – сказал Михаил.

– Это косметическое средство.

– Ты будешь их есть или натирать ими лицо?

– Конечно, есть, – в сердцах сказала Мэри.

«Не помогут тебе никакие гребешки, – думал Леднев, поглядывая на американку. – Ну, подтянется у тебя кожа. А глаза не станут теплее. У тебя ж глаза снайпера».

– Ты почувствовал, как пахнут эти женщины? – спросила Мэри.

Михаилу опять стало обидно за зэчек.

– Что едим, тем и пахнем.

– Почему им не разрешают пользоваться косметикой? – спросила американка. – Одежда для женщины – часть ее красоты. Женщина считает себя красивой, если хорошо одета.

Леднев промолчал, у него не было возражений.

– Заключенные нас тоже сейчас обсуждают, – не унималась американка. – Представляю, о чем они говорят. Обмениваются впечатлениями о тебе. Две уже напросились на свидание. Одна – с риском для жизни.

– Думаю, тебе они тоже перемоют косточки, – огрызнулся Михаил. – Завтра я отвезу тебя в колонию и ненадолго отлучусь. Часа на два.

Американка перестала жевать. Ее тонкие брови полезли вверх.

– Майк, мы так не договаривались. – Мэри помолчала, что-то соображая, и спросила. – Может быть, тебе нужен аванс?

Леднев покраснел.

– Мне не нужен аванс. Я вообще не возьму с тебя ни цента.

– Загадочной должна быть женщина, но не мужчина, – сказала Мэри.

Леднев усмехнулся.

– Ты не читала Лермонтова. Ты вообще читала кого-нибудь из русских писателей?

Американка наморщила лоб. Ей хотелось назвать Достоевского. Но она его не читала и вообще боялась попасть впросак. Поэтому она на всякий случай пропустила вопрос мимо ушей, закурила «Мальборо», глубоко затянулась и сказала, выдыхая струю дыма:

– А ты заметил, у Ставской с начальником колонии что-то есть. Но не только с ней. Эта Каткова – заключенная, а он – тюремщик. Как он может?

– С чего ты взяла? – насторожился Михаил.

Американка ядовито усмехнулась:

– У вас, по-моему, законы, нормы и правила нарушают все. Такой народ.

Опять она сует свой нос, куда не следует! Сама не может вести себя в чужом доме прилично. Леднев едва сдерживал возмущение.