Консепсьон де Аргельо

Средь холмов от моря близко — крепость странная на вид,

Здесь обитель францисканцев память о былом хранит.

Их патрон отцом вдруг крестным городу чужому стал, -

Ангел ликом здесь чудесным с ветвью золотой сиял.

Древние гербы, трофеи безвозвратно сметены,

Флаг чужой парит здесь, рея над камнями старины.

Бреши и рубцы осады, на стенах их много тут,

Только на мгновенье взгляды любопытных привлекут.

Нить чудесно-золотую лишь любовь вплести могла

В ткань суровую, простую, — та любовь не умерла.

Лишь любовь та неизменно оживляет и сейчас

Эти сумрачные стены, — слушайте о ней рассказ.

Здесь когда-то граф Резанов, русского царя посол,

Возле амбразур у пушек важную беседу вёл.

О политике с властями завязал он разговор,

Обсуждая вместе с ними о Союзе договор.

Там с испанским комендантом дочь красавица была,

Граф с ней говорил приватно про сердечные дела.

Обсудили все условья, пункт за пунктом, всё подряд,

И закончилось Любовью то, что начал Дипломат.

Мирный договор удачный граф с властями завершил,

Как и свой любовный брачный, и на север поспешил.

Обручённые простились на рассвете у скалы,

В путь чрез океан пустились смело Русские Орлы.

Возле амбразур у пушек ожидали, вдаль смотря,

Что жених-посол вернётся к ним с ответом от царя.

День за днём дул с моря ветер в амбразуры, в щели скал,

День за днём пустынно-светел Тихий океан сверкал.

Шли недели, и белела дюн песчаных полоса,

Шли недели, и темнела даль, одетая в леса.

Но дожди вдруг ветер свежий с юго-запада принёс,

Зацвело всё побережье, отгремели громы гроз.

Изменяется погода, летом — сушь, дожди — весной.

Расцветает всё полгода, а полгода — пыль да зной.

Только не приходят вести, писем из чужой земли

Коменданту и невесте не привозят корабли.

Иногда она в печали слышала безгласный зов.

"Он придёт", — цветы шептали, "Никогда", — неслось с холмов.

Как живой он к ней являлся в плеске тихом волн морских.

Если ж океан вздымался — исчезал её жених.

И она за ним стремилась, и бледнела смуглость щёк,

Меж ресниц слеза таилась, а в глазах — немой упрёк.

И дрожали с укоризной губы, лепестков нежней,

И морщинкою капризной хмурился излом бровей.

Подле пушек в амбразурах комендант, суров и строг,

Мудростью пословиц старых дочку утешал, как мог.

Много их ещё от предков он хранил в душе своей,

Камни самоцветов редких нёс поток его речей:

"Всадника ждать на стоянке, — надо терпеливым быть",

"Обессилевшей служанке трудно будет масло сбить",

"Тот, кто мёд себе сбирает, мух немало привлечёт",

"Мельника лишь время смелет", "Видит в темноте и крот",

"Сын алькальда не боится наказанья и суда",

Ведь у графа есть причины, объяснит он сам тогда".

И пословицами густо пересыпанная речь,

Изменив тон, начинала по-кастильски плавно течь.

Снова «Конча», "Кончитита" и «Кончита» без конца

Стали звучно повторяться в речи ласковой отца.

Так с пословицами, с лаской, в ожиданье и тоске,

Вспыхнув, теплилась надежда и мерцала вдалеке.

Ежегодно кавалькады появлялись с гор вдали,

Пастухам они веселье, радость девушкам несли.

Наступали дни пирушек, сельских праздничных потех, -

Бой быков, стрельба и скачки, шумный карнавал для всех.

Тщетно дочке коменданта до полуночи с утра

Распевали серенады под гитару тенора.

Тщетно удальцы на скачках ею брошенный платок,

С сёдел наклонясь, хватали у мустангов из-под ног.

Тщетно праздничной отрадой яркие плащи цвели,

Исчезая с кавалькадой в пыльном облачке вдали.

Барабан, шаг часового слышен с крепостной стены,

Комендант и дочка снова одиноко жить должны.

Нерушим круг ежедневный мелких дел, трудов, забот,

Праздник с музыкой напевной только раз в году цветёт.

Сорок лет осаду форта ветер океанский вёл

С тех пор, как на север гордо русский отлетел орёл.

Сорок лет твердыню форта время рушило сильней,

Крест Георгия у порта поднял гордо Монтерей.

Цитадель вся расцветилась, разукрашен пышно зал,

Путешественник известный, сэр Джордж Симпсон там блистал.

Много собралось народу на торжественный банкет,

Принимал все поздравленья гость, английский баронет.

Отзвучали речи, тосты, и застольный шум притих.

Кто-то вслух неосторожно вспомнил, как пропал жених.

Тут воскликнул сэр Джордж Симпсон: "Нет, жених не виноват!

Он погиб, погиб бедняга сорок лет тому назад.

Умер по пути в Россию, в скачке граф упал с конём.

А невеста, верно, замуж вышла, позабыв о нём.

А жива ль она?" Ответа нет, толпа вся замерла.

Конча, в чёрное одета, поднялась из-за стола.

Лишь под белым капюшоном на него глядел в упор

Чёрным углем пережжённым скорбный и безумный взор.

"А жива ль она?" — В молчанье чётко раздались слова

Кончи в чёрном одеянье: "Нет, сеньор, она мертва!"